Мать И Мачеха (джен)

Коротко-стриженная девушка, двигаясь вприпрыжку, настигла свою мачеху и заключила в крепкие объятия. Та лишь улыбнулась и ласково прижала ее, к себе, в ответ. Все же приятно иметь кого-то, кто любит тебя несмотря ни на что…

Однако вместе с радостью сердце наполнило и чувство вины. Сколько раз она заставляла невинную девочку страдать. Страдать за упомянутую невинность и доброту. И за эти глаза, напоминавшие о первом муже. К чему он привел их со своими идеалами…

— Ты не поверишь, что у меня для тебя есть! — Те же зеленые глаза, теперь непорочно и игриво улыбались Фриде, и та лишь задумчиво приложила руку к подбородку.

— Пара новых туфель? Или платье?

При последних словах, в памяти женщины бальзаковского возраста, всплыло причудливое воспоминание; Как Элла носилась с мерками, вымеряя рост и талию своей мачехи. В итоге она заработалась настолько, что, едва окончив работу, заснула прямо за столом, у сшитого вручную, специально для своей мачехи, платья.

Могла падчерица читать ее мысли, или как-то угадать желание, но платье оказалась именно таким, каким Фрида его себе представляла, будто его взяли из глубин ее фантазии, и вытащили в настоящее.

В тот момент мачеха молча стояла, как завороженная, глядя на результат труда своей падчерицы. Затем она перевела взор на уставшую, мирно спавшую за столом Золушку.

Стараясь сделать как можно меньше шума (для чего она предварительно сняла обувь на высоких каблуках) Фрида осторожно взяла ее на руки и отнесла в спальню, где с не меньшей аккуратностью уложила в кровать и укрыла одеялом.

Безмятежно спавшая падчерица, выглядела особенно прекрасной, и нордическая женщина ощутила не малый соблазн, погладить рукой эту мальчишески стриженную голову… но она не желала тревожить ее сон, и тихо, покинула комнату.

-… у меня для тебя есть что-то гораздо большее, чем платье. — Голос падчерицы вернул Фриду в настоящее, вместе с руками ласково обхватившими ладонь мачехи, и буквально потащившими ее в дом. Последняя, впрочем, особо не сопротивлялась. Жовиальность Золушки была весьма заразительна, ведь неспроста она получило прозвище «занудной оптимистки» от своей сводной матери.

В другой ситуации, мачеха конечно бы не спешила войти в дом, из-за своего «зятя» — Рика, отношения с которым, мягко говоря были довольно натянутыми, а если говорить совсем откровенно — «как на ножах».

Мелочное прошлое все еще мешало бывшей, злой мачехе и «кухонному герою», как Фрида называла мужа своей падчерицы, найти общий язык и забыть былые распри. И Фрида прекрасно осознавала свою вину, но ничего не могла изменить...

Элла по своей беззлобной натуре, смогла простить ее и более того: принять как родную мать, которой девушке так не хватало.

Рик же ягода иного поля. Парень был «палец в рот не клади» и активно напоминал женщине о ее былых грешках, и был уверен, что та просто водит Эллу за нос, держа кинжал, за пазухой, который пустит своей падчерице в спину, при малейшей возможности.

И учитывая все что было раньше, он имел полное право винить ее.

Да, некогда злая мачеха, а теперь настоящая мама, не могла без содрогания вспоминать те моменты, когда она причиняла боль, и издевалась над Эллой, рушила все ее мечты и надежды, а один раз, получив неограниченную власть, пыталась и вовсе погубить ее… буквально…

До сих пор ей иногда снится кошмар, где Элла и Рик висят у края бездонной ямы, а она готовится нанести добивающий удар посохом волшебника. Хотя разум Фриды полностью осознает происходящее и пытается протестовать тело не подчиняется ей, и она безжалостно сбивает его руку с выступа, наблюдая как они с криком с криками срываются в пропасть…

В ужасе она распахивает глаза. Зрение размыто слезами, виски стучат, а грудь словно грызут изнутри. Какое-то время она молча смотрит в потолок, пока эхо криков, в ее голове, не вытесняет мурлыканье, приводящее нервы в порядок.

Она поворачивается к Зигфриду — огромному коту, размером с добрую собаку, с кисточками-ушами, и прижимает его к груди. Этот, названный в честь убийцы дракона, принадлежавший скандинавской породе, кот заменял ей успокоительное и дарил необходимую тактильность. Многие топят горе хмелем и солодом, а другие глушат внутренние страдания, набивая свои желудки едой… Фрида же забывается, кутая огромного кота в свои объятия, подобно ребенку, прижимающему к сердцу любимую, плюшевую игрушку…

Долгое время она считала, что все домашние коты выглядят именно так. Каково же было ее разочарование, когда она познакомилась с так называемыми «людьми высшего общества», питомцы которых были карликами в сравнении с ее «северным чудовищем» — такое прозвище Зигфрид получил от некоторых членов этого самого общества. Не знали они, что именно «северному чудовищу» она была обязана жизнью: однажды, когда она тонула в болотной трясине, Зигфрид прыгнул на ближайшую ветку, погнув ее достаточно, чтобы его хозяйка могла ухватиться за нее и выбраться.

Да. Даже если Элла и простила ее, то сама Фрида так и не смогла простить себя. Да и сможет ли? Если девушка росла в христианской семье и следовала всем добродетелям, то ее мачеха, изрядный период своей жизни, была язычницей, пока не повстречала своего первого и единственного, по настоящему привязавшему ее к себе мужчину (не считая отца, растившего ее), который стал ее дверью в мир церковный постулатов, которые, впрочем, соблюдали считанные единицы, в число которых и входил ее муж.

Да, Жан. Осознание того, что она в конечном итоге, снова вышла замуж, после его гибели… пусть спустя много лет… пусть чтобы обеспечить дочек хорошим кровом и богатством… и пусть она не спала со вторым мужем в одной постели. Тогда она уже была нигилисткой от мозга и костей, и уже не предавала такого значения, но сейчас, когда с ее мировоззрением произошло очередное преображение, она ощущала себя самой настоящей предательницей.

И это ощущение будет всегда с ней, вплоть до холодной могилы.

Впрочем, даже предав его, она продолжала хранить его кольцо (которое Жан выковал специально для нее), хоть и не носила его. Иногда, уединившись, она доставала его и рассматривала, уносясь в прошлое.

А сейчас она особенно остро осознавала насколько ей его не хватает. Хоть Элла и пыталась, в последние месяцы, познакомить ее с некоторыми любопытными личностями (и старалась делать это незаметно и осторожно, будто бы все происходило само собой, но Фрида все равно знала кто причастен к этим «неожиданным», встречам), ее мачеха продолжала хранить верность своему первому мужу, и знакомства ни к чему не приводили. Фрида гасила возможность любой романтической искры (хоть втайне и лелеяла мысль о еще одном ребенке. Немного странно для женщины, которой скоро стукнет пятое десятилетие, но она привыкла к тому что ее считают чудаковатой). Даже во втором браке (который был по расчету), она не могла искренне ответить взаимностью второму супругу, хоть тот и был и ласков, и нежен с ней.

А ее Инга и Берта? Она угнетала их не меньше чем Эллу. Все что ее собственные дочери чувствовали это страх и зависимость перед ней, ведь их мать всегда была холодна к ним, а иногда напрямую говорила им что они бесполезные ослицы… Но по чьей вине?

— Что-то не так? — голос Эллы, вместе с ее встревоженными изумрудными глазами, вырвал Фриду из захлестнувшего течения мыслей и воспоминаний. Неужели непроницаемая маска, которую мачеха всегда искусно одевала, чтобы спрятать свои истинные чувства, дала трещину? Или девушка, всегда чуткая до чужой боли, смогла прочувствовать что внутри ее сводной матери творилось что-то неладное.

Золушка положила свои ладони на руки мачехи, будто желая разделить ее боль.

Фриде пришлось нацепить самую непринужденную ухмылку. В некоторой степени, даже дурашливую.

— Все в порядке, милая. Идем.

В зеленых, больших, и как у лани, ласковых очах девушки, вновь засверкали прежние радостные искорки. Как же ее глаза напоминали сейчас Фриде глаза Жана. Да и волосы цвета вранового крыла, тоже имели необъяснимое сходство.

— «Все занудные оптимисты одинаковы…». — пронеслось в голове мачехи.

Оказавшись в доме, острые глаза Фриды быстро обратили внимание, на «подарок», стоявший посреди комнаты — огромный, игрушечный замок, полный управляемых фигурок; короли и королевы, принцы и принцессы, дворяне и простолюдины, рыцари и драконы.

Сводная мать с неподдельным любопытством рассматривала то, что ее падчерица собиралась вручить ей. На мгновение, взрослая женщина почувствовала себя ребенком. И в этом было что-то приятное…

— Я подумала, раз уж ты хотела быть королевой… то почему бы и нет?

Золушка смущенно улыбнулась, ее ланиты налились румянцем, от чего мачехе захотелось потрепать их, что она улыбаясь сделала, предварительно, по-матерински, поцеловав ее в лоб.

— Спасибо, котенок. Это замечательный подарок.

