Цепи (джен)

Воды озера Каленхад дремали под черными крыльями, некогда укрывавшими своей тенью весь мир. Казалось, что незримый огонь выжег воздух, свел на нет даже малые порывы ветра, ведь по скорбной глади не шла привычная рябь. Каленхад был зеркалом. Слишком идеальным, потусторонне-прекрасным зеркалом одного отражения: тонкого шпиля башни, тянувшегося к хмурому небу Ферелдена.

Укрытая сумраком, спокойная и тихая, башня все же не спешила провалиться в отражение. За ее древними стенами была жизнь. Совсем юная по меркам этих бессмертных земель. Мужчины и женщины, маги Круга и их стражи, храмовники, церковницы в тяжелых рясах. Неважно. Все они жили, погрязая в каждодневных заботах. Дышали, так или иначе, магией. Чувствовали горечь и сладость, силясь порвать цепь, единившую палачей и жертв. И, конечно же, задавали вопросы.

Дух изогнул губы в довольной усмешке и отошел подальше от едва разгонявших мрак покоев свечей.

Крохотные огоньки плясали дико и увлеченно. Так не похоже на вечно выжидающее, иллюзорно-умиротворенное пламя его родной Тени. Здесь, по ту сторону Завесы, о нем почти ничего не напоминало. Ничто не могло повторить его жгучий холод, причудливые всполохи изумруда в призрачных языках. Ему подражала разве что луна.

Ныне в ее свете беседовали двое. Пожилой чародей в удручающей мантии Круга сидел на краю видавшего лучшие времена кресла и нервно выискивал сор в нечесаной седой бороде. Лицо его, в прежние годы свежее и, наверное, даже красивое, теперь выражало одну только усталость. В еще не познавших старческую слабость руках он держал наполовину пустую массивную чашу с гравировкой — подарок ожидаемой, но вовсе не желанной гостьи, расположившейся в кресле напротив.

Та, с кем пришел дух, сама была подобна видению. Плотная, но легкая и свободная ткань ее темных одеяний полностью скрывала от чужих глаз худощавое тело, испещренное вязью шрамов, вытянутые конечности, холодные, подернутые белесой поволокой глаза. Делала ее почти обычной, почти реальной, почти… прекрасной. Такой, какой чародей ее никогда не знал. Но дух помнил.

— Страж прибудет утром, — сказала она, не отрывая взгляда от медленно тающей свечи. Ее голос звучал словно откуда-то издалека. Эхом без эмоций. — Он уже знаком тебе, Ирвинг. Вы виделись. Однажды.

Чародей кивнул, но не молвил ни слова.

— Ему будут нужны маги. Лучшие из тех, что может дать Башня.

— Да, я понимаю, — едва слышно отозвался он, пригубив вино из чаши. — Страж написал мне, Эмиссар. Письмо доставили как раз перед нашей беседой. Мне предстоит встретить его на рассвете. Но мне не совсем ясно, как это связано с вашим визитом. Неужели все слухи…

Чародей замолчал, опустив взгляд на чашу.

— Пожалуйста, продолжай. Ты ответил на многие наши вопросы. Меньшее, что мы можем предложить в ответ, это утоление твоего любопытства, Первый чародей, — Эмиссар чуть наклонила голову в знак расположения. Взглянула на чародея из-под вуали. И так же бесстрастно, как и прежде, продолжила: — Мы не разбираемся в слухах, Ирвинг. Нам не ведомо, что за речи витают в лагере близ руин Остагара. Но мы уже слышим Ее. Поверь, друг, нам ведомы многие формы Красоты, но ничего прекраснее мы не слышали и, наверное, более никогда не услышим. Лишь один из Семи способен так звучать. И это тревожный знак. Потому мы просим тебя выслушать нас очень внимательно.

Поставив чашу на грубо сколоченный столик, чародей обратился в слух. Дух оценил его внимательность. Это было правильно. Эмиссар никогда не говорила попусту. Слова ее имели немалую цену и звучали лишь раз. Перед тем, как Мор, проклятие мира, поднимется на поверхность.

— Когда Страж явится к тебе с просьбой, изложенной в тексте его письма, откажи ему, — в пустом голосе прозвучали настойчивые нотки. Первая и, быть может, единственная эмоция за весь разговор.

— Что? — чародей застыл, вцепившись пальцами в подлокотники. — Я… я не понимаю. Раз толки не врут и на нас действительно надвигается Мор, как вы можете просить меня отказать в помощи единственным, кто способен остановить скверну?

Эмиссар спокойно встала со своего места и прошла к окну. Дух встрепенулся, отбросив вороные пряди с лица. Его изящный образ пошел рябью раздражения, но быстро обрел прежнюю целостность. Он нехорошо посмотрел на чародея — пусть тот и не видел его, но точно чувствовал.

— Скверну невозможно одолеть армиями, старый друг, — Эмиссар сняла перчатку с правой руки и подставила пепельные пальцы под лучи ночного света. — Серые Стражи пытались уже четырежды. На этот раз ничего не изменится, сколько бы магов вы ни послали на смерть. Но тебя удивит, насколько сильно изменится исход в нашу сторону, если ты отдашь им всего одного из своих учеников. Разумеется, при условии, что Истязание окончится удачно.

— Солона? — прошептал чародей. — Разве время пришло?

— Не спрашивай более, — обернувшись к нему, тихо молвила Эмиссар. — Ступай. Ритуал вскоре начнется. И будет весьма обидно, если начнется он без Первого чародея. Ступай же. Мы сами найдем выход.

Когда за чародеем закрылась дверь покоев и погасли ненужные более свечи, дух наконец подошел к Эмиссару. Она стояла у прорези окна, разглядывая ладонь. Не до конца зажившие рубцы и язвы, угольные когти вместо ногтей — все это по-прежнему бросалось в глаза. Исцеление шло медленно, но духу было любопытно, как быстро улучшения станут заметны смертным. Хоть бы не слишком скоро.

Дух подал Эмиссару перчатку.

— Мы на пороге финала, дорогая. Осталось совсем немного.

— Это и пугает, Лерноуд. Финал. Что же последует за ним?

— Свобода. Мы проследим, чтобы все прошло как задумывалось.

Тьма окутала их, забирая сомнения. Воплотилась лентой на руках Эмиссара.

— Нам нужна ее кровь, — прошептала она, касаясь причудливой вышивки. — Подобное приемлет лишь подобное. Так что Солона Амелл не должна сгинуть в Тени.

Серый, лазурный, зеленый…

Линии, волны, иглы…

Серый Зал Истязаний, очерченный строгими линиями лестниц, постаментов и арок. Там стояли храмовники во главе с рыцарем-командором — тоже строгие, серые. С пылающими клинками на стальных доспехах и решительным безразличием в глазах.

Лазурный лириум, растекающийся под пальцами незримыми волнами, касающийся губ магическим ледяным светом. Дарящий силу, непривычную наполненность, опасное желание впитать все до последней капли.

Зеленое небо Тени, пронизанное тончайшими иглами неизвестного минерала. Так похоже на шпиль Кинлох в тот самый день, когда ее, семилетнюю кроху, привезли в Круг.

Солоне казалось, что она помнит все до мельчайших деталей. Вот только в Тени кажется многое. И куда меньше оказывается правдой. Может быть, прямо сейчас ее уже путает демон?

Вымощенная черным камнем дорога вела вперед прямой полоской. Ни дюйма в сторону, никакой альтернативы. Единственный путь к жизни или смерти. Так или иначе, к духам. Сквозь чьи-то сны, чьи-то образы, чьи-то воспоминания. Чужие. Здесь не было ничего от нее. Тяжелые переплеты книг, неумелые рисунки на свежем пергаменте, неискренние молитвы под надзором храмовников, ленты, державшие светлые волосы в подобии порядка, приятный запах эльфийского корня на одеждах, золотая цепочка — последний подарок матери перед расставанием: ее жизнь ждала за гранью сна. Если вообще ждала. Если за словами Первого чародея крылось нечто, помимо желания успокоить ученицу.

— Или он всего-навсего бросил тебя волкам, — пропищал тонкий голосок.

Солона обернулась, всматриваясь в искаженное пространство. Непреклонное, пустое и полное, совершенно мертвое.

— Кто здесь? — шепот разлетелся вокруг грозовым раскатом и увяз между черных скал. На этот раз Тень отозвалась, явив крохотного бурого мышонка. Опасно невинный образ духа заставил Солону напрячься.

Зверек, очевидно почувствовав ее смятение, пискнул и растворился в лазурном свечении, через мгновение представ в облике молодого мага.

Простоватое лицо, короткие русые волосы зачесаны назад, глаза, зеленые, как листва деревьев в гранатовых садах, воровато бегали по сторонам. Невысокий и худой, он носил ученическую мантию не по размеру. Солона подумала, что уже видела его раньше, быть может, во время трапезы или в библиотеке, или на уроке стихийной магии. Память рисовала этого мага идущим по извилистым коридорам Башни, обретающимся у книжных стеллажей, шепчущимся с Йованом на задних партах в Зале Истории. Каким угодно и где угодно, только бы знакомый образ не обернулся очередной проказой Тени.

— Всего лишь еще одна душа, загубленная предрассудками Церкви. Прошу, не бойся меня, — он выпрямился, разведя руки, давая Солоне рассмотреть себя получше. — Видишь, у меня нет ни клыков, ни когтей. Хотя… может, они есть у тебя? Человек не станет так просто раскрывать свои мысли существам Тени.

По его лицу скользнуло недоверие.

— Ты тоже из Башни? Истязаемый? — тихо спросила Солона. Говорить было трудно, словно язык стал чем-то отдельным, совершенно чуждым.

Маг, однако, не обратил внимания, спокойно отвечая на вопрос.

— Вполне возможно, что я был им. Наверное, мое Истязание имело место очень давно по меркам не-Тени. А может, меня привели в тот зал за ночь до тебя? Сейчас уже трудно сказать, — он отвел взгляд в сторону, будто углубляясь в воспоминания или подбирая слова. Где-то послышались звуки и Тень дрогнула, начав менять очертания. Маг вновь посмотрел на Солону, подался на шаг вперед и очень торопливо заговорил. — Это сейчас не важно. Когда бы ни произошло мое Истязание, ныне песчинки падают в твоих часах. Храмовники не станут ждать вечно. Времени у тебя мало, очень мало. Взгляни.

Маг указал за спину Солоны. Туда, где переплетаясь, расплываясь и пронзая друг друга, черные иглы оборачивались светлыми стенами, решетками, алыми стягами. Туда, где прорвав твердь, как кусок истрепавшейся марли, прямо из земли вырастали рыдающие исполины. Туда, где менялось изумрудное небо, окрашиваясь серыми облаками, и скалы становились домами, а дома скалами. Туда, где даже сквозь морок слышался шум моря. Это было так знакомо… наверное.

— Тебя ищут. Демон. Пылает, как сотня костров, и очень зол. Я могу помочь тебе, — глаза мага смотрели с надеждой. Искренней, вполне возможно, даже бескорыстной. Солона была уверена, что видела этот взгляд раньше. — Но надо решать сейчас.

Почти живое тепло согрело пальцы, стоило Солоне принять поданную руку. Чуть холоднее, чем человеческое касание, оно все же успокоило, подарило уверенность, ощущение реальности и опоры. А потом земля резко ушла из-под ног.

* * *

Белый, бронзовый, алый…

Камни, цепи, капли…

Слишком много ассоциаций.

Белый эмбриум в хрустальных вазах. Не живой — ювелирная поделка из камня без запаха, цветения и увядания. Он, застывший в не-жизни, пустой и холодный, стоял в материнских покоях задолго до ее рождения. Белые же дома Верхнего города, увитые молодой лозой. Тоже не слишком живые.

Бронзовые цепочки клеток и птичье пение за ними. А были ли сами птицы? Скорее всего, нет. По крайней мере, она никогда не видела за мелкими звеньями даже намека на перья. И в противовес им огромные цепи порта, закрывшие небо, сковавшие пристани и корабли.

Алый носила мама. Красивые платья, свободно облегающие фигуру. Словно бризу придали форму, окропив благородной кровью. Вышивка семейного герба на рукавах. Огненное тепло. И морской аромат, впитавшийся в ткань. Алыми были рассветы, которыми столь славилась Вольная Марка. Один породил ее, другой вынудил навсегда оставить семью. Вроде бы справедливо, но слезы катились по щекам дробными каплями.

За коркой раздвоенных образов-воспоминаний звучал голос. Такой необычно нежный зов из реальности. Сладкая, необязательная просьба проснуться. Храмовники так не умели. Они будили одним жестким приказом, не касаясь мага, обходя его, как прокаженного.

— Солона.

Собственное имя казалось красивым. Неожиданно слишком красивым для девочки из Башни Кинлох. Пленницы проклятого дара. Грешницы, осужденной искупать свою вину верным служением. Слишком красивым для нее. Солона попыталась открыть глаза. Усилие. Второе. Тяжелые веки медленно разомкнулись, обрывая нить сна.

Залитая светом просторная комната, клетки из цепей, цветы белого камня, расшитые золотом бархатные подушки, и женщина в алом, сидящая напротив нее. Белая ночная рубашка вместо мантии Круга. Почти наверняка безумная идея ударила наотмашь. Она дома? Не там, где лириум, храмовники и бесконечное обучение контролю во имя самого контроля. В Киркволле. В солнечном Городе Цепей на берегу вечно пасмурного залива. Дома, где ее любят и ценят. Где музыка, красивые наряды, гранатовые сады, игры с братьями, фокусы дяди Гамлена, так не похожие на настоящую магию…

Солона тряхнула головой. Это не так. Это не правда. Иллюзия Тени, морок, трясина из ее желаний. Но почему она не чувствует, что спит?

— Моя девочка, взгляни на меня, — женщина в алом подсела ближе, с беспокойством заглядывая ей в глаза. Выдохнула. — Милая, неужели опять кошмары? Успокойся. Сон закончился.

Она наклонилась, обняв ее, и объятия эти пахли морем. Прямо как в воспоминаниях.

— Мама… — Солона смотрела на родные черты, запоминая, зарисовывая. Золотые волосы, синие глаза, чистая светлая кожа, высокие острые скулы, аккуратный маленький рот, прямой имперский нос. То наследие, что не казалось Солоне проклятием. — Что… что со мной произошло? Я прошла Истязание? Где Первый чародей?

— Значит, в этот раз ты была в Круге. Это все объясняет, — мама разомкнула руки и встала с постели, отходя к столику с прозрачным кувшином на нем. Зеленоватый отвар медленно заполнил стеклянный кубок. — Даже я бы испугалась участи этих несчастных. Не беспокойся, волчонок. Я и твой папа не дадим тебя в обиду. Пей. Пей же. Твоя любимая мята.

Солона оторопела. Сон? Четырнадцать лет ее жизни: Башня, обучение, друзья, храмовники, забота и боль, страх, радость. Все, что она любила и все, что ненавидела — все это было сном?!

Или сон — это то, что происходит здесь и сейчас? «Тень есть не что иное, как наши желания и мысли. Ловушка, сотворенная для мага его собственным разумом». Кажется, так говорил Ирвинг? Но мята вполне реально обожгла язык. Выходит, правда. Или слишком искусная для юной чародейки ложь? Или…

Мама вывела ее из раздумий, забрав из рук наполовину пустой кубок. Нежно обняла за плечи.

Мама все еще пахла морем. Как в воспоминаниях, как в детстве. Как пахла каждый день? Неважно. Главное она рядом. Взгляд Солоны упал на собственную руку. Цепочка-браслет привычно холодила кожу, а вот колечко с простыми чарами, подарок одного из младших учеников, пропало. Она почувствовала, как туже затягивается узел непонимания и воздуха начинает не хватать.

— Не горюй о снах, милая. Это лишь сны. Все пережитое в них не более чем эхо Тени. Разве эхо может быть важным? Ты здесь. Ты со мной. Моя маленькая принцесса Киркволла. Разве не этого ты всегда желала?

Объятия стали крепче. Они сковали незримыми цепями, душили, тянули куда-то в глубину. «В сон», — подсказал чужой голос.

Солона упорно вспоминала, что она сделала не так. Где… где в образах была ошибка, подсказка, спасение? Эмбриум, цепи, птицы, мамины прикосновения и море. Так правильно. Так нужно. Осколки ее счастливого детства, идеально подходящие к узору мозаики. Даже забавный утренний «ритуал», отгонявший ночные кошмары: выпивать теплый отвар пахучей…

— Она никогда не дала бы мне мяту, — говорить вновь стало тяжело. Во рту пересохло. Тень убирала лишнее: кувшин и кубки, птичье пение в пустых клетках. Очертания покоев поплыли дешевыми красками на влажном холсте. Солона попыталась мягко отстраниться. Но мама… образ матери не спешил отпускать ее. Держал крепко, до хруста в казавшихся такими реальными костях. — Мама не переносила любые сильные запахи. Пахла морской водой, потому что не душилась. Она не позволяла мне держать животных, ведь те пахли. Даже цветы в ее комнате были из камня. Она никогда не дала бы мне мяту! Ты не она! Отпусти меня!

— Это твой дом, Солона. Ты любишь его. Любишь меня. Ты так хотела вернуться. Зачем уходить? — красивый голос мамы изменился, раскололся на эхо из десятка других голосов.

«Так звучат демоны».

Этих слов Солона уже не слышала. Они исчезли где-то в исказившемся до абсурда пространстве, в импульсах ее собственного сознания. Белых.

Демон взвыл от боли, выпуская добычу из рук, закрывая глаза ладонями, царапая лицо, скаля зубы. Он утратил спокойствие, но не снял маску заботы и тепла. Ревка Амелл кровоточила и корчилась в судорогах на полу полустертой из реальности комнаты. Ревка Амелл рыдала и рвала с корнем золотые кудри. Ревка Амелл цеплялась скрюченными пальцами за подол белой ночной рубашки, изо всех сил пытаясь не дать дочери выйти за дверь. У Ревки Амелл ничего не вышло. Ревка Амелл… демоны не плачут. Ведь не плачут?

Очередной вопрос, на который Солона не захотела узнавать ответ.

* * *

Светлый, мерцающий, темный…

Иллюзия, образ, реальность…

Мышь знал и умел различать только это.

Светлыми иллюзиями жила и плодоносила сама Тень. То, что смертные звали сновидениями, что направляло таких, как он, что диктовало правила. Все это иллюзия. Иллюзия выбора, иллюзия жизни, иллюзия победы. Одна для всех. Спящим она казалась сладкой, ему… Мышь редко думал об этом вкусе.

Мерцающие во тьме образы приносили с собой сомниари. Только маги-сноходцы способны по-настоящему задержать в Тени свою мысль, оформить ее, придать ей цвет, вкус, силу. Такие сущности почти постоянны и невероятно могущественны в алгоритме своих стремлений. В своей гордыне они порой считали себя духами. Глупые. И такие аппетитные. Они придавали желания не останавливаться у самого конца. У врат из Тени в смертную реальность. У царства снов есть своя. Но к чему она ему?

Темные осколки чужих мечтаний, острые грани надежд и кошмаров. Человеческих ли, эльфийских? Разве это важно? Он достоин большего, чем свалка больных фантазий. И теперь он это получит. Добровольно или нет — девчонка отдаст ему свое тело. Пусть еще побегает, изранит себя воспоминаниями. Пусть поборется с демоном Желания. Йевена любит играть. А верный мышонок посмеется в стороне.

Шаги за спиной, осторожные и легкие, но различимые в кричащей тишине, не застали демона врасплох. Удивили, не более. Обычно он вел себя куда обдуманнее.

— Глупо подкрадываться ко мне. Неужели ты надеялся преуспеть, Любопытство?

Звук перешел в форму и цвет. Очертания чуждо-знакомые, по-своему красивые, не до конца украденные у живого. Дух, ведомый неутолимой жаждой познания, казался еще реальнее с их последней встречи. Теперь уже нельзя было сказать, сколько в Любопытстве осталось, собственно, от духа. Он даже пах иначе. Не Тенью.

— Я напрасно польстил себе. Прошу прощения, Гордыня, — в голосе не прозвучало покорной дрожи. Любопытство не извинялся. Он дразнил.

— Какое из моих невинных увлечений привлекло тебя на этот раз? — спросил Мышь, не отходя от края скалы.

Внизу властвовало новое видение. Яркие шатры, музыка, танцующий люд. Бродячий цирк? Или ярмарка? На фоне праздника девчонка казалась забавной серой точкой. Любопытство, очевидно, это нисколько не увлекало. Холодная, язвительная пустота.

— Ты прекрасно знаешь, какое. Очередной человек мечется в глубинах собственного разума по вине твоего тщеславия.

— Тщеславия? — смех поглотила тревожная мелодия лютни. Девчонка убегала сквозь шатры и лавки, теряла едва обретенные ориентиры, боялась увидеть в толпе очередной призрак. Желание следовала за ней по пятам. Еще немного, и все будет кончено. Мышь обернулся к Любопытству, не тая улыбки. — О, я вовсе не тщеславен. Я свободен от столь низменных порывов. Я идеален.

— Признаю и понимаю, — Любопытство согласно кивнул. — Потому я и не вмешивался прежде. Но, боюсь, на этот раз личный интерес не даст мне остаться в стороне.

— В чем же он? Ты давно уже обрел сосуд. Если только твоя хозяйка окончательно не разложилась раньше срока, мы имеем лишнюю фигуру на доске. Почему бы не оставить девицу мне?

Любопытство пожал узкими плечами.

— Как я уже сказал: личный интерес.

— Вот только я не верю, — прошипел в ответ Мышь. — Я слишком умен, чтобы поверить тебе.

— Достаточно ли ты умен, чтобы признать, что упустил добычу?

Выверенный образ на миг вздрогнул, глаза покосились в сторону обрыва. Что-то изменилось в музыке. Лютня стала марчанской гитарой. Мышь едва сдержался, сильнее сжав кулаки. Попытка вернуть лицу спокойствие провалилась. Его… его обвиняют в глупости.

— А я не упустил. Тень учит осторожности. Тому, чего Любопытству никогда не понять. Я потратил немало усилий, чтобы увлечь истязаемую дальше в сон. Маскировка, иллюзия, унижение. После всего было бы крайне опрометчиво рисковать одному, — улыбку сменил собой нервный оскал, — поэтому я привлек союзника.

— Я заметил. Йевена. Демон Желания. Удачный альянс, — без тени сарказма проговорил Любопытство. — Но мне интересно, что с ним станет, когда вы начнете делить добычу? Как быстро она распылит тебя по Тени? Разумеется, если один крайне способный сновидец не обгонит вас обоих.

Маска ученика треснула и раскололась.

— Да как ты смеешь! Я величайшее воплощение Гордыни!..

— Но вместе с тем питаешься падалью, как жалкий висп. Облезлая помойная крыса.

— Я сказал, замолчи! — голос Мыша сорвался на гулкий утробный крик. За ним последовали тихий выдох и тишина. Мышь повел головой, возвращая прежний облик. Поправил волосы. Почти идеален. Только голос до сих пор полнился искажением. — Это неважно. Ей некуда деваться. Так или иначе угодит в ловушку.

— Как я уже сказал, мы здесь не одни. Зря ты вытащил девочку в настоящую Тень. Ее уже заметили. Слишком много подонков желает получить Солону, но я не позволю этому случиться.

— Ты? Да ты связан с Тенью одной тонкой ниткой! Порвать ее — и нет тебя здесь. На это у меня хватит сил.

— Так действуй. И что произойдет после этого? — в глазах Любопытства читалось спокойствие и насмешка.

Блеф? Уловка? Он ожидал действия, реакции, повода. Мышь точно пропустил момент, когда эта назойливая пиявка перестала быть трусом. Но вновь упускать контроль над ситуацией он не собирался.

— Зачем ты пришел, Любопытство? Выводить меня из себя? Или предлагать альтернативу?

— Альтернатива проста — отпусти ее. Позволь ей проснуться прежде, чем кто-то из охотников одержит верх, — не дожидаясь возражений, Любопытство продолжил. — А взамен получишь то, чего всегда так боялся и жаждал. Ту самую тонкую нить вместо поводка. Свободу.

Мышь гулко рассмеялся, прекрасно понимая, насколько фальшивым вышел смех. Сел на край пропасти, силясь разглядеть в меняющемся пейзаже фигуры охотника и жертвы.

— Действительно думаешь, что я на это соглашусь? Ты часто врешь. Слишком часто для простого Любопытства.

— Любопытство состоит из тайн и загадок. Мой удел скрывать правду и искать ответы под грунтом лжи. Как твой — выживать в иллюзорной тушке мыши, от случая к случаю погружаться по шею в испражнения чужих мыслей, — Любопытство беззвучно опустился рядом, поджав под себя ноги. — И при этом сохранять благородную мину.

— У тебя есть варианты получше? Что подхалим порождения тьмы может предложить мне?

— Посуди сам. Даже если тебе удастся обмануть Йевену, Ирвинга, Грегора, Данария, Бездна знает, кого еще, и забрать тело себе, храмовники немедля почуют подвох. И ты снова окажешься в Тени. Один на один с толпой недовольных, голодных дружков. И каждый будет готов сожрать тебя с потрохами: Желание, Гнев, Праздность. Ты, конечно, волен предложить им еще одну охоту. Но каков смысл, если в Кинлох хватит места для всех? Нужны только открытая дверь и маяк за ней. Я предлагаю так много в обмен на одну душу. Решайся, Мышь.

— Я король… — Мышь заметил отчаяние и обиду в собственных словах. Дрожь неуверенности. Предательское, слишком явное проявление слабости.

— Так будь им. В обоих мирах. — Любопытство неискренне улыбнулся и встал с дымящихся камней.

Тень никогда еще не была столь постоянной. На его памяти уж точно. Взгляд застыл на Йевене. Желание, скрывавшаяся за образом любящей матери, сцепилась в схватке с тевинтерским сновидцем. Сильная, готовая к победе, к триумфу. Что потеряет Мышь, позволив ей закончить работу? А что ему даст союз с Любопытсвом? Он никогда подробно не рассказывал, как ему удалось сбежать отсюда. Увиливал. Его путь имел бесконечное количество изъянов. Риск был слишком велик. Так или иначе, решать приходилось здесь и сейчас. И Мышь принял решение.

Это оказалось действительно обидно. Проигрывать смертным. Сплетать иллюзию чужой победы. Но если такова цена его личной свободы, разве не все равно?

— Как зовут маяк?

— Ульдред.

Победоносная ухмылка Любопытства исчезла в тенях вместе со скалой, ярмаркой и гитарными переборами. Все вокруг распалось прахом и не спешило собираться вновь. Теперь сон действительно заканчивался. А в пробуждении было место лишь для Солоны Амелл.

* * *

Новая череда образов захлестнула Солону кроваво-красной волной. Обрушилась ледяными каплями дождя, унося сознание все дальше по лабиринту воспоминаний. Вечерние песни дедушки у камина. Ярмарка в Нижнем городе, куда ее потащил Фелиций. Фелиций... смех младшего брата посреди кошмара, его серебряные кудряшки, синие глаза, ставшие такими далеким и холодными.

Первым, что почувствовала Солона, был именно нестерпимый холод. За ним пришла боль, крупными осколками впившаяся в кожу. Эта боль заставила ее вскочить с постели, широко раскрыв припухшие глаза, и тут же рухнуть назад, когда очередной импульс прошел по позвоночнику. На этом ощущения кончились.

Солона ничего не слышала и не видела. Только у кромки зрения тьма сменялась тусклым оранжевым светом. Ее словно поместили в кокон в ожидании превращения. Наверное, именно так живут одержимые: в абсолютной, почти осязаемой темноте, в боли и холоде. Без возможности услышать хоть что-нибудь, помимо тишины.

Солона вздрогнула, когда чьи-то сухие пальцы коснулись ее лба, провели линию до виска, очертили скулы. Слишком похоже на то, как будила иллюзия матери. Неужели она проиграла? Не успела убежать, и теперь сон продлится вечно?

Внезапно раздавшийся крик привел ее в чувство. В нем было столько отчаянья и боли, столько страха. Понадобилось время, прежде чем Солона поняла, что кричит она сама.

Сознание металось из стороны в сторону, силясь то различить как можно больше деталей, то, наоборот, забыться, не покупаться на очередную поделку. Солона слишком хорошо помнила это место.

Покои Первого чародея можно было пройти в четыре широких шага. Голые серые стены, высокий потолок, много свечей. Справа от двери стояли письменный стол и два старых книжных шкафа, привезенных из Орлея. Слева от единственного окна, перед давно не чищенным камином, стояли два кресла и столик с кувшином из стекла мятного цвета. Дальше начиналась спальня. Именно здесь Солона и проснулась.

Или нет? Почему именно здесь? Почему не в идеально круглом сером Зале Истязаний, на полу, залитом лириумом? Почему над ней не занесен храмовничий меч? Почему она не в комнатах учеников на твердой, как камень, постели? Почему не в дрожащих объятьях Йована? С другой стороны, почему бы и нет?

Обняв колени все еще слабыми руками, Солона заметила кольцо на указательном пальце. Ее кольцо. И цепочку под рукавом ученической мантии. Непослушные тяжелые кудри были собраны в хвост. Она проснулась? Солона мотнула головой, отгоняя мысль. Шелковая черная лента упала на подушку. У нее не было такой. Дорогой, с вышивкой драконов. Новый крик застрял комом в горле. Она все еще в Тени.

В коридоре за дверью послышались голоса Первого чародея и рыцаря-командора. Сон искушал Солону подняться, открыть дверь, впуская демонов, приговаривая себя к неминуемой смерти.

Но за дверью не оказалось пугающего изумрудного марева и демона Желания. Отряд храмовников расступился, пропуская вперед командора. Затем в проеме показалась взволнованная фигура Первого чародея.

— Солона, — начал он, но рыцарь-командор жестко оборвал его, воздев руку в латной перчатке.

— Солона Амелл, как глава храмовников цитадели Кинлох и верный служитель Церкви, я объявляю твое Истязание завершенным. С сей минуты и до конца дней своих, ты имеешь право называться чародейкой. Да озарит тебя свет Создателя, дитя.

Закончив свою речь, рыцарь-командор бросил краткий взгляд на Первого чародея — Солоне почудилось в нем некое недовольство, разочарование — и кивком приказал подчиненным удалиться. После и сам вышел из покоев, не говоря более ни слова, закрыв за собой дверь. Тяжелая солдатская поступь звучала ударами пульса в висках и запястьях, облитого кровью сердца в когтистых ладонях, колоколов в далекой столичной башне. Вроде правильно… Но слишком громко для реальности.

Нет. Она спит. Спит и не проснется уже никогда. Зачем уверять себя в обратном?

Мягкая перина чуть прогнулась, когда Первый чародей сел на самый край кровати. Зеленая ткань его поношенной, застиранной в дорогих мылах мантии едва заметно отражала пламя. Посох он отставил в сторону. Был ли то жест доверия или же банальная ненадобность смертного оружия там, где правит мысль? Солона боялась думать об этом.

Она выискивала осечку в действиях демона. Одно крохотное несовпадение дало бы шанс вновь убежать. Но пока демон притворялся слишком хорошо. Сутулился, как Первый чародей. Участливо смотрел в глаза, прямо как он. Тепло улыбался в седую курчавую бороду, как часто улыбался он. Даже проклятый запах мяты, так жестоко запутавший Солону в одном из видений, и тот был его.

Ей захотелось обнять его, заплакать у него на плече, рассказать о кошмарах, как она делала с самого детства, выпивая зеленоватый отвар из стеклянного кубка. Пусть только этот миг не окажется сном.

— Солона, посмотри на меня. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — его чистый, не искаженный голос стал для Солоны хлесткой пощечиной. Тень не уставала терзать ее. — Нет, ты не можешь узнать наверняка, очнулась ли ты ото сна или до сих пор блуждаешь по Тени. Я не могу доказать тебе, что я не демон. И это замкнутая цепь, которую нам обоим не дано порвать.

Первый чародей протянул вперед руку в надежде коснуться ее, но Солона отпрянула, вжалась в изголовье кровати. Первый чародей лишь кивнул, забирая с подушки ленту и отходя к окну. Над озером уже светало.

— Помню, ты прибыла таким же рассветом. Красно-желтым, как спелые северные фрукты, неспокойным, слишком красивым, чтобы не встретить его, — оранжевые отсветы на одеждах погасли. Последние свечи догорели. Первый чародей тяжело выдохнул. — Мне жаль, дитя. Это должно было быть совсем другое Истязание. Для тебя готовилась вовсе легкая мишень — ослабленный договором демон Гнева. Пустяк, особенно для ученика с такой подготовкой. Ты должна была вернуться едва ли за полночь. Но все вышло из-под контроля.

Взгляд Солоны привлек жест: учитель не прекращал обводить большим пальцем узор на шелке. Первый чародей всегда делал так, искал отвлечение, когда грустил. Могут ли демоны грустить?

— Я не знаю, где именно ты была и что видела, Солона. Но не чувствовать твои боль и смятение я не в силах. Я не прошу тебя верить, не прошу сразу принимать происходящее за реальность. Все о чем я прошу, это дать мне время до утра. Есть один человек. Я надеюсь, что он сможет помочь те…

Звук разбившегося кувшина оборвал Первого чародея на полуслове. Мятная жидкость растеклась по полу, заливая ковер и плиты. Солона стояла у камина, держа осколок в окровавленной ладони. Кровь, настоящая, живая, не иллюзия Тени, не обман, не подделка. В голове звучала лишь одна мысль. Она проснулась.

Спустя несколько минут Первый чародей аккуратно перевязывал раны. Шесть не очень крупных, но глубоких порезов грозили шрамами, но Солону это нисколько не волновало.

Шесть — правильное число. Пять порезов оставили крохотные лепестки стеклянных цветов, впившиеся глубоко под кожу. Шестой, куда крупнее и уродливее, был творением продолговатого птичьего крыла. Ей было больно, но столь правильной болью, что та даже восхищала. В Тени было бы больнее. Эта боль пролилась бы тягучим отваром несовпадений, окунула в глубокий сон, где знакомые стены становятся черными скалами, а Первый чародей продолжает смотреть в окно, водя пальцами по шелковой ленте. Но нет, все было правильно. Так не бывает во сне.

Солона смотрела на увечье с лицом победителя, изредка поднимая глаза на Первого чародея или переводя взгляд на ленту. Любопытство не давало покоя.

— Откуда она у вас?

— Я получил ее в подарок от старого друга. Не дергайся, — марля немного неровно легла на поврежденную кожу.

Солона еще раз внимательно посмотрела на вышивку. Это точно были драконы. Тонкая нить сплетала картину двух изящных ящеров с раскинутыми ровно по кайме крыльями. Драконы едва соприкасались лбами. В этом жесте было что-то нежное, почти интимное. Не самый обычный подарок.

— И теперь вы отдаете ее мне? Почему? — Солона сморщилась, когда Первый чародей перешел к пальцам.

— Меня попросили сделать это, как только ты пройдешь Истязание. В этом и был весь смысл подарка, — ответил он, осматривая проделанную работу. Критично приподнял кустистые брови, но все же отпустил руку.

— Учитель, а этот друг и человек, о котором вы говорили, случайно не одно лицо?

— Не слишком ли много вопросов для одного рассвета?

Улыбнувшись, Первый чародей укрыл ее пледом и вновь уселся в соседнее кресло, наливая вино в кубок.

— Я обещаю, что утром ты все узнаешь и почти все поймешь. Но пока…

— Учитель, последний вопрос… Можно я не буду спать?

Черный, оранжевый, мятный…

Лента, свечи, осколки…

План был проработан до мелочей и представлялся действительно хорошим.

Всю неделю перед Истязанием Солоны не привлекать к себе внимание храмовников. Так сказать, не отсвечивать.

Посещать занятия по алхимии. На лабораторных столах, помимо прочего, должно найтись все необходимое для создания горящей смеси и целебного зелья. Фосфор, селитра, эльфийский корень… точно, белый эмбриум. Воду можно будет найти и в лесу. Главное — не забывать кипятить, как в прошлый раз.

Навестить прачек с новой партией душистого мыла и зубного порошка. Получить от них утепленные подштанники в качестве оплаты. Вопросов не будет — Грегор знает, что в его комнате в одной из стен время проделало щель и из нее поддувает.

Вовремя являться в трапезную. Хлебать кашу без особого возмущения, сплавляя грязно-желтые комочки овса от центра тарелки к краям. Жевать хлеб. Когда надзиратели отворачиваются — прятать сухарь-другой в пришитый к внутренней стороне мантии мешочек. Не воротить нос от солонины.

Согласиться подменить Йована на уборке в подвале. Паутина паутиной, но выход в грот под башней, скрытый за имперским гобеленом времен до Первого Мора, был лучшим способом покинуть Кинлох. А у Йована будет шанс помиловаться со своей жрицей.

Всегда быть там, где положено, оказалось сложнее всего. С соблюдением распорядка у него всегда были проблемы, что Ирвинг не уставал подмечать, но к среде начало получаться почти не опаздывать.

План работал.

Возможно, в его провале виновата паника.

Следование правилам проявило странности, происходившие с Кругом. Все алхимические изыскания внезапно сконцентрировались исключительно на создании припарок, компрессов, целебных эликсиров и снадобий от сыпного тифа. Радостные прачки, которых он застал за болтовней в рабочее время, намекнули, что забот у них стало поменьше. Однако разглашать подробности отказались даже в обмен на средство от высыпаний на бедрах. За обедом в четверг бросились в глаза пустующие столы. Десяток старших чародеев во главе со старушкой Винн никто не видел еще с начала Молиориса. Как и семьдесят магов у них в подчинении.

Ирвинг никак не разъяснял ему происходящее. Был слишком увлечен подготовкой к Истязанию. Первого чародея словно что-то тревожило. Не само испытание. В том не было смысла — Солона была в любимчиках, что у магов, что у храмовников. Она войдет в Тень и практически тут же вернется в реальный мир. Ирвинга терзало нечто совсем иное. Дар чувствовать чужую боль шептал, что исток переживаний страшен.

Кинлох пустел. Либертарианцы только и успевали, что строить теории на этот счет. Ходили слухи про духов, вырвавшихся из-под контроля рыцарей. Они заглушались толками про Серого Стража, уже дважды посещавшего Круг. А сверху наваливались вести о подозрительном оживлении на границе с Коркари.

Пора было бежать. Ночь Истязания — лучшее время.

Только и надо, что задержаться в подвале заполночь, отодрать гобелен от стены, спуститься в грот и дальше вплавь по озеру. На берегу найти повозку до Амарантайна. Можно будет заплатить золотой серьгой. А там на корабль. Так просто. Так близко.

— У тебя ничего не выйдет. — Обреченно заявляла статуя Элени Зиновии, пока он разбирался с крючками, цеплявшими гобелен к стене. — Дитя Ортланда, за этими стенами ты встретишь только смерть.

— Смерть встретится почти каждому из тех, кто существует во плоти и крови, моя монна. Я могу лишь надеяться, что мой смертный час далек от сегодняшней ночи.

Последний крючок отпустил петлю и творение тевинтерских рукодельниц рухнуло на пыльный пол. Узкий проход поглотил магического светляка как голодная болотная жаба. Он с трудом сдержал довольный смешок и повернулся к статуе, изящно поклонился и коснулся губами застывшей гранитной руки.

— Я буду безмерно скучать, монна Зиновия, — он чуть слукавил.

Ничто в этой башне не будет вызывать у него теплых воспоминаний. Разве что Йован и Солона. Но не так уж велика потеря. Как только Юг останется за спиной, можно будет залечь на дно и поискать новых друзей. Тоже магов. Свободных магов, себе под стать.

По крайней мере, таковы были намерения.

Возможно, в их несбыточности виновато время.

Проход оказался слишком узким и вонючим. Идти приходилось боком, прижимая мешочек с реагентами к бедру. До одури медленно. Отчетливо пахло грибком и озерной водой. Это внушало доверие. Светляк, на этот раз оставленный у входа, с каждым шагом тускнел, рискуя погаснуть до того, как он достигнет заветной цели.

Так и случилось. Темнота — липкая, холодная, некстати пробуждавшая потаенный ужас, заполнила туннель. Это означало, что на поверхности прошло уже больше получаса. Истязание закончилось, и скоро храмовники заинтересуются его пропажей. Он должен был поторопиться.

Трение ткани о неровные каменные стены обозначило еще одну проблему — ход сужался. Шаг, второй и камень надавил на грудь.

«Ирвинг, погань болотная, кто бы не приходил к тебе из этого грота, он не толще сухой ветки».

Тут явно крылся подвох. Какой-то фокус, чтобы раздвинуть стены. Он же видел. Старик подходил к этой стене год назад, на Проводы Зимы. Говорил с кем-то, стоявшим за гобеленом. Книги об истории Кинлох вторили одна другой. Проход должен был быть здесь!

Воздух покинул легкие, когда со всех сторон раздались отзвуки шагов. Он приник спиной к камню, повернул голову в сторону подвала, ожидая увидеть пламя храмовничьих факелов. Но темнота лишь больше сплотилась в самой себе.

Мох мерзко щекотал щеку. Отсвечивал лириумной лазурью на сером камне. Нет. Это светился не мох. Замереть. Пальцами сплести чары невидимости. Не смотреть.

Шаги затихли в паре дюймов от него. Нечто прошуршало по носкам туфель. Ударило голубоватым светом в глаза. Проникая сквозь плотно сомкнутые веки, лазурь смешивалась с красным. Отвратительное сочетание, напоминавшее о вывернутых наружу кишках зависимых от лириума надзирателей. Худшей картине из детства, так неожиданно ворвавшейся во взрослую жизнь.

Кто-то усмехнулся совсем близко от лица. Он почувствовал, как теплый, но колючий воздух касается скулы. Услышал ледяной, надменный звук, разнесшийся по туннелю. Скрежет, невнятный шепот у противоположной стены, пусть между ними и мышь бы не пробежала. И вновь шаги, что оставили за собой лишь тишину.

Дышать стало легче. Он протянул руку, однако пальцы не встретили стену. Не открывая глаз, он пошел вперед к стоячей воде грота.

Зря. В ночной час, час духов и темных тварей из недр земли, следовало оставаться в постели. Дух соблазнил его свободой, завел на свою территорию, где намеревался водить по несуществующим коридорам. Дух с лириумными глазами, пришедший со стороны… подвала. Означало ли это, что Солона не справилась и некий дух вырвался на свободу? Обошел храмовников и нашел выход через него? Он не знал, но страшился этого.

Страх. Возможно… Нет. Совершенно точно он и стал причиной провала точного, гениального, сумевшего учесть все тонкости и мелкие детали плана.

Это страх побудил его плюхнуться в воду с шумом, наверняка перепугавшим всю озерную рыбу. Это страх подгонял его пересечь Каленхад, не рассчитывая силы. Страх загребал его руками сырую береговую землю и мешал отдышаться.

Рассудком он понимал, что темные коридоры башни остались позади, но более тонкое восприятие все еще вопило об опасности. Мир в ответ непринужденно молчал. Только вдалеке пробуждалось поселение в пять домов да трактир — малая родина всей прислуги Круга. Идти к ним было нельзя. Сдадут.

Он мог только развалиться на берегу и перевести дух. Не больше пары минут. Дальше следовало просушить одежду и скудный провиант. Следовало проверить алхимические запасы и те немногие драгоценности, что удалось стащить. Следовало… но страх вымотал его до изнеможения, а звезды таяли на рассветном небе так умиротворяюще. И облако, проплывавшее мимо, напомнило ему котенка. Меленького, серого, с голубыми глазками. Он всегда хотел себе такого. Мысли путались. Глаза закрывались сами собой, игнорируя волю.

Он заснул. Но лишь затем, чтобы быть разбуженным тяжелым храмовничьим сапогом на своей груди. Кривая ухмылка Кэррола приписала плану статус проваленного.

Анализируя все события сейчас, стоя перед рыцарем-командором и отводя глаза подобно обиженному ребенку, можно было заключить, что и страх, по сути дела, не был катализатором неудачи. Этот побег провалился по избитой за годы причине: план был слишком хорош и сложен.

— Мне просто любопытно, что ты можешь придумать в свое оправдание… на этот раз?

Грегор сидел за прибранным письменным столом. В простой хлопчатой рубахе и штанах, без какой бы то ни было амуниции он мало напоминал грозного защитника Башни. Больше старика, готового отойти ко сну. Ночи Истязания всегда были тяжелым бременем, но похоже, с возрастом они стали для Грегора таким же испытанием, как и для послушников. Стоило только присмотреться, и все становилось понятно. Мешки под глазами, глубоко пролегшая меж бровей морщина, бледные губы. Старик устал.

— Сколько лет тебя знаю, — продолжил Грегор, не дождавшись ответа, — все никак не возьму в толк — ты вообще не умеешь учиться на ошибках? Или просто таким образом себе нервы щекочешь? Тебе же неплохо живется здесь. В других Кругах, поверь мне, с такими беглецами обращаются много хуже.

— Я знаю, — прошипел он в ответ. — Мне друг написал, как ему поживается в Казематах Киркволла. Казематы задумывались, как бараки для рабов. А теперь там держат магов. Смирных, покорных. Таких, что даже и не помышляют о побеге.

Грегор поднял на него красные, болезненно припухшие глаза.

— Хочешь в Киркволл, Андерс? Могу устроить и перевести на твое место какого-нибудь бедолагу. Уверен, с ним таких проблем не будет.

Придумать что-нибудь обидное и едкое не составило бы особого труда. У старика было достаточно слабых мест, на которые можно было надавить при необходимости. Но Андерс устал не меньше его. Ему хотелось есть, хотелось спать. И очень хотелось знать, жива ли вообще Солона.

— Вы выглядите уставшим, рыцарь-командор, — без издевки заметил Андерс. — Надеюсь, Истязание закончилось благополучно.

Грегор не только не расслабился, но, казалось, стал еще мрачнее. Он нахмурился, провел пятерней по лицу, словно стараясь отодрать прочь скорбную маску. Уголки тонких, обветренных губ устремились вниз.

Андерсу стало тревожно.

* * *

Курица, лежавшая на голубоватом металлическом блюде, была неприлично большой и мясистой. С золотистой медовой корочкой, в окружении вареных овощей, она смотрелась угощением с королевского стола. Любопытно, как долго выращивают таких? Как о них заботятся? Как откармливают… на убой?

В свиту курицы, помимо овощей, входили свежий серый хлеб и желтый сыр. С дырочками. Неприлично аккуратными и ровными. Такие обычно рисуют художники на орлесианских натюрмортах. Но их не должно быть в Кинлох, на просто сколоченном столе из дрянного дерева. Это в высшей степени… Дурацкое «неприлично» вновь попросилось на язык.

Неприличными были взгляды, что бросали другие маги на нескромную трапезу. Неприличным было чавканье Йована. Поданные кудрявым храмовником запеченные яблоки неприлично пахли дорогими пряностями. Но самым неприличным было то, что Солоне совершенно не хотелось есть.

Воспоминания прошлой ночи суетливо клубились в голове, отдавались в глотке гнилью и мятой. Все в Тени было ловушкой. Совершенной, почти незаметной. Дружелюбный ученик Круга — демон. Образ Киркволла, такой родной и во всем верный — искаженное желание. Материнские объятия — тиски контроля над ослабленной волей. Силуэт во тьме ярмарки, смутно знакомый, преисполненный тоски — пытка надеждой перед неотвратимой кончиной.

