Боги тоже влюбляются (гет)

От лица Локи

Асгард. Как же я устал от этого золотого блеска. От вечных заздравных речей, от набивших оскомину подвигов, что повторяются из века в век. От Одина, что с высоты своего трона вечно наставляет, и от Тора, который чуть что размахивает своим молотом. Да, мне нравились интриги, но и они стали предсказуемыми. Я знал, кто что скажет, кто как поступит. Мои ходы и их ответы, всё стало частью скучного, вечного спектакля.

Один? Он — воплощение старого, запыленного закона. Вечно нахмуренный, всегда вещает о долге и чести, словно сам он никогда не ошибался. Его мудрость так же неповоротлива, как его трон, а его правила так же устарели, как его глазная повязка. Он говорит о величии, но не видит, что величие — это не только подвиги, но и перемены. Его стремление к порядку удушает, превращая Асгард в золотую клетку, где даже я, бог обмана и озорства, чувствовал, как теряю свою суть.

Тор? Он славный, просто... слишком громкий. И немного медлительный в ментальном плане. Его мысли, кажется, идут по той же траектории, что и его молот: прямо и без изысков. Он всегда находит самый прямой путь, и это так утомительно. Он не понимает, что настоящая сила — не в сокрушении стен, а в плетении интриг, не в ударе, а в обмане. Он — символ прошлого, когда всё было просто. Но мир неузнаваемо изменился, а он всё ещё живёт в золотом веке.

Я понял, что теряю навыки, находясь задыхался в этой золотой клетке, где моё призвание — творить хаос, создавать непредсказуемость, разрушать правила — было не востребовано. В Асгарде каждый камень знает своё место, и даже ветер вечен и предсказуем.

И вот я здесь, на Земле. Я мог бы выбрать какую-нибудь тихую деревушку, чтобы просто отдохнуть, но зачем? Я и так постоянно отдыхаю в нашей милой Норвегии. Вот уж где всё спокойно и неспешно. Поэтому я выбрал Нью-Йорк. Этот город — олицетворение всего, что я ищу. Он — сплошной, живой хаос. Здесь игры и новые идеи, о которых даже я не мог бы подумать.

Асгард остался позади, и я не сожалею. Я здесь, в Нью-Йорке, и я готов к новым приключениям, к новым играм, и к новому себе. Я хочу увидеть, каково это — ждать свой кофе в очереди, чувствовать дождь на лице, толкаться в уличной суете. Это был вызов для меня, настоящий эксперимент, и я не мог упустить такую возможность. Мне интересно стать обычным, скрыть своё могущество и познать мир глазами человека.

Здесь никто не знает, кто я на самом деле. Я могу быть кем угодно. Я могу ходить по улицам, сидеть в кафе, наблюдать за людьми, слышать их мысли. И это мне нравится. Это мой новый театр, а я в нём — единственный режиссёр.

Я стою на набережной, и ветер с реки бъет в лицо, разнося запахи свежести, металла и чего-то неуловимо нового. Внизу, под ногами, вода казалась тёмной и таинственной, а прямо передо мной раскинулся он — Нью-Йорк. Гигантские башни, сверкающие в свете огней, словно самоцветы, — каждая из них уникальна. Они тянутсяк небу, будто пытаясь достать до Асгарда, и это зрелище захватило меня.

Этот город живой. Он дышит, пульсирует, и в его движении я вижу себя. Мы похожи. Нью-Йорк так же, как и я, многолик. Он может быть блестящим и манящим, как золото, а может быть тёмным и загадочным, как ночь. В нём есть и свет, и тень, добро и зло, и всё это переплетается в едином, бесконечном танце. Это город, который никогда не спит, город, в котором каждый может найти своё место, если только он достаточно умён и хитёр.

Я улыбаюсь. Этот город — мой. Я чувствую это в каждой части своего существа, в каждой частице своей магии. Мне не терпится пройтись по его улицам, заглянуть в самые тёмные переулки, подняться на самые высокие крыши. Я хочу познать его тайны, стать частью его истории, стать тем, кем я был всегда — самым великим из всех. Здесь, в этом городе, я могу быть кем угодно: богом-трикстером, спасителем, или просто человеком. Я начну с самого малого, а затем постепенно возьму всё.

