Герой в отставке (гет)

Прошлое. Хогвартс. Ночь со 2 на 3 мая 1998 года. Астрономическая Башня.

«Но если ты стал героем — а ты уже стал героем!

То никому на свете ты ничего не должен».

Это не он придумал. Кто-то это уже сказал до него. Но он готов был под этим подписаться.

Он сидел на стене чудом сохранившейся астрономической башни и думал, что этап геройства в его жизни естественным образом закончился.

Как там говорила Гермиона пару лет назад: «Ты не Супермен, Гарри!» Точно. Он никогда не стремился быть героем, но жизнь постоянно выталкивала его на передовую. Теперь с этим надо кончать. Никаких авроров. Рон, конечно, будет сердиться. Они вроде хотели вместе идти в школу авроров по окончании Хогвартса. Или ему так кажется? В любом случае он не хотел больше сражаться. Достаточно.

Гермиона! Рон! Он вспомнил своих друзей, кружащихся после поцелуя. Как они стояли, взявшись за руки и смущённо глядя друг на друга. С этим ничего не поделаешь. Он вспомнил, как уходил в Запретный лес, как ему казалось, что Рон и Гермиона где-то далеко, в далёкой стране, как будто он расстался с ними очень давно. Он понял, что не будет прощаний и объяснений и что это прощальная его жертва.

«Знаешь, Гарри, если ты не начнёшь посвящать нас в свои планы, мы решим, что тебе нравится быть мучеником!» — сказала ему как-то Гермиона. Он понимал, что уже тогда были «они» и «мы». И ничего с этим нельзя было поделать. Он помнил, как видел их последний раз, сидящих за длинным столом полуразрушенного Большого зала, прижавшись друг к другу. И да, он не собирался обсуждать с ними решение идти в лес на смерть, или вот сейчас, сидя на астрономической башне, он должен был принять решение сам. Благодаря помощи Луны и своей мантии-невидимке он смог покинуть Большой Зал незамеченным. Не стал походить к своим друзьям и теперь думал, куда ему двигаться дальше.

На удивление, думалось очень легко. Ему казалось, что, избавившись от крестража, голова прояснилась. Думать стало легче. Ещё, несмотря на усталость, он чувствовал переполняющую его магическую силу. Он много сражался и должен был быть магически истощённым, но нет. И он решил проверить свою новую силу. Ясно, что в Большой зал он не вернётся, там ему нечего делать.

— Акцио, метла! Акцио, мои вещи!

Через полминуты прилетели метла и ком одежды с пришпиленным сверху фотоальбомом, когда-то подаренным Хагридом. Гарри с опозданием вспомнил, что все его вещи хранились в вышитой бисером зачарованной сумочке Гермионы. Он надеялся, что его вещи, покидая сумочку, не сильно её повредили. И не повредили хозяйке. Он никому не хотел причинить неприятностей. Он просто никого не хотел видеть, пока не примет решение, что делать дальше.

Постаравшись вложить побольше силы в заклинание, он трансформировал из каких-то старых штанов дорожный мешок, в который свалил свои вещи, повесил его себе на спину, оседлал метлу и, поднявшись над Астрономической башней, полетел на юг, понадеявшись определиться с планами по дороге к Лондону.

Настоящее. 22 декабря 2000 года, Лондон, Министерство магии, крыло приёмов для членов Визенгамота.

— Ты правда здесь? — голос Невилла всё ещё звучал с недоверием, хоть и с широкой улыбкой. — Мерлин, Гарри… Мы думали, ты совсем ушёл. В Тибет или… в какой-нибудь другой мир.

— Почти, — устало улыбнулся Гарри. — Но не так далеко. В Альпы. Не так экзотично, зато там спокойнее.

Невилл смотрел на него, пытаясь распознать, что изменилось. Гарри выглядел старше. Не постаревшим, но словно глубже.

Плечи стали шире, взгляд — спокойнее. Даже голос, обычно быстрый и нервный, теперь был ровным и тихим.

— Рассказывай, — наконец сказал Невилл, двигая к нему кружку с горячим сидром. — Что ты там делал? Три года — и почти ни письма. Одна сова в год на день рождения.

— Два с половиной. Я лечился, учился, — Гарри не стал юлить. — Мне нужно было выживать в мире после войны. Ещё оказалось, что я не знаю мира, в котором прожил семнадцать на тот момент лет. После того как покинул Англию, я немного путешествовал, посмотрел мир. Австралия, Япония, Китай, Россия. Везде люди живут по-разному. По-разному колдуют. Я многому научился. Нанимал учителей, сам занимался по книгам. У Поттеров и Блэков неплохие библиотеки. Хвала Мерлину, что изобрели чары расширения пространства, и Гермионе, которая заставила меня им научиться. Моя библиотека всегда со мной. И я её постоянно расширяю. В мире так много интересного.

Прошлое. Июль 1999 года. Швейцария, дом Поттеров в Ущелье Ааре.

Дом был выстроен из серого камня. Снаружи — горы. К дому вела полузаброшенная дорога, ведущая к соседней деревне. Обитатели дома предпочитали аппарировать, десятилетиями не показываясь около дома. Но в Швейцарии люди редко интересуются жизнью посторонних, и равнодушие соседей защищало лучше маглоотталкивающих чар. Внутри — книги, мастерская, тишина.

Андромеда сидела у камина с книгой в руках. Тедди, свернувшись волчком, дремал под мерцающим шаром-ночником, сделанным Гарри. Он сам не понял, как вложил туда заклинание спокойного сна и мягкий аромат лаванды. Просто сработало.

— Это хочется назвать интуитивной магией, — говорил он будто сам себе, вырезая специальным стилетом руну на деревянной дощечке. — Задумываешь какое-то свойство и интуитивно понимаешь, какая комбинация рун это свойство придаст.

— Поттеры всегда были артефакторами, — проговорила Андромеда. — Твои прадеды зачаровывали кольца, браслеты, которые не теряли магию столетиями. Возможно, такой у вас, Поттеров, семейный дар. А может, ещё от Певереллов. Кто-то же из них сделал Дары Смерти. Ты же читал эту сказку? Самое время выбрать, кем ты хочешь быть. И мне кажется, что твоим выбором станет артефакторика.

Она отложила книгу и внимательно посмотрела на него.

— Но меня, как целителя, беспокоит другое. Твоё ядро продолжает расти. Это ненормально в девятнадцать лет. Я хочу связаться с несколькими специалистами по магическим ядрам. В Германии есть клиника, где изучают подобные аномалии.

Тедди всхлипнул во сне, и Гарри мягко поправил светящийся шар над его головой.

— Мне кажется, ты слишком беспокоишься, — тихо сказал он. — Пока я справляюсь.

— Пока, — согласилась Андромеда. — Но что будет через год? Через два? Нам нужно понимать, с чем мы имеем дело.

Настоящее. 22 декабря 2000 года, Министерство, крыло приёмов для членов Визенгамота.

— Артефакты? — переспросил Невилл.

— Удивлён? — Гарри усмехнулся. — Сначала я зачаровывал простые вещи — защищённые шкатулки для писем, ночные светильники, зельеварочные наборы. Чтобы понимать, как всё это работает. Потом начал изучать то, что, по идее, должен был изучать в Хогвартсе, — руны, зелья. Алхимию, которую в школе почему-то не изучают. Геммологию, ювелирное дело, вечную трансфигурацию, чтобы создавать или хотя бы понимать, как созданы изделия, на которых артефакт собирается.

— Это прям… круто. Не ожидал.

— Это начиналось как вынужденная мера. Я очень сильный волшебник. С очень мощным ядром. Думаю, это мне риддловский хоркрукс «помог». Он же от меня питался шестнадцать лет. И сам разожрался так, что мог связаться с самим Риддлом или Нагини за тысячи миль, и мне ядро раскачал. Мне нужно было что-то, на что бы я постоянно тратил магию — не даром меня всегда тянуло к энергоёмкой боевой магии. Выпустишь две Бомбарда Максима — и хорошо. Даже десятка эльфов не хватало, чтобы израсходовать избытки магии из ядра. Потом гномы меня попросили какие-то древние разряженные артефакты подзарядить. То, на что у их волшебников занимало шесть-семь часов, я заряжал за десять минут. Сейчас я каждый день по два часа игрушки заряжаю. Изматывает, как после самой крутой тренировки. И вообще гномы в Швейцарии — просто находка. Я случайно спас одного их вождя от лавины — и с тех пор у нас совместное предприятие. Они дают заготовки, камни, кость редких животных. А я — готовые артефакты. Их изделия тоже зачаровываю. Они торгуют ими по своим каналам. Ну и под заказ иногда, ты просто не представляешь, какая фантазия у людей бывает. Одна женщина заказала артефакт, камень которого меняет цвет в зависимости от того, какое настроение у человека, который на неё смотрит. Паранойя у неё. Провозился недели три. Даже бросить хотел, но она какая-то нужная для гномов персона. Они очень просили.

— Гарри Поттер — артефактор… — Невилл усмехнулся. — Что ж, достойная судьба. Интересно, сколько может стоить артефакт, изготовленный владельцем многомиллионного состояния, лордом трёх влиятельных британских домов.

— У тебя на галстуке булавка моей работы. Так что ты в курсе, если это не подарок. Дорого. Даже несмотря на то, что покупатели не знают, кто это сделал, всё равно очень дорого. Чтобы долго держался заряд магии, должны быть большие камни. Можно было бы искусственные использовать, но ты же знаешь наших толстосумов. В генетику они не верят, а вот заклинание, чтобы искусственные камни определять, они изобрели ещё в шестидесятых. А можно было бы выращивать прямо заданную структуру, в которую легко интегрировать рунные связки. Думаю, за этим будущее. Что-то вроде магловских компьютерных чипов. На самом деле я вложил в это направление огромные деньги. Если сможем сделать магический микропроцессор, то будут не сквозные зеркала, а магические мобильные телефоны. Кстати, я купил магловские себе и Андромеде. И активно ими пользуемся. По ним нельзя видеть собеседника, но зато можно поговорить в любой момент, не боясь нарушить Статус Секретности, отправить текстовое или звуковое сообщение.

— А как же они работают рядом с тобой? Ты их не разрушаешь своей магией?

— Три! Три телефона я убил, перед тем как догадался, что можно просто зачаровать чехол телефона так, чтоб внутри него создавалось безмагическое пространство. С магическими телефонами будет легче. Но это будущее. Пока что мне надо разобраться с вашим «Высоким Собранием». Так, чтоб оно работало само и без меня.

Прошлое. Октябрь 2000 года. Швейцария, дом Поттеров в Ущелье Ааре.

— Гарри, — сказала Андромеда, ставя чай, — я устала.

— Ты плохо спала?

— Я устала быть голосом Поттеров и Блэков в Визенгамоте. Мне надоело мотаться в Лондон на сессии. Я каждый раз жутко устаю и скучаю по Тедди. Меня там всё равно никто не слушает. А поднимать палочку может любой, кого ты назначишь. Сам следи за политикой и определяй вектор его голосований.

Он молчал. Она продолжила:

— У тебя девять мест. Девять. Это практически целая фракция, а не просто унаследованное место в Парламенте. Не говоря о личном влиянии. Ты можешь менять мир. Или можешь прятаться в своей мастерской. Но не обманывай себя: никто не даст тебе забыть, кто ты есть. Политика всё равно тебя достанет.

— Но я не хочу заниматься политикой. Я — артефактор!

— А я целитель!

Настоящее. 22 декабря 2000 года, Министерство, крыло приёмов для членов Визенгамота.

— Так что, ты теперь ищешь, кто будет представлять тебя? — переспросил Невилл.

— Да. Андромеда категорически отказалась ехать. Я хотел посетить рождественскую сессию, посмотрю, кто остался вменяемым в этом дурдоме.

— Ну, не так уж много, — Невилл усмехнулся. — Кингсли держит Министерство в порядке, но старики в Визенгамоте цепляются за свои традиции. Хватает грязи.

— Я знаю.

— Хочешь, я познакомлю тебя с теми, кто сейчас реально работает? Луна, кстати, выступала недавно по вопросам прав домовых эльфов — было очень красиво, но я не думаю, что члены Визенгамота её поняли. А Джастин Финч-Флетчли, ты его помнишь наверняка, — у него комитет по защите маглорождённых.

— А Гермиона? — Гарри выдал это прежде, чем осознал.

Невилл замер на секунду.

— Ох… — он почесал затылок. — Да, Гермиона. Она… рассталась с Роном, ты знал?

Гарри кивнул.

— В сентябре, кажется, или раньше. Они съехались вместе после школы, но что-то у них не сложилось. И почти сразу она начала встречаться с Оливером Вудом.

— С Оли? — голос Гарри стал тише.

— Угу. Он теперь не Оли, он — звезда! Сборная Британии, турниры, контракты. Но, говорят, с Гермионой у него всё серьёзно. Уже три месяца как они вместе. А профессионально… Она, кажется, в отделе по контролю за магическими тварями. Я, честно говоря, не представляю, что она там делает. Я видел её пару раз в гостях у Макгонагалл. Она, кажется, параллельно с работой готовится к сдаче на мастерство по трансфигурации.

Гарри кивнул. Руки, скрытые под мантией, медленно сжались. Но голос оставался спокойным:

— Спасибо, Невилл. Это… полезно знать.

— Эй, Гарри, — Невилл положил руку ему на плечо, — Ты жив. Ты вернулся. И это главное. С остальным разберёшься, это дело времени.

— Может быть, — Гарри пожал плечами. — Я просто… после битвы не знал, как с ними общаться. Хотел найти их, поговорить, но проверил карту мародёров — они были в одной точке в башне Гриффиндора. Обнимались, наверное. Решил не мешать.

— А потом?

— А потом всё как-то само собой… Рон писал пару раз, звал в Нору. Гермиона тоже написала письмо. От них двоих. Я понимал: они — пара, а я третий лишний. Зачем портить им счастье своим присутствием? От меня же всегда проблемы. Я не отвечал.

Невилл покачал головой.

— Может, ты неправильно понял ситуацию? Они же твои лучшие друзья были.

— Были, — согласился Гарри. — Ключевое слово. Ну как тут можно неправильно понять?.. Война закончилась, у каждого своя жизнь началась.

Они вошли в зал заседаний, и беседа прекратилась сама собой.

После сессии Визенгамота, на которой Гарри был представлен Высокому Собранию и официально вошёл в политическую жизнь магической Британии, он почувствовал не усталость — пустоту. Слишком много лиц, слишком мало смысла. Поэтому, когда Невилл предложил заехать к нему в мэнор на традиционную предрождественскую встречу, Гарри сначала отказался. Потом передумал и дал согласие, он понимал: встречаться с людьми всё равно придётся.

Настоящее. 22 декабря 2000 года, поместье Лонгботтом

Вечер выдался тихим, морозным, что непривычно для предместий Лондона. Впрочем, аппарировавший по координатам Гарри был не уверен, где он. Свежевыпавший снег поблескивал на дорожках между теплицами в поместье, где жил Невилл Лонгботтом. Он был профессором Гербологии в Хогвартсе и после свадьбы с Ханной Эбботт, ставшей хозяйкой «Дырявого котла», выбрал жизнь вдали от городов — в поместье, оставленном ему бабушкой и родителями, где он вырос.

Гарри появился к назначенному времени. Он не любил вечеринки, но обещание, данное другу, оказалось сильнее привычки к уединению. Два года почти полного отшельничества в Альпах, разделённого с Андромедой и Тедди, хоть и были целебными, сделали его чужим даже среди знакомых лиц.

Невилл ждал его у ворот, недалеко от точки аппарации.

— Гарри! Ты всё-таки пришёл.

Нарушая традиции чистокровных, Невилл его приветственно приобнял. — Я был уверен, что ты не подведёшь.

— Хотел улететь домой на само Рождество, а потом подумал — а смысл? Всё равно придётся людей увидеть. Так лучше на дружественной территории.

— Вот именно. Пойдём, я кое-кого хочу тебе показать.

В просторной гостиной, украшенной магическими гирляндами, уже собрались несколько человек. Гарри сразу узнал Джастина Финч-Флетчли — он не сильно изменился за прошедшие годы, но держался уверенно, сдержанно и благородно. Осанка подчёркивала его роль в обществе.

— Мистер Поттер, — с лёгким поклоном произнёс Джастин. — Рад видеть вас. Наши пути давно не пересекались.

— Я тоже, — отозвался Гарри. — Сюзан не с тобой?

— Она на приёме у Огденов, — ответил Джастин. — Кто-то должен заниматься делами семьи, пока я пью с Невиллом.

Он рассмеялся. Гарри усмехнулся.

— Слышал, ты теперь главный голос маглорождённых,

— В каком-то смысле, — кивнул Джастин. — Мир меняется, Гарри. И маглорождённые хотят не жалости, не покровительства, а статуса. И могут предложить союз тем, кто сможет это обеспечить. Мы готовы говорить.

— Странно, что ты не сотрудничаешь с мисс Грейнджер. Мне казалось, что она в Министерстве занимается примерно тем же.

— Гермиона защищает права волшебных существ. И это не совсем то, чем занимаемся мы. И она теперь больше сосредоточена на административной работе, — добавил он. — Иногда выступает как консультант, но не более. У неё… другие приоритеты. Карьера. Мы ей сейчас помочь не можем. Ну, ты в курсе. Вы же общаетесь?

Гарри не ответил. Не хотелось лгать, но говорить правду было больно.

— Ладно, — Джастин похлопал его по плечу. — Удачи тебе. Рад, что ты вернулся.

Справа кто-то рассмеялся, и Гарри обернулся. Вошли Билл и Флёр. Гарри почувствовал тепло: из всей семьи Уизли они остались единственными, кто не осудил его исчезновение. Они пересекались пару раз в доме родителей Флёр, куда Гарри приглашали по различным поводам.

— Гарри, cher ami! — Флёр легко обняла его и шепнула: — Рада, что ты снова в Англии.

— О, я ненадолго. Решу здесь дела и вернусь домой.

Было странно думать о доме за пределами Британии, но это было так. Его дом был не здесь.