Тень менялась, надевая все новые маски. Тень окутывала свою жертву призрачной паутиной и душила. Тень… училась на ошибках, но не проигрывала.

Что если и в этот раз не проиграла?

Солона зажмурила глаза и надавила большим пальцем на слегка поднывавший порез. Больно. Но курица не изменила ни положения, ни вида.

— Солона, — Йован потянулся к курице, попутно подкидывая в тарелку кабачки. Крайне неловко — несколько капель овощного сока упали на стол, растеклись, заполнили собой крохотные борозды, — с тобой все хорошо? Может, хочешь воды? Знаешь, тебе лучше съесть хоть что-то. Не хочешь мясо, хоть хлеб с сыром в рот засунь. Для тебя же старались.

Он быстро наложил тонкий кусочек сыра на ломоть хлеба и помахал им перед лицом Солоны. Она только отмахнулась.

— Все прошло плохо, да? — спросил Йован, когда стало понятно, что она не притронется к еде. — Я слышал, как ночью храмовники носились по башне. Их споры, крики. В какой-то момент я подумал, что ты…

Он протянул руку, накрыв ладонь Солоны своей. Теплая. Неуклюжие, слишком длинные пальцы. Знакомый неглубокий шрам от мизинца к запястью — летом порезался о камень, взбираясь к ней и Андерсу на крышу. Они потом еще час возились с раной и испачканной мантией. Солона почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Слишком лично. Если это демон, то он забрался недопустимо далеко.

— Солона, эй, посмотри на меня. Все закончилось. Ты справилась.

— И до сих пор в этом сомневаюсь, — Солона сжала пальцы друга, словно пытаясь убедить саму себя в реальности происходящего. — Йован, ты не знаешь, каково там. Пространство, время, память… когда об этом говорят на лекциях, Тень кажется такой простой, но на практике… Там ты не можешь доверять глазам. Не можешь доверять слуху. В один момент я шла по тропе посреди зеленого марева, а в другой уже слепла от марчанского солнца. Я бежала сквозь карнавал и падала в яму, полную человеческих костей. Говорила с не прошедшим Истязание учеником и с демоном в обличии родной матери! Мне пришлось растерзать руку куском стекла, чтобы понять, проснулась я или нет! Скажи мне, как можно справиться с таким?!

— И все же ты здесь. Мы оба здесь. Все это может пугать тебя сейчас, но через пару недель ты будешь с улыбкой советовать мне, как вести себя на Истязании.

Он улыбнулся и пододвинул к Солоне блюдо с яблоками. Мед, розмарин и шалфей вызывали неприличное желание поскорее вгрызться в десерт.

Столько мыслей. Столько надежд. Может, все это взаправду? Ночью так и казалось. Йован выглядел таким настоящим. Может быть…

Солона быстро закивала в такт его словам. Хорошо. Последняя проверка. Последний вопрос. А потом можно и поесть.

Расслабить лицо. Спросить как можно более буднично, словно ответ ничего не значит.

— А что о моем Истязании сказала Элени Зиновия?

— Понятия не имею, — невнятно заявил Йован, прожевывая кабачок. — Я всю ночь был с Лили в часовне. Сегодня отдохни, но завтра нам четверым предстоит кое-что необычное.

Промашка. У настоящего Йована ночью должно было быть дежурство в подвалах башни. Он обещал зайти к окаменевшей прорицательнице и спросить о судьбе ритуала. О ее судьбе.

Солона сжала в кулак перевязанную ладонь. Приступ острой боли тут же отбил всякое желание даже смотреть на еду.

— Если завтра для меня настанет…

— Солона! — возмущенно-радостный возглас раздался со стороны входа в столовую. Андерс. Еще один друг. Еще одна потенциальная маска для какого-нибудь демона.

Высокий, поджарый, светлый. Во всех смыслах этого слова. У Андерса мягкие пшеничные волосы и лучащиеся ехидным дружелюбием ореховые глаза. Бесконечный, неутихающий пожар оптимизма под медовой кожей. Повадки аристократа и обаяние воришки из орлесианских романов, так любимых Первым чародеем. Самый хороший дар из возможных — исцелять душу и тело — как кривое отражение ее собственного. И той тьмы, к которой тянулся Йован.

Чудесный, лучезарный, справедливый Андерс, всегда готовый прийти на помощь и спасти от ночных кошмаров. Поздно.

— Все в Башне ходят с такими лицами, словно от тебя осталась кучка пыли. Грегор в полуобморочном состоянии. Ирвинг закрылся в своих покоях и никого не пускает. Йован… о, он здесь. Не столь важно.

Андерс присел рядом с ней, и Солона смогла присмотреться к его лицу. Идеальное воплощение. Тот самый Андерс, которого она знала. Демоны превзошли сами себя.

— Полагаю, спалось тебе не очень хорошо. Что там было? Демон Гнева? Он из новеньких, так что может жестить.

Он буднично отломил курице крылышко и, обмакнув его в горячий овощной сок, поспешно поднес ко рту. Еще несколько капель растеклись по столу.

— Что ты несешь? — Йован с сомнением посмотрел на него. — Хочешь сказать, что все демоны, с которыми ученики сталкиваются в ночь Истязания — это прикормленные Кругом собачонки?

— Нет, — усмехнулся Андерс. — Собаки опаснее.

— Какой же ты все-таки…

— Вне зависимости от того, что ты скажешь, я в ответ назову тебя наивным. Неужели ты действительно думаешь, что Первый чародей и храмовники стали бы спускать на зеленых, беззащитных учеников настоящих демонов? Выпускать вас в настоящую Тень? Будь это так, Башня бы опустела еще при старине Ремийе.

— Этот был настоящим, — наконец выдавила Солона. Близкие люди или демоны — ей было уже все равно. Хотелось кричать, плакать, чувствовать боль и холод. Все, чтобы вернуть то краткое ощущение победы над кошмаром, испытанное в покоях Первого чародея.

Друзья оставили спор и повернулись к ней. Йован выглядел взволнованным и испуганным. В глазах Андерса Солона увидела понимание и… зависть.

Он взял с тарелки печеное яблоко и протянул его Солоне. Смотрел в упор, пока она не приняла лакомство и не поднесла его к губам.

— К слову об Истязании. Я хотел кое-что обсудить с вами… — нерешительно начал Йован, но поймав на себе недовольный взгляд Андерса, быстро стушевался. Поник. — Позже.

С Солоны словно спал морок. Что она делает? Почему доверяет? Ей нельзя… Слишком опасно.

Бросив яблоко на стол, она вскочила со скамьи и кинулась прочь из зала. Пусть растечется иллюзией! Пусть станет черными скалами, плачущими гигантами, цепями, парящим городом в зеленых небесах! Пусть наполнится плачем матери и хохотом демона, беспокойными окликами друзей! Всем, чем пожелает! Только бы она не видела, не слышала, не понимала правду.

В коридоре было холодно и темно. Правы были древние тевинтерцы, что не доверяли магическому пламени. Оно не умеет согревать, а старый камень вовсе не бережет тепло печей.

Очередной поток образов захлестнул Солону с головой. Бело-красный герб Круга на знаменах напоминал окровавленный рабский ошейник. Темнеющая серая резьба на дверных арках — фигурные шрамы на руках и груди демона Желания. Золотистая мантия, облегавшая тело, заставляла вспомнить о шатрах безликих ярмарочных фокусников.

Белый, серый, золотой…

Ошейник, шрамы, шатры…

— Проклятье! — выкрикнула Солона. Все равно в иллюзорной Башне никто не услышит. Никто не подскажет заклинания, не подаст нужного лекарства от подступающего безумия. Впрочем, оно подступало даже слишком громко. Солона услышала шаги, потом ее прижали к ледяной стене.

— Я знаю, что тебе плохо. Но поверь, своим нытьем и истериками ты добьешься разве что Усмирения.

Андерс даже не злился. Его хватка была слабой. Легко вырваться. Убежать. Но куда? Зачем? Солона просто отвела взгляд. Уставилась на носки туфель и попыталась отвлечься. Какие там были цвета? Белый, серый…

Андерс встряхнул ее за плечи, мягко взял за подбородок и заставил поднять глаза.

— Вот же подонки! Что они с тобой сделали? Послушай меня: главное оружие Тени — это воспоминания и чувства самого мага. Вне этих образов демоны бессильны.

Солона нехотя кивнула.

— Но ведь у нас на двоих есть кое-что, о чем они не могут знать, Солона.

Все тело напряглось. Солона не знала, чего ожидать.

— Вперед, проторенной тропой… — Андерс перешел на шепот. Уверенный, но тихий. Куда более личный. Отступил на полшага. Переплел их руки так, чтобы тыльные стороны ладоней слегка прижимались друг к другу.

— Где крики чаек и прибой… — Солона ответила, ступая навстречу. Без боли и слез. Закрыла глаза и почувствовала легкое соприкосновение лбами.

Вспомнила. Это их обычай. Только их. Он спрятан в глубинах двух разумов, за белыми непроницаемыми барьерами, куда им самим большую часть времени хода нет.

— Я буду навсегда с тобой… — уже совсем тихо закончил Андерс.

Солона сжала ладони в кулаки. Протяжно, болезненно вдохнула и отпрянула. Ей вдруг стало очень любопытно, как он воспринял неудавшееся Истязание в реальном мире. Горевал ли? Пытается ли сейчас достучаться до нее, открывая путь к тайным воспоминаниям? Пытается ли залечить раны медленно остывающего тела? А если это и есть настоящий Андерс, то почему же она…

— Почему я тебе не верю?

Андерс горько усмехнулся.

— Хотя бы попытайся.

Их прервал тяжелый лязг металла. Кудрявый, совсем еще юный храмовник, подавший ей к завтраку клятые печеные яблоки, остановился в десятке шагов от них. Многозначительно кашлянул в кожаную перчатку, давая понять, что Андерсу лучше оставить их наедине.

Прожигая взглядом дырку в сияющей кирасе, Андерс крепко обнял Солону и с нарочитой покорностью отправился дальше по коридору. Спустя восемь ударов сердца силуэт растворился в темноте.

— Неприятный тип, — с заметным смущением заговорил храмовник. — Надеюсь, он не причинил вам вреда.

Необычно почтительное обращение вернуло Солоне прежние сомнения. Демоны все еще дрались за ее рассудок, как свора бешеных собак за кусок мяса.

Она повернулась к храмовнику и подметила, что, в отличие от «Андерса», эта тварь хотя бы не была привлекательной. Скорее жалкой.

— Вы чего-то хотели?

Простой вопрос смутил его еще больше. Он быстро заморгал, задышал ртом. Неловко поднял руку, чтобы помассировать висок. Храмовник казался Солоне все более странным и подозрительным с каждым мгновением. Подходящим жестокой иллюзии своими повторяющимися движениями и все краснеющим лицом.

— Я? О нет. Я ничего… Это Первый чародей и… — Он быстро выдохнул и снова прокашлялся, пытаясь выровнять голос. — Солона Амелл, тебя хочет видеть Первый чародей. Прошу тебя следовать за мной.

Солона нахмурила брови и проигнорировала поданную храмовником руку, но приказу повиновалась. Возможно, этот демон был не пожирателем, а посланником более сильного духа — таинственного гостя ее наставника? Если так, то ее кошмару настанет конец.

* * *

— Я не вполне понимаю тебя, Ирвинг.

Незнакомый, мягкий и глубокий голос не скрывал разочарования.

— Нет, командор, вы все прекрасно понимаете. Обстоятельства складываются не в нашу пользу, и Круг не намерен рисковать. Если допустить собрание сотни чародеев в отдалении от башни и контроля храмовников, они станут опасной силой, с которой не справиться даже королевской армии.

— Или орде порождений тьмы. Во имя Невесты Создателя, Ирвинг, я прошу еще всего лишь два десятка магов.

Отрывистый стук в дверь заставил голоса за ней стихнуть. Храмовник прошел вперед, и Солона последовала за ним, стараясь не наступать в его следы.

— Первый чародей. Серый Страж, — поприветствовал он. — Солона Амелл, по вашему приказанию, приведена. Рыцарь-командор не рекомендует задерживать ее надолго.

— Мы разберемся, Каллен, — устало сказал Первый чародей. — Благодарю тебя. Можешь идти.

Храмовник помялся на месте, оглядываясь на Солону и сжимая в жесткой хватке рукоять меча. Будто обдумывая опасность следующего шага. Наконец кивнул и вышел. Смысл задержки Солона так и не поняла.

Они остались втроем. Солона, Первый чародей, с грустью и осуждением смотрящий на ее кровоточащую ладонь, и незнакомец. Серый Страж. Таинственный гость из предрассветных речей наставника. Смуглый демон в сияющих доспехах сказочного рыцаря.

Не молодой, не старый. Неясно какого народа и веры. С его латного нагрудника смотрел вымерший зверь Андерфелса, и Солона с легкостью представила как когти грифона впиваются в ее плоть, раздирают, пускают кровь. Но рыцарь напротив нее держался спокойно и сдержанно.

— Солона, — поспешил представить гостя Первый чародей — Это Дункан, командор ордена Серых Стражей в Ферелдене, мой давний друг. Я говорил тебе о нем раньше. Дункан — вот это и есть Солона Амелл, моя лучшая ученица. Что скажешь?

Серый Страж не сказал ничего. Только окинул Солону недоверчивым взглядом и обратился к Первому чародею.

— Это лучшее, что ты можешь предложить? В таком случае, прости меня, но я буду вынужден настаивать, чтобы ты исполнил то, о чем мы договорились раньше. Два десятка магов.

Первый чародей встрепенулся.

— Я попрошу тебя, Дункан, не делать поспешных выводов. Подожди немного, и я уверен, чародейка Амелл сумеет тебя удивить.

— Меня вдохновляет твоя уверенность, старина. Но в этот раз я вынужден настаивать. Когда ты рекомендовал мне ее, я представлял профессионала. Кого-то не слабее Фионы. Бойца. Это же забитое, больное дитя. Я не возьму на душу грех, отправляя ее против орды. Не смей даже предлагать мне нечто подобное. И приведи двадцать магов до конца дня, — Страж вздохнул. — Я бы не стал требовать столь резко, если бы не ситуация. Наш король… воспитан на легендах об Ордене. И теперь, когда это может оказаться Мором, он хочет не просто защиты королевства. Ему нужна красивая победа. Одно решающее сражение. И в этом сражении Стражи должны быть на передовой. Во всей мощи и великолепии древних героев. Увы, сейчас мы далеки от этого. Без поддержки магов мы окажемся слабейшим звеном в королевском войске. Звучит страшно, но это правда. Я не могу подвести короля, Ирвинг.

Не сходится. Солона впервые отчетливо поняла — не сходится. Тень концентрируется на своей жертве, как хищный цветок на мухе, обволакивая сладким ядом-нектаром, интересным лишь одному несчастному насекомому. Разговоры демонов однотипны и направлены исключительно на цель. На нее. Как беседа Йована и Андерса в столовой или голодный взгляд храмовника. Так почему этот говорил о далеких от ее участия политике и войне?

Причем совсем не так, как должен был. В библиотеке башни хранилось несколько трактатов о политике. И конечно же, Солона прочла их. От корки до корки. Не единожды. Там политика представлялась витиеватыми фразами в салонах и залах, разносимых вокруг взмахами вееров придворных. Лукавыми взглядами в почтительных поклонах Императору Драккону. В конце концов, манерными дуэлями между членами Совета Герольдов, в самом крайнем случае, когда разногласия выходили за пределы дворцовых кулуаров.

Здесь не было красивых речей. Факты. Острые и не терпящие интерпретации. «Королю нужна победа» — эти слова звучали обреченно на каждом выдохе рыцаря. Он боялся. Боялся войны, до которой никому не было дела в их маленькой заносчивой Кинлох.

Солона ощутила, насколько ничтожным и незначительным было ее пристанище, куда из «большого мира» явился гость с жесткой просьбой о помощи. Если Тень не стесняется столь масштабных иллюзий, значит, по крайней мере, в этом должен быть смысл.

— Сэр Дункан, прежде чем я покину вас… Первый чародей говорил, что вы можете помочь. Дело в том, что мое Истязание прошло не совсем удачно. Я… вижу кошмары. С трудом различаю реальность и сон. И что страшнее всего, мне кажется, что я проиграла демону в Тени. Первый чародей запретил обращаться к храмовникам…

— Они бы убили тебя за одно лишь это сомнение, — пояснил Первый чародей. — Так рисковать мы не могли.

— Я понимаю.

Серый Страж подошел к ней и взял лицо Солоны в свои огромные ладони. Он не носил перчаток, но руки были теплыми и даже горячими, словно Стража лихорадило. С минуту он упрямо смотрел ей в глаза. Не моргая, не позволяя отвести взгляд. Когда Солона в уме перешла на седьмой десяток секунд, Страж внезапно схватил ее за запястья и принялся рассматривать вены. Рана заныла с новой силой.

— Нет, это не демон, — напряженно заключил Страж, отпуская руки. — Ты едешь со мной, Солона Амелл.

— Что вы…

— Никаких больше вопросов, — он подошел к двери и дважды постучал. Кудрявый храмовник не заставил себя долго ждать. — Будьте так добры отвести чародейку Амелл в ее комнату. Ей необходимо собрать вещи.

Солона обернулась и посмотрела на наставника. Тот выглядел обескураженным.

— Дункан, что происходит?

— Пожалуй, оставь два десятка до следующего Призыва. Девочка действительно может оказаться полезнее многих. И потрудись объяснить…

Храмовник закрыл дверь, так что Солона не могла услышать дальнейшего разговора.

Следующий час был особо волнительным и страшным. Она точно знала, что допустила ошибку. Поддалась всего на мгновение и открыла демону путь в свои мысли. Теперь он увезет ее. А если нет? Если все происходящее реально? Тогда, скорее всего, она порядком испортила Первому чародею день, выдав свой изъян перед Серым Стражем, его близким другом и человеком короля.

Она посмотрела на собранную котомку. Все самое важное: плащ, посох и несколько книг. Ничего лишнего… Подвязала волосы лентой, взглянула в зеркало.

Ее собственное зеркало. В ее собственной комнате. Место в Башне, где она надеялась оставаться гораздо дольше. Возможно, что и всю жизнь, как должно любому нормальному магу. И Первый чародей тоже на это рассчитывал. Готовил ее, чтобы однажды она заняла его место. Ободрял, поддерживал, пока ученица не стала чародейкой.

— Я не хочу уезжать. Не хочу.

Солона замотала головой, задрожала подобно пламени свечей. При мысли о том, что могло ждать по ту сторону иллюзии, пробивал озноб.

— Ты не обязана, — зеркало словило сгорбленный силуэт Первого чародея. — Ни передо мной, ни перед Дунканом. Я мог бы что-нибудь придумать.

Он осторожно обнял Солону за плечи. Жест, особо полюбившийся ее пленителям. Она понимала почему. Близость отрезала возможности. Бегства, спасения, пробуждения. Тиски из пальцев и пустого тепла. Но ей по-прежнему было холодно. Холодно и больно.

— Но послушай, — продолжал Первый чародей, — у каждого, кто рожден с силой под кожей, есть долг перед миром. Тот, что мешает нам быть среди людей и запирает в башнях. Сейчас у тебя появилась возможность оплатить его сполна и еще успеть распробовать эту жизнь на вкус.

— А что если это всего лишь часть кошмара?

— Тогда ты проснешься. Я сам разбужу тебя и больше никогда не стану ни к чему принуждать. Вот, — Первый чародей извлек из рукава мантии знакомую черную ленту. — Возьми ее. И не думай, что можешь «случайно» забыть ее, как случилось этим утром. Она нужна тебе.

— Зачем?

— Чтобы… — Первый чародей запнулся. Продолжительно моргнул. Выдохнул. — Помнить меня.

Солона сделала неловкий, слишком быстрый шаг вперед и обняла его. Слезы подступили к глазам. Настоящие слезы в, возможно, совершенно иллюзорном месте. Почему же это так сложно? Раны ноют вполне реалистично. Окружение изменчиво не более чем в реальной Кинлох. Серый Страж — совершенно новое лицо, не вызвавшее ложных воспоминаний о прежних встречах. Вкусы, запахи, голоса такие, какими должны быть. И Первый чародей обнимает правильно: крепко, тепло, стремясь сокрыть от жестокого мира в который сам же вынужден отпустить. Так почему же она не может поверить ни во что из этого?

Она должна уехать. В место, которое никак не может знать. В место, которое Тень не сможет подделать, опираясь на образы из ее памяти. Туда, где нет знакомых зданий, вкусов, запахов и лиц. Только там станет понятен исход ее Истязания. Если путь в то место пролегает рука об руку с Серым Стражем — Солона пойдет с ним.

* * *

Солона отбыла в сумерках. Андерс лично видел две фигуры в плащах, покидающие Кинлох. И радовался. Достал из запасов бутылку церковного вина и пригласил Йована распить ее вместе. Друг явно был недоволен раскладом дня. Почему бы не поднять ему настроение после провала…

— Самого нелепого, рискованного и непродуманного плана, — Андерс наполнил чашку друга теплым напитком. Йован фыркнул и уставился на чашку так, будто внутри был яд. — Серьезно, о чем ты думал?

— Все бы получилось, если бы храмовники не забрали Солону! Мы четверо уже были бы на свободе!

Андерс покачал головой. Опустошил свою чашку и подлил в нее еще немного вина.

— Я в этом сильно сомневаюсь. Как мастер по составлению планов побега из старушки-Кинлох, я могу поставить тебе самый неудовлетворительный балл за эту работу. Посредственно. Нас бы засекли еще на этапе добычи жезла, а схватили бы в хранилище. С поличным. Я и Солона, может быть, отделались бы подпорченной репутацией. Тебя бы убили на месте. А Лили… — Андерс выдержал драматическую паузу, наблюдая за тем, как лицо друга меняет цвета, — не понравилось бы в Эонаре.

В глазах Йована встали слезы. Андерс виновато улыбнулся и похлопал друга по плечу. Выслушивать истерики в его планы на вечер не входило, но было уже поздно. Продержавшись совсем немного, Йован зарыдал.

— Андерс, помоги мне. Я знаю… Я знаю, что они не собираются проводить мое Истязание! Они меня усмирят! Я стану просто телом! Марионеткой! Лили…

Лепет Йована сбился и стал вовсе неразборчивым. Андерс пододвинул чашку поближе и приказал выпить до дна. Они повторили это дважды, и Йован сумел восстановить дыхание. Так-то лучше.

— Нам надо бежать, — сказал он, пока Андерс тянулся за бутылкой. — Как можно скорее. Ты составишь план, а я обещаю, что буду следовать ему беспрекословно. Лили сможет добыть нам еды в дорогу и теплых вещей…

— Это бессмысленно, Йован.

— Почему? — Воодушевленный настрой друга мгновенно сник. Он снова смотрел на Андерса глазами грустного щенка.

Андерс поморщился и всучил бутылку Йовану. Подошел к окну.

На Каленхад опускался туман. Он скрывал воду и берег вдали, чуть отливая лазурью. Солона наверняка была уже далеко. А дух из подземелья? А война? А внезапно взбунтовавшиеся против храмовников демоны?

— Только не хнычь. Никого из нас не усмирят и не запрячут в Эонар. Не успеют. Что-то надвигается, Йован.

Он развернулся с самой дружелюбной улыбкой и вернулся к столу. Мягко положил ладони на плечи Йована. Тот уже достаточно разомлел от вина и прикрыл заплаканные глаза. Напряжение потихоньку отступало. Андерс всецело заменял его собой. Обволакивал словами. Лечил.

— Чародеи пропадают из Башни. Послушники посещают настоящую Тень. Духи разгуливают по подземным гротам. А Серый Страж увозит нашу лучшую подругу Создатель знает куда. Я не идиот, чтобы не сложить все факты и получить картинку. Грядет нечто масштабное, дружище. И Башня будет в центре событий. Так что мы не сбежим. Нет. Мы выйдем через главные ворота. И Грегор сам нас выпустит, помахав на прощание платочком. Этот план точно проработан до мелочей.

Нет, это был не сон. Определенно не сон. Тень была могущественна, необъятна, непостижима, но даже ей было не под силу уместить в себя, целостно и без изъянов, добрую половину Ферелдена. Хоть в одном месте, но образ бы потек, исказился, выдавая искусный муляж из памяти и фантазий. Много ли надо девочке, в первый раз в жизни покинувшей Башню? Однако все вокруг было более чем реальным. От бесконечных ухабов на древнем имперском тракте до омерзительно соленого мяса — единственной пищи на привалах, которые могли бы случаться и почаще. Но отдыхать, похоже, было некогда.

Солона видела суету, чувствовала тревогу, словно разлитую в воздухе. В трех из селений, через которые они проезжали, им не подали даже воды и хлеба, а разговаривали только через закрытые двери и ставни.

Страж после каждого такого раза все больше мрачнел и поторапливал коней. Как-то пришлось ехать ночью, стараясь не уснуть в седле, из которого она и так едва не выпадала.

Наконец, спустя почти неделю мучений, Страж разбудил Солону новостью о том, они уже близко к месту назначения. Вокруг выросли первые деревья, неловко цеплявшиеся за предгорья, а вдалеке подпирали небо верхушками, теряющимися в тумане, их старшие собратья. И над всем этим, выше деревьев, выше гор, выше старушки Кинлох, господствовал мраморно-серый шпиль могучей имперской крепости.

— Остагар — одна из двух твердынь-близнецов, возведенных по приказу архонта Декратия перед началом Первого Мора. Вторую ты наверняка знаешь.

— Эонар, — печально ответила Солона, — узилище магов.

— Так было не всегда. Когда-то Эонар была средоточием всех магических изысканий на юге Тевинтера. Она была воздвигнута, чтобы созидать. Остагар же должна была служить ее защитницей, — Страж улыбнулся. — Красивое, богатое прошлое. Я удивлен, что Ирвинг не рассказывал тебе об этом.

— Я не спрашивала, — щеки Солоны тронул румянец смущения. — Хотя обычно я любознательна.

— Любознательность хороша, пока не перерождается в излишнее любопытство. Остерегайся подобного в Диких Землях. А лучше вовсе никуда не уходи без меня, других Стражей или рекрутов.

Солона остановила коня. Рекрутов? Разве она не должна была просто присоединиться к магам в лагере?

Страж понял немой вопрос, застывший в ее глазах. Так же остановился, спешился и поманил рукой, приглашая прогуляться.

— Мне следовало сказать об этом раньше, — начал он, когда Солона оказалась по его правую руку. — Это всегда сложно, а уж когда подобное случается со столь юными, почти невыносимо. В Кинлох ты сказала мне, что тебе снятся кошмары, ничем не отличимые от реальности. Что ты страдаешь и считаешь себя одержимой.

Солона кивнула. Вспоминать ужас ее последних часов в Круге не хотелось, но образы были слишком свежи. Мышь, мама, Киркволл, цепи, ярмарка, силуэт… Погоня.

Страж оборвал терзающий поток мыслей.

— Твое Истязание закончилось удачно не просто так. Я думаю, что тебя вытащили силой, но цена такого спасения тебе не понравится, — Страж протянул руку, и убрал со лба Солоны прядь. — Нечто, владеющее силой Мора, прокралось в покои Первого чародея и осквернило тебя, пока ты спала. Демоны не слишком хорошо общаются со скверной. Так ты оказалась свободна от них, но прикована к тому эмиссару, что сделал это с тобой. Эту связь можно разорвать, но лишь в том случае, если ты станешь одной из нас.

На глаза Солоны навернулись слезы. Выходит, она лишь сбежала из одной клетки в другую. Еще и подвергнув риску прочих обитателей Башни. А если кто-то из них заболел? Если этот «кто-то» Йован или Андерс? Или Первый чародей? Она этого не выдержит. Что угодно, но только не это!

Страж крепко обнял ее, прижимая к мягкой шерсти плаща.

— Стойте! — Солона отпрянула. Вдруг это очередное испытание, иллюзия? — Откуда вы можете знать, что я заражена? Есть какие-то признаки?

Страж одобрительно улыбнулся в бороду.

— Хорошо, что ты не веришь мне на слово. Сомневаюсь, что после Тени могло быть иначе, но все же. Тебе предстоит стать Серым Стражем, а Серый Страж должен знать, с чем сталкивается. Итак, признак первый и основной, — он запустил руку в поясную сумку, и вытащил оттуда зеркальце в простой медной оправе, однако не слюдяное, а настоящее, стеклянное. Таких в Ферелдене не делали. — Внешние проявления. В твоем случае — на лице. Держи.

Солона приняла зеркальце с опаской. Взглянула на себя и испугалась. От маленькой царапинки на лбу тянулись взбухшие, черные вены. Этого точно не было, когда она покидала Кинлох. Глаза словно светились. Странный серебристый блеск, несвойственный чародеям.

— Что это? — потрясенно спросила она, возвращая зеркальце назад.

Страж покачал головой.

— Оставь себе. Еще пригодится. А то, что ты видишь, это скверна в тебе. В твоей крови.

— А другие признаки?

— Если нужны другие, вспомни, как мы проезжали по тракту. Люди в деревнях даже окна не открывали.

— Но, я думала… — Солона замялась. Нет, вот теперь все, наконец, складывалось в единую картину.

— Что? Что это из-за меня или репутации Серых Стражей? Нас в Ферелдене, конечно, не очень любят, но не до такой степени, чтобы бежать как от…

— Мора? Правильно вы сказали, я теперь и есть Мор, — Солона вернулась в седло. — Почему вы просто не убили меня еще в Башне? Или едва покинув ее, если так щадили чувства Первого чародея?

Страж удержал ее руку.

— Не убил, потому что я верю, что тебя еще можно спасти. С другими Стражами тебе ничего не угрожает. Ты пройдешь Посвящение, и твоя болезнь станет твоим оружием. Ты сильная девушка, Солона Амелл.

Дальше они ехали в тишине. Даже в предгорьях тракт пролегал почти идеально ровно, лишь изредка уходя вверх, пока не вывел их прямиком к воротам крепости.

Вблизи Остагар завораживал еще больше, хотя теперь стало заметно, что лучшие дни твердыни остались в очень далеком прошлом. Камень потемнел, порос лозой и мхом, и в слишком многих местах пошел опасными трещинами. Солона мало что смыслила в архитектуре, но почему-то ей казалось, что даже с такими повреждениями, древний форпост Тевинтера простоит еще не одну сотню лет. И королевские стяги на стенах сойдут для него за мимолетное воспоминание.

— Король уже прибыл. Значит, внутри вовсю готовятся к битве. И полевые кухни развернули. Полагаю, после всех этих дней на солонине, ты не откажешься от горячего обеда?

Эти слова воодушевили Солону. Есть ей хотелось страшно, а угрызения над отвергнутым прощальным завтраком в Кинлох только все усугубляли.

— Для Стражей предусмотрен специальный рацион? Как в Башне? — поинтересовалась она.

— Нет. В отличие от чародеев Башни, мы не видим смысла различать питание рекрута и командора. А питание всех Стражей не отличается от того, что может предложить регион, где мы служим. Разве что порции у нас побольше. Один из побочных эффектов скверны — почти неутолимый голод. Ладно, заедем, наконец, внутрь, а то на тебя, исхудавшую, уже смотреть больно.

Страж подъехал к стене и позвонил в привязанный там колокольчик. Дождался, пока из смотровой башенки над воротами высунется заспанное лицо часового, и крикнул:

— Прибыл Страж-командор Дункан с рекрутом Солоной Амелл. Открывайте!

Ворота тяжело подались наружу, едва Страж успел отъехать.

— Колокольчик? В самом деле? — спросила с улыбкой Солона. — А почему снаружи нет охраны, которая могла бы встретить нас и открыть ворота?

— Тейрн Логэйн выставил, но король считает, что ни одного человека не стоит держать вдали от битвы и стеречь подъезд, если враг все равно придет с другой стороны. Большой отряд можно заметить заранее. А одиночки, вроде нас, перебьются церковным колоколом.

— Не очень умный король, — заметила Солона.

— Только ему этого не скажи. Он весьма ценит прямоту и честность, но король есть король. Титул надо уважать не меньше.

Солона ударила пятками бока коня и последовала за Стражем. Ворота закрылись за спиной.

— Погодите-ка секунду, — поняла она, спешиваясь, — меня представят королю?

— Разумеется. Король обожает Орден, и всегда рад знакомству с новичками.

— Что-то тут нечисто, — Солона с сомнением сощурила глаза. — Если бы сам король подходил знакомиться с каждым новобранцем, у него не осталось бы времени на войну.

Они прошли с десяток шагов по мосту, ведущему в основную часть крепости. Все вокруг было просто гигантским. Солона и представить не могла такого простора и высоты.

— Что, нравится, да? — заметил восхищение Страж. — Оборонять такую крепость еще лучше, поверь мне. Неспроста всю армию стянули сюда.

— Создатель этого места был гением.

— И транжирой, насколько я знаю. Магистр Лукан Альвиний потратил огромные деньги на возведение своего детища. Впрочем, некоторых и это восхищает.

— А вы много знаете об истории Остагара.

— Не так много, как хотел бы. Удел Стражей — сражения, а не книги. Тем более, что нынче сложно найти такие, из которых не вычеркнули бы все правильные имена. Во всем Ферелдене только у твоего наставника они и были. Почему-то...

Солоне почудилась грусть в голосе Стража. Впрочем, она тут же испарилась, когда на другом конце моста показалась рослая фигура в золотых доспехах.

— Дункан!

— Ваше Величество, король Кайлан, — поприветствовал Страж, кланяясь. Солона последовала его примеру.

— Что-то ты задержался. Где мои двадцать магов? — мальчишески-нетерпеливым тоном спросил правитель Ферелдена.

Он и выглядел, как мальчишка. Ненамного старше Солоны. Так и светился предвкушением приключения. Как Андерс перед очередным побегом. Мол, «на этот раз у меня все получится». Веса и значимости придавали разве что украшенные доспехи и несколько солдат или гвардейцев за спиной.

— С этим вышла накладка, Ваше Величество. Но я привез нового рекрута.

Солона не поверила ушам. Страж оправдывался. За ту неделю, что она его знала, ни за что не могла бы предположить подобное.

— Неужели? Новые рекруты, это всегда прекрасно. Особенно, когда они такие… — Солона поняла, что король ее рассматривает, — замечательные. Как ваше имя, леди?

— Солона Амелл, Ваше Величество, из Башни Кинлох. Сделала бы реверанс, но мы не в Орлее, вам надо воевать, а я устала и голодна.

Король расплылся в улыбке.

— А по манерам вроде не похожа на затворницу. Ты мне определенно нравишься, Солона Амелл. Надеюсь, у нас будет шанс поговорить после битвы. Теперь мне надо спешить к Логэйну и Эамону. Оба желают замучить меня своими советами. Спасибо, Дункан, ты продолжаешь радовать своего короля.

Когда Кайлан удалился, Страж с удивлением посмотрел на Солону.

— Кажется, скверна уже придает тебе сил, или я неправ? Ответить королю так, чтобы тут же ему понравиться, в твоем положении едва ли не подвиг.

— А что оставалось делать? Вы сами сказали — король без ума от Стражей и честных, прямолинейных людей. И по вам видно, что вы не хотите его разочаровывать. Так что рекрут, которого привезли вместо двух десятков боевых магов и представили Его Величеству, должен хотя бы быть приятен в общении. Пойдем скорее есть. Чувствую себя скелетом.

— Порой ты позволяешь себе быть очень проницательной, Солона. Я запомню это.

Лагерь захлестнул ее новыми словами, голосами, лицами и совершенно сумасшедшими красками. Шатры, знамена, одежда. И все незнакомое, все неожиданное.

Солдаты в доспехах, казалось, из красной стали, промаршировали мимо. На их щитах красовался герб Редклифа — серая башня над красным утесом. Страж кивнул их командиру в знак приветствия.

— Пожалуйста, у нее же щенок, — донеслась до ушей Солоны жалобная мольба. Мужчина в кожаной портупее стоял у плетеного загона и кричал вслед каждому проходившему, надеясь на помощь.

У сине-зеленого шатра, рыцарь спорил с юношей чуть не в одном исподнем. Они были в чем-то похожи. Оба темны волосами, оба бледны, вот только рыцарь был заметно выше. Юноша сжимал в руках какую-то тряпку, перепачканную красным, но что это было, в такой дали разглядеть не получалось.

— Ты должен отвести меня к королю! Я требую, Фергюс! Он обязан меня выслушать и узнать, что сделал этот ублюдок с его вернейшим подданным!

От юноши исходила боль. Солона могла коснуться ее рукой, даже не подходя ближе.

— Страж-командор, там кто-то пытается пройти к королю. Я… чувствую, это очень важно.

Страж остановился и посмотрел на Солону. Затем в направлении ее взгляда.

— Чувствуешь, значит? На чем ты специализировалась в Круге? Кажется, за всеми приготовлениями, я так и не успел спросить Ирвинга.

— Энтропия, в основном. Немного алхимии...

Страж задумался.

— Точно, энтропы ведь могут видеть, а иногда и управлять эмоциями. Придумаем, что с этим делать, но позже. Эти двое — сыновья Брайса Кусланда, тейрна Хайевера. И насколько мне известно, при армии должен находиться лишь один из них. Старший, Фергюс. Что здесь забыл Эдгар, да еще и в таком виде, я даже боюсь представить.

— Ему очень больно. Не телу... глубже. Это душевная боль, утрата...

Страж похлопал Солону по плечу.

— Знаешь, что? Пожалуй, я поговорю с ними. Но сначала отведу тебя к Алистеру. Он хороший парень, сможет приглядеть за тобой и остальными рекрутами, пока меня не будет.

— А сколько вообще рекрутов?

— Помимо тебя, есть еще двое. Но ни один из них не маг. Тебе нет нужды волноваться на этот счет, — поспешил успокоить Страж, видя, как нервно Солона закусывает губу. — Среди Серых Стражей не существует предубеждений. Все члены Ордена должны быть словно братья и сестры. А вот, кстати, и Алистер.

Солона застыла на месте. На полуразрушенной галерее стоял и спорил с одним из старших чародеев молодой храмовник. Завидев их, он оборвал разговор и спустился вниз.

— Алистер, я тебя не отвлекаю? — тон Стража сквозил сарказмом и недовольством. Таким он казался опаснее, чем представляла себе Солона.

— Нет, я просто…

— Объяснишь потом, а пока лучше ответь, где остальные рекруты?

— Разбрелись, наверное, — с поражающей небрежностью ответил храмовник. — Лагерь большой. Ничего страшного, я думаю, не маленькие.

Страж нервно выдохнул через нос.

— Это Солона Амелл, она новый рекрут. И я, так уж и быть, вновь доверяю тебе заботу о младшем товарище. Накорми ее и подбери форму. Найди остальных и приведи на площадку с кострищем. Дождитесь меня там. И да, Алистер, она маг, так что давай, — Страж указал рукой на гневно удаляющегося старшего чародея, — без этого.

Храмовник закатил глаза.

— Ну, — обратился он к Солоне, стоило Стражу скрыться за поворотом, — ты, должно быть, голодна?

* * *

— Разведка докладывает, что орда движется с юго-запада. Насчитали не больше шести тысяч, — голос тейрна Логэйна больно ударил по ушам. Над картой Коркари склонились трое — король, Логэйн и эрл Эамон, владетель Редклифа.

Эдгар не решался подойти к ним и рассказать ужасные новости. Он боялся, что их могут подслушать, однако вряд ли кому-то было дело до военного совета. Лагерь готовился к битве.

— Почти втрое меньше, чем у нас! — король выглядел воодушевленным. — Хорошие новости! Великолепные! Мы одержим очередную победу! Совершенно точно! Может даже не потребоваться сил всего войска. Особенно тех его частей, которые до сих пор не явились. Где эрл Хоу? Почему мне никто не доложил о его задержке?

— Уверен, Ваше Величество, эрла Хоу всего лишь застигли небольшие трудности в пути. Он наверняка будет здесь уже к полудню, — предположил эрл Эамон.

Эдгар хотел возразить, и наконец высказать то, с чем прибыл сюда, но Дункан опередил его.

— Хоу не придет.

Взгляды присутствующих обратились к Стражу. «Должно быть, — подумалось Эдгару, — в их головах сейчас грянул гром».

Он запоздало заметил, что эрл Эамон, в отличие от короля и его тестя, сверлит глазами вовсе не Дункана.

— И, надо полагать, Страж-командор, вы узнали об этом досадном происшествии от юноши? Кто вы? — спросил эрл Эамон, приближаясь. — Назовите себя.

— Это младший мальчик Брайса, — ответил вместо Эдгара тейрн Логэйн. — Видимо, приехал поддержать брата…

— Видит Создатель, тейрн, если бы Фергюс нуждался в моей поддержке, он бы сразу взял меня с собой. Но мне было велено остаться, и управлять делами Хайевера вместо отца.

— Который, несомненно, нагонит нас завтра. Жаль, но первую кровь придется пролить без него.

Королю явно не терпелось вступить в бой.

— Нет. Мой отец тоже не сможет явиться под ваши знамена! — воскликнул Эдгар, не позволив Дункану вновь сказать за него. — Он, моя мать, моя несчастная невестка и крошка-племянник были бесчеловечно зарезаны в собственном доме, уже после отхода дружины Фергюса. Эрл Хоу, наш гость и друг семьи, был зачинщиком нападения. Король, как младший наследник Хайевера я требую от тебя, моего господина, защитить честь верного слуги. Разверни армию, и не оставь камня на камне на землях этого предателя!

Воцарилась тишина. Король Кайлан переводил взгляд то на Дункана, то на тейрна Логэйна. Весь пыл, весь мальчишеский задор, окружавшие его мгновения назад, отступили.

— Дункан, — прервал молчание тейрн Логэйн, — не знаешь ли ты, Хоу все еще занимает Хайевер?

— Насколько мне известно со слов Эдгара, после резни стяги Амарантайна повернули к столице. Боевым порядком.

— Анора, — шепот короля звучал почти обреченно. — Ублюдок. Вот же ублюдок…

— Кайлан, подумай об этом, — попытался успокоить короля тейрн Логэйн. — Все, что у нас есть, это слова младшего сына опаздывающего тейрна.

— Тейрна, убитого в своей постели! — король сорвался на крик. — Ты что, не слышал, о чем говорил… Как твое имя, еще раз?

— Эдгар, Ваше Величество.

— Эдгар, у тебя есть хоть какие-то доказательства твоих обвинений? — вступил эрл Эамон. — Это слово лорда против слова эрла, которого здесь даже нет. И который может явиться через час с историей о том, как у его лошади слетела подкова, и поэтому он задержался. Хоть что-нибудь?

Эдгар поднял кулак с зажатым в нем окровавленным узлом.

— Ночная рубашка моего племянника, Орена. Моему брату этого доказательства хватило.

Тейрн Логэйн сжал кулаки.

— Даже ребенка… — прошипел он сквозь зубы.

— А Денерим? Ты точно видел людей Хоу, выступающих к городу?

Эдгар кивнул.

— Так же ясно, как сейчас вижу вас. Построение точно было боевым.

— В столице только гарнизон, — подметил тейрн Логэйн. — Эрл Уриен привел всех свободных солдат и ополчение сюда. Даже трем сотням воинов не составит труда занять город, если там еще не будут знать о резне на севере.

— Три сотни у него будут только в том случае, если его поддержит банн Амарантайна. А у нее, вроде, были мозги…

— Мозги и ненасытный кошель, — поморщился эрл Эамон. — Эсмерель своего не упустит. Королева слишком ценный заложник, чтобы не поторговаться.

— Но зачем? Зачем? — непонимающе твердил король. — С какой стати Хоу так рисковать и объявлять войну короне? У него слишком мало людей, чтобы на что-то рассчитывать!

— Он рассчитывает на медлительность, Кайлан. Ты не сможешь в краткие сроки вернуться к столице со всем войском, как предлагает мальчик, — эрл Эамон прочертил углем линию от Остагара до предместий Денерима. — А даже если сможешь, бросив обозы и идя без сна, об обороне Коркари придется забыть. Мор ударит нас в спины…

— Если это все-таки Мор, а не просто вылазка, — усомнился тейрн Логэйн.

— Всей армии и не надо, — король передвинул кубок с края стола на середину начерченного маршрута. — Если выйдешь только ты, дядя, сумеешь за меньшее время покрыть половину расстояния. И дело мерзавца будет кончено.

Король залпом осушил кубок.

— За такими людьми, как Рендон Хоу, всегда стоит некто более опасный. Если я оставлю тебя сейчас, то задержусь в столице, пока не узнаю правду. Твои позиции будут ослаблены. К тому же, часть людей я и так оставил в Редклифе, с Тиганом, приглядеть за землей, Изольдой и Коннором. Крестьяне судачат, мол, в округе неспокойно. Волки или бандиты, быть может…

Логэйн нахмурился, явно недовольный этой новостью, но Кайлан понимающе кивнул.

— Не волнуйся. У меня будет личная гвардия, войска двух тейрниров, четырех эрлингов, и помощь наших друзей — Серых Стражей. Шестьюстами воинов я могу поступиться.

— Одного тейрнира, Ваше Величество, — неловко, но решительно перебил короля Эдгар. — Пятью тысячами шестьюстами воинов. Мой брат и я намерены отомстить эрлу Хоу за его подлость, и потому поведем сынов Хайевера на восток. Если королевские войска не могут поддержать нас, справимся сами.

— Пять тысяч солдат уйдут грабить почти беззащитный эрлинг? Это план Фергюса Кусланда? Позвать его немедля!

Дункан сделал приглашающий жест, и Фергюс, терпеливо ожидавший снаружи, твердым шагом приблизился к королю.

— Скажи мне, лорд… нет, теперь уже тейрн Кусланд, ты действительно задумал бросить своего короля и боевых товарищей ради несоразмерной мести? Без войска Хайевера мы подвергнем себя серьезной опасности. Из семнадцати тысяч, что я привел сражаться с Мором, под знаменем останется одиннадцать.

— Разве моя месть будет несоразмерна, Ваше Величество? — тяжело ответил старший брат, возвышаясь над королем почти на голову. — Дом за дом, семья за семью, жизнь за жизнь. Так диктует честь. Да, их меньше, чем нас. Да, не каждый воин получит шанс убить своего врага. Но люди просто не поймут, если кому-то этот шанс будет дан, а кому-то нет. Мы придем и отомстим. Если ради покоя моих близких мне придется оставить тебя, Кайлан Тейрин, так тому и быть. Эдгар, пойдем. Надо поговорить.

Храмовник оставил Солону у костра в части лагеря, отведенной вспомогательным войскам. Усадил на приспособленное под скамью бревно, обещая скоро вернуться с едой. По ощущениям Солона прождала уже больше двадцати минут, но храмовника все не было. Оставалось смотреть по сторонам.

В своей недолгой жизни она впервые видела столько разных людей и нелюдей.

Серые Стражи подготавливали к бою оружие. Полировали мечи, критично осматривали оперение стрел, крепления на броне и щитах. Солоне стало интересно, переоденут ли и ее в серебристо-синий сияющий доспех. Такой как у Стража-командора. И храмовника.

Наемные гномьи зачарователи переносили тяжелые ящики с места на место, открывали, добавляли новые борозды в уже исполненный рисунок на той или иной руне. Проверяли целостность колдовской ауры на орудиях Стражей.