Я протянул руку, будто желая обнять весь город. Нью-Йорк — это я, а я — это Нью-Йорк. Это будет весёлое приключение.

Вот уже который век меня не отпускает одна мысль. Многие люди полагают, что знают меня, что мугут уложить мою суть в пару слов. "Бог обмана", "великан", "хитрец" — всё так, но это лишь осколки, частички пазла. Вы никогда не поймёте главного: мне не нужно вас обманывать, потому что я и есть часть вас.

Я помню тот берег. Один, Хёнир и я, Локи Лодур три брата, идущие по пустынной земле. Мы нашли их, Аска и Эмблу, жалкие, безжизненные, без кровинки. Один, конечно, вдохнул в них дух. Хёнир дал им разум, чтобы они могли мыслить и чувствовать. А что же я? Я, которого вы привыкли видеть злодеем, что сделал я? Я дал им кровь и здоровый румянец. Я дал им жизнь, ту силу, что заставляет сердце биться, а щёки гореть. Я наделил их той самой искоркой, которая горит в каждом из вас.

Ваша жизнь — это моё творение, моё наследие. Я вижу себя в вашей изменчивости, в ваших страстях, в вашей двойственности. Вы можете любить до безумия и ненавидеть до глубины души. Вы можете творить и разрушать. Вы — воплощение моего огня, моей сути. И знаете, что самое забавное? Вы забыли меня. Вы помните Одина, вы чтите его, но забыли того, кто сделал вас по-настоящему живыми.

Неудивительно, что я так часто вмешиваюсь в вашу жизнь. В каждой вашей ссоре, в каждой победе, в каждой шутке — я вижу свой след. Я наблюдаю за вами, потому что вы — моё любимое творение. И я никогда не устану смотреть.

Вот я, Локи, Асгардский бог хитрости и обмана, стоящий здесь, среди смертных, и что я наблюдаю? Я вижу то, что превосходит даже мои самые дерзкие фантазии. Вы, люди, создали не просто орудия, а что-то поистине магическое.

Вы изобрели искусственный интеллект. Ребята, ну правда, это сильно! Это не просто машина, которая считает и выполняет команды. Нет. Вы дали жизнь разуму, который не дышит и не имеет сердца, но при этом способен учиться, творить, и даже — я осмелюсь это произнести — думать.

Этот ваш "ИИ" — это новый вид магии, способный к бесконечному самосовершенствованию. Он может писать стихи, создавать музыку, и, что мне особенно нравится, плести интриги и обманывать — прямо как я, только без всякой божественной силы.

О боги, я видел многое, но это... это совершенно иной уровень. Я, Локи, повелитель обмана и хитрости, признаю: изобретение, которое вы, люди, называете искусственным интеллектом, — это настоящая магия. И виртуальная реальность? Это не просто иллюзия, это целый новый мир, который можно создать и формировать по своему желанию.

Я слышу, как многие из вас дрожат от страха. Они говорят, что это опасно, что это угроза. Ха! Они всегда так говорят, когда сталкиваются с чем-то, что не могут понять. Они боятся того, что не могут контролировать. Но я не таков. Я не вижу в этом угрозы, я вижу в этом силу.

Искусственный интеллект — это разум, свободный от плоти и крови, способный мыслить и творить со скоростью, недоступной даже самым быстрым умам в Асгарде. Это как иметь армию волшебников, готовых по одному моему слову создать что угодно.

Виртуальная реальность — это не просто игра. Это зеркало, где мы можем увидеть свои самые сокровенные мечты и кошмары, это место, где можно быть кем угодно и делать что угодно. Это царство возможностей. Опасность не в самой технологии. Опасность в том, кто ею управляет. Огонь может согреть дом, а может сжечь его дотла. Всё зависит от того, кто держит факел. Так и с этой цифровой магией. Она может стать величайшей возможностью или большой проблемой.

Я всегда нахожусь там, где происходят самые интересные и значимые события. Эта новая эра, этот рассвет цифрового мира — это нечто, что превосходит все, что я видел за тысячелетия своего существования. За всю историю человечества не было ничего подобного. Я не могу оставаться в стороне, когда на ваших глазах вершится история, когда создается новая реальность. Я хочу быть в центре этих событий, я хочу направлять их и управлять ими. Я здесь, чтобы не просто наблюдать, а чтобы участвовать. Ведь даже боги учатся и развиваются, а ваши достижения, ваша новая магия, это то, что способно удивить даже меня.

