Три сына (джен)

День балует безоблачностью, прогноз погоды заверяет, что сюрпризов не будет, и под возбуждённые крики детей Вильям выносит гриль. После вчерашнего штурма магазинов холодильник забит, тесто отдыхает, Мари откладывает ягоды, выдавая будущую начинку.

На постриженной лужайке размещаются переносные столы и стулья. Утренний морской ветерок разгоняет духоту, Вильям сам не замечает, как улыбается, подключая баллон к грилю. Проверка — горит, как надо.

— Идите маме помогите, — прикрикивает на снующих детей.

— Вот уж нет, у меня начинки не останется! — раздаётся голос с кухни. — Пусть лучше накрывают, пару разбитых тарелок я переживу.

Джейк и Брайан уносятся, Вильям идёт следом. На кухне, уворачиваясь от хлопочущей жены и сыновей, находит контейнер, из морозилки достаётся лёд, из крана — ледяная вода, напитки аккуратно переносятся внутрь.

— Пойду раскрою шезлонги.

На улице тишина, большинство на либо на Фолли-Бич, либо на Салливанс-Айленд. Присоединятся завтра, сейчас — семейный ужин. Годовщину решается справить скромно, оставив пышность на Хэллоуин и Рождество. Да и в кои-то веки наконец-то соберутся все, даже неуловимый Джон.

Внимание привлекает шум, к дому подъезжает надёжный, как танк, серый Вольво. Угадывать не нужно, Вильям спешит навстречу.

— Герман, Сюзи! Вырвались! — обнимаются. Худой, идеально причёсанный, в круглых очках, брат даже в лёгкой летней одежде напоминает банковского клерка.

— За парковку не волнуйтесь, всё равно никого нет. Проходите, мы накрываем. Вот шезлонги, дорога наверняка замотала.

— Тринадцать часов, танцев не ждите, — голос спокойный, но едва ложится, на лице облегчение, как после двойной смены. — Хорошо совпало. Женись вы на месяц позже, ехать бы пришлось из Лос-Анджелеса.

— О, таки решились? — контейнер с напитками располагается между парой, что тут же этим пользуется. Пшикает кола, после продолжительного глотка Сюзи отвечает:

— Нас пригласили работать над сериалом, его — над сценарием, меня — над костюмами. Как минимум несколько лет будем в Калифорнии, — Вильям лишь качает головой, взгляд снова падает на гриль.

— Вы голодны? Я как раз всё расставил, мясо готово. Мари готовит пирог, могу украсть пару ягод.

— Мне последнего, надо немного отойти, — отвечает Герман. Сюзи, уже в телефоне, вскидывает руку.

— Бургер! Никогда домашних не ела.

— Будет сделано!

Пока греется решётка, пару уже облепили дети. К чопорному Герману интерес теряется быстро, зато улыбчивая Сюзи приобретает популярность рассказами про Нью-Йорк и работу в театре. Мари выносит небольшую пиалу с черникой.

— Отдыхайте и набирайтесь аппетита, — голос мягкий, почти материнский. Шипят первые котлеты, дети отправляются за булками и сыром. Никто не замечает показавшееся у дома такси, но громкий хлопок и голос заставляют обернуться даже ушедшую на кухню жену.

— Вы посмотрите на эту идиллию! Даже ягоды есть, пусть и не виноград. Пара простыней, и вот они, граждане Древнего Рима! — поджарый мужчина в полном костюме с перевязанными лентами коробками бодро марширует к обедающим. Проявивший было интерес Герман устало откидывает голову. Сюзи машет, приглашая проверить содержимое контейнера, но попытку прерывают Джейк и Брайан, едва не сбившие дядю с ног.

— Полегче, чемпионы! — смеётся мужчина. — Держите, это вам и вашим родителям. Не перепутайте!

Получив долгожданные подарки, оба уносятся. Сюзи хлопает себя по лбу.

— Мы же тоже привезли. Сейчас из машины достану.

— Даже не думай, — останавливает Вильям, впихивая в руку бургер. — Ваш приезд — лучший подарок. Твой тоже, Джон. Честное слово, если бы не интернет, считал бы тебя пропавшим без вести.

— Просто отслеживай турне! Кстати, будете в Чикаго, залетайте, целая неделя феста! Рай для зрителя, ад для организатора, чертовки полезно для портфолио.

— Это ещё дальше, чем до нас, — подаёт голос Герман. Джон только отмахивается.

— Когда-нибудь и вы узнаете про существование самолётов. Кстати, об этом, где у вас можно умыться? Впереди рейс, следующий душ только завтра.

— Джейк! Брайан! Покажите дяде Джону дом. Я пока приготовлю тебе парочку.

— Не забудь сыр! — кричит, утаскиваемый детьми. Дожарив приличное количество порций, Вильям, достав пиво, устраивается рядом.

— Интересная идея отметить годовщину в нашей компании, — произносит Герман, разглядывая фиолетовые от черники кончики пальцев. — Такое обычно вдвоём, в Париже.

— Мы и так вдвоём, — усмехается Вильям. — Вернее, вчетвером. Да и на поездки нет ни времени, ни средств. Думаем купить новый дом, мальчикам нужны раздельные комнаты. Может, даже одну про запас, если цена позволит. Мари хочет дочку, в компании мужчин не так весело.

Сюзи, оторвавшись от телефона, удивлённо смотрит.

— Ничего себе. Я читала книги про воспитание, если им верить, спокойных периодов у детей почти нет, — Вильям смеётся.

— У кого они есть? Уверен, те же редакторы хуже детей, — Герман кривится.