Маги держались в стороне, и Солона почти не видела их. Храмовники заслоняли силуэты в знакомых мантиях своими широкими спинами. Интересно, почему для короля было так важно иметь под рукой именно сотню магов?

Солона поймала себя на мысли, что задает слишком много вопросов. Но она больше не чувствовала себя в западне. В лагере, полном незнакомых лиц, голосов и запахов на нее никто не смотрел. Солона не была центром композиции. Остагар совершенно точно не был ее сном.

Приятные размышления грубо прервали.

— Вот, подруга, — сказал храмовник, садясь на соседнее бревно, и гордо потрясая холщовым мешком. — Еле добыл. Явись ты чуть попозже, и все бы уже смели.

— Там еда? — с сомнением спросила Солона. Из всего вкусного и питательного, что по ее представлениям, можно было засунуть в такой мешок, лагерные кашевары вряд ли знали хотя бы половину.

— Нет, белье антиванской королевы. Конечно, еда.

— Уточню — съедобная еда?

— Матушка Андрасте! Чем таким тебя кормил Дункан по пути сюда?

— Солониной. Лежалой солониной, — пожаловалась Солона. — И обещал, что здесь с едой будет получше.

Храмовник улыбнулся до ушей, скрытых светлыми сальными патлами. Не самое приятное зрелище.

— О, про «получше» это мы мастера! Пляши! Нет, поешь, а потом пляши! Такой вкусности ты еще не пробовала.

Он развязал тесьму на горловине мешка и принялся доставать еду.

На бревне появились миска с серо-зеленой кашей, ломоть черного хлеба и круг такой же черной колбасы.

Живот Солоны жалобно заурчал.

— Налетай, — храмовник в предвкушении потер руки. — Особенно кровяночка долго ждать не любит.

Солона с сомнением взяла миску и зачерпнула варево врученной храмовником деревянной ложкой.

— Вот. Пока поешь моей, а потом сходим к интенданту — выбьем тебе твою.

Каша оказалась не мерзкой, скорее безвкусной. Совершенно сухой, крупно толченый горох с кусками жирного сала. Горох застревал в зубах и царапал горло. Солоне захотелось пить.

— Ты ешь с колбаской, так вкуснее будет, — посоветовал храмовник.

— Слушай, я очень благодарна, но в мешке, случайно, не найдется фляги с водой?

— Увы, в крепости проблемы с водоснабжением. Насколько я знаю, еще со времен древнего Тевинтера.

— Чудно, — Солона прокашлялась, стараясь прочистить горло от гороховой шелухи. — И где же вы берете воду?

— Обычно ее подвозят от Лотеринга. Это деревушка к северу отсюда. Но уже где-то с неделю задерживают. Болотом спасаемся.

Кашель усилился.

— Болотом? В смысле?

— Болотной водой. Кипятим и потребляем.

— И вас выпускают… кхм… в Коркари?

Храмовник пожал плечами.

— А что делать? За неделю без воды весь лагерь бы умер.

— Вымер, — поправила Солона, наконец успокоив горло.

— Ну да. Колбасу точно не будешь?

Солона заметила голодный взгляд храмовника.

— Милости прошу, сэр рыцарь.

— Почему вдруг я… — удивился храмовник. Затем глянул на собственный щит. — А, ты из-за этого? Нет-нет. Не бойся, я не храмовник. Думал когда-то стать. Даже обучение начал. Вот щит и выдали. Но не сложилось. Дункан забрал в Стражи. Я не жалею.

— Я тоже, — искренне улыбнулась Солона, подумав, что теперь может называть его по имени, хотя бы в мыслях. Да и Стража-командора тоже.

— Слушай, а если ты такая голодная, чего из Башни еды не прихватила?

Солона смутилась.

— Не поверишь… Когда мы уезжали, я вообще не хотела есть.

Алистер неопределенно хмыкнул и вгрызся в колбасу.

— И все-таки тебе лучше хоть немного подкрепиться, — сказал он, закусывая хлебом. — Перед битвой нужны силы. А ты, не обижайся, совсем уж хрупкая. Как здесь закончим, сходим тебе за обмундированием.

— Эта мантия не подходит?

— В ней особо не побегаешь. Да и всякая мерзость легко прилипает к подолу. Маги в Ордене носят немного другое. Вот увидишь, тебе понравится.

Алистер не солгал.

Пока интендант затягивал ремешки на куртке и поправлял стеганый воротник, Солона думала о том, что доспех почти не сковывает движений. Высокие, до колена, сапоги отличались от легких, но уже изрядно стоптанных туфель чародея Круга. К ним еще предстояло привыкнуть. Штаны из плотной ткани приятно согревали ноги. На поясе крепились небольшие мешочки и сумки. Солона представила, как удобно было бы Андерсу хранить в них целебные травы. Но для чего они могли пригодиться ей?

Куртка со множеством заклепок была самой неудобной частью новой формы. Она слишком свободно висела на плечах. Ремешки, назначения большинства которых Солона не до конца понимала, не спасали. Снять ее было бы не столь уж плохим решением, если бы не холодный ветер.

— Вот и все, — выдохнул интендант, отступая на шаг. — Одного не понимаю, Алистер — зачем так рано выдавать девчонке форму? Посвящение еще пережить надо.

— Переживет, — кивок Алистера показался Солоне не слишком убедительным. О чем они говорят? Неважно. Будь иначе, Дункан бы рассказал ей.

Солона покрутилась на месте, подняла и опустила руки, опробовала несколько стоек для сложных заклятий. Доспех поддавался каждому движению. Она почти не чувствовала ткани.

— Как по мне, тебе весьма к лицу цвета Ордена, — сказал Алистер.

— Очень яркие цвета, — настороженно заметила Солона. В серебряно-синей куртке и штанах, в сапогах из мягкой светлой кожи она была слишком заметна.

Алистер протянул ей столь же светлые перчатки.

— Порождения тьмы не любят эти цвета. Такая броня их дезориентирует, дает тебе несколько нелишних секунд на удар. К тому же, на яркой и светлой ткани лучше видна скверна. Ты сможешь быть уверена, что не пропустила ни пятна, прежде чем приблизишься к людям. Все очень практично.

— А ремни?

— Для подгонки, — буркнул интендант. Почесал щетинистую щеку. — Кстати, Алистер, увидишь кого еще из новобранцев, особенно этого… пройдоху, скажи, чтобы зашли за обувью.

Алистер вопросительно вскинул бровь.

— Дункан приказал.

— Понял, — Алистер уже взял Солону за локоть и развернулся, чтобы уйти, но тут вскинул руку так, словно вспомнил что-то важное. Шепнул Солоне, чтобы она подождала его у костра и вернулся к палатке. — Слушай, старина…

Солона их оставила. Новый сослуживец уже начинал раздражать ее своим простодушием и добротой. Что-то в нем было странно. Неестественно. Не как в Тени, скорее как при общении с кем-то, кому было, что скрывать. Многие в Круге вели себя так. Значит от Алистера, с его шуточками и навязчивым дружелюбием, лучше держаться подальше. Дункан упоминал о прочих новобранцах — Солона может общаться с ними. Не выделяться на фоне. Просто…

— Солона? — знакомый мягкий голос раздался за спиной, и Солона обернулась.

Красная мантия старшего чародея, золотая круглая брошь с изумрудными листьями в центре — символ Созидания. Седые волосы женщины были собраны в пучок, но лицо не выглядело старым. Солона хорошо помнила, как это доброе, вечно молодое лицо было чуть ли не первым, что увидела маленькая марчанская дворянка, войдя в цитадель Кинлох.

Но встретить ее здесь, так далеко от Башни, было… пугающе. Солона попыталась себя успокоить. Некоторые старшие чародеи действительно покинули Кинлох за какое-то время до той ночи. Значит, Винн и кто-то еще возглавляли тех, кто уже находился при Остагаре. Все логично. Все понятно. Никаких духов. Никаких больше подозрений.

Солона улыбнулась и подошла ближе.

— Старшая чародейка.

— Мы за пределами Круга, а значит можно хотя бы разок пренебречь формальностями, дорогая. Достаточно просто «Винн». Обняла бы тебя, но Стражи не рекомендуют, — Винн критично посмотрела на бывшую воспитанницу. Горько цокнула языком. — Сюда успело дойти мало писем, но похоже, Ирвинг писал правду. И ни капли не преувеличивал. Тебе больно?

Солона непроизвольно коснулась лба. Края царапины действительно подергивало, а от мыслей о растекающейся по телу скверне становилось дурно.

— Если хочешь, я могу исправить… — Винн задумалась над формулировкой, — внешнюю сторону вопроса. Ты хотя бы перестанешь испытывать боль и пугать своим видом окружающих.

Солона согласилась.

В части лагеря, отведенной магам, было почти тихо. Никто не носился с мешками и сундуками, не перекрикивался, не спешил на пост. Чародеи перепроверяли записи, планы крепости, неспешно обводили знаки на остатках стен.

Ими руководил еще один знакомый маг. Ульдред. Глава либертианцев и советник Первого чародея. С ранних лет вгонял Солону в дрожь своими жуткими идеями.

— Ты даже не представляешь, насколько легко работать с уже существующим материалом, — вернула ее внимание Винн. — Тевинтерцы не поскупились на защитные сигилы. Когда мы закончим, прорвать магический барьер смогут только те, кто знает последовательность плетения.

Они прошли под навес с койками, присели на одну из них. Винн достала кусок чистой ткани и флягу с водой, чтобы помыть руки.

Все вокруг них напоминало Солоне о Башне, но не внушало ужас. Лишь покой и печальное осознание, что теперь ей нельзя назад.

— Убери волосы, — мягко попросила Винн.

Солона вытащила из сумки пугающую черную ленту с вышивкой драконов. Отогнала дурные мысли. Подвязала волосы.

— Что ж, — Винн принялась внимательно осматривать ее лоб. У кончиков ее пальцев возникли крохотные голубые иглы, и Солона почувствовала характерное покалывание. Так работал дар целителей. Не прошло и пяти минут, как покалывание забрало в себя боль, а затем и само исчезло. Довольная результатом, Винн потянулась к руке Солоны.

— Ирвинг писал, что ты поранилась в ночь Истязания, — пояснила она. — Думаю, мне стоит взглянуть.

— А можно оставить шрамы? — неуверенно спросила Солона. — На память. Я не хочу забывать, кто я и откуда.

Улыбка Винн стала печальной.

— А кто ты, дитя? Солона Амелл из Башни Кинлох? Но ведь это больше не так. Круг из человека не выгнать, это правда. Однако, в твоих силах не давать другим такое мощное оружие, как это знание. Амеллы — благородный и древний род. Семья твоего отца вовсе правит морем Нокен. Вспоминай благородство крови, а не годы в заточении. Позволишь?

Солона все же подала руку и позволила Винн снять перчатку.

Кожа вокруг ран была воспалена.

— Это займет немного больше времени.

Отвлекать Солона не стала. Вновь смотрела по сторонам. Взгляд пробегал по знакомым конструкциям, знакомым плетениям и ритуалам, знакомым мантиям, пока, наконец, не выцепил нечто незнакомое.

Красивая женщина в странном сером одеянии, стояла, прислонившись спиной к нетронутой сигилами стене, и просто... смотрела на нее. Не отрываясь. Даже не моргая. Она была идеальна во всем: в покрое одежды, отблесках утреннего солнца в тяжелых черных локонах, тонких чертах и улыбке. Но ее взгляд — глубокий, непередаваемо синий — внушал Солоне ужас.

— Винн, ты не знаешь, кто это там стоит? — Солона указала свободной рукой в сторону красавицы.

Винн обернулась, но по выражению ее лица стало понятно, что она никого не увидела. Солону прошиб пот. Красавица был духом.

Солона поспешно встала, и поблагодарив, уже собиралась уйти, но Винн удержала ее.

— Солона, я хочу, чтобы ты знала, как мы все гордимся тобой. Хоть ты и покинула Круг, но мы все еще твоя семья. Мы всегда будем любить и заботиться друг о друге. Ты не одна, Солона. Я рядом. Мы рядом.

— Я бы обняла вас, но…

— Ничего, дорогая, — Винн отпустила ее руку, — я понимаю.

— Страж, — Солона не сразу поняла, что подошедший храмовник обратился к ней. — Заканчивай здесь. Тебя ищут свои.

Алистер ждал ее у лагеря магов, беседуя с чуть полноватым воином, еще не успевшим переодеться в цвета Ордена. Простая темная кольчуга отличалась от повсеместного яркого безумия. Незнакомец явно нервничал, утаптывал землю сапогом и сверлил взглядом ворота.

— А вот и она! — с легким укором воскликнул Алистер. — Слушай, я же просил ждать меня у костра. Кстати, ты забыла у интенданта свой посох.

— Спасибо, — Солона приняла оружие с искренней улыбкой. — И прости, я встретила наставницу. Наверно, следовало предупредить, но я не хотела тебя беспокоить.

Алистер отмахнулся.

— Ничего страшного. Бывает. Позволь представить тебя сэру Джори из Хайевера. Сэр Джори, это Солона Амелл из…

Страж вопросительно посмотрел на Солону.

— Из Киркволла.

Алистер присвистнул.

— Надо же. Ты не говорила… Так, в любом случае, она призвана в Орден и она маг. Так что, если у вас проблемы с магами… — речь Алистера была неуклюжей имитацией слов Дункана.

— Нет, — уверил его рыцарь, — что вы. Маги такие же люди, как и все мы. Полезные, достойные. Моя жена обожает ваши представления… с огоньками.

— По возможности обязательно познакомлю вас с кем-нибудь из магов огня. Огоньки — это по их части.

— О, сомневаюсь, что надо будет, миледи, — орлесианское обращение резануло слух. — Во время битвы они себя полностью проявят. А я лучше взгляну на пылающих порождений тьмы, чем на светляков.

— Это уж точно, — согласился Алистер. — Эй, Солона, подожжешь парочку?

Фамильярный тон в очередной раз убедил Солону поменьше общаться с бывшим храмовником.

— Я занимаюсь материей. Элементы относятся к Школе Энергии. Увы, поджигать я не умею. Ты нашел обоих рекрутов? Я вижу только одного.

— С Даветом вечно какие-то проблемы. Уже давненько он здесь, и каждый день приходится вытаскивать его из очередной передряги.

— И где он сейчас?

— Те, с кем он якшается, чаще всего обретаются у полевой часовни.

Сэр Джори и Солона переглянулись.

— Крестьяне? — неуверенно спросила Солона.

— Простаки, — поправил Алистер. — Давет впаривает им всякую дребедень, якобы берегущую в бою.

— Позвольте, — удивился сэр Джори, — это как это, берегущую? Это Создатель бережет всех нас.

— Что бы ни продавал этот Давет, лучше оно не сделает, — согласилась Солона.

— А вот хуже очень даже может. Барыга этот Давет. Всучивает легковерным всякие амулеты, заговоры. А эти идиоты верят в свою неуязвимость и прутся впереди всех. До твоего прибытия было три битвы, и будь я проклят, если бы жертв было так же много без его «волшебных» корешков-мешочков. Не понимаю, почему Дункан его до сих пор не выпер.

— То есть он дурит простолюдинов, а Страж-командор ничего не сделал? — уточнил сэр Джори. — Нехорошо это.

— Надо поскорее найти его и прекратить этот балаган. А потом к Дункану.

До полевой часовни они дошли быстро. Большой алый шатер стоял неподалеку от руин храма Древнего Бога. Дракон был объят каменным пламенем. Солону позабавила эта ирония.

Среди всех прихожан, Давета было легко узнать по неполному комплекту серебряно-синих доспехов и связке амулетов в руке. Амулеты были грубые, сплетены кое-как, но народ охотно брал.

— А ты уверен, что это поможет против тварей? — спрашивал у него седеющий лучник с гербом Западных Холмов на рукаве куртки.

— Конечно. Тысячелетняя мудрость Вейсхаупта в союзе с местными старинными рецептами. Даже Черного Эмиссара свалит наповал, ну или хотя бы отпугнет, чтобы ты успел прикончить его метким выстрелом, мой добрый друг.

Говорил он складно. Будь Солона простой девушкой из деревни, поверила бы. Наверное.

— Не слушайте его! — Алистер кинулся вперед, разгоняя толпу ополченцев. — Брешет он все. Эти висюльки от порождения тьмы вас не спасут, наоборот, только привлекут.

Он принюхался.

— Благие портки Андрасте, как же воняет! Ты чего туда напихал, волчьего дерьма?

— Если даже и дерьма, тебе что с того? Хасинды так веками выживают.

— Будто ты хасинд?

— По матушке на четверть! Отстань и не мешай торговле!

— Прекратите оба! — сэр Джори встал между ними. — Сэр Алистер, ведите же себя достойно. А ты... Кто дал тебе право обманывать этих честных людей?

— Их собственная честность, — пожал плечами Давет. — Они верят, что я так же честен. И покупают мои амулеты. С верой в них идут в бой и, ядрена вошь, выживают.

— Единицами! — возмутилась Солона.

Давет с интересом посмотрел на нее.

— Девица, а тебя кто из-за матушкиной юбки выпустил в военный лагерь? Хотя, спасибо Создателю, красивая.

Ладонь Джори уперлась ему в грудь.

— Она рекрут Серых Стражей. Твой будущий боевой товарищ. Все равно что сестра названая. Так что руки… Леди Амелл, будьте так добры проводить этих храбрых простолюдинов до их палаток или присоединиться к их молитве. Смотреть им здесь не на что.

Из трех будущих братьев по оружию сэр Джори нравился Солоне больше всего.

— Ладно, — выдохнул Алистер. — Тут разобрались, пора и к Дункану. Джори, убедись, что Солона здесь закончила, и проводи ее к кострищу. А мы с Даветом пока сходим к интенданту. Сапоги заберем. Верно, Давет?

— Весь торг обломали. Серый Страж, вообще-то, имеет право зарабатывать на жизнь. Но от сапог я бы не отказался. Мои совсем прохудились. От самого Денерима в них драпаю.

* * *

Хафтер сидел у стола, застланного картами и отчетами разведчиков, и со всей невозмутимостью чистокровного мабари наблюдал за братьями. Иногда Эдгар всерьез завидовал своему псу. Его выдержке, послушанию. Эдгару хотелось кричать, топать ногами, спорить, уговаривать, но не подчиняться жестокому приказу.

— Я должен пойти, — опять повторил он, всматриваясь в черные глаза брата. Радужки почти слились со зрачками, как бывало всякий раз, когда Фергюс был непреклонен.

— Я не могу взять тебя с собой.

— Ты не видел, что Хоу сотворил с нашим домом! С нашей семьей! — держать себя в руках он больше не мог. — Я видел, как они умирали! Я…

Перед глазами ясно встало бледное личико израненного, опозоренного Орена. Слабые пальцы мальчика сами потянулись к рукояти ножа — единственного оружия, которое Эдгар успел прихватить из своей комнаты, прежде чем нырнуть в коридоры горящего замка.

«Дядя, пожалуйста».

Пытаясь отогнать видение, Эдгар зажмурился до ярких пятен перед глазами. Не помогло. Он все еще чувствовал на своих руках кровь. И они требовали ее больше, чем бесхребетный король и его советники могли дать. Крови эрла Хоу и всех мерзавцев, атаковавших замок Кусланд и его беззащитных жителей под покровом ночи.

Загоняя коня до самого Остагара, Эдгар представлял благородную и справедливую месть. Королевские войска, вместе с солдатами Хайевера, наказывают изменника за его подлость. Но король подвел. А теперь подводил и Фергюс.

— Я должен…

— …остаться, — на выдохе закончил брат. Его тейрн. — Это приказ твоего господина. Ты останешься, и убедишь присоединиться к нашему отмщению стольких людей, скольких сможешь. А после догонишь войско у Лотеринга.

— Похоже на план. Я смогу убедить эрлов…

Фергюс помрачнел.

— Нет. Эрлов оставь королю. Мы и так уже достаточно его разозлили. Хорошо еще, Эамон выступил к Денериму. Если Хоу там, это добавит ему проблем, — он подошел к столу и взял плотно скрученный пергамент. Развернул. Бегло прочитал. — Да. Лучше привлеки Воинов Пепла. Как тут написано, они не в войске, но помогают с разведкой. Если хорошо попросить, да еще и расписав, насколько в Амарантайне хорошая земля — у нас будет преимущество. Король считает, что пяти тысяч нам достаточно, даже слишком много, но мы не во всем согласны.

Фергюс вручил Эдгару свиток. Посмотрел с горечью, а затем обнял.

— Спасибо, что выжил, Эдгар. Береги себя. Постарайся казаться полезным лагерю. И все равно присматривай за Серыми Стражами и эрлами. Особенно за эрлом Брайландом. Он может передумать и поддержать Хоу. Они родня, да и в столице у него осталась дочь. Не доверяй Дункану и его новенькой чародейке. Накануне нападения он обещал навестить отца, но вместо этого был в цитадели Кинлох.

— Думаешь, Страж причастен?

— Все уж слишком подозрительно. Он привез только ее. Ради одного мага не пренебрегают визитом к тейрну. Тут нечто большее. Постарайся выведать, что особенного в девчонке.

Эдгар кивнул, и братья разорвали объятия.

Хафтер поднял голову и гавкнул что-то ободряющее. Фергюс присел на корточки и почесал пса между ушей.

— А ты присматривай за этим дурнем, хорошо? — еще один «гав». — Он все, что у нас осталось, приятель. Так что смотри в оба.

Снаружи было холодно и туманно. Время перевалило за полдень. Войско уже было готово к переходу.

— Мы встретимся через два дня, — пообещал Фергюс, седлая коня. — В Лотеринге.

Отбыли они быстро, оставив за собой пустое место посреди лагеря.

Эдгар пошел искать интенданта. Нужен был меч и хоть какой-то доспех.

Вокруг было шумно, грязно и душно от жара костров. Повсюду шныряли эльфы с поклажей, гномы-зачарователи, стояли палатки слуг. Шатер интенданта должен был быть у одной из уцелевших старинных стен, и Эдгар силился вспомнить, у какой именно. Найти хоть что-то в этом муравейнике оказалось сложно.

Гном уронил ящик прямо перед Эдгаром. Эльфийка пробежала мимо, что-то крича о потерянном товаре. Хрупкая девица в обмундировании Серых Стражей налетела на него… Эдгар вспомнил ее. Невысокая, златокудрая, с чистой бледной кожей — она могла бы показаться ему красивой. Если бы не была магом. Этот проклятый огонек в глазах было не разглядеть издалека, когда чародейка следовала за Дунканом через лагерь. Но теперь вся ее мерзость выскальзывала наружу ядовитой змеей. Любой андрастианин знает, насколько опасны маги. Особенно те из них, кто носит лица эрлесс из сказок.

— Прошу прощения, — девица попыталась отпрянуть. Эдгар удержал ее за запястье и улыбнулся, когда к ним приблизилась знакомая, чуть полноватая фигура сэра Джори. Еще недавно — рыцаря Хайевера, теперь же очередного предателя.

— Лорд Эдгар, — стушевался тот, — я… думал, вы уехали с братом.

— Должен был уехать. Как, впрочем, и ты. Но вместо этого прохлаждаешься тут с…

Девица подняла на него свои огромные синие глаза, и посмела ответить вместо увальня.

— Джори теперь Серый Страж, и хотя дом его в Хайевере, у него больше нет обязательств перед вами, — она выдернула запястье из его хватки, — лорд Кусланд.

— Серый Страж, — задумчиво протянул Эдгар. — Ну и как, старина, уже слышишь монстров во тьме?

И вновь за взрослого мужика вступилась девка из Башни.

— На вашем месте я бы…

— Ты не на моем месте, магичка. И никогда не будешь, — Кусланд смерил ее оценивающим взглядом. — К счастью, должно быть.

Девица не ответила, но и глаза не опустила, как подобало бы приличной женщине. Эдгару понравился вызов.

Их прервал еще один Страж. Высокий, крепкий, с простецким выражением загорелого лица и взлохмаченными, спутанными космами, похожими на лежалое сено. Какой-нибудь фермерский сынок. Но что-то в его чертах показалось Эдгару знакомым.

— Эй, все в порядке? Вы куда пропали? — обратился он к соратникам по Ордену.

— Да вот, обмениваемся любезностями с моим бывшим лордом, — в Джори неожиданно проснулась уверенность. — Его Светлость, видите ли, не слишком высокого мнения о Серых.

— Это зря. Стражи — это спасение всего Ферелдена, да и всего мира от угрозы Мора.

О Андрасте, сколько бахвальства. Косматый детина, похоже, всерьез решил, будто способен его переубедить. С другой стороны, Фергюс же сказал присматривать за Стражами.

— Уверен, после битвы вы измените свое мнение, лорд…

— Кусланд, — глаза девицы сверкнули, как проклятые драгоценные камни. Он наклонился к ней, чтобы рассмотреть их поближе. — Эдгар Кусланд. И я с радостью окажу содействие спасителям Ферелдена, когда представится такая возможность. Разве не затем мы все собрались в этой Создателем забытой крепости?

Костер пылал ярко, пробуждая у Солоны воспоминания о ночах подле камина в покоях наставника. Она пила отвар мяты, Первый чародей — северное вино, разбавленное и подогретое с антиванскими специями. В такие ночи мир казался немного дружелюбнее, а голодная Тень чуть дальше, чем на самом деле.

Здесь и сейчас не было места ленивому покою. Дункан объяснял, что предстоит сделать ей и другим новобранцам. Она не слишком вслушивалась. Отправиться в Дикие земли. Что-то добыть. Что-то найти. Свитки, бумаги, договоры... С кем? Зачем?

Давет и сэр Джори, должно быть, слушали внимательно. Алистер просто кивал. Эдгар Кусланд стоял поодаль, изображая безразличие, но Солона чувствовала фальшь.

Он точно хотел держаться поближе к Стражам, изучить их, понять, что ими движет. Об этом кричали его эмоции. Боль, гнев, разочарование, страх, презрение, любопытство — и все это было направлено в первую очередь на Дункана. Только потом на нее и прочих рекрутов.

— Все понятно? — Дункан облегченно выдохнул, закончив инструктаж.

— Страж-командор, разрешите обратиться, — Эдгар Кусланд прошел к кострищу, задев сэра Джори плечом.

— Вы не член Ордена, лорд Кусланд. Так что ждать моей отмашки вам не обязательно. Но спасибо, что дождались окончания. Итак, что вы хотели?

— Вы отправляете отряд в топи. Я хотел бы присоединиться их заданию, — он улыбнулся. — В знак почтения знати Ферелдена к Серым Стражам. В конце концов, это вы спасете нас от Мора… Ну, то есть, я надеюсь на это. Когда вы со всем разберетесь, Амарантайн ответит.

— Вот как? — изумился Дункан. — «Знак почтения»? Лорд Кусланд, повторяю — вы не член Ордена. Более того, наследник вашего брата-тейрна. Зачем мне рисковать вашей жизнью? Только потому, что вам вздумалось выказать почтение?

— При всем уважении к вам, Страж-командор, я проясню. Вы отправляете группу новобранцев в опасную глушь, на поиски древних документов. Когда Алистер и сэр Джори принесут вам обглоданный труп этой милой магички, а вор сбежит с документами, вы можете пожалеть о своем решении. Меня же с юных лет учили командовать. Я могу ручаться, что со мной ваши люди не пропадут и разбегутся. Если только сами не захотят.

— Послушай ты, — вскипел Алистер. — Я не знаю, какой ты был из себя командир в Хайевере, но не вздумай считать нас за дураков! Твой брат ушел с войском, а твоя благородная тушка все еще тут. Видать, не больно ты ему понадобился, раз все что можешь, это грубить старшим. Дункан, что мы слушаем этого…

— Алистер, прикуси язык! — сурово оборвал его Дункан. — Этот юноша недавно потерял всю семью, кроме брата, у которого были веские причины оставить Эдгара с нами. Возможно, что и в помощь Ордену. Не смей опускаться до оскорблений. Я не ищу ссоры с Эдгаром, и тебе не стоит. Так… Чтобы все было честно — кто еще считает, что лорду Кусланду стоит выйти с вами на болота?

Мозаика из чувств собралась у Солоны в руках. Скорбь. Как источник всего, что переполняло Эдгара, делало его озлобленным. Скорбь нуждалась в выходе.

— Лишний меч не помешает, ведь так? — прозвучало не слишком уверенно. Солона быстро поправилась. — Полагаю, опыт лорда Кусланда может оказаться полезен в… боевой обстановке.

— Я согласен с Солоной, — поддержал ее сэр Джори. — Лорд Кусланд хороший мечник. Со щитом тоже управляется неплохо. И руководить умеет. Вряд ли лучше, чем сэр храмовник, но все же…

Солона благодарно улыбнулась рыцарю и взглянула на Давета.

— Ну, — пожал плечами тот, — он был уверен, что я сбегу. Так что я хочу, чтобы он увидел, как ошибется.

— Что ж, извини, Алистер. Похоже, в отряде будет еще один меч. Лорд Кусланд, вернитесь живым.

Солнце стояло высоко над лесом, когда они вышли за ворота. Пес Эдгара первым ринулся в чащу. Дикие Земли Коркари дохнули на них свежестью еловой смолы, встретили пением птиц и шумом качающихся крон. На неизведанных тропах ждало волшебство. Ждал простор, безграничная свобода, о которой магам запрещают даже мечтать. Солона постаралась ощущать каждый миг. Свое смятение, страх, любопытство, стремление поскорее очутиться в глуши. Но ее дар вновь вышел из-под контроля, и волшебство растворилось в чужой скорби.

— Если позволите, я хотела бы попросить прощения за Алистера, — как можно более осторожно начала она, нагнав Эдгара в подступавшем к крепости буреломе. Лес сомкнул свои колючие объятия, поглотил их, оставив наедине. Только пес сопровождал их, вынюхивая что-то впереди.

— Позволяю. Но если будешь и дальше выгораживать мужчин, семьи тебе не видать.

Солона поджала губы, отвела взгляд. Конечно, человек, незнакомый с порядками Башни, не может знать всего, но это замечание показалось ей неуместно личным.

— Маги не могут… Нам запрещено… заводить семью. По крайней мере, в том смысле… То есть я хотела сказать, что не собиралась никого выгораживать. Тем более бывшего храмовника. Просто я знаю, как они бывают грубы. Им не положен такт.

— Дело не в… — Эдгар хмыкнул, — такте. Он действительно не знал. Про мою семью и прочее. Но отвергать мою помощь было глупо с его стороны.

— Разве помощь можно навязать? — Солона попыталась проникнуть глубже. За скорбь. Но Эдгар не позволил. Закрылся.

— Иногда. Когда знаешь, как лучше. Я — знаю.

Солона промолчала. Щебетание и ветер вокруг исчезли. Лес потерял часть своего безмятежного очарования, и мир вновь расширился. Солона попыталась вспомнить задание Дункана. Руины, бумаги… что-то еще.

Солона обернулась. Сэр Джори и Давет шли позади них и горячо спорили.

— Обманывать солдат и простых людей ради выгоды — это мерзкое, недостойное дело, — сказал сэр Джори.

— Что обман, а что нет — вопрос веры, мой наивный друг, — ответил Давет. — Я так считаю — если человек во что-то верит, значит так оно и есть. Будь то амулет из эльфийского корня, заговор на болотной воде или просто молитва. Не станешь же ты утверждать, что сестры Церкви промышляют обманом легковерных прихожан?

— А ты сам веришь в Создателя, Давет? А в Мор? — спросила Солона.

Давет посерьезнел.

— Верю, — глухо прошептал он, посмотрев Солоне прямо в глаза. Надежда, светлая и теплая, переполняла его. — И верю, что мы победим. Мечом ли, словом ли, благодаря Стражам или нет — какая кому разница? Главное — вера. Вот эти мужики идут с чем-то у сердца, и верят же, что спасутся. Некоторые спасаются. А те, кто нет, хоть уходят спокойно. Без страха. Так что можете меня винить. Я не против. Скоро перестану дурить народ, обещаю. Не до того будет. Посмотрю как оно — в сером воевать. Может, понравится.

На душе стало неловко. Солона виновато глянула на Давета и пропустила вперед. Осталась с сэром Джори.

— Вот сказанул, — сэр Джори почесал затылок. — Но в чем-то он прав. Без веры эту войну не выиграть. Ни против Мора, ни против Хоу.

— А в чем ваша вера, сэр Джори?

— Моя-то? — он улыбнулся и полез в сумку на поясе. Достал оттуда платочек с вышивкой солнца по углам. — Вот, леди Солона. Вся вера. Этим в церкви обтирали моего сыночка после купели. Они с женой сейчас у моей матери в Редклифе. Я сражаюсь за них. И да улыбнется мне Пророчица, чтобы вернулся к ним.

У Солоны вдруг появилась идея. Она освободила волосы от черной ленты и повязала ее на запястье сэру Джори.

— Мой наставник дал мне ее перед тем, как отпустить из Башни. Но, думаю, мне все равно остригут волосы после Посвящения — не хочу ходить косматой, как Алистер. Не приведи Создатель, потеряется. А так я буду знать, что ее хранит друг. Прибавит вам удачи. Как шевалье на турнирах в Орлее. Я про это читала.

— Спасибо. Обещаю беречь ее.

Они продолжили путь, и спустя, как казалось, час, вышли по следу пса к прогалине, посреди которой высились в величественном безмолвии белесые кости руин.

— Чья это работа? — удивленно спросила Солона, сама не зная, кого.

— Возведение или разрушение? — съязвил Давет. — Если первое, то похожи на эльфийские. Я как-то вломился домой к одному чокнутому. Тот был на эльфах помешан. По всем комнатам стояли такие штуки. Только меньше.

— Чтобы эльфы такое построили? — поднял бровь сэр Джори. — Не городи чушь. Это явно…

Шедший впереди Алистер вдруг застыл в боевой стойке. Такую стойку принимали храмовники Башни, когда удавалось поймать очередного смутьяна или беглеца. В девяти с половиной случаях из десяти это оказывался Андерс.

Пес угрожающе зарычал, заметив какое-то движение за деревьями. Крашеная серая шерсть на загривке вздыбилась. Огромный пес на вид стал чуть ли не вдвое больше.

Из чащи на них наплывал туман. Черный и текучий, он быстро покрыл корни деревьев, озерца болотной воды, тропу, по которой они сюда пришли. Подобравшись к носкам сапог, он замер, будто в раздумье. А затем начал пульсировать. В нем мелькали фигуры. Большие и маленькие. Они передвигались так быстро, что Солона не успевала толком рассмотреть.

Солона не поняла, когда это началось. То ли когда Давет достал ножи, то ли когда сэр Джори протянул руку в пелену тумана, будто забыв о своем мече. Лента с драконами исчезла в черноте. Но силуэты стали ближе. Кинулись на них, утробно рыча.

— Хафтер, фас! — резко скомандовал Эдгар.

Пес немедленно ринулся в туман.

С первой ватагой незримых врагов они разобрались быстро. Давет сцедил их дурно пахнущую кровь в переданные Алистером склянки. Самих тел Солона так и не увидела.

— Не расслабляться! Сейчас они испугались, но скоро придут в себя и вдарят по-новой. Приготовьтесь.

Алистер оказался прав. Туман снова пополз вперед с утроенной силой. Их окружали все плотнее, а они могли только огрызаться и крепко стоять на ногах. Солона лихорадочно подбирала заклинания — ее не учили боевым чарам. Но простые болевые импульсы были знакомы ей с детства. В какой-то момент казалось, что у них даже получится выжить... Пока тени не стали явью.

Солона едва успела послать очередное заклинание куда-то в дымку, как перед ней предстало нечто. Серая гниющая кожа, изорванная черная кольчуга под грубой шипастой броней. Длинная шея, руки с парой лишних суставов. Словно детский рисунок чудища из шкафа. Сияющие лазурью глаза смотрели на нее с жаждой и ненавистью. Солона ударила тварь посохом как раз промеж них. Отступила назад. Спиной нашла Эдгара. Послала вспышку в туман. Увидев цели, представила, как останавливаются их сердца. Гнилые, пустые комочки крови и мышц.

Твари упали замертво, но заклинание отняло слишком много сил. Носом пошла кровь. Солона помотала головой, приходя в себя. Обернулась на крик.

Сэр Джори, сражавшийся в десятке шагов от нее, свалился на землю, будто подкошенный. Его взгляд блуждал. Рука, которой он дотронулся до марева, как-то неестественно изогнулась, из-за чего черная лента на кожаной рукавице стала напоминать смертоносную змею. Ноги рыцаря оплела тонкая колючая проволока. Свободный конец проволоки уходил куда-то за туман.

— Солона, помоги! — только и успел выкрикнуть он, прежде чем его утащили прочь.

— К руинам! — скомандовал Алистер.

— Но Джори…

— Хочешь последовать за ним?! Бежим, нужно занять удачную позицию для обороны! Давет! Кусланд!

Став спина к спине, они отступили к руинам.

— Хафтер, — Кусланд свистнул, подзывая пса. Тот не отзывался. — К ноге, мальчик! Хафтер!

— Хоть засвистись. Его уже, наверное, порвали. Как и нас сейчас порвут, — Давет прижался к одной из задних колонн. И, судя по звуку, что-то зацепил сапогом.

— Народ, тут, кажется, ларец… Был. Не знаю, важно ли это, но разломан он в хлам. А на обломках печать с грифоном. Бумаг нет.

Алистер закатил глаза.

— Солона, отойди к нему, посмотри. Соглашения никогда бы…

От обломков тянуло защитными чарами. Старыми и давно выдохшимися. А узор на крышке действительно напоминал грифона. Того самого, что Солона теперь носила на груди.

— Он прав — это ларец Стражей. И он пуст.

Эдгар топнул ногой и с шумом втянул воздух.

— Вы хотите сказать, что мы умрем зря?

— К бою, лорд Кусланд. Если ты и впрямь так хорош, как говорил перед выходом, можем и выжить.

Порождения тьмы приближались. Солона успела пожалеть, что не знает больше одного защитного заклинания…

Но тут наступавшие твари взорвались фонтанами крови.

Солона ошалело заозиралась по сторонам, а кто-то из ее спутников крепко выругался.

— Задница Андрасте! Что за ересь?!

— В самом деле, ересь, — раздалось у них над головами, — колдовство, богохульство, сквернословие. Или просто скверна? Чтобы разобраться во всех тонкостях, нам может понадобиться эмиссар в черном. Вы так не считаете?

— Кто здесь? Покажись! — закричал Алистер, поднимая над головой щит.

Солона заметила ее первой. Невысокая девушка, с ног до головы укутанная в волчьи шкуры. Из-под глубокого капюшона виднелись только горящие желтые глаза.

Незнакомка спустилась по нетронутой временем лестнице и покрутилась на месте, давая рассмотреть себя со всех сторон.

— Так вот куда подевались волки в Диких Землях, — пошутил Давет.

— Довольны увиденным? — с насмешкой спросила незнакомка. — Теперь выкажите уважение своей спасительнице — назовитесь и расскажите, зачем явились на мои болота.

— За своим пришли. Что тебя не касается, — Алистер презрительно сплюнул под ноги и со значением огладил рукоять меча, — ведьма.

Желтые глаза угрожающе сверкнули.

— Подождите, — Давет побледнел. — Какая еще ведьма? Ведьма Диких Земель?

— Вот как? Продираетесь через лес с топотом и криками. Пугаете и кормите мою добычу. А потом еще и грубите в ответ на милость. Хороши Серые Стражи, ничего не скажешь.

— Мы благодарим тебя за доброту и за спасение, — вмешалась Солона. — И не желаем тебе зла. Мы всего лишь хотим вернуть нашего друга и бумаги Ордена.

Взгляд незнакомки смягчился. А вот Алистер словно сорвался с цепи.

— Ты чего с ней любезничаешь? Она разломала ларец!

— Она малефикар, — шепотом предупредила Солона. — Ей под силу разобраться с отрядом порождений тьмы. Как быстро, по-твоему, она превратит нас в кровавую кашицу? Пока мы не получим ответов, лучше не злить ее.

— А ты кажешься воспитанной, — улыбнулась незнакомка, отбрасывая капюшон. Красивое лицо неприлично портила дикарская раскраска. — Продолжим. Назови мне свое имя. Я проявлю ответную любезность.

Первый чародей говорил, что магии есть принцип, который ни за что нельзя нарушать — имя священно, неприкосновенно, тайно. В древности с его помощью можно было подчинить одного чародея воле другого. Нужно было быть осторожной.

— Меня зовут Амелл, — не ложь, лишь часть правды. Она соблюдала условия.

— Можешь звать меня Морриган. Итак, Амелл, я не могу вернуть вам записи. Не могу вернуть вам друга. Его забрала моя добыча, и вряд ли теперь хоть кто-то сможет взять их след…

— Ты охотишься на порождений тьмы? — спросил Давет. — Зачем они Ведьме Диких Земель?

— Не они сами, но то, что их возглавляет. Вы зовете его Черным Эмиссаром. Особое порождение тьмы, что появляется перед приходом Архидемона. Ведет его армию из-под земли. То, что управляет тенями. Ему нужны были ваши свитки. Он почти попался в мою ловушку, но вы его вспугнули.

— Довольно сказок, Морриган, — Алистер будто подавился именем. — Ты здесь одна, выслеживаешь какое-то особое порождение тьмы. То есть выполняешь за Стражей нашу работу. Ну да, так я и поверил. Где соглашения?

— Я, кажется, не говорила, что я здесь одна. Здесь живет моя мать. Думаю, ей больше подходит прозвище, которым вы так опрометчиво бросаетесь. Еще у меня были сестры. Но сейчас они… ушли.

— Славно, целая топь отступников. Не проще ли сжечь здесь все к демонам?

— И упустить возможность получить твои драгоценные соглашения? Моя мать вскрыла ваш ларец и забрала их. Давно это было. Но они все еще у нее. Могу отвести, если после обещаете исчезнуть отсюда.

— Веди, — твердо сказал Алистер, — и ты нас больше не увидишь.

Эдгар рванул его за плечо.

— Ты в своем уме? Ты потерял рекрута на боевом задании. Вернемся в лагерь. Расскажем Дункану, как все было. Пока не стемнело, отправим отряд на поиски.

— Нет. Мне было поручено вернуть соглашения, я так и сделаю. Даже если мне придется терпеть эту болотную корягу.

Морриган вела их сквозь трясину по узкой полоске суши, поросшей ольховником. Ступать приходилось осторожно, едва ли не след в след, но Солона, привыкшая к узким коридорам Башни, особо не жаловалась.

Вскоре из-за деревьев показалась небольшая глиняная хижина, примыкавшая к древним руинам.

На крыльце, под пучками сушеных трав, сидела седовласая женщина. На колоде перед ней лежала утка с вывернутыми внутренностями. Старуха перебирала их, недовольно качая головой, кажется, не замечая ничего вокруг.

— Мама, — позвала ее Морриган. Старуха не оставила своего занятия, но кивком поманила к себе.

— Мне не нравится это, девочка, — скрипучий голос старухи показался Солоне знакомым. — Что ты увидела на болотах? Она снова пришла, верно? С новой ордой. С новым богом. На этот раз точно получит, что хочет. Эти полудурки, Серые Стражи, даже пикнуть не успеют.

— Мама... — Морриган с улыбкой перебила старуху, кивнув в сторону Солоны. — Я как раз об этом.

Старуха встала, вытирая руки о грязно-желтый, засаленный передник. Спустилась по скрипучим ступеням. Золотые радужки ее глаз вспыхнули, когда чернота зрачка захватила Солону.

— Говорить будешь ты, — твердо приказала старуха. — Что вы здесь забыли?

Солона смутилась, но быстро нашла слова.

— Мы здесь по приказу Стража-командора Дункана. У нас поручение забрать из руин ларец с бумагами Ордена. Ваша... дочь сказала, что сейчас они в вашем расположении.

— Не пытайся выглядеть серьезнее, чем ты есть, дитя. Морриган очень много говорит. Однажды я зашью ей рот, но не уверена, что это ее остановит, — старуха ухмыльнулась. — Впрочем, можешь пойти со мной внутрь и посмотреть, есть у меня бумаги или нет.

— Солона, я бы не советовал…

Старуха посмотрела на Алистера.

— Тебе давали слово, породистый щеночек? Нет. Вот и помалкивай, пока я не устроила тебе случку с такой же говорливой. Боги, какое ж будет потомство!

— Мама, — вмешалась Морриган, — я не думаю, что они пришли ради твоих шуток. Их друг попал в лапы порождений тьмы. Они устали и хотят лишь забрать свои записи.

Старуха сочувственно причмокнула губами.

— Жаль вашего друга, но вы его не вернете. Из тумана никто не возвращается. Лучше забыть о нем прямо сейчас. Как о бумагах.

Она развернулась к крыльцу. Поднялась на две ступени из трех, когда Солона окликнула ее.

— Вы сказали, что я могу зайти и посмотреть сама. Вы же не отказываетесь от своих слов?

Старуха пронзительно рассмеялась.

— А ты в змеиную яму прыгнешь, если на дне будет ждать сокровище? Хороша девка.

Эдгар грубо схватил Солону за локоть. Та послала слабый, но болезненный импульс, чтобы освободиться.

— Не дури, магичка, — прошептал Эдгар, разжимая пальцы. — На твоем месте я бы не стал идти в дом к Ведьме Диких Земель.

— Ты не на моем месте, лорд, и никогда не будешь.

Внутри хижина оказалась еще более зловещей. Свет снаружи сюда не попадал, а свечей не было. Лишь чуть теплящееся пламя очага позволяло разглядеть очертания единственной комнаты, мебели, хозяйки.

Та уселась на лавку за пустым столом.

— Итак, тени поднялись из-под земли. Я чувствую это в воздухе.

Солона прикрыла за собой трухлявую дверь и присела рядом.

— Тени? Порождения тьмы? — осторожно спросила она.

Старуха фыркнула.

— Это только тела. Сосуды для зла, куда большего, чем может подумать король в золотых доспехах. Ему следует бояться не Мора и не с ним воевать. Лучше подумать о них. Они не боятся огня. Не боятся армий. Подобное страшится только подобного. Ваши потуги их только раззадорят.

— "Они" — это порождения тьмы?

— Нет, — поморщилась старуха. — Порождения тьмы не слишком-то виноваты. Представь себе музыкальный инструмент, девочка. Любой. Хоть дудку, хоть арфу, хоть барабан. Разве инструмент плох сам по себе?

Она всматривалась в Солону своими золотыми глазами и ждала ответа. Солона даже вопроса не поняла. Конечно, инструмент может быть плохо сделан, плохо настроен. Но возможно, старуха не это имела ввиду.

— Нет?

Старуха кивнула.

— Вся мерзость или благодать в том, кто играет. А Мору не повезло с дирижерами. Да и с исполнителем тоже. Это он взял хороший инструмент и наполнил его тьмой.

Солона окончательно потеряла смысл. Дирижеры? Исполнитель? Почему старуха говорила о Море, как о музыкальной композиции? Это безумие надо было прекращать.

— Вы обещали отдать договоры.

— Ой ли? Нет их у меня, — притворно всплеснула руками старуха. — Дочка-дурочка на заре растопила ими очаг.

