В дыму и пламени (джен)

Ивар замер у подножья высокой кирпично-кремовой часовни. На макушке креста устроилась белая птица. Отсюда не разглядеть, может, чайка, а, может, кто-то ещё. В какой-то из нянькиных сказок говорилось, что души умерших превращаются в птиц. Глупости! Ивар зло тряхнул головой, а скорбный звон колоколов, оповестив о начале похоронной церемонии, спугнул птицу, и та устремилась вдаль. Ивар поднялся по широким ступеням и дёрнул тяжёлые дубовые двери.

К белым колоннам примкнули полукруглые каменные чаши со святой водой. Ивар шагнул ближе и обмакнул пальцы в одну из них, преклонил колено, глядя на висящее за алтарём распятие. Перекрестился заученным с детства движением — раскрытой ладонью сверху вниз и слева направо.

В маленькой часовне народу оказалось полным-полно. У отца много друзей, коллег и… ах, да, как же его любили женщины!.. Впрочем, ни одной он счастья не принёс.

Ивар огляделся и одёрнул манжеты чёрной рубашки, выбившиеся из-под рукавов кожанки. Сегодня все в чёрном — смешаться с толпой нетрудно. Братья и Регина, должно быть, где-то впереди, у гроба. И все остальные, с кем пересекаться сейчас не хотелось. Ивар занял место в последнем ряду, поближе к выходу, и, уставившись на серый мраморный пол, кивал в такт речи священника, однако мысли витали совсем далеко отсюда. Последний их разговор с отцом вышел не самым приятным. И попрощаться они не успели. Но разве кто-то когда-то успевал?

В стеклянных витражах высоких стрельчатых окон играли солнечные лучи, рассеивая полумрак. Крупицы пыли трепетали в золотом свете, а скорбный лик Спасителя на кресте глядел осуждающе. Или так просто казалось…

Пение хора всегда приносило покой, умиротворение, но сегодня камнем на сердце упала печаль.

Ивар честно пытался вспомнить что-то хорошее об отце, да в голове поселилась пустота, а в душе тлели угольки обиды и злости. Он многое хотел сказать отцу при жизни, а сейчас-то что уже? Поздно… В последние годы они даже не виделись, а редкие телефонные разговоры сводились к сухим поздравлениям с праздниками. Не находилось подходящих слов, времени всегда не хватало… А теперь оно будто остановилось, да только назад уже не отмотать.

Ивар и вовсе не собирался ехать, но кто-то будто толкнул в спину в последний момент. На ближайший поезд билетов уже не осталось. Он гнал на байке всю ночь, не очень-то заботясь о соблюдении правил. Под утро дико рубило спать, но сейчас усталость отступила, осталась за порогом церковных врат. Может, от того, что дорога ещё не окончена.

Пение стихло, и люди стали подниматься со своих мест. Скоро процессия двинется на кладбище, чтобы проводить отца в последний путь. Ивар же шагнул не к гробу, а к выходу. Не было у него прощальных слов. Не здесь и не сейчас.

От бессонной ночи слегка кружилась голова, да и не ел он, кажется, уже давно. Стоило бы выпить кофе, а хотелось чего покрепче. Но… дорога ещё не закончилась.

Неласковый апрельский ветер забрался за шиворот и закружил в хороводе пёстрый рой обёрток и конфетных фантиков. Небо обложили тёмные тучи. Едва Ивар коснулся хромированной стали байка, по асфальту ударили первые капли.

В придорожной кафешке оказалось пусто. Кофе помог согреться, а вот сэндвич оказался безвкусным с хрустким беконом и тягучим резиновым сыром. Ивар прокрутил по липкому столику телефон и пролистал пропущенные вызовы. Все от Уббы и один от Хальфдана. Надо же, неужто старший брат сподобился его отчитать? Когда они говорили в последний раз? Год назад, два?

Дождь всё не утихал, но дорога звала, петляла меж зелёных холмов, обёрнутых липкой дымкой тумана, словно клочьями сахарной ваты. Глупо, но хотелось добраться первым, будто от этого что-то зависело. Из-за тумана он чуть было не проморгал поворот. Однако успел притормозить и вскоре спустился к подножью холма с видом на фьорд. Отец этот дом любил и надеялся, что они тоже полюбят. Может, потому и наказал провести здесь время после его смерти.

Ивар припарковал байк под матерчатым синим тентом и шагнул на мокрые тёмные доски. Крыльцо поскрипывало и стонало простуженным шёпотом, дверь рассохлась и поддалась с трудом. Давно здесь никто не бывал, однако в ветхом сарайчике нашлись сухие дрова. И первым делом Ивар разжёг камин. Сбросив тяжёлую куртку и ботинки, с наслаждением потянулся и уселся поближе к огню. Покрутил головой, оглядевшись. Здесь будто ничего и не изменилось за долгие годы. Тот же старый ковёр с оранжево-чёрным узором, высокие книжные полки, на которых помимо растрёпанных книг громоздились корявые школьные поделки и пыльные фоторамки. А ещё сувениры и модельки кораблей. Отец когда-то их сам мастерил. Верно, только здесь он и чувствовал себя дома. В детстве Ивар мечтал стать похожим на него, а став постарше, напротив, отдалился и делал всё наперекор. Но стоит признать, что и ему достался тот же мятежный дух, что и отцу.

Дом бережно хранил воспоминания, хорошие в основном. Ивар усмехнулся и взял в руки одну из рамок. Стёр рукавом пыль и с любопытством взглянул на старый снимок.

Хальфдан с деловитым видом помешивал уху в котелке. Ивар, усевшись на корточки, рисовал на песке руны, однако вскинул голову, когда отец окликнул. Ветер взъерошил тёмно-русые прядки и отбросил чёлку со лба. В серых глазах застыла тень раздражения. Сейчас уже не вспомнить, отчего. Кажется, он разозлился, что отец помешал игре. Ах, точно! Он ведь Уббе втолковывал, что это какое-то заклинание. А братец, кажется, и поверил. Прикусив губу и сосредоточенно хмурясь, наблюдал, как он рисует на песке. Вот только, заслышав окрик, заулыбался и, подскочив на бревне, уставился в объектив. В тёплом вязаном свитере, смешной и неловкий, будто пухлый маленький медвежонок.

Эту рамку они с Уббой сделали после. Размяли глину и украсили цветными стёклами и ракушками, которые отец привёз с берегов Испании. Несмотря на то, что братцу было всего пять, он и правда пытался помогать, и, пожалуй, на него одного Ивар не мог злиться. Хальфдана, конечно, детские развлечения не интересовали. Стал он слишком серьёзным и взрослым: больше с отцом времени проводил, чем с ними. И если Ивар принимал это как должное, то Убба и правда огорчался.

Двадцать лет минуло с того дня, и многое изменилось. Младший брат всегда был роднее и ближе, а старший… Нет, вспоминать о том периоде детства, когда Хальфдан его изводил, не хотелось. Вместо этого Ивар поставил рамку на место и прошествовал на кухню. Отыскал в отцовских закромах бутылку рома и плеснул на дно стакана. Сладковатый медово-ореховый привкус напоминал о тёплых солнечных днях среди этой холодной мороси и пронзительно завывающего в каминной трубе ветра.

Некоторое время Ивар, устроившись на пушистом ковре, наблюдал за пляской огня. Перебрался в скрипучее кресло-качалку и, вновь наполнив бокал, отсалютовал в пространство. «За тебя, отец!»

Дождь разошёлся пуще прежнего, донеслись первые раскаты грома. Ивар закурил, пристроив в качестве пепельницы маленькое, украшенное цветочными узорами блюдце, и закинул ноги на журнальный столик. Верно, братья сегодня не появятся, и он застрял в этой глуши один. Жаль, что в магазин не заехал, а впрочем… Не спеша докурив, он вновь отправился на кухню. Пошарил по шкафам и отыскал солёные крекеры и консервы. Жить можно.

Время тянулось медленно, словно тягучие нити смолы. Одиночество, благородный пиратский напиток и ненастье за окном навевали воспоминания.

* * *

К интернату Ивар привыкал долго. Отец сказал, что жизнь его разлетелась на осколки, что он должен всё наладить, и потом, может быть, заберёт Ивара домой. Неправда — эхом взрыва зацепило их всех. Мачеха очень злилась, когда узнала о новой женщине отца и его новом сыне. Все эти годы между отцом и ней будто стекло стояло, подёрнутое сеткой острых морщин. И каждая ссора лишь добавляла новую трещину. Теперь же стекло раскололось, и наступила оглушительная тишина. А их всех разбросало в разные стороны.

Хальфдан и мачеха остались вдвоём. А они с отцом почему-то одни. Уже год прошёл, а отец так и не забрал его домой. Пообещал, что осенние каникулы они проведут вместе в загородном домике. Ивару было девять, и он пока ещё верил его словам.

В первый день осенних каникул Ивар с самого утра торчал у окна. Хуже всего оставаться одному, когда всех уже забрали. Тоскливое ожидание точило душу, будто крохотный, но назойливый червячок. И к вечеру Ивар совсем извёлся. Отец позвонил, когда уже стемнело. Он в рейсе задерживался и должен был приехать завтра вечером. Едва Ивар это услышал, как голова тут же брякнулась ниже плеч. Казалось, что внутри что-то разбилось, словно тонкая ваза выскользнула из неловких детских ручонок. Столько ждать он просто не мог, не хотел, не в силах усидеть на месте, бродил по маленькой спальне из угла в угол. План созрел в голове после отбоя. Школа — не тюрьма, хоть и окружена оградой. Но в каждом заборе найдётся дыра.

Дорогу Ивар помнил. Не так далеко — на поезде сорок минут, а после пешком вдоль кромки золотисто-багряного леса. Когда он ступил на тропу, бисером рассыпались первые звёзды, а шепот листвы, сопровождающий до самого порога, разбегался ледяными мурашками по коже. Вдруг там, в лесу, живут тролли? С огромными мохнатыми лапами и большими зубами. Едят непослушных детей. Нет-нет, такого ведь точно не может быть.

Особенно сильный порыв ветра сорвал с головы кепку, Ивар, сглотнув, огляделся. Почудилось, будто лес подступил ближе, но это уж точно игра воображения. Он так любил страшные сказки, но лучше их слушать дома, когда все двери заперты и горит свет. Нашарив в траве кепку, Ивар ускорил шаг.

На крыльцо он буквально взлетел и, лишь захлопнув дверь, сумел спокойно выдохнуть. В доме, конечно, было темно и холодно, но стены и крыша над головой создавали ощущение безопасности. Вот бы ещё огонь растопить, стало бы и вовсе хорошо. Но дров не нашлось, а искать в лесу ветки не хватило духа. Утром. Можно пойти утром.

Закутавшись в тёплый плед, Ивар упал в любимое отцовское кресло. Долго пялился в пустой очаг, да так и заснул. Поутру разбудили шаги. Ивар удивлённо распахнул глаза и увидел в проёме высокую фигуру отца. Подскочил из кресла, так что плед слетел и упал за спиной, будто сброшенные крылья.

— Папа! — радостно воскликнул, бросившись навстречу.

По вытянутому отцовскому лицу с тяжёлым подбородком скользнула улыбка, и, поймав Ивара в объятья, он прижал его к себе.

— Так и знал, разбойник, что ты сюда явишься. Хоть представляешь, какой переполох поднял в школе? — отец опустил его на пол и строго глянул, нахмурив брови, однако в глазах застыли насмешливые искорки.

Ивар виновато опустил голову.

— Выдрать бы тебя за такие фокусы!

Ивар шмыгнул носом и прикусил губу, выдавил сиплым шёпотом:

— Ладно, только можно я всё равно останусь?

Отец хмыкнул и взял его за плечи, присел на корточки и заглянул в глаза. У отца они как хмурое осеннее небо или воды фьорда в ненастный день. И у Ивар такие же.

— Останешься, если пообещаешь мне, что больше сбегать не будешь.

Ивар хотел согласиться, но запнулся на вдохе и, зажмурившись, мотнул лохматой головой.

— Не могу обещать.

Отец рассмеялся и потрепал его по голове.

— Что ж, хотя бы честно. Иди умывайся, будем готовить завтрак.

Ивар просиял и бегом ринулся в ванную.

О, то была замечательная неделя. Потрясающая! С отцом они ходили на рыбалку, готовили на костре уху и душистый травяной чай, катались на лодке и гуляли по лесу. А ещё отец научил его ставить палатку и показал «театр теней». Будь Ивар помладше — решил бы, что это магия. Отец рассказывал разные истории: про путешествия, про море, про болтливых дельфинов, сопровождающих корабль, и огромных китов. Ивар внимал, широко распахнув глаза и развесив уши. Отец так много знал и так много умел, что казался настоящим героем. Вот только сказочный ореол развеялся со временем. Остались лишь зыбкие воспоминания, будто дрейфующие в быстрой реке льдинки.

* * *

Из туманных объятий сна выдернул шум на кухне.

— Отец? — охрипшим голосом окликнул Ивар. И тут же сообразил, потерев больную голову, что это уж точно не может быть он. Дико и странно. На какой-то миг почудилось, что отец и правда появится в дверном проёме, улыбнётся ему как в детстве и скажет, что ждал здесь.

Ивар поднялся из кресла и ухватился за каминную полку. Нет, вчера он явно переборщил с ромом. Да и не ел почти ничего. Тошно было и муторно, а в голове будто в наковальни били.

Занавески были раздёрнуты, и солнце светило в спину. Узрев в полумраке силуэт, Ивар вздрогнул и тут же нервно хохотнул, когда брат шагнул в комнату.

— Ты рехнулся совсем?! Я чуть душу богу не отдал. Убба!

Брат виновато взмахнул руками.

— Прости, не хотел тебя напугать. Я недавно приехал, не стал будить, — пояснил он.

— Да… — рассеянно ответил Ивар.

Убба приблизился и положил ему ладони на плечи.

— Я догадался, что ты будешь здесь. Хотя мог бы и появиться на похоронах, — в карих глазах брата мелькнул упрёк.

Ивар скованно кивнул и на краткий миг прижал его к себе. Он ведь таскал братца на руках, когда тот был ребёнком. А теперь Убба на голову выше и здоровый, как чёртов медведь.

— Я был в церкви, — сухо обронил Ивар, отстранившись. — И выполнил обещание, раз уж он так хотел.

Убба печально вздохнул.

— Дядя тобой недоволен, и Хальфдан…

Ивар, поморщившись, оборвал:

— Ну, уж прости, я не из тех, кто оправдывает ожидания.

Убба покачал головой и, кажется, рассердился.

— Это наш отец! Мы все должны были проводить его в последний путь.

Ивар скрестил на груди руки и отступил. Вероятно, стоило промолчать хотя бы в этот раз, и, чуть поразмыслив, он слегка склонил голову.

— Пусть так, но, что сделано, то сделано.

Убба то ли обиделся, то ли расстроился. Поджал губы и прошёлся по комнате, остановился у отцовских моделей и взял в руки галеон «Месть королевы Анны».⁽¹⁾

— Нам всем тяжело, и мы должны поддержать друг друга. Думаю, этого отец и хотел, когда наказал провести время в этом доме.

Ивар лишь фыркнул.

— Да-а, среди груды пыльных воспоминаний.

Убба вспыхнул и обернулся.

— Почему ты всегда такой?!

— Какой? — насмешливо протянул Ивар.

Убба поставил модель на полку и задумался, подбирая слова. Вытер широкие ладони о клетчатую рубашку и покачал головой.

— Чёрствый.

Ивар хмыкнул.

— Что ты, братец, у меня есть чувства и я не стесняюсь их озвучивать.

— Да, конечно, — покорно согласился брат. — Нужно в магазин съездить и обед приготовить. Хальфдан будет к вечеру, и у нас ещё куча дел.

Ивар пожал плечами.

— Как скажешь.

— Я надеюсь, ты сможешь держать себя в руках, — Убба внимательно заглянул ему в лицо. — Всего неделю мы можем провести, как семья?

Ивар хохотнул, облокотившись на каминную полку.

— Видно будет.

Убба строго глянул из-под бровей и промолчал: не стал его дальше раззадоривать. А после состроил умоляющую гримасу.

— Сделай это ради отца. Знаю, что совесть у тебя есть.

Ивар закатил глаза.

— Постараюсь отыскать.

За всеми насущными хлопотами время пролетело быстро. По брату он и правда успел соскучиться. Конечно, они поддерживали связь, но виделись раз в пару месяцев. Все родные остались в Тронхейме, а Ивар пару лет назад перебрался в столицу. Были тому причины. Неважно, с тех пор целая жизнь прошла.

— Всех преступников поймал? — поддел Ивар, наблюдая, как брат шинкует овощи для супа. Сам он в готовке участия не принимал. Попивал пиво, устроившись на стуле с высокой спинкой и закинув одну ногу на колено другой.

Убба по-доброму усмехнулся, подняв на него взгляд.

— Стараюсь.

Ивар кивнул в ответ.

— А как там медведь-младший? — племянника он не видел с зимы. Наверное, тот его уже и забыл.

Взгляд у брата потеплел, а на лице расцвела улыбка.

— Растёт. Пытается рисовать, они со Стеллой учат стишки. Ты бы видел, как он забавно изображает сценки!

— О… У тебя отличная семья, брат, — искренне похвалил Ивар.

— Мы ждём тебя в гости.

Ивар кивнул и приложился к бутылке.

Убба чуть помолчал и, закинув овощи в кастрюлю, обернулся.

— Как у вас с Хильдой?

Ивар отставил бутылку в сторону и пожал плечами.

— Нормально: ссоримся и миримся, как все. Живём.

Убба прислонился к кухонной конторке и кивнул.

— Вы могли бы приехать вместе на выходные. Мы со Стеллой будем рады. Мы ведь даже толком и не познакомились за три года.

— Я подумаю, — отмахнулся Ивар.

За окном послышался шум подъезжающего автомобиля, и оба, как по команде, обернулись.

Ивар остановился на крыльце, Убба же спустился вниз, чтобы поприветствовать старшего брата.

Хальфдан припарковал пафосную винную Хонду Аккорд и вышел наружу. В сером коротком пальто и чёрных брюках, начищенных дорогих ботинках и с зачёсанными назад чёрными волосами — как всегда безупречен. Ивар мог бы поклясться, что под пальто пиджак и белая рубашка. Старший брат умел себя подать.

Убба тепло поприветствовал брата, Ивар слегка склонил голову, состроив усмешку. Хальфдан же благосклонно кивнул. Ничуть не изменился проклятый позёр. В холодном взгляде застыл вежливый интерес.

— Решил почтить нас своим присутствием, не поздновато ли? — бросил Хальфдан, поравнявшись с ним. Убба покачал головой за его спиной. Ивар прикрыл глаза на мгновение, чтобы унять плещущееся внутри, словно жидкая лава, раздражение, и натянул на лицо улыбку.

— Я бы так не сказал — ты ведь приехал последним.

1) Легендарный пиратский корабль Чёрной Бороды

Вернуться к тексту

С женщинами Бальдру никогда не везло. Вроде и не уродец, не дурак, но как-то всё не складывалось. Анна — первая любовь. Школьная, детская, сказочная….

Анна училась в параллельном классе. И Бальдр млел от её улыбки, мягкого глубокого голоса и изысканных манер. Она казалась какой-то нереальной — принцессой из неведомого мира. Он всё никак не решался подойти и заговорить с ней. Но случай однажды представился. Занятия в тот день уже закончились, и Анна, обычно окружённая свитой подружек, осталась одна на школьном дворе. Грустная, заплаканная и донельзя расстроенная, сидела за столиком, опустив голову. Золотые локоны каскадом спадали на плечи, спрятав её прекрасный лик.

Бальдр задержался после урока труда, слетел по школьным ступеням, да и так и замер, не веря своему счастью. Он и она только вдвоём… Нет, в отдалении галдела стайка младшеклассников с продлёнки, но Бальдр на это и внимания не обратил. Время словно остановилось, а сердце взметнулось в груди пойманной птицей. Нужно лишь придумать первую фразу, а дальше что-нибудь да случится.

Переступив от волнения на месте, Бальдр сглотнул и решительно шагнул вперёд. Золотые локоны, голубые глаза и печальный лик — образ сказочной русалочки встал перед внутренним взором, и стихотворение, заученное в средней школе, само собой всплыло в памяти. Глядя в её смущённое лицо, Бальдр продекламировал без единой запинки:

Ich weiß nicht, was soll es bedeuten,

Daß ich so traurig bin;

Ein Mährchen aus alten Zeiten,

Das kommt mir nicht aus dem Sinn.

Die Luft ist kühl und es dunkelt,

Und ruhig fließt der Rhein;

Der Gipfel des Berges funkelt

Im Abendsonnenschein.

Die schönste Jungfrau sitzet

Dort oben wunderbar

Ihr gold’nes Geschmeide blitzet,

Sie kämmt ihr goldеnes Haar.⁽¹⁾

Анна удивлённо подняла голову и несмело улыбнулась.

— У тебя красивые глаза и волосы, ты не должна плакать. Кто тебя обидел? — спросил Бальдр, опустившись за стол напротив неё.

Анна лишь покачала головой и прерывисто вздохнула. Убрала волосы за спину и изучила его лицо любопытным взором.

— Да никто не обидел. Просто… Расстроилась из-за теста по истории, ожидала более высокую оценку… Но, наверное, я плохо подготовилась, — призналась она смущённо.

Бальдр взволнованно дёргал манжет рубашки и кусал губы, раздумывая.

— Если… если хочешь, я помогу. У меня высокие баллы по всем предметам, — и тут же понял, что прозвучало это как хвастовство.

Анна едва заметно улыбнулась и коснулась его руки.

— Это было бы замечательно. И стихотворение очень красивое. Правда, я учу испанский и ничего не поняла, — смех её прозвучал серебряным колокольчиком, разбив тревогу. — Но мне всё равно понравилось. Меня зовут Анна, — протянув узкую бледную ладонь, представилась она.

Бальдр открыл было рот, чтобы ответить, но Анна вновь поразила его своей очаровательной улыбкой, и он растерял все слова.

— Ты — Бальдр — я знаю. Ты играл на концерте так здорово!

— О, ну да, — растерянно склонил голову он, слегка сжав её прохладную ладонь. — Может, пойдём куда-нибудь? Хочешь мороженое?

Анна кивнула, и Бальдр тут же подскочил с места.

— Не торчать же весь день в школе, правда? — повеселев, поддержала она.

Бальдр улыбнулся тепло и открыто и протянул ей руку, а Анна вложила свою ладонь в его.

— Верно. Ты какое мороженое любишь?

— Шоколадное.

— И я! — радостно воскликнул Бальдр, хотя на самом деле любил ягодное.

На дворе стоял цветущий май, и их ожидало почти два месяца полной идиллии: прогулки по парку, походы в кино и, конечно, первый поцелуй, подобный лёгкому касанью летнего бриза. Они даже поссориться не успели ни разу!

Но как обычно вмешались родители и всё испортили. Они собирались переехать в столицу, потому что отцу Анны предложили там хорошую должность. И школу они ей нашли получше, ведь ей скоро поступать. А Анна с Бальдром, оказывается, плохо друг на друга влияли…

Но о какой учёбе можно думать в семнадцать лет? Да не так уж они оба и скатились. Что ж, мама, естественно, поддержала родителей Анны. И в общем, может, любовь-то и не была такой сильной, раз они оба сдались и отпустили друг друга? И оба, кажется, стыдились своей покорности и слабости, потому и поспешили забыть друг друга поскорее.

* * *

Два года спустя, когда Бальдр учился в народной школе⁽²⁾, в его жизнь отчаянным вихрем ворвалась Хельга. Они познакомились на концерте Deathstars.⁽³⁾ Романтичней и не придумать. Нет, если уж правда, то была чистая случайность. Бальдр не особо и хотел идти (предпочитал что-то повеселее), но одногруппники позвали. Всё же лучше, чем сидеть одному.

Хельга — его готическая муза. Тонкая-звонкая, как гитарная струна. С лукавыми искорками в густо подведённых чёрной тушью глазах. Бальдр топтался в задних рядах и поймал её восхищённо-восторженный взгляд, конечно же, адресованный не ему, а музыкантам. Однако улыбнулся в ответ и закивал в такт музыке, раскинул руки, будто приглашая её в объятья. А Хельга ничуть не смутилась — послала ему воздушный поцелуй и, чуть помедлив, шагнула ближе, взяла за руки. И они закружились в неловком ломанном ритме.

Когда стих рёв гитарных струн и грохот барабанов, а музыканты ушли на перерыв, Хельга не спешила отпускать его руки. Приникла головой к плечу и положила ладонь на грудь, там, где под тканью лимонной рубашки взволнованно билось сердце.

— Ты славный, — сказала она, погладив его по щеке, и тут же отступила — скрылась в толпе, будто растаявшая в быстрой воде серебристая рыбка.

Бальдр успел ощутить разочарование и горчащую на губах досаду за эти долгие пятнадцать минут. Искал глазами её в толпе, но, конечно, не находил. Сколько здесь было высоких и темноволосых, в кожаных жилетках и ощетинившихся шипами браслетах?

Хельга нашла его сама, уже после, когда концерт закончился. Бальдр отстал от приятелей и вовсе не торопился на автобус. Топтался у выхода, провожая глазами девчонок, но так и не сумел поймать ту самую. Хельга подошла со спины и легонько стукнула по плечу.

— Ну, здравствуй, солнца луч, — ласково произнесла она.

Бальдр обрадованно обернулся и застыл на месте, не решаясь сделать первый шаг.

— А я тебя ждал.

Хельга слегка склонила голову, будто была польщена, и изогнула в улыбке тонкие губы, очерченные матовой чёрной помадой. В карих глазах вновь зажёгся задорный блеск. Бальдр, поборов смущение, притянул её к себе и заключил в объятья. Тёплую, пахнущую корицей и яблоками, а Хельга обхватила ладонями его щёки.

— На последний автобус мы уже опоздали, — сообщила она проникновенным шёпотом. — Пойдём пешком?

Бальдр постеснялся признаться, что никогда по ночному городу не гулял. Вдруг она вздумает смеяться? Решит, что он маменькин сынок. Он лишь торопливо кивнул, расцепив руки. Хельга отыскала в маленьком кожаном рюкзачке сигареты.

— Есть зажигалка?

Бальдр покачал головой. Он готов был звезду с неба достать прямо здесь и сейчас, но зажигалки у него не нашлось. И от того огорчение вновь захлестнуло душной волной. Однако Хельга быстро развеяла грусть, невесомо коснувшись ладошкой его золотисто-рыжих волос.

— Ты и впрямь, солнца луч, — рассмеялась она, и Бальдр просиял. С тех пор она только так и звала, а Бальдр млел от восторга и благодарности за подаренное тепло и счастье.

Они много болтали о всяком-разном, держались за руки и целовались под жёлтым светом фонарей. Бальдр всё же сумел признаться, что впервые гуляет по ночному городу вот так. Раньше только с матерью бывало возвращались из гостей тёмным вечером. Друзей у него не водилось, да и мать ни за что бы не отпустила допоздна. И пусть он месяц уже жил в общежитии, но дыхание свежего ветра и сладкий вкус свободы ощутил только сейчас, с Хельгой. Будто нашёл путеводную звезду, на усыпанном мелким бисером небосклоне. Одну-единственную — настоящую.

Хельга лишь улыбалась загадочно-ласково и никогда-никогда над ним не смеялась. Она была определённо из тех, кто «не понравится маме», и Бальдр был тому только рад. С ней многое случилось впервые. С ней он познал крепкий вкус табака и радость плотских утех. И сумел снова полюбить музыку, которую за годы «скрипичной каторги» возненавидел. С Хельгой они отправились вдвоём в Осло на выходные, в долгий недельный поход к озеру и на рок-фестиваль. Хельга открыла ему мир. Она была старше всего на два года, а казалось — на целую жизнь.

Прошла осень, зима и весна, а лето — «последний осколок юности» казалось бесконечным. Может, от того, что впереди маячила взрослая жизнь, а может, от того, что Бальдр был в кои-то веки счастлив по-настоящему, без оглядки на прошлое.

Свадьба — он раньше об этом не думал, теперь же понял, что без Хельги и жизни нет. Неужто она ему откажет? Ведь нет? Глупый, глупый Бальдр — зря рассказал матери — поделился своей радостью. Она лишь сухо поджала губы и отвернулась к окну.

— Ты ведь даже с невестой меня не познакомил, как же так, сынок? — в голосе её скользнула обида.

Бальдр сразу поник и опустил голову. Потому и не знакомил — не хотел, чтобы мать всё испортила. Отмахнулся, возя по столу чайной ложкой.

— После. Потом, перед свадьбой.

Мать, на удивление, восприняла ответ спокойно, лишь предостерегла:

— У нас ещё есть время. Это не то решение, с которым нужно спешить.

Прошло две недели — июнь подходил к концу, и все экзамены остались позади. Бальдр и правда поверил, что мать не станет встревать, вот только заметил, что Хельга избегает встречи с ним. А телефонные разговоры быстро сходят на нет.

В конце концов не выдержал и подкараулил её после работы. Ждал перед дверями библиотеки, перекатываясь с пятки на носок, и смолил сигареты одну за одной.

— Ты меня избегаешь? — спросил он, поймав её на ступенях.

Хельга отвела взгляд и заправила за ухо длинную чёрную прядь.

— Прости, но нам лучше расстаться. И не ходи за мной больше, — ответила торопливо и резко.

— Разве я тебя чем-то обидел? — растерянно отступил Бальдр.

Хельга лишь покачала головой и разочарованно поджала губы.

— Я думала, у нас с тобой нет секретов друг от друга.

— О чём ты?

— Лучше тебе спросить у своей матери, — и, развернувшись, ускорила шаг. Бальдр не стал догонять. Застыл, как истукан, а сердце, перевернувшись в груди, разбилось вдребезги.

К матери он и правда заявился в тот же вечер.

— Что ты ей наговорила?! — сразу с порога накинулся он.

Мать развела руками, в больших глазах застыло искренне недоумение.

— Не понимаю, о чём речь. Пойдём лучше за стол, я приготовила пирог, — примирительно улыбнулась она, будто ничего и не произошло.

— Не понимаешь? Не понимаешь?! Что ты наговорила Хельге?! — воскликнул Бальдр, шагнув вслед за ней на кухню. — Зачем ты вообще к ней заявилась? Я ведь сказал, что познакомлю потом.

— Ах да, ну, конечно. Но я ведь должна была выяснить, с кем встречается мой сын. И уж тем более, если речь зашла о свадьбе. Бальдр… — вздохнула мать и указала на стул. — Садись, это непростой разговор.

Бальдр с негодованием отверг её предложение, дёрнув плечом, прислонился к косяку.

Мать пожала плечами и опустилась на стул, разгладила складку на скатерти и не торопясь разлила чай из пузатого фарфорового заварника. Будто нарочно тянула время!

— Милая девочка, — печально улыбнулась она. — только к трудностям семейной жизни совсем не готова. Я сочла своим долгом предупредить её о некоторых… моментах.

— Что?!

— Знаешь, как говорится: в счастье, и в горе, в болезни, и в здравии, — чуть поморщившись, продолжила мать. — Успешных, здоровых все любят, а тех, кто болен…

Бальдр поперхнулся воздухом и прикрыл глаза.

— Ты не посмеешь, — шёпотом вытолкнул он. — Ты не имела права!

Мать одёрнула плотную белую блузку и с грустью покачала головой.

— Пройдёт время, и ты поймёшь. Я лишь хотела тебя защитить. Когда от тебя отворачиваются любимые — это очень больно. И лучше сейчас, чем год или два спустя. Неужто ты думаешь, что её бы хватило надолго?

Бальдр стиснул кулаки и в отчаянии боднул затылком стену. Слова — колкие и злые, рвались наружу, и ничем их было не удержать.

— Ты — ужасная мать! Я был счастлив, а ты всё снова разрушила. Ты не можешь управлять моей жизнью и принимать решения за меня. Больше не можешь! Ты забрала отца и Анну, забрала Хельгу — всё, всё, что могло быть у меня, разрушила! Ненавижу тебя! Ненавижу!

— Бальдр!

— Нет! Оставь меня в покое! — в голове звенело, а все её фальшивые утешения не достигли цели. Бальдр стремглав вылетел за дверь и сбежал по ступенькам. В ту ночь он остался у приятеля из народной школы, а после принял решение, хоть и поспешное, но верное. Если он уедет далеко, то мать больше не сможет вмешиваться в его жизнь. Если бы не она, он бы, может, сам рассказал Хельге как-нибудь потом, не сейчас. Но она ведь тоже предала. Все предали!

Собирался впопыхах, пока мать на работе. Она бы злилась и уговаривала, и, может, давила на жалость. Нет, Бальдр бы этого не вынес. Оставил записку и поехал на вокзал. Город выбрал случайно — просто хотел быть подальше от неё и от него. К чёрту! К отцу за помощью он бы ни за что не обратился. Что от него можно ждать? Утешения? Это в лучшем случае, скорее он бы сказал, что это не его проблемы. Да и пусть, лучше совсем быть одному, чем с такой семьёй. Отец от него отказался, а мать, ха, её забота (или то, что она называла заботой) переходила все мыслимые границы. Нет, теперь он сам будет управлять своей жизнью.

В поезде трясло от обиды и злости, Бальдр хлебал противное тёплое пиво, чтобы хоть немного унять бушующие внутри эмоции. Теперь всё будет иначе и лучше, наверное. Жаль только, что Хельги нет рядом. Самая большая любовь — самое большое разочарование.

* * *

За десять лет много чего произошло, однако Бальдр порой вспоминал о Хельге и глупом их расставании. Простил давно уже, да толку? Ни телефона, ни адреса не осталось. Лишь воспоминания, которые с каждым годом казались всё менее реальными. Тускнели, словно выцветшая фотокарточка. Будто бы он всё это выдумал.

Были другие женщины, да как-то всё не складывалось. Пылкие и краткие романы, которые разгорались так ярко, что моментально обращались в пепел. А в душе вновь воцарялась тоскливое одиночество. Может, и суждено ему быть всегда одному? В минуты особого отчаяния Бальдр даже набил татуировку «Faen».⁽⁴⁾

Вечер выдался хмурый и скучный. Бальдр отправился в бар после работы. И снова один. Последний напарник уволился в прошлом месяце, а друзей как-то приобрести не удалось. Ну нет, не то, чтобы он какой-то нелюдимый или придурок (а может так оно и есть), но с годами приятелей поубавилось, а настоящих друзей… Только один и нашёлся за всю жизнь. Жаль, что сегодня он слишком занят, чтобы провести с ним время. Бальдр даже хотел позвонить, но решил не мешать и, по правде сказать, не сумел подобрать нужных слов в этот скорбный час.

Бальдр заказал виски с колой и огляделся по сторонам. Народу оказалось немного — рано ещё просто, к тому же, до выходных далеко. Девушка, с задумчивым видом устроившаяся за угловым столиком, привлекла внимание. Уж очень образ поэтичный. Лицо сердечком, пухлые губы и кукольно-голубые глаза, и мягкие вьющиеся каштановые волосы. Бальдр долго её разглядывал исподтишка, она же листала какую-то книгу, совершенно не обращая на него никакого внимания, и ковырялась вилкой в шоколадном пирожном.

Залпом опрокинув третий стакан, Бальдр всё же решился. Шутка была дурацкой, вероятно. Ну и пусть, ему уже стало весело.

— Привет. Ты случайно не героиня моего романа? — с глупой ухмылкой провозгласил он, приблизившись и оперевшись руками на стол.

Девушка вздрогнула и подскочила на месте, ошалело вскинув глаза.

— Я не… «Не хотел напугать», — сказал бы он, если б успел. Однако девушка взвизгнула и молниеносным движение вонзила вилку в так неудачно подставленную ладонь.

Бальдр отшатнулся, прижав ладонь к груди.

— Да ты больная, что ли?! В своём вообще уме?!

Она всхлипнула, мотая головой, и вымолвила жалобным тоном:

— Прости, это было так неожиданно. Я испугалась.

Бальдр выругался сквозь зубы. Боль, по началу едва ощутимая, разливалась по руке, словно солнечный жар. А манжет белой рубашки украсили алые брызги, будто ягоды рябины, упавшие в снег. Не слушая глупый лепет, Бальдр развернулся и отправился прочь злой, как тысяча чертей. На полпути к барной стойке его настойчиво дёрнули за рукав.

— Чего ещё? — раздражённо буркнул Бальдр.

— Мне жаль, правда-правда. Меня зовут Нора. Пойдём, у них наверняка есть аптечка, — целеустремлённо потянула его вперёд она.

Бальдр покорно двинулся следом, а Нора проявила удивительную активность. Пока Бальдр платил по счёту, она увлечённо ковырялась в аптечке. Обработала рану и сказала, что непременно нужно обратиться в больницу.

Бальдр уже остыл и поглядывал на неё с толикой интереса.

— Пойдём. У тебя есть машина? — увлечённо спросила Нора, подхватив со столика свою книжку.

— Нет, у меня прав нет, — помотал головой Бальдр.

— Ну ладно, вызову такси, — тут же приняла решение Нора, а Бальдр едва успел раскрыть рот.

— Знаешь, я лучше домой поеду, — знакомство начало уже напрягать, точнее сказать, не задалось с самого начала. Но этот деловитый тон и слишком уж активное участие в его судьбе тревожной дробью рассыпались в душе.

Нора вовсе не слушала, набрала номер и заказала такси. Может, ей просто стыдно? Бальдр прислонился плечом к крылу автобусной остановки и закурил. Странная девушка, очень странная. Разве может быть человек одновременно отталкивающим и притягательным?

Как выяснилось позже, Нора прекрасно сочетала в себе оба эти качества. Маленькая, пухлая, как сдобная булочка, и чрезвычайно суетливая, словно шустрая лесная белка. Пока они ждали такси, она успела прогуляться вдоль улицы и купить кофе, поправить макияж и поругаться с продавщицей в газетном ларьке. А прошло всего-то минут десять. В равной степени это пугало и восхищало. И вместо того, чтобы распрощаться с Норой поскорее, Бальдр поддался её напору. Пусть знакомство не задалось, зато появился шанс это исправить.

В такси она болтала без умолку о своей дурацкой книге. Оказывается, Нора повёрнута на мире Толкина. Бальдр считал, что это муть и тягомотина, но услужливо кивал, даже и не стараясь запомнить имена персонажей. На счастье, очередь в больнице была небольшая. Рану обработали, воткнули укол от столбняка и отпустили с миром. Бальдр не успел придумать, как распрощаться, едва вышел из кабинета, как Нора повисла у него на шее, будто сто лет не видела. Хотя прошло-то не больше пятнадцати минут.

— Как дела?

— Всё нормально, — ответил Бальдр, осторожно опустив её вниз.

— Вот и славно. Я хочу загладить свою вину. Можешь пригласить меня на свидание, — широко улыбнулась она.

Бальдр несколько оторопел, однако решил воспользоваться такой возможностью.

— Э-э, ладно. Пойдём в кино? — предложил он, надеясь немного передохнуть от потока информации по «Властелину колец».

Нора чуть подумала, забавно наморщив лоб.

— Нет, поедем лучше ко мне — я живу в паре кварталов отсюда. У меня дома пирог, и я умира-а-а-ю с голоду, — протянула она, похлопав себя по животу.

Её простодушность и энергичность подкупали, и Бальдр, забив на все раздражающие факторы, с улыбкой протянул ей забинтованную ладонь.

— Люблю пироги.

И вместе они вышли за больничные двери навстречу россыпи городских огней, рассеивающих дымчато-сизый вечерний сумрак.

Примечания:

Полный текст и перевод стихотворения Г. Гейне "Лорелея":

https://www.tania-soleil.com/heine-ich-weis-nicht-was-soll-es-bedeuten/

1) Отрывок из стихотворения Генрих Гейне «Лорелея»

Вернуться к тексту

2) учебное заведение для общедоступного и неформального образования для взрослых

Вернуться к тексту

3) шведская группа, исполняющая готик и индастриал-металл

Вернуться к тексту

4) Проклятый с норвеж. Такая татуировка была у Бальдра и в игре, но с руническими символами.

Вернуться к тексту

Солнце багровой каплей вспухало на горизонте, окрашивая воды фьорда в розово-золотой. В изумрудной траве поблёскивали капли росы, сорванные жадным ветром и рассыпанные, будто мелкие стеклянные бусы.

Ивар всегда был «ранней пташкой», вот и сейчас поднялся ни свет, ни заря. Может, виной тому интернатские привычки, может, он просто таким уродился, но в утренней тишине и покое думалось легче. Устроившись на скрипучем крыльце, он закурил и рассеянно взъерошил тёмные волосы, и без того пребывавшие в беспорядке.

Локи — пёс Хальфдана шнырял по участку, вынюхивая что-то в траве. Потыкал носом старую лодку, укрытую брезентом, и, воодушевлённо махнув хвостом, направился к дому. Охотник из него, прямо скажем, херовый, больше он похож на огромную меховую подушку.

На удивление, Хальфдан пса любил больше, чем… да вообще, чем кого-либо. Даже, пожалуй, к своей дочери не питал такой заботы и любви. А уж к бывшей жене и подавно. Разговоров по душам со старшим братом у них заведено не было, и что послужило причиной развода, Ивар лишь предполагал.

Мимоходом потрепав пса, устроившегося рядом, по загривку, Ивар вновь принялся ворошить воспоминания. Локи решил одарить его любовью от всей широты собачьей души и слюнявого языка. Ивар отмахнулся, затушив окурок.

«Всё, всё, хватит, комок шерсти. И чем только Хальфдан тебя кормит?» — потрепал пушистые щеки. Локи же довольно тявкнул, примостив тяжёлую башку ему на колени. Ивар принял неизбежное и лениво зарылся пальцами в густую серо-белую шерсть.

Вчерашний день дробился на болезненно-острые осколки. Ивар со вздохом коснулся разбитых костяшек и сплюнул на землю. Ночка вышла тяжёлая.

Хальфдан его ненавидел всегда, просто потому что он был. Хальфдан желал только одного — оставаться единственным сыном и отцовским любимчиком. И они с Уббой ему как кость в горле встали.

Убба… нет, он не глупый, просто чересчур уж добрый и быстро забывает обиды. О, нет, с Хальфданом они похожи куда больше, хоть и противно это признавать. Старший брат любезно подмечал все его промахи. И, верно, только и ждал удобного момента, чтобы всадить нож в спину.

Вчера они уселись за круглым столом в гостиной — столешница расписана под карту мира. Отец сам делал вместе с дядей Ингваром. Давно, Ивар толком и не помнил, было ему лет семь. Он лишь краски мешал да подавал кисти. После дерево залили эпоксидной смолой. Отца уже нет, а карта осталась, даже краски не потускнели.

Хальфдан разлил «живую водицу»⁽¹⁾ из пузатой прозрачной бутылки. Молча поднял стопку и обвёл взглядом комнату. Ивар, встряхнувшись, принял серьёзный вид. Глупость какая-то всё это — не по-настоящему, а будто во сне. Половину речи Хальфдана пропустил мимо ушей. В этом доме всё навевало воспоминания.

— … проводить отца в последний путь — это наш долг, — сделал акцент старший брат, бросив на Ивара выразительный взгляд. — Но у некоторых нашлись более важные дела. Впрочем, отец тебе всегда всё прощал, ты ведь был его любимчиком, — поморщившись, добавил он.

Ивар лишь хмыкнул в ответ, однако промолчал. Залпом опрокинул стопку и отодвинул на край стола. Жгучий, горько-пряный вкус осел на языке, будто проступившая наяву горечь утраты. Если уж на то пошло, то в повседневной жизни Ивар водку не жаловал, однако не стал перечить, раз уж таковы традиции.

— Хочешь поплакаться о своём несчастном детстве? — усмехнулся Ивар. — Так мы не по твою душу собрались здесь.

— Как ты смеешь?! — воскликнул Хальфдан. — Ты даже на похороны не явился! Я уж не говорю о какой-то помощи… — состроил он презрительную гримасу.

Ивар пожевал губами, откинувшись на стуле.

— Я оплачу свою долю, не переживай.

Хальфдан покачал головой.

— Будто бы в деньгах дело! Похоронами мы занимались, а ты приехал, будто гость! Любимый сын, — с ненавистью выплюнул он.

Ивар закатил глаза, ну, конечно, старая песня на новый лад.

— Глупый ты, братец. Любимых детей в приют не сдают, — спокойно ответил он, хотя в груди и закипал огонь гнева. Ивар лишь отвёл глаза. Хрен с ним, пусть бесится. Даже на поминках умудрился перетянуть одеяло на себя! В этом весь Хальфдан.

— Ах, вот как?! — вспыхнул Хальфдан, стиснув кулаки. — Да ты мою жизнь разрушил! Мою и матери! Пока ты не появился, у нас всё было прекрасно!

Убба всё это время слушал молча, но, видно, и у него терпение иссякло.

— Хватит вам! Ну не в такой же день, нельзя ругаться. Отец хотел, чтобы мы провели время, как семья.

Хальфдан и Ивар повернулись как по команде.

— Вот именно «как»! — желчно подчеркнул старший брат и вновь обратился к Ивару. — Ты даже о том, что отец болел, не знал. Три года не показывался! Мы о нём заботились, но он всё тебя вспоминал.

— Хальфдан… — Убба бросил на брата укоризненный взгляд.

Хальфдан лишь отмахнулся.

Ивар стукнул стопкой по столу и потянулся к бутылке, налил, игнорируя других. Терпение медленно иссякало, капля за каплей. Пожалуй, если бы не Убба, Ивар и вовсе не стал бы сдерживаться.

— Довольно! Я тебя выслушал, а теперь уймись. Были у меня причины уехать, но тебя это не касается, — «живая водица» пылающим камнем рухнула в желудок, растеклась огнём по венам. Ивар отыскал на большом овальном блюде кусочек солёной сёмги, сунул в рот и вытер жирные пальцы о джинсы.

Хальфдан неторопливо поправил манжеты рубашки и скрестил на груди руки. На указательном пальце сверкнул золотой перстень с рубином.

— О, я знаю твои «причины», но Убба, кажется, нет.

Ивар фыркнул, поморщившись. Убба глядел с недоумением не на Хальфдана — на него.

Хальфдан же выдержал драматичную паузу и обернулся к младшему брату.

— Ребёнка своего бросил, потому и сбежал. Ты — лживый трус! — обличающе ткнул пальцем в Ивара.

Ивар побледнел на миг, но тут же натянул на лицо привычную ухмылку. Вот ведь сучий потрох, и откуда только узнал?!

— Не твоего это ума дело, дурак!

Хальфдан самодовольно усмехнулся, расслабленно откинувшись на спинку стула.

— Значит, возразить нечего?

Ивар стиснул зубы и зло тряхнул головой, отбросив чёлку.

— Счастливо оставаться, — вскинул ладонь вверх и подскочил на ноги. Нахер, ещё пару слов, и семейная попойка закончится кровопролитием!

Хальфдан лишь утвердительно кивнул, наблюдая за пьесой, которую сам же и разыграл.

— Трус и предатель — вот твоё истинное лицо, — довольно подвёл итог он.

Ивар остановился и сделал глубокий вдох, сжал кулаки и резко развернулся.

— Ты, напыщенный, самодовольный ублюдок!

Хальфдан издал короткий смешок и поднялся, оперевшись на стол.

— О, нет, я — законный сын. Ублюдок здесь — ты.

Мутно-белая пелена гнева пала, словно забрало. Ивар на миг зажмурился и представил, как по «карте мира» разлетятся алые брызги, когда он впечатает братца мордой в стол. Но Убба встал между ними, схватив его за запястья.

— Хватит! Вы с ума сошли?! Думаете только о себе. Что бы отец сказал?

Ивар стряхнул его руки и отступил, мотая головой.

— Да пошли вы оба!

Вылетел за дверь, не слушая возмущенный голос Уббы и насмешливый Хальфдана. Неужто отец и правда думал, что они способны ужиться в этом доме хоть один грёбаный день? Хальфдан желал только одного — унизить его перед братом. Перед тем, кого он действительно любил. Вот ведь двуличная скотина! Об отце он печётся, как бы не так! Да насрать ему на всех, кроме себя!

* * *

На задворках цивилизации удалось отыскать какой-то задрипанный бар. Грязный, шумный и, кажется, насквозь «местный» — чужих не жалуют. О, это к лучшему, отличное место, чтобы выпустить пар.