— Не напоминай. Половина хочет копию предыдущего, вторая думает, что они второй Жак Деррида. Работать в Голливуде придётся много, но честно, просто хочу отдохнуть от издательств. Может, после продюсеров покажутся ангелами, и уже никогда из Манхеттена не выеду, — разговор плавно стекает на рабочие моменты, потом на прошлое, про первую рукопись. Шедевром не стала, но открыла путь. Герман с типичной для себя чопорностью, казалось, забывал о существовании опубликованной книги, справедливо полагая, что не ему решать, какая станет популярной — нужно лишь писать. Сюзи вспоминает момент знакомства, когда переделывали одну из работ в пьесу. Вильям тогда уже съехал в Южную Каролину, где с беременной Мари подбирали домик в тихом районе, желательно ближе к воде.

Спустя какое-то время Герман проводит рукой по животу.

— Кажется, успокоилось.

— Лежи, сейчас всё будет! У тебя пять секунд, чтобы поделиться предпочтениями.

— Значит, у меня четыре, чтобы отвоевать последние крохи! — громогласно заявляет о своём присутствии посвежевший Джон. Спрыгнув с крыльца, мигом оказывается у гриля и, невзирая на протесты брата, отточенными движениями кидает на решётку две котлеты, после приправив свою сыром.

— Занял детей конструктором. Думаю, минут на десять хватит, потом вместе соберёте.

— Спасибо, Джон.

— Всё для семьи! Но, чёрт возьми, забавная идея позвать нас на годовщину свадьбы. Я бы, наверное, уже в Париже был.

— Буквально то, что я ему сказал, — потягивается Герман.

— Мы слишком редко видимся, чтобы променять вас на турне по Европе, — говорит Вильям, перекладывая мясо на булку. — Соусы?

— Кетчуп.

Джон плюхается в шезлонг, в этот раз контейнер лишается пива.

— Уже думаешь, куда сорванцов пристроить? — Вильям непонимающе смотрит.

— Пристроить?

— Курсы, колледж, карьера, в этом духе.

— Если честно, не особо…

— Серьёзно? Отец тебя за уши программистом тащил. Я думал, у вас с Мари всё обговорено.

Вильям мотает головой.

— Пока не проснётся явный интерес к этому делу, принуждать не буду. Лучше посмотрю, к чему душа лежит (кроме лентяйства), а там можно про курсы. Если, как у меня, особо ни к чему, сойдёт и обычный колледж.

Джон хмыкает, поигрывая банкой.

— Значит, гениев растить не будешь? — Вильям смеётся, намёк слишком очевиден.

— Воришками не станут, уже хорошо. И нет, никаких выходных за Питоном. Подкину пару раз, но на этом всё.

— Мальчики, Сюзи, у вас всё есть? — зовёт Мари.

— Всё, кроме нашей королевы! — кричит Джон. — Бог с ним, с пирогом, день прекрасен, тем более, что это твой день!

— Ты так говоришь, потому что ни разу его не пробовал!

Наконец, хозяйка выходит, поправляя волосы. На лице умиротворение, какое бывает после того, как хорошо поработала. Сюзи, вскочив, бежит обниматься, моментально вспыхивает разговор. Неугомонный Джон, отпихнув Вильяма, занимает лидирующее место у гриля, оставив брата обсуждать серые будни с Германом. Вскоре присоединяются дети с наполовину собранным космическом кораблём. Лужайка наполняется весёлыми возгласами.

Спустя пару часов объявляется, что пирог готов и остывает. Герман и Сюзи наконец-то добираются до машины, чтобы вручить подарки, Вильям организует стол.

Появляются вино и закуски, голос Джона перекрывает лишь смех от очередной шутки. Ближе к середине дня, однако, раздаётся писк умных часов, и мужчина, залпом опустошив бокал, поднимается.

— Было здорово, но пора, дела не ждут, самолёт тоже. Вильям, ещё раз поздравляю и после сегодняшнего дня клянусь, из нас троих джекпот у тебя, — брат в ответ лишь смеётся.

— Ты уже всё? — спрашивает подоспевший из ванной Герман. — Скоро родители приедут.

Джон делает нарочито испуганное лицо.

— Тогда тем более пора. Слушать очередную лекцию про вред бездетной жизни нет никакого удовольствия. Но ты герой, Вильям, и я искренне рад, как у тебя всё складывается. Адьёс!

Братья провожают спешно удаляющуюся к такси фигуру.

— До Рождества… — бормочет Герман. — Когда-нибудь помирятся, и мы наконец-то увидим, как Джон торжественно вручит кастрюлю со сколопендрами при первом же упоминании топанья ножек. Я надеялся увидеть это сегодня.

— Пирог готов! — мигом позабыв о прочем, мужчины спешат обратно.

Гомон забитого отеля сменяется музыкой в такси, что, впрочем, бессильна перед голосовыми связками промоутера.

— Да, никаких задержек. Расписание получил, свяжись ещё раз, особенно с мелкими, те постоянно что-то забывают, только потом подтверждай бронь. Нет, уже еду. Что с мэрией? Понял. Охрана? Волонтёров обучаем сегодня? Хорошо. Ждите.

Лоллапалуза, как много в этом звуке. В основном орущих музыкантов и не менее возбужденных фанатов, и всё надо тщательно организовать, распределить по слотам, умаслить хедлайнеров, утешить второсортных, следить за подрядчиками, держать руку на пульсе, а скорую в минуте езды, хотя год от года происшествий всё меньше. Джону нравится думать, что это в том числе из-за него.

