Тварь ли он или право имеет? (джен)

Гоголь заставил ждать за углом, а сам ушёл. «Сбежать? Конечно, нет. Куда мне… Если я правильно понял, Николай вообще притащил нас в тюрьму для особо опасных преступников», —мысли путались в голове.

Сигме самому от сюда не выбраться, остаётся только ждать указаний этого сумасшедшего.

Что Гоголь задумал, Сигма понятие не имел. Да и можно ли предугадать действия этого клоуна? По нему ведь психбольница плачет. Вот и сейчас затеял какое-то сумасбродство.

Сигма, хмурясь, рассматривал содержимое тележки, которую Николай оставил ему: пропуски, рация, ключ-карта и зачем-то два шприца для внутривенных инъекций. Всё это было неплохо, но даже со всеми этими вспомогательными предметами едва ли возможно было выбраться.

Сигма вздохнул. «Какое же я жалкое существо, — подумал он.— Что уж там сбежать, я умереть, когда захочу не могу!»

Размышления Сигмы прервал звук шлепка. Короткое ругательство на русском и пыхтение, за этим последовал уже другой шлепок, ещё одно ругательство, но уже на японском и поскуливание.

Сигма напрягся. Он уже догадывался какие люди находятся в соседней комнате. И желание кинуться опрометью по коридору в противоположную сторону усилилось. Раздался звонкий голос Николая.

<…>

— Ассистент!

Сигма выкатил тележку. И для придания себе хоть какой-то уверенности возмутился: «кого это ты ассистентом назвал!» Гоголь это, как и ожидалось пропустил мимо ушей и продолжил свой рассказ.

И чем дольше Сигма слушал, тем более жутко ему становилось.

Когда Николай только спас его после попытки покончить с собой Сигма сказал себе, что ему уже не важно, что будет дальше. Хуже уже точно некуда.

Но вот Сигма стоял здесь и осознавал, что ему, вообще-то, важно и хуже есть куда.

Бывший владелец казино знал, что он не самая обычная персона, он не такой как все и никогда таким не будет. Но в этой комнате он определённо был самым нормальным.

Сигма посмотрел сначала на Дадзая затем на Достоевского. Оба кололи себе в вены яд. Осаму посмеивался, Фёдор улыбался. А Сигму шатало. Неужели они совсем не боятся смерти? Даже ему самому, когда он решил всё окончить и разжал пальцы... ему было страшно. Он боялся. Все 11 километров до земли он ужасно боялся… а они смеялись. Они точно оба дьяволы!

<…>

— Я выбираю его, —заявил Дадзай тыча пальцем на Сигму. Сигма оторопел и лишь краем глаза успел заметить, как Николай посмотрел на Фёдора, а тот жестом велел ему отвернуться.

— М-меня? — пролепетал Сигма

Николай расхохотался, а Осаму утвердительно кивнул.

Впереди предстояло множество приключений.

<…>

Сигма шлёпнулся на пол.

— Не подведи меня, — крик Дадзая растворился в глубине лифтовой шахты.

Парень сморгнул слёзы и поднялся на ноги. «Не подведу», —прошептал он.

Сигма огляделся по сторонам. Это был служебный этаж для сотрудников.

Внезапно Сигма заметил на полу сложенный вчетверо листок.

Развернув его, парень прочитал надпись на русском: помогите мне.

Только два человека могли это написать.

Сигма взглянул на план, висящий на стене. Комната наблюдения находилась в конце коридора

* * *

…Хватит этих глупостей, —проговорил Дадзай резко посерьёзнев.

Фёдор напрягся. Шутки в сторону.

—Давай зададим этот вопрос вместе? — предложил Осаму

Достоевский взглянул на Дадзая. Если это не уловка … а скорее всего нет. На такой глупенький трюк Осаму не пошёл бы. Так вот если это не уловка, то всё удалось.

Фёдор знал, что это проблема для них обоих: чем проще, чем прозрачнее план, тем тяжелее его раскусить. А этот план у Достоевского был последний: он был самый грубый, самый отчаянный, самый непрописанный. «Хватать и бежать»

— Что ж давай, —Фёдор улыбнулся своей фирменной злодейской улыбкой

— Как ты получаешь информацию? —хором спросили Достоевский и Дадзай

Фёдор в, свою очередь, предполагал, что Дадзай накрутил что-то в своём стиле. Какой-то шифр. Частота моргания, частота дыхания… что-то в этом роде.

Некоторое время Дадзай и Достоевский сверлили друг друга взглядами, как вдруг раздался странный звук. Как будто у соседей снизу начался ремонт. Фёдор взглянул себе под ноги. Что-то прорезало пол камеры. «Неужели снова божественное послание?»—подумал Фёдор.

Достоевский взглянул на Дадзая. Тот с непониманием посмотрел в ответ.

Пол под Фёдором провалился. Последним что услышал Достоевский перед тем как ухнуть в темноту, была фраза Дадзая: «Быстро ты собрался»

Несколько секунд полёта и попа встретилась с жёстким кафелем. Вскоре рядом шлёпнулось ещё что-то.