Этого не могло быть. Она лгала. Просто слишком глупо, чтобы быть правдой. Солона сконцентрировалась, пытаясь проникнуть в мысли старухи. Зацепиться хоть за что-то — не получилось.

Солона потянулась к сумке с фиалами. Костлявые пальцы ухватили ее за запястье. Старуха оказалась совсем рядом с лицом Солоны. Свободной рукой откинула прядь волос с ее лба.

— Ах, — дыхание оказалось не столь зловонным, как можно было ожидать. Что-то травяное, сладкое. — Черный Эмиссар уже отметил тебя.

Старуху что-то повеселило. Она откинулась на скамейку, все еще сжимая запястье Солоны. Вновь поймала ее в клетку своих золотых глаз.

Солона поняла, о чем идет речь на этот раз. Ее болезнь, с каждым ударом сердца укоренявшаяся все глубже. Дункан предупреждал, что без ритуала первые признаки вскоре дадут о себе знать. Но неужели так скоро?

— Чьей ты крови, девочка? Зачем могла понадобиться им?

— Я Амелл. Из Киркволла, — словно завороженная, Солона едва сдержалась, чтобы не назвать имя.

— Вот как. Послушай, Солона Амелл из Киркволла — Они ищут тебя. Слуга Эмиссара уже за твоей спиной. Не смотри. Духи этого не любят. Лучше убегай. Убегай, и пусть Мор последует за тобой.

Солона вылетела из хижины, громко хлопнув дверью. Кажется, даже повредив и без того хлипкие петли. Неважно, пусть порождения тьмы поживятся ведьмовской плотью и пропитавшим ее бредом. Мысль жестокая, но что-то внутри Солоны находило ее справедливой.

— Ведьма не отдаст нам договоры, — буркнула она.

— Но они у нее? — нетерпеливо спросил Алистер.

— У нее. Но она ясно дала понять, что мы их не получим. Можем стоять тут хоть до глухой ночи — не отдаст. Нужны аргументы посильнее четверки Стражей. Может Дункан что-нибудь придумает? В любом случае, нам нет смысла здесь оставаться. Если ты, конечно, не хочешь осаждать болотную хижину.

Обратный путь сквозь топь проходил в тишине. Алистер, наверное, обдумывал, что скажет Дункану о записях, ведьмах и потерянном новобранце. Давет поигрывал ножами, подбрасывая в воздух, и насвистывал что-то неприлично бодрое, хотя по лицу его было видно — терять соратников он не привык. Эдгар просто молчал. Сверлил Солону темными глазами. Солона не оглядывалась в ответ. Она думала о сэре Джори в лапах чудовищ. О ленте, свисающей с его запястья. Солона была виновата, а в темноте вина обретает плоть.

За каждым кустом, в каждом пне и луже ей мерещились силуэты порождений тьмы. Искаженные, черные тени, закованные в бесформенную броню. С ржавым оружием в лапах и лириумной лазурью в глазах. Они ползли к ней, хрипели нечто на неизвестном наречии. Но Солона никому не говорила. Такие образы рождаются в глубине разума, и без вмешательства Тени там и остаются. А впереди уже виднелись огни Остагара. Ей нечего было бояться.

Так она думала, пока не услышала позади истошный вопль Эдгара.

Чужие переживания захлестнули Солону волной. Боль. Не такая, как прежде. Не душевная, а вполне физическая. Рваная, стремительно нарастающая. Жар, тянущийся под кожей. Его хотелось заглушить в первую очередь. Страх. Нет. Ужас. От него Солону согнуло пополам. Она услышала, как чужое сердце пропускает удар, и развернулась, посылая диск белой энергии в землю.

Порождение тьмы закричало, и на его крик сбежались другие. Больше похожие на тех, что утащили сэра Джори. Солона заметила как первое отличалось от них. Высокое, тощее. Оно почти издохло от ее заклинания, но ногу Эдгара так и не выпустило. Намертво вцепилось в нее когтями.

— В сторону, красавица! Лучше прикрой нас, — Давет появился откуда-то сбоку. — Так, Кусланд, смотри на меня. Не на тушу. Кивни, если понял!

Солона схватилась за посох, стараясь не обращать внимания на чужие ощущения. Отправляла импульс за импульсом в противников, но от их криков закладывало уши. Что-то еще, на границе слуха, мешало ей собраться. Скрип, скрежет.

Алистер ворвался в толпу врагов, рубя порождений мечом и оглушая щитом. Солона выдохнула, но тут же вновь напряглась от очередной вспышки чужой боли.

— Твою хасиндскую мать! Ты совсем отсталый?! — Эдгар дергался, поджав больную ногу, зажав ладонями кровоточащее месиво на месте голени. — Ты ее с мясом выдрал!

— Алистер! — позвал Давет вместо ответа. — Нам нужно отступать! С ним совсем дерьмово!

Разобравшись с последним противником, Алистер резко вогнал меч в ножны и кинулся к Эдгару. На двоих с Даветом помог ему подняться. Позвал Солону, но она не сдвинулась с места.

Скрежет в ушах усилился. В наступавшем тумане появлялось все больше призрачных силуэтов. Они были в ловушке. В паре десятков шагов от лагеря, и так безнадежно далеко.

Солона заметила это не сразу, но десятки порождений тьмы не кинулись за ними с воплями. Они наступали медленно, прячась за деревьями, кустами, корягами. Не нападали, скорее провожали, тоскливо глядя вслед бесчувственными лазурными глазами.

— Дункан! Кто-нибудь, позовите Дункана!

Алистер и Давет первыми забежали за ворота, неся на плечах отчаянно сквернословящего Эдгара. Солона не обращала на его брань внимания. Даже сейчас она видела порождений тьмы, рыскающих между деревьями.

— Мне нужен целитель, а не Страж, сучий ты… — Эдгар скорчился от боли, когда Алистер чуть не споткнулся на лестнице.

Дункан уже ждал их на площадке с кострищем. Лицо его посуровело.

— Где Джори? — сразу спросил он. — И что с Кусландом?

Давет опустил Эдгара на каменные плиты и отдышался.

— Сил больше не было держать эту благородную тушу.

— Дункан, мы были на болотах, продирались через топь, когда на нас напал отряд порождений тьмы. Восемь или десять, не сосчитал точно. Но их возглавлял гарлок-вангард. Его доспехи, они…

Дункан нахмурил брови.

— Ближе к сути, Алистер. Мы теряем время. Лорд Кусланд истекает кровью, и вполне может быть заражен, но я и пальцем ради него не пошевелю, пока не узнаю, что стало с одним из рекрутов.

— Сэра Джори утащили в чащу. Мы не смогли его спасти. Но фиалов по-прежнему три, — Солона сняла с плеча сумку. — Эдгар, скорее всего, не выкарабкается, если не принять его в Орден. Вы сказали, что это единственный способ спастись от скверны.

— Он не будет этому рад, — хмыкнул Давет. — И я тоже. Алистер?

Прежде чем Алистер успел ответить, Эдгар снова разразился криками.

— Это возмутительно! Вы не имеете права решать судьбу дворянина! Тем более, вот так насильно записывать меня в ряды своего «братства» отступников и убийц!

Дункан спокойно склонился над раненым.

— Вы предпочли бы смерть или обращение в вурдалака, лорд Кусланд? Если нет, то сообщаю вам, что у меня есть полное право забрать вас в Орден по Призыву. И в этом случае всем будет плевать на ваше согласие. Теперь, где ларец с договорами? Солона, — добавил он, не позволив Алистеру сказать первым.

— Ведьма Диких Земель забрала их и отказалась отдавать. Они у нее в хижине, на другом краю болот, я это знаю. Но мы не стали вступать в конфликт. Отряд был слишком мал, а она владеет магией крови.

Дункан кивнул, ничуть не удивившись.

— Разумное решение. Заберем их позже. Уже большими силами. Кто знает, Алистер, возможно, тебе придется вспомнить старые навыки. Хотя я предпочел бы не вмешивать в это Церковь.

Навыки? Какие навыки могли быть у новобранца, только получившего щит? Выходило, Алистер приврал, и на самом деле он полноправный храмовник? Или, по крайней мере, был им когда-то? Может, Винн была права? Круг никогда не оставляет человека.

— Медлить нельзя. Алистер, подготовь чашу и медальоны. Солона, передай ему фиалы. Давет, будь так добр, дотащи лорда Кусланда до палаток целителей, иначе он рискует умереть раньше, чем войдет в наши ряды. Рана есть рана.

Приготовления заняли около получаса и проходили в абсолютном молчании. Солоне было не по себе. Она слышала крики сэра Джори, чувствовала черный шелк ленты на своей ладони, видела лазурный блеск в глазах порождения тьмы. Будто крохотные синие звезды окружали ее со всех сторон. Хотя, быть может, кричал Эдгар, которому отчаянно пытались спасти ногу? Кожу могла тревожить ткань новой формы. Блестеть могли светлячки. Их было очень много в такую теплую ночь.

Вокруг уже стемнело. Отряды лучников занимали позиции на стенах, перешептываясь о чем-то. Колокольчики сестер Церкви призывали всех на последнюю молитву перед боем. Выли посаженые голодать псы. Чем голоднее, тем злее, а в бою это очень полезно. По крайней мере, Солона об этом читала. Она надеялась, что Эдгар хоть раз покормил своего.

Она решила в последний раз обратиться к Андерсу. На тот случай, если Посвящение пройдет не слишком хорошо. Если скверна продолжит распространяться по ее телу, превращая в чудовище. Если все будет так же странно, как и с Истязанием, и она не проснется.

Пас рукой назад. Представить, как соприкасаются ладони. Как чужой разум открывает дверь.

«Вперед, проторенной тропой…»

Чуть сонливый ответ последовал почти сразу. Солона чувствовала, что друг улыбается.

«Где крики чаек и прибой…»

— Эм… там Дункан ждет, — голос Алистера вывел ее из транса. Ощущение близости и тепла пропало. — Кусланда уже подлатали. А как упирался! Как бравировал! Давет тоже уже готов. Только тебя не хватает. Эй? С тобой все хорошо?

— Да. Я готова.

На руинах храма кого-то из Древних Богов Империи Тевинтер было собрано все необходимое для Посвящения. Факелы в руках Стражей освещали то, что когда-то было ритуальным кругом, но за его пределом сгущались тени. Странные, текучие и влажные как вода. Страшные.

— Не смотри на них, — шепнул ей Алистер. — Они всегда появляются перед очередным ритуалом.

— А вы всегда проводите ритуал здесь?

— Нет конечно. Но тени всегда с нами.

Алистер завел Солону в центр круга и занял место за ее спиной.

Дункан стоял за огромным каменным столом. На столе стояла сильверитовая чаша, до краев наполненная темно-красной густой жидкостью. Рядом с ней лежали три открытых, пустых амулета.

— Не стану лгать, кто-то из вас вполне может и не пережить предстоящий нам ритуал, — обратился он к рекрутам. — На каждого стоящего здесь сегодня Стража пришелся, как минимум один товарищ, не переживший Посвящение. Но тем ценнее деяния тех, кто посвятил и посвятит себя борьбе с Мором.

Солона посмотрела на Эдгара, стоявшего напротив нее, опираясь на грубый деревянный костыль. Глаза его были полны боли и решимости. Может, из-за недавней операции, а может из-за того, что случилось с ним в Хайевере.

— Жертвы должны быть принесены. Надеюсь, все успели это понять.

Дункан тоже посмотрел на Эдгара, а затем взял со стола чашу и склонил голову.

— Мы говорим немногие слова перед Посвящением, но они восходят к самому Первому Мору. И сегодня прозвучат так же, как и тысячу лет назад.

Стражи отступили во тьму. Свет факелов исчез. Затем раздались слова:

«Присоединяйтесь к нам, братья и сестры.

Присоединяйтесь к нам, сокрытым тенями, где мы бдим неусыпно.

Присоединяйтесь, ибо на нас возложен долг, от которого нельзя отречься.

И если суждено вам погибнуть, знайте — ваша жертва не будет забыта.

И однажды мы все присоединимся к вам».

Дункан подошел к Эдгару с чашей в руках.

— Назад пути нет, брат. Ты призван, чтобы преисполнить себя скверны, ради общего блага. Отныне и навсегда, ты — Серый Страж.

Эдгар сделал глоток быстро, не давая себе шанса на сомнение. Вытер влагу с губ рукавом рубашки. А затем рухнул на землю. Дункан вскинул бровь и присел на корточки рядом с телом, проверяя пульс.

— Жив, — он встал и повернулся к Давету. — Теперь ты.

Давет принял кубок с благодарностью и надеждой, достойной Избранного Церкви. «Он будет хорошим Стражем, — подумала Солона. — Лучшим, чем я или Эдгар. Он хотя бы верит в то, что делает».

— …Отныне и навсегда, ты — Серый Страж.

Давет глотнул из чаши, и все его тело зашлось судорогой. Глаза закатились до белков, на губах выступила розовая пена. Ногти заскребли по шее, словно он пытался вырвать застрявшую в горле гадость. Солона потянулась к нему, желая прекратить агонию. Для того ведь и существовала ее сила — забирать чужую боль, повелевать распадом, сокращением, разложением. Это почти то же самое, что скверна.

Дункан жестом повелел ей замереть. Дернувшись еще пару раз, Давет упал замертво.

— Мне жаль, Давет, — прошептал Дункан, опуская веки покойника. — Солона, твоя очередь.

Солона отшатнулась. По тому, как быстро встал Дункан, как светились его черные глаза, как быстро билось сердце, она поняла — ему не жаль, ему все равно, ему не терпится продолжить гнусный ритуал. Как и прочим рыцарям в синем, сокрытым в тенях. Вот почему Первый чародей плакал, отпуская ее к ним.

— Я не выпью, пока вы не скажете, что в этой чаше, — голос предательски дрогнул.

— То, что налито в ней, уже течет в твоих венах, — Дункан, напротив, наступал на нее без всякой дрожи. — Перед тобой стоит выбор еще меньший, чем перед Эдгаром, дитя. Мор не должен тебя получить. Если ты откажешься проходить Посвящение, мне придется избавить Тедас от угрозы твоего обращения.

Он настойчиво протянул чашу. Солона коснулась холодного металла с обреченностью усмиряемого. Она могла бы попытаться сбежать сейчас. На болота. К ведьме, явно знавшей больше прочих. Остановить сердце Дункана, просто сжав кулак и представив как оно останавливается. Но тогда она стала бы отступницей, монстром, о котором так любят писать церковные книжники.

Корифей Хора Тишины, Архитектор Мастерских Красоты, Прорицательница Тайны… В гордыне своей осквернившие Золотой Город…

Нет. Она другая. Она всю жизнь стремилась быть хорошей.

Солона почувствовала легкое прикосновение к тыльной стороне ладони. Андерс пытался достучаться до нее.

«Вперед, проторенной тропой…»

Если бы только она ее различала.

Кровь обожгла губы и гортань. Стянула горло липкой паутиной. Солона попыталась дышать носом — не получилось. Ударила себя в живот — ничего. Успокоиться. Сконцентрироваться. Заставить мышцы правильно сокращаться. У нее не получалось исторгнуть отраву. Взор заволокла черная пелена. Она не могла видеть. Но звуки, запахи, температура, вкус — все усилилось. Она чувствовала смрад стоячей воды и благоухание елового леса, кислую вонь каменных сводов пещер и дурманящий аромат ладана. Было холодно и невыносимо жарко, ее волосы трепал нежнейшей бриз и засыпал песок пустыни. Пряная плоть, материнское молоко, приторный отвар мяты и гниль наполняли ее рот. Главным были голоса. Сотни, тысячи. Одни шептали, другие кричали так, что закладывало уши. Непонятные слова, пугающий грубый язык. Но был среди них один голос, говоривший с ней мягко и напутственно.

— Не смотри на меня, Солона. Очнись, — прекрасный зов, красивее которого, наверное, и нет на свете. Все, чего ей хотелось, это потянуться к нему своей сутью. Слиться с ним в одно. И вдруг он изменился. Стал гомоном, ревом страдающего зверя. Неестественным, таким же чудовищным, как прочие голоса. — Возвращайся!

Солона с трудом разлепила веки и тут же упала. Дункан подхватил ее на руки.

— Тише, девочка, ты справилась. Ты молодец.

Спустя час, когда нежно-голубая Сатина заняла свою позицию на небе, новобранцы и Алистер, обступив Дункана, обсуждали боевой план короля. Сквозь постепенно затихавший гул в ушах, до Солоны доносился звонкий голос сестры Церкви, отпевавшей Давета перед сожжением, и еще клятва Стражей. Тянувший заученные слова бас, чьим бы он ни был, звучал надтреснуто и хрипло. С сожалением. Ведь пусть на несколько мгновений, но этот пройдоха из Денерима успел побыть их братом. Ее, Солоны, братом. Братом Эдгара, которому спас жизнь, братом Алистера, братом сэра Джори… И Дункана, который все это время продолжал говорить.

— Солона выйдет со мной и другими братьями на поле. Будем биться бок о бок с королем Кайланом. Королевские войска примут основной удар на себя. Солдаты тейрна Логэйна останутся в резерве, и когда придет время, нападут на порождений тьмы с правого фланга.

— То есть Стражей Орлея ждать не будем? — изумился Алистер. — Даже после того, как лагерь оставил тейрн Кусланд? Интересно… Командуй я битвой, связал бы тварей здесь, пока не выдохлись, а потом оттеснил бы на северо-запад. К Морозным Горам и командору Риордану.

— К счастью, Алистер, ты не командуешь. Представляешь, сколько сил потребовалось бы затратить на твои «гениальные» маневры? — Эдгар презрительно хмыкнул.

— К счастью, — одернул их Дункан, — никто из вас не командует. Риордан задерживается на перевалах, так что сражаться придется без подкрепления. Алистер, Эдгар — вы займете позицию на сигнальной башне. Подадите войскам Логэйна знак. И на этот раз без геройства. Четко и ясно выполните приказ.

— Меня отправляют на башню? Дункан, это нечестно. Понятно, Эдгар раненный, но я-то цел. Мое место на поле боя.

— Ты прав, Алистер. Эдгар получил травму. А значит, в нужный момент ему может стать хуже. Он может не справиться. Тут понадобится помощь. Помощь кого-то, кому я всецело доверяю. Все понятно?

Алистер с недовольством согласился.

— Тогда не теряйте время. Все подготовьтесь к битве.

* * *

С сумерками на лагерь опустился туман. Он покрыл руины непроницаемым чернильным полотном. Кто-то из Серых Стражей выплюнул слово «скверна». Черный, вязкий как патока туман был признаком приближения орды. Факелы были единственным ориентиром для магов, разгонявших марево порывами ветра. Солона бы помогла им, если бы умела, и если бы Дункан отпускал ее от себя. После того, что произошло на болотах, после того, что твари сделали с Эдгаром и Джори, он нервничал.

Солона думала о словах старой ведьмы.

«Послушай, Солона Амелл из Киркволла — Они ищут тебя. Слуга Эмиссара уже за твоей спиной».

Солона чувствовала свою вину. Она знала, что с лентой что-то не так. Что прощальный подарок Первого чародея опасен. И все равно отдала его сэру Джори, ставшему целью для порождений тьмы. Это грех, который ей предстоит искупать очень долго. Начнет сегодня.

Дункан сжал ее руку.

— Не отходи от меня во время битвы. Защищай себя и короля, — что-то страшное проскользнуло во взгляде. — Не отходи ни на шаг. Ты поняла меня?

Солона кивнула.

— Усилить ветер! — скомандовал король Кайлан. — Я хочу видеть ряды этих тварей, когда они посмеют выступить против нас. Дункан, не пора ли?

Дункан поднял руку в светлой перчатке, и она исчезла в тумане. По перчатке стекала черная жижа.

— Пора.

Солоне почудилось или король действительно улыбнулся?

— На построение! — возбужденно приказал он. Командиры отрядов подхватили крик.

Мимо прошел отряд целителей во главе с Винн. Старшая чародейка улыбнулась Солоне и сдержанно кивнула Дункану.

— Она будет в тылу вместе с грозовыми магами, — теплая рука Дункана опустилась на плечо Солоны и легонько потянула назад. — Вы сможете поговорить после боя.

Они прошли за королем в авангард. К лучшим воинам коронных земель и Серым Стражам. За их спинами стояли сплошной стеной дружинники эрлов. Впереди рычали и пытались укусить туман величественные волкодавы-мабари. Ополченцы-лучники во главе с приведшими их баннами, и боевые чародеи расположились на остатках крепостных стен, охватывая поле битвы с флангов. Перед собой Солона не видела ничего, кроме черноты.

Несмотря на усилия грозовых магов, туман вокруг продолжал сгущаться. Поначалу из него слышались шепотки солдат, нервный кашель, молитвы сестер Церкви, но затем и это стихло.

Король начал волноваться.

— Почему маги перестали разгонять туман? Порождения тьмы подберутся к нам, а мы и не увидим.

— Мы услышим их, Ваше Величество, — успокоил его Дункан. — Уверяю, вам не о чем беспокоиться. План сработает.

— Да, — в золотистые пряди короля вплелась черная нить тумана. — Ты прав, Дункан. Мор закончится здесь.

Лес представал непроницаемой чернильной громадой. Темнота поглотила все, от земли до крон деревьев. В тусклом свете лагерных факелов она казалась недвижимой, мертвой, слившейся с тишиной вокруг. Однако, Солона слышала нечто… иное.

Гомон. Темнота разделилась на множество голосов. Ужасных, совершенно нечеловеческих. Говорила. Безостановочно, неразборчиво, но так громко, что Солона едва совладала с порывом заткнуть уши.

— Они ждут приказа, Ваше Величество, — Дункан склонился к королю. — Эмиссар медлит.

«Черный Эмиссар отметил тебя.»

— Значит, мы ударим первыми.

Король вскинул руку, подавая сигнал лучникам.

— Запалить стрелы…

«Они не боятся огня. Не боятся армий. Подобное страшится только подобного. Ваши потуги их только раззадорят».

Огненный дождь обрушился во мглу. Чернота завизжала и развеялась. Солона почувствовала ужас, заставивший сердца воинов забиться быстрее, срывая ритм. Она ощутила, как сбивается их дыхание, катятся по коже капли пота, начинают дрожать руки. Как все в них кричит, что пора убегать. Кто-то попытался протиснуться назад. Кто-то закричал.

Гомон стал громче и хаотичнее. Солона пошатнулась, однако Дункан удержал ее за локоть.

— Все идет по плану. Главное — не отходи от меня и защищай короля.

С трудом различая его голос в общем гвалте, Солона просто кивнула.

— Спустить псов, — словно за пологом прозвучал приказ Кайлана. — Быстрее, быстрее, пока туман не вернулся.

Поднялся вой. Мабари помчались на пылающее марево, сливаясь с черно-рыжей массой.

Неестественные голоса в голове разом взвизгнули и затихли. Но тьма не двинулась, пока…

«Вперед, — шепот, отчетливый и красивый. Властный, уверенный, и словно безразличный ко всему, что творилось вокруг, перекрыл собой другие. — В наступление».

— Пора, Ваше Величество.

Король только того и ждал. Он вырвал из ножен свой богато украшенный меч и направил острием в сторону орды.

— За Ферелден!

Будто со стороны, Солона увидела, как повинуясь этому знаку, все побежали. Сбивая друг друга, едва сохраняя строй, совсем не так, как было написано в древних трактатах по военному ремеслу. Стоило ли ей побежать? На кого? Куда? Солона едва нашла глазами Дункана и последовала его приказу.

Держаться рядом с королем и другими Стражами оказалось сложнее, чем она думала. Еще ни разу в жизни Солона не держала такой бешеный темп. Бег в Круге обычно не поощряли. Разве что нужно было выполнить особо неотложное распоряжение старших чародеев или храмовников. Андерс пару раз пользовался этим послаблением в корыстных целях, планируя новые побеги. На поле боя, похоже, действовало противоположное правило — чем быстрее ты бежишь, тем лучше исполняешь приказ.

Она не заметила, как два войска схлестнулись. Она просто продолжала бежать, а потом вдруг кроме бега потребовалось еще и работать руками. Дар не слушался Солону. Импульсы застывали в кристалле посоха, нагревая его, но не нанося вреда противникам. Гниющим, истекающим чернотой нечеловеческим тварям. Их булькающие голоса по-прежнему раздавались в голове.

«Страж… Страж! Порченая кровь! Не наша. Плохая…»

Удар тяжелым щитом в грудь сбил Солону с ног. Она повалилась на сырую землю. В грязь и слизь. В темноту. Порождение тьмы нависло над ней, зарываясь мощными кулаками по обе стороны от ее головы, скаля зубы, похожие на швейные иглы.

«Гадость… Сладость! Закусить. Перегрызть кости».

Белый импульс, сорвавшийся с ее пальцев, оборвал лепет. Солона с трудом поднялась на ноги и ударила отползающего звероподобного коротышку. Осмотрелась. Король рубил тварей в десяти шагах от нее. Дункан кружился в смертоносном танце, разя чудовищ одновременно мечом и кинжалом. Она все еще выполняла приказ — держалась рядом.

«Приказ! Направо, где крупные! В кучу их! Кричать! Кричать!»

Двое тощих «крикунов» устремились к рослым пехотинцам, орудовавшим двуручными мечами. Солона помешала им. Плетение было слабым, но сбивало с толку не хуже удара по голове. Одна из тварей побежала, сама напарываясь на клинок ближайшего воина, но вторая со всей злобой накинулась на нее.

«Бить! Злить! Жить! Почему не давать нам жить?!»

Сражавшийся рядом Страж оттащил «крикуна» за некое подобие волос на макушке и немедленно обезглавил.

С Солоны словно сорвали оковы. Она била тварей посохом, топтала их ногами, посылала в них заклинание за заклинанием. Лишь бы больше не слышать то, что они говорят.

Еще один всплеск энергии — и порождение опустилось на колени. Его настиг удар короля.

— Дункан, — позвал он, всматриваясь в труп, — кажется, я убил Эмиссара.

Страж нахмурился, почему-то взглянул на Солону и возразил.

— Эмиссара с ними нет, Ваше Величество. Но я ее чувствую.

«Vinek kathas, imekari».⁽¹⁾

Прекрасный шепот раздался над ухом и сбил Солоне концентрацию. Пришлось приложить порождение тьмы посохом.

— Дункан…

— Не сейчас, Солона.

— Vinek kathas, imekari, — запинаясь, с трудом поворачивая язык, повторила она слова незнакомого наречия.

Дункан побледнел.

— Огры… Кайлан, Эмиссар призвала огров!

Поле боя сотряс яростный рев, громче которого Солоне слышать не приходилось. Над темной массой тварей возбухли три гигантских рогатых силуэта. Солдаты бросали оружие и отказывались сражаться. Дружинники, гвардейцы, даже Стражи будто бы утратили веру в победу.

Резко в голове словно оборвали струну. Протяжный, звенящий звук окрасился в белый, затем в красный, и наконец стал лазурным. Красавица в сером вновь стояла перед ней, буравя лириумными глазами. Дух? Видение?

— Мы долго ждали тебя, Солона, — рука, коснувшаяся ее щеки ощущалась реальной и очень холодной. — Позволь извиниться за то, что случится сейчас.

Воздуха стало слишком мало. Солона задыхалась. Перед глазами поплыло. Из носа пошла кровь. Кап-кап. Капли упали на ее красную мантию.

Красную? Солона часто заморгала. Поняла, что может дышать. Что ощущения, передавшиеся ей, испытывал кто-то другой. Красная мантия, знак изумрудных листьев в золотом круге. Винн.

Но ведь Винн была в тылу, вместе с грозовыми магами, целителями и жрицами. В безопасности. Или нет?

— Король Кайлан! — чародей в золотистой мантии, так похожей на ту, что еще утром носила Солона, с трудом ковылял к ним. Не дойдя, свалился у ее ног. — Передайте королю… они напали с тыла.

«Хоть ты и покинула Круг, но мы все еще твоя семья. Мы всегда будем любить и заботиться друг о друге. Ты не одна, Солона. Я рядом. Мы рядом».

Вокруг зажглось белым, раскидав окружавших Солону тварей. Холодный свет проник под их гнилую кожу шипами и иссушил, выжег черную вязкую кровь. Их сила направилась к Солоне. Дала ей шанс сделать рывок в сторону крепости.

И она побежала. Не разбирая дороги, видя лишь предсмертные гримасы чародеев.

«…мы все еще твоя семья».

Мелкое порождение тьмы встало на ее пути. Зарычало и кинулось вперед. Посох принял на себя удар, кристалл раскололся, и осколки ослепили тварь. Само оружие стало почти бесполезным. К демонам! Бежать. Из последних сил. Пока еще есть шанс спасти хоть кого-то!

«…мы все еще твоя семья».

Белый эмбриум и красная ткань платья. Амеллы, чье имя она носила, но чьих лиц почти не помнила. Красный носила мама. А еще старшие чародеи, заменившие ее. Солона не могла бросить их.

Звуки боя затихли, а голоса в голове стали громче. Она была почти у самых стен. На них не было и следа лучников или магов. Или же их просто было не разглядеть во вновь сгустившейся мгле? Что-то рыскало в едва различимых руинах. Тени. Причудливые. Вытянутые и деформированные. Солона чувствовала их боль. Скорбь. Сожаление. Ужас.

Но тени были мертвыми. Перед Солоной возвышалась совершенно мертвая крепость, ставшая ловушкой для неподготовленных войск короля и Серых Стражей. А если порождения тьмы перебили отряд, засевший в башне Ишала, значит, и сигнал второй части армии никто не подаст.

Глупая. В своем отчаянии, она позволила увести себя далеко от Дункана. Она должна была вернуться к нему. Должна была предупредить, пока не случилось страшное. Вместе они что-нибудь придумают.

Солона вскрикнула от внезапной боли в затылке. Поле боя закружилось перед ней калейдоскопом черного, красного и лазури. А затем мир померк.

* * *

— Внизу что-то не то, — обеспокоенно пробормотал Алистер, отступая от оконного проема.

Эдгар фыркнул и встал, облокотившись на костыль.

— Ты не мог бы выражаться четче? Конкретнее. В этой битве, возглавляемой предателями и глупцами, многое могло пойти не так, как задумывалось.

Алистер заметался по комнате. Явно нервничал.

— Слушай, давай поменьше яда. Понимаю, что тебе не хотелось проходить Посвящение, но сейчас, правда, не время.

Реакция Алистера удивляла. Узнать причину стоило хотя бы из любопытства.

— Хорошо, — выдохнул Эдгар. — Что там видно?

— В том-то и дело, что ничего. Я не вижу факелов в лагере. Не вижу войска вдалеке. Внизу сплошной туман.

Эдгара тянуло рассмеяться. Этот простофиля испугался темноты и тумана, пришедшего с болот? Да уж, действительно, надежда мира в борьбе со скверной! Опора страждущих. Гроза…

Виски пронзило болью. Она обросла шепотками как терновником, и оплела все тело Эдгара. Он посмотрел на Алистера — тот тоже это слышал?

— Что за напасть? — выдавить даже эти слова получилось с трудом. Голос не слушался, срывался.

Алистер ответил не сразу. Похоже, ему было еще хуже.

— Зов, но он еще никогда не был таким. Я их не просто слышу, я…

Алистер замер, опустил голову, прислушался. Выпрямился и кинулся к жаровне.

— Надо подать сигнал, — повторил он несколько раз, словно лихорадочный.

Эдгар не послушал. Боль исчезла точно так же, как появилась. Без следа, без объяснения. Это раздражало, но не больше, чем кровь порождений тьмы у него в желудке или растерзанная икра. Паниковать он не собирался. Доковылял до Алистера и перехватил факел.

— Пока не прибежит посыльный снизу, мы ничего не станем делать. Ты в скольких крупных сражениях участвовал? Сколько трактатов по военной стратегии прочел?

Алистер не ответил и поджал губы.

— Вот и не глупи. Если мы вызовем тейрна Логэйна в неподходящий момент, это может стоить жизни многим хорошим людям, верным солдатам. Так что потуши факел и жди приказа.

Алистер помялся, но кивнул. Это было уже неплохо.

Они сели у стены, и Эдгар, наконец, вновь смог расслабить ногу. Он подумал, что целители не до конца восстановили мышцу. Каждое движение приносило боль.

— Эдгар, — голос Алистера звучал уже куда спокойнее, — а ты сколько трактатов по военной стратегии прочитал?

— Если округлить, то где-то с десяток. Мать их обожала. У нас была большая библиотека в Хайевере. Мальчишкой я часто запирался там. Читал, изучал карты. Там было столько потайных уголков о которых почти никто не знал…

«Эдгар, беги,— слабый голос матери, ее бледное лицо, как страшный сон предстали в памяти. — Тайный ход в библиотеке за панелью. Дженитиви. История Церкви. Том 2. Поспеши».

— Иногда, — Эдгар грустно усмехнулся, — знания могут спасти тебе жизнь. Вот только есть ли в этом смысл?

Алистер не успел ответить. Их прервал вбежавший мечник. Исполосованный, похоже, когтями, со стрелой в спине, он явно пробрался через все поле боя и померкший лагерь, чтобы успеть к ним.

— Зажигайте сигнальный огонь. Немедленно! — завопил он. В ступоре Эдгар не сразу понял, что он от них хочет. — Твари напали с тыла. Лагерь сметен. Мы зажаты с двух сторон. Если тейрн немедленно не подойдет, мы пропали.

Мечник чуть ли не плакал.

— Да чего же вы ждете?!

Тем, что заставило уже всех троих застыть, были шаги вверх по лестнице. Тихие, осторожные. Шаги крадущегося хищника. Неужели кто-то еще добрался до башни?

Она не вышла из теней, скорее вползла вместе с ними, медленно лишая зал источников света. Сначала погасли факелы у входа, и ее черные одежды потеряли очертания в темноте. Затем она сделала шаг вперед из проема, и тени покорно потекли по стенам, словно подчиняясь ее воле.

Эдгар и сам не понял, почему подумал о порождении тьмы как о женщине. Просто все в нем говорило о похищенной красоте и искаженном изяществе. Он поймал себя на мысли, что любуется моровой тварью, пришедшей убить их... Но вместе с Алистером и мечником-посланцем отступил к свету жаровни.

— В этом нет нужды, — из-под непроницаемой черной вуали раздался человеческий голос. Весьма приятный, женский голос. — Сдайтесь сейчас — и останетесь живы. В этой битве и так уже слишком много жертв.

Эдгар оторопел. Первым порывом было помочь этой женщине, защитить от околдовавших ее существ. Но необычайно высокий рост и длинные руки, обтянутые темными перчатками, выдавали в ней одно из них.

Пока Эдгар мешкал, Алистер выступил вперед.

— Не будет никакой сдачи, тварь! Мор никогда не пройдет в Ферелден!

Послышалось нечто, напоминающее вздох разочарования, и порождение тьмы отступила из круга света.

Не сдерживаемые ею, тени хлынули на них. Алистер бросился сквозь преграду, рубя мечом, ударяя щитом. Пробивался к ней, скрытой за тенями. Он продрался сквозь них, но звуков боя не последовало. Только глухой удар тяжелого об пол.

Мечник рванул к жаровне, быстро зажег факел. Почти добрался до очага. Поздно. Тени преградили путь.

Порождение тьмы выскользнула из них черной, лоснящейся змеей — и встала прямо перед мечником. Тот замер от ужаса. Эдгар понял, что все кончено. Эта тварь не позволит им подать сигнал, скорее убьет на месте.

Эдгар сжал перекладину костыля, расслабил плечо, согнул здоровую ногу, оттолкнулся. Силы хватило, чтобы допрыгнуть до бездвижного мечника. Но вытащить факел из его сведенной судорогой руки он уже не успевал…

---

1) (кунлат) В атаку, дети.

Вернуться к тексту

Серый Страж должен блюсти равновесие между бесконечной ордой и беззащитными людьми. Серый Страж должен защищать каждого, от слабого до сильного, от простолюдина до короля. Серый Страж должен пожертвовать собой, но уберечь Тедас от Мора. Алистер не справился с долгом Серого Стража.

Они все были мертвы. Ополченцы, дружинники, рыцари, маги, церковницы… его братья и сестры по Ордену. Дункан был мертв. И все по его вине.

Алистер раз за разом вспоминал события той ночи. Все упущенные возможности зажечь гребаный сигнальный огонь. Не слушать Эдгара — шанс первый. Просто послать его куда подальше с его поучениями и бросить факел в очаг. Не стоять столбом, глядя на паникующего мечника — шанс второй. Вопрос минуты перед появлением Эмиссара, потраченной не на то. Последний шанс был упущен, когда Алистер кинулся сквозь тени, надеясь достать тварь. Он даже тронуть ее не успел. Упал без памяти, оставив хромого Эдгара один на один с тьмой. Твердолобый, никчемный дурак. Его глупость стоила им всего.

Сигнал не был подан. Тейрн Логэйн не успел.

Как ведьмам удалось вытащить его и бездыханного Эдгара из башни, Алистер не знал. Да и не хотел знать. Его следовало оставить там. За свои ошибки он не заслужил спасения.

Но Флемет, старуха из древних как сама земля легенд, не уставала убеждать его в обратном.

«Один Серый Страж стоит десятка спасенных вояк» — говорила она, наливая ему скверно булькающую похлебку.

В ответ Алистер называл ей больше десятка имен, достойных занять его место. Среди них особенно ярко взрывались в памяти три лица. Дункан, Кайлан, Солона. Командору были известны планы орды. Он точно знал, что грядет. Вместе с отрядами из Орлея он смог бы победить Мор. Король отвечал за то, что Ферелден поможет в борьбе с тварями, а не использует Мор для своих дрязг, как это сделал эрл Хоу. А Солона… Эта маленькая, печальная чародейка просто должна была жить. Должна была увидеть мир и понять, что он не так уж и плох, как ей казалось. Но теперь она лежала где-то на поле брани, а он был здесь, на болотах. Без единой царапины. Совсем один.

Шансов, что проснется Эдгар, почти не было. Его пес, найденный ведьмами где-то в топи, все время проводил у входа в хижину. Радостно топорщил уши каждый раз, как открывалась дверь. Вот только его хозяин все еще спал. Уже неделю они торчали на болотах. Неделю ведьмы колдовали над телом Эдгара, но тот не открывал глаза.

На болотах темнело быстро. Меньше чем за час редкие лучи солнца исчезали без следа. И приходил туман. От одного его вида Алистера передергивало. Ему вспоминался Черный Эмиссар и тени, окружающие Остагар со всех сторон. Он чувствовал вину за то, что не смог остановить их. Наверное, потому и не уходил в хижину с наступлением темноты. Ему было лучше здесь, наедине со своим грехом и мыслями о том, как все можно было исправить.

Еще один день подходил к концу. Алистер опять обошел топкую поляну. Подбросил в костер еще один пучок хвороста. Пламя должно было отпугнуть тварей хоть на какое-то время. Он не знал, сколько их сейчас рыскает по болоту, не знал, насколько они близки. Но снова рисковать не хотел.

Дверь за спиной скрипнула и распахнулась. Пес радостно залаял и кинулся к хозяину. Эдгар напоминал не самого свежего мертвеца. Бледный, в пропитавшейся потом рубахе и наспех натянутых штанах, босой. Но живой.

— Эдгар, ты… — Алистер с трудом верил, что у ведьм получилось.

Они не преминули напомнить об этом.

— Живой. Куда ему деваться? — Флемет покинула хижину следом за Эдгаром, вытирая руки от крови, блевотины и еще Создатель знает чего. — Вас теперь всего двое, не считая собаки, разумеется.

— Но ведь кто-то еще должен был выжить? — слабым голосом спросил Эдгар. — Хоть кто-нибудь?

Алистер покачал головой.

— Логэйн так и не получил сигнал. Остается надеяться, что Морриган и правда видела, как его войска отступали от Остагара.

Эдгар покачнулся и оперся о дверной косяк. Флемет кивнула Алистеру, чтобы тот помог ему сесть. Эдгар отдышался и прошептал:

— Еще есть войска Фергюса и эрла Эамона. Они ведь ушли на север страны.

— Если орда пришла в движение, их догонят еще на марше. Да и что они смогут против порождений тьмы? Их, как минимум, вдвое больше.

Флемет мерзко засмеялась. Ее явно забавляли их подсчеты.

— Вдвое? Ох, какая дивная шутка! Вы хоть понимаете, что пришло в Остагар? Это была не армия, а посольская миссия. Маленький отряд, чтобы продемонстрировать силу. А вы еще и встретили его на знакомой Эмиссару территории. Худшее начало Мора со времен Думата.

— В каком смысле — «на знакомой территории»?

Дункан много рассказывал Алистеру об истории крепости. Об Архонте Тевинтера, пытавшемся сдерживать натиск древних аламарри. Про порождений тьмы в этих историях не было ни слова.

— Черный Эмиссар, как вы ее называете, когда-то была жрицей Древнего Бога. И она прекрасно знала тех, по чьей воле возвели Остагар. Она помнит все чертежи, все тайные входы и выходы. Все, что ей было нужно, это послать парочку гарлоков на болота, подождать, пока король в обнимку со всей своей армией и Серыми Стражами забежит в ловушку, да захлопнуть ее. Король желал красивой победы, но бесплатный сыр…

Флемет поморщилась.

— Слишком уж умное порождение тьмы, — сощурился Эдгар.

— Она не порождение, — поправила его Флемет. — Она сосуд. Не одна из семи первых магистров, но очень близко. Ей больше тысячи лет, и почти весь этот срок она потратила на смешивание событий и людей, чтобы достигнуть цели.

— Но она не могла предугадать все! Слишком многое должно было совпасть, чтобы она победила. Не только крепость. Задержка Риордана, предательство Хоу, моя глупость.

— Ты что, правда винишь себя? Вот это самомнение! — Эдгар скривился. — Сомневаюсь, что хоть кто-то смог бы совладать с древней тварью, пережившей четыре Мора. Тем более, олух вроде тебя. Архонты Тевинтера не смогли, правители всего честного мира не смогли, Серые Стражи поколениями Эмиссара достать не могут, а дурачок-Алистер...

Эдгар попытался засмеяться, но согнулся в приступе кашля.

Алистер дернулся, вставая. Сошел с крыльца под начинающийся дождь. Эмиссар просила их сдаться. Зачем? Что было бы, если бы Алистер покорно сложил оружие? Орда не знает пощады. Но древние книги ничего конкретного не говорили об оскверненных магистрах.

— Зачем она предупреждает армии? — он обернулся к Флемет. Ведьма набивала трубку какими-то травами. — Зачем может дать шанс сложить оружие?

— Неправильные вопросы, — недовольно прошипела она.

— Чего она хочет?

— Вот, — ведьма гордо посмотрела на Эдгара. Закурила, — этот парень мне по душе. То, что она хотела, вы и так уже отдали ей.

— В каком смысле, Флемет?

— В прямом, — ведьма выпустила ровное кольцо дыма прямо под капли дождя. — Вам же нужен Страж, чтобы убить Архидемона? Ей он нужен не меньше. Особый Страж с особой кровью. Вашему командору и вправду было лучше объехать Кинлох стороной. Но ведь так не бывает, верно? Все всегда идет по ее плану. Давайте внутрь. Тут становится слишком сыро даже для меня.

* * *

Эдгар был удивлен — Морриган умела готовить. За последние несколько недель, после того как он покинул объятый пламенем Хайевер, проплутал в глуши в поисках верной дороги на Остагар, да еще не успел поесть перед битвой, он впервые питался нормально. Дочка ведьмы угощала его самой пристойной стряпней, какую можно было достать в Диких Землях.

К сегодняшнему ужину Морриган притащила двух жирных куропаток, и теперь они, начиненные травами и дымящиеся, украшали собой хлипкий деревянный стол.

— Это очень вкусно, Морриган. Спасибо.

Мясо действительно было превосходно зажарено. Сочное, мягкое, пряное от можжевельника и зверобоя, почти без костей.

— Восстанавливай силы, воин. За порогом этого дома они тебе понадобятся. Больше, чем когда-либо.

— Какой в этом смысл?! — Алистер громко стукнул ложкой по щербатой столешнице, разбрасывая вокруг листики заячьей капусты. — Сидим здесь вот уже вторую неделю. Брюха набиваем. И ничего не делаем. Кто знает, куда уже успел добраться Мор со своим Эмиссаром.

— А не все ли равно, Алистер? — лукаво спросила Морриган. — Мы кормим только двух Стражей. Где бы ни был Мор, ваших сил вряд ли хватит на то, чтобы его остановить. Так что сиди. Ешь. Не скупись на похвалу. А через пару дней уходи. Будь как хасинды или эльфы. Нигде не задерживайся подолгу. Кроме Ферелдена есть и другие земли. Орлей на западе. Арлатан на севере. Думаю, что-то между ними. Верно, мама?

— Очень много мест, девочка, — проворчала Флемет. — Много больше, чем Империя Масок и старый гнилой лес. Но почему-то мне кажется, что Стражи не захотят уходить.

— Верно, я не уйду, — Алистер в упор посмотрел на Морриган. Девица уперлась взглядом в тарелку. — Не стану трусливо бежать, пока Мор уничтожает мою страну и убивает тех, кто мне доверился. Доверился Ордену.

— Ты не сможешь их спасти, — злорадно промурлыкала Морриган. — Они будут осквернены, послужат топливом для Мора, а затем сгинут в муках. И порождения тьмы пройдут по их почерневшим трупам к своему идеальному миру. Так уже было. И будет снова. И снова. Пока семь богов не допоют свои песни. Тогда они вновь начнут кричать во сне.

Эдгар не успел и моргнуть, как Алистер перегнулся через стол и схватил Морриган за горло.

— Одно мое желание — и вся твоя хваленая магия просто исчезнет. Не будет ни Тени, ни охоты, ни разных форм и обличий. Просто маленькая девочка и Мор, над которым она смеялась.

Он начал что-то шептать, и глаза Морриган наполнились страхом.

— Ir mala da'len(эльф.) Я твое дитя. , — просипела она, глядя на мать, спокойно наблюдавшую за этим. Эдгар ничего не понимал.

— Алистер, хватит дурить! Эти женщины спасли наши жизни.

— И так и не ответили, как им это удалось! Может, они в сговоре с Эмиссаром?!

— Ох, щеночек, большей глупости ты еще не говорил. У моей Морриган язычок скачет впереди ума, но не смей за ее глупость винить меня в расшаркиваньи перед этой падалью. Теперь опусти сядь и поешь. Ты больше не из Церкви, забыл? И я приютила не храмовника, но Стража. А Стражи, кажется, приходили сюда за своими соглашениями. Я верно помню?

Алистер отпустил Морриган, и сокрушенно сел.

— Верно. Вот только вы отказались отдавать их.

— Если бы отдала, они бы сгинули со всеми вашими вещами в крепости. Или попали в лапы к Эмиссару, что того хуже. Оно мне надо? Так что простите старуху, которая все тащит в дом, и сама решает, когда отдавать, а когда нет.

Флемет развернулась и полезла по шаткой лесенке под самую крышу, где у нее сушились травы. Пошуровав за одной из балок, достала тугой, промасленный сверток. Натужно кряхтя, передала его Эдгару.

Он со смутным подозрением развернул. На стол выпали три почерневших от времени листка.

— Хрен Маферата! Соглашения! Целые и невредимые. Раз, два, три. Их и должно быть три?

