Непреодолимые разногласия (гет)

Гермиона заметно вздрогнула, когда услышала раскатистый, невероятно громкий стук — Рон так и не привык пользоваться звонком. Она только что вернулась из Мунго, где навещала Снейпа, и успела лишь повесить пальто на вешалку и как раз разматывала шарф.

Гермиона сделала глубокий вдох. Честно говоря, она с большим удовольствием задержалась бы в больнице. С профессором было невероятно интересно общаться: они могли часами обсуждать прочитанную статью, и их дискуссии почти всегда принимали неожиданный оборот. А Рон… В последнее время что-то неуловимо поменялось в их отношениях, они всё чаще ссорились по пустякам. Нет, Гермиона по-прежнему его любила, очень. Вот только… ожидание неизбежной размолвки с некоторых пор омрачало все их встречи. Гермиона была уверена, что и сегодня не пройдёт и получаса, как они обязательно поругаются из-за какой-нибудь ерунды.

Она решительно тряхнула головой, отгоняя неприятные мысли, и поспешила открыть дверь, пока Рон её не выбил.

— Привет, — сказала она со слегка натянутой улыбкой. — Ты на удивление пунктуален.

Гермиона коротко обняла его и чмокнула в щёку. Рон ответил немного скованно и, проходя на кухню, угрюмо буркнул:

— Я старался. Надоело слушать, как ты меня отчитываешь за опоздания.

Гермиона споткнулась на полушаге. Она крепко зажмурилась, считая до десяти про себя. Вот вам и полчаса! Видимо, Рон намеревался поставить рекорд. Гермиона буквально прикусила кончик языка, чтобы не начать спор. Но ведь она действительно никогда и ни в чём его не упрекала. А уж тем более не отчитывала.

Повисла угнетающая, вязкая тишина, полная невысказанных упрёков. Или Гермионе так только казалось? Чтобы хоть чем-то себя занять, она заварила чай. И когда молчать стало уже нестерпимо, спросила:

— Есть хочешь? В холодильнике должно что-то быть.

— Опять эта ненастоящая еда? — скривился Рон, откидываясь на спинку стула. — Неужели так сложно приготовить что-нибудь нормальное?

— А ты попробуй и узнаешь.

Гермиона не собиралась срываться, честно. Она хотела, чтобы вечер прошёл спокойно и приятно, как было в факультетской гостиной, ещё до войны. Или счастливо и весело, пусть и с примесью горечи, как это было в первые дни после победы. Она правда хотела, но слишком устала от его вечных беспричинных придирок.

— Я не покупаю ничего вредного, Рон, — продолжила Гермиона примирительным тоном, желая смягчить ситуацию. — Это вполне нормальная еда. К тому же так намного удобнее и проще.

— Нормальная? — протянул он, упрямо скрещивая руки на груди. — Ну, если только для тебя. Я не собираюсь травиться чем-то непонятным из странных коробок. И вообще, проще для тебя — не значит лучше для меня.

Гермиона стиснула зубы. В последнее время он всё чаще поднимал подобные темы, цеплялся к каждой мелочи, и ей с каждым разом становилось всё труднее сдерживать бурлящие эмоции.

— Это нечестно, Рон! — воскликнула она, давя злые слёзы. — Я думаю и о тебе тоже. Просто мне сейчас нужно столько всего сделать.

Он неловко поднялся, шагнул к Гермионе, но замер, когда она от него отстранилась. И так и остался беспомощно стоять.

— Ты прекрасно знал, какая я, — процедила она, отчаянно стараясь удержать голос спокойным и ровным. — Ты знал, что я практически не умею готовить, что я редко навожу порядок — у меня повсюду разбросаны книги, записи, заметки. А ещё я не собираюсь по твоей прихоти превращаться в домохозяйку, вяжущую свитера и варящую кашу мужу по утрам перед работой. И раньше тебя это, кажется, устраивало! Ты что, думал, я в один миг стану другой, чтобы соответствовать твоим идеалам?

— Гермиона, я не… — растерянно, даже испуганно начал Рон, робко протягивая к ней руку, но Гермиона не дала ему договорить.

— А что будет в следующем году, когда мы, как планировали, съедемся, и я пойду учиться? — тише, но с не меньшей настойчивостью допытывалась она. — Ты правда считаешь, что я сяду дома и начну готовить ужины? Когда всё, чего я хочу теперь в мирной жизни — учиться, строить карьеру, развиваться? Вернуть память родителям. Если это возможно.

— А как же мы? — Рон уронил руку и сжал кулаки. — Наша будущая семья.

— Я люблю тебя, Рон. Я знаю, что ты любишь меня. Но тогда почему нам так сложно понять друг друга? — Гермиона печально покачала головой. — Это ведь всё сейчас не про готовку или уборку. Это про наши ожидания от совместной жизни. И разница получается непреодолимо огромной.

— Я тоже люблю тебя, Гермиона. И отказываюсь терять из-за какой-то ерунды!

— Не ерунды, Рон! — возмутилась она, бесцельно кружась по кухне и нервно заламывая руки. — Это наша жизнь. Моя жизнь! Мои планы! Да, я многого не успеваю — сейчас столько дел. Я разрываюсь между Хогвартсом, где всё ещё пытаюсь помочь навести порядок, библиотекой на Гриммо, где я ищу способ отменить действие обливиэйта, и визитами в больницу к Снейпу!

