Наследие огня ( песнь о пламени ) (гет)

Я стоял на краю обрыва, на вершине соседней горы, достаточно высокой, чтобы отсюда мы могли видеть всё. Наша священная гора, сердце нашего мира, была напротив нас, через глубокую пропасть, и теперь она горела. Дым клубился над её вершиной, закрывая собой небо, словно огромная, уродливая туча, несущая в себе смерть. С этой точки открывался весь ужас. Огонь не просто и всё было видно отсюда, как на ладони. Гора, что всегда была сердцем нашей жизни, теперь превратилась в горящую рану. Её вершина, когда-то величественная, исчезла в тучах едкого дыма, который клубился и затягивал небо, делая его свинцово-серым. С детства нас учили, что слова древней песни Misty eye of the mountain below, Keep careful watch of my brothers' souls — это наша молитва, наша вера в защиту. Мы верили, что туманное око горы всегда бодрствует, оберегая нас. Но теперь это "око" было затуманено не только туманом, а удушающим пеплом и ядовитым дымом.

С этой высоты мы видели не просто горящую гору, а оживший кошмар. Туманное око, которое веками оберегало нас, теперь было затянуто не молочно-белым туманом, а удушающей серой пеленой. Это не был обычный дым. Он клубился, бурлил и извивался, словно сотни ядовитых змей, выползающих из недр земли. Он был плотным, почти осязаемым, и окрашивал всё небо в цвет пепла, сквозь который солнце пробивалось лишь тусклым, кроваво-красным пятном.

На самой вершине горы, там, где когда-то возвышались наши святилища, теперь бушевало чистое, яростное пламя. Оно не горело, оно дышало. Языки огня вздымались в небо, словно неистовые руки, пытаясь схватить последние лучи света. В свете этого адского зарева гора выглядела как почерневший скелет. Оранжевые, жёлтые и багровые всполохи проносились по её склонам, оставляя за собой лишь обугленные, чёрные рубцы.

Внизу, в лесу, огонь вёл себя иначе. Это был не единый костёр, а целое войско. Я видел, как отдельные очаги возгорания, словно хищники, подкрадывались к деревьям, а затем, с ужасным треском, пожирали их. Дым от леса был более едким, смешанным с запахом горящей смолы и сгоревшей жизни. Он поднимался тонкими, рваными столбами, смешиваясь с плотным дымом с вершины, создавая огромный, зловещий купол над нашим миром.

Вся эта картина — пылающая гора, удушающий дым и огонь, пожирающий лес, — несла в себе не просто разрушение. Она несла в себе полное отчаяние. Это был не пожар, который можно потушить. Это было безумие, вырвавшееся на свободу. И мы, люди, казались здесь лишь жалкими, крошечными фигурками, бессильными свидетелями конца света.

Старшие маги стояли рядом со мной. Их лица были бледными, изрезанными морщинами, и в глазах, когда-то полных мудрости, читалось только одно — полная и безоговорочная поражение, бегство. Их посохи, когда-то наполненные силой древних заклинаний, теперь служили лишь слабой опорой. Некогда сильные и могущественные в своём умении творить волшебство, теперь мои собрать напоминали поблекшие листья, готовые упасть с ветки.

— Земля горит изнутри, — произнес один из них, и его голос был глухим от отчаяния, словно звучал из могилы.

— Это гнев её сердца. Мы не можем остановить это. Мы можем только бежать, уводить людей из селения

Я не мог принять их слова. Моё сердце сжималось от невыносимой боли. Я смотрел вниз, на лес, который горел, и видел, как пламя, словно голодный, неутомимый зверь, пожирает деревья одно за другим. I see fire, burning the trees... Огненный вал накатывал на лес, и каждый треск поглощаемого огнём ствола отдавался в моей душе. Я видел, как языки пламени поднимаются, извиваются, слизывая жизнь со всего, к чему прикасались. Лес превращался в безжизненную пустошь, где всё было сожжено дотла, остался только пепел и дым. Но самым страшным было другое. Я видел, как огонь не просто сжигает лес, а hollowing souls — опустошает души моих людей. Они смотрели на горящую гору, на огонь, который неумолимо приближался, и их лица были полны страха, обречённости и безнадёжности. Многие из них были готовы сдаться, просто ожидая своего конца. В их глазах не было ни искорки сопротивления, только пустота. Более смелые собирались в путь в поисках безопасного места,

— Я не верю, — сказал я, и мой голос сначала дрогнул, но затем стал твёрдым, как кремень.

— Я не верю, что мы ничего не можем изменить. Мы не должны просто наблюдать, как наш мир погибает. Я найду способ остановить это.

Старый маг покачал головой. В его глазах была нежность, но и сожаление, как у отца, который видит, что его сын обрекает себя на верную смерть.

— Твоя юношеская храбрость делает тебя безрассудным, Келен

— сказал он.

— Никто не может бороться с огнём, который горит изнутри земли.

Я слушал его ответ, и каждый звук был ударом по моей надежде. Старые маги стояли, склонив головы, как будто ждали удара.

— Это конец, Келен, — повторил старейший из них, его голос был сухим, как осенний лист.

— Пророчество говорит: "Когда сердце горы пылает огнём, мир замирает и гаснет навечно. Ибо огонь сей — не пламя, а предвестник забвения".

Его слова ударили меня, но не сломили. Внутри меня всё кипело от ярости и неверия. Я сделал шаг вперёд, мелкие камни хрустнули под подошвой моей обуви.

— Где оно, это пророчество? — мой голос стал громче, чем я ожидал.

— Где написано? В какой книге? Мы читали только часть? Или это просто байка, чтобы оправдать ваше бездействие?

Маги переглянулись. В их глазах не было злобы на мою дерзость, лишь жалость. Та самая жалость, которую испытывают к ребёнку, который не понимает, что такое настоящая боль.

— Пророчество не записано, — ответил один из них, помоложе.

— Оно передавалось из уст в уста, от поколения к поколению. Это не просто слова, это сама суть нашей магии. Мы живём благодаря горе, она наша душа. И если её душа умирает, то и наша умирает вместе с ней.

Я слышал это предание, знал о нем, но сейчас эти слова звучали для меня как признание нашего бессилия.

— Зачем нам тогда вообще магия? — я сделал резкий жест рукой в сторону горящей горы.

— Зачем нам этот дар, если мы не можем изменить реальность? Если мы не можем остановить то, что грозит нас уничтожить? Что толку в посохах, которые служат лишь для опоры? Что толку в наших силах, если мы опустили руки, даже не попытавшись бороться?

Маги молчали. Я видел, как их лица каменеют. Я был для них не просто молодым бунтарём, я был живым упрёком, напоминанием об их собственном бессилии. Оно было не просто в их усталых глазах, оно проступало в каждой морщине, в каждой поникшей фигуре. Они знали то, что знал и я.