После вчерашних посиделок, где самой большой трагедией был подгоревший бургер, лавина проблем, словно укол адреналина. Нога отбивает ритм, пока читаются накопившиеся за ночь письма. Проблема планировщика — ничего не идёт по плану. Вот и сейчас строчит заартачившемуся спонсору, уверяя, что баннеры будут прекрасно видны всем участникам, и молодёжь, у кого осталось хоть что-то после студенческих долгов, сможет купить именно их шампунь.

Грант-парк огромен, но нужное место видно сразу — человейник бурлит среди модульных трейлеров и шатров. Неподалёку штаб с городскими службами, машины и тележки разводят оборудование под строгим взором активистов, чтобы не дай бог травинку не задеть. Джон органично вливается в поток, навстречу спешит девушка: пирсинг, худи с надписью «Amor», возбуждённый взгляд.

— Джули! Какие новости?

— Только получили отчёт, с санитарными нормами никаких проблем, электрики гарантируют стабильность, за бюджет не перескочили, насчёт еды договариваемся, — сыпется град десяти слов в секунду.

— Волонтёры?

— Отобрали. Половина местных, остальные из Ревёрб и других. Много опытных, так что ситуаций, где одни новички, быть не должно. Как раз успеваем к началу занятий.

Семинар на открытом воздухе. В Чикаго прохладно, большая часть в лёгких куртках. Лектор, сбитый парень в авиаторах, заметив обоих, машет.

— Прошу приветствовать, Джон Люмен, промоутер и менеджер проекта. Кто волонтёрствует по всей стране, могут знать его по фестам в Нью-Йорке, Атланте, Майями, да и вообще всей Восточной Америки, — раунд аплодисментов, пока бодро вскакивает на импровизированную трибуну.

— Не буду отнимать много времени. Скажу лишь спасибо за то, что решили помочь. Серьёзно, даже небольшой концерт — чёртов гордиев узел, что говорить про фесты такого масштаба? Но благодаря вам каждый год получается всё лучше! Новички, отбросьте волнение, вас обучат и покажут, что и где, но самое главное — если что-то не так, говорите сразу. Вы не представляете, сколько времени, сил и денег экономят вовремя доложенные проблемы. Собственно, так. Уступаю место, — микросекунда на чтение бейджика, — Стивену. Удачи и отлично повеселиться по окончанию смены!

Под те же аплодисменты сходит вниз, тут же материализуется Джули.

— Знаете, как поднять дух, — мужчина на ходу достаёт телефон.

— Что я знаю, так это сколько они экономят на подрядчиках. Ряди такого я хоть степ станцую.

Здание администрации, по сути, импровизированный офис. Атмосфера напоминает старомодную газетную редакцию: кипы постеров, почти все либо на телефоне, либо в видеочатах. Обзваниваются гостиницы, музыканты, обслуживающие компании, спонсоры, разговоры тонут в технических деталях, когда именно и в каком количестве нужны урны для перерабатываемого мусора, какие корректировки к плану эвакуации, сколько стоит реклама на какой станции метро и есть ли в этом снеке глютен.

Джона моментально оккупируют строители. Поставки задерживаются, с ними — воздвижение сцен. Не особо аккуратно вплетается подорожание рабочей силы и материалов. Мужчина понимающе кивает, пока ищет в телефоне контракт.

— Господа, я более, чем кто другой, разделяю вашу боль. Экономика катится в ад, цены скачут, как на родео. Тем не менее, пройдёмся по этапам строительства, которые, замечу, обсуждались не один месяц и срыв которых обрушит на нас ненависть тридцати тысяч человек. Что тут у нас… Даты завершения работ! А тут? Ваша подпись! Но, возможно, что-то есть в параграфе о чрезвычайных ситуациях. Пожары, стихийные бедствия, массовые погромы… Ничего не про подорожание материалов. О каких, кстати, идёт речь? Садитесь, разберём по полочкам. Мы в одной команде и должны помогать друг другу! Если в стране дефицит гаек, решим проблему сообща! — резко придвигает пластиковые стулья, сам усаживается в офисное. Подрядчики, переглянувшись, вынуждены подчиниться. Начинается неумолимый процесс погружения в детали, раскрываются приложения к договору, опрашивается функция и применение недостающих компонентов. Спустя час того, что напоминает допрос у следователя, замена материалам находится, сроки оказываются реальными, итог закрепляется широкой улыбкой и немного вынужденным рукопожатием.

— Будут проблемы, обращайтесь, я тут до конца феста!

Беда не бывает одна, следом приходят активисты, которых при поддержке Джули проводит по местам сбора мусора, парковкам под велосипеды и зонам для курения. Потом звонок от музыкантов, недовольных очередью выступления, но там просто — событие масштабное, за слоты грызня, а они не Green Day. Далее — спонсоры с вечными опасениями, что уделено недостаточно внимания именно их брендам, и чуть не по линейке вымеряются размеры логотипа на баннерах, плакатах и мерче. Очередной визит к волонтёрам, там собственноручно показывает, как пользоваться водными станциями, разыгрывается сценка оказания первой помощи.

— Когда ситуация серьёзная, первый шаг — привлечь внимание. Кричите без стеснения, ВОТ ТАК! Чем скорее услышат, и самый смелый побежит за скорой, тем лучше. Вы тем временем проверяете пульс. Если его нет, нужен непрямой массаж сердца. Идеально вдвоём, но представим, что я один. Укладываем на спину, ладони открыты, и давим на грудину, используя все тело. Кто знает песню Staying alive, вот вам идеальный ритм. Для обладателей сертификата оказания первой помощи каждые тридцать нажатий дважды вдыхаем в лёгкие, и по новой. Если сертификата нет, ограничиваемся компрессиями. В любом случае периодически проверяйте, не появился ли пульс, и если дыхание восстановилось, перекладывайте на бок. Если нет, стараемся до приезда скорой.