Алистер ошалело застыл над соглашениями, вчитываясь в светящиеся изнутри буквы.

— Орзаммар… Кинлох… эльфийские кланы. Да, все три на месте, — севшим голосом подтвердил он.

Эдгар с сомнением хмыкнул.

— Честно говоря, я думал, что документов будет побольше. Много больше. Что-то вроде расписок от каждого банна, эрла, тейрна, долийского хагрена и… что там у гномов, с обещанием помощи. А тут все так обобщено. Теперь мне не понятно, как это вы свободно заходите во всякий дом и применяете свой Призыв. Ведь большая часть Ферелдена, оказывается, вам ничего не должна. Знати здесь вовсе нет.

— А много может твоя знать? — хохотнула Флемет. — Большая часть тех же баннов сгинула под Остагаром. Так что имейте, что имеете. Гномы, маги… Вот с эльфами проблема.

— Они не могут отказаться. Как бы долийцы нас не ненавидели, прийти на помощь Стражам — их долг и священная обязанность.

— Ты бы поосторожней про долийцев, — Флемет загадочно улыбнулась. — Они будут поумнее тебя.

Эдгар не смог сдержать смешок и только потом спросил:

— В каком смысле?

— А в таком, что во всем Ферелдене испокон веков жили три долийских клана, — устало начала Морриган. — Алерион и Сабре в лесу Бресилиан. Боранен свободно кочевал от леса Вендинг до Морозных Гор. Но когда пришел этот Мор, долийцы сделали то, что умеют лучше всего. Запрягли галл в аравели и убрались подальше. Их сложно винить. Тем более, что Алерион и их Хранителя я видела лично. Еще до битвы. Они шли через Коркари на запад, надеясь прибыть в Долы прежде, чем порождения тьмы перекроют последний проход через горы. Уже тогда у Затриана был мрачный вид. Половину его соплеменников подрали оборотни. Так он сказал. Я так не думаю, но вдаваться в подробности не стала.

— Перекроют проход через горы? — Алистер зажмурился и шумно выдохнул. — Так вот почему Риордан не пришел вовремя. Эти твари устроили засаду.

— Я уже говорила, что битва при Остагаре была спланирована заранее. И вовсе не вашим королем, — буркнула Флемет.

— Так, — Эдгар хлопнул ладонью по столу. — Один долийский клан ушел болотами на запад. Те, что севернее, наверняка украли пару кораблей и переправились через море в Марку. Там их не найти, и не призвать к ответу. Так может, и мы последуем примеру этих эльфов? Из трех договоров уже один выходит недействительным. А если вспомнить, что Дункан уже вывозил магов из башни, то и второй можно сбросить со счетов. Остаются гномы, но как сказала Морриган, в горах все кишит порождениями. До Орзаммара нам не пройти. Так что я предпочту попытаться добраться до ближайшего порта и по морю прибыть в Орлей. Там найти этого Риордана, рассказать ему все, что знаю.

Ритмичные хлопки Флемет оборвали его.

— Думаешь, она не предусмотрела? Мальчики, вам нужно понять одну вещь — все, что происходит сейчас, готовилось четыреста лет. В Ферелдене, в Орлее, даже в Тевинтере. Думаете, почему был такой перерыв? Вовсе не потому, что жрица Уртемиэля не могла найти своего бога. Просто решила подготовиться как следует.

— Хм, и что сейчас в Орлее, что могла приготовить эта тварь? Вокруг бушует Мор! Стражи всех государств обязаны явиться в Ферелден. Это наш долг! Орлесианцев в том числе!

— В Орлее началась ф… — Эдгар запнулся, — фронда. Это такая орлесианская смута. Никто открыто не воюет, но ножи точат и друг друга подставляют. Мешают, грабят, подначивают целые города и армии бунтовать. Но все исподтишка, чтобы противника ослабить. Это часть их Игры.

— Ясно, — кивнул Алистер. — Значит, за этим стоит Черный Эмиссар?

— Она не лезет в такие дела напрямую. Мордой не вышла. Но у нее есть вполне себе смертные помощники, которые это все и проворачивают. Не знаю, кто там кого фрондирует, но так она могла настроить знать против короны или корону против знати. Все это значит только одно — в Орлей вы поехать можете. Я даже до Гварена доведу и на корабль посажу. Но там вам рады не будут. А у вас ни денег, ни знания языка. Только оружие при себе и доспех. Вас забреют в наемники раньше, чем вы успеете выговорить на местном «мы Серые Стражи, нам нужна помощь с Мором!». Так и подохнете в стычке каких-нибудь шевалье. Соглашения — ваш единственный шанс! Да, эльфы ушли, но вот Кинлох и гномов я бы не стала так отшивать.

— Ты сказала, что сможешь отвести в Гварен? Отлично, — Алистер попытался улыбнуться. Вышло скверно. — Нам нужно узнать, что осталось от армии тейрна Логэйна. В отличие от Эамона, он не застрял при Денериме, и не бросил короля ради мести. Значит, после отступления у него могло остаться войско.

— Не согласен, — возразил Эдгар. — Логэйн может посчитать нас дезертирами, если так к нему заявимся. И особенно, если расскажем, по чьей вине не подали сигнал.

Алистер сжал кулаки.

— Я знаю, что виноват. Что если бы не я — Дункан, Кайлан и Солона были бы живы, а битва закончилась бы нашей победой. Я знаю это все, Эдгар! Не нужно мне напоминать!

— Опять он винит себя… — простонала притихшая было Морриган. — Оскомину уже набил. Честное слово. Чем горевать по мертвым, лучше займись спасением тех, кто пока еще жив.

— Она права, Алистер. К тому же, я всего лишь говорю, что тейрн Логэйн не поверит нашим россказням про Черного Эмиссара. И просто повесит, невзирая на то, что я сын, то есть, брат тейрна, а ты Серый Страж. А вот Фергюс может нам поверить. Это точно. Хотя бы выслушает и подумает. Вдобавок, у него людей точно больше, чем осталось у Логэйна. Он-то не шел на прорыв из Остагара, охваченного порождениями тьмы и смертоносным туманом. Фергюс обещал ждать меня в Лотеринге. Туда и отправимся.

— Это было две недели назад! — напомнил Алистер. — Твой братец наверняка уже жжет Амарантайн, как и планировал.

— Он не ушел бы, не дождавшись. Я должен был собрать ему подкрепление.

— Или он убедил тебя в этом, чтобы ты лишний раз не таскался рядом. Я его понимаю, — усмехнулась Морриган.

— Ты его не знаешь, Морриган. Он мог уйти вперед, но оставил бы отряд дожидаться меня. В конце концов… — Эдгар решительно сгреб черневшие на столе соглашения, — если мы все-таки используем договоры, выйти с болот на север и дальше, к центру Ферелдена, можно только через Лотеринг.

— Брешешь, еще лесами.

— Да, лесами! А есть мы что будем? Шишки? У нас даже луков при себе нет, для охоты.

— На тракте небезопасно.

— Но там есть возможность собрать припасы. Мы идем к Лотерингу. И точка.

— Нам не пройти по загаженному порождениями тьмы тракту вдвоем с собакой! — стоял на своем Алистер.

— Втроем, — возразила Флемет.

Эдгар и Алистер уставились на нее. А она указала глазами на ничего не понимавшую Морриган.

— Вам пригодится говорящий походный котелок, разве нет? Да и ночью она может хорошо вас согреть.

Морриган вспыхнула.

— Мама!

— А, да, и кто из вас умеет швыряться огнем так, чтобы отпугивать тварей? Кто умеет лечить и заговаривать оружие против скверны? У девочки богатый опыт общения с ней. Выйдет хорошая помощница, поверьте мне.

— Да я лучше сдохну, чем малефикара в помощники возьму! — вскипел Алистер, порываясь достать свой меч.

— Алистер, — Эдгар преградил ему путь. — Она действительно может быть полезной.

— Нет. Не будет. Она не Страж. Она маленькая, хилая ведьма, которую надо будет защищать. Я старший по званию, и я запрещаю брать ее с собой.

— Маленькая, хилая ведьма охотилась на этих болотах, когда грубый, заносчивый Страж только учился держать меч с правильного конца! — огрызнулась Морриган. — Без меня вы не выйдете с болот. Ведь знаете только одну дорогу — к Остагару. А там порождения. Я приведу вас в Лотеринг. И там вы решите, что со мной делать.

Флемет довольно кивнула.

Хижину они покинули на рассвете. По словам Алистера, это было время, которого порождения тьмы опасались больше всего. Эдгар трепал Хафтера за загривок и смотрел, как Морриган прощается с матерью. Улучив момент, когда и Морриган и Алистер были далеко, он подошел к Флемет.

— Знаешь, что я заметил? Когда мы говорили об Орлее, ты поняла, что там происходит, куда лучше этого простака. И слово «фрондирует» произнесла без запинки. Кто же ты такая, Флемет?

— Сказка. Миф. Просто старая женщина, отпускающая с вами дочь.

— Чтобы она нам жрать готовила и ночами «согревала»? Только ли поэтому? Что-то тут…

— Не сходится? — Флемет почему-то грустно улыбнулась. — Вечно не сходится, Эдгар. Такое уж мое проклятье.

Эдгар хмыкнул и поспешил нагнать Алистера и Морриган. Лес медленно скрыл из виду поляну и руины. На мгновение, но Эдгару почудилось, что старая хижина растворилась в зеленоватой дымке топей.

Что кричать? Для кого кричать? Была ли у нее хотя бы крохотная возможность выяснить, что произошло? Солона не знала. Она не понимала ничего. И ничего не помнила. Ни как закончилась битва, ни как ее несли с поля боя, мыли, переодевали, укладывали на жесткую, но чистую постель в одной из уцелевших комнат крепости. Когда она проснулась, вокруг не было никого. За окном переливалась темнота и звучали голоса. Слишком много голосов, чьих слов она почти не различала. Мысль о новом погружении в Тень Солона отмела спустя череду сложных и, как ей казалось, надежных проверок. Она хотела спросить совета у Дункана, получить хоть какие-то ответы. Но Страж-командор все не появлялся.

Надежда на то, что им удалось одолеть порождений тьмы, ускользала.

Единственным, кто навещал Солону, был слуга. Исхудавший, с болезненной серой кожей, он носил слишком уж дорогую одежду. Плотную, темную, скрывавшую тело. Слуга приносил еду, забирал посуду, чистил ночной горшок, прибирался в комнате, топил камин. Даже мыл Солону в большой бронзовой ванне и помогал ей одеваться. Но не произносил ни слова.

Однажды ей удалось связать слугу. Она попыталась допросить его при помощи болевых импульсов. Тогда-то и открылось, что у бедняги удален язык и что он ничего не чувствует. Придя в себя после допроса, он просто вышел из покоев, но вскоре вернулся со стопкой книг. Солона удивилась, увидев учебники по истории Моров и практической энтропии.

Время растянулось в одну беспрерывную нить. Тьма за окном не давала Солоне понять, сколько дней прошло. Ее кормили через каждые пятьдесят страниц очередного учебника. Всегда одним и тем же. Хлеб, горячая гороховая каша с мясом, вареная репа, свежая клюква. Мыли и переодевали также по одному лишь слуге понятному расписанию.

Солона плохо спала, но в каждом сне почему-то был отец. Она помнила его по серым одеяниям, густым пепельным волосам и серым глазам. Отец любил говорить, что таковы грозовые тучи над их настоящим домом далеко на севере. Отец обещал, что однажды отвезет семью туда, и Солона станет принцессой. Отец колдовал, сплетая лириум в причудливые узоры. Брал с дочери обещание хранить эту их маленькую тайну. Отец пел ей колыбельные на родном языке. Что-то про даму, что прекрасна как солнце. Солона почти не помнила той колыбельной. Отец звал ее. Постаревшим, отчаянным голосом. «Ma adore. Ma fenris.⁽¹⁾ Не слушай тени. Прости меня. Я приду за тобой. Не слушай тени».

Куда реже сны посещал Фелиций. Ее младший брат. По крайней мере, незнакомец из снов, спасший ее еще во время Истязания, был похож на то, как Солона представляла себе подросшего Фелиция. Серебряные кудри, благородные черты лица, бездонные синие глаза. Совсем как у мамы. Совсем как у нее самой. Однажды, словно в другой жизни, лорд Аристид Амелл сравнивал их глаза с сапфирами. Во снах с Фелицием все было в сапфирах и в каменных цветках эмбриума. А за окном огромных, богатых комнат цвели рубиновые гранатовые сады. «Тебе понравится здесь, Сол, — мягкий, красивый баритон. Сапфировые глаза счастливо смеялись. — Подожди немного. Я скоро».

Порой плеск воды в подземных реках заглушал мольбы отца и брата. Вымывал лживые обещания. И тогда сны Солоны навещал голос, впервые услышанный ею на Посвящении. Он рассказывал ей о пропорциях тонов, оттенков и форм. Создавал в ее сознании картины невиданных прежде городов и стран. Побуждал к творению. Но Солона не была творцом. Ее дар для этого не годился. Первым ее заклинанием был Ужас. Тогда пострадал раб. А отец похвалил ее. Он радовался, что его дочь была рождена с силой. Маленькую Солону это вдохновляло.

«Он пытался воспитать в тебе жестокость, — шептал ей прекрасный голос. — Многие попытаются. Многие из тех, кто бредет на мой Зов».

А затем он вновь становился ревом тысяч пастей. Зацепиться за приятный, чарующий образ не получалось. И Солона билась и стонала во сне, силясь вырваться из душащей хватки Тени.

Сны всегда заканчивались одинаково. На самой тревожной ноте. И с каждым разом Солона больше читала, прежде чем отойти в кровать. Принесенные книги были незнакомы ей. В библиотеке Круга их вряд ли стали бы держать. Авторы каждой из них происходили из Империи Тевинтер и излагали идеи, далекие от доктрин Белой Церкви. В их описании Моров было больше грязи, взглядов со стороны, попыток понять сам принцип распространения скверны и ее влияние на зараженных. Солону это восхитило. А вот учебник по энтропии ужаснул своей хладнокровной жестокостью. Уж слишком легко и буднично северные чародеи описывали перспективы контроля сознания через элементы в крови.

Чтение, блуждание по покоям, попытки вслушиваться в голоса за окнами — все это выматывало и вгоняло в отчаянье. Но вечно продолжаться не могло.

Слуга разбудил ее в одну из условных ночей. Принес одеяние Серого Стража и ее посох. Натаскал воды для ванны. Поцарапал Солону мочалкой, пытаясь отскрести невидимое пятно на животе. Облачение далось ему чуть более удачно. А потом он достал из деревянной шкатулки настоящий ночной кошмар. Черную ленту с вышивкой влюбленных драконов.

Солона рванула к двери, застучала по плотной, окованной древесине. Закричала так громко, что голос не выдержал. Сорвался. И Солона, хрипя и плача, сползла на пол. Слуга грубо поднял ее, усадил на постель и принялся расчесывать ей волосы золотым гребнем, сплел косу и повязал ленту красивым бантом на кончике.

За дверьми их ждал пустой, совершенно темный коридор.

Голоса замолкли и Солона поняла — те, кто ранее говорил, теперь прислушивались к ее шагам, к биению ее сердца, к дрожи ее дара. В давящей тишине слуга вывел ее во двор крепости.

Остагар был извращенным подобием себя. Все так же стояли шатры, были сложены кострища, развевались флаги. Рычали псы. Воины с аппетитом ели свежие пайки. Оружейники точили оружие. Все было как прежде. О Создатель, Солона действительно могла бы описать жизнь в лагере до и после битвы одними и теми же словами.

Слуга провел ее мимо изодранных шатров, покрытых паутиной черной слизи. Они обошли сырые остатки прежде ярко пылавших костров. Увернулись от пробегавшей стаи оскверненных мабари. Хуже всего было наблюдать за гарлоками, пожиравшими гниющие трупы бывших защитников. В лапах у одной из тварей Солона увидела тело Винн.

Вместо ступора или страха ее одолел гнев. Недавно выученное заклинание вырвалось из кристалла посоха и заставило тварь вывернуть руки, вывихнув плечи. Когда Солона подошла, порождение тьмы согнулось пополам. Треснули позвонки, но оно не закричало, а беззвучно заплакало.

— Достаточно, — знакомый прекрасный голос раздался за спиной. — Мы сказали, достаточно, Солона. Лагерные будни могут казаться жестокими, но это не повод травмировать наших солдат.

Дух в обличии красавицы в изящной серой мантии стоял в паре шагов от нее и настойчиво протягивал руку.

— Мы спорили, стоит ли возвращать тебе оружие... Так и не пришли к единому мнению.

— Что здесь происходит? — спросила Солона.

Дух сочувственно улыбнулся. Кивком отпустил слугу. Со спокойствием реального человека взял Солону под руку. Он был чуть ниже нее. С очень тонкими, ухоженными ладонями. Узкие плечи скрывал отрез полупрозрачной зеленой ткани с вышитыми серебряными змеями. На цепочке вокруг тонкой шеи висел полупустой флакон. Чернота на его стенках напомнила Солоне о скверне.

— Нам было бы любопытно послушать твои соображения на этот счет, — глаза цвета лириума сверкнули интересом. — Как думаешь, кто мы?

— Вы? — переспросила Солона.

— Чем раньше ты начнешь отвыкать от обращения к нам в единственном числе и имен собственных, тем легче тебе будет впоследствии. Вопрос неизменен: кто мы?

— Вы порождения тьмы.

— Четко, уверенно, по существу, — улыбка духа стала шире, и они пошли медленнее. — Мы довольны, Солона. Тем более, что ответ почти правильный. Мы есть Мор. То, что изменит мир в лучшую сторону, если ты нам позволишь. Вопрос второй: что последнее ты помнишь об этом месте?

— Я была одной из защитников крепости. Билась подле короля, когда вы напали с тыла. Я пошла спасать друга, но встретила вас. Затем темнота и пробуждение у вас в плену. Как давно я здесь?

Прекрасное лицо духа на миг смазалось. Солона читала, что такое случается, когда они недовольны. Она крепче сжала его руку.

— Понятно, тебя… вас лучше ни о чем не спрашивать. Только отвечать.

Дух успокоился.

— Да, так действительно будет лучше. Итак, зачем ты здесь?

Солона смутилась. Разве не он ее сюда притащил? Разве не он стоит за всем этим? Догадка ударила в лоб. Не он. Ведьмы с болот упоминали эмиссара порождений тьмы. Того, кто отравил ее заразой. Кто оставил ленту.

— Я нужна кому-то из вашего командования.

— Ну вот. И вопрос отпал сам собой, верно? Ты в Остагаре, захваченном порождениями тьмы. Армия людей разбита почти подчистую. Немногие оставшиеся силы отступили на север, но и они в меньшинстве. А ты, дорогая, выжила только потому, что мы приказали тебя не убивать. По секрету, частично эта битва была нужна, чтобы захватить тебя для наших нужд. Теперь понятно, что здесь происходит?

— Да, — сухо ответила Солона, хотя наружу рвались слезы.

— Чудесно.

Дух провел ее в часть лагеря, почти нетронутую тварями. Здесь было чисто. Никаких следов скверны. И земля под ногами была не черной, как в остальном лагере, а обычной. Кое-где под слоем проступал светлый камень древней дороги.

Конструкция в ее конце была странной. Черная непрозрачная ткань укрывала собой пострадавшее от времени здание, будто бы держась на воздухе. Или магии. Сигилы, так похожие на те, что обводили чародеи Кинлох, мерцали холодным серым светом. Защита, преодолеть которую могли только те, кто знал последовательность плетения.

— Порождений тьмы впустили в Остагар, — прошептала Солона. — В лагере был предатель.

Дух насмешливо взглянул на нее.

— Ты даже не представляешь, насколько глубоко и глупо заблуждаешься.

Тени ревностно клубились у ступеней побитой лестницы. Ничто не могло отбрасывать их нечеткие формы. Дух вздохнул и подтолкнул Солону вперед. Сквозь них, вверх, а затем за полог.

Внутри не было темно. По всему шатру блуждали магические светляки. Белые, красные, фиолетовые, лазурные. Они облетали крупные предметы, вроде кровати, ванны, вещевого сундука, и собирались у стола, застланного картами. По нему Солона поняла, что это место, возможно, еще не так давно было командным штабом ферелденских войск. Но теперь служило жилыми покоями.

Она не сразу заметила его. Лишь когда белый светлячок завис над его правым плечом. Он стоял у стола, скрестив руки за спиной. Черный, словно воплощенная тьма. Не такой искаженный, искореженный скверной, как те, что ждали снаружи. Но все равно иной. Не человек. Не эльф. Не гном. Не мужчина. Не женщина. Страшная сказка со страниц древних книг. Черный Эмиссар.

— И все-таки… — Эмиссар поднял голову, покрытую непроницаемой черной вуалью, от карт и, похоже, посмотрел на духа — …она здесь. Нам необходимо убедиться, что все подготовлено к отходу.

Лицо духа выразило смесь непонимания и какой-то детской обиды. Но он подчинился. Отвесил изящный поклон и удалился вниз по лестнице.

Эмиссар, напротив, приблизился к Солоне. Обошел ее, словно оценивая результат работы слуги. Кивнул.

Солона рассматривала его в ответ. Это… существо было очень высоким. Солона едва доходила ему до талии. И каждый дюйм его тела был скрыт плотной черной тканью.

— Вы поступили разумно, не пытаясь бежать из своих покоев. Мы потратили много сил, чтобы сделать ваше пребывание в Остагаре комфортным. Надеюсь, вы понимаете, как важно было изолировать вас на первое время?

— Нет, — честно ответила Солона. — Боюсь, что не понимаю.

У Эмиссара был голос духа, приведшего ее сюда. Как и дух, он говорил о себе во множестве. Были ли они одним и тем же? Солона попыталась рассмотреть, но за плотной вуалью было не разглядеть лица. Она силилась проникнуть под кожу Эмиссара. Найти ликование, смятение, гнев и страх, питавшие порождений тьмы во время битвы. Но дар показывал лишь бездну под черным плащом.

— Наши подчиненные боятся вас, Солона. Их не стоило провоцировать, пока вы были слабы после Посвящения. Прошу простить нас за это, но иного способа освободить вас из-под надзора храмовников и дать воспринять скверну, ни мы, ни ваш наставник не нашли. Ваше краткое пребывание среди Серых Стражей — необходимое зло. И оно дает вам преимущество.

При мысли об учителе, беседующем с этим, к горлу подступала желчь.

— Первый чародей не мог быть в сговоре с порождениями тьмы!

— Конечно же нет, — эмиссар сочился спокойствием. — Он не был в сговоре с нами. Ирвинг — наш хороший друг. Наш и магистра Данария.

Солона сорвала ленту со своих волос. Испуганно вгляделась в переплетение серебряных нитей на черном шелке.

«Я получил ее в подарок от старого друга».

Значит, она была права. Демон в Тени был прав. Первый чародей растил ее на убой для эмиссара порождений тьмы. А лента была рабским ошейником. Одним из столь любимых отцом инструментов контроля. Солону все предали, лишили права на нормальную жизнь. Сдали в Круг, а затем в Орден, чтобы… чтобы…

Картинка не сходилась.

Солона в гневе протянула ленту Эмиссару.

— Заберите ее! А затем… убейте меня, съешьте меня, подселите в мое тело того духа. Что бы вам ни было нужно от меня — действуйте! Вы явно разумнее прочей орды. Вы ждали этого двадцать лет! Давайте!

— Зачем бы нам делать хоть что-то из перечисленного?

Недоумение. Оно вспыхнуло в совершенной черноте ярким светочем, вытеснив спокойствие.

— Это подарок, — Эмиссар закрыл ее ладонь. — Он очень важен. Постарайтесь впредь лучше хранить эту ленту. В следующий раз рядом может не оказаться верного рыцаря, готового вернуть ее нам.

За обрушенной стеной раздались шаги, дернулся вороной полог, и сэр Джори, живой и, как показалось Солоне, невредимый, вступил в полутьму командного штаба.

— Солона, — он счастливо улыбнулся, склонив голову. — С возвращением.

Солона не понимала, как это возможно. Джори должен был сгинуть в лапах тварей. Они не могли… щадить пленников. Здесь точно был подвох. Но она все равно подбежала и обняла друга.

Она различила на болезненно-белой коже уже знакомые вспухшие черные вены. По глазам, покрытым серебристой поволокой, было понятно — рыцарь довольно долго носил в себе скверну. Из-за нее.

— Джори, прости меня, — Солона больше не сдерживала слезы. — Это я виновата! Если бы я не дала тебе ленту...

— Не плачьте, дорогая подруга, — Джори смахнул слезу с ее щеки. — Я вас не виню. Вы же не знали о чудных свойствах ленты. Да и не стоит беда ваших слез. Миледи Эмиссар сказала, что моя болезнь — это сущий пустяк. А кто плачет по пустякам? Соберитесь.

Солона взглянула на Эмиссара. Миледи. Все-таки женщина. Она вернулась к столу. К оставленным ферелденцами картам со всеми обозначениями, планами отхода, расположением войск, не принявших участие в битве. Всего пара фигурок вдалеке от Остагара. Очевидно, орда будет направлена против них.

Но как же Архидемон? Почему порождениями тьмы заправляла одна из них, пусть и не обделенная разумом? При чем здесь Солона или ее семья?

— Все дело в крови, Солона, — ответила на ее неозвученный вопрос Черный Эмиссар. — Кровь вашего отца. Кровь вашей матери. Идеальное сочетание тонов Песни.

— Зачем это вам? Отпустите нас. Я понимаю, что вам нет до этого дела, но Джори нужна помощь. Если процесс обратим… — Солона осеклась. Голоса вернулись. Звучали еще громче прежнего. В них были мольбы и проклятья, невнятный рев и вкрадчивый шепот.

«Страж! Жрица! Волчонок в змеиных кольцах! Наша! Наша!»

«Прах. Камень. Мясо. Вкусно. Сладко».

«Мечи — забрать! Щиты — оставить! Дерево. Слабое».

«Дай нам Песню! Цель. Путь!»

Скрип. Скрежет. Ни с чем не сравнимая боль перекрыла поток чужих мыслей.

Эмиссар направилась к лестнице, беззвучно плывя над камнями. У первой ступени она вдруг обернулась. Черная вуаль колыхнулась от тяжелого вздоха.

— Вы очень нужны нам, Солона. Только вы сможете укротить Мор.

* * *

«Страж! Жрица! Привели жрицу!»

«Скоро во тьму. В прекрасную тьму. Скорей бы. Скорей. Глубже от солнца».

«Огры! Здоровяки! Где огры?!»

Гомон в голове не затихал. Солона подумала, что если он станет еще хоть немного громче…

«Эмиссар, маги вернулись в башню! Маяк на месте!»

Солона повалилась на землю, держась за голову, пытаясь прикрыть уши. Джори оказался рядом, аккуратно поднял ее. Обратился к Эмиссару, замершей впереди.

— Миледи, мы должны как-то облегчить боль Солоны. Мне кажется, ей не слишком хорошо от голосов.

Эмиссар присела рядом с ними. Ее лицо, все еще скрытое за вуалью, оказалось напротив лица Солоны.

— Вам больно? — равнодушно спросила она.

Солона не могла так просто описать то, что чувствовала. Это не было болью. Не той, которую она испытала в шатре Эмиссара.

— Мне громко.

Вуаль понимающе колыхнулась.

— Мы поработаем над этим на первом же привале. В Лотеринге. Мы не можем оставаться в Остагаре надолго. Иначе, вы бы просидели под замком чуть дольше. Но Уртемиэль требует, а мы не привыкли нарушать его приказы.

Солона оторопела.

— Уртемиэль? Древний Бог Красоты?

— Вы нас радуете, Солона. Даже столь базовые знания необходимы на вашем пути. Уртемиэль был осквернен чуть больше полугода назад. Нам неизвестно, куда исчез ответственный за это. Но мы не могли сопротивляться Песне. Когда мы узнали, кто из Богов пал жертвой скверны, мы поняли, что час настал, — Эмиссар протянула ладонь в черной перчатке, приглашая Солону следовать за собой. Даже не дрогнула, когда Солона приготовилась выпустить барьерный импульс. — Мы все вам объясним.

Они пошли мимо огромных обозных телег, куда порождения деловито сгружали оружие, броню и уцелевших женщин. Только женщин.

— Зачем вам пленники? — холодея от ужаса, спросила Солона.

— Они станут новыми матками к концу Солиса, — безразлично объяснила Эмиссар. — Орде необходимо постоянно расти, Солона. И ей не хватает пополнения от человеческих армий. Жизнь вурдалака скоротечна и слишком зависит от воли каждой конкретной особи. На это мы полагаться не можем.

Солона вздрогнула, представляя себя глазами Эмиссара. Молоденькая, маленькая особь. Выведенная в питомнике зверушка. Эмиссар резко показалась ей более опасной, чем раньше. Сохранять самообладание стало еще сложнее. Но ткань перчатки Эмиссара оставалась гладкой, приятной на ощупь.

— Но если вы планируете остановить Мор, зачем новые порождения тьмы?

— Чтобы жить. Мы хотим жить. Как и каждая тварь богов в этом мире, не так ли?

Она подвела Солону к плетеному загону, у которого прежде стоял мужчина в кожаной портупее, прося прохожих о помощи. Его мабари была больна. У нее был щенок.

— Стремление к жизни, Солона, — Эмиссару явно нравилось произносить ее имя, — самый важный инструмент в наших руках. Боль, ваше искусство, даже Мор, вынуждены считаться с ним и применять его. Взгляните.

В загоне лежала мертвая мабари. Разложение еще не успело коснуться ее. В Кинлох Солоне часто приходилось иметь дело с подобным. Тронутые тленом трупы крыс, кошек и птиц были лучшим тренировочным материалом для энтропа. Она училась ускорять и замедлять процесс гниения, использовать жизненную силу плодящихся на трупе насекомых для сохранения останков в приглядном виде или оставлять ее для себя. С годами такие опыты перестали вызывать отвращение. Но теперь она, помимо воли, отвела взгляд.

Эмиссар отпустила руку Солоны и прошла за ограду. Склонилась к грязной подстилке и тронула тушу. Из-под нее послышалось слабое скуление, и Солона замерла в надежде.

— Стремление жить… — задумчиво повторила Эмиссар. — Тебе его не занимать, маленький пес.

Она вернулась к Солоне с щенком на руках. Крохотный, подслеповатый, с влажной темно-серой шерсткой, он лизал державшую его перчатку, будто пытаясь отыскать молоко. Джори улыбнулся. Ему это почему-то казалось милым.

— Он борец. Из тех, кто выживает. Мы могли бы вырастить из него достойного охотника, — Солона почувствовала на себе пристальный, любопытный взгляд из-под вуали. — Так что же нам сделать с ним, Солона?

— Вы спрашиваете меня? — изумилась Солона. — Что может решать пленник?

— Вы не в плену. Вы там, где вам позволено принимать решения. Впервые в жизни. Здесь нет ни ваших родителей, ни учителей, ни храмовников. Решайте сами.

— Чтобы доказать самой себе, что так же, как и этот щенок, порождения должны жить? В этом все дело?

— Щенок — это щенок. Порождение — это порождение. Не нужно проводить параллелей между ними.

— Ну а как иначе? Вот эта маленькая жизнь у вас в… руках, и вы хотите, чтобы я ассоциировала вас, то есть Мор, с жизнью. После того как вы не задумываясь погубили тысячи людей за одну ночь. Жизнь мабари, жизнь Дункана и «жизнь» порождений — три очень разных вещи. И вам не удастся обмануть меня такой примитивной ловушкой.

— Так что же нам — убить его? Как Мор убивает людей? Сжать пальцы на его шее, точно так же, как мы сжимали их на шее Винн? Может, нам стоит положить его назад под труп матери? Пусть задохнется миазмами или выживет, поглотив ее плоть. Весьма жизненный эксперимент.

Солона закачала головой и чуть не разрыдалась. Даже не заметила, как Джори встал между ней и Эмиссаром.

— Миледи не желает зла и не стремится обидеть. Может, стоит пощадить песика? Верный товарищ в дороге.

— Они заразят его скверной, Джори! Как заразили тебя. Как заразили меня еще в Башне. Как заразят тех женщин на повозках.

— Не смейте равнять себя на них, — неожиданно жестко и громко сказала Эмиссар. — У каждой жизни в Песне есть свое предназначение. Своя цель. Включая и это существо. Оно — ожившая память хорошего человека. Но оно также будет помнить вашу ошибку.

Эмиссар плавно обошла Джори, склонилась к Солоне и передала ей щенка. Он потерся влажным носом о заклепку на куртке, повертелся на руках, устраиваясь удобнее. Наконец, успокоился.

Импульс боли вспыхнул и погас в сознании. На этот импульс отозвался гарлок.

Он приковылял к Эмиссару, неуклюже поклонился, принимая от нее возникшую из пустоты шкатулку. Двое порождений тьмы уставились друг на друга, пускай Солона и могла судить об этом лишь по гарлоку. Она сосредоточилась на его стеклянных глазах, легко проникла в мысли.

«Путь дальний. Не вернемся к Дракону. Не надо, Эмиссар. Не надо».

«Флора должна получить лекарство. У нас есть жрица. Пса отнесите к Оценщику Рабства. И ждите в лесу. Солона, передайте пса посланнику».

Следующий импульс вышвырнул Солону из разума гарлока. Скрежет в ушах заглушал прочие звуки.

Гарлок в безразмерных кожаных перчатках, похожих на кузнечьи, принял щенка с трепетом и благоговением. Унес его и шкатулку прочь.

Солона не могла поверить тому, что только что увидела и услышала. Оценщик Рабства, один из древних жрецов, осквернивших Золотой Город Создателя, порождения тьмы, которых отправляют с живым грузом… куда? Кто такая Флора и что за лекарство она должна получить?

— Вы обещали, что все объясните, но только добавили вопросов.

— Неужели? Вы не задали ни одного. И на что, в таком случае, мы должны отвечать?

Солона подумала, прежде чем вновь открыть рот. Столько всего просилось наружу.

— Вы одна из семи древних жрецов? — с опаской спросила она.

— Нет. Мы только Эмиссар.

Солона выдохнула.

— Вы помогли мне пройти Истязание и заразили скверной?

— Истязание — заслуга Духа Любопытства, Лерноуда. Мы часть одного целого, мы Эмиссар. Мы одарили вас скверной, позволили слушать Песню. В этом нам очень помог Ирвинг.

Солона хотела подробнее спросить о том, как Эмиссар связана с Башней и ее наставником, но в мозгу вдруг заметалась другая загадка.

— Они зовут меня жрицей, всякий раз, как увидят. Вы тоже. Что это значит?

— Каждый Древний Бог связан со своим верховным жрецом. Мы это помним. Вы та, кто способен стать таким жрецом для Уртемиэля. В этом и есть ваша суть. Причина, по которой ваши отец и мать вступили в брак и зачали вас. Причина нашего возвращения в Остагар тысячу лет спустя.

— То есть… — Солона попыталась осмыслить услышанное. — Я должна заменить жреца Уртемиэля? Что с ним? Почему я?

Что вы сделали со мной? Зачем эта проклятая лента? Почему я слышу все эти голоса? Как это остановить? Зачем? Зачем? Зачем?!

Эмиссар протянула к Солоне свои длинные руки, заключила в объятия, прижав к холодной черной ткани плаща. Совсем как Дункан перед въездом в Остагар. Тогда у нее тоже были вопросы. Так много вопросов. Но он на все ответил. А здесь — тайны, тишина и боль. Только больше боли. Андерс всегда говорил, что если больно и страшно — надо бежать. Но у нее просто не осталось сил.

— С вами связано столь многое, Солона. Нам жаль, если это слишком тяжело вынести, — гладкая перчатка коснулась волос. — По крайней мере, нам следовало бы испытывать жалость.

— Вы вправду знаете моего отца? — спросила Солона.

Эмиссар напряглась и отстранилась. Сцепила руки за спиной, как в начале разговора.

— Ваш отец, — в ее голосе послышалось нечто, отдаленно напоминающее смущение, — это гораздо более сложная материя, чем мы могли представить.

«Огр! Нашли! Мертв! Мертв! Эмиссар! Огр мертв!»

— Просим нас извинить.

Эмиссар развернулась. Солона услышала щелчок каблуков. Их разговор нельзя было прерывать вот так! Она поспешила следом.

Дух в серой мантии, Лерноуд, как его назвала Эмиссар, уже стоял над тушей огромного рогатого существа, и с любопытством вглядывался в глубокие кровавые борозды на его стволоподобных ногах.

Вокруг прыгали и ревели порождения тьмы. Эмиссар прервала их яростное горевание еще одним болевым ударом. Она приносила боль своим же подчиненным и Солоне. Но что-то в этих приступах имело неуловимый ранее ритм.

Лерноуд улыбнулся и подошел, расталкивая тварей.

— Ну и кто виноват? — спросила Эмиссар.

— Они еще его не вытащили. Но виновник жив, это точно, — дух задумался над чем-то, хохотнул. — Интересно, сколько генлоков нужно, чтобы сдвинуть огра?

Солоне послышался ответный смешок из-под вуали. В мыслях отпечатался новый приказ:

«Убрать!»

Десяток приземистых, бугорчатых тварей ринулся к огру. По пять встало с каждой стороны туши. Взрывая землю своими массивными лапами, они мало-помалу смогли сдвинуть павшее порождение тьмы прочь.

В ложбине, оставленной под весом огра, лежал человек. Подойдя ближе, Солона смогла рассмотреть хороший доспех. На синем плаще поверх него был вышит зеленый дракон — герб Гварена.

— Пехотинец из войск тейрна Логэйна, — сказал Джори. — Смог в одиночку завалить огра и выжить. Счастливчик.

— Сомневаюсь, — прошептала Солона. — Они его просто разорвут за такое.

Но ни одно порождение тьмы не двинулось. Они ожидали приказа.

Эмиссар подошла к Солоне. Положила ладони ей на плечи.

— Что ж, Солона, это не пес. Убить его, — порождения тьмы у края ложбины дернулись, предвкушая трапезу, — или пощадить? Все зависит от вас.

— Снова ловушка?

— Нет. Мы не могли предвидеть ни щенка, ни этого солдата. Важно, чтобы вы научились ценить свои слова. Умели передать свою волю. Пока лишь вербально. И только нам. Но впоследствии вся орда станет вашей заботой.

— Оставьте ему жизнь, — Солона постаралась произнести это как можно более твердо и четко. — Он будет нужен мне в пути.

— Больше, чем Джори? — изобразила удивление Эмиссар. Солона была уверена, что ей все равно.

— «У каждого в Песне свое предназначение» — так вы сказали? Джори научил меня не расставаться с лентой. Но он не убивал огра. Вы поймали его как птицу в силки. Плохой из него будет защитник.

Она надеялась, что это прозвучало убедительно.

— Теперь поднимите его.

Вуаль колыхнулась.

«Поднять. Привести в чувство».

Генлок перехватил человека поперек туловища и поставил на ноги. Потряс. Ничего.

— Умер, — констатировал Лерноуд. — Почему они вечно умирают?

Солона подошла еще ближе и коснулась заросшего смоляной бородой смуглого лица. Белые искорки страха проникли под кожу воина. Тот распахнул карие глаза, полные неподдельного ужаса.

— Кайлан!

Несколько мгновений он потрясенно смотрел перед собой, не различая никого и ничего. Затем взгляд его сфокусировался на Солоне.

— Кто? Что? Ааа, что за… — воин вскрикнул и принялся вырываться из хватки все еще державшего его генлока. — Твари! Оставьте меня!

— Отпустите его! — осознав, что порождение ее не понимает, Солона обратилась к Эмиссару. — Велите ему отпустить человека!

Генлок покорно разомкнул объятия. Воин повалился на землю, тяжело дыша.

— Успокойтесь. Вас никто не тронет, — попыталась приободрить его Солона. — Мое имя Солона Амелл, я Серый Страж. Я помогу вам.

— Страж? — недоверчиво покосился на нее воин. — Вы пытались приказать той твари отпустить меня.

— Мне самой жутко от этой мысли, — призналась Солона, взглянув на Эмиссара. — Но они позволили мне решить вашу участь. И я выбрала сохранить вам жизнь.

Воин не ответил, окидывая мутным взглядом руины вокруг них.

— Значит, я не успел, и король погиб, да? А мы проиграли моровым чудищам. Почему же вы все еще на ногах, Солона Амелл? И почему вам позволяют хоть что-то решать?

— Это сложно объяснить так просто. Я сама еще не до конца понимаю. Все, что я знаю — вы, я и сэр Джори из Хайевера единственные люди на несколько лиг вокруг. Возможно, единственные выжившие при Остагаре.

— И все благодаря миледи Эмиссару, — простодушно поддакнул Джори.

— А, вот что с вами будет? Сначала они вам решать позволяют, а потом вы их хвалите почем зря? — воин плюнул в сторону Джори, но не попал.

— С ним не так, как со мной. Его пленили и заразили скверной еще до битвы.

— Он был в вашем отряде? Тоже Страж?

— Мы новобранцы. Его забрали до Посвящения. Мне… повезло, наверное? Другие Стражи вряд ли выжили, хоть я еще не проверяла в башне. Расскажите, как вы здесь оказались? Герб на вашем плаще — знак службы тейрну Логэйну. Он также сгинул в битве?

— Тейрн Логэйн велел отступать. Мы так и не дождались сигнального огня. Я не послушал. Ринулся в крепость, надеялся спасти короля. Натолкнулся на огра. И вот. Да, рыцарь из меня ничуть не лучше вашего друга, — он протянул Солоне руку. — Сэр Аарон Хоторн из Эджхолла. Полагаю, теперь стоит держаться вас, чтобы эти монстры меня не прикончили?

— Вы вольны в своих решениях, — Солона пожала плечами. — Просто знайте, что я собираюсь все это прекратить. Остановить Мор.

— Хм, и как же вы это сделаете, находясь на одной стороне с порождениями тьмы?

— Не знаю. Просто они мне сказали, — Солона кивнула в сторону Эмиссара, — что так будет.

— В каком безумном мире мы живем, — простонал сэр Аарон. — Но выбора у меня нет, так что буду защищать вас, раз уж вы спасли мне жизнь.

* * *

Герб Ордена первым запылал в пламени погребального костра. Даже в смерти Страж-командор Дункан защищал короля Кайлана.

Они оба заслужили достойный покой.

«Создатель, прими этих мужчин в Своей обители. Прости им слабости, призри на добродетели. И пусть они обретут покой у ног Твоих».

— Красивая просьба, — холодный голос Эмиссара заставил Солону встать с колен. — Но мы не видим жертвы. Как вы можете быть уверены, что ваше прошение достигнет ушей бога и будет рассмотрено?

— Вы прежде не встречались с верующими? — шепотом спросила Солона. — Глупый вопрос. Вы ведь порождение тьмы. Свет Создателя вам омерзителен. Как и его служители.

— Мы знали жрицу. Давно. Она была очень наивной, — Эмиссар не боялась огня, как прочие порождения тьмы. Спокойно стояла близко к костру. — Ее звали Альвиния. Ваш далекий предок. Бабка в двадцать четвертом поколении. Она служила Уртемиэлю. А мы его любили.

Солона вспоминала, что отец читал ей о предках. Альвинии были благородным тевинтерским родом. Они правили на обоих берегах Недремлющего Моря. Лукан Альвиний — один из последних магистров этого рода — жил в одно время со жрецами, ворвавшимися в Золотой Город. Его дочь была женой магистра Цертина Данария. Как же ее звали? Гадрия... Адрия... Адриана.

— Вы были человеком?

— Мы не помним, — растерянно призналась Эмиссар. — Это не моя ночь. И не Альвинии. Она давно умерла. В Неварре на похоронах обычно вспоминают все лучшее об усопших. Позовите убийцу огра. Он, похоже, знал многое о добродетелях вашего короля. А нам есть что вспомнить о Дункане.

— Вам тоже? — Солона оторопела. Она не могла представить их, должных быть заклятыми врагами, делящих добрые воспоминания.

— Уважение к противнику, Солона. Неужели, вы никогда об этом не слышали?

Солона быстро отыскала сэра Аарона. Он был неподалеку, у обозов с женщинами. Пытался развязать их путы. Пришлось убедить его, что это бессмысленно и только разозлит порождений тьмы. Не сразу, но он согласился.

Джори нашелся у тропы, ведущей на болота. Просто стоял и смотрел в темноту. Когда Солона окликнула его, он словно вышел из транса, дружелюбно улыбнулся и последовал за ней к костру.

— Король Кайлан был достоин своего отца, Мэрика Тейрина. Того, кто освободил нас от орлесианской оккупации. Истинного героя Ферелдена. Его сын должен был совершить не меньший подвиг — избавить эту землю от нашествия порождений тьмы. У него не получилось, — сэр Аарон хмыкнул. — И вряд ли получилось бы вообще. Но он пытался. Пытался править, пытался спасать, защищать. Король Попыток — в двух словах. Но другого у нас не было. И мы должны быть благодарны Создателю хотя бы за эти попытки.

Следом заговорил Джори.

— Они были хорошими людьми. Сложными. А простые и не умирают так. Живут свои простые жизни. Я хотел бы, чтобы Страж-командор был простым. Чтобы король был проще. Тогда не горел бы этот костер. И костер Давета тоже.

Солона взяла слово.

— Может, было бы куда хуже. Сложный Дункан вывез меня из Кинлох. Показал, что кошмар закончился. А за стенами лежит целый мир. Мир, который сложный король Кайлан стремился защитить и сделать лучше. Мы продолжим его начинание. Пусть и… — Солона оглянулась на прячущихся в тенях порождений, — по-своему. Я счастлива, что знала их обоих такими — сложными, честными, преданными своему делу.

Настала тишина. Только огонь трещал дико и громко. Солона не заметила, как сэр Аарон и Джори ушли, оставив ее наедине с Эмиссаром.

— Вы их не знали, — прошептала она сквозь черноту вуали. — Никто из вас троих не знал ни короля, ни Дункана. Мы тоже их не знали. Мы смотрели прямо в их глаза, но видели лишь то, что нам позволили. С порождениями тьмы проще. Нет масок.

— Есть вуаль, — попыталась пошутить Солона.

— Вам не стало бы легче, подними мы ее. Напротив, это испортило бы впечатление. А у вас еще так много вопросов.

Солона достала ленту из поясной сумки. Посмотрела на узор в свете костра.

— Она принадлежала вашей подруге? Жрице? Адриане Альвинии?

— Ее любовнику. И наставнику. Одному из Звездного Синода. Архитектору Мастерских Красоты. Он оставил ей ленту в их последнюю встречу. Уже после того, как скверна поселилась в нем. Эта маленькая черная лента слышала нетронутый Мором голос Уртемиэля. Она была с Архитектором, когда он ворвался в Золотой Город. Теперь понятно, почему она так важна? Это ключ к сердцу того, чем был Архидемон. Вместе с правильной кровью, жреческой кровью, она может дать своему обладателю шанс исцелить Уртемиэля от безумия.

— И исцеленный Уртемиэль остановит Мор, — Солона завороженно провела пальцем по тонкой металлической нити. Почувствовала холод нечеловеческого дыхания на своей макушке. Развернулась, упершись взглядом в поясницу Эмиссара. — Но зачем это вам? Вы ведь нуждаетесь в Море. Он — смысл вашего существования. Ради чего рисковать?