Бегство — это не спасение, это лишь отсрочка. Огонь, что бушует в сердце горы, это не обычное пламя. Он не гаснет, не угасает, а разгорается всё сильнее, пожирая свою колыбель. Он — болезнь, которая медленно распространяется по жилам земли.

Я видел это в их взглядах. Они знали, что рано или поздно этот огонь вырвется за пределы горы, поползёт по равнинам, осушит реки и сожжёт всё, что встанет на его пути. Наш мир не просто горит — он медленно умирает. И каждый их шаг, каждое мгновение, что они тратят на бегство, лишь приближает неизбежный конец. Они знают, что бегут в никуда, и что рано или поздно огонь найдёт их, где бы они ни прятались.

Но они продолжали идти. Они выбрали спасение, пусть и временное, для своего народа, для детей. А я выбрал борьбу, потому что знал: если мы не найдём способ погасить этот огонь, рано или поздно он поглотит нас всех. Наш мир будет жить, только если мы будем сражаться за него.

Я повернулся и пошёл прочь, в сторону горящего леса. Я не знал, что найду там, но я знал, что пророчества и слова — это лишь пустые звуки, если за ними не стоит готовность действовать.

Я найду свой ответ. И я докажу, что пророчество — это не приговор, а лишь вызов.

Я не стану спасаться бегством. Пусть мой народ уходит подальше от огня, пусть спасают детей, женщин и стариков — это правильно. Это единственный шанс для них. Пусть бегут, и я буду молиться, чтобы они были в безопасности, чтобы туманное око горы всё ещё хранило их души.

Но я, Келен, не могу уйти. Я — сын Бури, рождённый в грозовую ночь, когда камни падали с гор, а молния разрывала небеса. Это не просто слова, это часть меня. Я не могу просто так бросить свою землю и свой дом на растерзание пламени.

Я не могу уйти. В моём роду никто не отступал перед опасностью. Мой отец, храбрый воин с глазами цвета грозового неба, бился с огненными змеями, которые напали на наше селение, словно демоны ада. Его меч рассекал их пылающие тела, но они снова и снова набрасывались, стремясь поглотить его в пламени.

Моя мать, хоть и женщина, не убежала, не спряталась. Её волосы, чёрные, как беззвёздная ночь, развевались на ветру, когда она бросилась в бой. Её кинжалы сверкали в красном сиянии, словно звёзды, падающие с небес. Она рубила огненных змей, защищая отца, её движения были быстры и смертоносны, как у дикой кошки. Она не боялась огня, не боялась смерти. Она была воином, как и мой отец, и её мужество пылало ярче любого пламени.

И я пойду прямо на гору, в этот огонь. Я не знаю, что ждёт меня там, за пеленой дыма и жара. Возможно, я сгорю, превратившись в пепел, но я найду свой ответ. Я найду причину, почему наша гора, наше сердце, восстала против нас. И я докажу, что мы не просто безвольные игрушки. Я докажу, что мы — творцы своей судьбы.

Я повернулся и пошёл вниз по тропе. Я знал, что мой путь будет опасен и что я могу не вернуться. Но в моём сердце горел другой огонь — огонь надежды, который я не собирался отдавать на растерзание. И когда я шёл по тропе, в моем разуме звучала лишь одна мысль: " And I hope that you remember me". Эти слова были не мольбой, а обещанием. Обещанием вернуться победителем. Обещанием, что наш народ будет спасён.

Мой путь не лежал напрямую к священной горе, что теперь полыхала на горизонте. Прямая дорога была перекрыта огнём, который уже поглотил прилегающий лес. Мой план был иным. Я должен был спуститься в Долину Забвения, древнюю и мрачную, что тянулась к югу, а затем подняться с другой стороны, надеясь, что там, на дальних склонах, огонь ещё не успел разгореться.

Воздух в Долине Забвения был тяжёлым, влажным, он будто обволакивал меня со всех сторон. Я чувствовал, как он наполняет мои лёгкие, пропитанный запахом сырой земли и гниющих листьев. Высокие папоротники, выше человеческого роста, стояли по обе стороны тропы, как безмолвные стражи, создавая ощущение, что я иду по узкому коридору, который ведёт в никуда.

Солнечный свет едва пробивался сквозь плотный покров деревьев, и поэтому в долине всегда стояли сумерки. Тени были длинными и причудливыми, они двигались вместе со мной, словно живые. Я видел, как серебристый мох на камнях светился тусклым, призрачным светом, а переплетённые корни деревьев напоминали змей, застывших в движении.

Пожар бушевал где-то там, наверху, но здесь, в низине, царила мёртвая тишина. Единственный звук, который я слышал, — это хруст веток под моими сапогами и моё собственное прерывистое дыхание. Эта тишина была пугающей, она давила на меня, заставляя думать, что я последний человек на этой земле.Я чувствовал на себе взгляд чего-то невидимого, но постоянного. Эта долина казалась живой, у неё было своё дыхание и свои тайны. Мне казалось, что деревья наблюдают за мной, а воздух вокруг меня дрожит от напряжения. Я шёл вперёд, не зная, что ждёт меня впереди, и каждый шаг был похож на погружение в бездну забвения, от которой это место и получило своё название.

Тропа, узкая и заросшая, вилась среди огромных валунов, поросших мхом. Я осторожно ступал по скользким камням, слушая каждый шорох. Здесь, в Долине Забвения, не было ни огня, ни дыма, но был свой, особый ужас — тишина. Зловещая, гнетущая тишина, в которой слышалось лишь собственное дыхание и стук сердца. Слышны были лишь приглушённые звуки далёкого пожара — редкий треск лопающихся деревьев, глухой грохот падающих валунов. Это было похоже на далёкий раскат грома, но я знал, что это не гроза, а гнев горы, что полыхала на горизонте. Жар, который ещё недавно обжигал лицо, теперь ощущался лишь как едва заметное тепло на лице, напоминание о том, что огонь всё ещё ждёт меня.

Иногда я останавливался и пил холодную, чистую воду из ручьев, но даже она не могла смыть привкус дыма и горечи, что был на языке.На пути мне встретились заброшенные, почерневшие от времени строения, древние святилища, которые мои предки возводили в честь духов Долины. Здесь, вдали от священной горы, они веками молились, но теперь их боги молчали, а их храмы были заброшены и разрушались. Это зрелище только укрепило меня в моей решимости. Я не мог позволить, чтобы и их святая гора превратилась в такую же заброшенную руину. Тишина здесь была пугающей, она давила на меня, но именно здесь, в этом безмолвии, мысли начали выстраиваться в единую картину. Всё это как-то связано. Древние святилища, следы которых я видел, пророчество, которое мой народ хранил веками, и этот огонь, что пожирает всё на своём пути. Он вышел из нутра земли, как и было предсказано. Он — часть чего-то большего, чего-то, что я должен остановить, должен найти ответ. Здесь, в этой долине, или на вершине той священной горы, или где-то ещё. Что-то связывает эти места, эти события. Я чувствовал это интуитивно. Каждый шаг приближал меня к разгадке, и я должен найти её, пока не стало слишком поздно.