Фёдор огляделся. Одно из служебных помещений тюрьмы. Рядом на полу Дадзай потирает пострадавшее место.

Негромкий «вшух», и Гоголь появился перед потирающим задницы парнями. Достоевский смерил Николая взглядом. Способ вытаскивания из тюрьмы они не обговаривали,так что полет фантазии Гоголя был ничем не ограничен. Это пугало. Гоголь мог такого навертеть. За примером далеко ходить не надо. Взять хотя бы случай четырехдневной давности. Достоевский чуть инфаркт не словил, когда получил сообщение о том, что этот чудик распилил себя пополам. Хорошо, хоть он, пусть и с опозданием, прислал записку о том, что живой.

Гоголь открыл рот и… понеслось говно по трубам. Эффектно нести бредятину было особым умением Николая. Достоевский, конечно, подыгрывал, а сам всё поглядывал на Дадзая.

Нет, не ожидал Осаму такого. Да, ведь он готовился к игре с дьяволом Фёдором. Битвы гениальных интеллектов. А Фёдор уже отчаялся. Он понимал, что проиграл. Проиграл уже давно. Вот только отступать было некуда. Отход был завален горами человеческих трупов. Достоевский теперь пёр напролом. Последний план пока что выезжал на одном идиотизме.

В процессе представления одного актера появился Сигма. Да, он понадобится, если план удастся. Вот только это навряд ли, Федор чувствовал — скоро все пойдет через одно место. И да, вскоре это случилось. Хотя поначалу все было даже неплохо.

Ну да, вхреначили себе что-то в вену, однако Достоевский очень сомневался, что в шприцах действительно был яд. Гоголь, хоть и с приветом, но травить бы их не стал. Похерилось всё в тот момент, когда Дадзай выбрал Сигму. Тут прифигели все. Гоголь раскрыл рот и уставился на Достоевского.

Слава богу, Дадзай в другую сторону смотрел. Иначе бы вся легенда Гоголя об убийстве ради свободы накрылась бы медным тазом. Одними губами Фёдор сказал Николаю «не смотри на меня». Гоголь опомнился и всё-таки доиграл спектакль до конца. Дадзай и Сигма ушли. Николай и Фёдор переглянулись.

— Могло быть куда хуже, — заключил Фёдор.

Николай кивнул.

— У нас есть план что делать дальше? — спросил Гоголь, скрещивая руки на груди.

— Надо как минимум некоторое время желательно не опровергать ту бурду, что ты сейчас наплел.

Николай пожал плечами и ухмыльнулся.

— Кстати, — Гоголь открыл портал и начал шарить там рукой. — Вот твой телефон.

Федор разблокировал экран. На панели висело сообщение от Фукучи. «Я пришлю вампира.» Федор тяжело вздохнул, это могло сильно осложнить ситуацию.

— Ты чего? — спросил Николай.

Достоевский показал ему сообщение.

— Значит, разыгрывать мою гениальную историю дальше?

— Как тебе это только в голову пришло? —вздохнул Достоевский, а затем спросил, —Что в шприцах все-таки было?

— У Дадзая снотворное, у тебя лекарство твое от эпилепсии. Ты ж при Дадзае не колол, наверное.

Фёдор не сдержал улыбки. Хороший появился всё-таки друг. Жаль только, что Достоевский втянул его в это.

Гоголь протянул Достоевскому ножик.

— На возьми, на всякий пожарный.

Прошло около 20 минут, когда наконец-то пришел вампир. Это был Чуя. И понеслось. План был готов провалиться в любую минуту. Но что поделать? Путь только один. Вперед. Иначе… лучше даже не думать.

Моментов, когда Фёдор ходил по тонкому льду, было предостаточно. Сначала Достоевский ободрал руку, потом нахлебался этой чертовой жижи, затем поплавал в ней, а после всего вообще выяснилось, что, Чуя совсем и не вампир. От воды, попавшей в глаз, у него чуть поплыла одна линза.

Достоевский отослал его как можно скорее и теперь смотрел на экран в пункте наблюдения.

Ну, в общем-то Достоевскому пока везло. Затопить и поджечь лифт, а потом ещё и сбросить его. Заранее бы Фёдор о таком ходе не догадался бы. Зато догадался извращенец, проектировавший защиту Мёрсо. Фёдор напряжённо вглядывался в экран, то и дело переключая камеры. Он сомневался, что Дадзай может умереть таким идиотским способом. А за второго пассажира Фёдор не на шутку волновался.

Ведь если все получится, Сигма единственный кто... Но это после. Лифт упал на четвертом этаже. Испачканный кровью оттуда вылез Дадзай. Достоевский уставился на трансляцию из кабины лифта. Там никого не осталось, только лужица крови. А где же…?

Фёдор навёл камеру на Дадзая. Тот растянул губы в своей обычной ухмылке.

— Ну же, облегчи мои страдания, — проговорил Осаму.