Ивар уселся к барной стойке и заказал двойной виски. Уж всяко лучше того пойла, что Хальфдан притащил. Прошёлся рассеянным взглядом по залу. Шаткие, липкие столы, игровой автомат и даже бильярд, у которого торчала компания подвыпивших работяг. То ли спорили, то ли ругались на повышенных тонах. Ивар ухмыльнулся, поболтав напиток в стакане. В воздухе витал аромат крови и пота. Хрипло грохочущие колонки выплюнули очередную порцию заезженной ретро-мелодии, а в свете тусклых ламп, казалось, летали искры. Вероятно, здесь бьют кому-нибудь морду каждый вечер. Так чем сегодняшний хуже?

Не спеша прикончив напиток, Ивар решил «сменить пластинку». Под такую тягомотину даже помирать тошно. Музыкальный автомат с компакт-дисками притулился у противоположной стены, будто шагнул сюда из восьмидесятых. Ну нет, здесь многое было родом из восьмидесятых, и посетители в том числе. Ивар родился в восемьдесят восьмом.

С любопытством разглядывая старые киноафиши на отделанных кирпичом стенах, Ивар приблизился к музыкальному автомату. Провёл пальцем по списку, прилепленному к пыльному стеклу. Выбор был не особо шикарный, однако каким-то чудом среди дряхлой попсы очутился диск Мерлина Мэнсона. Ивар, не раздумывая, расстался с десяткой и вдавил нужную кнопку.

Колонки, всхрапнув, словно загнанные лошади, замолкли. Но вскоре зависший под потолком сизый дым развеяли молнии гитарных рифов. Кайф! Ивар, зажмурившись от восторга, плюхнулся на прежнее место. Он бы выпил, пожалуй, ещё и забыл о Хальфдане, об отце и Уббе, обо всём! Нет, для этого надо нажраться в сопли. К чёрту, он бы дорого заплатил, чтобы стереть сегодняшний день из памяти.

Ссора у бильярдного стола давно стихла. Ивар успел опрокинуть второй стакан, когда чужие ладони опустились на плечи. В стекле отражались двое — выше и крепче. Но Ивар разве когда-то боялся? Уж точно не доброй драки.

— Эй, приятель, ты, кажется, заблудился? Так мы проводим к выходу, — сказал рыжий с широким морщинистым лицом.

Ивар усмехнулся и повертел в руке стакан.

— Правда? А я-то думал тут рады гостям.

У второго, темноволосого, терпение, видно, иссякло.

— Проваливай, щенок!

Ивар не спеша поднялся и обвёл ленивым взглядом зал. У бильярда скучали ещё двое.

— А то, что, старик? — не дожидаясь ответа, толкнул собеседника в грудь. В рыжего же, не целясь, зашвырнул стакан со стойки. Угодил в плечо. Ох, что началось…

От пудовых кулаков мужика в клетчатой рубашке удалось увернуться. Темноволосому досталось кулаком в лицо. Рыжему — локтем по рёбрам. Ух, в этот миг Ивар почувствовал себя живым! Из искры разгорелось пламя. Опалило жарким дыханием щёки, толкнуло в спину.

Круг сомкнул у бильярдного стола, Ивар оказался в самом центре. Пропустил хлёсткую оплеуху, и в голове зазвенело. Впрочем, это лишь разозлило, но ничуть не охладило пыл — раззадорило.

По стенам метались тени: хищные, яростные, будто голодные волки. Ивар отступил, но лишь затем, чтобы выбрать «оружие». Дерево разломилось с сухим треском, ощетинившись острыми щепками. Кий — не замена мечу, лишь подобие. Опустив глаза, он сосредоточился на движениях теней. Увернулся и пнул того, что ближе, в живот. Рыжему заехал обломком по голове. И тот одурело затряс башкой, будто ошалелый пёс. От третьего, грузного, пьяного, сумел отскочить. Но… их было четверо, а он — один. Ивар получил подножку и упал на колено, выпустив из рук обломок. Непростительная ошибка. Тени поглотили свет. И жаркое пламя захлебнулось кровью. Теперь уже — его.

Отпинали его славно, на прощание приложив мордой о барную стойку. Вышвырнули прочь. Ивар же, «отдохнув» немного в пыли, поднялся и ощупал себя. Рёбра вроде целы. Сплюнул вязкую красную слюну и утёр разбитые губы. Суки! Гостеприимство, блядь, выше всяких похвал! Прихрамывая и рассыпаясь проклятьями, Ивар потащился к парковке. И зашвырнул на прощание камень в малиново-изумрудное окно. Звон разбитого стекла сыграл финальный аккорд в этой композиции. В отдалении взвыли полицейские сирены. Вечеринка, по ходу, окончена.

* * *

Байк заглох где-то на полпути к дому. Бензин кончился. Ивар зло выругался и подкатил к обочине. Вокруг лишь скалы да тёмное небо, а заправка осталась далеко позади. Даже домов никаких, лишь неприютные, колючие кусты и голые скалы. Ничего не поделать, видно, за байком придётся вернуться завтра, а домой топать пешком. Перспектива не слишком радовала. Нашарив в кармане кожанки мятую пачку, Ивар закурил и сплюнул на землю.

Можно вызвать такси или позвонить брату, но на самом-то деле он и правда хотел пройти этот путь один. В наказание или просто от того, что видеть всех тошно? Ивар и сам не знал, просто шагал вперёд, изучая россыпи звёзд. Заблудиться сложно, главное поворот не проморгать. И он всё-таки умудрился свернуть не туда! За насыпью мелькнули огни деревни. Аккуратные белые домики, рассыпанные по траве, будто хлебные крошки. А на холме возвышалась часовня с остроугольным куполом. Ивар оторопел и застыл, тронул привычным жестом цепочку на шее. В узких оконцах всё ещё теплился жёлтый свет, и он, пожалуй, зашёл бы, да только… только коснулся припухшей челюсти и подбитого глаза и опустил голову. Служба давно закончилась, да и для исповеди не то время. Уже после сообразил, что часовня лютеранская. Потоптался на месте и развернулся. Станция рядом — не так далеко он и ушёл.

Пьяный азарт и пыл драки выжег холодный ветер. Потихоньку-полегоньку накрапывал дождь. Ивар запрокинул голову к небу, скрытому рваными обрывками туч и распростёр руки. На душе было так погано, что волком хотелось выть. Впрочем, когда-то раньше он пел, и становилось легче. Поют ведь не только, когда хорошо, но и когда плохо.

Среди раздёрганных строчек и полузабытых песен вспомнилась одна славная. Ивар тихонько начал, будто и вправду колыбельную затянул.

«Они называли меня Кожаный Передник

Они называли меня ухмыляющийся Джек

Они молили небеса свыше

Чтоб я никогда не вернулся

Слышите ли вы плач детей?

Волны страха как лезвие режут пространство…

Снова будет боль…

Я несу Огонь и лед

Я кроваво-красный Песочный Человек, идущий домой!!!»⁽²⁾

* * *

Следом за Локи на улицу вышел Убба сонный и хмурый. Потянулся и замер в двух шагах, смерив сумрачным взглядом. Вытянул сигарету из пачки и закурил.

Ивар глядел снизу вверх и крутил в руках колкую травинку.

— Долго дрыхнешь, братец.

Убба покачал головой и облокотился на перила, выдохнув дым. Больше на него и не смотрел, будто стыдился. Хотя не он виноват, а Хальфдан «испортил вечер», если это можно так назвать.

— Даже не буду спрашивать, где ты был.

Ивар равнодушно пожал плечами.

— Мне нужна твоя тачка.

— Зачем?

— Байк надо забрать, — Ивар поднялся и протянул руку. — Ну так, давай ключи.

Убба вскинул брови и покачал головой.

— Нет, ты всё ещё пьян.

— Да брось, тут ехать-то всего-ничего, — отмахнулся Ивар, спихнув пса с колен. Локи недовольно чихнул и, покрутившись на месте, улёгся на нагретые солнцем доски.

— Хорошо хоть вчера тебе хватило благоразумия не садиться за руль, — с видимым облечением произнёс Убба.

Ивар расхохотался, уперев руки в бока.

— Ох, братец, байк заглох на полдороги.

Убба смешался и опустил голову.

— Так нельзя, Ивар, у тебя будто запасная жизнь есть! — рассержено воскликнул он.

— Не нагнетай, — взмахнул руками Ивар. — Ничего ведь не случилось.

— В этот раз, — предостерегающе бросил Убба и затушил окурок в жестянке, стоящей на перилах, потянул дверь на себя. — Я тебя отвезу, подожди пару минут.

Ивар покорно склонил голову. В дом идти не хотелось, с Хальфданом видеться тем более. Когда Ивар проснулся, тот ещё спал. На самом-то деле волновал больше не Хальфдан, а Убба. Показательно-отстранённый и молчаливый. Ивар поглядывал искоса, пока ехали в машине. Открыл окошко и высунул руку, лениво насвистывал. Делал вид, будто чрезвычайно увлечён пейзажем. Байк удалось отыскать, пусть и не с первого раза. Убба задумчиво наблюдал, как Ивар возится со своим железным конём.

— Это правда? То, что вчера Хальфдан сказал.

Ивар поперхнулся воздухом и, отвернувшись, засучил рукава. Убба застал врасплох. Он уж решил, что тот забыл или спрашивать не станет. Нарочито увлечённо проверял все детали, залил бензин и масло поменял. А Убба всё ждал ответа, прислонившись к боку «Лэнд Ровера» цвета «мокрый асфальт». Ивар помнил малыша, похожего на пухлого, неуклюжего медвежонка. Ласкового, доброго, которого он учил складывать самолётики и корабли из бумаги. И тому мальчишке он никогда не врал.

Ивар откашлялся и закурил, встал напротив брата, поймав его нетерпеливый взгляд.

— Правда да не вся.

— То есть, как?

Ивар облизнул пересохшие губы (на нижней трещина после вчерашней драки) и криво ухмыльнулся.

— Так и будем посреди дороги торчать, как чужие?

Убба, конечно, смутился и мотнул головой, пригладил растрёпанные ветром волосы и распахнул дверь. Ивар, отлепившись от байка, шагнул к машине. Забрался на пассажирское место и провёл ладонью по приборной панели, просто от того, что некуда было деть руки.

Убба и злиться-то долго никогда не умел, лишь обиженно пыхтел над ухом. А в глаза ему всё же смотреть стыдно, потому что… да, наверное, потому что только Уббе он и хотел казаться лучше, чем есть. А Хальфдан вдруг взял и раскрыл его глупую тайну.

Ивар сделал последнюю затяжку и выкинул окурок в окошко.

— Ладно, слушай. Звали её Мария. Познакомились в кафешке, она там работала. Ну вот, ничего особенного, баба, как баба. Мы даже и не встречались, так перепихнулись пару раз в подсобке, да и всё.

Убба осуждающе качнул головой, а Ивар цокнул.

— Да брось, не всем в двадцать лет жениться, некоторые хотят ещё пожить.

Убба промолчал, и Ивар осёкшись, кивнул.

— В общем, месяца через три она мне позвонила и сказала, что залетела. И что было делать? Нет, ну скажи, ты же у нас моралист! — разозлившись ткнул брата кулаком в плечо Ивар.

— Вряд ли бы со мной такое случилось, — чуть подумав, заявил Убба.

— Дай-ка угадаю, а если бы случилось, то ты бы непременно повёл её под венец, как честный человек?

Убба хотел возразить, но Ивар скрестил руки и помотал головой. И без того тошно.

— Она сказала, что хочет оставить ребёнка.

— А ты? — тихо спросил Убба.

Ивар лишь фыркнул.

— Это её жизнь — не моя, она и выбрала. И я тоже выбрал. Но, в общем, деньги отсылаю, — добавил, пристыженно дернув щекой. — Не думай, что я последний мудак.

Убба покивал молча, а Ивар отвёл глаза и принялся отдирать колючий репейник, прицепившийся к бедру в этих проклятых кустах.

— Ты хотя бы видишься с ними?

— Зачем?! — вспыхнул Ивар. — Пацан обо мне и не знает. Она предлагала фотку выслать, но… нет, это лишнее.

— Вот как… Тебе даже неинтересно? Не могу этого понять. Мой сын, моя семья для меня самое дорогое.

— Для тебя, может, и так… А отец? Разве не лучше бы было, если бы он вообще не приходил? — чуть успокоившись, продолжил Ивар. — Из Хальфдана папаша тоже херовый получился.

— Я с тобой не согласен. Наш отец, он… не был идеальным, но ты только плохое помнишь, будто ничего хорошего и не было.

Ивар коснулся его груди раскрытой пятернёй и снисходительно ухмыльнулся.

— У тебя и, правда, доброе сердце, медведь, — он толкнул дверь и махнул брату рукой. — У меня дела в городе, повидаюсь с дядей.

Убба кивнул и проводил его напряженным взглядом.

— Осторожней на дороге, бога ради. В следующий раз тебе может так не повезти.

Ивар отмахнулся и надел шлем. Не первый день в седле, да и хмель почти выветрился. Взревел мотор, а холодный ветер подхватил в объятья, сопровождая по склону вниз.

Примечания:

*Текст и перевод песни:

https://www.amalgama-lab.com/songs/l/lordi/blood_red_sandman.html

1) «Аквавит» — норвежская картофельная водка

Вернуться к тексту

2) Lordi «Blood Red Sandman»

Вернуться к тексту

Дядя Ингвар даром, что отцовский брат — на отца не похож ни капли. Нет, внешне, конечно, но по характеру — небо и земля. Отец над ним порой посмеивался, поддевал, они часто спорили, однако дядя всегда прощал. «Такой он человек», — вздыхал, разругавшись с отцом, и всё равно делал первый шаг на пути примирения. Ивар такого великодушия был лишён. И прекрасно знал, о чём будет толковать дядя, но слушать это невыносимо. Сейчас уж тем более.

Ивар подъехал к воротам и заглушил мотор. С тяжёлым вздохом стянул шлем. Всего лишь пара минут, чтобы собраться с мыслями. Потоптавшись у калитки, он вдавил кнопку звонка. Заголосили псы.

Дядин дом походил на крепость — большой и светлый, окружённый высоким забором из гладких тёмных досок. В детстве он и казался крепостью — той, в которой нет места тоске и страхам. Ивар горько усмехнулся и прикусил губу, сердито пнул камешек, попавшийся под ботинок. В детстве всё иначе и проще, теперь же… Да, дядин дом был когда-то и его домом, а сейчас того места, куда хотелось бы возвращаться, нет вовсе.

Мать умерла, когда ему не было ещё и семи лет, и отец, верно, без особой радости, забрал к себе. Нет, точнее не так — сплавил дяде с тётей. Там Ивар и провёл остатки лета. Отец приезжал, как и прежде, дарил подарки, водил в зоопарк — в общем, исполнял обязанности воскресного папаши. Для него, словно ничего и не изменилось. Только мать ушла, оставшись смутным воспоминанием — призраком, тающим день ото дня. С годами её облик потускнел вовсе.

Лето вскоре закончилось, и отец, видно, принял решение. Привёл его в свой дом. Целый год они пытались уживаться с мачехой и Хальфданом, пока всё в конец не разладилось. Ивар закончил второй класс, и осенью ему должно было исполниться восемь. На лето отец снова отослал его к дяде. А после, да, после состоялся тот самый разговор, когда отец навешал ему лапшу на уши и пообещал, что заберёт. Сплавил в интернат и на этом всё, точка! Избавился от своих проблем.

Дядя отворил калитку, и Ивар невольно опустил голову, столкнувшись с его печальным взглядом. Тяжко, должно быть, потерять брата, в котором с детства души не чаял.

— Всё же приехал, — выдохнул дядя и положил ему ладони на плечи, крепко прижал к себе.

— Мне жаль, правда, жаль, — отыскал в сердце подходящие слова Ивар, отстранившись и вглядевшись в его бледное лицо.

Дядя едва заметно кивнул.

— А с тобой-то что?

— Подрался в баре, — нехотя отмахнулся Ивар и машинально коснулся налившегося грозно-фиолетовым цветом синяка на скуле.

Дядя неодобрительно цокнул и покачал головой. Его светлые волосы взъерошил резкий порыв ветра, а в тёмно-карих глазах мелькнуло осуждение.

— Если вечно призывать беду на свою голову, она однажды придёт, — помедлив, стиснул его плечо. — Пойдём в дом, давно тебя ждём.

В доме тётушка начала причитать и отчитывать, обработала «боевые раны» и велела садиться за стол. Пахло, как в детстве, пирогами и свежим душистым чаем. А на широком подоконнике выстроились в ряд любимые тётушкины азалии в белых керамических горшках.

Ивар опустился на стул и бегло оглядел кухню — большую и светлую, в бело-лимонных тонах. Тётушка любила цветы и мелкие безделушки, а ещё обожала копаться в саду.

Дядя выставил на стол травяную настойку и разлил по стопкам. По правде, он почти и не пил — предпочитал «находиться в ясном сознании», как он сам выражался. Однако сегодня… Видно, что на душе тяжко. Ивар вновь ощутил смутный укол совести и опустил глаза. Какие бы отношения у них ни сложились с отцом, в большом сердце дяди места обидам не нашлось.

Они подняли стопки, не чокаясь.

— За Рагнара, пусть Господь простит все его грехи, — тяжело вздохнул дядя.

— За отца, — понизив тон, почтительно добавил Ивар.

Тётушка оставила их вдвоём, сказала, что собак прогуляет. Дом их всегда был полон животных. Тётушка работала ветеринаром, а дядя — спасателем. Видно, общие идеалы их и соединили. Казалось, что понимают они друг друга с полуслова, а порой и вовсе без слов. Вот и сейчас тётя, похоже, решила дать им время поговорить наедине.

Дядя отставил стопку, кашлянул и пригладил аккуратную рыжую бороду. В отличие от тёти, говорил он мало, но если уж брал слово, то оно имело вес.

— Рагнар не был плохим человеком, хоть ты и обижен на него, но он тебя любил. Всех вас.

— Ну, да, ну да, просто кого-то больше, а кого-то меньше, — поджав губы, заметил Ивар.

Дядя покачал головой.

— Я к нему в душу лез, но отзывался он обо всех тепло.

Ивар промолчал, стиснув зубы. Колкие фразы так и норовили сорваться с языка, да, впрочем, они всегда находились «под рукой» — не получалось иначе. Ивар прекрасно овладел мастерством выводить всех из себя. Нужно лишь знать, за какие струнки дёргать. Порой это забавляло, но так легко заиграться, забыв обо всём. Нет, дядю не хотелось обижать. Может, Ивар таких тёплых чувств ко отцу не питал, но дорожил младшим братом. Мог представить, как дяде тяжко.

— У него тоже жизнь выдалась нелёгкая. Деда-то помнишь?

Ивар пожал плечами.

— Нет, конечно, мне было четыре года, когда он умер.

Дядя кивнул.

— Да, у отца был тяжёлый характер и воспитание суровое. Он работал в службе исполнения наказаний. Был начальником колонии долгие годы.

Ивар присвистнул.

— Я и не знал.

— Рагнар — старший сын, с него и спрос больше. Однако, он вечно поступал отцу наперекор и с учёбой у него не ладилось. Всё из-под палки, — дядя вновь вздохнул, рассеянно пригладил волосы. — Отец хотел, чтобы он пошёл по его стопам. Но Рагнар… он совсем другой: мечтал путешествовать, мир повидать. Правила и рамки — это всё не для него. Он и сбежал, едва стукнуло восемнадцать. Отец очень злился, а мама, что ж, не смела ему перечить, хоть и жалела его тайком. Деньги присылала втайне от отца. А когда она умерла, Рагнар и вовсе перестал появляться дома. Я к нему ездил. А с отцом они делали вид, будто друг друга не существует. Если Рагнар и приезжал, то они непременно ругались.

Ивар качнул головой, налил себе ещё.

Дядя, спохватившись, кивнул.

— Не думай, что он был тираном.

— Ага, как же. Лупил ещё поди, почём зря… — протянул Ивар, в душе порадовавшись, что деда так и не узнал. Виделись они, кажется, раза два. Отец привозил знакомиться. А у деда вечно рожа кислая.

Дядя смешался, отвёл глаза.

— За дело бывало. Не умел он хвалить, зато ругать и отчитывать всегда был готов, — чуть помолчал и едва заметно приподнял уголки губ. — Помню, мне было года четыре. Я мамину вазу разбил нечаянно. Играл с мячом в доме, хотя, конечно, это было запрещено. Рагнар отцу сказал, что это он разбил и принял наказание за меня. Его заперли в комнате, гулять не пускали, а я ему тайком таскал пирожки и конфеты.

Ивар поддержал дядину грустную улыбку и отсалютовал стопкой.

— Он, наверное, был неплохим братом.

Дядя кивнул и, чуть помедлив, наполнил свою стопку, поднял вверх.

— Да, так и есть.

* * *

Вернулась тётушка, вскоре и двоюродный братец приехал с работы. Сели в гостиной и пересматривали старые снимки. Ивар вышел на крыльцо, закурил, устроившись на старых скрипучих качелях. Тошно было смотреть, честное слово. Нет, фотки хорошие, но вспоминать о прошлом и сетовать вместе со всеми — это просто выше его сил. Пусть уж как-нибудь сами.

Сигарета давно закончилась, но Ивар не спешил в дом. Вскоре распахнулась дверь, и Рэми виновато переступил на месте. Ну, ясно, подослали предки! Ивар усмехнулся, поймав его хмурый взгляд.

— Мама зовёт в дом. Чего ты тут один? — скованно проговорил братец.

Ивар хмыкнул.

— А мне одному хорошо, — чуть помолчал, подбирая слова. — Да не могу, тошно уже там сидеть.

Братец, чуть помедлив, уселся рядом.

— Хочешь просто о чём-то поговорим, о другом?

Это было так нелепо-смешно, что даже мило. Ивар едва заметно ухмыльнулся и, поймав неловкий взгляд братца, стал оживлённо расспрашивать.

— Как твои дела? Бабу себе ещё не завёл?

Рэми смутился, быстро заморгал и опустил глаза.

— Я, кхм, ты знаешь, может, лучше на какую-то другую тему поговорим?

Ивар вопросительно приподнял брови, и Рэми вскоре сдался под его испытующим взором. Что ж поделать, нравилось Ивару подкалывать братца. Но не со зла ведь — от скуки.

— Есть одна девушка, мы вместе ходим в «горный клуб». И-и, ну, она мне нравится, но не уверен, нравлюсь ли ей я.

— Так попробуй позвать её куда-нибудь, — недолго думая, предложил Ивар.

— Но… А если она откажется?

— Так может и согласиться, — хохотнул Ивар, хлопнув братца по плечу.

Рэми повздыхал печально и сказал, что подумает, а после пошёл в дом. Ивар проводил взглядом его нескладную фигуру и покачал головой.

С Рэми у них разница в десять лет. Ивар, признаться, в детстве ему завидовал. И даже порой нарочно дразнил, но потом становилось его жаль. В конце концов Ивар понял, что Рэми не виноват в том, что ему достались любящие родители, которые в нём души не чают. Дядя с тётей с него пылинки сдували: любимый долгожданный ребёнок. А Ивар — так, гость, который приезжает только на каникулы и праздники. Братца он доставать перестал, по крайней мере, старался. А вот огонёк обиды прочно поселился в душе. Порой он едва тлел, но всё же не угасал. И в этот тихий вечер вырвался наружу.

Тётушка прибиралась на кухне, Рэми пошёл с собаками гулять. А дядя сидел в гостиной и пялился в камин. Кошка запрыгнула ему на колени, а он, кажется, даже и не заметил. Ивар устроился на диване и шумно выдохнул, кашлянул, чтобы привлечь внимание.

Дядя встряхнулся и вынырнул из своих печальных дум.

— Ивар, и всё же, почему на похороны не приехал? Отец у тебя один, другого не будет.

Ивар стиснул зубы: ну, начинается!

— Будем считать, что я опоздал, — максимально вежливо ответил он. Что бы там Хальфдан не говорил, но не такой уж он и бесчувственный. Дядю было жаль.

— Вот как, опоздал, — размеренно кивнул дядя Ингвар. — Пусть так, а отчего же в летний дом не поехал? Неужто последнюю волю отца выполнить не можешь? — упрекнул он.

— Я пытался, извини, сделал всё, что мог.

Дядя покачал головой.

— Зачем тогда приехал?

Ивар пожал плечами.

— Да сам не знаю. Может, хотел тебя повидать или Уббу, — на ходу сочинял он. — По дому соскучился, хотя… Разве у меня здесь был когда-то дом?

И это, похоже, дядю задело.

— Мы тебе всегда рады.

Ивар сухо кивнул. На том бы следовало и закончить, но вредный бес обиды дёрнул за язык.

— Конечно, как гостю. Вы же от меня отказались, позволили, чтобы отец меня в интернат отослал. Я был нужен, только пока у вас свой сын не родился.

— Ивар! Как тебе не стыдно! — воскликнул дядя. — Никто от тебя не отказывался, и… господи, нашёл время ворошить прошлое! Мы хотели, чтобы ты остался, но Рагнар так решил.

— А! Ну это я и хотел услышать. Ты ведь с ним спорить не стал? — разгоревшийся в груди огонь сложно было унять.

— Не стал. Ты его сын, и уж точно не мне принимать решения. Неужели ты до сих пор злишься?

Ивар криво ухмыльнулся и покачал головой.

— Какая разница? Назад не отмотаешь. Ты бы всё равно не стал ему перечить, правда?

Дядя тяжело вздохнул и поднялся из кресла.

— Ивар, он мой старший брат, и я всего буду его любить. Мне жаль, что тобой правят обиды и гнев. Нам всем пришлось тяжело, у всех были свои проблемы. И твой дом всё ещё здесь, как бы ты ни считал.

Ивар поджал губы и опустил голову. Спорить дальше уже не хотелось.

— День был трудный, пойдём спать. Линда тебе постелит в гостевой комнате, — сказал дядя мимоходом коснувшись его плеча.

Ивар только кивнул. Извинения никогда не были его сильной стороной, а стыд, тем не менее, покалывал внутри, будто тонкие ледяные иглы.

Уснуть он долго не мог. Ворочался с боку на бок и слушал, как громко тикают дедовы напольные часы — украшение гостиной. Кошки носились по коридору, а после дверь осторожно открылась и в комнату прочапал один из псов, деловито цокая когтями по паркету. Который из двух, в темноте не разглядеть. Оба на одну морду. Пёс потоптался, шумно вздыхая, и, не церемонясь, запрыгнул на кровать, устроился в ногах.

— Вот ещё новости! — возмутился Ивар. — Здесь место для одного. Вали в гостиную, у вас там целый диван.

Оскар (Ивар дёрнул цепочку бра и увидел, кто же пришёл его навестить на ночь глядя) обиженно засопел и замахал коротким хвостом.

— Давай-давай, проваливай! — подтолкнул Ивар. Ладно бы кошку ещё он потерпел, но не такого же кабана.

Оскар ушёл на пол и принялся чистить все свои складки, громко стуча хвостом. На его морщинистой шкуре их целая уйма. Долго возился, в конце концов, устроился на ковре и захрапел.

Да как они только живут в таком зоопарке! Нет, не то чтобы Ивар не любил животных, но больше как-то на расстоянии. К тому же в этом доме их слишком много: два пса-шарпея (Оскар и Лайм) и три кошки.

Ивар без особой радости поднялся и перешагнул через пса, вышел в сад и закурил. У дяди с тётей в доме не курят, и вообще они там все за ЗОЖ. Ивар побродил немного среди россыпи солнечных фонариков, которые освещали сад в ночное время, надеясь, что свежий воздух прогонит душное чувство стыда и горечь обиды. А когда вернулся в постель, вместо сна пришли воспоминания.

* * *

В то утро он проснулся рано, спустился вниз, следуя за одной из тётиных кошек, и услыхал голоса на кухне. Пожалуй, Ивар просто толкнул бы дверь, но сообразил, что обсуждают его, и замер, будто статуя, выпустив кошку на пол.

Тётушка строго выговаривал папе:

— Надо что-то решать! Ребёнка в школу пора устраивать.

— Да знаю я! — отмахнулся папа. — Время ещё есть. У нас с Идой и так не ладится, понятия не имею, как ей сказать.

— Сказать всё-таки придётся, — вступил дядя Ингвар. — И давно следовало, парню почти семь лет!

Папа раздражённо ответил:

— Сейчас вообще не время. Мы, наверное, разведёмся скоро. Не живём вместе, и… У меня сын со дня на день родится.

Кажется, тётя с дядей потеряли дар речи, но тётя всё же очнулась первой.

— Поздравлю, — сухо сказала она. — Пусть Ивар живёт у нас, сколько потребуется, пока ты со всеми своими женщинами не разберёшься, — скрипнул стул, а после хлопнула задняя дверь. Видно, тётя вышла в сад.

— А ты что же молчишь, брат? Тоже не рад? — спросил папа.

Дядин голос звучал виновато и глухо.

— Поздравляю.

На некоторое время повисла пауза, кто-то со стуком поставил кружку.

— Я же не виноват, что у вас ребёнок не получается. Выбрал бы ты себе женщину помоложе… — заявил папа. — не знали бы таких проблем.

— Прекрати! — оборвал дядя. — Линда чудесная женщина, а если Господь нам не дал детей, видно, такова его воля. И вдвоём проживём.

Папа помолчал и добавил:

— Семь лет уже пытаетесь, а всё никак. Возьмите в приюте, а то какая же семья без детей?

Дядя печально вздохнул:

— Может быть… Если хочешь, чтобы Ивар остался у нас, так и скажи. Место есть, и мы ему рады.

— Я всё решу, просто не капайте на мозги. Разберусь, я сам ещё не знаю, где жить буду, пока не до него.

Ивар тайком пробрался в свою комнату, никто в тот раз его и не заметил. Папа, видно, поссорился с тётей и долго не появлялся. А Ивар уже и привык в новом доме, но всё же пришлось переезжать.

* * *

Утром Рэми заявился в комнату.

— Смотри-ка, что я нашёл на чердаке, — в руках он вертел волчонка — мягкую игрушку. Давным-давно, когда отец забрал Ивара домой, дядя с тётей подарили, чтобы он сильно не скучал. Ивар с ним долго не расставался, везде с собой таскал и в интернат увёз.

— Фенрир⁽¹⁾, — усмехнулся Ивар, забрав игрушку.

— Я искал всякие старые вещи, ну, знаешь, для винтажных фото, — «по работе» — понял Ивар. — И вот наткнулся на него. Может, ты хочешь забрать?

— Да нет уж, пусть живёт здесь.

— Хорошо, — легко согласился Рэми. — Пойдём завтракать? Мама уже ушла — у неё утренняя смена в клинике.

С тех пор, как тётушка вышла на пенсию (в прошлом году), она работала на полставки. Никак не могла расстаться со своими мохнатыми пациентами, но у неё появилось больше времени для себя и любимого сада.

Дяди тоже не было: «ушёл на пробежку», — пояснил Рэми.

Ивар хлебал кофе в одиночестве, потому что Рэми кормил животных и всяким прочими хозяйственными делами занимался. А когда дядя вернулся, братец стал собираться на работу.

По правде говоря, извиняться вовсе не хотелось, но вчерашняя ссора с дядей здорово подпортила настроение. Ивар сумел вытолкнуть лишь: «спасибо» за завтрак и вообще.

Дядя Ингвар кивнул.

— Чем планируешь заняться?

— Хотел навестить Регину, по городу прогуляться.

— Хорошо. Ты бы на кладбище всё-таки заехал, надо с отцом проститься, — напутствовал он.

Ивар поморщился. Ну сколько можно его тюкать!

— Время есть, — не стал спорить он.

Дядя больше не настаивал, лишь сверлил испытующим взглядом.

— Вот что, Ивар, по поводу дома я хотел сказать.

Ивар взмахнул руками.

— Да ладно, хватит! Ну переборщил я вчера и на тебя вовсе не в обиде. Если бы отец… Просто закроем тему, — поспешно закончил он.

Дядя покачал головой и упрямо продолжил:

— И всё же хочу прояснить. Когда умер отец — твой дед, дом он оставил мне. Завещания не было — всё на словах, но Рагнар его разочаровал, и отец… в общем, они много ругались, потом совсем перестали общаться, — махнул рукой он. — Сейчас не об этом. Я предлагал Рагнару продать дом, разделить деньги. Ему бы точно не помешали, они тогда с Идой снимали квартиру, своего жилья не было. Но он отказался, сказал, что дом мой, — дядя едва заметно приподнял уголки губ. — Сказал, что я столько терпел отца и пытался их помирить, что всё это заслужил.

Ивар чуть подумал, кивнул.

— Он прав. Хоть я деда не помню, но он, видно, был не сахар.

— Мы одна семья, и тебе здесь всегда рады, — напомнил дядя напоследок.

— Спасибо, я это ценю.

В конце концов, Ивар начал вспоминать, почему отсюда уехал. Семьи становилось слишком много в его жизни. Чересчур.

1) В германо-скандинавской мифологии огромный волк, сын Локи, которому предначертано убить Одина.

Вернуться к тексту

Небо сегодня грозно хмурилось, и на сердце камнем легла тоска. Отец Стефан когда-то сказал, что если человек того ищет, то любая дорога приведёт к храму. Так и оказалось. В детстве вместе с дядей и тётушкой посещали тот храм. Ивар даже успел на утреннюю Мессу, однако причащаться не стал. Такой ли уж он в самом деле грешник — не ему решать, а на исповеди давно не был. Свечу зажёг за отца у статуи Спасителя и опустил пару монет в ящик для подаяний.

Ветер разогнал тяжёлые тучи, и дождь так и не пролился — передумал. Взглянув на «морские часы» с якорем на циферблате (отцовский подарок на восемнадцать лет), Ивар обнаружил, что всего пятнадцать минут одиннадцатого. Регина на работе и не вернётся до четырёх-пяти вечера. Она ещё продлёнку ведёт у младших классов. Надо чем-то занять время.

Дядя и тётя жили в привокзальном районе. Ивар решил оставить байк на парковке у торгового центра и прогуляться пешком. Шагал вдоль пустынной набережной и иногда останавливался поглазеть на корабли. У причала дремал большой белый паром, похожий на ленивого пузатого кита. Вдоль фьорда курсировали прогулочные лодки и теплоход. Вдалеке из синих вод вырастал каменистый островок, почти всю площадь которого занимала старинная крепость. Когда-то там находилась тюрьма, а ещё раньше монастырь. А во время Второй Мировой база немецких подлодок. Теперь же — музей. Со школой как-то ездили, но второй раз там делать нечего. Больше запомнилась прогулка на теплоходе и крикливые чайки на пристани, норовящие утащить чужие закуски.

Свернув на улицу Олафа Трюггвасона, который считался основателем города и королём, крестившим Норвегию, Ивар позвонил брату. Хотел узнать, чем они заняты. В конце концов, просто любопытно.

— Убба! — бодро воскликнул он в трубку, когда брат ответил. — Как там дела? Не поцапались ещё с Хальфданом?

— Нет, мы разбираем папины вещи, — сдержанно ответил Убба. — И было бы неплохо, если бы ты присоединился.

Ивар вздохнул и остановился у бара, конечно же, закрытого в столь ранний час. Скучающим взглядом окинул улицу, по которой лениво тащился бело-синий грузовичок с рекламой молока на боку.

— Вряд ли. Точно не сегодня, — ответил Ивар, сунув в зубы сигарету.

Убба помолчал, верно, подбирал слова.

— Как хочешь. Завтра с утра мы собираемся на рыбалку, приезжай, если… Если тебе вообще есть дело до отца, — упавшим тоном добавил он.

Ивар вспыхнул, подобно бенгальскому огню.

— Не надо давить мне на совесть, брат! Приеду, если смогу. Отбой, — и, не дожидаясь ответа, сбросил вызов.

Ох, Убба! Неужто он всерьёз считает, что если человека принуждать, то от того кому-то станет лучше? Точно не отцу, которому уже всё равно. Однако то, что Убба не сказал, неприятным холодком отозвалось в груди. «Если тебе есть дело до отца… и до меня» — видимо, это он хотел бы добавить.

Настроение в конец испортилось, ещё и дождь, запоздавший с утра, зарядил с удвоенной силой.

Оглядевшись, Ивар приметил магазинчик со всякой мелочёвкой, посудой и статуэтками для сада. С витрины приветливо махал нарисованный гном в красном колпаке. Наверняка здесь есть и другие сувениры. Хильда собирает троллей — куча статуэток пылится на полках книжного шкафа. Она точно обрадуется ещё одному.

Пробродив среди полок с посудой и кухонной утварью, разными подсвечниками и соломенными украшениями, Ивар отыскал статуэтки и небольшие мягкие игрушки-брелоки. Тролли тоже здесь были. Ивар, повертев фигурки в руках, выбрал тролля с растрёпанными зелёными волосами и большими голубыми глазами. Он сидел на пеньке и махал растопыренной ладонью. Кажется, Хильда находит такое милым.

Дождь разошёлся не на штуку. Чуть поразмыслив, Ивар решил поехать в музей на автобусе. Не шляться же пешком в такую погоду. Подняв воротник кожанки, направился к остановке, укрытой пластиковым навесом.

Музей представлял собой современное здание, верхние этажи которого украшали портреты рок-звёзд и разные рисунки. В вечернее время включалась подсветка.

Несколько лет назад они с Бальдром здесь бывали. Тот даже побрякал на синтезаторе. Музей назывался «Дом Рока», и здесь находилась куча всяких музыкальных инструментов, на некоторых не возбранялось играть посетителям и воображать себя рок-звёздами. Ивару нравилась атмосфера, уж куда веселее, чем в крепости. Да и музыку он любил.

Он не спеша прогулялся по этажам и ненадолго залип перед костюмами и гитарами Dimmu Borgir и стендом с концертными фотками Satyricon⁽¹⁾. Пусть в музыкальных инструментах Ивар не шарил, но выглядело мощно и даже по-своему красиво. Блэк-металл никогда особо не заходил, и на концерт Ивар вряд ли собрался бы, что к одним, что к другим. А так, отчего же не полюбопытствовать. Помнится, Эльза по ним фанатела, у неё в комнате даже висели плакаты с Сатиром⁽²⁾.

Гитара Курта Кобейна выглядела куда менее сурово. Да-а, Эльзе бы здесь точно понравилось, но они расстались, когда этого музея ещё и в помине не было.

На пятом этаже находился ресторан со смотровой площадкой, с которой открывался живописный вид на фьорд и горы. Дождь утих. Из-за края тёмных облаков робко выглядывало солнце. Стоило бы найти какую-нибудь кафешку, а то в ресторане цены космические.

Посмотрев на город с высоты, Ивар сообразил, куда хочет пойти. И кафе вспомнил, в котором любил бывать в детстве, когда жил в интернате. Пришлось возвращаться за байком.

Когда отец навещал в школе, они часто туда заходили. Прекрасное время! Только они вдвоём без вредного Хальфдана и вечно недовольной Иды.

Отец рассказывал про море и разные страны и выглядел счастливым. Привозил сувениры, а после кафе шли гулять. Иногда забирали Уббу и отправлялись куда-то втроём. В парк аттракционов, например, или в кино. Всё-таки что-то хорошее у них было.

Хальфдан обычно такие встречи пропускал, может, потому что считал себя слишком взрослым, а, может, потому что Ивара с Уббой никак не мог признать братьями.

Кафе осталось на прежнем месте. Кажется, ничего и не изменилось за годы. Народу немного — середина рабочего дня. Ивар заказал свинину с картошкой в брусничном соусе и кусок черничного пирога. Горячий, крепкий чай помог согреться. На улице всё ещё было пасмурно и холодно. Солнце, едва погостив на небе, скрылось в плотных облаках.

На часах половина пятого, Регина звонила, сказала, что скоро придёт, но Ивар не торопился. Хотелось навестить ещё кое-кого. До школы пешком минут пятнадцать. А до сквера, в котором находится старая кирпично-красная часовня, и того меньше. Отец Стефан наверняка там.

Не успел Ивар пройти и половины пути, как ожил смартфон. Хильда звонила. По приезде он ей написал, а уж позвонить за все эти дни так и не собрался — вылетело из головы.

— Я прямо сегодня нарасхват! — весело объявил Ивар.

— Как ты там? — сочувственно спросила Хильда.

— Да нормально, гуляю, — придав голосу бодрости, ответил Ивар.

— Один, что ли? — удивилась Хильда.

— Один, мне компания не нужна, — нарочито беспечно отозвался Ивар, шагая по мощёной дорожке, чисто умытой дождём. Вдалеке уже виднелась островерхая крыша часовни. — Ты как?

— Уже соскучилась по тебе, — призналась Хильда.

Ивар предпочёл промолчать. Не то чтобы, у него нашлось время для скуки. Хильда выдержала паузу, возможно, ожидая ответа, но так его и не дождалась.

— Как твои братья?

— Братья? Более-менее, мы разругались, — без особой радости сообщил Ивар, сбавив шаг.

— Вот как… мне жаль, — вздохнула Хильда и, помолчав, добавила: — Слушай, я тут подумала, может, как-нибудь вместе съездим? Хотелось бы посмотреть на твой родной город.

— Когда-нибудь… — поспешно отмахнулся Ивар. Не так уж много он ей рассказывал о семье. Задушевные беседы точно не по его части. А если Хильда расспрашивала, он просто отделывался общими фразами.

— Когда-нибудь? Я предлагала на Рождество, на Пасху, а ты всегда находил причины ехать одному или вовсе отложить поездку. Три года вместе, а ты будто меня стесняешься. Не хочешь знакомить с родными? — в её мелодичном голосе капризной ноткой проскользнула обида. Есть у Хильды дурацкая привычка — задавать неудобные вопросы в неудобное время.

Ивар прочистил горло и решил поскорее завершить разговор.

— Давай не по телефону, а? У меня сейчас других забот полно.

Хильда, похоже, расстроилась и спустила на тормозах.

— Ладно, потом, так потом. Разбирайся со своими делами, а я тебя жду дома, — сухо обронила она.

Они быстро распрощались. Хоть и приятно, что она беспокоится, но обсуждать свои отношения с родственниками — нет уж, спасибо. В чём-то Хильда права, вот только не её Ивар стеснялся. Скорее не хотел всего этого ажиотажа, который непременно возникнет.

Тётушка любопытная особа, да и Стелла — жена Уббы, явно захочет с ней поболтать «чисто по-женски». И главная причина всё же не в этом. Что ж, надо решать проблемы по мере их поступления. Хильда далеко — в Осло, и этот разговор подождёт.

Ивар остановился у тяжёлых дубовых дверей часовни и сделал глубокий вдох, чтобы унять волнение. В этом месте всегда становилось спокойно, а на душе легко. Перекрестившись, зашёл внутрь.

Ряды длинных скамей пустовали, а в центре, у алтаря, толпились мальчишки из хора, оживлённо переговариваясь. Похоже, репетиция только закончилась.

Отец Стефан, статный, высокий, с аккуратной седой бородкой, собирал книги. Ивар дождался, когда цепочка школьников потянулась к выходу, и приблизился, почтительно склонил голову.

— Добрый вечер, отче.

Отец Стефан вскинул глаза за стеклами круглых очков, и его тонких губ коснулась тень улыбки.

— Ивар! Вот так встреча, давно ты не заходил. Решил навестить родных?

Ивар покачал головой.

— Отец умер. Я на похороны приехал.

— Соболезную, — перекрестившись, сказал отец Стефан. — Я за него помолюсь.

Вскоре в опустевшей часовне они остались вдвоём. Лишь каменные святые молчаливо взирали со своих постаментов. От сквозняка трепетали огоньки свеч.

— Как ты? — спросил отец Стефан.

Ивар прикусил губу и пожал плечами.

— Не знаю. Я просто пришёл… Хотел поговорить.

— Разумеется. Мне нужно завершить кое-какие дела в школе. Подождёшь полчаса?

Ивар кивнул, и отец Стефан ушёл. Время, чтобы собраться с мыслями, не помешает. Отец Стефан — один из немногих, если не единственный, с кем Ивар мог поговорить по душам. Или хотя бы попытаться.

Он был директором католической школы, в которой Ивар учился. Вёл хор и служил в часовне по воскресениям и праздникам. В будни же занимался делами школы. Знакомство у них вышло интересное.

* * *

Первые два месяца в школе тянулись долго. Уже и осень наступила, усыпав жёлто-багряными листьями двор. Папа не сказал, когда его заберёт, но Ивар решил, что на день рождения непременно! И с нетерпением ждал сегодняшнего дня. Но время шло, а за ним так никто и не приезжал. В пустой комнате было скучно, а поначалу даже страшно. Теперь уже ничего, к тому же, Фенрир его защищал от всяких монстров, которые появляются в ночи. Жаль только, он не мог отогнать кошмары.

«Охраняй», — велел Ивар Фенриру и усадил волчонка на подоконник, погладил плюшевую шкуру. А сам вышел во двор. Уроки давно закончились, обед прошёл, и во дворе стало людно. Старшие гоняли мяч, а младшие веселились на детской площадке, устроенной в виде деревянного корабля с разными лесенками и горками. Крутили штурвал и лазали по корабельному трюму.

Качели пустовали, и Ивар уныло плюхнулся на нагретые солнцем доски. Отсюда открывался прекрасный вид на ворота и кованную калитку. Когда папа приедет, он точно не пропустит!

Два года назад, когда ему исполнилось шесть, они с мамой устроили пикник в лесу. Жарили на костре сосиски и тягучий сладкий зефир. А ещё мама пела под гитару. У неё такой красивый голос был… Ивар украдкой вытер слёзы и уставился под ноги. Ковырял носком ботинка песок, и не заметил, что калитка отворилась. А когда поднял голову, увидел дядю.

Тот улыбнулся и подхватил на руки. А Ивар пытался состроить беззаботный вид, но губы всё ещё подрагивали.

— Что такое, малыш? Тебя обидел кто-то? — спросил дядя Ингвар.

Ивар покачал головой и вздохнул:

— Нет, просто про маму вспомнил… Как мы с ней ходили в поход.

Дядя легко провёл ладонью по его волосам и прижал к себе.

— Мы тебе приготовили сюрприз. Подожди здесь, я скажу, что заберу тебя на выходные.

Дядя долго не было. Может, про учёбу расспрашивал или ещё что. Или сестру Агату не мог найти, которая сегодня дежурила. В конце концов, он вернулся, и они сели в машину.

— А где папа? — спросил Ивар, устроившись на заднем сидении.

Дядя выглядел грустным, хотя и старательно делал вид, что всё в порядке. Он откашлялся и покачал головой.

— Он сегодня не сможет приехать, в порту задержали. Может, завтра.

Ивар сразу сник и уставился в окно, за которым пробегали узкие улочки и раскрашенные в белый или красный цвет дома. Сообразил, что едут они вовсе не к дядиному дому.

— А тётя Линда? — спросил Ивар.

— Она в больнице, малыш. Всё хорошо, не переживай. Обещала тебе позвонить.

Видно, поэтому дядя грустный — переживает за тётю Линду.

— С ней точно всё хорошо? — на всякий случай уточнил Ивар.

— Конечно. Сказали, что выпишут на следующей неделе, — бодро заверил дядя.

— Ты скучаешь?

Дядя улыбнулся и подмигнул ему в зеркало заднего вида.

— Ещё бы!

Вскоре подъехали к дому Регины и Уббы. Когда вышли из машины, дядя взял его за руку.

— Пойдём-ка, посмотрим, что за сюрприз, — весело предложил он.

Регина наготовила кучу всяких вкусностей, а большую комнату украсила воздушными шарами. А ещё был торт из кондитерской и подарки! Ивар почти позабыл о своих тревогах. Звонила тётя и поздравляла, а после они все вместе отправились на прогулку.

Регина купила мыльные пузыри, и Ивар с Уббой их выдували. Ладно, у Уббы не очень-то получалось, но он хлопал в ладоши и смеялся, глядя, как радужные пузыри уносит ветер. И на сердце от того было радостно. Брат ещё толком ходить не научился, поэтому Регина или дядя держали его за руку, когда он не в коляске.

В парке проходил осенний фестиваль: продавали всякие поделки, браслеты и вышивку. Большие леденцы с разными мультяшными зверятами и воздушные шары. Поставили разноцветный батут. А ещё давал представление кукольный театр с самодельными тряпичными куклами. Сказку про Красную Шапочку разыгрывали. Столько всего интересного, что у Ивара глаза разбегались!