После волонтёров снова звонки и уточнения. В перерывах хватается сэндвич и кофе, навевая грустные воспоминания о вчерашнем пире, хотя пирог так и не урвал — остаётся смотреть на фото с поедающими оный Вильямом и детьми. В очередной раз подивившись семейной идиллии, гасит экран.

Под конец дня прибегают журналисты. В руках мигом появляется расчёска, и, свежий и улыбающийся, общается с молодой корреспонденткой, словно знал её всю жизнь и не набегал перед этим марафон. Работа на камеру, широкая артикуляция, слова сами сплетаются в вереницу громких заявлений. Если бы не пошёл в промоутеры, был бы политиком, там ещё правдивее изречение «Не важно, что говорить, главное, как».

Ближе к девяти бурлящий поток рассасывается. Мужчина утирает капли со лба, даром, что прохладно.

— График на завтра составлен. С утра окончательное подтверждение гостиниц, потом звонок со страховыми компаниями, после этого в мэрию, — и ещё с десяток встреч, где он так необходим.

— Спасибо, Джули, такими темпами успеем. Отдыхай, — прощаются, ту уже поджидает бойфренд. Джон открывает гугл карты. Баров полно, но мотаться на другой конец города — моветон, и выбирается буквально в паре переулков. 4,9 балла, уж пиво должно быть нормальным.

* * *

Обстановка чутка витиевата, зато много дерева и хороший выбор напитков. Народу на удивление мало, молодой бармен с закатанными рукавами принимает заказ. Слишком напиваться не стоит, после пары светлых закончит стопкой виски.

С первым же глотком ворох мыслей разлетается, уступив место сосредоточенности на вкусе и температуре. Расслабление прокатывается приятной волной. Джон, закрыв глаза, выдыхает. Сейчас бы пару приятелей, но основной костяк на других шоу, а из местных не подобрал. Сойдёт и бармен, уже подбираются фразы, как замечает рядом сидящую женщину, что бросает недвусмысленные взгляды. Джон, отвечая своим, ставит галочку на том, как завершится вечер.

Поначалу было загадкой, почему именно его отец учил, как общаться, держаться, какие вопросы задавать. Сперва думал, у него талант, но с другой стороны, бедняга Вильям, несмотря на тонны часов за компьютером, вторым Биллом Гейтсом не стал. В любом случае с каждым «уроком» нравилось всё больше, а как взыграли гормоны, усвоились основы общения с противоположным полом, что в целом свелись к умению держаться независимо, но не надменно, замечать новые причёски и время от времени смешно шутить. Только много позже, когда разговоры о детях затеваются открыто, понимает, зачем всё это, и вспыхивает серьёзная ссора: пока Вильям постигает программирование, Герман — писательство, ожиданием от него, родного сына, было… завести детей. Буквально заняться сексом. С тех пор с отцом связь не поддерживается, и без того тлеющий трудоголизм яростным пламенем сжигает год за годом, не оставляя ни шанса на семейную жизнь.

Хотя, вероятно, это было в нём всегда, ибо ещё подростком, наученным определять, какие неприступны, какие нет, вместо поиска серьёзных отношений крутил шашни с половиной школы, а потом и колледжа. И сейчас почти на автоматизме заводит разговор, ибо нет нужны ни в уговорах, ни в павлиньих перьях. Оба хотят хорошо провести время: влить разумное количество алкоголя, расслабиться в непринуждённом разговоре, поехать один к другому, заняться сексом и, если обоим понравится, обменяться контактами. Ничего слишком личного или серьёзного — прямая противоположность заветам отца, что лишь подстегает запрокинуть шот и взять даму под руку, завершая день на отличной ноте перед завтрашним водоворотом.

Легендарная водонапорная башня Ворнеров гордо возвышается среди павильонов. Улочки создают ощущение тридцатых, когда ещё чувствовалось влияние Европы: кирпичные стоящие вплотную дома, огромные окна, яркие краски. Подвозят, однако, к более современному со скромной вывеской Warner Bros. Television, где улыбающаяся девушка выдаёт временный пропуск, и спустя пару переходов и поездку на лифте оказываются в стерильной комнате переговоров. Убрать вывеску, и будто утренний колл аудиторов.

Германа встречают трое. Двое в костюмах, явно по административной части, третий в худи и джинсах, знаменитый комик и автор идеи. Производить впечатление, вероятно, надо на него.

Разздоровавшись, присаживаются, экран на стене выводит наброски сериала. Комедия, драма и боевик в одном флаконе, безумно централизован вокруг главного героя, выпуск на HBO.

— Если пилот пройдёт, ориентир на два сезона с потенциальным продлением на четыре.

— Простор для одиночных новелл, — кивает Герман.

— Именно! — подхватывает комик. — У меня тысячи идей для комедийных сцен, но нужен драматизм. В ваших книгах образы с первых страниц выглядят, будто всю жизнь их знал. Это и надо, только здесь будет обманкой. Персонаж, которого хочется взять под крыло, но по мере того, как узнаёшь, лучше бы не узнавал. Причём, чтобы обоюдно с другими героями. Самообман ради сохранения иллюзии комфорта.

— Я читал драфты, — отвечает писатель. — Почти все направлены на вау эффект. Это не плохо, — спешить успокоить, — наоборот, так лучше всего проявляется образ. В сериале ход мыслей показывается через действия. Каждый сезон закрывается всё большим падением по эмоциональной спирали. Скажем, в конце первого убивает человека, который считал его своим кумиром. Без драматизма, а так, в порыве ярости, что уже снимает образ хорошего парня. Это подводит ко второму моменту. В таких сюжетах обычно два компаньона, что тянут на светлую или тёмную сторону. Но у нас Лос-Анджелес, светлой стороны нет, каждый использует, как ему выгодно. Что ещё… А, поскольку Голливуд, определим в актёрскую школу, — продюсер непонимающе мигает.

