Стезя в метели (джен)

Несмотря на то что время года было летнее, погода стояла холодная — недавно прошёл дождь, а ветер так и рвался пролезть под мантию и заморозить всё, что было под ней.

В Хогсмиде, несмотря на уже упомянутую погоду, было довольно людно. Ещё бы — конец учебного года, все дети, освободившись от экзаменов, шли в Хогсмид в последний раз за этот учебный год. Однако в «Кабанью Голову» никто не заходил. Аберфорт куда-то ушёл, должно быть, к мадам Розмерте, — в последнее время он часто туда ходил. Корбен не был против; находясь наедине, они не всегда знали, что можно сказать друг другу. И всё же находиться наедине с самим собой было почему-то хуже. На зло даже клиентов не было, хотя хуже было бы, если бы его стали спрашивать о «подвигах войны» — омерзительное название, однако до сих пор его так называли. А в газете «Ежедневный Пророк» о нём упоминали часто как о герое, хотя героем назвать такого человека, как он, было довольно сложно.

Корбен — лишь озлобленный зверь, который не умеет ничего, кроме убийств. Или как минимум он так думал о себе.

От мыслей мужчина решил выйти на улицу, несмотря на погоду, — хотелось немного отвлечься. Перед выходом он решил взглянуть в зеркало. На него посмотрел всё такой же крупный мужчина в красной мантии без рукавов, похожей больше на безрукавку, — ведь длина была не до пола, а до колен. На мантии были вышиты чёрные полумесяцы. Надевая такую мантию, Корбен надеялся отвести взгляд от его усталого и шрамированного лица и отсутствующего куска уха. Кисти, выглядывающие из-под одежды, всё ещё были покрыты рваными шрамами. В целом он был всё такой же. Одно «но»: несмотря на то что прошло относительно не так много времени с окончания войны, он сильно постарел — как минимум внешне. На лице были морщины, в относительно коротких волнистых волосах появились седые пряди. Да что уж там, даже в бровях были белые волосы. Было неприятно, ведь даже у Аберфорта, старика, было не намного больше седых волос. А Корбену всего-то двадцать семь, выглядел он при этом на все тридцать семь. Аберфорт объяснял такое постоянными битвами и, как следствие, стрессом. Возможно, он был прав.

Мужчина вышел на улицу Хогсмида. Всюду ходили дети, бегали. Улицы Хогсмида, казалось, было не узнать. Прошло всего десять лет с окончания войны, но все здания мало того что были восстановлены, так ещё и устремились ввысь и вширь.

Тяжело выдохнув, Корбен отправился на главную улицу, сам не зная зачем. В целом ему ничего не нужно было, и желания заходить куда-то тем более не было. К тому же о нём вечно шептались. Даже навыки легилименции не нужны, чтобы знать, что люди при его виде думают. Боятся. Испытывают отвращение. Лучше уж пусть испытывают отвращение, чем называют его героем, — тошнит от такой клички уже.

И вот опять: стоило пройти мимо кого-то, сразу сзади шептали: «Это же прошёл Корбен Дамблдор, да? Такой грозный тип».

«Ещё бы!Ты разве не слышал, что он вытворил в прошлое Рождество в Польше?»

Корбен прорычал себе под нос и ускорил шаг. Хоть под дизалюминационным заклинанием ходи, ей-богу.

«Сладкое королевство» привлекло названием, но, увидев толпу школьников, подходить расхотелось — лишь распугает покупателей у лавки. Попросит потом Аберфорта принести шоколадных лягушек.

Хотя нет, лучше что-то другое, — ему ведь опять выпадет карточка с Альбусом Дамблдором, и так настроения нет, его рожу видеть ещё не хватало.

Попутный ветер занёс его в магазин мантий, где его встретила добрая, но не болтливая продавщица.

— Добро пожаловать, мистер Дамблдор, — улыбнувшись, сказала она. — У нас как раз в наличии новые красные мантии, желаете посмотреть?

— Добрый день, — без особого дружелюбия сказал Корбен. Собственный голос показался ему чужим — низким и таким грубым, он всегда таким был? — Да, можно глянуть.

Он проторчал в лавке около тридцати минут, но единственное, что ему понравилось, — была мантия точно такая же, как у него, без рукавов и немного короче. Её почти что можно было назвать безрукавкой, лишь символы были иными — теперь на них были маленькие ярко-красные фениксы. Долго не думая, Корбен её и купил, и сразу же надел, а старую отправил в «Кабанью Голову» заклинанием.

После отправился в «Три Метлы» всё-таки. Стало боязно за Аберфорта — вдруг кто-то хочет его убить? Хотя, рациональности ради, никто из страха перед Корбеном даже грубого слова ему не говорил.

В «Трёх Метлах» было немноголюдно. Что уж там, было весьма мало народу. Никто не желал просиживать свой последний день учебы в пабе. Неудивительно. Местные же не хотели выходить на улицу в такую погоду. У барной стойки он нашёл сразу и мадам Розмерту, и своего дедушку. Они о чём-то оживлённо разговаривали, но, когда вошёл Корбен, оба посмотрели на него и замолчали.

