Двойной агент (джен)

Когда он только взглянул на сидящего напротив чиновника, тот своей физиономией напомнил ему карикатуру из журнала «Панч» — а ведь он и не предполагал, что на государственную службу в Англии берут мужей с такими длинными носами. Однако чем дольше Джим смотрел на Майкрофта Холмса, тем больше возрастало его любопытство. Нет, пожалуй, к чему-к чему, а к бульварным газеткам этот человек не имел никакого отношения. Была в нем какая-то скрытая сила, фундамент столь весомого авторитета, что с ним поневоле приходилось считаться. За годы общения с жителями бывшей метрополии Джим Мориарти привык иметь дело со спесивыми высокомерными английскими аристократами и буржуа, мнившими себя хозяевами мира по одному лишь праву рождения. Майкрофт Холмс не принадлежал к их числу. В его арсенале было нечто более могущественное, чем кажущиеся Джиму смехотворными апелляции к великому наследию прошлого — в тысяча девятьсот двадцать пятом году это было просто нелепо. Нет, Майкрофт Холмс был умен и холодно расчетлив, а таких Джим всегда любил. Старая привычка профессора математики — обращать внимание на все, что может предложить гимнастику для ума.

— Интересное место вы посещаете, мистер Холмс, — подавшись чуть вперед, он лениво взял со столика бокал бренди и сделал небольшой глоток. Комната, в которую его пригласили, была обставлена дорого, но не вычурно. Сквозь прямоугольные окна почти у самого потолка лился мягкий послеполуденный свет. С погодой Джиму повезло — он приехал в Лондон в редкий для осени солнечный день, который мог бы принадлежать и лету.

— Клубы для джентльменов — не такая уж и редкость, профессор, — сухо заметил Холмс. К своему бокалу он пока не притронулся — неужели нервничал?.. Впрочем, нет, мысленно улыбнулся себе Мориарти. Присматривался. Что ж, на его месте он вел бы себя аналогичным образом.

— Но я впервые имею честь пребывать в клубе, где главным правилом является соблюдение полной тишины, — Мориарти сделал еще один глоток и слегка повернул бокал, наблюдая за тем, как солнечные лучики преломляются в его гранях.

— За исключением этой комнаты, — не преминул поправить его Холмс.

— За исключением этой комнаты, — Мориарти позволил себе улыбнуться и вернул бокал на столик. — Понимаете, мистер Холмс, мужчина, который так любит молчать, что специально посещает клуб, ради того чтобы предаваться этому занятию, не внушает мне доверия.

— Отчего же, профессор? — Холмс чуть склонил голову набок.

— Я думаю, вы и сами понимаете, мистер Холмс. Учитывая ваш род занятий, вам как никому другому должно быть известно, что мужчинами движет постоянное желание проявить себя и продемонстрировать всему миру свои выдающиеся способности, что превращает их в знатных говорунов. А те, кто много болтают, сами выдают свои сокровенные тайны и не представляют особой угрозы. Нет, мистер Холмс, остерегаться нужно не говорливых юнцов и бродячих проповедников, а тех, кто любит молчать. Кто знает, что на уме у философа, безмолвно размышляющего о тайнах бытия? Именно он станет той точкой опоры, которая сдвинет Землю.

На губах Холмса появилась легкая усмешка. Он взял свой бокал.

— Математическая метафора не скроет ваших истинных намерений, профессор. Если бы эта комната, равно как и ваш покорный слуга, не внушали бы вам доверия, вас бы здесь не было, — он пригубил бренди.

Мориарти развел руками в театральном жесте и деланно вздохнул.

— Ваша правда, Холмс, ваша правда. Пусть это заведение внушает мне опасения, я, как вам известно, могу отразить собственные сомнения весьма солидным щитом, коим является суждение моей дорогой матушки, — он помолчал, а затем пожал плечами. — В любопытные времена мы живем, вам так не кажется? Тот умалишенный серб вывел женщин из домашней обители, и вот как они распорядились этой свободой — указывают мужчинам, что им делать.

Холмс поставил свой бокал.

