Октябрьский Люпенофест (джен)

Знаменитый вор Люпен Третий катил по проспекту на своем любимом кабриолете «Мерседес» и наслаждался жизнью. Лето, теплынь, девушки наконец-то сняли джинсы и надели короткие юбочки.

Люпен с удовольствием глядел на ладные фигурки и стройные ножки, улыбался всем девушкам подряд, сыпал комплиментами, приветственно махал рукой.

И вдруг! На космической скорости мимо него промчался тоже кабриолет, только «Феррари». За рулем сидел мерзкий усатый тип, а рядом — его ненаглядная, обожаемая, любимая Фудзико, рыжеволосая красавица с роскошным бюстом.

Люпен кинулся в погоню. Удерживая руль одной рукой, он быстро настучал эсэмэску:

«Фудзико, милая, с кем это ты?»

Ответ пришел незамедлительно:

«Люпен, отстань, я замуж выхожу».

«Фудзико, зачем? А как же я?» — заныл Люпен в очередной смс.

«Ты похож на обезьяну, а Фил Картер — красавчик с пшеничными усами. Я о таком всегда мечтала!» — был ответ Фудзико.

«С усами? Но я же люблю тебя, Фудзико!» — Люпен был близок к панике.

«У тебя нет усов. Усы — вот главное украшение мужчины! Не приставай ко мне, между нами все кончено!» — Фудзико была безжалостна и жестоко распрощавшись с Люпеном, не отвечала больше ни на его звонки, ни на смс.

Люпен прикатил домой совершенно разбитым морально. Перестало радовать лето, и даже стройные женские ноги потеряли всю свою прелесть.

Дзиген, напарник и друг, не терзаемый никакими заботами, по своему обыкновению валялся на диване. Он то ли дремал, то ли просто мечтал, надвинув шляпу на глаза. Из-под шляпы виднелась только черная лохматая борода.

Люпен посмотрел на бороду напарника с внезапным интересом.

— Дзиген! — гаркнул Люпен. — Мне нужна твоя помощь. Вопрос жизни и смерти!

Дзиген подскочил на диване, чуть не потерял шляпу и выхватил револьвер.

— Представляешь, Фудзико… — начал Люпен.

— Тьфу ты, — выругался напарник, убрал револьвер и улегся обратно на диван. — Не собираюсь я ее из очередной передряги вытаскивать, сам спасай.

— Да нет, ты не понял, Фудзико замуж выходит, — объяснил Люпен.

— А, поздравляю, — буркнул Дзиген.

— Да не за меня, за некого Фила Картера! — взвился Люпен.

— Ну ладно, скинусь на подарок, — отозвался из-под шляпы Дзиген.

— Какой подарок?! Фудзико должна быть моей! — завопил Люпен. — Только вот у меня нет того, что у этого Картера.

— Сотни миллиардов долларов? — догадался Дзиген, хорошо знающий красотку Фудзико.

— Да нет же…

— Сейфа, набитого бриллиантами? — высказал новое предположение Дзиген. Он действительно очень хорошо знал Фудзико.

— Да нет, Дзиген, — прервал его Люпен. — У меня усов нет.

— Чего?! — Дзиген сел на диване и, сдвинув шляпу, уставился на напарника.

— Усов нет, — пояснил Люпен, — а Фудзико сказала, что главное украшение мужчины — это усы.

— Да ладно, — недоверчиво усмехнулся Дзиген. — По-моему, для Фудзико главное украшение мужчины — это количество миллионов долларов на его счете, ну и готовность все эти доллары ей подарить.

— Нет, она сказала, что ей нравятся усатые мужчины, — упрямо возразил Люпен и с надеждой посмотрел на напарника. — Ты должен мне помочь. Расскажи, как отрастить усы.

— Ну, я не великий специалист в этом вопросе, — начал Дзиген.

— Да ты же вырастил бороду! — тут же перебил его нетерпеливый вор. — Борода, усы — какая разница!

— Не брейся, оно само все и вырастет, — посоветовал Дзиген. — Ну и в барбершоп придется походить, чтоб все красиво было.

— И сколько на это нужно времени? — поинтересовался Люпен.

— Не знаю, где-то месяц, наверное, — поскреб бороду Дзиген. Он уже и не помнил, как этой самой бородой обзавелся. Казалось, она была у него всегда. Иногда он даже готов был согласиться с шуточной версией Фудзико, что родился сразу бородатым.

— Месяц?! Это слишком долго, — возмутился Люпен. — Фудзико уже замуж выйдет!

Дзиген подумал, что за месяц Фудзико способна не только выйти замуж, но и развестись, так что в принципе проблема разрешится сама собой, но не стал еще больше нервировать друга.

— Можешь просто приклеить, — предложил он, — ты ж в этих делах спец.

— Я-то спец, — не стал отрицать великий мастер маскировки, — но и Фудзико не проведешь. Нет, Дзиген, мне нужны настоящие усы.

— Расти, — развел руками Дзиген и попытался снова улечься на диван, но Люпен ему не дал.

— Дзиген, слушай, я вот что придумал, — Люпен схватил напарника за руку. — Надо прирастить. Ну, как на лысину пересаживают волосы. Одолжи мне из твоей бороды волос. На усы не так много и надо.

— Люпен! — Дзиген вырвал руку. — Это бред!

— Да ладно, Дзиген, не жадничай! — заныл Люпен.

— Сумасшедший! Это так не делается. Ты сам не сумеешь. И вообще, я отказываюсь! — отрубил Дзиген.

— Эх, ты, а еще друг называется, — Люпен с сбиженным видом отошел от товарища.

Дзиген нахмурился. Ему совершенно не понравился нехороший блеск в глазах Люпена.

«Надо будет запереть свою спальню, — подумал Дзиген. — Этот псих ради Фудзико на все пойдет».

Дзиген вдруг явственно представил, как глубокой ночью Люпен проникает в его спальню. Он ведь великий вор, его не остановит никакой замок. И вот он крадется к кровати, на которой мирным сном спит его друг. В руке Люпена щипчики. Он тянется к бороде напарника…

Дзиген мотнул головой, прогоняя наваждение, но про себя решил, что ближайшие пару ночей он, пожалуй, проведет в баре. Там его никакой великий вор не достанет. Пусть сам себе усы отращивает.

Так оно все и вышло, Дзиген почти не появлялся в убежище, а Люпен старательно растил усы. Куда же деваться, если напарник не хочет поделиться своим волосяным богатством.

Через месяц Люпен щеголял с тонкими, закрученными кверху, усиками. Он стал удивительно похож на своего деда, Люпена Первого, во времена его молодости.

— Дзиген, что скажешь? Мне идет?

Дзиген пожал плечами.

— А, ну да, — махнул рукой Люпен, — Не твоя тема. Пойду Фудзико очаровывать.

И Люпен отправился в путь на своем любимом Мерседесе. Он улыбался всем встречным девушкам и подкручивал усы. Орать комплименты не получалось — усы странным образом дисциплинировали и сдерживали его.

И вдруг! На космической скорости мимо Мерседеса промчался кабриолет марки «Астон Мартин». За рулем сидела красотка Фудзико, а рядом — невзрачный, безусый и абсолютно лысый тип.

Люпен вздохнул, пригладил усы и поехал домой.

Дома его встретил Дзиген с потрясающей новостью, вычитанной им в газете.

«Известный миллиардер Фил Картер в ближайшее время предстанет перед судом за неуплату налогов и финансовые спекуляции. Принадлежащей ему фирме предстоит процедура банкротства. По данным независимого источника, все свое движимое и недвижимое имущество, Картер переписал на имя своей невесты Фудзико Мине. Однако, уже несколько дней эту красавицу видят в обществе британского миллиардера Чарльза К. Кимвела».

— А фото этого парня есть? — поинтересовался Люпен.

— Ага, — Дзиген достал смартфон и показал Люпену фото.

Люпен тут же опознал того самого лысого типа на Астон Мартине.

— Знаешь, Люпен, — Дзиген плюхнулся на диван и закурил, — я вот думаю, может Фудзико на налоговую полицию работает?

Люпен ничего не ответил, все его мысли были о другом.

— У этого Чарльза нет усов. И он лысый. Так что я буду бриться, — заключил Люпен и скрылся в ванной.

Дзиген вскочил с дивана. Не то чтобы его сильно волновала внешность напарника, но пытаться угнаться за всеми кавалерами Фудзико — это явный перебор.

— Люпен, а если следующий ее хахаль будет одноглазым, ты что — глаз выколешь? — прокричал Дзиген в закрытую дверь ванной.

Люпен не отзывался.

И когда дверь ванной наконец распахнулась, перед Дзигеном предстал совершенно лысый безусый Люпен.

— Люпен, волосы не зубы, отрастут, но если хромой, косой, что тогда?

— Я пойду на все, лишь бы понравиться Фудзико! — патетически провозгласил Люпен. Полюбовался выражением лица напарника и вдруг оглушительно расхохотался.

— Купился! — Люпен стащил с головы маску.

Волосы и даже усы были на месте.