— Корбен, мой дорогой, давно вас не видела! Вы ведь не выходите почти. Как вы? — первая заговорила мадам Розмерта, засуетившись вдоль стойки как встревоженная курочка. Корбен же сел рядом с дедом, каждый раз удивляясь, что стал больше Аберфорта — из-за мышц, скрытых под мантией. — Желаете чего? Может, сливочного пива? Или огненного виски?

— Должно быть, я потерял счёт времени, прости, — улыбнулся ему Аберфорт. — Мы тут так заговорились.

— Ничего, мне тоже стоило прогуляться, — ответил Корбен, кивнув приветственно мадам Розмерте, и добавил: — Сливочное пиво, пожалуйста. И, повторюсь, давайте на «ты».

— Хорошо, — мадам Розмерта быстро начала готовить сливочное пиво. Корбен, конечно, не говорил это Аберфорту, но у неё оно получалось вкуснее. Пара раз взглянув на Корбена, она добавила: — Хорошо выглядишь. Кажется, новая мантия?

— Да, я тоже заметил, — сказал Аберфорт, приобняв внука (хотя на вид они уже больше походили на отца и сына). — Тебе очень идёт, правда. — Он улыбнулся. Корбен отпил только что приготовленное сливочное пиво, внутри стало тепло. Он уже привык, что Аберфорт нахваливает его просто так. Он пытается его поддержать и делает это как может. Было приятно. — И рисунок интересный.

— Спасибо, — сказал он одновременно и Розмерте за пиво, и Аберфорту за комментарий. Он положил на стол пару сиклей.

— Ох, что ты! За счёт заведения! — она оттолкнула монеты обратно.

— У меня есть другие деньги, если эти кажутся кровавыми, — ответил недовольно Корбен, сунув руку в карман.

— Ну что ты такое говоришь! — воскликнул Аберфорт. — Она просто хочет сделать тебе приятно.

— Я не обижаюсь ни капли, но я согласна с твоим дедом, — обиженно сказала она.

Повисла тишина.

— За что же мне делать приятно? — тихо спросил Корбен. Взглянув в свой бокал — очень уж быстро он опустел. Мадам Розмерта очень резко забрала бокал и начала делать ещё один.

— Скажешь тоже! — недовольно сказала она. — Ты же герой, чего стоит последнее дело в Польше!

— В чём же тут геройство? — устало спросил Корбен. Вечно ему так говорят. — Я скорее уж наёмник.

— Наёмники не рискуют жизнями, устраняя тёмных магов, претендующих на звание мировой угрозы, — проворчал Аберфорт, поглаживая бороду. — Более того, министерства всего мира не нанимали бы наёмника. Считай это зарплатой… компенсацией за риск.

— Согласна, — сказала мадам Розмерта, протягивая ещё одну кружку.

— Что-то вы во всём друг друга поддерживаете в последнее время, — подозрительно покосился на них обоих Корбен, переводя тему.

— А?! — воскликнули оба. Аберфорт сделал то, от чего у Корбена впервые за пять лет брови подлетели вверх, — только подумать, Аберфорт, его дед, которого он знал так много времени, покраснел!

К счастью, входная дверь открылась, — ведь Корбен не знал, как выпутаться из настолько неловкой ситуации. Минус был в том, что в дверях стояла профессор Макгонагалл, за ней в паб заходили профессор Флитвик, Хагрид и позади всех шёл Невилл Долгопопс, вернее, профессор Долгопопс.

— Здравствуйте, Розмерта! — сказали почти что одновременно все преподаватели. Они явно не узнали Корбена издали. Приблизившись, они посмотрели на Аберфорта, а потом, кажется, наконец узнали Корбена. Хотелось, если честно, провалиться под землю.

— Какая встреча, мистер Дамблдор! — воскликнула с удивлением профессор Макгонагалл. Корбен слегка помахал преподавателям рукой, на которой не хватало среднего пальца. Флитвик бросился к нему, поскорее занять место рядом. Не успел он заговорить, как здоровяк Хагрид обнял Корбена сзади, очень уж крепко.

— Рубеус Хагрид, вы его, кажется, задушите! — воскликнул Флитвик. Тот опомнился и отпустил, приговаривая, что так давно его не видел, что не сдержался. Они все после поздоровались с Аберфортом.

Долгопопс неловко пожал руки обоим Дамблдорам.

— Я согласна с Хагридом, вас совсем не видно в последнее время. Вы совсем не выходите из дома, это вредно для здоровья, — сдержанно сказала Макгонагалл, однако в тоне была теплота, — она тоже была рада его видеть. Корбен даже не знал, что ответить.

— Мой мальчик, чего же вы так изменились? Будто бы… не знаю, постарели? — воскликнул профессор Флитвик. На это Корбен совсем не знал, что ответить. Преподаватели тем временем заказывали себе напитки.

— Не так уж и редко я выхожу из дома, — ответил Корбен, отпивая, добавил: — И да, я немного постарел, полагаю, из-за пережитого стресса. Как школа? Невил, должно быть, очень нравится ученикам.

