Спаситель империи (джен)

Москва, 2013 год. Десятилетний Владик жил в приюте, мечтая о любящей семье. Он был умным мальчиком любивший историю и математику, но больше всего он любил читать про царскую Россию, мечтая о такой же семье, какая была у императора. Однажды ночью вновь засыпая с книжкой в руках Владик проснулся от резкого толчка. Вместо привычного шума машин за окном — тишина, нарушаемая лишь шепотом ветра в парке. Он открыл глаза и увидел высокие потолки, украшенные позолотой, а перед собой — мужчину в военном мундире с пронзительными голубыми глазами.

— Кто ты, мальчик? — спросил Николай II, слегка нахмурившись.

Сердце Владика бешено колотилось. Он узнал человека стоявшего перед ним. В учебниках это лицо было черно-белым, но сейчас император дышал, жил, смотрел на него с живым любопытством.

— Как ты сюда попал, мальчик? — спросил он, слегка наклонившись.

Владик, дрожа, вытер лицо рукавом своей потрепанной куртки.

— Я… я не знаю, — прошептал он, чувствуя, как сердце бьется чаще.

Мужчина прищурился, изучая его.

— Меня зовут Николай. А тебя?

— Владик, — ответил мальчик, не решаясь поднять глаза.

— Где твои родители, Владик? — спросил император.

Мальчик грустно посмотрев на царя ответил тихим голосом: — Я сирота, ваше величество

— Николай, посмотри на него, — сказала подошедшая императрица Александра Федоровна, обращаясь к мужу. — Он как наш Алеша.

Вскоре Владик познакомился с новыми сестрами и братом — Анастасией, Ольгой, Татьяной, Марией и Алексеем. Они приняли его с любопытством и теплом, хотя он чувствовал себя чужим в этом странном мире.

Алексей, болезненный и хрупкий мальчик, сразу привязался к Владику.

— Ты странный, — сказал он однажды, играя в саду. — Ты говоришь так, будто из будущего.

Владик улыбнулся.

— Может, так и есть.

Но в атмосфере роскоши и власти таилась опасность. Во дворце зрели интриги, а за его стенами уже маячили тени революции. Владик быстро понял, что его новое положение — это не только привилегии, но и ответственность.

Владик в душе знал: что бы ни случилось, он защитит Алексея и свою новую семью, даже если это будет стоить ему жизни.

Однажды ночью, когда стены дворца казались особенно холодными, Алексей тихо подошел к Владику.

— Ты никогда меня не бросишь? — спросил он, его голос дрожал.

Владик посмотрел на него твердо.

— Никогда.

Его сердце сжалось. Он чувствовал, как история и его собственная жизнь начинают сплетаться в одну запутанную паутину.

Владик, словно соловей в золотой клетке, пел свои странные песни о будущем, а Алексей слушал, затаив дыхание, будто перед ним раскрывали древний свиток с пророчествами.

— Там люди летают в железных птицах, — шептал Владик, его пальцы дрожали, как листья на осеннем ветру, — а на улицах горят огни, ярче, чем все свечи Зимнего дворца вместе взятые.

Алексей, бледный, как лунный свет, ухватился за его руку.

— А боль? — спросил он, и в его голосе звенел страх, острый, как лезвие. — Ты сказал, у меня… не будет будущего.

Тишина между ними натянулась, словно струна, готовая лопнуть. Владик почувствовал, как что-то горячее и тяжелое подкатывает к горлу — вина, смешанная с беспомощностью.

— Я не знаю, — признался он, и слова его упали, как камни в бездонный колодец. — Но если есть хоть один шанс спасти Империю…

— По твоим словам нас всех ждет гибель. Революция на подходе, папа в отчаянии, а тут еще эта проклятая война, — грустно сказал цесаревич.

— Леша, я клянусь тебе: я не предам ни тебя, ни твоего отца, ни вашу семью, — решительно сказал Владик глядя в глаза последнему принцу России, — Даже не смотря, что может предложить мне Ульянов со своими большевиками, а узнав, что я из будущего естественно они захотят заполучить меня всеми силами и способами. Я не хочу, чтобы Россия утонула в Революции, братоубийственной гражданской войне, семьдесят лет безбожной власти после которой Россия вновь будет пытаться вернуть былое величие. В мое время страна возродилась с большим трудом и потерями, поверь мне, тебе не захочется этого знать, — со слезами на глазах закончил парнишка.