Та в ответ нежно чмокнула свою мачеху в щеку. Говорят, что от любви до ненависти один шаг, но кто мог подумать, что это правило может работать и в обратную сторону?

— Сколько сейчас времени? — Элла внезапно поинтересовалась у нее.

Фрида подняла руку и посмотрела на наручные, волшебные часы (кстати, тоже подарок от Золушки).

— Без десяти — пять.

— Прекрасно! Скоро можно отмечать твой день рождения.

— Мой день… Что!?

Откуда она могла знать? Ведь для самой Фриды — это тайна. Ее отец — Владимир (разум называл его отчимом, но сердце всегда называло его отцом) нашел ее в лесу, и она не имела понятия ни о том, кто ее настоящие родители, ни тем более о том, когда и где она родилась.

Ее «отец» был одним из самых важных людей в ее жизни (даже полностью утонув в алчности и циничности, Фрида неосознанно продолжала подрожать ему: на пример на балы или важные мероприятия, она завязывала высокую косу поверх распущенных волос, что было точной копией прически Владимира). Он был славянином, семья которого была вырезана при нападении кочующих варваров. Потеря Жены и сына сказалось на нем и, скорее всего, стало причиной почему он растил найденную Фриду, скорее, как мужчину чем женщину; учил ее рукопашному бою, фехтованию, стрельбе, следопытству, ориентированию по местности за счет окружающей среды, верховой езде, ковке, и многим самым разным навыкам. Подобное воспитание определенно сказалось на ней: решения, она принимала мгновенно, шла к целям кратчайшим путем, бывала по-мужски резка и категорична. Владимир всегда напоминал ей защищать и утешать невинных и карать всякого кто осмелится оскорблять, унижать или еще хуже ранить тех, кто даже не может постоять за себя (не знала она, что когда-нибудь сама станет той, кого должна была презирать и ненавидеть).

«Ранить слишком легко, научись сначала исцелять», так говорил Владимир обучая ее врачеванию.

Однако при этом отец не забывал рассказывать вдохновляющие истории, предания и легенды о преданных женах и любящих матерях. Да и работа с их небольшим хозяйством, где ей приходилось заботиться о зверушках, как о собственных детях, прививало определенные женские качества.

А потом она влюбилась в Жана, и сбежала от отца. Еще одно предательство с ее стороны. Жив ли отец? Если да, то на прежнем ли месте он? У нее появилось желание узнать о нем, и, если он еще не ушел в мир иной, найти и увидеть его, даже если он с бранью прогонит ее…

А Жан? Она даже не знала где он похоронен после того как его убили, вместе с ее первой дочерью… да и похоронен ли?

Размышления, на мгновение навеянные образами из прошлого, также быстро были развеяны, голосом падчерицы:

— Да. Я узнала у моей Милой Крестной.

— Вот как… кстати… — Нордическая женщина решила перевести тему. — У меня для тебя тоже подарки…

Фрида ненадолго вышла из дома, но достаточно скоро вернулась с длинным мешком, содержимое которого, мачеха принялась аккуратно разлаживать. Это оказались детали, которые вскоре были собраны в…

— Телескоп… — словно зачарованная вымолвила Элла.

— Теперь ты сможешь наблюдать за далекими звездами и небесными мирами, столько сколько тебе заблагорассудится… Ах, да! Чуть не забыла…

Фрида достала из сумки, книгу содержимое которой точно волновало ее, теперь уже, «дочку»: «Танцы Разных Народов Мира».

— УРА!!!

Девушка закружилась в балетном пируэте и различных па, прежде чем прильнуть к мачехе, как к родной матери.

— Ты самая лучшая!

— Если ты так говоришь… — Лицо Фриды снова растянулось в улыбке. Все-таки доставлять другим радость, приносит подлинное удовольствие, в отличие от садистского причинения боли. Радоваться тому что кому-то хуже, чем тебе, это скорее кривое и уродливое отражение того искреннего удовлетворения, когда ты понимаешь, что сделала чью-то, пусть даже минутную, часть жизни лучше.

Так они простояли в крепких объятьях еще около минуты. В этом было что-то приятное, что-то что хотелось растянуть на неопределенный срок.

Но все имеет свойство заканчиваться. Так и их объятия пришлось разорвать звону, недавно (всего месяц назад) установленного, дверного колокольчика.

— Это должно быть гости.

— Гости? — Лицо Фриды слегка вытянулось, словно тетива готовая пустить стрелу.

— Не будем же мы вдвоем отмечать праздник?

— Ну… я не поклонница больших компаний.

Вскоре Золушка распахнула дверь и в дом вошли (или скорее, сильно сгорбившись словно Румпельштильцхен, вползли) три хорошо знакомые мачехе фигуры: огромный, с тучной фактурой, штанах, держащихся на веревке, и брюхе (говорившим о том, что он знает толк в поросятах) которое он вероятно мог использовать в качестве подставки для рук — заводила волчьей троицы. Справа от него стоял его приятель, соперник и охотник на бабушек и маленьких девочек, еще более высокого роста и куда более по-боевому сложенный, с мускулами, которые огромными шарами, ходили под его шкурой, одетым в желтый плащ и синие штаны. Завершал троицу тощий, самый маленький и видимо умалишенный волк с безумными глазами и красным, шипастым ошейником.

— Здорова, повелительница. Мы слышали, от подруги маленького Рикки, что у тебя сегодня вечеринка, и решили зайти потусить.

Фрида лишь закатила глаза. Отец всегда говорил ей о том, что волки изворотливые и хитрые, но в тоже время изумительно верные и готовые защищать свою родню до последнего вздоха, до последней капли крови. Такими она представляла себе этих хищников; ловкими, грациозными и прекрасными.

Ее первая встреча с этой сказочной троицей (которая, когда ей удалось получить неограниченную власть, стала командирами ее армии сказочных злодеев) несколько развеяла ее представления. Они оказались лентяями, думающими лишь о набивании своего брюха. Впрочем, по сравнению с большинством других плохих парней, какие-то свои разумения были и у них. Они вполне могли ладить с простолюдинами, вроде того же Рика.

— «Интересно сколько поросят вывалиться из этого толстяка, если огреть его дубинкой?» — Загорелась в ее голове шальная мысль и также быстро погасла.

Следом за ними появилась и ее ранее упомянутая «шестерка» — зеленокожий, согбенный карлик — Румпельштильцхен. Войдя внутрь он дружелюбно помахал ей рукой.

Вскоре прибыли и остальные гости: ее дочери, вернувшиеся с учебы, на которую Фрида их устроила, а также еще ряд дам и джентльменов, с которыми она была знакома лишь понаслышке.

Инга и Берта обняли свою мать, но их движения сквозили скованностью и робостью, наводя последнюю на мысль, что ее дочки все еще бояться ее, от чего у той на душе заскребли кошки.

К сожалению Фриды, это не ускользнуло от Эллы, которая поспешно созвала всех наверх, где уже был накрыт стол с яствами.

Главным украшением, был конечно же торт, сделанный специально под вкусовые предпочтения именинницы, что подразумевало полное отсутствие сахара. Причина была в том, что мачеха никогда не ела ничего сладкого (за исключением ягод, которые она очень редко употребляла. Еще реже в ее рацион попадали фрукты), отдавая предпочтение горьким и острым вкусам. Эту странность, вместе с некоторыми другими (на пример: нордическая женщина мылась в основном холодной водой. Питалась, преимущественно, растительной пищей, позволяя себе роскошь питаться плотью лишь в определенные дни. При всем этом она не ужинала, лишь завтракая и обедая, а некоторые дни и вовсе не питалась. Также она не пила ни браги, ни вина, ни прочих будоражащих напитков. Ее питье состояло из простой, чистой воды и настоев из трав. Возможно именно это стало огоньком для сплетен, о том, что она ведьма, которая глотает живых змей и пиявок) девушка приметила давно, потому старалась сделать угощение таким, что бы оно понравилось и виновнице торжества, и гостям. И благодаря ее таланту и умению, замысел удался. Искусно приготовленный торт быстро разошелся по желудкам, вместе с остальной снедью (особенно усердными едоками, были конечно же волки, хотя сводные сестры Золушки приложили все усилия что бы составить конкуренцию).

После праздника, когда все гости разошлись, Фрида отвела дочерей в отдельную комнату. Внутренний голос говорил, что время пришло.

— Девочки, я должна вам кое-что сказать... — Мачеха выдержала небольшую паузу, подбирая правильные слова к тому, что желает сообщить. — Мне очень жаль, что всю вашу жизнь я несла вам лишь боль и страх. Я была чрезмерно жестока…

— Мам, не нужно. Все хорошо. Мы видели, что тебя что-то беспокоило… — Берта слегка приостановилось, но этого хватило чтобы ее сестра подхватила и продолжила ее мысль. — Ты всегда была в заботах, чтобы у нас все было хорошо. Так что все нормально.

— Нет, девочки. Это не нормально… я самая большая неудачница, во всей сказочной стране, если что-то может стоять между мной и моими детьми, но я клянусь, что исправлюсь и буду настоящей матерью для вас.

От этих слов глуповатые улыбки расплылись на их лицах, они заговорщицки переглянулись и начали шептаться:

— Я отдам маме подарок. — прошептала Инга.

