Неприкасаемые (гет)

Наши руки случайно соприкоснулись в этом беспорядке соревновательной борьбы, и я почувствовала удар тока. Этот контакт продлился одно незаметное мгновение, но я успела ощутить как напряглось мое тело от неожиданного разряда. И кажется он ощутил тоже самое. По крайней мере судя по тому что было дальше. Нам было по 14 и с этого момента мы больше никогда не соприкасались даже случайно.

Мы учились на одной параллели и были чем-то вроде приятелей на расстоянии. Мы не были друзьями, не проводили время вместе, в основном просто пересекались в одной компании в пределах каких-то мероприятий, соревнований и другой общественной ерунды, которая делала нашу школьную жизнь забавной и активной. Мы были похожи: нам важно было быть лучшими, поэтому между нами будто образовалось негласное тренировочное соревнование — он пытался одолеть во всем меня, а я его, благодаря чему мы все время становились немного лучше.

Однако до того касания мы неплохо общались, непринужденно беседовали и перешучивались даже, находясь наедине.

Но тот разряд, то неизвестное мне ранее пронзительное чувство на соревнованиях заставило меня перестать находиться слишком близко к нему. Это волнение было каким-то непонятным и… страшным, наверно. В общем рисковать не хотелось. Если тебя разок шибанет током, то в розетку ты уже не полезешь, не правда ли?

Так мы и продолжили наше дистанционное приятельство, но легкое общение превратилось в обмен отрывистыми фразами и только вскользь, а наедине мы больше не оставались.

…Но весной перед выпуском так случилось, что нас обоих после уроков позвал к себе учитель ответственный за организацию выпускного. Помимо выпускного в этом году мы разумеется сдавали и выпускные экзамены, от которых зависело наше поступление в высшие учебные заведения и, конечно, наше будущее, поэтому все выпускники учились до вечера и в школе помимо учителей оставалась лишь наша параллель, распиханная за закрытыми дверьми кабинетов профильных предметов. Все усердно готовились к экзаменам и выпуску, потому что осталось всего пару месяцев на подготовку.

Наша любимая учительница литературы начала объяснять нам некоторые моменты по поводу выпускного, которые мы должны были потом передать остальным выпускникам. Как вдруг ее позвала наша англичанка, с которой они, вроде как, были подругами.

— Вы подождете меня минут 10? — спросила она нас своим мелодичным и ласковым голосом. Этим голосом она зачитывала нам лучшие отрывки из литературных произведений и мы каждый раз слушали ее с нескрываемым удовольствием и интересом.

— Конечно,- ответили мы без заминки почти хором. А что еще мы могли ей ответить? «Нет, мы слишком заняты и очень торопимся, заканчивайте с нами и идите куда хотите?» Или «расскажите скорее, мы просто не можем допустить того, чтобы остаться друг с другом наедине!»?

Короче, вы поняли.

И вот картина маслом: уютный кабинет литературы в начале мая. Уже почти 7, поэтому солнце начинает садиться к горизонту и окутывает помещение теплым золотистым сиянием. За окном переливаются и танцуют молодые листочки распускающихся деревьев, а в открытое окно влетает свежий ветерок, под который и танцует вся молодая листва. Так глубоко и счастливо дышится. И мысли совсем не об экзаменах, а лишь о том, как же хороша жизнь под таким солнцем. И приятная прохлада, и в то же время согревающее изнутри тепло.

Как только силуэт учительницы исчез за дверью, цокая каблучками на пару с туфельками изящной англичанки, я присела на край парты и уставилась в манящий весенний вид из окна, краем глаза, отметив, что мой партнер по ожиданию так и остался стоять, засунул руки в карманы и стал изучать на доске прямо перед собой следы последнего сегодняшнего урока литературы. Так мы и смотрели каждый в свою сторону.

…Так прошла вечность. Ну или минуты две. Я перестала любоваться видом из окна и повернула голову к портретам писателей над доской, украдкой наблюдая за силуэтом парня справа от меня: он стоял все в том же положении, оперевшись сзади на парту, абсолютно неподвижно, только глаза медленно двигались от строчки к строчке на доске. То, как он стоял симметрично и недвижимо полностью отражало его натуру и облик. Словно медная статуя, но тут скорее даже не медная, а стальная, или титановая. Такого же серебристого цвета как его взгляд. Он весь — невозмутимость, твердость и холодное присутствие. Непоколебимо блюдет свои принципы и границы. Отличный кандидат на соблюдение физической дистанции. Оказавшись в шаге от него и с кучей времени на подумать, в мыслях снова возник тот удар током. Так давно это случилось, но так ясно запомнилось. Мне стало не по себе. Я снова чувствую это непонятное волнение. В отличие от этого невозмутимого парня, я очень подвижный и порывистый человек, и очень эмоциональный. Мне стоит больших усилий не показывать все свои эмоции и мысли на лице. Мне это, конечно, удается и сейчас. Но все равно как-то некомфортно. Я продолжаю делать вид, что изучаю лица наших великих русских писателей, а сама пытаюсь догадаться, о чем думает он. Интересно, он тоже вспомнил тот момент, или он его вообще не запоминал? А если запомнил, взволновал ли он его также как меня? Волнует ли сейчас? По нему ни о чем нельзя догадаться. Молодец. Кремень.