— Нашего отца и нашу семью. Ты мой брат, Владик, ты часть нашей семьи, — со всей своей детской добротой сказал Алексей, обняв названного брата.

— Спасибо, Лёша, с…спасибо — сердечно поблагодарил его, мальчик

В этот момент дверь скрипнула, и в библиотеку вошла царица Александра. Ее глаза, холодные, как зимнее небо, скользнули по ним, и Владик понял — она знает.

— Мальчики, — ее голос был мягким, как шелк, но с ядом, спрятанным в складках, — вам не стоит говорить о таких вещах. Историю не изменить, все что суждено нам послано свыше. Судьбу не обмануть

Алексей потупил взгляд, но Владик встретил ее взгляд, и между ними пробежала искра — вызов, замаскированный под покорность.

— Простите, ваше величество, — сказал он, но в голове уже крутились планы, острые, как бритва.

Если история — это поезд, мчащийся к пропасти, то кто сказал, что нельзя переложить стрелки?

* * *

Владик наблюдал, как царица Александра отворачивается, ее платье шуршало, словно змея, скользящая по каменному полу. Ее уход оставил за собой аромат жасмина и угрозы, натянув в воздухе невидимую нить напряжения. Алексей все еще держал его руку, пальцы холодные, как ледяные сосульки.

— Если она знает, — прошептал Алексей, голос дрожащий, как тонкий лед на озере, — то мы уже мертвы.

— Мы не мертвы, пока дышим, — ответил Владик, его глаза горели, как угли в печи. — И если она думает, что может нас остановить, то она ошибается. История пишется теми, кто смеет бросить вызов.

Он подошел к окну, его тень растянулась по стене, словно призрак, готовый к прыжку. За стеклом ночь была густой, как чернила, и звезды мерцали, словно осколки разбитого зеркала.

— Ты говоришь о железных птицах и огнях, — сказал Алексей, подходя ближе, его дыхание смешалось с холодом ночи. — Но как мы сможем добраться туда, если даже за стенами дворца нас ждет гибель?

Владик обернулся, его улыбка была острой, как кинжал.

— А кто сказал, что мы должны оставаться в пределах истории? — его голос звучал, как шепот заговорщика, обещающего свободу. — Есть пути, о которых она даже не догадывается. Ты готов рискнуть всем ради будущего?

Алексей замер, его сердце билось, как барабан в тишине. Он знал, что ответит, но слова застряли в горле, словно камни. Его названный брат подошел ближе, их лица оказались в сантиметрах друг от друга, и в воздухе повисла тяжесть, насыщенная невысказанным.

— Мы сделаем это, — наконец сказал Алеша, и его голос был твердым, как сталь. — Но только вместе.

Владик кивнул, его глаза блестели, как полированный меч. В эту ночь они стали еще ближе разделяя общую тайну будущего, их судьбы переплелись, словно корни могучего древнего дерева имя которого — Империя. И если падение было неизбежным, то они упадут, держась за руки, чтобы в последний момент переложить стрелки поезда — туда, где их будущее еще не было предопределено. Они не знали, что за соседним стеллажом их слушал император. Николай Александрович был рад и счастлив, что Бог послал им такого храброго мальчонку, и он сделает все чтобы защитить свою пополняющуюся семью. И увидев своих крадущихся сыновей, и родного и приёмного, царь тихо пошел за ними.

* * *

Владик почувствовал, как воздух между ними стал густым, как мед, и каждый вдох казался испытанием. Алексей стоял так близко, что Владик мог разглядеть мельчайшие трещины в его уверенности, словно тонкая глазурь на фарфоре, готовом треснуть. Его пальцы, все еще холодные, сжались вокруг руки Владика сильнее, и в этом прикосновении была вся невысказанная боль, весь страх, который они делили.

— Ты знаешь, что это значит, — прошептал Владик, его голос был низким, как гул подземного грома. — Если мы сделаем шаг за пределы, назад пути не будет.

Алексей закрыл глаза, его веки дрожали, словно крылья бабочки, пойманной в сеть. Он знал, что Владик прав. Никто из них не был наивен. Они шли навстречу чему-то, что могло их уничтожить, но в этом же заключалась их сила. Они выбирали это сами.

