Three Kisses of Lightning (джен)

«Ты — лучшая из всех известных мне ведьм, — золото монокля, тихий скрип лакированных перчаток, мгновенная улыбка тонких губ. — И ты должна защитить ключ от башни. Любым возможным или невозможным способом. Любым».

Глядя на тёмный бархат кулис, в драпировку, с серыми завязками, скрывающих тонкие колонны, глядя на сцену, куда поднимались разбитые пласты-лесенки, на уровневые сталагмиты, на врезанные в стены динамики, ведьма молний напитывалась ненавистью к этому месту. Ответственность давила на плечи: подвести Тёмного Рыцаря было равносильно смерти. Она хотела бы избавиться от неимоверного давления, наплевав на приказ, но совесть зудела, червяком сжирала эгоистичное желание, гвоздём царапала по животу через позвоночник. Хотела бы, но не могла.

Неван ждала. Она умела ждать: миллионы лет ждала, когда Тёмный Рыцарь обратит своё внимание на неё, и дождалась. За изумрудной дверью хранилось то, что должно оберегать. Теперь она ждала другого: кого-то, чего-то, для чего-то, зачем-то — она не знала, но ждала. Ждала среди тошнотворных кулис, среди глухого беззвучия, среди одиночества.

Треск, грохот, дребезжание, вибрация, шум катящейся воды. Мгновение — и тишина, будто ничего и не происходило. Но ведьма поняла, что наступило то, чего ожидала так долго.

В пальцах сверкнули искорки. Воск белыми катышками стекал по сталагмитам. Жёлтые, блестящие в сумраке оперного зала свечи синхронно плясали из стороны в сторону, словно в хоре. Полы некогда карминных кулис дрожали. Где-то в углу капало. Тянуло сыростью, но ведьму это мало волновало.

Она не знала, сколько времени прошло после землетрясения, — ей казалось, что тягучая вечность осела в зале. Тяжёлая резная дверь отворилась, и на камне раздались мерные шаги. Белобрысый парнишка в лазурном плаще и с изящным оружием остановился посреди зала и оглядел сцену холодно-острым взглядом. На секунду она замешкалась: перед ней словно стоял призрак далёкой жизни, суровой и невозможной.

— Добро пожаловать, сэр, — прозвучал её глубокий голос.

— Оставь свою вежливость, ведьма, — парнишка толкнул гарду, и лезвие опасно блеснуло.

Синее пламя вспорхнуло к Неван, но она успела переметнуться к сцене, обернувшись тучей летучих мышей. Успела и тут же увидела перед лицом катану. Они бились, бросаясь то к дверям, то к сталагмитам, то к центру. Парнишка всё норовил проткнуть бледный живот ведьмы, но она ловко уворачивалась, отбивалась чёрной шалью, обволакивала его туманом и отскакивала. Рыжие волосы, как дикие костры, вспыхивали то тут, то там. Голубоватые лезвия, целившиеся ей в голову, разбивались то о вихрь-шаль, то о крылатые тучки. Одному клинку, правда, посчастливилось попасть в бледное бедро, и, проклиная противника, Неван шандарахнула того молнией.

Не только внешность, отстранённая аристократичность, аура превосходства, но и чёткие, отточенные движения выдавали в парнишке отпрыска Тёмного Рыцаря. И хоть тот не представился, ничем не выдал собственное происхождение, Неван была уверена в своей догадке. В захватившей её гордости демоница не успела спросить саму себя, почему наследник Спарды бьётся с ней?

Кончик катаны срезал огненную прядь, и ведьма, возмущённая такой бестактностью, кувыркнулась — лезвия тьмы хищными гончими отправились вслед за юношей. Оказавшись на ногах, она подбоченилась и, наблюдая, как тот уворачивается от атаки, злобно бросила:

— Вот тебе моё молчание!