— Наёмного убийцу? В актёрскую школу? — Герман кивает.

— Примерно такая реакция и нужна, вместе с ней — интерес. Учитель, зазнавшийся провальный актёр, жадный до славы любовный интерес, прочие ученики-инфантилы. Наконец, в лучших традициях супергероев — совмещение работы и личной жизни. Первый сезон установит протагониста как потерявшегося в незнакомой обстановке, к таким всегда проявляешь симпатию. А потом убивает честного полицейского, что вышел на след, и симпатия растворяется, — на убийстве копа один из продюсеров морщится, но слово берёт второй.

— Звучит интересно, однако давайте по порядку. С чего начинается история?

Запланированные полчаса превращаются в два, по прошествии которых ориентировочно расставлены ключевые моменты, а о том, нанимать Германа или нет, речи даже не идёт. Комик горячо жмёт руку.

— Режиссёром будете вы? — уточняет на всякий случай.

— И главным актёром тоже, — улыбается мужчина.

«Ссора неизбежна», — но пока всё прошло лучше, чем думал. Никаких душных технических деталей, что так обожает Джон, но это впереди. Сценарий — не роман, тот при наличии репутации отправил в издательство и забыл. Здесь же от первоначального драфта дай бог останется скелет, и постоянные встречи, обсуждения и споры — часть процесса. Как и конфликты.

Такси привозит на съёмную квартиру. Такая же стерильная, как и офис, что, впрочем, устраивает, хотя рабочий стол мог бы быть больше. Принимается быстрый душ, мысли пробегают по ключевым моментам, и за ноутбук садится больше печатать, чем выдумывать — прямая противоположность отцу, что, возомнив себя Толкиным, почти всегда писал наугад, после чего наступала нудная стадия редактуры, на которой всё и заканчивалось. Уже тогда Герман видит несостоятельность метода. Толкин так мог, потому что, во-первых, был профессором английского языка, во-вторых, имел достаточно терпения, чтобы десять лет вымерять каждое слово и из единого наброска создавать целые мифы. Отец даже близко не стоит, как, впрочем и он сам, так что сразу учит совершенно иной подход, в результате чего на экране чётко структурированный план. Разделы под наброски, сцены, персонажей, хронологию, отношения, перемещения. Всё это тысячу раз переделается, но куда проще работать, когда понимаешь общую картину.

Сцена номер один. Первое впечатление самое важное, как представить персонажей? Киллер за работой — резкое, немного странное убийство, что сразу задаёт тон сериалу. Жертва делает утреннюю рутину? Во что одет герой? Спросить Сюзи. После выполнения заказа — переезд. Напарник — тёмная сторона. Палпатин, клоун-Палпатин. Покровительственное отношение при отсутствии навыков, сплошная изворотливость. Актёрская школа, любовный интерес. Типичная карьеристка? Образ провинциальной голодной до славы девушки без особого таланта. Кто учитель? Сноб и знает об этом. Остальные ученики? Кто антагонист? Какие вообще есть бандиты в Лос-Анджелесе? Что-то отличное от Криминального Чтива. Первый заказ, и уже проблемный. Из-за кого? Самого заказчика? Первый сезон, всё ещё нужно сочувствие персонажу — сделать его самым компетентным в цепочке киллер-посредник-клиент? Как ещё вызвать жалость? Отсутствие не только актёрских, но и социальных навыков. Тогда как удержать в школе?

Кусочек за кусочком история складывается, наброски, сцены, обрывки диалогов разлетаются по соответствующим пунктам. Основное внимание на пилотной серии. Герман мерно печатает, пока не отвлекает хлопнувшая дверь. Уже семь, Сюзи, что вклинится в проект куда позже, весь день на выставках одежды. Вечер проведут вместе в Марк Тэйпер Форуме, там драма про смерть сына и борьбу отца за правду. Может, на что-то натолкнёт.

* * *

Вечер из тех идеальных, когда температура не чувствуется, всё ещё светло, и даже городской шум не такой назойливый. Просторная усеянная пальмами улица выводит из угловатого здания Форума. Обратно до квартиры решают прогуляться, постановка не понравилась ни сюжетом, ни режиссурой, и разговор быстро перетекает на вчерашнюю встречу. Сюзи делится положительными эмоциями, однако кое-то беспокоит.

— Мне показалось, или была напряжённость между отцом и Вильямом? — Герман на ходу методично протирает очки.

— Его больше всего терзали в плане обучения. Сейчас, когда об этом думаю, нас буквально по полочкам разложили. Джону, как родному, требовалось просто не умирать, Вильяму, как кормильцу второй жены, стать миллиардером. Я, как усыновлённый, в этом плане вытянул джекпот — вероятно, в его понимании меня нельзя было нагружать, чтобы не возникали идеи, будто взят из детдома ради какой-то корыстной цели. В итоге охотно делился только хобби, что, впрочем, сыграло свою роль, и теперь точно знаю, как не стоит писать, чтобы тебя покупали, — Сюзи шутливо толкает мужчину в бок. Герман невозмутимо продолжает:

— Не пойми неправильно, я до конца жизни благодарен за шанс на нормальное детство. Но личное — это личное. Как писатель, отец никудышен.

