История одной неудачницы (гет)

Воздух в бальном зале замка Стромбола был густым и сладким, словно испорченный мёд. Он не освежал, а обволакивал, состоя из аромата застывшего воска, увядших экзотических цветов и терпких духов знати. Диаспро лишь недавно исполнилось семь лет, но её уже представляли обществу как драгоценный камень в короне династии. Маленькая ножка в атласной туфельке ступала по отполированному мрамору не по-детски осторожно, будто она боялась разбить хрупкий мир, которого на самом деле не существовало.

Рука матери, герцогини, была затянута в перчатку из самого тонкого альвинского шелка, но её пальцы сжимали запястье дочери с безжалостной твёрдостью хищной птицы, прячущей когти в бархат.

— Плечи расправь, солнышко моё, — прошептала герцогиня, погладив дочь по плечу. И с ободряющей улыбкой добавила — Все смотрят. Все восхищаются тобой. Покажи им, из какого теста вылеплена наша семья.

Диаспро послушно приподняла подбородок, стараясь повторить величественную линию шеи матери.

— А, вот и наш дорогой союзник! Герцог Скайндэр! И… будущее Эраклиона!

Голос отца, герцога Стромбола, гремел, как добротный салонный рояль, — громко, красиво и абсолютно бездушно. К ним приближалась пара: важный мужчина в мундире и мальчик. Лет десяти, не больше. Светловолосый, с аккуратными чертами и глазами цвета летнего неба. Принц Скай. Его взгляд скользнул по Диаспоре с лёгкой вежливой скукой.

— Позволь представить нашу надежду, нашу Диаспро, — отец с легонько подтолкнул её вперёд, как бы напоминая: "не зевай, не смотри по сторонам, выпрями спину, вспомни о чем мы с тобой говорили, не подведи". Разумеется, герцог молчал, натянув услужливую улыбку на лицо. Но Диаспро не нужны были слова, образ отца сам достроил нужные фразы. — Дети, познакомьтесь. Вам предстоит вместе вершить великие дела.

Девочка сделала реверанс, идеальный, до дрожи в икрах вышколенный на многочасовых уроках.

— Очень приятно, ваше высочество, — выдавила она, заставляя губы сложиться в робкую улыбку. Ногу под 45°, руки в положение два, одну на груди, второй немного приподнять юбку. Ей нельзя оплошать, иначе отец снова будет расстроен. Он не кричал, нет, просто смотрел своими зелёными узкими глазами. И столько боли и разочарования было в этом взгляде...а потом снимал очки, протирая свободной рукой лоб от усталости и тихо грустно вздыхал. Такое молчаливое неодобрение для Диаспро было хуже любого наказания.

Скай, словно вспомнив инструкцию, коротко кивнул.

— Добрый вечер, леди Диаспро.

И с неподобающе серьезным лицом поцеловал девушке руку в традиционном поклоне. Выглядело это весьма комично.

Больше они не говорили. Взрослые обсуждали «процветание», «стабильность», «выгодные контракты на поставку солнечной пыли» и «укрепление границ». Слова были красивыми, блестящими, как конфетные фантики. Диаспро ловила их, пытаясь понять скрытый смысл, но улавливала лишь сладковатый привкус чего-то незнакомого и холодного.

— …помолвку объявим, когда дети чуть подрастут, конечно, для приличия…

— …ваша дочь — восхитительна, просто жемчужина, какое изящество…

— …сила магии, направленная в русло прогресса, творит чудеса…

"Жемчужина — повторила про себя Диаспро, и на секунду ей стало тепло. — Он сказал — жемчужина". Она украдкой посмотрела на родителей, надеясь увидеть в их глазах отблеск этой гордости. Но их лица были обращены к герцогу Скайндеру, и улыбки на них были такими же отполированными и безупречными, как столешница из чёрного дерева в кабинете отца.

-

Последующие годы слились в череду изящных, выхолощенных ритуалов. Кабинет отца пах старыми книгами и дорогим коньяком. Герцог, не глядя на дочь, водил перстом по мерцающей голографической карте.

— Видишь, Диаспро? Это — Эраклион. Богатый, сильный. Но силён мускулами, а не разумом. Наша задача — стать этим разумом. Ты будешь его королевой. Ты будешь мягко направлять, советовать… Ты станешь той тихой силой, что движет великими империями. Это почётно.