— Строго говоря, профессор, наши указания мы получаем не от женщин, а от наших матерей, — сказал он. — А это вполне сообразно традициям, которых придерживались еще пещерные люди.

Мориарти издал короткий смешок.

— И снова вы правы. Признаюсь, я был слегка озадачен, когда матушка сообщила мне, что моей судьбой будет распоряжаться миссис Холмс.

— Благодаря своей научной деятельности моя мать всегда была вхожа в самые разные круги лондонского общества, — Холмс внимательно на него посмотрел. — И нам показалось это вполне естественным. Профессор математики Дублинского университета приезжает с визитом к ученому-физику, чтобы обсудить последние научные достижения — чего в этом может быть странного?

Холмс произнес это со столь бесстрастным видом, что Мориарти едва не рассмеялся.

— Действительно, — подражая ему, невозмутимо кивнул он. — Только вот происходит это спустя всего четыре года после окончания Войны за независимость Ирландии, в ходе которой старший брат упомянутого профессора отдал жизнь.

— Наука не знает границ, — сухо сказал Холмс. — А ученые не имеют гражданства.

Теперь уже Мориарти дал волю своему смеху.

— Никогда бы не подумал, что британское могущество зиждется на столь зыбком фундаменте, как наивность его государственных мужей, — отсмеявшись, сказал он.

На Холмса его скепсис не произвел ни малейшего впечатления. Напротив — отставив любезности, он заговорил твердо и бескомпромиссно, так что впервые с их знакомства в нем столь отчетливо проступили те качества умного и расчетливого политика, которые Мориарти разглядел в нем ранее.

— Отставьте ваши ужимки, профессор, — сказал он. — Мы оба знаем, в каком положении находится ваша семья, и какие чувства испытывает миссис Мориарти — какие чувства испытываете вы — к правительству господина Косгрейва. Конечно, в глазах соотечественников вы предстаете семейством, положившим на алтарь свободы самое дорогое, и на этом и зиждется наш расчет. Возможно, вам, как представителю точной дисциплины, царицы науки, эта схема кажется наивной, однако, смею сказать, профессор, вы не знаете политиков наших островов так, как знаю их я. Они обладают определенными достоинствами, но их пороки не менее значительны, и главным из них является тщеславие. Ваши ирландские друзья будут счастливы видеть в вас союзника в стане врага, столь далекого от их политических баталий, но столь проницательного и умелого. В то время как мои дражайшие коллеги придут в восторг от одного лишь осознания того факта, что среди ненавистных жрецов свободы появился некто, способный отравить эту благостную идиллию.

Мориарти сузил глаза, глядя прямо на Холмса.

— То, что вы мне предлагаете, выглядит как работа двойного агента, — вполголоса, чуть растягивая слова, произнес он. — Однако же на самом деле…

— На самом деле вы будете работать на меня, — бесстрастно договорил за него Холмс.

Глаза профессора иронично блеснули.

— Вот это я понимаю, государственная измена, — усмехнулся он. — Моим зеленоглазым товарищам до нее пахать и пахать.

— Это не государственная измена, профессор, это международная политика. А настоящая международная политика в этой стране делается не в Форин-офисе. Дипломаты склонны вести себя, будто слоны в посудной лавке, и посмотрите, к чему это привело — их неуклюжие комбинации вызвали мировую войну. Если мы не хотим допустить повторения подобной катастрофы, необходимо создавать альтернативные каналы, с помощью которых можно будет регулировать мировую политику. И вы, профессор, станете первым из них.

— Почту за честь, — слегка причмокнув губами, ответствовал Мориарти. Да, что ни говори, а теперь этот Холмс ему почти нравился.

— У меня остался лишь один вопрос, — Мориарти в своем кресле чуть подался вперед. — А вдруг я захочу выскользнуть из вашей цепкой хватки, мистер Холмс, и пойти своей дорогой? Что вы сделаете в таком случае?

Ни один мускул не дрогнул на лице Холмса, он даже не улыбнулся.

