Островное (джен)

Постель, к которой ее направляет Хаскилл, принадлежит прежнему герцогу Мании. Его покои еще пустуют — а значит, придворные то ли не смогли договориться, кто займет пост, а то ли все это время ждали возвращения Айны, чтобы решить дело миром.

В комнате до сих пор витает запах подозрительных благовоний, а еще стоит брошенным мольберт с пейзажами Мании, от которого Айну обдает тенью стыда и вины. Кровать тоже выглядит излишне широкой и пышной, намекающей, что занимались на ней чем угодно, но только не спокойным продолжительным сном. Однако найти другую свободную постель среди ночи — дело проблематичное. Предшественник Айны не нуждался во сне и не имел собственной комнаты, а предупреждать о своем прибытии редгардка не стала. В первую очередь потому, что и сама не была уверена, что решится сделать последний шаг.

Впрочем, после своего финального путешествия из Сиродила на Острова она чувствует себя настолько усталой, что ей быстро становится все равно, на чем спать. Лицом в подушки она заваливается, не раздеваясь, — разве что кое-как стягивает куртку и сапоги.

Перед ее глазами проносится то же, что и в любой из последних дней: озадаченное лицо последнего коронованного императора Тамриэля и решительное — императора, которого короновать не успели. Пылающие руины Кватча. Взметнувшийся к небу красно-желтый дракон. Несколько раз она вздрагивает всем телом от того, что падает куда-то вниз c высоты, с мыслями, что разозлила хозяина Дрожащих Островов настолько, что тот решил избавиться от нее своим любимым способом. Но Айна напоминает себе, что власть на Островах поменялась, напоминает столько, сколько нужно, — и в конце концов по-настоящему погружается в сон.

Утро встречает ее солнечным светом, от которого щиплет в глазах.

В первые мгновения, разглядывая незнакомый потолок, Айна никак не может понять, где находится. Она пару раз сонно моргает, припоминая, что еще вчера просыпалась в своем домике посреди Чейдинхолла, — после чего ее глаза широко распахиваются, спина выпрямляется, а руки подгребают поближе чужое одеяло. Но затем она, дико озираясь, обнаруживает незавершенную картину с гигантскими оранжевыми грибами и все вспоминает. Порадовавшись, что никто не видел ее реакции, хмыкнув, редгардка укладывается обратно на подушки и только тогда приглядывается к тому, что ее разбудило.

Солнечные блики, падающие ей на лицо, окрашены в разные цвета — будто по кровати скачет тьма-тьмущая свихнувшихся солнечных зайчиков.

Вся комната купается в ярких красках, потому что прозрачных стекол в герцогской комнате нет. Все — цветные, все — разные, и все расположены так, чтобы улавливать больше света. А за окнами, выходящими во внутренний дворик Мании, стоит тишина, нарушаемая только пением незнакомых птиц. Бывший владелец спальни любил поваляться подольше, поэтому придворные вели себя тихо до его пробуждения. В том, что даже после гибели Тейдона слуги стараются не шуметь, Айне мерещится то ли трогательная забота о ней, приходящей в себя после долгого путешествия, а то ли выработанная годами привычка.

Протянув руку, редгардка касается одного из солнечных бликов на одеяле. Рассеянно гладит пальцами нагревшуюся от солнца ткань, наблюдая, как кожа окрашивается в пурпурный цвет. И как-то очень остро осознает, что Сиродил — со всеми его бедами и болью, надеждами, разочарованиями, погибшими друзьями — остался невероятно далеко.

Она оставила его позади в тот момент, когда за ней захлопнулась дверь о трех лицах. Когда она сама решительно захлопнула эту дверь — а перед этим смотрела в глаза местному стражнику до тех пор, пока тот не решил убраться с острова вплавь. И, может, ночью она надышалась благовониями, которыми увлекался Тейдон, — но сегодня она впервые за долгое время проснулась не от собственного протестующего хрипа или яростных попыток кого-то от чего-то отговорить.