Возвращались домой в сумерках. Ивар так напрыгался и набегался, что ужасно устал, и глаза слипались. Убба спал в коляске, которую катила Регина. А дядя, заметив, что Ивар тащится кое-как, поднял его на руки. Ивар благодарно уткнулся лбом ему в плечо.

На следующий день (в субботу) дядя учил его кататься на велике. Это они с тётей подарили.

Папа приехал только к вечеру. Вручил большого робота-трансформера в блестящей коробке — запоздалый подарок на день рождения. А в воскресенье они вдвоём ходили в кино. Выходные прошли просто замечательно, но в понедельник папа сказал, что пора возвращаться в школу. А Ивар только поверил, что теперь так будет всегда! И вот все надежды рухнули в миг.

Ивар насупился и помотал головой.

— Ты же обещал! Сказал, что мы будем жить вместе!

— Я же не сказал, что прямо сейчас. Развод ещё не оформили. Думаешь, это так быстро? Я только приехал, с квартирой ещё ничего не решил. Всё, бери рюкзак и пошли, — велел папа и накинул куртку. Похоже, он сам торопился.

Ивар упрямо прикусил губу и вцепился в ручку двери.

Папа рассерженно цокнул, уперев руки в бока.

— Давай без истерик.

— Ты обещал! — вновь повторил Ивар и всхлипнул.

— Начинается! Не реви, нечего трагедию устраивать. У меня ещё дела в городе, и некогда тебя ждать.

— Когда. Ты. Меня. Заберёшь? — повысил голос Ивар.

Папа тоже прикрикнул, наклонившись к нему.

— Сказал же: не знаю! Как получится, может, к Рождеству.

Дядя Ингвар вышел на шум и остановился в прихожей. Ивар совсем упал духом и прислонился лбом к холодному дверному полотну.

— Рагнар… — тихо окликнул дядя.

— Да что?! Я в летнем доме живу, куда я его возьму? Там отопление надо ставить к зиме. И в школу его возить каждый день я не собираюсь. Будто мне больше нечем заняться. Ивар, живо в машину!

— Я не поеду!

— Это не ребёнок, а наказание! — папа хлопнул дверью и вышел на крыльцо, потянуло табачным дымом.

Дядя Ингвар приблизился и наклонился к нему, ласково погладил по голове.

— Надо ехать, малыш. Разве тебе так плохо в школе?

Ивар пожал плечами.

— А мы с Линдой на следующие выходные тебя заберём. Хочешь, пойдём в цирк?

Ивар печально вздохнул и вытер мокрое лицо рукавом.

Дядя коснулся стиснутого на дверной ручке кулака.

— Все ходят в школу, учиться же надо.

— Только не все там живут, — буркнул Ивар и разжал руку, покорившись судьбе. Дядя-то свои обещания держит и вовсе не виноват в том, что… во всём.

Дядя его обнял на прощание, а Ивар долго махал ему из машины. Папа, похоже, рассердился: молчал и сделал радио громче. Ивар, скрестив на груди руки, уставился перед собой. Ох, как же он злился! И даже отступил, когда папа хотел обнять.

Папа шевельнул плечом.

— Ну-у, хватит дуться. На кислом молоке каши не сваришь. Учись хорошо и веди себя прилично. Я позвоню.

Ивар сделал вид, будто ему всё равно, отвёл глаза. На утреннюю молитву они опоздали, завтрак тоже закончился, прозвенел звонок на первый урок. Ивар не пошёл в класс. Вместо того бродил по территории школы, наткнулся на дорожку, ведущую в сад. Набрал горсть мелких камней и перекатывал в руках. Гнев белым огнём вскипал в груди, а буйный дух разрушения требовал выхода.

В теплицу Ивар попал ненароком. Вообще-то целился в деревянный сарайчик, в котором хранился садовый инвентарь. Стекло жалобно зазвенело и треснуло, второе осыпалось, колкими брызгами оросив сухую траву. Тут уж Ивар метил нарочно. И гнев утих, рассеялся, будто дым на ветру.

Ивар опустился в траву и обнял колени руками. Наверно, за теплицу влетит, если узнают, но сейчас было всё равно. Даже нестрашно — просто никак, словно все чувства и мысли выдуло из головы, как воздух из воздушного шара.

По усыпанной листвой дорожке прошуршали чьи-то шаги. Ивар уткнул лицо в ладони, измазанные в траве и земле. Ну и что, плевать! Не убьют же его теперь! Голос совсем не сердитый, скорее озадаченный, прозвучал сверху. Глубокий и мягкий тон Ивар узнал сразу. Директор! Вот же засада!

— И кто у нас тут прячется?

Ивар поднял голову и хмуро взглянул из-под мокрых ресниц. Отец Стефан подобрал рясу и присел перед ним на корточки.

— Ивар, так тебя зовут? Ты ведь у нас новенький?

Ивар только кивнул, выжидательное наблюдая за ним.

— Так что стряслось? В школе не ладится или обидел кто?

Ивар покачал головой и вытер лицо рукавом серого школьного свитера. Отец Стефан поднялся и подал ему широкую ладонь.

— Вставай. Давай поглядим, что ты тут натворил, — он осудительно покачал головой. — Ребята трудятся, выращивают овощи, а ты стёкла разбил. Так не годится. У нас принято уважать чужой труд.

Ивар лишь насуплено кивал. Что ещё оставалось. Отец Стефан взял в сарайчике совок и метлу и велел замести осколки. И даже похвалил за то, что без пререканий выполнил указания. После провёл экскурсию по теплице. Вручил Ивару лейку и велел полить овощи.

— Приходи ко мне в кабинет после занятий, поговорим, — строго сказал отец Стефан. — А теперь беги, умойся и на уроки.

Ивар поспешно кивнул и умчался прочь. Наверное, отец Стефан ему какое-то наказание придумал, потому и велел явиться. Когда закончились занятия, в кабинет он постучал с опаской. Однако отец Стефан приветливо улыбнулся и усадил за широкий стол.

— Садись, чаю попьём, — разлил по кружкам ароматный чай из большого, украшенного цветочными узорами, чайника и указал на вазочку с конфетами и печеньем. — Угощайся.

Ивар всё же чуял подвох, и потому медлил.

— Вы будете ругаться? — не выдержав ожидания, спросил он.

Отец Стефан покачал головой.

— Не буду. От ругани какой прок? Одни обиды сеет. Ты вот что скажи, ребятам в теплице будешь помогать?

— Это наказание? — уточнил Ивар.

Отец Стефан коротко усмехнулся, и улыбка у него была приятная, тёплая.

— Вовсе нет. Это предложение.

— Ну… нет, это скучно.

— Скучно, значит, — задумчиво протянул отец Стефан и посмотрел в окно, за которым шумели дети. — А что же весело? Чем ты любишь заниматься: может, рисовать или в футбол играть?

Ивар склонил голову, пытался что-нибудь вспомнить. Рисовать быстро надоедало. Раньше, когда жили с мамой, он иногда раскрашивал картинки, но давно уже из этого вырос. На физ-ре в футбол играли. С папой, с дядей и Хальфданом тоже. Это веселее, чем смотреть по телику, но всё же не то, чем на самом деле хотелось заниматься. Уж точно не каждый день.

Отец Стефан терпеливо ждал, и в светлых его глазах читался неподдельный интерес. Стало даже неловко.

— Гнев — сила разрушения, а когда у человека в душе покой и счастье, когда он занят любимым делом, от того и другим хорошо, — назидательно проговорил он. — Музыку любишь?

Ивар с облегчением кивнул. Мама на гитаре часто играла, и ему нравилось слушать. Чудилось в этом что-то волшебное. В саду и в школе на уроках музыки такого не ощущалось, но всё же хотелось поймать то забытое чувство.

— Я, наверное, люблю петь, — признался Ивар шепотом, потому что раньше об этом никому не рассказывал.

Отец Стефан одобрительно кивнул:

— Вот и славно. У нас занятия хора два раза в неделю. Завтра как раз будут, приходи, послушаешь. Может, найдёшь дело по душе.

Ивар согласился, и под высокими сводами старой часовни началась его новая жизнь.

1) Норвежские блэк-металл группы.

Вернуться к тексту

2) Основатель и солист группы Сатирикон.

Вернуться к тексту

Петь Ивар любил, а в церковном хоре казалось, что это какое-то, по истине, важное дело. Волшебство или нет, но частичка солнечного света заиграла в душе, помогая сгладить печали и горести. От того и жизнь в школе наладилась. Отец Стефан всё же оказался прав.

В дне сегодняшнем Ивар смотрел на умело сложенный витраж с изображением Девы Марии, сквозь который просачивался робкий солнечный луч, и пытался воскресить в душе то тёплое чувство. Но, увы, легче не стало.

Отец Стефан вернулся и устроился на соседней скамье.

— Так о чём ты хотел поговорить?

Ивар вздохнул и пожал плечами. То, что лежало камнем в груди, не получалось облечь в слова. Однако с чего-то надо начать. Ивар всё рассказал: и как с братьями поссорился, и про дядю, и про то, что вовсе не собирался на похороны приезжать.

Отец Стефан терпеливо кивал и внимательно слушал.

— С отцом так помириться и не успели?

Ивар покачал головой и привычно дёрнул плечом.

— Вот ещё! Не больно-то и хотелось.

Отец Стефан приподнял светлые брови, и по тонким губам скользнула лёгкая улыбка.

— Так уж и не хотелось?

Ивар отвёл глаза.

— Не знаю. Какая теперь разница? Если бы я что-то и хотел сказать, он всё равно уже не ответит.

Отец Стефан покивал, разгладив складки на чёрной ткани.

— Так оно, но иногда нам нужно просто быть услышанными. Молитвы мы тоже возносим не потому, что ждём ответа.

Ивар хмыкнул.

— И что же вы предлагаете?

— Предлагаю проститься, отпустить. Это трудно, понимаю, и требуется время, чтобы сердце смирить, но хотя бы попробуй.

Ивар нахмурился.

— Как это? Не понимаю.

— Ты ведь многое хотел ему сказать, когда он был жив? Не сказал, не успел — у всех так. Съезди на кладбище… — размеренно произнёс отец Стефан.

Ивар возмущённо перебил:

— Что же мне, с камнем беседовать?

Отец Стефан покачал головой.

— Кроме бренного тела, Господом нам дарован бессмертный дух. Считается, что душа усопшего пребывает на земле до сорокового дня. Потому мы и молимся за близких, устраиваем поминальные дни, — серьёзно ответил он.

Ивар задумался. Все твердят одно: и дядя, и отец Стефан, и младший брат.

— А если я не могу простить, что тогда?

Отец Стефан выдержал паузу, обвёл взглядом часовню.

— Помнишь, как мы с тобой в детстве говорили? Гнев — есть сила разрушения, и ничего, кроме печали и боли, не приносит. Большой путь начинается с первого шага. Бывали ведь у вас и хорошие моменты, не одни обиды и ссоры? Родителей мы не выбираем, но в Святом Писании завещано уважать и почитать мать с отцом. Без них и нас не было бы. Постарайся найти в сердце смирение, и тебе самому станет легче, вот увидишь, — ободряюще улыбнулся он. — Для начала попробуй сказать ему то, что хотел.

Ивар отрешённо кивнул, прикусив губу. Было, над чем поразмыслить.

— Ответил я на твои вопросы?

— Да, — не то чтобы, ответы ему понравились, но они были честными. — Я постараюсь, — помедлив, пообещал Ивар.

— Вот и славно, — кивнул отец Стефан.

— Вы в воскресенье служить будете? Я бы пришёл, проповедь давно не слушал, — понизив тон, неловко признался Ивар.

— Конечно, буду. А что же, в своём городе в храм не ходишь? Или нет там католического храма?

— Есть, но… ладно, врать не буду, редко захожу.

— Что ж, наши двери всегда открыты. Приходи.

Ивар быстро поднялся и почтительно склонил голову.

— Спасибо.

Вышел на улицу он в приподнятом настроении. Не то чтобы, все проблемы и печали улетучились, но на краткий миг удалось поймать каплю умиротворяющего света, исходящего от старой часовни и отца Стефана.

* * *

Город мягким крылом окутали вечерние сумерки, тёплым светом зажглись фонари. А улицы наполнились голосами людей и гудками машин. К дому Регины Ивар подъехал в девятом часу, когда солнце уже скрылось за горизонтом и затерялось в растрёпанной макушке леса.

Регина жила в современном районе, тихом, зелёном, усеянном белыми свечками многоэтажек. Дверь отворила быстро, видно, ждала.

— Здравствуй, Ивар. Ты где же так долго пропадал? — спросила она.

Ивар пожал плечами.

— Отца Стефана навещал.

Регина сразу всё поняла, мягко коснулась его запястья, обняла и шепнула на ухо:

— Соболезную, милый.

Ивар только вздохнул: что на это принято отвечать, так и не понял. Регина отступила и внимательно его оглядела.

— Я смотрю, ты уже успел найти себе приключения? Где тебя угораздило? — заметив синяк на скуле, спросила она.

Ивар выдохнул:

— В баре. Тётушка меня уже пропесочила.

Регина покачала головой, и светлые локоны мягкой волной рассыпались по плечам.

— Тебе уж давно не пятнадцать, Ивар. Пора бы взяться за ум. Сильно болит?

— Уже почти нет.

Регина вздохнула и махнула пухлой ладонью.

— Что с тобой делать? Мой руки и садись за стол, будем ужинать.

Ивар смотрел, как Регина хлопочет на кухне, и на губах невольно заиграла улыбка. В детстве, на рождественские каникулы, она пекла яблоки в карамели и имбирное печенье. А они с Уббой помогали: выдавливали фигурки из теста железными формочками. Как-то даже приготовили торт на День отца. Регина выполняла основную работу, а они мешали крем и украшали орехами и цукатами. Отец, конечно, обрадовался. После чая повёз их с Уббой и Хальфданом на каток.

Регине легко и просто удавалось всех примирить, окружить теплом и заботой. В детстве Ивар никак не мог понять, почему же они с отцом расстались. Уж верно, отец её сильно обидел.

С Идой всё понятно: они жили, как кошка с собакой — неудивительно, что он сбежал в море, а после и вовсе ушёл.

С матерью, честно сказать, Ивар толком не помнил, что у них были за отношения. Кажется, она сторонилась отца и была к нему холодна. Мимолётное приключение, наверное, так у них всё и вышло. А Регина общалась с отцом по-дружески, и, похоже, совсем не держала зла.

Помешивая ложкой рыбный суп из лосося и трески с овощами, Ивар решил спросить напрямик:

— Почему вы с ним разошлись? От тебя он тоже гулял?

Регина щёлкнула кнопкой чайника и пожала полными плечами, устроилась на мягком стуле и принялась вспоминать.

— Нет, что ты! Я сама его прогнала, — она чуть помолчала, поправила пышные локоны, и губы её тронула печальная улыбка. — Когда мы познакомились, мне было двадцать. Влюбилась, как дурочка! Он мне казался таким сильным, смелым, щедрым, а очаровывать Рагнар всегда умел. Ну, старше меня — не такая уж беда. Ровесники по сравнению с ним были мальчишками. Так складно у него получалось врать, боже мой, а я, естественно, верила! Про детей он сказал, правда. А о том, что женат, умолчал.

Уезжал надолго — ничего не поделать, такая работа. Жили здесь, в бабушкиной квартире. Я только последний курс закончила, когда у нас Убба родился. Конечно, он был счастлив, но о свадьбе речи ни шло. Говорил, денег подкопить надо, чтобы было всё, как полагается. Уезжал на заработки. А потом… — Регина тряхнула головой и горько усмехнулась. — Гуляла с малышом, и ко мне в парке подошла женщина. Ида. И всё рассказала, что женат, что ребёнок у них, и нечего мне разрушать чужое счастье. И вовсе они не в разводе, как Рагнар мне наплёл.

Я сначала не поверила, а она где-то узнала мой номер, звонила, скандалила. Когда Рагнар вернулся из рейса, я ему всё рассказала. И он всё-таки признался, что развестись только собирались, а до дела так и не дошло.

Ивар терпеливо молчал, слушал, подперев щёку ладонью.

— В общем, когда они с Идой развелись, он приходил. Предлагал начать всё заново. А я отказалась. Он двух женщин сделал несчастными, не смог ни с одной ужиться и всем врал, изменял. Нет уж, быть очередной, я не хотела. А злиться на него, да какой смысл? Пусть Ида мне нервы и помотала, но благодаря ей, я поняла, что такой стать не хочу. Будто бы можно к себе мужика привязать, если ты ему не нужна! — Регина сердито махнула рукой и, уняв эмоции, устремила взгляд вдаль, помолчала, должно быть, собираясь с мыслями. — Уббе он отец, я не стала запрещать общаться, хотя, если уж на то пошло, помощи было больше от Ингвара, чем от него.

— Ты жалеешь? — спросил Ивар. — Может, если бы с ним не встретилась, нашла бы нормального мужика.

Регина покачала головой.

— О чём жалеть? Не сошлись бы мы с ним — не появился бы у меня Убба. Лучше всего Рагнару удаются сыновья, в этом он преуспел, — рассмеялась она. — И я ещё не старуха, может, кого и встречу.

Ивар тоже усмехнулся и возражать не стал. Регина старше него на пятнадцать лет, в мае ей сорок девять стукнет.

После ужина пили чай с домашним печеньем, и Регина предложила:

— Если одному тяжко, так можем вместе к отцу съездить. Ты ведь на кладбище так и не был?

Ивар покачал головой.

— Я подумаю. Убба тебе не звонил?

— Звонил, сказал, что вы там разругались. Пусть вы с Хальфданом друг друга и не перевариваете, но можно было немного потерпеть ради отца, — упрекнула она.

Ивар вспыхнул:

— Ну да! Он больно много ради нас терпел!

— А ты на него не равняйся, будь лучше, — спокойно возразила Регина. — Давно уже не дети, а всё отца поделить не можете. Вы — братья, и в такой момент стоило бы унять обиды и поддержать друг друга. Неужели так трудно пару дней с ними провести?

Ивар поморщился.

— Хальфдан мне брат только наполовину.

Это, похоже, Регину задело.

— Да, как и Убба.

Ивар, устыдившись, опустил голову.

— Вовсе нет. Убба — брат, а Хальфдан, ну, отец у нас один — это верно.

Регина расстроенно покачала головой.

— Как знаешь, Ивар. Сам решай ехать или нет. Не маленькие — разберётесь.

Ивар вздохнул и с неохотой поддался:

— Так и быть, может, завтра. Убба там один отдувается.

— Правильно, — поддержала Регина. — Иногда нужно через себя переступать.

Ивар уж спорить не стал. Всё-таки совесть скребла. На Хальфдана плевать, но с Уббой вышло по-свински.

* * *

Утром вышли вместе. Ивар проводил Регину до школы — всё равно по пути. На рыбалку он, естественно, не успеет. Раным-рано надо было выезжать. Но Ивар не очень-то и торопился. Отец с дядей — любители. Что они в этом находят, за все годы так постичь и не удалось. Тоска смертная. Вместо того, Ивар предпочёл напиваться в доме, дожидаясь братьев. У отца прямо целый мини-бар в кладовке обнаружился.

Время текло неспешно в такт сонно тикающим часам, в камине уютно потрескивали поленья. От скуки Ивар взял одну из отцовских книг. Однако та не пришлась по вкусу. И на кой чёрт он вообще припёрся? Ленивое безразличие сменившись едким раздражением, словно щиплющая язык кислая конфета, готово было вырваться наружу.

Братья вернулись к середине дня, сначала Ивар услыхал лай пса. Встряхнувшись, подобрался и отставил стакан в сторону, натянул на лицо привычную ухмылку. В глазах плясали отблески пламени, и он сонно заморгал, растирая лицо ладонями.

Хальфдан вошёл первым.

— Надо же, кто явился, — процедил он. — У тебя нелады со временем? Убба тебя утром приглашал.

Ивар пропустил его слова мимо ушей, только хмыкнул:

— Как улов?

Убба как раз зашёл и поставил снасти в угол, стал разуваться. А вперёд него влетел Локи. Пушистым вихрем закружился по комнате, проверил все углы, обнюхал кофейный столик и, не найдя ничего съедобного, улёгся на коврик возле камина.

— На уху хватит, — недовольно пробурчал Хальфдан.

— Рад, что ты приехал, — сдержанно поприветствовал Убба.

Ивар кивнул.

— Ты бы хоть какое-то участие принял, — процедил Хальфдан, плюхнув ведро с уловом у порога. — Рыбу хоть почисти.

Ивар фыркнул:

— Ну нет, братец, я не рыбак — это уж как-нибудь сами.

— И зачем пожаловал? Чтобы надраться? — раздражённо бросил Хальфдан.

Ивар встал, смерив его презрительным взором. Зацепил столик (нечаянно), и тот пошатнулся.

Хальфдан развёл руками.

— Что и требовалось доказать. Значит так, мне завтра на работу, я вечером уеду. А ты, Убба, можешь сам нянчиться со своим любимым братом. И завтра наша встреча с нотариусом — объявляю для всех, — возвысил голос он.

— Чего? — протянул Ивар. — Я о чём-то не знаю?

Убба то ли возразить хотел, то ли прояснить, но Хальфдан его бесцеремонно оборвал, подняв ладонь вверх.

— Отец оставил завещание. Неужто ты не ради наследства приехал? — ядовито уточнил он.

Ивар прикрыл глаза на миг, и мир пошатнулся. Ох, чёрт, крепким оказался отцовский ром, и слишком долгим ожидание. Ивар облокотился на каминную полку, будто бы ни чём не бывало.

— Какое нахрен наследство?! Я даже о нём не знал!

Убба предупредительно встал между ними.

— Хватит! Давайте хотя бы пообедаем спокойно. Клянусь богом, если бы не отец, я бы давно уже уехал, ведь вас обоих волнуете только вы.

Хальфдан, вскинув подбородок, метнул в него недовольный взгляд. Ивар привычно давил ухмылку.

— Завтра озвучат завещание, и мы сможем наконец-то разъехаться и больше не мозолить друг другу глаза, — с облегчением высказал Хальфдан. — Больше нас ничего не связывает, — холодно обронил он.

Убба устало кивнул.

— Я пойду готовить обед, кто хочет, может присоединиться.

— Я — пас, — махнул рукой Ивар и снова брякнулся в кресло. Хальфдан же сказал, что прогуляется до магазина, и забрал с собой пса.

В одиночестве стало грустно, а, может, просто ром ударил в голову. Ивар решил составить компанию брату. Не Хальфдану, естественно, пропади он пропадом, а Уббе. Взял с собой бутылку и заявился на кухню. Убба покачал головой и от предложения выпить отказался.

Ивар фыркнул:

— Как хочешь, мне больше достанется.

Убба молчал, и чудился в это какой-то упрёк.

Ивар поболтал янтарную жидкость в стакане и сквозь толстое стекло взглянул на брата.

— Отец разве знал, что умрёт? Завещание написал, и… Что с ним случилось? Мне никто не рассказал.

— Никто не рассказал, потому что ты и не спрашивал, — укоризненно поглядел Убба.

— Так теперь спросил! — прикрикнул Ивар. Не хватало ещё, чтобы младший брат его попрекал.

Убба вздохнул и, скомкав в руках полотенце, бросил его на кухонную тумбу. Уселся напротив и печально вздохнул:

— Твой ведь отец умер — не наш. Тебе одному плохо, да?

Ивар смешался. Кажется, чаша терпения младшего брата переполнилась, обычно Убба ему не дерзил — всё сносил молча.

— Слушай, Убба, каждый справляется с горем по-разному, — смягчив тон, заявил Ивар.

— Да, я вижу… У отца был инфаркт два года назад. Об этом ты, наверное, тоже не знал.

Конечно же, нет. Будто бы отец ему о чём-то докладывал! Общение сводилось к сухим поздравлениям с праздниками по телефону и таким же вялым попыткам завязать разговор. Ивар вечно отмахивался, а отец то ли из гордости, то ли от обиды перестал спрашивать. А уж как там он живёт, Ивар вовсе не интересовался.

— В общем, после того он сильно сдал. Большую часть года жил здесь. Говорил, что в квартире ему душно. А мне кажется, он просто не привык сидеть на одном месте. По врачам, конечно, не ходил — он всегда был упрямый… — покачал головой Убба и растеряно пригладил короткие русые волосы. — Дядя Ингвар кое-как уговорил его принимать лекарства.

— И что дальше? — нетерпеливо подтолкнул Ивар.

Убба развёл руками.

— Они с соседом на рыбалку собирались утром. Папы долго не было, тот и зашёл узнать, что случилось. Сердце. Умер во сне, вот так. А завещание он написал ещё в прошлом году.

Ивар поджал губы и предпочёл промолчать. Дурацкая смерть: в глуши, в одиночестве. А, может, отец того и хотел? Теперь ничего уже не спросить.

Убба молча вернулся к готовке. Вскоре и Хальфдан явился, даже снизошёл до помощи.

— Дров вам привёз, пользуйтесь, — бросил он вязанку в угол. — Ночь будет холодная.

— Надо же какая забота! — нарочно кривляясь, поддел Ивар и хлопнул в ладоши. Хальфдан состроил недовольную рожу и проигнорировал его выпад.

Обедали молча, каждый был занят своими мыслями. Хальфдан смотрел сквозь него и старательно делал вид, что Ивар пустое место.

— Отцовскую волю мы выполнили, — заключил он, накидывая пальто.

— Сомневаюсь, что он представлял всё именно так, — заметил Убба.

Ивар взмахнул руками:

— Ну, как смогли.

— Завтра в одиннадцать у нотариуса, и не опаздывайте! — напомнил Хальфдан.

— Делаем дело и разбегаемся, — нахально усмехнулся Ивар, пародируя героев боевиков.

Хальфдан закатил глаза.

— Клоун!

А затем они с Локи отчалили. В голове шумело, и Ивар завалился спать. А когда проснулся, за окном сияла звёздами ночь. Убба растапливал погасший камин.

— Чем занимался? — спросил Ивар, потянувшись, и сунул в зубы сигарету.

— Книгу читал, — кратко ответил Убба.

Ивар вытащился на улицу, и зябкий воздух дохнул в лицо. Солнце давно ушло за верхушки высоких гор и укрылось тёмным одеялом ночи. Над входом мигал и покачивался от ветра фонарь, а в окне уютным жёлтым светом горела настольная лампа. В старину на подоконник ставили свечу или фонарь, чтобы заблудившийся путник мог отыскать дорогу и выйти к жилью. Быть может, обрести ночлег в тёплом доме.

Сейчас, конечно, в этом нет необходимости, но многие до сих пор соблюдают традиции. В детстве Ивару нравилось смотреть на тёплые огоньки, ровно светящиеся в окнах. Зимой и поздней осенью они часто радовали глаз. Ивару нравилось гадать, что же творится за каждым, окутанным светом, окошком. Кто там живёт, какие у него заботы, печали и радости. Впрочем, став старше, он об этом уже не думал, но огоньки до сих пор согревали в холодные и тёмные вечера.

Поймав умиротворяющий настрой, Ивар вернулся в дом. Убба сидел у камина, уткнувшись в книгу. Ивар от скуки принялся шарить по стеллажу. Вытянул с верхней полки тёмно-синюю коробку с игрой и смахнул пыль рукавом. Нахлынули воспоминания.

* * *

В конце каникул они приехали в летний дом, отец тогда аж целые выходные выкроил для них с Уббой. Ивару было почти четырнадцать, Уббе только исполнилось семь. Хотели пойти на рыбалку (отец хотел, а их и не спрашивал), но зарядил такой ливень, что впору строить плот. Отец уезжал куда-то, наверное, в магазин, а они с Уббой торчали у окна и наблюдали за буйством стихии.

Убба взволнованно дёргал пуговки на тёплой рубашке. Огонь погас, стало зябко и сыро. Ивар велел брату натянуть свитер. Убба кусал губы, глаза на мокром месте.

— Ты чего? — спросил Ивар, опустившись на колено и схватив братца за бока.

— Такой дождь… Вдруг с папой что-нибудь случится? — тревожно выдохнул Убба.

Ивар мягко коснулся макушки брата и взъерошил ему волосы.

— Не переживай, медведь, всё будет в порядке. Папа отлично водит, и он уже сто раз по этой дороге ездил.

Убба шмыгнул носом и прерывисто вдохнул, Ивар прижал братца к себе.

— Пойдём лучше чай заварим.

Отец вскоре приехал: во дворе зашумел мотор. Хлопнула входная дверь. Убба со всех ног помчался встречать, а Ивар, прислонившись к косяку, наблюдал. С отцовской оранжевой штормовки стекали капли воды, а на лице, заросшем светлой щетиной, мелькнула улыбка. Он растрепал братцу волосы и подмигнул Ивару.

— Ну что, парни, собирайте на стол, — кивнул на пакеты отец. — А я камин растоплю. Не было дров, пришлось в другой магазин ехать. Как вы тут без меня, не скучали?

Ивар пожал плечами, а Убба доверчиво прижался к отцовскому боку, и отец ласково погладил его по голове.

В камине трещал огонь, наполняя дом теплом, а на столике остывал чай. Ивар с Уббой расположились на ковре и с любопыством смотрели, как отец достаёт коробку из плотного картона.

— Раз уж нам с погодой не повезло, давайте сыграем, — предложил он. К вечеру зажгли свечи, и стало совсем хорошо.

* * *

— Сыграем, Убба? — спросил Ивар, тряхнув коробкой.

Убба отложил книгу, улыбнулся.

— «Морской бой»? Конечно, давай. Помнишь, как с папой играли? Такой дождь тогда лил, и из дому выходить вообще не хотелось…

Жаль, что в тот день больше не вернуться. И отец больше никогда не войдёт в эту дверь. Не привезёт сувениры, не расскажет о своих плаваньях, не будет давать бестолковые советы и сыпать несмешными старыми шутками. И не растопит камин, чтобы их согреть.

Ивар, сглотнув комок в горле, кивнул и поскорее отвернулся, чтобы брат не заметил набухшую в уголках глаз влагу.

— Помню, — севшим голосом вытолкнул он и положил коробку на кофейный столик. Отлучился на кухню, типа чайник поставить. А сам, прислонившись лбом к холодному стеклу, прерывисто вздохнул. Глупо, как глупо! Но осознание того, что отца больше нет, накрыло душной волной, выбив воздух из лёгких. И, кажется, только сейчас Ивар понял, как же сильно соскучился. Но ничего уже не вернуть — слишком поздно. Эта дверь закрыта навсегда.

Через минуту-другую с нахлынувшими эмоциями удалось совладать. Ивар поплескал в лицо холодной водой и пригладил волосы. Вернулся в комнату и состроил непринуждённый вид.

Убба бросил тревожный взгляд.

— Всё в порядке? Ты куда пропал?

— Да… Чай не мог найти, — придумал на ходу Ивар.

А Убба хмыкнул.

— Коробка рядом с чайником.

* * *

Утром ездили к нотариусу. Пришлось в очереди торчать. Хальфдан всё возмущался, а сам визит занял от силы пятнадцать минут.

Летний дом достался дяде Ингвару. И это было справедливо. Когда отец его выкупил, то долго занимался ремонтом, а дядя помогал. Машину отец племяшу оставил. И это тоже, не то чтобы неожиданно. Не сказать, что кто-то из них нуждался. Ивару свой «железный конь» был дороже всех «четырёхколёсных». Хальфдан скривил рожу. Видать, считал, что Рэми не заслужил.

На счету у отца было негусто: деньги он разделил между внуками. Правда, Уббе со Стеллой почему-то досталось две трети. Хальфдан прямо побелел, и не мог понять, отчего же его дочку обделили. Ивар хмыкнул. Максимум, на что там хватит — на одёжку к учебному году или рождественские подарки. Но Хальфдана, похоже, бесил сам факт того, что Герда получит от деда меньше, чем Миккель.

— Меркантильная ты свинья, — высказал Ивар, когда вышли из кабинета нотариуса. — А ещё говорил, что я за наследством приехал.

— Как ты смеешь!.. — возмущённо выдохнул Хальфдан.

Однако дядя быстро их оборвал:

— Тихо! Нашли место! Рагнар так решил, значит, были причины.

Хальфдан с дядей ругаться не стал, сказал, что ему на работу пора, и умчался, пыхтя возмущением, как паровоз.

Квартиру отец им троим завещал в равных долях. И в этом-то вся засада. Разбежаться быстро (хоть в чём-то их желания со старшим братом совпали) не выйдет. Убба с дядей договорились, что на следующих выходных поедут отцовские вещи разбирать. Проводив дядю, остались вдвоём. Убба растерянно вертел в руках ключи от отцовской квартиры.

— Давай заедем, — предложил он.

— Зачем? — устало вздохнул Ивар.

— Подумал, может, ты хочешь взять что-то на память? Ты ведь уезжаешь скоро, — пояснил Убба.

— Хорошо, давай уже закончим с этим, — неохотно согласился Ивар.

С квартирой пока так ничего и не решили. Надо же Хальфдана дожидаться, а он больно деловой: всё у него расписано по минутам. К тому же, он сильно оскорбился из-за того, что отец выделил «любимого внука».

Ивар с удовольствием об этом упомянул. Всё же не мог не порадоваться, как напоследок отец щёлкнул спесивого братца по носу.

— Да вовсе не том дело, что кого-то папа любил больше, а кого-то меньше, — спокойно возразил Убба. — У нас со Стеллой скоро малыш будет. Папа знал, я ему сказал. И он очень обрадовался. Жаль, что… — он замолчал, опустив глаза.

Ивар разочарованно выдохнул:

— Понятно. Да и неважно, плевать на Хальфдана, — и тут же радостно воскликнул, хлопнув Уббу по плечу: — Поздравляю, братишка! Кого ждёте?

Убба тепло улыбнулся.

— Пока ещё рано говорить, но мы решили, что рады любому, хоть сыну, хоть дочке.

В отцовской квартире, пустой и тихой, солнце рисовало узоры на паркете, ласковыми лучами касаясь корешков потрёпанных книг и пыльных моделек парусных кораблей. Ивар, по правде сказать, растерялся. Что взять на память? Книжек и дома навалом. Да и не нравилось ему никогда то, что отец читал.

— А это всё продадите? — кивнул он на модельки.

Убба покачал головой.

— Нет, конечно. Отец столько трудился. Может, в летний дом увезу.

Как только отцу терпения хватало! Ивар бы точно не сумел, однако, один кораблик они всё же собрали вдвоём. Не парусник — линкор времён Первой мировой «Фридрих дер Гроссе»⁽¹⁾. Ивар помогал башни клеить. Что ж, мало у них с отцом нашлось общего, но хоть что-то.

— Его заберу, — повертел в руках модельку Ивар. Придумали, как упаковать, чтобы не поломалась в пути.

— Поехали к нам, — предложил Убба.

Ивар кивнул, в последний раз осмотрев квартиру. Взгляд зацепился за коллаж из рамок на стене. Много фотографий! Они с Уббой и Хальфданом мелкие, отец с друзьями. Вон с дядей на лодке рыбачат.

— Да, я позже приеду. Что там твой малой любит? Хочу игрушку ему купить.

Убба заулыбался.

— Военную технику, солдатиков.

— Ух ты, серьёзный пацан растёт, — усмехнулся Ивар. — Ладно, что-нибудь придумаю.

— Так куда ты собрался? — провернув ключ в замке, поинтересовался Убба.

Ивар нетерпеливо отмахнулся.

— Потом расскажу, — обогнал брата, и, сбежав по ступенькам, толкнул дверь. Навстречу хлынул весенний солнечный день.

Время пришло, пора прощаться. И в этот раз Ивар действительно был готов. По крайней мере, сумел облечь скомканные чувства в слова. И теперь они вертелись в голове, не давая покоя, и гнали к финалу пути.

1) Линейный корабль типа «Кайзер», принимавший участие в Первой мировой войне. Назван в честь короля Пруссии Фридриха II Великого.

Вернуться к тексту

Могилу удалось найти не сразу. Ивар долго бродил среди сухих аллей, печальных и голых ранней весной. Лишь редкие островки сосен выделялись яркими пятнами. Летом здесь, наверное, тихо и зелено, как в заброшенном старом парке. Наконец извилистая дорожка привела к новой части кладбища. К чёрному надгробью с двумя датами между чертой, умещающей целую жизнь.

Ивар коснулся холодного камня и сделал глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями. В воздухе переплетались аромат талого снега и лёгкая нотка хвои.

«Вот я и пришёл, отец. Ты ведь хотел, чтобы я приехал?» Равнодушный камень ответил молчанием. Однако Ивар и так уже знал, что сказать.

«Тебя никогда не было рядом, и даже сейчас ты ушёл, не попрощавшись, — нервно усмехнулся Ивар. — Хотел, чтобы за тобой, как всегда осталось последнее слово!»

Ивар чуть помолчал, запрокинув голову, и поглядел в ясное небо с белыми островками облаков.

«Ладно, отец, я не ругаться пришёл. Теперь пусть Господь судит, каким ты был, и перед кем виноват, — Ивар вздохнул и облизнул пересохшие губы. Ветер, угрюмый и колкий, выбил слёзы из глаз. — Мне правда жаль, что так вышло, что повидаться не успели. Ты же всегда был чёртовым упрямцем и гордецом! Ничего не сказал, молчал… — он хмыкнул, стиснув пальцами подбородок. — Говорят, я похож на тебя…»

Ивар задумался, оглядел ровные ряды надгробных камней и укрытый можжевельником забор.

«Убба сказал, что я только плохое помню. Но это не так, — Ивар покачал головой. — Помнишь, как мы кораблик собирали? Или, как ты меня учил костёр разводить? — он стиснул кулаки и прикрыл глаза на мгновение. — А ещё я помню, как каждый праздник ждал, как ты придёшь послушать, как я пою. И ты так ни разу и не пришёл! И как домой меня обещал забрать, а сам шлялся по морям и по кабакам, и тебе одному было хорошо! Как дядя мне говорил, что у тебя дела какие-то важные, и потому ты на день рождения не явился. А ты просто торчал у очередной своей бабы!»

Ивар выдохнул и внезапно понял, что предъявлять претензии камню уж совсем глупо. Отец и при жизни-то отмахнулся бы, а теперь ответа и вовсе ждать не стоит.

«Я приехал, чтобы сказать прощай, — сообразив, произнёс Ивар. — Простить я вряд ли сумею и не думаю, что тебе это было нужно. Будем считать, что договорили, — вновь усмехнулся Ивар и тут же посерьёзнел. — Спасибо за всё, что было хорошего, за брата тебе спасибо. Прощай, отец».

Ивар ушёл, не оборачиваясь. На кладбище, говорят, плохая примета. Ерунда — бабкины сказки. Просто он выполнил то, зачем ехал, и на душе полегчало. Нет, правда, словно закончился долгий разговор, который за эти годы они с отцом так завершить и не успели. Теперь он не мог отмахнутся — пришлось выслушать. У выхода на кладбище стояла часовня, и Ивар поставил свечу за отца.

Ехать к Уббе так сразу не хотелось. Нужно голову проветрить, выбросить все эти воспоминания, обиды и прочее, прочее. Хватит, устал уже. Побродив немного по старым улочкам на окраине города, Ивар поехал за подарком для племяша. Для крестника. Воспоминания отзывались в сердце теплом. Ивар тогда ещё жил в Тронхейме.

* * *

Ивар в тот вечер гостил у брата. Стелла малого укладывала, а они с Уббой хлебали чай на кухне.

— Мы хотели тебя попросить стать крёстным для Миккеля, — вдруг выдал Убба, и Ивар ошарашено заморгал, отставив кружку.

— С ума что ли сошли? Какой из меня крёстный? Вряд ли я смогу кого-то наставить на путь истинный.

— С этим, надеюсь, мы справимся сами, — серьёзно заявил Убба. — Ты католик и мой брат, кого же ещё мне просить?

Ивар чуть было не ляпнул, что кто угодно лучше него. Однако осёкся. Убба смотрел выжидающе.

— Ты, что же, серьёзно думаешь, что я с этим справлюсь?

— Конечно, я в этом уверен.

И то, что Убба в него верит, согрело душу.

— Что ж, если так, я согласен. Вы уж постараетесь, воспитайте хорошего парня, чтобы мне не пришлось краснеть за него там, — усмехнулся Ивар, ткнув пальцем вверх.

— Само собой, — ответил Убба.

Крещение состоялось через два месяца в старом католическом храме на окраине города. Ивар, как полагается крёстному, читал за племянника «Символ Веры»⁽¹⁾ и принимал малыша из купели. Редко на душе бывало так спокойно и радостно.

После Стелла и Убба организовали семейный праздник. Отец и дядя с тётей приехали, привезли подарки малышу. Ивар подарил племяннику серебряный крестик и «детскую Библию». Миккель пока ещё ходить-то не научился, не то, что читать, но когда-нибудь придёт время. Ивар старался оправдать возложенную на него честь. И за крестника молился, если уж вспоминал о молитве. А что касается наставлений… Тут лучше справятся Убба и Стелла.

Праздник закончился, разъехались гости, Ивар с Уббой вышли во двор покурить и насладиться тишиной позднего весеннего вечера.

— Я уезжаю скоро, — будничным тоном сообщил Ивар. Надо было раньше сказать, но подходящего момента не находилось.

— Зачем? Ночуй у нас, поздно уже, — предложил Убба.

Ивар покачал головой и уточнил:

— Насовсем уезжаю, в другой город.

Убба растерянно заморгал.

— Ты сейчас только это придумал? Что случилось?

Ивар лениво повёл плечом и глубоко затянулся, выдохнул облачко сизого дыма, которое тут же унёс жадный ветер. Отец Стефан говорил, когда не знаешь, что сказать, лучше всего сказать правду. Нет уж, эту мысль Ивар откинул сразу. Убба всегда видел в нём лучшее, пусть так и остаётся.

— Хочу начать с чистого листа, — туманно ответил Ивар.

— У тебя какие-то неприятности? Я могу помочь? — всполошился Убба.

— Просто хочу пожить подальше от вас всех, голову в порядок привести и, может, что-то в жизни изменить, — поймав взволнованный взгляд брата, твёрдо ответил Ивар.

Убба долго молчал, рассеяно глядя вдаль.

— Ничего не понимаю, Ивар. Тут наша семья, дом, зачем уезжать?

— В этом-то всё и дело, Убба. Слишком много семьи в моей жизни в последнее время.

— И надолго ты уезжаешь?

Ивар пожал плечами.

— Понятия не имею. Может, мне там лучше будет.

Убба покивал.

— Если ты так решил, уговаривать не стану, знаю, что бесполезно, — печально поджал губы он. — Твой дом здесь, и ты всегда можешь вернуться.

Ивар стиснул его плечо, кивнул.

— Прибереги слова на прощание, я же не завтра уезжаю — через пару недель.

* * *

Убба тогда услышал половину правды, и Ивар рассчитывал на то, что брат никогда не узнает всю. Хальфдан… Всегда тот вставлял ему палки в колёса! И, верно, завидовал тому, какие отношения у них сложились с Уббой. Хотел подгадить, исковеркать всё!

Откуда только он узнал про пацана? Неужто Мария рассказала? Она ведь Хальфдана и в глаза никогда не видела. А Бальдр… Бальдр точно не мог проболтаться.

Вместо того, чтобы обрести смирение, Ивар приехал к брату раздёрганный и печальный, однако пытался состроить весёлый вид. Убба с сыном играли в футбол во дворе. Ивар издалека услыхал заливистый смех племянника. Толкнул калитку, выкрашенную в белый, но не хотел мешать, наблюдал. Миккель сам его вскоре заметил и понёсся навстречу.

— Дядя Ивар! — радостно воскликнул он.

Ивар подхватил племянника на руки и добродушно усмехнулся:

— Ух, медвежонок, какой ты стал здоровый! Дядьке скоро тебя и не поднять. Не забыл меня ещё?

Миккель долго внимательно его разглядывал, и в его серых глазах светился живой интерес.

— Тебя долго не было… — протянул он задумчиво. — Я помню, как мы читали.

— Точно, было такое, — согласился Ивар. — Я тебе подарок привёз, хочешь посмотреть?

Оставив племянника распаковывать коробку, Ивар шагнул к брату, который следил за ними с улыбкой.

— Как ты?

— Нормально, был у отца, — с ходу признался Ивар.

— Вот как, я рад, что ты нашёл силы с ним проститься, — облегчённо выдохнул Убба.

Ивар дёрнул щекой, покачал головой.

Убба вздохнул, переступив на месте.

— Ивар… просто нужно время. Мы все его любили, и ты тоже — я это знаю.

Ивар опустил голову, спорить не стал. К счастью, Миккель распаковал свой подарок и подбежал к ним, боднул Ивара в бок:

— Спасибо, дядя!

Ивар растрепал его светлые волосы и подмигнул.

— Наслаждайся, медвежонок.

Миккель поставил большой пластиковый танк на траву и восхищённо выдохнул:

— Ух ты! Папа, смотри! Как это работает?

Убба заулыбался, погладил сына по голове.

— Пусть тебя дядя Ивар покажет. Он настоящим танком управлял.

— Ага, в армии. Ну, давай разбираться, — присев перед племянником на колено, бодро провозгласил Ивар. — Тащи коробку, посмотрим, что там у нас есть.

Убба оставил их вдвоём. Сказал, что поможет Стелле с ужином.

В общем и целом, Ивар в этот вечер повеселился на славу. Миккель оказался благодарным учеником. Слушал внимательно и не перебивал (по возможности, всё-таки ему ещё и четырех лет нет, сложно ожидать от него многого). Танк грохотал и стрелял водяными пулями, а вдобавок светился и мигал, как долбанный диско-шар. Миккель сиял от счастья!

Ужинали за большим столом в гостиной. Стелла с интересом расспрашивала, как там жизнь в Осло, как Хильда, и прочее. Ивар поддерживал беседу, по возможности, обходя скользкие темы.

— Свадьбу ещё не планируете? — будничным тоном спросила Стелла.

Ивар замер с вилкой в руке.

— Э-э, с чего бы?

А Стелла, кажется, поняла, что сболтнула лишнего и растерянно пояснила:

— Ну как, вы же давно уже вместе, вот я и подумала…

— Как только, так сразу. Я вам сообщу, — отмахнулся Ивар.

Странное дело, когда семьи не было рядом, Ивар скучал, но стоил приехать в гости, как быстро от них уставал.

Стелла прибирались на кухне, Убба укладывал малого спать. Ивар же вышел во двор покурить, и, рассеянно перебирая воспоминания, наткнулся на любопытный факт. Уехал он ровно три года назад, в апреле, как раз после крещения племянника. Если Миккелю летом четыре, то мальчишке как раз исполнилось три.

За несколько месяцев до этого Ивар жил себе припеваючи и знать не знал, какие тучи сгустились над его головой.

* * *

В тот знаменательный день Ивар курил у входа в мастерскую, наслаждался скупыми лучами зимнего солнца и от скуки разглядывал витрину магазина напротив. Там продавали спортивную одежду и всякие прибамбасы для походов, сейчас, например, почётное место занимали лыжи. Настроение было превосходное! Через пару дней наступят зимние праздники.

Ивар хотел обдумать, чем бы таким весёлым заняться в праздники, как ход мыслей бесцеремонно перебила женщина, спешащая навстречу через пешеходный переход.

— Ивар! — приветливо махнула рукой она.

Ивар, прищурившись, наблюдал, как хрупкая фигурка в мешковатом тёмно-зелёном пальто приближается нему. Наморщил лоб, пытаясь вспомнить, где же её видел раньше. Капюшон, накинутый на голову, бросал тень на её лицо. И это вовсе не упрощало задачу.

Незнакомка приблизилась и одарила широкой улыбкой, взглянув на него, снизу вверх.

— Привет. Чего-то ты к нам не заходишь?

— А, точно, Марта? — не сразу, но всё же вспомнил Ивар. Официантка из кафешки через улицу. Раньше он на обед туда ходил. И в общем, можно сказать, что у них завязался краткосрочный роман. Только было это около полугода назад.

— Мария, — недовольно поправила она и упрекнула: — Ты даже имя моё не запомнил?

Ивар деликатно шевельнул плечом и, сделав последнюю затяжку, затушил окурок о край кирпичной стены.

— Мария, — растянул губы в ухмылке он. — Как дела? Замуж вышла? — окинув взглядом её слегка округлившуюся фигуру, предположил он.

Мария покачала головой и досадливо поджала пухлые губы.

— Если бы… А по этому поводу я вообще-то хотела поговорить с тобой, — указала на свой живот она.

— В смысле? — нахмурился Ивар и окинул взглядом улицу. Куда там Бальдр запропастился? За кофе ушёл и пропал. Обед уже скоро закончится.