Невилл, что сидел молча, хмыкнул. Корбен пригляделся к нему — да, он тоже постарел, не как Корбен, вернее будет сказать, повзрослел, стал серьёзней. Они не виделись с Битвы за Хогвартс, хотя все новости жизни Невилла знал Аберфорт, — всё-таки они сильно подружились во времена Битвы за Хогвартс.

Своими знаниями о жизни Невилла Аберфорт обычно делился с Корбеном, мужчину обычно это злило.

— Для меня главное, чтобы они любили растения и не ранились садовыми ножницами, как я, — ответил тот.

— Красивая мантия, — сказал Хагрид, смотря на Корбена. Тот кивнул в благодарность.

— Мой мальчик, в Польше правда были вы?! — воскликнул Флитвик. — Безумие! Столько тёмных волшебников, почти что захватили страну!

— Да, это был я. Давайте на «ты», пожалуйста, — повторил Корбен, снова посмотрев на свой пустой стакан, вспоминая реки крови. — Не так уж и серьёзно всё было. — Он заметил, что все затаили дыхание и внимательно слушали. Ну, раз хотят послушать, то пусть слушают о «геройском герое». — Двадцать волшебников хотели избавить страну от полукровок и маглорождённых. Ничего нового. Так как страна маленькая, им не хватало мракоборцев, чтобы дать достойный ответ, — ведь их Министерство магии поскупилось и платит совсем гроши мракоборцам, никто не желает приезжать и работать у них. Вот у них кадров не хватило. А эти тёмные волшебники просто напали группой. Вот и получается, они хотели захватить Министерство, а я их у входа и встретил.

— В газетах писали, что они убили около тридцати магов и десяти мракоборцев, — сказала Макгонагалл, что тоже внимательно слушала.

— Это да, — протянул Корбен и немного с раздражением бросил, вспоминая бывших врагов, — ни капельки их жаль не было, — в газетах не писали, но они так же убили около десяти маглорождённых детей. Жалкие гады, только толпой нападать и могут.

— И как, ты их… их… ну того? — спросил Хагрид. Всё, кажется, стало ещё тише.

— Меня ведь зовут только когда преступники переступают порог, «живой или мёртвый», или когда преступления настолько доказаны и многочисленны, что остаётся только устранение на месте, — а задерживать их слишком опасно, — пробурчал Корбен. Потом он потер шею и легкомысленно добавил: — Да, всех до единого.

— Так и надо гадам! — сказала мадам Розмерта. Все, включая Корбена, посмотрели на неё, и она добавила: — Что? Они убили столько несчастных детей!

— Согласен, — сказал Аберфорт, похлопав по плечу Корбена. — Больше они никого не убьют.

— Давайте прекратим этот разговор, мне от такого дурно, — сказала Макгонагалл. Корбен кивнул.

Они просидели немного в тишине, видимо, переваривая разговор.

«Ну вот,опять ты топишь всех в чернухе», — подумал про себя Корбен.

— Как там школа? — повторил вопрос Корбен, смотря на профессора Макгонагалл. — Только не говорите, что опять преподаватель по Тёмным искусствам пропал.

— Да нет, этот подал в отставку, — радуясь перемене темы, сказала директор Макгонагалл. — Сказал, что не может выдержать расставания с семьёй. А предыдущий сбежал за границу, — оказывается, он держал у себя тварей, что без лицензии не то что заводить нельзя, — их даже видеть без лицензии нельзя.

— Хороший был мужик, весёлый, — прокомментировал Хагрид. Неудивительно, что они нашли общий язык, — любовь Хагрида к запрещённым тварям была известна всем.

— А Слизнорт, полагаю, устроил званый прощальный обед для своих «особенных» учеников? — с усмешкой сказал Корбен. Директриса в ответ кивнула и едва заметно улыбнулась.

Дальше разговор шёл сам по себе. Преподаватели разговаривали между собой и с Аберфортом. Ну, все, кроме Флитвика, — тот спрашивал про Польшу и про то, какие заклинания используют там, после рассказывал Корбену об учениках, которые его удивляют, и, конечно, предавался ностальгии, ведь сравнивал своих учеников с ним и повторял: «Ты, конечно, совсем на другой ступени был». Корбен слушал, единственной мыслью был вопрос: «На пару ступеней впереди или на сотню позади?».

И вот опять, среди полной комнаты людей, он чувствует себя одиноко, — ведь они все равно далеко от него, не понимают.

Вскоре посиделки кончились, уже был совсем вечер, и солнце уходило за горизонт. Профессора собирались уходить. Но тут Макгонагалл назвала его имя.

— Мистер Корбен Дамблдор, я хотела бы с тобой поговорить, — они всё ещё сидели все вместе за барным столом, но все вдруг замолчали. Мужчина вопросительно посмотрел на директрису. — Я бы не стала нарушать твою мирную жизнь. Дело в том, что мне уже некому предлагать место преподавателя по Защите от Тёмных искусств, — никто больше не соглашается на место, на котором едва ли можно удержаться год.

Повисло молчание. Сначала Корбен подумал, что это какая-то шутка, однако никто не смеялся.

— Что же, вы хотите предложить это место мне, человеку, что славится тем, что убил невообразимое количество волшебников? Смешно, — он усмехнулся. — Вот родителям детей понравится, что их чад учит убийца.