— Я не боюсь, — выдохнул Алексей, и эти слова, такие простые, прозвучали как клятва. — Но если мы упадем… если мы…

Владик прервал его: — Мы не упадем. Мы взлетим. И если даже звезды откажутся светить для нас, мы сами станем светом.

В этот момент их сердца бились в унисон, как два барабана, ведущих войско в битву. Владик почувствовал, как в груди Алексея что-то сломалось и тут же срослось заново, крепче, чем прежде. Он знал, что этот момент изменит их навсегда. Их дыхание смешалось, и в воздухе, насыщенном жасмином и угрозой, вдруг появилась новая нота — надежды на счастливую и долгую жизнь, такой хрупкой, что она могла разбиться от одного неверного слова, несмотря на опасность расстилавшейся над ними и императорской семьей, несмотря на опасность нависшей над Российской империей.

— Тогда идем в светлое будущие — сказал Алексей, и в его голосе не было ни колебаний, только решимость, закаленная огнем.

Они шагнули в ночь, тени следовали за ними, словно преданные спутники. И хотя тьма была непроглядной, их путь освещала лишь одна мысль — они писали свою историю, и никто, не мог этого остановить.

Новости в Петрограде разносятся словно огонь. Одна служанка уславшая разговор про мальчика из будущего сразу рассказала об этом своей подруге, та своей и так далее, пока об этом не стало известно всей столице. Но не только властям была известна эта новость, она также достигла ушей и радикально настроенной оппозиции, в том числе ушей Ульянова-Ленина. Лидер большевиков хотел заполучить мальчика путешественника во времени, поэтому послал за ним двоих студентов революционеров.

* * *

Выйдя за ограду дворца и попав на улицу ночного Петрограда жавшись, друг к другу холодной осенней ночью, мальчики бродили по набережной ищя себе тайное укрытие, где можно строить планы, но они не знали, что кроме них самих за ними шли еще несколько человек. Двое студентов революционеров готовых захватить мальчонку из будущего, а также самого цесаревича, и отряда из пяти гвардейцев посланных императором охранять их. Наткнувшись в темноте на булыжник, Владик поскользнулся, и было, чуть не упал, как его подхватил наследник трона.

— Не ушибся? — обеспокоенно спросил его Алексей

— Нет, спасибо. Ты вовремя меня поймал, Леш, — улыбнувшись брату, ответил паренек. Как только мальчики поднялись, их тут же схватили и понесли, куда-то накинув им на голову мешки.

* * *

Очнулся Владик, стоя в полумраке заброшенного кабинета, его худенькая фигурка дрожала, как осиновый лист на ветру. В комнате пахло пылью и железом. Перед ним, за массивным столом, сидел лысый человек с пронзительным взглядом и бородкой. Его холодные, как ледяной ветер, глаза изучали мальчика, словно пытались проникнуть в самые потаенные уголки его души.

— Так вот ты, какой, мальчик из будущего? — прозвучал грозный голос с нотками ехидства и превосходства. Владик поднял взгляд на говорившего и сглотнул. Он узнал в нем «вождя мирового пролетариата» главного виновника гибели российской империи и царской династии, перед ним возвышался сам Владимир Ильич Ленин.

— Присягни большевикам, мальчишка, — голос Ленина звучал, как сталь, — и ты станешь, часть великого дела, которое изменит мир.

Владик сжал кулаки, чувствуя, как его сердце стучит, как барабан в марше. Он лихорадочно стал оглядываться вокруг ищя брата.

— Кого-то ищешь пацан? — слащаво спросил его Ульянов.

— Где мой брат? Где Леша? — спросил паренек грозно глядя на революционера.

— Цесаревич понадобится нам чтобы заставить царя подписать отречение, а вот ты нужен нам чтобы знать, что нас ждет — мерзко ответил ему Ильич.

— Я не пророк, я всего лишь ребенок, потерявшийся во времени…

— И ты из будущего — прервал его Ленин и вновь повторил ему свой приказ, — Присягни большевикам, мальчишка, стань частью нового мира

— Я не предам их, свою семью. Я не придам их даже под условием смерти — прошептал он, но голос его был тверд, как гранит. — Никогда.

