I remember (гет)

Я упал, не в силах устоять, и на миг меня ослепила пронзительная боль.

Я не справился со своей миссией. Не успел.

Но судьба магического мира меня не волнует. Как и уже предрешённая собственная.

Мне важно одно — он никогда не сможет понять меня.

Когда чувствуешь предсмертное дыхание, думаешь о главном, что было в жизни.

 

— Почему, Сев? — она хранит серьёзное молчание, но я знаю, что спустя мгновение её заливистый смех зазвенит на всю планету.

— Слизерин — особый факультет, Лили. Не такой, как остальные.

— И ты хочешь туда попасть? — спрашивает она.

Да, только вместе с тобой.

— Моя мама училась там, — отвечаю, наивно желая лишь одного — чтобы и Лили Эванс вступила в ряды змеек, хотя в силу её происхождения и характера это едва ли возможно. — А куда хочешь ты?

— Я не знаю, Сев, — говорит она, мечтательно глядя куда-то вдаль. — Пускай эта Шляпа сама всё решит.

— До этого ещё так далеко, — вслед за ней поднимаю взгляд к небу. Мы лежим у небольшого прудика в тени всегда грустной ивы.

— Далеко, — эхом повторяет Лили. Она о чём-то задумалась.

Приятно знать, что она волшебница, что может творить магию. Как и я. Она такая же.

 

Не верю своим глазам, когда вижу стремительно приближающегося Поттера. Или это всего лишь иллюзия?

Ты привык видеть меня сильным.

Боюсь не сказать тебе то, что ты должен узнать.

— Собери… Собери их… — прошу из последних сил. Неужели это конец?

Ты неотрывно смотришь на меня — так, словно не чувствуешь былой ненависти и презрения. Я впервые не могу разобрать твоих мыслей.

Берёшь флакон из рук Грейнджер. Её ждет большое будущее. Умная девочка. Совсем как…

 

— Сев! Только посмотри! — я склоняюсь над котлом, вглядываясь в исходящее из него серебристое свечение. Лили восхищённо сияет, и я тоже улыбаюсь. Не могу не улыбаться.

— Что это? — ещё не понимаю причины её радости, потому что не могу от неё оторваться. Не могу перестать думать о ней.

— Разве ты не видишь? Оно посветлело. Я подумала, что если… — она прерывает свою торопливую речь, чтобы достать исписанный пергамент. — Вот! Я всё рассчитала. Если настойки полыни взять чуть меньше, а потом помешать в обратную сторону, и только после этого добавить… — я не слышу её, лишь тону во взгляде изумрудных глаз. Тону и не ищу спасения. Хочу утонуть.

— Да, ты права, — киваю ей и вижу, как на её лице расцветает торжество.

— Сев, мы только что усовершенствовали зелье, понимаешь? Профессор Слизнорт будет нами гордиться!

— А то, — усмехаюсь. — Я уже горжусь тобой, Лили, — шепчу это ей на ухо, словно сокровенную тайну. Она смеётся, и я — вместе с ней.

 

Не понимаю, почему ещё что-то чувствую. Знаю, что мне осталось несколько минут.

Встречаю смерть как друга. Совсем как в той сказке.

Мне не о чем жалеть, не о ком тосковать.

Сознание спутано, но теперь я спокоен.

Свободен. Этот горько-сладкий вкус смешивается с мыслями о…

 

— Лили, прости меня, — говорю ей и жду. Я ведь виноват перед ней.

— Северус, тебе не за что извиняться, — она скрещивает руки на груди. — Ты можешь общаться с кем захочешь, — её голос неестественно ровный.

— Но я… я хочу общаться с тобой.

Облегчённо вздыхаю, когда её холодная маска наконец разрушается:

— Сев, я тоже хочу, — она берёт меня за руку, а большего мне и не нужно. Она так искренна в своём порыве. — Хочу, но не могу видеть, как ты дружишь с такими, как они. Они используют тёмную магию!

— Они слизеринцы, — наш факультет всегда славился тёмными волшебниками, и она прекрасно знает об этом.