— Потому что мы любим его, Солона. Любим Уртемиэля. Так же как и тысячу лет назад. Мы очень виноваты перед ним. Он звал нас, находясь во сне. Он боялся, что его найдут, просил защитить его. Но мы не пришли. Мы думали о том, как будем избавлять его от цепей скверны, но не о том, чтобы вовсе не допустить его пленения. Мор — наша ошибка. Но мы ее исправим, — Эмиссар наклонилась к Солоне. Ей показалось, что она смотрит прямо в глаза, но вуаль не позволяла разглядеть их. — Вместе.

---

1) «Моя дорогая. Мой волчонок». (тевин)

Вернуться к тексту

Оскверненная лонгма неспешно шла по каменистой дороге. Под ее копытами земля гнила и покрывалась язвами. Следом тянулась орда порождений тьмы. Грохот доспехов, топот воинов, их постоянные переговоры и отвратительный запах сводили Солону с ума. Путь продолжался уже второй день, почти без остановок.

Лишь прошлой ночью, когда Солона чуть было не выпала из седла, Эмиссар позволила сделать привал. Часть орды ушла вперед с приказом «подготовить деревню». Солона старалась не думать о том, что это значит.

К полудню следующего дня она вновь устала, ужасно хотела есть и спать. Но никак не могла расслабиться в одном седле с Черным Эмиссаром. Держала спину ровно, как на уроках верховой езды в детстве.

Тогда тоже была лонгма — серый отцовский красавец по кличке Небул. Он прошел военную выучку, но к маленькой, слишком взволнованной девочке оказался не готов. Солона била его по бокам, слишком сильно дергала поводья, душила, сжимая в объятиях длинную шею. Защищаясь, Небул чуть было не скинул ее с себя, но вмешался отец. Он оседлал лонгму, посадив дочь перед собой, и начал объяснять, как следует обращаться с верховыми животными. Солона очень хотела его впечатлить, а потому держалась тихо и достойно. Запоминала все правила, от расслабленных кистей и прямой спины, до спокойствия дара. Напитанные магией лонгмы, в отличие от прочих драколисков, очень тонко чувствовали своих хозяев-магов, даже формировали с ними особую связь.

Черного Эмиссара Солона не хотела ни впечатлять, ни верить ей. Эмиссар говорила о желании остановить Мор и излечить Архидемона, но не переставала быть порождением тьмы. Она стояла за Мором, и сейчас вела орду на очередную бойню. На ее руках была кровь тысяч невинных, включая Дункана и Винн. Но как же осторожно эти руки придерживали Солону.

— Вам нечего опасаться, — прошептала Эмиссар. — Пока вы при нас, добычей Мора вы не станете. Но мы хотим предупредить новые порывы благородства с вашей стороны. В Лотеринге будет много людей, которых вы захотите спасти. Женщины, старики, дети — те, кого некому защитить… То, что они беззащитны, не значит, что вы можете и должны им помочь, Солона. Мы на войне, а на войне всегда есть жертвы.

— В Остагаре вы говорили, что я несу ответственность…

— Есть разница между ответственностью и комплексом бога. Нам еще предстоит этот урок.

Солона нервно кивнула. Оглянулась на сэра Аарона и Джори, сидевших в одной из повозок. Она были живы благодаря ей. Потому что Солона смогла объяснить Эмиссару, чем они могут быть полезны. Может, если она продолжит в том же духе, Эмиссар поймет, что каждой жизни есть свое место? Совсем, как в орде порождений тьмы…

Впереди показался крепкий каменный мост. Солона уже проезжала его по пути в Остагар. Лотеринг, деревня, куда они направлялись, была уже близко. Солона видела мельницу на холме и дым из печей. Слышала крики и мольбы. Жители не успели покинуть свои дома, не бежали на север подальше от Остагара. Значит, никто не предупредил их о том, что крепость пала.

— Или их просто некому было предупредить? — Эмиссар… нет, Лерноуд усмехнулся. После того, как они оставили Остагар, дух перестал воплощаться, и теперь общался через Эмиссара. Солона уже почти научилась их различать. Эмиссар не насмехалась, не давала волю чувствам, говорила сухо и отстраненно. Лерноуд жестоко шутил, задавал много вопросов и не терпел, когда о чем-то спрашивали его. Солона старалась не думать, насколько тесно были связаны дух и порождение тьмы. — Эх, неужели мы все пропустили?

В голове вновь раздались прерывистые крики порождений тьмы.

«Наша добыча. Наша земля! Срочно под землю! Солнце близко! Он близко!»

«Эмиссар! Бегут!»

«Горы! В горах! Мать. Маг. Отражение. Тень».

Их оборвал скрежет и приказы:

«Стоять. Разделиться. Отряд крикунов в поля. Отряд с огром в ущелье. Окружить деревню. За нами не идти».

Эмиссар дернула поводья, пуская лонгму вскачь. Они ехали сквозь чудовищное пиршество порождений тьмы, сквозь грязь и кровь, сквозь чистую боль во всем ее многообразии. Было больно селянам, которых рвали на куски, пожирали заживо, оскверняли чудовища. Было больно чудовищам, в чьих головах господствовал оглушающий скрежет. Было больно лонгме, чьи бока хлестали импульсы Эмиссара. Было больно Солоне — Эмиссар слишком крепко прижала ее к себе.

Они замедлились только оказавшись в каменистом ущелье, за выступом скалы, напоминавшим огромный коготь. Здесь было тихо: ни криков, ни треска костей, ни скрежета. Солона попыталась освободиться из хватки Эмиссара, но та не пустила.

«Тише, Солона. Мы не должны упустить их».

Эмиссар почему-то не решалась обратиться к Солоне голосом — шептала изнутри разума. Кого она имела в виду?

Лонгма не двинулась с места, когда мимо пробежали люди. За ними, вереща и грохоча доспехами, гнались гарлоки. Эмиссар отдала очередной приказ.

«Взять их».

Из-за камня послышались звуки боя, а затем Солона почувствовала магию и жар пламени. Кто-то из беглецов был стихийным магом.

Крики горящих гарлоков на миг оглушили Солону, затем все затихло. Скрежет не появился. Лонгма стояла недвижимой. А беглецы заговорили.

Солона не могла их рассмотреть, они не видели ее, но голоса отличались друг от друга. За последние дни Солона успела отвыкнуть от этого.

— Кажется, это все… — выдохнул молодой мужчина. Солона чувствовала его Страх.

— По крайней мере пока, — молодая женщина не была уверена, что все закончилось. Ее пронизывало Сомнение.

— Храни нас Создатель. Все потеряно… — голос старой женщины был полон Отчаянья и Скорби. Но почему-то казался Солоне знакомым. — Все, что ваш отец и я построили здесь…

— Но мы хотя бы живы, — усмехался последний голос. В нем теплилась Надежда. — Это уже немало, мама. А дальше… мы что-нибудь придумаем.

Лерноуд расхохотался в голове Солоны. Его смех — будто звон лириума в ритуальной чаше — не предвещал ничего хорошего.

— Подождите, — Солона обернулась к Эмиссару. Та наклонила голову, глядя сверху вниз. Тонкие, нечеловечески сильные руки продолжали прижимать Солону к груди. — Не трогайте их.

Эмиссар ничего не ответила. За выступом послышались встревоженные шепотки.

— Здесь кто-то есть.

— Уходим, Гаррет. Пожалуйста. Потом решим, куда.

— Думаю, я знаю, куда мы можем…

Голоса быстро отдалялись, Солона переставала различать эмоции и слова. Вскоре разум наполнил скрежет и приказы Эмиссара.

«Тишина уходит. Найдите. Схватите. Нужны только маги».

Лонгма лениво развернулась и пошла в сторону деревни. Солона больше не пыталась вырываться. Удобнее устроилась в седле и прикрыла глаза. Ее занимала одна мысль: Эмиссар вновь позволила ей спасти чьи-то жизни.

— Почему вы думаете, что жизням тех людей что-то угрожало? — Эмиссар ослабила объятья. — Мы не планировали вредить им.

— Тогда зачем преследовали? — удивилась Солона.

Эмиссар задумалась, но не ответила. Они молча въехали на деревенскую площадь. Здесь уже стоял обоз. Сэр Аарон и Джори поили пленных женщин водой из колодца. Гарлоки тащили из домов новую добычу — мясо, мешки, все, что можно будет переделать под оружие и доспехи. И вновь хватали женщин.

— Не обращайте внимания, Солона. Это обыденность военного времени, — настойчиво сказала Эмиссар, помогая Солоне спешиться. — Вам подготовили комнату на постоялом дворе. Мы отправимся туда, вас отмоют от грязи и мы поужинаем. Сегодня поспите в постели, а не в седле.

Солона кивнула, но все равно продолжала смотреть по сторонам. Посреди площади стояла большая пустая клетка. Солона не знала, поставили ее порождения тьмы или крестьяне, и точно не хотела знать для кого.

Из небольшой деревенской церквушки вытащили жрицу. Совсем молодую, миниатюрную, с короткими огненно-рыжими волосами. Она пыталась вырываться, даже сумела всадить в глаз одному из гарлоков припрятанный в рукаве мантии нож. Гарлок уронил жрицу на землю, и та попыталась отползти, но тут же попалась в когти другому гарлоку. Он расцарапал ей ногу от икры до голени и уже хотел впиться в кровоточащую рану, но его остановил скрежет.

«В обоз», — раздраженно приказала Эмиссар.

Солона посмотрела на Эмиссара, на испуганных пленниц, затем на жрицу, и пошла к ней.

— Этой женщине нужна помощь. Вы не можете просто кинуть ее в обоз. Она истечет кровью и погибнет прежде, чем вы начнете свои ритуалы. Или как вы создаете маток? Сомневаюсь, что обескровленный труп вам подойдет.

Эмиссар не стала возражать, гарлоки безмолвно отступили. Солона зло глянула на них.

— Ее необходимо отнести назад в церковь. — Эмиссар заинтересованно склонила голову к плечу. Солона пояснила: — Я не смогу заняться ей посреди площади, на сырой земле. Когда меня оглушили при Остагаре, вы заперли меня в покоях, чтобы я пришла в себя. Этой женщине нужен подобный уход.

— У нас нет на это времени, Солона. К тому же, эта женщина далеко не так важна, как вы, — на задворках сознания вновь зазвучал скрежет. Солона уже поняла, что он звучит каждый раз, как Эмиссар приказывает кому-то из порождений тьмы. — Мы предупреждали, что не потерпим от вас новых порывов благородства. Рыцарь, щенок, еще один рыцарь…

— …и жрица, — перебила ее Солона. — Жрица будет последней, обещаю.

Эмиссар сложила пальцы в странный знак на животе. Солона плохо разбиралась в древних рунах, но кажется эта называлась «иром» — руна концентрации и защиты. Скрежет в ушах нарастал. Эмиссар… пыталась успокоиться?

— Ваша ответственность, — сухо сказала она, а затем гарлоки покорно подняли жрицу и понесли ее в церковь. — Остановите кровотечение жрицы и присоединяйтесь к нам в тенях, где мы пируем.

Лерноуд рассмеялся голосом Эмиссара и направился прочь с площади в сгущающуюся темноту.

* * *

В церкви царила разруха. Перевернутые скамьи, опрокинутые канделябры, покрытый наростами скверны амвон. В очередной раз за последние дни Солона заметила, что зараза стала агрессивнее. Остагар был покрыт тенями и грязью, но черная гниль не пульсировала в коридорах крепости. Здесь все было иначе.

Найти чистое место удалось не сразу. Большая часть келий была поражена. Когда жрицу наконец уложили на кровать, она уже потеряла слишком много крови. Солоне пришлось соображать быстро. Как энтроп, она не могла излечить жрицу своей силой, но могла передать жизнь из другого тела. Она уже делала это раньше — на насекомых и мелких зверьках. Но человек требовал большей жертвы, чем парочка подвальных крыс. Чтобы спасти жизнь жрицы, Солона должна была… Нет, она не могла пожертвовать кем-то из пленников.

Жрица застонала от боли и потянулась к поясу. Не найдя, что искала, взглянула на Солону — в ней пылала Решительность. Она хотела умереть.

— Милосердие… Убейте… меня.

Солона закачала головой.

— Вы не умрете. Я не позволю этому случиться. Мне нужно только найти источник энергии.

— Я не стою… — жрица попыталась встать. Из раны полилась чернота. Кровь уже была заражена. — Я все равно умру.

— Не сегодня. Не вы, — Солона сконцентрировалась на своей жизни. Биение сердца, кровь, бегущая по венам, импульсы магии глубоко под кожей. Она сможет отдать немного. Достаточно, чтобы затянуть раны и восполнить кровопотерю. Ей будет плохо, но жрица будет жить. И никого не придется приносить в жертву. — Больше никто.

Уходящая жизнь обожгла ее изнутри, попыталась зацепиться за вены, запульсировала на пальцах, и все-таки перешла в чужое тело. Рана начала затягиваться, плоть по краям немного посветлела, но так и осталась серой. Даже магия не могла излечить скверну, но Солона продолжала переливать энергию. Прикрыла глаза, чтобы полностью сосредоточиться на заклинании. Слабость и боль навалились на нее каменной плитой. Разум вопил, что она зашла слишком далеко, но она все равно продолжала.

Чужой Страх схватил ее за запястье и отвел руку. Солона открыла глаза и встретилась взглядом со жрицей. Та выглядела лучше, живее. Голубые глаза сияли Благодарностью и подступающим Ужасом. Жрица помогла Солоне сесть на пол, спиной к себе, и тихо заговорила.

— Скажите, в чем смысл таких жертв? Создатель ожидает меня, и все равно примет в свои объятия. Вы лишь продлили агонию. Это… жестоко.

— Скверна — не повод лишать себя жизни, — Солона постаралась перевести дух. Голова кружилась. — Я спасу вас.

— Вам не спасти меня. Нас всех уже не спасти, — жрица обреченно вздохнула. — Я видела того, кто должен был стать спасением. В видении, а затем в живую. Создатель послал его, но он… Он отказался от своей судьбы.

Солона оглянулась на жрицу. Эмоция вновь переменилась. Теперь во главе стояло Разочарование. В себе, в своих силах, в том, кого она видела и на кого возлагала надежды, но кто это был? Король, погибший под Остагаром?

— Не вините короля Кайлана… Он храбро сражался. Этого просто было недостаточно.

— Я виню не его. Мертвых нельзя винить, ибо они уже с Создателем и Владычицей Нашей, — жрица замолчала, покачала головой и поморщилась. К Разочарованию примешалось Раздражение. — Но здесь был Серый Страж. Тот, кто должен был остановить Мор. Я видела, что это его судьба, что он мог спасти нас, и хотела направить его. Но он не захотел меня слушать. Он просто ушел с другим Серым Стражем и хассиндской ведьмой.

Солона попыталась осмыслить сказанное жрицей. Стражи. Кто-то из Ордена спасся и прошел через Лотеринг вместе с Морриган. Ведьмы говорили, что от Мора надо бежать. Что им не победить. Неужели кто-то послушал их? Но ведь к старухе на болота ходили только она, Джори, ныне покойный Давет, Алистер и Эдгар. Могли ли Стражи, дежурившие на сигнальной башне, выжить и сбежать до того, как до них добралась Эмиссар? Это давало надежду. Надежду, что они смогут собрать силы и помешать орде. А Солона спасет Уртемиэля и убедит Эмиссара отступить.

— Я думаю, что знаю того Стража. В конце концов, мы были в одном ордене. И если вы в самом деле видели его спасителем, он сделает, что должно. И я сделаю то, что должна. Отдыхайте. Я вернусь утром с едой.

Солона не без труда встала, опираясь на посох. Ноги почти не держали ее, тело казалось ватным. Ей нужен был лириум и еда, и сон. Крепкий сон без очередных блужданий по Тени и голосов в голове.

— Как вас зовут? — окликнула ее жрица. — Порождение тьмы называло вас по имени, но я не запомнила. А теперь вы спасли мне жизнь. Я хочу знать, за кого молиться.

— Зовите меня Солона, сестра. Впрочем, за меня уже поздно молиться.

— Меня зовут Лелиана… За меня тоже поздно молиться, но это то, что нам остается, разве нет? Если вы говорите, то надежда все еще есть, она исходит от Создателя.

Солона не ответила. Ей было нечего сказать. Жрица… Лелиана была жива, и это было важно. Эдгар и Алистер тоже были живы. Это было еще важнее. Но сейчас, покидая церковь и вновь ступая в оглушающий ворох чужих мыслей, об этом было опасно думать.

* * *

Солона слабо помнила, как добралась до комнаты на постоялом дворе, как отмыла руки от крови, как сняла куртку и сапоги и завалилась поперек постели.

Сон был сумбурным, странным. Солона видела городские улицы, залитые солнечным светом и усыпанные лепестками цветов. Видела яркие витражи и незнакомые флаги. Еще во сне почему-то были Морриган и дракон с крыльями цвета зори и зеркальной чешуей. Ведьма о чем-то спорила с драконом на незнакомом Солоне языке. Дракон молчал и смотрел прямо на Солону. Кажется, это злило Морриган все больше и больше… она достала сверкающий лириумом кинжал… а потом некто увел Солону из города солнца и цветочных лепестков.

Она пришла в себя уже раздетой до рубахи и укрытой одеялом из звериных шкур. В комнате было темно, даже луны не светили в окно. Темнота двигалась, пульсировала, переливалась. Даже всмотревшись в темноту, Солона не увидела ничего, а потому вздрогнула, когда темнота вдруг потянулась к ней и погладила по плечу. Знакомый бархатистый материал перчаток заставил Солону забеспокоиться еще больше. На ее кровати сидела Черный Эмиссар.

— Что вы здесь делаете? — выдавила из себя Солона.

— Мы побеспокоили вас. Нам не доставляет удовольствия эта мысль. Мы хотели убедиться, что ваш сон спокоен, Солона, — Эмиссар разгладила одеяло в ногах Солоны. Почти заботливо подоткнула края. — Выходит, что мы пришли не зря. Что вам снилось?

Солона замешкалась. Эмиссар могла читать ее мысли и видеть глазами других порождений тьмы. Могла ли она проникать в сны? Была ли она той, кто увел Солону из Тени в этот раз? Или это вновь сделал Лерноуд?

— Кажется, у вас очень много вопросов, — голос Эмиссара казался необычно теплым и живым. А еще уставшим. Могли ли порождения тьмы уставать? — Мы обучены искусству снохождения и можем научить ему вас. Вы не лишены природных задатков. Но сегодня мы не вторгались в ваш сон. Есть границы, которые мы не нарушаем.

— Наблюдение за спящими людьми не одна из них?

Эмиссар усмехнулась.

— Приватность телесного отдыха преувеличена. Когда вы меняете сосуд за сосудом, со временем тело становится неотличимо от одежды. Вам не кажется, что нет ничего дурного в том, чтобы смотреть на чужой плащ, разложенный на кровати?

В ее словах была странная логика. Зачем беспокоиться о теле, если ты в любой момент можешь оставить его и найти себе другое? Зачем думать о том, что тебе кто-то может навредить? Так, должно быть, рассуждают демоны, терзая одержимых ими магов.

— Знаете, а ведь это похоже на одержимость, — высказалась Солона. — Ваше отношение к телу.

— Я-мы одержимы Лерноудом уже больше тысячи лет, — Эмиссар сбилась с привычного тона, но не казалась испуганной. — Нам комфортно.

Только сейчас Солона поняла окончательно — когда Эмиссар говорила «мы», она говорила не об орде порождений тьмы, а о себе и Лерноуде. Прямо сейчас Солона была один на один с одержимой. И та оставалась разумной. Совсем не похожей на бездумную марионетку, какими одержимых описывали в Кинлох.

— Вас это пугает?

— Не больше, чем Мор вокруг. Мне снился дракон, — Солона вспомнила грустный взгляд дракона и отблески зари в его крыльях. — Кажется, это был Уртемиэль. Крылья как рассветное небо, зеркальная чешуя…

Эмиссар вздохнула.

— Это в самом деле был Уртемиэль. Связь между вами становится крепче. Это хорошо. Завтра мы можем начать тренировки, которые помогут вам овладеть Песней. Затем мы найдем бога и излечим его.

— Но как? Вы так и не объяснили, как мое вмешательство исцелит Архидемона. Я понимаю, что бог послушает своего жреца, а жрецом вы считаете меня, но это ведь другое. Скверна — это болезнь, она передается через кровь. И лекарства от нее…

— …есть, — перебила Эмиссар. Ее пальцы скомкали одеяло. Солона не посмела ей ответить. Обратилась в слух. Сонливость окончательно оставила ее. Лекарство от скверны! У порождений тьмы было лекарство от скверны! — И если бы Серые Стражи прислушались к нам еще тысячу лет назад, они бы получили его. Нет ничего страшнее человеческого невежества и страха, Солона. Запомните это, не поддавайтесь им, и я отдам вам лекарство, чтобы исцелить и Уртемиэля, и вас.

— Кажется… теперь у меня еще больше вопросов.

В темноте комнаты сверкнули два лазурных огонька, и по другую стороны кровати опустился Лерноуд. В отличие от Эмиссара, его было видно очень хорошо. Он словно сиял изнутри. Вдвоем они — тьма и свет — хранили тайну, за которую любой житель Тедаса, от бродяги до Императрицы Орлея, был готов убить. Лекарство от Мора существовало и прямо сейчас находилось в Создателем забытой деревеньке. Неужели за все века существования Серых Стражей никто не догадался спросить о лекарстве у тех, кто разносил заразу по миру?

— Вопросы — это хорошо, волчонок, — Лерноуд наклонился и поцеловал Солону в лоб. От его поцелуя по телу разлилась истома. Солона некстати начала проваливаться в сон. — Но на эту ночь достаточно откровений. Ложись поудобнее, а мы споем тебе колыбельную.

— Ни о чем не беспокойтесь… — вторила ему Эмиссар. — Завтра будет новый день, и мы все преодолеем.

Солона чувствовала, как ее окутывает тепло, как напрягается Завеса, пропуская ее в Тень. Как скрежет на периферии разума обращается красивой, тягучей песней.

Завеса скрыла Солнца свет…

И Камень наш уж сотни лет…

Шторм затих в златой тюрьме…

И Волк пленен в своем же сне…

Так и ты засни, да поскорей…

Пусть горести сгорят до углей…

Ведь в тех тенях, где мы вечно бдим,

Где исход для любого един…

Мы тебя обнимаем…

Страх отнимем…

Какой есть примем…

И наполним Песней тебя…

Лишь Красоту и тебя.

Солона слушала… И почти верила тому, что пела Эмиссар.

* * *

Утро было замечательным. Солона не помнила, когда в последний раз так хорошо высыпалась. В окно ее комнаты пробился солнечный лучик. Он подхватил пыль в воздухе, осветил теплое дерево стен, зарылся в волчьи шкуры на полу. Солона улыбнулась, подумав о солнце. В последнее время его было очень мало.

— У нас взаимная неприязнь, волчонок, — фыркнул Лерноуд из самого темного угла. Дух вновь казался плотным. Сменил наряд на багряную боевую мантию и темно-красный плащ с клобуком. В руке он держал посох с алым кристаллом. Внутри кристалла пульсировала незнакомая Солоне энергия. — Солнце — та еще мразь, поверь моему опыту. Одевайся. У нас гость.

Внизу не было солнечного света, зато горели свечи. Много-много свечей. Вокруг них обвивались черными змеями ленты тумана, в их неверном мерцании вытягивались силуэты порождений тьмы. Свечи не прогоняли мрак и чудовищ, но хотя бы позволяли рассмотреть накрытый стол и тех, кто за ним сидел.

Черный Эмиссар расположилась в большом деревянном кресле. Напротив нее, на длинной скамье, сидел серый великан. Он не носил рубахи, и Солона могла рассмотреть странные рисунки на его коже. Похожие наносили на мабари перед боем. Только линии на великане были прямые и четкие.

Они общались между собой, но Солона не понимала язык. Хотя он и казался ей знакомым, слов было не разобрать.

«Садитесь по нашу правую руку, Солона. Вам принесут приборы, — проскрежетал в голове голос Эмиссара. — Не стану настаивать на вашем участии в дискуссии. Пробелы в изучении кунлата не так легко восполнить».

Кунлат, язык захватчиков-кунари с севера континента, был грубым, прерывистым и меньше всего походил на связную речь. И все же голос Эмиссара придавал ему некое изящество. Она сказала что-то еще — Солоне показалось, что она услышала свое имя. Великан рассмеялся и понимающе закивал.

— Значит, ты тоже с севера, маленькая змея? — великан обратился к Солоне на тевине, языке Империи Тевинтер. Он пытался выговаривать слова правильно, но акцент делал его речь забавной, похожей одновременно на рычание и блеяние. — В тебе кровь наших врагов, но ты не стала как твои родители — baas saarebaas — ты южная. С Югом мы не воюем. Я Стэн, но я здесь не для того, чтобы проливать кровь. Я пришел узнать, что такое Мор. И Черная Женщина говорит, что ты можешь мне объяснить.

Эмиссар повернулась к Солоне. Впервые она не носила вуаль. Вместо нее Эмиссар надела золотую полумаску, открывавшую нижнюю часть лица. У нее были тонкие черные губы, маленький рот. Солона смогла разглядеть сухую кожу, цветом напоминавшую пергамент, и острую линию челюсти.

— Стэн и мы, в некотором роде, коллеги. Он прибыл на Юг в качестве исследователя и эмиссара своего Аришока. Кун хочет знать, что мы такое. Мы хотим знать, что такое Кун. Стэн уже объяснил нам основные тезисы. Нас привлекают учения друг друга, но Стэн не до конца понимает перспективы Песни. Необходим взгляд со стороны, — Эмиссар улыбнулась и по-птичьи склонила голову набок. — Вы наблюдаете за нами уже несколько недель, Солона. У вас наверняка успело сложиться мнение. Мы будем признательны.

Солона смутилась. Что она могла рассказать о скверне тому, кто никогда не верил в Создателя? Что скверна это зараза, которая раз в несколько столетий вырывается в мир и губит целые страны? Почему? Без знания о грехе магистров Звездного Синода, Песне Света и прочем объяснить цели Мора было… в лучшем случае, сложно.

Стэн испытующе смотрел на нее, ожидая ответа. Она смогла наконец рассмотреть его. Он был отдаленно похож на человека, но в нем было много лишних деталей. Как на рисунке ребенка, который только учится рисовать, и не может решить, кого — человека, эльфа или гнома. Крупные, будто высеченные из камня, черты лица, пухлые гномьи губы, эльфийский нос и уши, глаза какого-то нездорового лилового оттенка.

Стэн кашлянул в кулак, и Солона поспешила ответить.

— Ну… Мы называем Мором время, когда на поверхность из-под земли вылетает Архидемон. Это оскверненный дракон…

— А кто его осквернил? И., — он поморщился, — чем?

— Это делают порождения тьмы, — Солона взглянула на Эмиссара. — Мы сейчас у них в гостях. Их скверна объединяет всех зараженных существ одним разумом, целью, делом и подчиняет Архидемону.

Стэн многозначительно хмыкнул и тоже посмотрел на Эмиссара.

— Значит, у вас одна цель, один разум и руководит вами дракон, которого вы беспрекословно слушаете? Идеальный порядок. Аришоку бы понравилось.

— В Море у каждого есть свое место, — Эмиссар благодушно развела руки. Черный туман приластился к ее ладоням. — Мы рады, что Солона это понимает. И надеемся, что вы также поймете. Главное для нас — предназначение.

— Но какое это предназначение? — нахмурился Стэн. — Все еще не понимаю. Вы выходите из-под земли за своим драконом каждые несколько веков. И что делаете? И зачем?

— Мы хотим искоренить несовершенство, которым пользуются силы по ту сторону Завесы. Люди агрессивны. Эльфы забывчивы. Гномы усмирены. Все они не более чем склочные пешки сил, которых даже не понимают, — Эмиссар сжала в кулаке ленту тумана. Солона была готова поклясться, что та зашипела. — Неорганизованное множество не способно понять, что ему желают добра. Но Песня, мы, воля Уртемиэля… Вы согласны, что высший порядок общества достижим лишь через объединение разрозненного под единым предназначением? Если мы правильно помним, Кун провозглашает схожие постулаты.

Что-то было не так. Не сходилось. Черный Эмиссар говорила ей, что порождения тьмы просто хотят жить и делают для этого то же, что и любой другой народ. Воюют, интригуют, захватывают. Ни о какой великой цели, ни о каком враге по ту сторону Завесы речи не шло. Эмиссар обещала, что Мор будет остановлен. А Солона так просто, так глупо поверила.

В голове вновь заскрежетал голос:

«Успокойте свои мысли, Солона. Вы никогда не слышали о правилах ведения переговоров? Стэн ожидает услышать от нас то, что понравится его начальникам далеко на севере. Подобное тянется к подобному. Нам любопытно получить такого союзника как кунари. Нам стоит их впечатлить».

Солона выдохнула и приняла глиняный кубок из рук Лерноуда. Политика. Даже здесь, посреди орды порождений тьмы, она ее не оставляла. В кубке был еще теплый отвар мяты.

— Спасибо, — растерянно ответил Стэн. — Очень много всего. Мне стоит подумать, как лучше донести это до Аришока. И как выбраться отсюда. Мой beresaad ушел уже далеко.

— Мы поможем вам выбраться из Ферелдена и найти путь на север, — Эмиссар вновь улыбнулась. — В наших взаимных интересах, чтобы вы поскорее вернулись к Аришоку.

Они опять заговорили на кунлате, и Солона потеряла интерес к беседе. Гарлоки принесли еду. Несколько раз Солона порывалась предупредить Стэна, чтобы тот не ел ничего, поданного порождениями тьмы, но потом решила, что лучше не раздражать Эмиссара. В церкви все еще ждала Лелиана.

* * *

Стэна провожали вечером.

Солона успела сбегать к Лелиане с остатками еды, осмотреть затянувшиеся раны и передать еще немного энергии. Лелиана отговаривала ее, но была благодарна. Солона чувствовала Доверие и Надежду, возраставшие в Лелиане. Это придавало сил и ей самой.

К закату она вновь была готова выносить философские беседы Эмиссара и Стэна.

Из Лотеринга Стэн уезжал с небольшим, но крайне любопытным эскортом. Эмиссар отрядила в проводники двух пленных торговцев из Гварена, в охрану назначила трех гарлоков и «крикуна», отпустила одну из женщин, чтобы та готовила еду в дороге. Люди не могли поверить своему счастью и постоянно косились то на Стэна, то на Солону. Она же отводила взгляд.

Эти бедняги были осквернены и уже умирали. Просто еще не знали этого. Не знал о своей участи и Стэн. Он крепко пожал когтистую руку Эмиссара, а она не надела перчаток. Черные вены просвечивали сквозь тонкую кожу.

Солона не хотела думать, что доверчивый Стэн принесет на север.

«Жизнь!»

«Красоту! Волю! Голос! Песню!»

«Нас! Нас! Нас!»

Порождения тьмы заливались хохотом в ее голове. Так громко, что было почти больно.

«Свободу, — тихо проскрежетал голос Эмиссара, заглушая все остальные. — И возможность для Тевинтера наконец победить в этой ненужной войне. У мира более опасные враги, чем кучка фанатиков… Мы хотим показать вам кое-что после проводов. Мы думаем, что вы это заслужили».

Солона попыталась ответить так же, мысленно, но словно ударилась о стену. Конца проводов, полных обещаний на незнакомом языке, она дожидалась в нетерпении. Обидные слова и вопросы рвались наружу. Эмиссар лгала, но ей или Стэну или обоим — было не слишком понятно. Чего она вообще добивалась? Чего хочет Мор? Просто жить? Или победить каких-то непонятных «врагов по ту сторону Завесы»? Вопросов становилось все больше. Лерноуд только усмехался и прятался от последних лучей солнца.

Когда стемнело, Эмиссар отвела Солону в подвалы постоялого двора. Здесь были обустроены покои. Кровать, большой сундук, ростовое зеркало, стол с развернутой картой Ферелдена и стопкой бумаг на краю. От них веяло лириумом.

— Располагайтесь, — холодно бросила Эмиссар. Она направилась к сундуку, на ходу сплетая какие-то чары. — Мы готовы начать наш урок и показать вам лекарство. Начнете принимать его в малых дозах со следующей недели. К окончанию Мора будете здоровы, но сохраните власть над Песней. Если нам не помешают.

Солона прислонилась к столу, украдкой изучая точки на карте и письмена на листках бумаги. Некто писал Эмиссару на тевине. Буквы прыгали в размере, чернила, смешанные с лириумом, оставили пятна тут и там, но Солона разобрала отдельные предложения.

«Я прошу вас обдумать мое прошение…»

«Вы не можете не понимать, насколько девочка важна для Неромениана…»

«Сейчас не то время, чтобы попросту отнимать жизни здоровых альтус во имя древних страхов. Анатаам перешел в наступление. Я обязан оставить в Минратосе наследников…»

«Я требую вернуть мне мою дочь!»

Солона схватила письмо и вчиталась. Ошибки быть не могло — писал ее отец. Отец угрожал, приказывал, увещевал, просил, умолял не трогать ее — Солону. Отец предлагал Эмиссару договориться о передаче Солоны на север, к семье. Дата внизу была всего месячной давности.

— Мы исполним просьбу Феликса, когда закончится Мор, — Эмиссар нависла над Солоной со знакомой шкатулкой в руках. Такую же шкатулку она отправила из Остагара вместе со щенком мабари. — Чтобы это произошло, вам необходимо начать тренировки. Вам по-прежнему докучают беседы орды?

Солона кивнула. Даже сейчас она слышала отвратительный гомон.

— Хорошо. Нам тоже было очень громко, пока мы не обрели свой тон. Но сначала вы должны научиться различать тона как таковые. Каждый тон уникален, каждый можно пропускать, можно заглушать, можно концентрироваться на одном. Вспомните скрежет, Солона. То, что вы слышите каждый раз, как мы стучимся в ваше сознание. Представьте, что нет ничего, кроме него. Что он — и есть наш голос. Он громче воды, громче пламени, громче шторма, громче шелеста и криков. Он громче биения вашего сердца и мыслей о том, как вы ненавидите нас и мечтаете сбежать к отцу. Громче Уртемиэля. Услышьте нас, Солона, и мы излечим вас.

Замок шкатулки щелкнул, но Солона услышала только скрежет. У скрежета был ритм, была амплитуда, был мотив. Скрежет исполнял затейливую музыку об обещании, о борьбе, отчаянии, гордости и любопытстве. Солона отчетливо увидела высокие башни с барельефами драконов, гранатовые сады и восходящее над ними золотое солнце. Женщина, чье обличье похитил Лерноуд, словно наяву стояла перед Солоной и протягивала ей ивовою ветвь.

Солона моргнула, и перед ней вновь была Эмиссар. В открытой шкатулке, на подушечке из черного шелка, лежал фиал с прозрачной жидкостью.

— Оно ваше, — Эмиссар опустила крышку и протянула Солоне шкатулку. Дерево было холодным и словно ничего не весило. — Просим учесть, что это не только редкое лекарство, но проверка доверия и рассудительности. Лекарство — ваш шанс прекратить наше сотрудничество после освобождения Уртемиэля. Никакого Зова через несколько десятилетий. Никакой тьмы. Вы вернетесь к отцу, братьям и сестрам, возьмете имя Солона Данария, унаследуете Неромениан, Вирантий и кресло в Магистерии. Ваши потомки будут среди правителей Империи. Но у этого будущего есть цена. До того, как вы спасете Уртемиэля, Джори, Аарон и Лелиана погибнут от скверны. Как, возможно, и Ферелден, Пар Воллен и Сегерон. Нам нет дела до них. Мы хотим жить, и хотим, чтобы жили вы и Уртемиэль. Но лекарство у вас в руках. Вы первый Серый Страж, которому мы доверили его. Но не первый Данарий. Ваш отец сделал выбор и принес необходимые жертвы. Ваш черед.

Скрежет исчез и настала тишина. Не было голосов, не завывал ветер, никакой звук не нарушал молчание. Солона почувствовала тепло знакомого прикосновения на тыльной стороне ладони.

«Вперед, проторенной тропой…»

Шкатулка с лекарством вдруг стала слишком тяжелой.

Конечно же, в Лотеринге их никто не ждал. Когда они добрались до места, Фергюс Кусланд с его войском был уже далеко. Эдгар был зол, даже нагрубил жрице, которая пыталась увязаться за ними. Морриган, стоило им войти в деревню, куда-то убежала, но вскоре вернулась недовольная и какая-то ершистая. Алистер же думал, как быть дальше. Они выбрались с болот Коркари. Им нужно было добраться до башни Кинлох и призвать магов по договору. Что было между этими двумя пунктами, никто продумать не успел.

Эдгар слишком надеялся застать в деревне брата. Морриган умела только острить и была рада избавиться от Флемет. Ничто другое ее не волновало. Алистеру пришлось решать за всех — теперь их путь лежал в Редклиф. Он объяснил, что в городе живет его хороший друг, у которого можно будет набрать припасов и занять денег на лодку до Кинлох. Если Морриган не стала противиться, и согласилась отправиться хоть на край света, лишь бы там было больше свободы от матери, то Эдгара он уговаривал. Тот был готов бросить все, и идти напрямик к Амарантайну сквозь порождений тьмы, солдат Хоу, и Создатель знает, что еще. Алистер пообещал ему, что в Редклифе наверняка найдутся те, кто захочет поддержать его благородный порыв. Эдгар уступил.

Путь предстоял неблизкий.

* * *

— Жила-была птичка на скалистом утесе у моря. Была у птички мама и сестры с золотым оперением. Птичка верила, что любима ими, но когда настал час ей впервые полететь, мать лишь выкинула птичку из гнезда…

Морриган не затыкалась с тех пор, как они покинули Лотеринг. Одна странная сказка за другой. В ночи она рассказывала о путниках, которые не проверили руины перед ночлегом, и заночевали бок о бок с семью демонами. Алистер после этой сказки не мог заснуть до утра. За завтраком Морриган приспичило рассказать о двух подругах, нашедших черные ягодки — разумеется очень похожие на чернику, которую Алистер как раз добавлял себе в кашу — и угостивших ими всю деревню, из-за чего там все стали монстрами. Когда они выбрались назад на Имперский тракт, чтобы продолжить путь до Редклифа, Морриган вдруг вспомнилась сказка про брата и сестрицу. Они встретили на этом же тракте черного пса, и тот убедил сестрицу убить брата, чтобы спасти солнце. Когда Эдгар пообещал спустить на Морриган Хафтера, она замолчала… примерно на десять минут.

— И пришлось птичке искать новый дом. Летела она долго, день и ночь, и на рассвете нового дня остановилась отдохнуть. Села птичка на ветку, и горько заплакала о своей судьбе. Тогда Солнце обратилось к ней и стало упрашивать остаться. “Я буду любить тебя, — обещало Солнце. — И построю лучшее гнездо для наших птенцов. Такое, что ты никогда не захочешь его покинуть”. Но птичка отказала Солнцу, ведь знала, что сгорит в его лучах, и полетела дальше. Встретился птичке большой белый пес, и он ей сказал: “Помоги мне построить конуру, и я разрешу тебе свить гнездо на ее крыше”. Но и ему птичка отказала.

— Просто скажи сразу, кто умрет и в чем мораль, — устало попросил Эдгар.

— Мораль в том, что пес дурак, — съязвила Морриган. — На самом деле, это ещё далеко не конец.

— Нет, конец, — выдохнул Алистер, улыбаясь. — Мы на месте.

Впереди возвышался замок на утесе из красного камня, а от него во все стороны тянулся один из крупнейших городов Ферелдена — Редклиф. Давно оставленный дом. Живой, безопасный, избавленный от мрака. Дом, которому не нужен был Алистер, чтобы стоять крепко. Дом, где его спутники точно узнают…

— В чем дело, Алистер? Ты решил пустить корни прямо на этом месте? — непонятно пошутила Морриган, тряся его за плечо. — Или ждешь, пока нас догонит орда порождений тьмы, чтобы эффектно войти в город?

— Оставь его, Морриган. Главное, что мы добрались до цивилизации. Здесь хоть можно будет получить нормальный ночлег и нанять лодку до Кинлох. И, может, завербовать людей. Право Призыва никто не отменял.

Алистер мрачно посмотрел на Эдгара. Тот явно не понимал, что говорит.

— Все необходимое для ритуала Посвящения осталось лежать в Остагаре. У нас нет ни крови архидемона, ни крови порождений тьмы, ни лириума, ни чаши. Стражами призванные рекруты не станут. А от пары простых вояк в борьбе с Мором толку мало.

Эдгар фыркнул.

— Понятно… Значит, ты солгал? Здесь нам никто не поможет.

— Я сказал, что здесь могут быть те, кто присоединиться к тебе против Хоу. Захочешь набрать в городе отчаянных голов, и повести их на Амарантайн — я держать не стану. Но помни, что мы последние Стражи в Ферелдене. Одни против всего Мора.

— Не отчаивайтесь, Стражи, — лучезарно улыбнулась Морриган. — Я знаю сказку о том, как Мор остановили одна женщина, да волк.

Подумав о том, что еще одной сказки Морриган он просто не выдержит, Алистер поспешил вперед по булыжникам Имперского Тракта.

Подойдя ближе к городу, Алистер заметил первую странность — ворота были открыты и через них в город устремлялся бурный поток людей. Неужели здесь еще не слышали о поражении королевской армии?

Дальше странностей стало больше. Редклиф встретил их суетой базарного дня. Шумная, пахучая и до неприличия людная торговая площадь гудела десятками голосов. Торговцы-наземники расхваливали товары из Орзаммара. Плескались в огромных бочках рыбины, привезенные с Грозового берега. Блеяли на привязи молодые козочки из ныне бесхозных северных баннорнов. Интересно, сказал ли кто-то жителям, что почти все банны полегли под Остагаром?

Алистер постарался отогнать воспоминания о поражении. Повел спутников мимо торговых рядов и открывающихся лавок местных дельцов. Город будто и не слышал о надвигающейся угрозе. Стражи на улицах было как-то маловато. Эдгар, похоже, тоже заметил это.

— Слушай, Алистер, что-то мне не нравится на этом празднике посреди Мора. С какого демона тут базарный день?

— Хотел бы я знать. Эрл Эамон вряд ли вернулся домой, значит всем заправляет эрлесса Изольда. А она женщина разумная, и наверняка знает о Море. В самом деле, жутковато. Идем, найдем Олли, раздобудем припасов и уберемся отсюда. Только, Эдгар, пожалуйста, пока мы здесь, дворянство свое засунь подальше. Лишнее внимание ни к чему.

Эдгар недовольно скривился, но кивнул. Свистом позвал Хафтера, успевшего убежать в толпу, и приказал ждать их у дверей пекарни.

Олливер, для друзей просто Олли, был бывшим замковым булочником. Эрл Эамон уволил его после женитьбы, когда выяснилось, что Изольда чрезвычайно следит за фигурой. Олли помогли открыть пекарню в городе, и иногда заказывали что-нибудь вкусное для самого эрла или его воспитанника. Алистер продолжал писать Олли даже после того, как его увезли из замка в монастырь и надеялся, что тот не откажется помочь.

В пекарне собралась очередь из нескольких человек. За прилавком стоял сам хозяин — коренастый, худенький человек с белым пушком на голове и добрыми карими глазами. Едва он заметил Алистера, как заулыбался и поставил на прилавок табличку о перерыве.

Люди начали возмущаться, но Олли поспешил успокоить их:

— Только на десять минут! Как раз подойдут ваши сырные пироги!

Народ одобрительно загалдел, а Олли поманил Алистера вглубь пекарни.

Алистер оглянулся на спутников. Морриган тихонько стояла у окна, и рассматривала эльфийский корень в горшке. Эдгар о чем-то разговаривал с парнишкой-разносчиком. Он мог оставить их ненадолго.

Он прошел за Олли в подсобку и крепко обнял старика.

— Ну вымахал! — добродушно прокряхтел Олли. — Хорошо у вас в ордене кормят? Я бы сразу и не узнал, кабы не порода. Тут какими судьбами? Неужто едете из Остагара?

Алистер вздохнул.

— Так ты не знаешь? Получается… здесь никто не знает, — он перешел на шепот, не хватало еще, чтобы поднялась паника. — Нас разбили. Орден, армию короля, баннов. Это была не просто вылазка порождений. Олли, начался Мор.

Олли выругался.

— Нам здесь ни о чем таком не говорили. Вообще никаких вестей с юга не было. А король-то живой?

— Нет. Погиб. И прочие Стражи тоже.

— Вот же напасть. И что ты теперь?

— Есть долг Серого Стража. Я обязан встать против Мора, даже если остался почти один. Но у меня есть договоры. Я смогу призвать нам на помощь магов из Круга и гномов. Сейчас мне позарез нужна лодка на Каленхаде. А она денег стоит.

— А, понял. Помогу с лодкой. Да только, ты бы и здесь пригодился. Изольда что-то чудит пока эрла нет. Тигана от себя не отпускает. Мальчонку тоже в замке заперла. Стражу распустила. Мутно все.

— Обещаю, Олли, мы со всем разберемся, только маги сейчас важнее причуд Изольды. Я бы ей вообще на глаза не…

Из зала послышалась ругань и какое-то рычание.

— Да кто тебя вообще к людям пустил в город, ведьма?! Чего с демонами на опушке не пляшешь?

Следом Алистер услышал Эдгара. Рванулся прочь из подсобки, но прежде чем успел что-то сделать, тот уже сдал их с потрохами.

— Помолчал бы ты, смерд. А то мабари на тебя натравлю.

Покупатель, оскорбивший Морриган, взъярился.

— Какой я тебе смерд? Ты кто вообще?

Эдгар гордо выпрямился, заслоняя собой Морриган. Она выглядела растерянной.

— Я — Эдгар Кусланд, внук, сын и брат тейрнов Хайевера! И ты проявишь уважение ко мне и моим спутникам!

Повисла тишина. Мальчишка-разносчик выбежал за дверь. Все было кончено.

* * *

В замке было людно, почти так же, как в городе. Слуги, благородные дамы и мужчины, несколько рыцарей, даже храмовники. Похоже, Изольда собрала в гостях всю оставшуюся знать Ферелдена. В пору было проводить Собрание Земель. Алистер рассматривал гербовые нашивки на куртках и плащах — некоторые из них уже мелькали при Остагаре. Получается, что в Редклиф наведались также наследники павших баннов и эрлов. В стенах замка явно затевалось что-то важное. И мутное, тут Олли все правильно подметил.

Морриган и Эдгар молчали. Алистер решил, что это к лучшему. Очередная сказка от Морриган или пустое бахвальство от Эдгара усложнили бы и без того неприятную ситуацию. В конце длинного коридора, забитого знатью, ожидал хорошо знакомый Алистеру человек.

Высокий, рыжий, еще молодой, хотя и не тот юнец, каким Алистер помнил его перед отъездом. Он был одет на орлесианский манер — в расшитый золотом темный камзол с воротником, короткие штаны и черные чулки. Но стоило ему увидеть Алистера и Эдгара, как он разразился крепчайшей ферелденской бранью. Это был Тиган, банн Рейнсфира, младший брат эрла Эамона.