Ленин наклонился вперед, его тень нависла над мальчиком, как грозовая туча. — Ты не понимаешь, что твоя преданность — это лишь цепь, которая держит тебя в прошлом. Сломай её, и ты обретешь свободу.

Владик почувствовал, как его дыхание сбивается. Он знал, что от его ответа зависит всё. Но в глубине души он уже решил: предать свою семью он не может, даже зная, что их ждет. — Я останусь верен им, они моя семья — сказал он, поднимая глаза на Ленина. — Даже если весь мир против меня. И вам, Владимир Ильич, меня не переубедить.

Ильич медленно откинулся на спинку кресла, его лицо озарила улыбка, холодная, как зимнее утро. — Значит, ты знаешь, кто я — недобро улыбнувшись, спросил Ленин. Паренек гордо вскинул голову, а Ильич ему в ответ: — Ты ещё молод, мальчишка. Время покажет, на что ты готов.»

— Я не предам императорскую семью! — гордо заявил он, подкрадываясь к своему названному брату одновременно защищая царевича Алексея от злобных комиссаров.

Ленин замер, потом рассмеялся так, что чуть не уронил свою кепку.

— Ого, да у нас тут монархист-путешественник во времени! — Он прищурился.

И тут Владик понял, что попал. Вокруг зашевелились красноармейцы, а из-за угла выглянул Дзержинский с блокнотом: «Записываем всех несогласных».

Мальчики поняли, что они пропали, но тут в кабинет ворвались царские гвардейцы и обезорувшив революционеров освободили мальчиков. Братья, обернувшись назад увидели, что Ленин опять сбежал.

* * *

Во дворце их ждал хмурый Николай II и мальчики поняли, что они серьезно попали

— Вы хоть понимаете, что могло бы сегодня случится? — гневно спросил их император, — Вы могли погибнуть. Вас могли бы убить, — продолжал он отчитывать сыновей.

— Пап прости — попросил его Алексей.

— Простого прости тут не достаточно. Вы подвергли опасности будущее России. Даже не так, вы подвергли себя опасности! — гневно ответил царь и, смилостивившись, продолжил, — Идите спать.

— Спокойной ночи, пап, — поцеловав отца, сказал Алексей. Владик хотел было тоже пойти спать, но тут его придержал император.

— Ты меня разочаровал, Владик. Мы приняли тебя в свою семью в надежде вырастить тебя ответственным, а ты подвергаешь своего брата опасности, — сказал Государь.

— Простите Ваше Величество. Я предан вам и вашей семье, а также России. И я Вас не предам. Я буду защищать Алексея Николаевича, чего бы мне этого не стоило… — храбро глядел государю в глаза паренек.

— Я знаю, Владюша, вот поэтому ты один из нас. Спокойной ночи, сынок — наклонившись, поцеловав и обняв, Государь отпустил ошеломленного путешественника из будущего.

— Спокойной ночи, папа — тихо сказал Владик и пошел в свою комнату. Позже лежа в постели, он поблагодарил Бога, что тот позволил ему обрести такую семью и поклялся сам себе спасти своих родных от смерти, чего бы этого ему не стоило.

Комната цесаревича Алексея была погружена в полумрак, лишь тусклый свет керосиновой лампы отбрасывал трепещущие тени на стены, украшенные дорогими гобеленами. Воздух был тяжелым, пропитанным смесью ладана и сладковатого запаха лекарств. Алексей лежал на кровати, его лицо, обычно озаренное детской радостью, теперь было искажено гримасой боли. Кровь сочилась из небольшой ранки на колене, казалось, сама судьба играла с его хрупким телом, как с куклой, которую слишком часто роняют.

Владик почувствовал, как грудь его сдавило от тяжести, когда он стоял в покоях Алексея. Мальчик лежал в постели, бледный, как лунный свет, его дыхание прерывистое и хрупкое. Владик знал, что гемофилия не пощадит его, как и всю семью, если он не успеет что-то изменить. Его пальцы сжались в кулаках, ногти впились в ладони, оставляя красные полумесяцы.

— Нет, — прошептал он себе, — я не позволю этому случиться.

Николай II стоял у изголовья, его лицо было бледным, как полотно зимнего неба. Его пальцы сжимали край кровати так крепко, что костяшки побелели. Он смотрел на сына, и в его глазах читалась беспомощность, словно он, император всероссийский, был лишь путником, заблудившимся в тёмном лесу.