Вечер прошёл в разговорах, вино текло легко, старые байки всплывали без труда. Гарри даже позволил себе смеяться. Но всё оборвалось в один миг, когда дверь открылась вновь. Из каминного зала раздался звонкий голос:

— Оливер, подожди, дай я стряхну пепел!

Он почувствовал, как сердце сжалось. Её голос остался прежним.

Она вошла в комнату, держась за руку Оливера Вуда. Он был выше её почти на голову, мускулист, с той лёгкой самоуверенной улыбкой, которая присуща звёздам спорта. Гарри увидел, как он приобнимает Гермиону за плечи, как она чуть склоняет голову к его груди.

Они заметили его не сразу. Но потом Оливер первым повернулся, и его лицо вытянулось.

— Гарри, — сказал он. — Привет. Надо же. Не думал, что встретимся вот так.

Гарри поднялся, кивнул.

— Привет, Оли. Гермиона.

Она кивнула в ответ, и повисла неловкая пауза. Гарри смотрел на знакомое лицо. Она почти не изменилась, разве что выглядела чуть усталой. Но рядом стоял Оливер, и это меняло всё. Взгляд невольно упал на серебряный кулон на её шее.

Сердце болезненно сжалось — он узнал свою работу. Защитный амулет, над которым он провозился несколько недель год назад. Один из лучших артефактов, что ему удавалось создать.

— Можем поговорить? — Её голос прозвучал тише обычного.

Гарри моргнул, отрываясь от мыслей.

— Конечно. Сейчас?

— Завтра. Может, пообедаем?

— Только не в Министерстве. В «Авалоне»? Мне понравилось там сегодня. В полдень?

— Договорились. — Она заметила его взгляд и машинально коснулась кулона. — Купила на день рождения. В Париже. У гномов. Дорого досталось, но работа действительно превосходная.

— Красивая вещь, — осторожно согласился Гарри.

— За такие деньги и должна быть красивой. Оливеру тоже нравится.

Услышав своё имя, Вуд обернулся к ним. Брови слегка нахмурились. Видимо, он чувствовал напряжение в воздухе, хотя и не понимал причины.

Вечер тянулся, но Гарри больше не слышал разговоров. Он сидел у окна, чувствуя, как внутри всё переворачивается. Завтра состоится разговор, которого он одновременно боялся и ждал уже много лет.

Прошлое. 2 января 2000 года. Гриндельвальд, Швейцария, бар отеля Гликштейн Хютте

Снег за окном бара отеля Gleckstein hütte падал густыми хлопьями, превращая улицу в размытое белое пятно. После шести часов работы над артефактом он чувствовал себя выжатым до дна. Руны легли легко, но артефакт терял заряд на глазах — камень кулона имел какой-то непонятный дефект, который он, устав возиться, в итоге починил мощнейшим Репаро, вложив столько магии, что хватило бы десятку эльфов на пару жизней. Тело ныло от перенапряжения, а в голове гудело. Будто кто-то вытянул из него все соки, оставив только усталость и опустошение. На лицо были все признаки магического истощения. Перестарался. Но артефакт закончил. Через пару дней посмотрит, как держится заряд, и можно будет отдавать на комиссию гномам.

Ресторан был битком набит лыжниками в ярких комбинезонах. Их смех и громкие разговоры сливались в сплошной гул, от которого хотелось сбежать. Но возвращаться в пустой дом было ещё хуже. Андромеда с Тедди улетели на юг Франции месяц назад, оставив его одного в слишком большом доме. Грейнджеры навещали его на две недели, но даже их визит не скрасил одиночества — они были слишком вежливы, слишком осторожны и, стараясь ему не мешать, целыми днями проводили в горах на лыжах. Но он всё равно рад был их видеть по вечерам.

— Ещё один глинтвейн, — сказал он бармену, когда тот пронёсся мимо с парой кружек пива.

Голос прозвучал хрипло — он не говорил вслух со вчерашнего дня, когда разговаривал с Андромедой по зеркалу.

— Ты выглядишь так, будто тебе нужна не еда, а реанимация, — раздался рядом женский голос.

Гарри обернулся. Рядом сидела девушка в платье цвета спелой сливы, слишком нарядном для этого места. Тёмные волосы были собраны в небрежный пучок, а на шее болталось ожерелье из серебряных нот, переплетённых с крошечными кристаллами. Эскортница, понял он сразу. Только они позволяют себе такие наряды в горной деревне, где все ходят в пуховиках.

— Простите, — она улыбнулась, заметив его взгляд. — Не могла не заметить, как вы смотрите на свой бокал. Как будто он вас лично обидел.

— Он меня обидел, — кончился в самый ответственный момент, — буркнул Гарри. — Вместе с остальным миром.

Она засмеялась — легко и непринуждённо.

— Кларисса Мейер, — представилась она, протягивая руку. — Скрипачка. А вы местный отшельник или просто заблудились? На горнолыжника вы не похожи.

— Гарри Поттер, — он автоматически пожал её руку. — И да, что-то вроде отшельника. Я живу тут неподалёку. Но вы тоже на горнолыжницу не похожи.

— Я работаю в оркестре. Днем был дневной концерт для спонсоров в Берне, потом все остались на обед, а я уехала сюда, мы завтра вечером будем здесь играть. И я очень люблю горные лыжи. Поэтому и приехала. С утра надеюсь покататься до репетиции. А это, — она показала глазами на своё роскошное платье, — просто лень было идти в номер переодеваться.

— Понятно. Извините, если чем-то вас обидел. Я ничего не имел в виду, — стушевался Гарри.

— Вы приняли меня за девушку лёгкого поведения? Признавайтесь! — засмеялась Кларисса. — Я правильно выбрала компанию, вы точно не будете ко мне приставать. — Она махнула бармену: — Ещё один бокал глинтвейна. И меню. Говорят, здесь есть вкусное мясное рагу.

Они заказали еду. Гарри вдруг понял, что впервые за долгое время не чувствует этой давящей пустоты. Может, потому, что она не ждала от него ничего.

— Вы выглядите уставшим, — сказала Кларисса после паузы. — Как будто не спали неделю. Весело провели вчерашнюю ночь?

— Скорее, грустно, — он потёр виски. — Иногда бывает трудно заснуть.

— Вы встречали Новый год один? Бедняга. ПТСР? — спросила она неожиданно.

— Что?

— Посттравматический стресс, — пояснила она. — У меня была дополнительная специальность — психология в Джульярде. Не сказать, что я хороший психолог, никогда не практиковала, но какие-то основы в голове застряли. У вас все признаки на лице. Как будто вы постоянно начеку. И постоянно поправляете свой пиджак, как будто у вас под ним кобура с пистолетом.

Гарри замер. Потом настороженно улыбнулся. И раскрыл полу своего твидового пиджака, показывая, что там ничего нет. Там, под чарами сокрытия, в наплечной кобуре была его палочка, с которой он никогда не расставался.

— Просто устал? — предположил он.

— Не-е-е, — пожала плечами она. — У вас другой взгляд. Цепкий. Как у моего брата после Ирака. Он три года не мог спать без света.

Он не ответил. Вместо этого сделал ещё глоток вина.

— А что помогает вашему брату? — спросил он наконец.

— Время. И занятия, которые отвлекают. Спорт. Музыка — он мой главный поклонник! — она улыбнулась. — Сессии с психотерапевтом. Или разговоры с незнакомками в альпийских барах, на худой конец.

— Или глинтвейн, — добавил Гарри.

— Нет, глинтвейн всё делает только хуже, — возразила она. — Но серьёзно, вы пробовали говорить с кем-нибудь об этом?

— Не с кем, — он посмотрел на свои руки. — Те, кто мог бы понять, недоступны. А остальные… не поймут.

— Тогда говорите со мной, — она отпила вина. — Я хороший слушатель. И не сужу. К тому же, у меня есть преимущество — я не знаю, кто вы такой на самом деле. Для меня вы просто уставший парень в ресторане горной деревни.

Гарри засмеялся — коротко, без радости.

— Вы очень прямолинейны.

— А вы очень замкнуты, — парировала она. — Кто-то должен же вас раскачать. Так кто вы? Герой на пенсии?

— Что? — он удивился.

— Ну, вы выглядите как человек, который многое видел. Как будто выходили из огня, но теперь просто сидите в норе и зализываете раны. При том, что вы очень молоды.

— Что-то вроде того, — признал Гарри.

Им принесли еду. За столом воцарилась пауза.

— Ну, с Новым годом! — провозгласила Кларисса тост, поднимая свой бокал. — И за знакомство!

— С Новым годом! — послушно повторил Гарри.

Они сомкнули бокалы.

— Тогда расскажи мне о ней, — заговорчески прошептала Кларисса, наклонившись ближе. И переходя на «ты». — О той, которая не даёт тебе спать.

— О ком? — Он нахмурился.

— Да ладно, Гарри, — усмехнулась она. — У тебя такой вид, как будто ты потерял что-то важное. Или кого-то. Кто она?

Гарри замер. Никто никогда не задавал ему этот вопрос так прямо.

— Это сложно, — сказал он наконец.

— Всё сложное становится проще, если разбить на составные части, — махнула она рукой. — И иногда полезно выговориться. Особенно незнакомцу, который не будет судить тебя лично, но может посмотреть со стороны.

Он помолчал, глядя на свой бокал.

— Она друг детства… Она не знает, что я чувствую, — сказал он тихо. — Я никогда не умел говорить об этом. Не знал как. Наверное, надо было признаться ей, но я не понимал, как к ней отношусь, а когда понял, было уже поздно.

— Почему поздно?

— Она выбрала другого.

Кларисса нахмурилась.

— И что, ты просто сдался?

— Сдался? Да, наверное. Я решил, что не хочу им мешать. Её избранник — тоже мой друг детства. Нас в школе называли Золотое Трио. Мы всегда были вместе. Почти всегда. Я не знаю, как с ней говорить, — признался Гарри. — Как объяснить, что я хочу? Мне казалось, что, если я буду рядом, если я буду защищать её… этого достаточно. Она оценит, она поймёт, что она самый важный для меня человек на земле. Но потом я понял, что нет, не поймёт.

— А ты пробовал просто сказать ей?

— Нет, — он потёр лоб. — Я не знаю как. Я не знаю, как говорить о любви. Мне кажется, любовь надо показывать.

— Извини за личный вопрос, а у тебя есть семья? Где твои родители?

— Погибли, когда я был совсем маленьким. Я вырос в семье тетки, сестры моей матери. Они не слишком меня любили.

— Извини, мои соболезнования.

— Спасибо. Это было давно.

— Давай угадаю, отправили тебя в закрытый пансионат для мальчиков.

— Наша школа была совместной. Но да, это закрытый пансионат на десять месяцев в году.

— И ты за десять месяцев в году не мог найти время признаться ей?

— Я не понимал, что люблю её. Думал, она мне как сестра.

— Это жёстко, — сказала Кларисса. — Но знаешь, что я тебе скажу? Девочки тоже часто не понимают очевидных вещей. Особенно если они умные.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, представь: ты всё детство рядом с девушкой. Ты защищаешь её, заботишься о ней, делаешь для неё всё, что она попросит. Она тоже заботится о тебе, она самый верный друг. И она думает, что ты просто хороший верный друг, который к ней замечательно относится, но она не привлекает тебя сексуально. Потому что ты никогда не говорил ей, что чувствуешь. Никогда не показывал, а наоборот — старательно скрывал. А в нашем обществе принято, что мальчик делает первый шаг. Если девочка из хорошей семьи, она будет ждать его. Если шага нет, она закрывает этот вопрос и начинает смотреть по сторонам. А её друг становится практически не другом, а подружкой с членом. Он попадает в так называемую «зону дружбы», где она ищет не любви, а участия. Если она раскованная, то будет обсуждать с тобой свои сердечные дела, а если тихушница, вроде тебя, то просто будет плакать в жилетку. Потому что думает, что другое тебе неинтересно. Ты же не спрашивал.

— Легко сказать «признайся», — пробормотал Гарри.

— Легко сделать, — парировала она. — Просто скажи ей. Одна фраза может изменить всё.

— Я не могу, — сказал Гарри. — Она выбрала другого.

— Тогда почему ты здесь? — Кларисса указала на его руки. — Почему не тратишь свою энергию на то, чтобы отбить её у этого другого? Ну или хотя бы сообщить ей, что у неё есть выбор.

— Я не знаю как, — повторил он.

Она взглянула на часы и вздохнула.

— А ты книжки не пробовал читать? Фильмы смотреть? Тысячи людей старались, придумывали героев, которых ставили в самые неожиданные ситуации. Написали миллионы книг о любви, сняли тысячи фильмов, где герои признаются в своих чувствах любимым девушкам. Глупо как-то игнорировать тысячелетний опыт человечества, наработанный по данному вопросу. К тому же, читать очень интересно.

— Говоришь как Гермиона!

— Твою подружку зовут Гермионой? Девушке, названной именем героини «Зимней Сказки», не может не понравиться признание из Шекспира, — она набрала воздух в лёгкие и продолжила, декламируя низким голосом: — «Она меня за муки полюбила, а я её — за состраданье к ним». Мне пора. Завтра хотела ещё на лыжах покататься. Приходи на концерт.

— Постараюсь, — сказал Гарри и понял, что говорит искренне.

— Не расстраивайся, — она встала, набросив на плечи шаль, — мир маленький. Может, ещё встретимся.

— Может быть, — он тоже встал. — Спасибо… за разговор.

Она вышла, оставив после себя лёгкий запах духов и звук колокольчиков на двери.

Гарри сидел ещё час. Потом оплатил счёт и вышел на мороз. Снег всё так же падал густыми хлопьями, но теперь он не казался таким унылым. В голове крутились её слова.

Через три месяца после той ночи, в марте, когда он в снова был в этом ресторане, ему передали открытку из Вены без обратного адреса. На ней было написано всего две фразы:

«Надеюсь, вы нашли то, что искали. И перестали вылизывать раны. — К».

А на обратной стороне был нарисован смешной карикатурный портрет — парень в круглых очках с зелёными глазами, пьющий из высокого бокала, и подпись: «Герою на пенсии — от случайной скрипачки». Он нашёл адрес её концертного агентства и написал ей письмо.

Настоящее. 23 декабря, обед. Где-то на Диагон-Аллее

Маленькое кафе на Диагон-Аллее было почти пустым. Зимняя тишина и тёплый свет витрин придавали ему уюта, но Гарри всё равно чувствовал себя чужим. Он пришёл раньше на десять минут. Она — на пять минут позже.

Гермиона была другой. На ней было строгое пальто тёмно-синего цвета, волосы выпрямлены и убраны в пучок, лицо серьёзное, сосредоточенное. Она не стала обниматься, просто кивнула.

— Привет, — сказала она, опускаясь на стул. — Спасибо, что пришёл.

Гарри только пожал плечами.

— Ты хотела поговорить.

— Да. Но… сначала поедим? Я с утра ничего не ела.

Они сделали заказ. Гермиона выбрала грибной крем-суп и чай с мёдом. Гарри ограничился сэндвичем.

Пока ели, Гарри внимательно смотрел на неё. Это была всё та же Гермиона, но как будто сильно повзрослевшая. Ну да, прошло два с половиной года. Она стала серьёзнее, холоднее, сдержаннее в проявлении эмоций.

— Где ты был, Гарри? — неожиданно спросила она, промакивая губы салфеткой и впервые с момента встречи глядя ему в глаза. — Мы не нашли тебя утром после битвы.

— Мне надо было уехать, — стараясь казаться спокойным, ответил Гарри. — Мне нельзя было там оставаться.

Не мог же он сказать, что уехал, потому что не мог перенести их с Роном счастливых лиц?

— Но ты мог сказать нам. Хотя бы попрощаться.

— Наверное, не мог. Я был в шоке. Мне потом объяснили, что это называется посттравматическим синдромом. На тот момент я понимал, что всё закончилось, Пророчество выполнено, все клятвы и обещания исполнены, долгов у меня ни перед кем нет. Мне тоже никто ничего не должен. Война окончена. Все занялись своими делами. Я занялся своими.

Не мог же он ей рассказать, что ждал её до часа ночи, уверенный, что она его найдёт и всё объяснит, и лишь проверив карту мародёров, понял, что ждать ему некого.

— А где ты сейчас живёшь? Чем занимаешься? — опять спросила она, прервав затянувшуюся паузу.

— В Европе. Осталась кое-какая недвижимость у Блэков, вот мы там и живём. Теперь придётся бывать в Англии, чего бы я не хотел, но пока ничего не могу с этим сделать.

— Мы? — не могла не поинтересоваться Гермиона.

— Да. Андромеда не хочет оставаться в Британии и переселилась с Тедди ко мне. Она тоже появляется здесь только по делам семьи, которые нельзя решить по почте. А занимаюсь я вот этим. — Он достал из кармана мантии дощечку с вырезанными на ней рунами.

— Руны?

— Да, в частности. Артефакторика. Учусь понемногу делать артефакты. Жаль, что я не брал руны в школе. В детстве их было бы выучить легче.

Гермиона изобразила жест «Я же тебе говорила», но было видно, что в целом ей его «хобби» было не интересно.

— Пойдём? — спросила она и встала, не дождавшись ответа. — У меня список подарков, а перерыв короткий. Но я не хочу терять возможность побыть с тобой.

Он кивнул, и они пошли по Диагон-Аллее, погружённые в движение, в свет витрин, в праздничную суету.

Гермиона покупала подарки быстро. Книги. Перчатки. Бутылка дорогого скотча. Драгоценное перо. Футляр с лавандой. На каждой покупке — адресат: «Оливер», «Кэти», «Гвен», «Дин», «Джинни». Никто из них не был Гарри.

Он чувствовал, как внутри у него что-то сжимается. Он любил её. И, кажется, всё ещё любил. Но она — как будто давно ушла.

— Я бегу к себе, — сказала она, оглядываясь. — У меня через полчаса встреча с Лавгуд. Сможешь отправить это всё в совятне? Просто… — Она слегка улыбнулась. — Просто сделай это как в старые времена. Как Гарри Поттер.

Он взял свёртки, кивнул.

— Увидимся?

— Конечно, — тихо сказала она. — Я… позже свяжусь с тобой. Спасибо.