— То есть — вы, верно? Ты ведь не уйдёшь от них? — не дожидаясь ответа, Лили отворачивается. Меньше всего хочу её обидеть.

— Я не сделал ничего предосудительного…

— Так сделаешь! — её голос звенит, и мне становится неуютно: я понимаю, что она права. — Сделаешь, если не свернёшь с их пути, — на её лице теперь ни тени улыбки. Куда делась та беззаботная и весёлая, как солнце, гриффиндорка? — Только это совсем не мой путь.

— Давай сейчас не будем?.. — не хочу об этом говорить. Не хочу думать, что наши с ней жизни и правда могут разойтись. Что, возможно, мы окажемся по разные стороны баррикад. Не представляю, что когда-нибудь потеряю её.

— Мы только отсрочим неизбежное, — еле слышно шепчет она, и ветер подхватывает эти слова, унося ввысь.

— Пойдём, — галантно подаю ей руку, — я объясню тебе тему по зельям, которую ты пропустила.

— Пойдём, — её голос вновь становится мягче. Она едва заметно улыбается.

 

Ты впервые видишь слёзы на моих щеках. Ты удивлён, но сосредоточен. Ты должен посмотреть воспоминания. Должен узнать…

Ты никогда не пытался уважать меня. С первого взгляда ты почувствовал страх, а вскоре и ненависть.

Ты никогда не осознавал, как больно находить в родных глазах огонь отвращения. Всегда видел во мне врага.

Ты не понимал, что я никогда не ненавидел тебя. Но и не мог относиться нормально: ты был его копией.

 

— Смотри, Лили, — он улыбается и направляет палочку на ало-золотой ковёр листьев под ногами; спустя мгновение те взлетают и кружат. Она смеётся. Мерлин, как больно слышать её смех теперь. — Давай потанцуем, — он предлагает ей руку, и она с радостью принимает приглашение. Смотрит на него влюблёнными глазами, и я понимаю, что всё безвозвратно потеряно. — Ты такая красивая, — он не сводит с неё взгляда. Как я когда-то.

Всегда.

— Джеймс… — она смущена, заливается краской. — Ты чувствуешь? — Лили безумно любит осень, ту пору, когда листва становится цвета её волос. Она словно вслушивается в шелест ветра, а на лице написаны неподдельное счастье и полёт мечты.

— Да, — отвечает ей Поттер, и она верит ему. Человеку, на которого злилась все шесть лет. Понимаю, что не имею никакого права подглядывать. Ухожу, но не могу удержаться и в последний раз оборачиваюсь. Волна непередаваемой боли сносит меня с ног, когда Поттер вовлекает её в нежный поцелуй.

 

Открываю глаза, не понимая, где я. Всё ещё вижу твоё бледное, как у покойника, лицо.

Хочу что-то сказать, но у меня больше нет голоса.

Гарри… Простое, нелепое имя, которое я так и не сумел произнести, обращаясь к тебе.

Я ненавидел весь мир только за то, что ты не мой ребёнок. За то, что ты — Гарри Джеймс.

Мы с ней могли бы быть счастливы… Она почти полюбила меня. Я был для неё самым близким другом.

Я ненавижу тебя за то, что ты сказал мне правду, от которой я так отчаянно бежал.

Я трус. Жалкий трус, не сумевший её спасти.

Прости меня, Гарри…

 

— Зачем ты пришёл? — она воинственно стоит на пороге, не желая пускать меня в дом.

— Лили, я… — теряюсь и не знаю, что сказать.

Был уверен, что защитные чары меня не пропустят, но тихий звон магии не помешал мне пройти через дворик к самым ступенькам.

— Джеймс скоро вернётся. Мне некогда ждать, — порывается захлопнуть дверь, но я хватаю её за руку и бездумно прижимаю к себе, вдыхаю запах её волос. Наслаждаюсь непозволительно коротким, украденным мгновением близости.

Просто позволь обнять тебя…

Она с силой отталкивает меня, а через секунду палочка упирается мне в шею. Но мне совсем не больно.