— Ты? Я родилась на целую минуту раньше! Я вручу ей подарок… Хотя у меня есть идея получше: отдадим его вместе.

— Берта, ты гений!

Фрида лишь тихо прыснула, от их перешептываний. Острый слух позволял ей услышать все слова, во всех подробностях.

Наконец они, с глупыми, но искренними, улыбками, обернулись к матери.

— Мам, мы тебя любим и у нас для тебя подарок…

Они достали из сумки, стопку листов, соединенных между собой шнуром. Все они были чисты, кроме самого первого.

— Я, сердечко, мама? — Фрида недоуменно приподняла бровь.

— Это значит, что мы тебя любим, мам!

И, заливаясь веселым смехом, они облепили мать, а та обняла их в ответ, тоже позволив радостному хохоту вырваться наружу.

— Все же я гораздо больший осел чем вы. Но почему листы?

— Ну… ты всегда делаешь пометки, когда сидишь в комнате.

Женщина поразилась прозорливости своих дочерей, а затем обратила внимание на слегка приоткрытую дверь, откуда пара зеленых глаз с умилением подглядывала за происходящим.

Фрида подмигнула своей «третьей дочке» и поманила ее пальцем, приглашая присоединиться к семейным объятьям, что та с удовольствием и проделала.

Да… даже абсолютная власть над миром, не даст того удовлетворения, которое дает любящая семья, ибо первому никогда не заполнить внутренней пустоты.

В ту ночь сводная семья осталась ночевать у Золушки, и через телескоп вели наблюдение за ночным небом и звездами. Фрида рассказывала все что знала о созвездиях. Хотя вернее было бы сказать пересказывала все то, что когда-то рассказывал ей ее отец.

Наблюдая за звездами, некогда злой мачехе, а теперь счастливой матери, казалось, что все беды позади. Единственное что отбрасывало тени на общую картину это отношения с зятем, которые придется долго налаживать, да прошедшие десятилетия малодушия, мерзости и предательства своих родных людей.

Если не считать подобных нюансов, она могла считать себя самой счастливой женщиной в сказочной стране. Казалось ничто не могла угрожать ее новому миру.

До одного случая.

В тот день, у них с Эллой была «небольшая прогулка» по лесу, занявшая почти восемь часов, в ходе которой Фрида показывала различные известные ей лесные тропы, а также рассказывала о тех или иных растениях и ягодах, и их свойствах. О тех, которые обладали целебными свойствами, и которые могли идти в пищу, для заблудившегося странника. Впрочем, она не забывала и заводить речь о тех творениях природы, которые лучше не употреблять.

Время проходило не только с пользой, но и весельем. Мачеха даже умудрилась сплести венок из цветов и водрузить падчерице на голову, от чего та покрылась румянцем.

— Теперь ты точно принцесса.

Возвращаясь, с наступлением вечера, они не прекращали общаться. Девушка задавала мачехе различные вопросы, на которые та старалась отвечать, как можно более подробно, не упуская даже мелкие детали, еще больше оживляя интерес юной особы. Их общение походило на общение матери и дочери, и та деталь, что мачеха большую часть прогулки провела с продетой под свой локоть ладонью своей падчерицы, еще больше подчеркивало, что совсем недавно стоявшая между ними стена отчуждения, казавшаяся неразрушимой, теперь приказала жить очень долго.

Неожиданно на пути им попались маленькие ящерицы лежащие посреди тропы.

— Странно. — Фрида нахмурила свой высокий лоб. — Обычно они не появляются в столь прохладное время.

— Как бы не замерзли. Может забрать их домой? — Элла обратилась к ней с беспокойством. Девушка очень любила различных зверушек и не единожды подбирала, и выхаживала раненных птиц, зайцев, кроликов, косуль, а один раз даже помогла росомахе, несмотря на агрессивный настрой последней. Мысль о том, что беспомощные ящерицы замерзнут на смерть, приводило ее в содрогание.

Всполошенный вид падчерицы, наполнил сердце Фриды приятной нежностью. Ей захотелось по-матерински приласкать ее… но она поступила иначе.

— Перенеси их к тому кусту. Они любят прятаться от холода там. Его система корнеплодов обеспечит их теплом. — Посоветовала Фрида, кивнув головой в сторону крапивы.

После того как Золушка последовала совету мачехи, они продолжили возвращение со своего небольшого путешествия, пока не оказались на распутье.

— Может все-таки проводить тебя? — Фрида взглянула на Эллу с некоторым треволнением, свойственным родителям боящихся выпускать детей из дома.

— В этом нет необходимости. Принц давно очистил этот путь от разбойников. Встретимся завтра?

— Обязательно, замарашечка.

Фрида задержала ее в своих объятиях, наверное, немного дольше чем следовало, но ей было уютно. Поцеловав ее в макушку, она ушла в противоположном направлении. Материнское наитие говорило е й: что-то не так. Но Фрида тогда заглушила этот голос, успокаивая себя тем, что Элла уже довольно взрослая особа, способная постоять за себя (и однажды она доказала это вырвавшись из захвата обезумевшей мачехи и ударом, поставив ей жирное, темно — синее пятно на глазу. Иногда Фриду даже преследовали фантомные боли. Сама же Элла предпочитала не вспоминать об произошедшем. А ведь казалось худенькой и хрупкой, хоть соплей сбивай), и дорога, по которой Золушка и раньше, неоднократно возвращалась, полностью безопасна. Не нужно изводить ее чрезмерной опекой.

Менее чем через милю, она вышла на остановку, где села на лавочку. Она взглянула на содержимое своей корзинки: ежевика и клубника — одно из самых излюбленных лакомств Инги и Берты. Особенно когда их залить молоком.

Мысли об их радостных лицах, вместе со свежестью вечера, немного притупили гнетущую тревогу, но так и не развеяли ее полностью.

Наконец карета прибыла. Заплатив кучеру парой тайлеров, она разместилась на мягком сиденье, среди остальных пассажиров (коих оказалось немного: несколько дам и пожилой дворянин с тростью). Плеть возницы тронулась, за ней тронулись лошади, а следом за ними и колеса, приводя карету в движение. Через час Фрида уже стояла на пороге своего дома.

Следующее утро не предвещало беды. Фрида позавтракала вместе с дочками, (не забыв также накормить Зигфрида), а затем помогла им собраться на учебу. Отправив дочерей, она решила, что не помешает и самой выйти на свежий воздух.

Полив цветы, и параллельно немного поглазев на магическую миску, которая как всегда показывала всякую чепуху (тролля, танцующего под «Never Gonna Give You’re Up”, ведьм рекомендующих новую мотометлу, пузатого вельможу, который предлагает двести фунтов золота тому, кто найдет его затерянные чулки и тому подобное), она взяла кошелек, сумку и покинула свое жилище, не запамятовав запереть дверь.

Погода была прелестная: лазурное небо, невероятно яркое солнце, теплый ветерок. Все вокруг радовало глаз, и художнику — пейзажисту было где развернуться.

Женщина добралась до остановки и через пару минут уже села в карету, на которой и добралась до ближайшего рынка. Немного осмотревшись ее взор остановился на прилавке с книгами. С решительным намерением купить кулинарную книгу, она стремительным шагом направилась к продавцу.

Выслушав ее, он достал необходимое и даже больше.

— Возьмите бонусом Шекспира.

— Кого?

— Вы никогда не читали Шекспира?

— За свою жизнь, я прочитала лишь одну книгу. Помнится, ее написал какой-то азиат... «Искусство войны» называется…

— Тогда тем более вы обязаны прочесть Шекспира. Я продам вам по бесплатной скидке.

Мачеха пожала плечами, но все же не стала отказываться, и помимо «европейской кухни», приобрела «Короля Лира» и «Гамлета». Хоть мясные блюда и появлялись в ее рационе лишь в определенные дни, но вдруг она сможет отыскать что-то, что можно почерпнуть для своих вкусовых предпочтений.

Еще немного побродив по рынку, и сделав пару покупок, она направилась обратно к остановке.

Оказавшись у своего дома, Фрида узрела весьма необычную картину: маленькая, босоногая девочка, в оборванном платье, довольно рьяно стучала в дверь, точно хотела разбить свои руки в кровь. Из ее серых глаз текли горькие слезы. Она обнаружила присутствие мачехи Золушки лишь когда та нависла над ней, словно Голиаф.

— Ты голодна, малышка?

Девочка немного замялась, а затем быстро выпалила.

— Фрау Фрида, Элла…

Мачеха никогда еще не была так благодарна своему отцу, за навыки езды которые он прививал ей с самого детства. Одолжив коня у ближайшего соседа, она с девочкой мчалась во всю прыть по указанному маршруту: Деревья, дома, косогоры мелькали перед глазами, словно оживленные и сорвавшиеся с места. Но разум женщины, это нисколько не занимало. Единственная мысль в ее голове: Только бы не опоздать.

Наконец они прибыли к озеру: мальчишки (среди которых был брат девочки), словно сторожевые псы, сидели у тела девушки, очертания которого Фрида безошибочно распознала бы среди мириад других людей.