Она исчезла в толпе. А Гарри, не спеша, пошёл в сторону совятни. Он не понял, почему они не поговорили и зачем было его звать. Он понял, что разговора не будет.

Настоящее. 23 декабря, вечер. Дом Грейнджеров, Оксфорд

— Привет, Джон, Джин.

Грейнджеры жили теперь в таунхаусе на окраине Оксфорда. Уютный дом, клиника в полуподвале и на первом этаже, на втором и третьем — квартира, две спальни, просторная гостиная, кухня с открытой столовой и их гордость, библиотека. Гарри был здесь пару раз, тайно посещая Англию. Они любили его, несколько раз приезжали в его дом в Швейцарии, благо оба были страстными любителями горных лыж и можно было совместить приятное… с приятным. У них сложились почти родственные отношения, возможно, как компенсация за потерю дочери.

— Проходи, Гарри, — сказала миссис Грейнджер. — Мы как раз поставили чай.

— Хорошо выглядишь, — сказал Джон. — Какими судьбами в Англии?

Гарри усмехнулся. И решил не тянуть.

— Я сегодня встречался с Гермионой.

Наступила тишина.

— И как она? — наконец спросила Джин, наливая чай.

— Отстранённая. Странная. Очень рациональная, чрезвычайно деловая. Из неё выйдет отличный чиновник.

— Неудивительно, — вздохнул Джон. — Хотя мы абсолютно не в курсе её жизни. Мы не общаемся с ней больше года.

— С момента, как вы вернулись в Британию? — уточнил Гарри.

— Почти, мы встретились пару раз. — Джин крепче сжала чашку. — На последнюю нашу встречу она привела Рональда. Он, кажется, даже пытался произвести впечатление. Рассказывал о планах на будущее. Что-то про квиддич. Мы… Мы не могли поверить, что наша дочка выбрала такое. Ну, ты же меня понимаешь?

— Кстати, у неё теперь другой бойфренд. Хороший парень. Профессиональный игрок в квиддич.

— Вообще, это удивительно, откуда у нашей книжной девочки такая тяга к игрокам в квиддич?

— Я не знаю, но явно не ко всем. Я тоже неплохо играл, но ко мне её не тянуло, — задумчиво проговорил Гарри.

— Почему ты так говоришь? — удивлённо произнесла Джин. — Пока ты играл в квиддич, наша дочка от тебя не отходила.

— Да, с этой точки зрения я наши отношения никогда не рассматривал. Но сейчас я от этого далёк. Может, когда Тедди подрастёт, мне опять захочется летать.

Прошлое. 3 мая 1998 года, раннее утро. Гринготтс. Подземный зал переговоров

Гарри, весь в грязи и крови, сидел перед старым гоблином в чёрных очках.

— Вы принесли извинения за кражу дракона и ограбление. Банк принял ваши извинения. Что насчёт ущерба? — прошипел тот.

— Я готов возместить ущерб. Полностью.

Гоблин поднял бровь.

— Впечатляюще. Это… необычный подход. А поторговаться?

— Я не хочу быть должником. Ни перед кем.

Дальше всё пошло быстро. Переводы. Золото. Титулы. Василиск, которого утилизировали с помощью гоблинских ритуалов — часть тушки пошла в зачёт долгов. Гарри стал ещё богаче.

— Есть ещё дело, — с сомнением начал гоблин. — Грейнджеры. Родители вашей подруги, за которую вы так щедро расплатились и которую одарили состоянием. Они в Магическом госпитале Сиднея. Полгода. Заклинание модификации памяти наложено некорректно. Можно помочь, но лечение стоит дорого. Не по вашим меркам, конечно. Но дорого. Ну и полугодовое пребывание в госпитале… Впрочем, у вашей подружки теперь есть на это деньги. То есть будут после реализации василиска.

— Нет, не надо. Заплатите госпиталю и внесите задаток за лечение. И дайте мне порт-ключ в Сидней. Мне всё равно в Британии делать нечего.

Прошлое. 14 мая 1998 года. Магический госпиталь Сиднея

Они сидели в саду госпиталя. Мистер и миссис Грейнджер были вежливы, но растеряны. Гарри рассказывал, медленно, аккуратно, всю правду. Про Гермиону. Про войну. Про то, что она пыталась их спасти.

— Она сделала это… не сказав ни слова, — сказала Джин. — Она даже не попыталась объяснить.

Гарри кивнул.

— Она боялась, что вы будете сопротивляться. Что вы не поверите. И… что вы погибнете. Она боялась за вас, была война. Вы были объявленной целью, как родители маглорождённой.

Молчание. Потом Джон сказал:

— Нам нужно время. Но мы приедем домой.

Настоящее. 23 декабря 2000 года. Дом Грейнджеров, Оксфорд

Грейнджеры переехали в Британию осенью девяносто восьмого года. Гарри помог с жильём. Удачно подвернулся трёхэтажный таунхаус в Оксфорде, на первом этаже и в полуподвале которого можно было устроить стоматологическую клинику. Они были благодарны ему.

Гермиона встретилась с ними, но теперь, накануне две тысячи первого года, они были почти чужими.

— Мы не можем простить, — сказала Джин. — Мы могли бы всё понять. Но она практически выстрелила нам в спину. Страх за нас? Или трусость? Неспособность донести свою точку зрения? Это не Гермиона. Или уже не та Гермиона, которую мы растили. Или мы совсем не знали Гермиону.

Гарри смотрел в окно. Улица, блестит снег.

— Я всё ещё верю, что она — та, — тихо сказал он. — Где-то внутри. Просто… потерялась. Или ждёт чего-то.

— Не знаю, чего она ждёт, — мягко сказал Джон. — Но нам тяжело. И если честно… мы уже не уверены, что хотим, чтобы она возвращалась.

Тишина.

Гарри кивнул. Встал. Обнял их.

— Спасибо. За всё. Вы, Андромеда и Тедди — самые близкие мне люди.

Он вышел в ночь, в морозный воздух, и на мгновение остановился, глядя в небо.

Настоящее. 24 декабря 2000 года. Диагон-Аллея

Гарри шёл без особой цели. Увидел вывеску «Всевозможные волшебные вредилки» — и, сам не понимая зачем, толкнул дверь.

Внутри пахло карамелью и дымным порохом. За прилавком стоял Рон в ярко‑зелёной жилетке с логотипом магазина и каким‑то отсутствующим взглядом.

— Гарри? — удивился он. — Не ждал. Джордж вышел, я тут его временно…

— Ты же совладелец, — сухо напомнил Гарри.

— Ну, номинально, — пожал плечами Рон. — Я больше помогаю, когда есть время. Чаю? — предложил он, уже доставая кружки.

Гарри кивнул, но, когда Рон поставил перед ним чашку, провёл над ней ладонью с перстнем, тихо пробормотав заклинание.

— Я отдаю себе отчёт, где нахожусь, — сказал он в ответ на немой вопрос Рона, посмотрел ещё раз на камень и только потом сделал глоток.

— Я бы никогда себе этого не позволил. Ты же мой лучший друг.

— Ты можешь и не знать.

Они устроились в углу, у чайного котла. Гарри молчал, глядя куда‑то мимо плеча Рона, на витрину с хлопушками.

— Я с Гермионой расстался, — сказал Рон будто между делом. — Месяца три назад. Она меня изводила. Пойди туда, сделай то. Ты должен, ты обязан! Тьфу. После войны я хотел просто пожить. Здорово же. Мы победители! Герои! Я больше не мог. Я честно пытался… А потом я встретил Ромильду Вейн. Помнишь? Ну, помнишь, та, что на шестом курсе пыталась тебя отравить конфетами с любовным зельем?

Гарри не мог забыть. Эликсир любви. Лечебное крыло. Слёзы Гермионы, думавшей, что Рон умирает.

— Она классная. Мы уже месяц вместе. Не требует ничего. Наследница большого аптечного бизнеса. Она тогда, на нашем шестом курсе, украла зелье прямо со складов семьи. Был большой скандал… Она думает, я тоже типа бизнесмен. — Рон усмехнулся. — Пусть думает.

Гарри ничего не сказал. Рон продолжил:

— Мы тусуемся. Джинни теперь звезда, летает в «Холихед Харпис», как Фред и Джордж в детстве мечтали. Нас постоянно зовут на вечеринки, приёмы. Статус героя, ты знаешь.

Гарри кивнул. Он знал. И не завидовал. Он молча отставил чашку.

— Я не удивился, что ты тогда уехал, — продолжил Рон. — Но всё‑таки… почему? И почему не написал?

— Не видел смысла, — ответил Гарри, не меняя тона.

— Но теперь ты вернулся?

— Ненадолго. Мне нечего делать в Британии. Ни семьи, ни дела, ни друзей.

— Почему «ни друзей»? Тебя все помнят и ждут. Мама каждый раз тебя вспоминает. И Джинни…

— Передай ей привет. Я, пожалуй, пойду.

И он покинул своего бывшего лучшего друга, не дождавшись ответа.

Гарри вышел в морозный воздух, чувствуя, как запах карамели и пороха остаётся за спиной вместе с прошлым, к которому он не собирался возвращаться.

Настоящее. 28 декабря 2000 года. Резиденция Министра магии, расположение неизвестно

В следующие дни Гарри пару раз пытался встретиться с Гермионой. Их пути пересеклись на приёме у мракоборцев и на Святочном благотворительном балу от фонда имени Альбуса Дамблдора. Она была с Оливером Вудом. Он — с пустым бокалом и вымученной улыбкой.

На приёме у Министра магии они столкнулись в буфете. Она была в тёмно-синем платье, волосы собраны в причёску, взгляд — холодный и вежливый. Оливера рядом не было. Гарри подождал, пока гости рассредоточились, и подошёл.

— Ты… хорошо выглядишь, — сказал он.

— Спасибо, Гарри. — Голос сухой, официальный. — Как дела?

— Нормально дела. Сделал всё, что планировал.

— А где ты вообще? Чем занимаешься? У нас так и не получается поговорить.

— Я же вроде показывал.

Он вытащил из кармана ту же маленькую дощечку, что и при предыдущем их разговоре. Тонкие линии рун сплетались в узор.

— Вот, делаю что-то такое. — Он показал ей. — Вырезаешь руны, получаются различные артефакты. Работают два-три дня, если зарядить. Можно перенести на металл. Магией. Тогда будет работать дольше. Получается… ну, амулет или что-то вроде. Пока учусь.

Она посмотрела на дощечку как на поделку первокурсника.

— Новое хобби?

— Ну… это вроде как… семейное дело. Поттеры — род артефакторов.

Она кивнула вежливо, но он уже чувствовал, как между ними вырастает стена. Возможно, она думала, что он, как и Рон, просто развлекается. Наслаждается послевоенной жизнью. Тем более, в отличие от Рона, он мог себе это позволить. Он не спросил, как у неё дела. Он не интересовался, чем она занимается. Впрочем, и она не спешила поделиться.

Он почувствовал, что и эта его дружба кончилась.

Шансов поговорить с ней наедине больше не представилось. Оливер всегда был рядом, Гермиона вежливо улыбалась окружающим, не покидая его ни на минуту.

Настоящее. 30 декабря 2000 года. Лондон

Под конец декабря он понял: надо уезжать! Он завершил дела: навестил МакГонагалл, передал в фонд Хогвартса пожертвование от имени фонда Джеймса Поттера, подписал необходимые бумаги в Гринготтсе.

— Всё, с меня хватит! — заявил Гарри Андромеде, разговаривая по сквозному зеркалу и собирая чемодан. — Я здесь уже больше недели. Чувствую себя как на витрине рождественского магазина. А в Швейцарии горы, тишина, снег настоящий.

— Мы уже здесь. Тедди ждёт, — напомнила она с улыбкой.

Гарри кивнул.

— Тем более Тедди ждёт. Представителя в Визенгамоте я нашёл. До летней большой сессии он справится. Я тут не нужен.

На рассвете тридцать первого декабря он аппарировал в Швейцарию, в горный дом, где ждали Андромеда и Тедди.

Снег там лежал нетронутый, ели сияли инеем, а в воздухе пахло горячим шоколадом и корицей.

Настоящее. Апрель 2001 года. Дом в Швейцарии

Андромеда принесла новости:

— Письма из Британии. МакГонагалл приглашает на трёхлетие битвы при Хогвартсе. Письмо из Министерства с тем же приглашением плюс приём в Министерстве на ту же тему. От лорда Лонгботтома тоже письмо. Говорит, что есть слухи, что тебе на каком-то из приёмов попытаются вручить Орден Мерлина Первой степени. Ещё пишет, что Грейнджер рассталась с Вудом и с тех пор вроде одна. Наверное, месяц или два назад. Никто не знает почему. Оба отказались от комментариев в прессе. Гарри, тебе не кажется, что тебе стоит нанять помощника? А лучше — помощницу. А ещё лучше — завести девушку.

Гарри молчал. Он смотрел на Тедди, который играл с волшебным игрушечным драконом, и чувствовал, как замирает в груди нечто похожее на надежду.

Он встал, подошёл к окну, провёл пальцем по стеклу.

Настоящее. 30 апреля 2001 года, Лондон.

Гарри стоял на пороге её квартиры.

— Я получил твою записку с адресом. Мне показалось, что ты хочешь со мной поговорить. Это хорошо, я тоже собирался с тобой поговорить.

— Я не посылала никакой записки, — удивилась Гермиона, — но это не важно. Я действительно хотела с тобой поговорить. Пыталась связаться через Уизли, Финч-Флетчли. Чтобы ты мог меня найти, если захочешь. Может, это кто-то из них? Они сказали, что не знают, как тебя найти.

— Точно, не знают. В Британии об этом знают три человека, но они тебе не расскажут.

— И один из них — Невилл. Он сказал, что не скажет, где ты, но что ты появишься к весенней сессии Визенгамота.

— Я появился. О чём ты хотела поговорить?

— О нас. Я много думала после наших рождественских встреч. И поняла, что не могу больше себя обманывать. Гарри, я люблю тебя! И всегда любила. Просто… давила это в себе. И я хочу быть с тобой.

— И продолжала жить с Вудом? Да и сейчас… Тебе не кажется, что это немного странное признание? Джером не обидится, что его девушка любит другого?

— Кто такой Джером?

— Мне сказали, что так зовут твоего нового бойфренда.

— Джеремайя.

— Неважно. Мне бы не понравилось подобное признание.

— С Джеремайей я разберусь сама.

— Не сомневаюсь. У тебя это хорошо получается.

— На что ты намекаешь?

— Только на то, что у тебя, насколько я знаю, со всеми твоими бывшими и настоящими прекрасные отношения. Правда, может, я не про всех знаю.

— Ты хочешь меня оскорбить? За что? Что я сделала не так?

— Что ты сделала не так? — Гарри присел на край кресла, явно пытаясь собраться с мыслями. — Знаешь, Гермиона, если ты всегда меня любила, но давила это в себе… то, наверное, ты всё делала не так. Почему? Что тебе мешало хотя бы попытаться поговорить со мной об этом?

— Гарри, ты забываешь, что ты никогда не подавал никаких знаков. Никогда не рассказывал о своих чувствах. Ты всегда вёл себя подчёркнуто по-дружески. Мы полгода в палатке жили, я десятки раз переодевалась на расстоянии вытянутой руки, и ты ни разу не пытался подглядеть, ни разу не пытался дотронуться. Я никогда, ни разу в жизни не чувствовала себя неловко с тобой. А потом… Рон рассказал мне, что, когда вы с ним уничтожали медальон, ты сказал ему, что любишь меня как сестру. Что я для тебя как Джинни для него. Скажи, как я могла понимать это по-другому?

— Почему ты решила, что я не подглядывал?

— Потому что я это делала постоянно.

— Крутилась перед Роном, обхаживала его и подглядывала за мной?

Гарри поморщился, помолчал, потом тихо сказал:

— Ладно… Про сестру… Да, я говорил это Рону. Но… — Он провёл рукой по волосам. — Знаешь, в тот момент он стоял с мечом Гриффиндора в руках. Который убивает поцарапав. Медальон сводил его с ума ревностью. Он видел нас вместе в видениях, которые тот ему показывал. Я пытался его успокоить, сказать то, что, как мне казалось, он хотел услышать. Что между нами ничего нет. Что ты выбрала его, а не меня. Что, собственно, правда.

— Значит, ты лгал ему?

— Я? — Гарри остановился. — Я не знаю. Может быть, я пытался убедить в этом и себя. Было проще сказать ему и себе, что люблю тебя как сестру, чем признать, что мне больно смотреть, как ты плачешь по другому каждую ночь. Я никогда не понимал, как это сделать. Никогда не умел чувства выражать словами. Я… наверное, любил тебя всю жизнь. Просто не понимал, как об этом сказать. — Он помолчал, потом добавил тише: — Влюбился в тебя с первого взгляда. С первого взгляда через отремонтированные твоим репаро очки.

Он слабо улыбнулся.

— Мне казалось, что все мои действия это показывают, — неловко пожал плечами Гарри. — Я просто… старался быть рядом. Помнишь того тролля на первом курсе?

— Конечно помню, — слегка улыбнулась Гермиона. — Вы с Роном ворвались в туалет, как…

— Да, ну… — Гарри потёр затылок. — А потом с василиском я ничего не смог сделать. Ты лежала в больничном крыле, и я думал… — Он запнулся. — В общем, когда я его убил, в голове была только одна мысль — чтобы ты очнулась.

Гермиона открыла рот, но он поспешно продолжил:

— На третьем курсе, когда Люпин превратился… Думаешь, я бы дал Рону или тебе встать между мной и оборотнем?

— Гарри…

— А на четвёртом… — Он замолчал, уставившись в свою чашку. — Я ждал под водой. Видел, как Крам тебя вытаскивает, и подумал, что хорошо бы ему справиться побыстрее. И ещё подумал… ну, что он симпатичный. И старше. И вообще… — Гарри поморщился. — А потом Джинни всем рассказывала, что видела, как вы целовались после Бала…

— Что за ерунда? — Гермиона чуть не подавилась чаем. — Я никогда… То есть мы вообще… Он поцеловал мне руку, Гарри. Руку! И то только после Бала. А потом была одна прогулка вокруг озера — при всех, между прочим, включая тебя. И знаешь, чем она закончилась?