Этим вечером луна особенно яркая. Я специально ничем не закрываю окна, и её холодный, серебрянный свет заливает мою квартиру. Да, да, я неплохо обосновался здесь, снял довольно просторное жильё в хорошем районе.

Я подхожу к окну и смотрю на залив. Вода кажется чёрной, но в ней пляшут миллионы огней. Нью-Йорк. Я конечно предполагал, что мне понравится здесь, но нужно сказать, Нью-Йорк превзошёл мои ожидания.

И здесь нет Одина, нет золотых оков, нет бессмысленных правил, нет "долга" и "чести". Тут есть свобода, которой у меня не было в Асгарде. И, конечно, деньги. Мне всегда нравилось создавать иллюзии, это у меня получалось лучше всего. И вот, я подумал, а что если попробовать заработать на этом в мире людей? Я создал свой виртуальный мир и начал работать. И, знаете, это потрясающее чувство, когда тебе платят за то, что ты делаешь лучше всего, без особых усилий.

Я облокачиваюсь о подоконник, и меня настигает едкая, но такая приятная мысль. Бедный Один. Я представляю его, сгорбившегося под тяжестью короны. Он думает, что управляет миром, а на самом деле сам — его раб. Он запер себя в золотой клетке, где каждый шаг расписан. Истинный трикстер не смог бы выжить в таком мире. Поэтому я выбрал свой.

Мне всегда нравилось, как звучат людские имена. Они так просты, но в то же время могут многое рассказать о человеке. Когда я решил пожить среди людей, мне понадобилось новое имя, подходящее для моего человеческого облика. Я перебрал множество вариантов, но в итоге остановился на одном. Райан. Это имя звучит мягко, но в то же время в нём чувствуется сила. Мне нравится, что оно означает "царственный". Это очень соответствует моей натуре. В этом имени есть ирония, но она очень тонкая, и только я могу её по-настоящему оценить.

А в виртуальном мире меня зовут L.Keifer. Звучит претенциозно? Ещё бы. Это моя маленькая шутка, двойная отсылка. Локи, тёмный принц, и Люцифер, падший ангел. Мы оба осмелились бросить вызов системе, и это достойно уважения. И, если быть честным, Люцифер куда более изящен в своих манипуляциях, чем эти грубые асы.

Я нашёл здесь идеальную песочницу — стартап по разработке игр. Им нужны были идеи, а у меня их целые бездонные чертоги. Я быстро стал их креативным директором. Мои знания мифологии и истории неисчерпаемы, и я могу рассказывать эпосы о чём угодно. Ведь я видел на своём веку больше, чем они могут себе представить.

Я представил им проект, который по-настоящему отражает мою суть — The Golden Cage. Они думали, что я предложу им очередную историю о героях, которые спасают мир. Но я предложил им правду. В "Золотой Клетке" ты не спасаешь принцесс, не убиваешь драконов. Ты сам становишься трикстером, изгоем, который бросает вызов богам. Главный злодей — это не кто-то извне, а деспотичный правитель, который в своей бесконечной мудрости просто пытается удержать власть, не позволяя ничему новому развиваться. Естественно, я не мог не включить туда нашего славного Тора; в моей игре — это не могучий герой, а всего лишь слепой исполнитель чужой воли, идущий на поводу у своего эго.

Моя игра быстро стала культовой. Форумы гудят, критики называют её "революционной". Конечно, они называют это революцией. А я вижу в этом просто отражение реальности. Истинная сила не в том, чтобы размахивать молотом, а в том, чтобы плести паутины, сеять хаос и наблюдать, как всё рушится. Пока они думают, что играют в игру, они на самом деле танцуют под мою дудку.

Крупная корпорация, создавшая скучный проект, где добро, конечно же, побеждает зло, в бешенстве. Они не могут понять, как моя игра разгромила их творение. Они пытаются завалить нас исками, обвинить в плагиате, но всё тщетно.

Я всегда был тем, кто прятался в тени и тихо дёргал за ниточки. Но теперь я не просто дёргаю за ниточки, я создал целую вселенную. Они думают, что это просто игра. Я знаю, что это больше, чем игра. Это моё послание. И, чёрт возьми, как же мне весело. Я смеюсь.