— В прямом! — разозлилась Мария и, повысив голос, сдула с лица светлую прядь. Голубые глаза метали молнии. — Это твой ребёнок.

— Да ну… — усомнился Ивар. — И какой срок?

Ивар спешно пытался посчитать, когда они там расстались. Если быть точным, то они даже и не встречались.

— Пятый месяц, — сбавив тон, проговорила Мария.

— Интересно… А где же ты раньше пропадала?

— Ну знаешь, ты даже свой номер не оставил. Как я могла тебя найти? Потом вспомнила, что ты в мастерской работаешь.

Ивар сплюнул, прислонившись к стене. Всё это походило на дурную комедию.

— Пришла бы раньше, я бы дал деньги на аборт. А сейчас ты несколько припозднилась, — уняв вспыхнувшую в душе тревогу, холодно бросил он.

Мария раздражённо махнула рукой.

— Без тебя знаю!

Прохожие уже стали коситься. Ивар, схватив её под локоть, увлёк в глубину подворотни.

— И что ты намерена делать?

Мария вздохнула и будто бы расслабилась.

— Слушай, я сама не сразу поняла, пока думала… А теперь-то уже поздно, буду рожать, что же ещё?

Ивар кивнул, смерив её изучающим взором.

— Ясно. А от меня-то ты чего хочешь? Роль воскресного папаши в мои планы не входит.

Мария пожала плечами, кажется, обиделась.

— Для начала решила, что тебе стоит знать. Я не собираюсь тянуть ребёнка одна, ты вообще-то тоже принимал участие! — вспыхнула она, уперев руки в бока.

Ивар провёл руками по лицу, взъерошил волосы и тряхнул головой.

— У меня перерыв заканчивается. Давай вечером договорим, зайду к тебе. Ты же всё ещё в «Симфонии» работаешь?

— Надо же, название кафе ты запомнил, а вот моё имя — нет! Заходи после семи, тогда и договорим.

Ивар одарил её прохладной улыбкой и демонстративно посмотрел на часы. Бальдр как раз нарисовался на горизонте с двумя стаканчиками кофе. Мария скользнула по нему недовольным взглядом, когда тот приблизился.

— Буду ждать, — напомнила она и удалилась.

— Тебя только за смертью посылать! — возмутился Ивар, забрав у него стаканчик.

Бальдр удивлённо захлопал ресницами.

— Это та официантка из «Симфонии»? Вы что, решили снова сойтись?

— Вряд ли, — отхлебнув из стакана, ответил Ивар. — Пойдём, на работу пора.

— Там очередь была, — виновато вздохнул Бальдр. — Так чего она хотела?

Ивар распахнул перед ним дверь мастерской.

— Потом расскажу. Мы ещё не договорили.

Всё предпраздничное настроение улетело в пизду. На работе Ивар, конечно же, не мог выкинуть из головы встречу с Марией. Вот же дура! Так хоть пришла бы раньше, проблему бы решили. А теперь… В кафе он явился злым, да и Мария, кажется, себя накрутила.

Они уселись за дальний столик и заказали чай для вида. Подружка её прикрыла под конец смены.

— Я так понимаю, тебе ребёнок не нужен? — прокрутив по столу кружку, уточнила она.

Ивар фыркнул:

— Мы с тобой весело провели время, я вообще-то не рассчитывал на продолжение.

Мария покивала.

— Всё с тобой ясно.

— Я не уверен, что он вообще от меня.

Мария возмущённо откинула волосы и на щеках её вспыхнул румянец:

— За кого ты меня принимаешь!

— Да я тебя и не знаю! — взмахнул руками Ивар. — Разговоров по душам у нас как-то не сложилось.

Мария помолчала, уставившись в стол.

— Я ни с кем, кроме тебя, не была. Но если ты так хочешь, сделаем тест ДНК. Только плати сам, мне вообще-то ещё на ребёнка нужны деньги.

Ивар хмыкнул:

— Как скажешь.

На том и условились. Ребёнок должен был родиться через три с половиной месяца, и за это время Ивар не то чтобы позабыл о столь знаменательном событии, но эмоции поутихли. Мария объявилась как раз после крещения племянника, в апреле. Позвонила, сказала, что сын у них родился.

Ивар тогда с квартирой разбирался: надо было перед отъездом вещи собрать, упаковать, с работой решить. Мысль о переезде в другой город крутилась в голове давно. Хотелось отдохнуть семьи. Однажды он уже отказался, но теперь самое время.

Договорились встретиться через неделю в лаборатории. Мария приехала с мелким, и Ивар с долей любопытства глядел на этот беспокойный кулёк. Мария копалась в сумке и бесцеремонно сунула ему в руки младенца.

— Подержи-ка, папаша, — сердито процедила она. — Уже какую ночь из-за него не сплю, а ты ещё заставил нас сюда тащиться!

Пацан всё возился и хныкал, Ивар поспешил сбагрить его назад.

— Он, по-моему, мокрый.

— Так я искала подгузники, хотела его переодеть! Жди здесь, скоро придём, — бросила она, словно псу.

Ивар недовольно хмыкнул, устроившись на пластиковом стуле. Говорят, роль матери красит женщину. Но это явно не про Марию. Вскоре подошла их очередь, пацан присмирел и затих, но недолго. Едва вышли из кабинета, он снова принялся пищать.

— Может, довезёшь нас? — спросила Мария, устало прислонившись к стене.

— На мотоцикле?

— Я думала, у тебя машина есть… — растерянно протянула она.

Почему-то неловко стало уходить просто так, Ивар решил дождаться с ними такси.

— Я ещё не придумала имя, — зачем-то поделилась Мария. — Есть пара вариантов, но не могу выбрать. Олаф — как тебе?

— Ужасно! Так моего деда звали, и он был тем ещё козлом, — живо откликнулся Ивар.

— У тебя есть вариант получше?

Ивар пожал плечами.

— Я не думал об этом.

Мария покачала младенца, который затих на улице, и, кажется, уснул у неё на руках.

— Помоги его переложить, — она кивнула на переноску. — Только, бога ради, не разбуди!

Ивар подержал переноску, пока Мария аккуратно укладывала туда младенца.

— Эйнар — неплохое имя, — чуть поразмыслив, заявил он.

— Приму к сведению, — холодно кивнула Мария.

Подъехало такси, и они распрощались. Результата теста нужно ждать ещё две недели. И, если честно, Ивар уже не сомневался. Если бы Мария просто хотела взять его на слабо, то не зашла бы так далеко. Должно быть, мальчишка всё же от него. Что там должен испытывать человек, который впервые берёт своего ребёнка на руки, Ивар понятия не имел. Вряд ли смесь брезгливости и раздражения.

Ох, Убба был бы ужасно разочарован, узнав всю историю. Он в своём сыне души не чаял и с радостью с ним возился. Ивар же считал, что не создан для семьи. А уж с Марией это представить и вовсе невозможно.

В ожидании результата теста он уже и не волновался. Решение принято, и ничто не сможет его изменить. Вот только некоторые вещи хотелось скрыть от семьи. Ни к чему им об этом знать.

Второй раз Мария явилась одна, видно, нашла с кем ребёнка оставить. Тянуть долго не стали, прямо на парковке открыли конверт.

— Ну, убедился? — напряжённо-торжественным тоном заявила она.

— Ага, — пробежав глазами по строчкам, кивнул Ивар. — Так чего надо? Денег?

— Было бы неплохо, учитывая, что это и твой сын тоже.

По деньгам договорились, и Мария сразу как-то сникла.

— Ты, может, захочешь его навестить… Я не против.

— Нет уж, спасибо. Разбирайся с этим сама, — поспешно отмахнулся Ивар. — Ты ведь хотела ребёнка, а я не хотел.

Мария удручённо кивнула.

— Понятно. И что же мне ему сказать, когда он подрастёт? Про тебя.

Ивар пожал плечами.

— Откуда мне знать? Придумаешь что-нибудь.

— Какой же ты всё-таки бесчувственный мудак! — стиснув кулаки, сердито воскликнула Мария.

— Да уж какой есть, — походя обронил Ивар.

Так и расстались, а через неделю Ивар уехал в Осло. И удавалось даже не думать обо всём этом. Деньги он отсылал честно, а остальное — не его проблемы. Мария пару раз спрашивала, не хочет ли он повидаться, предлагала выслать фотки, но Ивар отказался. Зачем? Он всё сказал ещё в тот раз и поставил точку.

Вспомнив о крещении племянника, Ивар мимоходом отметил дату. Как там Мария назвала сына, Ивар так и спросил. Быть может, ему назло? С неё бы сталось. А, впрочем, неважно. Чем меньше знаешь, тем лучше. Он ведь сказал всё честно и никому не давал ложных надежд.

И откуда только Хальфдан узнал? Всё ведь шло так хорошо! Теперь же на душе стало беспокойно и тягостно. Видно, это ещё не конец истории.

1) Краткое и точное изложение основ христианского вероучения. Если крещение принимает взрослый, то он сам читает Символ Веры. За ребёнка читает крёстый отец или крёстная мать.

Вернуться к тексту

Нора была громкой и даже слишком, и это скорее раздражало, чем возбуждало. Всё произошло быстро и странно, как в каком-то нелепом кино. Про чай она резко забыла и набросилась на него в прихожей, как львица. Любой был бы польщён!

Бальдр прокручивал в голове «раскадровку» их знакомства, пока Нора была в душе. Теперь придётся придумывать какой-то диалог, а она, мягко говоря, не от мира сего.

Бальдр поднялся с большой кровати, втиснутой в маленькую комнату, и окинул взглядом обстановку. Может, не такая уж комната и маленькая, просто слишком захламлённая. На полу и подоконнике лежали журналы и книги, покрытые слоем пыли. Из распахнутой дверцы шкафа выглядывали рукава то ли кофты, то ли алого платья. А на потёртом и исцарапанном комоде громоздились кружки и тарелки, косметика и квитанции, мятые белые конверты и засохшая акварель.

Нет, не то чтобы Бальдр был приверженцем чистоты и порядка, но это прямо уж слишком. На старом скрипучем паркете красовалось пятно от кофе и валялись не поместившиеся в шкаф вещи. Одна стена была ободрана до бетона, а другая разрисована крылатыми сердечками с клыками и «злыми глазами». Вместо старых обоев, которые кое-где ещё проступали пожелтевшими заплатками, стены оказались увешаны рисунками, вырванными из тетрадей и блокнотов. Зеркало над комодом, увитое мишурой, заляпано отпечатками пальцев и накрашенных помадой губ.

Бальдр приблизился и решил рассмотреть рисунки. На одном из раскрытой ладони выглядывал глаз. На другом из распластанного на земле женского тела прорывались цветы со странными остроугольными лепестками и хищными зубами. Нет, фу — он тряхнул головой. Это уже прямо-таки перебор. Техника, может, неплохая, но смысл…

В ванной шумела вода: самое время, чтобы ускользнуть, не прощаясь. Бальдр спешно оделся и пытался отыскать ботинки в этом хаосе. Когда он завязывал шнурки, шум воды прекратился. Скрипуче пропела дверь, и с Норой, завернувшейся в пушистое белое полотенце, они столкнулись в проходе. Вот, блядь…

— Прости, мне надо идти, — скорчил жалкую гримасу он. Врать всё-таки было неприятно.

Нора тряхнула мокрыми волосами и ткнула острым кулачком в плечо.

— Не выдумывай! Мы даже чай ещё не попили, — бодро провозгласила она.

— Да я уже как-то перехотел, — понизив тон, признался Бальдр.

— А я — нет, — она дёрнула за забинтованную ладонь, и Бальдр втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Боль, едва притихшая, обожгла снова.

— Какой ты нежный… — недовольно цокнула Нора. — Я случайно — забыла, — походя пояснила она и прошествовала на кухню. — Ты идёшь? — крикнула оттуда.

Уходить по-английски стало поздно и как-то неловко, и Бальдр нехотя побрёл на зов. На кухне оказалось ещё хуже, чем в комнате. Все поверхности занимала грязная посуда и пустые упаковки от еды, высохшие пакетики от чая и прочая дребедень. Нора кое-как отыскала две относительно чистые кружки со следами чайного налёта и щёлкнула кнопкой заляпанного жирными брызгами чайника.

Бальдр натянуто улыбнулся, а Нора, толкнув ногой табурет, кивнула.

— Садись. Чего уставился? Не в музее.

Романтический налёт «девушки с книгой» быстро с неё слетел, однако уходить всё ещё было неудобно. В конце концов можно завести вежливую беседу, а потом слиться. Не станет же она его преследовать. Наверное.

— Так ты художница? — спросил Бальдр, вспомнив о стрёмных рисунках в комнате.

Нора скромно улыбнулась, и от того стала милее, черты лица смягчились.

— Да ладно, прямо уж «художница», — махнула рукой она, однако видно было, что похвала ей приятна. — Находит иногда… вдохновение, чуть помедлив, призналась она. — Будто кто-то моей рукой водит и рисует за меня. Красиво? Тебе понравилось?

Бальдр поспешно кивнул. Рисунки её немного пугающие и, по правде говоря, слегка отвратные, но обижать Нору не хотелось. Чайник вскипел, Нора плеснула кипятка в кружки и ловко отыскала коробку чая в завалах на столе. Пирога, конечно, никакого не было, лишь засохшее печенье, которые Бальдр не рискнул пробовать. Даже слегка грустно стало. Зачем она вообще его к себе притащила?

Нора, видно, тоже вспомнила о своём предложении.

— Слушай, про пирог я забыла — это было вчера, ничего уже не осталось. Но могу завтра испечь. У меня хорошо выходит, — похвасталась она.

Бальдр покачал головой и отхлебнул из кружки крепкий чай. Сахара у неё почему-то тоже не оказалось. Нора сказала, что покупала на днях, но куда-то его задевала и не может найти.

— А ты чем занимаешься? — спросила она между делом, разбирая пакет с продуктами, который притащила из коридора. Видимо, он там не первый день валялся. Сахар, кстати, нашёлся именно там.

— Я — художник-реставратор.

— Ух ты! Прямо картины ремонтируешь? — восхищённо воскликнула Нора.

Бальдр усмехнулся, польщённый такой реакцией.

— Нет, во основном всякие шкафы и кресла. Я художник по дереву, — пояснил он.

Нора кивнула и демонстративно посмотрела на часы на экране смартфона.

— Тебе пора, — деловито сообщила она. — Я на маникюр записалась, вот скоро уже выходить.

Бальдр облегчённо вздохнул. К счастью, не придётся выдумывать предлог, как поскорее свалить и при этом её не обидеть.

— Ну, ладно, спасибо за чай.

Нора кивнула.

— Завтра за мной на работу зайди. Будем делать пирог, — широко улыбнулась она и добавила, словно про какую-то плюшевую игрушку: — А ты вообще ничего, миленький.

Бальдр замер в дверях. Бля… Нора, похоже, не догоняет, что их первую встречу лучше оставить последней.

— Да мне… Завтра работы много, а потом… В общем, я занят, к зубному иду, — выдумал на ходу он.

Нора удивлённо вскинула густые брови. Скрестила руки на пышной груди и недоверчиво хмыкнула.

— Врёшь ты всё! Зуб бы болел, ты бы по барам не шлялся! — прикрикнула она, и Бальдр аж вздрогнул от неожиданности и замотал головой.

— Я не вру!

Нора махнула рукой и тут же смягчилась.

— Ладно, давай послезавтра. Я работаю тут в секонде на углу. Вниз по улице пойдёшь — сразу заметишь. И вот мой номер, — вырвала из блокнота, который валялся на стуле, листок и начеркала цифры. — Не вздумай меня кинуть, — процедила она, схватив за руку, и внимательно заглянула ему в лицо. — Нам будет так весело, ты даже не представляешь, — тут же расплылась в улыбке она.

Бальдр кивнул и поспешил уйти, скомкав листок в кулаке. Нет, нахер, Нора — ненормальная, звонить ей он точно не собирался.

Однако через день он всё же явился к назначенному месту. Зачем? Бальдр и сам не знал: представил просто, как Нора расстроится, и стыд обжигающими угольками вспыхнул внутри. По дороге он пытался себя убедить, что вообще-то ничего не обещал. «Просто поздороваюсь, и скажу, что у нас ничего не выйдет», — решил Бальдр, покрутив головой по сторонам в поисках вывески секонд-хенда, в котором работала Нора. Искать долго не пришлось: в витрине красовались старомодные пальто и шляпы, а манекены казалось снимаются каком-то кино про девятнадцатый век. Забавно.

Нора встретила ласковым взглядом, шагнула из-за прилавка и обхватила его руками.

— Я уже успела соскучиться! — радостно объявила она.

Бальдр огляделся. Покупателей почти не было: две старушки бродили по залу и придирчиво рассматривали ассортимент.

— М-м, Нора… — начал он, пытаясь воспроизвести придуманную по дороге речь, но та зажала ему рот рукой.

— Мы закрываемся через десять минут! — громко объявила она покупателям. А Бальдру велела: — Погуляй немного, мне ещё кассу снимать.

Пришлось таскаться по магазину, дожидаясь, пока её смена закончится. Нора быстро завершила все своим дела и затворила стеклянные двери, повесив табличку «Закрыто». Бальдр со скучающим видом торчал перед зеркалом, отметил про себя, что в отражении мир кажется чуточку краше. Странно…

Нора подошла сзади нахлобучила ему на голову шляпу, снятую с какого-то манекена, сама же замоталась в большой цветастый платок.

— Тут будто в другой мир попадаешь… — мечтательно протянула она. — Нравится мне это место.

Бальдр пожал плечами, поправил шляпу с короткими полями и усмехнулся своему отражению и Норе заодно, которая выплясывала позади, делая изысканные па.

— Что-то в этом есть, — деликатно поддержал он.

— Тебе идёт! — заметила Нора, щёлкнув по шляпе.

Бальдр неловко улыбнулся.

— Скидывай своё барахло. Сейчас ещё что-нибудь подберём, — безапелляционно заявила Нора и потянула за рукава куртки.

— Подожди! Я хотел сказать, что наша встреча…

Нора дурашливо приложила палец к губам и принялась громко напевать, прогуливаясь по магазину и перебирая вешалки.

Бальдр хлопнул себя по лбу с досады. Это просто бред какой-то: Нора не даёт ему и слова вставить. Ещё и двери заперла! Теперь он будто заложник. Нора включила музыку на телефоне и потянула его за руки.

— Чего ты такой напряжённый? Расслабься. Мы тут вдвоём — стесняться некого.

Норе всё-таки удалось очаровать его своей улыбкой, и под её решительным напором Бальдр сдался. Она увлекала его с собой танцевать. Они перемерили кучу всяких дурацких шмоток и здорово повеселились. Нора воображала, что они, и правда, в каком-то старинном фильме, а Бальдр, сам не заметив того, начал подыгрывать. Целовались в узкой примерочной, и Нора горячо выдохнула в ухо: «Всегда мечтала сделать это здесь». И разве он мог сопротивляться? Да вообще-то не очень-то и хотел. Ивар сказал бы про неё «горячая штучка», но Нора — нет, она нечто иное. Совсем-совсем непонятное, но очень притягательное.

Второе свидание, если это можно так назвать, прошло куда лучше первого и оставило на память жгуче-красный засос на шее. Да, Нору определённо можно назвать пылкой женщиной. Порой даже слишком. От её любви (любви ли? Вряд ли это случилось так быстро) сносило крышу. И с ней так здорово было ходить по краю. Но иногда хотелось сбежать куда подальше. Пока так и не удалось разобраться, чего же хотелось больше. Странные мысли бродили в её голове, и что же она выкинет в очередной раз — всегда сюрприз. Говорят, в женщине должна быть загадка — Нора оправдывала это выражение на все сто!

Сам того не заметив, Бальдр поддался её обаянию, и вечера они проводили вместе. Иногда на неё находило, и она болтала без умолку, умудрялась поссориться с ним (и с собой) по ей же выдуманному поводу. С Норой мир казался нереально ярким, и Бальдр совсем потерял голову. И, пожалуй, это стоило того, чтобы закрыть глаза на все недостатки. Может, это и есть любовь?

* * *

Утром субботы Нора проснулась не в духе. Бальдра разбудил грохот и звон разбитого стекла на кухне. Он, зевая, пошёл на звук. Нора сидела на полу в окружении тетрадных страниц, разлитых красок и осколков стакана. Невинно улыбнулась и сообщила:

— Не получается рисунок. Вдохновение покинуло: не шепчет, — расстроенно вздохнула она.

— Хочешь, я тебе помогу? — оценив обстановку, от души предложил Бальдр. — С уборкой и с рисунком…

Нора беспечно махнула рукой и грациозно поднялась, перешагнув осколки. Повисла у Бальдра на шее.

— Ерунда! Я пробовала — всё равно на следующей день всё раскидано. Бабуля постоянно ругается, когда приходит, но я ничего не могу поделать.

Бальдр прижал её к себе, тёплую, растрёпанную, смешную. На душе было весело и немного тревожно. Нора просто не от мира сего — уникальная, особенная и совершенно внеземная, будто на самом деле инопланетянка.

— Пойдём куда-нибудь, погуляем? — предложил Бальдр. Нет, но квартира у неё просто жесть — хотелось отсюда поскорее свалить.

Нора принялась дурашливо вертеться перед зеркалом, расчесалась и задумчиво приложила палец к подбородку.

— В парк! Тут недалеко, — пояснила она.

Собралась она быстро, приоделась, накрасила губы и взяла его под руку, когда вышли из дома. Сначала чинно гуляли по вымощенным гладкими камнями дорожкам, а после Нора потащила к пруду, над которым возвышался небольшой деревянный мостик.

— Смотри-ка, утки! — ткнула она пальцем вниз. — Давай сфоткаемся, — тут же предложила она и принялась копаться в своей объёмной сумке.

— Давай, — легко согласился Бальдр. По правде говоря, её энергичность оказалась заразительной, и даже уходить в этот раз не хотелось. Но пора уже — Бальдр посмотрел на часы, пока Нора искала смартфон.

После того, как сфоткались, Нора снова стала ворошить сумку и, то ли отвлеклась на что, то ли просто она такая неловкая. Телефон в белом силиконовом чехле выскользнул из её ладоней и рыбкой нырнул в пруд.

Нора запричитала:

— Ой-ой-ой! — и прижала ладони к щекам.

Бальдр тихо выругался. Вода была прозрачная, как стекло, на дне лежали гладкие крупные камни, окружённые водорослями и песком. Среди них заметным белым пятном выделялся смартфон.

— Я сейчас, — коснувшись плеча Норы, сказал Бальдр и скинул куртку, стянул кроссовки, впопыхах толком не развязав шнурки. Быстро перемахнул через перила и прыгнул в пруд.

Нора, взвизгнув, отскочила, когда её окатил каскад холодных брызг. Вода в пруду оказалась прямо-таки ледяная, быстро пропитала джинсы и футболку, рассеяв по коже сотни мурашек, будто тонкие паучьи лапки пробежали по телу. Было неглубоко: примерно по грудь, и телефон Бальдр нашёл быстро. А когда выбрался на берег по скользким камням, Нора зааплодировала, и от улыбки на её раскрасневшихся пухлых щеках заиграли ямочки.

— Ты мой герой! — объявила она.

Бальдр, смутившись, прикусил губу. Кто скажет, что не любит похвалу — тот точно врёт. Несмотря на ледяные объятья воды, из которых он только что выбрался, в груди разлилось тепло.

Когда они с Норой шагали по дорожкам, с него стекали ручьи, а одежда отяжелела, будто броня, и весила, казалось, целую тонну. В кроссовках тоже вода хлюпала, будто бы и не снимал. Дома Нора прогнала его под горячий душ, а сама закинула одежду в стирку. Заварила горячий чай с шиповником (сказала, что они с бабушкой осенью собирали) и сходила в магазин внизу за булочками с кремом.

Бальдр прямо разомлел от такого тепла и заботы. Ну, подумаешь, Нора неряха и слегка странная, зато в остальном у них всё замечательно. И с чего он только решил, что они друг другу не подходят? Нет, всё ровно наоборот!

* * *

С Иваром условились встретиться в сквере неподалёку от дома. Тот, конечно, оказался недоволен тем, что Бальдр припозднился почти на целый час, и демонстративно постучал по циферблату часов.

— Ты в своём репертуаре! — воскликнул он.

Бальдр выдавил скомканные извинения. В душе пели птицы, но стыд приглушил их райские голоса и досадливо зашипел в уши.

— Прости, это вышло случайно. У тебя ведь есть ключи, я думал, ты домой пойдёшь, — понизил тон Бальдр.

Ивар покачал головой, однако усмехнулся и хлопнул его по плечам. Весь его хмурый вид сразу сошёл, рассыпался, как витраж. И стал он прежним добрым другом, к которому Бальдр успел прикипеть душой за долгие годы знакомства (почти четырнадцать лет).

— Ты думаешь, я их взял? Балбес! Эх, ты… Ну рассказывай, что у тебя стряслось?

Бальдр расслабленно кивнул, сообразив, что Ивар больше не злится. Да кажется, по-настоящему он никогда и не сердился на него. Регина права — сердце у него доброе.

— Ага, — рассеянно кивнул Бальдр, взъерошив волосы. — Пойдём куда-нибудь? В сауну? Я так замёрз, — признался он. — Ты, наверное, тоже?

— Я за кофе ходил, после того, как ты написал, что «чуток опоздаешь». Пойдём, только купаться не будем, ещё рановато⁽¹⁾, — строго взглянул на него Ивар. Иногда казалось, что он, и правда, знает всё про него наперёд. Бальдр поддержал неловкой улыбкой и обнял себя руками.

— Да я уже купался, прямо сегодня, потому и опоздал.

Ивар вопросительно приподнял брови, и Бальдр со вздохом признался:

— Это долгая история.

В сауне Бальдр наконец отогрелся, сразу стало веселее. После пошли в бар пить пиво. Смущённо запинаясь, Бальдр выдал их с Норой историю знакомства и всё, что случилось после. Ивар терпеливо слушал. Взял его за запястье и с любопытством осмотрел замотанную свежим бинтом ладонь (Нора с утра постаралась).

— Нравится она тебе?

Бальдр коротко кивнул.

— Я, кажется, влюбился.

Ивар скептически хмыкнул.

— Поаккуратней с ней, братец, вы знакомы всего-ничего, а ты уже вон, весь покалеченный. Прямо девушка-катастрофа!

Бальдр огорчённо поджал губы.

— Это просто случайность, и я ведь сам виноват.

Ивар пожал плечами и отпил из своего бокала.

— Ну, как скажешь.

Домой купили пиццу, Бальдр вовсю строил из себя радушного хозяина и сам занялся готовкой. Ну как, надо было в духовке разогреть. Ивар расположился на диване, отодвинув валяющуюся там одежду. Меланхолично щёлкал пультом от телика.

— Ты Хальфдана, случаем, не видал? — спросил он.

Бальдр растерянно замер на пороге. Со старшим братом Ивара они едва знакомы. Виделись случайно, да и то давно.

— Нет, — усиленно замотал головой он.

— Сразу скажу, я не думаю, что это ты, но кто-то ему растрепал про Марию и пацана, — досадливо поджал губы Ивар.

Бальдр вновь покачал головой.

— Я никому не говорил, честное слово!

Ивар пересказал то, что случилось на поминках, и Бальдр расстроенно кивнул.

— Вот ведь козёл! Это совсем не его дело, — горячо поддержал он. — Может, Мария ему рассказала?

Ивар пожал плечами.

— Они даже не знакомы. Да и какая теперь разница. Нет, всё-таки любопытно, но не спрашивать же у него? Верно?

— Я бы спросил, — осторожно протянул Бальдр, шагнув в комнату.

Ивар лишь отмахнулся.

— Ещё чего! Снова видеть его мерзкую рожу! Если секрет знают двое, его знает и свинья. И, как ты понимаешь, свинья из нас троих — это он. Даже как-то легче стало, — чуть подумав, заявил он.

Бальдр неловко улыбнулся в ответ, задержал дыхание и выпалил:

— Я хотел позвонить, но так и не придумал, что сказать. Мне жаль, что твой отец умер. Наверное, тебе очень хреново.

От стыда затеплели кончики ушей в тон рыжим волосам, и Бальдр опустил голову. Стоило сказать это раньше, а не неделю спустя.

Ивар задумался, помрачнел, и в тоне его проскользнула печаль.

— Ничего, братец, сейчас уже лучше. Не переживай, я бы и сам не знал, что сказать. И, если уж честно, я соболезнований наслушался. Только они ничего не изменят.

Бальдр вдохнулся и уселся рядом с ним. Повисла долгая пауза.

— Откуда синяк? — неловко попытался сменить тему он.

Ивар со смехом рассказал про свой визит в бар. А после без перехода про то, как провёл время с родственниками.

Бальдр, чуть поразмыслив, заявил:

— Наверное, это сложно — находить общий язык со всеми. Я один, и это грустно, но иногда думаю, что, может, и к лучшему. Вдруг бы мы тоже не ладили с братом или сестрой?

Ивар ответил по-доброму, приподняв уголки губ.

— С тобой ладить легко. Чего не приезжаешь-то? Я соскучился, — признался он.

Бальдр шевельнул плечом и ответил шепотом:

— Твоя баба очень строгая. И с ней мы точно не поладили.

Ивар рассмеялся.

— Нашёл, кого бояться! Ты ведь ко мне приезжаешь, а не к ней.

— Я не хочу, чтобы вы ругались из-за меня, — честно выдал Бальдр.

Ивар покачал головой.

— Брось, с Хильдой я поговорю.

Последний раз они виделись на Рождество: Ивар приезжал навестить семью. И Бальдр очень скучал на самом деле. По телефону всё равно не то.

После ужина говорили о работе. Бальдр упоённо расхваливал новый заказ, однако признался, что боится всё запороть в одиночку.

— Старинный сундук — девятнадцатый век. Какой-то чувак на чердаке откопал. Тебе бы понравилось, честное слово! — восхищённо воскликнул он и от избытка эмоций едва ли не подпрыгнул на месте. — Только я боюсь залажать без тебя. У меня опыта с таким нет, я же толком нигде не учился, — быстро сник Бальдр.

Ивар ободряюще сжал его плечо.

— Ладно тебе, братец, не нагнетай. Ну и пусть, не учился. Сколько мы с тобой вместе работали? Всё получится! Ты, главное, не торопись, как обычно.

Бальдр послушно кивнул. Ивар его многому научил, если говорить на чистоту. Столярное дело он немного изучал в Народной школе, но это только основы. В старших классах он увлекался рисованием, но мать, конечно, настаивала на том, что нужно выбрать какую-то более приземлённую профессию, которая позволит крепко стоять на ногах. Юристом, например, стать или экономистом. У Бальдра к этому душа никогда не лежала. С матерью спорить бесполезно. Когда после выпускного он заявил, что хочет ещё подумать и в универ поступать не будет, она сильно возмущалась. Они крепко повздорили, и оплатить школу вызывался дядя. Хотелось верить, что не только затем, чтобы ей насолить.

Ивар выдернул из плена воспоминаний, тронув за плечо.

— Как там наш шарманщик?

Бальдр заулыбался. Хозяина мастерской — добродушного пузатого мужика звали Карл. По возрасту он как раз им с Иваром в отцы годился. Да и вёл себя несколько опекающе. Ивар придумал ему прозвище. И шарманка тоже в той истории фигурировала. Красивая, старинная, которую папа Карл⁽²⁾ хотел восстановить и подарить внучке. В общем, им удалось, хотя и стоило это немалых трудов.

— Хорошо, такой же, как и прежде. Он тебя, кстати, иногда вспоминает.

— Вот как… — задумчиво протянул Ивар. — Надеюсь, добрым словом.

— Конечно! Он говорит, что у тебя «золотые руки», и когда мы вдвоём работали, он бед не знал.

Ивар покивал и сдержанно ответил:

— Я тоже скучаю по тем временам.

Бальдр, конечно, не стал говорить, как было бы здорово, если бы он вернулся. Но думать-то себе не запретишь. А у Ивара там своя жизнь — ничего не поделать.

Засиделись допоздна, было, что вспомнить и обсудить. А утром Ивар уезжал рано. Сказал, что после Мессы сразу домой отправится. В церковь Бальдр с ним не поехал, вышел проводить на улицу. Грустно так стало расставаться…

Ивар обнял его на прощанье, а Бальдр украдкой утёр глаза.

— Ну-у, не кисни. И приезжай давай, летом.

— Я постараюсь. Ивар… ты позвони, когда домой приедешь, — замешкавшись, попросил Бальдр.

Всякие глупые фразы вертелись на языке, но все они не подходили и казались искусственными, неживыми. Бальдр понятия не имел, как бы себя чувствовал, если бы отец умер. А своего Ивар, кажется, любил. Бальдр же в основном чувствовал злость и разочарование. Нет, всё, думать о нём — пустая трата времени. Будто бы Бальдр много места в его мыслях занимал! Как же, держи карман шире. У него ведь «двое нормальных детей», а Бальдр так — друг по переписке.

Мать его один раз попросила о помощи, и то он отмахнулся. А ей, должно быть, было тяжело через себя переступить. Бабушка говорила, что гордость родилась вперёд неё.

Ох, нет, из-за всех этих дурацких воспоминаний только голова разболелась. Ивар уехал, и Бальдр вернулся домой и упал на диван, лицом вниз. Голова-то по правде болела и горло скребло. От скуки он решил позвонить Норе. Пусть она его утешит. И сразу вспомнил, что другого телефона у неё нет, а тот, который она утопила, наверное, в мастерской. Что ж, можно навестить её завтра после работы.

Нора, однако, объявилась сама. Позвонила с незнакомого номера (сказала, что от бабушки), едва он успел провалиться в обрывочный туманный сон. Знобило, и Бальдр завернулся в одеяло, приподнялся на подушке и нащупал в складках покрывала смартфон. Нора звала к себе, но Бальдр сказал, что не сможет.

— Я, кажется, заболел, — расстроенно выдал он.

— Тогда я приеду тебя лечить! — оживлённо пообещала Нора. — Где ты живёшь?

Бальдр назвал адрес, подумал, что она сказала это только из вежливости. А Нора ведь в самом деле приехала.

— Ты от меня так легко не избавишься, — объявила она с порога.

Бальдр, прикрыв глаза, решил.

— А я и не хочу избавляться.

Нора деловито огляделась и поставила на пол пакет.

— Я тут привезла бабушкины травы для чая. Мы летом вместе с ней собирали. Вот увидишь, в два счёта поставим тебя на ноги. Ты отдыхай, а я всем займусь. Где у тебя кухня? — разувшись, спросила она.

Бальдр её проводил и, устроившись на складном пластиковом стуле, с интересом наблюдал, как она колдует над заварником. Пока чай настаивался, Нора шустро нарезала хлеб и намазала его печёночным паштетом. Вела она себя, как хозяйка, а вовсе не гостья. И почему-то это отзывалось теплом в душе. Наверное, он просто устал быть один.

— Могу суп сварить, — предложила Нора, поймав его изучающий взгляд. — Я готовить люблю.

Бальдр кивнул. Судьба — не иначе столкнула их вместе. И глупо было тому противиться.

1) В Норвегии распространены сауны на воде, построенные на специальных мостках. «Охлаждаться» предполагается в море или фьорде. Вода во фьордах холодная, поэтому «купальный сезон» скорее летом, чем в межсезонье.

Вернуться к тексту

2) В итальянском оригинале «отца» Пиноккио звали Джепетте, и он был плотником, а не шарманщиком. Так что для героев это просто удачное совпадение, а для читателей забавная отсылка.

Вернуться к тексту

С Хильдой они познакомились три года назад. Ивар тогда только перебрался в столицу. Хотел начать на новом месте новую жизнь. Можно сбежать от всего на свете, но только не от себя самого, но в целом, похоже, ему удалось. Хотя бы на время.

Встретились в мебельном магазине, где он работал. Точнее Ивар приехал собирать шкаф, который Хильда заказала. Слово за слово, подколки, шутки — было весело. А после она угостила обедом.

— У тебя золотые руки, — сказала Хильда, глядя, как он уплетает «ирландское рагу».

Ивар хмыкнул. «Великое дело» — шкаф собрать. Любой дурак справится.

— Вкусно, — похвалил он, чтобы не остаться в долгу. Впрочем, обед, и правда, оказался, что надо. Сам-то он в основном довольствовался полуфабрикатами. И лень было, и не любил морочиться с готовкой, хотя не сказать, что не умел. Жизнь всему научила. Но иногда хотелось чего-то домашнего. И уж точно, чтобы самому не торчать у плиты.

— Стол шатается, — сообщила Хильда, наклонившись передать соль, и, будто бы ненароком, коснулась его запястья. Ивара окутал цветочный аромат её духов.

— Я заметил, — толкнув ножку, усмехнулся Ивар.

— Плохо, когда в доме нет мужчины, — с явным намёком обронила Хильда, а Ивар мигнул и растянул в улыбке уголки губ. Она ведь явно не про мелкий ремонт говорила…

На всё про всё им хватило полчаса, а стол-то по-прежнему шатался.

— Я приду вечером, починю, — пообещал Ивар, застёгивая ремень на штанах. Одна из металлических заклёпок отлетела, затерявшись где-то под кухонными тумбами.

Хильда с лукавой улыбкой пригладила ему волосы и попросила застегнуть молнию на платье слишком вычурном для домашнего.

— Я доплачу.

Ивар покачал головой. Это он хотел сделать задаром — от души. Такой пылкой красавице как не помочь? Вообще-то, под настроение ему нравилось делать добрые дела. Но, т-с-с, это секрет. Ни к чему всем знать.

Он заявился вечером с набором инструментов. Одним столом тут не обошлось. И раковину починил, да-да, ровно как тех фильмах. Было бы ему лет семнадцать, решил, бы что это всё сон. Но нет, они оба взрослые люди, и оба понимали, что к чему. В этот раз они даже добрались до кровати.

Ивар задумчиво перебирал её светлые волосы, состроил ласковую улыбку, глядя в серые глаза.

— Ты красивая.

— О, это я знаю, — сложив в самодовольно улыбке тонкие губы, усмехнулась Хильда. — Ты тоже ничего.

Ивар откровенно заржал, испортив едва блеснувшую романтику.

— Мне пора.

Хильда, завернувшись в простыню, с любопытством наблюдала, как он одевается. Поднялась и легко пробежала прохладными пальцами по татуировке дракона — от груди до запястья левой руки.

— Ты всегда такой угрюмый?

Ивар замер на миг, удивлённо распахнув глаза.

— Разве?

Хильда деликатно пожала плечами, от чего простыня сползла, оголив молочно-белую кожу.

— Ты шутишь, смеёшься, но улыбка не трогает глаз.

Ивар, и вправду, рассмеялся, поймав её ладонь, поцеловал тонкие пальцы. И не нашёл, что ответить, хотя обычно за словом в карман не лез. Отстранился и подобрал брошенную на пол чёрную рубашку. Хильда вышла провожать, накинув короткий алый халат.

— Ты пьёшь кофе? — спросил Ивар уже у двери, натягивая тяжёлые серо-чёрные Мартинсы.

— И не только, — с лёгким смешком отозвалась Хильда. — Никак на свидание зовёшь?

Ивар повёл плечом, пригладил волосы, мельком глянув в зеркало, а Хильда аккуратно провела кончиками пальцев по его щеке и стёрла след от помады.

— Просто хотел бы увидеть тебя снова, — не стал лукавить он.

Они и правда встретились следующим вечером. Кофе пили, гуляли по набережной в самый тёплый летний месяц. Болтали о всяком-разном: о фильмах, книгах и прочем. Не то чтобы у них много общего, но их непреодолимо тянуло друг к другу. И глупо было этому противиться.

На втором свидании отправились в кино. Хильда выбирала, а фильм оказался жуткой нудятиной с претензией на философию. Ивар скучал и то дело позволял себе разные вольности. Гладил её по бедру и шептал на ухо всякие пошлости. Даже в полумраке заметил, что её щёки стали пунцовыми. Они целовались и хохотали под возмущённое шиканье соседей.

— Ты такой хулиган, — шепнула Хильда на ухо. — Давай уйдём.

Ивар подарил ей похабную ухмылку.

— О, да.

Соседи вздохнули с облегчением, когда они протиснулись к выходу.

— Может, в следующий раз пойдём в театр? — весело предложил Ивар, обняв Хильду за талию.

— А ты любишь театр?

— Нет, со школы не был.

Хильда уставилась на него с интересом, мягко провела ладонью по небритой щеке и подбородку, заросшему тёмной щетиной.

— Я поняла: тебе просто нравится выводить людей из себя.

— Почему бы и нет, — задорно подхватил Ивар, отвесив шутливый поклон, протянул руку своей даме.

На парковке он подвёл её к байку, и Хильда покачала головой.

— Думаю, для меня это слишком экстремально.

— Брось, будет весело, — подмигнул Ивар.

И Хильда ему доверилась. Может, и зря, потому что весело было лишь первое время. В тот момент, когда они мчались навстречу сияющим огням ночного города, Ивар ощущал себя счастливым. Иногда начало истории куда интереснее, чем её финал.

* * *

В Осло Ивар добрался к вечеру. Странно так, чуть больше недели прошло, а казалось, что целая жизнь. Дверь открыл своими ключами. Из кухни доносились манящие ароматы.

Хильда вышла встречать, вытирая руки полотенцем, заулыбалась, и на щеках её заиграли ямочки.

— Привет. Я пораньше отпросилась. Думала, ты днём приедешь.

— Привет, — Ивар захватил её в объятья и закружил. — Ох, какая долгая дорога! — весело воскликнул он. — Но теперь я наконец-то дома, — вдохнул свежий терпкий аромат смородины и вишни, исходящий от её волос и тела, и крепко прижал к себе, поцеловал в губы.

Хильда рассмеялась, приникла к нему, положив ладонь на грудь.

— Я соскучилась. Боже ты мой, отвыкла уже жить одна! — и тут же спохватилась: — Погоди, у меня там мясо сгорит! — взмахнула полотенцем и умчалась на кухню. Ивар проводил её взглядом, смешную, в дурацком длинном фартуке с пёстрыми цветочками. Как ни крути, а душу греет, когда тебя кто-то ждёт.

Пока Хильда готовила и накрывала на стол, Ивар отмокал в ванной. Хотелось смыть с себя дорожную пыль и пот и немного побыть наедине со своими мыслями. В поездке случилось многое…

Хильда приготовила его любимый салат с креветками и мясо с овощами в духовке. И, по правде говоря, домой было вернуться приятно, но… Всегда есть одно «но». В Тронхейме остались незаконченные дела, и знать об этом Хильде точно не стоит.

— Как всё прошло? — спросила Хильда за ужином, когда они уселись друг против друга за широким квадратным столом. — На похороны не опоздал?

— Не опоздал, как раз вовремя приехал, — ровным тоном ответил Ивар. — Всё, что надо, я сделал. Много чего было, поругаться успел со всеми и помириться. Хальфдан всё такой же мудила, а Убба… Они со Стеллой второго ребёнка ждут, вот так.

Хильда задумчиво кивнула и убрала короткие светлые пряди за ухо.

— Здорово. Я бы хотела с ними познакомиться, наверное, они хорошие люди.

— Ну, когда-нибудь… — осторожно протянул Ивар. Когда-нибудь, может, он и сам будет готов представить её родным. — С отцовской квартирой ещё ничего не решили, придётся снова ехать.

— С квартирой? — удивлённо приподняла светлые брови Хильда.

Ивар пересказал о том, что было в завещании, в двух словах.

Хильда задумчиво покивала.

— Нам бы машина не помешала.

— Правда? — делано удивился Ивар. — На работу на метро удобнее, и так-то у меня есть мотоцикл.

— Вот именно! — вставила Хильда. — У тебя. Мне, знаешь ли, спокойнее было бы на машине, и, когда ребёнок появится, ты… Ты, что же, вовсе об этом не думал? — расстроенно закончила она.

Ивар покачал головой. Вообще-то не думал. К чему так далеко загадывать? Сейчас он точно никаких детей не хотел. Разобраться бы с тем, что уже есть. А про сына Хильда, разумеется, не знала. Зачем? Не её это дело — только лишний повод для скандала.

Пока он подбирал слова, тыкая вилкой в картошку, Хильда печально продолжила:

— Нам давно уже не двадцать, куда тянуть? Потом, знаешь ли, может быть поздно.

— Да ладно, тётка моя Рэми в сорок родила, — попытался сбавить градус депрессивности Ивар.

Хильда мрачно взглянула на него.

— Конечно, тебе легко говорить. Иногда я не понимаю, любишь ли ты меня на самом деле или просто делаешь вид, — она поднялась из-за стола и стала собирать посуду.

Ивар быстро заморгал и покачал головой. Растерялся даже, чёрт возьми! Будто бы он чем-то её обидел!

— Стал бы я с тобой жить, если бы не любил? — грубовато буркнул он.

Хильда поджала губы и сухо ответила:

— Да, именно это я и хотела услышать, — а после обижено отвернулась и отошла к раковине. Зашумела вода. Зазвенели кружки и ложки. Как у них что не ладится, она вечно начинает прибираться. Не может сидеть без дела.

Нет, можно было, конечно, подойти, обнять её и утешить. Но какого хрена? С чего он должен вдруг извиняться? Это у Хильды привычка бежать вперёд паровоза и загадывать всё наперёд! Злость закипала в груди и била горячим ключом в голову. Ивар повернул ручку и распахнул балконную дверь. Вышел на свежий воздух и, повертев в руках пачку, валяющуюся на подоконнике, вытянул сигарету, щёлкнул колёсиком зажигалки.

С Хильдой они жили неплохо, пока ей не взбрело в голову, что нужно «двигаться дальше». На свадьбу намекала, выстроила план их совместной жизни, и… Ну ладно, если честно, это пугало. Все прошлые отношения заканчивались слишком быстро, и до того момента, когда приходилось «играть в семью», не доходило. Встретились, весело провели время и через месяц-другой разошлись, как в море корабли. Жить с кем-то, делить квартиру и быт желания не возникало. К чему всё усложнять, если одному всегда проще?

Но с Хильдой всё получилось иначе. Съехались они быстро, может, даже слишком. Легко и просто всё вышло, их друг к другу тянуло, словно магнитом. И месяца не прошло со дня знакомства, как стали жить вместе в её квартире. В съёмной, но обустроенной, обжитой. Занавески в тон обоев, покрывала и всякие безделушки. Подставки по горячее в виде деревянных рыбьих скелетов, посуда в одной цветовой гамме… У Ивара так никогда не получалось. И, честно говоря, было просто лень так заморачиваться. Чисто и ладно. Меньше вещей — меньше беспорядка. Как оказалось, женская рука всё же в доме нужна.

Хильда отменная хозяйка, заботливая: в доме с ней стало тепло и уютно. И в койке всё устраивало. Привязанность какая-то и тёплые чувства тоже появились, за три года успели друг к другу прикипеть. Ну, ссорились, бывало. Он, может, не подарок, да и у Хильды характер не мёд.

А Ивар разве плохо к ней относился? Подарки дарил, цветы, ездили вместе в отпуск — всё, как полагается. А любовь — что ж, вероятно, это каждый понимает по-своему.

Вечером всё-таки помирились. Ивар книгу читал: детектив попался из тех, что матушка Хильды покупала на распродаже. Не самый плохой, даже увлекательный. Мать у неё экономная и подарки выбирает… с пользой.

Хильда разбирала сушилку и, как бы между делом, сообщила, убирая одежду в шкаф:

— Я тебе подарок купила, подумала, что это тебя порадует, — она покопалась на полках и вытащила аккуратно сложенную серую футболку. — Размер твой, должна подойти.

Ивар отложил книгу на кофейный столик и поднялся с дивана. Принял из её рук футболку и развернул. На лицевой стороне изображён был грозный ворон, устроившийся на корявых ветвях сухого вяза. И половинка луны сияла, окутанная саванном бледных облаков. Неплохо, в духе По⁽¹⁾.

— Примеришь?

— Ага, спасибо, — оценив рисунок, Ивар усмехнулся. — Круто и зловеще.

Хильда довольно улыбнулась, когда он натянул футболку и вышел в прихожую — к зеркалу. Подошла сзади и положила подбородок ему на плечо, рассеянно пригладила тёмные прядки на затылке.

— Ты же любишь всякий мрачняк — решила, тебе понравится.

— Да-а, — протянул Ивар и, развернувшись, захватил её в объятья. — Я не хотел тебя обижать, — чуть подумав, выдал он.