Гарри покачал головой.

— Он сказал, что никогда не был на свидании с девушкой, которая всё время рассказывает о другом парне. О тебе, если что. А на свадьбе мы просто танцевали. Опять же, на ваших с Роном глазах.

— Ладно, неважно, — отмахнулся Гарри, не сильно убеждённый, но покраснел. — Дело не в этом. Просто… тогда я этого не знал. Видел, что вы общаетесь, ты ему письма писала… Казалось, что у вас что-то есть.

— Письма? Мы переписывались как друзья, и то недолго…

— Да, ему ты писала, как другу. На письма «лучшему другу» времени не было. Я храню открытку от тебя, написанную на моё пятнадцатилетие. «Я думаю, мы увидимся довольно скоро». Подписанную тобой. Без Рона. Больше писем от тебя не было. Никогда. Ну да, задолго до Рона, — продолжал Гарри. — А потом была АД, и вроде всё наладилось, но… Амбридж, заклятие от Долохова… — Он сжал кулаки. — Каждый раз я не мог тебя защитить. Ты не писала, меня постоянно запирали в комнате, я много думал от безделья, бесился от ревности, зная, что ты опять где-то с Роном, а потом в какой-то момент пришёл к выводу, что это хорошо, что ты меня не любишь. Так лучше.

— Лучше?

— Ну да. Что ты меня не… То есть даже мне было ясно, что ты каким-то образом считаешь меня близким, родным человеком, но чисто платонически. Я был тебе как несуществующий брат. — Гарри сделал неопределённый жест. — Одна… один знакомый объяснил мне про «зону дружбы». И объяснил… объяснила, как я туда попал. Сказала, что оттуда не выбираются.

Гермиона моргнула:

— И ты приехал, чтобы… выбраться из моей «зоны дружбы»?

— Нет, — криво усмехнулся он. — Я уже давно из этой зоны выпал сам собой. Не дожидаясь, пока меня оттуда выгонят. По требованию мужа. Или бойфренд типа Рона или Вуда попросит держаться подальше. Но речь не об этом. Я просто понял тогда, что лучший способ тебя защитить — оставить в покое. Сосредоточиться на подготовке к войне, подтянуть зелья… Дамблдор обещал заниматься со мной.

Он помолчал, покрутил чашку в руках.

— А когда ты устроила тот скандал из-за старого учебника по зельям и стала… ну, с Роном носиться, я подумал, что правильно решил. Хотя когда ты плакала у меня на плече из-за него… — Гарри покачал головой. — Или когда пошла на свидание с Маклаггеном назло… Я же не мог бросить тебя.

— Гарри…

— Дамблдор хотел, чтобы мы втроём продолжили его дело. У меня не хватило сил ему отказать. — Голос стал тише. — Помнишь палатку? Шесть недель без Рона, и четыре из них ты проплакала. Если бы не обещание Дамблдору и не то, что тебя объявили в розыск и тебе просто некуда было идти… Я бы сам отвёл тебя к Рону. А потом он вернулся. Ты приняла его обратно. Человека, который бросил нас. Мы постоянно с кем-то сражались, куда-то бежали: замок Малфоев, Ракушка, Гринготс, Хогвартс… Когда портрет Дамблдора объяснил мне, что должно произойти, я понял, что должен пойти туда сам. А когда увидел вас с Роном целующимися, увидел, что у тебя всё хорошо, ты сделала выбор… — Голос стал тише: — Мне легче было идти на смерть, зная, что ты не одна. Я пошёл туда за тебя, Гермиона. Разве это не показывает мои чувства?

— Я ничего этого не знала… Ты всё-таки был крестражем? Я подозревала. Твои видения, связь с ним… Но Дамблдор хорошо почистил страну от тёмной литературы, я ничего не смогла найти о природе крестражей. И не хотела тебя пугать. Ты и так был постоянно на грани. И ты продолжаешь говорить о каком-то моём выборе — я повторяю, ты мне никогда ничего не предлагал.

— Удивительно. Все школьные годы ты не выглядела такой нерешительной, могла добиться от людей того, что тебе действительно нужно. Рон тоже сам ничего тебе не предлагал, но ты сама себя ему предлагала неоднократно.

— Это другое. Я видела, что он неравнодушен ко мне. Видела, что его останавливает только неуверенность в себе. И в конце концов, он предложил мне стать его девушкой наутро после Битвы.

— Да, — сухо согласился Гарри. — Мою неуверенность и нерешительность ты предпочла не замечать. Я был полным профаном в этом вопросе. — Он посмотрел на неё внимательно: — Кто тебе рассказал, как говорить о любви? Как показывать привязанность? Как рассказывать о своих проблемах?

— Я не знаю, наверное, видела в семье, в кино, читала в книгах… — Гермиона осеклась, начиная понимать.

— Вот именно. Ты знаешь, как ко мне относились Дурсли. Я никогда не был членом их семьи. Первый художественный фильм целиком посмотрел в пятнадцать лет, и это был боевик. Первую книгу о любви прочитал уже после отъезда из Британии. Первым человеком, обнявшим меня, была ты. На первом курсе, после встречи с троллем. Первым человеком, поцеловавшим меня, тоже ты. После четвёртого курса на станции. Пусть в щёку, но меня никто не целовал до этого.

— Боже, Гарри, я не понимала…

— Что ты не понимала, Гермиона? Ты сомневаешься, что стала главным человеком в моей жизни? Ты этого не знала? Нельзя заставлять сердце. Тебя всегда влёк кто-то другой. Крам, Рон, МакЛагген, Вуд. Наверное, я не про всех знаю. Этот парень, который сейчас у тебя…

— Джеремайя. В чём ты меня упрекаешь, Гарри? Что я не сидела и не ждала, когда моя неразделённая любовь когда-нибудь вернётся и, может быть, обратит на меня внимание?

— Неважно. — Гарри встал, прошёлся по комнате. — Я тебя ни в чём не упрекаю. Мне важно было сказать тебе всё это, пока была надежда. Расставить точки над i. Но я, как всегда, за тобой не успеваю. Когда я увидел тебя на Рождество, ты была с Вудом. Я осознал, что… что шансов у меня не было вообще никогда. Изначально. Когда ты была с Роном, я ещё мог себя обманывать, думать, что ты боишься разрушить дружбу ради неопределённых перспектив. Но когда вы расстались с Вудом… Что мешало тебе написать мне хотя бы открытку?

— Ты уехал, не попрощавшись. Я думала, ты не хочешь меня видеть.

— Ты думала … Я неделю провёл в Лондоне, пытаясь увидеть тебя. Мне казалось, что понятно — я приехал в том числе увидеться с тобой. И видел тебя от силы четыре часа, из которых наедине — час, который мы потратили на покупку рождественского подарка твоему бойфренду.

— Гарри, это была рождественская неделя, я — ответственный работник Министерства, планы были расписаны за месяцы до. Я пыталась высвободить время, ругалась с Вудом, который ревновал. Я боялась заговорить с тобой при нём. Я не хотела конфликтов.

— Я понимаю. За этой неделей была другая. Наверное, не менее занятая… Открытку можно было отправить. У каждого свои приоритеты. Когда-то твоим приоритетом был я. Начиная с той ночи три года назад, я знаю, что перестал им быть. И я научился жить без этого. Я любил тебя, Гермиона. Может быть, люблю до сих пор. Но… — Он помолчал. — Я не могу больше так. Мне больно дружить с тобой. Я не понимаю, как ты оказалась бездушной, считающей себя умнее всех, расчётливой сукой. А отношения… Я тебе не доверяю. Не понимаю тебя. Не верю тебе.

— Чему ты не веришь? Я могу попытаться объяснить.

— Знаешь… — Гарри устало сел обратно. — Влюблённая девушка не жалуется любимому на то, что другой парень выбрал не её. Влюблённая женщина не просит любимого ходить с ней за подарками своему бойфренду. Мне трудно поверить, что это приходится объяснять. Этот разговор, наверное, должен был состояться три года назад, но тогда я не был готов. Вот, я всё объяснил.

— Но мы так ничего и не прояснили. Я так ничего и не знаю о твоей жизни.

— А нужно ли? — Гарри посмотрел на неё внимательно. — Ты — моя бывшая одноклассница, пути с которой разошлись много лет назад. Я не хочу, чтобы кто-то из Министерства был осведомлён обо мне, о моей жизни.

— Ты считаешь меня предательницей? Когда я тебя предавала?

— Я не говорю о злом умысле. Но… история с метлой? Ты знала, что мне нужна партнёрша на бал, но даже не намекнула, что можно пойти друг с другом. Например, как друзья. А сколько раз ты ходила к Дамблдору, рассказывая о наших планах? Ах да, ты не предавала, а просила совета! Как тебе его совет не писать мне после четвёртого курса?.. Я месяц ждал хоть письма. И получил привет от тебя и Рона: «Мы вместе, нам хорошо». И как ты последовала его совету на следующий год. Не нужны мне оправдания.

Он встал.

— Мне пора. Не пытайся меня найти. Перед тобой открыта вся жизнь. Заведи новых друзей. Как я понял, ты пользуешься популярностью. Уверен, многие волшебники хотели бы пригласить тебя на свидание. Всего хорошего, Гермиона.

И он ушёл. Открыл входную дверь, сделал шаг на лестничную площадку и аппарировал.

Гермиона продолжала сидеть, неподвижно глядя на дверь. В голове промелькнула мысль, что за этот час он рассказал о своих чувствах больше, чем за всю их предыдущую жизнь.

Настоящее. 2 мая 2001 года, Лондон, квартира Гермионы Грейнджер

Гермиона

Гарри давно ушёл, а Гермиона всё сидела, неподвижно уставившись на дверь. В голове промелькнула мысль, что за последний час он рассказал о своих чувствах больше, чем за всю их предыдущую жизнь. И причинил ей боль — намеренно, высказав то, что накопилось за годы.

«…Может быть, люблю до сих пор…» — эти слова звучали рефреном в её голове.

С этой точки можно было начинать двигаться.

Как положено у девушек, для начала она зарыдала. Плакала долго и качественно. Потом вспомнила, что она — Гермиона Грейнджер, которая умеет решать возникающие проблемы.

Она послала текстовое сообщение Джеремайе, что хотела бы с ним встретиться ненадолго, чтобы обсудить кое-какие вопросы в их отношениях. Через двадцать минут раздался телефонный звонок, и сонный голос Джеремайи поинтересовался, какого чёрта она хочет обсуждать в два часа ночи в середине рабочей недели. Если ей наконец-то захотелось секса, то повод, безусловно, уважительный, хотя он не так себе представлял их первую ночь любви. Гермиона с облегчением поведала ему, что повод как раз обратный — они расстаются, и нет, до утра она подождать не могла.

Следующий шаг был тяжелее. Она долго думала, кому написать, и решила, что личные письма начальнику отдела и министру подойдут. В письмах она благодарила чиновников за оказанное доверие и сообщала, что по личным соображениям больше не может работать в Министерстве. Согласно должности, ей была положена служебная сова — отправляя которую, Гермиона попрощалась с ней навсегда.

Теперь, когда с единственным озвученным Гарри пожеланием — общаться с ним в качестве свободной женщины — было покончено, можно было переходить к основному плану. Собственно, пунктов у плана было всего два: найти Гарри и убедить его в том, что она его любит и больше не предаст.

«Грейнджер, идиотка, ты уже согласна с его точкой зрения. Как можно убедить его, что он не прав, если он прав по всем пунктам?» — думала девушка.

Ей нужна была помощь. Единственным человеком, которому можно было доверять в такой ситуации, была мама. Но отношения с родителями были безнадёжно испорчены её выходкой со стиранием памяти и тем, что она не торопилась это исправить.

Прошлое. Ночь со 2 на 3 Мая 1998 года. Хогвартс, гостиная Гриффиндора

Они с Роном сидели в пустой гостиной Гриффиндора, он держал её за руку, и она чувствовала себя в безопасности впервые за много месяцев. Ждала, что Гарри найдёт их — он всегда находил. Что они втроём решат, что делать дальше.

Рон заснул первым, не отпуская её руки. Она дремала, прислонившись к его плечу, когда услышала странный звук — будто что-то выпрыгнуло из её сумочки. Приоткрыв глаза, успела увидеть, как в воздухе мелькнули одежда, фотоальбом и метла — все его вещи. Но усталость была сильнее любопытства. Она снова закрыла глаза, думая, что разберётся утром.

Утром Гарри уже не было. И больше никогда не было в её жизни.

Настоящее. 2 мая 2001 года, Лондон, квартира Гермионы Грейнджер

Если бы она кинулась спасать их сразу после битвы, возможно, были бы шансы на прощение. Но сразу после битвы она чувствовала необходимость помочь Рону и его семье пережить потерю брата и сына, помогала восстанавливать Хогвартс. Потом осталась учиться. Поехать в Австралию было некогда и не на что. Ещё один неправильный выбор.

Хотя, если честно, в ту ночь после битвы она не думала ни о чём, кроме того, что всё, наконец, закончилось.

А потом, прямо в день рождения, незнакомая сова принесла письмо от родителей, где они поздравляли её с девятнадцатилетием. Информировали, что вернулись из годовой незапланированной поездки. Они понимают, чем вызваны её действия, но абсолютно не принимают то, что и как она сделала. Поэтому просят не контактировать с ними. Также сообщали, что, поскольку она, очевидно, не собирается продолжать магловское обучение, её целевой образовательный счёт аннулируется.

Она пыталась связаться с ними и даже пару раз встретилась, но родители оставались непреклонны. А когда папа съязвил, что удивлён, почему она до сих пор тратит время на уговоры, а не просто внушит им всё, что захочется, поняла, что тратит время зря.

«И что ты сделала со временем, освободившимся от прекращения попыток наладить отношения?» — думала прозревшая девушка. Они, как и Гарри, тоже ей ничего не предлагали. Наверное, пришло время предлагать самой.

Настоящее. 4 мая 2001 года. Резиденция и клиника Грейнджеров, Оксфорд

От входной двери, ведущей на второй этаж, раздался звук колокольчика.

— Кто там? — спросила, подойдя к двери, Джин.

Вход в клинику был с другой стороны.

— Мам, это я. Открой, пожалуйста.

— Гермиона, мы уже говорили, что не желаем тебя больше видеть. Наше мнение не изменилось.

— Мама, пожалуйста, выслушай меня в последний раз! — Гермиона за дверью разрыдалась. — Мамочка, пожалуйста. Мне некуда больше идти. Мне не с кем поговорить.

Джин открыла дверь. Гермиона без промедления бросилась на шею матери.

— Мамочка, спасибо. Я знаю, я очень виновата. Я знаю, что я — идиотка.

Джин, обняв её за талию, повела в гостиную. Они сели на софу, не разнимая объятий.

— Где папа?

— Уехал в Лондон, будет через пару часов. И надеюсь, он тебя здесь не застанет. Ты понимаешь?

Гермиона виновато покачала головой. Они молчали, сидя, обнявшись, несколько минут.

— Зачем ты здесь? — наконец спросила Джин.

— Мне не с кем поговорить. Я запуталась.

Гермиона судорожно вытерла нос рукавом, как маленькая. Джин молча протянула ей платок.

— И в роли распутывальщика ты видишь меня?

— Ты моя мама, — смущённо улыбнулась сквозь слёзы девушка.

«Если она ещё захочет помочь после всего, что я натворила,» — мелькнула болезненная мысль.

— Мы говорили три дня назад с Гарри. Ты помнишь Гарри?

— Твоего лучшего друга? Которого ты тоже отставила за ненадобностью, как и нас? Да, конечно, помню. Он был главным персонажем твоих писем из Хогвартса. Пока ты ещё считала нужным писать нам.

Гермиона смущённо потупилась, она не ожидала такого потока сарказма от своей всегда очень миролюбивой мамы, но всё же возразила:

— Это было не так. Он сам исчез из нашей жизни.

— А почему он исчез из вашей жизни? — уточнила Джин.

— Потому что я идиотка, которая всё неправильно понимала. Гарри всё мне объяснил. Он любит меня. С первого курса. Собственно, это не было секретом. Но я всегда считала, что Гарри относится ко мне как к сестре. Он заботился обо мне, защищал меня. Как брат защищает сестру. Да и Рон говорил, что Гарри признавался ему, что любит меня как сестру. Скажи, как я могла понять, что Гарри скрывает свою любовь, думая, что не интересен мне? Как я могла представить, что с ним никто никогда не разговаривал о чувствах? Ему просто неоткуда было узнать, как о них говорить! Он даже книг о любви никогда не читал. Я относила его к подросткам-магглам из среднего класса. Которые всё детство торчали перед телевизором и раз в три месяца ходили в кино. А ему не давали смотреть телевизор. И в кино он ни разу не был до пятнадцати лет. Да, его опекуны были ужасны, я знала, но я никогда не понимала, насколько он был изолирован от мира. Гарри был Маугли, запертым в чулане под лестницей. В детстве он отмечал свой день рождения с пауками и нарисованным пальцем на пыли тортом. А я ждала от него приглашения на Святочный бал.

— Откуда ты знаешь про всё это? Гарри рассказал?

— Что-то Гарри, что-то Рон. Мам, мы с ним были парой больше года года, он много рассказывал, мы не только ругались. Чёрт!

Гермиона замерла, прикрыв рот ладонью. Пазл складывался прямо на глазах, и картина получалась ужасающей.

— Что случилось?

— Я только сейчас поняла. Дамблдор специально разводил нас с Гарри по разным углам, начиная с четвёртого курса. Подсовывал мне Рона в качестве постоянного партнёра, а Джинни — в качестве наперсницы. Он даже выбрал меня в качестве приза Краму на втором этапе Турнира. И потом… какая нужда была забирать меня от вас на половину летних каникул, кроме как свести с Роном поближе? Кстати, почему вы соглашались? Вам внушали? Скорее всего, меня преднамеренно приучали к Рону и одновременно мешали поддерживать связь с Гарри.

— Хорошая история. Выглядит правдоподобно. Но что ты хочешь от нас?