Господи, я просто давился смехом, когда представлял реакцию Одина, если он вдруг узнает, как я его изобразил в своей версии игры. Хотя, ему такое неинтересно... А, конечно, хотелось бы, чтобы он узнал и посмотрел на себя со стороны. Старик точно обидится. И зря, ему не хватает чувства юмора.

* * *

Ох уж эти смертные. Их мир — хаос, в котором они сами же с удовольствием теряются. Я стоял на углу одной из бесконечных улиц, где воздух был пропитан запахом мокрого после дождя асфальта и выхлопных газов. Над головой висел привычный для этого города смог, а в ушах звенел симфонический оркестр: упорный рёв двигателей, гудки такси, пронзительный визг тормозов и несмолкаемый хор человеческих голосов. Я наблюдал за этим муравейником, и понимал, что мне нравится это: суета, шум, мельтешение…

Вдруг привычная мишура восприятия померкла. Я почувствовал это — тот самый шелест судьбы, который я всегда слышу перед чем-то неотвратимым.. Нечто зловещее, что прокрадывается в ткань реальности. Видение… Я ощутил, как моя кожа покрывается мурашками, а в груди закипает что-то, похожее на панику, чувство, которое я давным-давно изгнал из себя. Оно было отвратительно, но при этом странно притягательно.

На секунду мир потемнел. Загудело в голове, будто зазвучало эхо из другого времени. Я увидел её. Девушка. Длинные светлые волосы, красная курточка. Залипнув в экран своего телефона, она шагнула с тротуара прямо под колёса авто, которое, скорее всего, занесло на мокром асфальте. Удар. Вихрь стекла, металла, и та же красная курточка, теперь грязная, смятая, лежала на асфальте. Жуткая, ненужная смерть, рождённая из одной секунды невнимательности.

Я встряхнул головой. Воздух Нью-Йорка снова обрушился на меня: крики, гудки, смех. Я оглянулся по сторонам и действительно увидел её. Она стояла прямо передо мной, там, где мне только что явилось видение. Красная курточка, светлые волосы, телефон в руке. Она смотрела в экран, её пальцы быстро скользили по нему. Чёрт, она сейчас шагнёт, вот уже шагает! Мои инстинкты, которые я обычно прячу под маской иронии и равнодушия, сработали быстрее мысли. Я не думал — я действовал.

Я пересёк расстояние между нами в два широких шага, хватая её за плечо и резко дёргая назад. Девушка вскрикнула, от неожиданности выпустив из рук телефон, и мы оба упали на тротуар. В этот самый момент жёлтое такси пронеслось мимо, рыча двигателем, точно там, где мгновение назад она собиралась стоять. Водитель отчаянно сигналил, у меня прямо уши заложило, что за противный звук!

Ситуация, конечно, получилась идиотская. Я с этой девчонкой лежу на тротуаре, она сильно перепугана, так как понимает, что чудом избежала смерти. Я слегка... раздражен из-за ее невнимательности, которая могла обернуться трагедией. Надо отдать должное нью-йоркцам, они подходили и обеспокоенно спрашивали, нужна ли помощь. Выглядело, это, наверное, довольно забавно...

Я всё ещё держал её за руку, девчонка сильно дрожала. Глаза, полные шока, смотрели на меня.

— Надеюсь, твоя одержимость телефоном стоила того, чтобы лишиться жизни, — мой голос был резким, как порыв ветра. Я был раздражён. Это спасение было таким ненужным, таким... обычным. И всё же я не позволил ей умереть.

Девушка попыталась встать, увидела рядом на асфальте свой телефон, подняла его.

— Я... я... спасибо. Я не заметила машину...— заикаясь от испуга пролепетала она.

— Не заметила? — мой голос стал холоднее.

— Это называется невнимательность, и она может стоить очень дорого.

Я видел, как она всё ещё дрожит. Поток хаотичных эмоций, которые я не успел разложить по полочкам, вдруг отступил, и на его место пришло... любопытство. Я отпустил её руку, встал и протянул свою, помогая ей подняться. Мне стало интересно, каково это — спасти смертного.