Гермиона резко остановилась, повернулась к Рону лицом и открыто встретилась взглядом.

— А чем занят ты?! — выкрикнула она почти с ненавистью. — Раздаёшь интервью и красуешься в дорогих мантиях с Орденом на груди?

Рон отшатнулся, словно она его физически ударила. Гермиона тут же пожалела о вырвавшихся в пылу ссоры абсолютно несправедливых, злых словах. Ещё хуже было от того, что Гермиона понимала: она говорила это намеренно, желая причинить боль. Такую же или острее, чем он уже несколько месяцев постоянно причиняет ей. Она хотела, чтобы он тоже почувствовал, каково это.

Но это было неправильно. И несправедливо.

Гермиона низко опустила голову, сдерживая рыдания. Рону тоже было тяжело. И она прекрасно об этом знала. Смерть Фреда сильно ударила по всей большой семье. И если Джинни нашла утешение в Гарри, к которому практически переселилась, то Рон метался между Норой и магазином Ужастиков, предлагая всё возможное утешение родителям и Джорджу.

— Прости, Рон, — устало сказала она. — Я не это имела в виду. Я знаю, как тебе пришлось трудно, но… Всё чаще мне кажется, что ты забываешь, каково мне. Почему мы стали такими чужими, Рон?

— Я забываю? — зло переспросил он. — А может, это ты забыла?! Я тоже помогал в Хогвартсе. Не меньше тебя. Я бы и с тобой на Гриммо сидел. С удовольствием. Но ты же в курсе, что я ничего не понимаю в этих высших заклинаниях! Что мне там делать?!

Гермиона открыла рот, но Рон не дал ей вставить слово:

— И Снейп! Я не понимаю, зачем он тебе сдался! Ну сходила один раз, извинилась — если так было необходимо. И хватит! Но ты же аппарируешь к нему каждый день! Зачем?

— Как ты можешь? — ахнула Гермиона. — Он болен. Ему нужна помощь.

— Ему-то? — жестоко усмехнулся Рон. — Гермина, мы о Снейпе говорим. Об этой садистской сволочи, о мерзком ублюдке, о предателе и убийце.

— Я не собираюсь закрывать глаза, когда кто-то страдает, а я могу помочь, — твёрдо ответила она, хоть и подозревала, что спорить бесполезно. — Даже если это Снейп. Тем более если Снейп. И мне всё равно, если тебе кажется это странным или бесполезным.

— И долго ты ещё будешь к нему таскаться? К почти покойнику!

— Не говори так, — Гермиона в ужасе прижала руки к груди. — К тому же, если хочешь знать, он уже идёт на поправку. Мы даже несколько раз разговаривали.

— Разговаривали?! — Рон выпрямился, голос его дрожал от едва сдерживаемого гнева. — Ты ежедневно ходишь к нему в больницу, чтобы просто поболтать? Тебе общения мало? Для чего он тебе? Для интеллектуальной беседы?!

Рон остановился, перевёл дыхание и собирался продолжить, но в этот момент на кухню с грохотом ворвался Живоглот. Кот с шипением рванулся к Рону, готовый защитить хозяйку. Рон в раздражении отмахнулся рукой, и Живоглот вцепился острыми зубами ему в ладонь, прокусывая кожу до крови. Рон вскрикнул, тщетно стараясь стряхнуть животное, а затем выхватил палочку.

— Рон, нет! Экспеллиармус, — Гермиона за долю секунды обезоружила его. Глаза её сверкали от гнева. — Как ты посмел даже подумать о том, чтобы причинить вред моему коту?!

Она распахнула окно и с размаху выбросила в него палочку Рона. Та с глухим стуком ударилась об асфальт. А самого его Гермиона крепко схватила за плечо и толкнула к двери. Рон от неожиданности поддался, неуклюже споткнувшись.

— Убирайся немедленно. Пока я тебя не прокляла.

Рон на мгновение замер на пороге, тяжело дыша, а потом вылетел из дома, громко хлопнув дверью. Гермиона подхватила Живоглота на руки, крепко прижимая к себе, и отчаянно разрыдалась, зарывшись лицом в мягкую, пушистую шерсть.

Гермиона прошла в гостиную, рухнула на диван, свернувшись калачиком, по-прежнему обнимая кота. Он тихо урчал, но иногда тревожно ёрзал, словно ощущал всю серьёзность произошедшего.

— Почему так? — шептала она сквозь слёзы. — Когда он стал таким чёрствым, таким эгоистичным?

Она запнулась, погладила Живоглота по рыжей лобастой голове и с болью в голосе добавила:

— Как у него вообще рука на тебя поднялась? Он же знает, что ты для меня значишь.

На сердце было тяжело и грустно, но Гермионе стало кристально ясно, что она поступила правильно. Уверенность в том, что так дольше продолжаться не могло, ярко расцветала в душе и не оставляла места для сомнений. Она решительно вытерла мокрые щёки. Несмотря на гнетущее разочарование, пустоту и одиночество, Гермиона знала, что это было верное решение.

— У нас всё будет хорошо, просто отлично. Правда, Глотик? — чётко проговорила она, наконец позволяя себе немного расслабиться.