Вмиг она уже была рядом, ощупывая пульс, пытаясь уловить звуки дыхания и биения сердца, надеясь увидеть проблески жизни. Не найдя таковые, Фрида принялась наносить методичные удары по груди, надеясь завести сердце. И к ее радости, после очередного удара ребром кулака, она услышала знакомое биение. Затем мачеха зажала нос Золушки пальцами, набрала полные легкие воздуха и прижалась к ее устам своими тонкими губами.

Дети поморщились от ужаса и отвращения… но их гримасы сменились на восторженные восклицания, когда хриплый кашель вырвался из уст девушки.

— Я же говорил, что Фрау Фрида — ведьма. Она может поднимать мертвецов из могил. — Мальчишки уже перешептывались между собой.

Женщина пропустила их слова мимо ушей, продолжая очищать легкие Эллы от воды. Разобравшись с этим, она принялась осматривать тело падчерицы, на котором не было и живого места. Некоторые кости были сломаны.

Без раздумий, Фрида резким движением поставила сломанную руку в изначальное положение. Затем, с такой же хладнокровностью, вынула из-за рукава нож, который всегда, довольно незаметно, носила с собой, и быстрым движением разрезала солидную часть своего платья, создав импровизированную повязку, которая тут же была пущена в ход. Мысленно, она вновь поблагодарила отца, обучившему ее врачеванию.

Кто мог сотворить с Эллой, не способной, в обычной ситуации, обидеть даже муху, такое? Впрочем, сейчас это не имело значения. Хоть Фриде и удалось вдохнуть (в буквальном смысле) жизнь в свою падчерицу, эта жизнь все еще висела на тонкой нити которая все еще могла легко оборваться. Было чудом что она до сих пор была жива. Не каждый крепкий мужчина пережил бы подобное. Что говорить о хрупкой, юной леди?

Подняв, падчерицу словно перышко, она усадила ее на жеребца и увезла к ближайшему лекарю.

Теперь ее жизнь была в безопасности, но состояние было очень тяжелое. Ее прекрасное лицо было все в кровоподтеках и темных пятнах. Сейчас ее мачеха, с новой силой, чувствовала то насколько та, кого она презирала все эти годы, теперь была важна для нее. Сейчас та, кто называла Эллу -«маленькой дрянью», была готова поменяться с ней же местами, лежать вместо нее на койке, что бы ее «дочь» могла дальше общаться с окружающим миром и радовать его.

Мачеха нежно взяла ее руку, в свои ладони и приблизила к своему лицо. Губы мягко упали на тыльную сторону руки, а вместе с ними и соленные капельки, потекшие, против воли, из глаз Фриды. Ее хладнокровие и самообладание, спустя несколько напряженных часов дали трещину, которую мачеха тут же исправила, вытерев слезы, аккуратно положив руку девушки обратно, и поднявшись во весь свой рост. Да рост шесть футов, который в придачу, увеличивался за счет каблуков, и позволял затмевать не только женщин, но даже и многих мужчин, был еще одной причиной для разных слухов, и конечно же, для многих жителей сказочной страны, доказательством того что она колдунья.

Врач вздрогнул, когда она повернулась к нему, возвышаясь над ним на полголовы. Хотя не столько рост, сколько холодный огонь голубых глаз огромной змеей обвивал его, подчиняя своей воле.

— Окажите ей уход, как королевской особе. — Произнесла Фрида холодным и повелительным тоном, не допускавших возражений.

— Для всех она, и есть, королевская особа. Произошедшее трагедия для всех нас. Не могу поверить, что кто-то мог сотворить с ней такое… Она всегда была добра и отзывчива ко всем.

Покинув здание, Фрида вновь оказалась на свежем воздухе, который сейчас был необходим как никогда.

Внезапно сильные мужские руки схватили ее, вырвав из задумчивости и впечатав в стену.

— Я ЗНАЛ, ЧТО ТЫ РАНО ИЛИ ПОЗДНО ВЫЯВИШЬ СВОЕ НУТРО! ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА С НЕЙ?!

— Она жива, хоть и ранена. С ней все будет в порядке… — последние слова мачехи прозвучали неуверенно, от чего голубые глаза Рика, загорелись еще сильнее.

— ЭТО ВСЕ ТВОЯ ВИНА, ЗМЕЯ!!! ТЫ…

— Это неправда, фрау Фрида спасла Эллу… я знаю кто пытался убить ее.

Две пары голубых глаз уставились на источник тоненького детского голоска.

Та самая девочка-грязнуля, в лохмотьях, вместе с братом и бездомными оборвышами.

— Кто мог навредить ей кроме нее?

— Мы, с братом, прогуливались на рассвете, и увидели, как страшные люди сбрасывают большой мешок в воду. Мы решили посмотреть, что там. Достали его и…- ее голос превратился в рыдания, но услышанного оказалось достаточно.

Мачеха отошла от Рика, руки которого сами разжались, освобождая ее, и приблизилась к плачущей.

— Ш-ш-ш. — Женщина присела на корточки и принялась успокаивать девочку. — Можешь описать этих… страшных людей.

— Я могу. — Брат бродяжки вышел из отряда маленьких оборванцев.

— Я тоже. — Белокурый мальчишка вышел следом за ним.

— Давайте-ка рассказывать будет кто-то один.

— Их было пятеро. Здоровенные как буйволы и страшные как пономари. Самый главный и бородатый был в солдатской форме. Он еще был пьян как фортепьян, и лыка не вязал. Кажется, к нему обращались Барнстокр…

— Капитан Монти Барнстокр? — Юноша с каштановыми волосами выглядел сконфуженным.

— Ты уверен в том, что услышал? — Фрида переспросила с сомнением.

— Абсолютно. Слух у меня что у дикой кошки.

— Что ж… — Рик резко выпрямился и направился к лошади. — Я разберусь с этим.

— Нет, Рик…

Посудомойщик застыл точно изваяние. Это был первый раз, когда злая мачеха Эллы обратилась к нему по имени.

-… сейчас ты нужен ей, как никогда раньше. Оставь это дело мне.

Рик недоверчиво сверлил Фриду взглядом, но в итоге все же согласился.

— Я иду с вами! — Мальчишка быстро замельтешил рядом с женщиной седлающей жеребца.

— И я! — Его друг был тут как тут.

— Исключено. Вы всего лишь дети, а это дело может быть опасным…

— Я знаю точное место, у озера, где эти пономари сбрасывали ее. Может мы найдем там улики.

Фрида лишь хмыкнула с его заявления, но увидев состояние оборвыша, его сестры и друзей, решила под предлогом «принятия помощи», отвести их к себе домой, накормить, приодеть и дать возможность умыться. Элла так бы и поступила. Так бы поступил и Жан. И ее отец…

Мрачное настроение мачехи немного приподнялось, но слова Рика прочно засели в ее голове.

«ЭТО ВСЕ ТВОЯ ВИНА!!!»

Действительно вина лежала на ней. Конечно не в том смысле каком подразумевал посудомойщик. Теперь даже мысль о том, чтобы причинить свой падчерице вред, ранить ее словом или действием, не говоря о том, чтобы поднять на нее руку, казалась максимально низкой и мерзко-пакостной.

Вина была в том, что она тогда чувствовала, что что-то должно произойти. Материнское чутье кричало ей проводить девушку прямо до дома, но она не послушала его и поплатилась очередным пятном на совести, которое будет следовать за ней по пятам до конца пути.

А еще, в ее голове, всплыло одно интересное наблюдение: рассматривая раненную девушку она краем глаза заметила родимое пятно на животе. Такое самое было у ее первой дочери, которая была убита, когда грабители вторглись в их дом.

В ту ночь ничего не предвещало беды: Фрида носила малышку на руках, в тоже время чувствуя, что скоро у них будет еще одно пополнение. Когда она уже допевала колыбельную, и зеленые глазки ее ребенка начали слипаться, дверь резким движением была вышиблена, и в их жилище вторглось с полдюжины вооруженных бандитов. Не смотря на попытки супругов, защитить себя и ребенка, все закончилось трагично.

Нокаутированная ударом в голову, Фрида очнулась и не обнаружила никого. Ни мужа, ни дочки. Лишь разбитая мебель да лужи крови.

Нанесенные раны делали свое дело, и красная жидкость сочилась из открытых ран, покидая женщину вместе с крупицами жизни. Но не за свою шкуру в тот миг, тряслась она, а за своих будущих детей, которых чувствовала под своим сердцем.

Именно в тот критический момент, как по волшебству, к ней пришла снежная королева, которая предложила ей сделку: она спасет жизни ее детей, если та отдаст ей самое ценное… упомянутое выше сердце.

Тогда она не знала во что она превратится, отдав его. Она думала лишь о своих малышках.

Фрида отмахнулась от болезненных воспоминаний, как от назойливой мухи. Скорее всего ей просто показалось…а если и нет, то это обычное совпадение. Или просто знак, говоривший о том, что она должна беречь эту девушку, как когда-то берегла первую дочь.

По пути им встречались различные дамы. Обычно они смотрели на нее с презрением и ненавистью. Ведь не только ее характер, привычки и внешние данные пугали их, но и ее манера одеваться на мероприятия вроде балов. Вызывающие венецианские платья откровенно шокировали местных леди, порою даже заставляя падать в обморок своим эпатажем. Казалось Фрида говорила своими платьями, что чхать хотела на их представления о правильной одежде, еще больше укрепляя свой «колдовской» статус.