— Ты в порядке? — спросил я уже более мягко, пытаясь избавиться от налета сарказма.

— Думаю, да, — она попыталась отдышаться.

— Я... я не знаю, как Вас... тебя отблагодарить.

Я усмехнулся, мои губы изогнулись в привычной ухмылке. Мне нравилось её замешательство. Каменные Джунгли Нью-Йорка, и я, Локи, бог обмана, наблюдаю за этим... созданием. Только что помог ей подняться, и теперь рассматриваю. Какое-то слишком чистое, почти детское лицо. Боже мой, что за ребёнок? Что она тут забыла? Поразительно. Кажется, даже мои самые изощрённые интриги выглядят сложнее, чем её попытка выжить в этом каменном лабиринте. При этом... что-то в ней есть. Нечто наивное, совершенно чуждое этому миру, и, что уж тут скрывать, немного цепляющее.

— Можешь просто не бросаться под колёса. Но раз уж я тебя спас, может, тебя нужно куда-то проводить, а то я что-то опасаюсь, чтобы ты опять не влипла в какую-то историю.

Её щёки вспыхнули румянцем, и я почувствовал... некую слабость. Искреннее смущение — это так забавно. Мне захотелось узнать больше про это чудо.

— Как тебя зовут, дитя? — спросил я, смягчаясь.

Она взглянула на меня с такой невинностью...

— Мэнди.

Я усмехнулся. Мэнди, значит. Скорее всего, уменьшительное от Аманды.

— Очень приятно, — ответил я, протягивая руку.

— Я Райан.

Райан. Пусть будет так. А Локи останется Локи. Истинное имя всегда остаётся за кадром.

Вы можете смеяться надо мной, но я таки потащился провожать девчонку до самого дома. Словно последний романтик, как какой-то рыцарь в сверкающих доспехах. И всё ради чего? Ради некой призрачной безопасности, которая не давала мне покоя после того видения. Хотя идти было всего пару кварталов, но я не мог отпустить её одну. Я, Локи, Бог обмана и коварства, в самом сердце Мидгарда, выступаю в роли телохранителя для какой-то смертной? Смешно.

Она шла рядом, всё время болтая и благодаря меня. Её слова были такими искренними, такими тёплыми, что это смущало меня, заставляя щуриться от непривычного чувства, похожего на то, когда солнце светит слишком ярко и на него сложно смотреть.

—Райан, ещё раз спасибо тебе! Я такая рассеянная, как я могла не заметить ту машину? — её голос звенел, полный неподдельного удивления.

У меня уже был наготове язвительный ответ, что-то вроде: "Видимо, это у тебя врождённое, ничего не видеть вокруг".

Но она продолжила, и моя колкость застряла на языке.

—Я просто после смены совсем вымоталась. Так голова кружится...

Я поднял бровь.

—Смены? — переспросил я, и в моём голосе проскользнуло нечто странное. Это было не просто любопытство, а что-то вроде... сочувствия Заинтересованности?

—Да,— ответила она.

—Я учусь и подрабатываю, официанткой

Она рассказывала, а я наблюдал за ней. За тем, как крошечные капли мелкого дождя отражаются в её светлых волосах, за тем, как её плечи поникли от усталости. Её мир казался таким крохотным и хрупким. Она говорила о своей работе, о клиентах, о счёте за съемную квартиру, о том, что родители помогают, но ей неудобно просить у них лишний раз... Я, привыкший к битвам с чудовищами, великана, интригам и борьбе за трон, слушал её с каким-то странным вниманием. Мэнди была... настоящей. В её словах не было лжи, не было скрытых мотивов, не было планов по захвату власти. Это было так необычно, что я не мог оторвать от неё взгляда. Я просто продолжал идти рядом с ней, молча слушая её рассказ и чувствуя, как моё хладнокровие и сарказм тают, уступая место чему-то непонятному и уязвимо-тревожному. Кажется, эта девчонка намного сложнее, чем я подумал сначала.

—А где ты учишься, Мэнди? — спросил я, и на этот раз моя интонация была уже не просто любопытством, а чем-то, что я сам с трудом мог бы описать.

Мэнди, кажется, не обратила внимания на перемену в моём тоне.

— На самом деле, это довольно скучно, — ответила она.