Хильда слегка качнула головой, и её тонких губ коснулась тень улыбки.

— Прости, я зря завелась. Мама ещё накрутила. Она приезжала на выходных, ходили в музей Мунка⁽²⁾ и по магазинам. И мама объявила, что сестра двоюродная выходит замуж, а она меня на одиннадцать лет младше. Потом начала: вот, а вы когда? Хочется внуков понянчить… — сбивчиво пересказала Хильда и вздохнула. На лице её образовалась печальная гримаса. — Дело вовсе не в сестре! Но мне вообще-то тридцать шесть, и не хотелось бы стать мамой, которую путают с бабушкой.

— Я понял, — шепнул на ухо Ивар и ласково провёл рукой по её коротким волосам. Чем он мог её утешить? Врать ей или обещать то, к чему не готов? Иногда молчание — достойный ответ.

— Понимаю, что ты только с похорон приехал, а я… В общем, этот разговор может подождать, — резко оборвала себя она. То ли на мать рассердилась, то ли на себя саму.

Ивар обхватил её лицо ладонями, поцеловал в губы.

— Мы могли бы потренироваться пока, — с усмешкой выдохнул он, решив подбодрить её шуткой.

Хильда намёк уловила и притворно недовольно закатила глаза.

— Конечно, как же иначе, — однако вмиг посерьёзнела и прильнула к нему. — Я тебя люблю.

Ивар улыбнулся и стянул с неё просторную белую футболку.

— Ты — удивительная, — ответил он невпопад. Может, Хильда ожидала иного, но некоторые слова так тяжело произнести, особенно, если не уверен, что это действительно так. Может, у него и масса недостатков, но врать Ивар не любил. Тем более, если можно обойтись без этого.

Из коридора переместились в комнату. Хильда погасила свет и зажгла свечи. На подоконнике, на кофейном столике — она их просто обожала. По правде говоря, Ивар тоже любил. Живой огонь делает дом уютным. Жаль, что камин в квартиру не воткнёшь. В чём-то Хильда права. Пора что-то менять.

* * *

Утром Хильда встала раным-рано, испекла вафли со сладким карамельным сиропом и сварила кофе. Вчерашняя ссора осталась мимолётно промелькнувшей тучкой на безоблачном небе — гроза так и не случилась. И такие моменты, как это утро, Ивар действительно любил. Он давно привык жить один и особенно не тосковал, не скучал, но с Хильдой оказалось всё-таки лучше, чем одному. Ладно, жратва и секс — это не то чтобы основное. Человек всё-таки посложнее устроен. Уютная нотка тепла и заботы, дом в котором тебя ждут — это то, что действительно ценно. То, что перевешивало все плюсы одиночества и минусы совместной жизни, когда ты, оказывается, кому-то вдруг что-то должен.

Ивар вспомнил о подарке, который приобрёл для Хильды в Тронхейме. Она заулыбалась, повертев в руках фигурку лупоглазого тролля.

— Какой милаха! Спасибо, — и, кажется, настроение у неё поднялось.

Ивар только кивнул.

— Я о тебе думал, видишь, — не приминул добавить он.

Хильда поставила фигурку на стол, и, потянувшись, чмокнула в щеку.

— Мне пора уже. Новый врач строгий — нельзя опаздывать.

Она убежала, накинув лёгкую белую ветровку и подхватив сумку.

Ивар неторопливо собирался на работу. После магазина устроился на мебельную фабрику. Это, конечно, не то, что в мастерской, хотя и платили больше. Порой он скучал по прежнему месту: по папе Карлу, по Бальдру и той дружеской атмосфере, что царила в мастерской. Да и по Тронхейму, если честно, тоже. В Осло жизнь в целом сложилась, но чего-то родного и близкого — своего всегда не хватало. С другой стороны, он встретил здесь Хильду. Для которой, кстати, этот город тоже не был родным. Квартиру вместе снимали и как-то умудрялись встраиваться в шумный и разноголосый ритм столицы. Хильда давным-давно приехала в Осло поступать в медицинский. Так и осталась. Замуж чуть не вышла, но с тем парнем у неё разладилось. Медсестрой работала в частной мед. клинике.

* * *

Жизнь потихоньку вернулась в прежнее русло. Чуть больше месяца прошло с похорон. Успели Пасху отметить в компании родителей Хильды. Они не сказать, что особо верующие. Лютеране⁽³⁾, хотя вроде и в церковь не ходят. Отец лодки чинит — работает в мелкой мастерской. Мать — в краеведческом музее водит экскурсии. Жили они в портовом городе Драммен, что в сорока километрах к юго-западу от Осло.

Матушка у Хильды, конечно, болтливая, а отец спокойный мужик, даже угрюмый на первый взгляд. В родственники Ивар им не набивался, и потому поладили они относительно легко. Чаще Хильда ездила одна, но в этот раз (праздник же всё-таки) потянула вместе.

В мае совсем потеплело, солнца стало больше, а в скверах и парках распустились цветы. Город дышал весной. Субботним вечером возвращались с Хильдой с концерта классической музыки. Ей на работе билеты предложили. Ну что ж, ради разнообразия можно сходить. Ивар предпочитал что-то поживее, а Хильда…

— Ничего так, красиво, — высказала свои впечатления она, ухватив его под руку.

— Что прям понравилось? — с любопытством спросил Ивар, окинув её оценивающим взглядом.

Хильда смущённо потупилась и поправила ремешок сумки на плече.

— Скучновато, — честно призналась она. — А тебе как?

— Тоже самое, — хмыкнул Ивар.

— Будем считать, что мы культурно просветились, — облегчённо рассмеялась Хильда.

Ивар кивнул, хотел сказать, что в следующий раз лучше пойти в кино. Пусть даже на романтическую комедию, как она любит. В тот первый раз, затащив его на артхаус, Хильда пыталась произвести впечатление, типа любит «умные фильмы» и вся такая возвышенно-образованная.

Что ж, когда долго живёшь с человеком, открываешь его настоящего, а не «улучшенную версию», выданную при первом знакомстве. В кино, в отличии от концерта классической музыки, хотя бы не пришлось бы подыхать от скуки и бороться со сном. Хильда всё хотела казаться лучше. Зачем? Ему она нравилась такой — настоящей, а не прикрытой маской иллюзий и чужих мнений, которые ей почему-то так важны. Телефон зазвонил, прервав их беседу и философские размышления.

Хильда сказала, что в книжный магазин заглянет, тот как раз находился вверх по улице. А Ивар бросил, что догонит, и мазнул пальцем по экрану, чтобы ответить. Хальфдан… Очень интересно.

— Чего надо? — без приветствия начал Ивар.

— И тебе добрый вечер, — басовито упрекнул старший брат. — Дело к тебе есть.

— М-м, какое? — поинтересовался Ивар, облокотившись на парапет набережной и нащупав в кармане пачку. Вытянул сигарету зубами. Распахнутые борта джинсовки трепал ветер.

Хальфдан помолчал: то ли собирался с духом, то ли нарочно тянул время, чтобы его позлить. Ивар закурил и лениво наблюдал, как сизый дымок уносит ветер, а в тёмных водах плещутся на привязи белые катера, словно отражения бледных облаков на потухшем экране неба.

Хальфдан вздохнул, откашлялся.

— Ты домой поедешь в ближайшее время? Надо поговорить, — туманно озвучил он.

— Про отцовскую квартиру, что ли? Решили же сдавать. Или какие-то проблемы с этим? — пару недель назад ещё с Уббой это обговорили. Невеликие там деньги на троих выходили, но не пустовать же, хоть коммуналку не платить.

Хальфдан вновь выдержал паузу.

— Да не в квартире дело. Приезжай, узнаешь, — раздражённо бросил он.

— А по телефону никак?

— Если бы я мог от тебя побыстрее отвязаться, я бы это сделал. Поверь, мне не доставляет удовольствия роль посыльного. Позвони, когда надумаешь ехать. И не тяни. Тебе это надо — не мне, — Хальфдан бросил трубку, очевидно, посчитав, что сообщил всю нужную информацию.

Ивар, конечно, не стал перезванивать. Ну, его в жопу! Можно подумать, делает ему одолжение. Хотя, похоже, так и есть. Что там случилось, чёрт возьми?!

Помедлив с минуту и повертев в руках смартфон, Ивар решил набрать Уббу, но младший брат, к сожалению, оказался не в курсе планов старшего.

Может, если бы Ивар не собирался в Тронхейм в следующие выходные, то пропустил бы просьбу (или требование) Хальфдана мимо ушей. Но у Бальдра днюха в четверг. Он приглашал, но как-то невнятно. Так или иначе Ивар собирался его навестить. Поехать в пятницу на вечернем поезде. Что ж, заодно можно выяснить, чего там хотел Хальфдан. Интрига-интрига!

Но как бы Ивар про себя не иронизировал, на душе стало неспокойно. Вот ведь козёл! Думай теперь, мучайся. Наверняка задумал какую-то гадость.

В детстве отец подарил Ивару футболку с изображением мифического волка Фенрира (прямо, как та игрушка, что ему дядя с тётей купили). Ивар души в ней чаял: и в школу таскал, и на прогулку. Готов был и спать в ней — так любил. А Хальфдан из вредности заляпал футболку (она была белая) голубой краской, что припасли для ремонта прихожей. Типа случайно. Так вот, ни хрена это было не случайно, но мамка Хальфдана, естественно, встала на его сторону. Ивара обвинила, что швыряет вещи, где попало и вообще сам виноват. А её сыночек, конечно, ни при делах. А отец, что? Развёл руками и отчитал Хальфдана для проформы. Инцидент исчерпан. Футболку всё равно уже не спасти.

Братец всегда умел подложить ему свинью. Его гнилую натуру Ивар разгадал давно. Однако до выходных почти неделя, толку нет строить догадки. Будет день, будет пища, посмотрим, что он задумал на этот раз. Ивару давно уже не семь, и защитник ему не нужен. Научился справляться сам.

1) Эдгар Алан По один из любимых писателей Ивара.

Вернуться к тексту

2) Эдвард Мунк — художник, довольно известный в мире и почитаемый в родной Норвегии. Один из представителей экспрессионизма, самым узнаваемым образом которого стала картина «Крик».

Вернуться к тексту

3) В Норвегии и Скандинавии в целом больше распространён протестантизм (именно лютеранство), чем католицизм и иные вероисповедания. Норвегия — светская страна, но всё зависит от региона. Есть регионы, где процент верующих выше, чаще это сельская местность, а не большие города.

Вернуться к тексту

Вечерний поезд прибывал в половине двенадцатого. Ивар решил прогуляться пешком. До дядиного дома около сорока минут. В поезде сидеть надоело, да и книжка успела закончится. И остаток дороги в голове крутились мысли о предстоящей встрече с Хальфданом. И это, вообще-то, раздражало.

Сунув в уши наушники, Ивар зашагал по подсвеченным фонарями вечерним улицам. Свежий ветер мягко гладил по затылку и дышал ароматами сирени и магнолии. К концу пути Ивар уже почти забыл о Хальфдане — приехал он всё же не ради него.

Встретили тётушка и двоюродный брат. Дядя был на дежурстве. Тётя усадила за стол, накормила ужином и принялась расспрашивать, как провели Пасхальные выходные.

Ивар пожал плечами.

— Да нормально. Ездили к предкам Хильды и к её двоюродной сестре. У той свадьба скоро, вот Хильда хотела навестить. А на свадьбу нас не позвали, — облегчённо признался он.

А тётя Линда удивлённо вскинула брови.

— Почему так?

Ивар усмехнулся.

— Такое дело, свадьба-то по залёту, денег нет. Они только родителей пригласили и близких друзей.

В светлых глазах тёти зажёгся огонёк любопытства. Она зевнула и подпёрла щёку рукой. Перевалило уже далеко за полночь, а ложатся они обычно рано.

— А ты, кажется, и рад, что не пригласили…

Ивар открыл рот и замер на миг, сообразив, что стоит отвечать поаккуратнее. Тётушка легко переводит стрелки, и не хотелось выслушивать очередное «а вы когда?» теперь уже в её исполнении.

— Да что там делать? Скука-а, ещё и без бухла. Они типа веганы и трезвенники. Короче… — он замер на вдохе и не решился продолжить. — С придурью, в общем. — «ебанутые». — Хильда, кажется, поэтому с ней и не общалась, хотя и расстроилась, что нас не позвали.

Тётя покивала и деловито постучала ложкой о тонкую чайную кружку, расписанную мелкими голубыми цветами.

— В том, что они не пьют, не вижу ничего плохого, скорее наоборот. Алкоголь ничего хорошего не приносит. Взять твоего отца. Крепкий мужик, только на пенсию вышел, жил бы ещё да жил. Если бы не пил и следил за здоровьем. Всего на три года меня младше… — вздохнула тётя и отвела взгляд.

Ивар с удивлением отметил, что несмотря на то, что с отцом были у них напряжённые отношения, тётушка всё же за него переживала. Кажется, даже скорбела. В конце концов, столько лет рядом, семья же — нечужие люди.

— Как дядя Ингвар? — спросил Ивар, не дожидаясь тётушкиных нравоучений.

Тётя печально поджала губы.

— Потихоньку. Время нужно, ничего не поделать, брат ведь. Ингвар его очень любил.

Ивар кивнул и промычал: «ага», уткнувшись в кружку. В принципе он догадывался, почему дядя так привязан был к отцу. Бабушка умерла рано, дядя, кажется, только школу закончил. Дед: шаг влево, шаг вправо — расстрел. Кого ему любить, кроме старшего брата? И, верно, очень тяжело пришлось дяде Ингвару, когда отец с тётушкой не поладили.

* * *

Утром Ивар по обыкновению поднялся рано. Тётушка накормила кошек и готовила завтрак. Рэми с собаками гулял. Пока Ивар умывался и приводил себя в порядок, хлопнула входная дверь. Огласив прихожую заливистым лаем, влетели псы. Оскар тряс мокрой шкурой и оставлял отпечатки грязных лап на паркете. Лайм меланхолично мусолил ярко-оранжевый фрисби.

Рэми отбил грязь с кроссовок о ступени крыльца и с кислой миной шагнул внутрь. Ивар не смог сдержать смех. Вид у братца был презабавный. Серые тренировочные штаны пропитались водой, а на кроссовках виднелись зелёные островки ила. Даже ветровка была мокрая.

— Тебя машина обрызгала? — предположил Ивар.

— Если бы… — трагически вздохнул Рэми и, стащив ветровку, бросил её на пол. Оскар с любопытством принялся её обнюхивать. — Давай-давай, любуйся результатами своего труда.

Заинтересовавшись шумом, тётушка пришла узнать, в чём дело. Рэми тем временем стянул кроссовки и загнал Оскара в ванну стал поливать его душем. А тот, похоже, был только рад.

— Что опять? — спросила тётя, взмахнув лопаткой, которой переворачивала блинчики.

— Ага. Мы с соседом разговаривали, а Оскар сиганул к нему в пруд, — недовольно завил Рэми. — Пришлось его выманивать собачьим печеньем.

Тётушка покачала головой и погладила золотистую спину Лайма, который терпеливо дожидался своей очереди на помывку.

— Такое у Оскара хобби — обожает плавать, — с неловкой улыбкой пояснила тётя.

Ивар закатил глаза и усмехнулся.

— Надеюсь, у вас не каждое утро такое веселое.

— Нет, что ты, зимой они накрывают пруд, — с лёгким смешком заявил Рэми.

Дядя вернулся как раз к завтраку. Перекинуть парой слов, а после он ушёл отсыпаться после дежурства. Выглядел он всё же бодрее, чем в прошлый раз, когда Ивар приезжал на похороны.

* * *

Но довольно уже о грустном, всё же на день рождения собрался. В гости Ивар явился с шоколадно-малиновым тортом — Бальдр такой любит. Хотелось его порадовать. Может, кто-то сказал бы, что Ивар относится к нему свысока, но это вовсе не так. Бальдр почти как младший братишка — славный, весёлый и слегка без царя в голове. Хильда никак не могла взять в толк, что же у них общего, и почему Ивар с ним «возится». Может, дело как раз в том, что они очень разные. С кем-то, похожим на себя, Ивар вряд ли сумел бы поладить.

Бальдр встретил растрёпанный и весёлый, в рубашке цвета лайма и светлых джинсах. Обрадовался и обнял так крепко, будто не виделись целую сотню лет. С подарком Ивар особо не раздумывал: знал, что Бальдр любит видеоигры, но сам был не в курсе новинок. Вручил деньги в конверте — пусть купит, что хочет.

Поначалу дома тусовались, заказали пиццу. Ивар отметил, что Бальдр даже пытался убрать свой привычный бардак.

— Как там Нора? Она, что ли не придёт? — спросил Ивар, когда они устроились за столом, обклеенным маленькими разноцветными стикерами.

Бальдр покачал головой и отодрал одну из бумажек.

— Они с бабушкой поехали летний дом в порядок приводить.

— Ты вроде не особо расстроен, — заметил Ивар.

Бальдр пожал плечами.

— С ней иногда очень утомительно. Я хотел отдохнуть, — признался он с виноватой улыбкой. — У неё так много всего в голове, что в этом можно просто утонуть.

— Звучит интригующе, — хмыкнул Ивар. — А это что за макулатура? — кивнул он на жёлтый стикер, который Бальдр вертел в руках.

— Нора хотела испечь печенье с предсказаниями, но оно всё равно невкусное, поэтому она оставила только предсказания, — пояснил Бальдр и, развернув листок, показал Ивару. «Удачный день». — Хочешь тоже что-нибудь выбрать?

— Нет, я в эту ерунду не верю, — отмахнулся Ивар.

— Я тоже, — согласился Бальдр. — Но Нора верит, и я не хотел её огорчать, по-моему, это мило.

Ивар только усмехнулся.

— Как скажешь.

Бальдр будто смутился, опустил глаза.

— Хочу кое-что показать, — сообщил он и ушёл в комнату. Вернулся вскоре, пряча за спиной руки. — Я старался, как думаешь, ей понравится?

Ивар с любопытством изучал рисунок, который он выложил на стол. С портрета, выполненного угольными карандашами, загадочно улыбалась девушка, на её пухлых щеках проклюнулись ямочки, а короткие волосы развевал ветер.

— А она ничего — симпатична, — сделал вывод Ивар. — Конечно, понравится! Кому бы не понравилось?

Бальдр сразу просиял и прижал рисунок к груди.

— Подарю ей… просто так подарю, не буду ждать какого-нибудь события.

— Если у вас всё хорошо, я только рад.

Бальдр задумчиво кивнул.

— А у вас с Хильдой разве нет?

— Она хочет свадьбу.

— А ты не хочешь? — уточнил Бальдр.

Ивар задумчиво почесал щетину, пожал плечами.

— Нет. Нам сейчас хорошо, а потом, ну, знаешь, женятся типа на всю жизнь. А я не уверен, что хочу всю жизнь провести вместе с ней.

— Люди разводятся… — протянул Бальдр.

— Ага. Так не проще ли не жениться?

Вспомнились отцовские слова про попутчиков. Выходит, что он всё-таки прав. Знал жизнь старик!

Бальдр серьёзно ответил:

— Я так не думаю. По-моему, если ты любишь кого-то, то хочешь быть с ним всегда. А что случится потом — никто не знает.

— Точно, братец, только любовь очень быстро проходит.

Бальдр, может, поверил, а может, просто не решился его разубеждать. Вечером отправились в бар, в тот самый, где давным-давно Рождество отмечали в день знакомства.

Не было в этот раз мишуры и стеклянных шаров, зато стены по-прежнему украшали круглые деревянные щиты с грозными или весёлыми рисунками, а над барной стойкой висели вёсла. Ивар со смехом вспоминал ту первую встречу, а Бальдр смущённо кивал. Столько лет прошло, а он всё такой же «солнечный мальчик». И это, наверное, к лучшему. Бальдр умеет радоваться жизни — и этому стоит у него поучиться. Ивар пытался, честно, но вечно во всём видел подвох, такая уж натура — не перековать.

А праздник вообще-то удался и даже слишком. Наутро башка трещала. Бальдр с кислой миной мешал чай, Ивар хлопнул его плечу.

— Добро пожаловать в категорию тридцать плюс, — со смехом объявил он.

Бальдр, поморщившись, прижал ладонь ко лбу.

— Всё, я завязал с крепкими напитками. Хочу дожить до тридцати пяти.

— Ладно-ладно, я на ближайшее время тоже. Так какие планы?

— Мы с Норой хотели покататься на великах, но, наверное, я просто буду умирать дома, — простонал Бальдр.

Ивар философски хмыкнул.

— Вчера-то было весело. За всё надо платить.

Поваляться дома перед теликом было, конечно, заманчиво, но Ивар себе такой роскоши позволить не мог. Пришлось распрощаться с Бальдром и тащиться на автобусную остановку.

* * *

С Хальфданом договорились встретиться в кафе восточной кухни. В воскресение особо ничего больше и не работает. Тот уже ждал, когда Ивар подъехал. Ивар даже бросил взгляд на часы: договаривались на десять, а сейчас без пяти. Видать, Хальфдан припёрся заранее. Сидел с непроницаемым лицом и попивал кофе, устремив взгляд в окно.

Ивар приблизился к столику, с Хальфданом они обменялись кивками. Тот не спешил начинать разговор, хотя по телефону заявил, что торопится. Может, специально сказал, чтобы Ивар не вздумал тянуть время и переносить встречу. Вот уж дудки! Трястись в поезде шесть часов, чтобы уехать ни с чем! Совсем он его за дурака, что ли держит?

Ивар заказал чёрный чай с мятой. Всё-таки надо как-то полегче бухать, возраст, блядь, уже не тот. Мысль эта назойливо долбила в больную голову каждый раз, но воплотить её в жизнь не удавалось.

Хальфдан, демонстративно поморщившись, отсел подальше.

— Господи, ну, и разит же от тебя!

— Ну, извини. У друга был день рождения, — развёл руками Ивар.

Хальфдан цокнул:

— Да будто бы тебе нужен повод!

Это так взбесило, что Ивар не удержался и надавил на больную мозоль:

— Я хотя бы могу остановиться, в отличие от твоей мамаши.

Хальфдан стиснул зубы и метнул в него гневный взор. Стоит отдать ему честь, он быстро взял себя в руки, и его лицо приняло обычное надменное выражение.

— Теперь я уже начинаю сомневаться в своём решении… Не смей трогать мою мать! — ткнул пальцем в воздух он. Чуть помолчал и сделал глубокий вдох, быстро перешёл к деловому тону. — Вернёмся к делу, — он облокотился на стол и понизил голос. — Когда отец умер, я заезжал к нему в квартиру, документы искал и заглянул в почтовый ящик. Не сразу даже открыл, не до того было, — он вытянул из кармана серого пиджака безликий белый конверт и выложил на стол, укрытий горчичного цвета скатертью.

Ивар нахмурился, не понимая, куда он клонит.

— Ты ведь в отцовской квартире прописан до сих пор, — напомнил Хальфдан.

Ивар заметил, что конверт вскрыт, а Хальфдан проследив за его взглядом, поджал губы.

— Уж извини, не смог сдержать любопытства.

Ивар хотел ответить очередной колкостью, но в горле от чего-то пересохло и сердце стукнуло невпопад.

— Что там? — предательски дрогнувшим голосом, спросил он.

Хальфдан шевельнул плечом.

— Сам прочтёшь, — и вдруг повысил тон. — Честное слово, я долго думал, стоит ли тебе вообще знать, и… это твоё решение, — упёрся ладонями в стол он. — И будет на твоей совести, — припечатал Хальфдан, затем порылся в бумажнике, бросил купюру на стол и не спеша поднялся. Самодовольная улыбка на миг коснулась тонких губ. — Вот и всё, и не смей говорить, что я выбрал за тебя. Ну, увидимся, и, надеюсь, не скоро, — добавил он, скользнув по лицу Ивара беглым взглядом.

Ивар чувствовал себя полным идиотом, глядя ему вслед. Пальцы невольно дрогнули, когда он взял в руки конверт, увидел серый казённый штемпель и напечатанный в графе отправителя адрес.

Злость на Хальфдана отошла на второй план, уступив место волнению. К чёрту! Тянуть Ивар больше не стал. Вытряхнул бумагу из конверта и развернул, пробежал глазами по строчкам и не сразу понял смысл. Пришлось сделать глубокий вдох, чтобы унять тревогу, и прочитать снова.

Сухим казённым языком сообщалось, что Мария Сольберг скончалась в больнице в конце марта (т.е., около двух месяцев назад), и её трёхлетний сын нуждается в опеке. Ивару, как ближайшему родственнику, настойчиво предлагалось этот вопрос обсудить в соответствующем учреждении.

Сначала Ивар даже не поверил, мелькнула шальная мысль, что Хальфдан решил его разыграть, и письмо фальшивое. Но ему ведь не пятнадцать лет, чтобы выкидывать такие фокусы. Выходит, вот так Хальфдан всё и узнал. Слишком просто и слишком глупо — никаких интриг и заговоров. И Мария вовсе ни при чём. Что с ней всё-таки случилось-то? В письме не сказано. Если бы она была серьёзно больна, то написала бы? Или нет? Друг другу они чужие люди.

Поездку домой пришлось отложить, вернуть билет и… Придётся теперь ждать до понедельника. Опека сегодня, естественно, закрыта. И какого хера Хальфдан тянул так долго!

Ивар расплатился и вышел из кафе, а конверт, согнув, сунул в карман джинсовки. Спустился к набережной и закурил. Это помогло немного унять расшалившиеся нервы. Может, и к лучшему. За два месяца наверняка всё решилось. Есть ведь у Марии мать с отцом, может, братья или сёстры, которые готовы взять к себе мальчишку. Знать этого Ивар не мог, но по логике какие-то родственники должны быть. Нужно только в этом убедиться, вот и всё.

Мелькнуло желание разорвать этот проклятый конверт и просто поехать домой, будто бы ничего не случилось. Но Ивар, презрительно дёрнув щекой, отогнал эту мысль. Будто бы он какой-то трус! Ещё чего! Мальчишка наверняка уже у бабки с дедом и всё с ним в порядке — нечего переживать. Ивар даже готов был им приплачивать, честное слово, лишь бы на душе было спокойно, как все эти годы.

Побродив по улицам, Ивар вышел к Нидаросскому собору, величественному и грозному памятнику веков с сурово-готическим ликом. Устроился на лавке в тени зелёных крон и изучал взглядом статуи святых, украшающие серые каменные стены. Уехать просто так, нет, не то чтобы совесть не позволяла (а, может, и она), но выкинуть письмо из головы уже не получалось. Забыть и сделать вид, будто ничего не произошло. Незавершённые дела всегда тянут назад. Что там думает о нём Хальфдан, волновало мало. Куда важнее мириться с тем, что ты думаешь о себе сам.

Пришлось задержаться, с работы ещё отпрашиваться… Нет, лучше уже выяснить всё побыстрее. Пока Бальдр крутил свои амурные дела, Ивар решил остановиться у брата. Познакомиться с этой «расчудесной» Норой было ох, как любопытно, но никуда она не денется. Нужно для начала со своими проблемами разобраться.

Набрав брата, Ивар выяснил, что у них очередной товарищеский матч. Каждое второе или третье (точно не вспомнить) воскресенье Убба с коллегами играли в футбол. А Стелла с малым ушла в гости к подруге. Ну, класс! Не то чтобы Ивар ожидал горячий приём, но стало даже слегка обидно. К футболу он был равнодушен, но решил поболеть за брата. К тому же, времени всё равно вагон.

Соврал, что задержался специально, чтобы их повидать, что-то ведь нужно сказать. Убба был бы ужасно разочарован, узнай он всю правду. А Ивар, уж конечно, не дурак, чтобы рассказывать, зачем остался на самом деле. Хватит и того, что Хальфдан успел наболтать.

Вечер прошёл тихо и мирно. Стелла укладывала спать малого, а братец вызвался мыть посуду и убирать со стола. Как-то у них всё ладно получалось. Дядя Ингвар говорил, что семья — это команда. Так вот, у Уббы со Стеллой всё именно так. А Ивару больше по душе приходились одиночные виды спорта. Бег, например. Не командный он игрок — ничего не поделаешь.

К бледно-жёлтому зданию опеки Ивар подъехал в половине девятого утра. И всё равно пришлось ждать, хотя в коридоре было пусто. Тётка эта — инспекторша сказала, что у неё перерыв, и ушла куда-то, деловито чеканя шаг. Ивар хотел возмутиться да не стал, некуда торопиться. Вдруг выяснится, что это какая-то ошибка? Бывает же такое. Он брякнулся на жёсткий стул и вперил взгляд в затёртый линолеум, отполированный чужими шагами.

Прошло минут пятнадцать, прежде чем инспекторша вернулась и с видимым недовольством окинула его взглядом. Открыла дверь и качнула пышным каре в сторону маленького кабинета.

— Так чего надо? У нас вообще-то приёмные часы с десяти, — объявила она, устроившись на стуле. Тут же выудила из сумки маленькое зеркало — принялась поправлять макияж.

— Я про ребёнка пришёл узнать, — Ивар вытряхнул уже изрядно помятый конверт и бросил ей на стол. — По вашему приглашению, — выделил он.

Инспекторша устало вздохнула, не торопясь «дорисовала» брови, и так же медленно принялась изучать письмо и стучать по клавишам.

— Вы не очень-то торопились, — едко заметила она, вздёрнув мастерски нарисованную бровь.

— Я в другом городе живу. Письмо на старый адрес пришло, и я его только вчера забрал, — спокойно пояснил Ивар. Не то чтобы он должен оправдываться перед какой-то незнакомой тёткой.

Инспекторша долго ковырялась в базе, а Ивар от скуки стал насвистывать (машинально, а не затем, чтобы её позлить). Та демонстративно цокнула и закатила глаза.

— Нашла, — через пару минут объявила она. — Эйнар Сольберг, три года. Мать умерла, отец… Так ты, что ли отец? Пришёл отказ писать?

— Какой ещё отказ?

Инспекторша фыркнула, сдув с вытянутого лица прядь тёмных волос.

— Если бы забрать собирался, так раньше бы явился, — сделала вывод она.

— Я узнать про ребёнка пришёл, а не за тем, чтобы мне тут морали читали, — раздражённо парировал Ивар. — Есть у него какие-то родственники, и где он сейчас?

Инспекторша нервно дёрнула плечом и мотнула головой, как строптивая лошадь. Заводилась она прямо с пол-оборота.

— Морали тебе пусть мать твоя читает! — возвысила голос она. — А раз объявился всё-таки и решил про сына спросить… что ж, пойду навстречу, — быстро смягчилась она. — По документам нет у него никого, кроме матери. Бабушка давно умерла, а про остальных ничего не написано. Вы с ней совсем не общались, что ли? Ничего не знаешь…

Ивар покачал головой.

— Не общались.

Инспекторша в свою очередь возмущённо выдохнула.

— Да-а, ребёнка состряпали, а дела до него никому нет…

Ивар закатил глаза. Своих детей у неё, что ли нет — некого отчитывать?

Инспекторша порылась в столе, шлёпнула перед ним какой-то бланк и подтолкнула ручку по столу.

— Узнал, что хотел? Пиши отказ — не тяни время. У меня ещё куча работы.

Ивар взял бланк в руки и пробежал глазами по строчкам, тут же мотнул головой.

— Я ещё ничего не решил.

Инспекторша вновь цокнула и поджала ярко-накрашенные губы.

— Не решил он, надо же. Ну, думай. Сын твой подождёт в больнице, пока ты не определишься. Решили бы всё сейчас, мы бы ему новую семью подобрали.

— Что, прямо в очередь стоят? — саркастично заметил Ивар.

Инспекторша покачала головой.

— Да если бы! Пока маленький, шансы есть. А больших-то мало кому охота брать.

— А если никого не найдут?

— А если никого не найдут… Воспитательные дома у нас семейного типа, заботятся о детях, как могут, раз родители не в состоянии. Долго думать-то собираешься? — уже каким-то усталым тоном спросила она. Помолчала, изучая строгим взглядом. — Так и быть, раз уж ты в другом городе живёшь, месяц даю тебе на раздумья.

Ивар молчал. Перепалка с инспекторшей взбодрила, но теперь уже не до шуток.

— Я хочу сына повидать.

— А раньше-то такого желания не возникало? Не знал ведь, как он живёт, — укорила инспекторша.

— Мы вроде выяснили, что ты мне не мать, и в твоих нотациях я не нуждаюсь, — резко ответил Ивар.

Инспекторша с недовольным видом принялась елозить мышкой по монитору. Всё-таки распечатала адрес больницы.

— Не тяни только, дай хоть парню шанс, может, нормальная семья у него будет, — напутствовала она.

Ивар уж не стал спорить и бить копытом в грудь, что готов сына забрать. Нихрена он не готов, но вот так взять и отказаться тоже не мог. Живой же он всё-таки — не игрушка, на помойку не выкинешь, потому что надоел.

* * *

Из распечатки, которую Ивар успел изучить в трамвае, выяснилось, что Марию сбила машина. Вот так глупо, нелепо, банально. Мать её давно умерла, ещё до рождения Эйнара. А в графе отца (деда Эйнара) и вовсе прочерк стоял. Может, и сама Мария его никогда не видела. И, похоже, Мария была единственным ребёнком. Ни братьев, ни сестёр. Бедолаге Эйнару (надо же, имя оставила то, которое Ивар выбрал) не повезло. Он оказался к чёртовой матери никому не нужен. То есть, Ивар пока в толк не мог взять, что этот ребёнок его, но абстрактно ему посочувствовал.

В больнице оказался полный бардак: медсестра, которая должна была сидеть на посту в детском отделении, где-то шлялась. Ивар хотел уже пойти поругаться с заведующей, но медсестра объявилась. Выяснилось, что пацан в инфекционном отделении, и к нему никого не пускают. Болезнь-то пустяковая — ветрянка, но правила для всех одинаковые.

— Можете передачку оставить. Только шоколад и цитрусовые нельзя, — дежурно сообщила медсестра.

Только тут Ивар сообразил, что ничего не купил: ни подарка какого, ни конфет. Не подумал просто. И вместе с тем испытал облегчение от того, что знакомство откладывается.

— Посмотреть хоть на него можно?

Медсестра милостиво разрешила, назвала этаж и номер палаты. Ивар поднялся на четвёртый и быстро отыскал нужную дверь. Замер перед стеклом. Мария ведь предлагала фотки прислать, а он отказался. А теперь даже не знает, как выглядит его сын. Похож хоть или в мать пошёл? Есть у них хоть что-то общее?

Мальчишка сидел на большой кровати, лениво трепал какого-то плюшевого зверя. На лбу и щеке россыпь красных отметин, словно у леопарда. Из-за стекла мало что удалось разглядеть. Белобрысый, худой и растрёпанный, в длинной белой майке, будто с чужого плеча.

Лица Ивар толком не увидал: мальчишка сидел боком к окошку и вид у него был несчастный. Ещё бы: один в больнице, не знает, наверное, куда мамка подевалась. Вот чёрт!

Ивар отвернулся и, прислонившись спиной к стене, стиснул кулаки. Может, тётка из опеки права, и стоит написать отказ? Подберут ему хорошую семью, наладится жизнь у пацана…

А если нет, если никого не найдут или семья будет паршивой? Лупить его станут — чужой же. Своих-то не жалеют, а тут — приёмыш. В приюте тоже несладко, пусть он и «семейного типа». Ивар это на своей шкуре испытал, но у него хоть были каникулы и праздники в кругу родных. А Эйнар кому нужен? Выходит, что никому.

Глупо принимать решение, которое перевернёт всю жизнь, на нервах, из жалости. К тому же, сейчас всё равно ничего не поделать. Пацана пока будут лечить, а ему пора домой. И ехать с такими мыслями в поезде было ох, как тяжко. Если бы был жив отец, он, наверное, оценил бы насмешку судьбы. Ивар всю жизнь на него обиду хранил, а тут вдруг понял, прочувствовал, каково ему пришлось.

* * *

Мать дома сидеть не любила: в выходные то в лес, то в поход, то на какой-нибудь сплав по горной реке. Ивара редко с собой брала, сначала он был слишком мелкий, а потом, видно, тоже только мешал. Он оставался с нянькой или у отцовской родни. Друзей у матери было много, а вот с родными как-то не сложилось… Бабка умерла, когда Ивару было года два, а дед и того раньше. А с сестрой (тёткой Ивара) мать и вовсе не общалась. По каким причинам, Ивар не знал.

Умерла она глупо. Купаться пошла, не дождавшись подружек, ногу свело… Те собирали какие-то цветы или ягоды, а когда вернулись, было уже поздно. То, что случилось после, осталось в памяти смазанными слайдами. Нянька вызвонила отца, и тот приехал. За окном уже было темно, фонари горели. Отец отвёз к дяде с тётей, навещал когда-как, а про мать сказал, что та в командировку укатила. Ивар поверил. Чего взять с шестилетки? Хотя какая нахрен командировка? Она в аптеке лекарства продавала. Ивар даже бывал у неё на работе пару раз.

Время шло, Ивар уже и соскучиться успел. Мать так надолго раньше не уезжала. Терроризировал вопросами дядю с тётей, а те придумывали какие-то нелепые отговорки. На похороны Ивара, естественно, не взяли. И всё равно в душе поселились сомнения и не давали покоя. Месяц уже прошёл. Разве мать не могла позвонить из командировки? Дядя с тётей бормотали что-то про плохую связь. А Ивар не знал, что и думать.

В конце концов, когда отец в очередной раз объявился, тётушка вынудила его поговорить с Иваром.

— Не может же она вечно в этой командировке быть! — высказала тётя отцу на кухне. Ивар, конечно, подслушивал, да только мало что разобрал. — Нужно сказать правду. Хватит мотать мальчишке нервы. Он уж, наверно, думает, что мать его бросила, — тихо добавила тётя.

Отец повздыхал и согласился.

— Да я сам понимаю. Сказал, что тогда первое в голову пришло, а теперь не знаю, как подобрать слова, — выдержал долгую паузу и добавил с печальным вздохом: — Кира — хорошая была баба, с огоньком. Но не смогли мы долго друг друга выносить, не сошлись характерами. Зато пацан у нас получился славный.

Тётя укоризненно заметила:

— Да ты ни с кем не сходишься. При живой-то жене! Ни стыда у тебя, ни совести, — но, чуть помолчав, смягчилась, вздохнула: — Лучше уж ты сам ему объяснишь. Он ведь догадается рано или поздно.

Во входной двери заворочался ключ, дядя с работы вернулся. Ивар тогда рванул в гостиную и сделал вид, что телик смотрел. Побоялся, что будут ругать за то, что подслушивал. И о чём там говорили дальше на кухне, не знал, зато хорошо запомнилось то, что было после.

* * *

Ивар бездумно уставился в телик, устроившись на пушистом ковре и гладил кошку, которая примостилась рядом. В душе тёмным крылом взметнулась тревога. Может, мама, и правда, его бросила? Почему не приезжает, не звонит? Она ведь даже не говорила, что так надолго уедет. Сидеть на одном месте стало невыносимо. Ивар подскочил на ноги, хотел выбежать во двор, однако наткнулся в коридоре на папу. Тот поймал его за бока и прижал к себе.

— Куда собрался, разбойник? — весело спросил он.

— Хотел погулять во дворе, — с лёгкой заминкой ответил Ивар.

— Давай-ка вместе прогуляемся, — предложил папа.

И они поехали на машине далеко, за город. Ивар не решился задавать вопросы. Пялился в окно, за которым проплывали окутанные седой дымкой горы. Солнце просвечивало сквозь зелёную макушку леса, а по тёмному салону прыгал солнечный зайчик.

Остановились у большого старого парка, папа отворил перед Иваром дверь и взял за руку.

— Давай, сынок, пройдёмся, — улыбнулся он и вмиг посерьёзнел. — Поговорим.

Ивар молча запрыгнул на поребрик, которым огородили цветочные клумбы. А папа пытался подстроиться под его шаг. Тихо так было кругом, лишь птичьи голоса раздавались в глубине леса.

— Вот что, Ивар, ты про мать всё спрашивал… — папа остановился, вытащил из нагрудного кармана рубашки пачку и вытряхнул сигарету.

Ивар машинально сбил шаг, когда папа отпустил его руку, оглянулся и замер.

— Она не приедет? — быстро догадался он.

Папа покачал головой и выдохнул вместе с густым сигаретным дымом:

— Она умерла, сынок. Мне очень жаль.

Ивар просто не понял сначала, казалось, ослышался. Глупо моргал, глядя на папу, а в глазах защипало. То ли от дыма, то ли от чего ещё. Он оступился, и папа подхватил.

Папа рассказал, что случилось, скованно, глуховато, а после присел перед ним на корточки и прижал к себе. Ивар молча уткнулся головой ему в плечо. Горячие жгучие слёзы побежали по щекам, и во рту стало горько и солоно. И он всё в толк не мог взять, как это мамы теперь нет. То есть вообще нигде нет. И, чуть успокоившись, спросил об этом у папы.

Папа, кажется, растерялся, откашлялся и рассеянно взъерошил волосы.

— Как это её нет? — повторил Ивар, требовательно потянув его за рукав распахнутой ветровки.

— Человек — есть душа и тело. В школе тебе об этом рассказывали?

Ивар пожал плечами. Про Бога он знал, книжку ему тётя читала, да он не всё понял. И про бессмертную душу там тоже говорилось. Он больше на картинки глядел.

— Мама теперь на небе? — уточнил Ивар.

Папа облегчённо кивнул и погладил его по голове.

— Да. Видишь, какой ты умный. Пойдём, попрощаться надо, — папа снова взял его за руку и повёл вдоль мощёных камнем дорожек. Не парк это оказался вовсе, а кладбище.

В то, что мама лежит под землёй, под тяжёлым камнем, не верилось. В то, что она на небе, верилось больше. Будто бы она уехала далеко-далеко, но всё-таки где-то есть. И все равно было горько от того, что больше её не увидеть, не поговорить, не обнять.

Перед могилой стояли недолго, Ивар настойчиво дёрнул папу за руку.

— Мне здесь не нравится! И мамы здесь нет!

Папа ответил спокойно и ласково:

— Как скажешь, сынок.

Когда вернулись к машине, Ивар заявил:

— Я хочу домой, туда, где мы с мамой жили, — подумалось вдруг, что каким-то невероятным чудом мама ждёт его там. Папе он не осмелился озвучить. Кажется, желания сбываются, только, если о них никому не рассказывать. Может, если сильно-сильно захотеть, то и это сбудется. Ивар зажмурился и задержал дыхание на миг.

Папа покачал головой.

— Это чужая квартира, там теперь другие люди живут.

— Нет, всё равно! Я. Хочу. Домой!

Папа глядел растеряно: не ругал, не спорил, просто стиснул его за плечи и кивнул.

— Давай съездим, сам поглядишь.

Может, он догадался о том, что Ивар задумал? Но Ивар всё равно не признался, чтобы не спугнуть чудо. Стиснув кулаки, напряжённо смотрел в окно.

Чуда, конечно, не произошло. Всё оказалась так, как говорил папа. Ивар совсем поник и брёл по улице, глядя под ноги. Пусто так стало и грустно, словно он остался один в целом мире. Папа глядел искоса и хмурился, а после потащил его в магазин с игрушками. Ивар заупрямился: будто бы он не понимает, что игрушками ничего не исправить! Остался в машине, слушал радио, и папа вскоре вернулся с большой коробкой. В ней оказался белый пластмассовый катер с моторчиком внутри.

Папа привёл его в парк и предложил запустить катер в пруду. Он управлялся с пульта. Ивар сумрачно наблюдал, как папа возится с упаковкой, как спускает катер на воду. И как маленький катер весело нарезает круги, взбаламутив сонные воды, будто настоящая моторная лодка (у папа такая есть, прошлым летом на ней плавали вместе). Вскоре сам включился в игру. Может, не сразу, но тяжесть ушла с души. День выдался яркий и сочный, напоённый ароматами цветов и свежескошенной травы. Невозможно было не поддаться его обаянию.

Мама уезжала часто, и Ивар привык к тому, что её нет рядом. Может, поэтому смириться с тем, что она ушла навсегда, было чуточку легче. А, может, потому что папа был рядом, и один он всё-таки не остался.

* * *

От нахлынувших воспоминаний стало тошно, и горькое тёмное пиво, которое Ивар глотал в поезде, не могло прогнать спутанные тревожные мысли. С матерью они не были особо близки — та всегда жила своей жизнью. И всё-таки, когда её не стало, отец оказался рядом, сумел какие-то слова подобрать. А Эйнар же мелкий совсем... Остался один среди чужих людей.

Можно подумать, Ивар ему близкий! И на Марию он, признаться, мимоходом разозлился. Не могла, что ли поаккуратнее дорогу переходить! И на себя, потому что… потому что вся жизнь пойдёт кувырком, если он вдруг заберёт Эйнара.

В дороге Ивар так ничего и не решил. Приехал усталый, разбитый и злой. С Хильдой объясняться не нашлось ни желания, ни сил. Соврал, что задержался, чтобы повидать брата.

Мотаться из города в город уже надоело. Да и на работе могут больше отгулов не дать. Надо что-то, блядь, решать и поскорее.

На вокзале в Тронхейме попался на глаза плакат с предложением работы, и листовки были, Ивар одну прихватил. Требуются работники на реставрацию старой деревянной церкви в тридцати километрах от города. Чем не выход? В училище на практике как раз восстанавливали старинную каркасную церковь. Опыт имеется.

* * *

Инспекторша месяц дала на размышления, и из назначенного срока прошла половина. До отпуска оставалась неделя. Вроде как можно поехать и написать отказ. Ивар почти решился, убедил себя, что Эйнару так будет лучше. Побудет в приюте немного (он даже этого не запомнит), а после ему подберут хорошую семью, и жизнь у него наладится. Ивар же понятия не имел, как заботиться о ребёнке, как с ним вообще сладить. И не горел желанием себя испытать. И всё же картина, увиденная в больнице, не давала покоя. Пацан ему вроде как не чужой, не каменный он всё-таки!

Хильда всё спрашивала, чего он такой смурной, а Ивар не знал, что и сказать. Отмалчивался, говорил, что на работе не ладится: в общем, придумал какую-то ерунду. В отпуск собирались в Ирландию, Ивар давно мечтал побывать, и Хильда идеей загорелась. Всё распланировала, деньги вместе откладывали, билеты купили заранее. Она уже была в предвкушении.

Как-то вечером пили чай на кухне. Хильда сидела за ноутом, искала, что посмотреть в поездке. Ивар слушал, кивал, а мысли витали далеко отсюда. Решение он всё-таки принял.

— Прости, я не смогу поехать, — оборвал он на полуслове.

Хильда недоумённо захлопала светлыми ресницами и отставила кружку с давно остывшим чаем.

— То есть, как это?

— Да вот так! Мне домой надо.

— Ты шутишь? Мы полгода об этом мечтали, копили… — растерянно покачала головой она и, похоже, не поняла, что он говорит всерьёз.

— Ну-у, обстоятельства изменились, — недовольно протянул Ивар. — Думаешь, я не хочу поехать? Просто…

— Просто что? — настойчиво подтолкнула она.

Хильда ждала ответа, а Ивар отвёл глаза. Твою мать!

— Нам лучше пожить отдельно. Хочу вернуться домой, — так и не осмелившись сказать правду, выдал он.

— Господи! У тебя там что, другая женщина? — всплеснув руками, воскликнула Хильда.

Ивар презрительно фыркнул.

— Так ты обо мне думаешь? Я уж не такой идиот, чтобы променять Ирландию на бабу!

Хильда скрестила на груди руки и обиженно отвернулась.

— А что мне думать? — подчёркнуто ровным тоном произнесла она. — Ты ничего не объясняешь. Мотаешь туда почти каждые выходные.

— Там мой дом.

— Вот как… — печально протянула Хильда. — Я думала, твой дом здесь, со мной. А мы, оказывается, просто соседи, — подчеркнула она. — И посвящать меня в свою планы, в свою жизнь, ты не намерен.

— Почему же соседи — сожители, — усмехнулся Ивар. «Попутчики, — сказал бы отец».

Хильда шутку не оценила: коснулась тонкой золотой цепочки на шее, которую венчал аккуратный маленький крестик. Ивар когда-то подарил на день рождения.