А ведь когда то, ей не было дела до своего внешнего вида. Она одевалась довольно примитивно и даже убого, ровно до того момента, когда однажды ее чуткие уши не уловили насмешливые шептания за своей спиной: «…это пугало приехало с севера», «…кто пустил это чучело в наше дамское общество», «…на бал она собирается ехать». Самолюбие злой мачехи было уязвлено, и она занялась изучением сведений о платьях, прическах, туфлях, серьгах и прочих внешних премудростях. Приобретя все необходимое, она произвела значительные изменения в своем облике, и прибыв на бал сразу же поймала все внимание в свои цепкие когти. Можно смело заявить, что ее первое появление произвело настоящий фурор и дало обильную пищу для различных кривотолков и пересудов.

Сейчас, когда мачеха ехала в изорванном платье, с растрепанной прической и компанией бездомных ребятишек, дамские взоры должны быть наполнены ядом, больше чем когда-либо… но нет. Фрида затылком чувствовала, что в наблюдающих за ней глазах были лишь сочувствие и участие. Они уже знали о случившемся, ведь вести, в сказочной стране, разлетались быстрее чем стрелы арбалетов и даже пули аркебуз и мушкетонов.

Вернув соседу его коня, который был жив и невредим (тот рассчитывал, что она вернет лишь околевший труп его несчастной скотины, и мысленно попрощался с ним), Фрида повела детишек к себе в дом. Впопыхах брошенная Сумка с Шекспиром и «Европейской Кухней» все еще лежала у двери. Никто не осмелился взять ее, скорее всего веря, что у них прокиснет молоко или произойдет напасть похуже.

— Как мне вас звать то, малыши? — Фрида обратилась к брату девочки.

— Меня зовут Пип, а мою сестру — Элиза. Это Реми, Шарль, Джим…

Оказавшись внутри своей «крепости», она первым делом накормила детишек (хоть сама Фрида и питалась не слишком большими порциями и определенной пищей, но своих дочерей она баловала и не ограничивала подобными правилами, благодаря чему у них было фактическое изобилие), затем отправила их на помывочные процедуры, одновременно ища какую-нибудь одежду на замену их лохмотьям.

Когда все житейские проблемы были улажены, Мачеха услышала ритмичное постукивание. Поняв, что у нее еще гости, она направилась к двери и отворила ее. На пороге стояла миниатюрная, пожилая женщина, хорошо одетая, с тросточкой и шляпой, скрывавшей серебристую седину. Фрида видела ее несколько раз, в том числе среди гостей на своем «Дне Рождения».

«Леди Валери»

Рядом с ней стоял ее коренастый и долговязый сын, всем своим видом говоривший, что «их приход — плохая идея», а позади ее — довольно большая карета.

Приподнятая бровь мачехи требовательна вопрошала ее о причинах ее прибытия. Ответ не заставил себя долго ждать.

— Я слышала о вашем горе, мадемуазель Фрида. Мне очень жаль. Нуждаетесь ли вы в помощи? Может заедете к нам?

Такой ответ заставил мачеху опешить. Она рассчитывала услышать что угодно, но отнюдь не это.

— Кхм… Прошу меня извинить, но я сейчас не важно выгляжу. — Фрида подняла разорванный подол платья, совсем не скрывавший вид длинных, стройных и сильных ног, переносивших свою обладательницу на полсотни миль в день и больше. За спиной мачехи показалась пара детских голов. — Да и дел хватает…

— Понимаю. Но все же я надеюсь, что как-нибудь вы почтите мой дом своим присутствием.

Старушка уже подходила к карете и открывала дверь, под причитания сына, но резко остановилась и повернулась. Взгляд ее кротких и внимательных глаз насторожил мачеху.

— А вы совсем не такая, как о вас обычно говорят.

Фрида простояла какое-то время, безмолвно глядя в след уезжающей карете, перед тем как притворить дверь.

Через какое-то время прибыли и ее дочки. Теперь ее задачей была покормить и привести в порядок и их.

— Мам, Элла выживет? — лица Инги и Берты выражали такой страх, будто на волоске висели их жизни, а не жизнь сводной сестры.

Фрида улыбнулась, придавая своему голосу как можно больше убедительности.

— Конечно. Наш золушенок всегда выкарабкается. Лучше сядьте — перекусите. У меня для вас есть пирожки, которые вы так любите.

Но за стол сесть они не успели: неожиданно зазвенело окно: кто-то постучал в него. Глаза женщины уловили очертания знакомой волчьей морды.

Дети попрятались, кроме Пипа и Реми которые достали рогатки. Инга и Берта разинули рты от удивления.

— Что-то много сегодня посетителей. Медом что ли мазано?

Раздражение забурлило в женщине и она, без лишних слов, постукивая каблуками направилась к двери, распахнула ее настежь и вперила пытливый взгляд в пузатого главаря волчьей шайки.

— Чего тебе, собака дикая?

— Не серчай, повелительница. Маленький Рикки рассказал нам о том, что произошло. Мы хотим помочь тебе отыскать и замочить ту свинью что сделала это с девочкой-томбоем.

Фрида едва не скорчила гримасу от его манеры изложения, но смогла удержаться. Волчье обоняние определенно могло пригодиться.

— Предлагаешь заняться линчеванием? Потешная мысль. Но сперва мы отправимся на озеро в поисках улик… завтра, утром.

— Но мы ночные злодеи…

— Завтра утром. — отчеканила Фрида тоном, не допускающим никаких возражений. — На этом все.

На следующее утро, у озера показалась шатия из высокой женщины, беспризорников, волков, и еще нескольких добровольцев желавших найти всех причастных к тому что произошло с Золушкой. Среди них были и кузнец Карл (один из мужчин, с которыми падчерица пыталась ее свести), железный дровосек, и охотник Себастьян (который, на сей случай, отложил вражду с волками, и по иронии охотился вместе с ними на одну дичь).

Прочесав местность как следует, им удалось кое-что обнаружить.

Зоркие глаза Фриды поймали нож, на котором были засохшие следы крови и весьма любопытные инициалы, которые им доводилось видеть несколько раз раньше.

— Твои уши не обманули тебя, Пип. Барнстокр действительно был здесь.

Сдобный волк приблизился к мачехе, уже поднявшей нож с земли и тщательно обнюхав ее находку вынес вердикт:

— Запах крови явно не принадлежит человеку. Это косуля.

— Капитан хотел поохотиться?

— Большая ошибка. — вклинился в диалог Фриды с волком, охотник Себастьян. — Недавний указ принца запретил охоту в этом лесу. Это преступление.

— «Указ…» — Складки морщин проявились на лбу мачехи, выдавая ее настоящий возраст и работу мыслительного процесса, которая сейчас велась с удвоенной силой в ее черепе. — «Этот выродок в мундире решил незаконно поохотиться здесь, а моя девочка, любящая живность не смогла стоять в стороне и вступилась за раненное животное… о всемилостливый господь…».

Ладони мачехи инстинктивно превратились в кулаки, костяшки которых побелели под хрустящее сопровождение. Даже если удастся привлечь мерзавца к суду, он наверняка воспользуется статусом и деньгами чтобы откупиться. Мысли про самосуд багровой пеленой застилали ее зрение.

— Мы должны что-то предпринять. Нельзя оставлять это безнаказанным — Кузнец вытащил свой молот, которым замахнулся словно тот был невесомым.

— Можете отыскать его по запаху? — От пристального взгляда мачехи, шерсть волков слегка приподнялась.

— Можно попробовать.

Фрида повернулась к детишкам.

— Но для начала отведем их домой.

— Мы пойдем с вами. — Пип насупился, явно не желая уступать мачехе.

Фрида приблизилась к нему вплотную, от чего ему стало не по себе. Ее взгляд пронзал словно наточенная пика. Она подняла руку, будто собираясь заколдовать его, от чего мальчик на мгновение прищурился, но колдовства не произошло: женщина лишь ласково потрепала его по юной головке.

— Вы уже сделали многое, и я не желаю напрасно подвергать вас опасности. Я обязана вам, и потому дарю возможность быть постоянными гостями в моем доме.

Вечером, в поисках Барнстокра, отряд прибыл к трактиру, в который стекалась вся нечисть сказочной страны.

— Пароль, старая карга.

Фрида не удостоила вышибалу, охранявшего вход, даже малейшим вниманием, продолжая с грацией хищницы приближаться ко входу.

— Я не ясно выразился.

Он уже протянул руку чтобы схватить ее, но мачеха оказалась быстрее; ее собственная рука капканом сомкнулась на его большом пальце. Резким движением она опустила его в позу нищего попрошайки, а затем точным ударом колена, расшибла ему нос, мгновенно отправив любителя поиграть мускулами в царство Морфея.

Толкнув дверь, Фрида неторопливо и властно вошла в пристанище самого отъявленного сброда, на фоне которых, призванные ею, в свое время, плохие парни казались культурной элитой. Следом за ней вошла и остальная часть компании.

