(Не)доброе утро профессора МакГонагалл (джен)

Солнечный луч, острый и беспощадный, как заклинание Диффиндо, пронзил щель между тяжелыми шторами и угодил прямиком в левый глаз Минервы МакГонагалл. Она застонала, не открывая глаз. Казалось, внутри её черепа маленькие гоблины били молотками по наковальням, а каждый удар эхом отдавался в висках. Язык прилип к нёбу, напоминая кусок старой пергаментной бумаги, а желудок совершал медленные, тоскливые перевороты.

«Последний учебный день... Праздник... Дамблдор предупреждал, чтобы мы так не напивались...» — обрывки воспоминаний всплывали в сознании, туманные и пугающие.

Они отмечали. Отмечали от души. Отмечали тот факт, что последний юный нарушитель спокойствия покинул стены Хогвартса, и в замке воцарилась долгожданная, звенящая тишина.

«Кажется, я... перебрала», — с ужасом осознала Минерва. Альбус ведь прямо сказал: «Минерва, старое огневиски коварно. Важна мера, дорогая моя, мера!»

Она осторожно приоткрыла глаза. Её спальня: массивный дубовый шкаф, стопка аккуратно сложенных тестовых работ на столе... Казалось бы, всё на месте и ничего не разрушено, как это было пару лет назад. Облегчённо выдохнув, она повернула голову на подушке...

...и застыла. Рядом с ней, уютно устроившись на второй подушке и посапывая, словно крошечная птичка, спал профессор Флитвик. Его седые волосы торчали в разные стороны, а маленькая рука сжимала край одеяла.

У МакГонагалл перехватило дыхание. Сердце бешено заколотилось, угрожая выпрыгнуть из груди и присоединиться к гоблинам с молотками.

«Нет, нет, нет! Не может быть. Это сон. Страшный, жуткий, похмельный сон!»

Она резко отдёрнула голову, словно обожглась, и с отчаянной надеждой повернулась в другую сторону, намереваясь стремительно и бесшумно соскользнуть с кровати и...

Она увидела огромное, бородатое лицо Рубеуса Хагрида. Он тоже мирно посапывал, одна его гигантская рука небрежно свисала с края кровати, чуть не касаясь пола. Запах мокрой собаки и огневиски витал в воздухе.

Мысль «Ну, не могла же я НАСТОЛЬКО вчера напиться!» пронеслась в голове Минервы с силой разъяренной хвостороги. Паника, холодная и липкая, сжала горло.

«Что делать? Что делать? Что делать?!» — Ум, обычно острый и аналитический, лихорадочно метался, предлагая самые безумные варианты: превратиться в кошку и сбежать из Хогвартса навсегда, живя в Хогсмиде, где-нибудь у «Трёх мётел»; применить Обливиэйт сразу на троих (включая себя); заявить, что это был сложный трансфигурационный эксперимент, вышедший из-под контроля...

Собрав всю волю в кулак, профессор МакГонагалл начала осторожно, сантиметр за сантиметром, двигаться к краю кровати между Флитвиком и Хагридом. Её движения были выверены с точностью до микрона — любое неловкое движение могло разбудить эту... эту компанию. Её нога, наконец, коснулась прохладного деревянного пола. Облегчение! Ещё одно движение...

Её босая нога наступила на что-то... или вернее, на кого-то. Минерва замерла, медленно опустив взгляд.

У самой кровати, свернувшись калачиком на ковре, спал Северус Снейп. Его вечно немытые, жирные волосы были растрёпаны и раскиданы по лицу, чёрная мантия, которую он снимал только когда мыл голову — то есть, никогда — была смята и задрана, обнажив бледные, худые лодыжки. И — о ужас! — на его ногах не было носков. В мире Северуса Снейпа, как знала Минерва, это приравнивалось к состоянию полной наготы. Он пошевелился и скривился во сне.

Шок достиг своей критической массы. Минерва стояла, прижав руку ко рту, не в силах пошевелиться или издать звук, глядя на троих спящих мужчин в своей постели и на своем полу. Мир перевернулся… Потом ещё пару раз.

И в этот самый момент, словно по зловещей команде, все трое начали просыпаться.