— Ничего, — сказал он. — Я, мой уважаемый профессор, не сделаю ничего. А вот мой младший брат отравит вас одним из своих экспериментальных ядов. И можете не сомневаться, в своем рапорте полиция укажет в качестве причины смерти апоплексический удар. Среди служителей порядка у нас тоже есть свои люди.

Мориарти смотрел на него несколько секунд, не мигая, а затем широко ухмыльнулся.

— Ядом вы меня купили, мистер Холмс. Я согласен.

— Я знаю, — отозвался Майкрофт и встал. Джим последовал его примеру.

— И еще кое-что, профессор. Моя мать просила напомнить вам, что в эту субботу мы ждем вас на ужин в Масгрейве. Кроме моих родителей и меня, на нем также будут присутствовать мои младшие брат и сестра.

— Звучит многообещающе, — сощурился Мориарти. — И чем же занимается ваша сестра, пока ваш брат варит яды? Режет головы противникам расширения избирательного права для женщин?

— Она художница, — коротко ответил Холмс. — Но можете не сомневаться, профессор — электоральная реформа в Англии входит в число занимающих ее вопросов.

— Значит, мне не придется заботиться о теме для разговора, — с ухмылкой заключил Мориарти.

* * *

Масгрейв, родовое гнездо матери Холмсов, представлял собой сумрачный каменный особняк, возведенный, кажется, в период Гражданской войны. Если бы Мориарти был суеверен, ему бы, возможно, стало не по себе, пока он ехал к нему на взятом в аренду автомобиле. Однако, вопреки распространенному мнению о представителях его народа, Мориарти не верил в приметы и знамения, а все мистическое отметал как надуманную чепуху. Его жизнь подчинялась холодному расчету и здравому смыслу, а на сантименты и романтическую дребедень у него просто не было времени.

Стоило ему остановить автомобиль у дома, как навстречу сразу же поспешил услужливый лакей, готовый принять багаж. Беглого взгляда хватило, чтобы понять, что и лакея, и встретившего его в холле дворецкого Холмсы нанимали лишь по особым случаям. Несмотря на явное аристократическое происхождение предков миссис Холмс, сейчас семья не обладала никаким титулом и не стыдилась своего буржуазного образа жизни. Мориарти уже достаточно хорошо успел узнать и хозяйку дома, и ее старшего сына, чтобы понять, что в быту они не придавали значения условностям.

Когда дворецкий объявил о его прибытии, и Мориарти прошел в гостиную, там уже собралось все семейство. Он поприветствовал миссис Холмс, одетую в темное струящееся платье по довоенной моде и фамильные драгоценности, и мистера Холмса, высокого худого мужчину, которого язык не поворачивался назвать «стариком», настолько моложаво он выглядел. Майкрофт поздоровался с ним вежливым кивком, после чего миссис Холмс представила ему остальных членов семьи.

Шерлок Холмс, средний из ее детей, оказался некрасивым молодым человеком, единственными преимуществами которого в том, что касалось внешности, были темные кудрявые волосы (до войны он наверняка вынужден был коротко их обстригать — подобный байроновский образ тогда смотрелся бы нелепо) и изящные ладони с длинными пальцами (насколько было известно Мориарти, в свободное от «изготовления ядов» время Холмс-младший любил играть на скрипке). Если же говорить о характере, то при первом приближении Мориарти удалось отметить впечатлительность натуры, умело скрываемую за научными изысканиями, и вместе с этим сильную волю — черта характера, которую Шерлок делил со старшим братом. В общем и целом, это был взрывоопасный коктейль, однако чего еще было ждать от среднего ребенка? Это Мориарти хорошо знал и по собственному опыту.

А вот Эвр, их младшая сестра… Мориарти с первого взгляда отметил, что она была похожа на обоих своих братьев, только вот в ее случае природа сгладила те недостатки, которыми обладали Майкрофт и Шерлок. Ее нос был прямым и длинным, но не чрезмерно, а глаза, такого же прозрачно-голубого цвета, как у Шерлока, казались более глубокими. В отличие от большинства девушек ее возраста, она не сделала короткой стрижки, хотя ее черное переливчатое платье с умеренным вырезом на спине было скроено по последней моде. Из всех троих Холмсов Мориарти было сложнее всего ее прочитать. Казалось, что ее что-то беспокоит, но она тщательно скрывает истинную причину своих тревог от близких. И пусть Эвр вежливо, ни в коем случае не рассеянно поздоровалась с Мориати и включилась в общую беседу, мыслями она явно пребывала где-то далеко.