Дзиген тоже рассмеялся, радуясь, что Люпен все-таки не совсем сошел с ума от своей Фудзико.

— Что усы-то не сбрил? — отсмеявшись, поинтересовался он.

— Гоэмону покажу, пусть оценит, — важно ответил Люпен. — Самурай в красоте разбирается. А еще можно Папаше показать, что он скажет.

— Реакцию Гоэмона предсказать не берусь, — ухмыльнулся Дзиген. — А вот что скажет инспектор Зенигата, когда тебя увидит, знаю со стопроцентной вероятностью.

Люпен хитро прищурился, открыл рот и...

— Люпен, ты арестован!!! — хором крикнули напарники и расхохотались.

Хорошо, когда в изменчивом мире существует такая стабильность.

Люпен стоял на пороге дома и курил. За открытой дверью потоки дождя создавали серую завесу. Люпену казалось, что там, за порогом — серое ничто. Другое измерение, как в фильме «Битлджус». Стоит шагнуть — и провалишься в безвременье, удушающее и безысходное. Впрочем, он и так уже провалился.

Люпен протянул руку, пытаясь проникнуть за грань, но не достал. На ладонь упали редкие, выбившиеся из общего потока, капли. Промозглая сырость заставляла ежиться, сигарета погасла.

Люпен провел рукой по лицу, потер глаза.

Он почувствовал движение сзади и требовательно протянул руку:

— Дай сигарету! Мои промокли.

— Ты и сам весь как будто мокрый. Ты что, под дождь выходил?

— Дождь, — задумчиво протянул Люпен. — Ты уверен, Дзиген, что это просто дождь? Может быть там, за порогом, ничего нет? Может пространство схлопнулось, а время замкнулось в кольцо, и этот дом — последний осколок реальности?

— Пойди и проверь, — в спину Люпена уперлась рука и чуть подтолкнула. — Боишься?

— Боюсь, — Люпен передернул плечами. — Я попаду сразу в ад и буду вечно замерзать во льду озера Коцит⁽¹⁾.

— Кого ты предал?

— Я обманул мне доверившихся. Эта девочка, она бежала, звала на помощь, она искала спасения, а попала под колеса моего автомобиля. Я сбил ее. Я сбил человека. Я сбил девушку. Это ужасно. Это непростительно. И я готов понести кару.

— Это слишком легко — упасть в ледяную воду и вмерзнуть в лед. С каких пор ты стал искать легких путей, а Люпен?

— С тех пор, как сбил девушку.

— Это малодушие. И это не похоже на тебя. Где твой привычный настрой, где твоя всегдашняя улыбка?

— Я не маньяк, чтобы улыбаться в такой ситуации.

— Ох, Люпен! — теплая рука обняла за плечи. — Девочка спит. Гоэмон забинтовал ей голову и напоил ее травяным отваром для сна. Пошли, он и тебя им напоит.

— Я, я, я — не могу. У меня внутри ад! — Люпен прижал ладони к лицу. — Я всегда считал себя классным водителем. Я в гонках побеждал. Я удирал на Фиате по городским тротуарам, и ни один человек не пострадал. А тут, на пустой дороге…

— Люпен, такой дождь, гроза. Кто бы мог ожидать, что вдруг на трассу выскочит девочка. Мы же уже за городом были.

— Дождь, гроза — это все отговорки. Я виноват. Я был слишком беспечен.

— Согласен.

— Согласен? — Люпен вздрогнул. — Я должен отправиться в ад?

— Согласен, что иногда ты бываешь излишне беспечен. А отправиться ты должен в постель. Мы все устали. Утро вечера мудренее.

— Ты прав, друг, ты, как всегда, прав!

Люпен встряхнулся, сжал кулаки и шагнул под дождь.

Запрокинул голову. Подставил лицо тугим холодным струям. Дождь затекал за шиворот, пропитывал водой рубашку. Люпен тут же стал мокрым. Но он стоял на траве у дома, впитывал дождь, слушал его неумолчный шум. Это был просто дождь. Они все были на Земле, в своем времени. Просто дождь. Ад с ледяным озером откладывался. Ему еще предстояло много дел — помочь девочке, вылечить ее и разобраться, почему она одна оказалась на пустынной трассе в такой сумасшедший дождь, куда и от кого бежала.

Люпен развернулся и решительно шагнул в дом. В темноте коридора светился огонек сигареты. Друг ждал, готовый вытащить из любого ада.

— Дзиген, дай сигарету!

1) В концепции Ада по Данте — это ледяное озеро, где караются предатели

Вернуться к тексту

В этой безумной любви мы, конечно, утопим друг друга

И будем вечно лежать, как две морские звезды.

Группа «Ва-банк»

Вечером Люпен огорошил Дзигена неожиданным заявлением:

— Дзиген, эту ночь ты должен провести в баре!

— С какого перепугу? — удивился Дзиген.

— А с такого, что ко мне сейчас придет Фудзико и проведет со мной ночь. Если ты останешься ночевать дома, то мы тебе помешаем.

— Если вы вдвоём не будете лезть ко мне в постель, то нисколько не помешаете!

— К тебе — не будем, но помешаем. Понимаешь, я наконец-то украл тот самый малиновый бриллиант, о котором так давно Фудзико мечтает…

— Я в курсе, мы же вместе его украли, — перебил вора Дзиген.

— Точно, — кивнул Люпен и продолжил. — Фудзико сказала, что выполнит любое мое желание, если я подарю ей этот бриллиант. А ты знаешь, какое мое самое главное желание?

— Представляю, — усмехнулся Дзиген.

— Нет, напарник, ты даже близко не представляешь, — загадочно улыбнулся Люпен и поманил Дзигена за собой. — Идем, покажу.

Воодушевленный Люпен и слегка заинтригованный Дзиген поднялись на второй этаж их маленького домика. Люпен распахнул дверь и продемонстрировал другу огромных размеров кровать на львиных лапах.

— Эй, — изумился Дзиген, — а где наши с Гоэмоном спальни?

— Я все перестроил, — похвастался Люпен. — Теперь тут только одна спальня — для меня и Фудзико. Так что спать дома тебе не на чем. А на этой кровати мы займемся с Фудзико любовью. Страстно, неистово, громко. Будем любить друг друга всю ночь напролет. А под утро откинемся на подушки и будем лежать как две морские звезды! Кстати, утром можешь вернуться и сварить нам кофе.

Дзиген молчал, потеряв дар речи от изумления. В голове его теснилось множество вопросов: когда напарник успел переоборудовать дом, где им с Гоэмоном теперь ночевать, и при чем тут морские звезды?!

Люпен растолковал молчание напарника по-своему:

— Дзиген, вовсе не обязательно приносить нам кофе в постель, я сам на кухню прибегу и заберу.

— Люпен! — Дзиген обрел дар речи. — Какие ещё морские звезды? Вы что, до звездочек в глазах налюбитесь?

Вообще-то Дзиген употребил другое слово, но Люпен не выносил ни малейшей грубости в отношении Фудзико, потому его мозг тут же подобрал приятный синоним.

— Ах, Дзиген, как же ты не понимаешь, — вор мечтательно закатил глаза, — мы отдадим друг другу все силы, зацелуем друг друга до синяков, Фудзико исцарапает мне спину, а я искусаю ее губы. Это будет ночь безумной любви. И утомленные, измождённый и удовлетворенные, мы упадем и будем лежать вот так.

Тут Люпен разбежался и бухнулся на кровать, широко раскинув руки и ноги.

— Ну, как тебе? — Люпен приподнял голову.

Дзиген скептически хмыкнул. Нарисованная Люпеном картина была нереальна. Неистовые ласки в исполнении Фудзико и искусанные губы были чем-то из области фантастики.

— Зря ты не веришь, — обиделся Люпен. — Вот увидишь, все так и будет!

— Ладно, Люпен, — Дзиген махнул рукой. — Про наши с Гоэмоном спальные места потом поговорим. Гоэмон сейчас в Японии, а я проведу ночь… где-нибудь. А утром приду, посмотрю, что тут за звезды.

— Ага, — обрадовался Люпен, — заодно нам кофе принесешь, в постель!

Утром Дзиген осторожно зашел в дом и прислушался. Кругом царила полнейшая тишина. Если безумные любовники и оглашали округу страстными стонами ночью, то к утру, как и предсказывал Люпен, совершенно выдохлись. И лежат сейчас в кровати, как две морские звезды. Впрочем, Дзигену слабо верилось в подобное. А может, у него просто не было воображения Люпена.

Дзиген прокрался на кухню и стал варить кофе. В доме было тихо. Дзиген пытался мыслить логически: если бы в доме присутствовала Фудзико, то непременно побежала бы утром в душ и плескалась там целый час, если не два. Вот уж точно морская звезда. Но в ванне тихо, душ не шумит, вода не льется.

Дзиген вздохнул. Ну не верил он, что Фудзико сдержит обещание и станет целую ночь ублажать Люпена. Не такая она женщина. Или такая? Был только один способ проверить.

Дзиген подхватил две чашки кофе и поднялся на второй этаж.