— Что ты себе позволяешь?! Немедленно уйди, иначе… — не даю ей договорить. Некогда.

— Прости меня… Прости за всё, молю!

— Что тебе нужно? — она часто дышит, а глаза полны настоящей ненависти.

— Ты в опасности, — только и успеваю сказать. Задыхаюсь, а она непреклонна:

— Мы все в опасности, — с презрением смотрит на маску, которую я сжимаю в ладони. Отбрасываю её прочь.

— Ты не понимаешь. Тёмный Лорд не забывает, когда кто-то бросает ему вызов, он просто убьёт вас… — у меня на душе ураган, а Лили всё так же спокойна.

— Я знаю. Ты позволил себе пропустить ваше собрание, чтобы сообщить мне об этом?

Правильно, ты и должна презирать меня. Я слишком жалок и ничтожен, чтобы мечтать о большем.

— Вам с Поттером надо спрятаться. Не здесь, Лили! Если я смог узнать адрес… Вы должны уехать в другую страну, сменить имена и внешность…

Она прерывает меня:

— Уж не тебе решать, что и кому мы должны.

— Вы обязаны выжить, — шепчу я, неотрывно глядя в потемневшую зелень её глаз.

— Следи за своими обязанностями, — её тон ещё холоднее. — Ведь у тебя на службе их много.

— Если ты погибнешь, я не вынесу этого, — не справляюсь с чувствами.

— А почему мне должно быть не всё равно, что ты чувствуешь, Северус? — поднимаю голову, вдруг услышав своё имя, и встречаюсь с её взглядом, и… больше не вижу там ненависти.

Может, она уже нашла ответ на этот вопрос?

— Потому что… — заклинаю себя не быть трусом. Слова приходят сами: — Я люблю тебя, Лили.

Что бы ни случилось завтра, теперь будет не так больно. Теперь она знает.

Вздрагиваю от внезапного сильного удара. Её пальцы судорожно цепляются за мои плечи.

— Исчезни, — шепчет она, кажется, из последних сил.

— Лили, я…

— Исчезни и больше не смей ни появляться, ни писать мне… Не думай, что защитный купол пропустит тебя к дому ещё хоть раз. Я тебя ненавижу!

Она кричит об этом на весь мир. Больно. Измученно. А в глазах стоят слёзы.

— Лили… — позволь мне выговорить твоё имя ещё раз, умоляю я не вслух, просто позволь.

Не замечаю, как отступаю назад. Ледяной ветер отрезвляет.

— Ты, мерзкий Пожиратель… Я убью тебя, ясно? Прикончу, если ещё раз увижу, ты слышишь? — теперь мне очевидно: она лишь пытается убедить себя в этом.

Пошатывается, держась рукой за живот: под сердцем растёт их с Поттером ребёнок. Дверь захлопывается.

 

Ты продолжаешь смотреть на меня, и твой взгляд полон решимости. Ты должен быть сильным.

Силы на исходе. Но ведь я так и не сказал тебе…

— Взгляни… на меня… — всё, что осталось от моей жизни, заключено в одном этом желании. Ещё раз встретиться с зелёными глазами и умереть, смотря в них.

Ты даришь мне свой отчего-то потеплевший взгляд.

Я не в силах перед тобой извиниться.

Ты не в силах простить меня.

Где-то вдалеке слышны звуки проклятий, но меня больше ничто не волнует.

Я передал тебе воспоминания. Моя миссия выполнена.

Нет, ещё одно:

— У тебя глаза матери, — я рад, что наконец сказал это, а ты услышал.

Ты тоже должен умереть.

Ради всеобщего блага.

Но вопреки всему — верю, что выживешь.

 

— Здравствуй, Лили.

Я так рад её видеть.

— Зачем ты позвал меня? — её дрожащий голос полон сомнений и тревоги. И всё же она здесь.

Мы стоим в тени деревьев, которых только коснулась ранняя осень. Ты ведь так любила осень, Лили.

Эта осень — другая.

— Теперь он охотится за вами. Уверен в себе, как никогда. Я боюсь… Я ужасно боюсь за тебя, Лили.