— Ваш брат сообщил мне, что вы художница, мисс Холмс, — обратился к ней Мориарти, когда они расселись в столовой, и началась первая перемена блюд.

— Это так, он вас не обманул, — она кивнула и сделала глоток вина. — Хотя наша матушка предпочла бы, чтобы я занималась наукой.

— Эвр всегда обладала большим потенциалом для исследовательской деятельности, профессор, — не без гордости отметила миссис Холмс.

— И почему же вы его не реализовали? — с вежливым интересом полюбопытствовал Мориарти.

Эвр слегка пожала плечами.

— Наука не дает пространство для самовыражения, — сказала она. — Каждый, кто отваживается называться ученым, обязан соблюдать нормы сообщества, членом которого он является, а такие ограничения мне не по душе. Я за свободу мысли, — она чуть вздернула подбородок, и неяркое электрическое освещение эффектно выделило ее профиль, так что на несколько мгновений Мориарти невольно ею залюбовался. Впрочем, он быстро пришел в себя.

— Но разве наш век не сделал ученых настолько свободными, что позволил им осуществлять самые дерзкие мечты? — заметил он. — Совершенные в начале столетия открытия в области естественных наук полностью поменяли наши представления о том, как устроен мир — уверен, работа вашего брата является тому наглядным подтверждением. Неужели, мисс Холмс, вам не захотелось участвовать в столь революционном процессе лишь потому, что это потребовало бы от вас пойти на уступки определенным условностям академической деятельности?

Шерлок Холмс, который до того момента уделял внимание лишь поставленной перед ним тарелке супа, слегка поморщился.

— Любая революция имеет и обратную сторону медали, профессор. И наш век в этом отношении слишком противоречив, чтобы мы могли позволить себе видеть в научном развитии лишь благо. Вы, как никто другой, должны понимать — человечество способно обратить себе во вред самое удивительное и самое безобидное научное открытие.

Мориарти покивал головой.

— Кажется, вы знаете, о чем говорите, мистер Холмс, — он помолчал. — Вы были на фронте?

— Конечно, я был на фронте, — Шерлок скривился, то ли потому, что вопрос показался ему неуместным, то ли из-за воспоминаний, которые он с собой принес. — Но недолго. Потом меня отозвали на научную работу — искать эффективные способы защиты против химического оружия, — он сделал большой глоток вина и резко вернул бокал на стол. — Это едва не заставило меня пожалеть о многих открытиях, сделанных моей наукой.

— И все-таки она продолжает оставаться вашей наукой, — Мориарти подчеркнул предпоследнее слово. — И вы продолжаете служить ей, несмотря на все те ужасы, которые вы повидали. Значит, вы все еще в нее верите.

Холмс-младший криво усмехнулся.

— Может быть, я лицемер, которому безразлична его работа?

— Может быть, — Мориарти загадочно улыбнулся.

В этот момент Эвр решила вернуться в разговор.

— Шерлок не лицемер, — сказала она. — У Холмсов много недостатков, но двоедушие — не из их числа. Каждый из нас увлечен тем, что он делает, в этом наш секрет. Что бы ни происходило вокруг, мы сохраняем веру в то, чем занимаемся, — она на несколько секунд опустила глаза на свою тарелку, и Мориарти снова уловил в ее взгляде беспокойство. Хм, теперь он был почти заинтригован…

— Вы правы, что вернули нас на правильный путь, мисс Холмс — в наше время лучше вести разговор об искусстве, чем о науке, — он улыбнулся.

— Миссис Холмс с вами не согласится, — добродушно заметил мистер Холмс, с едва различимым поддразниванием глядя на жену. Та закатила глаза.