На небольшом столике стояла пустая ваза, полупустая бутылка вина и два фужера. Значит, Фудзико пришла и осталась. Дзиген, чуть смущаясь, взглянул на кровать. Первым он увидел Люпена. Тот действительно лежал на кровати в одних трусах, в позе морской звезды.

Дзиген был поражен. Неужели все, что так красочно описывал Люпен, случилось? И сбылись все фантазии влюбленного вора? Выходит, он в Фудзико ошибался, а прав был Люпен.

Еще больше смущаясь, Дзиген подошел вплотную к кровати и убедился, что Люпен — единственный ее обитатель. Фудзико или уже ушла, или…

Приглядевшись, Дзиген увидел на лбу Люпена здоровенную шишку.

Сексом в комнате и не пахло, а пахло любимым усыпляющим газом Фудзико, впрочем, уже очень слабо.

Дзиген поднес к носу Люпена чашку с кофе. Вор задергал носом и открыл глаза.

— Дзиген? А где Фудзико?

— Тебе лучше знать.

Люпен осторожно потрогал шишку на лбу:

— Я бы мог соврать, что мы так страстно занимались любовью, что я свалился с кровати и ударился головой о львиную лапу. Или что это Фудзико так сильно меня поцеловала. Или еще что-нибудь, но ты же обо всем уже догадался.

— Получила камень, треснула тебя по лбу, когда ты стал к ней приставать, а потом еще и усыпила для верности. Бриллиантик забрала с собой и ушла вечером же. А ты остался дрыхнуть один на своем сексодроме в позе морской звезды. Так?

Люпен улыбнулся:

— Ну хоть в чем-то мои фантазии сбылись. Я про звезду.

— Да уж, ты точно звезданутый, — Дзиген протянул напарнику чашку. — Кофе в постель. Еще одна твоя мечта сбылась.

— Спасибо, Дзиген! — Люпен ласково улыбнулся. — Падай рядом, друг. И будем вечно лежать, как две морские звезды!

— Ну, поскольку ты лишил меня моей кровати, наверное, мне так и придется сделать. И Гоэмону тоже. Тут всем места хватит. Но сейчас — кофе.

Примечание:

Люпен колесит по миру и в каждой стране у него есть дом-убежище. В одних домах он задерживается подолгу, другие — пристанище на одну ночь. Но и те, и другие он неизбежно покидает.

Дом скрипел, стонал, охал. Дом жаловался на жизнь.

Он слишком надолго был оставлен людьми. Первое время он скучал и ждал. Он высматривал всеми окошками, не покажется ли на дорожке одна из знакомых фигур. Или автомобиль — желтый, как маленькое солнышко. Он нюхал воздух дымоходом, пытаясь уловить знакомый запах бензина и сигарет.

Да, все его комнаты были пропитаны этим едким, но привычным сигаретным духом. Иногда в нем пахло порохом, а изредка — кровью. Кровь и порох дом не любил. К сигаретному дыму и пьянящему запаху виски давно привык. Но куда больше ему нравился запах еды по вечерам — только что приготовленной, сдобренной специями, или аромат кофе — ранним утром.

И он любил своих людей. Они были непостоянные и странные, они надолго покидали его, но всегда возвращались. Иногда они возвращались тихие, и тогда пахло кровью и виски. Но чаще они возвращались с шумом и смехом. Тогда тоже пахло виски. А сигаретным дымом пахло всегда.

Дом ждал. Солнце нагревало крышу, на которой так любил сидеть один из людей. Крыша треснула в нескольких местах, и осенний дождь начал проникать внутрь. Дом пропитывался влагой, доски разбухали, но летом высыхали вновь. Стены скособочились, окна перекосило. Дому было больно и одиноко. Люди не приходили, и дом начал забывать их.

Он подружился с птицами, что вили гнезда на его крыше, и с мышами, что поселились в подвале. Раньше он боялся, что мыши, крысы и жуки-древоточцы съедят его стены, но они скрасили его одиночество. Он перестал бояться, ему понравилась его новая жизнь.

И когда люди наконец вернулись, дом разозлился. Его раздражал запах виски, его душил сигаретный дым. Ослеплял свет, хлынувший в него через распахнутые окна. Шум и смех мешали уснуть. Люди теперь были лишними. Они стали чужими.

Годом раньше люди услышали бы в его скрипе: «Вернитесь...», сейчас же он скрипел: «Прочь!»

Раздраженно хлопал ставнем: «Убирайтесь!»

«Прочь, прочь, уходите!», — скрипели половицы и разбухшая дверь.

Он даже попытался выжить их: ставила подножку ступенька, дверь норовила прищемить пальцы, царапал руки вылезший из доски гвоздь.

Дом одичал. Он сопротивлялся людям, угрюмо хмурился и ворчал.

Но люди были слепы и глухи.

— Эй, дверь надо немного подтесать!

— А эту доску приколотить!

— Поправить крышу!

Они суетились, пытаясь вновь приручить дом. Но вдруг спешно погрузились в свой автомобиль и уехали.

Дом остался в недоумении и полном раздрае. Дом не понимал, рад ли он вернувшейся тишине. Хотелось ухнуть на землю крышей, разбивая в щепки все опоры и прекратить таким образом раздумья. Но дом просто уснул. Он и во сне продолжал скрипеть, ворчать и жаловаться. Но зовет ли он людей или проклинает их, не могли разобрать ни мыши, ни птицы — слишком невнятен был язык дома.

А дом все скрипел, стонал и охал...

В банде Люпена в ходу разные напитки.

Утро традиционно начинается с кофе. Люпен утверждает, что не проснется, пока не выпьет чашечку кофе, приготовленного его напарником Дзигеном. Никто не варит такого вкусного кофе, как Дзиген. Люпен так разрекламировал этот кофе, что даже Гоэмон, самурай, вкушающий лишь традиционные японские блюда, и то пьет кофе Дзигена.

Фудзико признается, что остается ночевать у Люпена исключительно ради утренней чашечки дзигенова кофе.

Люпену немного обидно такое слышать, но он понимает Фудзико. Ведь Люпен и сам, даже после бурной ночи любви или кутежа, спешит вернуться домой ранним утром, чтобы не опоздать к свежесваренному кофе Дзигена.

Дзиген принимает комплименты спокойно. Впрочем, иногда он говорит, что варит кофе исключительно для себя. Но прибегает Люпен и нагло выпивает его чашку. Тогда Дзиген варит еще, но приходит Гоэмон, и Дзиген не может ему отказать. А потом заявляется Фудзико, а уж этой женщине и подавно не может отказать ни один мужчина, и не только в чашечке кофе.

Однажды Люпен напоил кофе Дзигена даже инспектора Зенигату с его помощником Ятагарасу Горо. Это был самый вкусный кофе в их жизни.

А еще в банде Люпена пьют чай — японский. Гоэмон — мастер по завариванию чая. Этот чай Люпен любит не меньше кофе. Чай бывает разный: то бодрящий, а то успокаивающий. С терпким травяным ароматом, зеленый или черный, лечебный и полезный. Фудзико и Дзиген не большие любители чая, но когда этот напиток готовит потомок древнего рода Гоэмон Исикава, просто неудобно отказываться. К тому же, чай Гоэмона действительно вкусный.

А удачную кражу можно отметить шампанским. Особенно его любит Фудзико. Гоэмон предпочитает саке, а Люпен — французское красное вино. Но в банде Люпена очень многое происходит так, как того хочет Фудзико. А значит, летит пробка в потолок, сверкающие брызги орошают компанию, и звенят фужеры с золотистым пузырящимся напитком.

Ну, а потом можно и посидеть в задушевной беседе с бокалом бордового вина. Смаковать и цедить благородный напиток полувековой выдержки. Люпен разбирается в винах.

Дзиген тоже разбирается, но часто предпочитает вину хорошее виски. Это его стиль жизни: респектабельный мужчина, в строгом костюме и шляпе, проводит свободный вечер в уютном кресле со стаканчиком отличного бурбона. Он пьет не для того, чтобы напиться или забыться, не топит в алкоголе проблемы, а просто отдыхает и немного расслабляется.

Но с некоторых пор Дзиген полюбил совсем неожиданный, особенно для него, напиток. В нем нет алкоголя, у него странный вкус, он прост и необычен одновременно. Это минеральная вода «Ундоровка».

По воле Фудзико банда однажды попала в Ундорию — курортное местечко в глубине России. Сосновый лес, Волга, лечебная глина и минеральная вода. Люпен эту воду почему-то невзлюбил, Гоэмон отнесся к ней равнодушно, а вот Дзиген заценил⁽¹⁾.

С той поры Люпен регулярно заказывает «Ундоровку» по своим каналам прямо от источника и презентует Дзигену. Фудзико считает, что таким образом Люпен расплачивается за утренний кофе. Но на самом деле это не так. Люпен не считает себя должником, потому что какие еще счеты между друзьями. Люпен просто напросто заботится о здоровье друга.

