У Карин был только один план (гет)

Что приближаются две чакры, Карин почуяла уже какое-то время назад. Одна чакра пахла неприятно, другая же просто благоухала, дух захватывало от того, насколько этот аромат был сладким и притягательным. Учиха Саске. Сомнений не оставалось, это был он. Давно очарованная ароматом этой чакры, её энергией, Карин, конечно, ждала. Ей было жаль, что идёт он не один. А ещё, раз Саске идёт сюда, значит то, что Орочимару мёртв, скорее всего, правда. Это даже вызывало неоднозначное чувство, но всё, всё сейчас отходило на второй план. Ведь он, Учиха Саске, шёл сюда. Саске, в которого она уже какое-то время, с их первой встречи…

По крайней мере, она так думала. Но даже озвучить вслух было страшно. Карин привыкла быть сильной, безжалостной, решительной. И озвучить эти чувства, облечь их в слова… как-то не вязалось с её характером. Но чем ближе был этот аромат его чакры, тем больше решительность слабела, даже слегка дрожали колени. Что было с этим делать? У Карин был только один план, и он, конечно же, провалился. Но сначала…

Саске восседает в царственной позе на диванчике и не без некоторой торжественности изрекает: — Карин, пойдём со мной! Ты нужна.

В Карин борются два чувства: вот-это-наглость! и о-да-Саске-я-с-тобой-готова-хоть-на-край-света! Карин понимает, что надо что-то делать, выглядеть надо статусно, она как-никак за главного в Южном убежище, да ещё и Суйгецу тут. Не позориться же у него на глазах. Но так тяжело, и даже опозориться она уже не прочь, если б только Суйгецу здесь не было. Хотя Карин и не совсем понимает, что делать, но ей хочется выразить свои чувства. Будь что будет!

Карин говорит о том, что очень занята, рассказывает про то, что не на кого будет оставить пленников. Сама чувствует: неубедительно звучит. Саске всё понимает и отдаёт Суйгецу распоряжение всех выпустить. Суйгецу недолго препирается и уходит выполнять.

«Наконец-то наедине остались!» — Карин запирает дверь, дрожит в странном предвкушении, и идёт к Саске, искренне желая чего-то большего, чем просто поговорить. Снимает очки, глупо краснеет, чуть ли не признаётся, садится рядом, почти прижимается к Саске. О этот одурманивающий запах! Карин хочется попробовать Саске на вкус. Наверное, она действительно влюблена.

Саске не то, чтоб сильно удивлён, вовсе не напуган, не чувствует ни отвращения, ни вожделения. Он нейтрален и лишь немного озадачен.

— Отодвинься. Ты слишком близко.

Карин ведёт: ей хочется, чтоб он и дальше ей приказывал. И хоть эти приказы и не слишком приятны, но предназначаются ей. И ещё этот запах, от которого трудно соображать, его чакра. Так бы и сидела рядом с ним долго, очень долго. Сглупила, конечно, надо было не так всё сделать, да потом и возможность как-то на нет сошла: вернулся этот зловонный Суйгецу. Дверь разнёс. А до этого освободил всех заключённых. По велению Саске.

По велению Саске, по воле его всё летело непонятно куда… Карин понимала уже, что свой выбор сделала. Ещё когда учуяла издалека. Как противиться этому аромату, этой силе? А то, что Учиха Саске фактически положил конец существованию этой базы? Ничего не поделаешь, если Орочимару мёртв. Мир меняется.

Они уже идут втроём, Саске, Карин и Суйгецу, из опустевшего Южного убежища. В Северное, за Джуго. Карин ещё глупо изображает сильную и решительную. Саске не реагирует, хоть и мог бы как-то её поддеть — не реагирует, потому что она нужна ему для его цели. Он никогда вообще-то и не скрывал, что собирается её использовать. Но отчего ж так радостно на душе? Как будто птички весело запели, и молодая зелень появилась по весне? И чувствует Карин себя уже не тюремщиком, а юной девой, исполненной желаний и надежд.

И дева сия запоздало думает, что надо было заключить с Саске сделку: ты спишь со мной, когда я скажу, и тогда я иду с тобой, и можешь пользоваться моей силой. Но — она густо краснеет от того, что только что подумала о таком раскладе — она б не решилась это вслух сказать. Да и не успела: этот мерзкий Суйгецу всё испортил.

И продолжает портить. Сидит отдыхает, только посмотрите!

— Чего ты расселся, слабак?! — орёт на него Карин. — Твой меч слишком тяжёл для тебя, вот ты и устаёшь, и вообще ты жалкая тварь!

«И чего он только с нами тащится, со мной и с Саске? Толку от него никакого, только мешает!» — зло думает Карин.

… Да и как бы она могла такое предложить? Она не слишком сведуща в подобных делах. У неё ничего никогда и не было. Интересно, а у Саске? Карин думает о том, что он тоже ещё невинен и чист. Почему бы и не подумать об этом? Невинен, чист, никогда ничего не было, вот и не стал ничего предпринимать, когда вдвоём были. Может быть, так? Может быть, он, как она — не знает, не умеет просто? Сердце Карин стучит быстрее от таких мыслей.

Просто, несмотря на свою силу, грубость, жестокость, она была очень одинокой. И совершенно не знала, как правильно поступать в некоторых ситуациях. Глупо получалось, такие полумеры, не хватало то решительности, то нежности. Да и откуда ей было знать это?... Кто бы учил? Никто до Саске ей особо не нравился. Да и никому никогда дела до этой стороны Карин не было.

…Нет-нет, она решительно не смогла бы такое предложить Саске, хотя и очень логично было бы. Да и он бы не согласился. Вот и правильно, что не предложила. Надо давить мягче. Если она так нужна ему, значит, он будет терпеть её выходки дальше, и однажды, может быть, сдастся в каком-то тёмном или светлом углу, не выдержав силы её обаяния. И это может быть так пьянит! Правда, она всё ещё не слишком хорошо понимает, что делать дальше, когда он сдастся, но это её сейчас мало заботит. Проблемы Карин будет решать по мере их поступления.