К вечеру, когда солнце окончательно скрылось за дымной завесой, я начал подъём на другой склон. Воздух здесь был гораздо прохладнее, но я чувствовал, что жар горы всё равно проникает сюда, словно невидимый хищник, подкрадывающийся к своей добыче.

После долгого, изматывающего пути я наконец достиг плато, и моим глазам открылся потрясающий и одновременно страшный вид. Я находился на довольно большом расстоянии от священной горы, и с этого ракурса она казалась не просто горящей, а кровоточащей. Огонь, как раскалённая лава, тёк по её склонам, оставляя за собой чёрные, обугленные рубцы. Над ней клубился огромный, зловещий столб дыма, который превращая небо в сплошное серое полотно.

Я позволил себе на мгновение расслабиться, прислонившись спиной к большому холодному камню. Мои лёгкие, горевшие от напряжения, жадно вдыхали воздух, который здесь был относительно чище; я закрыл глаза, слушая шелест листвы, ведь деревья здесь еще не были уничтожены огне. В отличии от Долины Забвения, здесь тишина была живая, настоящая, в ней, словно в бездонном колодце, я пытался найти ответы, как действовать дальше. Куда идти? Где искать ключ к разгадке?

И вдруг, сквозь это дыхание вечера, сквозь ощутимое присутствие гор, молча наблюдавших за мной, я отчётливо услышал звук. Он был похож на шаги, размеренные и осторожные. Шаги, которые приближались. Эта мысль была совершенно абсурдной, здесь не могло быть никого из людей, неужели мне показалось? Может быть, это просто какой-то дикий зверь, что не успел уйти? Я резко открыл глаза и тут же вздрогнул от неожиданности. Моему взгляду предстало не животное, а молодая девушка. Она стояла в нескольких метрах от меня. Её лицо было бледным, но скорее не от усталости, а от нерешительности, которая застыла в её широко раскрытых глазах. Я мгновенно узнал её. Это была Эйри, девушка из моего селения, дочь травника. Она казалась совсем юной, словно едва покинула детство. На фоне суровых гор и древних камней, её хрупкость казалась почти нереальной. Она была как нежный цветок, выросший на каменистой земле, который каким-то чудом пережил бури и невзгоды. Она была одета в длинную тунику из грубой, тёмной ткани, перехваченная на талии широким кожаным поясом. Казалось, эта одежда была частью её самой, так органично она в ней смотрелась.

На ногах у неё были старые, но крепкие кожаные сапожки — я сразу понял, что они видели множество троп и крутых подъёмов. Они были потёртыми, но прошиты с такой тщательностью, что, видно, прослужат ей ещё долго. На поясе был прикреплён небольшой, видавший виды мешочек и что-то ещё, похожее на амулет.

Как она могла оказаться так далеко от всех, в месте, куда даже маги нашего народа боялись ступить? Почему она не ушла вместе со всеми? Я никак не ожидал увидеть её здесь. Это было настолько удивительно, что я сначала не мог произнести ни слова, только молча смотрел на девушку, пытаясь понять, что происходит.

Её волосы, цвета спелого каштана, были собраны в небрежный хвост, из которого выбились несколько прядей,

Она тоже молчла и смотрела на меня, в ее взгляде смешались волнение и облегчение от встречи с кем-то знакомым.

Прийдя в себя от её внезапного появления, я заговорил, мой голос, резкий от долгого молчания и пережитого напряжения, разрезал тишину вечера.

— Эйри, что ты здесь делаешь? Все же ушли. Я видел, как последняя повозка покидала селение... Почему ты не с ними?

Эйри вздрогнула, словно мой голос вывел её из оцепенения. Она опустила взгляд, её глаза скользнули по каменистой почве земле. Казалось, она смутилась, и мне на мгновение показалось, что она сейчас заплачет. Но затем она заставила себя поднять голову и посмотреть на меня

— Да, все ушли, — её голос был тихим, неуверенным.

— Я видела, как уходят старейшины, как родители увозят детей и стариков. Как они спешно грузят повозки и молятся, чтобы гнев горы не настигла их.

— А ты? Почему ты здесь? Ты единственная, кто остался.

Я нахмурился, моё удивление только росло. Я не мог понять, почему она находиться тут, рискуя собой.

—Я... я пошла за тобой, — слова вырвались из неё с трудом, почти спотыкаясь друг о друга. Она опять не смотрела на меня. Вместо этого, её взгляд был прикован к своим рукам. Щёки её покрылись нежным румянцем, словно она знала, что её поступок не укладывался в рамки привычного. В её глазах, когда она всё же решилась поднять их, мелькнула какая-то невероятная смесь решимости и страха. Страха быть отвергнутой, непонятой.

—Я хотела... хотела догнать тебя, — добавила она, и на этот раз её голос звучал чуть смелее.

— Ты пошла за мной? Но зачем?

— Я слышала, что говорили старейшины и маги, — её взгляд снова стал неуверенным, и она замялась.

— Они сказали, что ты единственный, кто остался. Что ты не веришь... что это конец. Что ты пошёл в гору, чтобы спасти нас всех. Я... я хочу помочь тебе...

И тут она взглянула на меня с такой надеждой и верой, что мне стало не по себе. Я был так сосредоточен на своей решимости найти ответы, что не подумал о том, что кто-то может пойти за мной.Кажется, я не мог сдержать улыбки, мои глаза зажглись тёплом, а Эйри продолжала нервно перебирать ткань туники, пытаясь хоть немного унять волнение. Она стояла передо мной такая хрупкая, готовая помочь. Неужели она всерьёз думает, что справится? Эта мысль вызвала во мне одновременно и недоверие, и восхищение.

Никто не предложил мне помощь. Никто. Все говорили, что это безумие, что в горах я найду только смерть. Вполне возможно, они правы. А эта хрупкая девушка пошла, не думая об опасности. Да, она смелая. А я всегда ценил смелость. В её глазах я видел не безумие, а решимость, ту самую, что живёт и во мне. И это заставляло меня идти дальше.

Мой взгляд скользнул по её лицу, по рукам, по потрёпанной одежде. Да, для такого поступка нужна настоящая смелость. Не просто храбрость воина, а тихая, внутренняя сила. Эйри не убежала, как остальные, не испугалась. Получается, она была не просто юной девушкой, а кем-то гораздо большим — тем, кто не боится смотреть в лицо опасности.

— Ладно, помощница, — сказал я, и слова, казалось, сами вырвались наружу, словно я не мог их удержать.