— Приветствую тебя, банн Тиган. Рад, что с пира в Хайевере той осенью ты так и остался хорошим собеседником, — съязвил Эдгар.

— Мир тебе, Эдгар Кусланд. Позволь узнать, почему ты не с братом и его головорезами? Что привело тебя в Редклиф в столь… — Тиган задержал взгляд на Алистере — …сомнительной компании?

— Волей случая, я был принят в орден Серых Стражей для борьбы с Мором. И хочу знать, почему Редклиф слеп перед лицом угрозы.

— Неужели все дворяне так между собой разговаривают? — шепнула Алистеру подкравшаяся Морриган. — Как непрактично. Если у тебя власть — говори как есть. Какое тебе дело до всех этих оборотов?

— Тебе-то точно никакого дела нет, — ответил Алистер громко, и тут же обратился к Тигану: — У нас нет времени на беседы, банн Тиган. Нас ждут в Башне Круга. Так что, если возможно, я бы просто взял в городе лодку и…

— Что за вздор, Алистер? Видит Создатель, как бы я к тебе не относился, ты здесь желанный гость. Изольда милостиво приглашает тебя и твоих спутников отужинать с нами. Заодно расскажешь, чем все обернулось при Остагаре, и когда нам ожидать возвращения Его Величества с победой, — Тиган улыбнулся, пытаясь изобразить дружелюбие. — Лорд Кусланд, вы же не откажете чести воспользоваться нашим гостеприимством?

Эдгар вздернул бровь.

— Вы хотели сказать “гостеприимством эрла Эамона”? Или его наследника, раз уж сам эрл отсутствует?

Тиган нервно поджал губы.

— Следуйте за мной в зал. Эрлесса уже ожидает.

Изольда сидела за богато накрытым столом в обществе Коннора, сына эрла Эамона. По крайней мере, в это верил сам эрл. Алистер видел Коннора несколько раз, никогда подолгу с ним не задерживался, но даже этих встреч было достаточно, чтобы понять — мальчик куда больше походил на своего “дядю”.

— Алистер! — радостно воскликнул Коннор и хотел уже спрыгнуть с высокого стула, но Изольда остановила его. — Ты живой! А мне говорили, что при Остагаре никто не выжил.

Искренняя детская радость выдала лицемерие взрослых — Изольда и Тиган знали о том, что случилось в Остагаре. Но никому, кроме Коннора, не рассказали. Как же до них дошли вести? Алистер был уверен, что те же мысли занимали сейчас Эдгара.

— Дорогие гости, мы просим вас пройти к столу, — стараясь не слишком выдавать орлесианский выговор, обратилась к ним Изольда. Она сцепила свои длинные паучьи пальцы в замок, и дернула уголками ярко накрашенных губ. Присутствие Алистера уже начало ее раздражать. — Вечер долгий, мы все успеем обсудить.

Морриган не пришлось приглашать дважды. Она бесцеремонно уселась на ближайший стул, не дождавшись пока слуга отодвинет его, и принялась деловито обнюхивать всю еду.

— Что? — спросила она, вперив взгляд в ошарашенную Изольду. — Вдруг ты хочешь отравить меня?

— Алистер! Лорд Кусланд! — от волнения Изольда все-таки проглотила несколько звуков. — Кто это? Остановите ее немедля! Какой дурной пример она подает Коннору! В этом доме никто никого не собирается травить!

Морриган пожала плечами.

— Разве? Даже мальчика? Странная вы семья.

— Тиган! Где сэр Харрит? За подобную дерзость эту ведьму стоит передать храмовникам.

— Не надо, мама, она забавная! Как ведьма из сказки. Только молодая, — вступился за Морриган Коннор. — Я хочу, чтобы она отужинала с нами. А рыба в самом деле пахнет не очень.

Изольда глубоко вздохнула и умоляюще посмотрела на Тигана. Тот явно не знал, что сказать. Нужные слова нашлись у Эдгара.

— Прошу прощения за Морриган, леди Изольда. Она только недавно попала в приличное общество. Мы учим ее вести себя достойно, но пока не достигли особых успехов в этом.

— Оно и видно. Что ж, я прощаю вас, лорд Кусланд. Надеюсь, в следующий раз будете лучше подыскивать себе спутников.

— По правде сказать, леди Изольда, — ответил Эдгар, присаживаясь рядом с Морриган, — я был бы не против присоединиться к брату. В последний раз я слышал о нем в деревне Лотеринг к востоку отсюда. Вы не знаете, где он может быть сейчас?

Тиган нехорошо рассмеялся.

— О, конечно же мы знаем, где находится Фергюс Кусланд и его головорезы! Прямо сейчас они разоряют восток страны! Если ты, Эдгар, хочешь присоединиться к этому негодяю, я…

— Он вряд ли сможет сделать это, Тиган, — прервал его Алистер, так и не севший за стол. — Став Серым Стражем, Эдгар оказался вне политики или любых феодальных дрязг.

— Увы, politique происходит прямо вокруг нас, — грустно возразила Изольда. — Мой дорогой Эамон вынужден оставаться под стенами Денерима. А тейрн Логэйн, да направит его меч Создатель, повел свое войско против обезумевшего Фергюса. И это когда весь юг Ферелдена уже поглотил Мор, а на севере царит безвластие. Многие пришли сюда в поисках убежища. Я могу лишь обещать им, что стены Редклифа выстоят.

— Не похоже, чтобы город готовился к осаде, Изольда, — заметил Алистер. Изольда нехорошо прищурилась. — Ворота открыты, на базарной площади толкучка, стражи на улицах почти нет… Кажется, пока весь Ферелден страдает, Редклиф процветает. Сомневаюсь, что Эамон одобрил бы такое.

Тиган коснулся руки Изольды под столом, успокаивая. Изольда кивнула, то ли в ответ на его жест, то ли соглашаясь со словами Алистера.

— Мы просто не хотим разводить панику. Поддерживаем привычный уклад. Хотя это и сложно без стражников. Их увел один юный смутьян. Хоук, кажется. Убедил их разойтись по домам на время Мора. Люди остались без защиты, но Тиган и я… Мы стараемся во благо народа.

— А народ при этом даже не знает, что происходит. Удобно, — хохотнула Морриган. — Знала я нескольких таких… благодетелей. Плохо закончили.

Изольда подавила очередной вздох возмущения.

— Дела в Ферелдене действительно скверные. Но милостью Создателя, Редклифа беда пока не коснулась. Мы лишь делаем, что можем, и надеемся, что Мор и вражда тейрнов пощадят страну. Если же нет… воистину, вся наша надежда на помощь из Орлея.

— Мор не знает пощады. Не знают ее и те, кто мстят, — Эдгар мрачно обвел взглядом зал. — Мой брат не остановится, пока не отомстит Рендону Хоу за Хайевер. Тейрну Логэйну лучше бы это понять, прежде чем орлесианцы пересекут Морозные горы.

— То есть ты считаешь, что будет лучше, если тэйрн Логэйн перестанет сдерживать злодейства Фергюса, и ударит по нашим союзникам? — зло прошипел Тиган. — И пусть Мор поглотит нас всех! Главное, что Кусланды отомстили!

Эдгар воткнул нож в столешницу и резко встал. Хафтер у его ног зарычал.

— С меня довольно! Пока вы здесь пируете, бросаетесь громкими речами и ждете возвращения оккупантов, я не стану делить с вами стол! Доброй ночи. С рассветом мы вас покинем.

Эдгар вышел из зала широкими шагами, за ним увязались Хафтер и Морриган.

— А хороший был ужин! — неожиданно радостно сказал Коннор. — Куда веселее прочих на неделе.

Алистер грустно улыбнулся ему. Детская простота. Он наверняка и не понял, что здесь произошло.

Изольда молча резала рыбу на своей тарелке. Тиган так и не притронулся к еде.

— Алистер, я распоряжусь о лодке, и припасах в дорогу. Но присматривай, пожалуйста, за Кусландом. Парень натворит дурного, если его не сдерживать.

Алистер кивнул. В этом он и сам не сомневался.

* * *

Коннор никак не хотел укладываться спать. Он уже показал Алистеру все игрушки из Орлея, доставленные по заказу Изольды, новый тренировочный меч гномьей работы, привезенный Тиганом из Морозных гор, список книг по землеописанию, которые ему перед отъездом наказал прочесть эрл Эамон. Коннор хвастался своими богатствами и улыбался, но Алистер видел, что ему просто страшно оставаться одному.

Алистер понимал его страх. Ферелден лишился короля, армия порождений тьмы уже шла к Редклифу, а эрл Эамон был слишком далеко, чтобы защитить свои земли. Тут даже взрослые дрожали от страха и спасались бегством. Что говорить о маленьком мальчике? Коннору было некуда бежать. Не у кого просить помощи. Изольда и Тиган храбрились при нем, приглашали гостей, чтобы замок не пустовал и не укрывался мраком, но их званые ужины больше напоминали тризну.

Ближе к полуночи Коннор почти угомонился. Алистер отослал слуг, сам его укрыл и уже собирался уходит, но Коннор окликнул его.

— Ал, как думаешь, мой папа вернется?

Алистер выдохнул и вернулся к кровати. Коннор смотрел на него с надеждой, будто одно слово Алистера могло спасти Эамона от вражеской стрелы, меча или когтей.

— Честно, Коннор, я не знаю. Но я очень на это надеюсь. Семья всегда рядом с тобой. Даже если сейчас ты не можешь видеть своего отца, он любит тебя.

Коннор насупился и сбросил одеяло.

— А что если он не вернется? Как не вернулся твой папа, — Коннор взглянул на закрытую дверь, и сказал чуть тише: — Вдруг, он больше не любит меня, и просто отдал меня Тигану?

Алистер хотел ответить, но тут дверь отворилась, и в комнату вошла Морриган. Даже не поздоровавшись, она прошла к кровати, села на край и обратилась к Коннору.

— Может, что так. Твой отец отдал тебя своему брату. Но из нелюбви ли? Или просто не мог ему отказать?

— Морриган, ты… — Алистер попытался заставить Морриган замолчать, но она лишь усмехнулась. Он понимал, что она права. Сегодня за ужином, Тиган сиял, сжимая руку Изольды под столом. Но зачем же говорить об этом ребенку?

Коннор задумался, а Морриган продолжила.

— В тяжелые времена, мы порой жертвуем всем ради тех, кого любим. Твой отец любит тебя и твою мать. Но его здесь нет. Его не может быть рядом, ведь он на войне. Защищает Ферелден от порождений тьмы и плохих людей. Такова была его воля — стать защитником. Желание, произрастающее из гордости… — Морриган замолчала и уставилась на ночное небо за окном, вздохнула и выбила пальцами непонятный ритм по кровати. Коннору от ее слов, кажется, стало только печальнее. — Рассказать тебе сказку? Моя мать говорила, что сказки помогают детям засыпать.

Коннор ответил кивком. Он явно думал о чем-то своем. Морриган сболтнула лишнего, но сейчас Алистер не думал останавливать ее. Сказки, даже хасиндские, не могли принести вреда больше, чем уже сказанные слова.

— Однажды, в глубокой чаще заколдованного леса, жил Волчий Царь. Он был славен умом, хитростью и добрым нравом. И было у Волчьего Царя три дочери от Морской Королевы. Волчий Царь любил их безмерно, старался наставлять в хитрости, учил ходить по лесным тропам и дружить с добрыми духами, которыми полнился заколдованный лес.

— Разве можно подружиться с духами?! Они же опасны! — недоуменно воскликнул Коннор. Алистер заметил, как он оживился, нервно заерзал по постели. Не мог дождаться ответа пришлой ведьмы.

— Маги так могут. Маг понимает, какой дух добрый, а какой плохой, — гордо заявила Морриган.

— И только маги?! Значит… — щеки Коннора налились краской — Волчий Царь был магом?

Морриган кивнула и положила ладонь ему на грудь, вынуждая лечь. Убедившись, что Коннор слушает, она продолжила.

— Как-то раз Волчий Царь решил обхитрить саму Землю, чтобы доказать всем, что нет никого умнее его, но Земля поняла его хитрый умысел и разгневалась. Она стала дрожать и кричать, много людей пострадало от ее страшных криков. Тогда Морская Королева сказала Волчьему Царю, что он должен пойти к Земле и усмирить ее. “Но с кем я оставлю своих дочерей?” — спросил ее Волчий Царь.

— Он мог взять их с собой! Чтобы они вместе с ним извинились перед Землей! Папа меня так часто с собой к баннам возит, — живо заговорил Коннор.

Морриган как-то странно поджала губы, будто Коннор сказал что-то обидное. Алистер поспешил разрядить обстановку.

— Похоже, Волчий Царь был не таким уж и умным.

Морриган расхохоталась и закивала:

— Все так, Алистер, — ее смех был злым. В нем слышалось отчетливое рычание, — глупый Царь послушал Морскую Королеву. Она предложила разделить трех сестер. Старшую она могла забрать в свой дворец в морской пучине. Среднюю оставить духам в лесной глуши. А младшую дочь Волчий Царь решил доверить родному брату — Солнечному Королю. Был он славным воеводой, богатым, могучим и любимым народом.

— Как Тиган, — заключил Коннор.

— Как Тиган, — тихо подтвердила Морриган. — Солнечный Король уверил брата, что тому нечего бояться. Он спрячет царевну в своем дворце и укроет ее крыльями Ночи, чтобы Земля не смогла ее найти и навредить ей. И Волчий Царь пошел говорить с Землей. Долго ли, коротко ли говорили они об обидах, но в конце концов усмирилась Земля. Волчий Царь вернулся к дочерям, которые уже стали юными девами. Но лишь старшая и средняя приветствовали его.

— А что же младшая? Почему Солнечный Король не вернул ее домой?

Морриган замолчала и опустила глаза. Отняла ладонь от груди Коннора и сцепила пальцы на коленях. Алистер не понял, притворяется она, или собравшиеся слезы были настоящими. Но даже ему стало интересно, чем закончится история.

— От Морской Королевы Волчий Царь узнал, что Солнечный Король слишком полюбил младшую царевну и стал считать ее своей. И как бы Морская Королева не просила вернуть ее, Солнечный Король не отпускал младшую царевну от себя. Он убедил ее, что родители забыли о ней, и укрыл ее в вечной Ночи, чтобы она могла любить только его. Запомни, Коннор: не верь никому, кроме своего отца. Он любит тебя, и обязательно вернется. Просто дождись его. Никогда не забывай.

Морриган нежно поправила одеяло, укрыв Коннора почти до подбородка. Бесшумно встала. Лишь какие-то хасиндские обереги ударились друг об друга в ее косе. У самых дверей она остановилась, обернулась посмотреть на мальчика.

— Hamin, da’falon⁽¹⁾. Тебе многое предстоит.

* * *

Замок засыпал, и Алистер торопился в свою комнату, чтобы поскорее забыться сном. На утро им предстоял визит в цитадель Кинлох. Раздумывая, как бы деликатнее попросить Тигана придержать Морриган подальше от отряда не слишком довольных храмовников, он не заметил бегущего по коридору испуганного слугу. Бедняга налетел на него, чуть не сбил с ног, от чего испугался еще больше.

— Эй, что с тобой случилось? — Алистер помог слуге собрать с пола осколки пустой бутылки. Кажется, поняв причину испуга, успокаивающе похлопал слугу по плечу: — Прикладываешься к хозяйскому вину? Не бойся, я не расскажу Изольде.

— Но, господин рыцарь… это не мое! Я… — слуга нервно оглянулся через плечо. — Меня поставили прислуживать лорду Кусланду. А он пить изволит. Много. Вот, послал наполнить бутылки. Пригрозил выпороть, если не исполню сей же час. Вот я и понесся.

Алистер вздохнул. Вот же дурная голова этот Эдгар!

— Не бойся. Лорд Кусланд здесь просто гость, и не ему тебя наказывать. Иди-ка отдыхать. А с Эдгаром я поговорю.

Слуга рассыпался в благодарностях и поспешил дальше по коридору. Алистер проводил его взглядом до поворота, и пошел к покоям, которые Изольда любезно выделила Эдгару. Из покоев доносился треск мебели и несдержанные ругательства. Эдгар был не просто пьян — он налакался как гном.

— Ээээльф! Где мое вино? Могу я хоть утопить свой гнев? Или ебучие предатели мне и этого не дадут сделать?! Да чтоб вас всех мабари драли! И тебя, и хозяев твоих!

— Вроде бы утром хозяев у меня не было, — съязвил Алистер, рассматривая Эдгара. Тот стоял над разломанным об пол креслом, и тяжело дышал. У камина лежал такой же разломанный столик орлесианской резьбы. Изольда будет в ярости, когда увидит. — Да и на эльфа я не слишком-то и похож. Что приключилось, Кусланд? Тебе не положили пышногрудую девицу в постель для полноты гостеприимства?

— В замке многовато знати, тебе так не кажется? — удивительно четко для пьяного спросил Эдгар, зло зыркнув по сторонам.

Алистер пожал плечами.

— Это ведь замок эрла. Кому здесь еще быть, как ни знати?

Эдгар глянул на него, как на идиота, прошел мимо к двери, захлопнул и запер на засов. Это показалось Алистеру странным и немного опасным. Эдгар совсем недавно прошел Посвящение. Кровь порождений тьмы все еще воздействовала на него, делала буйным. В гуще боя это было хорошо, но вот в запертой комнате…

— Вокруг архидемонов Мор, Остагар пал, король погиб, Хоу захватил Денерим и удерживает королеву в плену, мы с тобой последние Серые Стражи на весь Ферелден, а Изольда и Тиган дают пиры для бесполезной выжившей знати и ждут прихода орлесианцев! Хотя каждый из них мог бы взять меч и пойти сражаться! Тебе не кажется, что это похоже на предательство? Наверняка, это орлесианская сучка гребанного Эамона уже продала страну сородичам. Да и он что-то не торопится возвращаться из Денерима. Там ли он вообще? Или побежал на ковер к львам, надеясь, что они кинут ему кость? Ну, чего молчишь?! Начинаешь понимать, куда все…

— Заткнись, — прошипел Алистер, сжимая кулаки.

Лицо Эдгара побагровело еще больше. Он отшатнулся, как от удара.

— Да как ты…

— Смею. Потому что это не я обвиняю всех вокруг в предательстве, когда у самого рыльце в пушку. Знаешь, у кого есть армия? У Хайевера. Точнее, у твоего брата, который самовольно оставил своего короля ради мести. Кто знает, будь он с нами… мы могли и победить. А теперь, когда всему Ферелдену нужна его помощь, он стоит где-то под Амарантайном и исходит на дерьмо от злости, как и ты сейчас. Вот это больше похоже на предательство. А ты на бешеного щенка, который везде ищет виноватых. Но здесь виноватых нет, кроме нас с тобой. Поэтому подбери сопли, и не оскорбляй никого в моем доме.

Эдгар поморщился, сдерживая слезы.

— Не смей обвинять меня, ублюдок. Ты никого не терял. Ты не видел, как вся твоя семья умирает. И ты нихера не знаешь о моем брате. Вот что я скажу, он бы тоже погиб под Остагаром. Потому что Кусланды не сдаются, мы не бежим, поджав хвост. Ведьма сказала, что Черный Эмиссар спланировала все заранее. Так что Фергюс не предал, а дал всему Ферелдену шанс. Он хоть за что-то сражается, пока эти… — он махнул рукой в сторону двери. Вытер влагу со щек. — На мне нет вины. Я делаю все, как должно. Всяко лучше, чем жрать себя изнутри за поражение, которое от тебя даже не зависело. Если так делают Серые Стражи, то после Мора я хочу получить лекарство от скверны.

— Нет никакого лекарства, Эдгар. “Отныне и навеки, ты Серый Страж” — или забыл уже? Мы принимаем эту заразу, мы с ней живем, и мы с ней умираем. Так что мы повязаны, и никуда ты от этого не денешься. Хватит уже быть злым на весь мир дворянчиком. Или ты станешь мне братом по оружию, или, клянусь Создателем, я лично скормлю тебя Архидемону.

Эдгар дернул засов на двери, распахнул ее и выбежал в коридор. Догонять его Алистер не стал. На сегодня было достаточно склок. Ему хватило и родни, и Эдгара. Он просто хотел больше не думать ни о чем, очистить голову. Но проклятая Песня неожиданно зазвучала где-то вдалеке.

* * *

Черные воды озера Каленхад мерцали в лунном свете.

Бредя по каменистому берегу, Алистер вспоминал, как его впервые тянуло в черноту после Посвящения. Ему было страшно, обидно и ужасно жарко, хоть он и не горел, а тонул в черноте. И чернота звала его очень красивым голосом, пела ему, пока Дункан не вырвал его из дурманящей хватки. Алистер не мог забыть тот голос целый год. И вот сейчас он слышал его снова. Это был голос Морриган.

Накидка из волчьих шкур была осторожно сложена на валуне у самой воды. На нем же лежала нательная рубаха, посох и стояли сапоги. Морриган была неподалеку, ее белая кожа будто сияла, черные локоны облепили спину затейливыми узорами. Но нет же — подойдя чуть ближе, Алистер смог рассмотреть привычную черную косу через плечо. Узоры были рисунками на коже. Странная, сложная вязь, чем-то напоминавшая эльфийские письмена.

Морриган не видела его. Она стояла спиной к Алистеру по пояс в прохладной озерной воде, и говорила с кем-то нараспев. Очень-очень тихо, грустно, будто завывая в ночное небо.

— Ma Vhenan, banal'renan, banal'revas... Ar sa'vunin fel'dirthara dar ar…⁽²⁾— Морриган раскинула руки, будто отдавая себя на милость вод Каленхада. Ее голос дрогнул, а рисунки на теле будто загорелись. — Mamae harel ar. Las ar mala halani. Ar ghilana. Ar him mala revas⁽³⁾.

За дни пути Алистер успел привыкнуть, что Морриган иногда лопочет что-то на эльфийском. Когда зла или напугана, она перестает говорить на торговом наречии, и тогда… Алистер понимал, что не должен смотреть на нее исподтишка, будто мальчишка. Он должен был развернуться и уйти, но скользкая галька под его подошвой заскользила вперед с мерзким скрежетом, нарушая тишину. Уходить было поздно. Морриган резко обернулась и пригвоздила Алистера к месту насмешливым взглядом.

— Что ты здесь делаешь, Алистер? — не сбиваясь с певучего тона, спросила Морриган. — Пришел послушать ещё одну сказку на ночь?

Алистер не знал, что ответить. Смущение не давало придумать подходящую отговорку. Он ведь смотрел на нее. На ведьму, купающуюся нагишом в лунном свете под эльфийские напевы. Вода стекала по ее коже, очерчивала витиеватые письмена и изгибы… фигуры. Андрасте, неужели он правда думал об изгибах ведьмовского тела?

Кончики ушей горели. Алистер едва справлялся с искушением войти в прохладную воду, чтобы немного остудить пыл. Морриган не двигалась с места, даже не прикрылась, только улыбалась и смотрела то ли на Алистера, то ли на скалы за его спиной. Взгляд был нехорошим — диким, гневливым… голодным.

— Мне уйти? — осторожно спросил Алистер.

Морриган ядовито усмехнулась и провела ладонью по водной глади. Будто приласкала ночное небо в отражении.

— Как хочешь. Выбор твой. Но ты уже прервал мое свидание, так что можешь остаться. И я расскажу тебе сказку.

Алистер растерянно осмотрелся. Отвесные скалы, куцые кусты можжевельника, несколько не особо крупных камней. Спрятаться взрослому мужчине было негде. На пляже они точно были одни.

— С кем встречалась? — Алистер подошёл ближе к воде, стараясь выглядеть и звучать непринужденно. — Местные не слишком жалуют хасиндов. Мне бы не хотелось, чтобы тебя обманули и обидели, Морриган.

— О, Алистер… — Морриган рассмеялась и отплыла чуть дальше от берега, будто заманивая Алистера за собой. Но теперь вода хотя бы скрывала ее грудь и плечи. — Ты само очарование, знаешь? Будто милый сторожевой песик у хозяйских ног. Хафтер тоже прибегал полюбоваться. Вы с ним сейчас будто братья-близнецы.

— Грубить не обязательно.

— Как и искать оправдания, чтобы посмотреть на меня, — вдруг твердо сказала Морриган. — Ты мужчина, я женщина. Вокруг бушует Мор, завтра небеса могут упасть и враг напасть. Так зачем стесняться себя? Лучше сделать шаг и взять, что хочешь, чем потом сожалеть, что ничего не сделал. И выть в небо от тоски. Как волчица.

— Какая волчица? — почему-то Алистер догадался спросить только об этом. Не спрашивать же о том, что Морриган предлагала ему… Да и не предлагала она ничего! Просто издевалась.

Лицо Морриган исполнилось печали. Задорный блеск в глазах погас. Она огладила вязь на правом плече и, кажется, поморщилась от боли.

— Это старая сказка. Ее рассказывают хасинды, рассказывают долийцы… что много важнее, ее рассказывает Флемет. Ночь полюбила волчицу. Каждый раз, укрывая ее своими крыльями, Ночь просила волчицу полюбить ее в ответ. Ночь обещала подарить волчице весь мир, лишь бы та подчинилась, поклонялась и любила Ночь, но волчица была слишком горда, — Морриган подняла голову, всматриваясь куда-то меж облаков. На щеках блеснула влага. Просто вода или слезы? — Когда волчица наконец поняла, что ей нет никого милее Ночи, та уже ушла. И сколько бы волчица не звала, Ночь не отвечала ей. Волки до сих пор воют в ночное небо, потому что глупая, гордая волчица не взяла то, что ей предлагали даром, из любви. Я предлагаю, Алистер. Сейчас. Пока небо не упало и Мор не догнал нас.

Иногда Алистер считал себя дураком, не понимающим намеков. Дункан частенько смотрел на него как на дурака, Солона смотрела на него так до самой своей смерти. Но сейчас Алистер был уверен, что все понял правильно.

— Ты этого не хочешь, — спокойно утвердил он. Морриган нахмурилась и скрестила руки на груди. Алистер продолжил: — Не хочешь, но предлагаешь, потому что тебе одиноко. Все твои сказки связаны с одиночеством: птичка живет одна, ища свое гнездо, царь оставил дочь одну, волчица тоскует одна без ночи, в которую влюбилась. Одиночество не повод предлагать свое тело незнакомцам.

— Разве мы не знакомы, Алистер? — Морриган вновь лукаво улыбнулась, но голос дрожал. В нем слышалось нетерпение.

— Не знакомы. Мы покинули болота чуть больше недели назад. Я ел твою стряпню, видел как ты отходишь ко сну, у нас общая цель, ты помогла уложить моего кузена, и вот — мы болтаем в ночной тиши. Это все, что было. Я тебя не знаю.

Морриган подплыла ближе, встала на ноги и наконец вышла из воды. Письмена покрывали не только ее спину и грудь — они обвивали каждый дюйм ее тела, едва заметно засияли, отражая лунный свет. Странное колдовство, смысл которого Алистер не понимал, но от сияния веяло теплом. Теплой оказалась и ладонь Морриган, коснувшаяся щеки.

— Так узнай. Небу недолго осталось, и Мор совсем близко. Страшный, куда страшнее, чем были прежде. Неужели неправильно почувствовать себя хорошо прежде чем станет плохо? Неужели, тебе станет легче, если останутся только сожаления и вой в ночное небо?

Алистер увидел себя в отражении золотых глаз — Серого Стража с кучей ошибок и смертей за спиной, укрытого сожалениями, будто саваном. Он сожалел о многом, чего не смог бы рассказать Морриган, от чего было избавиться куда сложнее, чем от одежды или невинности.

Он снял ладонь Морриган со своего плеча, поцеловал сверкающий завиток на запястье.

— Обещаю не будить тебя воем, госпожа Ночь, — он снял плащ и укрыл им ее, заметив как дрожат плечи. — И не встречать с тобой возвращение солнца. Ничего не будет, Морриган. Я не знаю, как сказать это мягче.

Расстроенной Морриган не выглядела. Довольной тоже. Сияние в глазах и письменах исчезло, и она, не сказав больше ни слова, ушла прочь.

Алистер поднял с земли гальку и со всей силы кинул в воду. Зеркальное полотно исказилось, пошло рябью, и в бессчетных кругах одно за другим возникли лица мертвецов. Сначала пришли Давет и Джори, затем Дункан и Солона, в конце — Кайлан. Король в золотых доспехах, без страха, упрека и сожалений. Кайлан был одновременно тем, чем Алистер желал и боялся стать. Когда-то Алистера отбросили в дальний угол, чтобы Кайлан мог спокойно править. И Кайлан справлялся, пока Алистер продолжал быть никем.

— А кем ты хотел быть? Мной? — голос брата заставил его вздрогнуть. Этого не могло быть! Кайлан остался лежать в Остагаре, среди погибших. — Отцом? Чего ты добивался, ублюдок? Ради чего оставил меня умирать?

Кайлан никогда бы не сказал так. По крайней мере, Алистеру хотелось в это верить. Они не были знакомы, и все же, Эамон много писал о нем. Кайлан был истинным Тейрином, дворянином, правителем… На него возложили ответственность за жизнь Ферелдена. Кайлан был добр… и мертв, потому что Алистер оказался достаточно глуп, чтобы попасться на крючок Черного Эмиссара. И теперь золотые доспехи и груз ответственности отражались в черной озерной воде.

— Кайлан… — Алистер попытался дотянуться до отражения. Не вышло. Странный ночной морок казался таким реальным, но под пальцами была лишь вода. Неужели обиженная его отказом Морриган заколдовала озеро?

— Никакого колдовства не нужно, чтобы уличить тебя в трусости! Ты бросил меня! Ты бросил Дункана! Ты бросил Ферелден!

Алистер зашептал молитву, чтобы развеять чары. Обвинения Кайлана обернулись скрежетом вдалеке, доспехи покрылись блестящей слизью. Черной, как вуаль Эмиссара. Алистер на миг увидел ее среди десятков мертвецов. Бездонная бездна вместо лица, скрежет кинжалом по стеклу вместо голоса, предложение сдаться на выдохе. Спокойное, уверенное… Тварь знала, что Серый Страж никогда его не примет. Никогда не сдастся.

Алистер бросил в воду еще один камень, и образ Эмиссара исчез вслед за остальными. Но скрежет остался. Тварь была близко, шла за ним по пятам, посылая мороки.

— Я доберусь до тебя! — крикнул Алистер в небо. — Я клянусь, что заставлю тебя замолчать! Я клянусь.

---

1) (эльф. Спи, маленький друг)

Вернуться к тексту

2) (эльф. Мое Сердце, лишенное голоса, лишенное свободы... Еще один день я медленно учусь быть мной...)

Вернуться к тексту

3) (эльф. Мать обманула меня. Помоги мне. Направь меня. Я стану твоей свободой)

Вернуться к тексту

Старик вызвал его ночью. Подослал в его комнату очередного «подающего надежды ученика», которого, если что-то пойдет не так, будет не жалко сдать храмовникам. Мальчишка с горящими глазами и нервным румянцем передал, что Первый Чародей ждет Андерса в своих покоях. Без лишних слов, без объяснений, просто поставил перед фактом. Андерс же слишком устал, чтобы спорить — натянул мантию поверх ночной рубахи и поплелся наверх.

Кинлох спала, утопала в удушливой предгрозовой тишине. По стенам струились голодные длинные тени. Тени пульсировали, трепетали, тянулись к холодному завесному огню. Совсем как в ночь Истязания Солоны.

Уже месяц прошел с тех пор как Андерс в последний раз слышал о Солоне. Она не отвечала на его зов, в Кинлох о ней не говорили. Даже чудом уцелевший в резне при Остагаре Ульдред не мог вспомнить ничего конкретного. Только что Солона была на поле боя, а потом… никого не стало. Ни Солоны, ни Винн, ни Стражей, ни королевской армии. Только чернота и скверна. «И все-таки ты выжил» — справедливо заметил Грегор, устав выслушивать Ульдреда. Весь месяц его слова не шли у Андерса из головы. Как и мысли о том, что он больше никогда не увидит Солону, не поспорит с ней, не обнимет ее. То, что казалось таким простым, когда он планировал свои побеги, вдруг сделалось невероятным, невозможным… Он не представлял себя без нее.

За стенами башни, в поглощенном Мором Ферелдене, все еще была жизнь. Андерсу все еще было куда бежать, но не осталось тех, к кому бы он стремился. Ее больше не было.

«Вперед, проторенной тропой… Где крики чаек и прибой…»

— Мне никогда не быть с тобой, — прошептал Андерс и толкнул дверь покоев Ирвинга.

В покоях было холодно и пахло Солоной — мятой и чернилами. Создатель знает, сколько времени она проводила здесь со своим учителем, если пропахла его окружением. Сколько времени потратила зря на его уроки. А ведь могла сбежать далеко, помочь Андерсу построить дом, посадить дерево, вырастить стаю самых шустрых на Тедасе кошек. Мертвые мечты, сгнившие надежды.

— Проходи, Андерс, — из темноты послышался скрипучий шепот Ирвинга. Андерс пригляделся и заметил его, свернувшегося в кресле у погасшего камина. — Разговор предстоит долгий, и мне бы не хотелось, чтобы ты провел его, стоя в дверях.

Андерс послушно прошел, не до конца прикрыв за собой дверь — на всякий случай.

— Вам не спится, Первый Чародей? Некому подлить отвара мяты в кубок? — ядовито выплюнул Андерс. В последнее время он мог общаться с Ирвингом только так — со злобой, ядом, обвинениями во всем, что случилось с ночи Истязания Солоны.

Ирвинг глянул на него слишком уж пустыми, погасшими глазами, поежился в кресле и молча кивнул на соседнее.

Когда Андерс сел, Ирвинг зашептал вновь — тихо, с опаской:

— Я должен рассказать тебе кое-что очень важное. До рассвета это ждать не может и не будет. Слишком голодная, нетерпеливая тайна, которую я устал хранить. Поэтому слушай меня внимательно и не перебивай, если хочешь, чтобы мы еще хоть раз увидели Солону живой.

Ирвинг нервно улыбнулся уголками губ, Андерс же обратился в слух. Перебивать, язвить, кричать на Ирвинга все равно было бесполезно. Старик либо выжил из ума, либо, во что почти не верилось, действительно знал что-то о судьбе Солоны.

— Первое… Солоны никогда не должно было быть в Кинлох. То, что она оказалась здесь — вина моя и ее отца, Феликса. Он был… он до сих пор единственный, кого я могу называть своим другом. В юности мы несколько раз вместе посещали Великий Некрополь в Неварре — я под конвоем, а он с экскурсиями — там и сдружились. Там и решили, что до своей смерти хотим достичь чего-то большего, чем простые мальчишки из Кругов, — Ирвинг плотнее закутался в плед, странно поджал правую руку. Неужели, поранился? Андерс легко мог бы помочь ему, но Ирвинг почему-то не просил об исцелении, а продолжал свой рассказ. — Прошли годы, мы выросли. Я застрял в статусе одного из старших чародеев Кинлох без шанса подняться выше. Феликс все еще витал в своих амбициях, и в конце концов нашел способ там, где прочие боялись искать.

Ирвинг вдруг испуганно обернулся и пару мгновений глядел в темноту за своим плечом. Андерс фыркнул.

— Уже попахивает сделкой с демоном. А еще морали нам читаете…

— Если бы это был демон, — сокрушенно пробормотал Ирвинг. — Демоны просты, Андерс, наивны, предсказуемы. Как и духи, они подчиняются чувству, которое их сотворило. Вызови Феликс демона Желания или Гордыни, мы бы совладали с ним в конечном итоге.

Кряхтя, Ирвинг потянулся к столику напротив, прихватил левой рукой блокнот в местами протертой кожаной обложке, и передал его Андерсу. Правая рука так и осталась скрыта под пледом.

На пожелтевших листках сплетались рисунки и едва различимые записи. Черный, длинный, безликий силуэт был нарисован от руки на каждой странице. Он показался Андерсу смутно знакомым, но записи только запутали. Ирвинг писал о существе с таким теплом, таким благоговением, будто описывал божество.

«Она ждала меня и Феликса в подземных чертогах под Кинлох. В темноте, столь непроглядной, что я не видел собственных ладоней, Она играла на арфе и пела о давних временах. Я никогда не изучал арканум, но понял каждое слово — в своей песне Она предлагала нам величие и власть древней Империи».

— Кто «Она»? — спросил Андерс, проводя большим пальцем по четко прорисованным линиям острых когтей.

— Она — надежда, предложение и приказ. Скрежет в сердце Тени. Посланница спящих драконов. Черный Эмиссар. Феликс привел Ее ко мне, потому что видел в Ней единственный шанс на возвышение. Она не была злобной или жестокой — совсем не как порождения тьмы из книг. Она беседовала с нами, как знатная дама, спрашивала о наших чаяниях, слушала внимательно и предложила нам… все. Каждое из наших желаний умещалось в Ее протянутой ладони. А взамен…

Ирвинг вновь оглянулся, шумно выдохнул. Его пульс частил — Андерс чувствовал бег крови под его кожей. Ирвинг боялся чего-то в темноте, и страх передался Андерсу. Могла ли тварь из записей сейчас находится с ними в одной комнате?

— Просьба казалась пустяком — получив кресло Первого Чародея, я должен был принять и вырастить первенца моего единственного друга, а Феликс, соответственно, доверить мне ребенка. Мы знали друг друга не первый десяток лет, мы не сомневались друг в друге. Демон крылся в деталях: я метил в Первые Чародеи ферелденского Круга. Феликс, как и все его предки, принадлежал к Кругу Минратоса.

Андерс удивленно уставился на Ирвинга, а затем рассмеялся.

— Ваш дружище Феликс, отец Солоны, был с севера? Вы сдружились с тевинтерским магистром? Честно… не ожидал от вас такой широты взглядов.

— Феликсу посчастливилось родиться в роду Данариев — магистров альтус. В двадцать лет он правил половиной земель вокруг моря Нокен, его обучение в Круге было лишь одной из ступеней к политической власти. Его детям никогда бы не пришлось думать о тяготах жизни на юге… если бы их отец не пожелал подняться еще выше. Феликс захотел Корону Кобры — символ высшей власти Тевинтера. И сейчас он в шаге от нее.

— А что Солона?

— Каждое возвышение требует жертвы. Солона была…

Андерс поморщился.

— Той жертвой, которую заплатили вы двое. Вы взяли ребенка, который мог избежать всей этой дряни, мог прожить нормальную жизнь там, где магия не проклятье, а достоинство, но вы… испоганили все с самого начала, — он вскочил на ноги, бросив блокнот назад на стол, принялся рассаживать по покоям. В груди клокотала злоба. Солона была свободна по праву рождения, как северянка, как, Создатель ее подери, альтус! А ее закрыли здесь. Но одно дело закрыть, и совсем другое отпустить с Серыми Стражами. — Зачем Черному Эмиссару было отдавать вам на обучение ребенка альтус? Смеха ради? И если так, то зачем вы отпустили Солону из башни?

— Потому что я закончил с ее обучением, и должен был отдать ее. Эмиссар хотела получить ее себе, но была бы слишком слаба в Тевинтере. В Империи Ее давно изучили, останавливали уже четыре раза. Но для южан Она лишь старая сказка. Заключив Солону в Кинлох, Эмиссар получила ключ к клетке. Все, что требовалось от Нее, это заразить Солону страхом и скверной, а затем направить Серого Стража, чтобы тот забрал ее в Дикие Земли. Остальное — глупость королей и армий — Ее стихия. Она не позволит этому Мору закончится. Теперь у Нее есть все для этого.

— Что именно? Чем Солона так отличается от сотен маленьких девочек, заточенных в Кругах по всему миру, потому что люди тупы и боятся магии?

Ирвинг проглотил ком в горле и вздрогнул, выпрямляясь в кресле, но больше не оборачивался.

— Солона потомок одного из семерых жрецов, из-за которых люди как раз и боятся магии, Андерс. Не стоит видеть в ней только жертву. У магии — настоящей магии — цена всегда в крови. Солона была обречена с рождения стать инструментом. Наша ошибка только в том, что мы отдали ее в лапы Эмиссара. Теперь мы это поняли, и поэтому ты здесь, — Ирвинг нервно взмахнул рукой, и воздух вокруг них засеребрился. Андерс распознал заглушающее плетение. Было слишком очевидно, что скоро его почувствуют и храмовники, и все же Ирвинг рискнул. — Теперь прекрати свою драму и выслушай меня наконец. Солона сейчас с Эмиссаром и, зная Эмиссара, уже начинает доверять Ей. Если Эмиссар внушит ей заговорить с Архидемоном, подчинить его своей воле — всему конец. Мором начнет управлять не оскверненное животное, а тысячелетний малефикар. И одному Создателю известно, что Она сделает с Ферелденом. К счастью, у Феликса есть план, а у меня — ты. Ты дорог Солоне, если мы поможем найти ее, она послушает тебя. Мы знаем, что Эмиссар стягивает орду к Денериму. Утром ты отправишься туда. Добейся встречи с Солоной, убеди ее отвергнуть Эмиссара. В Денериме вас будет ждать корабль до Неромениана. Чего бы это ни стоило, завлекли Солону туда, увези ее из Денерима. Начните новую жизнь.

— А к чему такие тайны? — Андерс развел руками, указывая на купол. — Если хотите выпустить меня из башни, Грегор все равно узнает. От кого таиться?

Ирвинг уже открыл рот, чтобы ответить, но противоестественный, отвратительный скрежет заглушил его слова. Скрежет доносился со всех сторон, будто десятки когтистых лап стремились продраться сквозь зачарованный камень и стекло башни прямо в покои.

— Ты тоже слышишь его? Почему ты тоже слышишь его? — с ужасом спросил Ирвинг. — Ты ведь не… Она бы не успела! Она делает что-то… Иди. Сейчас. Одевайся теплее и спускайся в подземелья. Там есть тайный выход, что ведет в грот под башней, я отворил его для тебя. В гроте ждет лодка. Чего бы ни стоило, найди Солону, спаси ее от Эмиссара. И ради Создателя, Андерс, доставь девочку к отцу.

— К отцу, который продал ее…

— Не спорь, — отрезал Ирвинг, заметно морщась от боли. Он все еще поджимал правую руку и кутался в плед. — Иди.

— Вам нездоровится. Надо…

Ирвинг поджал губы и опустил глаза.

— С этой проблемой мне предстоит разбираться самому. Иди же.

Андерс покинул покои Ирвинга в смятении. В голове крутилось слишком много жутких мыслей, невозможных истин, разбитых основ. Солона была альтус. Магом из сновидческого рода, потомком магистров и архонтов… и ее заперли в Круге, а потом отдали на убой какому-то древнему злу. Андерс был обескуражен, зол, но более всего восхищен масштабом преступления Ирвинга. Старик запер дракона в птичьей клетке… и теперь отдал Андерсу ключи. Оставалось только сыграть свою роль — сбежать из башни, найти Солону и уехать с ней куда подальше. Например, в Киркволл. Он ведь обещал ей.

Проходя по темному коридору мимо покоев старших чародеев, Андерс не заметил странные блики завесного огня, не обратил внимания на колебания Тени, лишь едва ощутил жар, пробивавшийся из покоев Ульдреда. А затем над полуночным озером Каленхад взошло солнце.

* * *

— Так, не найдя приюта ни в доме Солнца, ни в конуре пса, птичка продолжала свой полет. И встретилось ей озеро, по берегам которого лежали упавшие звезды. А в звездах тех и в черной озерной воде отражались все горести мира…

— Еще хоть слово, Морриган, и в черной озерной воде будет плавать Ведьма Диких Земель, — Эдгар не без труда провернул весла и злобно зыркнул на Морриган. Та безмятежно вплетала в косу золотую цепочку — подарок Коннора. За нее она пообещала мальчику вернуть Алистера в целости и рассказать еще пару сказок. Похоже, продолжение сказки про птичку она придумывала прямо сейчас. — У тебя в рукаве нет какого-нибудь заклинания, чтобы мне греблось полегче?

— С чего бы? Я маг крови, а не воды, — Морриган задумалась на мгновение, прикрыв глаза, вздохнула и мечтательно улыбнулась. — Я могла бы перерезать тебе глотку и передать Алистеру всю твою силу. Он бы довез нас до берега вдвое быстрее. Годится?

— Вот же погонь! Алистер, приструни ее уже!

Алистер даже не смотрел на них. Башня Круга была все ближе. Лодка маневрировала между остатков давно рухнувшего моста в цитадель магов. Договор с ними, заключенный века назад, ждал своего часа в походном мешке, пока Алистер подбирал слова. Как бы Дункан объявил Право Призыва? Был бы он мягок или бросил бы требование как камень в лица магов? Успокаивало, что Дункан уже дважды прибегал к договору с Кругом, по сути не имея этого договора на руках. Сейчас на стороне Алистера хотя бы были древние как мир бумаги.

Мысли прервал свет — слепящий, огненный, припекающий — будто посреди ночи вдруг взошло солнце. Лодка покачнулась из стороны в сторону и осела на мели. Алистер взглянул вверх. Над серыми скалами и черной громадиной Кинлох пылал зеленый ураган магии. Он полностью захватил шпиль башни, расколол его, но опаленные камни не упали, а повисли в воздухе, будто в детских кошмарах о Тени.

— Приплыли — прорычала Морриган, вылезая из лодки. — Не знаю, что именно наколдовали маги, но Завесе от их ритуалов явно нездоровится. Нам нужно внутрь.

Хафтер весело гавкнул и последовал за ней, а вот Эдгар остался в лодке.

— Ты сдурела?! У нас своих проблем хватает, а ты предлагаешь лезть в магическую башню посреди ритуала?

Морриган даже не обернулась на Эдгара.

— Именно, Кусланд. Нам ведь нужны союзники? Они в башне. Сможем спасти их от демонов и огня — они будут обязаны нам.

— Да с чего ты решила, что мы сможем?! Алистер, ты ведь понимаешь, что это безумие? Одно дело порождения тьмы, их можно ранить мечом, но это, — Эдгар указал на разгорающейся пламя — это работа для храмовников, а не для Серых Стражей! Хафтер, мальчик, ко мне!

Алистер еще раз взглянул на башню, на решительную Морриган, оттряхивавшую сапоги на берегу, на перепуганного Эдгара. Его можно было понять — вряд ли тейрнам Кусландам приходилось раньше иметь дело с демонами и Тенью. Алистер и сам был не то, чтобы знатоком — его знания ограничивались церковной литературой — но одно ему было известно наверняка.

— Нам нельзя бояться, нельзя трусить, нельзя злиться или показывать своих желаний. Сейчас любое чувство материально. У него есть когти, есть магия, а еще у него есть тело. Что бы это ни было за заклинание — оно как-то меняет Завесу над башней. Внутри должно быть полно одержимых.

— Вот только мы пока снаружи, — задумчиво пробубнила Морриган, когда Алистер присоединился к ней на берегу. Ее взгляд бегал из стороны в сторону, пытаясь найти признаки дороги к воротам башни, но ее не было. Скалы, на которых была построена Кинлох, тянулись вверх от воды к небу. — «Шпиль Разикале»… Кажется, так башню называли тевинтерцы. Что же, строить они умели. По эльфийским чертежам, отбив фундамент у авваров, проливая кровь на камни, путая лево с право, но результат все-таки есть. Проклятая, прекрасная, неприступная…

Вдалеке раздался возбужденный лай Хафтера, Эдгар немедленно бросился к нему, за Эдгаром спокойно последовали Морриган и Алистер. Вокруг загорались и гасли десятки небольших огней. Они пульсировали, кружились, даже пищали, и все как один, летели на лай пса.

