Герой в отставке. (гет)

Прошлое. Хогвартс. Ночь со 2 на 3 мая 1998 года. Астрономическая Башня.

«Но если ты стал героем — а ты уже стал героем!

То никому на свете ты ничего не должен».

Это не он придумал. Кто-то это уже сказал до него. Но он готов был под этим подписаться.

Он сидел на стене чудом сохранившейся астрономической башни и думал, что этап геройства в его жизни естественным образом закончился.

Как там говорила Гермиона пару лет назад: «Ты не Супермен, Гарри!» Точно. Он никогда не стремился быть героем, но жизнь постоянно выталкивала его на передовую. Теперь с этим надо кончать. Никаких авроров. Рон, конечно, будет сердиться. Они вроде хотели вместе идти в школу авроров по окончании Хогвартса. Или ему так кажется? В любом случае он не хотел больше сражаться. Достаточно.

Гермиона! Рон! Он вспомнил своих друзей, кружащихся после поцелуя. Как они стояли, взявшись за руки и смущённо глядя друг на друга. С этим ничего не поделаешь. Он вспомнил, как уходил в Запретный лес, как ему казалось, что Рон и Гермиона где-то далеко, в далёкой стране, как будто он расстался с ними очень давно. Он понял, что не будет прощаний и объяснений и что это прощальная его жертва.

«Знаешь, Гарри, если ты не начнёшь посвящать нас в свои планы, мы решим, что тебе нравится быть мучеником!» — сказала ему как-то Гермиона. Он понимал, что уже тогда были «они» и «мы». И ничего с этим нельзя было поделать. Он помнил, как видел их последний раз, сидящих за длинным столом полуразрушенного Большого зала, прижавшись друг к другу. И да, он не собирался обсуждать с ними решение идти в лес на смерть, или вот сейчас, сидя на астрономической башне, он должен был принять решение сам. Благодаря помощи Луны и своей мантии-невидимке он смог покинуть Большой Зал незамеченным. Не стал походить к своим друзьям и теперь думал, куда ему двигаться дальше.

На удивление, думалось очень легко. Ему казалось, что, избавившись от крестража, голова прояснилась. Думать стало легче. Ещё, несмотря на усталость, он чувствовал переполняющую его магическую силу. Он много сражался и должен был быть магически истощённым, но нет. И он решил проверить свою новую силу. Ясно, что в Большой зал он не вернётся, там ему нечего делать.

— Акцио, метла! Акцио, мои вещи!

Через полминуты прилетели метла и ком одежды с пришпиленным сверху фотоальбомом, когда-то подаренным Хагридом. Гарри с опозданием вспомнил, что все его вещи хранились в вышитой бисером зачарованной сумочке Гермионы. Он надеялся, что его вещи, покидая сумочку, не сильно её повредили. И не повредили хозяйке. Он никому не хотел причинить неприятностей. Он просто никого не хотел видеть, пока не примет решение, что делать дальше.

Постаравшись вложить побольше силы в заклинание, он трансформировал из каких-то старых штанов дорожный мешок, в который свалил свои вещи, повесил его себе на спину, оседлал метлу и, поднявшись над Астрономической башней, полетел на юг, понадеявшись определиться с планами по дороге к Лондону.

Настоящее. 22 декабря 2000 года, Лондон, Министерство магии, крыло приёмов для членов Визенгамота.

— Ты правда здесь? — голос Невилла всё ещё звучал с недоверием, хоть и с широкой улыбкой. — Мерлин, Гарри… Мы думали, ты совсем ушёл. В Тибет или… в какой-нибудь другой мир.

— Почти, — устало улыбнулся Гарри. — Но не так далеко. В Альпы. Не так экзотично, зато там спокойнее.

Невилл смотрел на него, пытаясь распознать, что изменилось. Гарри выглядел старше. Не постаревшим, но словно глубже.

Плечи стали шире, взгляд — спокойнее. Даже голос, обычно быстрый и нервный, теперь был ровным и тихим.

— Рассказывай, — наконец сказал Невилл, двигая к нему кружку с горячим сидром. — Что ты там делал? Три года — и почти ни письма. Одна сова в год на день рождения.

— Два с половиной. Я лечился, учился, — Гарри не стал юлить. — Мне нужно было выживать в мире после войны. Ещё оказалось, что я не знаю мира, в котором прожил семнадцать на тот момент лет. После того как покинул Англию, я немного путешествовал, посмотрел мир. Австралия, Япония, Китай, Россия. Везде люди живут по-разному. По-разному колдуют. Я многому научился. Нанимал учителей, сам занимался по книгам. У Поттеров и Блэков неплохие библиотеки. Хвала Мерлину, что изобрели чары расширения пространства, и Гермионе, которая заставила меня им научиться. Моя библиотека всегда со мной. И я её постоянно расширяю. В мире так много интересного.

Прошлое. Июль 1999 года. Швейцария, дом Поттеров в Ущелье Ааре.

Дом был выстроен из серого камня. Снаружи — горы. К дому вела полузаброшенная дорога, ведущая к соседней деревне. Обитатели дома предпочитали аппарировать, десятилетиями не показываясь около дома. Но в Швейцарии люди редко интересуются жизнью посторонних, и равнодушие соседей защищало лучше маглоотталкивающих чар. Внутри — книги, мастерская, тишина.

Андромеда сидела у камина с книгой в руках. Тедди, свернувшись волчком, дремал под мерцающим шаром-ночником, сделанным Гарри. Он сам не понял, как вложил туда заклинание спокойного сна и мягкий аромат лаванды. Просто сработало.

— Это хочется назвать интуитивной магией, — говорил он будто сам себе, вырезая специальным стилетом руну на деревянной дощечке. — Задумываешь какое-то свойство и интуитивно понимаешь, какая комбинация рун это свойство придаст.

— Поттеры всегда были артефакторами, — проговорила Андромеда. — Твои прадеды зачаровывали кольца, браслеты, которые не теряли магию столетиями. Возможно, такой у вас, Поттеров, семейный дар. А может, ещё от Певереллов. Кто-то же из них сделал Дары Смерти. Ты же читал эту сказку? Самое время выбрать, кем ты хочешь быть. И мне кажется, что твоим выбором станет артефакторика.

Она отложила книгу и внимательно посмотрела на него.