— По-хорошему, мне нужно было бы тебя отправить назад, но в селении уже никого нет, а догонять их тебе одной опасно. На дорогах могут быть разбойники.

Я сделал небольшую паузу, вглядываясь в её глаза, пытаясь понять, что она чувствует, что думает.

— Значит, пойдёшь со мной?

Мы продолжили свой путь по склонам соседней горы, ещё не тронутой яростным дыханием пламени. Каждое дерево здесь, казалось, дышало полной грудью, и сочная, влажная зелень успокаивала мой измученный взгляд.Сумерки постепенно опускались вокруг, но отблески зарева ср священной горы отбрасывали красноватое или оранжевое свечение на ту сторону. Это свечение было мерцающим, пульсирующим, в зависимости от силы огня и ветра.

Я шёл впереди, так как хорошо знал здешние тропы, а Эйри следовала за мной, легко и почти бесшумно, словно горная лань. По мере того как мы поднимались выше, воздух становился более чистым и прохладным, наполненным густым ароматом смолы и хвои. Вокруг нас возвышались величественные сосны, их стволы, покрытые тёмно-красной корой, уходили высоко в небо. Изредка мы проходили мимо молодых елей, их пушистые лапы едва касались земли. Этот лес, ещё полный жизни и свежести, был полным контрастом опустошенноой пожаром местности, оставленной в стороне.

Время от аремени я невольно оборачивался на свою спутницу. Эйри казалась такой хрупкой и нежной на фоне сурового пейзажа, который я привык видеть. Её волосы, цвета спелого каштана, были собраны в небрежный хвост, и теперь пастрепаоись от ходьбы, а Её лицо, бледное от усталости, было полно решимости. Она не жаловалась, не просила отдыха, а просто шла, шаг за шагом, следуя за мной, как тень. В её глазах, когда я любил её взгляд на себя, я видел не только надежду на то, что мне удастся остановить огонь, но и какое-то трепетное, нежное чувство, которое не мог объяснить. Или может, мне это лишь казалось? Эйли была как нежный цветок, который чудом вырос на каменистой почве.

Глядя на неё, меня одолевали двойственные чувства. С одной стороны, я был удивлён её поступком,таким же безрассудным, как и мой собственный. Но я был физически сильный мужчина, Я привык встречать опасность и рисковать, и отвечал сам за себя. А Эйри была такой хрупкой, по сути, еще совсем юной. Она, держалась стойко, не жалуясь. Я видел, как она пытается скрыть усталость, как её губы сжимаются в тонкую линию, когда она старается не отставать. Это вызывало во мне по меньшей мере уважение. Но с другой стороны, меня не оставляли сомнения. Был ли я прав, что взял её с собой, если сам толком не знал, как искать решение? Я всегда знал дорогу, всегда видел цель. А сейчас? Сейчас я шёл наугад, полагаясь на отрывки легенд, свои познания в магии и самоуверенность. И теперь я отвечал в первую очередь за безопасность этой девушки, что накладывало на меня большую ответственность.

Мы остановились на относительно ровной площадке, и Эйри наконец-то смогла перевести дух. Воздух здесь был влажным, пахнул сырой землёй и хвоей. Внизу, в Долине Забвения, уже сгустился туман, скрывая деревья, а над нами, на вершинах гор, небо становилось всё более тёмным и глубоким играли последние лучи заката. Эйри нарушила тишину, и её голос прозвучал как шепот в огромном пространстве, где, казалось, мы были одни. Она взглянула на контуры священной горы, что теперь была у нас за спиной.

—Как ты думаешь остановить огонь?— её голос был тихим, но в нём не было и тени страха, только чистое, детское любопытство.

—Даже самые сильные наши маги , которые столько лет посвятили волшебству, сказали, что это невозможно.

Я посмотрел на неё. Её черты лица были смягчены наступающими сумерками, а глаза, в которых отражалось зарево, казались невероятно большими. Я видел в них не просто любопытство, а желание понять, что движет мной.

—Я не знаю. У меня нет плана. Я просто... попробую применить всю магию, которой владею. — честно ответил я.

—Не могу просто наблюдать, как наш мир погибает.

Эйри внимательно слушала меня, не перебивая. В её глазах не было ни тени сомнения или страха, только спокойное принятие моих слов. Казалось, она чувствовала мою искренность и готова была разделить со мной этот безумный путь, каким бы он ни был.

—Перед тем, как уйти за тобой, я слышала, как старейшины и маги всё говорили о тебе, — произнесла она, не сводя с меня пристального взгляда.

—Один из них, Белтор, сказал, что ты безрассуден, что погибнешь в этом огне. А другой... Лираэль, возразил, он верит, что ты найдёшь выход

Услышав имя Лираэля, я едва заметно улыбнулся. Можно сказать, он был моим хорошим приятелем, единомышленником, практически другом среди остальных магов. Молодой маг, один из немногих, кто понимал мое мировоззрение. Мы были дружны, делились своими идеями, мечтали о том, как однажды сможем изменить наш мир. Я верил в него, и, как оказалось, он верил в меня.

—Может, это не просто огонь?— задумчиво спросила Эйри, её взгляд обратился вдаль, к тлеющему горизонту.

—Мой отец целитель, и он всегда говорит, что у каждого явления, каждой болезни есть причина. Может быть, гора... она просто болеет? Что-то пошло не так, нарушилось.

Её слова показались мне странными, но в них была своя логика. Я ведь тоже думал о происхождении огня с похожей точки зрения.

—Болеет? — переспросил я, вглядываясь в её лицо, пытаясь понять, что она имеет в виду.

—Да. И если это так, то её можно "вылечить", убрать причину разрушительного пламени —

ответила Эйри, и в её глазах, отражавших зарево, вспыхнул огонёк надежды. В этот момент мне показалось, что она видела то, чего не видел никто: не просто пылающую гору, но живое, страдающее существо, которому нужна наша помощь.

* * *

Ночь опустилась на горы. Хотя темнота окутывала склоны, зарево от пожара отбрасывало розовато-алые отблески. Это зрелище было одновременно и пугающе красивым, и невероятно печальным, словно сама природа оплакивала то, что было потеряно.

Я вглядывался в наступающую темноту, пытаясь найти место для ночлега. Я не был чужаком в этих горах. Как сын Бури, я всегда чувствовал себя свободнее на высотегдпоэтому исходил все эти горы потмногу раз. Я знал каждый выступ, каждое ущелье, каждое укрытие.Среди нагромождения камней я заметил знакомый силуэт. Это было небольшое углубление, надёжно укрытое от ветра и посторонних глаз. Не пещера, а скорее ниша, которую я когда-то нашёл ещё мальчишкой. Когда-то я прятался здесь от грозы, слушая, как ветер свистит над моей головой. Сейчас это место казалось идеальным убежищем.