За что была щедро одарена уничижительным взглядом. Вместо ответа лазурный плащ решился сократить дистанцию, и сверкнувшее лезвие вновь начало бросок. Но сражаться вечно было невозможно: постепенно они уставали и допускали ошибки. Так, на плече ведьмы, на щеке и рёбрах расцвели алые царапины. И, понимая, что проигрывает, Неван решилась на отчаянный шаг.

Она нечасто прибегала к высасыванию жизни: это во многих случаях разрушало оболочку жертвы, но всегда травмировало саму ведьму. Не по совести, а по необходимости. Или она, или противник.

Вот и сейчас, протягивая руки в спешном беге к юноше, рыжая корила себя за будущие слёзы над бездыханным телом в лазурном плаще, за подлый приём, за гадкую улыбку сладострастия перед роковой секундой. Белобрысый отстранился, скользнул прочь от приближающейся ведьмы, и она дала и ему, и себе второй шанс, отлетев к порогу зала. И фиолетовые молнии, горизонтальные и вертикальные, шумели и разрезали пространство. Одна задела паренька, и он, приложив ладонь к рассечённой брови, не заметил, что ведьма вновь раскинула руки, вновь побежала-полетела к нему, вновь охала и грустно вздыхала.

Длинные пальцы ухватились за крепкие плечи, упругая грудь прижалась к наглухо застёгнутому жилету, объятия сомкнулись, будто клещи. Он не успел моргнуть, как её жадные губы, полные, мягкие, впились в его рот, как юркий, скользкий язык пробрался внутрь и по-хозяйски исследовал дёсна. Неловко вскинув руки, жертвенный воин хотел было отбежать от ведьмы, но она задержала его за затылок и укусила за язык. А потом он ощутил. Ощутил, как силы вдруг с неимоверной скоростью стали покидать его тело, как подушечки пальцев кололо и холодок бежал по спине. Как поцелуй стал оружием. Во рту смелел шершавый язык, горячий, вездесущий, горела демоническая слюна, и он, слепо подчиняясь, лишь двигал губами — застывшее тело кричало ужасом и слабостью. Неван довольно урчала, поглощая энергию самого отпрыска Спарды, смаковала секунды и этот принужденный, горький поцелуй.

Синий всполох оттолкнул её. Рассыпавшись тучей мышей, она оказалась на сцене и, не сдерживаясь, засмеялась. Хохот, счастливо-хитрый, леденящий, эхом разнёсся по залу, и юноша, сбрасывая форму демона, утёр губы рукавом. Он наверняка восполнил часть сил, но ведьма решила, что надолго его так не хватит, и пустила в сторону воина шарики молний, быстрые, яркие, нетерпеливые. Уклонившись, он наскочил на неё, пока Неван, защищённая тучей мышей, готовила атаку. Под грустный писк стайка крылатых растворилась, и пол заискрился белым. Лазурный плащ дрогнул полами, когда электрический разряд прошил тело полудемона.

— Хватит! — просипел преклонённый юноша, стискивая челюсти. — Ты всё ещё достойна называться Хранителем спустя столько веков. И ты послужишь отличную службу, если сдержишь данное Тёмному Рыцарю слово.

Когда он поднялся, ледяной взгляд, такой же гордый и отстранённый, вонзился в неё. Ведьма не знала, радоваться ей или печалиться: её не вернули в Ад, не убили, не пленили, не одарили, а оставили всё, как было. Снова слушать сырую капель в углу зала. Снова смотреть на бордовые занавеси. Снова ждать.

Она хотела было пошутить про его неловкие, совсем не опытные губы, но маска безразличия, мёрзлый взгляд прозрачных глаз остановил её. Старое, давно забытое чувство возродилось в груди: захотелось смиренно поклониться, не глядя на господина, и удалиться, словно тебя здесь и не было никогда. Господин… Да, именно так она в прошлой жизни звала Тёмного Рыцаря. А теперь старое, затёртое пылью времени слово вновь оказалось на языке:

— Рада встрече, господин, — на бледном лице скользнула рядовая улыбка рабыни, без стекленелого отчаяния, без ретушированной ненависти, даже без пылинок надежды.