— С удовольствием, — оскалился Достоевский. — Чуя, ты меня слышишь? Твоя цель на четвёртом этаже. Убей его.

Другого пути Фёдор здесь не видел. Придётся Дадзаю подыграть. Пока что другого выхода нет. Теперь нужно было послать сообщение в Гоголю. Достоевский потянулся к клавиатуре, но не успел. Фёдор услышал шаги за спиной. Едва он оглянулся, как, зацепив немного плечо, мимо просвистела пуля. В запоздалой попытке уклониться, Достоевский повалился на пол. Сигма взвёл курок и сделал несколько шагов к Фёдору.

— Немедленно отзови своего убийцу, — сказал Сигма, — или застрелю.

— Забавно, — протянул Достоевский, ухмыляясь.

На самом деле ничего забавного в том, что ему угрожают, Фёдор не находил. Просто надо было время потянуть. Потянуть до того момента, пока в голову не придёт сколько-нибудь умная идея.

Но она всё-таки пришла. Будь на месте Сигмы кто-то другой, ситуация была бы патовой. Но с легко внушаемым человеком варианты для выигрышных комбинаций еще были. Нужно просто заставить его взглянуть на дело с другой стороны.

— Я коснусь тебя и выведаю, что ты замыслил в аэропорту. Так я пообещал Дадзаю, —продолжил Сигма.

За последнее предложение можно было зацепиться.

— Ясненько, — все том же уверенно-спокойном тоне проговорил Достоевский, — Все-таки Дадзай хорош. За 10 минут промыл тебе мозги.

Сигма немного отклонился назад. Работает.

— Ты точно не из числа тех, кто идет на риск. Но немного понаблюдав за Дадзаем, ты…

Дальше Федор решил наступить Сигме на на больную мозоль.

— Ты понял, что тебе нужен вовсе не дом, а доверие.

Сигма широко раскрыл глаза. Его рука дрогнула. Почти получилось.

— Иными словами, ты захотел попасть в ряды вооружённого агентства.

Сигма замер. Достоевский напрягся. Это утверждение могло сработать в обе стороны. Сейчас либо победа, либо смерть.

— Или я не прав? — поторопил Фёдор.

Сработало не в ту сторону. Сигма приставил дуло к лбу Фёдора. Обстановка накалялась.

— … Если кто мной и манипулирует, так это ты, — начало Достоевский прослушал.

А трехлетний владелец казино сильно поумнел. Только ой как не вовремя.

— Пытаешься посеять во мне сомнения, чтобы я опустил пистолет.

Да, это было абсолютно верно.

— Вот как, — медленно проговорил Фёдор.

Опять же, чтобы выиграть время на размышления.

— Я коснусь тебя и прочту твои воспоминания, — повторил Сигма —но сперва ответь мне...

Ответить? Это хорошо. Чем дольше болтать, тем лучше для Фёдора.

— Какой у тебя дар?

Сказать правду? Не отвечать? Сказать какую-нибудь дичь в стиле Гоголя? Прежде чем Достоевский успел решить, Сигма изменил вопрос:

— Нет. Кто ты вообще такой?

Он сам не знает, что хочет спросить и что услышать в ответ.

— Происхождение неизвестно, возраст неизвестен. В картине мира ты белое пятно.

Нет, Фёдор не был белым пятном. Он был чёрным. Белое — это когда там ничего и не было. А вот чёрное — когда что-то было, но это закрасили.

Достоевский промычал, чтобы заполнить паузу. Он не знал, что сказать. Пистолет упирался в лоб и словно вытягивал все хоть сколько-нибудь умные мысли из головы. Достоевский уже был готов впуститься в долгий рассказ своей автобиографии, когда Сигма вынул из кармана какую-то бумажку.

Там было что-то написано.

— Я нашел эту записку, когда выбрался из лифта. Это ты ее написал?

Сигма развернул листок и показал Федору. «Помогите мне.» Кто это написал? Да еще и по-русски, да еще и печатными буквами. Вопрос, конечно, хороший. Но сейчас это было неважно. Записка натолкнула Федора на мысль.

Про себя Достоевский назвал это метод Гоголя. Нести полную ахинею.

— Помогите мне, —растеряно прочитал Федор — помогите… Помогите мне!

Федор согнулся пополам. Кстати, сработало. Сигма в непонимании сам не заметил, как чуть отвел пистолет.

Сейчас бы ножик достать, очень кстати, сейчас и его в спектакль впишем.

Федор изобразил на лице детско-наивно-удивленное выражение. Он отлепил свою физиономию от пола и спросил.

— Скажите, а какой сейчас год? — спросил Достоевский голосом на тон выше, чем он обычно разговаривал. Сигма выпучил глаза.

— Чё? — прошептал он.

— Да послушай же, он настоящий демон! — кто "он", Федор пока не знал, но ничего, сейчас придумает, — Воплощение слова «зло» и мне его не остановить, хотя надежда есть.

Достоевский потянулся к заднему карману за ножиком. В голову пришла очень тупая, чумоватая идея. Но сейчас терять нечего.