Дверь скрипнула, и в комнату вошел Распутин. Его тёмная борода, как вороново крыло, выделялась на фоне его простой рубахи. Его глаза, всегда проницательные, словно видели сквозь время и пространство, остановились на Алексее, затем на Николае, и, наконец, на Владике. Мальчик из будущего, сидел в углу, его взгляд был полон любопытства и тревоги. Он был как пришелец из другого мира, брошенный в эту эпоху волей судьбы.

— Григорий Ефимович, — прошептал Николай, его голос дрожал. — Помогите ему.

Распутин приблизился к кровати, его движения были медленными, словно он танцевал с невидимым партнером. Он опустился на колени и положил руку на лоб Алексея. Его губы шевелились, произнося молитвы, но слова были настолько тихими, что казалось, он разговаривает с самим дьяволом.

— Кровь остановится, — сказал он, наконец, его голос был глубоким и успокаивающим, как гул колокола. — Но есть нечто, что требует внимания.

Он повернулся к Владику, его глаза сверкнули, как огонь. — Ты знаешь, что ты здесь не случайно, мальчик. Ты знаешь то, чего не должен был знать.

Владик почувствовал, как его горло сжалось. Он хотел ответить, но слова застряли. Распутин улыбнулся, и в его улыбке было что-то хищное, словно он уже знал, что произойдет дальше.

Владик ощутил, как пол под ним словно поплыл. Его сердце билось так громко, что он едва слышал собственные мысли. Распутин приблизился, его тень, длинная и зловещая, накрыла мальчика, как тьма ночи. Воздух вокруг стал густым, почти осязаемым, пропитанным запахом ладана и чего-то ещё — чего-то древнего, тайного.

— Ты пришёл из времени, где наша Империя рухнула, — прошептал Распутин, его голос был тихим, но каждое слово резало, как лезвие. — Ты знаешь кровь, смерть, хаос. Ты знаешь, что будет.

Владик попытался отступить, но спина упёрлась в холодную стену. Его ладони вспотели, а в глазах мелькали образы будущего, которое он так старался забыть: выстрелы в подвале, пламя революции, лица, которые он больше никогда не увидит.

— Я… я ничего не знаю, — вырвалось у него, но голос дрожал, как лист на ветру.

Распутин ухмыльнулся, его зубы блеснули в полумраке. — Лжёшь, мальчик. Но ложь — это грех, а грехи нужно искупать.

Он протянул руку, и парнишка почувствовал, как его запястье схвачено железной хваткой. Кожа под пальцами Распутина горела, как будто он прикасался к раскалённому металлу. Владик застонал, но звук заглушил глубокий голос старца.

— Ты будешь служить, — прошептал Распутин, его глаза вспыхнули, как угли. — Ты будешь инструментом в руках судьбы. Или… ты станешь её жертвой.

В этот момент дверь снова скрипнула, и в комнату вошла Александра Фёдоровна. Её лицо, обычно спокойное и величественное, теперь было искажено тревогой. Она посмотрела на Распутина, затем на Владика, и её губы дрогнули.

— Григорий, что происходит? — прошептала она, её голос был полон страха и надежды одновременно.

Распутин отпустил парнишку и повернулся к императрице. Его лицо смягчилось, но в глазах всё ещё горел огонь.

— Всё в порядке, матушка, — сказал он. — Просто судьба решила сыграть с нами свою игру. И этот мальчик… он её главный герой.

Владик почувствовал, как воздух вокруг него застыл, словно сама комната затаила дыхание. Его запястье всё ещё горело, но теперь боль сменилась странным покалыванием, будто под кожей пробегали искры. Он взглянул на Александру Фёдоровну, и её глаза встретились с его. В них читалась не просто тревога, но и что-то большее — предчувствие, тайна.

— Матушка, — начал Распутин, его голос стал мягче, но в нём всё ещё звучала сталь, — этот мальчик принёс с собой нечто важное. Нечто, что может изменить ход истории.

Александра медленно шагнула вперёд, её платье шуршало по полу, словно шептало свои собственные секреты. Она подошла к Владику и протянула руку, её пальцы коснулись его щеки. Прикосновение было холодным, но не неприятным — как утренний туман.