— Но меня, как целителя, беспокоит другое. Твоё ядро продолжает расти. Это ненормально в девятнадцать лет. Я хочу связаться с несколькими специалистами по магическим ядрам. В Германии есть клиника, где изучают подобные аномалии.

Тедди всхлипнул во сне, и Гарри мягко поправил светящийся шар над его головой.

— Мне кажется, ты слишком беспокоишься, — тихо сказал он. — Пока я справляюсь.

— Пока, — согласилась Андромеда. — Но что будет через год? Через два? Нам нужно понимать, с чем мы имеем дело.

Настоящее. 22 декабря 2000 года, Министерство, крыло приёмов для членов Визенгамота.

— Артефакты? — переспросил Невилл.

— Удивлён? — Гарри усмехнулся. — Сначала я зачаровывал простые вещи — защищённые шкатулки для писем, ночные светильники, зельеварочные наборы. Чтобы понимать, как всё это работает. Потом начал изучать то, что, по идее, должен был изучать в Хогвартсе, — руны, зелья. Алхимию, которую в школе почему-то не изучают. Геммологию, ювелирное дело, вечную трансфигурацию, чтобы создавать или хотя бы понимать, как созданы изделия, на которых артефакт собирается.

— Это прям… круто. Не ожидал.

— Это начиналось как вынужденная мера. Я очень сильный волшебник. С очень мощным ядром. Думаю, это мне риддловский хоркрукс «помог». Он же от меня питался шестнадцать лет. И сам разожрался так, что мог связаться с самим Риддлом или Нагини за тысячи миль, и мне ядро раскачал. Мне нужно было что-то, на что бы я постоянно тратил магию — не даром меня всегда тянуло к энергоёмкой боевой магии. Выпустишь две Бомбарда Максима — и хорошо. Даже десятка эльфов не хватало, чтобы израсходовать избытки магии из ядра. Потом гномы меня попросили какие-то древние разряженные артефакты подзарядить. То, на что у их волшебников занимало шесть-семь часов, я заряжал за десять минут. Сейчас я каждый день по два часа игрушки заряжаю. Изматывает, как после самой крутой тренировки. И вообще гномы в Швейцарии — просто находка. Я случайно спас одного их вождя от лавины — и с тех пор у нас совместное предприятие. Они дают заготовки, камни, кость редких животных. А я — готовые артефакты. Их изделия тоже зачаровываю. Они торгуют ими по своим каналам. Ну и под заказ иногда, ты просто не представляешь, какая фантазия у людей бывает. Одна женщина заказала артефакт, камень которого меняет цвет в зависимости от того, какое настроение у человека, который на неё смотрит. Паранойя у неё. Провозился недели три. Даже бросить хотел, но она какая-то нужная для гномов персона. Они очень просили.

— Гарри Поттер — артефактор… — Невилл усмехнулся. — Что ж, достойная судьба. Интересно, сколько может стоить артефакт, изготовленный владельцем многомиллионного состояния, лордом трёх влиятельных британских домов.

— У тебя на галстуке булавка моей работы. Так что ты в курсе, если это не подарок. Дорого. Даже несмотря на то, что покупатели не знают, кто это сделал, всё равно очень дорого. Чтобы долго держался заряд магии, должны быть большие камни. Можно было бы искусственные использовать, но ты же знаешь наших толстосумов. В генетику они не верят, а вот заклинание, чтобы искусственные камни определять, они изобрели ещё в шестидесятых. А можно было бы выращивать прямо заданную структуру, в которую легко интегрировать рунные связки. Думаю, за этим будущее. Что-то вроде магловских компьютерных чипов. На самом деле я вложил в это направление огромные деньги. Если сможем сделать магический микропроцессор, то будут не сквозные зеркала, а магические мобильные телефоны. Кстати, я купил магловские себе и Андромеде. И активно ими пользуемся. По ним нельзя видеть собеседника, но зато можно поговорить в любой момент, не боясь нарушить Статус Секретности, отправить текстовое или звуковое сообщение.

— А как же они работают рядом с тобой? Ты их не разрушаешь своей магией?

— Три! Три телефона я убил, перед тем как догадался, что можно просто зачаровать чехол телефона так, чтоб внутри него создавалось безмагическое пространство. С магическими телефонами будет легче. Но это будущее. Пока что мне надо разобраться с вашим «Высоким Собранием». Так, чтоб оно работало само и без меня.

Прошлое. Октябрь 2000 года. Швейцария, дом Поттеров в Ущелье Ааре.

— Гарри, — сказала Андромеда, ставя чай, — я устала.

— Ты плохо спала?

— Я устала быть голосом Поттеров и Блэков в Визенгамоте. Мне надоело мотаться в Лондон на сессии. Я каждый раз жутко устаю и скучаю по Тедди. Меня там всё равно никто не слушает. А поднимать палочку может любой, кого ты назначишь. Сам следи за политикой и определяй вектор его голосований.

Он молчал. Она продолжила:

— У тебя девять мест. Девять. Это практически целая фракция, а не просто унаследованное место в Парламенте. Не говоря о личном влиянии. Ты можешь менять мир. Или можешь прятаться в своей мастерской. Но не обманывай себя: никто не даст тебе забыть, кто ты есть. Политика всё равно тебя достанет.

— Но я не хочу заниматься политикой. Я — артефактор!

— А я целитель!

Настоящее. 22 декабря 2000 года, Министерство, крыло приёмов для членов Визенгамота.

— Так что, ты теперь ищешь, кто будет представлять тебя? — переспросил Невилл.

— Да. Андромеда категорически отказалась ехать. Я хотел посетить рождественскую сессию, посмотрю, кто остался вменяемым в этом дурдоме.

— Ну, не так уж много, — Невилл усмехнулся. — Кингсли держит Министерство в порядке, но старики в Визенгамоте цепляются за свои традиции. Хватает грязи.

— Я знаю.

— Хочешь, я познакомлю тебя с теми, кто сейчас реально работает? Луна, кстати, выступала недавно по вопросам прав домовых эльфов — было очень красиво, но я не думаю, что члены Визенгамота её поняли. А Джастин Финч-Флетчли, ты его помнишь наверняка, — у него комитет по защите маглорождённых.

— А Гермиона? — Гарри выдал это прежде, чем осознал.

Невилл замер на секунду.