— Не с места! —прикрикнул Сигма.

Федор достал ножик и положил его на свои ладони. Со стороны это кажется безопаснее, хотя для того чтобы взять оружие как надо потребуется меньше секунды. Достоевский аккуратно стянул ножны.

— Возьми меч-кладенец

Гоголь бы уржался, если бы слышал эту импровизацию на ходу.

— …Конечно, выглядит как обычный ножик…

Вот насмотришься современного кино и не такое наплетешь.

— Но его, как и священный меч, выковал одаренный. Только им можно убить меня и мой дар.

Уже позже Фёдор понял, что, то что он сказал, в каком-то смысле можно было назвать образным изображением его собственного плана. Но что поделать? В первую очередь в голову приходит то, о чем постоянно думаешь.

— Он демон, пораженный слабостью в моем сердце. Я был так слаб, что мною овладел собственный дар.

Это на самом деле тоже определенным образом правда.

Сигма окончательно опустил пистолет и потянулся к рукояти клинка, который Федор держал за лезвие. Лучше шанса не будет. Достоевский перехватил нож, резко поднялся и всадил лезвие Сигме в бедро.

— Шучу, — ехидно проговорил Фёдор, когда Сигма шлёпнулся на пол.

Сигма попытался дотянуться до пистолета, но Достоевский наступил ему на руку. —Не сердись, — проговорил Фёдор, садясь на корточки и забирая пистолет.

— Раз уж ты решился, прошу, читай всё, что захочешь

Почему Фёдор решил это сделать, он сам точно не был уверен. Просто ему показалось, что после всего, что случилось, Сигма должен знать. Он это заслужил. А может Фёдор просто хотел оправдаться в его глазах.

Тем более, что после всего этого он вряд ли скоро очнется.

— Что же ты хочешь узнать? — спросил Достоевский.

— Все твои тайны! — Сигма схватился за протянутую руку и естественно, завалился в обморок.

* * *

Сигма летел в бесконечном потоке чужих воспоминаний. Квадратики памяти кружили вокруг него словно карточки с фотографиями, подхваченный ветром.

Неужели получилось? Неужели теперь он наконец узнает все самые страшные тайны Фёдора? Поймёт наконец, кто он вообще такой?

Сигма очутился в тёмном коридоре без окон. Единственный свет исходил из щели приоткрытой двери.

Квадратная комната, с единственной включённой, но ослепительно яркой лампой. Она направлена прямо в лицо пареньку. Юноша сидел, связанный по рукам и ногам, в кресле для допросов. Сигма прищурился, разглядывая парня. Лицо полное ужаса, пот на лбу… В свете яркой белой лампы видна каждая чёрточка. И абсолютно точно видно, что это не Достоевский.

А где же Фёдор? Это ведь его воспоминая! Неужели он смог обмануть способность? Дьявол!

Сигма продолжал шарить глазами по комнате в поисках Достоевского. Шумный вздох за спиной заставил его вздрогнуть. Сигма резко обернулся и оказался нос к носу с молодым человеком в военной форме.

Тёмные фиолетовые глаза смотрели сквозь Сигму в комнату для допросов. Достоевский. Он особо не изменился. Бледная кожа, худоба, синяки под глазами. Только лицо всё равно выглядит немного более юным.

Сигма снова обернулся к двери.

— Я не хотел, — шептал юноша.

Да какой юноша? Совсем ещё мальчик. Лет семнадцать, не больше.

— Не хотел? Увы, хотел, не хотел. Для нас значения не имеет. Вы сознаётесь в совершении преступления, я правильно понял? — прозвучал суровый голос.

Ответом ему было молчание.

Послышались шаги, дверь широко распахнулась.

— Давай, Достоевской, твой выход!

Федор вошел в комнату. В зал на кресле-каталке ввезли пострадавшую. Руки, ноги, шея и голова женщины были перебинтованы, а глаза завязаны платком, чтобы ей не пришлось смотреть на то, что должно произойти.

Федор бы и себе с удовольствием завязал глаза, чтобы не видеть того, что он сделает. Сделает своими собственными руками.

Достоевский аккуратно взялся за забинтованные пальцы жертвы и потянулся к плечу юноши.

—Не надо, умоляю! —взвизжал тот.

—Мне жаль, — прошептал Федор.

Достоевский сжал плечо подсудимого.

—Преступление и наказание, —роковые слова сорвались с губ.

Многое отдал бы Федор, лишь бы больше никогда не произносить их. В воздух взвились невидимые ножи. Они полоснули по юноше. Один за другим на теле подсудимого появлялись глубокие кровоточащие рубцы.

Так вот какая способность у Достоевского! Не убийство прикосновением и не искривление реальности! Преступление и наказание… Он «отзеркаливает» вред, нанесённый другому человеку.

Бросив короткий взгляд на исполосованное тело, Федор отвернулся и ушел.