Родители приехали спустя час после ухода Джона. Родная мать Вильяма в нём души не чает, отец более сдержан, и не нужна сверхнаблюдательность, чтобы уследить, как все вопросы сводятся к тому, какие карьерные пути сто́ят своего времени. Возраст обычно делает более несгибаемым, но он же зачастую смягчает углы, так что вместо владения айти гигантом выясняются сроки, когда сделают партнёром. Остаётся поражаться мягкостью Вильяма, что явно проходит через это не одну сотню раз, да изредка помогать остальным переводить тему во что-то более семейное, где мужчина словно светлеет, и обсуждение школ, нового дома и цен на хлопья приносят куда больше удовольствия.

— Кстати, Сюзи, не хочешь сходить на свидание? — девушка аж останавливается.

— В плане? — Герман задумчиво провожает еле заметный силуэт самолёта.

— У меня не выходит из головы вчерашний обед, — поймав взгляд, выставляет руки. — Я не про детей. С нашим графиком упаси боже ломать жизнь неповинному человеку. Просто, когда смотрел на Вильяма и Мари, внезапно подумалось: «А ведь так тоже можно». Что думаешь?

Сюзи секунду смотрит, после чего прыскает. Герман непонимающе смотрит.

— Что такого?

— Нет, ничего, давай попробуем. Но ставлю счёт за обед, что разговор всё равно сведётся к работе.

— Как будто у нас других тем нет…

— Конечно, есть! Но если говорим про романтику, — подойдя, берёт мужчину за руку, — работа — буквально то, за что друг друга любим. Отними её, что останется? Мы помогаем один другому, даже если участвуем в разных проектах. Всё остальное — рутина. Звучит, как с ног на голову, но лишь потому, что обоим повезло заниматься тем, что нравится.

— Чем мы тогда отличаемся от бизнес-партнёров?.. — бормочет Герман. Встав на цыпочки, Сюзи целует его в губы.

— Этим. Пошли, дома объясню подробнее. А потом обсудим, что будет носить главный герой, — едва не повиснув на руке, машет такси. Герман, проматывая то, что только что произошло, уже думает, как это можно включить в сериал.

Снаружи Первый Южный Банк выглядит довольно скромно, внутри старомодность даёт достойный отпор современному стремлению к минимализму. Ресепшн и мебель стилизированы под дерево, безликие офисные лампы совмещены с разнообразными люстрами, по углам комнатные растения. Вильяма с женой встречает строго одетый мужчина, возраст которого выдаёт чуть заметная проседь. Расположившись на комфортных офисных креслах конференц-зала, раскладывают документы, открывается ноутбук.

— Итак, новый дом, — муж с улыбкой кивает.

— Последний год перед тем, как старший пойдёт в школу. По предыдущему опыту в новое жильё заедем дай бог месяцев через девять. Нужно понять, какой лимит.

Клерк пробегается по данным. Люмены — идеальные клиенты. Банковские выписки выдают стабильный рост доходов, предыдущие кредиты закрыты до цента, никаких сюрпризов в виде скрытых долгов или вовлечения в теневой бизнес. Даже налоговая не нашла, к чему придраться, и это с учётом, что все формы заполняют сами. Таких хочется удерживать и желать всех благ.

— Подозреваю, вас интересует обычная ипотека?

— Всё так. В этот раз, однако, хотим покрыть часть стоимости продажей текущего дома. Мы уже связались с риэлтором, как только будет точная оценка, тут же сообщим. Пока расчёт оплатить хотя бы половину и на оставшееся взять кредит. Всё про всё не должно быть больше полутора миллионов.

— В таком случае предварительное одобрение много не займёт, — обнадёживающее улыбается клерк. Взгляд падает на монитор. — С текущей кредитной историей и годовым доходом размер потенциальной ипотеки более чем достаточен. Планируется сперва продать старый и приобрести новый? У нас есть варианты мостового кредита, помогут сгладить временной лаг между сделками, если хотите избежать хостела или поездки к родственникам.

— Мы думали об этом, — вмешивается Мари, — однако дома на примете уже есть, и риэлтор лишь ждёт преодобрения ипотеки, чтобы приступить к осмотру.

— В теории всё должно быть быстро, — подхватывает Вильям. — А если нет, ничего страшного, детям будет приключение.

Клерк кивает, принимая отказ, мысленно отмечая поднять тему, когда бюрократические трудности будут ощущаться острее.

— В таком случае документы собраны, на рассмотрение обычно неделя, но к риэлтору действительно хоть сейчас. Когда определится точный размер займа, можно говорить о выплатах и процентной ставке.

— Благодарю вас, — рукопожатие завершает диалог.

На улице муж выдыхает.

— Знаю ведь, что ничего страшного, и всё равно, как первый раз, — Мари кивает.

— То же самое. Помнишь, как волновались при переезде? — писк машины оповещает о разблокированных дверях.

— Как забыть. Чуть с ума не сошёл, колеся между банком, риэлтором, компанией-перевозчиком, налоговой, страховой… По сравнению с этим текущая покупка будет лёгким бризом. Надеюсь… — щелчок ремня безопасности, просторная Киа величаво выезжает из парковки. Встреча прошла быстро — успеют заехать в магазин.

* * *

— Думаю, вы уже видели, но Хамптон парк буквально в минуте ходьбы. Двадцать шестое шоссе рядом, но недостаточно, чтобы надоедать шумом. В целом расположение в центре позволит быстро добраться до любого места, — женщина в сером пиджаке с планшетом описывает местность, давая время подробно оглядеть аккуратный двухэтажный дом. С виду не такой большой, но за счёт вытянутости вмещает три спальни, и на удивление просторное убранство. Кирпичное основание гарантирует прочность, высокие окна — свет. За домом просторная лужайка, можно устраивать пикники подальше от посторонних глаз — уже плюс по сравнению с текущей.