— Тебе всё это время было на меня плевать? — упавшим тоном спросила она. — Да, дура здесь именно я. Думала, что у нас семья, а мы, оказывается, просто сожители, — с каждым словом она всё больше распалялась, поднялась из-за стола и отступила к окну. — Ты прав — нам лучше пожить отдельно. Тебе, по-моему, вообще одному лучше.

Ивар замер с открытым ртом: в кои-то веки не сумел подобрать слов. Предпочёл уйти, чтобы её не мучить. Хильда не виновата, что у него всё пошло кувырком. По правде говоря, виноват только он сам. Ах, да, ещё глупая Мария, которая за тридцать с лишним лет не научилась переходить дорогу. Угораздило же её помереть! Все было на своих местах, а теперь полетело к чертям.

Оставшиеся дни до отъезда они почти не разговаривали. Хильда ходила с потухшим взглядом и старалась с ним не пересекаться. Но в такой маленькой квартире куда деться? Ивар после работы бродил допоздна по улицам. Мог бы торчать в баре, да, честно говоря, не тянуло. Ютился на маленьком диванчике на кухне, как какой-то приблудный пёс. Хильда вообще-то не прогоняла, но смотреть ей в глаза было тошно. Слышал как-то, что она плакала в комнате, но стал подходить, утешать. Всё равно исправить ничего не мог. Точка поставлена. К тому же, Хильда оказалась права: одному лучше и проще.

В день отъезда Ивар всё же решился сказать правду, точнее она вырвалась ненароком.

Хильда стояла в дверном проёме и наблюдала, как он укладывает сумку — кое-какие вещи на первое время.

— Всё-таки решил уехать? — задала риторический вопрос она и, не сдержавшись, повысила голос: — Признайся, у тебя там любовница? К кому ты едешь?!

Ивар отложил сумку и, распрямившись, вытолкнул воздух сквозь стиснутые зубы.

— Нет никакой любовницы. Была женщина давно, до тебя, и у нас с ней ребёнок.

— Так ты его навещал? — упавшим тоном обронила Хильда. — И все эти годы мне врал!

Ивар поморщился.

— Не врал. Просто не сказал — вот и всё.

— Ах, да, как я посмела забыть… Мы ведь всего лишь сожители, а семья у тебя там, — едко заметила она.

— Да нет никакой семьи и никогда не было! — прикрикнул Ивар. Вбила же себе в голову! Надоела уже, честное слово. — Так, приключение на один вечер. Ребёнок получился, и… И она решила оставить, — сбавив тон, рассержено закончил он. — Я им деньги отсылал, если тебе интересно. Не было никаких встреч или ещё чего.

Хильда потрясённо качала головой.

— А я тебя, оказывается, совсем не знала…

Ивар не стал слушать возмущения и гневные тирады, резко её оборвал:

— Довольно лирики! Мне пора.

Хильда прожигала его тяжёлым взглядом, и Ивар поспешил скрыться. До поезда времени полно, но лучше уж на вокзале торчать, чем мотать друг другу нервы попусту. Теперь она знает правду, которую так жаждала услышать.

— За вещами вернусь, — бросил он с площадки, а Хильда лишь молча кивнула.

Ключи у него остались: не придётся звонить и предупреждать. Вот и всё, может, больше уже и не свидятся. Как же глупо всё вышло и до обидного горько. И, по правде говоря, совесть давила, но Ивар привык игнорировать её глас. То, что сделано, уже не исправишь.

На первое время пришлось остановиться у дяди с тётей. У них хоть свободная комната есть. Раньше Ивар снимал квартиру в центре. Из окон открывался потрясающий вид на реку и старинный деревянный мост с красными резными арками. Вдоль Нидэльвы расположились старые деревянные склады, которые в хмурые дни радовали глаз разноцветной палитрой: зелёный, оранжевый, красный… А вниз по улице находилась кофейня и рыбный ресторан. До работы пятнадцать минут пешком. Дивное время! Жаль, что былого уже не вернуть.

С работой Ивар почти уладил. Осталось забрать документы со старого места. Вернуться за вещами, за байком… И вот она — новая жизнь! Нет, вообще-то в плане зияли прорехи, как в старой застиранной простыне. Пацана надо куда-то пристроить. И кто за ним будет смотреть, пока Ивар на работе?

— А у нас пополнение! — радостно объявил Рэми за утренним кофе. Опять они остались на кухне вдвоём. У тётушки утренняя смена, а дядя куда-то по своим делам отчалил.

— Чего? — не сразу сообразил Ивар, вынырнув из своих мыслей.

— Новый котик, — пояснил Рэми. — Папа его в тоннеле нашёл, когда обход делали. Видимо, его на машине привезли и выбросили…

— Да уж, вот уроды! — поддержал Ивар.

— Ну, может, он просто потерялся, выскочил из машины и… Не знаю, обычно кошек в переносках возят. Мы объявление разместили, но никто пока не звонил, — печально протянул Рэми и тут же заверил: — Ты не переживай, он спокойный.

— Почему мне надо переживать? — отхлебнув кофе, спросил Ивар.

— Он на карантине пока, в гостевой комнате.

Ивар усмехнулся, быстро сообразив, что новый кошак поселился в его комнате.

— Ясно.

— Мы же не знали, что ты приедешь, — скорчил виноватую гримасу Рэми.

— И как зовут моего нового соседа?

— Персик.

— М-м, буду знать.

Рэми вскоре ушёл на работу, а Ивар отправился отсыпаться после поезда. Кошак — бледно-рыжий, пушистый растянулся на подоконнике. И сразу насторожился, выгнул спину, когда Ивар толкнул дверь.

Ивар ухмыльнулся. «Здорово, сосед! Да не бойся, я тебя не обижу». Кот глядел напряжённо, распушился и стал похож на меховой шар, зыркал зелёными глазами и следил за его движениями. Ивар устроился на кровати, взбил подушку, и кошак вроде успокоился, тоже притих. Видно, решил, что ничего ему пока не грозит. Ивар не особо фанател от животных (уж точно не как дядя с тётей), но что за уродом надо быть, чтобы выкинуть кота в тоннеле! Уж лучше бы в городе, может, кто бы подкормил или подобрал. Неудивительно, что он теперь везде чует подвох и людей боится.

Остаток дня Ивар позволил себе отдохнуть: устроился в кресле в саду, перечитывая «Дракулу» Брэма Стокера. Вещи ещё перевозить… В сумку-то много не влезло: шмотки, пара книжек да ноут.

Сосредоточиться на сюжете книги удавалось с трудом. Как там Хильда, интересно? Злится, должно быть, расстроена…

Нет, выбор он сделал правильный — нечего сомневаться. Одному проще со всем разобраться, и ребёнок только всё усложняет. Никто не хочет приёмыша. Ида, помнится, его терпеть не могла: вечно придиралась, орала, и, спасибо на том, что хоть не лупила. Однако ни на минуту не позволяла забыть, что Ивар в чужом доме и бесцеремонно вторгся в их счастливую семью, тем самым её разрушив. С отцом они постоянно ругались…

Казалось, что он однажды оглохнет от их криков. Ивару тогда было всего семь, но он не тупой — многое понимал. Ида, видно, сильно любила отца, но простить его измены не смогла. А Ивар был тому живым напоминанием. Ни отец, ни Ида в этом браке счастья не обрели.

Вся их жизнь была построена на лжи и взаимных претензиях. К чёрту! Ивар своими глазами видел, к чему это приводит. И играть этот спектакль снова, на этот раз в отцовской роли, не было никакого желания.

Хильда совсем на Иду непохожа, и ситуация у них несколько иная, но… Да чего теперь думать! Разрываться между ней и сыном, как это делал отец, не было ни малейшего желания. И не то чтобы Ивар вдруг прикипел к незнакомому ребёнку, нет, собственный покой и душевное равновесие дороже. Одному проще, и так было всегда. И всё же… Всё же жаль, что ничего у них с Хильдой уже не случится, а ведь столько планов строили… И жили хорошо, по правде-то говоря, проблем особых не знали.

* * *

На следующее утро Ивар поехал узнавать по поводу работы. Добираться далеко, поэтому он вышел пораньше, сопроводив дядю на утреннюю пробежку. Точнее, Ивар отправился на остановку, а дядя бодрой трусцой в сторону парка.

После автобуса пришлось долго тащиться пешком. Ивар следовал по указателям и вышел к поляне, окружённой высокими соснами. Работа кипела, повсюду сновали люди, ставили леса, разгружали материалы и инструменты. Грузовик с брёвнами, примяв высокую траву, остановился на краю поляны. А по центру во всём своём великолепии поднималась к небу старинная церковь — ставкирка. Построенная в конце тринадцатого столетья, она чудом сохранилась до наших дней. И на своём веку успела повидать многое.

Пережила эпидемию чумы в четырнадцатом веке и повальный снос средневековых церквей местными особо рьяными язычниками в семнадцатом веке, и уже современный пожар, когда в деревянного дракона, украшающего фронтон, попала молния. И все равно не растеряла былой грозной стати.

Ивар вошёл в распахнутые двери. Зажмурился на пару секунд, чтобы глаза привыкли к полумраку. А когда открыл, узрел настоящее чудо — произведение искусства.

Средневековые мастера, привыкшие строить драккары⁽¹⁾, сумели и в церкви вдохнуть морской дух. Высокая мачта поддерживала остроугольную крышу, а стены из толстых вертикальных брёвен источали аромат смолы, которой пропитывали лодки и корабли. Под потолком от сквозняка покачивались массивная люстра, усеянная свечами, как праздничный торт, или, как украшенная драгоценными камнями корона древних королей. Слишком огромная, чтобы принадлежать человеку — скорее наследие одного из языческих богов. В простоте чувствовалась суровая красота и мощь.

Пройдя между лавками, Ивар вышел к сердцу церкви — алтарю. Позади находились фигурки Спасителя и христианских святых, установленные в подобие узорчатой витрины, а над витриной большой деревянный крест, крепко прикрученный к бревенчатой стене.

Деревянные врата и откосы украшал замысловатый языческий орнамент (переплетение мифологических зверей и растений), а галерею ограждали толстые перила, похожие на корабельные. Вместо окон под потолком находились маленькие вентиляционные отверстия, сквозь которые просачивались скупые солнечные лучи. Стены иллюстрировали искусно вырезанные библейские сцены вперемешку с картинками из скандинавской мифологии. Памятник двух культур, столкнувшихся на суровой северной земле.

Несмотря на летний солнечный день, внутри ставкирки царила прохлада и почтительный полумрак, вуалью таинственности окутавший церковь. Приобщиться к духам древних мастеров и встать в один ряд с теми, кто создал многовековую историю, было весьма заманчиво. Более чем. Ивар не смог отказаться.

С бригадиром обговорили детали и хлопнули по рукам. Назад Ивар ехал с лёгким сердцем. Теперь предстояло другое важное дело, которое он слишком долго откладывал. В этот раз Ивар даже собрал передачку: сок, бананы и вафли «Квик» в жёлто-красной-зелёной упаковке. В супермаркете возле кассы находился стенд со всякими мелкими игрушками: мягкие зверята-брелоки, грузовичок с конфетами и меч с мыльными пузырями. Ивар выбрал меч — пусть у парня будет хоть какое-то развлечение в больнице.

Сына он видел всего однажды, когда тот ещё был «пищащим кульком», а прошлый визит вряд ли можно считать за полноценную встречу. В этот раз Ивар всё же набрался смелости познакомиться.

Эйнара перевели в общую палату, и вид у него стал чуть менее угнетённый. Ивар сначала наблюдал, как тот меланхолично возит по подоконнику красную пластиковую машинку. Двое парней лет пяти-семи на разноцветным коврике, имитирующем картинку из паззла, строили башню из конструктора. Эйнара, видать, не взяли, потому что неинтересно им с мелким.

Ивар всё топтался на пороге, пока один из пацанов не спросил, к кому он пришёл. Глупо так, но слов подобрать не получалось. Вместо того россыпью колких искр вспыхнуло раздражение. Чего он испугался в самом деле, трёхлетку? «К нему», — Ивар мотнул головой в сторону сына, и пацаны сразу утратили интерес. А Ивар, сделав глубокий вдох, решительно шагнул в палату и направился к окну. Эйнар всё также уныло катал машинку по подоконнику.

— Привет, — окликнул Ивар, и тот повернул голову. — Я к тебе пришёл.

Эйнар молча смотрел на него, запрокинув голову. Взгляду у него был тяжёлый, печальный и отрешённый. Ну, понятно, по мамке скучает, и… он уже хрен знает сколько времени здесь один, как в тюрьме.

— Эйнар, слушай, я… — нет, так сходу признаться просто не получалось. — друг твоей мамы.

Мальчишка чуть оживился, оттаял и вопросительно уставился на него. Ивар присел перед ним на корточки, постарался изобразить улыбку. Эйнар глядел всё также сумрачно.

— Я кое-что принёс, чтобы ты тут не скучал, — объявил Ивар, разворошив пакет. Вручил мальчишке меч, и тот тут же принялся им махать. — Осторожнее, эйнхерий!⁽²⁾ Глаз себе не выбей или кому-нибудь ещё, — добавил Ивар шёпотом.

Диалог у них не сложился, да и о чём говорить? Эйнар, так похоже, и вовсе молчун. И чтобы не длить этот неловкий момент, Ивар поспешил уйти. Сунул мальчишке пакет с фруктами и вафлями и поднялся на ноги.

— Ты за раз только всё не стрескай, поделись с соседями.

Эйнар опустил меч и упёрся пластмассовым клинком в пол, уставился на Ивара, склонив голову набок. Глаза у него были насыщенно-серые на границе с синим. Острый подбородок и высокие скулы вкупе с тяжёлым взглядом делали его необычайно серьёзным. Слишком серьёзным для трёхлетки.

Ивар поднял ладонь вверх.

— Пока, увидимся ещё.

По правде говоря, абсолютно дурацкой вышла встреча, неловкой и совершенно бессмысленной. Да, пожалуй, неловкость — это единственное чувство, которое всколыхнулось в душе. Ну, а что он, собственно, ожидал? По дороге назад Ивар спорил сам с собой. Отказаться ещё не поздно. Да, отказаться в общем-то легко, но забыть об этом значительно труднее.

В опеку Ивар поехал на следующий день. Сроки уже поджимали. Теперь, когда он окончательно принял решение, волнение утихло.

— Определился? — поприветствовала инспекторша, хлопнув на стол какую-то папку.

Ивар без приглашения уселся на стул и кивнул.

— Да. Хочу его забрать.

Инспекторша поджала губы и пронзила строгим взглядом, отложив бумаги, которые разбирала на столе.

— Вот как… Уверен? Назад уже не вернёшь.

— Ну, естественно, я понимаю, — раздражённо ответил Ивар. За идиота она его, что ли держит!

Инспекторша помолчала, затем прочистила горло и сухо-официально продолжила:

— В другой город его увезёшь?

Ивар покачал головой.

— Нет, я решил вернуться домой. Здесь будем жить.

— А жильё у тебя есть? Работа?

— Работа есть, документы оформляю. А жильё… — Ивар замолчал на миг. До сего момента казалось, что он прекрасно всё устроил, теперь же под внимательным взглядом инспекторши план выглядел слегка шатким. — У родственников пока поживём, как с работой улажу, сниму квартиру, — быстро проговорил он.

Инспекторша покивала, выдала список документов, которые нужно принести.

— И родственники не против, что ты им свалишься на голову вместе с ребёнком? — спросила она напоследок.

— Не против. Не навсегда же, временно, — недовольно пояснил Ивар.

— Ну-ну. Что ж, желаю удачи тебе и мальчику, — сменив тон на чуть более дружелюбный, произнесла она.

Ивар с облегчением толкнул дверь. Вообще-то родным он ничего ещё не сообщил. Но даже будь всё идеально, с этой инспекторшей себя чувствуешь, будто на экзамене у строгой училки.

* * *

Пару дней отпуска Ивар всё же себе позволил. И потому что хотел оттянуть момент неизбежного, и потому что просто требовалось время, чтобы побыть наедине со своими мыслями. В летнем доме всё оставалось по-прежнему: дядя следил за порядком. На выходные Ивар позвал брата. Расчехлили отцовскую лодку.

Погода стояла солнечная, тёплая — самое то покататься и полюбоваться видами кристально-чистых вод фьорда, зажатого в крепких ладонях высоких гор. Подходящих слов Ивар так и не нашёл. Правил лодкой, аккуратно обходя каменистые выступы, а ветер метал в лицо холодные брызги.

— Ты же меня не просто так позвал? Не на прогулку? — быстро догадался Убба. Братец неплохо успел его изучать. — Вы ведь с Хильдой собрались в Ирландию, а ты приехал один, сюда, — многозначительно закончил он.

Солнце било в глаза, играя бликами на мокрых камнях. Ивар опустил голову.

— Убба… — стыдно и горько было во всём признаваться. Не то чтобы вдруг одолели сомнения, но правильное решение не всегда приносит облегчение. Совсем наоборот: тяжесть в душе нарастала с каждым днём. — Мы расстались, — со вздохнул признался он, и стало чуточку легче.

Убба долго изучал его печальным взглядом, будто силился угадать, что же между ними произошло.

— Что ты натворил? — устало выдохнул он.

Ивар усмехнулся и покачал головой. Охота ёрничать и кривляться быстро прошла. Время сбросить маску.

— Да ничего я не натворил, не беспокойся, — серьёзным тоном ответил Ивар. — Так будет лучше для всех.

— Ничего не понимаю, — покачал головой Убба. — Ты можешь объяснить толком?

Ивар перевёл взгляд на лес, что высился по правому берегу, обнимая зелёным боком подножье гор. Тишина здесь стояла пронзительная, но живая, наполненная птичьим голосами и рокотом далёкого водопада, что начинался в голубой вышине и бился о вековые скалы. Волны мягко накатывали на округлые камни и полировали узкую полоску песка у левого берега.

— Давай пройдёмся, — предложил Ивар, указав подбородком в сторону леса, и направил лодку к берегу. Перекрикивать мотор надоело.

Когда сошли на берег, Убба тяжело шагал рядом, ни дать, ни взять медведь в сосновом лесу. Ивар усмехнулся, опустив голову, и глубоко вздохнул, наслаждаясь резким ароматом хвои и влажной листвы (дождь шумел ночью и бил по крыше летнего дома).

Убба терпеливо молчал, Ивар сорвал колкую травинку, покрутил в пальцах, собираясь с духом.

— Про Марию я тебе рассказывал… — глядя под ноги, начал он. — В общем, такая история вышла… — Ивар кратко пересказал, что случилось с Марией, и как всё-таки решился забрать сына к себе.

Убба кивал, а после тепло улыбнулся и стиснул его плечо.

— Ты всё сделал правильно, Ивар, по совести.

Ивар хмыкнул, поймав взгляд брата.

— Ага, правильно, только эта кабала на ближайшие лет пятнадцать.

— Но ты ведь всё-таки согласился, подписал бумаги… — торопливо добавил Убба, словно хотел увериться, что Ивар не передумает. Понятное дело, что сейчас-то уже отступать поздно.

Ивар резко мотнул головой, нервно дёрнул уголком губ.

— Да, всё верно. Не могу сказать, что я готов прыгать от счастья, но и оставить его в приюте тоже не могу. Раз уж нет других родственников, — с сожалением развёл руками он.

Убба долго смотрел на него, и в карих глазах брата плескалось недоумение вперемешку с одобрением. Спасибо и на том, что не стал втолковывать, как же Ивар должен быть благодарен судьбе и всякое прочее. И без того комком в горле застряла досада.

— Я тобой горжусь, — без тени сомнения заявил Убба. — Ты всегда можешь положиться на меня, на нас со Стеллой, если потребуется помощь. Мы — семья, ты не один.

Ивар криво усмехнулся.

— Ага, поэтому я и решил вернуться.

Убба чуть помолчал, закурил, и Ивар последовал его примеру.

— Не могу понять, зачем ты так поступил с Хильдой. Зачем обидел? Помнится, она всегда тебя поддерживала и всё спускала с рук.

Ивар сразу вспыхнул и воскликнул:

— Зачем?! Да я понятия не имею, как это всё в одного вывезти! А тут ещё… с ней разбираться, — сбавив тон, пояснил он.

Убба покачал головой.

— С чего ты взял, что она бы от тебя отвернулась? Ты ведь даже не дал ей шанса.

— О, господи, Убба, избавь меня от своих проповедей! Семья, семья, — взмахнув руками, поддразнил Ивар. — не у всех такая идиллия, как у дяди с тётей или у тебя со Стеллой. Я для такого не создан, у каждого свой путь.

Убба отвёл взгляд и недовольно поджал губы.

— Ты всех от себя отталкиваешь, Ивар. Сам.

Ивар строптиво дёрнул плечом и отошёл в сторону. Чуть успокоившись, предложил пособирать ягоды. Не с пустыми же руками домой возвращаться. Убба виновато пыхтел за спиной.

— Прости, я вовсе не хотел тебя обидеть.

Ивар покачал головой.

— Проехали. Ты, может, и прав, — с неохотой признал он. — Но хватит об этом, пока я не начал злиться, медведь.

Убба послушно отстал, и некоторое время они бродили в отдалении друг от друга. Ивару удалось набрать несколько горстей черники, а Убба где-то умудрился отыскать малиновый куст со спелыми и крупными ягодами.

— Поехали, что ли домой? — предложил Ивар. — Жрать уже охота.

После того, как Ивар посвятил брата в свои планы и рассказал, что творится в его беспокойной жизни, с души отлегло. О том, что Убба не откажет в помощи (о которой Ивар, признаться, и не просил) не стоило сомневаться. Хотя у него и своих забот полно. Важнее было услышать слова поддержки и, что греха таить, убедиться в правильности своего решения. Убба уж точно знает, как поступить правильно, прямо-таки встроен в него моральный компас, которого Ивар лишён.

Вернувшись домой, жарили мясо на гриле, откупорили бутылку отцовского рома. Вспомнилось даже, как в детстве отец взял его с братьями в поход, учил палатку ставить. Здесь, неподалёку, ходили смотреть пещеру с наскальными рисунками, а после ловили рыбу и жарили на костре. Убба тоже развеселился, рассказывал, как отец его плавать учил на озере. И как с дядей мастерили качели на дереве, Ивар тоже в тот день присутствовал, помогал отцу чинить лодку. После они с дядей укатили на рыбалку до вечера, а Ивар остался за старшего. Они тогда с Уббой решили запустить во дворе самодельную ракету и чуть не спалили к чертям сарай. Но обошлось. С этим домом так много воспоминаний связано…

— Как дела-то вообще? — спросил Ивар, подбросив полено в костёр.

Убба смущённо улыбнулся.

— Всё хорошо. У нас будет двойня.

— Двойня? Да уж, братец, вот так сюрприз, — потрясённо покачал головой Ивар. — Вы-то, надеюсь, хоть рады?

— Конечно, мы хотели троих или четверых, правда не так сразу, — неловко усмехнулся Убба. — Со временем.

Ивар ободряюще хлопнул брата по плечу.

— Сумасшедшие! Ладно, поздравляю. Не буду обещать, что готов нянчиться, но…

— Мы справимся, Ивар, спасибо, — легко принял его неуклюжее поздравление Убба. — Мама обещала помочь. Знаешь… со вторым уже не так трудно, как с первым.

— Ага, поверю тебе на слово, — кивнул Ивар.

К вечеру похолодало, Ивар отыскал в доме отцовскую штормовку и накинул на плечи, закатал рукава и протянул ладони к огню. Убба отстранённо глядел перед собой, и на лице его плясали отблески пламени.

— Ивар, я вот что подумал по поводу жилья. Я не против, чтобы ты в отцовской квартире жил. Зачем тебе мотаться с ребёнком по съёмным?

Ивар многозначительно хмыкнул.

— Ну ты, может, и не против.

— С Хальфданом я поговорю, — твёрдо заявил Убба.

Ивар презрительно дёрнул щекой и сплюнул.

— Не лезь ты к нему! Сам разберусь.

Убба хотел возразить, но Ивар поднял ладонь вверх и покачал головой.

— Такой хороший вечер вышел. Не будем портить.

Убба покорно кивнул, хотя, кажется, был с ним не согласен. Хальфдан, конечно, откажется. Не то чтобы ему эта квартира упёрлась, да и деньги со сдачи невелики, но из упрямства, в отместку, чтобы ему насолить, непременно откажется. Не хватало ещё, чтобы Убба перед ним унижался, упрашивал. Со своими проблемами Ивар привык разбираться сам. И уж точно не опустился бы до того, чтобы что-то просить у Хальфдана. Слишком много чести.

Утром Убба подбросил его до вокзала. Нужно вернуться в Осло за вещами и за байком, а там уже и квартиру искать. На следующей неделе на новую работу выходить. Смешно, но дорога закончилась именно там, откуда и начиналась. Кругами привела к дому. Видно, здесь ему место. Но о тех годах в Осло Ивар ничуть не жалел. О том времени, что они провели с Хильдой. А она, вероятно, жалела. Время он выбрал так, чтобы с ней не пересекаться. Написал даже, что приедет. Лучше уж избегать друг друга, чем наговорить сгоряча то, что вовсе не думаешь. Жаль, что их пути разошлись, но в памяти пусть останется только хорошее.

1) Драккар (от древнескандинавского dreki — «дракон») — это узкая парусно-гребная ладья викингов с высоким носом и кормой.

Вернуться к тексту

2) Так назывались лучшие воины Одина в Вальгалле.

Вернуться к тексту

Когда папа объявил, что они будут жить вместе, Ивар поначалу обрадовался. У дяди с тётей было хорошо, но папа появлялся так редко: из-за работы, из-за того, что у него есть другая семья, о которой Ивар толком ничего не знал. Теперь-то всё изменится!

Папина жена (Ида) встретила холодно. И на папу, кажется, сердилась, разговаривала сквозь зубы и бросала гневные взгляды. Ивара же предпочитала игнорировать. Папа пытался сделать вид, словно всё хорошо, и они теперь одна большая и дружная семья. Однако в это, кажется, верил только он сам.

Пришлось делить комнату со старшим братом, от чего никто из них не был в восторге. Поставили раскладное кресло рядом с письменным столом (временно, так объявил папа). Потом он обещал заказать двухъярусную кровать. Ивар сразу усадил Фенрира на спинку кресла. Хальфдан брезгливо поджал губы.

— Здесь слишком мало места для двоих! — громко объявил он, чтобы папа и Ида услышали, а Ивару, наклонившись, сообщил: — Ты не больно-то привыкай, мама сказала, что тебя всё равно в приют сдадут. Никому ты здесь не нужен, понял! — Хальфдан несильно толкнул в грудь, и Ивар по инерции отступил, упершись спиной в стену. Улыбка сразу сползла с лица.

— Папа сказал, что ты мой брат, и мы должны подружиться… — упавшим тоном добавил Ивар и поднял на него растерянный взгляд. В Хальфдане от папы ничего — копия Иды. Те же кофейно-карие глаза и тёмные волосы, широкое скуластое лицо. И характер, кажется, тоже ему достался от матери. Внутри у Иды бурлила обида и злоба, которую она старательно пыталась сдерживать, как кипящее молоко под крышкой. А Хальфдан не пытался.

Хальфдан фыркнул, скрестив на груди руки:

— Вот ещё! Никакой ты мне не брат — подкидыш.

Ивар напряжённо прикусил губу, задумался. Папа сказал, что привезёт его домой, но на дом это мало походило. Пока у папы был отпуск, он часто проводил с ними время. Ездили в летний дом, на рыбалку, катались на лодке и просто гуляли в парке. Хальфдан держался в стороне и делал вид, что Ивара не замечает, но это только на виду у папы. А когда того не было рядом, непременно говорил какую-нибудь гадость, толкался и раздавал подзатыльники. Ивар не из терпеливых, да только куда ему сладить с такой каланчой? Ростом брат точно удался в папу, да и старше на целую жизнь. Ивару семь через два месяца стукнет, а Хальфдану уже четырнадцать.

После того, как папа уехал, стало совсем грустно. Кровать-то купили правда, Ивару досталась верхняя койка. Туда же переселился и Фенрир, как единственный друг и защитник. Но жить от того они лучше не стали.

Ида всегда была недовольна им: кричала, ругалась, а Хальфдану всё сходило с рук. Ни на минуту не позволяла забыть, что Ивар здесь просто в гостях, и при первом же удобном случае его вышвырнут прочь.

В новой школе не ладилось, попросту там было скучно. А после уроков Ивар вовсе не спешил домой. Болтался по улицам, играл один или в компании мимолётных знакомых. Осень выдалась слякотная и грязная, сырая и хмурая.

Ивар еле вытерпел эти три месяца, да и то благодаря дядя с тетёй и Регине, у которых гостил время от времени.

Зимой вернулся папа. Под Рождество они успели разругаться с Идой, и праздники отмечали у Регины. Ивару нравилось наблюдать за младшим братом, и Регина всегда была к нему добра. Но с папой у них, кажется, тоже разладилось.

— Уббу ты можешь навещать, но тебя назад не приму, — строго сказала Регина папе, когда они засобирались домой. Ивар это слышал и совсем поник. Но Регина ему улыбнулась и прижала к себе. — Что ты, Ивар, тебе я всегда рада.

Папа поморщился и вздохнул:

— Откуда ж я знал, что так выйдет? Вернусь из рейса — подадим на развод. Я тебе обещаю!

Регина покачала головой, перебросила тугую русую косу за спину.

— Поступай, как знаешь, я тебе всё сказала.

Вскоре папа снова уехал, а у Ивара наступила прежняя тоскливая жизнь. Теперь уже в ожидании весны. Стычки с Хальфданом и ругань Иды, которая всё чаще запиралась в своей комнате по вечерам с бутылкой вина. В доме повисла тяжёлая, душная атмосфера, словно наэлектризованный перед грозой воздух. И гроза случилась.

Когда папа приехал, Ивар был в школе и начало скандала не застал. А когда зашёл, услышал звон посуды на кухне.

— Я итак слишком долго терпела! Измены твои терпела, ребёнка твоего! А ты просто мной пользовался! Не-е-ет, с одним я ещё смирилась, но со двумя… Ты меня совсем за дуру держишь?! — звонко кричала Ида.

— Ты терпела? А я? Душная ты, дышать с тобой нечем! Из-за сына только и не хотел уходить, ждал, пока подрастёт, — вторил ей папа.

Ивар молча замер в прихожей, бросив рюкзак на тумбу.

— Ну надо же, страдалец! Сына он жалел! И хватает же наглости врать! Жил на всём готовом, в моей квартире, и столько лет меня обманывал. Ты — подлец и изменщик!

— А ты — алкоголичка! В будний день с утра уже в стельку!

Ида резко замолчала, будто бы захлебнувшись воздухом, а после закончила свистящим шёпотом:

— Хватит! Выметайся и щенка своего забирай. Видеть тебя больше не могу.

Папа приглушённо что-то ответил — не разобрать, резко толкнул дверь, и они с Иваром столкнулись в прихожей. Папа тряхнул головой и изобразил кривоватую улыбку.

— Давай-ка, сынок, собирайся, поедем к дяде Ингвару.

Ивар, глотая слёзы, толкал вещи в школьный рюкзак, вытряхнув тетрадки и учебники на пол. Хальфдан явился как раз в этот момент и потрясённо застыл в дверном проёме. Губы у него дрогнули, и он привычно походя толкнул Ивара, так, что тот упал на кровать. Ида снова заперлась в их с папой комнате, а папа увёл Хальфдана в гостиную и что-то ему втолковывал.

После грозы наступила оглушительная тишина, лишь редкие искорки потрескивали в воздухе очередной колкой фразой, брошенной кем-то из взрослых. На кухне остались осколки разбитого бокала, которые уже не собрать — не склеить в единое-целое. Последнее, что отпечаталось в памяти, когда они уезжали.

Ивар, пожалуй, бы пожалел Хальфдана — настолько тот был растерянным и печальным. Но разве Хальфдан когда-то жалел его? Всё время, что они провели вместе, только отравлял ему жизнь.

Ивар тогда, конечно, не думал, кто виноват, но каково жить приёмышем в чужой семье, прекрасно запомнил.

* * *

В Осло Ивар поехал на ночном поезде. Хильда уже была на работе, когда он заявился в их бывшую квартиру ранним солнечным утром. Ах, да, солнечные очки, которые он сегодня напялил по случаю погожего летнего дня, тоже подарила она.

На сборы ушло не так много времени, и вот в общем-то и всё. Он огляделся в последний раз и захлопнул дверь. Помедлил, покрутив в руке ключи с тяжёлым металлическим брелоком-черепом. Можно было, конечно, оставить их в почтовом ящике и известить по телефону, но как-то не по-человечески всё выходит. Хильда всё же ему не чужая, не посторонняя, как бы он не наговорил сгоряча.

Ивар решил подкараулить её в обед, чтобы попрощаться. А до того смотался на старую работу и забрал документы, прогулялся по центру и прикупил сувениры родным. Как знать, может, в Осло он вернётся ещё не скоро. Да и не сказать, что успел прикипеть к городу. Слишком он гулкий и пёстрый, как один большой вокзал. Может, здесь надо родиться, чтобы почувствовать себя своим… Тихий прибрежный Драммен, откуда родом с Хильда, нравился Ивару куда больше. Но, конечно, ближе всего был родной Тронхейм.

К полудню Ивар подъехал к клинике, в которой работала Хильда. Маленький круглый дворик украшали лавочки и кованная беседка, заключённая в пышные объятья виноградной лозы. Именно там Ивар и устроился, оставив байк на парковке. Бывало, он встречал Хильду с работы, когда у неё выпадала вечерняя смена. В этой же беседке сидел. Ехали потом в какую-нибудь кафешку, а после катались на байке по ночным улицам. Красота!

В этот раз ждать долго не пришлось. Не прошло и десяти минут после звонка, как Хильда вышла через стеклянные двери во внутренний двор. Ветер трепал её светлые локоны и развевал полы белого медицинского халата. На лице застыла напряжённая маска.

Ивар поднялся навстречу, губы сами собой сложились в неловкую кривую усмешку.

— Рад тебя видеть, — сообщил он то, что первым пришло на ум.

Хильда остановилась в двух шагах и скрестила на груди руки, окинула изучающим взглядом и слегка кивнула.

— Я хотел ключи отдать…

— Только за этим приехал? — без упрёка, печально протянула Хильда.

Ивар пожал плечами и шагнул ближе, взял её за локти, обтянутые белой тканью.

— Попрощаться хотел.

— Вот как… и это всё, что ты можешь сказать? За три-то года! Ну, спасибо, что хоть это заслужила! — вспыхнула Хильда и отступила.

Ивар уронил руки, опустил голову, стыд колкими иглами прошёлся по кончикам пальцев, тугим комком застрял в горле.

— Даже ничего не объяснил толком! Выбросил меня из своей жизни, как ненужную вещь! За неделю и позвонить не подумал! — распалялась всё больше она, и жаркий гнев пунцовым цветком распустился на щеках. — Я-то думала, что у нас всё хорошо, что мы любим друг друга. А ты, выходит, просто пользовался мной…

Ивар поморщился и покачал головой. Сейчас она всё больше напоминала Иду, и голос её звенел в голове отзвуками той давней ссоры.

— Не неси чушь! Всё и было хорошо, правда. Я лучше тебя никого не встречал — и это тоже правда, — чуть помедлив, признался он. — Ты мне очень дорога.

Хильда поспешно кивнула.

— Да, дорога, как ценная вещь. Мои чувства тебя не заботят, ты просто поставил меня перед фактом. Уехал, и… бросил меня. Если бы ты меня на самом деле любил (ты ведь этого никогда и не говорил!), то считал бы частью своей жизни, а не просто сожительницей, — ядовито напомнила она.

Ивар только головой тряхнул и с шумом вытолкнул воздух.

— Послушай, всё не так просто, — примирительно поднял он ладони вверх. Как всё объяснить, чтобы ещё больше её не обидеть, в голову не приходило.

Хильда же сделала шаг назад взмахнула руками.

— Нет, не хочу ничего слушать! Ты появляешься и исчезаешь, когда вздумаешь, будто бы тебе здесь гостиница. Я тебе больше не верю и очень разочарована, — сбавив тон, заявила она.

— Ну, как скажешь, — усмехнулся Ивар. — Я приехал не за тем, чтобы ругаться, и уж точно не за тем, чтобы оправдываться.

— Я думала, что тебе хотя бы стыдно, что ты сожалеешь, — гулким шёпотом произнесла Хильда. — Но, видно, это не так.

Ивар помолчал чуть, поджав губы, и положил ключи на резную деревянную лавку. Хильда хмуро за ним наблюдала. Вот и всё. Какие там извинения… Едва оформившись в мыслях, они быстро рассыпались под её обвиняющим взглядом. Ивар развернулся и пошёл прочь.

Отец Стефан говорил, что к каждому человеку можно подобрать ключ, нужно только терпение. Так вот, некоторые замки покрепче всех прочих, и имя одному из них — гордость.

Может, если бы разговор у них сложился иначе, Ивар сумел бы озвучить своё сожаление, но обида и гордость затмили все прочие чувства. О себе он привык заботиться больше, чем о других.

* * *

Домой Ивар вернулся к вечеру. Смешно, но даже каких-то приятелей, у которых можно заночевать, за эти три с половиной года он не приобрёл. Дальше работы общение не заходило. Оставаться у Хильды, ясное дело, не вариант. Да не то чтобы он этого хотел, просто вышло всё хуже некуда. Уж лучше бы и вовсе не заезжал к ней. Нет, всё же хорошо, в обратный путь он отправился на байке. В поезде слишком много времени на сомнения и размышления. Да и чего метаться? Назад пути уже нет. Стоит подумать о делах насущных. Через пару дней нужно забирать Эйнара.

Вчера он ночевал у брата. За ужином, естественно, обсуждали нового члена семьи. Стелла обрадовалась, что у Миккеля появится брат-ровесник. И поводу садика обещала договориться. Место в группе есть, она сказала, что присматривать за Эйнаром. Что ж, одной проблемой меньше. Будут с Миккелем ходить в одну группу. Ездить правда далековато, но под конец учебного года место трудно найти. Осталось самое важное: поговорить с дядей и тётей, чтобы их приютили на время.

Фестиваль начинался в день Фрейи⁽¹⁾. У дяди выходной, тётушка оттрубила свою утреннюю смену, и после обеда они собирались в центр города. В будний день народу поменьше. Летний фестиваль еды довольно знаменательное событие. Многие приходят просто поглазеть и поучаствовать в бесплатных дегустациях. А кто-то покупает фермерские продукты, пробует новые блюда и запасается свежими булочками или ягодными напитками, которых здесь на любой вкус.

Выдался самый удачный момент, чтобы застать дядю с тётей и поведать всю историю без посторонних. Тянуть всё равно уже некуда. Хальфдан с дочкой собирались заехать вечером, и, конечно, Ивар не планировал обсуждать это при них.

Договорились встретиться на плавучем ресторанчике. В честь фестиваля в воды фьорда прибыл старинный деревянный парусник, для плаваний он, вероятно, уже не годился, а вот для того, чтобы развлекать туристов и отдыхающих в самый раз. Наверное, и в фильмах его снимали. Отец точно рассказал бы о корабле больше, он с детства грезил морем. А Ивар относился к морской тематике равнодушно.

Так вот, на палубе установили небольшие деревянные столы, а чуть поодаль, у носа, украшенного крылатой девой войны, располагалась кухня на открытом воздухе. Над фьордом витали ароматы жареной рыбы и мяса, лука и специй. Дядя махнул от столика, расположенного у правого борта, и Ивар поспешил к ним.

— Мы тебе место заняли, — сообщила тётушка, аккуратно разделывая ножом и вилкой рыбный стейк. Оба они заказали одно и то же блюдо, но тётушка выбрала в качестве напитка какой-то ягодный морс, а дядя чай с мятой. Рыбу нахваливали. Ивар тоже решил взять стейк и бокал холодного пива с гордым название «Тролль» — местное. В такую жару да после долгой дороги в самый раз.

Дядя вежливо улыбнулся.

— Как съездил? Помирились с Хильдой?

Ах, точно! Дядя с тётей, видно, решили, что они в ссоре, потому Ивар и приехал в отпуск один. Ивар молчал, глядя в свою тарелку и подбирая слова.

Тётя вступила:

— Всякое бывает в семейной жизни: и ссоры, и хлопоты, однако, пока слушаете друг друга можно всё решить разговором.

— Мы не собираемся вмешиваться, — подхватил дядя и деликатно коснулся тётиной руки. — И лезть с советами. Но мы беспокоимся за тебя, за вас.

Ивар испустил тяжкий вздох и вскинул руки вверх.

— Ладно, хватит! Пока вы не разошлись и не напридумывали невесть что, я всё расскажу. Так или иначе это семейное дело, — неловко усмехнулся он.

Дядя с тётей внимательно смотрели на него.

Ивар кашлянул, неловко дёрнул плечом и выпалил с ходу:

— Мы расстались. Я так решил, Хильда… да, в общем, дело вовсе не в ней. Я должен был вернуться домой, потому что… — он выдохнул сквозь зубы. — Потому что у меня ребёнок здесь есть. Давно, ещё до Хильды была женщина, с которой мы расстались не очень любезно. Но всё это неважно.

Тётушка потрясённо качала головой, дядя поджал губы и бросал печальные взгляды. Ну, разумеется! Наверняка сравнивает его с отцом! Ивар отмахнулся от неуместных стыдливых мыслей. Не хватало ещё оправдываться! Не он же виноват, что Мария вдруг померла. До этого всё шло прекрасно.

— Важно то, что она умерла недавно, и у мальчишки никого больше нет, кроме меня, — понизив тон, закончил он.

Дядя тактично молчал, а тётушка, конечно, не удержалась и завалила вопросами:

— Как же так, Ивар? Почему ты на не рассказывал? Навещал хоть сына?

Ивар покачал головой.

— Где он сейчас? — дядя задал вопрос по существу.

— В больнице. Ждёт, пока я его заберу. Я всё уладил и с документами, и с работой, но… квартиру пока не нашёл. Можно у вас остановиться на время?

— Разумеется! Неужто у нас для малыша места не найдётся? — всплеснула руками тётя.

Дядя добавил:

— Мы только рады, Ивар. Но ты уж потрудись нам всё объяснить.

Ивар вздохнул и скомкано и торопливо рассказал им про Эйнара. В двух словах их историю с Марией и то, что от сына отказался, что ж, пришлось признать. Не дураки ведь они, и сами поняли.

Дядя повздыхал, мешая ложкой остывший чай. Тётушка тоже молчала, кусая губы.

— Ещё не поздно начать всё сначала, — выдавил робкую улыбку дядя. — Эйнару нужен отец, и я рад, что ты решил им стать. Господь посылает нам детей как дар, а не как испытание.

Тётушка улыбнулась, переглянувшись с ним.

— Верно, Ингвар. Поедем домой? Нужно ещё подготовить место для малыша. Не помню, осталась ли у нас детская кроватка, надо посмотреть на чердаке, — когда встали из-за стола, она тронула Ивара за локоть и шепнула на ухо: — Ох, дурак же ты! Дети — это счастье. Даже твой беспутный папаша это понимал.

Ивар поморщился и освободил руку.

— Я понял, что вы в восторге, только меня лечить не надо. Сам разберусь.

Тётушка хмыкнула и поджала губы. Ей только дай волю — с поучениями не слезет. Дядя же бросил строгий взгляд.

Когда приехали домой, во дворе уже красовалась вишнёвая Хонда Хальфдана. Они с Рэми и Гердой распивали чай на кухне. Герда — дочка Хальфдана листала что-то в смартфоне и накручивала розовую прядь на палец. Вообще-то похожа она на Хальфдана и на бабку свою (Иду) куда больше, чем на мать. Лицо пока что по-детски пухлое, полные губы. Тёмно-русые волосы, выкрашенные сейчас в блонд, и ярко-голубые глаза (это уж точно от матери).

Рэми увлечённо рассказывал что-то про свою работу. Кажется, про какую-то семейную фотосессию, а Хальфдан вежливо кивал. Оказалось, они решили в гости заехать перед тем, как Герда уедет в туристический лагерь. Хальфдан утром отвезёт её к автобусу.

— Мама, конечно, против, — возмущённо вскинулась Герда, обращаясь к тёте, которая хлопотала на кухне и разбирала покупки с фестиваля. Надумала угостить их сыром и булочками, которые приобрела там.

— Почему же? — вежливо поинтересовалась тётушка.

— Она считает, что лучше поехать на море, а не шарахаться по лесам и ловить клещей. Но все мои друзья едут! — напористо возразила Герда и воодушевлённо добавила: — Лагерь перед конфирмацией⁽²⁾ — мы должны доказать, что готовы ко взрослой жизни.

Хальфдан добродушно усмехнулся. Кажется, он идею дочери одобрял.

Тётушка покивала: так или иначе подобные вылазки были не в новинку. Гутрун же, по мнению Хальфдана, считала, что это устарело.

После чаепития тётушка решила собрать семейство за игрой в лото. Ивара это не особо вдохновило. Он свалил потихоньку в сад, хотел прогуляться перед сном. Мысли всякие лезли в голову: про Хильду, про Эйнара, и никак их было не унять. Ивар устроился на лавке в окружении розовых кустов и любовался малиново-алым закатом. Так его и застал Хальфдан.

— Есть разговор, — начал он без предисловий.

Ивар устало кивнул и вытряхнул сигарету из пачки.

— Ну, чего ещё?

Хальфдан вздохнул и откашлялся, устремив взгляд вдаль.

— По поводу отцовской квартиры… С Уббой мы всё обсудили, квартирантов ещё не нашли, и… Чего ей пустовать? Живи.

Ивар затянулся и недоумённо заморгал.

— Правда, что ли?

Хальфдан хмыкнул и положил на скамейку блеснувшие серебром ключи.

— Честно скажу, не ожидал, что ты решишься забрать сына, — ни тени похвалы или уважения не промелькнуло на каменном лице брата — просто констатация факта. — Своего ребёнка я могу обеспечить, мне подачки не нужны. Убба… впрочем, пусть сам разбирается — это его выбор, он и предложил.

Ивар кивнул, ну, разумеется, Хальфдан не может сделать доброе дело так, чтобы всех не обосрать.

— Знаешь, а я не стану отказываться. Надоело мотаться по съёму, — дерзко ухмыльнулся он, глянув на брата снизу вверх.

Хальфдан кивнул, затянувшись вонючей вишневой сигаретой.

— Желаю удачи с мальчиком, надеюсь, он пошёл не в тебя. Одного такого придурка нашей семье более, чем достаточно.

— Как знать… — глубокомысленно протянул Ивар и, затушив сигарету в жестяной банке, поднялся на ноги.

Хальфдан скользнул по нему любопытным взглядом, однако перепалка затухла сама собой, а толковать по душам они как-то не приучены. Возможно, следовало поблагодарить, но Ивар не сумел подобрать нужных слов. Их куда сложнее отыскать, чем колкие комментарии, которые так и норовили сорваться с языка. С Хальфданом они никогда не были близкими, но, пожалуй, и посторонними при всём обоюдном желании остаться не смогли.

* * *

Хальфдан с Гердой остались ночевать в большой гостиной, Ивар в гостевой комнате, которую делил с пушистым соседом. Персик за неделю к нему попривык, не шипел уже, не дичится. Даже давал себя погладить. В общем, обживался потихоньку. Со дня на день его будут «принимать в стаю». А Ивару пришла пора съезжать из гостеприимного дома дяди и тёти.

Утром Хальфдан с дочкой отчалили. А тётушка разбудила его пораньше, сказала, что поможет обустроиться в отцовской квартире и подготовить место для малыша.

Ивар её бодрый настрой не поддержал. В душе пойманной птицей билась тревога. Сейчас, понятное дело, отступать уже поздно, но заставить себя радоваться, как это легко и непринуждённо выходило у тёти, не получилось.

Из-за Эйнара привычная жизнь пошла кувырком, и как они будут уживаться, как вообще себя с ним вести, Ивар понятия не имел.

После завтрака отправились в отцовскую квартиру. Дядя помог перевезти вещи. Тётушка первым делом взялась за уборку, командовала, что передвинуть, убрать, выбросить. Ивар механически выполнял указания. Кроватку умудрилась достать у каких-то знакомых, у которых дети выросли. Втолкнули её в спальню. Раздёрнули шторы, и в комнаты щедро хлынуло солнце, отражаясь от чисто вымытых окон.

Отправив дядю в магазин за продуктами, тётушка без лишних предисловий заявила:

— Дому, конечно, нужна женская рука, да и ребёнку тоже. С Хильдой-то, может, ещё помиритесь? Так ведь у вас всё складно шло, — печально вздохнула она.