— Я постараюсь, отец, — робко сказала девушка, жадно ловя его редкие слова, как подачки.

— Старания мало, дитя. Нужен результат, — он, наконец, посмотрел на неё, и его взгляд был тяжёлым, как гиря. — Любовь — это миф для простонародья. У властителей есть только долг. Твой долг — быть безупречной. Понимаешь?

Она кивала, не понимая до конца, но страстно желая исполнить указания отца.

Уроки с матерью были иными. В будуаре, где пахло фиалками и пудрой, герцогиня учила её искусству, не менее важному, чем политика.

— Милая моя, мужчиной правят не приказами, — говорила женщина, её тонкие пальцы с легкостью волшебницы заплетали сложную причёску на голове дочери. — Им правят красота, загадка, лёгкая недоступность. Ты должна стать для принца самым изысканным произведением искусства, которое он захочет разгадывать всю жизнь. Его единственной и самой изящной привычкой.

И Диаспро училась. Не только языкам и истории, но и тому, как опустить веки, чтобы вызвать интерес, как улыбнуться, чтобы польстить, как вздохнуть, чтобы пробудить участие. Она становилась живым произведением искусства, каждая деталь которого была продумана для чужого восторга. И это работало. Очень скоро от незнакомцев они с принцем перешли к закадычным друзьям. Ее портрет каким-то чудом появился на его столе, подарок на день рождения. Философские разговоры плавно перетекали в лёгкий флирт. Ежедневные разговоры по вечерам после учебы стали рутиной.

—

«Подруги» были частью обучения. Девочки из знатных семей. Их встречи напоминали миниатюрные балы: изящные платья, чопорные беседы, сдержанные смешки.

— Милая Диаспро, — говорила Элизия, дочь барона, с круглыми, как у фарфоровой куклы, глазами. — Ты просто обязана рассказать про принца! Каков он? Он красив?

— Он… очень учтив, — подбирала слова Диаспора, стараясь, чтобы её рассказ звучал как увлекательная, но приличная светская беседа.

— Говорят, он увлекается полётами на драконах, — вставила другая, Мелани, с лёгкой язвительностью, приправленной сахарной пудрой. — Такое… грубоватое развлечение для королевской крови. Но ты, конечно, своим изяществом его очаруешь и образумишь.

Они переглядывались, и их улыбки были такими же сладкими и ядовитыми, как ликёр из магических ягод. Их дружба была игрой в дружбу, репетицией будущей жизни при дворе, необходимостью, а не удачным стечением обстоятельств.

Возвращаясь в свои покои, Диаспро, порой, подходила к огромному окну. Замок стоял на утёсе, и внизу простирались сады невероятной красоты — с серебряными листьями, поющими цветами и фонтанами, украшенными драгоценными камнями. Всё было безупречно, создано руками лучших ландшафтных волшебников. Ни один листок не лежал криво.

Она смотрела на эту идеальную, застывшую красоту и чувствовала странную тяжесть в груди. Она так старалась. Так хотела, чтобы родители, проходя мимо, наконец-то погладили её по голове не для того, чтобы поправить прядь, а просто так. Чтобы сказали: «Ты молодец. Мы тобой довольны».

Но они никогда этого не говорили. Они лишь кивали, оценивая: «Прическа безупречна», «Французский выговор улучшился», «На балу держалась достойно».

И девочка заставляла себя улыбаться этой оценке. Ведь это было всё, что у неё было. Она была жемчужиной. Идеальной, гладкой, холодной жемчужиной в позолоченной клетке своего долга. И мысль о том, что клетка не имеет двери, даже не приходила ей в голову. Пока ещё не приходила.

Столовая в замке Стромбол была похожа на гробницу, отделанную золотом и бархатом. Воздух был неподвижен и тяжёл от запаха дорогой полировки и поданного к столу жаркого из снежной антилопы. Герцог и герцогиня молчали, их лица были застывшими масками. Единственным звуком был звенящий в тишине голос Короля Эраклиона, исходящий от голографического проектора.

Его изображение, могучее и седое, с орлиным взглядом, парило над столом.