— Выговориться, услышать совет. Всё так запутанно…

— Какой тебе нужен совет? Я не в курсе твоей жизни последние годы. Да и до этого мы не были сильно вовлечены. Ты говоришь — это козни Дамблдора? Допустим. Но ты тоже приложила усилия. Ты многое от нас скрыла.

— Я не хотела вас пугать. Шла война. Вы бы забрали меня из Хогвартса, разлучили с Гарри.

— Поэтому ты решила прервать отношения с ним сама?

— Я ничего не решала. Я думала: Гарри женится на Джинни, я выйду замуж за Рона и стану Гарри настоящей сестрой по закону. Мне казалось, это единственная возможность сохранить дружбу нас всех. Теперь кажется, что это был не мой план.

— Понятно. Но Дамблдора нет в живых уже четыре года. Гарри не с Джинни эти же четыре года. Вы с Роном расстались почти год назад. Что тебе мешало начать искать Гарри? Было известно, что он жив? Он с кем-то контактировал?

— Он пропал в ночь битвы. Сейчас я знаю, что он просто ушёл, чтобы не мешать нам с Роном. Тогда я думала, что он опять забился в нору, чтобы в одиночестве пережить случившееся. Не знала, что Дамблдор всё это придумывал каждый раз для изоляции Гарри. Потом… я тоже обиделась, что он ушёл.

— И что было, когда вы с Роном расстались?

— Мы не расстались. Рон бросил меня. Сказал, что устал от моего давления и не думает, что у наших отношений есть будущее. Я не возражала. Сама пришла к тому же выводу, но понимала, что, если инициатором разрыва выступлю я, это разобьёт отношения со всем кланом Уизли.

— И?

— Я почти сразу столкнулась на каком-то министерском мероприятии с Оливером Вудом. Он был капитаном и вратарём нашей квиддичной команды, когда Гарри начал играть в ней.

— Ещё одна большая любовь?

— Нет, конечно. Мы встретились пару раз, потом он предложил встречаться. Через месяц предложил, чтобы останавливался у меня во время посещений Лондона. И переехал ко мне.

— И ты на каждом этапе с радостью соглашалась? А Гарри? Почему ты его не искала?

— Мам, он ушёл от нас. Не оставив даже записки. Ничего. И не отвечал на наши письма. Я теперь знаю, что проблема в том, что это были наши письма — я всегда подписывала их от себя и Рона. Тогда я не могла даже подумать, что в этом проблема. Я была уверена, что он ушёл навсегда из волшебного мира. Я даже предположить не могла, что он ушёл, чтобы не видеть меня с другим. А потом он появился на Рождество. У Оливера был перерыв в сезоне. На каждый день каникул было что-то запланировано. Мы постоянно пересекались с Гарри на мероприятиях, пытались встретиться наедине, даже пару раз удавалось, но на меня нападал ступор. Мы говорили о чём-то неважном, а потом он опять исчез.

— А что твой молодой человек?

— Кажется, Оливер понял всё быстрее меня. Мы стали отдаляться друг от друга после рождественских каникул, он уехал на сборы, потом начался сезон, игры по выходным. Появлялся редко, а потом, перед Днём Валентина, заехал, предложил расстаться друзьями и забрал вещи.

— И как зовут твоего нынешнего бойфренда?

— Почему ты решила, что у меня есть бойфренд?

— Жизненный опыт? Предположу, что он был инициатором отношений и ты запрыгнула в его койку быстрее, чем мистер Вуд скрылся за горизонтом. Такие, как ты, редко остаются одни.

— Такие, как я? Это не так. Да, мы познакомились через два дня после того, как Оливер забрал вещи. Был канун Дня Валентина, познакомились в баре, где я ужинала, не желая одна находиться в квартире. Да, он подошёл первым. Потом предложил встретиться ещё раз. Я согласилась, но не прыгала к нему в койку. У нас вообще не дошло до секса.

— Очевидно, он не был настойчив.

— Мам, как ты можешь такое говорить?

Голос дрогнул. Гермиона обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от материнских слов.

— А что я должна говорить? Посмотри на ситуацию со стороны. Представь, что читаешь любовный роман: девушка, якобы с детства влюблённая в лучшего друга, никогда не раскрывая чувств, заводит роман с его лучшим другом. Потом, когда она ему надоедает и он её бросает, тут же переходит к его бывшему партнёру по школьной команде. Потом, когда и он её выпроваживает, тут же находит себе абстрактного парня. Извини, я только поняла, он не знаком с предыдущими и не такой настойчивый… Вернёмся к нашему роману. При этом где-то в процессе расставания со вторым она осознаёт, что любит того, нулевого. Что скажешь про такую девушку? Со стороны это выглядит как поиск любого мужского внимания, чтобы не оставаться одной. В психологии говорили бы о заниженной самооценке и проблемах с самоуважением. Если ты действительно любила Гарри, зачем тебе нужны были другие? Ты боялась остаться одна? В семнадцать лет? В девятнадцать? В двадцать один боишься остаться старой девой? Ну, поздравляю, проблема решена. Ты уже не дева.

— Гарри сказал, что считает меня «никого не любящей, считающей себя умнее всех расчётливой сукой».

— О как! Это он сгоряча. Если Гарри так сказал, то у тебя есть шанс. Он не считает тебя расчётливой сукой, потому что расчётливой, глядя на твою ситуацию, тебя не назовёшь. Ты спрашиваешь совет? Найди его, раскрой душу. Расскажи честно и без утайки, пообещай, что не сойдёшь с места, пока он не примет тебя в любом качестве.

— Он сказал, что я ему не нужна ни в каком качестве. Он мне не доверяет. И не понимает моего выбора.

Джин встала с дивана, прошлась по комнате. Её терпение явно подходило к концу.

— Каким образом тебя все считают умнейшей ведьмой поколения? С помощью какого логического построения и в какой момент ты выбрала себе в мужья Рона Уизли? Ты же выбирала его в мужья? Судя по всему, у тебя был выбор. Как там говорили в старом кино о нравах викторианской эпохи: «Если ты не леди, то, скорее всего, шлюха»«If you're not a lady, chances are you're a tramp». Как я понимаю из твоих рассказов, в мире магической Великобритании не много простора посередине.

Гермиона громко зарыдала. У неё не было ответов на вопросы матери.

Настоящее. 5 мая 2001 года. Швейцария — Британия (телефонный разговор)

— Гарри, можем поговорить?

— Да, конечно, Джин. Я весь внимание.

— Нас нашла Гермиона. Ну, мы не сильно прятались — прямо на доме вывеска висит. Рассталась со своим Джереми…

— Джеремайя.

— Какая разница, как его зовут? Она сказала, что у вас был разговор, она призналась в любви, а ты её послал к чёрту.

— К Джеремайе! — Гарри усмехнулся, но как-то безрадостно. — Не каждый день посылаешь любимую девушку к её любовнику.

— Это было три дня назад. Ты выпил?

— Немного. Мне нельзя пить много, я могу потерять контроль, но я могу пить долго.

— Они не были любовниками. У них было пять-шесть встреч за два месяца, но они не были любовниками, она никогда не была у него дома и не приглашала его к себе. Объясни мне: если ты любишь её и она любит тебя, вы оба свободны — разве это не та ситуация, когда встретившие взаимную любовь люди нежно целуются и идут в будущее, держась за руки?

— К сожалению, совсем не та. Я ей не доверяю. Она, очевидно, умный человек, умеет анализировать. Но я не понимаю её выбор партнёров. Да я даже не понимаю, зачем ей вообще понадобилось кого-то выбирать, если она действительно любила меня? Да даже если не любила! Зачем она так торопится связать себя с кем-то? Объясни мне, Джин: вот девушка, которая с детства общается с двумя парнями. Любит их примерно одинаково, платонически. Вдруг встаёт перед необходимостью выбора. Зачем, почему? С чего вдруг? Наша привыкшая всё рационализировать девочка начинает выбирать, с кем ей провести будущее. Если отвлечься от чувств, она выбрала шестого сына главы обнищавшего рода, бездельника, который не способен сам учиться, сбежавшего при первых трудностях. Где хвалёная рациональность? Где логика?

— А ты предлагал?

— Рон тоже ей ничего не предлагал. Наоборот, на шестом курсе демонстративно встречался с другой девушкой. А она за ним бегала, как преданная собачонка. Уроки за него делала, работу префекта тащила одна.

— Гарри, это другое. Она точно знала, что нравится ему. Ещё со времен Святочного бала. Ты не поверишь, вчера, когда мы с ней говорили, тема её выбора всплыла одной из первых.

— Что ты ей в результате посоветовала?

— Предложить себя тебе в любом качестве и надеяться на твою милость. Или как альтернатива — выкинуть мысли о тебе из головы и заниматься устройством своей жизни.

— А что сказал Джон?

— Она его дождалась, и он ожидаемо выгнал её из дома. Сказал, что не желает слышать и видеть, что очень разочарован. Потом признался мне, что простит её только в одном случае: если она придёт в наш дом с тобой просить его благословения.

— Не думаю, что это произойдёт. По целому ряду причин…

* * *

Настоящее. 5-26 мая 2001 года. Лондон, квартира Гермионы

Гермиона

Три недели. Она не выходила из квартиры уже три недели. Заблокировала камин, отключила телефон, не открывала окно совам — пусть думают, что уехала. Никого не хотела видеть. Джеремайю, который пытался встретиться, отфутболила ещё в первый день, остальные знакомые быстро отстали.

Гермиона сидела в кресле, машинально теребя серебряный кулон на шее. Снова и снова прокручивала в голове будущий разговор с Гарри.

«Гарри, я была неправа… Нет, слишком общо. Гарри, я люблю тебя и готова на всё… Фу, как из дешёвого романа. Гарри, дай мне шанс доказать…»

Пальцы сжали кулон сильнее. Странно — она носила его полгода и никогда не задавалась вопросом, как он устроен. Где её хвалёная любознательность? В школе у неё просто не было времени на подобные исследования, а после — казалось неважным. Но теперь время было. Много времени.

Она поднялась, прошла к книжным полкам. Где-то здесь должна была быть… Вот! «Основы артефакторики» — купленная ещё на шестом курсе для «лёгкого чтения», но так и непрочитанная. Война, экзамены, Рон, работа — всегда находилось что-то более важное.

Первые главы оказались скучными — теория, история, классификации. Но к вечеру она добралась до практической части. Методы анализа. Определение рунических цепочек. Расшифровка магических подписей.

Кулон лежал на столе, а рядом громоздились книги, взятые из её бисерной сумочки — портативная библиотека, собранная ещё для похода за хоркруксами. Она со стыдом поняла, что большая часть её библиотеки на самом деле взята из библиотеки Блэков на Гриммо. И, значит, принадлежит Гарри. Интересно, он когда-нибудь вспоминал об этом? Понимал это?

К концу первой недели она выяснила — это не просто стандартный артефакт. Работа была сложной, многослойной, очень профессиональной.

К концу второй недели она вскрыла первый уровень защиты.

А через двадцать дней кропотливой работы она выделила из общей вязи магическую подпись:

«Г.Д.П.Г.Ш».

Гарри Джеймс Поттер? Что значит «Г.Ш.»?

Она смотрела на эти руны и понимала — купила в Париже не случайную работу неизвестного мастера. Купила артефакт, сделанный человеком, которого любила. С камнем цвета глаз парня, которого она любила. Который создал для неё защиту, даже не подозревая об этом.

Настоящее. 26 мая 2001 года. Гринготтс, главный зал

— Мисс Грейнджер? — Голос прозвучал удивлённо.

Гермиона обернулась. Андромеда Тонкс стояла у соседнего окошка, элегантная, как всегда, но с выражением беспокойства на лице.

— Миссис Тонкс, — кивнула Гермиона.

— Боже мой, как вы выглядите! — Андромеда подошла ближе. — Когда вы последний раз нормально ели? Спали?

Гермиона машинально провела рукой по волосам. Наверное, действительно выглядела не лучшим образом.

— Всё в порядке. Просто… трудный период.

— Гарри бы такого не одобрил, — мягко сказала Андромеда.

— А Гарри наплевать на то, как я выгляжу! — резко ответила Гермиона. — Ему вообще наплевать на меня! Он ясно дал понять, что я ему не нужна. Ни в каком качестве. И вряд ли он когда-нибудь захочет меня видеть.

Андромеда поджала губы, точно как МакГонагалл.

— Вы это серьёзно?

— Более чем.

Пауза. Потом Андромеда достала из сумочки листок пергамента, что-то быстро написала и протянула Гермионе.

— Координаты для аппарации. Выясните это у него самого.

Гермиона взяла листок дрожащими руками.

— Он… он согласится меня выслушать?

— Узнаете, только если попробуете, — сказала Андромеда и направилась к выходу. — И приведите себя в порядок перед поездкой. Вы же леди, в конце концов, не нищенка.

Настоящее. 1 июня 2001 года. Швейцария, дом Поттеров в Ущелье Ааре

— Гарри, я не прошу прощения за то, что любила тебя неправильно. Я прошу разрешения научиться любить тебя правильно. Ты был прав во всём, что сказал месяц назад. Я предавала тебя — не злонамеренно, но это не делает предательство менее болезненным. Я шла к Дамблдору за советами о твоей жизни вместо того, чтобы говорить с тобой. Ты помнишь, мы шутили, что у тебя «комплекс спасателя». В какой-то момент я перестала считать тебя человеком. Ты был светом, Избранным, Спасителем. Буквально. Ты отдал всё — себя, свою семью, детство, жизнь. И думать о тебе как о мужчине, которого можно любить и желать, казалось кощунством. Я не чувствовала, что имею право. Я всё детство гордилась тем, что у меня такой друг! Когда ты исчез после битвы, я могла пойти за тобой. Найти тебя. Но не сделала этого. Потому что подсознательно понимала: если найду тебя, если признаюсь в любви — это будет не счастливый конец, а начало новой истории. Истории, где снова придётся быть сильной, снова жертвовать собой ради чего-то большего. Почему-то я думала, что ты будешь продолжать бороться с тёмными силами, пойдёшь в мракоборцы. Все так думали. После войны я хотела безопасности. Обычной жизни обычной девушки. Закончить школу, найти работу, бойфренда. Знаешь, что я поняла о себе только сейчас? Я больше никакой не гриффиндорец, Гарри. Я трусиха. Жизнь рядом с тобой — это всегда жизнь на краю вулкана. Всегда есть враг, которого надо победить, жертва, которую надо принести, мир, который надо спасти. А я не хотела больше спасать мир. Хотела просто жить. Рон был простым решением. Предсказуемым. С ним я могла быть обычной девушкой, которая ходит на работу, делает карьеру, строит жизнь. Я думала, что тобой я всегда буду солдатом на войне, которая никогда не кончается. Я пыталась выбить клин клином. Думала, что если буду встречаться с другими достаточно долго, то забуду тебя. Что смогу полюбить кого-то, кто не потребует от меня быть героиней. Кто позволит быть обычной. Это было предательством и тебя, и себя. Потому что нельзя забыть половину своего сердца. И нельзя любить наполовину, когда знаешь, что такое любить по-настоящему. Ты спросил меня тогда, зачем размениваться на других, если любишь. У меня есть ответ: потому что боялась любить тебя полностью. Боялась снова стать той Гермионой, которая готова умереть за твоё дело. Которая забудет о себе ради тебя. Но теперь понимаю: быть с тобой не значит потерять себя. Значит — найти себя настоящую. Ту, которой была рядом с тобой, когда не думала о последствиях. Не знаю, сможешь ли ты мне когда-нибудь доверять. Но я хочу заслужить это доверие — не словами и обещаниями, а жизнью. Я уволилась из Министерства. Завтра я еду в Хогвартс. Мне надо закончить мастерство по трансфигурации, и МакГонагалл разрешила мне готовиться там. Ещё я хочу получить мастерство по Древним Рунам. Я подумала, что это глупо — сидеть в Министерстве и перекладывать бумажки, когда в мире магии есть столько интересного. Я ведьма, а не чиновник. Хочу заняться исследованиями в области магических артефактов — руны меня всегда интересовали. И артефакты заинтересовали. Особенно после того, как увидела твою работу. Что ты так смотришь? Я три недели сидела в квартире и думала о тебе. У меня неделю заняло вскрыть защиту твоего артефакта и расшифровать магическую подпись. Я планирую поступить в Салемский институт Ведьм. Там есть двухгодичная магистерская программа по Древним Рунам. И ещё… мне нужно кое-что тебе вернуть. Я поняла, что большая и самая ценная часть моей библиотеки состоит из книг, которые мы взяли на Гриммо во время войны. Они принадлежат тебе. Я не думала об этом тогда, но теперь понимаю…

— Помнишь, в первую ночь после битвы у тебя из сумочки пропали мои вещи? — перебил Гарри. — Я так и сказал: «Акцио, мои вещи!» Прилетела метла, одежда, фотоальбом. Но книги остались в твоей сумочке.

Он пожал плечами.

— Если бы Магия считала их моими, они бы прилетели вместе с остальным. А раз не прилетели, значит, Она решила, что они нужнее тебе. Кто я такой, чтобы спорить с Магией?

Гермиона моргнула, переваривая эту логику.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно. Магия редко ошибается в таких вопросах. Книги должны быть там, где их читают и ценят, а не пылиться в заброшенной библиотеке.

Она кивнула. Потом вздохнула и продолжила, переходя к самому трудному:

— К чему я? Так вот, если меня примут, я уеду в Америку. Я не прошу ждать меня. Не прошу отношений. Прошу только одного — позволь мне быть твоим другом. Настоящим другом, который не будет докладывать о твоих планах директору или министру, который не будет убегать от тебя к другим мужчинам, потому что так проще. Если через год-два… когда-нибудь ты увидишь, что я изменилась… если поверишь, что научилась быть той, кем должна была быть всегда, тогда, может быть, мы сможем поговорить снова. О нас. Я позабочусь о том, чтобы в этот момент никто и ничто не стояло между мной и тобой. С моей стороны. А пока позволь просто доказать, что Гермиона Грейнджер всё ещё способна держать слово.

Гарри долго молчал, глядя в окно. Потом спросил:

— Салемский институт… это серьёзно?

— Да. Я уже отправила документы. Если примут — уеду в конце августа. Пока буду в Хогвартсе готовиться к экзамену по мастерству трансфигурации.