— Это не шутка, — она нахмурилась. — Кто, как не всемирно известный мракоборец, подходит больше? К тому же, если кто и способен наконец избавить эту школу от проклятия, то только ты.

— Нет, — отрезал Корбен. — Мне делать там нечего. Дети меня пугают, уверен, я их тоже. К тому же расстался я с Хогвартсом в очень плохом свете.

— И всё же подумайте, — приняв его ответ, сказала директор. — Ответ жду до конца июля.

— Ох, профессор Дамблдор, — всхлипнул Хагрид. — Как же было бы хорошо, вернись Дамблдор в Хогвартс.

— Я, если что, тоже Дамблдор, — вставил Аберфорт.

— Хочешь работать в Хогвартсе? — спросил Корбен недовольно.

— Нет, — ответил Аберфорт, хмуро смотря на Корбена.

Они стали расходиться. Аберфорт и Корбен отправились домой, по пути, как обычно, собирая взгляды и перешёптывания. Звёзды уже застелили весь небосвод. Корбен понял, что крайне редко на них смотрит. Они просто для кого-то светят? Или они просто живут, не думая о ком-то, кому они светят?

Они пришли в «Кабанью Голову» довольно быстро. С друг другом они почти не разговаривали. Когда зашли, Аберфорт встал за барную стойку.

— Может, ещё немного выпьешь и поболтаем, если ты, конечно, хочешь, — сказал Аберфорт, видно, заметив, как Корбен опять с головой погрузился в свою пустоту, — должно быть, его глаза стали стеклянными. Корбен сел за стойку.

— Например? — спросил он хмуро, взяв в руки бокал огненного виски, который ему налил дед.

— Например, обсудить твою возможность стать профессором в Хогвартсе, — ответил Аберфорт, наливая и себе. — Всё-таки хорошая возможность начать жизнь с начала.

— Я не хочу. Чему я могу научить детей? — пробурчал Корбен, крутя в руке бокал. — Плюс, они будут меня бояться, да и я детей не люблю, — вечно ноют, перебивают, спрашивают банальности и вечно нарушают правила. Да и в целом, лучше уж лежать на кровати весь день, чем работать.

— Будто ты не нарушал правила, — с ухмылкой в бороде заметил Аберфорт, тоже крутя бокал в руках (это у них было общее).

— Я не был ребенком после третьего курса, а до всегда жил по правилам, до того как стал убийцей.— ответил Корбен хмуро. Аберфорт нахмурился, виновато глядя себе в стакан. «Ну вот, получилось обвинить самого дорогого мне человека». Помолчав, Корбен постарался вернуть настроение Аберфорту, — почему-то, несмотря на своё тяжёлое состояние души, ему очень не хотелось, чтобы самый ему дорогой человек тоже страдал, грустил. Хотелось, чтобы он был счастлив, ведь в конце концов, они оба были лишь сломанными людьми, и один непременно тянул другого на дно. — Так что, боюсь, это плохая тема для обсуждения. Но у меня есть тема получше.

— Какая? — поднял глаза Аберфорт.

— Ты влюбился в мадам Розмерту, — слегка ухмыльнувшись Корбен указал пальцем на Аберфорта.

— Что! — вскрикнул Аберфорт, пожалуй, слишком эмоционально. Сам он, конечно, покраснел до жути, что снова удивило Корбена. — Конечно нет! О чём ты таком говоришь?!

— Да ладно тебе, я же вижу, ты вообще шёлковый рядом с ней, — усмехнулся Корбен, — и красный как рак.

— Ничего я не красный! — нахмурился Аберфорт и взглянул в своё ближайшее отражение, и ударил себя ладонью по лицу. Помолчал, добавил: — Это настолько заметно?

— Предлагаю за это выпить, — Корбен заставил выдавить из себя что-то подобие улыбки, и стукнул своим бокалом о бокал Аберфорта. Тот был удивлён. С трудом Корбен добавил: — Я рад за тебя. Никогда тебя таким счастливым не видел.

Аберфорт неловко потер шею, но стакан поднял, и они оба выпили. Он налил им обоим ещё.

— И давно у вас с ней старперский роман? — усмехнулся Корбен.

— На себя глянь, сам ты старпер, — пробурчал недовольно Аберфорт, отвёл взгляд, добавил: — Нисколько. Пока. — Он снова вернул взгляд на Корбена, словно пытаясь увидеть в нём толику осуждения. Даже чтение разума было не нужно, — он чувствует вину, что счастлив, потому в оправдание затараторил: — Мы так давно друг друга знаем. Она ещё в прошлом году пирог мне принесла, а я даже не подумал… но как-то недавно она назвала меня «очень даже ничего», а я ведь порядочный и никогда в таком ключе о ней не думал, но вот она сказала, и внутри что-то щёлкнуло, и разговаривать с ней приятно, и…

— Можешь не рассказывать, — отпил бокал Корбен. После он покрутил пальцем у виска. — У вас всегда были отношения своеобразные, я не удивлён. И вообще, в каком месте ты порядочный?

— Значит, ты не злишься? — спросил Аберфорт прямо. — Что я вот так вот… Обещал быть всегда рядом с тобой после войны, а теперь получается, иду свою жизнь делать, тебя оставляю. Как предатель.