Сигма между тем наоборот вошёл в комнату. Поскольку Фёдор уже вышел все находящиеся в комнате замерли. Ведь в воспоминаниях Достоевского нет того, что они делали после его ухода.

Сигма оглядел комнату для допросов. Стул для допрашиваемого, стол для допрашивающих и лампа. В общем то и всё.

На столе кроме стопки бумаг и фотографий Сигма заметил табличку. Надпись на ней проясняла, то что здесь только что происходило. «Военная комиссия по устранению особо опасных эсперов и регистрации способностей».

Сигма слышал о таком, любой эспер слышал. Каждый человек, обладающий способностями и достигший 14 лет, должен зарегистрировать свою способность. И доказать умение контролировать её. «Комиссия» выявляет незарегистрированных и тех, кто не справляется со своим даром. Она же распределяет эсперов на военную службу.

Судя по тому, что увидел Сигма Фёдор, в этом воспоминании, как раз находится на такой службе.

Комната поплыла перед глазами Сигмы. На слишком долгое время он оторвался от владельца воспоминаний. Картинка перед глазами Сигмы рассыпалась в пыль и из этой же пыли собралась в новую.

Достоевский подошёл к покоцанной деревянной двери и потянул ручку наверх. Видимо она была прикручена не той стороной. Сигма проскочил в дверь за Фёдором.

Не особо большая комната была освещена не очень яркой лампой в абажуре в виде цветка. Белая штукатурка на стенах украшена трещинами. Ламинат на полу местами пошёл волнами. Из мебели — четыре койки и квадратный стол. Но большее внимание Сигма обратил на людей, находящихся в этой скромной комнате.

Одного из них Сигма узнал сразу. Хотя тот за время, прошедшее с этого воспоминания, сильно изменился. Это был Гоголь. Разноцветные глаза, широкая улыбка… Но это, пожалуй, всё что объединяло этого парня с тем, кем он станет не так уж много лет спустя.

Гоголь был одет в военную форму, довольно коротко пострижен. Ну, не коротко, конечно, но как минимум без косы. Да и волосы у него были не белые словно в муке, а натуральный золотистый блонд. Левый глаз был цел, никакого шрама.

Двоих других Сигма изучал несколько минут, прежде чем вспомнил где же их видел. Это были двое из «Крыс мёртвого дома». Одни из самых ближних помощников Достоевского. Как их зовут Сигма не помнил. Но вскоре из диалога имена выяснились: Александр Пушкин и Иван Гончаров.

С приходом Достоевского все напряглись.

— Ну что? — спросил Пушкин

— Как обычно, —коротко бросил Фёдор.

— Насмерть?

— Нет, но почти.

После этих четырёх фраз сослуживцы больше не обсуждали то, свидетелем чего только что был Сигма.

— Чаю? —спросил Гончаров.

Сигма устроился на одной из коек и стал наблюдать как все четверо собрались за столом и заварили чай из пакетика в одном из складных стаканов. Над стаканом поднимался пар и все четверо следили за его белыми завитушками. Несколько минут спустя чай был разлит по кружкам. Сигма слушал разговор сослуживцев «ни о чём», их шутки и смех, а сам удивлялся.

Они ведь… все четверо, они выглядят… абсолютно нормальными! Просто обычные люди! Не убийцы, не сумасшедшие. Они даже не похожи на какую-то банду иди что-то в этом роде. То как они общались, то как называли друг друга, шутили… Они выглядели как обычные… друзья?

Сигма снова оказался в потоке воспоминаний и выхватил карточку, которая по хронологии была не так далеко от предыдущей.

Снова оштукатуренные стены, снова дешёвый ламинат, снова четыре кровати. Но это была уже другая комната.

Все четверо были здесь. С момента прошлого воспоминания не должно было пройти больше месяца. Но всё так поменялось. У Гоголя уже был шрам и повязка на здоровый глаз. У Гончарова, тоже выглядевшего вполне здоровым в прошлом воспоминании, была перебинтована голова.

— И зачем эти узкоглазые припёрлись! —угрюмо сказал Николай, глядя в потолок со своей койки, —мы б и сами справились.

— Ну-ну, одноглазый, — протянул Александр, — хотя мне они тоже не нравятся

— Да если б не они, мне может быть и не пришлось бы носить эту хрень, — возмутился Гоголь, — Искатели говняные!

— Ищейки, —поправил Достоевский

Ищейки? Неужели они об отряде Фукучи?

— Как дерьмо не назови…

— Элитный отряд эсперов между прочим, —вздохнул Фёдор

— Они ещё здесь? —тихо спросил Гончаров

— Туточки, куда ж они денутся? До завтра тут штаны собрались протирать, —проворчал в ответ Пушкин.

В дверь постучали и в комнату просунулась голова. Выражение лица у головы было трагическое

—Там опять какой-то желтокожий ломится! Переведите чё ему надо. Он по-английски пытался, но я и так не хрена не понял.

Фёдор встал.

—Ладно посмотрим

—А я с тобой, — вскочил с кровати Гоголь

—На кой?

