Призванные (джен)

Дорога к замку когда-то была мощена, хотя теперь многие камни раскрошились, а трещины меж них поросли странной бурой травой, жесткой, как проволока, из какой клепают кольчуги. Сама дорога напоминала узкую темную долину, зажатую заросшими той же травой холмами, — волей-неволей начнешь оглядываться, не таится ли кто в расщелине или за стволом одинокого дерева. Деревья же, похожие на замерших в диком танце змей, стояли почти лишенными листвы, хотя близился сенокос.

Странник сам не знал, зачем пришел сюда, и не желал поворачивать, как бы ни кричал ему некий голос в глубине души. Возможно, будь он старше, осторожность и житейский опыт взяли бы верх. Но юношеское любопытство гнало его вперед, как и некий безмолвный зов: будто из груди его растет тонкая, прочная нить, и кто-то тянет за нее, призывая идти и не сворачивать.

Кто-то — или что-то — ждет его там.

Сам замок казался высеченным в сплошной скале — там, где кончалась долина-дорога. У ворот она сужалась так, что двое с трудом сумели бы разойтись. Ее преграждала каменная стена, не выше трех человеческих ростов, с воротами и зубчатой надвратной башней. Невольно странник остановился, в который раз оглянувшись, и задрал голову. За стеной едва угадывались в белесом тумане другие башни и строения, тоже увенчанные зубцами, неподвластные времени. И ни души кругом, только ветер протяжно свистит, нисколько не разгоняя клубящиеся туманные кудри.

Странник содрогнулся, напрасно пытаясь совладать с нахлынувшим ужасом, что пробирал до костей, точно зимняя стужа. Пустые оконные проемы и бойницы глядели на него, как глядят истлевшие черепа, и будто скалились так же. Громче прежнего зазвенело в ушах, во всем теле: «Беги, пока не поздно!» Туман забурлил, словно вода в игривом ключе, свист ветра сменился странным дуновением, похожим на долгий тяжкий вздох. Странник, вновь оглянувшись, приподнял руки пальцами вверх, но, видимо, боги здесь были бессильны. Туман взлетел до неба, будто волна в далеком море, и накрыл странника с головой.

Плащ его взвился, как живой, окутал, прихватывая руки к телу и спутывая ноги, а наголовник упал на лицо. Страннику показалось, что он тонет — совсем как в детстве, когда его ради смеха столкнул в реку соседский мальчишка постарше. Однако чародейский туман хотя и сковывал, не давая шевельнуться, но не душил, так что противиться было незачем — только напрасно потеряешь силы. Странник медленно выдохнул, пытаясь унять трепещущее сердце. Прежде чем воздух в груди иссяк, туман поредел, и плащ отпустил его. Откинув тяжелую, отсыревшую ткань с лица, странник огляделся.

«Я внутри, — с изумлением понял он. — Этот туман перенес меня в замок, боги весть, как…»

Странника в самом деле окружали темно-серые, голые каменные стены, а в зале, где он очутился, спокойно поместилась бы деревенская или даже городская площадь. В узких, почти в человеческий рост, окнах виднелось темнеющее небо, на полу не было даже пыли — не то ее выметал ветер, не то отвадили здешние чары. Когда странник решился шагнуть вперед, эхо загрохотало так, будто рухнул вниз громадный кусок сводчатого потолка. В зале царил полумрак, но, сколько бы странник ни смотрел, он не заметил ни единой двери.

«Сюда!»

Откуда пришел зов, странник не понял, как ни вертел головой. Он попытался прислушаться к неведомому голосу — не ушами, а сердцем и всем своим существом. Тело его содрогнулось, будто чуяло опасность, сердце же призывало повиноваться зову. «Для этого я пришел сюда… — металось в голове, на удивление ясной. — Меня позвали, я пришел… Значит, я должен идти, и будь что будет…»

— Кто ты? — окликнул он — негромко, чтобы не вызвать очередные раскаты эха. — Где ты?

«Сюда!»

На сей раз зов прозвучал прямо в голове странника. Впереди, у дальней стены, тонущей в тенях, что-то шевельнулось, послышался тихий скрип, вмиг подхваченный эхом. Странник шагнул раз, другой, и пошел вперед смелее. Рука под плащом невольно стиснула пояс, на котором висел длинный нож, уже не раз отведавший крови, и тотчас разжалась. «Если это враги, людское оружие против них бессильно… Другое же… да, бывало, оно выручало меня — как и подводило. Много ли проку в даре, которым не умеешь пользоваться?»

Эхо угомонилось, словно ему больше не было дела до незваного гостя. В стене же, недавно глухой, странник заметил проход — не узкий лаз, а настоящий дверной проем, только без дверей. Стараясь не думать о том, кто открыл проход, как и главное, зачем, странник нырнул в черную темень.

Едва он сделал три шага, как вновь раздался скрип, теперь позади, и странник понял, что обратной дороги нет. Зато здесь было светлее, как будто светились сами стены. Новая зала походила на длинную неширокую пещеру, дальний конец которой терялся в темноте. Никаких призывов больше не последовало, но странник понял, что нужно идти вперед.

