Инструмент выживания (джен)

 Северус Снейп никогда не планировал становиться отцом. Особенно отцом Гарри Поттера.

Ребенок спал в импровизированной колыбели — деревянном ящике, выстланном старым плащом. Полтора года, зеленые глаза, которые уже научились следить за движением. Северус знал, что через несколько лет эти глаза будут изучать его с тем же холодным расчетом, которому он собирался научить мальчика.

— Слушай внимательно, — произнес он, хотя ребенок едва ли понимал слова. — Твои родители мертвы. Дамблдор считает тебя спасенным. Темный Лорд считает тебя уничтоженным. Я — единственный, кто знает правду: ты — мой инструмент.

Гарри моргнул, потянулся к блестящему предмету на столе. Северус убрал нож подальше.

— Урок первый: доверие — роскошь, которую мы не можем себе позволить.

Семь лет спустя

— Папа, — Гарри сидел за столом, методично нарезая ингредиенты для зелья. Движения точные, экономичные. — Почему дядя Люциус всегда улыбается, когда говорит о маглах?

Северус не поднял головы от котла.

— Что ты наблюдаешь в его микровыражениях?

— Уголки губ поднимаются, но глаза остаются холодными. Левая бровь слегка приподнята — признак презрения. — Гарри отложил нож. — Он их презирает, но хочет, чтобы я подумал, что он просто дружелюбен.

— Правильно. И что это тебе говорит о его истинном отношении ко мне?

Пауза. Гарри обдумывал ответ с серьезностью взрослого.

— Он не доверяет тебе полностью. Иначе не стал бы проверять мои реакции на подобные темы.

Северус позволил себе едва заметную улыбку одобрения.

— Люциус Малфой — политик прежде всего. Он измеряет лояльность в реакциях и поступках. Твоя задача — дать ему именно те реакции, которые укрепят его уверенность в моей преданности Темному Лорду.

— А если он поймет, что я притворяюсь?

— Тогда мы оба умрем. — Северус наконец поднял взгляд. — Медленно и мучительно. Именно поэтому ты не притворяешься, Гарри. Ты становишься.

— Расскажи мне о Гриффиндоре, — произнес Северus, раскладывая на столе фотографии.

Гарри, теперь девятилетний, изучал изображения с профессиональным интересом.

— Храбрость граничит с глупостью. Импульсивны. Эмоциональны. Склонны к героическим поступкам, которые часто приводят к неоправданным жертвам.

— Правильно. А теперь представь: ты попадаешь в Хогвартс. Распределяющая шляпа видит твой разум, твои знания, твою способность к холодному анализу. Куда она тебя поместит?

— В Слизерин. — Ответ прозвучал мгновенно.

— Что автоматически сделает тебя объектом подозрений как со стороны Ордена, так и со стороны Пожирателей, которые будут ожидать от "сына Снейпа" определенного поведения. — Северус указал на фотографию улыбающихся гриффиндорцев. — Твоя задача — заставить шляпу поверить, что ты принадлежишь именно туда.

— Как?

— Методом глубокого погружения. Ты не просто изображаешь храброго гриффиндорца. Ты искренне веришь в правильность их идеалов в момент сортировки. Ты заставляешь себя чувствовать восхищение перед подвигами отца, которого никогда не знал. Ты превращаешь ложь в убеждение.

Гарри кивнул, впитывая информацию.

— А потом?

— Потом ты медленно, очень медленно позволяешь себе "разочароваться" в наивных идеалах. Становишься более прагматичным. К седьмому курсу ты должен быть готов "предать" свои принципы ради "высшего блага". — Северус сложил фотографии. — Долгосрочная операция, Гарри. Самая сложная из всех возможных.

— Почему именно так?

— Потому что единственный способ обмануть читающего мысли Темного Лорда — это самому поверить в свою ложь. А потом научиться отделять веру от знания, не сходя при этом с ума.