Флитвик сонно моргнул, уставился на Минерву, потом на Хагрида, потом на Снейпа на полу. Его лицо стало цвета свеклы.

— Ох, мамочка! Ох-ох-ох! — запищал он и, закатив глаза, аккуратно повалился назад на подушку в глубоком, театральном обмороке.

Хагрид потянулся, громко хрустнув костями, и уставился на МакГонагалл смущённым и явно недоумённым взглядом.

— Э... Доброе утро, профессор МакГонагалл, — пробурчал он, почёсывая бороду. — Я даже не знаю, что сказать… Разве что, если у нас что-то было, вам лучше бы сходить в госпиталь, а то я мужчина немаленький, сами понимаете…

Снейп, придя в себя, сел на ковре. Взгляд его чёрных глаз медленно скользнул по Флитвику, потом по Хагриду, и наконец, устремился к МакГонагалл. Он схватился за голову.

— Лили... — прошептал он с надрывом. — Я изменил Лили... И ладно бы у вас хотя бы были рыжие волосы... Хоть капля сходства…

В этот самый момент дверь спальни профессора МакГонагалл распахнулась. На пороге в своей новенькой мантии и с абсолютно невозмутимым видом, стоял Альбус Дамблдор. Его голубые глаза весело искрились за полумесяцами очков, а длинные седые волосы и борода были уложены с необычайной тщательностью. Он окинул взглядом представшую перед ним картину и ухмыльнулся.

— А-а, доброе утро, Минерва! Доброе утро, Рубеус, Северус... О, и Филиус тут? — проговорил Дамблдор бодрым, будничным тоном, будто застал их за чаепитием. — Кажется, я как раз вовремя…

Все присутствующие (кроме Флитвика, разумеется) замерли в ещё большем смущении, если это вообще было возможно. Минерва почувствовала, как горит всё её лицо и шея.

— Альбус! Я... Это... Мне невероятно стыдно! Я не знаю, что случилось, я ничего не помню... — начала она дрожащим голосом.

— Стыдно? Вот и отлично! — воскликнул Дамблдор, и его глаза засияли ещё ярче. — Потому что это, дорогая Минерва, и была главная цель моего маленького урока для всех вас. — Он сделал паузу для драматического эффекта. — Видите ли, после того как вы все так... усердно... отмечали окончание учебного года, я воспользовался моментом и вашим... э-э... сниженным порогом сопротивляемости. При помощи чар левитации, я перенёс мужчин сюда сегодня утром, пока вы крепко спали.

Минерва уставилась на него, не веря своим ушам.

— Сегодня... утром?

— Именно! — подтвердил Дамблдор, довольно потирая руки. — Цель была проста: чтобы вы все, особенно вы, Минерва, как самый стойкий и ответственный член нашего коллектива, на собственном, так сказать, шоковом опыте ощутили всю глубину смущения и отчаяния, которые могут последовать за неумеренным возлиянием огневиски! Чтобы задумались о вреде пьянства! Чтобы это чувство стыда отпечаталось в памяти ярче любого заклинания!

Воздух с шипением вырвался из лёгких Минервы МакГонагалл. Это было не просто облегчение — это было падение с высоты на мягкую перину.

— Значит... ничего... не было? — прошептала она, чувствуя, как дрожь в коленях сменяется слабостью.

— Сегодня — точно нет. А вообще — я за вами не слежу, так что, кто вас там разберёт... — Успокоил её Дамблдор.

Услышав это, Флитвик, лежавший без движения, вдруг ожил, сел на кровати и, громко выдохнув: «Мерлинова борода!», бросился прочь из комнаты.

Снейп, который явно пропустил объяснения Дамблдора мимо ушей, сосредоточенно разглядывая узор на ковре, мрачно изрёк:

— Ладно, что было, то было. Но если подобное когда-либо повторится, МакГонагалл, будьте любезны надеть рыжий парик. Элементарное уважение к моим чувствам, знаете ли…

Хагрид же, явно не до конца поняв все нюансы, поспешил сделать то, что делал в любой непонятной ситуации, а именно — громко воскликнул:

— Великий человек Дамблдор! Просто великий!