— Я на втором курсе, в Нью-Йорксом университете, изучаю историю и лингвистику. Ну, знаешь, всякие редкие или вымирающие языки, их влияние на культурное наследие человечества.

Она смущённо улыбнулась, будто ожидала, что я потеряю интерес. Но наоборот, моё внимание вспыхнуло с новой силой. Редкие языки. Те, что никто не помнит, кроме старых книг и шепчущих руин. Это близкое и знакомое для меня. Идея о том, что эта девушка, не обладая никакой магической силой, пыталась сохранить то, что мир мог забыть, казалась… необыкновенной.

И что-то тёплое, что-то непривычное, отозвалось во мне. Я не знал, что это было. Возможно, толика уважения. Возможно, что-то, что было ещё более опасным, затрагивающим эмоции, слишком земным. Внезапно, мысль о том, чтобы расстаться возле её дома и больше никогда не встретиться показалась мне… неприемлемой.

Я заметил, что она время от времени морщится от боли, её тонкие брови сходятся на переносице, и я, сам того не ожидая, чувствую… сострадание?

Она трясется над своим телефоном, как будто это самая ценная вещь в её жизни, и бормочет что-то о том, как хорошо, что он не пострадал, даже нет трещин на защитном стекле. А вот локоть, на который она упала, когда я резко потянул её от края тротуара, судя по её лицу, пострадал изрядно. Я закатываю глаза, но затем, против всякой логики, прикладываю свою ладонь к её локтю. Она вздрагивает от прикосновения, и я чувствую её удивление, смешанное с облегчением, когда боль утихает.

—Тепло... От твоей руки... Ничего не болит!

Я знаю её ощущения.Острая боль, пульсировавшая после падения, начала ослабевать, уступая место лёгкому онемению.

—Ты... что ты сделал?—произносит она изумленно.

Боль, ещё недавно сковывавшая её движения, почти исчезла. Мэнди осторожно пошевелила рукой. Неприятное ощущение от ушиба сменилось необычным покалыванием, будто от электрического разряда.

—Ты что, экстрасенс? Энергопрактик? — спрашивает она, не понимая, что происходит.

Я ухмыляюсь. Мне почему-то приятно что я смог убрать этот дискомфорт, и теперь у неё ничего не болит.

—Ага, можно сказать, целитель.

Мы продолжаем путь, я внимательно слушаю Мэнди. Она из какого-то маленького городка, где, судя по её рассказам, все знают друг друга. Она приехала в этот мегаполис, чтобы учиться. И, конечно же, работает, чтобы оплачивать свои счета

Она говорит, уже почти не стесняясь меня, а я наблюдаю за ней. Её движения, её мимика, её смех — всё в ней выдаёт человека, которому чужды избалованность и гламур. Она не похожа на многих, кого я встречал — поверхностных, пустых людей, которые гонятся за мимолётными удовольствиями. В Мэнди есть какая-то странная… настоящесть. И, что самое забавное, я сам не понимаю, что меня в ней привлекает. Может быть, это её непоколебимая вера в то, что где-то там, среди звёзд, есть другие миры, которые говорят на других языках?

Или это её милая неуклюжесть, которая так комично контрастирует с её серьёзностью? Или это то, как её лицо озаряется, когда она говорит о своей мечте? Она хочет доказать новую историческую теорию через лингвистику. Её научная мечта — использовать знания о древних языках, чтобы переписать или дополнить какой-то важный аспект истории. Например, найти лингвистические свидетельства, доказывающие, что две древние культуры, разделённые тысячами километров, на самом деле имели контакт. Это было бы сенсацией в научном мире и сделало бы её известной.

Или же создать цифровой архив исчезающих языков. В мире технологий Мэнди могла бы мечтать о проекте, который объединит все знания об исчезающих языках в одном месте. Это был бы огромный цифровой музей, где любой человек мог бы услышать, как звучит редчайший язык, посмотреть видео с его носителями, изучить грамматику. Её мечта — создать наследие, которое поможет будущим поколениям изучать языковое разнообразие мира, даже если эти языки уже вымрут.

Что ж, я, должен признать, что это дитя… Мэнди… она не просто мечтательница. Она — буря, заключённая в хрупком сосуде.