—Хочу, и всё тут

Сигма пошёл за ними.

На входе действительно маячил какой-то азиат.

—Срочный доклад для Очи Фукучи, —сказал он.

—К Фукучи у него дело срочное, — перевёл Достоевский охраннику.

Японца допросили-досмотрели, проверили документы, все-таки разрешили пройти внутрь. И, конечно же, внимательно проследили, чтоб тот не ошибся дверью.

Гоголь и Достоевский поднимались к своей комнате

—Ну что, послушаем, что у него там за срочный доклад? — подмигнул Гоголь раненым глазом.

Он щелкнул пальцами, и перед ним появился небольшой портал.

—Ты что, совсем сдурел? —воскликнул Достоевский, — А вдруг там секретная информация?

— А вдруг они обсуждают, как из нас такой же шашлык сделать, как из тех бандитов?

Второй конец портала открылся в укромной щели за шкафом, в той самой комнате, где разместились ищейки.

—Нам нужно поговорить наедине, — сказал докладчик.

Достоевский и Гоголь переглянулись. Послышались шаги и звук закрывающейся двери.

—Нас могут послушать? — снова заговорил докладчик.

—Сомневаюсь. Мои ребята не позволят. А если и подслушают вряд ли что поймут. —У предсказателя было видение, — докладчик все равно понизил голос.

— Так… Насчет книги?

— Он сказал, что она находится в Иокогаме.

— В Иокогаме? Где? Где именно?

— Генерал, умоляю, тише! Он не сказал. Он видел лишь то, что она в Иокогаме.

— Но он еще кое-что говорил… Он сказал, что все эсперы были созданы с помощью книги…

Сигма аж подпрыгнул. «Чего? Что за дичь?» Что тут вообще происходит. Молодые Достоевский и Гоголь в каком-то полуразлагающемся здании подслушивают доклад для Фукучи. И в докладе говориться подобная хрень. Интересно это Фёдору по юности такие сны снились? Иначе объяснить увиденное Сигма не мог.

Фукучи вздрогнул

—Нет, это полнейший бред, —отрезал генерал

—Я сам сначала не мог поверить. Но ведь это было предсказание! Значит это правда. Господи! Об этом нужно рассказать!

Послышался звук отодвигаемого стула

—Г-генерал?!

—Никому ты об этом не расскажешь

—Но почему, нужно доложить! Нужно сообщить и как можно скорее! О таком предсказании нельзя молчать!

Лёгкий свист, короткий стон и звуки задыхающегося.

Гоголь закрыл портал и уставился на Достоевского. Мгновением позже в здании сработала сирена.

Дальше на Сигму налетел туман. Такое бывает, когда владелец воспоминания не помнит, что было в этот момент.

Словно монтажная склейка и вот Сигма уже снова в комнате с четырьмя койками. Фёдор был там один. Он сидел за столом, обопрясь на него локтями, и усердно тянул пряди своих волос в разные стороны. Лицо его выражало множество чувств. Но основное: паника.

Достоевский бормотал что-то себе под нос. Глаза его бегали. Да и Сигма был близок к подобному состоянию, его психика держалось лишь на мысли о том, что всё это, возможно не правда. Но мысль теряла свою убедительность с каждой минутой. Даже Фёдор не смог бы обмануть дар. Но как же так? Всё выглядит так неубедительно, так натянуто. Как они вообще могли встретится с Фукучи здесь? И неужели такую важную информацию, так легко подслушать? Сколько звёзд должно было сойтись в одной точке, что бы получилось... это.

Сигма понаблюдал за Достоевским и уже собирался «промотать» дальше, как вдруг послышался ужасный, противный скрежет. Сигма огляделся по сторонам, пытаясь определить источник. Помог ему в этом ошарашенный взгляд Фёдора, направленный на стол.

По столу скребли. Это была то ли палка, то ли ножик, но эта штука вырезала какие-то символы прямо на столешнице. Конец штуки уходил в никуда.

Сигма взглянул на Достоевского. Тот с непониманием и даже страхом следил за движениями лезвия.

—Коля, это ты? — неуверенно спросил Достоевский и заозирался по сторонам.

Затем Фёдор взглянул на столешницу. Он внимательно пригляделся к царапинам. После этого лицо его приобрело такое выражение… словно там была написана дата его смерти.

Сигма зашёл Фёдору за спину и тоже склонился над столешницей.

Царапины складывались в слова.

Центральная, самая крупная фраза гласила: «Способности созданы с помощью книги». Сигма вылупился на столешницу.

Что это вообще такое? Кто это написал, что за лезвие начертило это?

Рядом с центральной надписью был рисунок книга, проткнутая мечом. Под ним была приписка "Фукути". Где-то неподалёку плавало слово "Мёрсо". Чуть выше располагались какие-то координаты: 39.131033 с.ш.; 60.336622 в.д.

К самому верху была написана не то дата, не то время 20.09.

В одном из углов было написано: пред. —дир. Дет дом Окаяма; в другом: лунный зверь.