— Ну что ты такое говоришь? — нахмурился Корбен. — Я, наоборот, счастлив, что хотя бы ты нашёл путь. Я взрослый мальчик, со своими проблемами как-нибудь сам разберусь. — Аберфорт слегка улыбнулся. Корбен добавил: — Ну так что, сколько свиданий? Или вы время не теряете и сразу в непотребства?

— Непотребства?! Я не намерен это с тобой обсуждать! Как ты вообще смеешь?! — Аберфорт стал совсем красный. — Всего лишь я ей сказал, что она мне нравится, и позвал погулять завтра вечером. И всё.

— Ого, да ты и впрямь порядочный мужчина, ха-ха, — ухмыльнулся Корбен. — Ну, значит, свидание, неплохо. Не помню, чтобы у тебя была парадная мантия.

— Чем эта не сойдёт? — спросил, хмурясь, Аберфорт. Он был в чёрной мантии, на ней были разводы и рваные углы.

— Хм, — Корбен оглядел его с головы до ног. — У вас тогда до непотребств вообще никогда не дойдёт.

По взгляду Аберфорта казалось, тот был готов задушить Корбена, если тот ещё раз скажет что-то пошлое. Корбен приподнялся и зашагал к сундуку в углу комнаты.

— Где же… — копался он в вещах, среди всех своих мантий. Он наконец нашёл ту, которую искал. Она была, в отличие от остальных красных, белой, у груди были светлые медведи, они мило обнимали друг друга. — наконец-то нашёл.

— Ты что это удумал? — спросил Аберфорт, когда внук принёс мантию и положил на барную стойку.

— Надень, — он взмахнул палочкой, и мантия чуть-чуть стала больше, чтобы могла налезть на Аберфорта. — Я её ни разу не надевал, не подходит как-то по духу.

— Я не могу, она ведь твоя, — неловко пробормотал Аберфорт. Корбен привык, что тот не умел принимать подарки, потому просто настоял. Дед всё-таки повиновался и надел новую мантию, она ему была в пору. — Ну как?

— Тебе идёт. Налезло хорошо. Теперь… — Корбен усмехнулся, — ты сам выглядишь как добрый мишка, ей понравится.

Аберфорт улыбнулся.

— Спасибо, — сказал Аберфорт и поднял бокал второй раз. — За тебя, Корби. За моего дорогого внука и нас. Ведь мы, несмотря ни на что, всё ещё семья.

Корбен хмыкнул и заставил себя поднять бокал тоже. Они выпили. На хорошей ноте решили ложиться спать. Но Корбен ещё долго смотрел в потолок, слушая, как дед посапывает за стеной. Хоть один из них сегодня уснёт счастливым.

— Сейчас мы выясняем, где они, однако пока вы можете посмотреть их личные дела, — продолжал говорить весь перебинтованный мракоборец. Он сопровождал Корбена по прибытии. Корбен большую часть времени молчал, лишь смотрел на раны молодого человека напротив и думал, какой бинт покраснеет первым. Не угадал: покраснел тот, что был на лбу. К этому времени Билл, так звали мракоборца, принес личные дела группировки.

Корбен открыл личные дела. Большинство были ничем не примечательные, всё как всегда: вот участник группы был каким-то бывшим заключенным за убийство магла или полукровки и, скорее всего, дружил с каким-то другим будущим участником этой группы. Они отсидели и не показывали виду, а потом кто-то, в этом случае надо полагать Фрэнк Баркли, звал их к себе, и бывшие заключенные, не сумевшие перешагнуть порок ненависти к грязнокровкам, снова возвращались к убийствам. Однако среди всех этих неприветливых и скучных лиц Корбена заинтересовали два дела: Фрэнка Баркли и, кто бы мог подумать, его сына.

Корбен нахмурился и начал читать сначала о Фрэнке. В досье его встретила недовольная черноволосая физиономия, кудрявые волосы и черные глаза и худое, почти болезненное лицо. Из досье следовало, что Фрэнк не был выдающейся личностью: закончил магическую школу во Франции и переехал в Канаду, женился на полукровке, и вскоре у них появился сын. Если соотносить даты, то получается, что сын, скорее всего, у них получился случайно, при первой встрече, что сыграет роль дальше.

Дальше Фрэнк, работая в министерстве магии, по всей видимости, начал сходить с ума от того, что в начальстве у него были одни полукровки, а он занимал низкую должность, будучи у них на побегушках.

К слову,его семейное древо так или иначе уже насчитывало убийц и грабителей, например, отца и дядю по материнской линии. К тому же ненависть к полукровкам была привита ему с детства, и, по всей видимости, он сдерживал свою ненависть сколько мог, или просто ненавидел, но про себя, не перешагивая черту. По подтвержденным подозрениям, именно тогда он убил первую полукровку — своего начальника, юношу, которому едва исполнился двадцать один год, — за то, что тот относился к мужчине надменно и вечно насмехался над тем, что его семья была создана только по «залету». Вместо того чтобы подраться с ним или уволиться, Фрэнк выбрал вариант более кровавый, да такой, что родители не узнали юношу, вернее будет сказать, остатки юноши. И всё пошло к тому, что он стал лидером крупной террористической организации. Корбена зацепила именно часть с сыном: по исследованиям места действия и палочки, что принадлежала юноше, жена Брукса была убита собственным сыном, унаследовавшим дурную идею отца о чистоте крови.