— Не слушайте моего мужа, профессор — он преувеличивает. Я не так уж и строга к современному искусству. Единственное, что выводит меня из себя, это джаз.

— Наша мать воспитывалась на классической музыке и посему не признает никаких новаций в данной области, — вполголоса пояснил Майкрофт.

— Здесь дело не воспитания, а вкуса, мальчик мой, — отчеканила миссис Холмс. — Ритм этой, с позволения сказать, «музыки», вызывает образ несчастного паралитика, который тщетно пытается хоть с какой-то долей грации двигать своими искривленными конечностями. Но не будем о плохом. Что касается Эвр и ее творчества, я считаю, что ей удается гармонично сочетать новые веяния, традиции и собственный художественный замысел.

— Звучит многообещающе, — произнес Мориарти. — Надеюсь, мисс Холмс не откажется после ужина продемонстрировать что-нибудь из своих новых картин?

— К сожалению, новых картин у меня нет, — покачала головой Эвр. — Сейчас я работаю над серией рисунков.

— И чему же они посвящены? — поинтересовался Мориарти.

Она ответила почти с вызовом, совсем как ее брат несколькими минутами ранее.

— Волшебному миру. Я рисую разных фантастических существ — эльфов, гномов, троллей.

— Троллей? — присвистнув, повторил Джим. — Пожалуй, за такими образами в наше время вам далеко ходить не нужно.

— Я думаю, подобные персонажи во все времена были в избытке, не только в наше время, — заметила она.

— Возможно, вы правы. И где же вы черпаете вдохновение для своих рисунков? Бродите по лондонским рынкам и изучаете физиономии их разномастных посетителей?

— Отнюдь, — Эвр покачала головой. — Я черпаю вдохновение на кладбище.

— Эвр!.. — воскликнула миссис Холмс с показным возмущением, однако было очевидно, что по-настоящему осуждать свою дочь она была неспособна — тому препятствовали материнский фаворитизм и гордость за создание столь талантливого человека. — Профессору вряд ли будет интересно слушать о твоих чудачествах!

— Моя дорогая миссис Холмс, вы забываете, что я ирландец, а мы обожаем чудачества, — он усмехнулся. — К тому же, ответ мисс Холмс еще больше разогрел мое любопытство, и теперь она просо обязана его удовлетворить. Так скажите, почему вы выбрали столь необычное место для поиска вдохновения? Или вами движет память о старых английских суевериях? Насколько я помню, ваш народ всегда любил бродить по кладбищам, надеясь встретить призрака кого-то из близких или получить откровение.

Эвр усмехнулась.

— Я могла бы парировать ваш удар вопросом об ирландских суевериях, еще более древних, чем наши, но поскольку, во-первых, сегодня вы наш гость, а, во-вторых, род вашей деятельности исключает саму возможность увлечения вами подобной материей, я сделаю вид, что просто не расслышала ваших слов. Что же касается вашего вопроса, здесь все очевидно. Кладбище — это то место, где живые встречаются с мертвыми, своего рода порог между двумя мирами. Поэтому оно и притягивает всякую нечисть. Мне остается лишь зарисовать с натуры ее безобидные проказы.

Мориарти вежливо рассмеялся.

— Теперь вы заставили меня поверить в то, что под маской простой художницы скрывается настоящая чаровница, способная вести разговор даже с фейри. Но скажите: почему вы столь уверены, что проказы ваших героев безобидны?

Облачко промелькнуло на ее лице. Так вот в чем было дело — что бы ни тревожило мисс Эвр Холмс, это каким-то образом было связано с ее работой. Интересно, задумался Мориарти. Все-таки бред про «самовыражение» действительно мог оказаться бредом, прикрытием для чего-то большего. Будучи сестрой британского «серого кардинала», Эвр Холмс вряд ли могла позволить себе быть обыкновенной художницей, тратящей время на такую чепуху, как поиски «вдохновения» на кладбище.

— По сравнению с тем, что творят люди, проказы волшебных существ всегда будут казаться шуткой, — сдержанно ответила она. — По крайней мере, в том мире, который я создаю в своих рисунках.