1) Отсылка к моему собственному фанфику «Приключения Люпена Третьего в Ундории»

Вернуться к тексту

Предварение:

Наверное, это не по правилам, но Тема 16 «Ошибка», Тема 17 « Богато украшенный», да и к теме следующего дня «Сделка» тоже подходит. (Просто очень уж многословно получилось). Но официально — Тема 17.10.

————————

Жёлтый Фиат весело катил по дорогам Италии: по узким городским улочкам, среди оливковых рощ, вдоль полей и виноградников. Ведомый волей и рукой своего хозяина, Фиат объехал весь мир, но всегда был рад вернуться на родину. Его хозяин, лучший в мире вор Люпен Третий, тоже любил Италию. Он с воодушевлением рассказывал напарникам об итальянских богатствах: кухне, винах и девушках.

— Вы думаете, Италия — это только пицца, паста и лазанья? — разорялся Люпен. — Нет, Италия — это…

И вор начинал сыпать названиями блюд итальянской кухни, марками вина, заодно приплетая реликвии и достопримечательности: скульптура, архитектура, живопись и… девушки. Смуглые горячие итальянки тоже были достопримечательностью, может одной из важнейших.

Напарники слушали плохо.

Дзиген, сдавший свою вахту водителя, улегся на заднем сиденье Фиата, надвинул шляпу на лицо и задремал. Гоэмон удобно устроился на крыше автомобиля и наслаждался солнцем, ветром, пением птиц и жужжанием пчел, в которое вплетались люпеновы славословия.

Вечером напарники заселились в одну из гостиниц Милана, сняв апартаменты на последнем этаже.

Утром друзья вышли на улицу: прогуляться, где-нибудь позавтракать и обсудить дальнейшие планы. Дзигену с Гоэмоном не терпелось узнать, что они в этот раз воруют. Зная Люпена, предположить можно было все, что угодно: от раритетной бутылки вина до скульптуры Микеланджело.

Напарники не торопили Люпена, и тот молчал.

На самом деле, у Люпена было запланировано в Милане небольшое дельце весьма деликатного свойства, но он предполагал, что узнай напарники об этом его дельце, ехать отказались бы.

А дело было в том, что год назад ради кражи короны последних князей Сан-Марино, он женился на девушке из самой знатной сан-маринской семьи, владелице сети отелей, пары замков, сотни виноградников и даже одной футбольной команды. Кроме того, она была зеленоглазой блондинкой, стройной, красивой, веселой и прочая, прочая. И вот, живи да радуйся с такой женой, да только был этот брак по расчету, а на небесах Люпену прописана одна единственная суженая: рыжеволосая Фудзико. Так что как только корона была украдена и надобность в жене отпала, Люпен решил развестись, а не тут-то было. Прекрасная Ребекка Росселлини, которая теперь повсюду подписывалась как Росселлини-Люпен, развод не давала.

И вот, наконец, в этом деле забрежжил призрак развязки.

Миланская улица встретила напарников ярким солнечным светом и девичьим визгом.

— Люпен!!!

К Люпену мчалась девушка. Белокурые волосы растрепаны, глаза горят, щеки пылают, бретельки топика падают с плеч. И кроме топика на девушке только короткие шортики и босоножки.

Какой мужчина не порадуется такому зрелищу, и какой муж не умилится, когда жена так бурно его приветствует, сжимает в объятиях, обхватывая руками и ногами?

Вот и Люпен расцвел в улыбке.

— Ребекка! Рад тебя видеть. Ты ничуть не изменилась! Ты ко мне прямо из постельки? — Люпен подмигнул девушке, собираясь предложить вернуться в эту самую постельку, и…

— Ах, Люпен! — не дала ему договорить Ребекка. — Как хорошо, что ты откликнулся на мое приглашение и приехал. Ты мне очень нужен!

— Разумеется, — глаза Люпена хищно вспыхнули. — Я готов немедленно приступить к выполнению супружеского долга!

— Да нет же, — Ребекка зажала вору рот рукой. — Сегодня на Миланской неделе моды демонстрируется моя коллекция. Я хочу, чтобы ты и твои друзья участвовали в дефиле.

— Чего? — опешил Люпен.

Дзиген и Гоэмон удивленно уставились на девушку.

— Ах, моя коллекция, она называется «Ornate», что означает «Богато украшенный». Там и правда все красиво, богато, дорого, стильно. А если в качестве моделей на подиум выйдете вы: ты, Люпен; брутальный бородатый дядька, и красавчик-японец — это вообще будет бомба!

Люпен потрясенно молчал. Ребекка ждала ответа.

Гоэмон до хруста в пальцах сжал Зантецукен.

Дзиген закурил, выпустил колечко дыма и произнес:

— Люпен, ты кажется, хотел с этой женщиной развестись. А как ты смотришь на то, чтобы стать вдовцом?

— Ну, — замялся Люпен, — это как-то слишком радикально.

— А что? Все проблемы одной пулей. Ну, или одним ударом меча. Еще и наследство тебе достанется: замки, виноградники, футбольная команда и коллекция одежды «Дорого-богато».

— «Богато украшенный», — поправила ничуть не напуганная Ребекка. — Не хотите, не надо. Могли бы стать известными и популярными. Ладно, мне и Люпена хватит. Ты ведь не откажешь мне в такой малости, мой милый супруг?

Люпен обреченно кивнул. Нет, он не горел желанием шататься по подиуму, но как иначе задобрить женушку и выцарапать у нее развод?

Оставив товарищей гулять по Милану, Люпен вместе с Ребеккой поднялся в ее номер. Она жила в той же гостинице, в номере для новобрачных.

Номер был украшен розами, орхидеями и воздушными шарами. На огромной кровати выгибали шеи сложенные из полотенец лебеди. Все в номере располагало к любви и неге. Люпен подумал, что пожалуй, можно и повременить с разводом, все равно согласия Фудзико еще не получено.

— Милая женушка, почему бы нам не отпраздновать годовщину нашей свадьбы? — предложил Люпен. — Давай закажем шампанского в номер, твоего любимого белого вина, много шоколада и фруктов. А потом устроим настоящую брачную ночь, а то у нас ведь ее так и не было.

— Конечно, не было, ты ведь усыпил меня и помчался воровать корону, — Ребекка строго посмотрела на Люпена. — А сейчас день, и мы должны подготовиться к дефиле. Все празднования — после показа.

— Что я должен делать? — Люпен был полон энтузиазма. — Нужно изобразить женщину-модель?

— Зачем же женщину? — удивилась Ребекка. — Женщин там и без тебя хватает.

— Тогда мужчину-модель, — догадался Люпен. — Вуаля!

Вор принял отстраненно-независимый вид, застыл лицом и, вихляясь, прошел по комнате.

— Ну как, похоже?

Ребекка строго погрозила Люпену пальчиком:

— Не надо никого изображать, Люпен. Ты должен быть самим собой, вором Люпеном Третьим. Со своим подвижным обезьяньим лицом, со своей фирменной улыбкой от уха до уха.

Люпен нахмурился.

— Вот, смотри, — Ребекка подбежала к шкафу и достала оттуда нечто, состоящее из перьев, стразов, блесток, переливающееся всеми цветами радуги, с вкраплениями атласа, бархата, горностаевого меха и усыпанное настоящими бриллиантами и изумрудами.

— Я должен выйти в этом?!

— Да! Богатство и вор — это так символично. Росселлини и Люпен. В программке так и будет написано: «Ornаte», коллекция Росселлини-Люпен.

— Я не могу, ты с ума сошла! — взвился Люпен. — Я готов изобразить кого угодно, но я не могу ходить по подиуму в перьях и блестках, как вор Люпен Третий. Да мой дед в гробу перевернется!

— Так вот чего стоит твоя супружеская преданность, — в глазах Ребекки заблестели слезы. — Мало того, что ты на целый год бросил меня, бегаешь за каждой юбкой, изменяешь мне во всех странах мира, так и тут помочь не хочешь!

— Я изменяю?! — возмутился Люпен. — Да ты себе целую футбольную команду купила!

— Что-о-о! Да как ты смеешь! Это оскорбление! Что ты о себе возомнил, вор! Видеть тебя не желаю! Слышать тебя не хочу!

— Развод? — вкрадчиво поинтересовался Люпен.

— Да! Развод и девичья фамилия! — Ребекка задыхалась от слез и ярости.

Люпен быстро протянул без пяти минут бывшей жене бумагу и ручку:

— Подпиши.

Ребекка выхватила бумагу из рук вора, плюхнулась за стол, извлекла из сумочку ручку и размашисто расписалась.

— Проваливай, урод! — девушка кинула бумагу вору в лицо, упала головой на руки и разрыдалась.

Смущенный и огорченный Люпен подобрал бумагу, помялся, не зная, что сказать, и тихонько вышел. На душе было паршиво. Он никогда бы не стал оскорблять девушку, доводить до слез и вообще расстраивать. Но на кону стоял союз с Фудзико, а значит, он не мог поступить иначе.

* * *

Фудзико чуть опоздала к началу дефиле, она смотрела в зал, выискивая свободное местечко и вдруг увидела два знакомых силуэта. Она проскользнула сквозь толпу и встала рядом с мужчинами.

— Дзиген? Гоэмон? Вы что тут делаете?