— А квартира? Работа?

— Квартиру сдам. С работой уже покончено. — Она встала. — Я не жду от тебя ответа, Гарри. Просто хотела, чтобы ты знал мои планы.

Она направилась к двери, но у порога обернулась:

— Гарри… я знаю, у нас нет сейчас основы для дружбы. Даже для общения. Слишком много недоверия. Но я буду писать тебе. О своих делах, о том, чему научилась. О себе. Пожалуйста, не блокируй мою почту. Если не будешь отвечать, я пойму. Но мне хотелось бы знать, что моё письмо прочитано.

Гарри кивнул, не оборачиваясь от окна.

— В Салеме сильная программа по артефактам, — сказал он негромко. — Профессор Делакруа, он, кстати, дальний родственник Делакурам, там ведёт курс интеграции рун. Если серьёзно этим заниматься… скажи ему, что ты от мастера из Гриндельвальда, Швейцария. Он поймёт.

Гермиона замерла с рукой на дверной ручке. «Г.Ш.»!

— Спасибо, — прошептала она. — Это больше, чем я ожидала.

— Я буду думать о том, что ты мне сегодня сказала, — тихо сказал Гарри.

Дверь закрылась за ней мягко, без хлопка. Гарри остался стоять у окна, наблюдая, как она идёт по дорожке к точке аппарации. Она не оглядывалась.

Настоящее. 22 декабря 2001 года. Швейцария, дом Поттеров в Ущелье Ааре

Гермиона материализовалась в знакомой точке аппарации и на мгновение замерла, вдыхая морозный горный воздух. Почти семь месяцев. Столько прошло с их последнего разговора. Она писала ему каждый месяц, сначала неуверенно, потом всё свободнее, рассказывая об учёбе, исследованиях, работе с профессором Делакруа. Он отвечал. Не всегда, не быстро, но отвечал.

У входной двери её встретила знакомая домовая эльфийка.

— Винки! Ты здесь? — удивилась Гермиона. — Как я рада тебя видеть!

— Я тоже рада видеть «Грейнджи-мастера-Гарри-Поттера-сэра!» — лукаво произнесла Винки. — Мастер Гарри ждёт вас. Он просил предупредить, что в доме гости.

— Гости?

— Да, мисс. Музыкантка из Америки, ещё одна пара из Англии и молодой человек. Все маглы, музыкантка, скорее всего, сквибка, все в курсе существования магии.

Сердце Гермионы неприятно сжалось, но она заставила себя улыбнуться.

— Понятно. Я поговорю с Гарри и поеду.

— О нет, мисс! Вам приготовлена комната в магической, семейной части поместья.

В гостиной у камина сидела молодая женщина с тёмными волосами, собранными в изящный пучок. На шее у неё висело ожерелье из серебряных нот.

— О, вы, наверное, ассистент профессора из Массачусетса? — Женщина поднялась навстречу. — Я Кларисса Мейер. Гарри говорил, что приедет кто-то по делам артефактов.

— Гермиона Грейнджер, — представилась она. — Да, я из Салема.

— А я из Нью-Йорка. Я скрипачка. Но вы не из Новой Англии, вы англичанка.

Гермиона вымученно улыбалась. Ей была непонятна роль Клариссы в жизни Гарри. Подруга? Девушка? Коллега? У неё было право знать? Нет, больше не было.

— Где вы с Гарри познакомились?

— Я познакомилась с Гарри почти два года назад совершенно случайно. В отеле, здесь, в Гриндельвальде. Он выглядел таким потерянным…

Прошлое. 31 июля 2001 года. Хогвартс, Шотландия

Гермиона сидела за письменным столом в своей комнате в башне Гриффиндора, пытаясь подобрать правильные слова.

«Дорогой Гарри, — писала она, — поздравляю тебя с двадцать первым днём рождения. Надеюсь, ты проводишь его в хорошей компании. Хочу сообщить, что экзамен на мастерство назначен на конец августа. А четвёртого сентября начинаю учебу в Салемском институте Ведьм. С днём рождения ещё раз. С любовью. Твоя Гермиона».

Она перечитала письмо в пятый раз, вздохнула и запечатала конверт. Слишком формально? Слишком отстранённо?

Настоящее. 22 декабря 2001 года. Швейцария, дом Поттеров в Ущелье Ааре

— …Мы переписывались сначала через отель, — продолжала Кларисса, — а потом Гарри дал номер почтового ящика. В этом году летом на его день рождения я даже свозила его на фестиваль в Танглвуде. Он удивительно восприимчив к музыке для человека, который практически ничего не слушал до двадцати лет. Гарри говорит, что я — его гид по миру чувственных наслаждений.

Гермиона почувствовала укол в груди. День рождения. Двадцать первый. Она отправила формальное письмо с поздравлениями и отчётом о своих делах, а Кларисса свозила его на фестиваль. В лице Клариссы Гарри нашёл то, что не смогла дать ему она, — проводника в мир искусства. Это она должна была познакомить с миром. Водить по лондонским музеям, по концертам. Почему она не догадалась ему это предложить? И теперь эта чужая женщина называет себя его проводником в «мир чувственных наслаждений» таким тоном, будто…

— Кларисса, мои гости ещё не добрались? — раздался знакомый голос от двери.

Гермиона обернулась, мгновенно натягивая на лицо нейтральную маску. Гарри стоял в дверном проёме и легко улыбался — первая искренняя улыбка, которую она видела от него за три с половиной года.

— Гермиона. — Он кивнул ей. — Рад, что добралась благополучно.

Он выглядел лучше. Спокойнее. Прошедшие семь месяцев пошли ему на пользу.

— Спасибо за приглашение, — ответила она. — И привет тебе от профессора Делакруа.

— Как проект? Тот, о котором ты писала.

— Об этом лучше поговорить наедине. — Она многозначительно посмотрела на гостью.

— Конечно. — Гарри повернулся к Клариссе. — Где Дэвид и англичане?

— Дэвид повёл их на гору. Я осталась репетировать — завтра вечером мы играем в Бернском соборе. — Кларисса поднялась. — Мне надо ненадолго отойти. До встречи на ужине.

Когда Кларисса ушла, Гарри жестом пригласил Гермиону следовать за ним.

— Пройдём в кабинет. Там удобнее обсуждать рабочие вопросы.

Гарри уселся в кресло и сказал:

— Рассказывай.

Гермиона достала из сумки небольшой серебряный диск размером с карманные часы.

— Мы с профессором Делакруа работаем над прибором для измерения магической силы. До сих пор все попытки создать универсальный измеритель терпели неудачу из-за индивидуальных особенностей магии каждого волшебника.

Гарри взял диск, повертел в руках.

— Интересная работа. Очень тонкая. — Он посмотрел на неё внимательно. — Ты это сама делала?

— Да, сама. Благодаря твоему подарку.

Прошлое. 19 сентября 2001 года. Салемский институт Ведьм, Салем, Массачусетс

Гермиона сидела в своей комнате в общежитии института, разглядывая пришедшую утром посылку. В скромном деревянном ящике находился набор инструментов артефактора — изготовленный лично Гарри Поттером. Стамески, резцы, измерительные приборы — всё было выполнено с ювелирной точностью. Главным сокровищем было самопишущее стило для вырезания рун на металле.

«С днём рождения, — гласила короткая записка. — Надеюсь, это поможет в учебе. Г.П.».

Настоящее. 22 декабря 2001 года. Швейцария, дом Поттеров в Ущелье Ааре

— Изготовленное тобой стило позволяет вырезать микроруны, — объяснила Гермиона. — На этом диске шесть тысяч рун. Для калибровки нам нужен эталон — волшебник с известной и стабильной магической силой. Желательно максимально сильный.

Гарри хмыкнул.

— Боюсь, я не подхожу на роль эталона стабильности. Моя магическая сила продолжает расти.

Гермиона уставилась на него.

— Продолжает расти? Но это же…

— Ненормально? Да, знаю. — Гарри пожал плечами. — Видимо, последствия того, что до семнадцати лет я носил в себе кусок души Волдеморта.

В этот момент дверь кабинета открылась, и вошла Кларисса.

— Гарри, извини, что прерываю, но они вернулись.

Он повернулся к Гермионе.

— Пойдём к остальным? Будет ещё время поговорить.

В гостиной их ожидали Дэвид и ещё двое — элегантная женщина средних лет, чрезвычайно похожая на Гермиону, и седовласый мужчина с мягким лицом. При виде Гермионы пара замерла.

— Дэвид, — сказал Гарри, — позвольте вам представить Гермиону Грейнджер. Мою… школьную подругу.

Гермиона молчала, она во все глаза смотрела на пару англичан.

Прошлое. 15 декабря 2001 года. Телефонный разговор

— Джон, я понимаю, что это сложно, — говорил Гарри в трубку, расхаживая по кабинету. — Но она изменилась. Ты бы видел её письма. Она взрослеет.

— Гарри, мы не знаем, как с ней разговаривать. Слишком много всего.

— Но вы же скучаете по ней. Зачем мучить себя и её?

Долгая пауза.

— Скучаем, — наконец признал Джон.

— Ну вот и приезжайте на Рождество. Нейтральная территория. Никаких обязательств.

Настоящее. 22 декабря 2001 года. Швейцария, дом Поттеров в Ущелье Ааре

Голос Гермионы дрогнул:

— Мам? Пап?

Джин поднялась с места, сделала неуверенный шаг навстречу дочери.

— Привет, дорогая.

Потом они обнялись — крепко, отчаянно, словно пытались восполнить потерянные годы. К ним подошёл Джон и заключил обеих в объятья, как в кокон.

— Я так скучала, — шептала Гермиона откуда-то изнутри. — Так скучала…

Гарри незаметно вышел из комнаты, давая семье возможность побыть наедине. В коридоре он столкнулся с Клариссой.

— Это же её родители? И это она. Та самая… — тихо спросила она, заглядывая за его плечо.

— Да. Они не виделись с весны, но не общались больше года. Гермиона не очень умно поступила, и они серьёзно обиделись.

— А ты… ты их помирил?

Гарри пожал плечами.

— Просто предоставил возможность.

Кларисса внимательно посмотрела на него.

— Ты всё ещё любишь её.

Это было не вопросом, а утверждением.

— Это неважно, когда-нибудь пройдёт, — ответил Гарри.

— Почему неважно?

— Потому что любовь — это только чувство. Ещё существует выбор пути. Каждый день. И некоторые люди его делают неправильно.

— А если она научится выбирать правильный путь? Опыт затем нам и дается, чтоб на нём учиться.

Гарри долго смотрел на закрытую дверь гостиной, откуда доносились тихие голоса и всхлипы.

— Тогда я это увижу, надеюсь увидеть, — сказал он наконец.

Кларисса кивнула.

— Кстати, как тебе мой парень?

— Дэвид? Вроде ничего. Молчаливый, судя по всему, хорошо к тебе относится.

— Все контрабасисты молчаливые. Я чувствую, он хочет сделать мне предложение. Как-то рано, да?

Из гостиной донеслись смех и голос Джона:

— Ну расскажи же, как дела в Америке! Нет, погоди, я позову Гарри.

Гарри улыбнулся.

— Идём. Думаю, теперь можно вернуться.

Когда они вошли в столовую, Гермиона уже сидела между родителями, держа папу за руку. Гарри сел во главе стола, рядом с ним — Кларисса, а напротив — Дэвид.

Гермиона наблюдала, как Гарри взаимодействовал с Клариссой: передал соль, поправил салфетку, наклонился что‑то шепнуть. Они выглядели… близкими. Слишком близкими. Кларисса улыбалась и отвечала так же легко, но Гермиона заметила — локоть Клариссы иногда касался локтя Дэвида, будто она ожидала поддержки от коллеги.

— Как вы встретились с Гарри? Когда? — тихо спросила Гермиона у Джин, пока Винки расставляла тарелки.

— Он забирал нас из госпиталя в Сиднее, где мы проходили лечение после твоих чар модификации памяти, — спокойно ответила Джин. — Оплатил лечение. Потом перевёз в Англию. Благодаря Гарри мы имеем возможность не только работать, но и отдыхать так, как мы любим.

— Прошлым Рождеством он сказал, что считает нас семьёй — наравне с Андромедой и Тедди, — добавил Джон. — Мы очень ценим его отношение к нам.

Гермиона кивнула. Внутри кольнуло непривычное: не обида, а жалость к себе прежней. Это она должна была помочь родителям. Вместе с Гарри.

И ещё эта ревность, когда Гарри, наклонившись и что-то прошептав на ухо, подлил Клариссе вино в бокал. Она не могла на это смотреть. Она вспомнила слова девушки. Где она была, когда он праздновал день рождения? Писала формальные письма из Хогвартса, пока эта женщина возила его по концертам.

— А где Андромеда? — подала голос Гермиона, чтобы привлечь внимание Гарри.

— На зиму они с Тедди уезжают на юг Франции. Они не любят скопления горнолыжников в деревне. Да и холодно. Они обещали появиться на Рождество. Я уеду к ним в начале января.

— А у меня новость, — неожиданно сказал Дэвид, улыбнувшись каким‑то своим мыслям. Он встал, отодвинул стул, повернулся к Клариссе и встал на одно колено. — У меня нет ничего, кроме контрабаса и пары чемоданов. И вот этого кольца. Но… я хочу, чтобы это кольцо носила ты. Ты согласишься?

Ложки и вилки на секунду притихли. Кларисса вдохнула, посмотрела на Гарри — коротко, признательно — и вернулась взглядом к Дэвиду.

— Хорошо, — сказала она почти шёпотом. — Да чего тут думать? Да!

Присутствующие зааплодировали.

Гермиона ощутила, как её отпускает — тугой узел под рёбрами расплёлся, уступив место лёгкости и стыду за собственные домыслы. Не Гарри. Дэвид! Она заметила взгляд Гарри — просто кивнул сам себе, будто зафиксировал перемену.

Снег за окнами падал густо и тихо. Гермиона сидела между родителями, не отпуская их рук, и думала, что ей хотелось бы остаться здесь с Гарри, сидящим напротив. Постареть вместе.

24 декабря 2001 года. Швейцария, дом Поттеров в Ущелье Ааре

После завтрака Гарри предложил:

— Хочешь посмотреть окрестности? Можем аппарировать в Гриндельвальд, там красиво.

— С удовольствием, — ответила Гермиона.

Они аппарировали к подножию горы, откуда открывался вид на деревню и долину. Снег искрился на солнце, воздух был чистым и морозным.

— Здесь жил Геллерт Гриндельвальд, — сказал Гарри, указывая на мрачную башню на склоне горы. — Нурменгард.

— Ты там был?

— Да. Думал, пойму кое-что о Дарах Смерти. О Дамблдоре.

Они шли по заснеженным тропам, и Гермиона ловила себя на мысли, что это первый день за много лет, когда они просто разговаривают. Без споров, без недомолвок. Гарри рассказывал о местных легендах, она — о своей жизни в Салеме.

— Кстати, — сказала Гермиона, когда они дошли до центра деревни, — мне нужно кое-что купить. Я не знала, что встречу родителей, и у меня нет для них подарков. Ещё нужно что-то Клариссе и её жениху.

Они зашли в несколько лавочек. Гермиона выбрала отцу шарф из шерсти какой-то местной породы овец, матери — изящную серебряную брошь с альпийскими цветами, которую ночью собиралась зачаровать на что-нибудь полезное.

На выходе из магазина Гермиона заметила, что настроение Гарри поменялось. Он стал замкнутым, говорил через зубы. Она явно сделала что-то не то.

По приходе домой Гарри сразу извинился:

— Мне нужно поработать пару часов. Увидимся за ужином.

К ужину Гарри появился бледный и усталый. Держался на ногах с трудом, хотя пытался это скрыть.

— Ты в порядке? — тихо спросила Гермиона.

— Просто устал. Всё хорошо.

Но она видела, как он замкнулся, как дрожат его руки, когда он берёт бокал. Он рано ушёл к себе.

Что она опять сделала не так?

25 декабря 2001 года

Утром прибыли Андромеда и трёхлетний Тедди. Мальчик ворвался в дом, как маленький ураган, его волосы за минуту сменили три цвета.

— Гарри! Гарри! — Он бросился в объятия крёстного. — Я соскучился!

— И я по тебе, медвежонок.

Гарри преобразился. Вчерашнюю усталость как рукой сняло, глаза загорелись. После завтрака они с Тедди отправились кататься на тубе с горки за домом.

— Он будет хорошим отцом, — сказала Андромеда, подходя к окну.

— Да, — тихо согласилась Гермиона.

— Присаживайся, нам нужно поговорить.

Они сели у камина. Андромеда долго молчала, изучая лицо девушки.

— Я дала твой адрес Гарри, когда он собирался в Лондон прошлой весной. Надеялась, что он найдёт слова, а ты найдёшь способ быть с ним. Потом я дала тебе его адрес, так как было очевидно, что в первый раз вы не договорились. Что происходит?

— Гарри сказал, что я ему не нужна.

— Ну ты же с этим не согласишься?

— Я уже не согласилась. Я больше не играю. Открыто ищу способ быть ему полезной.

— Получается?

— Не знаю. Гарри сказал, что мне не доверяет. Вчера днём казалось, что мы сближаемся. Потом он отдалился. Ничего не говоря, скрылся в своём кабинете. Я не знаю почему.

— Он рассказал, что вы провели целый день в магловской деревне, значит, он был переполнен магией. Потом начал сливать магию в свой дьявольский артефакт, наверняка увлёкся работой и перестарался. В результате — магическое истощение. Вообще не думай об этом. — Андромеда наклонилась вперёд. — Послушай меня внимательно, девочка. Я три года была хозяйкой этого дома. Но я не хочу быть ею всю оставшуюся жизнь. Мне вообще здесь не нравится. Но я хочу, чтобы у Гарри была семья. И чтобы Тедди рос в полноценной семье. В следующем году я хотела бы видеть за столом хозяйку дома. Настоящую хозяйку. Понимаешь?

Гермиона сглотнула.

— Понимаю.

— Тогда действуй. Перестань ждать его ответа и начинай просто быть рядом.

— Гарри знает, что я открыта и для этого тоже.