— С виду стены тонкие, как будет зимой?

— Комнаты оборудованы центральной системой кондиционирования, что работает и на обогрев, — звучит заученный ответ. — Я покажу, где расположены вентиляционные решётки. Начнём наш тур? — проходят внутрь.

Дизайнеры сделали всё, чтобы комнаты казались больше: богатое освещение, мягкая цветовая палитра, умное расположение мебели. Мари тут же осматривает на предмет безопасности для детей. Низкие розетки, острые углы, заманчиво свисающие люстры. Не избежала критики и вторая ванная с отвратительно позолоченным душем и краном.

— Ремонт и переделка обойдутся в половину стоимости, — выносится неопровержимый вердикт. Вильям молчит, но на всякий случай собирает практические доводы за, одно расположение чего стоит. Но позолота… да.

Второй дом просторного заднего двора не имеет, зато убранство более нейтральное, позволяющее украсить, как хочется. Единственное, что вызывает недоумение, причём у обоих — встроенная в обеденный стол плита посреди гостиной. На немой вопрос даже всезнайка-риэлтор лишь мямлит про логистические преимущества. Финальным ударом становится диван с телевизором в коридоре на втором этаже. Кому ведь не будет лень каждый раз спускаться за закусками, когда смотришь фильм?

Третий вариант радует просторной кухней и ванными, а также четырьмя спальными. Тут лишь мелкие придирки вроде микроволновки в кухонном шкафу, но всё решаемо перестановками. Однако вечереет, и на этом решают закончить.

— Есть ещё восемь вариантов, — сообщает неунывающая риэлтор. — Десять, если решите пойти выше полутора миллионов.

— Боюсь, дети тогда пойдут в школу, в чём мать родила, — отвечает Вильям.

Распрощавшись, идут к машине. Усевшись, в унисон выдыхают — целый день на ногах.

— Что думаешь, дорогая?

— Второй вариант — однозначно нет. Кто бы ни проектировал этот дом, ему надо переключиться на коммуны по десять человек, где каждый дюйм должен быть чем-то заставлен, — мужчина слабо усмехается, заводя мотор.

— Мне по душе третий, хотя, возможно, потому что самые свежие воспоминания. Четыре спальни — определяющий фактор.

— И никакой позолоты, — кивает Мари. — Но рассмотрим остальные. Следующая встреча в выходные?

— Скоро сезон, на отгулы времени не будет.

Домой приезжают чуть посвежевшие, но уже семь, хочется раздеться, в душ и на диван. У детей, однако, другие планы — с криками встречают, Вильям кое-как успевает стянуть лёгкую куртку, пока не утащили в гостиную.

— Идите помогите маме с покупками! — находится спасительная фраза, дарящая ценные секунды скрыться в ванной, избегая уничижительного взгляда жены.

Выходит уже отдохнувший. Мари, рассортировав продукты, давно оккупировала вторую душевую. Потянувшись, плюхается на диван.

— Вы уже выбрали новый дом? — раздаётся голос Джейка. Оба всё ещё возятся с конструктором, подаренным Джоном, при взгляде на который вспоминаются выходные. Герман и Сюзи тогда остаются на ночь, в награду — завтрак из идеально получившихся панкейков. Впрочем, благодарность, скорее, за то, что не давали отцу разойтись. Новость о бонусе и новом доме встречается без энтузиазма. Вслух не произносится, но Вильям буквально слышит: «Был бы бизнесменом, скупил бы половину Чарлстона». По счастью, дела на работе интересуют лишь старика — мама без ума от внуков, а у брата и его девушки истории куда интереснее. О Джоне тоже ни слова. Возможно, к лучшему. В целом, учитывая всё и вся, годовщина проходит гладко. Было бы неплохо получить хотя бы намёк на признание, но чем старше, тем будто незначительнее комментарии отца, чьё лицо уступает место Мари и детям. У Джона и Германа иная жизнь, но что-то подсказывает, что они чувствуют примерно то же.

— Без вас ничего не выберем. Отсеем очевидно негодное, а потом поедем смотреть вместе, — новость вызывает восторг. Вильям улыбается, глядя на возню, и после непродолжительных уговоров присоединяется. Перед сном в детской комнате будет стоять космический корабль.

Слабость застигает на пути к машине, с ней моментальная одышка и липкий пот. Пакет с продуктами летит на асфальт, рука тянется за пилюлями, но поздно — резкая боль отдаёт в спину, тугой обруч стягивает грудь, нехватка воздуха уничтожает остатки равновесия. Последним осознанным действием становится попытка упасть, ничего не сломав, затем мозг отключается, изволив вернуться уже на койке с ощущением прикосновения кислородной маски и тонкого покрывала. Глаза фокусируются, вычленяя стерильный потолок и исходящую от руки инфузионную линию. Уши улавливают писк монитора и отдалённый шум голосов. Даже такой минимальный объем информации требует время на осмысление, сопровождаемое повторными провалами в дремоту, но понемногу силы приходят, и в какой-то момент получается дотянуться до кнопки вызова медсестры. Спустя, кажется, вечность склоняется пухлое лицо с минимальным макияжем.

Одним из сомнительных преимуществ повторного инфаркта является знание, что будет дальше, и серия дежурных вопросов, кто и где, проходит настолько быстро, насколько позволяет полусонный мозг. Давление, пульс и уровень кислорода в норме, а значит, впереди самая скучная часть, когда спать не получится, но ничего другого нельзя, и единственное развлечение — периодические проверки состояния. Два бесконечно долгих дня, где остаётся лишь вздыхать и проклинать сердце за живучесть, а то бы сидел с женой. Ну или хотя бы наблюдал за ней снизу.