Я указал рукой на укрытие, и Эйри, без лишних слов, последовала за мной.

Я опустился на землю, и в моих руках тут же оказалась дорожная котомка из грубой кожи. Я осторожно развязал её и достал свёрток. Внутри, завернутые в ткань, лежали несколько лепешек и кусочки вяленого мяса — скромный, но необходимый запас, которого должно было хватить ещё на день-другой. Я разломил лепешку пополам и протянул лучшую часть Эйри, на что она застенчиво замотала головой.

—Я... я не голодна, спасибо, — тихо сказала она, но я видел, как её взгляд задержался на еде. Её губы, бледные от усталости, едва заметно дрогнули. Я знал, что она говорит неправду пытаясьсвыглядеть сильной, но в нашей ситуации это было бы безрассудством.

—Не упрямься. Дорога будет долгой, а без сил ты не пройдешь и половины, — мой голос звучал требрвательно, нотне резко. Я подождал, пока она, наконец, не взяла еду, и только после этого сам откусил от своей части. Я наблюдал за ней, как она медленно, с осторожностью, откусывала, словно боясь, что угощение исчезнет. Она ела медленно, и каждый кусочек, казалось, возвращал ей силы.

—Твои родители… они знают, где ты? — спросил я, стараясь говорить мягче, чтобы не пугать ее

Эйри вздрогнула и отвернулась, её взгляд был устремлен куда-то в темноту.

—Да… я... я передала им сообщение через младшего брата и поспешила к тебе. Они отошли на минутку от нашей повозки, — её слова звучали сбивчиво, словно ей неловко за свой поступок.

Я нахмурился.

—Но ты же совсем юная! Зачем было так рисковать? Ты должна была уехать от огня вместе со всеми. Женщины нашего народа, даже самые смелые, не бросаются в пекло без нужды. Зачем ты пошла на это? — я не мог сдержать своего удивления.

—Мне почти восемнадцать! — Эйри тоже нахмурилась. Она пыталась выглядеть серьёзной, взрослой, но это лишь заставило меня невольно улыбнуться. Мне было забавно наблюдать за её попытками. Её лицо, ещё совсем нежное, без единого следа от пережитых испытаний, без той суровой, закалённой взрослости, которую я привык видеть на лицах женщин нашего народа, выдавало её возраст. Она была ещё ребёнком, который отчаянно пытался казаться взрослым.

—Ладно, хорошо. Ты взрослая и смелая, согласен.— Примирительно произнес я.

—А сейчас постарайся отдохнуть. Завтра нам предстоит самая сложная часть пути.

Заметив, как её плечи вздрагивают от ночной свежести холода, Я снял свой плащ — тяжёлый, из плотной шерсти, и протянул Эйри.Она застенчиво замотала головой.

—Не нужно, правда...— её голос был едва слышен.

—Опять упрямишься. Бери, иначе ты замёрзнешь.

Она осторожно взяла плащ, и я не мог не заметить, какой крошечной казалась её фигурка, когда она закуталась в него. Плащ был для неё как одеяло, он полностью скрыл её, оставив на виду лишь её каштановые волосы. Эйри устроилась в глубине укрытия и почти сразу же уснула, убаюканная усьалрстью, теплом и чувством о ноститедбнрй безопасности.

Я сидел у входа, прислонившись к холодной каменной стене, и долго смотрел на зарево, что отбрасывало призрачные отсветы на небо. Оно было одновременно красивым и страшным, словно рана на теле земли. Я чувствовал, как меня одолевает усталость, но сон не шёл. Я закрыл глаза и обратился к своим покровителям, к духам ветра, которые всегда были со мной. Я чувствовал, как потоки воздуха, тонкие и еле уловимые, касаются моего лица, будто шепчут мне что-то.

Я задал им вопрос, который мучил меня с самого начала. Я хотел спросить, что мне делать дальше, куда идти. Шепот духов ветра заполнил пространство, окутав меня.Это было так реально, словно они стояли рядом, касаясь моего лица своими невидимыми, ледяными пальцами. Но в то же время я не мог понять, явь это или сон. Голоса, сперва лишь намек на звук, стали громче. Их слова были похожи на шелест осенних листьев и на тихий рокот волн, что бьются о скалы. В них была древняя мудрость, что звала меня куда-то, но куда именно, я не мог разобрать. Я попытался открыть глаза, чтобы понять, действительно ли духи здесь, но тяжесть сна тянула меня вниз, в бездну забвения, такую же бездонную, как ночное небо. Я чувствовал себя пойманным между мирами, когда тело находится здесь, а разум блуждает где-то далеко. Последнее, что я помнил, перед тем, как окончательно погрузиться в сон, были слова "слёзы льда".

Внимание Эйри, когда я рассказывал ей об услышанном от духов ветра, было настолько сосредоточено, что я почти мог почувствовать его. Её любопытство будто обволакивало меня, делая каждый мой вдох глубже, каждое слово — весомее. Казалось, она поглощала меня своим взглядом, впитывая не только мои слова, но и мысли, что стояли за ними. В её больших глазах я видел желание понять то, что находилось за гранью её привычного мира.

—Слёзы льда...— медленно повторила она, пытаясь осознать. Слова звучали как эхо в тишине. Она подняла руку, будто желая прикоснуться к невидимому образу, который возник в её сознании. Я видел, как её брови слегка нахмурились в выражении глубокой задумчивости. Для неё это было не просто сочетание слов, а загадка, что требовала разгадки, как старинный манускрипт, написанный на незнакомом языке.

—Твои духи не могли ошибиться, — уверенно сказала она.

—Значит, такое место существует. Там, где находятся лёд.— Её взгляд скользнул по окружающим нас вершинам.

—Ты ведь хорошо знаешь эти горы, может здесь быть что-то подобное?

Я кивнул, конечно, я знал эту местность. Каждую тропу, каждый утёс, каждый ручей. Я ходил по ним с самого детства, и они были для меня домом. Мы уже забрались довольно высоко, но… Я вспомнил те, самые далёкие пики. Те, что даже летом покрыты белым одеялом.

—Да, — я посмотрел на Эйри.

— Есть такие вершины. Очень высокие. Подняться туда... будет трудно. Но да, там даже в самую жаркую пору лежит снег и лёд.

Глаза Эйри загорелись предвкушением нового приключения, как у ребёнка.

— Тогда всё верно! Духи сказали правду. Мы нашли наш путь.

Эта фраза, "мы нашли наш путь", прозвучала в воздухе, лёгкая и радостная. Эйри ведь не была магом. Она не понимала сложных путей силы или замысловатого плетения заклинаний, но так легко, так полностью ступала на эту дорогу. Она считала себя обязанной помочь, и, сделав это, она превратила мой путь поиска ответов в наш. Её никто не заставлял; она выбрала это сама, и этот выбор — эта простая, безусловная доброта — заставила тяжёлую ношу, что я нёс, стать чуточку легче. Это была самая самоотверженная и самая удивительно наивная вещь, которую я когда-либо слышал.