По тускло блестящим стенам скользила его тень, кривая и черная, похожая на уродливую куклу на ниточках, какие бывают у бродячих скоморохов. Один раз странник даже разглядел свое отражение, точно в речной глади: худое лицо бледно в зелень, так, что щетина на щеках кажется нарисованной углем, спутанные волосы стоят дыбом, в глазах, почти бесцветных, — самый дикий, животный ужас. Странник тотчас отвернулся, отказываясь верить увиденному: «Неужели я вправду так перепугался, будто малое дитя в темноте? Должно быть, это здешние чары, нельзя им поддаваться, иначе…»

Додумать, что «иначе», странник не успел. Полутьма кругом взорвалась яркой вспышкой, словно солнце взошло прямо сквозь пол. Налетел ветер, уже не леденяще холодный, а жгучий, какого не бывает, наверное, даже в южных землях. Полы плаща взлетели крыльями, волосы трепались, точно живые. И раздался голос — тот же, что звал недавно, мощный, глубокий, не мужской и не женский.

— Зачем ты пришел, проклятый богами?

Странник вздрогнул, невольно оглянулся, хотя глаза до сих пор болели от вспышки. Голос, казалось, звучал отовсюду, гудел в голове, в костях и жилах. Руки сами дернулись зажать уши — напрасно. Неведомая сила, точно могучий кулак, ударила странника в грудь, так, что он еле устоял на ногах, однако устоял. Отчаянно моргая, он протер лицо. Перед глазами еще бились зелено-алые круги, как бывает, когда долго глядишь на солнце, но зрение понемногу возвращалось.

— Кто ты? — вновь крикнул странник. — Если я вправду проклят, что тебе нужно от меня? Ведь ты привел меня сюда — зачем? И хватит прятаться, покажись!

Голос рассмеялся — казалось, весь замок содрогается в страшных корчах, от основания до потолка. Страннику даже почудилось, что сверху вот-вот полетят камни, пыль и обломки, которые вмиг похоронят его здесь навеки. Однако ничего не случилось, разве что вновь мелькнула вспышка, тусклее первой, и тотчас обрела нечто вроде облика.

Казалось, из громадного сгустка темного пламени выросли десятки длинных рук, похожие на кривые сучья деревьев. В глубине самого пламени мелькнуло как будто лицо — два глаза, борода. Она тут же разделилась надвое, и вновь послышался тот же смех, глумливый, злобный, как смеются те, кто уверен в своей силе и в своем превосходстве.

— Я привел? — хохотнуло неведомое существо. — Ты сам шел, проклятый твоими богами, потому что не мог не прийти, верно? Ты думал, что твой жалкий огонек в крови защитит тебя?

Странник, потрясенный, отступил на шаг.

— Значит, — прошептал он, — все дело в нем…

Ожившее пламя вновь пошло рябью от издевательского хохота.

— Твои боги так же глупы, как и вы, люди, — донеслось из невидимых уст. — Зачем они наделяют вас дарами, которые вы не в силах понести? Вспомни, ты с детства был позором для семьи и обузой для прочих, ты открыл в себе свой дар, но не знал, что с ним делать, и никто не желал выслушать тебя, не то что помочь, пока тебя наконец не изгнали. Что же это, если не проклятье?

— Откуда… откуда ты все это знаешь? — выкрикнул странник почти в отчаянии.

— Все смертные одинаковы, — выдохнуло пламя, будто скучающе. — Вас легко прочесть, как сами вы читаете на небе признаки ненастья или вёдра. И вы сами не знаете, чего хотите, верно? Спроси себя, проклятый богами, чего ты сейчас желаешь?

Странник не ответил, лишь закрыл лицо руками. Желание у него сейчас было только одно, хотя произнести его вслух он не мог, будто его душило нечто незримое.

— Умница, человек, ты честен перед собой. — Теперь пламя почти пело, мурлыкало, что твоя кошка у очага зимой. — Ведь так будет лучше и легче, правда? Одно твое слово — и все закончится.

На плечи странника навалилась неведомая тяжесть, точно вся громада старого замка. Сил противиться больше не осталось, слова огненного существа отзывались в сердце покорным эхом. «Так будет лучше… Лучше… Все закончится…»

— Да… — чуть слышно выдохнул странник. — Убей меня…

Пламя расхохоталось и взметнулось до потолка, огненные руки-плети дружно вцепились в странника, прошли сквозь одежду, сквозь плоть. Где-то неподалеку раздался грохот, но странник едва различил его сквозь собственный вопль боли, отчаяния — и отчего-то ярости. Колдовской огонь сжигал его, и все же он не умирал, неведомо почему. Быть может, пламенное существо решило помучить его подольше. Или нечто в нем противилось темным чарам, противилось само собой, не по его воле.

— Остановись, именем неба, земли и ветров!