Тут же она стала объектом внимания. Послышались перешептывания.

— Гляди-ка, кто-то пустил германца в юбке.

— Вот это перси.

— Перси-перси! Ты взгляни на этот афедрон!

Фрида пропустила похабные замечания и оскорбления мимо ушей. Ее глаза пытались выцепить среди этих пройдох, того за кем они пришли, но как назло его здесь не оказалось.

— Где капитан Монти Барнстокр?

Брань и гогот среди сидящих усилились. Холодный, как стужа, взор мачехи переходил с одной физиономии на другую.

— Очевидно его здесь нет. Куда он ушел?

— Тебе в курдюк! — Залился хохотом один из клошаров, от которого разило хмелем за тысячу ярдов.

Его умалишенный смех подхватили другие, от чего казалось будто трактир заполонили стаи гиен.

Кривой оскал медленно образовался на лице женщины. Эта дьявольская ухмылка обычно предвещала дурные вести, для тех кому она была адресована.

В руках мачехи, как по волшебству образовался пистоль — старый подарок первого мужа, который она неосознанно берегла, также, как и его кольцо. Она выстрелила в воздух, воплем разящего оружия заглушив ржание потерявшего человеческий облик сброда.

Смех заменили крики ужаса и раздражения, точно кто-то переставил пластинку. Теперь Фрида медленно проводила своим «огнеплевателем», с одной злобной хари на другую, как кистью по холсту.

— Что-то вспомнилось?

— Парни она блефует. Эта баба с севера пытается запугать нас своей игрушкой, но по факту этот пистолет не пробьет черепушку и пьеру-угольщику. — Затараторил самый трезвый и, хорошо одетый, из посетителей трактира, с лицом, напоминавшим крысиную мордочку, и хитрыми поросячьими глазками. Ходили слухи что он торгуется с колдуном Крабатом.

Фрида закатила глаза, и метким выстрелом сбила шляпу с его головы, проделав в ней дыру, при этом совершенно не задев ни его кожи, ни даже волос.

Следующей жертвой шальной пули оказался огарок подсвечника на одном из столов: он мгновенно вспыхнул факелом, распугав сидевших у столика.

Все еще неудовлетворенная Фрида выстрелила в бутылку, находившуюся среди густой компании. На этот раз она пролила кровь, правда не свинцом, а осколками лопнувшего стекла, изрезавшего недоумков.

— Я никуда не уйду, пока не получу ответ. Кто знает где Монти Барнстокр сейчас?

— ПРЕКРАТИ ЭТО БЕЗОБРАЗИЕ!!! ТЫ РУШИШЬ ИМИДЖ МОЕГО ЗАВЕДЕНИЯ!!!

Холодный взгляд мачехи блеснул на источник голоса, а вместе с ним и нагретый ствол пистоля, который теперь был направлен на хозяина трактира, от чего глаза того стали по пять копеек.

— Может быть тебе что-то известно?

— Спокойно-спокойно, убери пушку. Он скорее всего ошивается у борделя «Крокодилья Скала».

— Молись что бы он все еще был там.

Трактирщик оказался прав. Отставной капитан действительно находился у «крокодильей скалы». С ним были его приятели и видимо личные охранники, а также девицы легкого поведения, облепившие его с обеих сторон. Сам Барнстокр явно находился в нетрезвом состоянии, и еле связывал слова… ровно до того момента, когда его зрению предстала картина прибывших всадников, в сопровождении трех волков.

Высокая женщина, в красном платье, слезла с седла и направилась к нему. Ее темный, немигающий взгляд будто окатил его ледяной водой; количество хмеля в крови сокращалась также стремительно, как и ярды между ними. С неотступностью и неотвратимостью смерти, и в тоже время изящностью и точностью крадущейся хищной кошки, наметившей будущую добычу, она неторопливо, но уверенно, двигалась к нему. По ее лицу он прочитал, что она знает все и намерения ее отнюдь не гуманистического характера.

— Убрать их! — Воскликнул он.

Один из самых высоких телохранителей достал нож, и бросился на мачеху. Та резким движением тыльной стороной руки, сместила удар в сторону, одновременной уклонившись в бок и тут же контратаковала, нанеся резкий удар растопыренной пятерней прямо под челюсть противника, от чего тот рухнул точно заросли после косы.

Девицы, до которых дошло происходящее убежали с криками обратно в бордель. А дружки Барнстокра, напали на мачеху и ее товарищей… Но хотя на их стороне были числа, госпожа удача оказалась по другую сторону барьера.

Фрида брала руки на излом, выкручивала запястья, швыряла противников через бедра и плечи, наносила точные удары по уязвимым местам; Волки набрасывались на противников давя массой, а их толстый главарь и вовсе использовал ураганное дыхание, которое применял против домов поросят; кузнец размахивал молотом, нанося сокрушительные удары. Лесоруб не отставал от него, а с ним и охотник, бивший врагов прикладом мушкетона.

Вскоре поверженная охрана устлала собой землю, а Барнстокр стоял в оторопи, полностью окруженный. Куда бы он не пытался повернуться его встречали суровые лица кузнеца, дровосека и охотника, либо оскаленные, рычащие волчьи пасти. Но они не нагоняли столько ужаса, сколько голубые глаза, воспаленные и сухие, которые не мигая смотрели на него, будто сквозь прицел. Глядя в них, Монти испытывал запредельный, животный ужас, который как гигантский паук укутал его своими мерзкими, липкими путами.

Наконец сглотнув, он попытался взять себя в руки:

— Давай поговорим как разумные люди. Что тебе нужно?

— Что мне нужно? — Фрида рассмеялась безумным, злорадным смехом, который был свойственен ей, когда она владела посохом волшебника.

— Я хочу увидеть бравого офицера, который попирает законы своей страны…- Капитан не успел и глазом моргнуть, как хлесткая пощечина прилетела в его небритую щеку.

— …который истязает невинных девушек и сбрасывает их в реку на верную смерть… — Вторичный шлепок был нанесен уже, с другой стороны.

-…Где этот бесстрашный воин? Я сгораю от нетерпения узреть его. — Фрида схватила его за шиворот и швырнула оземь, как тряпичного болванчика.

— Вставай. — Мачеха достала пистоль из подола платья. Ствол был направлен на грудь капитана.

— П-п-пожалуйста. — Уста капитана дрожали, как в лихорадке. — Мы просто развлекались, а тут эта соплячка, выскочила и начала втирать свой бред. Мы не хотели…

— Вставай. — Голос женщины был едва громче шепота, но для Банстокра он звучал как горькой тризны звон. Тризны по нему, которая скоро свершится.

Лицо, со строгими чертами, было подобно фарфоровой маске; от него веяло замогильным холодом. Ни один мускул даже не дрогнул на нем, пока Монти пытался найти лазейку к сохранению своей жизни. Лишь щелчок затвора дал ясно понять, что сейчас произойдет.

— Не убивай меня, прошу! — Капитан теперь уже рыдал, словно ребенок. Он полностью сдался на милость своей истерики.

Палец Фриды уже коснулся курка, но именно в этот момент истины, в ее совести воцарились зеленые глаза, с ужасом смотревшие на то что она собирается сделать. Мысль о том, как падчерица отреагирует на ее поступок, стала переломной, и фактически спасла жизнь негодяя.

Фрида постояла еще несколько секунд над плачущим капитаном, прежде чем развернуться и пошла прочь, вместе со своей дружиной, оставляя Банстокра и его сраженную охрану позади.

Впрочем, едва они отдалились на тридцать локтей, один из охранников начала приходить в себя. Подняв нож он со всей силы замахнулся им и швырнул в спину Фриде. Нож прорезал одежду и… отскочил от мачехи.

Глаза метателя были готовы выскочить из орбит от недоумения, но не успели: Себастьян с невероятной скоростью подскочил к нему и нокаутировал его прикладом, опередив Карла, который уже приближался чтобы проломить череп подлеца.

Дровосек тем временем принялся осматривать рану мачехи, и обомлел бы, не будь он сделан из железа: прямо из пробитых ножом платья и рубашки на него смотрели кольца кольчуги.

— А вы та еще фокусница, фрау Фрида.

— Обычно меня называют мерзкой ведьмой… но твое определение мне нравиться даже больше.

Этот случай сказал Фриде достаточно; ее счастье отнюдь не безоблачно, и также как она потеряла Жана и своего первенца, она может потерять и остальную свою «новообретенную» семью. Теперь она стала еще более осторожной и в тоже время более заботливой.

Она смогла воплотить одно из своих тайных желаний: узнала, что ее отец, все еще жив и завел новую семью, растит новых детей (усыновленных им мальчишек), и передает им свои знания. Она набралась мужества и предупредив окружающих о своей длительной отлучке (куда именно, она естественно не заявила), навестила его. Точно маленькая девочка, взрослая женщина плакала на коленях старика, рука которого нежно ласкала пряди ее золотых волос. Ей совсем было не стыдно выглядеть слабой. Не перед отцом, который совсем не злился на свою «блудную дочь», и как она выяснила, всегда ждал ее возвращения.