— Дорогая принцесса Диаспро, — голос был гостеприимен, но в каждом слове чувствовалась стальная воля, не терпящая возражений. — Надеюсь, я не прервал ваш семейный ужин. Мой сын часто говорит о ваших… беседах. — Он бросил краткий взгляд на голограмму Ская, который сделал вид, что внезапно очень заинтересовался собственными ботинками. — Эраклион может показаться вам слишком воинственным после утончённости Стромбола. Но сила — это не только грубая мощь. Это дисциплина, честь, умение защищать то, что дорого. Вскоре в Красном Фонтане пройдёт традиционный турнир. Я приглашаю вас лично присутствовать на нём и увидеть, как мой сын демонстрирует качества будущего короля. Уверен, его мастерство не оставит вас равнодушной.

Это было не приглашение. Это был приказ, облечённый в бархат дипломатии. Диаспро опустила глаза, делая вид, что польщена до глубины души.

— Ваше Величество, для меня будет величайшей честью принять ваше приглашение. Я с нетерпением жду возможности увидеть доблесть принца Ская.

— Прекрасно! Скай! — король обернулся к кому-то за пределами проекции. — Позаботься о том, чтобы для принцессы всё было подготовлено.

Голограмма короля исчезла. В тишине, последовавшей за его словами, голос герцогини прозвучал особенно чётко:

— Наконец-то. Проследи, чтобы твои манеры были безупречны. Ты будешь олицетворять наш дом.

— Не подведи нас, — с улыбкой добавил герцог, и потрепал дочь по голове.

—

Реальность Красного Фонтана оказалась грубой и оглушительной. После официальных приветствий Диаспро удалилась от шума трибун, пытаясь найти в этом каменном лабиринте хоть каплю уединения. Она достала коммуникатор, чтобы снова вызвать Ская, чтобы сказать ему… что? Она и сама не знала.

— Ну что ж, тебе вручили официальный вызов на турнир, — начал диалог парень. — Готовься к зрелищу. Отец правда считает, что лучший способ произвести впечатление — это сила меча. Надеюсь, ты не соскучишься, наблюдая, как я колочу чучела.

Диаспро позволила себе лёгкую улыбку, её пальцы невольно поправляли кружева на рукаве.

— А разве есть более достойное зрелище для будущей королевы? Наблюдать, как её суженый совершенствует искусство разрушения. Это так… поэтично.

— О, я могу быть и поэтом, — он сделал вид, что задумался, и его голос приобрёл игривые, доверительные нотки. — Просто мои сонеты написаны не чернилами, а движениями клинка. Каждый удар — это рифма, каждый парирующий выпад — строфа.

— Как романтично, — Диаспро притворно вздохнула, глядя на него исподлобья. — Я уже представляю, как мы будем читать их вместе. Ты — демонстрируя технику, я — восхищаясь её… смертельной грацией. — с сарказмом добавила девушка.

Они улыбались друг другу, их слова были лёгкими, отточенными. В этой игре намёков и флирта было что-то почти настоящее — общая участь, обречённость на одну судьбу. Они могли бы даже стать друзьями в этом хаосе.

— …и потом этот глупец Брендон решил, что может повторить мой манёвр. Закончилось всё, разумеется, в сугробе, — Скай ухмыльнулся, вытирая лоб.

Диаспро неспешно шла по коридору, под аккомпанемент историй возлюбленного, её губы были растянуты в учтивой, натренированной улыбке.

— Кажется, твоему оруженосцу не хватает не только мастерства, но и здравого смысла, ваше высочество. Хотя… его неудачи явно добавляют красок в твои рассказы....

Именно в этот момент на неё из-за поворота налетел рыжеволосый ураган в форме ученицы. Удар был резким. Коммуникатор выскользнул из рук и с треском ударился о камень, голограмма погасла.

— Ой, прости! Я не заметила… — девушка потерла локоть, но её взгляд уже упёрся в устройство с королевским гербом Эраклиона на крышке. Её глаза округлились от немого, наглого недоумения. Она смотрела на её вещь, на связь с её женихом, так, словно имела на это право.

Холодная волна гнева и паники накатила на Диаспро.

— Ты можешь перестать пялиться на моего парня? — её голос прозвучал тоньше и злее, чем она хотела. Он дрожал от унижения.

Но та не извинилась. Её лицо исказилось подозрением.