— Ох… — он почесал затылок. — Да, Гермиона. Она… рассталась с Роном, ты знал?

Гарри кивнул.

— В сентябре, кажется, или раньше. Они съехались вместе после школы, но что-то у них не сложилось. И почти сразу она начала встречаться с Оливером Вудом.

— С Оли? — голос Гарри стал тише.

— Угу. Он теперь не Оли, он — звезда! Сборная Британии, турниры, контракты. Но, говорят, с Гермионой у него всё серьёзно. Уже три месяца как они вместе. А профессионально… Она, кажется, в отделе по контролю за магическими тварями. Я, честно говоря, не представляю, что она там делает. Я видел её пару раз в гостях у Макгонагалл. Она, кажется, параллельно с работой готовится к сдаче на мастерство по трансфигурации.

Гарри кивнул. Руки, скрытые под мантией, медленно сжались. Но голос оставался спокойным:

— Спасибо, Невилл. Это… полезно знать.

— Эй, Гарри, — Невилл положил руку ему на плечо, — Ты жив. Ты вернулся. И это главное. С остальным разберёшься, это дело времени.

— Может быть, — Гарри пожал плечами. — Я просто… после битвы не знал, как с ними общаться. Хотел найти их, поговорить, но проверил карту мародёров — они были в одной точке в башне Гриффиндора. Обнимались, наверное. Решил не мешать.

— А потом?

— А потом всё как-то само собой… Рон писал пару раз, звал в Нору. Гермиона тоже написала письмо. От них двоих. Я понимал: они — пара, а я третий лишний. Зачем портить им счастье своим присутствием? От меня же всегда проблемы. Я не отвечал.

Невилл покачал головой.

— Может, ты неправильно понял ситуацию? Они же твои лучшие друзья были.

— Были, — согласился Гарри. — Ключевое слово. Ну как тут можно неправильно понять?.. Война закончилась, у каждого своя жизнь началась.

Они вошли в зал заседаний, и беседа прекратилась сама собой.

После сессии Визенгамота, на которой Гарри был представлен Высокому Собранию и официально вошёл в политическую жизнь магической Британии, он почувствовал не усталость — пустоту. Слишком много лиц, слишком мало смысла. Поэтому, когда Невилл предложил заехать к нему в мэнор на традиционную предрождественскую встречу, Гарри сначала отказался. Потом передумал и дал согласие, он понимал: встречаться с людьми всё равно придётся.

Настоящее. 22 декабря 2000 года, поместье Лонгботтом

Вечер выдался тихим, морозным, что непривычно для предместий Лондона. Впрочем, аппарировавший по координатам Гарри был не уверен, где он. Свежевыпавший снег поблескивал на дорожках между теплицами в поместье, где жил Невилл Лонгботтом. Он был профессором Гербологии в Хогвартсе и после свадьбы с Ханной Эбботт, ставшей хозяйкой «Дырявого котла», выбрал жизнь вдали от городов — в поместье, оставленном ему бабушкой и родителями, где он вырос.

Гарри появился к назначенному времени. Он не любил вечеринки, но обещание, данное другу, оказалось сильнее привычки к уединению. Два года почти полного отшельничества в Альпах, разделённого с Андромедой и Тедди, хоть и были целебными, сделали его чужим даже среди знакомых лиц.

Невилл ждал его у ворот, недалеко от точки аппарации.

— Гарри! Ты всё-таки пришёл.

Нарушая традиции чистокровных, Невилл его приветственно приобнял. — Я был уверен, что ты не подведёшь.

— Хотел улететь домой на само Рождество, а потом подумал — а смысл? Всё равно придётся людей увидеть. Так лучше на дружественной территории.

— Вот именно. Пойдём, я кое-кого хочу тебе показать.

В просторной гостиной, украшенной магическими гирляндами, уже собрались несколько человек. Гарри сразу узнал Джастина Финч-Флетчли — он не сильно изменился за прошедшие годы, но держался уверенно, сдержанно и благородно. Осанка подчёркивала его роль в обществе.

— Мистер Поттер, — с лёгким поклоном произнёс Джастин. — Рад видеть вас. Наши пути давно не пересекались.

— Я тоже, — отозвался Гарри. — Сюзан не с тобой?

— Она на приёме у Огденов, — ответил Джастин. — Кто-то должен заниматься делами семьи, пока я пью с Невиллом.

Он рассмеялся. Гарри усмехнулся.

— Слышал, ты теперь главный голос маглорождённых,

— В каком-то смысле, — кивнул Джастин. — Мир меняется, Гарри. И маглорождённые хотят не жалости, не покровительства, а статуса. И могут предложить союз тем, кто сможет это обеспечить. Мы готовы говорить.

— Странно, что ты не сотрудничаешь с мисс Грейнджер. Мне казалось, что она в Министерстве занимается примерно тем же.

— Гермиона защищает права волшебных существ. И это не совсем то, чем занимаемся мы. И она теперь больше сосредоточена на административной работе, — добавил он. — Иногда выступает как консультант, но не более. У неё… другие приоритеты. Карьера. Мы ей сейчас помочь не можем. Ну, ты в курсе. Вы же общаетесь?

Гарри не ответил. Не хотелось лгать, но говорить правду было больно.

— Ладно, — Джастин похлопал его по плечу. — Удачи тебе. Рад, что ты вернулся.

Справа кто-то рассмеялся, и Гарри обернулся. Вошли Билл и Флёр. Гарри почувствовал тепло: из всей семьи Уизли они остались единственными, кто не осудил его исчезновение. Они пересекались пару раз в доме родителей Флёр, куда Гарри приглашали по различным поводам.

— Гарри, cher ami! — Флёр легко обняла его и шепнула: — Рада, что ты снова в Англии.

— О, я ненадолго. Решу здесь дела и вернусь домой.

Было странно думать о доме за пределами Британии, но это было так. Его дом был не здесь.

Вечер прошёл в разговорах, вино текло легко, старые байки всплывали без труда. Гарри даже позволил себе смеяться. Но всё оборвалось в один миг, когда дверь открылась вновь. Из каминного зала раздался звонкий голос:

— Оливер, подожди, дай я стряхну пепел!

Он почувствовал, как сердце сжалось. Её голос остался прежним.