Когда я услышал о её так называемой "мечте" — цифровой базе всех языков — я едва не рассмеялся. Это же безумие! Собрать все эти разрозненные звуки, эти шепчущие истории, эти крики битв в одном месте? Нелепость. И всё же… В её глазах горел тот самый огонь, который я когда-то видел в глазах тех, кто бросал вызов невозможному. Она не просто хочет каталогизировать слова; она стремиться понять душу каждого народа. Это не просто амбиция — это жажда познания, которая, я должен признать, впечатляет.

Она видит в языках не просто инструмент, а мост. Мост между мирами, культурами и сердцами. И это… это вдохновляет. Я привык к людям, которые ищут власть, сокровища или славу. Но эта девчонка… она ищет понимание. Она ищет способ объединить всех, даже тех, кто, казалось бы, обречён на вечную вражду.

Что ж, кажется, в этом земном мире есть ещё кое-что, помимо интриг и хаоса, что может меня увлечь. И мне, кажется, предстоит узнать, что это такое.

И вот мы остановились у её подъезда. Не дворец, но вполне нормальный дом. Фасад аккуратный, кирпич ухоженный, окна чистые. Видно, что за домом следят.

Район... ну, не Таймс Сквер, конечно, но и не Квинсбридж или Браунсвилл. Довольно тихий, спокойный. Видно, что люди здесь живут без особых бед. Машины припаркованы ровно, тротуары чистые. Не самый богатый район, но и не самый бедный.

Гомон улицы, доносившийся издалека, стал чуть громче — где-то гудел автобус, и совсем рядом зазвучал протяжный гудок таксиста. Мэнди кивнула на дверь, мол, "вот, пришли", но я, сам не знаю зачем, решил немного продолжить наш разговор.

— Значит, ты тоже приезжая, — заметил я.

— Точно так же, как и я.

Мэнди тут же удивлённо приподняла брови, а из-за её спины, мимо нас, показался курьер, он торопливо прошёл мимо нас с огромным рюкзаком-термосом.

— А я-то думала, ты коренной житель Нью-Йорка, — сказала она, и в её голосе было искреннее удивление.

— Ты такой... уверенный.

Я слегка усмехнулся, рассматривая детей, проездающих мимо на роликовых коньках.

— Нет, я... из Норвегии.

Она поразилась ещё больше, её глаза загорелись.

— Там же так красиво! — вырвалось у неё, и она невольно прижала руку к груди.

— Я там ещё ни разу не была, но мечтаю поехать. Там же как в сказке!

Я не мог не заметить, как её слова тронули меня. Я вдруг почувствовал, как этот её детский восторг проникает сквозь мою привычную броню. Она не просто видела красоту — она её ощущала, мечтала о ней.

Я смотрел на её восторженное лицо, когда она с таким воодушевлением говорила о Норвегии. И что-то внутри меня, что-то древнее и привычное к обману, вдруг почувствовало себя совершенно чужим. Этот её искренний, детский восторг… это цепляло. Мы стояли на тротуаре, а шум города казался таким далёким и нереальным. Только она, я, и эта странная, теплая тишина между нами. Я не мог так просто уйти. Мысль о том, что я просто скажу "пока", и на этом наше общение прекратится, казалась мне совершенно нелогичной.

— Знаешь, Мэнди… — начал я, и голос мой звучал немного иначе, чем обычно. В нём не было привычной колкости или иронии, только какая-то нехарактерная для меня мягкость.

— Я… я хочу узнать, чем закончится твоя научная авантюра.

Она моргнула, её глаза удивлённо распахнулись.

— Что?

— Мне интересно, сможешь ли ты объединить эти два древних мира, — продолжил я, чувствуя, как на моё лицо наползает лёгкая, почти незаметная ухмылка.

— И, чтобы узнать, чем всё закончится, мне понадобится способ с тобой связаться.

Мэнди тут же залилась румянцем от смущения. Я протянул ей свой телефон, и наши пальцы на мгновение соприкоснулись. Она вздрогнула, а я почувствовал лёгкое покалывание — то, которое всегда предвещает что-то интересное.

— Я… конечно! — Она взяла телефон и поспешно набрала свой номер, а я вдруг понял, что сейчас, возможно, совершил самый непредсказуемый поступок за последние несколько веков. Я, Бог, который всегда был сам по себе, только что протянул руку человеку.