— Это… твой? Твой парень? — она произнесла это с такой недоверчивостью, что Диаспро захотелось ударить незнакомку.

-

На трибунах, в окружении двух безмолвных, как глыбы, стражей, Диаспро пыталась прийти в себя. Пыль унижения всё ещё липла к её платью. Она механически следила за поединками на арене, не видя их, сжимая в руках тот самый злополучный коммуникатор. Ей хотелось провалиться сквозь землю, забыть этот наглый взгляд.

И вдруг этот взгляд снова возник перед ней. Та самая рыжая девушка. Её лицо было странно спокойным, натянутым.

— Диаспро? — произнесла она, и имя на её устах звучало как оскорбление. — Принц Скай просил меня проводить тебя к нему. Он хочет поговорить с тобой наедине.

Сердце Девушки ёкнуло. Скай? Он видел? Он узнал о конфузе и хочет… извиниться? Объясниться? Глупая, детская надежда снова шевельнулась в ней, заглушая голос тревоги. Она кивнула с величием, которым не чувствовала, и пошла за ней, один из стражей неотступно следовал за ними, его тень нависала над ними обеими.

Их привели в какую-то заброшенную подсобку, пахнущую озоном от сломанной аппаратуры и пылью. Дверь с лязгом захлопнулась. Диаспро обернулась, её безупречные манеры уже готовы были излить на Ская лёгкий, флиртующий упрёк.

— Ну? — произнесла она. — Где же принц?

Но вместо ответа она увидела её лицо. Маска вежливости исчезла. Теперь это было лицо инквизитора, холодное и непреклонное. В глазах горел огонь фанатичной уверенности.

— Хватит притворяться, — голос девушки звенел сталью. — Я знаю, кто ты. Ты — одна из них. Трикс.

"Трикс? Кто это? Похоже это какая-то ошибка, подумать только, меня перепутали с кем-то..." От осознания абсурдности происходящего перехватило дух. И даже не понятно, смеяться ей или плакать. "Подумать только, есть в этом замке люди, которые меня не знают". Если бы они встретились при других обстоятельствах, принцесса была бы не против подружиться. Редко можно встретить человека, настолько неосведомлённого в политических делах.

— Я — принцесса Диаспро из замка Стромбола, — наконец выдохнула она. — И ты совершаешь ужасную ошибку. Мой страж…

Но рыжая не дала ей договорить. Её глаза вспыхнули.

— Я сказала, хватит лжи!

Вспышка ослепительного розового света озарила комнату. Где только что стояла ученица, теперь парила фея в сияющих одеждах, её крылья трепетали от гнева. Волна магии, грубая и неотразимая, ударила в стражника. Он не издал ни звука, лишь апельсины, которые он нёс для своей госпожи, покатились по полу, когда его массивное тело безжизненно рухнуло навзничь.

Ужас, не перед силой. Перед этим безумием, перед этой абсолютной, варварской уверенностью в своей правоте, которая ломала все правила, все условности, всю её выстроенную реальность. Эта дикарка, эта полудетка, осмелилась поднять на неё руку!

И тогда в Диаспро что-то порвалось. Тот последний, тонкий шов, что скреплял её изнутри. Годы унижений, холодных взглядов, ледяных прикосновений, фальшивых улыбок, долга, который был тяжелее свинца — всё это вырвалось наружу чёрным, кипящим вихрем.

— Ты хотела увидеть магию? — её голос стал низким, шипящим, полным ненависти, которую она не узнавала сама в себе.

—

Песок арены, грубый и холодный, въелся в щёку Диаспро. В ушах стоял оглушительный рёв толпы, но он доносился будто сквозь толщу воды — приглушённо, далёко. Всё её существо было сосредоточено на лице над ней. На лице принца Ская. Его черты, столько раз изученные по голограммам, казались теперь чужими, высеченными изо льда. В его широко раскрытых глазах не было ни гнева, ни ужаса — лишь полное, абсолютное, обездвиживающее недоумение. Он смотрел на неё, как на неведомое, опасное существо, случайно возникшее на его пути.

Этот взгляд жёг больнее, чем любое заклинание рыжей феи. Он выжигал всё нутро, оставляя лишь пепелище стыда.