По какой бы причине сюда ни заявился отпрыск Спарды, по какому бы поводу он ни дрался с ведьмой, Неван понимала, что намерения его не были благородными. Возможно, она косвенно становилась соучастницей в его плане, но противостоять этому ведьма была не в силах. Как и не могла она противостоять смешанному чувству, ворочавшемуся в ней: на губах едва теплилось прикосновение напряжения и отчуждения, в желудке гордость боролась с покорством.

Махнув жёлтым сагео, Вергилий, старший сын Тёмного Рыцаря Спарды, удалился из затопленного зала, оставив ведьму наедине с мыслями, ощущениями, вопросами.

Она не думала, что одиночество может быть так губительно. После встречи с юношей в лазурном плаще она крутила воспоминания, словно киноленту, подмечала детали, что не увидела сразу, находила много общего и различного в их с отцом образах. Казалось, Вергилий весь был соткан изо льда, сверкающего и острого, толстого и равнодушного. В свою очередь за Спардой она не замечала такой непробиваемой холодности: тот бывал серьёзным, но никогда чересчур, бывал сосредоточенным, но врагам являл себя чуть расслабленным, чуть безразличным к битве. Но не разность отца и сына беспокоили её, а появление юноши после поднятия Темен-ни-Гру.

Теперь Неван была уверена, что Вергилий собирался открыть портал в Ад, запечатанный много веков назад, и, возможно, даже отправиться в Преисподнюю. Чтобы заполучить силу Спарды. Чтобы отомстить Мундусу за смерть всей семьи. Благородная цель, однако, достигалась слишком уж радикальными и жестокими способами: не то чтобы ведьма была против крови на улицах и в домах, не то чтобы она порицала крики боли и ужаса, но ей казалось, что одно не стоило другого. Тем более, что сам Спарда закрыл проход в Ад, а его сын, наследник демона и защитник людей, теперь отверз врата и лишил всего сущего любой надежды.

Потому она уже не корила себя за то, что так опрометчиво поглотила часть жизни высшего демона, а скорее, радовалась этому: ей, заточённой в этом гадком зале, выпала крохотная возможность урвать себе частичку Спарды. Того самого Легендарного Тёмного Рыцаря.

За думами и волнами гордости ведьма не услышала, как дверь отворилась и в зал прошла девушка в высоких красных сапогах. Когда она заметила Неван, огромная базука вдруг переместилась со спины на руки, и смоляные волосы дрогнули. Выстрел — в грохоте посыпалась верхушка сталагмита.

— Моя дорогая, существует множество других способов поприветствовать меня, — расхохоталась рыжая бестия и взметнулась на сцену. — Увы, но ты выбрала не самый лучший.

— Замолчи, демон! — обрубила девушка и, выхватив из-за пояса двойные пистолеты, ринулась к врагу.

Неван кружилась около неё, царапала белые ноги и руки острой, как бритва, шалью, пускала в лицо туманы мышей и жалила электрическими разрядами. Девчонка не сдавалась. С раздражёнными криками она махала лезвием базуки, стреляла в ведьму, отскакивала сальто, когда та слишком приближалась. Её сила не шла ни в какое сравнение с полудемоном, что не давал вздохнуть ни секунды. И несмотря на это брюнетка бежала к сцене или к двери, чтобы хоть задеть Неван шальной пулей, чтобы нанести хоть крошечную царапину на плоском животе.

Эта стойкость, эта целеустремлённость и несломленность поражали ведьму. Сколько бы молний она ни насылала на девчонку, сколько бы крылатых тучек ни летело в её сторону, та держалась. Тяжело дыша, иногда не успевая уследить за движениями демоницы, промахиваясь, держалась.

— Дорогая, сколько же в тебе ярости! — воскликнула Неван, когда девушка на мгновение остановилась у разрушенного сталагмита, чтобы перезарядиться. — Учителя ругаются? Подружки-предательницы? Бросил парень?