В одиннадцать лет Гарри мог сварить Веритасерум, определить ложь в разговоре по микровыражениям, говорить на трех языках и убить человека тринадцатью различными способами, не используя магию.

В одиннадцать лет он также просыпался по ночам в холодном поту, видя во снах зеленый свет и слыша женский крик.

— Это побочный эффект Окклюменции, — объяснял Северус, наблюдая, как сын практикует ментальные щиты. — Когда ты блокируешь внешнее вторжение в разум, подсознание компенсирует это усилением внутренних переживаний.

— Кошмары станут сильнее?

— Гораздо сильнее. — Северус не видел смысла лгать. — К седьмому курсу ты, возможно, будешь видеть смерть родителей каждую ночь. Научишься функционировать на трех часах сна. Или сойдешь с ума.

Гарри обдумал это с характерной для него серьезностью.

— А если я не справлюсь?

— Тогда мы оба умрем. А вместе с нами — все, кто рискует жизнями, веря в то, что наш план сработает.

— Сколько людей?

Северус помедлил. Ребенок заслуживал знать цену игры, в которую его втянули.

— Сотни. Возможно, тысячи.

Гарри кивнул и вернулся к практике. Его ментальные щиты стали на долю секунды сильнее.

Утром 1 сентября 1991 года Северус Снейп провожал своего сына на платформу 9¾.

— Помни, — говорил он, идя рядом с тележкой, — ты не Гарри Снейп, воспитанный шпионом. Ты Гарри Поттер, мальчик, который выжил. Ты рос у тети, которая тебя ненавидела. Ты ничего не знаешь о волшебном мире. Ты взволнован, напуган и полон надежд.

— Понял.

— Если хоть один человек заподозрит правду до того, как план будет завершен...

— Мы все умрем. Ты уже говорил.

Они остановились у барьера. Северус положил руку на плечо сына — редкий жест физической близости.

— Гарри. — Голос стал тише. — Я сделал из тебя оружие. Я украл у тебя детство, невинность, возможность быть просто ребенком. Прости меня.

Впервые за одиннадцать лет в зеленых глазах мальчика промелькнуло нечто, напоминающее обычные детские эмоции.

— Папа, — сказал он. — А если бы у тебя был выбор... ты бы поступил по-другому?

Северус долго смотрел на сына. На мальчика, которого он превратил в идеальный инструмент разведки. На ребенка, который никогда не знал беззаботности.

— Нет, — ответил он честно. — Слишком многое поставлено на карту.

Гарри улыбнулся — первая искренняя улыбка, которую Северус видел за долгие месяцы.

— Тогда все в порядке.

Он исчез за барьером, и Северус остался один, понимая, что следующий раз увидит сына только в роли строгого профессора зелий, а Гарри будет играть роль обычного студента.

Игра началась.

Гарри сидел в купе Хогвартс-экспресса, наблюдая за пейзажем за окном, но на самом деле анализируя отражения пассажиров в стекле. Одиннадцать лет тренировок не исчезают за одно утро, даже если теперь он должен был притворяться обычным ребенком.

Дверь купе открылась.

— Извини, а можно здесь сесть? Везде занято.

Рыжий мальчик, примерно его возраста. По одежде — небогатая семья, но не нищая. По манере держаться — младший ребенок в большой семье, привыкший к конкуренции за внимание. Потенциально полезный контакт для создания образа "обычного студента".

— Конечно, — ответил Гарри, используя интонацию, которую отрабатывал месяцами. Любопытство с оттенком робости. — Я Гарри. Гарри Поттер.

Реакция была мгновенной и предсказуемой.

— Ты что, правда? У тебя есть... знаешь... — мальчик неловко показал на лоб.

Гарри инстинктивно коснулся шрама. Отец сказал бы сказал бы, что демонстрация "уязвимости" располагает к себе собеседника.

— Да, есть. — Небольшая пауза, затем смущенная улыбка. — Но я ничего особенного не помню. Вырос у маглов.

— Вау. Я Рон, кстати. Рон Уизли.