— Я пришел посмотреть на новую коллекцию знакомого модельера, — чуть смущаясь, ответил Гоэмон.

— Знакомый модельер? — Фудзико игриво улыбнулась. — Ну-ну.

— Это женщина, — оборвал ее фантазии Гоэмон.

— А-а, — разочарованно протянула Фудзико. — А у тебя, Дзиген, тут небось модель знакомая.

— Ага, — ухмыльнулся Дзиген. — Должен представлять коллекцию «Дорого-богато».

— «Богато украшенный», — поправил подошедший Люпен.

— Ты здесь? — удивился Дзиген. — А я тебя на дорожке жду, всего такого… богато украшенного.

— И не надейся даже увидеть меня в стразах и перьях, — парировал Люпен. — А все заготовленные по этому поводу шутки можешь выбросить из головы.

— А я-то надеялся на целый месяц развлечений, — пробурчал под нос Дзиген, но Люпен уже повернулся к Фудзико.

— Фудзико-тян, любимая! Отныне нет препятствий к наш свадьбе! — патетически провозгласил Люпен и вытащил из внутреннего кармана пиджака бумагу. — Ребекка подписала развод!

— Подписала? — Фудзико с сомнением посмотрела на бумагу.

— Подписала, — торжественно подтвердил Люпен и тоже посмотрел на бумагу, — Что?! Как? Почему?

Никакой подписи на бумаге не было. Люпен со стоном вцепился в волосы, выронив бумагу из рук. Он вспомнил, как проигнорировала Ребекка его шариковую ручку и достала из сумки свою. Эта плутовка вновь обманула его, использовав исчезающие чернила.

— Ах, Люпен, опять ты все нафантазировал, — рассмеялась Фудзико. — И не смей больше приставать ко мне, женатый мужчина!

— Ш-ш-ш, — оборвал их Дзиген, — сейчас будут эту, Ребекковскую, ну богато украшенную, показывать.

— Ну-с, посмотрим, чего там твоя женушка, Люпен, наворотила, — Фудзико с преувеличенным вниманием уставилась на подиум.

А по подиуму, в стразах и перьях, шла сама Ребекка Росселини, открывая показ своей коллекции. Она вся сияла: глаза, кожа, зубы, одежда. С торжествующей улыбкой Ребекка послала воздушный поцелуй своему незадачливому супругу и повернулась к нему спиной.

Люпен застонал и уцепился за напарников, чтобы не упасть.

— Да уж Люпен, весь этот «Ornate» не для наших глаз, если только мы не собираемся это украсть, что вряд ли, — хмыкнул Дзиген. — Пошли отсюда.

Примечание:

На самом деле, брак Люпена и Ребекки нигде не зарегистрирован (но в данной истории Люпен еще не знает об этом). А сама Ребекка Росселлини — безбашенная авантюристка почище Фудзико и Люпена вместе взятых)

Италия была солнечна, зелена и прекрасна. Люпену не хотелось уезжать. А горечь поражения в противостоянии с бывшей женой, Ребеккой Росселлини, от которой он так и не добился развода, просто необходимо было чем-то подсластить. Например, очередной кражей.

Выбор пал на частную галерею некоего Чезаре Лукрецио Додже, о которой он узнал от Фудзико. Жемчужиной галереи считался черновой набросок «Джоконды» Леонардо да Винчи.

Люпен приступил к подготовке кражи: добыл чертеж галереи, разузнал о системах охраны, даже лично эту систему протестировал, разработал детальный план. И не удержался, похвастался Фудзико.

Назначил кражу на вторник, потому что понедельник — день тяжелый. В этот раз решил обойтись без объявлений и приглашений, просто своровать по-тихому, как обычный вор.

И утром же в понедельник по всем новостным каналам сообщили о дерзком ограблении в галерее сеньора Додже.

Люпен недоумевал. По всему выходило, что кто-то его опередил. Ну что ж, бывают в преступном мире подобные совпадения.

Люпен наметил новую цель: статуэтку Венеры из частного музея, который также принадлежал Чезаре Додже.

Вновь Люпен провел тщательную работу, все подготовил, спланировал и назначил кражу на раннее утро понедельника — чтоб уж никто не опередил.

Увы, и вновь кто-то проснулся раньше него, и за час до выезда из дома Люпен узнал, что статуэтка Венеры похищена. Два случая подряд уже не могли быть простым совпадением. Люпен понял, что у него появился конкурент.

Напарники принялись гадать, кто бы это мог быть.

— Зуб даю, это твоя Фудзикошка любимая! — быстро определил конкурента Дзиген.

— Ну почему сразу Фудзико? — заспорил Люпен. — Мало ли на свете воров.

— А кто, кроме нее, знал о твоих планах? Кому ты показывал чертежи и хвастался, как отключишь сигнализацию? — Дзиген проявлял чудеса дедукции.

На самом деле, в этот раз он на Фудзико не злился. Вот когда они лезли по канализации, ползли по вентиляции, отстреливались от охранников и ценой неимоверных усилий добывали сокровище, которое в последнюю минуту доставалось коварной воровке — вот тут бывало и зло, и обидно. А сейчас все закончилось на стадии подготовки и ограничилось чисткой револьвера, который Дзиген и так регулярно чистил. Это Люпен корпел над чертежами и схемами, а Дзиген весьма неплохо провел время в миланских барах.

А Люпен не хотел верить в предательство Фудзико. Пусть такое уже не раз бывало, но как же невыносимо осознавать, что любимая женщина является твоим конкурентом!

— А может, это кузен Альберт? — нашел нового виновника Люпен. — У нас с ним с детства соперничество. Всегда пытался меня превзойти. Только я задумаю что украсть, как и он на это нацелится. Сколько раз он меня опережал. Точно, это он!

— Нет, Люпен, — Дзиген покачал головой. — Не будет он на такие мелочи размениваться. Однажды он задумал украсть Францию, и теперь большая шишка в правительстве, эдакий серый кардинал. Думаю, теперь его цель — Евросоюз, а не наброски да Винчи.

— Он мог это сделать, просто чтобы напакостить мне, — не сдавался Люпен. — И возможности у него есть, мог тут жучок установить и все о моих планах вызнать.

— Вряд ли он также всемогущ в Италии, как и во Франции, — отмел аргументы вора Дзиген. — Фудзико это!

— А может, это Ребекка? — глаза Люпена засияли. — Это так в ее духе: опередить меня и урвать свою дозу адреналина. И жучок она могла на меня прицепить, когда на шею кидалась. Меня еще удивила такая бурная реакция.

— По-моему, Ребекку вполне удовлетворила твоя огорченная физиономия на дефиле. Она уже у тебя выиграла. Тем более, сейчас она со своей коллекцией в Лондон укатила, — вновь разбил умозаключения Люпена его напарник.

— А может, это инспектор Зенигата? — выдал совсем уж фантастическую версию Люпен. — У нас же с ним вечное соперничество.

Дзиген задумался. Между инспектором и вором действительно существовало некое соперничество умов, хитрости, упорства и терпения. Зенигата проявлял чудеса изобретательности в деле поимки вора, Люпен же с не меньшей изобретательностью этой поимки избегал.

— Но какой смысл инспектору Интерпола воровать произведения искусства? — озвучил наконец свои сомнения Дзиген. — Тем более такому честному, как инспектор Зенигата.

— Да чтобы я не украл! — заулыбался Люпен.

— Бред! Его цель не лишить тебя возможности воровать. Вернее, лишить, но арестовав на месте преступления и засадив за решетку, а не украв что-то вперед тебя. Да и сохранностью ценностей Зенигата не очень обеспокоен, ему же главное — вора Люпена Третьего поймать.

— Ух, Дзиген! На все-то у тебя ответ есть, все-то ты знаешь, — Люпен недовольно посмотрел на напарника. — А может, это кто-то из твоих знакомых? Или знакомых Гоэмона?

— У меня нет знакомых воров, не считая тебя, — неприязненно ответил Дзиген. — И у Гоэмона, я думаю, тоже.

— Нет, — лаконично подтвердил слова Дзигена Гоэмон, оторвавшись от медитации.

Гоэмон тоже считал, что во всем виновата Фудзико, но жалел Люпена, поэтому молчал. К тому же, Дзиген практически озвучивал его собственные мысли.

— Нет, Дзиген, ты подумай, может, есть кто-то, кто хочет тебе отомстить, или мне, или еще чего, — не сдавался Люпен.

— Еще скажи, что это мы с Гоэмоном вперед тебя воруем! — Дзиген готов был взорваться от возмущения.

— А это не вы? — уточнил Люпен.

— Я тебя пристрелю сейчас! — вышел-таки из себя Дзиген. — Гоэмон, ты это слышал?!

Гоэмон приоткрыл один глаз и молниеносным движением стукнул ножнами Зантецукена Люпена по голове.

— Да понял я! — взвился Люпен и тут же сник. — Лучше бы ты меня правда пристрелил, Дзиген. Сама мысль, что любимая женщина — мой главный конкурент, убивает меня!

— А нечего было влюбляться в воровку!