— Замолчи! — очередь пропорола над ухом колонну.

С хохотом ведьма скользнула в сторону. Она не нападала, давая противнице прийти в себя, — только лишь поддевала.

— Родители не разрешают гулять допоздна? Я бы сказала, что они наказали тебя, но ты сегодня здесь, а не дома, поэтому…

— Не смей ничего говорить о моих родителях! — зацепившись крюком за один из динамиков, девушка потянула на себя трос и вырвала его из стены.

— Что такое, дорогуша? Задела за живое? — тёмная дыра осталась на месте динамика. Ведьма, кружась, спустилась со сцены и послала в девчонку летучих мышей.

— Твой грязный язык не достоин упоминать их, — проговорила, почти выплюнула брюнетка, уворачиваясь от атак и стреляя наугад.

— Они, что, ангелы?

Её смех вибрацией разнёсся по залу. Схватившись за базуку, девушка побежала на Неван. Лезвие опасно блеснуло рядом, когда бестия махнула длинным рукавом и увернулась от удара. Тонкие пальцы пробежались по хрупкому плечу, затянутому ремнём, и девчонка, разрывая прикосновение, перекинула оружие — приделанный клинок мелькнул перед лицом — и, крутанувшись, саданула ведьму под ребро. Разноцветные глаза брызнули искрами злорадства.

— Что ты здесь делаешь? — в ужасе прохрипела Неван, отстранившись от девушки. — Как..?

— Не понимаю твоих вопросов, демон, — пуля пролетела над головой.

— Не может быть, чтобы она осталась жива и дала потомство… — шепнула самой себе, теряясь в догадках, почему столь знакомые глаза смотрят на неё спустя столетия. А девушке крикнула: — Наверное, твой отец был демоном, а мать — ангелом, раз они наградили тебя такими глазами.

— Заткнись, я сказала!

Безумная очередь взрывала камни в стенах, вспарывала кулисную ткань, гасила свечки. Тёмно-фиолетовым туманом ведьма оказалась за спиной в белой рубашке. Она схватилась за маленькие плечи, развернула девчонку и, хитро улыбнувшись, прижалась губами к сжатым в тонкую линию губам. Что-то упало к ногам. После двух жалких попыток вырваться брюнетка расслабилась, кожа стала податливой. Пользуясь моментом, Неван ворвалась в тёплый рот языком под возмущённый ох, скользнула по чужому шершавому, лаская и выманивая его. Осторожно придерживая нежно-суровое создание за подбородок, она ощущала бешено колотящееся сердце под тонкой тканью, а под пальцами — влагу. Со стороны девчонки раздались всхлипы.

Ужасно, но ведьма ещё даже не начинала высасывать энергию. Она всего лишь пробовала девичьий рот, смакуя его сладость и послушание. Самое ужасное, что она внезапно расхотела мучить противницу и убрала руку от лица охотницы.

— Неужели я так плохо целуюсь? — наигранно печально спросила Неван, отстраняясь. Слёзы блестели золотом свеч. Наверное, брюнетке было унизительно, что враг, сильная демоница, так издевался над ней, насмехался этим ласковым, не жестоким поцелуем. — Дорогая, когда-нибудь я обязательно научусь.

Широкие рукава вдруг потяжелели, и девчонка оттолкнула ведьму. Она встряхнула смоляной тканью — в стороны полетели маленькие гранаты, взрываясь в воздухе. Пурпурное облако метнулось на сцену.

— Гадкая девчонка! Ты же могла меня убить, — крикнула Неван, рыжие локоны зазмеились, белые зубы оскалились. — И это после всего, что между нами было?

— Извини, детка, — пожала плечами брюнетка. — Дело не в тебе, дело во мне.

Её слова, поддержавшие невинную игру, вдруг подарили несказанную лёгкость, отчего демоница рассмеялась, звонко, восторженно. Она осознала, что недооценивать юную воительницу не стоит: та наверняка имела пару козырей в рукаве, кроме внезапных слёз.