Уизли. Чистокровная семья, сторонники Дамблдора, но не фанатики. Отец работает в Министерстве, средняя должность. Семеро детей. Финансовые трудности.

— Приятно познакомиться, — сказал Гарри. — А ты давно знаешь о магии?

Следующие два часа он методично собирал информацию, маскируя расспросы под естественное любопытство. Рон оказался идеальным источником: общительный, простодушный, жаждущий произвести впечатление на "знаменитого" Гарри Поттера.

К концу поездки Гарри знал структуру факультетов, основные семейные связи среди студентов, неофициальную иерархию среди преподавателей и дюжину слухов о том, что происходило в замке за последние несколько лет.

Он также понял, что играть роль наивного ребенка будет сложнее, чем предполагал.

Большой зал Хогвартса был именно таким, как описывал Северус — впечатляющим, но не настолько, чтобы отвлекать от наблюдения за людьми. Гарри позволил себе выразить восхищение звездным потолком (реакция, которую ожидали бы увидеть), но основное внимание уделял изучению преподавательского стола.

Дамблдор. Директор выглядел именно так, как предупреждал Северус — добрый дедушка, чьи глаза видели слишком много. Опасен именно кажущейся безобидностью.

МакГонагалл. Заместитель директора, глава Гриффиндора. Честная до мозга костей, что делало ее одновременно предсказуемой и ценной.

Квиррелл. Новый преподаватель Защиты. Нервный, заикающийся... слишком очевидно. Либо действительно некомпетентный, либо отличный актер.

И Северус. Профессор Снейп сидел в конце стола, его лицо выражало характерную смесь презрения и скуки. Ни единым взглядом не выдал, что знает мальчика, стоящего в очереди первокурсников.

— Поттер, Гарри!

Шепот пробежал по залу. Гарри позволил себе слегка сжать кулаки — нервозность, которую мог бы испытывать обычный ребенок в такой ситуации.

Шляпа опустилась на его голову, и мир исчез.

Ах... какой интересный разум. Удивительно организованный для одиннадцатилетнего ребенка. И какие необычные знания... Окклюменция? В таком возрасте? Кто же тебя обучал, мистер Поттер?

Гарри сконцентрировался на воспоминаниях, которые готовил для этого момента. Дурсли. Унижения. Шкаф под лестницей. Одиночество. Мечты о волшебном мире, где его примут.

Хм. Да, эти воспоминания есть, но они... наложенные? Очень искусная работа. Кто-то потратил годы на создание правдоподобной легенды.

Паника. Впервые за годы подготовки Гарри почувствовал настоящий страх. Шляпа видела правду.

Не волнуйся, дитя. Я храню секреты уже тысячу лет. Вопрос в том, куда поместить мальчика, который одновременно является и Гарри Поттером, и кем-то совершенно другим...

"Пожалуйста, — мысленно произнес Гарри. — Гриффиндор. Мне нужно попасть в Гриффиндор."

Интересно. Не потому что хочешь, а потому что должен. Но храбрость у тебя есть, хоть и другого рода, чем у обычных гриффиндорцев. Очень хорошо...

— ГРИФФИНДОР!

Стол гриффиндорцев взорвался аплодисментами. "У нас есть Поттер! У нас есть Поттер!" — кричал кто-то из старшекурсников.

Гарри снял шляпу, позволил себе облегченную улыбку и направился к красно-золотому столу. В периферийном зрении он заметил, как Северус на долю секунды сжал губы — едва заметная реакция, которая могла означать что угодно.

Только Гарри знал, что это означало: Первый этап пройден. Молодец.

Жизнь в башне Гриффиндора оказалась сложнее, чем предполагал Гарри. Не технически — он легко справлялся с учебой, не выказывая при этом подозрительных познаний. Сложность заключалась в другом.

Гриффиндорцы были... искренними.