Всё бы ничего, всякие психи бывают, но Корбена сильно смутил возраст сына. Когда Корбен взял уже досье сына Фрэнка Баркли, Томаса Баркли, он был сильно смущен, ведь на него с фотографии смотрел всего лишь мальчик на вид четырнадцати лет. На фото мальчик обнимал свою маму и отца. Он был сильно похож на обоих родителей: от отца у него были черные волосы, а от матери — зеленые глаза, да и лицо у него было не худое, а очень даже нормальное.

— Ему вряд ли даже четырнадцать исполнилось, — проворчал Корбен мракоборцу, который болезненно держался за бок.

— Наверняка, — лицо мракоборца Билла исказилось в гневной гримасе, — эта гадкая шавка везде со своим отцом таскается, значит, видит и не против того, что он творит. Гадкая кровь у них в семейке.

Корбен промолчал. Ему ли не знать про гадкую кровь в семье.

Продолжив читать, Корбен узнал, что Томас не ходил в школу, и учили его заклинаниям отец с матерью. После первого убийства и сбора небольшой группы отца он, как было написано в досье, под давлением «друзей» отца убил собственную мать непростительным заклинанием и после отправился на зверства, которые готовил его отец.

Всё было крайне детально описано, но Корбена не покидал диссонанс от текста и от того, кого он видел на фотографии, ведь было явно видно, как мальчик сильнее прижимается к матери и улыбается потому, что она улыбается. Да и она смотрит не на Фрэнка, а на Томаса.

— И всем вынесен смертный приговор? — спросил Корбен; несмотря на раздумья, его голос остался груб и холоден.

— Конечно, если вырубать дерево, то под корень, — проворчал мракоборец Билл.

Корбен захлопнул досье и приподнялся. — Вы говорили, что у вас есть пленник, которому хотят вручить поцелуй дементора. Я хочу с ним поговорить.

— На кой черт он вам… — начал было Билл, но потом взглянул на страшную физиономию собеседника и приподнялся сам, — я вас провожу, мистер Дамблдор.

--

— Я правда не знаю, чем он может вам помочь. Молчит, как бы его ни допрашивали, — прервал тишину Билл, похромав до двери в темницу, потом явно неловко добавил, — но если надо, то, конечно.

— Открывай, — приказал Корбен. Не долго думая, он вошел внутрь.

Пленник, грязный, в наручниках, сидел на кровати. Его каштановые волосы были все в пыли, а голубые глаза стали совсем серыми. Он сначала посмотрел на Корбена без интереса, однако стоило ему его узнать, как глаза у него удивленно расширились. Корбен подошел ближе и облокотился на стол.

— Привели тебя всё-таки, а? Корбен Дамблдор, самый дорогой наемник в мире, — воскликнул он с безумной усмешкой. Корбен тем временем достал из кармана сигарету, засунул её между зубов и поджег щелчком — ведь для колдовства ему и палочка-то не нужна была, — после закурил.

— Как видишь, — сказал Корбен, выдохнув дым, вытянул еще одну сигарету, протянул пленнику, — всё равно ты уже сдохнешь, выкури на последок. Хотя такие, как ты, дышать-то не заслуживают.

Пленник нахмурился, явно не зная, какой ответ правильный. Он с опаской взял сигарету, и Корбен поджег её тоже. Они просидели в молчании несколько минут. И действовало на пленника это хуже, чем пытка: он нервничал, но ничего не говорил. Еще бы: над тобой, можно сказать, нависает двухметровый широкий в плечах маг, да еще и не просто маг, а сильнейший в мире, и, по рассказам, злейший тоже. Который к тому же колдует без палочки.

— Ты что, пес государства, думаешь, я выдам хоть кого из своей стаи? Хрен тебе, — нервно бросил мужчина. — Я не крыса, понял, ты.

— Мне это не нужно. Зачем мне крыса? — спокойно выдохнул дым еще раз Корбен, продолжал так же спокойно и холодно, — если я их просто всех убью, всех до единого. Мне не зачем знать, где там в вашей «стае» брешь.

Пленник отшатнулся и приземлился на кровать задом, явно опешив от его слов. И замолчал. Что же, теперь можно говорить.

— Но мне интересно, все ли в вашей компашке заслуживают смерти, — продолжил Корбен, — вернее, не так. Есть ли кто в вашей компашке, кто не убивал?

Пленник молчал. Его глаза бегали. Для Корбена это казалось странным: его уже приговорили к смерти, однако он продолжает бояться. Корбена приговорили к смерти много лет назад, и он, несмотря на то что жив, совсем не боится умереть. Какие же они все трусы.

— Смысла скрывать нет, считай, они уже все мертвы, — добавил Корбен, докурив сигарету, он бросил её на пол и раздавил ботинком, — ну, если нет, тогда убью их всех.

Корбен уже направился к выходу.