Я слишком долго думаю о том электрическом ударе от нашего соприкосновения. И теперь мне страшно любопытно, ударит ли током снова, если я дотронусь до него. Мда… отличная идея. Теперь мне очень хочется проверить, что из этого выйдет. Беда. Обычно перед такими порывами меня отлично останавливает страх… но в этот раз мне настолько интересно, что уж очень тянет пойти туда, где страшно. Словно магнит меня притягивает человек рядом, и я уже совсем не могу сосредоточиться на портретах литературных светил.

Я налюбовалась портретами и опустила взгляд но свои туфли, убедившись, что он все также смотрит на доску. Можно подумать, он спит с открытыми глазами, там ведь уже и разглядывать нечего. Но он даже не шелохнулся за все время. Тоже задумался видимо. Украдкой я оглядела его неподвижную фигуру справа от меня. Мы все уже давно девушки и юноши. Я уже давно перестала мысленно соревноваться с ним в росте и силе. Я по-прежнему быстрее и более ловкая, а еще, думаю, что соображаю я тоже лучше. Но в остальном природа сама определила победителя.

Мой взгляд остановился на его руке, расслабленно лежавшей в кармане брюк, и навязчивая мысль проверить свою гипотезу о касании сменила мысли о различии полов. Я непроизвольно дернулась, почти оторвав ладонь от парты, и тут же застыла. Это движение произошло отдельно от головы. Так и делов наделать можно, когда голова не контролирует собственные руки. В груди заклокотало волнение от того, что я только что чуть не сделала кое-что очень неаккуратное… а еще от того, насколько все же легко и быстро я могу удовлетворить свое любопытство. Я продолжала исподтишка сверлить взглядом его ладонь. Страх и любопытство смешались в азарт… и что-то еще. Что-то еще меня подталкивало на абсолютно необоснованный поступок. Ох как интересно, как же хочется дотронуться, до того, чего нельзя касаться. И я подняла руку.

Я беззвучно, не спеша потянула свою ладонь к его руке. Сердце колотилось и гуляло в груди. А мысли постепенно полностью затихли и все мое внимание сосредоточилось на открытом кусочке его кожи между карманом и рукавом. И вот я уже в миллиметре от него. Я взялась за открытый участок руки двумя пальцами, словно пытаясь его ущипнуть, но без давления, а лишь слегка ощутимо, держась за краешек ладони. И ощутила, как по всему моему телу пробежала волна тока. Или не по моему? Или не только по моему?

Мы оба внутренне вздрогнули, но физически со стороны друг друга ощутили это почти невесомо. Пути назад нет. Я держу его за руку и чувствую, как внутри меня бурлит напряжение, которому нужен выход. Я не умею притворяться статуей как он, энергии внутри меня нужен ход — и единственный выход — это какое-то движение. Я робко провожу указательным пальцем по внутренней стороне его ладони, продвинувшись всего на сантиметр, и чувствую, как еле-еле двинулась и его рука. Недолго думая, я снова легким захватом, как щипком, беру краешек его ладони и слегка тяну на себя, дав понять, что нужно вытащить руку из кармана. И он послушно освобождает руку, оставляя ее также неподвижно висеть вдоль тела. Я чувствую маленькую победу. Я отпускаю его ладонь и уже немного смелее прислоняю тыльную сторону своей ладони к его. Он не шелохнулся. Я скольжу по его коже вниз к пальцам и завожу ладонь вновь к внутренней стороне, украдкой касаюсь кончиками пальцев его запястья и медленно скольжу от него вниз к кончикам его пальцев. А затем также медленно и по той же траектории скольжу вверх и чувствую как его рука слегка дрожит. Но тут я замираю. Я остановила свои пальцы у мозолистой кожи его большой ладони, у самого основания красивых длинных пальцев. Мое сердце грохочет так, что мне закладывает уши.

«Я уже много сделала — твоя очередь» — мысленно говорю я. И через пару секунд чувствую, как его большая ладонь медленно закрывается. Так медленно и ровно словно тиски, ход которых запустили и их уже нельзя отключить. А моя ладонь — это голубка, почти попавшая в ловушку этих тисков, с последним шансом спастись. Я понимаю, что это последний шанс освободить свою ладонь и сделать вид, что ничего не было. И больше никогда не находиться так близко.