Их битва напоминала охоту, но сказать точно, кто ловил, а кто убегал, было сложно. То Неван поддавалась, и на плечах, скулах и животе появлялись раны и синяки. То Леди уставала, пропускала удары, и пули летели вне цели, и базука не слушалась хозяйку.

Когда обе изрядно устали, ведьма, откидывая за спину огненные волосы, шлёпая босыми ногами по каменному полу, подошла к облокотившейся о сталагмит девушке и предложила:

— Как бы мне ни было приятно болтать с тобой, но давай закончим наш разговор в следующий раз.

Синий и красный глаза с ненавистью уставились на неё. Кожаная перчатка, пропитавшаяся потом, стёрла в уголке рта кровь. Другая же недвусмысленно легла на базуку. Глядя на упрямство девчонки, на проявление несгибаемой воли, Неван одновременно и жалела её, и гордилась ею, и даже восхищалась. У неё было то, о чём ведьма могла лишь только мечтать, — свобода.

— Я убью тебя, демон, сейчас или позже, — отрезала Леди. — И никакие трюки тебе не помогут.

Ядовитые губы ведьмы изогнулись, острые ногти едва царапнули противницу под подбородком, отчего та резко отвернулась.

— Милая, мне так жаль тебя расстраивать, но тот, кто поднял эту башню, явно не учитывает твоё желание.

Вороные брови нахмурились, кожа на лбу неприятно собралась.

— Я запру тебя здесь, чтобы никто не посмел убить тебя раньше времени, — опираясь на сталагмит, слабо, но твёрдо проговорила девушка.

— Я так и знала, что между нами проскочила искра, — улыбнулась ведьма, являя жемчужные зубы из-под красных губ.

Когда она вернулась на сцену, своё самое нелюбимое здесь место, Леди забросила на плечо базуку и толкнула дверь. Девушка вышла, не сказав ни слова, будто действительно верила в ещё одну их встречу. И Неван вновь осталась в одиночестве порушенного зала.

Скорее, она услышала, чем увидела, что кто-то вновь посетил её обитель. На секунду решила, что то вернулась девчонка, готовая к реваншу. Но, к её удивлению, тяжёлые сапоги оповестили, что в зал прошёл парнишка, удивительно похожий на того, в лазурном плаще. Вот только этот щеголял в карминной коже на голый, накачанный торс.

— Добро пожаловать, сэр, — повторила она приветствие, одарив гостя любезной улыбкой.

Однако он не скрипнул зубами, не выплюнул пару гневных слов, не взглянул сурово-мрачно — белобрысый улыбнулся в ответ, а глаза блеснули интересом. Дабы не показаться грубой, демоница поинтересовалась:

— Вы здесь первый раз?

— Да, — он без стеснения разглядывал мертвенно-бледную кожу ведьмы, сквозь которую проступали алые вены, её голый живот и покачивающиеся от движения груди. — Но ты же будешь добра ко мне?

С таким гостем и поиграть было недурно. Коснувшись кожаного плеча пальцами, Неван обошла юношу со стороны. Ни тени строгости, ни звука неприязни. Взгляд недвусмысленно упал на зеленоватую дверь, скрывающую ключ, и, внимательный, полный любопытства, блуждал по её рыжей шевелюре, тонким рукам, влажным рубиновым губам, и проглядывающему из-под угольной юбки бедру. Чуть опустив ресницы, наклонив голову, словно чарующая натурщица, она проворковала:

— Что ж, после моего ласкового гостеприимства Вы не захотите покинуть меня.

Абсолютная противоположность. Интерес прорывался в жадном взгляде, в ширящейся голодной улыбке, в движении плечом, будто он хотел быть ближе к ведьме. И никакого отвращения. В поведении юноши она видела то, чего не могло быть у Вергилия, и то, что она лишь могла мечтать найти у Легендарного Тёмного Рыцаря.