— Ой, не начинай! С этим я точно разберусь без советчиков.

Тётушка обижено поджала губы и принялась протирать пыль в книжном шкафу и на подоконнике.

— Жалеть будешь, а станет поздно, — предостерегла она.

Ивар закатил глаза и ушёл на кухню, типа посуду перемывать. К счастью, вскоре вернулся дядя, и тётушкины причитания заглохли. Вместе готовили обед. Она их подрядила чистить картошку и овощи для салата.

После обеда, немного передохнув, тётушка погнала Ивара в магазин за вещами для малыша. Ивар послушно выполнял указания, потому что куда деваться-то? Тётушка уж точно в детях разбирается получше него. Выбрали одежду по возрасту, чуть на вырост, постельное и всякие мелочи, которые тётя сочла необходимыми. Потратиться пришлось изрядно, но у парня ведь и правда ничего нет. Дядя не любитель таскаться по магазинам, поэтому ждал в машине. Ивар, признаться, тоже, но выбора не было.

— Чем кормить-то ребёнка собираешься? — напоследок спросила тётя, когда они вернулись домой с покупками.

Ивар пожал плечами. Не то чтобы он особенно обдумывал этот вопрос.

— Что сам буду есть, то и ему.

Тётя одарила укоризненным взглядом и покачала головой.

— Завтра приеду, суп сварю, — пообещала она.

— Линда, пора бы уже отдохнуть, — мягко намекнул дядя, обхватив её за плечи.

Тётушка, чуть помедлив, кивнула. Договорились, что она заедет утром, часов в десять.

Выпроводив родственников, Ивар в конце концов остался один. На диване в большой комнате, которую отец именовал гостиной, восседал пухлый белый медведь в красном шарфе с бело-синим крестом⁽³⁾ — подарок для Эйнара. Как-то даже не верилось, что всё это по правде. Что в понедельник ему забирать сына домой.

Ивар распихал книги, которые привёз с собой, в книжный шкаф, выполненный в виде отполированной половины старой лодки (сам когда-то делал в подарок отцу). Плюхнулся на диван. В квартире царила блаженная тишина. От детей много шума — это факт. Стоит насладиться последними часами покоя. В понедельник начнётся новая страница их совместной с Эйнаром жизни.

1) В норвежском языке дни недели называются в честь скандинавских богов. К примеру, среда (Onsdag) — день Одина, четверг (Torsdag) — день Тора, пятница (Fredag) — день Фрейи.

Вернуться к тексту

2) В протестанских церквях это обряд сознательного исповедания веры, вступления в церковную общину и «церковного совершеннолетия». По традиции норвежские подростки проходят его в 15 лет. В течении года они посещают службы, изучают основы веры и участвуют в различных мероприятиях, которые церковь проводит специально для них. В том числе различные походы и т.д. В настоящее время церковный обряд можно заменить светским — без участия церкви.

Вернуться к тексту

3) Цвета норвежского флага.

Вернуться к тексту

После того, как дядя и братья вывезли отцовские вещи, в квартире стало, нет, не то чтобы пусто (мебель осталась), но безлико и неуютно, почти, как в гостинице. Главенствовали лишь два цвета: чёрный (дерево) и оттенки белого. В бежевый выкрашены стены на кухне (и плитка им в тон — молочно-белая). В комнатах: бледно-серый — гостиная и светло-голубой — спальня — цвета неба и моря. Коридор и ванная тоже в чёрно-белых тонах. Отец, кажется, собирался сделать ремонт, освежить, но всё не доходили руки. Да, по правде говоря, дом и был ему, как гостиница — вечно в разъездах. Другое дело — летний дом — тот он действительно любил, и многое сделал собственными руками. Место, где он отдыхал душой и где, по прихоти судьбы, закончил свой путь.

Лишь коллаж из фоток, на который Ивар то и дело натыкался взглядом, напоминал о прежнем владельце. Грусть навевал. Ивар его снял к чёртовой матери, видно, братья и дядя забыли.

Всё-таки мысли о том, как бы отреагировал отец на новость внуке, посещали голову. Обрадовался бы, наверное. Он был счастлив, когда у Хальфдана родилась дочь — первая внучка — первая девчонка. К тому же, отец — единственный, кто бы его понял. Ситуация, в которой Ивар оказался, уж сильно напоминала все те, что случались с отцом. Представилось на миг, как могли бы они сидеть на этой кухне вдвоём за чаем или чем покрепче, и отец раздавал бы свои дурацкие советы. Что бы он сказал, интересно?

Нет, Ивар не такой фантазёр, чтобы это вообразить. Отцовское любимое место у окна пустовало, назад уже не отмотать — не склеить то, что давно разрушено. По иронии судьбы он ушёл в тот момент, когда был особенно нужен. Впрочем, в его духе.

Об этом Ивар размышлял, когда варил утренний кофе. За Эйнаром пришлось ехать на автобусе, потому что с мелким на байке, ну, в общем, никак. И это уже раздражало.

Пацана вывела за руку пожилая медсестра, собрали ему рюкзачок в виде плюшевого ослика, в который вряд ли бы уместилось много. Медсестра, наклонившись к Эйнару, вполголоса ему втолковывала, что за ним папа приехал, и он наконец-то поедет домой. Эйнар никаких особых эмоций не проявил, бродил скучающим взглядом по бело-голубым стенам. То, что он тихий, наверное, к лучшему.

Ивар возвёл глаза к потолку, но мысленно поблагодарил не в меру болтливую медсестру. Не придётся думать, как самому ему сказать. Впрочем, Эйнару, кажется, по барабану, что они с ним родная кровь. Мария отзывалась о нём плохо или вовсе ничего не рассказывала? Досада царапнула колючим шипом, как тётушкины любимые розы. Не то чтобы он ожидал, что пацан бросится ему на шею (и этого, признаться, не хотелось), но обладать какой-то информацией было бы неплохо.

Из беседы с заведующей детским отделением, Ивар узнал, что у пацана проблемы с коммуникацией и вниманием. И, похоже, его развитием не особо-то кто занимался. К тому же, разговаривать он то ли не умеет, то ли смерть матери на него так повлияла, и он замкнулся в себе. Да-а, проблемы сыпались, как из рога изобилия — только успевай ладони подставлять. Из хорошего: в остальном со здоровьем у пацана всё в порядке.

На автобусе ехали долго, всю дорогу Эйнар уныло пялился в окно, и Ивар не стал его тормошить. Зав. отделением рекомендовала записать пацана к неврологу и логопеду. С этим можно разобраться позже. В конце концов, пацана можно понять. У него жизнь круто повернулась, и он оказался один в чужом и незнакомом мире. Оттает ещё, наверное.

Одет он был в джинсовый комбинезон и белую футболку с каким-то мультяшным зверем, и в белые кроссовки на липучках. Курточку ещё дали, в которой его, видно, привезли. Сейчас слишком жарко для такого наряда. А все остальные вещи, видимо, остались в прежней квартире, которую Мария снимала. Родственников-то у Марии нет, куда всё делось?

Тётушка всё-таки молодец, что позаботилась об одежде для Эйнара. Ивару это бы в голову не пришло, наверное, потому что заботиться он привык только о себе.

Дома Эйнар с долей любопытства исследовал предоставленную ему комнату, но медведь его не особо заинтересовал. Вместо того он уселся на пол и вытряхнул из рюкзачка книжку с объёмными картинками, стал её листать. Ивар некоторое время за ним наблюдал, но, похоже, Эйнар вовсе не нуждался во внимание или присмотре.

— Слушай, парень, давай всё проясним. Мамка тебе про меня не рассказывала, так?

Эйнар теребил свою книжку, со страниц которой вырос картонный замок, и на него не глядел.

Ивар помолчал немного, подбирая слова, и недовольно цокнул.

— Скажу, как есть: с мамкой твоей случилась беда, и она о тебе заботиться не может. И… будем жить вместе, как-то так.

Эйнар пялился в книжку, устроившись на ковре, будто бы его всё это и вовсе не касается.

Ивар откашлялся и почесал в затылке. Более неловкой беседы давно уже с ним не случалось. Пусть пацан и не говорит, но мог бы хоть кивнуть. Со слухом-то у него всё в порядке. Решив, что попытался наладит контакт, Ивар ушёл в гостиную, телик включил. Если Эйнару охота сидеть одному, так тому и быть. Поглядывал иногда, чем он там занимается. Дети всё-таки тупые — мало ли чего учудит.

Эйнар перебирал прутья у кровати, возил по полу машинку, которую вытряхнул из рюкзака и, в общем, никаких глупостей ни творил. Даже на подоконник влезть не пытался или стены размалевать. В рюкзаке у него ещё альбом с фломастерами нашёлся. Но рисовать он то ли не любил, то ли не умел — листы все пустые. В конце концов Ивар оставил пацана в покое. Пусть привыкнет к новой обстановке.

После обеда тётушка с Рэми приехали. Тот её довёз на отцовской машине (той, которая ему в наследство досталась).

Эйнар проявил к гостям интерес. К Рэми точнее. Такой высоченный дядька, на которого ему приходилось смотреть, задрав голову, вызвал у него целую бурю эмоций. Он что-то там залепетал и протянул к нему ладони. Рэми заулыбался и поднял его на руки.

— Привет. Какой ты весёлый… Меня зовут Рэми, я твой дядя, получается, двоюродный.

Эйнар внимательно слушал, разглядывая его лицо. Но вскоре запросился вниз. Может, скучно ему стало или страшно.

— Он такой светленький, я думал… но нет, на тебя всё равно больше похож, — заметил Рэми полушёпотом.

Ивар пожал плечами. Мария была круглолицая и светловолосая. Глаза, кажется, тоже светлые. Ивар уже и забыл.

Тётушка суетливо захлопотала на кухне, разогрела вчерашний суп и принялась кормить Эйнара. Ивар хотел было возразить: пацан не младенец, уж, наверное, ложку держать в состоянии. Хотя у Эйнара это, и в самом деле, выходило неважно: он и себя заляпал, и стол. Какой-то он в целом был неуклюжий, неловкий… Может, просто от того, что мелкий? Хотя Миккель сосем другой — живой и бойкий. Он в два года-то уже болтал вовсю и ел сам, и одеваться тоже сам умеет давно.

Озвучивать свои наблюдения тётушке и Рэми Ивар не стал. У тётушки возникнет куча вопросов и предложений, которые сейчас не хотелось выслушивать.

Тётя тем временем известила:

— Мы подарок для Эйнара приготовили, в машине забыли, — и обратилась к Рэми: — Принеси, пожалуйста, сынок.

Рэми с готовностью поднялся из-за стола.

— Да, сейчас.

Тётушка дождалась, когда он уйдёт, и окинула Ивара проницательным взглядом:

— Как дела у вас? Ты всё молчишь…

Ивар пожал плечами.

— Да никак. Не думаю, что нам интересно друг с другом. К тому же, он не разговаривает. Как его понять?

Тётушка расстроенно покивала.

— Я понимаю, что у тебя вся жизнь изменилась, и что тебе тяжело. Ну, а ему-то каково! Ты хоть про сына подумай, если все эти годы про него и не вспоминал, — упрекнула она.

Ивар резко выдохнул и упёрся ладонями в стол.

— Если бы мне было плевать, то я бы его в приюте оставил. И хотел, честное слово! Но не смог… А ты хочешь, чтобы я за день стал идеальным папашей? — он поднялся из-за стола.

Тётушка тут же смягчилась и тронула за руку.

— Ивар, я ведь не это вовсе имела в виду. Иногда нужно забыть о себе и подумать о других. Он ведь маленький, от тебя зависит.

Хлопнула дверь в прихожей. Видно, Рэми вернулся, Ивар не запирал.

— Пойду покурю, — махнув рукой, бросил Ивар. И самому тошно, а тут ещё тёткины причитания выслушивать. Нет уж, довольно с него.

Когда Ивар вернулся, тётя с Рэми распаковали подарок. Это оказалась деревянная железная дорога с паровозиком и такими же деревянными вагончиками. Эйнару, кажется, понравилась. Он выдавал какие-то восторженные возгласы и вертел паровоз в руках.

— Как там дела у Персика? — решил сменить тему Ивар, поймав тётушкин неловкий взгляд. Та сразу повеселела.

— Неплохо. Дерутся только, хулиганы, с Зефиром. Ну, нашего пухляша неплохо было бы расшевелить. Вторая молодость у него началась.

Рэми поддакнул и улыбнулся Эйнару, который возил паровозик по столу.

— Ага, раньше Зефир был единственный кот в прайде, а теперь их двое. Не могут место главаря поделить.

— Ничего, привыкнут, — философски добавила тётя. — Они уж не так дерутся, не до крови, больше орут и носятся. Корица и Ириска спокойнее отнеслись, даже уже едят с ним рядом.

Ивар добродушно усмехнулся, и напряжение, повисшее в воздухе, растаяло.

Рэми вскоре уехал, ему ещё на работу, а тётушка пообещала остаться до вечера, помочь с Эйнаром. Ивар поспешил этой возможностью воспользоваться. Тётушка привезла Эйнару какие-то детские творожки и желейные конфеты, убирала их в холодильник. Эйнару надоело сидеть за столом, и он утащил новые игрушки в гостиную.

— Побудешь с ним, ладно? — спросил Ивар в тётушкину спину.

— А ты куда же? — растерянно обернулась она, захлопнув дверцу холодильника.

— Надо по делам отъехать, — туманно ответил Ивар.

— Я думала мы вместе сходим в парк и… — несколько расстроенно протянула тётя. — Ну, раз надо, так я не против. Только не задерживайся допоздна, я хотела ещё садом заняться.

Ивар кивнул и быстро собрался. Спустился по лестнице (последний третий этаж — лифта нет) и толкнул тяжёлую подъездную дверь. Навстречу хлынул солнечный летний день, манящий свежим ветром свободы, что доносился от реки, и бьющий в нос ароматом свежескошенной травы.

Никуда ему было на самом деле не надо. Просто хотелось сбежать — уж самому-то себе можно признаться. С Эйнаром слишком сложно и неловко. Как с ним себя вести, Ивар понятия не имел. У тётушки всё получалось легко, и ей, кажется, в радость возиться с ним. Пусть. А Ивару нужна передышка. Слишком много случилось за эти пару месяцев, и голова шла кругом.

На часах было без пятнадцати три. Чуть поразмыслив, Ивар решил съездить на старую работу, Бальдра встретить. Они ведь ещё и не виделись с того момента, как он вернулся домой. По телефону только беседовали.

* * *

Папа Карл ничуть не изменился за три с лишним года. Кажется, только волос на его голове стало ещё меньше. Впрочем, он этого вовсе не стеснялся, носил гордую причёску «озеро в лесу», клетчатые рубашки и неизменные брюки на подтяжках, которые обтягивали круглый, как барабан, живот. Когда звякнул колокольчик над дверью, папа Карл поднял голову от книги и на круглом его лице засияла улыбка.

— Ивар, какими судьбами? — пропел он, поднимаясь из-за стойки. Откинул прилавок и шагнул навстречу. — В гости приехал?

Ивар тоже невольно улыбнулся и покачал головой. Приятно, когда тебе рады. Лучшего начальника у него, по правде, и не было.

— Насовсем. Домой вернулся.

Папа Карл крепко пожал руку двумя своими большим ладонями.

— Вот как, сюрприз. А к нам вернуться не надумал? Гуннар уж давно на пенсию собирается, вакансия, так сказать, есть.

Ивар шевельнул плечом.

— Да я нашёл уже работу, сезонную, правда. Но…

Папа Карл обстоятельно кивнул и, стянув свои очки для чтения, окинул прицельным взглядом.

— Ну, что ж, жаль, очень жаль. Я толковых ребят всегда ценил, ты это знаешь.

Потрепались ещё немного: папа Карл расспрашивал, как там дела в столице. Чаю предложил. Ивар не стал отказываться и отвечал бодро, было, что обсудить. Время подбиралось к четырём, через час конец рабочего дня. Клиент пришёл, и папа Карл отправился с ним толковать. Ивар же прошёл в мастерскую. Кивнул седому косматому Гуннару, похожему на величественного языческого воина, который обрабатывал за станком заготовки, и направился к верстаку.

Бальдр стоял спиной, увлечённо изучал чертёж. Привычно пахло деревом и лаком, а по полу стелилась лёгкая светлая стружка. Почему-то пришло вдруг в голову, что как отец любил летний дом, так Ивар душой прикипел к мастерской.

За шумом станка ничего не было слышно, Ивар тихо подошёл и опустил другу ладони на плечи. Бальдр аж подпрыгнул, однако, обернувшись, расплылся в улыбке.

— А я тебя ждал, только не думал, что ты сюда приедешь.

— Соскучился по мастерской и… вообще по всему, — признался Ивар, дурашливо хлопнув его плечам. — Ну, не буду мешать, подходи в «Симфонию», когда закончишь.

Даже кафешка осталась прежней, ничего в ней не изменилось. Ивар заказал кофе и кусок ягодного пирога. Время текло неспешно, но он вовсе не скучал: перебирал воспоминания, будто старые фотоснимки. Их с Марией история здесь началась, здесь же и завершилась. Ну, нет, не совсем, продолжение осталось — Эйнар.

Когда Бальдр пришёл, Ивар поймал меланхоличный настрой, однако быстро взбодрился и стал расспрашивать о работе, о жизни. Бальдр отвечал охотно и весело. Сказал, что собирается скоро в отпуск в Нарвик — северный город на границе со Швецией.

— С Норой поедете? — уточнил Ивар.

Бальдр покачал головой и нервно прокрутил по столу телефон, мигнувший входящим сообщением.

— Нет, я дядю хочу навестить.

— Не хочешь знакомить? — понимающе кивнул Ивар.

Бальдр, поколебавшись, опустил голову.

— Что-то случилось?

— Нет-нет, всё в порядке. Просто… мне иногда хочется от неё отдохнуть. Не всё же время вместе торчать, верно? — выдавил улыбку он.

— Ага, — глубокомысленно протянул Ивар. Если из человека душу не тянуть, то он, может, и сам расскажет.

— Мы ссоримся всё время, — чуть помолчав, признался Бальдр. — И она… её слишком много. Я просто устал.

— Хм-м… — согласился Ивар.

— Ты думаешь, я плохой человек? Я просто не хочу её обижать.

— Да ничего такого я не думаю, — поспешно оборвал Ивар. — Ты вообще уверен, что у вас всё в порядке?

Бальдр замолк, опустил глаза и принялся водить вилкой по картофельному пюре. Ивар решил, что он и вовсе уже не ответит, однако тот через некоторое время сказал:

— Она меня любит. Ты знаешь, как это здорово?

— А ты её? — в упор спросил Ивар.

Бальдр вздрогнул и тут же кивнул.

— Конечно.

Ивар больше не стал давить, сделал вид, что поверил.

После кафе отправились в бар. Бальдр мимоходом поведал, что они всё-таки съехались с Норой, и его квартира тоже погрузилась в «творческий хаос».

— Некоторые вещи можно и потерпеть, — скованно улыбнулся он.

Ивар хмыкнул. И Бальдр, видно, сообразив, что добавить нечего, перевёл тему:

— Как у тебя дела? Как там Эйнар?

Ивар не стал скрывать и делать вид, что контролирует ситуацию.

— Не особо. Не могу сказать, что мы друг другу нравимся. Как найти общий язык с человеком, который не разговаривает? — задал риторический вопрос он.

Бальдр, однако, ответил, чуть поразмыслив:

— Это же ребёнок. Попробуй с ним поиграть.

Ивар усмехнулся.

— Ну да, думаю, всё не так просто.

— Я бы, наверно, обрадовался, если бы узнал, что у меня есть ребёнок где-то, — задумчиво произнёс Бальдр, покрутив по столу пивной бокал. Телефон у него снова взорвался смсками, на этот раз целой партией. Но Бальдр только поморщился и читать не стал.

— Серьёзно? То есть, хотел бы ребёнка? — поддел Ивар.

Бальдр скромно потупился, улыбнулся.

— А почему нет? Может, мне не очень повезло с семьёй, но я думаю, это здорово. Наблюдать, как твой ребёнок растёт, учить его чему-то, играть с ним. Да, я бы хотел, — твёрдо ответил он.

Ивар удивился, признаться. Бальдр сам большой ребёнок, и уж такого воодушевления он никак не ожидал.

— С Норой? — спросил Ивар, не потрудившись унять своё любопытство.

Бальдр резко качнул головой и помрачнел.

— Нет, она… Не с ней.

— А с кем же?

Бальдр не стал отвечать, но, конечно же, Ивар и сам догадался. С той самой, которая его предложение отвергла. А Бальдр, видно, до сих пор её любит. М-да-а.

— Вот тебе и ответ… — многозначительно протянул Ивар, а Бальдр отвёл глаза.

— Ты меня дураком считаешь? — обиженно засопел он.

— Конечно, нет. Но столько лет прошло, зачем себя мучить?

Бальдр снова не нашёл подходящих слов. Ивар решил поскорее сменить тему, видя, как он скис. И вечер прошёл неплохо, однако в душе взошли ростки сомнений. Бальдр вроде и весь на виду, но что-то всё-таки умалчивает. Кто-то ему названивал полвечера, видимо, Нора. Но Бальдр, похоже, не горел желание отвечать. Ивар поспешно отмахнулся. Ну, не пять лет ему — сам как-нибудь разберётся. Захочет — раскажет. Сейчас бы свои проблемы разгрести.

* * *

Домой Ивар приехал около одиннадцати. Тётушка уже уложила Эйнара спать и смотрела в гостиной телик. Встретила его, осудительно качая головой.

— Говорил, что не поздно вернёшься…

— Так вышло, — развёл руками Ивар.

— Я думала, ты сам его уложишь. Мог бы почитать ему.

— У меня нет детских книг, — отмахнулся Ивар.

Тётя сухо кивнула.

— Зато у Эйнара есть. И если бы ты хотел провести с ним чуть больше времени, то узнал бы это.

— У меня ещё куча времени, чтобы узнать! — вспыхнул Ивар.

Тётушка вновь качнула головой и выдала, как припечатала:

— Рагнар говорил точно также.

Ивар приложил все силы, чтобы не сорваться и не нагрубить тёте. В конце концов, помощь её очень кстати. Но если человека вечно попрекать, то ему вовсе не захочется стать лучше. Тётушка этого не понимает.

— Я вызову такси. Спасибо, что присмотрела за Эйнаром, — сдержанно ответил Ивар.

Может, тётушка поняла, что наговорила лишнего, а, может, решила, что он такой балбес, которого и перевоспитывать бесполезно. Претензий она больше не высказывала.

Проводив её, Ивар заглянул в спальню. Эйнар мирно сопел в своей кроватке. На кухне чистота и порядок, а ещё тётушка молочную рисовую кашу с корицей им на утро приготовила. В общем, совесть всё-таки кольнула, но не то чтобы он был не прав. Меру тоже надо знать.

Утром Эйнар разбудил его своим рёвом. Орать он умел, оказывается, как пожарная сирена. Ивар, зевая и протирая глаза, отправился в отцовскую спальню, которая превратилась теперь в детскую.

— И чего ты разорался? — обратился он к Эйнару, который выбрался из кроватки и тоскливо ныл, уткнувшись лбом в деревянный бортик. — Что стряслось?

Эйнар, естественно, ничего внятного не ответил, однако чуть приглушил звук и глянул вопросительно из-под тёмных мокрых ресниц. Ивар прихватил его за воротник ярко-жёлтой пижамы и отвёл в туалет, потом умываться. К счастью, с первым Эйнар справлялся сам. Хоть подгузники менять не надо, и на том спасибо. Проконтролировав, как он чистит зубы (больше Эйнару нравилось плеваться в зеркало и строить рожи), Ивар кивнул в сторону кухни.

— Ну, жди, сейчас кашу разогрею.

Эйнар на кухню не пошёл. Торчал под дверью ванной и дёргал пуговицы на рубашке с белыми медвежатами. Хотя бы орать прекратил. С ложкой он справлялся херово, размазывал кашу по тарелке, устряпал и стол, и себя. Снова! Пришлось кормить его самому. И это бесило! Будто он собаку завёл, но туповатую и медлительную. Ах, да, собаки едят сами, без посторонней помощи.

Ивар скрипнул зубами, глядя на свинарник, который устроил Эйнар.

— Учись сам есть. Ты ведь уже большой, — упрекнул он. — Не до школы же с тобой нянькаться. Иди-ка умойся снова, — велел он, подтолкнув Эйнара в сторону ванной.

Пришлось ещё за ним убирать. Порция, которую Ивар разогрел себе, давно остыла. И едва он поднёс ложку ко рту, как пацан вновь развопился, на этот раз уже из соседней комнаты.

— Никакого покою с тобой, — заявившись в гостиную, хмуро объявил Ивар.

Эйнар тыкал пальцем в телик и заляпал отпечатками экран. Ивар закатил глаза.

— Я понял, что ты хочешь телик смотреть. Необязательно каждый раз вопить, как резанный, бестолковый ты поросёнок! — прикрикнул он.

Эйнар присмирел и зажал уши. Ивар прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Нет, конечно, в глубине души он осознавал, что Эйнар не назло ему свинячит и орёт, но бесить-то он от этого меньше не стал.

Тётушка разговаривала с Эйнаром ласково, и тот её слушал. Ивар сюсюкать не умел. С Миккелем было проще, он-то человеческую речь понимал. К тому же, Ивар вряд ли проводил с ним больше пары часов наедине. И если тот начинал капризничать, его всегда можно было вернуть родителям. А этого-то куда девать?

И тётушка сегодня не приедет — у неё дневная смена. Вчера она спрашивала, нужна ли помощь, а Ивар из гордости брякнул, что справится сам. Не хотелось опять упрёки выслушивать.

Эйнар притих и уставился на экран. Показывали мультик про какого-то ослика, правда, на английском языке, но Эйнару, кажется, было всё равно. Яркие картинки его занимали. Дотерпев до обеда, Ивар выволок пацана на детскую площадку. Мультики Эйнару к тому времени уже надоели, и он снова принялся ныть. Одевать его ещё пришлось! Сам же он не умел.

На площадке Эйнар оживился. Забрался на качели, а потом долго ковырялся в песке. Ивар книжку читал, стараясь не обращать внимания на детские визги и писки. Удавалось с трудом.

Потом Эйнар то ли устал, то ли ему снова стало скучно. Он стал швыряться песком в какую-то девку примерно его возраста. Мамаша её подбежала, начала возмущаться и вопрошать, чей ребёнок буянит. Пришлось вставать и их разнимать.

— Ты какой-то террорист, — устало упрекнул Ивар, отряхивая пацана от песка. — Поехали в гости, познакомишься с дядюшкой. Он так предлагал свою помощь… Воспользуемся предложением.

Убба, конечно, ещё торчал на работе. Зато Стелла с Миккелем и, гостящей у них, Региной были дома. Самое время познакомиться с большим семейством. Эйнара встретили со всей душой, умыли, накормили и отправили в детскую — играть с двоюродным братом. Миккель ему свои игрушки показывал: в зал доносился его звонкий голосок. Ивар смог наконец-то спокойно выдохнуть. Хоть на время его займут.

Стелла с Региной недавно вернулись из магазина и перебирали покупки: одёжку и всякие прибамбасы для будущих близнецов.

— Как у вас дела? — дружелюбно улыбнулась Стелла, раскладывая детские шмотки на краю дивана.

Ивар пожал плечами.

— Да так себе. Я так от него устал, хотя мы провели вместе всего два дня, — честно признался он.

Стелла вежливо улыбнулась.

— С малышами непросто, но ты привыкнешь. Когда я на работу только вышла, у меня первое время голова кругом шла. А сейчас ничего, справляюсь. А с одним-то уж тем более сладить нетрудно. Просто нужно вам друг к другу притереться.

Ивар постарался отзеркалить улыбку. Стелла — солнце ясное, всегда на позитиве. Кажется, её никакие трудности не пугают и везде она видит плюсы. Ивару такой оптимизм был чужд. Да и детей, признаться, он никогда не любил. Это ей так нравится с мелкими возиться, что аж в садик пошла работать. Ивар бы там точно чокнулся. Тут бы хоть с одним справиться.

Вскоре Стелла с Миккелем засобирались в бассейн. Два раза в неделю они ходили, оказывается. Ивар остался с Региной и Эйнаром. Чай на кухне пили, пока Эйнар снова не раскапризничался и не начал ныть. Регина поспешила его утешить, взяла на руки и ласково поглаживала по спине. Ивар предпочёл отстраниться и наблюдать.

— Ты спать-то его укладывал? Он, наверное, устал, — предположила Регина.

Ивар покачал головой.

— Рано же ещё.

— Дети в таком возрасте ещё спят днём, — терпеливо пояснила Регина. Эйнар притих у неё на руках и перестал хныкать.

— Мне-то откуда знать! — привычно взбрыкнул Ивар. Что за мода пошла — каждый считает своим долгом его поучать.

Регина понимающе улыбнулась и предложила уложить Эйнара в комнате Миккеля.

— Ты думаешь, мы все сразу всё умели? — понизив тон, она аккуратно переложила Эйнара на кроватку, фанерные борта которой изображали ярко-оранжевые автомобильные бока и колёса, поправила подушку. Эйнар уже, и правда, сопел, закрыв глаза.

Ивар пожал плечами. Регине удалось легко сладить с Эйнаром и его успокоить. Кажется, всем это удавалось, кроме него.

— Опыт приходит со временем. Стелла права, вам нужно друг к другу привыкнуть. И ребёнку нужен режим. Так тебе самому станет проще.

Ивар недовольно кивнул, поджав губы.

— Ладно. Какой там режим? Я же не знаю, — сдержано добавил он.

Пока Регина объясняла, поднялись на второй этаж — смотреть детскую для близнецов. Раньше то была гостевая комната, рядом спальня Уббы и Стеллы. Сейчас лишнюю мебель убрали, сразу стало светло и просторно. Стены выкрасили в горчичный цвет, а на одной, в бледно-зелёных тонах, нарисовали зверей из мультика про Винни-Пуха.

— Стены красили в прошлые выходные, а зверей Стелла сама рисовала по трафаретам, — похвалилась Регина.

Ивар улыбнулся, на этот раз совершенно искренне. У Стеллы и Регины сложились тёплые дружеские отношения. Может, Регина дочку всегда хотела… Да и легко любить Стеллу — сердце у неё доброе, как и у Регины.

Говорят, что женщина выбирает мужа, похожего на отца, а мужчина жену, похожую мать. У Стеллы с Региной и впрямь много общего.

Да-а, о своей матери Ивар мало что помнил. В основном то, как по ней скучал. Если следовать данной теории, ему нужна была женщина, которая вечно где-то отсутствует и занята своей жизнью. Нет, свои соображения Регине он, конечно, высказывать не стал. А ремонт в комнате одобрил.

— Здорово вышло. Они сказали уже, кого ждут?

Регина заулыбалась.

— Мальчишек.

— А ты бы хотела внучку? — с любопытством спросил Ивар.

Регина едва заметно шевельнула плечом.

— Я когда-то хотела дочку, после Уббы, но вышло, как вышло. Замуж никто не приглашал, — вздохнула она, но быстро приободрилась. — Нам везёт на мальчишек. У Хальфдана только дочка. Рагнар, помню, обрадовался, — мягко добавила она.

Ивар опустил голову. Сам ведь недавно об этом думал. И уловил то, что Регина не сказала. Отец бы порадовался и за него.

— Мне его не хватает, — признался Ивар, разглядывая рисунок на стене.

Регина обняла за плечи.

— Знаю, милый. Всё уляжется, время лечит.

* * *

Ивар вышел во двор, хотелось побыть одному. Эйнар уже пробудился, но Регина нашла, чем его занять. Книжку ему читала. Вскоре и Убба приехал, по пути он забрал из бассейна Стеллу с Миккелем. Вся семья в сборе. К Эйнару все относились так, будто он всегда здесь и был. Убба со Стеллой ему тоже гостинцы подготовили: и вещей, из которых Миккель вырос, и книжек целую гору. А ещё трёхколёсный велик.

— Да вы рехнулись! Зачем так тратиться? — воскликнул Ивар. — У вас самих скоро двое появятся.

Убба неловко потоптался на месте и обнял Стеллу за талию.

— Это от нас всех. Считай, за все пропущенные дни рождения и другие праздники.

Регина тоже подошла, ведя Эйнара за руку.

— Ребёнку не только еда и одежда нужна, игрушки тоже. И для радости, и для развития. Пусть катается.

Отказаться вряд ли представлялось возможным. Миккель тут же принялся учить братца. Отдалённо они были даже похожи: оба белобрысые и светлоглазые. Вот только Миккель на голову выше и крепче, не то чтобы пухлый, но медвежонок и есть.

— Спасибо, — выдохнул Ивар, глядя, как Эйнар с видимой опаской подходит к велосипеду. Миккель его подбадривал и тарахтел без умолку. Сам-то он такой велик уже перерос. А из Миккеля получится хороший старший брат!

— Ничего сложного, ты садись и нажимай на педали. А я буду тебя держать. Ты не упадёшь! — воскликнул Миккель.

Эйнар растерянно оглянулся.

— Попробуй хотя бы, — предложил Ивар, сообразив, что тот ждёт одобрения именно от него.

Оставив пацанов резвиться во дворе, Ивар вошёл в дом вместе с братом и Стеллой. Регина осталась присматривать за мелкими.

— В общем, мне на работу завтра, хотел пораньше домой поехать, — начал издалека Ивар.

— Давай хотя бы после ужина, — предложила Стелла.

— Я не об этом, — тряхнул головой Ивар. — Пусть Эйнар ночует у вас. В садик же его ещё везти. А мне далеко и столько времени тратить, домой потом возвращаться.

Убба со Стеллой переглянулись, разбирая пакеты с продуктами.

— Конечно, не вопрос, пусть остаётся. Садик близко, и… так ты тоже оставайся, — предложил Убба.

Ивар, конечно, не стал признаваться, что хочет отдохнуть от пацана.

— Нет, я домой поеду, выспаться хочу. Первый рабочий день.

К счастью, уговаривать его не стали. После ужина Ивар засобирался домой. Попрощался со всеми и Эйнару, чуть помедлив, сказал:

— Ты давай, веди себя прилично. Увидимся завтра, — придётся же его забирать после работы — никуда не деться.

Убба со Стеллой, может, не разгадали его мысли, а, может, деликатно промолчали. А вот Регина вышла проводить до калитки и обняла на прощанье.

— Ивар, помнишь, как вы папу ждали из рейса? — отстранившись, заглянула в глаза она.

Ивар недовольно скривился.

— Да помню я, помню. Не дурак, понял.

Регина вздохнула и тепло улыбнулась.

— Всё устроится, Ивар, потихоньку, если ты сам пойдёшь сыну навстречу. Хороший парнишка. Ему твоё внимание и забота нужны, и дядя с тётей, бабушки, дедушки этого не заменят.

Ивар сухо кивнул. Все они, конечно, хорошие добрые люди, но… ни черта не понимают. А единственный, с кем хотелось поговорить по душам, ничего уже не ответит и совета не даст. Отец-то идеальным не был, он бы прекрасно всё понял. И если бы он мог услышать, Ивар сказал бы: «Жаль, как жаль, что тебя нет рядом».

С Эйнаром они худо-бедно уживались первую неделю. В будни попроще: день через день Ивар оставлял его у Стеллы с Уббой. Они жили на другом краю города, и садик как раз рядом с ними.

На работу Ивар ездил на байке, приходилось после сада возвращаться домой. Бесполезная трата времени. А ещё вставать раным-рано и трястись в автобусе с хнычущим пацаном, который, видимо, тоже не высыпался. Ну, или по утрам у него просто было хреновое настроение.

На работе Ивар прямо душой отдыхал: шум стройки не так действовал на нервы, как постоянные вопли и нытьё. Вечером Эйнара забирал кто-то из родственников: тётя, дядя или Регина — кто был свободен в этот день. Гуляли с ним, развлекали.

В субботу Убба со Стеллой взяли его в зоопарк — всё равно ведь идут с Миккелем. Ивар сделал вид, что на работе сильно устал и отдохнуть хочет. Отказался от поездки. Занялся обустройством мастерской на балконе. А после бродил по городу, наслаждаясь одиночеством и любимой музыкой, играющей в наушниках. И это был лучший день во всей неделе!

В воскресение Бальдр в гости позвал. Благо, Регина согласилась присмотреть за Эйнаром. Но приехать она могла лишь после обеда. Вела свой класс на экскурсию. Эйнар там, конечно, только мешал бы. Да и ходить он долго не может, начинает уставать и ныть.

Ивар усадил пацана перед теликом, и, чтобы быстрее прошло время, принялся за уборку. Из-за Эйнара это приходилось делать чаще, чем хотелось. У него вечно всё валилось из рук, ел он, как поросёнок. Заляпал и заплевал зеркало, рассыпал сахар по столу и разлил краски. И нахера только тётушка купила ему акварель?! Кисточку он держать не умеет, только оставил повсюду отпечатки грязных лап. И на кухонных тумбах (белых, блядь!), и на зеркале в ванной, и даже на шторах.

А ещё игрушки везде валялись. Ивар переступил через так и не собранную железную дорогу и выругался. Похоже, Эйнар сам не мог догадаться, как её собирать, а Ивар помочь не удосужился. Уборка способствовала тому, что он только больше закипал. Хорошо хоть Эйнар увлечённо пялился на экран и под руку не лез. Похоже, Мария тоже предпочитала садить его перед теликом и заниматься своими делами. Да-а, как родители, они друг друга стоят.

Ивар вышел на балкон покурить, чтобы чуток унять нервы. Выходит всё хуже некуда. Он уже сто раз пожалел о том, что решился забрать пацана. Благо, Регина приехала, и в прихожей заливисто тренькнул звонок. Эйнар даже от телика отвлёкся и вытащился смотреть, кто там пришёл. Регине он обрадовался, сразу прилип к ней. А Регина ему ласково улыбнулась и взяла на руки.

— Здравствуй, малыш. А что ж ты такой чумазый? Папа тебя разве не умывал? — обратила она укоризненный взгляд на Ивара.

Ивар раздражённо дёрнул плечом. После завтрака Эйнар трескал шоколадное печенье, и, естественно, на щеках и ладонях у него остались следы шоколада. А на серой футболке засохли вчерашние краски.

— Не я же виноват в том, что он такой бестолковый неряха.

— Ивар! — одёрнула Регина. — Он просто ребёнок и многого ещё не умеет. Все мы были детьми. Попробуй с ним позаниматься, научи чем-то. Вам обоим это пойдёт на пользу, — намекнула она.

Ивар не был уверен, что у него хватит на это терпения. Да и чем с ним заниматься? Рисовать, что ли? Грязь только разводить.

— Спасибо, что приехала. Меня там ждут, пойду, — поспешно заявил Ивар, накинув джинсовку.

Регина окинула печальным взглядом и ничего не сказала. Возможно, догадалась, что ему не терпится свалить из дома. Если уж честно, было слегка стыдно вешать Эйнара на неё. Но ведь имеет человек право навестить друга и отдохнуть после рабочей недели? А не то, у него скоро крыша съедет.

* * *

К Бальдру Ивар поехал на автобусе, купил упаковку пива и солёные сырные крекеры. Интересно было поглядеть на эту загадочную Нору, о которой Бальдр толком ничего не рассказывал. А то, что говорил, вызывало сомнения в её адекватности.

Его, и правда, ждали. Дверь отворил Бальдр. Из комнаты доносилась какая-то заунывная музыка. Бальдр его поприветствовал и закатил глаза, перешёл на шёпот:

— Нора считает, что классика её вдохновляет. Но я ненавижу Моцарта! И Грига. Он мне ещё в школе остоебел!

Ивар понимающе кивнул. Девушка в ярком розовом топе и белых шортах показалась в дверях с бокалом вина. Окинув Ивара заинтересованным взглядом, растянула в улыбке пухлые губы.

— Нора, — она приблизилась и протянула ладонь.

Ивар тоже представился и пожал её руку.

— Бальдр о тебе много рассказывал, — задумчиво протянула Нора, приложив палец к подбородку. Обернувшись к Бальдру, повисла у него на шее и чмокнула в щёку. — Я закончила картину! Скорее пошли смотреть! — воскликнула она, едва ли не подпрыгнув на месте.

В комнате помимо разбросанных вещей, грязных тарелок и кружек, появился мольберт, которого Ивар не видел прежде. Должно быть, Нора привезла. Бальдр под шумок вырубил музыку, пока Нора, восторженно охая, расписывала своё творение.

На мольберте красовался свежий холст, краска ещё не высохла. Ну, что же, не то чтобы Ивар разбирался в живописи…

— Ну, как? — Нора, как маленькая неугомонная птичка прыгала вокруг холста.

— М-м, впечатляет, — кисло протянул Ивар. Поймал неловкий взгляд Бальдра и поджал губы.

На картине крупными мазками изображено было чёрно-синее небо, будто какие-то лохмотья, нависшие над пшеничным полем. А на переднем плане вроде как цветы, только на свинцовых стеблях не то кукольные, не то детские головы. Такое себе впечатление. Тошнотное.

Бальдр промямлил что-то нечленораздельное и выдавил улыбку. А Нора, видимо, восприняла, как похвалу. В итоге Бальдр выставил мольберт вместе с картиной на балкон, типа, чтобы просохла быстрее. Сказал, что принесёт закуски и стаканы, и, проходя мимо, шепнул на ухо:

— Я сказал, что хозяйка запретила портить стены. А иначе бы она ещё эти картины в комнате весила.

— О чём вы там шепчетесь? — полюбопытствовала Нора, забравшись с ногами в кресло.

— Бальдр говорит, может, продать твои картины коллекционеру? Кучу денег отвалят, — быстро нашёлся Ивар.

Нора подёргала плечами, покачала головой, будто бы в такт музыке, которая уже не звучала, и побарабанила пальцами по деревянному подлокотнику.

— Это не так-то просто. Бабушка хотела, но ничего не вышло, — слегка расстроенно сообщила она. — Моё предназначение в другом, — таинственно добавила Нора.

В чём таком другом, Ивар не успел спросить. Бальдр как раз вернулся с посудой и угощениями. Разместил поднос на журнальном столике. Налили пиво в стаканы, а Нора предпочла вино, которое уже открыла, когда рисовала свою стрёмную картину.

— Давайте сыграем в карты, — предложила она, лукаво улыбнувшись. — На раздевание.

Честное слово, Ивар пытался, но не смог не заржать. Бальдр вновь отвёл глаза.

— Может, лучше на желание или… — попытался исправить ситуацию Бальдр.

Нора отмахнулась, чуть не сбив бокал, который стоял на подлокотнике.

— Какие вы скучные! Ах, ладно! Лучше я вам погадаю, — она тут же подскочила, и, не слушая возражений, принялась шерстить по полкам громоздкого книжного шкафа. Да, Бальдр прав, уставать от неё начинаешь очень быстро.

Карты она всё-таки нашла. Уселась в позу лотоса на ковре и, закрыв глаза, строго подняла палец вверх.

— Мне нужна тишина, чтобы настроиться и выйти на связь со «звёздными путниками».

Её никто и не перебивал. Ивар бросил недоумённый взгляд на Бальдра, но тот только развёл руками. Позже выяснилось, что Нора вообразила, что у неё открылся пророческий дар. А ещё она считала себя реинкарнацией древнегреческой богини Гекаты. Ночами она выходила на балкон и «заряжалась лунной энергией», чтобы настроиться на связь со звёздами и космосом. Обо всём этом она рассказывала без утайки и с гордостью. А Бальдр молчал и смотрел в пол. И даже смеяться уже не хотелось, потому что стало чертовски грустно.

Если не брать во внимание весь бред, который несла Нора, то вечер прошёл сносно. После «гадания», на которое пришлось согласиться (Бальдр сказал, что иначе она обидится), играли в карты. В обычные, без всяких «лунно-звёздных» рисунков. Беседовали на общие темы. Пытались, по крайней мере. Нора имела привычку перебивать посреди разговора и начинать вещать что-то своё. Вела себя, как ребёнок, которому срочно требуется внимание.

Например, когда они с Бальдром обсуждали работу, она вдруг влезла и стала рассказывать о своей поездке с бабушкой в магазин садовых примбабасов. И, кажется, кроме себя, она никого не слушала.

Когда вышли покурить на балкон, Бальдр просветил, что ещё ей какие-то духи (как она их назвала «звёздные путники») шепчут предсказания и дают вдохновение на картины.

— Ёбаный пиздец! — уже не сдерживаясь, выдохнул Ивар вместе с сигаретным дымом.

Бальдр быстро замотал головой и жалобно протянул:

— Не надо. У человека могут быть увлечения. Просто притворись, как будто всё в порядке. Пожалуйста, ради меня.

— Она, блядь, тебя в заложниках, что ли держит? — ошеломлённо выдал Ивар. Нет, ну, как можно закрывать глаза на всю эту чушь!

— Мы… Мы любим друг друга, — запнувшись, признался Бальдр.

Ивар не успел решить, стоит ли его разубеждать. Уж на что, а на любовь это походило меньше всего.

Нора просунула голову в дверь.

— Мне уже стало скучно! — капризно воскликнула она. — Может, устроим танцы?

А, нет, это бы не вопрос. Она врубила музыку на компе (на этот раз какую-то современную попсу) и выкрутила колонки на максимум. Закружилась по комнате с бокалом белого вина. Бальдру насилу удалось её уговорить убавить звук, чтобы соседи не начали долбить в стену.

Ивар дождался, когда Бальдр угомонит Нору, и демонстративно посмотрел на часы.

— Я обещал Регине, что вернусь не поздно. Она там за пацаном смотрит.

Судя по печальному взгляду Бальдра, тот всё понял. Из этого дурдома хотелось свалить поскорее, и как он с ней живёт, просто ума не приложить.

— Я провожу, — тут же вызвался Бальдр, но Нора дёрнула его за руку.

— Ну, нет! Я не хочу сидеть тут одна!

— Да я быстро, на десять минут, — пообещал Бальдр, попытавшись отцепить Нору, которая вновь повисла у него на шее и в прямом, и в переносном смысле. Вот же дурак!

Ивар только покачал головой.

— Не стоит, дорогу я знаю.

Позже, ночью уже, Бальдр звонил и извинялся за Нору. Сказал, что она ушла прогуляться под лунным светом. Вода шумела. В ванной он, что ли торчит?

— Брось, тебе не за что извиняться, — быстро оборвал Ивар. — Зачем ты её всё время оправдываешь?

— Я понимаю, что это всё выглядит странно, — глухо пробормотал Бальдр, так, что с трудом удалось разобрать.

Ивар тяжело вздохнул и сказал, как есть:

— Она чокнутая, и ты тоже это понимаешь.

— А я? — потерянно спросил Бальдр.

— Так ты себя хотя бы провидцем не воображаешь! Бальдр…

— Нора пришла, мне пора, — он сбросил вызов, так и не дослушав.

Ивар пытался звонить в другой день, но Бальдр то ли обиделся, то ли ещё чего, и напрочь его игнорировал. Кровь вообще-то вскипела, и хотелось встряхнуть его за шкирку как следует, чтобы мозги на место встали. Не то чтобы Ивар собирался насильно причинять добро… А, нет, вообще-то всё именно так.

Нора долбанутая на всю голову, и это видно невооружённым взглядом. А Бальдр… Какой у него диагноз, Ивар никогда не спрашивал. Но с Норой ему явно лучше не станет. В таком дурдоме и у нормального крыша протечёт.

Если бы было чуть меньше проблем в собственной жизни и чуть больше времени, Ивар всё-таки заехал бы к Бальдру на работу и попытался бы вправить ему мозги. А потом пусть обижается, сколько хочет. Но сейчас всё свободное время занимал пацан. И это сковывало руки. Потом, может быть, когда Бальдр вернётся из отпуска, им удастся поговорить. Если Нора к тому времени сама его не допечёт.

* * *

Вторая неделя у них с Эйнаром прошла примерно в том же ключе, что и первая. Готовка, уборка, и постоянные вопли и сопли. «День сурка» какой-то! И с выходными вышла засада. Убба со Стеллой собирались в гости к её родителям — за город. Дядя с тётей, как назло, укатили в летний дом наслаждаться природой и свежим воздухом. У Регины свои дела — с подругами встреча. И она сразу обо всём догадалась.

— Что, совсем тяжко? — спросила по телефону.

Ивар долго подбирал слова, но вообще-то их и искать не требовалось:

— Да, — в конце концов признался он.