И ничего не предпринимаю. Его ладонь ласково, но твердо обволакивает мою. Мое сердце, прыгавшее от живота к горлу и обратно, постепенно успокаивается и ощущение страха сменяется приятной щекоткой. Волнительно. И так тепло. И еще уютно. Хорошие тиски — надо брать.

Но неподвижность невыносимо покалывает, хочется ощутить движение кожи, и я делаю попытку разжать ладонь. И тут же казавшиеся стальными тиски разжимаются в ответ на мой слабый сигнал. Я немного соскальзываю вниз и проникаю своими пальцами между его, переплетая их между собой, а он, предугадав мои мотивы, сжимает свою ладонь, вновь окутывая меня своим теплом. Так мы и стояли, пока не услышали стук каблучков учительницы по коридору. Мы вздрогнули и, нехотя, отпустили ладони.

Я впервые за все время подняла на него глаза и увидела легкое волнение на его лице вместо неизменной уверенности.

Зашла учительница и поговорила с нами обо всем, о чем изначально планировала, дала задания и отпустила нас, проводив лукавой… лукавой? улыбкой… Я случайно встретила свое отражение в зеркале над раковиной, выходя из класса, и поняла, что стало причиной этой улыбки. На моих щеках розовел румянец.

Мы вышли из кабинета и немного поодаль друг от друга пошли в одну сторону — в свое крыло школы. Шагая по пустым и безмолвным коридорам, я ощутила новый прилив волнения и тревоги. В моей еще недавно пустой голове стали роиться беспорядочные мысли. Влияние момента закончилось, и мое состояние подпитывалось только собственными соображениями. А он шел впереди, как ни в чем не бывало.

Внезапно он замедлил шаг и чуть заметно протянул назад руку. Он предлагал мне взять ее. Я подняла глаза от ладони и увидела, что он даже не обернулся. Если честно я уже исчерпала свой запас смелости и авантюризма, поэтому я лишь слегка поравнялась с ним, немного скользнув рукой по его протянутой ладони — он все равно даже не удосужился проверить, заметила ли я его жест. Но дистанцию наращивать больше не хотелось, поэтому мы просто шли рядом.

Шли дни и в бесконечной подготовке к празднику и экзаменам возможности остаться вдвоем больше не представилось. И о произошедшем мы так и не поговорили. Только изредка происходило столкновение робких взглядов. Благодаря такому отвлечению эмоции, бурлившие во мне с того дня, постепенно утихали и рутина возвращала все в жизни на свои места, прошло около двух недель, прежде чем мы снова столкнулись с возможностью остаться наедине.

Середина мая встретила солнечными и жаркими днями, не привычными для нашего около-северного края. Я осталась после уроков, чтобы повторить материал. В пустом классе, залитом солнцем, так тихо и хорошо, что хотелось побыть здесь подольше. Скоро раз за разом повторявшиеся солнечные дни в классе подойдут к концу. И золотой час я буду встречать в совсем других местах, пока еще мне совершенно не знакомых. Я буду скучать по этим кабинетам. По классу и учителям. По нашим только нам понятным шуткам. По общим моментам побед и, может быть, даже… ошибок? Наверное, я больше не буду прежней, когда переступлю порог школы с аттестатом в руках?

Впереди столько нового и это приятно волнительно, но в то же время немножко страшно. Страшно, когда понимаешь, что вернуться назад уже нельзя. Какая все же жестокая шутка — время. Да, шутка. Не штука. Ведь что это, если не шутка над людьми. Мы научились плавать, летать и лечить неизлечимые болезни, предсказывать и преодолевать катаклизмы, создавать жизнь в пробирках, когда тело подводит. Единственное, что не подвластно нам — время. Время определяет наше место и наши возможности. Когда приходим в этот мир и уходим из него. Когда вставать и ложиться. Когда петь гимн и наряжать елку. Мы так зависимы от хода времени, что единственное, что мы можем — это продолжать его отсчитывать. Год, два… семнадцать. Школа заканчивается, а юность уже в самом разгаре.

Я смотрела то в тетрадь, то в окно. С улицы доносились крики играющих младшеклашек и все тот же весенний ветерок, который возвращается каждую весну и пахнет радостью и солнцем. Лучи солнца согревали мне макушку и руки, пишущие и перелистывающие конспект. Голова после 8 уроков и подготовки к экзамену по английскому была тяжелой, а припекавшее солнце мягко делало ее еще тяжелей. Строчки конспекта уже немного плыли перед глазами, а руку уже стало сводить от долго письма.

Я отложила ручку и немного потянулась, чтобы ощутить приятное нытье благодарных за хоть какое-то движение мышц. Я зевнула, отвернулась к окну, подперев щеку ладонью и стала наблюдать за школьной спортивной площадкой.