С таким гостем действительно можно забыть обо всём, даже о себе. Она улыбалась, как, возможно, улыбалась лишь единственному существу в мире. Она пожимала плечами, как истинная соблазнительница, — плавно, чуть выпячивая грудь, довольствуясь собой. Лучшая суккуба.

Юноша схватился за пояс брюк, поправил их, обращая внимание ведьмы на аппетитно выпирающие подвздошные косточки, отчего она чуть не облизнулась. Звук коснувшегося каменного пола меча привёл её в чувства.

— Вот о чём я и говорю, — хмыкнул парень.

Вернувшись на сцену, давая в последний раз насладиться её вальяжной походкой, Неван облизнула алые губы и послала не единственному за сегодня, но такому внимательному среди других зрителю воздушный поцелуй, пропитанный электричеством.

— Тогда иди ко мне, — она подозвала юношу манящими пальцами, улыбаясь в предвкушении битвы.

Хохот, отразившись от стен зала, вибрацией пронёсся по полу. Растворившись в крылатых подругах, Неван метнулась к резной двери, и горизонтальные молнии, брызгающие фиолетовым, ринулись на эксцентричного охотника. А он лишь отпрыгивал, скользил, отлетал от них.

Рука в перчатке смахнула с плеча невидимую пыль, и парнишка спросил:

— И это всё?

Скука читалась в его голосе. Однако Неван чуть не рассмеялась в голос: белобрысый так напоминал Спарду в его молодые, безумные годы, что казался его двойником. Быть может, чуть более расхлябанным — всё же Тёмный Рыцарь никогда не позволял себе ходить полуголым — быть может, чуть более щедрым на эмоции — улыбка не стиралась с лица ни на секунду. Этот в карминном плаще был Спардые более сыном, нежели тот в лазурном.

Пищащие, искрящие мыши летели в него, острая ткань норовила впиться в юное тело, вырывавшаяся тьма жаждала поглотить его. Но парень без внешнего труда уворачивался, наносил удары, будто между делом, ронял ёмкие фразочки, хмыкал, когда ведьма мазала, — в общем, делал всё, чтобы показать свою необеспокоенность боем. И как бы он ни походил в этот момент на отца, как бы сильно он ни казался ей призраком далёких чувств, Неван раздражалась и бесилась, ведь её не воспринимали всерьёз.

— Наслаждаешься самим собой? — пурпурные тучки летели в Данте, но он, будто это какая-то шутка, уворачивался от них.

Раскинувший руками и пожавший плечами, он стоял посреди зала. Статный, привлекательный, пышущий энергией и силой. Почти так же, как и Вергилий, — но силой горячей, задорной, бурлящей. Почти так же, как и Спарда, — но силой реальной, со своими юношескими огрехами, едва ли не физически ощутимой. И демоница захотела вкусить этой силы.

Когда она бросилась со сцены, плывя над полом, — волосы позади развевались знаменем жажды — юноша предупреждающим выстрелил в ступени. Следующая пуля царапнула предплечье, и Неван, схватившись за рану, в тумане отлетела к двери. В расстроенных чувствах она наэлектризовала камень: разряд прошиб не успевшего среагировать противника, он на секунду опустился на колено и, подскочив, увернулся от острой шали-лезвия.

В попытках измотать охотника Неван хохотала, рассекая по залу, бросаясь молниями, набегая на врага и тут же ретируясь на сцену. Однако тот, если и уставал, то вида не подавал — только испарина на лбу выдавала его состояние. И вот, когда яркие молнии мчались к Данте, а он успешно избегал их, ведьма в отчаянии полетела к нему: сил оставалось немного, но задача должна быть выполнена любым способом. Любым.