— Томас, — тихо произнес пленник. Корбен обернулся. — Мальчик, сын Фрэнка, он никого не убивал. Правду говорю, — его лицо исказилось в мольбе, — мальчик ни в чем не виноват, поверь мне. Умоляю. Это всё был Фрэнк, я и остальные, но он… слишком мягкотелый, он даже круцио использовать не может.

Корбен грустно хмыкнул.

— Я тебя услышал. Может, на том свете тебе это засчитают. — Он продолжил идти к выходу и в конце добавил: — Встретимся в аду. Прощай.

Так и покинул камеру, однако мысли пришли в порядок. К тому же он теперь точно знал, какой у него план действий. Придется пойти на риски, но, пожалуй, впервые он не чувствовал себя просто палачом.

--

Для того чтобы найти Баркли, не понадобилось много времени. В конце концов, он был самым могущественным волшебником современности, к тому же его огненные ящерки в виде волков быстро справлялись с магическими следами. Корбен работал в одиночку, не хотел, чтобы кто-то путался под ногами, хотя, конечно, чувствовал взгляд на себе. Кто-то следил, но в целом главное, что это были не враги.

Вот он нашел их убежище, выманил двух Баркли, околдовав одного из подчиненных. А после оставил небольшой подарок в заброшенном доме, который исполнял роль штаб-квартиры. Ничего особенного, они даже не выставили барьеры, видимо, были уже уверены в своей победе. Газету что ли не читают? Хотя, справедливости ради, нигде не написано, что Корбен Дамблдор — не зарегистрированный анимаг, который может превращаться в черного феникса с красными глазами.

В этой форме он проследил за Баркли. Они шли на место, в котором якобы была «псина государства». Старший Баркли шел медленно, придерживая бок от ран. По бокам от него шли несколько магических последователей, они были в форме получше; к тому же многих Корбен узнал из тех же досье — ничем не примечательные преступники, правда, количество убийств запредельное. Томас Баркли шел позади, он чаще смотрел под ноги, нежели на то, что было перед носом, иногда поглядывал на отца. Может ли он знать, что скоро, хоть и такого — убийцу, — но отца, он потеряет от рук Корбена?

Корбен нахмурился и, превратившись в человека, спрыгнул прямо перед группой. Одним мощным заклинанием «экспеллиармус» все палочки у них повылетали. У всех, кроме Томаса, — он же все-таки был позади. Корбен не сказал лишних слов и за долю секунды, пока все были удивлены его появлением, использовал «Диффиндо». В обычных руках это заклинание не смертельно и может оставить только порез (уж Корбен испытал его на своём лице на третьем курсе), однако в руках сильнейшего волшебника это было почти запретным заклинанием, ведь оно отлично било по площади и разрезало тушу человека на две ровные части. С глухим звуком все охранники Фрэнка Баркли упали, не успев даже вскрикнуть.

Корбен убрал палочку и посмотрел на живых. Оба Баркли пребывали в замешательстве. Юноша был до чертиков напуган, однако старался делать вид, что хмурится.

— Не думал, что они отправят тебя к нам так быстро. Наверно, заплатили сразу, а мне зарплату уроды всегда задерживали, — проворчал Фрэнк Баркли, держась за бок.

— Пап, кто это? — спросил Томас, стоя за отцом.

— Сильнейший маг. Это о нем все шептаются в лагере, — Баркли-старший взглянул на Корбена и, видимо не увидев на нем и капли эмоций, добавил: — Корбен Вульфхард Дамблдор. Он пришел нас убить.

— Ого, кто-то знает моё полное имя. Интересно, — проворчал Корбен. — А вы у нас семейство Баркли, совсем от фотографии отличаетесь. Жаль, казались такой счастливой семьёй. — При этом ни один мускул у Корбена не дрогнул.

И это была правда: на худом лице Фрэнка лежали ужасные тени, и он был бледен, выглядел отвратительно. Бедняга Томас тоже сильно не отличался, его лицо выражало страх, смешанный с храброй ухмылкой. Было болезненно видеть в нём своё зеркало. Неужели он выглядел так же после смерти своих друзей? Сколько показной надменности и скрытой боли в глазах. Это вызывало лишь отвращение.

— Даже если ты нас убьешь, то мои люди тебя уж точно прикончат. Они сильнее, чем я, — напряженно воскликнул Фрэнк. Корбен снова достал сигарету и не торопясь закурил, выдохнул дым.

Обычно он не курит много, только на такой вот работе. Дома не курит лишь потому, что Аберфорту не нравится. Интересно, как он там? Наверное, уже с мадам Розмертой развлекается. Корбен вдруг помечтал о том, что был бы очень рад, если бы у них всё получилось. Чтобы если Корбен умрет, за Аберфортом кто-то присмотрел. Баркли тем временем продолжил: — Почему ты вообще на их стороне? Ты же чистокровный волшебник! Сильнейший! Разве ты не видишь, как они губят наши жизни, как магическая кровь с каждым днем теряет свою силу?