— Сердцу не прикажешь, — буркнул Люпен.

Дзиген с Гоэмоном вздохнули.

* * *

Фудзико пришла вечером, радостная и оживленная. Хмурые физиономии люпеновых напарников привычно проигнорировала.

Необрадовавшийся ей Люпен удивил, но и на это Фудзико решила не обращать внимания.

— Люпен! Ну покажи же мне скорей свои трофеи! — Фудзико ласково ущипнула вора за щеку. — Я хочу видеть «Джоконду» и «Венеру», которых ты украл у Чезаре Додже.

— Ты издеваешься? — скривился Люпен.

Фудзико удивленно посмотрела на вора:

— Вовсе нет. О чем ты? Ты сам мне рассказывал о своих планах кражи, у тебя все получилось. Я же не прошу их мне подарить, хотя, — Фудзико прижалась к плечу вора грудью, — я бы не отказалась от такого подарка.

— Что тебе известно? — спросил Люпен.

Фудзико отстранилась и надула губки:

— Мне все известно. Ты хотел украсть эти вещицы, и ты их украл. Чезаре рвет и мечет. Он уже вызвал инспектора Зенигату. Говорит, ты еще и на его антикварный салон нацелился, и ювелирную лавку. Кстати, мне ты про них ничего не рассказывал, хитрец!

— С чего этот Додже взял, что это я его обворовал? — поинтересовался Люпен.

— Так ты же сам ему визитку прислал, — ответила Фудзико.

— Ты ее видела? — уточнил Люпен.

— Нет, Чезаре говорит, что сразу ее в клочки порвал, так взбесился. Кстати, инспектор Зенигата не поверил, что это ты его галерею обчистил, потому что ему от тебя приглашение не пришло. Вот наивный!

Тут Фудзико внимательно посмотрела на Люпена:

— Только не говори, Люпен, что эти кражи не твоих рук дело.

— Фудзико, милая, а ты что, близко знакома с сеньором Додже, а? — вопросом на вопрос ответил Люпен. — И как давно, интересно знать, вы знакомы?

— Мы с ним просто общаемся. А познакомились еще до твоего приезда в Италию. Да я же тебе про него рассказывала, про его музеи и галереи. И не тебе меня ревновать, у тебя вообще жена здесь! — перешла в наступление Фудзико.

— Снимай одежду! — вдруг выпалил Люпен.

— Озабоченный! — взвизгнула Фудзико.

— Люпен! Это уж слишком, — вступился за Фудзико Дзиген.

Гоэмон послал Люпену взгляд, полный безмерного осуждения.

— Да сами вы озабоченные! — завопил Люпен. — Вы что, еще не поняли! Этот Чезаре сам себя обворовал. Все подстроил и на меня свалил. Не знаю, зачем, может из-за страховки, а может у него там подделки были. А на Фудзико где-то жучок. Надо найти его.

— Кулон! — тут же вскинулась Фудзико. — Мне его Чезаре подарил.

Вскрыв кулон, Люпен обнаружил там подслушивающее устройство. Чезаре Доджо узнал о его планах ограбления и использовал их в своих целях.

Люпен сжал в кулаке кулон и усмехнулся. Кто он такой, этот Чезаре, чтобы конкурировать в воровстве с самим Люпеном Третьим!

— Я украду рисунок да Винчи и статуэтку «Венеры», — громко пообещал Люпен. — А Фудзико я давным давно украл, вот!

Люпен шмякнул кулон на пол и тот хрустнул под его каблуком.

— А теперь — праздновать! — провозгласил Люпен.

— Чего празновать-то? — не понял Дзиген.

— То, что в этом мире у меня нет конкурентов! И очень скоро я это докажу. А у Фудзико я и так вне конкуренции, — ответил напарнику Люпен.

— Разве что в твоих фантазиях.

— Она не предавала меня и это самое главное!

Банда мчалась к автомобилю. Впереди Люпен с добычей, за ним Дзиген и замыкающим — Гоэмон. Вдруг Дзиген споткнулся, покачнулся, чуть не упал, но выровнялся и следом за Люпеном заскочил в Фиат. Гоэмон запрыгнул на заднее сиденье, и Фиат рванул, удирая от погони.

— Задело? — обеспокоенно спросил Люпен.

— Нет, шнурок порвался, — ответил Дзиген.

— Опять? — удивился Люпен.

Дзиген промолчал. Он всегда выбирал качественные, добротные вещи, которые служили ему верой и правдой. Но последнее время вдруг все стало выходить из строя: шнурки рвались, у ботинок лопалась подошва, пиджак цеплялся за каждый встреченный гвоздь, и даже верная шляпа норовила совершить побег.

В убежище Люпен внимательно оглядел напарника.

— Ты, Дзиген, наверное, слишком долго все носишь, вот оно и рвется. А ремень порвался, потому что ешь много.

Дзиген нахмурился. Ремень у него действительно порвался на прошлом ограблении. Но вовсе не от того, что стрелок прибавил в весе, наоборот, похудевший Дзиген решил пробить в ремне еще одну дырку. Но сделал это второпях, вот в этом месте ремень и порвался.

— Да ты же так располнел, что пиджак не застегивается, — Люпен похлопал напарника по впалому животу.

Дзиген опустил глаза вниз, пытаясь рассмотреть, что не так с его пиджаком, но его опередил Гоэмон:

— Пуговицы нет!

— Дзиген! — Люпен потрогал пальцем торчащие на месте пуговицы нитки. — А пуговицы-то и правда нет. Она осталась там, в музее, на месте ограбления. И теперь у Зенигаты есть улика. Он придет к нам, проверит твой пиджак, сличит пуговицы и вычислит таким образом преступника.

— Ну так вычислит меня, а не тебя, — попытался отбиться Дзиген. — Тебе-то не о чем волноваться.

— Зенигата же в курсе, что мы с тобой — не разлей вода. Он сразу поймет, что это я украл алмазную подвеску. И готово, против меня все улики. Бери и сажай. Ах, Дзиген, как же ты меня подвел, — Люпен с укоризной посмотрел на напарника.

— И это мне говорит человек, который рассылает полиции, репортерам и всему миру свои визитки с указанием времени и места кражи и приглашением непременно на этом мероприятии присутствовать, — насмешливо парировал Дзиген.

— Все равно, терять пуговицы — это непрофессионально, — продолжал занудствовать Люпен, то ли в шутку, то ли всерьез.

— Ты же знаешь, как профессионально и ответственно я отношусь к одежде, оружию, автомобилям, да и к работе в целом, — обиделся Дзиген. — Это просто какая-то полоса черная.

— Это проклятие! — неожиданно изрек Гоэмон. — Надо провести обряд очищения. Я знаю как.

— Точно, Дзиген, тебя кто-то сглазил, — Люпен, который не верил ни во что мистическое, явно прикалывался. — Надо тебе карму почистить, чакры открыть, окропить тебя святой водой. Может, даже покрестить придется.

— Это не смешно, Люпен, — Гоэмон нахмурился. — Карма — это серьезно. Я приготовлю все необходимое и ночью проведем обряд очищения.

— Придется тебе, напарник, испить отвар из червей, намазаться лягушачьей икрой, сбрить бороду…

— Отказываюсь! — выкрикнул Дзиген. — Чего вообще за кипеж из-за потерянной пуговицы!

— Да ты что, Дзиген, — Люпен округлил глаза, — пуговица — вещь сакральная. В ней заключена твоя удача и сила.

— Хватит прикалываться, Люпен. Пуговица — это просто пуговица. Может у тебя они и особые: с подслушивающим устройством или взрывчаткой внутри. А у меня самые обычные. Да хоть бы все пропали — ничего не случится ни с моей силой, ни с чем-то еще.

— Жаль, Дзиген, что ты отказываешься от обряда, — погрустнел Гоэмон, но тут же воспрял. — Хотя, ты прав. Пуговицы вообще не нужны. Вот у меня — никаких пуговиц.

— Ой, а ведь верно, — Люпен смотрел на Гоэмона так, словно впервые его увидел. — На кимоно и хакама никаких пуговиц. И шнурков у Гоэмона на дзюри нет. Выходит, японская одежда — самая правильная.

— А еще удобная и красивая, — добавил, порозовевший от удовольствия, Гоэмон.

— Может, зря мы, Дзиген, морочимся с этими пуговицами, — Люпен заговорщически подмигнул напарнику. — Застегивай, растягивай, а в кимоно запахнулся — и готово!

— Я освобожу вас от них, — воодушевился Гоэмон и взмахнул мечом.

Вжик! Напарники даже не успели отследить серебристый росчерк, как их пиджаки лишились пуговиц.

Еще один молниеносный удар — и на рубашках не осталось ни единой пуговички.

Меч Гоэмона уже был нацелен на брюки. Там тоже была пуговица. Но напарники уже пришли в себя. Дзиген выхватил револьвер, а Люпен отпрыгнул в дальний конец комнаты.

— Гоэмон, хватит! Прекрати!

— Так это была шутка, — на лицо Гоэмона набежала тень. — Впрочем, как и всегда. Ты опять обманул меня, Люпен.