— Когда я только нашел тебя, ты могла, как маленькая фея поместиться у меня на ладони. Твои тонкие ножки были тоньше моих пальцев. Все говорили мне что ты родилась раньше срока, и пророчили что ты либо погибнешь, либо вырастешь хилой. Кто мог тогда допустить думу, что моя дочь не только выживет, но и станет ростом с доброго витязя? А твой облик? Помнишь, как эти завистливые рты переливали из пустого в порожнее что моя дочь неказиста? А теперь, пусть хоть зеленеют от злости.

Она лишь улыбалась на его слова. Какой усладой было слушать этот родной голос.

Он познакомил ее со своими сыновьями, которых вырастил после ее ухода. Она же пообещала познакомить его со своими дочерями, в ближайшее время.

Пип с Элизой и остальными беспризорниками, стали появляться в ее доме с завидной частотой, но она не возражала. Напротив, находила общение с детской компанией достаточно интересным, добавляющим разнообразия в ее будни. Хоть у них и не было какого-либо образования, но в любознательности и определенной остроте ума отказать им было нельзя. Да и сам по себе детский смех теперь пробуждал в некогда злой мачехе что-то светлое и приятное. От него на душе становилось тепло.

Дошло даже до того что Фрида, с помощью некоторых своих единомышленников, соорудила игровую площадку недалеко от своего дома. Поначалу ею пользовался лишь отряд Пипа, но постепенно начали подтягиваться и остальные дети, которых уже не пугали байки о «злой мачехе-колдунье, которая варит детей в котле и ест в прикуску с пиявками и слизнями». Теперь детский гомон был постоянным спутником ее дома.

При этом всем, нельзя сказать, что она не сталкивалась с некоторыми предрассудками. Дети любили засыпать ее вопросами:

— А это правда, что вы можете дышать огнем?

— А правда, что людоед, попытавшийся съесть вас, умер от ядовитости вашей крови?

— Разве у злой мачехи не должны быть рога на голове?

Фрида подходила ко многим вопросам с долей иронии, отвечая на них с улыбкой и некоторым подтруниванием.

— Я могла дышать огнем, когда была лет на десять моложе. К сожалению мой огонь угас. — Женщина драматически положила руку на грудь. — Рога мои, к глубокому моему огорчению, также выпали, но я уверена, что рано или поздно они отрастут… как у оленя. Что касается людоеда, мне пока не доводилось встречаться с ним… но не сомневаюсь, что наша встреча закончилась бы для него фатальным несварением желудка.

В отношениях с посудомоем тоже произошли определенные потепления, хотя и нельзя сказать, что они пошли прямо в гору. Теперь Рик относился к своей «теще» с большим терпением и меньшим подозрением, но поработать над взаимодействием им еще предстояло.

Были и иные нюансы.

Как-то вернувшись домой, уставшая Фрида вошла в свою спальню, и задумчиво оглядела свое логово. Все здесь было пропитано уютом и спокойствием, от чего нутро женщины наполнилось умиротворением.

Затем ей на ровном месте пришла в голову мысль оглядеть комнату Инги. Она нечасто посещала комнаты дочерей, поэтому, когда она вошла туда многое было для нее в новинку. Разбросанные вещи и распахнутое окно заставили женщину недовольно покачать головой, но вскоре ее взгляд упал на стол: там лежала стопка бумаг.

Подойдя к ним и начав перелистывать листы, она узрела одну из своих дочерей с совершенно новой стороны — у нее наличествовала любовь к рисованию. Причем рисовала она, к удивлению своей матери, весьма неплохо.

Каждый из рисунков представлял взору своего наблюдателя самые разные изображения, передающие совершенно разные эмоции: кривляющуюся Берту, играющего своим мечом, принца Хампердинка, лениво лежащего Зигфрида, готовую расплакаться Эллу.

Апофеозом сей выставки стал ее собственный портрет; с бумаги на мачеху, смотрело холодное и каменное лицо. Кисти точно передали гнетущий и вгоняющий в безысходность взгляд, от которого даже у той, с кого это лицо было срисовано, табунами пробежались мурашки.

Кошачье шипение, за спиной, отвлекло ее. Зигфрид, шерсть которого встала дыбом, стоял, весь вытянувшись, словно готовясь к прыжку.

Взор Фриды проследил за взглядом кота, который был направлен на кровать Инги; под одеялом, что-то медленно и еле заметно шевелилось.

Быстрым шагом, гулко стуча высокими каблуками, женщина подошла к кровати и резким движением откинула одеяло.

Две пары змеиных глаз с леденящей злобой глядели на женщину. Свирепое шипение, выпад и обе змеи уже извиваются в ее пальцах. Только реакция и нечеловеческая быстрота рук, спасли Фриду от той участи которая была уготована ее дочери. Избавившись от рептилий, тела которых она выбросила в окно, Фрида направилась проверить комнату Берты. Не обнаружив там никаких признаков опасности, мачеха Золушки умыла руки в рукомойнике и принялась осмысливать произошедшее.

Королевские кобры — змеи непростые. Их доставка в сказочную страну, займет определенное время. Тут нужен кошелек хорошей толщины.

— «Видимо бывший офицер так и не усвоил своего урока. Придется нанести ему еще один визит».

Визита наносить так и не пришлось. На следующий день сказочную страну облетела весть, что Монти Барнстокр был сражен пулей, в дуэли с другим человеком в мундире, дочь которого отставной капитан сбил, по пьяни, при верховой езде. После этого, появление змей, в доме мачехи, прекратились.

Спустя месяц спокойствия произошло еще одно важное событие. Как-то копаясь в старых вещах, Элла нашло записки своего отца… точнее, как выяснилось, не совсем отца.

В них он рассказывал о том, что его любимая супруга — Вивьен, страдала от страшного недуга, не позволявшего ей иметь ребенка. Они долго молили бога, о том, чтобы тот подарил им дитя. И однажды чудо свершилось: ранним утром, едва раскаленный шар начал свой подъем над землей, кто-то забарабанил в их дверь. Открыв ее, они не обнаружили никого. Лишь корзину, прикрытую тканью. Раскрыв ее содержимое, неудержимая радость наполнила их сердца. Услышал ли бог их молитвы или это было совпадением, но в корзине лежала маленькая девочка.

Они растили ее как собственную дочь, приучая ее к манерам, добродетелям, знаниям разных языков (последнее позволяло ей читать многие классические произведения в их первородном виде), передавая все свои знания.

Осознание того, что ее родители были не родными, с одной стороны огорчило девушку, а с другой заставило полюбить их еще больше, сделав ее благодарность им сильнее чем прежде. Ведь несмотря на то что их не связывали узы родства, они все равно любили ее как родную и сделали из нее человека. Теперь Золушка, которая и раньше часто посещала кладбище, чтобы поухаживать за могилами своих родителей, появлялась там с еще большей частотой.

А еще всплывшая правда, заставила Эллу задуматься о своих настоящих родителях. Шальная мысль — узнать о том, кто они и, если они все еще живы, найти их.

Да, новость о том, что Клод Ришар из весьма знатного рода, вместе с его женой Вивьен, не приходились Элле родителями, в кровном смысле, стала для последней сродни грому среди ясного неба.

Но отнюдь не она одна была изумлена всплывшей истиной. Кое кто была ошарашена еще больше.

Глаза, волосы и даже черты лица, напоминавшие ей его… и то родимое пятно, которое она обнаружила, возвращая девушку с того света. У Фриды определенно были подозрения на счет того, кто были настоящими родителями Эллы… и от всех этих подозрений небо казалось ей с овчинку.

Неужели все эти годы злая мачеха издевалась не над чужим, а собственным ребенком? Заставляла ее выполнять самую грязную работу? Превращала жизнь девочки в сущий ад, а в один миг едва не оборвала ее? От подобных мыслей кровь то стыла в жилах, то кипела как жерло вулкана.

Взгляд Фриды обратился к зеркалу, висевшему на стене. Прямо, из него на нее с презрением и злобой смотрели два лазурных глаза. Да… сейчас она ненавидела себя как никогда прежде.

От удара на стекле образовалась замысловатая паутина: теперь не одна пара, а целый полк бирюзовых зениц осуждал ее.

Фрида перевела взгляд на свою руку: некоторые стекляшки торчали из нее. Она небрежно достала их, словно прилипшие листы, и поняла, что даже не чувствует боли, ведь что такое физическая боль в сравнении с душевной мукой?

Возможно, что все это просто нелепые совпадения, но даже если и так то, мир, некогда злой мачехи, уже никогда не будет прежним. Отчаянье, всегда стреляло по Фриде, но сейчас ранение было навылет, ведь у отчаяния теперь был союзник — стыд.

С другой стороны, бледный, хилый огонек надежды, шептавший о том, что ее первая дочь может быть еще жива и здорова, и живет в достатке, не зная ни бед, ни горестей, всегда существовал в глубинах ее сознания, хоть и нечасто проявлялся. Если Золушка действительно ее первая дочь, то это уже разбавляло душу, не только болью, но и определенной радостью. И ее девочка, несмотря ни на что, выросла в прекрасный, нежный цветок что вселяло в сердце некоторую гордость.

Впрочем, если это и правда, то Элла не должна ее знать. Не должна знать, что злая мачеха — ее настоящая мать. Фрида придумает как направить свою «замарашечку» по ложному следу.