Она вошла в комнату, держась за руку Оливера Вуда. Он был выше её почти на голову, мускулист, с той лёгкой самоуверенной улыбкой, которая присуща звёздам спорта. Гарри увидел, как он приобнимает Гермиону за плечи, как она чуть склоняет голову к его груди.

Они заметили его не сразу. Но потом Оливер первым повернулся, и его лицо вытянулось.

— Гарри, — сказал он. — Привет. Надо же. Не думал, что встретимся вот так.

Гарри поднялся, кивнул.

— Привет, Оли. Гермиона.

Она кивнула в ответ, и повисла неловкая пауза. Гарри смотрел на знакомое лицо. Она почти не изменилась, разве что выглядела чуть усталой. Но рядом стоял Оливер, и это меняло всё. Взгляд невольно упал на серебряный кулон на её шее.

Сердце болезненно сжалось — он узнал свою работу. Защитный амулет, над которым он провозился несколько недель год назад. Один из лучших артефактов, что ему удавалось создать.

— Можем поговорить? — Её голос прозвучал тише обычного.

Гарри моргнул, отрываясь от мыслей.

— Конечно. Сейчас?

— Завтра. Может, пообедаем?

— Только не в Министерстве. В «Авалоне»? Мне понравилось там сегодня. В полдень?

— Договорились. — Она заметила его взгляд и машинально коснулась кулона. — Купила на день рождения. В Париже. У гномов. Дорого досталось, но работа действительно превосходная.

— Красивая вещь, — осторожно согласился Гарри.

— За такие деньги и должна быть красивой. Оливеру тоже нравится.

Услышав своё имя, Вуд обернулся к ним. Брови слегка нахмурились. Видимо, он чувствовал напряжение в воздухе, хотя и не понимал причины.

Вечер тянулся, но Гарри больше не слышал разговоров. Он сидел у окна, чувствуя, как внутри всё переворачивается. Завтра состоится разговор, которого он одновременно боялся и ждал уже много лет.

Прошлое. 2 января 2000 года. Гриндельвальд, Швейцария, бар отеля Гликштейн Хютте

Снег за окном бара отеля Gleckstein hütte падал густыми хлопьями, превращая улицу в размытое белое пятно. После шести часов работы над артефактом он чувствовал себя выжатым до дна. Руны легли легко, но артефакт терял заряд на глазах — камень кулона имел какой-то непонятный дефект, который он, устав возиться, в итоге починил мощнейшим Репаро, вложив столько магии, что хватило бы десятку эльфов на пару жизней. Тело ныло от перенапряжения, а в голове гудело. Будто кто-то вытянул из него все соки, оставив только усталость и опустошение. На лицо были все признаки магического истощения. Перестарался. Но артефакт закончил. Через пару дней посмотрит, как держится заряд, и можно будет отдавать на комиссию гномам.

Ресторан был битком набит лыжниками в ярких комбинезонах. Их смех и громкие разговоры сливались в сплошной гул, от которого хотелось сбежать. Но возвращаться в пустой дом было ещё хуже. Андромеда с Тедди улетели на юг Франции месяц назад, оставив его одного в слишком большом доме. Грейнджеры навещали его на две недели, но даже их визит не скрасил одиночества — они были слишком вежливы, слишком осторожны и, стараясь ему не мешать, целыми днями проводили в горах на лыжах. Но он всё равно рад был их видеть по вечерам.

— Ещё один глинтвейн, — сказал он бармену, когда тот пронёсся мимо с парой кружек пива.

Голос прозвучал хрипло — он не говорил вслух со вчерашнего дня, когда разговаривал с Андромедой по зеркалу.

— Ты выглядишь так, будто тебе нужна не еда, а реанимация, — раздался рядом женский голос.

Гарри обернулся. Рядом сидела девушка в платье цвета спелой сливы, слишком нарядном для этого места. Тёмные волосы были собраны в небрежный пучок, а на шее болталось ожерелье из серебряных нот, переплетённых с крошечными кристаллами. Эскортница, понял он сразу. Только они позволяют себе такие наряды в горной деревне, где все ходят в пуховиках.

— Простите, — она улыбнулась, заметив его взгляд. — Не могла не заметить, как вы смотрите на свой бокал. Как будто он вас лично обидел.

— Он меня обидел, — кончился в самый ответственный момент, — буркнул Гарри. — Вместе с остальным миром.

Она засмеялась — легко и непринуждённо.

— Кларисса Мейер, — представилась она, протягивая руку. — Скрипачка. А вы местный отшельник или просто заблудились? На горнолыжника вы не похожи.

— Гарри Поттер, — он автоматически пожал её руку. — И да, что-то вроде отшельника. Я живу тут неподалёку. Но вы тоже на горнолыжницу не похожи.

— Я работаю в оркестре. Днем был дневной концерт для спонсоров в Берне, потом все остались на обед, а я уехала сюда, мы завтра вечером будем здесь играть. И я очень люблю горные лыжи. Поэтому и приехала. С утра надеюсь покататься до репетиции. А это, — она показала глазами на своё роскошное платье, — просто лень было идти в номер переодеваться.

— Понятно. Извините, если чем-то вас обидел. Я ничего не имел в виду, — стушевался Гарри.

— Вы приняли меня за девушку лёгкого поведения? Признавайтесь! — засмеялась Кларисса. — Я правильно выбрала компанию, вы точно не будете ко мне приставать. — Она махнула бармену: — Ещё один бокал глинтвейна. И меню. Говорят, здесь есть вкусное мясное рагу.

Они заказали еду. Гарри вдруг понял, что впервые за долгое время не чувствует этой давящей пустоты. Может, потому, что она не ждала от него ничего.

— Вы выглядите уставшим, — сказала Кларисса после паузы. — Как будто не спали неделю. Весело провели вчерашнюю ночь?

— Скорее, грустно, — он потёр виски. — Иногда бывает трудно заснуть.

— Вы встречали Новый год один? Бедняга. ПТСР? — спросила она неожиданно.

— Что?

— Посттравматический стресс, — пояснила она. — У меня была дополнительная специальность — психология в Джульярде. Не сказать, что я хороший психолог, никогда не практиковала, но какие-то основы в голове застряли. У вас все признаки на лице. Как будто вы постоянно начеку. И постоянно поправляете свой пиджак, как будто у вас под ним кобура с пистолетом.