Она хмурится:

— Ты обещал больше не беспокоить меня…

— Я обещал тебя спасти! — кричу ей в лицо и подхожу непозволительно близко. — Вас спасти. И я сделаю это, поверь.

— Уйди, Снейп, — она тоже на пределе, но не отстраняется, остаётся на месте. Мечтаю снова услышать от неё своё имя. — Я не могу тебя видеть…

— Но ты пришла, — улыбаюсь. Пришла на зов патронуса, моей лани. Пришла, зная, что я никогда не причиню ей вреда. — Пришла, — повторяю, и эхо моего голоса тонет в молчании мрачного леса.

— Я… — Лили задыхается, будто не находя слов. — Ты… ты вынудил меня! — вновь толкает, а я в этот раз не поддаюсь: перехватываю её руки.

Она вырывается, и я теряю равновесие.

Мы вместе падаем на мягкий ковёр осенних листьев.

Долго смотрим друг другу в глаза.

Не хотим нарушать тишину этой ночи.

Робко касаюсь огненных волос и ловлю её судорожный вздох.

Я уже непростительно навредил ей, выдав Тёмному Лорду пророчество. Мне никогда не хватит смелости в этом признаться.

И если не уберегу её…

Если…

— Всё будет хорошо, Лили, — лгу, потому что едва в это верю.

Пока она дышит — я жив.

Медленно провожу ладонью по её щеке.

Лили закрывает глаза. Слеза срывается, катится вниз по виску, я ловлю и стираю её.

Склоняюсь ближе, и мерещится, будто она тоже тянется ко мне.

Все ужасы войны на мгновение теряются в беспредельном счастье от прикосновения её губ.

Наш первый-последний поцелуй отчаянный, горький и слишком короткий, но в то же время такой настоящий.

Секунду спустя она колотит меня в грудь, в её глазах плещется ужас, но случившегося не изменить.

Я навсегда сохраню в памяти её взаимность.

Она вскакивает, порываясь сбежать.

— Я люблю тебя, — повторяю ещё раз.

— Ненавижу, — вторит она; я поднимаюсь и смотрю на неё.

Она снова плачет.

— Прости, — полушёпотом. — Ты… Вы будете в безопасности, слышишь? Ты веришь мне?

— Верю, — вздохнув, отвечает со слабой улыбкой, стремительно разворачивается и наконец уносится прочь.

— Лили! — окликаю, надеясь, что она остановится. — Будь осторожна.

Она вся дрожит. Боится. Не за себя, нет, — за сына, рождённого на исходе седьмого месяца.

— Пообещай.

— Обещаю, — оборачивается, словно хочет что-то сказать. — И… Ты тоже, Сев.

В её словах больше, чем я мог надеяться. Мы как будто вернулись в те бесконечно далёкие дни, когда войны ещё не было на горизонте.

— Скажи… — замираю, не в силах задать самый важный вопрос. — Ты могла бы… полюбить меня? Если бы не… — замолкаю, не в силах продолжить, но ей и так ясно.

— Зачем ты сейчас?.. Зачем думать о том, что могло… чего нет? — принимаю ответ и тону в её грустных глазах. — Я люблю Гарри. И Джеймса.

Любуюсь ей, самой красивой на свете. Чужой и родной.

Она права: нам лучше не видеться.

— Если сможешь, прости за всё, — в последний раз делаю шаг ей навстречу.

Она улыбается мне, и я верю: простит. Обязательно. Если уже не простила.

Не могу представить, что ей осталось жить около месяца.

 

Свет зелёных глаз усыпляет и дарит покой.

Я о многом жалею, но не поменял бы конец своей жизни.

Я рад помнить эту иллюзию счастья. Её светлый образ, смех, слёзы, и верность, и злость, и любовь.

Каждое мгновение, когда она была рядом.

Мы очень скоро встретимся, Лили.

Я больше не вижу твоего сына.

Проваливаюсь в темноту. Отчего-то знаю, что не потеряюсь, не исчезну в ней, пока помню тебя. Нас.

Я помню…