— Скай… — попыталась она прошептать, но её горло сжалось, выдав лишь хрип.

В этот момент та, фея, опустилась на песок рядом. Её сияние немного померкло, уступив место растерянности. Она смотрела то на Ская, то на лежащую Диаспро, и её уверенность начала давать трещины.

— Скай? — фея произнесла его имя с вопросительной интонацией, полной неловкости. — Что… что происходит? Почему ты в форме Брендона? И кто… она?

Принц, наконец, оторвал взгляд от Диаспро, чтобы посмотреть на подругу. Его лицо исказилось гримасой досады и смущения.

— Блум, я… Это долгая история. Но она… — он снова посмотрел на Диаспро, и в его глазах, помимо недоумения, промелькнуло что-то похожее на догадку, от которой ему стало не по себе. — Её зовут Диаспро. Она… гость. Принцесса из замка Стромбола.

Название "Стромбол" прозвучало как приговор. Блум замерла. Её взгляд скользнул по дорогому, хоть и испачканному платью Диаспро, по изящным, аристократичным чертам её лица, искажённым сейчас болью и унижением. Она увидела не монстра-оборотня, а побеждённую, напуганную девушку. И главное — она увидела правду в глазах Ская.

— Принцесса? — прошептала Блум, и её голос дрогнул. Вся её воинственная поза сникла. "Она не Трикс…"— это осознание ударило её с физической силой. Она отступила на шаг, и её рука с магическим жезлом опустилась. — Но тогда… я… О, нет…

Её ужас, её раскаяние были столь же искренними, сколь яростным было её нападение. Но для Диаспро они ничего не значили. Ничто уже не имело значения.

Шум на трибунах сменился гулким, недоуменным гулом. На арену уже спешила стража Красного Фонтана, а следом — преподаватели. Но прежде чем они успели что-либо предпринять, воздух на арене сгустился и потемнел. Из образовавшейся тёмной дымки чётко, без единого лишнего движения, вышли двое — герцог и герцогиня Стромбол.

Они не смотрели на побеждённую дочь. Их ледяные взоры были обращены к директору Гризельде, подходившей к месту происшествия.

— Нас известили о… инциденте, — голос герцога был ровным, но в нём вибрировала сталь, готовая пронзить любого, кто посмеет возразить. — Турнир окончен. Мы забираем нашу дочь.

Герцогиня, не говоря ни слова, склонилась над Диаспро. Её тонкие пальцы, нежные как всегда, коснулись плеча дочери, помогая ей подняться. Но в этом прикосновении не было ни капли тепла, ни тени сострадания. Была лишь холодная, безжалостная эффективность. Она поправила прядь волос на лице Диаспро, скрывая синяк, её движения были отточенными, как у хирурга, зашивающего рану, чтобы та не портила вид.

— Иди, — тихо, так, чтобы слышала только она, прошипела герцогиня. — Ты уже достаточно опозорила нас сегодня.

Диаспро позволила себя поднять. Ноги её не слушались. Она не смотрела больше ни на Ская, ни на рыжую фею, на чьём лице застыла маска ужасного, непоправимого прозрения. Она не видела короля Эрандоса, который наблюдал за всей сценой с высоты королевской ложи, и его лицо было мрачным и нечитаемым.

Она шла, опираясь на мать, через строй любопытных, осуждающих, испуганных взглядов. Она слышала, как директор Гризельда что-то говорит её отцу о "недоразумении", о "последствиях", но слова доносились как сквозь вату.

Её вели к порталу, который должен был вернуть их в замок Стромбол. В последний момент, уже на пороге, Диаспро обернулась.

Её взгляд встретился со взглядом принца Ская. Он всё так же смотрел на неё. Но теперь в его глазах, помимо шока, читалось что-то ещё. Неловкость. Смущение. И та непроходимая пропасть, что легла между ними и стала в тысячу раз шире и глубже.

Он видел её настоящую. Неприкрытую. Униженную. И, что не менее важно, он выбрал другую.

Портал активировался с тихим хлопком. Последнее, что увидела Диаспро, прежде чем холодная мгла Стромбола поглотила её, — это два силуэта на арене: принц, отвернувшийся от неё, чтобы что-то сказать рыжей фее, и та, всё ещё не могущая прийти в себя от содеянного.