Гарри замер. Потом настороженно улыбнулся. И раскрыл полу своего твидового пиджака, показывая, что там ничего нет. Там, под чарами сокрытия, в наплечной кобуре была его палочка, с которой он никогда не расставался.

— Просто устал? — предположил он.

— Не-е-е, — пожала плечами она. — У вас другой взгляд. Цепкий. Как у моего брата после Ирака. Он три года не мог спать без света.

Он не ответил. Вместо этого сделал ещё глоток вина.

— А что помогает вашему брату? — спросил он наконец.

— Время. И занятия, которые отвлекают. Спорт. Музыка — он мой главный поклонник! — она улыбнулась. — Сессии с психотерапевтом. Или разговоры с незнакомками в альпийских барах, на худой конец.

— Или глинтвейн, — добавил Гарри.

— Нет, глинтвейн всё делает только хуже, — возразила она. — Но серьёзно, вы пробовали говорить с кем-нибудь об этом?

— Не с кем, — он посмотрел на свои руки. — Те, кто мог бы понять, недоступны. А остальные… не поймут.

— Тогда говорите со мной, — она отпила вина. — Я хороший слушатель. И не сужу. К тому же, у меня есть преимущество — я не знаю, кто вы такой на самом деле. Для меня вы просто уставший парень в ресторане горной деревни.

Гарри засмеялся — коротко, без радости.

— Вы очень прямолинейны.

— А вы очень замкнуты, — парировала она. — Кто-то должен же вас раскачать. Так кто вы? Герой на пенсии?

— Что? — он удивился.

— Ну, вы выглядите как человек, который многое видел. Как будто выходили из огня, но теперь просто сидите в норе и зализываете раны. При том, что вы очень молоды.

— Что-то вроде того, — признал Гарри.

Им принесли еду. За столом воцарилась пауза.

— Ну, с Новым годом! — провозгласила Кларисса тост, поднимая свой бокал. — И за знакомство!

— С Новым годом! — послушно повторил Гарри.

Они сомкнули бокалы.

— Тогда расскажи мне о ней, — заговорчески прошептала Кларисса, наклонившись ближе. И переходя на «ты». — О той, которая не даёт тебе спать.

— О ком? — Он нахмурился.

— Да ладно, Гарри, — усмехнулась она. — У тебя такой вид, как будто ты потерял что-то важное. Или кого-то. Кто она?

Гарри замер. Никто никогда не задавал ему этот вопрос так прямо.

— Это сложно, — сказал он наконец.

— Всё сложное становится проще, если разбить на составные части, — махнула она рукой. — И иногда полезно выговориться. Особенно незнакомцу, который не будет судить тебя лично, но может посмотреть со стороны.

Он помолчал, глядя на свой бокал.

— Она друг детства… Она не знает, что я чувствую, — сказал он тихо. — Я никогда не умел говорить об этом. Не знал как. Наверное, надо было признаться ей, но я не понимал, как к ней отношусь, а когда понял, было уже поздно.

— Почему поздно?

— Она выбрала другого.

Кларисса нахмурилась.

— И что, ты просто сдался?

— Сдался? Да, наверное. Я решил, что не хочу им мешать. Её избранник — тоже мой друг детства. Нас в школе называли Золотое Трио. Мы всегда были вместе. Почти всегда. Я не знаю, как с ней говорить, — признался Гарри. — Как объяснить, что я хочу? Мне казалось, что, если я буду рядом, если я буду защищать её… этого достаточно. Она оценит, она поймёт, что она самый важный для меня человек на земле. Но потом я понял, что нет, не поймёт.

— А ты пробовал просто сказать ей?

— Нет, — он потёр лоб. — Я не знаю как. Я не знаю, как говорить о любви. Мне кажется, любовь надо показывать.

— Извини за личный вопрос, а у тебя есть семья? Где твои родители?

— Погибли, когда я был совсем маленьким. Я вырос в семье тетки, сестры моей матери. Они не слишком меня любили.

— Извини, мои соболезнования.

— Спасибо. Это было давно.

— Давай угадаю, отправили тебя в закрытый пансионат для мальчиков.

— Наша школа была совместной. Но да, это закрытый пансионат на десять месяцев в году.

— И ты за десять месяцев в году не мог найти время признаться ей?

— Я не понимал, что люблю её. Думал, она мне как сестра.

— Это жёстко, — сказала Кларисса. — Но знаешь, что я тебе скажу? Девочки тоже часто не понимают очевидных вещей. Особенно если они умные.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, представь: ты всё детство рядом с девушкой. Ты защищаешь её, заботишься о ней, делаешь для неё всё, что она попросит. Она тоже заботится о тебе, она самый верный друг. И она думает, что ты просто хороший верный друг, который к ней замечательно относится, но она не привлекает тебя сексуально. Потому что ты никогда не говорил ей, что чувствуешь. Никогда не показывал, а наоборот — старательно скрывал. А в нашем обществе принято, что мальчик делает первый шаг. Если девочка из хорошей семьи, она будет ждать его. Если шага нет, она закрывает этот вопрос и начинает смотреть по сторонам. А её друг становится практически не другом, а подружкой с членом. Он попадает в так называемую «зону дружбы», где она ищет не любви, а участия. Если она раскованная, то будет обсуждать с тобой свои сердечные дела, а если тихушница, вроде тебя, то просто будет плакать в жилетку. Потому что думает, что другое тебе неинтересно. Ты же не спрашивал.

— Легко сказать «признайся», — пробормотал Гарри.

— Легко сделать, — парировала она. — Просто скажи ей. Одна фраза может изменить всё.

— Я не могу, — сказал Гарри. — Она выбрала другого.

— Тогда почему ты здесь? — Кларисса указала на его руки. — Почему не тратишь свою энергию на то, чтобы отбить её у этого другого? Ну или хотя бы сообщить ей, что у неё есть выбор.

— Я не знаю как, — повторил он.

Она взглянула на часы и вздохнула.

— А ты книжки не пробовал читать? Фильмы смотреть? Тысячи людей старались, придумывали героев, которых ставили в самые неожиданные ситуации. Написали миллионы книг о любви, сняли тысячи фильмов, где герои признаются в своих чувствах любимым девушкам. Глупо как-то игнорировать тысячелетний опыт человечества, наработанный по данному вопросу. К тому же, читать очень интересно.