Мориарти слегка склонил голову, сделав вид, что этот ответ его вполне удовлетворяет.

* * *

Остаток вечера прошел в беседах на отвлеченные темы. Как оказалось, Мориарти зря рассчитывал на обсуждение перспектив расширения женского избирательного права — домашней политики за ужином и кофе не касались, целиком сосредоточившись на международных делах, могущих предложить массу тем, основной из которых, что очевидно, были гарантии послевоенных границ Германии. Затем гость удалился к себе, и его примеру последовали мистер и миссис Холмс, оставив своих детей в одиночестве допивать кофе в гостиной.

— Не нравится мне этот тип, — хмуро сказал Шерлок. Он подошел к камину и протянул к нему озябшие пальцы — после Лондона в Масгрейве ему всегда было холодно, особенно осенью и зимой.

— Он и не должен нам нравиться, — вполголоса заметил Майкрофт. — Он здесь не для этого.

Шерлока этот аргумент не убедил — напротив, он помрачнел еще больше.

— Матушка зря затеяла эту игру, — он с неодобрением покачал головой. — Ирландцы никогда не станут с нами сотрудничать. Только не после того, что мы вытворяли у них на острове последние пару сотен лет.

— Ирландцы бывают разные, — проговорил Майкрофт.

— Возможно. Но этот Мориарти явно не принадлежит к тем из них, кому стоит доверять.

— Я полагаю, мама отдает себе в этом отчет, — негромко произнесла Эвр, глядя на пляшущий в камине огонь. — И она не из тех, кто станет класть все яйца в одну корзину.

Шерлок фыркнул.

— Я понимаю, чего она добивается — хочет сыграть на противоречиях между республиканцами и сторонниками союза с метрополией, используя Мориарти одновременно как инструмент своей политики и поставщика информации. Но где гарантия, что он не обернется против нее?

— Это не в его интересах, — сказал Майкрофт. — И не в интересах его матери — единственного человека на этом свете, к которому он испытывает чувства, способные влиять на его решения. Джеймс Мориарти никогда не был политиком. Его главной амбицией было достижение высоких академических успехов, но вот его братья не могли остаться в стороне от терзавших их остров политических и военных баталий. В итоге старший погиб во время войны за независимость, а младший через несколько лет пропал без вести, скрываясь от преследований, обрушившихся на сторонников де Валера после прихода к власти умеренной группировки, — он помолчал. — Мориарти надоели все эти дрязги, и он с удовольствием сбежал бы от них куда подальше, желательно в Америку, но его семья за эти годы растратила бóльшую часть своего состояния, а он не из тех, кто приедет в чужую страну побираться с протянутой рукой, пусть даже среди своих соотечественников. Нет, ему нужна спокойная обеспеченная жизнь в местечке, где его никто не тронет, и мы готовы предоставить ему это, если взамен он согласится какое-то время побыть нашим… информатором.

— И параллельно информировать противоположную сторону, — с неодобрением сказал Шерлок.

Майкрофт повел плечами.

— Таковы издержки нашей работы, Шерлок.

Средний из Холмсов сморщил нос, будто унюхал нечто не совсем приятное.

— Ну а если он все-таки захочет вытворить что-нибудь… эдакое? — с нажимом спросил он.

— Можешь не волноваться — я тоже умею многое вытворять, — бесстрастно сказал Майкрофт и посмотрел на сестру. — Ты сегодня какая-то задумчивая, Эвр. Тебя что-то беспокоит?

— Нет, что ты, — она покачала головой, не сводя глаз с огня. — Просто размышляю над своим проектом.

— Можешь добавить туда Мориарти, — сощурившись, предложил ей Шерлок. — Изобрази его в виде какого-нибудь гнома.

— Возможно, изображу, — Эвр меланхолично улыбнулась и встала. — Но сейчас я иду спать. Спокойной ночи.

Братья попрощались с ней, и она ушла к себе. Шерлок мог бы снова поделиться с Майкрофтом своими сомнениями насчет Мориарти, но он понимал, что, скорее всего, это ни к чему не приведет, поэтому предпочел предложить ему партию в шахматы перед сном.