Поначалу казалось, что ей это удалось, намекнув на одну леди, живущую в далеком королевстве и девушка клюнула на наживку.

Несмотря на это, их совместное времяпровождение не прекращалось. Напротив, они общались с внушительной частотой. Фрида желала передать некоторые из своих знаний девушке. Та же иногда задавала неудобные вопросы.

— Разве ты бы не хотела узнать своих настоящих родителей?

— Учитывая, что они бросили меня? — Фрида натянула скептическую мину. — Не очень.

— Возможно, у них были какие-то серьезные причины…

— Возможно… но все-таки нет.

Элла лишь грустно качала головой на ее безразличный тон. Фрида же раздраженно продолжила отбиваться от назойливой мошкары. Она уже даже не глядя замахнулась для убийства одного, особенно дерзкого, кровососущего, но ее остановил голос Золушки.

— Постой!

Фрида остановилась и взглянула по направлению взгляда Эллы. Вместо предполагаемого комара, по плечу ползала прекрасная бабочка…

Однажды, после очередного совместного времяпровождения на свежем воздухе, они немного не рассчитали время и попали под ливень. Вымокнув до нитки, они все же успели добраться до дома Фриды, где было принято решение что девушка останется ночевать у нее.

— Ну и погодка, б-р-р-р. — Фрида проворчала, выдавливая воду то из своих длинных, пышных волос, то из подола платья.

— Все-таки хорошо иметь короткую стрижку. — Усмехнулась Золушка, уже полностью выжавшая целую лужу из своей юбки.

Мачеха быстро поняла намек и пафосно замахнулась, якобы собираясь опустить руку на пикантный тыл Эллы, но та отпрыгнула, смеясь как ребенок. В этот момент она была похожа на милого котенка, и женщина не удержалась и одарила ее ласковой улыбкой. Затем они отправились умываться и переодеваться.

После того как с житейскими ритуалами было покончено, Фрида отправилась проверить Зигфрида, а Элла, что бы Рик не накручивал себя черною тучею, отправила домой голубя, с письмом в непромокаемом конверте (все-таки дружба с животными имела свои преимущества).

Убедившись, что с верным котом все в порядке, и немного поболтав с дочками, мачеха наконец то уединилась у себя в комнате, полностью погрузившись в свои размышления.

Однако, долго размышлять не пришлось: краем глаза она заметила, как открывается дверь.

— Фрида… мы можем поговорить?

Женщина ощутила, что голос Эллы был явно взволнован, хоть его обладательница и пыталась скрыть это. Внутри все напряглось.

— В любое время, милая. Какая тема тебя волнует? График наших занятий по фехтованию?

— Зачем ты заплатила мадам Паради редким жемчугом, взамен ее согласия выдать себя за мою мать. Она мне все рассказала.

Фрида на мгновение прикусила губу, а ее кожа побледнела. Подозрения оказались не напрасными.

— Я жду объяснений. Тебе что-то известно о моей матери?

— Нет. Я не знаю ничего. Я просто «теоретизировала», на тему того, кто может быть твоей матерью, и решила, что такая дама из высшего общества как мадам Паради попадает под все критерии.

Под резко отяжелевшим взглядом зеленых глаз, Фрида почувствовала себя как в тот момент, когда Элла сумела выбить волшебный посох из ее рук: напуганной и застигнутой врасплох. Голубые глаза мачехи смотрели на девушку, как глаза Зигфрида застигнутого за кражей колбасы, а рот был приоткрыт, словно ей не хватало воздуха.

Золушка медленно приблизилась к ней в упор, а затем обняла, прижавшись лицом к груди, под которой явственно колотилось сердце, стук которого уловили чуткие уши девушки. Кожей Фрида чувствовала, как ее одежда намокает под горячими слезами, медленными струйками, стекавшими из глаз «падчерицы» на тяжело и бурно вздымавшуюся грудь.

— Неужели ты правда думала, что сможешь вечно скрывать правду от меня? Обманывать меня? Ты думала, что я ничего не узнаю? — Элла шептала, всхлипывая между предложениями. Она обнимала Фриду так, словно они видятся в последний раз. Обнимала как дорогого человека, который может исчезнуть навсегда. Та же в ответ продолжала молчать, практически не дыша, словно ей клещами сдавили горло, а рот набили тугим кляпом. Единственное что она сумела сделать, это нежно обнять Эллу в ответ.

-… ты боялась, что я не прощу тебя, узнав кто ты на самом деле, хотя я давно простила тебя, когда ты была для меня мачехой. Как же низко ты пала… мама…

— Ты можешь прощать меня сколько угодно, котенок… Но я себя не прощу никогда. — Фрида ощутила, как дает слабину, и уже из ее голубых глаз начинают падать соленые и горькие капли. Уголки ее твердо очерченного рта, которые скорее украсили бы лицо завоевателя, чем бывшей мачехи, слегка подрагивали.

— Что я тебе говорила? Двери в прошлое заколочены. Теперь главное настоящее.

— Что ж… Это означает что у «злой мачехи» наконец-то счастливый конец? — Фрида воспрянула так словно горный хребет сняли с ее плеч. Она догадывалась что Элла все равно все узнает, но не догадывалась что от всех проблем и тревог можно избавиться с помощью правды.

— У «злой мачехи» может и конец… а у моей матери только начало. — Элла подмигнула Фриде и поцеловала ее прямо в орлиный профиль. — А теперь… расскажи мне об отце…

Всю ночь они провели за тихими и долгими разговорами, пока наконец Элла не уснула на кровати Фриды. Ее мать бережно укрыла ее, а себя постелила ложе на полу, где с ней уже разместился довольно мурлыкающий Зигфрид. Под его кошачий стрекот и дробь дождя, она сдалась объятиям сна. Но перед этим она любовалась своей спящей дочерью, лицо которой немного блестело от счастливых слез, но зато на нем была счастливая и безмятежная улыбка. Улыбка, которая была ключом от дверей ее рая.

Год спустя

— Эта девчонка снова забыла разбудить меня…

Проснувшаяся Фрида лениво принялась осматривать часы, Зигфрида мяукавшего ей прямо в лицо, а следом и всю окружающую обстановку.

— Элла!

Ответ на ее оклик не заставил себя долго ждать: девушка вошла в комнату, неся чашку чая.

— С добрым утром, мам.

— С добрым. Почему не разбудила меня?

Та лишь улыбнулась, поставила чашку на стол и присела на кровать рядом с Фридой. Ее рука купалась в длинных волосах ее матери, от чего у последней шли приятные мурашки.

— Мам, ты уже недосыпаешь несколько дней…

— Милая, разве я не говорила тебе что мне для сна достаточно четырех часов?

— Я вижу насколько их тебе достаточно. — Элла ласково провела пальцем под ее глазом, прямо по темному пятну. — Мам, я знаю, что ты трудишься для нашей семьи и не только. Но я также знаю, что ты не должна забывать и о своем здоровье.

— Мое здоровье? Солнышко, смотри…

Фрида встала с кровати, подхватила свою дочь, словно грудного ребенка и закружила по комнате. На сей раз приятные ощущения пошли по телу Эллы, которой было приятно находиться в невесомости, в материнских руках.

— Элла, Хальфрида снова проснулась. — голос Рика доносился, снизу, а вместе с ним и детский плач.

— Мне пора.

— Я поняла.

Фрида бережно опустила дочку на землю и та, за долю секунды, исчезла за дверью. Фрида снова осела на кровать, и положив одну ногу на другую, крепко задумалась.

И конечно же, по старой традиции, ее размышления прервал кто-то посторонний.

— Привет.

Фрида вздрогнула от голоса и взглянула на его источник; высокий, крепкий, в спортивном костюме юнец, стоял в другом конце комнаты — Пьетро Максимофф.

— Я вижу кое кто до сих пор не научился стучаться, перед тем как войти. Ты как здесь очутился, седой мальчик?

— Наши приятели в белом дали мне пару кристаллов. С их помощью я смог разогнать атомы своего тела быстрее времени и реальности… Правда мне пришлось так делать несколько раз. Сперва я попал в мир каких-то разноцветных колобков. Потом в мир каких-то покемонов. Сюда я попал лишь с пятой попытки.

— Как это мило…

— Ребята вычислили координаты Магуса. Теперь дело за малым.

— «Магус» — Фрида поморщилась, вспомнив про отца агностицизма. Она была одной из первых свидетельниц, его возвращения, и частично виновницей, так как за несколько месяцев до этого помогла Регине отыскать зелье, а та просто воспользовалась ею. Затем вся команда, состоящая из «попаданцев» вступила с ним в бой, и сумела отправить его в один «приятный и уютный мирок».

Теперь пришла пора окончательно поставить точку в истории симиритианина.

— Дай мне немного времени на то чтобы привести себя в порядок.

Как только скороход исчез она подошла к зеркалу и принялась расчесывать свои пышные волосы.

Как же «злой мачехе» хотелось перестать быть сильной и свирепой, а стать слабой и хрупкой, как все нормальные женщины, которых носят на руках любящие мужья. Но, по всей видимости, в этой жизни ей это точно не светит…