26 декабря 2001 года. День подарков

Утром все собрались в гостиной у ёлки. Тедди носился между взрослыми, его волосы переливались всеми цветами радуги.

— Это тебе. — Гарри протянул Гермионе небольшой сверток. Внутри лежали серьги — изумрудные камни в серебре, явно подходящие её кулону.

— Гарри, они потрясающие, — прошептала она. — Но они же…

— Защитные. Автоматическое Протего при атаке. Там примерно на четыре тысячи щитовых чар. Я вчера… слегка отвлёкся при зарядке…

Андромеда многозначительно переглянулась с Джин. Такие подарки не дарят «просто друзьям».

— А это тебе. — Гермиона передала Гарри толстую книгу. — «Детализированный каталог искусственных магических кристаллов».

— Спасибо. Как раз то, что нужно для работы. Будет моей настольной книгой.

Родители Гермионы достали большую коробку.

— Это тебе, дорогая, — сказал Джон. — Полный лыжный комплект. Пора присоединиться к нашим горным приключениям.

Гермиона покраснела — намёк был прозрачным.

— Обязательно присоединюсь. Завтра?

Серьги в ушах Гермионы ловили свет камина, напоминая всем, что некоторые подарки значат больше, чем кажется.

Настоящее. 29 апреля 2002 года. Оксфорд, дом Грейнджеров

Гермиона поставила чемодан в прихожей и вдохнула запах родительского дома — смесь мятного чая, которым злоупотребляла мать, и лёгкого антисептика из стоматологического кабинета внизу.

— Я дома! — крикнула она, поднимаясь на второй этаж.

И тут её пронзила мысль: «Дом — это там, где мама?»

— Гермиона! — Джин выглянула из кухни, вытирая руки о полотенце. — Как добралась? Как экзамены?.. Как ты попала в дом?

— Гарри прислал мне портключ до вашей прихожей. А по экзаменам я же вчера по зеркалу отчиталась. Профессор Делакруа очень доволен моей курсовой работой. Он думает, что я буду защищать мастерство следующей весной. — Гермиона обняла мать. — А где папа?

— Принимает последнего пациента и закрывает клинику. Скоро освободится. — Джин отстранилась, внимательно разглядывая дочь. — Ты похудела. И загорела. Америка тебе идёт.

— Много работала. И да, в Новой Англии весна на удивление солнечная.

Они прошли на кухню, где пахло пастушьим пирогом и свежеиспечённым хлебом. Джин поставила чайник и села напротив дочери.

— Как твои дела с исследованиями? Ты писала что-то про новый проект.

— Да, мы с профессором работаем над усовершенствованием измерительных приборов. Оказалось, что принцип моего артефакта для определения силы волшебника может быть адаптирован для более широкого использования. Он как бы любые потоки магии меряет. — Гермиона улыбнулась. — Я зачаровала несколько специализированных устройств для гномов. Гарри познакомил меня с их представителями.

— Это замечательно! — Глаза Джин загорелись гордостью. — Значит, ты теперь настоящий мастер?

— Ещё учусь, но да, кое-что уже получается, и через год, может, и буду. — Гермиона решила сменить тему: — Мы с Гарри обсуждали вашу вспыхнувшую любовь к театру. Помните мою квартиру? Я её больше не сдаю. От неё до театрального района пятнадцать минут пешком или две минуты на такси. За ней присматривает один из эльфов Гарри, так что там всегда порядок и есть запас еды в холодильнике и под стазисом.

Джин уставилась на дочь.

— Ты предлагаешь нам останавливаться в своей квартире?

— Ну, я там не живу, там никто не живёт. Одна спальня, правда, но для ночёвок после театральных вечеров вам с папой вполне подойдёт. Чтобы не останавливаться в лондонских отелях или не добираться в Оксфорд ночью после спектаклей.

— Это очень щедро, дорогая. Но мы не можем…

— Можете, конечно. Я уже взрослая, мама. И мы семья, я хочу, чтобы вы пользовались тем, что у меня есть.

В дверях появился Джон, снимая на ходу белый халат.

— О чём разговор? — Он поцеловал дочь в макушку. — Как моя студентка?

— Гермиона предлагает нам свою квартиру для театральных выходных, — сообщила Джин.

Джон поднял брови.

— Серьёзно? А что, неплохая идея. Помнишь, как мы после «Призрака оперы» добирались домой? Последний поезд опоздал на полчаса, потом останавливался у каждого столба…

— Кстати, — перебила Джин, — Гарри сегодня придет на ужин. Сказал, что ему нужно в Лондон по делам Визенгамота, вот и решил заглянуть к нам.

Сердце Гермионы забилось быстрее, но она постаралась сохранить спокойный тон:

— Да, он говорил, что мы встретимся сегодня.

— Вы же переписывались всё это время? — невинно спросила Джин.

— Переписывались, — подтвердила Гермиона, чувствуя, как краснеет.

Прошлое. 4 марта 2002 года. Салем, общежитие Института ведьм

Гермиона сидела в своей маленькой студии, перебирая письма, полученные от Гарри за этот семестр. Завтра он должен был приехать, и она перечитывала некоторые из них, пытаясь понять, как изменился тон их общения.

«15 января 2002 года

Дорогая Гермиона, надеюсь, семестр начался хорошо. Андромеда передаёт привет и благодарность за твой подарок Тедди — он всюду носит с собой маленькую движущуюся фигурку дракона, которую ты ему прислала. Мне кажется, детская игрушка с такими чарами — это чересчур.

Твои родители спрашивали про тебя. Я не понимаю, почему бы вам не общаться напрямую. Посылаю тебе волшебное зеркало, пару ему я уже отослал в Оксфорд. Твоя мать беспокоится, что ты на Рождество выглядела похудевшей, вот и отчитаешься перед ней. Джон гордится твоими академическими успехами — я рассказал ему о статье в «Журнале магических артефактов», которая вышла три дня назад, где упоминалось твоё исследование измерителей магии.

Пиши, как дела.

С теплом,

Гарри».

«2 февраля 2002 года

Дорогая Гермиона, показал гномам твои предложения по зачарованию их измерительных приборов. Им действительно понравилось, с тобой свяжется их представитель на этой неделе. Назначай настолько высокую цену, насколько хватит духу. Они привыкли платить за качество.

Кроме того, я обдумал твою идею использовать самопишущее стило для нанесения микрорун, и я, точнее, мы с гномами думаем, что если наносить микроруны прямо на искусственно выращенный камень с заданной структурой, то можно получить магический процессор. В моей компании, которая выращивает камни, начинают это изучать.Новости: Дэвид попросил благословения у родителей Клариссы, состоялась официальная помолвка. Так что в обозримом будущем планируется свадьба. Кларисса в восторге, рассказывает, что Дэвид ходит как оглушенный счастьем. Впрочем, по уверению Клариссы, все контрабасисты, как она выражается, «немного долбанутые».

Андромеда говорит, что теперь, когда у нас есть зеркала, я пишу письма реже. Мне нравится писать тебе. Наверное, потому что в письмах проще ничего не забыть.Твой,Гарри».

Он планировал пригласить её на свадьбу Клариссы? Или просто делился новостями из жизни близких ему людей?

«28 февраля 2002 года

Дорогая Гермиона, здорово, что мы теперь говорим по зеркалам, но всё-таки письма привычнее. Хотел устроить тебе сюрприз, но, думаю, лучше предупредить. Я приеду поговорить с твоим профессором через неделю по нашей общей теме. Интеграция рун — прямо его профессия. Ну и хочу провести время с тобой.

Я много думал после Рождества. О том, что ты сказала про желание доказать свои намерения не словами, а делами. Знаешь, кажется, я начинаю понимать, что ошибки прошлого не должны определять будущее. Ладно, об этом лучше при личной встрече.

Надеюсь, ты покажешь мне эту магическую Новую Англию, о которой столько рассказывала.

Скучаю,

Гарри».

Гермиона перечитала последнее письмо в третий раз, минуту смотрела на слово «скучаю». Она тоже ужасно скучала. Они говорили один раз в два-три дня минут по пятнадцать. Но это было не то. Не замена живому общению. Но что означало его «скучаю»? Он приедет к ней завтра!

Настоящее. 30 апреля 2002 года. Оксфорд, дом Грейнджеров

Гарри появился ровно в семь, как и обещал. Гермиона услышала его голос в прихожей и невольно поправила волосы перед зеркалом в гостиной.

— Гарри! — Джон открыл дверь. — Проходи, мы как раз собирались за стол.

— Привет, Джон.

Он вошёл, снимая плащ, и его взгляд сразу нашёл Гермиону.

— Гермиона. Ты уже здесь? Рад тебя видеть.

Он выглядел непривычно расслабленным. «Сбросил куда-то магию только что», — поняла его Гермиона.

— Спасибо. Я тоже, тоже очень рада видеть тебя не через маленькое зеркальце.

Неловкая пауза. Почти год прошёл с момента их первого «серьёзного разговора», но при встречах первые минуты они всё ещё не знали, как себя вести. Лично Гермионе хотелось броситься к нему, обнять. Прижаться к нему всем телом. Но она понимала, что это невозможно.

— Ну что, проходите к столу, — вмешалась Джин, появляясь из кухни с блюдом пастушьего пирога. — Гарри, как дела? Давно не виделись.

За столом разговор пошёл легче. Джин расспрашивала про Андромеду и Тедди, Джон интересовался делами в Швейцарии.

— Кстати, — спросила Джин, — как прошла твоя поездка в Америку? Ты так мало рассказывал.

Гарри улыбнулся — первая настоящая улыбка за вечер.

— Интересно было. Совсем другая магическая культура. — Он посмотрел на Гермиону. — И магический квартал Бостона произвёл впечатление. Он ближе к нашему пониманию магии, но там не так мрачно. Спасибо, что показала.

— Не за что. Мне интересно было побывать там вместе с тобой.

— Да, Гермиона нам рассказывала, что ты приезжал в Салем, — подхватила Джин. — Как тебе Институт Ведьм?

— Опять же, необычно. Совсем непохоже на Хогвартс и Шармбатон, которые я видел до этого. Профессор Делакруа — интересный человек. Мы проговорили часа три о кристаллических структурах искусственных камней. Об интеграции микрорун прямо на камни. Идея Гермионы наносить микроруны самопишущим стилом может произвести революцию в артефакторике.

Гермиона покраснела:

— Ты забыл сказать, кто сделал это стило.

— Неважно, кто сделал, — отмахнулся Гарри и поменял тему: — Хотел ещё в Нью-Йорк заехать, но я больше не мог находиться среди такого количества людей. Я отвык. Я раздражаюсь. А мне опасно раздражаться.

— В следующий раз, когда получится выбраться, можно аппарировать прямо в Нью-Йорк, там куча площадок. И потом обратно, когда устанешь, — предложила Гермиона.

— Может быть, — согласился Гарри.

Прошлое. 5 марта 2002 года. Массачусетс

Было пасмурно, температура колебалась около нуля. Гермиона встретила Гарри у входа в его гостиницу и посмотрела на серое небо.

— Знаешь что? — сказала она, поёжившись от холодного ветра. — Давай плюнем на осмотр Салема в такую погоду. Лучше аппарируем в Бостон — покажу тебе магический квартал. Он, по крайней мере, под крышей. Там мы будем в тепле.

— Не возражаю, — согласился Гарри, натягивая капюшон. — Задай координаты, я поддержу магией.

Такой мягкой аппарации у неё ещё не было.

Они аппарировали к Фанел-холлу, где над знаменитым Куинси-маркетом располагался невидимый для маглов бостонский магический квартал — построенный одновременно с его немагической частью в двадцатых годах девятнадцатого века.

— Сначала обед внизу, — предложила Гермиона, — а потом поднимемся в магическую часть.

В магловской части рынка они заказали клэм-чаудер в хлебных булках — густой сливочный суп с моллюсками, фирменное блюдо Новой Англии. Гарри ел осторожно, явно непривычный к такой еде.

— Нравится? — спросила Гермиона.

— Необычно, но вкусно. Очень сытно. — Он задумчиво помешал суп ложкой. — Кстати, помнишь, как на пиру перед Кубком огня Флёр подходила к нашему столу и просила передать ей… как это называлось… буазбез? На вид вроде похож был. Надо было его тогда попробовать.

Гермиона кивнула, не поправляя его произношение. В школе она бы обязательно проявила свою эрудицию и произнесла «буйабес», но сейчас ей не хотелось спорить даже по таким мелочам.

— Помню. Она была такая элегантная, а мы сидели как истуканы и глазели на неё.

— Да. — Гарри усмехнулся. — Рон вообще не мог связать двух слов. А теперь вот сижу и ем американский суп с моллюсками. Жизнь — странная штука. В десять лет я жил в чулане под лестницей, носил обноски кузена, а в двадцать у меня дворцы, поместья, миллионы. Путешествую по миру.

Гарри замолчал, о чём-то думая.

Гермиона резко выпрямилась на стуле, будто её ударило током. Её глаза расширились, а голос стал тише, почти смущённым:

— Гарри… про миллионы… Это ведь ты организовал фонд пострадавших от василиска? — Она потянулась через стол, почти касаясь его руки, но в последний момент одёрнула себя. — Я не сообразила… Просто думала, что Министерство или Хогвартс… Но это, конечно, был ты! — Она сглотнула.

— Ну, строго говоря, не я. Гоблины организовали этот фонд. Они должны были реализовать останки василиска и какую-то часть от выручки раздать пострадавшим. Я видел окончательный отчёт об этой операции, но он был вместе с прочими финансовыми бумагами, я тогда был в полной панике, что со всем этим делать, и, честно говоря, не помню, что там в результате вам выплатили. Андромеда тогда мне очень помогла. Без неё я бы не справился.

— Это были очень хорошие деньги. — Голос её дрогнул. — Я на них купила квартиру. Маленькую, но в Кенсингтоне, прямо рядом с парком. Это было… как подарок на выпускной. И серьёзная подушка безопасности, когда я только начала работать. Получается, это был подарок от тебя. — Она резко выдохнула. — Боже, Гарри, огромное тебе спасибо. Я даже не знаю, как отблагодарить… Сейчас она пустует. — Она закусила губу. — Тебе она ни для чего не нужна?

— Предложи своим родителям. Они увлекаются театром и проводили бы, наверное, каждые выходные в Лондоне, если бы было, где остановиться. Я не могу им разрешить останавливаться на Гриммо. Дом не принимает маглов.

— Это очень хорошая идея, я спрошу их. Только найму кого-нибудь убраться…

— Свяжись с Винки, она назначит кого-нибудь навести порядок и следить потом за ним. Ей честно это будет нетрудно организовать. И она рада будет тебе помочь. Она спрашивала о тебе. У нас точно переизбыток домашних эльфов, и им в основном нечего делать. Ты же уже знаешь, что освобождать их нельзя? Они часть семьи.

— Гарри… — Гермиона начала было говорить, но замялась. — Да, спасибо. Как мне связаться с Винки? Я же в США, она в Швейцарии.

— О, об этом не волнуйся. У неё хватит магии. Просто позови.

* * *

Поднявшись в магическую часть через скрытый проход, они оказались в уютном квартале с мощёными улочками и витринами волшебных магазинов. Над всем этим нависла огромная крыша, показывающая небо, словно скопированная с такой же в Большом зале Хогвартса. Гермиона повела Гарри в небольшое кафе, где подавали горячий шоколад.

— Помнишь, как мы пили горячий шоколад в Швейцарии, на закрытой веранде на вилле? — спросила она, устраиваясь за столиком у окна.

— Конечно. Винки делает лучший горячий шоколад в мире, — улыбнулся Гарри. И сразу исправился: — Этот тоже неплохой… Шоколад, на мой взгляд, вообще трудно испортить.

Она кивнула, соглашаясь.

Они провели весь день, переходя из лавки в лавку, обсуждая различия между американской и европейской магией. Гермиона показывала ему артефакты местных мастеров, Гарри рассказывал ей о новых гномьих изделиях, с которыми он сейчас возился, и искусственных магических камнях, которые по его проектам пытались выращивать в его компании; о способах интеграции рун в камни, посоветоваться о которых он и приехал к профессору артефакторики.

К вечеру, когда они, нагулявшись, сидели в том же кафе со второй порцией горячего шоколада, Гермиона поймала себя на мысли: за весь день они ни разу не поспорили. Даже по мелочи. Просто разговаривали, смеялись, делились мнениями — как старые друзья, которые наконец-то вернули общий язык.

Прошлое. 10 марта 2002 года. Вечерний разговор по зеркалу

— Спасибо за эти дни, — сказал Гарри, глядя в зеркало.

Гермиона сидела в своей комнате в общежитии, растрёпанная после долгого дня.

— Не за что. Мне самой было здорово. Давно так хорошо не проводила время… — Она улыбнулась. — Как добрался?

— Нормально. Кстати, профессор Делакруа уже написал. Он очень доволен нашим разговором. Сказал, что у меня интересные идеи и что я «весьма достойный молодой человек». Понятия не имею, что это означает.

— Это означает, что ты ему понравился, — засмеялась Гермиона. — Он редко кого хвалит. Большинство магов вызывают его раздражение. Особенно когда речь идёт о партнёрах для исследовательской работы. Думаю, он видит в тебе потенциального коллегу.

— А что не так с большинством магов, которых он встречает?

— Он считает многих волшебников чересчур консервативными в магии. Но ты, видимо, произвёл на него впечатление своими разработками искусственных кристаллов. Сегодня он сказал мне, что «мой друг мыслит нестандартно».

— Гермиона… — заговорил Гарри, меняя тему. — Я хотел сказать… мне кажется, мы снова научились разговаривать друг с другом. Как раньше.

— Да, — тихо согласилась она. — Я чувствую это. Я скучала по этому.

— И я скучал.

Настоящее. 30 апреля 2002 года. Оксфорд, дом Грейнджеров

Джон и Джин переглянулись. В их взглядах было понимание — что-то между детьми определённо изменилось.

— А в Лондон по каким делам приехал? — спросил Джон, накладывая второй кусок пирога.

— Летняя сессия Визенгамота на носу. Нужно переподписать доверенности своему представителю, — ответил Гарри. — Джастин Финч-Флетчли попросил приехать лично. Говорит, есть важные вопросы для обсуждения. Мы завтра встречаемся у них дома.