Расстояние, пролегающее между ней и родным миром, делало недавнее прошлое менее… принадлежащим ей.

Будто дурные воспоминания были пережиты тем, кто собирался провести всю жизнь в Сиродиле. Не тем, кто, похватав нехитрый набор вещей, решил — чуть спонтанно — переселиться на Дрожащие Острова, чтобы приглядывать за кучкой безумцев. Это Защитница Сиродила должна была чутко прислушиваться к новостям империи без правителя. Это Защитница Сиродила должна была поддерживать свою репутацию и являться по первому зову Клинков. Мысль об уходе от этих обязанностей дарила чувство свободы…

Свободы, которая не была доступна Защитнице Сиродила, но была доступна леди Шеогорат.

Называть себя так — странно и не слишком комфортно, и Айна морщится: то ли от солнца, бьющего в глаза, как ни ляг, а то ли от того, как громко звучит этот титул даже внутри ее головы. Пожалуй, она никогда не сможет по-настоящему его принять. Отчасти из уважения к своему предшественнику, а отчасти из-за страха перед ним. Но некоторыми преимуществами своего высокого поста воспользоваться не постесняется.

Припомнив обещание Хаскилла разбудить ее пораньше, чтобы разобраться с накопившимися делами, Айна косится на двери в коридор, за которыми пока что стоит тишина. А потом переворачивается на другой бок, с головой накрывается одеялом и разрешает себе сегодня валяться в кровати до тех пор, пока не надоест.

— Я не буду это надевать. Даже не предлагай, — отбивается Айна и тактически пятится к дверям, когда Хаскилл предстает перед ней наперевес с чем-то роскошным и пышным. — Я воин, а не придворная дама!

Платье, аккуратно развернутое в руках камердинера, сделано в тех же цветах, что и наряд предыдущего Шеогората. Пурпурный с золотом, струящийся до самого пола, даже узор похожий — настолько, что в затылке редгардки начинает свербеть от неприятных воспоминаний. Шеогорат, говорящий безжизненными сухими рифмами. Шеогорат, сжавшийся на полу тронного зала, оплакивающий — в который раз — свое царство.

Хотя Хаскилла, похоже, все это совсем не волнует. Он уже проделал большую работу, выловив Айну в промежутке между ее метаниями по Островам: та крайне серьезно подошла к исследованию своего нового дома и во дворец возвращалась, в основном чтобы спать. Так что, несмотря на ее решительный — и слегка панический — отказ, камердинер не отступает. И даже позволяет себе чуть-чуть надавить.

— Сшито точно по твоим меркам, госпожа. Будет сидеть лучше любого доспеха. — Голос у него ровный, как и всегда, но в нем проскальзывает намек на гордость. А во взгляде, которым он одаривает запылившуюся с дороги одежду Айны, — неодобрение пополам жалостью. — Будет лучше, если жители Островов смогут сразу догадываться о твоем высоком… положении. Сама знаешь, как сильно их пугает неопределенность, — добавляет он, с намеком понизив голос.

Его собственный наряд как всегда безупречен и настолько же безупречно отвечает пестрой моде Дрожащих Островов. Пышный воротник камердинера смотрится в этой части дворца гораздо естественнее, чем скромная, но практичная обмундировка Айны родом из Сиродила. Да и вообще, на фоне Хаскилла и прочих придворных Айна выглядит не то чтобы жалко, но чуждо — точно. Благо, у нее вечно не хватает времени, чтобы подумать об этом всерьез.

Несколько фатальных… недопониманий в отдаленных частях Островов с ней уже тоже случались. Они — пока что — не заставили ее всюду таскать с собой жуткую глазастую трость предшественника, которой можно было отмахиваться от сомневающихся, как символом высшей власти. Однако Айна все равно мрачнеет и фыркает от досады. А потом ей в голову приходит тревожная мысль.

— Сшито по моим меркам, говоришь? — хмуро тянет она, гипнотизируя прошитый серебряными нитями наряд. — Боюсь спросить, когда их успели снять-то.