— Кто ты, дитя? — спросила она, её голос был тихим, но полным силы.

Влад почувствовал, как его сердце сжалось. Он хотел ответить, но слова застряли в горле. Его мысли метались, как птицы в клетке, вспоминая то, что он видел: крах империи, кровь, крики. Он не мог сказать им правду. Не сейчас.

Распутин наблюдал за ними, его глаза сузились, словно он читал мысли мальчика. Он шагнул ближе, и тень от его фигуры снова накрыла Владика.

— Он знает, матушка, — сказал Распутин. — Он знает, что будет. И мы тоже должны это узнать, но со временем. Алеша и этот мальчик связаны. Его послала сама судьба. Жизнь или смерть, решать этому ребенку.

Александра отвела взгляд от Владика и посмотрела на Распутина. В её глазах мелькнуло что-то тёмное, что-то, что заставило Влада почувствовать лёгкий холодок по спине. Она кивнула, и её губы сомкнулись в тонкую линию.

— Тогда мы должны действовать, — произнесла она, её голос стал твёрдым. — Ты говорил об искуплении грехов, Григорий. Возможно, это его искупление.

Распутин улыбнулся, его зубы снова блеснули в полумраке. Он повернулся к Владу, и его глаза вспыхнули, как огонь в печи.

— Ты слышал, мальчик? — прошептал он. — Твоя судьба связана с Романовыми. И ты не сможешь убежать от неё.

Владик почувствовал, как его тело напряглось. Он знал, что Распутин прав. Он не мог убежать. Но он мог попытаться изменить всё.

— Владик, — обратилась к нему императрица, её голос дрожал, как лист на ветру. — Ты всегда рядом с ним. Ты как брат ему. Я вижу, как ты заботишься. Спасибо.

Её слова вонзились в него, как нож. Он чувствовал себя обманщиком, ведь он знал, что даже его забота может быть недостаточной. Жернова Революции уже закручены, гражданская война ждет своего часа, а он, обычный мальчик сирота двенадцати лет из XXI века был втянут в эпохальные события прошлого столетия, исход которых влиял на судьбу России.

— Я сделаю всё, что смогу, — ответил он, и его голос звучал, как клятва, высеченная в камне.

Ночами Владик размышлял, как изменить ход событий. Его ум был полон планов, каждый более отчаянный, чем предыдущий. Он представлял, как рассказывает императору о будущем, о том, что их ждёт. Но страх, что его сочтут сумасшедшим, удерживал его.

Однажды, когда луна была полной, он решился. Он подошёл к кабинету Николая II, его сердце билось так сильно, что казалось, вырвется из груди.

— Ваше Величество, — начал он, и его голос дрожал, — Я должен рассказать вам нечто важное.

Император поднял голову, его глаза, уставшие, но внимательные, устремились на Владика, — Что случилось.

Владик вдохнул, готовый открыть свою тайну, зная, что это может изменить всё. Или уничтожить.

Владик стоял перед Николаем II, его маленькие пальцы сжимали край стола в кабинете императора. В глазах мальчика отражалась тяжесть знания, которое он носил в себе с того самого дня, как оказался в этом времени.

— Папа, — начал он, голос дрожал, но был полон решимости. — Ты должен знать, что будет с Россией. Это не просто слова, то что говорил старец Григорий, это… это правда. Я из будущего.

Николай II поднял бровь, но не прервал. Он привык к странностям своего приемного сына, но сейчас в его словах была необычная серьезность.

— Скажи мне все, что знаешь, — приказал он. — Каждая деталь.

Владик кивнул, облегчение и страх смешались в его сердце. Он начал рассказывать, а Николай слушал, его ум уже работал над планом, который мог изменить судьбу целой империи.

Владик говорил без остановки, его слова лились как горный поток, неся в себе вес истории, которую он знал слишком хорошо. Николай II внимательно слушал, его пальцы нервно барабанили по краю стола, пока мальчик описывал свержение монархии, расстрел царской семьи, ужасы большевистского террора. И только в конце, после семидесяти лет правления большевиков страна, наконец, вздохнет спокойнее, но уже Россия не будет прежней. Каждое слово было, как удар молота, раскалывающий привычный мир императора на осколки.

— Они убьют вас, — прошептал Владик, его голос дрожал, но глаза горели решимостью. — Всех вас. Маму, Ольгу, Татьяну… всех. И никто не остановит их.