Напарники переглянулись. Только что светившийся от воодушевления самурай сник.

Дзиген убрал револьвер и натянул шляпу пониже. Ему стало стыдно и грустно.

Люпен подошел к самураю, положил руку ему на плечо и ласково улыбнулся:

— Ты же не понял, Гоэмон, я просто хотел узнать, есть ли у тебя запасные кимоно и хакама. Два комплекта. Ну, не ходить же нам с Дзигеном голыми.

Примечание:

Однажды я уже писала хэллоуинскую АU, где Люпен был вампиром, Дзиген — демоном, Гоэмон — ангелом, а Фудзико — суккубом.

Это можно считать предысторией к той АU, а можно — просто еще одной AU)

——————————

Ад был замечательным местом: тепло, спокойно, запах приятный, свет приглушенный. Одно плохо — скучно и иногда шумно. По крайней мере, так считал безымянный демон среднего уровня.

Жил он в уютном доме из дикого камня на берегу серного озера. Вся обстановка в доме: продавленный диван из мира живых да каменный стол.

В свободное от работы время любил демон поваляться на диване или посидеть на берегу озера, вдыхая бодрящий серный запах. Нравилось еще смотреть на потоки раскаленной лавы, но для этого надо было дойти до огненной реки, а туда путь неблизкий.

И все бы хорошо, если бы не грешники. Шум от них постоянно: стонут, вопят, ругаются почем зря. И не поговоришь с ними — боятся или носы морщат от отвращения. Хорошо, что у демона работа была особая: кураторство. Не надо вилами в грешников тыкать или бичами стегать. Так, следить только, чтоб кто не сбежал, да за некоторыми избранными пристально приглядывать. Демон и сам не знал, откуда такая должность взялась. Может, какой высший демон за свои демонские грехи сюда загремел, да и выбил себе такую синекуру. А потом вновь в верхи поднялся, а эта должность ему досталась, вместе с диваном.

Ну, не совсем, конечно, синекура. Вот сегодня партия новеньких прибыла. Надо распределить, кого куда.

Новички оказались наглые, а другие именно сюда и не попадали. Каждому будет дано по вере его, но как ни крути, а не миновать ада преступнику, даже если он и не верил ни во что.

Наглые-то наглые, но страху он на них нагнал. Распределил по-быстрому, спихнул другим демонам — пусть развлекаются. Один остался. То ли запредельно наглый, то ли дурачок совсем. Стоит, улыбается.

— Похоть, чревоугодие, воровство, насилие над ближними, — прочитал сопроводиловку демон. — А еще абсолютный атеист. Неудивительно, что тебя сюда направили.

Грешник еще пуще заулыбался:

— А я все гадал, в какой круг попаду? Думал, по воровству пойду, в Злую Щель⁽¹⁾.

— Умный больно, — фыркнул демон. — Между прочим, запросто можно по всем статьям пойти: и за распутство, и за убийство, и за воровство. Некоторые все круги ада проходят. Но ты же не веришь ни во что.

— Ага, — обрадовался грешник, — выходит, тут незнание законов освобождает от наказания?

— Не всех и не всегда, — честно ответил демон и поскреб рукой в затылке.

Он и сам до конца не понимал, как это все работает.

— Тебя, значит, застрелили? — демон решил перевести разговор на другое.

— Ага, — грешник чуть приуныл, — не повезло. Вот вроде бы все предусмотрел, а тут этот гад с пушкой. Хочешь, расскажу, как оно было?

Демон обомлел:

— Ты что, совсем меня не боишься?

— А чего мне тебя бояться?

— Так я же демон?

— А я вор, убийца и распутник, но ты же меня не боишься?

— А мне-то с чего?

— А вдруг я тебя убью, обворую или совращу? — грешник подмигнул демону и вдруг расхохотался. — Не дрейфь, демон, я вообще не убийца, врут все в твоих бумагах. И прелюбодействовать с демоном тоже не собираюсь, я не по этой части. Вот обворовать могу!

— Воровать у меня нечего, а насчет прелюбодеяния с демоном — зря ты так уверен. Между прочим, та женщина, ради которой ты на преступление пошел — не человек.

— А кто же? Только не говори, что демон-искуситель.

— Вроде того. Или суккуб. Не знаю, но грешников она исправно поставляет.

— Ух ты, расскажешь? — грешник смотрел с искренним интересом.

С тех пор демону больше не было скучно. Грешник рассказывал удивительные истории о мире людей: о механических колесницах, мчащихся быстрее ветра, о прирученном огне и свете, а еще о своей жизни.

Жизнь у него была полна приключений, опасностей и красивых женщин. Но сердцем владела лишь одна — прекрасная рыжеволосая дива. Демон эту диву видел в Аду, но мало про нее знал. Приходит — уходит, везде своя: и на Земле, и в Аду, может, и на Небесах тоже, кто знает?

Странный грешник научил его делать порох и стрелять из самодельного самопала. Детали грешник добыл у других демонов, он действительно был мастер воровства. Демоны грешнику не понравились.

— Они не такие, как ты. Ну, то есть ты совсем другой, — доверительно сообщил грешник и хлопнул демона по мохнатому плечу. — Не зря ты мне сразу понравился.

Демон смущенно взмахнул хвостом.

Время, отпущенное грешнику для исправления, пролетело незаметно.

— Тебе предстоит перерождение, — одним сумрачным вечером сказал демон грешнику.

Они сидели на камнях и любовались багровыми сполохами среди свинцовых туч.

— Ух ты! И в кого? — поинтересовался грешник.

— Может в таракана, а может в кошку, — ответил демон.

— Кошки — это хорошо. Неплохо быть котиком у милой девушки, лежать на коленях, тыкаться носом в грудь и получать ласку и пищу из ее рук, но я предпочитаю другие отношения с женщиной. Неужели нельзя стать человеком? — грешник смотрел с надеждой.

— Я попробую что-нибудь сделать, — пообещал демон. — Еще и твой ангел за тебя похадатуйствует.

— Ангел? — не понял грешник.

— Ну да, ангел-хранитель. Он у тебя очень сильный и преданный. Весь срок на границе проторчал, за тобой даже в Аду приглядывал.

— Вот это да! Я даже не знал про него. Ты его видишь? Как он выглядит? — грешник аж вскочил от волнения и заозирался вокруг.

— Я не могу смотреть на ангела. Он — ослепительное сияние, глазам больно. Он в светлых просторных одеяниях. Ты сам можешь увидеть его. Я научу тебя, как.

Через несколько дней грешник отправился проживать свою новую жизнь. Сияние, неотступно ощущавшееся на периферии зрения, померкло. Это ангел-хранитель отправился вслед за своим подопечным.

Демону вновь стало скучно. Новые грешники, все как один боялись его и морщились от отвращения.

«Наверное, я и впрямь страшный и отвратительный, — размышлял демон. — С рогами, копытами, хвостом. Глаза красные, шерсть по всему телу».

Он вспоминал странного грешника, как тот сидел рядом и толкал его плечом, как хлопал по спине, лукаво подмигивал и хохотал. Возможно, у него просто было плохое зрение. Вот и ангела он своего не разглядел.

Время тянулось и было неосязаемым. И вдруг у домика демона появилась рыжеволосая дива. В ее руке был объемистый мешок на двух лямках.

— Держи, это тебе, — дива шлепнула мешок на землю и тот жалобно звякнул. — Просили передать, а я не могу отказать ангелу.

— У меня нет знакомых ангелов, — покачал головой демон.

— Вот и я думаю, чего он нашел в такой страхолюдине, — засмеялась рыжеволосая. — Наверное, не может отказать своему человеку. Всегда найдется тот, кому не сможешь отказать. У тебя есть такой кто-то, а демон?

Демон непонимающе хмурился. Ведьма волновала его, но он старался не подавать вида и мечтал, чтоб она поскорее свалила.

— Нет? — рыжеволосая прищурилась. — Да ты счастливчик, демон! Но не думаю, что надолго.

Ведьма легонько пнула носком сапожка мешок, послушала звон и довольно улыбнулась.

— Есть такие люди, демон, которые кого угодно достанут, хоть ангела, хоть демона. Один такой домогается меня уже вторую жизнь подряд. Он очень упорен. Хорошо, что срок жизни людей короток, особенно, когда жизнь полна риска, — ведьма расхохоталась, сложила пальцы пистолетом и направила в сторону демона. — Бах! Тебе тоже от него не спрятаться.

— А я и не собираюсь, — пробормотал демон в спину удаляющейся ведьмы.

Он уже ощутил знакомый нестерпимый блеск и пошел встречать партию новеньких.

Как всегда они морщились, глядели со страхом, ненавистью и отвращением. Кроме одного. Он выбрался из толпы, внимательно оглядел демона и вдруг с широкой улыбкой бросился ему на шею.

— Это ведь ты, ты! Как я рад тебя видеть! Ты не поверишь, но я скучал по тебе, — голосил грешник. — Кстати, я ведь так и не узнал, как тебя зовут.

— В этом измерении нет имен, — серьезно ответил демон.