— Твои люди? — Корбен сжал недовольно сигарету в зубах. — Какие такие твои люди? — Позади него, как раз по таймеру, прозвучал громкий взрыв с огромным столбом огня и дыма. Оба Баркли отскочили. Огненная гончая появилась в ту же секунду рядом с Корбеном, тот погладил её по голове рукой, на которой не хватало пальца, хваля за проделанную работу. Потом показал большим пальцем за свою спину: — Вот эти вот? Боюсь, они уже не помогут твоему делу. — Корбен снова выдохнул дым. — Ты будешь удивлен, но я почти не причастен к этому взрыву. Маглы, видишь ли, придумали довольно интересную вещь, называется «взрывчатка». Немного поколдовать над ней — и это уже очень опасно. На самом деле таким способом можно захватить пару стран. Я мог бы. Но откуда тебе знать, ведь они всего лишь какие-то маглы, смертные среди богов, грязь из-под ногтей. Прямо как мать твоего сына. Я прав?

— Заткни пасть, — Фрэнк Баркли сжал руки в кулаки. — Мы её освободили! Она страдала от этого мира, как и я! Она была полукровкой, и её кровь убивала наш мир! Мы сделали то, что должен сделать каждый маг перед лицом долга!

— Ты сумасшедший, — указал на него пальцем безынтересно Корбен. Фрэнк не был одним из тех, кого было интересно слушать; в карьере Корбена были люди поинтересней. — Смысла с тобой вести разговор я уже не вижу. — Он достал палочку и быстрым взмахом рассек туловище Фрэнка Баркли, «грозы Канады», террориста, который метил на место всемирной угрозы.

Сразу после этого его собственная палочка взлетела вверх. Издали на него целился Томас. Он забрал его палочку, но свою не спускал. Он со слезами смотрел то на труп отца, то на Корбена. Корбен уверенно подошел к мальчику, теперь его палочка уткнулась прямо Корбену в грудь.

— Ты обезоружил меня. У тебя есть шанс отомстить и убить меня, — холодно произнес Корбен. Конечно, мужчина мог убить его и без палочки, однако не торопился. — Я убил твоего отца. Несомненно, урода, но отца, которого ты даже папой называешь. Или в твоём понимании мертвые родители всяко лучше живых? Раз ты свою мать убил?

— Заткнитесь, — рука юноши дрожала, лицо выражало, несомненно, гнев и скорбь и много чего еще, но не страх. Он смотрел на лежащего отца, потом снова на Корбена. Тот молчал, как его и просили.

— Почему? Почему вы убили его? — выкрикнул Томас. Никто из них не двинулся, лишь Корбен выдул дым.

— Это моя работа, пацан, — Корбен нахмурился. — Твой отец не особенный, и ничего личного у меня к нему нет. — Корбен смотрел прямо в глаза юноше. — Я убил его, чтобы он больше не убивал, не отнял у кого-то мать, отца, чьих-то детей. Ты имеешь полное право убить меня по той же причине.

Томас не выдержал, бросил палочку и бросился к отцу. Слезы лились из его глаз струей, он держал уже безжизненное лицо отца, просил его не умирать, не оставлять его одного. Однако тот уже не слышал. Еще бы, нижняя часть тела лежала в метре от него.

Корбен выдохнул и сжал сигарету в зубах. Внутри всё превратилось в камень, ведь, глядя на них, он видел ту фотографию из личного дела.

Ведь когда-то всё было хорошо.Дежавю.

Секунду спустя Корбен услышал хруст листвы позади. Среагировал он очень быстро: мужчина бросился к юноше, схватил за воротник и оттащил в сторону, подняв его как спичку. На том месте, где Томас был секунду назад, пролетели зеленые лучи. Послышались множественные голоса, которые окружали их с мальчишкой. Это были люди из министерства, видимо, решили доделать дело до логического конца. Томас, видимо, подумал, что Корбен собирается его убить, потому закрылся руками. Дамблдор на это фыркнул и отпустил воротник юноши. Тот со страхом огляделся.

— Это как понимать, мистер Дамблдор? — выкрикнул ему знакомый голос Билла. Он стоял во главе отряда, в руках держал палочку и направлял её прямо на Томаса. Корбен слегка прикрыл юношу собой, выйдя вперед.

— Опустите палочки. Мальчишка пойдет со мной. Я требую оправдательный суд, — проворчал Корбен, сжав руки в кулаки.

— Он отнял у вас вашу палочку, направил на вас свою. К тому же уже существует полноценный приказ на его устранение. — Билл не опустил палочку, как и его подчиненные, хотя, признаться, многие выглядели напуганными.

— Это было не предложение. Если вы не опустите палочки, вы все будете лежать рядом с Баркли-старшим, — Корбен бросил сигарету и растоптал её ботинком. И с каких пор он, монстр, — единственный здравомыслящий человек в округе? — Или вы думаете, я не могу убить кучу народу без палочки?

Билл отшатнулся. Должно быть, лицо Корбена выглядело не очень дружелюбно после сказанных слов. Палочку мракоборец опустил, как и его подчиненные.

— Так-то лучше, — использовав заклятие без палочки «экспеллиармус» и не произнося ни слова, Корбен поймал две палочки, находившиеся у Томаса, — свою и самого Томаса. — Введите нас в суд. У меня найдется, что им сказать. И уберитесь здесь. Везде кровища."