Николай молча смотрел на мальчика, его лицо было как маска из мрамора, но в глубине карих глаз клокотала буря. Он не привык к таким разговорам, но знал: этот ребенок не лжет. Слишком много деталей, слишком много правды в его словах.

— В 1917 году произойдет революция. Ты… ты отречешься от престола. Начнется гражданская война, миллионы умрут. 1918 год, июль, подвал Ипатьевского дома, вас всех расстреляют. Потом будут репрессии, когда люди станут исчезать ночью. А потом… война. Великая Отечественная. Миллионы погибнут, города превратятся в руины. Немцы дойдут до Москвы

Николай молчал, его лицо было как каменная маска, но в глазах читалась буря. Владик продолжал, его слова лились как поток, словно он боялся, что его остановят.

— Россия выдержит это испытание, но погибнет около двадцати семи миллионов жизней. Потом «Холодная война» — война идеологий с Соединёнными Штатами. Карибский кризис, опасность третьей мировой ядерной войны. Конфликты на ближнем востоке, распад Советской России, «лихие» бандитские девяностые, две войны в Чечне, Осетинский кризис, гражданская война на Украине, — рассказывал паренек, а потом чуть приглушенно прошептал, что Николаю Александровичу пришлось напрячь слух, — и как апогей — попытки запада морально и физически подавить Россию, и захватить ее.

— Ты можешь предотвратить это. Но нужно действовать сейчас. Нельзя ждать, нельзя колебаться. Они придут за тобой, за всей семьей. И не пощадят, — закончил свой страшный рассказ мальчик

— Кто они? — наконец спросил Николай, его голос был тихим, но полным власти.

— Большевики. Они захватят власть. Они разрушат все, что ты любишь, — Владик замолчал, его глаза наполнились слезами. — Я видел, как это будет. Я про это читал в учебнике по истории. Я не хочу, чтобы это произошло. Я рассказал об этом Леше. Именно поэтому мы тогда сбежали ночью, хотели найти место, где все можно было обдумать.

Николай встал, подошел к мальчику и положил руку на его плечо. Его лицо теперь было серьезным, но не испуганным.

— Что ты предлагаешь? — наконец спросил он, его голос был тихим, но твердым, как сталь.

Владик вздохнул, его пальцы сжали край стола так, что побелели костяшки. Он знал, что следующий шаг будет опасным, но другого пути не было.

— Надо действовать сейчас. Убрать тех, кто стоит за этим. Ленин, Троцкий… ВСЕХ. Пока не поздно.

Николай замер, его глаза сузились. Он привык к политическим интригам, но заговоры такого масштаба были для него новой территорией. И все же, в глазах мальчика он видел не страх, а холодную решимость.

— Ты уверен, что это единственный выход? — спросил он мягко.

— Да, — ответил Владик, его голос был как клинок, рассекающий тишину. — Иначе они уничтожат все. И нас тоже.

Николай кивнул, его ум уже работал над планом. Он повернулся к окну, где за стеклом виднелись бескрайние просторы России. Его Россия! Его народ! Его семья! Он не мог позволить этому случиться.

— Хорошо, — сказал он, не оборачиваясь. — Мы начнем завтра. Но помни, это будет нелегко.

Владик кивнул, его сердце защемило от облегчения и страха. Он знал, что начал игру, из которой не было выхода. Но если это спасет их всех, он был готов на все.

Николай обернулся, его глаза встретились с глазами мальчика. В них читалась решимость, которая пугала и вдохновляла одновременно.

— Скажи мне, Владик, — произнес он тихо. — Ты сделаешь это со мной?

Мальчик кивнул, его губы сжались в тонкую линию. Он знал, что путь будет долгим и кровавым. Но другого выбора не было.

— Да, папа, — ответил он. — Я сделаю это. Для нас всех.

— Мы сделаем все, что в наших силах, — прошептал император, его голос был полон решимости. — Мы не позволим этому случиться. Ты не один, сынок. Мы будем бороться, вместе.

Владик прижался к груди отца, чувствуя тепло и любовь, которые он так долго искал. В этот момент он знал, что, несмотря на все ужасы будущего, он нашел свое место, свою семью. И он готов был сражаться за нее до конца.