В её взгляде не было страха или усталости — только решимость.Она была так уверена, так спокойна... но она не знала, что такое эти горы на самом деле. Не внизу, в долине, где до появления огня зеленели травы и шумели ручьи, а там, наверху, где каждый шаг может стать последним.

—Тебе и на это плато было сложновато подняться, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал непринуждённо, не выдавая волнение.

— Но путь к самой вершине... он ещё круче. Тропа там почти исчезает, и если ошибёшься, то...

Я остановился, не решаясь произнести вслух, что может произойти. Почему я вообще так за неё переживаю? Это было странно, но я чувствовал себя ответственным за эту девочку.

—Но я уже всё равно не вернусь назад, — её слова прозвучали так просто, так обыденно, что я на мгновение растерялся. Не было ни вызова, ни страха, ни даже намека на упрямство. Просто констатация факта. "Я уже всё равно не вернусь наза". И в этот миг, глядя на неё, я снова увидел не девушку, а почти ребёнка. Хрупкого, наивного и такого... беззащитного.

Я переживал как она выдержит этот новый подъём, как отреагирует на холод и усталость, а она просто приняла это как данность. Как будто обратного пути и не существовало вовсе. И я понял, что в этом и есть её сила. В этой, казалось бы, детской непосредственности. Она не видела преград, потому что не думала о них, она просто шла вперёд, потому что так надо.

Я знал, что она не повернёт назад. И я сам не мог её отпустить. Даже если бы не было опасности от огня, я бы не оставил её одну. Тропы здесь коварны, и не только из-за рельефа. В горах водятся разные люди, и я не мог даже представить, что какая-нибудь шайка разбойников встретится на её пути, чтобы обидеть её, а меня не будет рядом. Этих любителей нажиться на чудом горе не берёт ни огонь, ни чёрт, ни сама смерть. Они могли бы её схватить, увести в плен, а может, и того хуже... Раз уж Эйри пошла за мной, я должен был защитить её, уберечь. И я не мог объяснить себе, почему я так переживаю за неё. Она была для меня чужой, но в то же время такой близкой.

Я оглядел склоны плато. Нам предстоял долгий и трудный путь. Чтобы добраться до необходимой вершины, нам нужно было сначала спуститься в глубокую лощину, а затем начать сложный, изматывающий подъём. Там, наверху, не так, как здесь. Чем выше, тем сильнее ветер, иногда он пронизывающий до костей, и тем уже становится тропа.

—Держись ближе ко мне, — сказал я, когда мы начали спуск. Тропа была едва заметна, усыпанная острыми камнями. Каждый шаг требовал полной концентрации. Я внимательно следил за её шагами, готовый подхватить её, если она оступится, но пока что Эйри двигалась уверенно, словно родилась в этих горах. Мы спускались всё ниже, и воздух становился тяжелее и влажнее, пахло сыростью и землёй. Тропа становилась всё более крутой и узкой, порой превращаясь в скопление рыхлой осыпи, по которой ноги разъезжались, грозя утянуть вниз. Нам приходилось цепляться за выступы скал и корни редких, цепких кустов. Я чувствовал напряжение в своих мышцах, но не смел останавливаться. Мы должны были успеть до захода солнца.

Когда мы наконец добрались до дна лощины, у нас было совсем немного времени, чтобы перевести дух. Лощина представляла собой тёмное, холодное ущелье. Вокруг стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь нашими тяжёлыми вдохами. Затем начался подъём, Тропа, если её можно было так назвать, резко уходила по отвесной стене, превращаясь в узкую каменную полку шириной не больше ступни. С одной стороны — серая, неприветливая скала, с другой — обрыв, уходящий в темноту.

Я шёл первым, проверяя каждый камень, каждую трещину, ища надёжную опору. Я слышал, как Эйри тяжело дышит позади, но она не , кот

Поверхность земли под ногами была мягкой от опавших сосновых иголок, и воздух был свежим и прохладным. Мы немного отдохнули после долгого пути по склону, Эйри прислонилась к шершавому стволу сосны, глубоко вдыхая чистый горный воздух. Её щёки были покрыты румянцем, а глаза, обычно такие живые, теперь казались немного усталыми. Но даже в этой усталости я видел, как она не может отвести взгляд от суровой, величественной красоты вокруг. Она подняла на меня свои большие, выразительные глаза и тихо промолвила:

—И ты здесь ходил сам? Я никогда раньше здесь не была. Как же высоко.

На её словах я не мог сдержать лёгкой улыбки. Для меня это было не так уж и высоко. Горы были моим домом, моими друзьями, и я знал их каждую тропку, каждый камень. Но для неё, возможно, это было настоящее испытание, и я чувствовал её восхищение и, в то же время, усталость.

—Ты молодец. Отдохни ещё немного, —я сам удивился той непривычной мягкости, с которой отвечал ей.

Затем я подошёл к поваленному дереву и нашёл там крепкую, толстую ветку, которую когда-то давно отломило ветром. Я быстро очистил её от коры и протянул девушке.

—Возьми, — сказал я,

—Это поможет тебе при подъёме. Подниматься в гору всегда тяжело, но это немного облегчит твой путь.

Она смущенно кивнула,и я увидел, как её лицо озарила улыбка, а взгляд стал более уверенным. Мы начали медленно подниматься вверх. Я видел, как палка облегчает её шаги, помогая преодолевать крутые участки. Она опиралась на неё, и её поступь стала более уверенной, а дыхание — более ровным.

И я снова почувствовал, как во мне смешиваются беспокойство и гордость. Она была хрупкой, но её воля была твёрже любого камня в этих горах, и мне это нравилось.

Мы поднимались. Сколько времени прошло? Час? Два? Мне казалось, что мы провели на этом склоне целую вечность. Каждый шаг давался всё тяжелее, а воздух становился всё более разреженным. Я видел, как Эйри дышит чаще, чем обычно, и, хотя она не произнесла ни слова, я знал, что она устала. Но она не жаловалась, она была сильной, гораздо сильнее, чем она сама думала.

Мы поднялись достаточно высоко, когда я заметил нечто странное. Сначала мне показалось, что это просто игра света, но потом я увидел это снова. По краям камней, где-то в расщелинах, что-то поблёскивало. Это было похоже на иней, но в его свете было что-то особенное, подобное серебру, застывшему на камнях.