— Говоришь как Гермиона!

— Твою подружку зовут Гермионой? Девушке, названной именем героини «Зимней Сказки», не может не понравиться признание из Шекспира, — она набрала воздух в лёгкие и продолжила, декламируя низким голосом: — «Она меня за муки полюбила, а я её — за состраданье к ним». Мне пора. Завтра хотела ещё на лыжах покататься. Приходи на концерт.

— Постараюсь, — сказал Гарри и понял, что говорит искренне.

— Не расстраивайся, — она встала, набросив на плечи шаль, — мир маленький. Может, ещё встретимся.

— Может быть, — он тоже встал. — Спасибо… за разговор.

Она вышла, оставив после себя лёгкий запах духов и звук колокольчиков на двери.

Гарри сидел ещё час. Потом оплатил счёт и вышел на мороз. Снег всё так же падал густыми хлопьями, но теперь он не казался таким унылым. В голове крутились её слова.

Через три месяца после той ночи, в марте, когда он в снова был в этом ресторане, ему передали открытку из Вены без обратного адреса. На ней было написано всего две фразы:

«Надеюсь, вы нашли то, что искали. И перестали вылизывать раны. — К».

А на обратной стороне был нарисован смешной карикатурный портрет — парень в круглых очках с зелёными глазами, пьющий из высокого бокала, и подпись: «Герою на пенсии — от случайной скрипачки». Он нашёл адрес её концертного агентства и написал ей письмо.

Настоящее. 23 декабря, обед. Где-то на Диагон-Аллее

Маленькое кафе на Диагон-Аллее было почти пустым. Зимняя тишина и тёплый свет витрин придавали ему уюта, но Гарри всё равно чувствовал себя чужим. Он пришёл раньше на десять минут. Она — на пять минут позже.

Гермиона была другой. На ней было строгое пальто тёмно-синего цвета, волосы выпрямлены и убраны в пучок, лицо серьёзное, сосредоточенное. Она не стала обниматься, просто кивнула.

— Привет, — сказала она, опускаясь на стул. — Спасибо, что пришёл.

Гарри только пожал плечами.

— Ты хотела поговорить.

— Да. Но… сначала поедим? Я с утра ничего не ела.

Они сделали заказ. Гермиона выбрала грибной крем-суп и чай с мёдом. Гарри ограничился сэндвичем.

Пока ели, Гарри внимательно смотрел на неё. Это была всё та же Гермиона, но как будто сильно повзрослевшая. Ну да, прошло два с половиной года. Она стала серьёзнее, холоднее, сдержаннее в проявлении эмоций.

— Где ты был, Гарри? — неожиданно спросила она, промакивая губы салфеткой и впервые с момента встречи глядя ему в глаза. — Мы не нашли тебя утром после битвы.

— Мне надо было уехать, — стараясь казаться спокойным, ответил Гарри. — Мне нельзя было там оставаться.

Не мог же он сказать, что уехал, потому что не мог перенести их с Роном счастливых лиц?

— Но ты мог сказать нам. Хотя бы попрощаться.

— Наверное, не мог. Я был в шоке. Мне потом объяснили, что это называется посттравматическим синдромом. На тот момент я понимал, что всё закончилось, Пророчество выполнено, все клятвы и обещания исполнены, долгов у меня ни перед кем нет. Мне тоже никто ничего не должен. Война окончена. Все занялись своими делами. Я занялся своими.

Не мог же он ей рассказать, что ждал её до часа ночи, уверенный, что она его найдёт и всё объяснит, и лишь проверив карту мародёров, понял, что ждать ему некого.

— А где ты сейчас живёшь? Чем занимаешься? — опять спросила она, прервав затянувшуюся паузу.

— В Европе. Осталась кое-какая недвижимость у Блэков, вот мы там и живём. Теперь придётся бывать в Англии, чего бы я не хотел, но пока ничего не могу с этим сделать.

— Мы? — не могла не поинтересоваться Гермиона.

— Да. Андромеда не хочет оставаться в Британии и переселилась с Тедди ко мне. Она тоже появляется здесь только по делам семьи, которые нельзя решить по почте. А занимаюсь я вот этим. — Он достал из кармана мантии дощечку с вырезанными на ней рунами.

— Руны?

— Да, в частности. Артефакторика. Учусь понемногу делать артефакты. Жаль, что я не брал руны в школе. В детстве их было бы выучить легче.

Гермиона изобразила жест «Я же тебе говорила», но было видно, что в целом ей его «хобби» было не интересно.

— Пойдём? — спросила она и встала, не дождавшись ответа. — У меня список подарков, а перерыв короткий. Но я не хочу терять возможность побыть с тобой.

Он кивнул, и они пошли по Диагон-Аллее, погружённые в движение, в свет витрин, в праздничную суету.

Гермиона покупала подарки быстро. Книги. Перчатки. Бутылка дорогого скотча. Драгоценное перо. Футляр с лавандой. На каждой покупке — адресат: «Оливер», «Кэти», «Гвен», «Дин», «Джинни». Никто из них не был Гарри.

Он чувствовал, как внутри у него что-то сжимается. Он любил её. И, кажется, всё ещё любил. Но она — как будто давно ушла.

— Я бегу к себе, — сказала она, оглядываясь. — У меня через полчаса встреча с Лавгуд. Сможешь отправить это всё в совятне? Просто… — Она слегка улыбнулась. — Просто сделай это как в старые времена. Как Гарри Поттер.

Он взял свёртки, кивнул.

— Увидимся?

— Конечно, — тихо сказала она. — Я… позже свяжусь с тобой. Спасибо.

Она исчезла в толпе. А Гарри, не спеша, пошёл в сторону совятни. Он не понял, почему они не поговорили и зачем было его звать. Он понял, что разговора не будет.

Настоящее. 23 декабря, вечер. Дом Грейнджеров, Оксфорд

— Привет, Джон, Джин.

Грейнджеры жили теперь в таунхаусе на окраине Оксфорда. Уютный дом, клиника в полуподвале и на первом этаже, на втором и третьем — квартира, две спальни, просторная гостиная, кухня с открытой столовой и их гордость, библиотека. Гарри был здесь пару раз, тайно посещая Англию. Они любили его, несколько раз приезжали в его дом в Швейцарии, благо оба были страстными любителями горных лыж и можно было совместить приятное… с приятным. У них сложились почти родственные отношения, возможно, как компенсация за потерю дочери.