— В прошлом. Еще при прежнем владыке, — с готовностью сообщает Хаскилл. — В тот день, госпожа, целители как раз пытались поставить на место некоторую часть твоих костей. А мазкен и аурил, наблюдающие за этим, спорили, дотянешь ты до утра или нет. — Он замолкает и хмурится, будто копаясь в воспоминаниях. — Столкновение с одной из очаровательных тварей Деменции, если я не ошибаюсь.

Сообщать подобные вещи так, будто речь идет об ингредиентах для супа, способен один только Хаскилл. И этим он беспокоит Айну сильнее, чем многие очевидно свихнувшиеся обитатели Дрожащих Островов.

— Так что, боюсь, подробности могли выпасть из твоей памяти, — вежливо заканчивает он, наклонив подбородок в знак вины.

Айне едва хватает самообладания, чтобы не застонать в голос от таких новостей. Вместо этого, припомнив один из самых болезненных дней в своей жизни, она со вздохом запускает руку в волосы, трет глаза. Ну конечно. Что может быть логичнее, человечнее и… и забавнее, чем отправлять портного к тому, кто с переменным успехом сражается за свою жизнь.

— Дай угадаю. Это была его идея, да?

Хаскилл не без торжественности кивает. Платье в его руках шелестит даже от этого едва заметного движения, переливаясь то пурпурным, то золотым.

А саднящее сознание Айны простреливает картина того, как предыдущий хозяин Островов распоряжался создать это фиолетово-желтое чудище незадолго до своего… ну, отбытия. Обдумывал эту сомнительную идею в свободное время от сражения со своим вторым "Я" и попыток еще чуток придержать Серый Марш. Обсуждал с Хаскиллом ткань, и цвет, и узоры, — пока Айна, не зная готовящемся сюрпризе, пыталась как-нибудь выжить, помогая то соблазнителям, то святым.

Да-а, с Шеогората, конечно, станется. Он ведь и тронный зал начал изменять задолго до того, как раскрыл ей все подробности их дикого соглашения. Говорил загадками, торопил, угрожая расправой за любые вопросы, а сам тем временем собирал… трофеи. Упорно, последовательно окружал себя предметами, которые обозначали исчезновение Шеогората старого и приход — нового.

Отвалившаяся рука первого Стража Врат. Флакон с кровью прежнего герцога Мании. Осколки кристаллов Порядка. Брошенный меч Джиггалага Айна распорядилась перенести в тронный зал уже сама — когда в голове прояснилось после финального нашествия сил Порядка и последний пустой постамент неожиданно обрел смысл.

— Боялся, что я подпорчу твою репутацию, и решил все подготовить заранее, да? — бормочет себе под нос редгардка, обращаясь не то к собственным воспоминаниям, не то к силе, которая поселилась внутри нее. Силе, на которую реагировала жуткая глазастая трость, пялящаяся на всех так внимательно, будто была живой. — Хотел, чтобы новый Шеогорат во всем походил на предыдущего? Тогда мог бы задуматься и о паре штанов, аэдра тебя раздери…

Под конец она и сама понимает, что заболталась с собой. Дурная привычка, прицепившаяся к ней после ухода на Острова, помогающая собраться с мыслями, когда надо было принимать решения в этом диком мире. Благо, Хаскилл никак не комментирует ее слова. Айна вообще сомневается, что после времени, проведенного в компании ее предшественника, камердинера можно чем-нибудь смутить или удивить. Однако на всякий случай она все равно приобретает виноватый вид.

Молчание Хаскилла — весомое, требовательное — посвящено другому. Он более не настаивает, не спорит, — просто стоит посреди зала с этим дурацким платьем в руках, наполовину скрытый за пурпурным и желтым. И ждет. С терпением, достойным лучшего применения; с невозмутимостью человека, который давным-давно все решил за тебя.

В конце концов, не выдержав этого зрелища, Айна закатывает глаза и, защищаясь, взмахивает руками.

— Ну хорошо. Ладно. Только по торжественным случаям!