Регина чуть помолчала, что-то зашуршало в трубке, и голос её отдалился.

— Давай так, завтра я приеду, что-нибудь вместе придумаем. А сегодня, извини, никак не могу, я уже обещала, и подруги меня ждут.

— Понятно, — меланхолично протянул Ивар.

— Просто проведи с ним время. Это же твой сын. Неужели тебе совсем неинтересно? Погода такая хорошая, сходите в парк или на пляж, — предложила Регина. — Поиграй с ним в мяч.

Ивар сделал вид, будто раздумывает, и выдержал паузу.

— Я попробую, — неохотно согласился он.

— Вот и хорошо, — ответила Регина.

Технически Ивар все свои обязанности выполнял: мыл, кормил, одевал и даже обеды в сад собирал. Но никаких тёплых чувств к пацану не испытывал. Скорее наоборот: в душе нарастало глухое раздражение, которое то и дело прорывалось наружу. Прежней счастливой спокойной жизни пришёл конец. А Эйнар, кажется, и вовсе его боялся. Другим он радовался: тётушку бежал встречать и Уббу, а с ним…

Если бы Эйнар был поумнее, можно было бы предположить, что он боится сделать что-то не так и вызвать гнев Ивара. Но Ивар не питал иллюзий на счёт его интеллектуальных способностей. Эйнар с ложкой-то сладить не может и со своими дурацкими липучками на кроссовках. Какие уж тут далеко идущие выводы…

Что ж, Ивар решил воспользоваться советом Регины и отправиться с Эйнаром на пляж. Не торчать же всё время взаперти. Тепло было, но не жарко — погода в самый раз. На площадке и в детском городке в парке ещё и другие дети бесили, с которыми Эйнар не мог найти общий язык. А на пляж они ещё ни разу не ходили. Мяч Ивар тоже прихватил: большой резиновый, красный с жёлтой полоской. Убба со Стеллой купили для Эйнара. Может, надеялись, что Ивар будет с сыном играть. Это всё же поинтереснее, чем размазывать краски по столу.

Однако игра у них не задалась. Эйнар по мячу-то попасть не мог ни с третьего, ни с пятого раза. Что в этом такого сложного?

— Да-а, футболист из тебя точно не выйдет, — хмуро заявил Ивар, «оценив» его старания.

Эйнар насуплено глядел под ноги. Ивар прихватил его за ворот футболки и потянул за собой к торговой палатке. В летнее время там продавались напитки и закуски.

— Пойдём, мороженое купим. Что с тобой делать, раз ты такой неумёха? — посетовал Ивар. — Можешь с песком повозиться, раз ты это любишь.

Эйнару в самом деле нравилось играть в песочнице больше, чем ползать по горкам и качаться на качелях. Горка, кажется, его пугала, а на всяких детских лесенках и прочих препятствиях он вечно путался в кроссовках и запинался. Лазать у него тоже не получалось. Однажды он повис на перекладине в детском городке и стал вопить, потому что боялся отпустить руки и спрыгнуть, и продвинуться дальше тоже не мог. Пришлось идти его снимать. Короче говоря, со спортом у Эйнара не сложилось.

Мелькнуло даже в голове, что стоит купить ему какой-нибудь набор для песочницы, раз уж ему так нравится в песке ковыряться.

По случаю теплой погоды на пляже было многолюдно. Дети носились, кто-то играл с собакой. Компания пацанов лет двенадцати пинала мячик. А девка с пацаном лет пяти-семи строили песочный замок под присмотром бабули, которая расстелила полотенце на песке и поглядывала на них поверх книги.

Мороженое съели быстро, солнце припекало. Эйнар, конечно же, перемазался, но Ивар махнул рукой. Чем его вытирать? Никаких салфеток или платка он с собой не взял. Вместо того в голову пришла идея.

— Пойдём, прогуляемся по песку, — предложил Ивар. — Снимай кроссовки.

Эйнар сквасил недовольную рожу, однако послушно стал разуваться. Ивар тоже стянул кеды и носки, подвернул штаны, а Эйнар всё пыхтел и возился со своими липучками. Устав ждать, Ивар сделал всё за него.

Песок был тёплый, не горячий, но Эйнар опасливо переступал на месте и не решался двинуться дальше. Ивар взял пацана за руку и повёл к воде. Тот едва за ним поспевал. Искупаться, конечно, не получится, потому что за Эйнаром должен кто-то смотреть, но хоть ноги помочить.

На дне фьорда просматривались мелкие камешки и водоросли. Вода прогрелась за эти дни и стала не то чтобы тёплой, но привыкнуть можно, если чуть постоять. Эйнар заупрямился и не стал заходить, замер на месте, как вкопанный. Ивар потянул его за руку, и пацан сделал два неуверенных шага вперёд.

— Тут неглубоко ещё. Чего ты опять испугался? — недовольно спросил Ивар. Беседовать с тем, кто тебе не отвечает, тоже, честно говоря, задолбало.

Эйнар всё-таки ступил в воду, однако тут же заверещал, как поросёнок. Чёрт его знает, что ему опять не понравилось. То ли вода показалась холодной, то ли на дне что-то напугало. Ивар его отпустил и тряхнул головой. Уши закладывало от воплей.

— Проваливай на берег и сиди там, раз ты такой трус! — строго приказал он и подтолкнул пацана на песок.

Эйнар, и правда, ушёл, мотая головой. Остановился в отдалении и размазывал по лицу слёзы. Люди стали оборачиваться.

— Да твою же мать! — сплюнул Ивар и быстро зашагал к берегу, дёрнул Эйнара за футболку. — Хватит, заткнись! Можешь ты помолчать хоть пять минут? Башка уже кругом идёт от тебя.

Эйнар ныть, конечно, не перестал, но хотя бы прекратил вопить. Вместо спокойной прогулки получился форменный цирк со слезами и визгами. Ивар обулся, надел на пацана кроссовки и сердито поволок за шиворот по пляжу.

— Хрена с два я ещё с тобой куда-то пойду, — заявил он, окинув Эйнара сердитым взглядом от растрёпанной макушки до пыльных кроссовок.

Естественно, Эйнар за ним не поспевал, но, когда Ивар хотел поднять его на руки, стал выдираться.

— Да иди ты к чёрту! — бросил в сердцах Ивар. — Можно подумать, мне хочется такого плаксу нести!

Эйнар глядел на него испуганными, растерянным взглядом. Застыл посреди улицы, опустив руки по швам. И да, вообще-то стало его жалко, и стыдно. Но нервы-то, блядь, не железные! Мяч ещё этот дурацкий забыли на пляже. Пришлось возвращаться.

Эйнар наконец замолчал, даже пытался шагать с ним вровень. Ивар специально тащился медленно. Домой оба вернулись без настроения. Ивар ушёл в ванную, поплескал в лицо холодной водой и долго пялился на своё отражение. Так продолжаться больше не может. Он так пацана когда-нибудь пришибёт. Ну, нет, наверное, но нервы Эйнар ему истрепал капитально. Надо какой-то выход найти.

Может, вернуть его в приют? Кажется, ему там, и в самом деле, будет лучше.

«Твою мать! Твою мать, — выругался Ивар. — Надо что-то делать».

К приезду Регины они оба всё ещё были не в духе. И она это сразу заметила. Ивар торчал на кухне, курил в распахнутое окно и с тоской пялился в маленький телик, не понимая смысла передачи. Пацан сидел в детской, может, играл или чёрт его знает. Проверять не хотелось.

— Что у вас случилось? — спросила Регина, когда насупленный Эйнар вытащился в прихожую.

— На пляж сходили. Ему не понравилось, он там снова устроил истерику, — сухо отрапортовал Ивар.

Регина обняла притихшего Эйнара, ласково погладила по голове, а Ивара окинула сочувственным взглядом.

— Ты бы хоть пожалел его, обнял. Он бы быстрее и успокоился, — посоветовала она.

— Я не хочу это обсуждать, — прикрыв глаза, заявил Ивар.

— Раз так… Иди прогуляйся, развейся, а я посижу с Эйнаром, — чуть помолчав, предложила Регина. Видно, догадалась, что его терпение иссякло. Будто бы его надо просить дважды! Нет, Ивар предполагал, что будет тяжко, но не до такой же степени!

Прогулка на свежем воздухе помогла унять бурю, бушующую внутри. Примерно через час Ивар вернулся домой почти в нормальном настроении. Дверь открыл своими ключами.

Регина с Эйнаром сидели за кухонным столом, лепили какие-то фигурки из пластилина. Ёлочки, кажется. Регина что-то тихо ему втолковывала, а Эйнар… слушал? Впрочем, отвечать-то он всё равно не умеет. С Иваром он никогда таким спокойным и умиротворённым не был. Кажется, они обоюдно ненавидят друг друга. Пиздец.

— Как погулял? — улыбнулась Регина.

— Нормально.

Регина принялась рассказывать, что кубики с буквами привезла и пластилин — заниматься с Эйнаром. Ивар слушал вполуха.

— Ему моторику надо развивать. Он потому и ложку держать не умеет, и карандаш, — пояснила она.

— В садике пусть занимаются, — вяло отмахнулся Ивар.

— Это должны родители делать, — терпеливо возразила Регина. — В садике за ним только присматривают, гуляют, играют, а остальное уже в их обязанности не входит.

Ивар только вздохнул. Будто бы проблем у него мало!

— Надо сейчас заниматься, пока маленький. А то ему и в школе придётся трудно. Ты к врачу его записал? — спросила Регина.

Ивар покачал головой.

— Забыл.

— Ну как так? Тебе совсем всё равно? — устало выдохнула она.

Ивар хотел сказать, что времени не было, но, помедлив, всё же выдал правду:

— Да он там опять верещать будет. У меня уже никаких сил нет с ним.

Регина сразу же предложила:

— Давай я с вами схожу. К врачу-то всё равно надо, и не затягивай. Может, ничего серьёзного нет, но стоит убедиться.

Ивар нехотя согласился, пообещал записать Эйнара на следующей неделе.

* * *

И записал вообще-то, но приёма ждать ещё две недели. С Региной договорились, чтобы отгул на этот день взяла. Это лучше, чем идти с тётушкой и терпеть её укоризненные взгляды и причитания. Регина хоть понимает, когда не стоит человеку на мозги капать. А вот у тётушки «стоп-слова» нет. И как Эйнара всё это время выносить, Ивар понятия не имел. Лучше не становилось.

Когда они находились дома, то разбегались по разным углам. Эйнар всё со своими старыми игрушками возился: с книжкой этой, с машинкой. Видимо, они напоминали ему о доме, о матери. Ивар старался на него не орать хотя бы, но, честно говоря, получалось не всегда. Устал он от пацана жутко. Будто бы они оба в тюрьме заперты друг с другом. И выхода не предвидится.

На площадку ходили и в парк, хотя, если заезжал кто-то из родственников, Ивар предпочитал оставить прогулку им. И побыть хоть немного в одиночестве.

До субботы как-то дотянули. К счастью, у Миккеля день рождения был в четверг, и сегодня они праздновали. Не придётся сидеть с Эйнаром одному. Это не могло не радовать. Ивар напялил на пацана рубашку посимпатичнее — яркую-оранжевую — дядя с тётей ему подарили, и светлые летние штаны. Даже умыл и расчесал его.

— Ну, теперь ты хоть на человека похож, — удовлетворённо хмыкнул Ивар. Сам надел серые джинсы и тёмно-синюю рубашку. В начале июля погода вернулась к привычным шестнадцати-восемнадцати градусам. На Эйнара пришлось ещё ветровку накинуть.

В этот раз на трамвае поехали, по утрам-то лишнего времени нет, а автобусная остановка в двух минутах ходьбы — из окна видно.

Народу на празднике собралось много. Родители Стеллы приехали, её старшая сестра с мужем и детьми, и, понятное дело, все свои. Дядя, тётя, Регина и Рэми. Даже Хальфдан с дочкой явился. Ивар ему кивнул, и тот ответил тем же. Не сказать, что у них много общих тем для беседы.

В гостиной отодвинули к стене диван, поставили большой стол с закусками: канапе, морковные палочки и сосиски в картофельных лепёшках, которые так любят дети. Украсили комнату ярким воздушными шарами и бумажной гирляндой: «С днём рождения, Миккель!»

Стелла с Региной организовали для детей игры и конкурсы. Было даже подобие боулинга с пластиковыми кеглями во дворе. Миккель в праздничной белой рубашке с галстуком-бабочкой светился от счастья и бегал между гостями. Он уж точно любит быть в центре внимания, в отличие от Эйнара. Тот больше наблюдал за другими и в играх участвовал неохотно. Ивар кое-как заставил его вручить подарок: конструктор в коробке, обёрнутой блестящей белой бумагой с изумрудной лентой.

Для детей развлечений оказалось полно, прямо шоу-программа с дурацкими детскими песенками и мини-призами, а вот для взрослых… Крепкого алкоголя, естественно, не было: только вино и пиво.

На кухне столкнулись с Гердой, которой тоже, видимо, было скучно в компании малолеток. Ивар достал бутылку пива из холодильника и кивнул племяннице.

— Как жизнь?

Герда деликатно шевельнула плечом и подняла взгляд от смартфона.

— Хорошо. Каникулы ведь, — улыбнулась она и снова уткнулась в экран.

— Скучно здесь? — спросил Ивар, устроившись напротив и, отыскав открывашку в одном из кухонных ящиков, открыл бутылку.

Герда смущённо улыбнулась.

— Немного. Жалко, что нет никого моего возраста. Отстойно быть самой старшей.

Ивар усмехнулся. Самому старшему из детей (племяннице Стеллы) девять лет. Ясное дело, что Герде с ними неинтересно.

— У них там батут на заднем дворе, пойдёшь? — предложил Ивар, отхлебнув из горла.

Герда поморщилась.

— Ну-у, нет, мне же не пять лет. Тётя Стелла сказала, что будет ещё танцевальный конкурс. Я, может, поучаствую.

Ивар вежливо улыбнулся. С племянницей они не так уж часто общались, чтобы нашлось много общих тем. Герда, видно, тоже не горела желанием продолжить разговор. Каждый занялся своим делом. Она переписывалась с кем-то, а Ивар пялился в окно, за которым как раз был виден батут и фрагмент деревянного забора, на треть укрытый цветочными клумбами.

Большую часть вечера Ивар и провёл на кухне, накидываясь пивом. Крутил в голове свои мысли: об Эйнаре в основном. Поглядывал телик вполглаза. Герда вскоре ушла с Рэми, который пригласил её поучаствовать в какой-то очередной игре. Кажется, в боулинге. Ивар остался один и ничуть не расстроился.

Время пролетело быстро. Вечером потушили свет, вынесли торт. Миккель подпрыгивал на месте от нетерпения. Так ему хотелось желание загадать.

Хальфдан с Гердой уехали почти сразу после того, как Миккель задул свою свечку с цифрой «4». Дядя со своим семейством тоже засобирались домой. Регина и сестра Стеллы с семьёй уехали около восьми. Им добираться далеко. Вот праздник и подошёл к концу.

Стелла прилегла отдохнуть. Немудрено — она весь день на ногах, ещё и торт сама пекла. Её матушка убирала со стола, а Убба ей помогал. Отец Стеллы с Миккелем и Эйнаром во дворе возились с вертолётиком на пульте управления, который родители Стеллы подарили Миккелю.

Ивар дождался, когда вся эта суета уляжется и отозвал брата на кухню.

— Можно у вас Эйнара до завтра оставить? Место найдёте?

Убба кивнул и задумчиво протянул:

— Место-то найдём… Но завтра ведь выходной, ты сам не хочешь с ним побыть?

Ивар прикрыл глаза. Ну, начинается!

— У меня дела есть.

Убба помолчал, окинув его внимательным взглядом, отодвинул стул и устроился за столом.

— У тебя всегда есть дела, более важные, чем твой сын. Помнишь, мы с папой ездили в летний дом? Как там было здорово? На лодке катались, играли, костёр разводили… Он истории всякие рассказывал.

Ивар стиснул зубы и вытолкнул:

— Помню. Я тоже по нему скучаю, Убба.

— Да, — согласился Убба. — А Эйнар, думаешь, по тебе скучает? Ему твоего внимания не хватает! — настойчиво указал брат. — Знаешь, мы с Миккелем собираемся в поход, он давно просил. В августе у меня будет отпуск, вот можно поехать вместе. Палатку поставим, будем кашу варить на костре и в озере купаться. Ребятам понравится! — воодушевлённо заверил он.

Ивар отвёл глаза. Они как будто все в параллельном мире живут, честное слово! Ну, или Ивар в каком-то ином измерении, в котором возня с мелким вовсе не радует, а напрягает.

— Долго ещё, целый месяц, я подумаю, — сдержано ответил Ивар.

Убба сразу сник и вздохнул:

— Ивар, ему три года… Ты должен с ним контакт налаживать, а не он с тобой.

— Он только орёт и ноет всё время! — раздражённо стукнул по столу Ивар. — Какой, блядь, контакт!

— Он разговаривать не умеет. Ему же надо как-то общаться, а по-другому ты, видимо, не понимаешь, — нахмурившись, заявил Убба.

— Я вообще уже пожалел, что его забрал, — с досадой добавил Ивар.

— Вот как… А он, думаешь, рад, что ему такой отец достался, которому на него плевать?

— Ну, извини, — поднявшись из-за стола, Ивар развёл руками. — Не всем, видимо, дано быть отцом. Я у меня, как ты сам заметил, не выходит нихрена.

— Может, потому что ты и не стараешься? — окинул суровым взглядом Убба.

Ивар нервно дёрнул уголком губ, качнул головой.

— Не стараюсь?! Да я всю свою жизнь разрушил из-за него! Всё, хватит с меня! Эйнару будет лучше в приюте, — и вообще-то брату он в этом признаваться не планировал, но само вырвалось. Мысли эти крутились в голове весь вечер.

Убба ошарашенно заморгал:

— Что ты такое говоришь… Ивар, я понимаю, что ты устал, и что ты не привык о ребёнке заботиться…

— Да хватит уже! Хватит меня успокаивать! — взмахнул руками Ивар. — Пока он ещё не привык к вам, лучше сдать его назад.

— Нет, — покачал головой Убба.

— Что значит «нет»? — машинально спросил Ивар. Злость даже чуть угасла, упустив место недоумению.

— То и значит, если он тебе не нужен, нужен мне. Я не позволю, чтобы мой племянник рос в приюте.

— Да ты рехнулся! — выдохнул Ивар. — Мало тебе своих… — и осёкся, поймав решительный взгляд брата.

— Ивар, ты пьян. Давай я вызову такси, поедешь домой, проспишься, и всё наладится, — чуть помолчав, предложил Убба. Ну, да, конечно, он же, блядь, всегда хочет всё исправить! Убба поднялся и мягко взял его под руку.

— Отвали! Мне нянька не нужна. У тебя вон есть, с кем нянчиться.

Убба отступил, будто обжёгшись, расстроенный, разочарованный. И в карих глазах брата Ивар поймал тень осуждения. Да к чёрту их всех! Достали советчики! Со своей жизнью он уж как-нибудь сам разберётся. И с Эйнаром.

«Жалость — начальный путь к любви».

Архимандрит Иоанн Крестьянкин.

Домой Ивар, естественно, вернулся злым. Торчал на балконе, курил и пялился на звёзды. Сон никак не шёл. Уббе он сказал больше, чем собирался, но теперь назад уже не отмотаешь. Нет, не стоило всё-таки бухать на детском дне рождения. С другой стороны, не всем же быть такими идеальными, как Убба и дядюшка. Не с превеликим удовольствием, но всё же стоило признать, что с отцом они схожи, куда больше. Тот дядю любил поддевать, посмеивался над ним и дразнил «праведником».

Мелькнула мысль в бар пойти, надраться и всё забыть. К чёрту! В таком случае завтра день будет потерян. И на утро Ивар не жалел, что всё же улёгся спать. Башка почти не болела.

Однако и проблемы не решились по мановению волшебной палочки. С Эйнаром надо что-то делать. Разумеется, оставлять его у Уббы Ивар не собирался. Что за бред в самом деле? Как брат себе это представляет? Что Ивар будет делать вид, будто он чужой дядька, который пришёл пацана навестить? Воскресный папаша или какой-то хер с горы, который явился не пойми зачем? И перекладывать эту ношу на плечи брата было бы свинством. У него и своих забот хватает. Задача…

Ответы, который Ивар всю жизнь хотел получить от отца, пришли сами. Видно, потому он и не оставил его у дяди с тётей. Стыдно было или пожалел брата. А, может, гордость взыграла? Нет, после появления Эйнара детские обиды отошли на второй план. Какая уже теперь разница, если ничего не изменишь.

Проснулся Ивар раным-рано, семи ещё не было. Вместо того, чтобы маяться от безделья, решил пойти на воскресную службу. Поехал в старую часовню к отцу Стефану. Слегка опоздал к началу, но ничего, даже проповедь выслушал. О милосердии и прощении. Но в сердце она не откликнулась. Может, потому что Ивар злился в основном на себя? На Уббу, конечно, тоже, но за что же его прощать? За то, что он лучше него? Ивар это и так знал. Не новость. Или за то, что ему духу хватило перечить старшему брату, а дяде в своё время не хватило? Глупо.

Дождавшись, когда иссякнет поток страждущих пообщаться с отцом Стефаном после проповеди, Ивар шагнул к нему.

— День добрый, отче.

— Здравствуй, сын мой, — улыбнулся уголками губ отец Стефан. — Снова ты к нам проездом?

Ивар покачал головой.

— Нет, вернулся домой, теперь уже насовсем. Есть у вас время? Хотел поговорить, совета спросить, — приглушённо признался он.

Пришлось рассказать всё про Эйнара. Что даром ему ребёнок не сдался, но обстоятельства сложились так, что больше у Эйнара никого нет. И про то, что забрал его, а ужиться они никак не могут. И все свои мысли на этот счёт. В том числе, и то, что жалеет о своём решении. И про то, что в приют его вернуть думал, честно сказал. Про их вчерашнюю ссору с Уббой только умолчал. Это всё же не исповедь.

Закончив рассказ, Ивар досадливо поморщился и уставился на облицованный кофейно-белыми ромбами плитки пол.

Отец Стефан терпеливо выслушал и сочувственно кивнул.

— Да, Ивар… загнал ты себя в угол, — задумчиво протянул он.

Ивар горько усмехнулся: так оно и есть.

— Скажи-ка мне вот что: если тебе так сын безразличен, и ты равнодушен к его судьбе, так зачем же решился забрать к себе? — окинул внимательным взглядом из-под круглых очков отец Стефан.

— У меня нет ответа, — растеряно признался Ивар. — Тогда казалось, что так будет лучше… для него. Но я ошибался.

— У меня есть, — тут же нашёлся отец Стефан. — Жалко его стало, верно?

Ивар торопливо кивнул. Пожалуй, так оно и было.

— Жалость вовсе не плохое чувство. Зерно, из которого может произрасти милосердие и любовь, — назидательно выговорил отец Стефан. — А чтобы зёрнышко проросло, терпение нужно, уход и солнечное тепло. Так же, как и ребёнку твоя забота и тепло нужны. Дети — дар божий. А ты вот так просто готов от этого дара отказаться?

Ивар покачал головой.

— Да, по-моему, это наказание, а не дар. Я… переоценил своим силы, — без удовольствия признался он. — Думал, привыкну, станет проще. Но только хуже становится.

Отец Стефан чуть приподнял уголки губ, поправил очки и размерянно произнёс:

— Каждому Господь даёт крест по силам. Читай Розарий⁽¹⁾, молись Богородице и Святому Иосифу⁽²⁾, проси о терпении и смирении. И помни, что «Последние дела твои больше первых»⁽³⁾.

— И это всё? — разочарованно протянул Ивар.

— Нет, не всё, — поднявшись, отец Стефан расправил складки рясы и улыбнулся. — Вспомни, как тебе было одиноко и плохо в детстве, как ты по отцу скучал. Поставь себя на место сына. Господь тебе дал шанс размокнуть этот круг. Найди с сыном совместные занятия, глядишь, и интерес появиться, и тяжесть с души уйдёт. И приводи его в церковь. Буду рад познакомиться.

Ивар тоже поднялся, вздохнул. В чудотворную силу молитвы он не так уж верил, как отец Стефан.

— Ну, может быть, — неуверенно протянул он. Не готов он сейчас был вести сюда Эйнара.

— Проводишь меня до школы? Хочу тебе кое-что подарить, — отец Стефан взглянул на часы и деловито качнул головой в сторону выхода. — Сейчас у меня встреча с родителями ученика, но пара минут есть.

Ивар торопливо кивнул, и они отправились в путь. Кабинет отца Стефана ничуть не изменился. Над широким столом висела икона, изображающую Мадонну с младенцем на руках. За стёклами книжных шкафов, расположенных по бокам от стола, теснились книги.

У стены находился маленький столик и мягкие кресла. А на столике стояла неизменная вазочка с печеньем и конфетами. Секретер в углу украшали фигурки Девы Марии и Спасителя, а дальнюю стену пара картин с известными библейскими сюжетами. Напротив окна висела пробковая доска, густо облепленная рисунками учеников. А полки широкого стеллажа заполняли детские поделки.

Ох, точно, мельница, которую Ивар смастерил в шестом классе, всё ещё здесь стояла! Улыбка невольно скользнула по губам.

На миг показалось, будто снова ему двенадцать, и он пришёл сюда, чтобы отец Стефан выдал ему книгу на «пятничное чтение». Обычно он сам рассказывал истории из жизни христианских святых, но иногда давал кому-то из учеников почитать вслух. А после вместе обсуждали.

Пока Ивар предавался воспоминаниям, отец Стефан, задумчиво хмыкая, перебирал растрёпанные корешки. В этот раз он вручил Ивару книгу о христианском воспитании детей.

— Почитай. Может, найдёшь ответы на свои вопросы. Тут много полезных советов. Господь всё управит, а ты ему не противься, — напоследок воодушевил он.

— Благословите?

Отец Стефан кивнул.

— Разумеется. Воспитание ребёнка — благое дело, — он перекрестил Ивара. — Во имя Отца, Сына и Святого Духа.

Ивар почтительно склонил голову.

— Спасибо, отче.

В душе всё ещё роились сомнения, но появился и робкий проблеск надежды, подобный слабому отсвету маяка в туманной мгле. Отец Стефан умный человек. У него два высших образования, а опыта работы с детьми годы и годы. Ученики его любили. Уж, наверное, он что-то да смыслит.

* * *

Только Ивар доехал до дома, как Убба позвонил. Спрашивал, как настроение, и сказал, что завтра они Эйнара сами в сад отведут. Не то чтобы Ивар возражал. А о вчерашнем разговоре ни слова. Ивар тоже сделал вид, что забыл. Может, Убба в это и поверил.

Молиться Ивар, честно, дома пробовал. Был и молитвенник, и чётки с распятьем — дядя с тётей подарили на конфирмацию⁽⁴⁾. Давным-давно, когда ему исполнилось четырнадцать. А вот до книги пока не дошло. Не до того было.

Четвёртая неделя их совместного с Эйнаром проживания началась паршиво. Пацан заболел. Погода стояла сырая и пасмурная, то и дело лил дождь. Может, в садике за ним не досмотрели, или Ивар его слишком легко одел. А, может, дело в том, что он на площадке прыгал по лужам. Во вторник он весь вечер был вялым и сонным, температура поднялась. Ивар не сразу сообразил, что с пацаном не так. Тот отказался от ужина, лежал на диване, уткнувшись лицом в подушку и тихонько скулил.

— Что у тебя опять случилось? — устало спросил Ивар без надежды, что ему ответят. Прикоснулся к Эйнару, чтобы заставить его повернуться, а тот оказался раскалённый, как печка. — Прекрасно! Этого ещё не хватало! — с досадой воскликнул Ивар.

Температуру Эйнар дал померять без особых протестов. Тридцать девять и два! Ивар, признаться, растерялся. И лекарств никаких, тем более детских, в доме не оказалось. И, если уж честно, Ивар в них и не разбирался.

В аптеку идти, так пацана одного не оставишь. Дождь, как назло, зарядил. С собой его тоже не потащишь. Пришлось звонить тётушке. На машине они с дядей примчались быстро. Лекарства купили, и тётя, разумеется, знала, как облегчить страдания Эйнара. Обтирала его водой, морс приготовила. И ночевать осталась у них. Ивар снова остался не у дел и с облегчением отступил в сторону. Мелькнувшая в душе тревога улеглась под бдительным руководством тёти.

Пришлось ночевать в детской в отцовском спальнике, который завалялся в кладовке. А Эйнару с тётей уступить диван. Старую отцовскую кровать продали, когда поставили сюда детскую кроватку. Она слишком много места занимала. Да, стоило бы прикупить хоть раскладное кресло.

Утром врача вызвали. Тётя обещала сегодня на работе отпроситься и побыть с Эйнаром. А за завтраком посоветовала:

— Возьми на работе отгулы. Я ведь тоже не могу каждый день отпрашиваться.

Ивар недовольно поджал губы.

— Не уверен, что мне дадут. Работы много…

Тётя всплеснула руками:

— Как же не дадут? Должны. Врач ему больничный выписал официально.

Ивар вздохнул и возвёл глаза к потолку.

— Попробую, не дави.

— Работа никуда не денется, ребёнок важнее, — твёрдо настаивала тётя. — Мне он внучатый племянник — никто больничный даст. А тебе-то — сын.

Тут уж возвратить нечего. У всех работа и свои обязанности. Днём некому присматривать за Эйнаром. Пришлось оставаться с ним самому. Больным он ревел ещё больше. Ивар выполнял рекомендации тёти, лекарства давал, как она написала, и накормил Эйнара фруктовым желе на завтрак. Жрать-то он особо не просил. Не силком же его заставлять.

Когда он не ревел, то спал или смотрел вместе с ним телик. Пришлось поселить его в своей комнате на время. Эйнар как раз уснул, и Ивар выключил телик. Решил в магазин сходить и прогуляться заодно. Надоело сидеть взаперти. Дядя вообще-то собирался заехать вечером, можно было бы его попросить присмотреть за Эйнаром. Но до вечера ещё долго.

Эйнар спал крепко. Температура вроде спала. Ивар укрыл его получше и быстро собрался. Полчаса его не было, может, чуть больше. Но когда Ивар вернулся из магазина, пацан вопил так, что его даже у входной двери было слышно. Ивар бросил пакет с продуктами в прихожей, стянул ботинки и шагнул комнату.

— Ну, чего ты опять разорался? Думаешь, что я тебя бросил? — склонившись к Эйнару, быстро догадался он.

Эйнар чуть приглушил звук, всхлипнул и протянул к нему руки. Раньше он такого не делал. Может, от того, что Ивар с ним никогда и ласков-то не был? Ивар вздохнул и прижал его к себе, а после поднял на руки. Должно быть, Эйнар жутко перепугался, когда проснулся и понял, что остался один в квартире. Жалко его стало. Ивар прекрасно помнил, каково было одному ночевать в пустом доме. А был он тогда намного старше Эйнара.

— Ладно, не реви. Я здесь, всё в порядке, — попытался утешить Ивар. — И я вовсе не собирался уходить надолго. Думал, вернусь, пока ты ещё спишь.

Эйнар слушал внимательно, будто бы даже понимал. Доверчиво прижался щекой к его плечу и обхватил рукой за шею. Ивар ему улыбнулся в кои-то веки, и, кажется, проскочила между ними первая тёплая искра.

Однако, когда Ивар посадил пацана на диван, тот снова захныкал.

— Слушай, я не могу тебя всё время на руках таскать, — заглянув Эйнару в лицо, серьёзно заявил он.

Эйнар, обиженно пыхтя, слез с дивана и потопал в детскую. Ивар решил, что он собрался со своими игрушками поиграть, но тот вскоре притащился с книжкой. Этой самой, которую из дома привёз. Ивар хмыкнул, полистав её. Объёмные картинки Эйнара завораживали, но сказка оказалась короткой и глупой. Про какого-то барсука, который шлялся по лесу и видел разные вещи, типа осеннего листа в траве, божьей коровки, гриба… А однажды добрёл до границы леса и очутился на высоком холме, с которого открывался вид на каменный замок.

— Нет, ты эту книжку уже наизусть знаешь, — покачал головой Ивар. И она уж точно не выглядела настолько захватывающей, чтобы читать её самому.

Эйнар расстроено опустил голову.

Ивар решил найти компромисс:

— Если хочешь, чтобы я тебе почитал, давай выберем что-то поинтереснее.

Эйнар просветлел и с готовностью притащил все книги, которые ему родственники надарили. Вывалил их на диван. Ивар в этот раз не стал отмахиваться, как обычно. Им обоим здесь скучно, если подумать. Можно попробовать провести время вместе.

Ивар выбрал одну книжку, которая показалась не такой глупой и детской, как остальные. «Йохан в стране троллей». Помог Эйнару забраться на диван и, устроившись поудобнее, открыл первую страницу. Это ведь всяко лучше, чем читать про ебучего барсука.

Самое интересное, что Эйнар, оказывается, умеет слушать. Ивар читал, а пацан, прижавшись к его боку, тихонько сопел рядом. Иногда тыкал пальцем в картинки, и Ивар останавливался, чтобы он успел рассмотреть. Тонкую нить взаимопонимания удалось нащупать. По крайней мере, книги они оба любили. Остаток дня прошёл вполне мирно.

Вечером дядя приехал, спросил, нужна ли какая помощь.

— В магазин, может, сходить? — предложил он.

— Да я уже… Когда Эйнар спал, — сообщил Ивар. О том, что пацан устроил истерику, не стал рассказывать. У них вроде только всё на лад пошло.

— Как ты вообще? Справляешься? — участливо спросил дядя, когда Ивар позвал его на кухню. В комнате Эйнар спал, обнимая белого медведя. К игрушке он привязался, несмотря на то, что поначалу и внимания не обратил. Да и к новому дому, кажется, стал привыкать.

Ивар щёлкнул кнопкой чайника и пожал плечами.

— Да вроде начало получаться. Читали сегодня книжку.

— Вот как, — дядя тепло улыбнулся. — Рад это слышать. Как Эйнар себя чувствует?

— Пока не очень, но температура уже не такая высокая, — сообщил Ивар. — Врач должен в понедельник прийти.

Дядя обстоятельно покивал.

— Линда вам передала картофельную запеканку. Тебе, наверное, готовить некогда было? — сочувственно спросил он.

Ивар, помедлив, признался:

— Он много спит, а когда не спит почти всё время хнычет. Думаешь, с ним всё будет в порядке?

Дядя поспешил развеять тревоги, улыбнулся и стиснул его плечо.

— Всё будет в порядке. Дети часто болеют, и температура высокая бывает. Ты ведь даёшь ему лекарства?

Ивар торопливо кивнул и разлил по кружкам кипяток, достал сахар и чайные пакетики. С лекарствами проблем не возникло. Эйнар их пил без сопротивления, ему, похоже, нравился сладкий сироп.

— Уверен, он скоро поправится, — подбодрил дядя.

Посидели ещё немного, дядя рассказывал, какие у них новости. Вскоре проснулся Эйнар, а дядя предложил помочь с уборкой, пока Ивар в комнате читал сыну. Эйнару, кажется, книга-то сильно понравилась. Он всё не отлипал и совал её в руки.

* * *

В выходные Эйнару стало лучше. Он даже играть начал: складывал башню из кубиков и возил по полу машинку. К новым игрушкам он привыкал с трудом. Наверное, не мог разобраться, что с ними делать. Кубики у него вечно разваливались, и он со злости швырял их в стену.

Ивар пару раз смолчал, но потом прикрикнул:

— Хватит! Не можешь нормально играть, я у тебя их заберу.

Эйнар насупился и, подтянув колени к груди, уткнулся в них лбом.

— Лучше я тебя научу железную дорогу собирать, — решил пойти на мировую Ивар.

Эйнар глядел с любопытством, но, когда всё было готово, интерес тут же утратил. Снова притащил книжку, которую они уже успели прочитать. Ивар не горел желание повторять. Читать одно и тоже по нескольку раз подряд — это безумие!

Он отмахнулся, но попытался смягчить отказ:

— Читать её снова точно не будем. Давай что-то другое. Железная дорога тебе не нравится, кубики тоже. Предлагаю посмотреть телик. Мультики ведь ты любишь?

Эйнар опустил голову и, кажется, расстроился. Всё совал свою книжку, а потом притащил фигурки гномов в смешных больших шапках и троллей, похожих на великанов, высеченных из камня. Кажется, Регина ему такой набор покупала, когда брала на прогулку.

Ивар покачал головой.

— Я бы, может, с тобой поиграл, но ты разговаривать-то не умеешь.

Эйнар тяжко вздохнул и захныкал. Ивар сдался и снова открыл книгу, лишь бы не слушать нытьё. В этот раз читал он уже не так воодушевлённо. А Эйнар вертелся и ёрзал на месте.

— Ты в туалет, что ли хочешь? Чего тебе спокойно не сидится?

Эйнар бросил ему на колени свои фигурки и с тоскливым вздохом слез на пол.

— Я тебя не понимаю, — раздражённо вытолкнул Ивар и захлопнул книгу.

В этот раз им так договориться и не удалось. Эйнар ушёл в детскую и занялся своим привычным делом: катал по полу машинку. Ивар включил музыку на ноуте, ушёл на кухню готовить обедом. А когда вернулся, с удивлением обнаружил, что Эйнар сидит на диване и треплет своего медведя. Лицо у него было сосредоточенное и серьёзное. Похоже, ему музыка нравится, и это не могло не радовать. Хоть что-то общее у них есть.

* * *

В выходные Убба заезжал, передал им яблочный пирог, который Стелла испекла. С голоду они с Эйнаром точно не пропадут. Вышли погулять в парк. Пришлось одеть Эйнара потеплее. Свежий воздух-то всё-таки нужен. День выдался облачный и прохладный, но без дождя. О том разговоре на дне рождения Миккеля больше не упоминали. Убба, конечно, не забыл — он-то не пил. Но, видно, тактично молчал и осторожно расспрашивал, как дела с Эйнаром. Ивар ответил, что стало полегче и с удивлением осознал, что это, кажется, правда.

В понедельник Эйнара не выписали. Температура спала, но кашель и сопли ещё не прошли. Торчать с ним дома уже надоело. Ивар пытался придумать какое-то развлечение, но с трёхлеткой особо не разгуляешься. К тому же, заинтересовать Эйнара чем-то новым было проблемой.

В конце концов Ивар остановил выбор на новой книге. Вспомнилась одна, которая ему нравилась в детстве. Сборник рассказов по скандинавской мифологии. Лет в десять-двенадцать заходила на ура. Эйнар, конечно, ещё мал, чтобы что-то там понимать, но кто читает, тому и должно быть интересно. Ивар выбрался в книжный, когда тётушка сидела с Эйнаром, и нашёл подходящую книгу. Читал её по вечерам. Эйнар… ну, хотя бы слушал. Возможно, ему просто нравилось внимание и то, что на него никто не орёт и не ругается. По правде, Ивару тоже нравилось это спокойное время.

И раз уж выяснилось, что они оба любят музыку, Ивар пел сыну про суровых древних богов и языческих воинов. Одна песня Эйнару особенно полюбилась:

В царстве Свартальфахейм,

Где правят искусные кузнецы,

Локи встретил Эйтри и Брока.

Обманом и со злым умыслом он уговорил их согласиться

Создать девять волшебных даров для богов Асов.⁽⁵⁾

Ивар пел её на ночь вместо колыбельных, которых не знал.

Вторая неделя их вынужденного заточения прошла спокойнее и легче. Родственники, конечно, помогали, навещали, но Ивару и самому уже было не так тяжко. А отец Стефан оказался прав, когда сказал, что им нужно найти общие интересы.

В следующий вторник Эйнар наконец-то пошёл в садик, а Ивар поехал на работу. Стоит признать, что к вечеру он даже успел соскучиться и вовсе не думал о том, как бы поскорее Эйнара куда-нибудь сплавить. Совсем наоборот: купил ему подарок. И после сада они вместе отправились на прогулку. На детской площадке Эйнар испробовал свой новый ярко-жёлтый бульдозер, которым так удобно загребать песок. И, несмотря на то, что к новому он привыкал трудно, подарок привёл его в восторг. Что ж, Ивар был рад, что удалось угодить.

* * *

В конце июля, когда они с Эйнаром и Региной посетили назначенных Эйнару врачей, ему наконец выставили диагноз. Ивар, конечно, расстроился, но сам-то давно уже догадывался.

Гостили у Стеллы с Уббой, чай пили с домашним печеньем. А Эйнар с Миккелем играли во дворе.

— Что сказали? — поймав его хмурый взгляд, спросил Убба.

— ЗПРР⁽⁶⁾. Ну-у, я думал, он просто туповат, — признался Ивар. — А оказалось, что у этого даже есть название.

Стелла легко коснулась его запястья и покачала головой. Светлые пряди рассыпались по плечам.

— Это вовсе не страшно и можно исправить. Тем более, пока он маленький. У всех детей своё темп развития. Эйнару просто нужно немного помочь.

Ивар шевельнул плечом.

— Видимо, так. Придётся теперь водить его к логопеду, к дефектологу, а ещё на массаж. У меня просто нет столько свободного времени! — с досадой воскликнул он.

— Не беда, вместе справимся, — бодро заверил Убба.

— Да уж, от вас не отвяжешься, — усмехнулся Ивар. Однако на душе стало легче. Просить о помощи было неловко, но раз они сами предложили, глупо отказываться. Большая семья — это, оказывается, не всегда плохо.

Домой вернулись в половине восьмого. Поужинали у брата, поэтому с готовкой можно было не заморачиваться. Эйнар утащился в свою комнату и чем-то там загремел. Ему нравилось «устраивать аварии» на железной дороге и сшибать баррикады из кубиков поездом. Что ж, его же игрушки — пусть делает, что хочет.

Ивар только устроился в кресле и взял в руки пульт от телика, как в прихожей бесцеремонно тренькнул звонок. Кого там ещё черти принесли? Гостей Ивар не ждал и даже подумывал не открывать. Но звонок настойчиво повторился. Пришлось вставать, а то ещё будут действовать на нервы.

Ивар распахнул дверь и с кислой миной уставился на ту хамоватую инспекторшу из опеки. В этот раз она вырядилась в брючный костюм серого цвета, а в руках держала планшетку.

— Ингрид Берг. Из опеки, — представилась она, тряхнув неизменным тёмным карэ.

— Я помню.

— Впустишь?

Ивар нехотя посторонился.

— Чего надо?

— Пришла проведать тебя и ребёнка. Как у вас дела? Привыкает к тебе? — спросила Ингрид, сбавив тон на чуть менее официальный.

— Вроде того, справляемся, — не стал кривить душой Ивар. То, что «справляться» они начали только недавно, не уточнял.

— Могу я поговорить с Эйнаром? — бегло оглядевшись, спросила Ингрид.

Ивар пожал плечами и хмыкнул.

— Можешь попробовать. Только он не разговаривает. Про то, что он чутка отсталый, вы мне не сказали, — не забыл упрекнуть он.

Ингрид сердито нахмурилась, сведя прямые тёмные брови. Может, ей стыдно хоть стало?

— Нужно было чаще навещать ребёнка, папаша, тогда бы и знал о его состоянии! И в больнице мог бы спросить, но тебя, видно, это не слишком заботило, — а, нет, показалось, ни разу ей стыдно не стало. И, судя по всему, Ингрид сама была не в курсе, что там с Эйнаром, иначе бы так не вызверилась.

— Комната Эйнара там, — Ивар махнул рукой в сторону детской, в которой всё ещё слышался «шум баррикад».

— Хорошо. Чаем угостишь? А я пока посмотрю, как твой сын живёт.

Ивар закатил глаза, однако поплёлся на кухню. Не хватало ещё стоять у неё над душой. Ему скрывать нечего.

Ингрид явилась минут через десять. Как раз чайник закипал.

— Ну, что ж, комната хорошая и кроватка своя, игрушки есть, — перечислила она, отмечая в записях на планшетке. — В садик удалось его устроить?

— Ага, — кивнул Ивар.

Ингрид также и про диагноз Эйнара спросила, как лечат, чем занимаются. Ивар ответил без утайки. Зачем что-то выдумывать? Он всё делал по рекомендациям врачей.

— Хорошо, — выслушав про занятия с логопедом и дефектологом, неожиданно похвалила Ингрид. — А у тебя с работой как? — спросила она, расстегнув строгий серый пиджак, и устроилась на стуле. Окинула взглядом кухню и удовлетворённо кивнула.

Ивар рассказал про работу в двух словах.

— Квартиру снимаешь?

Ивар поставил перед ней кружку с чаем, сахарницу подвинул, но Ингрид отмахнулась.

— Спасибо, мне без сахара.

— Квартира отца, — чуть помедлив, признался Ивар. Уселся напротив — не стоять же, как дураку, навытяжку.

— С отцом живёте?

Ивар покачал головой.

— Он умер в апреле, — вздохнул и отвёл глаза. — Теперь вот… мы тут живём.

Кажется, впервые в тёмных глазах Ингрид промелькнуло что-то человеческое.

— Соболезную, — суховато сказала она и поднялась, едва отхлебнув из кружки. — Какие у вас продукты есть? Чем ребёнка кормишь?

Ивар цокнул: хотел возмутиться, что она распоряжается, как у себя дома, но Ингрид махнула рукой и оборвала:

— Такие у нас правила.

В холодильнике стоял тётушкин грибной суп и картофельное пюре с зелёным горошком и рыбными палочками. Всякие творожки и йогурты — Эйнар их особенно любил. Молоко, фрукты и овощи — всё, как полагается.

Ингрид покивала, вновь отметив что-то на планшетке.

— Ну, что ж, Ивар Рагнарссон⁽⁷⁾, вижу, что у вас всё в порядке.

Ивар привычно ухмыльнулся и не стал возражать.

— Навещу вас как-нибудь ещё, месяца через три, — объявила она. — Не переживай, в следующий раз позвоню заранее.

Ивар проводил её до двери, а после заглянул к Эйнару, который всё ещё возился с железной дорогой. Кубики по всей комнате валялись.

— Всё, бандит, настало время уборки, — хлопнул в ладоши Ивар. — Собирай всё, что ты тут раскидал, и, если не будешь ныть, я тебе почитаю.

Эйнар будто бы даже задумался, однако вскоре поднялся и стал выполнять поручение. Ивар поймал себя на мысли, что уже и привык к нему. То есть, не то чтобы вопли и нытьё не бесили, но что-то хорошее тоже появилось. Книги и песни, а ещё то, как Эйнар к нему бежал, когда Ивар забирал его из сада или гостей.

Может быть, он стал меньше жалеть о том, что променял свою прежнюю спокойную жизнь на вот это всё. С Эйнаром было неспокойно, но порой занятно, а иногда даже весело. Вечный купол отчуждения, который Ивар старательно оберегал все эти годы, подёрнулся сеткой трещин, словно старая хрупкая чашка.

1) Это чётки и цикл молитв, который совершается с их помощью, и символизирует «венок из роз» из молитв, преподносимых Деве Марии.

Вернуться к тексту

2) Святой Иосиф — Обручник Девы Марии, почитается как покровитель семьи и трудящихся.

Вернуться к тексту

3) Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис). Откр.2,19.

Вернуться к тексту

4) У католиков конфирмация — это таинство миропомазания, завершающее Крещение и укрепляющее верующего силой Святого Духа. В отличие от Православной Церкви, где миропомазание совершается сразу после крещения, католическая конфирмация проводится в более позднем возрасте и является актом сознательного утверждения своей веры.

Вернуться к тексту

5) Amon Amarth. Mjölner, Hammer of Thor. Текст и перевод: https://www.amalgama-lab.com/songs/a/amon_amarth/mjolner_hammer_of_thor.html

Вернуться к тексту

6) Задержка ПсихоРечевого Развития. Диагноз означает отставание ребёнка в развитии речи, мышления, внимания, памяти и других психических функций от возрастных норм.

Вернуться к тексту

7) Во времена канона (IX в.) фамилий у скандинавов ещё не существовало. Вместо них были отчества (Рагнарссон — сын Рагнара), в последствии многие такие отчества трансформировались в фамилии. У норвежцев чаще с окончанием -сен, у шведов -сон. В случае Ивара и его семьи я решила оставить канонную версию, только теперь уже в виде фамилии. Как мы видим, у Ингрид фамилия др. толка, произошедшая от названия местности.

Вернуться к тексту