Хафтер прыгал у чернеющего входа в пещеру. Огоньки устремлялись вовсе не к Хафтеру, а туда. Алистер осторожно приблизился и потрепал пса за ухом.

— Молодец, мальчик. Что же, по крайней мере, мы знаем, как попасть в башню.

— А теперь давайте подумаем, чем мы вообще сможем помочь магам внутри, и какую поддержку получить в ответ! — не унимался Эдгар. — Алистер, ты сам сказал, что башня должна кишеть одержимыми. Какой толк нам от одержимых?!

Алистер поморщился.

— Предлагаешь бросить магов погибать?

— Предлагаю не сдохнуть самим. Мы куда полезнее Ферелдену живыми, и я не позволю твоему чувству справедливости нас угробить!

Морриган звучно ударила посохом об землю, привлекая внимание, но ничего не сказала. Взяла в руки острый камешек, покрутила перед глазами Хафтера и кинула в темноту. Пес понесся в пещеру, Морриган с победоносной улыбкой направилась за ним.

* * *

— Йован… Йоовааан… Йован!

Андерс посильнее толкнул друга в плечо, и тот, недовольно поморщившись, все-таки проснулся.

— Чего тебе в такую рань?

Взгляд Йована блуждал, его растрепанные волосы трогательно прилипли ко лбу, несмотря на резкое пробуждение сердце билось спокойно, как у человека, не ожидающего опасности. Но Андерс понимал, в опасности какого масштаба сейчас была вся башня. Он едва успел добежать сюда раньше свихнувшихся либертианцев Ульдреда.

— Пора валить, — как можно более спокойно, чтобы не испугать Йована, и не разбудить половину комнаты, прошептал он. Геройствовать и тащить за собой ораву учеников он не собирался. — Сейчас же.

Йован сонно улыбнулся и потянулся на узкой койке.

— О, значит ты убедил Грегора. И как же наше торжественное шествие через главный вход? Все готово?

За дверью раздались весьма недвусмысленные вопли. Ничего не объясняя, Андерс стащил Йована с кровати и спрятался с ним под ней за мгновение до того, как некто снес дверь в покои с петель.

— Хватайте всех, кого видите. Нужна плоть! Много плоти! — прорычал демон. В его грозном голосе Андерс с ужасом узнал интонации Ульдреда. Ошибки быть не могло: старый дурак стал одержимым. — Тащите магов на вершину, храмовников и жриц убить, они не подойдут.

— Андерс, что нам делать? — испуганно пропищал Йован. Он весь дрожал, пинался, паника захлестывала его. Андерс зажал ему рот.

— Молчи.

Один из одержимых прошел совсем рядом с ними. От него несло мочой, кровью и реагентами из лаборатории — эмбриумом и эльфийский корнем. Еще недавно тварь была кем-то из целителей.

Андерс посмотрел под соседнюю койку. Под ней, обнявшись, лежали близнецы Сурана. Они заметно боялись, и Андерс улыбнулся им, приложил палец к губам, призывая молчать. Близко они не общались, Сурана были немного младше Солоны и Йована, держались особняком, всегда друг с другом. Улыбчивые, хорошие дети, которых Круг так и не смог сломать. Солона иногда дарила им десерты, которыми ее щедро закидывал Ирвинг. Мальчику нравились сахарные крендельки. Девочке — орехи в меду.

Сейчас мальчик, кажется, его звали Алимиом, кивнул и крепче прижал к себе плачущую сестру. Когда раздался грохот, Андерс запоздало понял — одержимые начали переворачивать койки. Послышались крики учеников, мольбы, неловкие попытки бороться и плести заклятья.

Андерс вновь чувствовал тяжелую поступь совсем близко, услышал, как опрокидывается соседняя койка. Как Алим велит сестре бежать, а сам бросается на одержимого. Как трещат его кости и падает на пол обмякшее тело, а одержимый идет уже к их укрытию.

Ощущение неизбежного конца сменилось удивлением, когда внутрь пробились храмовники во главе с Грегором. Они окружили одержимых, стали разить их мечами, пытались оттеснить вглубь комнаты, сковать их магию, но одержимых было слишком много.

Медлить Андерс не стал. Вылез из-под кровати, не отпуская руку Йована, и рванул к проходу. Друг едва поспевал за ним, спотыкаясь о тела на полу. В воцарившемся хаосе их никто не замечал. Оказавшись в коридоре, они побежали как можно быстрее, подальше от бойни и одержимых, но уже на лестнице на первый этаж, Йован вдруг остановился.

— Подожди… — он говорил прерывисто, пытался отдышаться. — Лили… мы не можем уйти, бросив ее здесь. И филактерии — если не разобьем их, нас быстро найдут.

В одном Йован был прав: если оставить филактерии в башне, рано или поздно до них доберутся либо выжившие храмовники, либо одержимые. Становиться марионеткой кого-то из них представлялось сомнительным удовольствием. А жрица… так ли она была важна сейчас? Точно не для Андерса.

Но Йовану об этом было не обязательно знать.

— Ты прав. Давай так, сначала разберемся с филактериями, потом забежим за Лили. Она явно не обрадуется, когда узнает, что ты разбил свой сосуд. Это сделает тебя отступником в ее глазах.

— Лили поймет, — настаивал Йован. — Она была готова помочь мне и раньше, если я все ей объясню.

— А у тебя сейчас есть время объяснять?

Йован замолчал. Сомнение на его лице сменилось сначало осознанием, затем страхом.

— Хорошо, но давай сделаем это быстро. Я не хочу, чтобы она пострадала.

— Не бойся, романтик. До подвала не так и далеко. Если по пути нам не встретится очередной одержимый, мы быстро разберемся с филактериями и вернемся за твоей любимой.

Андерс улыбнулся почти искренне. Конечно же, ни за какой Лили возвращаться он не собирался. А вот спасти друга от фантазий — еще как.

* * *

Полузатопленные недра пещеры быстро сменились узким и низким проходом, явно рукотворным, но не слишком обжитым. Паутина, покрывавшая стены от потолка до пола, давно окаменела, наросшая сверху пыль на ощупь напомнила мох. В проходе нельзя было толком развернуться, пришлось идти друг за другом, боком по одному. Дальше было хранилище. Из него, разрушив магическую защиту, они поднялись на первый этаж. И там… там начался кошмар наяву.

Догадка Алистера про одержимых оказалась верной только наполовину. Демоны в самом деле заняли тела учеников, но из множества искрящихся прорех лезли новые твари. Огромные, покрытые пурпурными шипами и слизью, они не искали убежища в людях, а слонялись по коридорам в истинном облике.

Алистер едва не попался одному из них на глаза, но Морриган вовремя оттянула его за колонну.

— Этих мечом не ранишь, — прошептала она. Впервые со стычки на болотах в ее глазах читался явный страх. — Демоны Гордыни. Болтливые, изобретательные, жестокие. Будут пытать тебя веками и при этом читать лекцию о том, какой ты идиот.

— У тебя такой богатый опыт общения с демонами, Морриган? — усмехнулся Эдгар.

Она пропустила его слова мимо ушей.

— Не высовываемся, ищем уцелевших, выводим наружу. Не армию, но хоть отряд магов получим. Эдгар, тебе и псу лучше вернуться вниз. В бою с ними вы все равно будете бесполезны. Лучше посторожите выход.

Эдгар фыркнул, но спорить не стал. Даже он понял, что Морриган права. Другого варианта получить хоть какую-то поддержку из Кинлох у них не было. Если Алистер мог хотя бы ослабить врагов, отнять у них часть магии, то импульсивный Эдгар скорее стал бы обузой.

Дальше Морриган и Алистер отправились вдвоем, крадучись, перебирались из комнаты в комнату, но почти не находили живых. Создавалось ощущение, что демоны пришли в Кинлох убивать, а не порабощать магов. Морриган предположила, что ученики башни оказались слишком сильны волей, и демоны прикончили их. Алистера устроило это объяснение. Хотелось верить в сильную волю, а не в то, что дети и их наставники убивали себя, лишь бы не стать одержимыми.

Добравшись до лестницы на второй этаж, они столкнулись с новым препятствием — проход оказался запечатан еще одним магическим барьером.

На этот раз попытка развеять чары ни к чему не привела.

— У башни хорошая защита. К счастью для нас, Завеса здесь трещит по швам, и любое заклинание… — Морриган порезала ладонь об острый скол стены, и ровный свет барьера замерцал, потускнел, откликаясь — … крайне чувствительно.

Не успел Алистер обрадоваться, что преграда исчезла, как от кровавого пятна, вверх по стене к потолку пошла мелкая трещина. Затем еще несколько. Алистер едва успел оттащить Морриган в сторону, прежде чем начался обвал. Падающие камни были горячими и почерневшими, как угли, от них несло чистой магией и горелым мясом.

Запыленную темноту вокруг прорезала вспышка фиолетового света и Алистер отчетливо услышал Зов. Так близко и громко, будто вокруг него столпился десяток порождений тьмы. Зов напоминал одновременно шелест страниц, хлопанье крыльев и тихий шепот на ухо. За пределом Зова стонала от боли Морриган, но Алистер не мог сосредоточиться на ней, понять, что случилось. Он пытался вырваться из хватки скверны, как вдруг мягкий шепот прервало рычание и гулкий удар дерева о каменный пол.

Вспышка погасла, и Алистер обнаружил себя за спиной Морриган. Та выставила перед собой посох, будто защищая их обоих от невидимого врага. По ее рукам струилась кровь. Алистер заметил большую рану на ее левом предплечье, нарушившую затейливую вязь татуировок.

Там, где прежде был запечатанный магией проход, на обугленных камнях сидел эльфийский мужчина. Его темная мантия, не похожая на те, что носили маги Круга, облегала тощее тело и была порвана на груди, бледная кожа отдавала синевой, а на голове сверкал чудной серебряный шлем с гребнем.

Эльф улыбнулся, завидев Морриган, и заговорил мягким, даже приятным голосом:

— Летит против ветра, и в крылышках лед,

Но птичка свой тяжкий полет не прервет,

И в хладную бездну, бедняжка, падет.

Морриган глухо зарычала в ответ и сильнее сжала рукоять посоха здоровой рукой. Алистер не мог видеть ее лицо, но нутром чуял — она узнала эльфа.

— Здравствуй, маленькая птичка, — эльф улыбнулся, плавно поднялся с камней и протянул к Морриган руку в когтистой перчатке. — Где твои сестры?

— Тебе лучше знать, — Морриган сплюнула под ноги, — Умник. Я помню только сказки, сны и разбитые зеркала, за которыми никого не было. И тебя… Ты был в моих снах. Как ты вылез из них? Что здесь приключилось?

На мгновение эльф показался Алистеру растерянным, но затем разразился неприятным каркающим хохотом. Морриган испуганно вжала голову в плечи, и Алистер понял — теперь его черед ее защищать.

— Эй, прекращай насмехаться! Назовись или проваливай, откуда вылез!

Скверна в крови Алистера вскипела под обжигающим взглядом эльфа. Он закричал и упал на колени. Перед глазами проносились видения: поросший гнойниками замок Редклиф, покинутые руины Остагара, непроглядная тьма гномьих катакомб, золотые статуи в зелени неизвестных лесов и город из черного камня, зависший в зеленом небе. Стальные когти эльфа сомкнулись на подбородке Алистера и выдернули того в реальность.

— Я похож на Любопытство, готовое ответить на каждый глупый вопрос? Или на Гордыню, жадную до внимания? Я — Тайна, мальчик. Я храню секреты дольше, чем стоит любой город на костях титанов. И я говорю не с тобой, — эльф вновь посмотрел на Морриган. На его надменном лице читалось раздражение. — Мир’ринан, прикажи своей назойливой шавке молчать, пока мы не закончим. Это важно, и нам лучше поторопиться, если мы не хотим выпустить banal’han из моего тела. Поверь — мы не хотим. Утихомирь его и следуй за мной. Я расскажу тебе, что натворили маги… и как все остановить.

Морриган начертила в воздухе знак, и Алистер почувствовал, как язык отнимается. Магия Морриган сейчас казалась могущественнее его собственных сил. Он не мог сопротивляться ей, не мог возразить, только молча наблюдать, как демон в облике эльфа и Морриган исчезают в слепящем фиолетовом свете.

* * *

Одержимые кишели на пути в подвал, будто там кто-то разлил чистейший лириум. Обезумевшие, злобные, они немедленно бросались на любого, кого видели перед собой.

Андерс гадал, что могло так ускорить процесс превращения, и одна теория была хуже другой.

С одержимыми они не бились — только убегали. И бег в длинных ночных рубашках по полуразрушенным, затопленным магией коридорам, очень быстро их измотал.

Коридор не переставал петлять. Странно, но Андерс не помнил и половины поворотов, которые они прошли, а ведь провел в Кинлох почти два десятка лет. Безымянные, похожие друг на друга двери были заперты, лестница в подвал все не находилась. В конце концов Андерс был вынужден признать — они заблудились.

— А что если мы никогда не найдем выход? — не прекращал ныть Йован. Он тяжело дышал, запустил пальцы в сальные волосы и принялся расхаживать на месте. — Что если выхода уже нет?

— Не говори глупостей, — Андерс подошел к нему, мягко сжал плечо, чтобы успокоить. — Кинлох, может быть, и тюрьма, но выход из нее есть, и мы с тобой были в подвале много раз, просто… сейчас мы оба напуганы, мысли спутаны, вот и плутаем.

Йован нервно усмехнулся, но усмешка перешла в истерический смех.

— Не надо меня успокаивать, Андерс! Я чувствую… кровью, даром — это не Кинлох! Почувствовал еще когда мы выбегали из спальни. Мы спим! Это — Тень! И Создатель знает, что демоны делают с нашими телами, пока мы здесь! Давай, проверь сам. Открой любую дверь — зуб даю, за ней будет Солона с кучей котят!

Прежде чем Андерс успел возразить, что не чувствует никакого напряжения дара, Йован сам потянулся и дернул за ручку ближайшей двери. Она не поддалась.

Андерс сочувственно улыбнулся и обнял Йована за плечи. Ошарашенный и сбитый с толку, Йован даже не посмотрел на него.

— Я понимаю, что тебе тяжело, но посмотри на факты: что в Тени делал отряд храмовников? Почему из всех мест в Тедасе нам снится поганая башня? Почему все настолько похоже на правду? Ты не знаешь, потому что не прошел Истязание, но Тень не ведет себя так. Она куда более изменчива, парадоксальна, иллюзорна. Она не подчиняется логике. Только чувствам и мечтам. Будь мы в Тени, ты смог бы представить Лили рядом, и она бы появилась. Или… я в самом деле уже был бы рядом с Солоной где-нибудь на вилле в Киркволле. Но это реальность, Йован. Она выглядит так. И нам вполне реально надо убираться отсюда подальше.

Йован неверяще закачал головой и разрыдался. Оттолкнул Андерса от себя.

— Ты не чувствуешь все так, как я. Не понимаешь. Сол… Солона бы меня поняла. Она знает, как здесь бывает сложно. Как все может быть по-настоящему. Как демоны играют с нами, как охотятся. Я… я должен найти ее… и Лили. Я найду и потом… мы все проснемся, обещаю. Не ходи за мной, Андерс. Я вытащу нас всех.

Он ринулся прочь, и Андерс побежал за ним. В таком состоянии Йован мог навредить себе или нарваться на одержимых. Андерс был обязан его нагнать! Обязан. Он уже почти схватил Йована за руку, но что-то вокруг стало иным. Коридор сжался и посветлел, в воздухе разлился запах курицы и печеных яблок.

Теперь они находились в столовой, Йован сидел напротив него и с охотой отламывал курице крылышко. А рядом была…

— Андерс? Почему ты так смотришь на меня?

Покрасневшие глаза смотрели настороженно, несколько золотистых прядей выбились из хвоста, на лице читалось напряжение, совсем как в ее последний день в Кинлох. Солона, такая настоящая и родная, была совсем близко. Андерс почувствовал, как на глаза накатываются слезы, и обнял ее прежде, чем подумал, что вообще происходит. Солона замерла.

И это было слишком. Слишком больно, слишком близко, слишком нужно ему. Всю ночь он бегал от одержимых, успокаивал Йована, думал о том, что рассказал ему Ирвинг и о том что… Солона лгала ему. Он пытался оставаться сильным, собранным, но сейчас… это было слишком тяжело.

— Я знаю, что ты не настоящая… — прошептал ей Андерс, затем взглянул на Йована. Друг так и держал куриное крылышко, заливая соусом столешницу. — И что ты прав. Терпеть не могу, когда ты прав! Это случается редко, но метко, и тогда мне приходится думать, что делать. Я в Тени… Проклятье!

— Андерс… — вновь попыталась обратиться к нему Солона.

— Что?! Тебя здесь все равно нет. Не мешай мне думать.

Солона накрыла его ладонь своей, переплела пальцы.

— Вперед, проторенной тропой… — прошептала Солона, и столовая исчезла. Вместо нее возник балкон на скалистом утесе. Внизу бушевали серые воды и гремели цепи, люди пели странные, но веселые песни, звенели портовые колокола. Все вокруг было каким-то расплывчатым, без четких деталей, но их идеальный край из самых глубоких надежд просматривался. Солона стояла рядом, все еще сжимая руку Андерса, и улыбалась. Не было ни единого шанса, чтобы какой-то демон смог забраться настолько далеко в его фантазии. — Твоя строчка.

Или все-таки…

— Иди в Бездну! Ты не она!

Солона глянула на него так, как обычно смотрела, когда хотела сказать, что Андерс идиот.

— Где крики чаек и прибой. Я буду навсегда с тобой. Стихи заканчиваются так. Прости, что не отвечала, но мне… нужно было время. А теперь у нас его нет. Ты должен спасти Кинлох, пока башня не провалилась в Тень окончательно.

Столько уверенности… Андерс почти мог поверить, что перед ним настоящая Солона. Вот только демон, принявший ее обличие, напутал с цветом глаз. У настоящей Солоны глаза были цвета сапфиров и погожего неба. Иллюзия смотрела на него двумя серебряными стекляшками в паутине из черных сосудов.

Был только один способ выяснить правду.

— Андерс… Ты можешь… ты в полном праве мне не верить. Прежде чем покинуть Кинлох, я сама не верила, что проснулась. Что со мной был ты, Йован, Ирвинг… Я даже не попрощалась с тобой нормально, а потом замолкла на два месяца. Я знаю, что ты чувствуешь сейчас. Но поверь мне…

— Кто твой отец? — резко спросил Андерс.

— Что? — Солона недоуменно вздернула брови и отшатнулась от Андерса, как от порождения тьмы. — Какое отношение это имеет к…

— Ты годами лгала всем вокруг себя. Правду знал только Ирвинг. Иначе, тебя бы забрали из Кинлох. Ты не должна была оказаться в башне из-за того, кто твой отец. Так кто он?

Солона вздохнула и щелкнула пальцами, придавая пространству деталей. Комната в красно-серых тонах, каменные цветы в вазах, полотна с драконами и змеями, и тяжелый, почти что давящий аромат лириума в воздухе…

— Мой отец — магистр Империи Тевинтер Феликс Данарий, владыка Неромениана и Вирантия. Но Первый Чародей ведь уже рассказал тебе об этом, ни так ли? Так зачем спрашивать? Пристыдить за ложь? Вынудить сознаться? И это после того, через что мы…

Андерс притянул Солону в объятия, поцеловал в лоб.

— Потому что демон бы не ответил мне так. Он бы напирал на что-то одно. На твою вину передо мной. На твое смятение. На злость. Но настоящая Солона слишком эмоциональна. Ты и злишься, и запинаешься из-за смущения, начинаешь винить и себя и меня, ударяешься в сарказм… Ты слишком сложная для любого демона.

Солона тихо засмеялась ему в плечо и обняла крепче, прежде чем отпустить.

— Мне столько нужно тебе рассказать. Но сейчас к делу, ты должен найти Серого Стража по имени Алистер. Он сейчас где-то в башне, блуждает, совсем как ты. Но у него скоро будет свиток Литании Адраллы. И ты должен ее прочесть.

Андерс припомнил, что это было за заклинание. Оно служило в тех случаях, когда одержимого еще можно было спасти, изгнав демона назад за Завесу. Но спасение башни не волновало его. Сейчас все, что было важно, так это живая Солона у него в руках. Он должен был найти ее и предупредить.

— Плевать на одержимых, — отрезал он, замечая как переменился взгляд Солоны, — Я покину Кинлох, найду тебя и мы…

Солона мягко приложила ладонь к его губам. Ее кожа пахла лириумом и кровью. Андерс заметил большой порез на запястье.

— Ты ранена!

— У меня есть задачи, которые тебя не касаются. Но я буду цела. Я не одна теперь, у меня есть кое-кто, кому я могу доверять. Вместе… мы остановим Мор. А ты спаси магов в башне. Найди Алистера, забери у него свиток, останови одержимых, а затем убеди выживших Стражей покинуть Ферелден. Встретимся, когда все это закончится.

Андерс схватил Солону за руку, запястьем вверх.

— Какого демона, Солона?! Это магия крови! Ирвинг сказал, что ты спуталась с этим… Черным Эмиссаром. А теперь ты хочешь, чтобы я бросил тебя умирать в когтях этой твари ради кучки обреченных магов?!

— Это невинные люди, Андерс.

— Мы тоже! Почему наши жизни важны меньше, чем их? Почему именно мы должны кого-то спасать?

Солона коснулась его лица свободной рукой, тоскливо взглянула в глаза и прошептала:

— Алистер. Литания Адраллы. Я… объясню тебе все, когда мы встретимся.

Раздался скрежет. Тот же самый, нестерпимо отвратительный звук, который прервал его беседу с Ирвингом. Солона поморщилась, похоже тоже услышав его.

— Тебе пора. Скоро она пришлет за мной, и ее посланник не должен застать здесь тебя. Этот участок Тени соприкасается с тем, где зависла Кинлох. Выйди за дверь, и окажешься на третьем этаже башни. Там должен быть и Алистер, — заметив, что Андерс не двинулся с места, Солона тяжело вздохнула. — Я обещаю, что мы поговорим. В другом месте и при других обстоятельствах. Сейчас прошу тебя — иди.

Дверь настойчиво приблизилась к Андерсу, оказавшись чуть ли не перед самым его носом. Уже распахнув дверь и приготовившись шагнуть в нее, Андерс в последний раз взглянул на Солону. За ее спиной, на балконе, возникла красивая женщина в сером.

Андерс моргнул, и комната, проход, Солона и женщина исчезли. Он в самом деле оказался на третьем этаже башни, посреди гор из трупов храмовников и жрецов. Зловонный запах гнили ударил в ноздри, будто тела уже не первый день разлагались в этих залах.

Вокруг не было никого. Ни единой живой души.

* * *

— Перед нами стоит во всей своей мощи орда порождений тьмы! Глядите же на них, но не поддавайтесь страху! Взгляните на меня — такого же уроженца Ферелдена, как и все вы! Я живое свидетельство того, что всякий может достичь доблести и славы! Сегодня мы защитим Денерим! Сегодня мы отомстим за моего брата, вашего короля Кайлана! Мы вместе покажем Серым Стражам, что свято чтим их жертву! За Ферелден!

Вот он — герой в сияющих доспехах, что ведет армию в бой со злом. Вот он — истинный наследник Ферелдена! Вот он — тот, кто покончит с Мором раз и навсегда!

Алистер не помнил, как ему удалось собрать новое войско. Не помнил, где на страницах истории затерялись его спутники. Но в конце концов, дорога привела его к победе!

Битва кипела. Алистер пробивался к Форту Драккон, где его ждал Черный Эмиссар, и сам Архидемон. Он разил врагов мечом, на щадя сил. Не было ничего важнее цели, ничего важнее победы! Кровь заполнила мир вокруг, мешала ему видеть, но он шел вперед. По телам, по костям, по ферелденцам и порождениям тьмы, пока наконец не услышал скрежет и не увидел ее — древнюю занозу в теле Тедаса, Черного Эмиссара. Он с ревом бросился на тварь, но оказался… в саду Редклифа с его тотемами мабари и орлесианскими дорожками.

Обернулся — за его спиной гремела битва, и кроваво-красное небо нависало над Денеримом. Перед ним же был умиротворенный, сонный утренний сад, полный цветов и ягодных кустиков. Прямо на земле, в тени огромной плакучей ивы, сидела молодая женщина, одетая в свободное светлое платье, и ела черные ягоды из деревянной миски. Алистер был по шею залит кровью порождений тьмы, но подошел и сел рядом. Женщина улыбнулась, не поднимая глаз от рисунков на земле, которые сама же старательно выводила палочкой. Андерс не мог разобрать, что именно она рисует.

Женщина не походила на ферелденку бледной до серости кожей, серыми волосами, почти белыми глазами. Она казалась Алистеру очень хрупкой и маленькой, какой-то чуждой для Редклифа. Но он почему-то не находил в себе силы заговорить с ней, спросить, что происходит. Будто Морриган вновь отняла его язык.

— Знаю я кто ты и ищешь чего,

Сотням героев то было дано.

Только поведав тебе обо всем

Тебя обреку позабыть отчий дом.

Женщина подняла глаза и вновь улыбнулась, забирая из рук Алистера окровавленный меч. Она встала, и кровь с меча окропила странные рисунки, пока женщина не стерла их босой ногой и не начала рисовать по новой, уже острием меча. На этот раз, Алистер почти сразу разобрал рисунки.

— Вижу я битву без конца, — нараспев сказала женщина, рисуя два войска друг напротив друга. За ними нарисовала человека. Тот стоял у чего-то, напоминающего расколотую корону. — Клятву у царского венца. Вижу надежды слабый проблеск, в длани древнего жреца.

Алистер узнал лапу порождения тьмы, в ней лежал крохотный флакон. Что бы это могло значить? Кровь порождения тьмы?

— Вижу я Тайны хитрый план. Вижу, как властвует тиран, — на земле появился профиль юноши с длинными волосами и крыльями птицы над головой, а за ним, мужчина в доспехах, сидящий на троне. — Вижу как брат, сестру спасая, вас обрекает на обман.

Женщина нарисовала корабль и сползающих с него змей. Алистеру почудилось змеиное шипение совсем рядом. Но в саду они были одни, даже птицы не летали над деревьями.

— Вижу рассвет в ночи глухой, — два огромных, загнутых серпом рога, удерживали на себе большое лучистое солнце. В солнечном диске боролись женщина и мужчина. — Двух близнецов желанный бой. Вижу как Страж сражает Мор своей рукой…

Последний рисунок совершенно точно изображал Алистера, готовящегося сразить Архидемона. Вот только когти дракона глубоко впились в его тело.

— …но жертвует собой.

И коль исход воистину такой,

То я тебе дарю к нему дорогу.

Алистер поднял взгляд от рисунков на женщину. Вместо меча она протянула ему свиток. Все еще не до конца понимая, что происходит вокруг, Алистер взял свиток и… проснулся на полу башни, лицом к лицу с трупом какого-то мага. В своей мертвой руке он сжимал тот же свиток.

Алистер закричал и только так понял, что голос наконец вернулся. Мир вокруг плыл, менялся, голова кружилась, потому Алистер встал очень аккуратно. И тут же едва вновь не оказался на полу, прижатый тушей очередного мага. Маг, впрочем, был не слишком похож на мертвеца.

— Ты… ты Алистер?! — маг говорил даже слишком громко. И радовался слишком сильно для нормального человека. Неужели одержимый? Алистер сплел чары, отрезающие мага от Тени, но одержимый почему-то остался стоять, хоть покачнулся и заметно поморщился. — Слабоват ты… На твое счастье, я чист. Мое имя Андерс. Солона попросила найти тебя, сказала, что у тебя будет…

Маг взглянул на свиток в руке Алистера и потянулся к нему.

— Я это заберу.

Алистер повалил мага с ног, заполз сверху и со всей силы ударил в лицо.

— Вот ты и попалась, тварь! Солона мертва, погибла при Остагаре. Так что наг тебе, а не свиток!

— Я тоже так думал, но она явилась ко мне и попросила помочь тебе. Она рассказала, как избавить башню от одержимых! Нужно только прочесть свиток! Это… Литания Адраллы, он изгоняет одержимых из оболочки. Но читать должен маг. Да слезь уже с меня!

Маг ловко вывернулся из-под Алистера и взмахнул рукой. Головная боль пропала, мир вокруг обрел ясные очертания. Похоже, перед Алистером был целитель.

— Успокоился? — с опаской спросил маг, немного гнусавя. Кажется, Алистер сломал ему нос. Но он не пытался нападать, будто бы вовсе не хотел навредить. Может, его все же стоило выслушать? И Алистер опустил кулаки. — Волшебно! Итак, у меня есть план.

* * *

Новый… и, признаться честно, единственный план по спасению Кинлох был на редкость несуразен, опасен и почти наверняка обречен на провал. Но Андерс старался не унывать.

Осторожно пробраться в Зал Истязаний, использовав ключи с одного из трупов храмовников, затаиться меж скамеек пока все одержимые не соберутся в зале, зачитать Литанию и наслаждаться представлением. В его абсолютном провале был совершенно точно виноват Каллен.

Он обнаружился почти у самого входа в Зал Истязаний, окруженный магическим барьером, и был явно не в себе. Даже сквозь слой защиты Андерс чувствовал, что на него воздействовали энтропией и магией крови. В его разуме копались, путали воспоминания, будто пытались найти что-то. Он лепетал про погибших товарищей, какие-то образы, про Ульдреда-Гордыню, про Тень, про демонов, и немного про Солону. Требовал отмщения, Права Уничтожения, вопил чуть ли не на весь этаж. Алистер попытался успокоить его и развеять чары, но его усилия не привели ни к чему, кроме потери времени и лишнего внимания.

Так их схватили. Из-за криков ополоумевший храмовника. Андерс шепнул Алистеру не сопротивляться, чтобы не попасть под чары и остаться в сознании. Как оказалось, не прогадал.

Зал Истязаний был забит народом. Ученики, маги, старшие чародеи, уже одержимые и еще люди. Три демона, натянувшие извращенное подобие человеческих тел, стояли у огромного разрыва в Завесе в центре амфитеатра. В груди у одного из них, самого большого, темно-пурпурного, того, кто еще не так давно скрывался за личиной Ульдреда, разгорался пожар завесного пламени. Двое других едва заметно придерживали его, чтобы он мог стоять. Они спорили… об Ирвинге.

— Неужели так сложно найти одного полудохлого старика?! — прокричал пурпурный демон. — Он должен быть где-то в башне!

— Мы перевернули все вверх дном, Первого Чародея нигде нет. Может, храмовники успели вывести его прежде чем заперли нас внутри? — оправдывался одержимый. Было видно, как сильно он боится демона. — Что мы могли сделать?

Демон снес одержимому голову, и одна из тех, кто держал его, демоница, слизала кровь с его когтей.

— Умерь свой пыл, мышонок. В конце концов, Ирвинг вовсе не обязателен…

— Нет! Он должен увидеть! Они все должны! Это мой триумф! Мое великое деяние! Мое! Мое… и Ульдреда!

— Так разве мы можем позволить какому-то старику омрачить твое великое деяние? — промурлыкала демоница. — Солнце ждет за Завесой. Верни Его. Возвеличь нас.

Андерса и Алистера утянули наверх, провели меж рядов и грубо усадили на мраморные скамьи. Внизу начиналось ужасающее представление.

— Верные… Избранные, сколько веков мы выжидали. Прятались, унижались перед смертными. Но сегодня мы наконец вернем то, что было утрачено, — голос Ульдреда, человеческий, живой, постепенно искажался, в нем трепещало потустороннее эхо. Чуждые, древние слова разносились под сводами башни. — Enansalan las ma elgar'ghilan. Vir Hellathen! Vir enasalin!(эльф.) Энансалан дала мне ведущее солнце. Наша борьба благородна! Мы победим!

Алистер толкнул Андерса плечом, подсказывая наклониться к нему и выслушать.

— Я беру на себя главного. Ты убери тех, что по бокам. Ты прочитаешь Литанию, и мы покончим с ними.

Андерс понял, что собирается сделать Страж, и протестующе закачал головой.

— Сейчас нельзя ничего делать. Любое неверное движение может дестабилизировать разрыв и тогда здесь все провалится в Тень.

— Если ничего не сделать — случится то же самое!

Они оба были правы. И, судя по взгляду Алистера, оба это понимали. Оставалось выжидать, проследить за тем, что собрались делать демоны.

Их черты становились все яснее. Тело Ульдреда точно занял демон Гордыни, его пурпурные шипы прорезались сквозь плоть мага. По правую руку от него, в теле хорошенькой ученицы, стоял, отбрасывая тень своего истинного облика, демон Желания. По левую же руку зевал раздувшийся, лежалый труп толстяка. Таких магов не было в Кинлох, значит, отвратительное обличье было создано демоном. Андерс был почти уверен, что это была Праздность.

— Сегодня я уничтожу смертность, — продолжал свою речь демон Гордыни. — Достойные станут сосудами, недостойные напоят своей кровью разрыв и исправят ошибку Волка! И Сын Солнца воссияет, и в свете Его мы вновь станем прекрасны и свободны. Я приведу нас в Его теплые объятия! И Он вознаградит меня!

Одержимые восхищенно завыли, ритмично затоптали по мраморным плитам. Гордыня взмахнул уродливой лапой и два других одержимых подтащили к нему вопящего от страха мага. Андерс с трудом узнал в нем старшего чародея Торрина.

— Принимаешь ли ты мой дар? — пророкотал демон Гордыни.

Алистер дернулся из хватки одержимого, прошептал до боли знакомое Андерсу заклинание отсечения от магии, а затем прокричал:

— Сейчас!

Державшие их одержимые упали замертво, отрезанные от Тени, но самого Андерса заклинание не коснулось. Он чувствовал свой дар, мог прикоснуться к нему. Слова Литании Адраллы разнеслись по залу почти торжественно, а за ними последовал рев десятков демонических пастей.

Один за другим, одержимые опали на пол. Все, кроме трех в центре зала. Желание первой направилась к ним, смертная плоть плавилась и сползала с истинного облика, будто кокон с бабочки.

— Вредные, непослушные мальчики. Ворвались на праздник, прогнали всех гостей, но дверь не захлопнули и приглашения не отозвали, — она невесело рассмеялась, обнажила острые клыки. — О, как Он будет рад освежевать вас, скормить вас Ночи за то, что вы натворили. Жалкие, маленькие маль…

Андерс зацепился за то, что в ней оставалось человеческого — сердце, мозг, желудок — и повысил давление. Желание истекла кровью, не дойдя до них двух шагов.

Алистер кинулся на Праздность, но демон лениво взмахнул огромной лапой, отбрасывая его прочь. Падая, Алистер ударился о плиты и тут же потерял сознание. Андерсу не оставалось ничего, кроме как вновь зачитать Литанию. Но на двух оставшихся демонов она попросту не подействовала. Оболочки слишком сильно исказились под их влиянием.

За дверью раздались крики храмовников. Похоже, они все-таки подоспели на подмогу, не зная, что ждет внутри. Но кто убедил их не бросать магов на растерзание? Демон Гордыни не позволил Андерсу долго задаваться этим вопросом. Он притянул его к себе волной жгучей энергии и подвесил прямо перед разрывом, прежде чем обратиться к Праздности.

— Разберись с рыцарями. Я закончу с мальчишкой.

Праздность проворчал что-то, но подчинился и направился к выходу. Гордыня проводил его взглядом и вцепился Андерсу в щеки двумя острыми как иглы когтями.

— Я знаю, что за вопросы тебя терзают, мальчишка: за что? зачем? Такие наивные и такие правильные вопросы. Мы тысячелетиями пытаемся прорваться к вам, найти убежище в ваших телах. А вы даже не понимаете, почему мы это делаем. Открою тебе тайну, раз уж ты так расторопно избавил меня от Йевены. Даже для таких совершенных духов как я, Тень остается Тенью. Тюрьмой, безжалостной, изменчивой ареной, где мы боремся за выживание, с тех пор как Отец… — демон поморщился и замотал головой. Искаженная плоть дрожала от бессильной ярости. — Если бы вы знали, как я вас ненавижу. Смертные… Третьи дети. Последние дети. Вы приходите, крадете, играете, ломаете… Правите! Хотя это была наша доля! Мы пришли первыми! Мы были лучшими! Не вы! Не титаны! Мы построили империю! Мы обуздали Песню! А вы загнали нас в норы как мышей. Я исправлю это… В самом деле, кто, если не я?

Свет в груди демона засиял ярче, обжигающие лучи ударили во все стороны, плавя древний камень, прорезаясь кинжалами сквозь истончившуюся донельзя Завесу. Дар Андерса тянулся следом за лучами в бесчисленные разрывы, в шепчущий мрак Тени. В какой-то момент он почти потерял контроль, почти сдался мурлыкающему шепоту незримых демонов. Но вдруг задрожал и раскололся пол ритуального зала, отбросив Андерса к стене, припечатав затылком о камень так, что он вдруг вновь обрел себя… и тут же закричал, что есть мочи.

Из-под пола, навстречу демону, почти что растворившемуся в объявшем его свете, вылез огромный черный волк. В крутившемся вокруг вихре магии, Андерс не мог разобрать магический фон твари. Да и вряд ли успел бы — так быстро волк накинулся на демона и проглотил того целиком.

Так быстро стало темно и холодно. Вернулись звуки, запахи и боль в затылке. Андерс, как мог незаметно, сплел чары исцеления, чтобы волк не решил сделать его своей следующей жертвой. Но волк не замечал его. Покачнулся из стороны в сторону, жалобно заскулил, подходя к бессознательному Алистеру, и растворился в лазурном свечении, чтобы воспрять из него женщиной, по голову укрытой волчьими шкурами.

«Перевертыш. Никакой мистики» — понял Андерс. В ушах все еще звенели колокола, затылок ныл, и это беспокоило больше новых знакомцев. Терять сознание прямо накануне Права Уничтожения было весьма некстати.

К счастью, перед глазами возникли полы донельзя знакомой ученической мантии. Не говоря ни слова, Йован помог Андерсу подняться, опереться на себя и потащил его прочь из зала.

— А… храмовники? — с трудом выдавил из себя Андерс, когда они уже были на лестнице.

— У них сейчас будут проблемы много интереснее, — загадочно усмехнулся Йован. — Нам надо в подвал. Разбить филактерии, забрать лодку Стражей и бежать в Денерим. Скоро там будет Солона. Мы ведь хотим ее спасти, Андерс?

Андерс только кивнул и окончательно обмяк у Йована на плече. Подумать о том, что он не говорил с ним о планах Ирвинга, уже не было сил.

* * *

Алистер приходил в себя под споры Эдгара с командором храмовников, бессвязный лепет раненых и заверения Морриган, что с ним все будет хорошо. Он не спрашивал, где она была и когда вернулась. Не говорил с ней о демоне, назвавшемся Тайной, пока вокруг было слишком много храмовников. Даже разобщенные, пережившие гибель товарищей, они оставались бдительными.

Казалось, Морриган была благодарна Алистеру за молчание. Эдгар, с другой стороны, требовал слов и действий от храмовников.

— Вы заперли магов на верхних этажах, и просто ждали, пока их всех перебьют! Да если бы не мы, у вас бы даже парочки облезлых учеников не осталось!

— Что не дает вам право требовать этих учеников в рекруты для своей «армии», лорд Кусланд, — рыцарь-командор говорил с ним поразительно спокойно. — Ульдред поучаствовал в вашей войне, и вернулся с нее один, без прочих магов, так еще и одержимым. Так Серые Стражи заботятся о союзниках? Будьте благодарны, что мы не усмирили вашу подругу-отступницу после того, что она учинила наверху.

— То есть, спасла наши шкуры? — огрызнулся Эдгар. — Посмотрел бы я на ваши морды, если бы демон закончил свой ритуал.

Морриган запахнула гардину, служившую импровизированному госпиталю стеной, и присела на край койки Алистера. Она не носила своих шкур. Вместо них была чистая рубашка, явно не по размеру, и простые серые порты. Левый рукав был закатан, предплечье плотно стянуто бинтом.

— Они никого нам не дадут, — обреченно сказала Морриган. — Скольких бы мы не спасли, храмовники не могут быть уверены, что те маги не одержимы. Они твердят о Праве Уничтожения, Эдгар пытается их переубедить, но доводы у него на исходе.

— Еще защищает нас, — усмехнулся Алистер, но не встретил ответной улыбки. Морриган оставалась печальной и серьезной, как смертный приговор.

— Он уже спас нас, знаешь? Пока мы бегали по этажам и сражались с демонами, Эдгар добрался до храмовников и повел их на штурм ритуального зала. Без него… остатки маяка спалили бы нас.

— Маяка? Что еще за «маяк»? — голова была пустой, Алистер не мог вспомнить ничего из того, что произошло на вершине. — Что вообще случилось?

Морриган провела ладонью по повязкам на своей руке, поджала губы, будто сдерживая плач.

— Elgar’ghilan, «Ведущее солнце», маяк для сущностей Тени. Заклинание древнее, могущественное и очень… требовательное. Элвен строили такие «маяки», чтобы ориентироваться в изменчивом мире, существовавшем до Завесы. Башня Знаний Эльгар’нана, Дом Света, Дворец Скованного Неба Фен’Харела… и еще много других. Заклинание создавалось для неживой материи, но после падения Элвенана попало в руки к человеку по имени Гай Ранвий. Архитектору Мастерских Красоты… К тому самому Архитектору, что вошел в Золотой Город. Он изменил плетение, чтобы его мог носить человек, и нанес на кожу влюбленной в него жрицы, надеясь, тем самым, оставить открытой дверь из Тени в материальный мир.

— Чем закончилось?

— У нас идет вот уже Пятый Мор.

— А жрица стала Черным Эмиссаром? — догадался Алистер. Морриган одобрительно сжала его ладонь. Ее прикосновение обожгло, но Алистер не отдернул руку. — И теперь кто-то повторил такое в Кинлох? Зачем?

— Думаю, это часть ее плана. Демонстрация силы и знания о том, что мы живы и готовы сражаться. Она лишает нас союзников, потому что боится нас. Теперь я знаю, почему она боится, — Морриган сама отпустила руку Алистера, встала, прислушиваясь. Спор снаружи затих.

— Ну что? Хотя бы маги у нас будут?

Морриган покачала головой. Вскоре им предстояло вновь отправиться в путь без всякой поддержки.

— Все решено… Храмовники убьют оставшихся магов и направляться на север, в Киркволл. Этот шанс упущен, она победила в бою, но впереди еще целая война. Алистер, помнишь сказку о птичке, которую я тебе рассказывала?

Алистер кивнул и Морриган вновь улыбнулась ему.

— Суть сказки в том, что поражение не настанет, пока мы продолжаем пытаться. Идти вперед, даже если кажется, что путь бесконечен. Наш главный враг вовсе не скверна или древняя жрица, а отчаяние. Чего бы тебе ни стоила надежда, не теряй ее, даже когда станет слишком больно.

Алистер не без труда приподнялся на локтях, чтобы заглянуть Морриган в глаза. В них блестело знание, понимание чего-то, что она была почти готова сказать.

— Птичка из сказки… она справилась? Сохранила надежду? Нашла свой дом?

Морриган глубоко вздохнула и молча ушла.

* * *

Впервые за долгое время, Андерсу приснилась Солона. Подруга стояла посреди сада в развалинах замка, опутанная тенями, словно цепями, и… пела. Андерс не различал слов, только то, что песня была очень печальной. А сама Солона была бледна, одета в форму Серых Стражей, ее волосы были заплетены в тугую косу, а в землю по ее правую руку был воткнут боевой посох. Солона — маленькое солнышко с десятком мрачных тайн — совсем выросла и стала боевым магом.

Андерс пытался дозваться ее, но она к нему даже не обернулась. Мрак за ее плечом стал плотнее и обрел форму высокого черного силуэта. Черный силуэт обнимал Солону за плечи и, кажется, тоже пел. Вот только вместо голоса, Андерс слышал скрежет.

Он снова попытался докричаться до Солоны, но скрежет усилился, перекрыл собой его голос, и тени поползли к нему, как огромные змеи.

Тут он и проснулся — под воронье карканье, шелест книжных страниц и треск пламени. Он лежал на звериной шкуре у крепко сложенного костра. Напротив него сидел Йован и задумчиво листал книгу. Вокруг был темный лес и ни одного храмовника.

— Мы…

Йован поднял вверх палец, призывая к тишине. Его глаза быстрее забегали по строчкам, будто он торопился дочитать что-то важное или интересное, прежде чем Андерс вновь его потревожит.

На обложке книги красовался фирменный шрифт всех изданий брата Дженитиви: «Мир Тедаса. Том первый». Это показалось Андерсу странным, потому что в прошлом Йован мало интересовался подобным чтивом. Впрочем, долго задумываться об этой странности ему не дала головная боль.

По ощущениям, прошло чуть больше минуты, прежде чем Йован отложил книгу и с интересом уставился на Андерса. Взгляд друга был необычайно четким, осмысленным, без тени страха за совершенный ими побег.

— Мы сбежали, забрав лодку Стражей, их припасы и карту. Этого нам хватит, чтобы добраться до Денерима и дождаться там Солоны, — медленно, четко, будто объясняя что-то маленькому ребенку, проговорил Йован. От его спокойствия становилось не по себе. — Кстати, ты сильно ушиб голову. Так что воздержись от резких движений. Отлежись, и через пару дней мы направимся к городу.

Подробности прошлой ночи постепенно воскресали в памяти: Ульдред, демоны, первозданная Тень, Серые Стражи, отступница-перевертыш, мертвые храмовники, ученики, жрецы. Среди десятка мертвых лиц вспомнилась Лили. Йован наверняка был в шоке.

— Ты-то в порядке? После всего, что случилось…

Йован задумчиво уставился в небо, темное, совершенно беззвездное, и вдруг рассмеялся.

— Ты шутишь? Я… не просто в порядке. Мы на свободе, Андерс! Я на свободе! Больше никакого заключения, никаких проклятых тюремщиков, никакой клетки! — он упал на лежанку, счастливо и немного безумно смеясь. Андерс осторожно прощупал его магический фон. Тот был немного нестабилен, но в целом ничего особенного не выдавал. — Ты только посмотри на это небо… Оно такое… постоянное.

— Да, наверное…

Ничего особенного в небе Андерс не увидел. На задворках сознания по-прежнему звучала печальная песня Солоны.

— Ей тени и лед обдерут плоть с костей,

Так сильно свобода нужна была ей?

Иль в клетке златой все же было теплей?

Андерс взглянул на Йована. Тот лежал, прикрыв глаза и сложив руки на груди. Его голос больше не казался счастливым, скорее задумчивым и хмурым.

— Приступ случайного рифмоплетства?

— Нет… старая элвенская сказка о птичке, что искала свой дом. Глупая сказка, жестокая. Птичка умирает в конце… — Йован повернулся на бок, лицом к Андерсу, и посмотрел как-то грустно. — Нам необходимо добраться до Солоны прежде, чем она разделит судьбу той птички.

В этом Андерс был полностью с ним согласен.