— Дзиген⁽²⁾? Мне нравится. И тебе подходит. А у меня тоже будет имя. Я уже все продумал. Я хочу возродиться в семье вора Арсена Люпена. Я стану Люпеном Третьим. Здорово я придумал? И да, ты получил мою посылку? Я просил об этом своего ангела. Кстати, его зовут Гоэмон. Хорошо, что ты научил меня его видеть. Теперь мы друзья. Я уже придумал, как ты сможешь с ним поговорить. Нужны солнцезащитные очки и шляпа. И я хочу, чтобы ты пошел со мной. Ты ведь тоже мой друг!

Демон слушал странного грешника. Он ничего не понимал в его словах и не верил в них. И ему было немного стыдно за ненадлежащее выполнение своей работы в прошлый раз. Грешник не только не исправился, а превратился в закоренелого грешника. Теперь придется удвоить усилия по его исправлению и постоянно быть с ним рядом.

И, честно говоря, демон этому был очень рад. Он мысленно проговаривал имя, которое дал ему грешник. Оно было странным, но оно ему нравилось. Ему хотелось спросить, не противен ли он человеку. Но тот висел на его плече и говорил, говорил, говорил…

1) В концепции Ада у Данте восьмой круг состоит из Злых Щелей, в одной из которых мучаются воры

Вернуться к тексту

2) Измерение по японски произносится как «дзиген».

Есть легенда, что создавая персонажа, мангака Манки Панч дал ему такое имя, потому что ему просто понравилось звучание слова.

Ну, а я тут это так, за уши притянула)

Вернуться к тексту

Иногда Люпен любил пофилософствовать. Случались в его жизни такие вот вечера, когда никуда не надо спешить, когда отбурлил в крови адреналин после ловко провернутой кражи, и новое дело еще не сжигает нетерпеливым азартом. Когда не висит на хвосте полиция, вынуждая спешно бросать очередное убежище. Когда напарники рядом, и не царапает душу коготок беспокойства за укатившего в Японию и не отвечающего на телефонные звонки Гоэмона. Когда желудок полон вкусной едой, а на десерт — вино, сигарета и душевный разговор.

Вот сейчас был как раз такой вечер. Люпен удобно устроился в кресле, вытянутые ноги поместил на журнальный столик, а в руке покачивал бокал с рубинового цвета вином. Вино прислала в подарок бывшая, а формально настоящая жена, Ребекка Росселлини. Она увлеклась в последнее время виноделием, пыталась изобрести нечто новое, необычное. Муж, хоть и не любил винодельческие эксперименты, от дегустации не отказывался.

Верный напарник и друг, Дзиген Дайске, устроился напротив, практически копируя позу Люпена. Второй напарник, Гоэмон Исикава, сидел в кресле, поджав ноги. Он не любил европейские вина, но согласился выпить бокал за компанию.

— Люди похожи на лук, — изрек Люпен и отхлебнул из бокала.

— Горькие, плохо пахнут и без слез не взглянешь? — попытался расшифровать его слова Дзиген и тоже пригубил вино.

Люпен захихикал, чуть не расплескал дегустируемый напиток и поставил бокал на стол.

— Я имел в виду многослойность, — пояснил он. — Ну, лук состоит из нескольких слоев, как и люди. Снимаешь кожицу — под ней слой, под ним еще один, и еще.

— Тогда, почему не капуста? — спросил Дзиген.

— Нет, у капусты слишком много слоев. А листики мягкие, нежные. Да и вообще, в капусте детей находят. Так что она не годится. Только лук!

— Я не знал про детей, — вступил в разговор обычно молчаливый Гоэмон и осторожно пригубил вино. — Но все равно непонятно.

— Чего же непонятного? — удивился Люпен. — Просто все люди носят маски, абсолютно все! Но даже сняв с человека маску, не факт, что ты увидишь его настоящее лицо. А до того, что у него внутри, бывает и не докопаться.

— Это ты любитель масок и переодеваний, при чем тут другие? — поддержал Гоэмона Дзиген.

— Я говорю не про силиконовые маски, — Люпен поднял со стола бокал и посмотрел сквозь рубиновую жидкость на напарника. — Вот ты, Дзиген Дайске, ты все время прячешься под шляпой. Это ведь тоже маска. И вообще, ты такой крутой, циничный, сигарета в зубах, револьвер за поясом, безжалостный убийца. А на самом деле ты совсем другой.

— Во-первых, не маска, а свой собственный стиль, — поправил Люпена Дзиген. — Во-вторых, я не изображаю курильщика, я им являюсь, так же как и стрелком.

— Но это тоже слои лука, — возразил Люпен, — твой стиль и твой образ — это то, кем ты хочешь казаться. Но если слой за слоем убирать твои маски, то откроется тот Дзиген, что внутри. Человек с добрым и чувствительным сердцем.

Дзиген хмыкнул и уткнулся в бокал. Отпив почти половину, он обратился к Люпену:

— Это все твои фантазии. Но что ты тогда скажешь про Гоэмона?

— Суровый воин, безжалостный самурай со стальными мышцами и волей, но внутри — добрый и ранимый, — не заставил себя ждать с ответом Люпен.

Гоэмон смутился и тоже сосредоточился на вине.

— Допустим, а что скажешь про… инспектора Зенигату? — задал новый вопрос Дзиген.

— Ох, да тут и гадать не надо. Бравый служака, гроза преступного мира. Он ненавидит воров, но при этом мой друг. Он кажется наглым, но на самом деле стеснителен. Выглядит грубым, но у него тонкая душевная организация.

— Что-то у тебя, Люпен, весь лук с одной грядки, — усмехнулся Дзиген и покачал в руке бокал. — Все такие, с виду ужасные, но добрые и ранимые внутри. Кстати, а что с Фудзико?

— О, Фудзико тоже носит маску. Она бывает жестокой, взбалмошной, она может обмануть, но глубоко внутри она милая маленькая девочка, которая хочет счастья.

— Ну, Фудзико и с виду милая. Значит, под слоем милоты она ведьма! — сделал вывод Дзиген.

Люпен взмахнул рукой, желая возразить, и чуть не расплескал вино.

— Не, погоди, Люпен, — предупредил его возражения Дзиген, — а уже под этим слоем — она маленькая девочка, которая хочет счастья. Только себе. Даром.

— У Фудзико очень много слоев, — печально произнес Люпен. — Наверное, никому не дано увидеть самую ее сердцевину.

— Тогда она все же не лук, а капуста, — заключил Дзиген. — И до ее кочерыжки, тьфу ты, сердцевины, не доберешься, сколько не раздевай.

— Так вот в какой капусте находят детей, — вдруг осенило Гоэмона.

— Ага, — обрадовался Дзиген, — вот мы и выяснили: женщины — это капуста, раздевая которую, можно найти детей.

— А мужчины — это лук! — сделал логический вывод Гоэмон и осушил бокал до дна.

— Лук и капуста, — мечтательно произнес Люпен, — какая многослойная овощная гармония. Кстати, наливайте!

Дзиген долил вина в бокалы.

— За капусту! — поднял бокал Люпен.

Напарники послушно чокнулись, выпили, и Дзиген счел своим долгом напомнить:

— Мы же о луке говорили.

— О луке… — Люпен задумался и вдруг аж подпрыгнул. — А вы знаете, парни, что в России варят лук с яйцами!

— Ни хрена себе, крутой у них лук, — опешил Дзиген.

— В смысле, их варят вместе: лук и яйца. Куриные, — пояснил Люпен, уловив, что напарник о чем-то не о том подумал.

— Ага, чтобы яйца были ядрёные, — предположил Дзиген.

— Неа, — ответил Люпен, — чтобы покраснели.

— От стыда? — ухмыльнулся Дзиген.

— Никто не должен стыдиться лука, — убежденно произнес Гоэмон. — Он многослоен, но честен. Он мягок, горяч, резок и сладок. Он в золотой чешуе.

— Точно! — Люпен щелкнул пальцами и чуть не уронил бокал. — Чешуя! Золотая и алая. Луковая чешуя красит яйца.

— Так ты про Пасху, — догадался Дзиген.

— Вот! — обрадовался Люпен. — А мне не дается это слово. Я давно мечтаю приехать в Россию на этот праздник, когда красят яйца и целуются.

— Это называется… называется, — Дзиген обнаружил, что сложные пасхальные термины начисто выветрились из его головы. Впрочем, он бы и произнести их сейчас не смог. — Неважно, главное — лук. Лук всему голова!

— За лук! — подхватили Люпен и Гоэмон.

Бутылка опустела. Гоэмон так и уснул в кресле, крепко зажав в одной руке Зантецукен, а в другой — пустой бокал.

Люпен пытался вспомнить что-то важное про лук, но мысли путались, а перед глазами крутились разноцветные звездочки-луковички.

— Рано твоей женушке виноделием заниматься, — хмыкнул Дзиген. — Не вино, а бормотуха.

— Оно просто… молодое, молодо-зелено, оно как Ребекка... Молодое, шальное, безумное, — пробормотал Люпен и широко улыбнулся. — А хорошо посидели!