Едва ли можно было просто взять и догадаться о чём было это послание. Но для Сигмы всё было ясно. Если для Фёдора это послание о будущем, то для Сигмы: о прошлом.

Но сам факт послания…божественного послания… и центральная надпись… Сигму она не привела в ужас, в шок или прострацию. Ему то всё равно. Ему то терять нечего. Про себя он абсолютно точно знает, что он — творение книги. Но если это окажется правдой...

Сигма взглянул на Фёдора. Всё-таки в Достоевском всегда было кое-что… ужасающее. Его спокойствие. Сколько его помнил Сигма его лицо либо не выражало ничего, либо выражало то, что он сам хотел на нём изобразить. Как например эта его истерика, на которую Сигма так легко повёлся.

В воспоминаниях Сигма впервые увидел Фёдора с настоящими эмоциями, не наигранными.

Но сейчас Достоевский выглядел так, как привык видеть его Сигма: спокойный, серьёзный, задумчивый.

«Такой хладнокровности можно только позави…»—Сигма не успел додумать мысль.

Фёдор вскочил и опрокинул стол. Из его горла вырвался тихий рык.

Достоевский подошёл к окну, вцепился до посинения пальцев в подоконник и посверлил глазами ночное небо. Дыхание его было тяжёлым и злобным. Казалось, ему хотелось кричать. Постояв пару секунд, Фёдор резко отвернулся и кинулся шариться в рюкзаке.

Оттуда он вынул какой-то пузырёк и ложку. Капало ужасно медленно, Фёдор не выдержал уже на третьей, и, смачно выругавшись, пригубил флакон.

Вот и секрет спокойствия. Сигма повнимательнее изучил пузырёк. Это был транквилизатор.

Достоевский тем временем поднял стол и снова принялся быстрым шагом ходить вокруг стола.

— Ненавижу эсперов, —прошипел Фёдор

— И себя ненавижу!

— Ненавижу свой дар!!!

Последняя фраза эхом раскатилась по всей комнате.

Комната снова начала расплываться, а в ушах Сигмы всё ещё повторялось «ненавижу!»

Сигма плыл в потоке воспоминаний. Но эхо не прекратилось. Три последние фразы Фёдора, становясь то громче, то тише, продолжали звучать.

Обычно Сигма мог выбирать какие воспоминания смотреть, но сейчас его словно выкинуло в следующий эпизод.

Это было кладбище. Покосившиеся кресты, замшелые надгробья. И Фёдор. Здесь он казалось года на два младше чем в предыдущем воспоминании. Достоевский смотрел в другой конец некрополя. Там происходили похороны.

Сигма разглядел, ссохшееся лицо старушки. Фёдор тем временем что-то бормотал себе под нос. Сигма прислушался.

—Это не я… не я… я не мог… я просто не смог бы…. Это не я… и… но все и так знают, что это не я… ведь это не я… но на самом деле ведь я!.. но я не мог…. Это все… само… нет!.. это всё моё проклятье… мой ужасный дар…. Но почему я не умер?.. почему не я

Пока Сигма вслушивался в этот полубред, воспоминание уже померкло. Но вместо того чтобы оказаться в изначальном потоке Сигму швырнуло в следующее.

Комната. Бежевые обои, красный ковёр на стене, диван телевизор, ряд сервантов с хрусталём.

На диване, скорчившись рыдала какая-то женщина. Длинные чёрные волосы скрывали её лицо.

—Ах Миша Миша… как нам теперь без тебя как мне теперь без тебя! —приговаривала она.

Сигма снова озирался по сторонам. Что не воспоминание так квест: найди, где ж его владелец.

Наконец он был обнаружен. Сначала Сигма выпучил глаза, потом улыбнулся, затем неопределённо хмыкнул.

Из коридора выглядывал. Федя Достоевский. Мальчик с тёмными волосами, лет десяти.

«Ничего себе меня занесло»—подумал Сигма.

Маленький Федя неотрывно смотрел на рыдающую женщину. Это его мать? Похоже не то.

Сигма тоже уставился на неё. Та продолжала что-то шептать между всхлипами.

—Ах Миша-Миша… Черти эти Трансценденты! Черти во плоти! О Боже, за что ты наделил землю этим проклятьем!

Женщина скорчилась в очередном приступе рыданий.

—Ненавижу эсперов! Ненавижу людей, начавших эту глупую войну! О изверги!

Сигму потянуло «за шкирку» из воспоминания. Путешествием по памяти Фёдора эспер больше не управлял. Сигму швыряло из одного эпизода в другой.

Просмотрев ещё пяток таких воспоминаний Сигма уже понимал почему Достоевский так предвзят к дарам. И к своему в том числе. Сигма наконец-то узнал кто же такой Фёдор.

Но когда воспоминания, связанные с дарами, были просмотрены, путешествие не закончилось. Сигма стал свидетелем ещё около пятидесяти событий из жизни Фёдора Михайловича Достоевского. Некоторые были вытянуты ещё из детства и студенчества, некоторые касались службы. Последние же были связаны с событиями, уже знакомыми Сигме. Но увидеть это от лица Достоевского… Всё меняло смысл.