— Проходи, Гарри, — сказала миссис Грейнджер. — Мы как раз поставили чай.

— Хорошо выглядишь, — сказал Джон. — Какими судьбами в Англии?

Гарри усмехнулся. И решил не тянуть.

— Я сегодня встречался с Гермионой.

Наступила тишина.

— И как она? — наконец спросила Джин, наливая чай.

— Отстранённая. Странная. Очень рациональная, чрезвычайно деловая. Из неё выйдет отличный чиновник.

— Неудивительно, — вздохнул Джон. — Хотя мы абсолютно не в курсе её жизни. Мы не общаемся с ней больше года.

— С момента, как вы вернулись в Британию? — уточнил Гарри.

— Почти, мы встретились пару раз. — Джин крепче сжала чашку. — На последнюю нашу встречу она привела Рональда. Он, кажется, даже пытался произвести впечатление. Рассказывал о планах на будущее. Что-то про квиддич. Мы… Мы не могли поверить, что наша дочка выбрала такое. Ну, ты же меня понимаешь?

— Кстати, у неё теперь другой бойфренд. Хороший парень. Профессиональный игрок в квиддич.

— Вообще, это удивительно, откуда у нашей книжной девочки такая тяга к игрокам в квиддич?

— Я не знаю, но явно не ко всем. Я тоже неплохо играл, но ко мне её не тянуло, — задумчиво проговорил Гарри.

— Почему ты так говоришь? — удивлённо произнесла Джин. — Пока ты играл в квиддич, наша дочка от тебя не отходила.

— Да, с этой точки зрения я наши отношения никогда не рассматривал. Но сейчас я от этого далёк. Может, когда Тедди подрастёт, мне опять захочется летать.

Прошлое. 3 мая 1998 года, раннее утро. Гринготтс. Подземный зал переговоров

Гарри, весь в грязи и крови, сидел перед старым гоблином в чёрных очках.

— Вы принесли извинения за кражу дракона и ограбление. Банк принял ваши извинения. Что насчёт ущерба? — прошипел тот.

— Я готов возместить ущерб. Полностью.

Гоблин поднял бровь.

— Впечатляюще. Это… необычный подход. А поторговаться?

— Я не хочу быть должником. Ни перед кем.

Дальше всё пошло быстро. Переводы. Золото. Титулы. Василиск, которого утилизировали с помощью гоблинских ритуалов — часть тушки пошла в зачёт долгов. Гарри стал ещё богаче.

— Есть ещё дело, — с сомнением начал гоблин. — Грейнджеры. Родители вашей подруги, за которую вы так щедро расплатились и которую одарили состоянием. Они в Магическом госпитале Сиднея. Полгода. Заклинание модификации памяти наложено некорректно. Можно помочь, но лечение стоит дорого. Не по вашим меркам, конечно. Но дорого. Ну и полугодовое пребывание в госпитале… Впрочем, у вашей подружки теперь есть на это деньги. То есть будут после реализации василиска.

— Нет, не надо. Заплатите госпиталю и внесите задаток за лечение. И дайте мне порт-ключ в Сидней. Мне всё равно в Британии делать нечего.

Прошлое. 14 мая 1998 года. Магический госпиталь Сиднея

Они сидели в саду госпиталя. Мистер и миссис Грейнджер были вежливы, но растеряны. Гарри рассказывал, медленно, аккуратно, всю правду. Про Гермиону. Про войну. Про то, что она пыталась их спасти.

— Она сделала это… не сказав ни слова, — сказала Джин. — Она даже не попыталась объяснить.

Гарри кивнул.

— Она боялась, что вы будете сопротивляться. Что вы не поверите. И… что вы погибнете. Она боялась за вас, была война. Вы были объявленной целью, как родители маглорождённой.

Молчание. Потом Джон сказал:

— Нам нужно время. Но мы приедем домой.

Настоящее. 23 декабря 2000 года. Дом Грейнджеров, Оксфорд

Грейнджеры переехали в Британию осенью девяносто восьмого года. Гарри помог с жильём. Удачно подвернулся трёхэтажный таунхаус в Оксфорде, на первом этаже и в полуподвале которого можно было устроить стоматологическую клинику. Они были благодарны ему.

Гермиона встретилась с ними, но теперь, накануне две тысячи первого года, они были почти чужими.

— Мы не можем простить, — сказала Джин. — Мы могли бы всё понять. Но она практически выстрелила нам в спину. Страх за нас? Или трусость? Неспособность донести свою точку зрения? Это не Гермиона. Или уже не та Гермиона, которую мы растили. Или мы совсем не знали Гермиону.

Гарри смотрел в окно. Улица, блестит снег.

— Я всё ещё верю, что она — та, — тихо сказал он. — Где-то внутри. Просто… потерялась. Или ждёт чего-то.

— Не знаю, чего она ждёт, — мягко сказал Джон. — Но нам тяжело. И если честно… мы уже не уверены, что хотим, чтобы она возвращалась.

Тишина.

Гарри кивнул. Встал. Обнял их.

— Спасибо. За всё. Вы, Андромеда и Тедди — самые близкие мне люди.

Он вышел в ночь, в морозный воздух, и на мгновение остановился, глядя в небо.

Настоящее. 24 декабря 2000 года. Диагон-Аллея

Гарри шёл без особой цели. Увидел вывеску «Всевозможные волшебные вредилки» — и, сам не понимая зачем, толкнул дверь.

Внутри пахло карамелью и дымным порохом. За прилавком стоял Рон в ярко‑зелёной жилетке с логотипом магазина и каким‑то отсутствующим взглядом.

— Гарри? — удивился он. — Не ждал. Джордж вышел, я тут его временно…

— Ты же совладелец, — сухо напомнил Гарри.

— Ну, номинально, — пожал плечами Рон. — Я больше помогаю, когда есть время. Чаю? — предложил он, уже доставая кружки.

Гарри кивнул, но, когда Рон поставил перед ним чашку, провёл над ней ладонью с перстнем, тихо пробормотав заклинание.

— Я отдаю себе отчёт, где нахожусь, — сказал он в ответ на немой вопрос Рона, посмотрел ещё раз на камень и только потом сделал глоток.