Цепкие пальцы ухватились за сильную шею. Без прелюдий и ласк она впилась в его губы и, к удивлению, не встретила никакого препятствия. Словно он всю битву ждал их поцелуя. Мокрого, голодного, с попеременным вторжением в чужой рот, с её разъедающей слюной и его нейтрализующей яд влагой. Неван мурчала, как довольная кошка, прижимаясь к рельефному торсу упругой грудью, невольно трясь сосками о грубую кожу плаща. Данте положил ладонь на её тонкую талию, чувствуя две впадинки над копчиком. В ребро упёрся холод оружия. Не желая сдавать позиции, хмыкнув в поцелуе, ведьма вонзилась зубами в нижнюю губу охотника, и кровь, быстрая, горячая, хлынула в её рот вместе с полудемонической энергией. Сладкая, пьянящая, она живительной струёй наполняла Неван, и та, упиваясь, жадно глотая, стонала от удовольствия. И забывала себя.

Как гром, раздался выстрел. Распахнув в немом крике губы, демоница обмякла на руках Данте. Она тронула крепкое плечо и заметила суровое лицо охотника, с нахмуренными бровями, сжатыми в тонкую линию губами, с равнодушно-колким взглядом. Совсем как отец. Коснувшись щеки, она вдруг ощутила себя беспомощной в его руках, слабой и никчёмной: какими бы атаками ни пользовалась, как бы ни гоняла она его, что бы ни бросала в него, ей было не справиться с младшим сыном Тёмного Рыцаря.

— Ах, какой ты прелестный, — притягательная сладость в голосе сменилась хищным рыком — она в последний раз попыталась отхватить себе головокружительную силу Спарды.

Ласковое объятие на спине и мертвенный поцелуй в живот. От белого, как слоновая кость, пистолета тянулся прозрачный дымок.

— Ты так думаешь? — хмыкнул Данте.

Она проиграла. Проиграла самому наследнику Спарды: наверное, у судьбы скверное чувство юмора, но ведьма не могла винить её в том. Она проиграла и должна с гордостью, как подобает истинному демону, принять поражение. Быть может, ей удастся как-то, каким-то иным способом исполнить волю Тёмного Рыцаря и защитить башню.

Смотря в синие глаза юноши, Неван видела не его, а прекрасный в своей далёкости образ, невозможный ни для любви, ни для обладания. И она была рада, что её силы таяли в этих сильных, почти не изломавших её руках. Она была счастлива, что в её пустой, бессмысленной жизни появились те, кто на секунду сделал эту жизнь ярче, искромётнее.

Улыбнувшись собственной слабости и грядущей смерти, она дотронулась до лба Данте, пальцы скользнули по прямому носу и по щеке, задержались под ухом. Всё такое знакомое, но такое чужое.

— Хорошо, — выдохнула ведьма. — Я помогу тебе.

Потянувшись за её нежным прикосновением, юноша ощутил горечь произнесённых слов. Он бы хотел в последнюю минуту жизни демоницы запечатлеть ещё один, прощальный, поцелуй, но это было бы слишком. Рыжая голова отклонилась, веки слабо прикрылись, и губы, дрогнувшие улыбкой, проговорили:

— Твой отец был так красив…

Подушечка пальца провела по скуле. Не любящий сравнения с отцом, легендарным воином и всемирным предателем, Данте отвернулся, но нетерпеливая рука повернула его лицо к бестии. Под огненными ресницами поблёскивала уходящая жизнь. В груди рвался смех счастья, ведь в последние мгновения Неван видела перед собою лицо любимого создания. Отчего-то на глаза наворачивались слёзы.

— Но ты и сам не лыком шит.

Прижавшись напоследок к его горячей груди, коснувшись пресса, демоница с улыбкой на лице обмякла на руке Данте. В молниях, сверкающих, резких, вибрирующих, её душа явила форму оружия — элегантной электрогитары.

Пусть она не сдержала слово, данное Спарде. Пусть она подвела его. Пусть на каком-нибудь инфернальном суде, если таковой существует, он изничтожит её, но она должна помочь младшему сыну остановить старшего. Чтобы башня не исполнила своё предназначение. Но чтобы Неван — исполнила.