* * *

Объем информации на Сигму свалился огромный. Чтобы Сигма подольше полежал в отключке, без лишних телодвижений, Фёдор свалил на него практически всё, что хранил в его воспоминаниях. От имён детских игрушек до итогового сочинения по литературе.

Хотел знать, кто он? Вот пусть и пересмотрит. Обменная же информация… Сейчас Фёдору было особо нечего спросить такого, чтобы подходило к критериям способности Сигмы. Так что Достоевский решил узнать положение дел в аэропорту. Когда нужные сведения проявились в голове Достоевского, он был готов за эту самую голову схватиться.

Слишком быстро, слишком быстро они успели все это наворотить. Федор думал, что хотя бы пару часов у него в запасе есть. Оказывается, нет. Надо спешить. Интересно, кто та девчонка что вытащила меч из Брема?

Достоевский метнулся к экранам. Дадзай и Чуя разыграли сцену с выстрелом в лоб. Ну хотя бы Осаму не знал, что Фёдор обо всём догадался. Достоевский написал на какой-то бумажке сообщение Гоголю и почти бегом двинулся к выходу. И вот чёрт, за ним увязалась группа вампиров. Но из Брема уже вытащили меч, значит они больше не союзники.

Николай встретил Достоевского на улице туповатой сценкой. Федор сунул клоуну записку. Сейчас многое будет зависеть от реакции и ловкости Гоголя. В том, что сейчас его попытаются убить, Достоевский не сомневался. Только если снотворное Гоголя не подействует раньше времени.

Федор направился к вертолету, понимая, что сейчас практически заходит в ловушку. Но если Гоголь окажется достаточно ловок, она не захлопнется.

—Я не могу управлять вертолётом из-за моей раны. Я поручаю это тебе, — сказал Достоевский одному из вампиров. Гоголь тем временем украдкой прочитал записку и вытаращился на Фёдора, садящегося на пассажирское сиденье.

В его взгляде читался страх. «Надеюсь, ты справишься, мой дорогой друг», — подумал Достоевский. Николай смигнул и спросил:

— А что насчёт Сигмы?

—Он хорошо держался, но теперь он не проснётся, — смысловой частью здесь было то, что он не проснется. Значит будет в отключке в ближайшее время.

Федор захлопнул дверь. Стало слышно, как винт начинает раскручиваться. Это должно случиться сейчас. Достоевский знал, что сейчас состоится покушение, но предотвратить его не мог. Поэтому он лишь выбрал метод. А зная метод, можно подстраховаться. Вампир резко схватил какую-то длинную острую штуку, Фёдор не успел её разглядеть. Пилот пырнул Достоевского в живот. Ткань вспоролась, конец оружия вошёл в горячую плоть. Вот только это было не тело Фёдора, ведь под арестантским балахоном открывался портал.

Достоевский прокусил язык и выплюнул кровь, но тут же удивлённо раскрыл глаза, ведь из портала хлынула кровь. Выходило, конечно, ещё натуральнее, но куда же тогда открывался второй проход? Фёдор предпочёл думать, что это какой-то морской зверюге не повезло. На выходе из Мёрсо появился Дадзай. Фёдор, изобразив на лице борьбу с болью, взглянул на него.

—Как? — прошипел Достоевский.

Есть у великих стратегов такая слабость — рассказывать о своём гениальном плане, поверженному врагу. Интересно, насколько подвержен этому явлению Дадзай? Но Осаму он был осторожен. Он рассказывал лишь о той части своих планов, что уже притворилась в жизнь. Однако Фёдора позабавило заключительное заявление Дадзая.

—…Демон Достоевский, в отличие от тебя, держащего всё в своих руках, мои карты были полны неопределённости. Но слабость у тебя всё-таки есть. Ты не доверяешь ничему, что не в силах контролировать. Союзникам, например. Достоевский горько усмехнулся на душе. Да, да, так и было. Так действовал Фёдор, гнавшийся за утопической мечтой. Все просчитывал, все контролировал. Лишь иногда срывался, когда в одном месте особенно пригорало.

Но не теперь. Сейчас он был загнан в тупик. В глухой тупик, из которого привычным расчетом не выбраться. У Дадзая были карты полной неопределенности? Достоевский тогда вообще играл в покер шахматными фигурами. Потому что колода закончилась. А на каждый стрит флэш Дадзай уже собрал свой Ройл.

Винт завертелся еще сильнее. Вертолёт взлетел и врезался в здание Мерсо. Упав, он взорвался.

Фёдор увидел стену Мёрсо всего в нескольких метрах от лобового стекла. «Коля, умоляю!». Передняя часть вертолёта, нос и сиденье пилота смялись в один ком, точно были сделаны из фольги. В то же мгновение Фёдор полетел вниз, и плашмя ударился о жёсткий асфальт. «Успел!» — торжествующе подумал Достоевский и попытался встать, но не смог.