Первым ожидаемо приходит Вильям. Лысеющий, в морщинах, с вечно добрыми глазами. Последний раз, когда говорили по телефону, среди бесконечных новостей о том, какие Джейк и Брайан молодцы, что поступили в колледж, а младшая, Лили, первая по успеваемости, мельком упоминается, что наконец-то стал партнёром. Тогда не удержался от комментария, что хотя бы лет десять до пенсии насладится настоящим положением, но в ответ был лишь смех и неприятное осознание, что сморозил глупость. Сейчас, после заверения доктора, что худшее миновало, снова слушает рассказы про семью. В голове бороздит странная благодарность собственной слабости за то, что не даёт вплести идиотский комментарий. Может лишь тронуть уголки губ в улыбке при упоминании особенно забавной кляузы, но, судя по реакции, Вильяму этого более, чем достаточно.

Потом навещает Герман, его время словно обходит стороной: те же очки, казуальная, но идеально выверенная одежда, цепкие серые глаза. Последние годы связь поддерживалась лишь на семейных встречах, большую часть сына видел сквозь его работы, что с детства были выверены до астрономической точности. Странное ощущение, когда знакомишь с любимым занятием, но видишь иной, почти враждебный подход. В целом ни одна книга не поразила, но и оторваться не мог. Последней была о теории шести рукопожатий — даже думать не хочется, сколько времени убито на соединение сюжетных линий. Возможно, эпоха романтиков действительно либо ушла, либо превратилась во что-то непостижимое.

Рассказывает, однако, больше об отношениях. За десять лет наконец-то отыскался баланс, и сейчас мерно распределяют время на ребёнка и сценарии. Последние всё ещё превалируют, монолог завершается сухой шуткой, что, возможно, стоит отдать сына на попечение Вильяму.

— Но если серьёзно, мы прилагаем все усилия, хотя, буду честен, твой подход к воспитанию даже не рассматривался, в этом плане предпочту путь брата. Посмотрим, что выйдет. — Помолчав, произносит другим тоном. — Если звучу слишком жёстко, то на всякий случай, от всего сердца — спасибо, что взял меня из детдома, что вырастил Вильяма, как родного, что дал шанс Джону приобрести вторую мать. Идеальных родителей нет, и без твоего влияния мы бы не нашли себя там, где мы есть — довольными тем, что имеем. Так что всё хорошо. Поправляйся. Ты прекрасный критик хотя бы тем, что используешь семейную привязанность как кнут, а не пряник.

На данную эмоциональную русскую горку остаётся лишь слабо кивнуть.

* * *

Окурок только успевает долететь до урны, как зажигается следующая. Джон стоит у входа в больницу, впитывая осеннюю промозглость. Новость о втором инфаркте сподвигает связаться с Вильямом, от которого узнаётся серьёзность ситуации. Даже без ухудшений остаток дней проведёт в хосписе, одного не отпустят. Хотя не удивится, если брат предложит свой дом, но тут как упрямство взыграет.

Больший интерес вызывает вопрос, какого чёрта он тут делает? С момента ссоры на семейные сборы приходит, либо когда отца точно не будет, либо до его приезда, чтобы потом срочно уехать. Панчлайн в том, что он совершенно об этом не жалеет. Работа смещается от разъездов по стране к более офисной, теперь продюсирует на самом высоком уровне, и уже к нему спешат промоутеры со всех уголков мира, а статус холостого богача редко оставляет постель холодной. Может, годам к семидесяти начнёт о чём-то жалеть, но сейчас жизнь хороша, и лишь остатки приличия не позволяют зайти и высказать это в лицо.

— Ты пришёл! — доносится голос Вильяма. Братья приобнимаются.

— Честно, не знаю, зачем. О чём с ним говорить из того, что уже не сказано?

— Чтобы тебе не нашлось, о чём говорить? — потрясённо оброняет Герман, выходя следом.

— Я серьёзно! Мы двадцать лет толком не общались. Но судя по тому, как всё ещё сверлит тебя, Вилл, даже думать не хочу, что там на мой счёт. Вдруг давление подскочит, осиротит ещё.

— Вполне вероятно, — без улыбки кивает Герман. — Хоспис — оптимистичный вариант. И если не разучился читать людей, одна из причин, по которой позволено навещать, — риск того, что через месяц-другой разговор будет ещё более… односторонним.

Некоторое время царит тишина. Джон зажигает третью сигарету. Герман, не привыкший ничего не делать, погружается в мысли. Наконец, Вильям мягко произносит:

— Не думаю, что всё настолько плохо. Но если так… Джон, тебе точно есть, что ему сказать. Вдруг это и правда последний…

— Ладно! — недокуренный окурок летит в урну. — ваше счастье, что он на третьем этаже. Успею связаться с адвокатом и выяснить, является ли инфаркт от семейной драмы уголовно наказуемым преступлением.

— Думаю, обойдутся административным, — по-своему поддерживает Герман. От Вильяма лишь благодарная улыбка. Цыкнув, Джон направляется внутрь. Бледная от недосыпа медсестра указывает, в какой палате мистер Люмен. Звонит телефон, палец сбрасывает быстрее, чем мозг успевает сообразить. Секунду смотрит на экран и идёт дальше. После стольких сигарет запах соответствующий, зажевать бы жвачкой, пока формулирует, как и что сказать, но, внезапно озлившись, стряхивает, как шелуху. Никакого умасления! Рука отворяет дверь. Выдохнув, родной сын заходит в палату.