Я посмотрел на Эйри, наши глаза встретились, и мы поняли, что наконец-то нашли верный путь. Мы шли в правильном направлении. Туда, где мы найдём Слёзы льда. Усталость немного отступила от осознания того, что мы у цели

Мы вышли на небольшую ровную местность, и я замер, пораженный увиденным. Иней, покрывавший валуны и скалы, мерцал и излучал слабое, призрачное синее свечение. Оно было настолько необычным, что я не мог оторвать взгляд. Это свечение не только завораживало, но и подавляло, словно поглощая все звуки вокруг. Тишина здесь была не просто отсутствием шума, а живой, осязаемой сущностью.

—Ты тоже это видел? — вдруг прошептала Эйри, её голос был едва слышен. Она сжала мою руку, и я почувствовал, как она задрожала. Её вопрос эхом разнёсся в холодной тишине. Наши взгляды были прикованы к одному и тому же месту, где камень, казалось, пошевелился. Это не было похоже ни на что, что я видел раньше. За этим движением последовала тень, размытая и неопределённая, как будто созданная из самого холода. Я хотел успокоить девушку, но сам чувствовал, как по моей спине пробежал холодок.

—Возможно, это знак, — сказал я, пытаясь придать своему голосу уверенность.

—Знак того, что мы на верном пути, ведь тут, на вершинах, всегда существовала своя отдельная Магия льда и холода...

Я почувствовал, как это волшебство витает в воздухе, обволакивая нас.

—Может, это одно из элементалей холода? — добавил я, пытаясь найти логическое объяснение тому, что произошло. Это был не просто камень или тень; это было что-то живое, и оно являлось доказательством что мы были ближе к нашей цели, чем когда-либо прежде.

Внутри меня поднималось пламя бури, мой внутренний огонь, беспокойно пульсировало, словно предчувствуя встречу с чем-то ему противоположным.

—Ты тоже видела тень? — тихо спросил я у Эйри, всматриваясь в то место, где только что промелькнула призрачная фигура.

Эйри кивнула, глаза ее, большие и выразительные, были сосредоточены и насторожены.

—Значит, мы пришли верно, — мои слова вырвались белым облачком пара.

— Здесь, где-то здесь, находятся Слезы Льда.

Мы двинулись вперед, туда, где мелькнула тень, — это был единственно верный путь. Чем ближе мы подходили ктогромному камню, за которым она скрылась, тем сильнее становилось ощущение, будто мы шагнули в иной, более древний мир, где время течет по иным законам. Ощущение было величественным, всеобъемлющим, как присутствие спящего бога.

—Осторожно, — произнёс я, мой голос был низким и напряженным, яя шёл впереди, почти прикрывая Эйри собой, инстинктивно защищая. Мы переглянулись, и в её глазах я увидел отражение собственного беспокойства и осторожного любопытства. Не сговариваясь, мы, стараясь ступать как можно тише, двинулись к камню. Каждый наш шаг отдавался глухо в полной тишин, и мне казалось, что даже мох под ногами потрескивает от напряжения. Подойдя ближе, мы увидели, что камень не просто пошевелился, он был отодвинут — словно кто-то или что-то мощное сдвинуло его с места. И за этим валуном, там, где должна была быть плотная земля и корни, зияла чернота. Это был не просто провал, а аккуратный, хотя и неровный, вход в темноту. Узкий лаз, больше похожий на вход в нору гигантского зверя, или же в пещеру. От него веяло тем самым холодом, который обволакивал всё пространство плато. Вход был обрамлён неотесанными, влажными камнями, и казалось, что из глубины доносится едва слышный, прерывистый шорох.

Сперва мы с Эйри замерли, словно два изваяния, окутанные сомнением. Холод, исходящий из глубины пещеры, был осязаемым, и воздух вокруг казался густым от невысказанного вопроса: стоит ли? Я чувствовал, как напряжение струится между нами, пока мы молча взвешивали риски.

Вход выглядел неприветливо, его темнота манила и отталкивала одновременно. Может, следовало повернуть назад, поискать другой путь, менее... пугающий.

Но тут Эйри глубоко вздохнула, посмотрела на меня, и её голос, хоть и был чуть тихим, прозвучал с уверенностью:

— Келен, мы здесь. Мы прошли этот путь, чтобы найти Слезы Льда. Если мы сейчас отступим, мы никогда себе этого не простим. Раз уж мы здесь, — добавила она, шагнув первой к зияющей тьме, — то должны попробовать. Иначе зачем вообще было преодолевать этот путь на гору ?

Я кивнул и шагнул к входу, Эйри последовала за мной за ней. Теперь пути назад не было, только вперед — к тому, что ждало нас в этой холодной темноте. Мы вошли. Ледяной воздух, влажный и густой, сразу же окутал нас. Запах озона, талого снега и чего-то неуловимо-мистического ударил в ноздри. И тут решимость оставила Эйри, и она испуганно прижалась ко мне, ее рука скользнула и крепко ухватилась за мою. Я отметил это с внезапным, неожиданным теплом, которое никак не вязалось с обстановкой неизвестности, в которрй мы находились. Ее ладонь, несмотря на мороз, была горячей, и в этот момент все мое напряжение спало. Я ощутил прилив почти нежности, чувство глубокого, оберегающего покоя. В этом простом прикосновении было что-то глубоко приятное, что-то, что успокаивало мое вечное пламя. Я мужчина, и я был отвесвененнтза эту девушку, я сжал ее пальцы в ответ, позволяя себе на краткий миг забыть об опасности.

Тьма постепенно отсупила, уступая место нежно-голубоватому свечению. Нашим глазам открылась довольно просторная пещера. Она была похожа на те потаенные святилища, о которых мне рассказывали в детстве, — места поклонения Духам Вершины. И это было логично: чем выше гора, тем сильнее, как известно, присутствие духовного начала, тем ближе граница между мирами. Казалось, стены вот-вот заговорят со мной на языке, который я когда-то слышал от самых старших магов.

Внутри царила симфония холодных оттенков: голубой, белый, бирюзовый. Мрак рассеивался под их сиянием, и хотя здесь тоже царил холод, он был странно приятным, чистым, звенящим.

Вдруг, впереди, за изгибом, я увидел его — пульсирующий источник синего свечения. Кристалл. Или что-то похожее. Это был маяк, зов, который моя магия не могла игнорировать.

Мы с Эйри двинулись к нему, плечом к плечу, и я чувствовал ее сфокусированное внимание. Чем ближе мы подходили, тем яснее проступали контуры этого места. Свечение было входом, порталом в меньший, внутренний грот. И вот там, в полумраке, с потолка свисали огромные, тающие ледяные образования. Они были настолько прозрачны и чисты, что казались живыми, — словно вечные, замерзшие слезы. Да, скорее всего, это были они — Слезы Льда. А в самом центре, на естественном пьедестале, мерцал Кристалл. Он был источником всей этой магии, сердцем холода, и я чувствовал, как он реагирует на мое присутствие, на огонь бури, что клокотал во мне, требуя действия.