— Я бы никогда себе этого не позволил. Ты же мой лучший друг.

— Ты можешь и не знать.

Они устроились в углу, у чайного котла. Гарри молчал, глядя куда‑то мимо плеча Рона, на витрину с хлопушками.

— Я с Гермионой расстался, — сказал Рон будто между делом. — Месяца три назад. Она меня изводила. Пойди туда, сделай то. Ты должен, ты обязан! Тьфу. После войны я хотел просто пожить. Здорово же. Мы победители! Герои! Я больше не мог. Я честно пытался… А потом я встретил Ромильду Вейн. Помнишь? Ну, помнишь, та, что на шестом курсе пыталась тебя отравить конфетами с любовным зельем?

Гарри не мог забыть. Эликсир любви. Лечебное крыло. Слёзы Гермионы, думавшей, что Рон умирает.

— Она классная. Мы уже месяц вместе. Не требует ничего. Наследница большого аптечного бизнеса. Она тогда, на нашем шестом курсе, украла зелье прямо со складов семьи. Был большой скандал… Она думает, я тоже типа бизнесмен. — Рон усмехнулся. — Пусть думает.

Гарри ничего не сказал. Рон продолжил:

— Мы тусуемся. Джинни теперь звезда, летает в «Холихед Харпис», как Фред и Джордж в детстве мечтали. Нас постоянно зовут на вечеринки, приёмы. Статус героя, ты знаешь.

Гарри кивнул. Он знал. И не завидовал. Он молча отставил чашку.

— Я не удивился, что ты тогда уехал, — продолжил Рон. — Но всё‑таки… почему? И почему не написал?

— Не видел смысла, — ответил Гарри, не меняя тона.

— Но теперь ты вернулся?

— Ненадолго. Мне нечего делать в Британии. Ни семьи, ни дела, ни друзей.

— Почему «ни друзей»? Тебя все помнят и ждут. Мама каждый раз тебя вспоминает. И Джинни…

— Передай ей привет. Я, пожалуй, пойду.

И он покинул своего бывшего лучшего друга, не дождавшись ответа.

Гарри вышел в морозный воздух, чувствуя, как запах карамели и пороха остаётся за спиной вместе с прошлым, к которому он не собирался возвращаться.

Настоящее. 28 декабря 2000 года. Резиденция Министра магии, расположение неизвестно

В следующие дни Гарри пару раз пытался встретиться с Гермионой. Их пути пересеклись на приёме у мракоборцев и на Святочном благотворительном балу от фонда имени Альбуса Дамблдора. Она была с Оливером Вудом. Он — с пустым бокалом и вымученной улыбкой.

На приёме у Министра магии они столкнулись в буфете. Она была в тёмно-синем платье, волосы собраны в причёску, взгляд — холодный и вежливый. Оливера рядом не было. Гарри подождал, пока гости рассредоточились, и подошёл.

— Ты… хорошо выглядишь, — сказал он.

— Спасибо, Гарри. — Голос сухой, официальный. — Как дела?

— Нормально дела. Сделал всё, что планировал.

— А где ты вообще? Чем занимаешься? У нас так и не получается поговорить.

— Я же вроде показывал.

Он вытащил из кармана ту же маленькую дощечку, что и при предыдущем их разговоре. Тонкие линии рун сплетались в узор.

— Вот, делаю что-то такое. — Он показал ей. — Вырезаешь руны, получаются различные артефакты. Работают два-три дня, если зарядить. Можно перенести на металл. Магией. Тогда будет работать дольше. Получается… ну, амулет или что-то вроде. Пока учусь.

Она посмотрела на дощечку как на поделку первокурсника.

— Новое хобби?

— Ну… это вроде как… семейное дело. Поттеры — род артефакторов.

Она кивнула вежливо, но он уже чувствовал, как между ними вырастает стена. Возможно, она думала, что он, как и Рон, просто развлекается. Наслаждается послевоенной жизнью. Тем более, в отличие от Рона, он мог себе это позволить. Он не спросил, как у неё дела. Он не интересовался, чем она занимается. Впрочем, и она не спешила поделиться.

Он почувствовал, что и эта его дружба кончилась.

Шансов поговорить с ней наедине больше не представилось. Оливер всегда был рядом, Гермиона вежливо улыбалась окружающим, не покидая его ни на минуту.

Настоящее. 30 декабря 2000 года. Лондон

Под конец декабря он понял: надо уезжать! Он завершил дела: навестил МакГонагалл, передал в фонд Хогвартса пожертвование от имени фонда Джеймса Поттера, подписал необходимые бумаги в Гринготтсе.

— Всё, с меня хватит! — заявил Гарри Андромеде, разговаривая по сквозному зеркалу и собирая чемодан. — Я здесь уже больше недели. Чувствую себя как на витрине рождественского магазина. А в Швейцарии горы, тишина, снег настоящий.

— Мы уже здесь. Тедди ждёт, — напомнила она с улыбкой.

Гарри кивнул.

— Тем более Тедди ждёт. Представителя в Визенгамоте я нашёл. До летней большой сессии он справится. Я тут не нужен.

На рассвете тридцать первого декабря он аппарировал в Швейцарию, в горный дом, где ждали Андромеда и Тедди.

Снег там лежал нетронутый, ели сияли инеем, а в воздухе пахло горячим шоколадом и корицей.

Настоящее. Апрель 2001 года. Дом в Швейцарии

Андромеда принесла новости:

— Письма из Британии. МакГонагалл приглашает на трёхлетие битвы при Хогвартсе. Письмо из Министерства с тем же приглашением плюс приём в Министерстве на ту же тему. От лорда Лонгботтома тоже письмо. Говорит, что есть слухи, что тебе на каком-то из приёмов попытаются вручить Орден Мерлина Первой степени. Ещё пишет, что Грейнджер рассталась с Вудом и с тех пор вроде одна. Наверное, месяц или два назад. Никто не знает почему. Оба отказались от комментариев в прессе. Гарри, тебе не кажется, что тебе стоит нанять помощника? А лучше — помощницу. А ещё лучше — завести девушку.

Гарри молчал. Он смотрел на Тедди, который играл с волшебным игрушечным драконом, и чувствовал, как замирает в груди нечто похожее на надежду.

Он встал, подошёл к окну, провёл пальцем по стеклу.