— Джастин? — Гермиона нахмурилась. — Интересно, что он задумал. Я его не видела уже… больше года, наверное.

— С тех пор, как ты уехала в Америку? — уточнил Гарри.

— Я не думаю, что я его видела после того Рождества полтора года назад. До того мы работали над парой его законопроектов, когда я ещё была в Министерстве, но потом наши пути разошлись. Я пыталась через него тебя найти, но он мне ответил совой, не предложив встретиться.

— Пойдёшь со мной завтра к ним? Думаю, Сьюзен будет рада тебя видеть.

— Если ты хочешь — пойду. У меня нет никаких планов.

— А послезавтра ещё эти мероприятия к четвёртой годовщине. Невилл мне написал, что они опять хотят мне орден вручить, — поморщился Гарри.

— А ты не хочешь? — спросила Джин.

— Категорически не хочу. Мне достаточно уже того, что я выжил. Вопреки усилиям людей, некоторые из которых там будут присутствовать. Я вообще не хочу туда идти, но МакГонагалл ужасно обидится. Я пока не знаю, что делать.

Гермиона посмотрела на него с пониманием.

Прошлое. 28 апреля 2002 года. Вечерний разговор по зеркалу

— Ты уверен, что хочешь идти на эту церемонию? — спросила Гермиона, заметив, как напряжённо он держит плечи.

— Уверен, — честно ответил Гарри. — Но Минерва просила. А после всего, что она для меня сделала…

— Понимаю. — Она помолчала. — Вместе пойдём. МакГонагалл сказала, что Министерство настаивает, что «Трио героев» должно присутствовать в полном составе.

Гарри поморщился.

— Значит, и Рон будет?

— Будет. Со своей… Ромильдой. — Гермиона вздохнула. — Не самая приятная перспектива для всех нас, но не думаю, что будут проблемы.

— Хочешь, встретимся там? — неожиданно предложил Гарри. — Я имею в виду… не прятаться друг от друга. Мы же друзья.

— Да, — улыбнулась она. — Будет легче переносить все эти речи рядом с тобой.

— Тогда увидимся послезавтра у твоих родителей? И, Гермиона… спасибо.

— За что?

— За то, что ты есть.

Настоящее. Утро 1 мая 2002 года. Оксфорд, парк около реки Червэлл

Гермиона и Гарри шли по утреннему Оксфорду, где воздух был прохладным, а солнце едва пробивалось сквозь туман над рекой. Гермиона заметила, что Гарри молчит, но его молчание было не напряжённым, а скорее задумчивым.

— Ты знаешь, — начал Гарри неожиданно, — я никогда не рассказывал тебе, что произошло после войны. Нет, я не про то, как я сбежал из Хогвартса. После этого.

Гермиона остановилась, удивлённо глядя на него.

— Ты не обязан, — сказала она осторожно, помня, как резко он реагировал на подобные вопросы раньше.

— Нет, я хочу, — ответил он, глядя на воду.

Он сделал паузу, собираясь с мыслями.

— После войны моя магия стала… неуправляемой. Я не мог контролировать её, не мог спать, потому что кошмары будили меня каждую ночь, а магия реагировала на них выбросами. Однажды я чуть не разрушил половину нашего швейцарского дома, когда во сне увидел, как Беллатриса убивает Сириуса. Андромеда, которая была со мной тогда, испугалась не за дом, а за меня и за Тедди. Она сказала, что если я не научусь управлять этим, то просто погибну. Или стану опасным для других. Вот, собственно, тогда я решил, что мне лучше жить в горах

Гермиона слушала, не перебивая.

— Она отправила меня в клинику в Германии, — продолжил Гарри. — Там был волшебник, какой-то крутой специалист по магическим ядрам. Я не мог ему рассказать про крестраж во мне, но он как-то понял, что моё ядро с какого-то момента росло слишком быстро, как будто пыталось компенсировать какие-то потери. Оно было перегружено, как батарея, которую слишком долго заряжали, не давая разрядиться.

Прошлое. Клиника в Германии, 1999 год

Гарри сидел в холодном кабинете, окружённый магическими датчиками. Доктор — высокий худощавый волшебник с седыми волосами — внимательно изучал результаты на пергаменте.

— Ваше ядро не просто мощное, мистер Поттер, — сказал доктор. — Оно травмировано. Оно впитало слишком много магии за слишком короткое время и теперь пытается защититься, накапливая энергию.

— И что мне делать? — спросил Гарри, чувствуя, как магия внутри него пульсирует, как живой организм.

— Вы должны научиться отпускать, — ответил доктор. — Не сдерживать — у вас просто не получится её сдерживать, — а выплескивать на что-то. Ваша магия не враг. Она часть вас. Но вы должны перестать бояться её и начать сотрудничать.

Гарри сидел на полу в пустой комнате, изолированной от внешнего мира, пытаясь сосредоточиться. Магия бушевала внутри него, как шторм. Он вспоминал битву, смерти, свои ошибки. Но доктор сказал: «Не бороться. Принимать». И постепенно Гарри научился не подавлять магию, а направлять её. Регулировать потоки. Это не всегда получалось, но он учился.

Настоящее. Утро 1 мая 2002 года. Оксфорд, парк около реки Червелл

Гарри усмехнулся, вспоминая этот разговор.

— Он говорил, что я должен перестать жить в прошлом. Что моя магия реагирует на мои страхи, на мою вину. Он научил меня медитации, чтобы я мог «разговаривать» со своим ядром, влиять на него. Сначала я думал, это бред. Но потом, когда я изобрёл свой стенд для сброса магии и заряжания артефактов, это сработало. Это было нелегко, — признался Гарри. — Я привык считать, что сила — это постоянный контроль. А оказалось, что иногда нужно просто… отпустить.

Гермиона смотрела на него, понимая, сколько усердий ему стоило это осознать.

— Ты справился, — сказала она тихо.

— Не совсем, — покачал головой Гарри. — Я до сих пор иногда теряю контроль. Не успеваю вовремя сбросить магию. Или, наоборот, сбрасываю слишком много. Как тогда, на Рождество, когда я заряжал твои серёжки. Но теперь я хотя бы понимаю, почему это происходит.

Гермиона улыбнулась.

— Спасибо, что рассказал мне об этом. Но мог бы сказать пораньше. Чтоб я не думала тогда полночи, что я сделала не так.

— Ты подумала, что виновата? — удивился Гарри. — Мы хорошо провели тогда время, и я решил сделать тебе подарок. Не тот, который был заготовлен. Извини. Я попытаюсь быть более открытым с тобой. Если не ты, то кто? Ты — самый близкий мне человек всю мою сознательную жизнь. Хотя я до сих пор иногда забываю.

Гермиона с трудом удержалась, чтобы не броситься ему на шею. Они пошли дальше. Гермиона чувствовала, что между ними что-то изменилось. Он больше не прятал от неё свои слабости. Он снова доверял ей.

Настоящее. 1 мая 2002 года. Поместье Боунс

Гарри и Гермиона аппарировали на лужайку перед поместьем Боунс. Гермиона едва успела почувствовать лёгкое сжатие в груди — аппарация была настолько мягкой, что она даже не ощутила обычного протаскивания через шланг.

— Как ты это делаешь? — спросила она, поправляя мантию.

— Что? А, мягкая аппарация? — пожал плечами Гарри. — Привилегия большого магического запаса. Канал можно держать широким, не боясь истощения.

Дверь особняка распахнулась ещё до того, как они поднялись по ступенькам. На пороге стояли Джастин Финч-Флетчли и Сьюзен Боунс. Сьюзен улыбалась, Джастин выглядел напряжённо, но достаточно приветливо.

— Гарри, Гермиона. — Сьюзен шагнула вперёд. — Какая радость видеть вас обоих! Заходите, пожалуйста.

— Леди Боунс. — Гарри слегка поклонился. — Благодарю за приглашение.

— Гарри, прекрати, — махнула рукой Сьюзен. — Ты же не в первый раз у нас.

Джастин кивнул домовику, и тот молча принял их плащи.

— Прошу дам в гостиную, — сказал Джастин. — Там вам будет удобнее поговорить. Чуть позже мы с Гарри к вам присоединимся.

Сьюзен повела Гермиону в соседнюю комнату.

* * *

Джастин закрыл дверь кабинета и налил два бокала отборного виски Огдена.

— Спасибо, что приехал, — сказал он, протягивая Гарри бокал. — И что привёл Гермиону. Сьюзен просто в нетерпении её расспросить о том, куда она пропала год назад.

Гарри сел в кресло у камина и сразу перешёл к делу:

— Ты писал про угрозы. Что происходит?

Джастин вздохнул и, достав из ящика стола папку, протянул её Гарри.

— На, почитай. Угрожают расправой, если и дальше буду продолжать свою законотворческую деятельность. Старые магические семьи не хотят даже обсуждать реформу Визенгамота. А без неё все наши мелкие шажки не имеют особого смысла. И мне нужна твоя помощь.

Гарри пару минут изучал содержимое папки, потом со вздохом кинул её на стол хозяина кабинета. Как не хотелось ему во всё это углубляться.

— Объясни ещё раз, что именно ты предлагаешь и чем я ещё могу помочь?

— Я предлагаю некоторую переделку способа формирования Визенгамота. Кстати, я посылал тебе проект закона.

Гарри смущённо улыбнулся. Он прочитывал далеко не все законопроекты, которые Джастин присылал ему на утверждение. Очевидно, этот проект тоже остался непрочитанным.

Джастин не стал углубляться в тему и после паузы коротко ввёл Гарри в курс дела:

— Я предлагаю расширить Визенгамот. Почему новые семьи не имеют права голоса? Старые семьи уходят. В результате этой войны Визенгамот уменьшился на двенадцать мест. Магия позволила тебе вернуть из небытия пять мест, но этого мало. Я предлагаю запустить процесс замещения наследственных мест выборными. Пока две трети остаются наследственными за лордами магических родов. Как в магловском парламенте, где просто отменили наследственность, у нас не получится. Да и там не так всё просто. Одна треть — выборные представители магических поселений.

— Это я понял. У тебя есть девять голосов моих семей.

— Я помню. Но нам всё равно не хватит этого. Не все, кто поддерживает в принципе наши реформы, так же поддерживают реформу Высокого Собрания. Члены Ордена Мерлина первой степени имеют ненаследственные места в парламенте. Ты не знал? А как, ты думаешь, Дамблдор попал в Визенгамот? Твой голос как члена Ордена усилит нашу позицию. Кстати, двое из членов Ордена Мерлина обещали голосовать за нас, если ты примешь свой. Это ещё три голоса. С ними закон имеет шанс.

Гарри помолчал, глядя на огонь.

— Ладно. Я приму орден. Но только ради этого твоего закона.

* * *

Сьюзен налила Гермионе чай и села напротив.

— Гермиона! Как я рада тебя видеть! Как дела? Где ты была? Ты так неожиданно уехала из Лондона прошлой весной.

— Я готовилась к сдаче экзамена по мастерству Трансфигурации, профессор МакГонагалл разрешила мне заниматься в Хогвартсе. А сейчас я учусь в Салемском институте Ведьм на программе по Древним Рунам, — ответила Гермиона. — Работаю над усовершенствованием магических измерительных приборов. А ещё помогаю Гарри в одном из его проектов.

— О, так вы теперь работаете вместе? — Сьюзен подняла бровь. — Интересно. А мне кто-то рассказывал, что вы избегаете друг друга после войны. Я так и не поняла, что между вами произошло…

— Мы друзья, — немного неприлично перебила её Гермиона. — И коллеги по ремеслу. На данный момент больше ничего.

Сьюзен усмехнулась.

— Если честно, Гермиона, милая, ты всегда была ужасной лгуньей.

Гермиона улыбнулась, но больше ничего не добавила.

— Понятно. — Сьюзен отпила чай. — А как твои родители? Они знают, что ты больше не работаешь на Министерство?

— Знают. И рады этому. Им совсем не нравилась дочка-чиновник. И мама до сих пор надеется, что я поступлю в Оксфорд, и мой уход из Министерства, с её точки зрения, шансы на это увеличивает.

Сьюзен рассмеялась.

— Ну, зная тебя, может, ещё и поступишь. А на личном фронте как? — Сьюзен прищурилась, наблюдая за реакцией Гермионы. — Ты хоть иногда выбираешься куда-нибудь, кроме лабораторий и библиотек? Институт Ведьм — там ведь одни ведьмы? Ты как свободное время проводишь? Там вообще мужчины есть?

— Только профессора. У меня не много свободного времени, я учусь и работаю сразу над двумя проектами. И ещё общаюсь с Гарри.

— Так вы таки общаетесь! — воскликнула Сьюзен.

— Мы друзья, — повторила Гермиона. — И коллеги.

Настоящее. 2 мая 2002 года. Хогвартс, мемориал Дамблдора

Гарри и Гермиона шли к трибунам, окружённые шепотами и взглядами. Многие присутствующие смотрели на них с осуждением или любопытством — некоторые помнили их как «Золотое трио», не многие знали, как сложились их судьбы после войны. Кто-то шептался о том, как Гарри раз за разом отвергал орден Мерлина и вот сегодня, наконец, примет, кто-то — о том, как Гермиона ушла из Министерства и пропала. Но никто не решался к ним подойти.

— Ты в порядке? — спросила Гермиона, чувствуя его напряжение.

— Да, — ответил он, но голос его звучал неуверенно. — Просто… странно снова быть здесь.

Он посмотрел на мавзолей Дамблдора, и мысли вернулись к словам доктора: «Отпустить прошлое».

— Я думал, что если я расслаблюсь, то всё рухнет, — признался он тихо. — Но теперь я понимаю, что это не так. Прошлое — часть меня, но оно не должно управлять моим будущим.

Он взял её за руку. Её сердце замерло, но она нашла в себе силы ответить:

— Я рада, что ты это понял.

Они подошли к месту проведения мероприятия, где уже стояли профессора Хогвартса, министерские, Рон с Ромильдой, Джастин с Сьюзен и другие участники церемонии.

* * *

Покушение произошло во время торжественной речи министра. Пятеро неизвестных в масках появились из-за мавзолея Дамблдора, палочки были нацелены на Гарри и Джастина. Классический стиль Пожирателей смерти.

Гарри почувствовал их ещё до того, как увидел, — магия в воздухе изменилась, стала плотнее, опаснее. Инстинкты, выработанные годами тренировок, сработали мгновенно. Время замедлилось.

— Джастин, вниз! — крикнул он, задвигая Гермиону за спину левой рукой, а правой выхватывая палочку.

Первое заклятие — зелёное, смертельное — прошипело мимо виска, обжигая кожу ледяным прикосновением смерти. Второе он отбил на лету, трансфигурировав бутылку с водой в кривой, но прочный щит.

Но третье… Это было что-то другое. Взрывное, ядовито-оранжевое, как пламя из печи дракона. Гарри не думал. Он реагировал.

— Протего Максима!

И тут он переборщил.

Магия хлынула из него неконтролируемым потоком. Щит не просто встал — он взорвался стеной чистой силы, сжав воздух до хруста. Камни под ногами лопнули, как хрупкий лёд, а защитный барьер, вместо того чтобы просто отразить удар, превратился в движущийся таран, который буквально вогнал тела нападавших в стену мавзолея.

То ли кости, то ли стены строения громко затрещали. Кто-то вскрикнул, но звук потонул в грохоте обрушившихся плит. Пыль заволокла всё, и в этой серой мгле Гарри стоял, ощущая, как по подбородку стекает кровь — обычное последствие скоростного выброса магии. Джастин поднимался с земли, бледный как полотно. Кто-то из толпы закричал. Кто-то плакал.

— Мерлин, Гарри, ты… Спасибо… — начал Джастин, но Гарри его уже не слышал.

Он не дождался криков, не дождался суеты. Просто аппарировал.

15 минут спустя. Швейцария, дом Поттеров

Гарри сидел на полу беседки спиной к стене и смотрел на горы. Его руки мелко дрожали. Грудь до сих пор была в крови.

Он услышал знакомые шаги на каменной тропинке.

— Я их убил, — сказал он хрипло, не поворачиваясь, когда Гермиона подошла. — Всех. Просто… раздавил об стену, как насекомых.

Гермиона медленно опустилась рядом с ним, не решаясь его коснуться.

— Они хотели нас убить, ты защищался.

— Я никого раньше не убивал. — Его голос звучал отстранённо. — Даже Волдеморт… он сам себя прикончил. Собственной Авадой. Дважды.

Он вдруг резко повернулся к ней.

— Я же монстр, да? У меня ничего никогда не получается, как у нормальных людей. Ни детства, ни семьи… С тобой тоже всё не так.

— Гарри…

— Нет, послушай. — Дыхание сбилось. — Год назад. Когда ты мне… когда призналась. Я должен был сказать спасибо. За всё. За то, что ты меня столько раз спасала, поддерживала…

Он зажмурился.

— А вместо этого я… Я обвинял тебя. В предательствах каких-то. В том, что не поняла мои чувства, которые я сам никогда толком не понимал. Это же бред, Гермиона! Как ты могла увидеть то, что я прятал?

Голос сорвался.

— Вместо того чтобы добиваться тебя, бороться за тебя… я просто обвинял. Потому что так проще. Проще обидеться, чем признать, что я трус.

Гермиона осторожно взяла его за руку.

— Мы оба после войны были не в себе, — сказала она тихо. — Мы оба наделали глупостей, наговорили лишнего. Давай просто… попытаемся вместе это преодолеть. Не обвиняя больше друг друга. Мы многое в жизни преодолели вместе. У нас всегда хорошо получалось, когда мы были вдвоём.

Гарри посмотрел на их сплетённые пальцы.

— Ты останешься? После всего этого?

— После чего? После того, как ты в очередной раз спас столько людей? Спас меня? Конечно, останусь. — Она крепче сжала его руку. — Я там, где нужна тебе, помнишь?

— Я люблю тебя, — прошептал он. — Всегда любил.

— И я тебя люблю, — ответила она, наконец обнимая его.

* * *

Поттеры больше никогда не посещали Британию в начале мая.