Рон делился с ним едой, не ожидая ничего взамен. Невилл, робкий мальчик, который терял все на свете, доверчиво просил помощи с домашними заданиями. Гермиона Грейнджер, которая появилась в их компании после инцидента с троллем, защищала Гарри от критики, даже когда сама с ним не соглашалась.

Это были не стратегические союзы. Не взаимовыгодные договоренности. Это была дружба — концепция, которой Северус не обучал, потому что считал ее роскошью.

— Гарри, ты в порядке? — спросила Гермиона после очередного урока зелий, где профессор Снейп особенно жестко критиковал работу "знаменитого Поттера". — Ты какой-то... отстраненный в последнее время.

Наблюдательная. Слишком наблюдательная. Потенциальная угроза операции.

— Просто думаю об уроках, — ответил Гарри. — Снейп прав, я действительно мало знаю о зельях.

Ложь номер сто сорок семь со дня поступления. Он знал о зельях больше большинства пятикурсников.

— Он несправедлив к тебе, — горячо возразил Рон. — У всех на виду выставляет на посмешище, придирается к каждому слову...

Гарри кивнул, изображая расстройство. Но внутренне он понимал каждое действие Северуса. Слишком мягкое отношение к "сыну врага" вызвало бы подозрения. Северус играл свою роль идеально, создавая у всех впечатление, что ненавидит Гарри Поттера.

Проблема заключалась в том, что Гарри начинал забывать, где заканчивалась роль и начинались настоящие эмоции. Когда Северус язвительно комментировал его "посредственное" зелье (которое было безупречным), Гарри чувствовал не профессиональное удовлетворение от хорошо исполненной роли, а... боль.

Настоящую боль от слов человека, мнение которого значило для него больше всего.

— Может, стоит поговорить с МакГонагалл? — предложила Гермиона. — Она справедливая, она поймет...

— Нет, — слишком быстро ответил Гарри. — То есть... не стоит. Я справлюсь сам.

Потому что любое вмешательство может разрушить тщательно выстроенную легенду. Потому что Северус делает именно то, что должен. Потому что я не имею права жаловаться на игру, правила которой знал с самого начала.

Но ночью, лежа в кровати в окружении храпящих одноклассников, Гарри иногда позволял себе вспомнить голос отца, говорящего: "Всегда. Даже когда будет казаться, что это не так."

И интересовался, не слишком ли хорошо они играли свои роли.

К декабрю Гарри понял, что в замке происходит что-то, не предусмотренное планом.

Квиррелл действительно оказался не тем, кем казался — но не в том смысле, как ожидал Гарри. Заикание было маскировкой, но за ней скрывался не некомпетентный преподаватель, а нечто значительно более опасное.

Волдеморт. Каким-то образом связанный с профессором Защиты.

Эта информация не входила в подготовку, потому что Северус о ней не знал. Впервые за одиннадцать лет Гарри столкнулся с ситуацией, к которой его не готовили.

— Мы должны рассказать Дамблдору, — настаивала Гермиона, когда они обсуждали свои подозрения в пустой аудитории.

— А что если он нам не поверит? — возразил Рон. — Мы всего лишь первокурсники.

Гарри молчал, анализируя варианты. Рассказать Дамблдору означало раскрыть, откуда у него подозрения относительно Квиррелла. Не рассказать означало позволить ситуации развиваться непредсказуемо.

Что бы сделал Северус?

Собрал бы дополнительную информацию. Минимизировал риски. Действовал осторожно.

— Давайте понаблюдаем еще немного, — сказал он наконец. — Если мы правы, поспешные действия могут все испортить.

В ту ночь он впервые за месяцы попытался установить ментальную связь с Северусом — навык, которому его обучили для экстренных ситуаций. Но что-то блокировало попытки. Либо Северус был слишком далеко, либо что-то активно препятствовало связи.

Впервые со времени поступления в Хогвартс Гарри Поттер почувствовал себя именно тем, кем притворялся — напуганным одиннадцатилетним мальчиком, который понял, что оказался в игре, правил которой не понимает.

Но отступать было поздно. Слишком много поставлено на карту.