Не размышляя ни секунды, я протянул руку, желая прикоснуться, понять, уловить суть этой магии... Я ожидал тепла, какого-то отклика, может быть, даже мгновенного видения, но получил лишь ледяной, резкий толчок. Меня отшвырнуло назад, словно невидимая стена преградила путь. Удивление смешалось с острой болью, и когда я опустил взгляд на свою руку, по ней уже ползли тонкие, серебристые узоры инея. Холод пронзал кожу, словно тысячи мельчайших игл.

Я вскочил на ноги, потирая окоченевшую ладонь. Кристалл, который должен был стать нашим ответом, просто оттолкнул меня. Он был здесь, передо мной, но не отвечал. Пока я пытался осмыслить это поразительное невезение, пытаясь понять причину неприятия, Эйри уже двинулась вперед. Я не успел даже до конца прийти в себя.

—Эйри, нет! — рванулся я к ней.

— Стой, это может быть опасно! Я боялся, что кристалл и её встретит так же резко, нанеся ей вред.

Но Эйри уже стояла перед кристаллом, её взгляд был прикован к его переливаюшимся граням. Осторожно, с почтительно-нежным трепетом, она положила обе руки на холодную, гладкую поверхность.

—Келен, — её голос звучал тихо, но твёрдо. Она говорила так, словно была абсолютно уверена в своих действиях.

— Мне кажется, я знаю, что нужно делать.

Я замер в шаге от неё, готовый прийти на помощь в любую секунду.

—Лучше отойди, — мой голос был полон тревоги за неё.

— Он может ударить тебя холодом!

—Всё хорошо, — ответила Эйри, и в этот раз в её голосе прозвучало нежное, просящее, почти умоляющее напряжение. Она не отводила рук от кристалла.

— Я, конечно, не разбираюсь так в магии, как ты, Келен, но... позволь мне с ним поговорить.

Она повернула голову и посмотрела на меня, и в её глазах была странная, непривычная решимость.

—Я видела, как мой отец разговаривал с растениями, с деревьями, с водой, с землёй и камнями. Может быть, и у меня получится. Ведь этот кристалл — это же тоже часть горы, часть природы, просто очень древняя. Может, у меня получится поговорить, понять, что он хочет?

Она вновь обратила всё своё внимание на кристалл, а её голос стал тише, почти шепотом, обращённым скорее к нему, а не ко мне:

—Я помогала отцу, и у меня получалось... слышать ответы...

Я был потрясён её словами, её спокойствием и этой невероятной идеей, и я замер. Я хотел крикнуть, увести её, но что-то в её голосе, в позе, в её контакте с кристаллом заставило меня замолчать. Мой опыт взаимодействия был неудачен, но, возможно, Эйри права? Выбора, по сути, не было: кристалл отказал мне, и теперь вся надежда была на Эйри, на её необычный, интуитивный дар, на её мягкость и терпеливость.

Я стоял, почти не дыша, глядя, как сияние кристалла слегка меняется под её ладонями. Она медленно опустилась на колени перед кристаллом, как перед поверженным воином или… больным. Я смотрел, как Эйри кладёт ладони на ледяной постамент, и этот акт был таким нежным, таким чуждым моей порывистости и нетерпеливости. Я хотел получить ответы немедленно, а она не пыталась взять, не пыталась сломать, не пыталась активировать — она слушала. Когда синее мерцание кристалла стало мягче, словно его пульсация сменила гнев на истощение, моё сердце сжалось. Я увидел нечто, что проглядел в своей слепой спешке: боль. Не угрозу, не вызов — а агонию.

И услышал её шёпот, обращенный к кристаллу:

—Мы пришли залечить рану горы. Ты холод. Ты — исцеление, ты — покой, пожалуйста, помоги нам.

Эйри подняла на меня глаза, отражающие сейчас неземной, синий свет.

—Он не злой. Он напуган. Подойди к нему.

Я шагнул вперёд и, последовав примеру Эйри, опустился на колени рядом с ней, затем протянул руку к кристаллу. Вспышка синего света ослепила меня, но я не отшатнулся. Я стоял, чувствуя, как моя рука покоится на ледяном постаменте, поверх тонкой, ладони Эйри. Моя ладонь сперва задрожала от сдерживаемой силы, от привычки действоватьмбыстро, резко. Но рядом с Эйри я начал чувствовать, как огонь, горящий во мне, меняется. Он не угасал, нет. Он стал подобным холодному золоту. Моя магия преображалась.

Я закрыл глаза. Ледяной холод кристалла уже не казался враждебным. Я почувствовал его боль, как чувствовала её Эйри, но через призму своего собственного восприятия. Кристалл был как гигантская, измученная мышца, сжимающаяся от невыносимой боли.

—Холодное золото, — прошептал я себе.

Моя сила, которую я обычно обрушивал, теперь приобрела текучесть спокойной реки.

Синий свет вокруг нас перестал быть колючим. Он стал тёплым, несмотря на абсолютный холод. Он пульсировал в унисон с моим сердцем и с сердцем Эйри. Я чувствовал её спокойствие, её веру, и это было сильнее любой моей магии.

Эйри повернулась ко мне, её глаза были полны беспокойства.

—Ты слышишь? Мне кажется, кристал что-то говорит. Я различаю слова.

Я замер, напрягшись. Сначала была только тишина, давящая, звенящая пустота; я закрыл глаза, пытаясь унять мешающее волнение и тоже начал сосредоточенно вслушиваться. Что-то и правда слышалось, похожее на слова, очень, очень тихое:

𝘼𝙣𝙙 𝙬𝙞𝙩𝙝 𝙩𝙝𝙖𝙩 𝙨𝙝𝙖𝙙𝙤𝙬 𝙪𝙥𝙤𝙣 𝙩𝙝𝙚 𝙜𝙧𝙤𝙪𝙣𝙙, 𝙄 𝙝𝙚𝙖𝙧 𝙢𝙮 𝙥𝙚𝙤𝙥𝙡𝙚 𝙨𝙘𝙧𝙚𝙖𝙢𝙞𝙣' 𝙤𝙪𝙩

𝙉𝙤𝙬 𝙄 𝙨𝙚𝙚 𝙛𝙞𝙧𝙚, 𝙞𝙣𝙨𝙞𝙙𝙚 𝙩𝙝𝙚 𝙢𝙤𝙪𝙣𝙩𝙖𝙞𝙣...

𝘾𝙤𝙣𝙛𝙞𝙣𝙚𝙙 𝙞𝙣 𝙢𝙤𝙪𝙣𝙩𝙖𝙞𝙣 𝙝𝙖𝙡𝙡𝙨, 𝙬𝙚 𝙜𝙤𝙩 𝙩𝙤𝙤 𝙘𝙡𝙤𝙨𝙚 𝙩𝙤 𝙩𝙝𝙚 𝙛𝙡𝙖𝙢𝙚