Грохот усилился, боль исчезла. Взметнулось густое облако пыли, и в проломе показался свет — не чародейский, а самый обычный, дневной, вернее, сумеречный. В пролом молнией проскользнул кто-то, похожий на человека в светлом одеянии до пят. Человек воздел руки, и огненный сгусток отлетел назад шагов на десять, точно отнесенный прочь теми самыми ветрами, которые помянул незнакомец.

— Уходи и оставь этого юношу! Он не твой!

Голос незнакомца звенел густой мощью — мощью грома и ливня, запахами леса после дождя и распаханной земли, лавиной в горах, грохотом горных рек и морских бурь. Пламя словно съежилось на миг, а потом вновь захохотало.

— Берегись! — закричал странник и бросился вперед.

Незнакомец отпрянул — будто исчез и вновь появился левее, шагах в пяти. Там, где он только что стоял, вихрем пронеслись недавно обрушенные им камни. Они летели прямо в странника — а он замер на месте, нелепо вскинув руки, словно пытаясь защититься.

Камни зависли в воздухе и рухнули на пол. Незнакомец опять поднял обе ладони. Живое пламя завертелось волчком, тая на глазах, пока не исчезло в такой же вспышке, в какой появилось. Оглушительный вой сотряс своды залы-пещеры — и растаял.

— Идем скорее!

Одним прыжком незнакомец подскочил к страннику, подхватил его, точно ребенка, и вытащил в пролом.

* * *

— Кто ты? — спросил странник, дрожа всем телом. — Ну, то есть понятно, что ты колдун, но… Как ты тут оказался? И почему ты меня спас?

Сколько бы ни провел он внутри старого замка, снаружи время, казалось, почти не двигалось. Небо лишь начинало темнеть, и ветер был теплым, как дыхание живого существа. Юный странник и незнакомый чародей сидели у ручья, под кустами орешника и молча глядели друг на друга.

Странник видел человека средних лет, с длинными русыми волосами и бородой, густыми бровями, грубоватыми чертами лица и темными проницательными глазами — трудно было догадаться, откуда тот родом. Он слегка сутулился, но в нем ощущалась скрытая мощь: даже самый отчаянный разбойник трижды бы подумал, прежде чем напасть на такого, и вряд ли бы напал.

Чародей же видел высокого худого юношу лет семнадцати, тщетно прячущего под плащом скромное, даже бедное одеяние, а в душе — настоящую бурю дум и чувств. Лишь только юный странник заговорил, чародей кивнул, будто сам себе.

— Как тебя зовут, юноша? — только и сказал он.

— Онтанас, — произнес странник, чуть помедлив. — Но зачем тебе мое имя? И ты так и не ответил…

— А я Дугор, — прервал чародей, так, как унимают хнычущего больного ребенка. — Не спрашивай, откуда я, и я не стану тебя спрашивать. Хвала богам, я поспел вовремя. Видение оказалось подлинным.

— Видение? — переспросил Онтанас. — Какое еще видение?

— Два дня назад, — ответил Дугор, — я увидел во сне это место: горы, дорогу и замок, и почувствовал, что должен отыскать его, причем поспешить. Вот я и поспешил, и отыскал то, чего не ожидал найти, — тебя. Моего ученика… если ты, конечно, согласишься им стать.

— Ученика… — Онтанас вмиг растерял все слова. — Но как же… Я…

— Да, левша, — кивнул Дугор. — Ты закрывался левой рукой. И у тебя есть чародейский дар, и ты знаешь об этом, и даже умеешь пользоваться. К слову, спасибо за то, что выручил меня там. Я ожидал удара сверху, но не сзади.

Губы Онтанаса задрожали.

— Что это вообще такое было? Откуда оно взялось? И… и что было бы со мной, если бы ты не…

— В некоторых преданиях таких существ называют дей-анд — «живое пламя», — ответил Дугор. — Говорят, их породила сама тьма из гор или из земли, оскверняя творение богов. Случилось это в темный век, когда сами владыки этого мира оказались временно побеждены тьмой. Как все творения тьмы, дей-анд ненавидят людей и желают губить их. Особенно тех, кто имеет дар богов.

— Значит, я… — Онтанас вцепился в волосы. — А я-то, как дурак, поддался и сам просил его убить меня!

— Этого они и добиваются: сперва сломать и лишь потом убить. Такова природа тьмы. Будь ты обычным человеком, ты бы погиб тотчас. Но тебе грозило худшее: пережив удар дей-анд, необученный носитель чародейского дара может стать живым проводником тьмы. Однако ты сумел выстоять…

— И ты появился вовремя… — Онтанас тяжко выдохнул, словно вновь переживая все, провел рукой по мокрому от пота лбу. — Он… Оно… Это существо сказало, что позвало меня туда… что я сам ощутил зов… А еще сказало, что я…

— Забудь, — сурово перебил Дугор. — Порождения тьмы желают людям, детям богов, только зла и отменно мешают правду с ложью. Дей-анд прав лишь в одном — что ты пришел в эти горы, ощутив зов. И я тоже ощутил зов, во сне. Боги свели нас там, учителя и ученика, и ты выдержал испытание, не поддался духом, хотя едва не сломался телом. Так что, ты согласен учиться чародейству?

Онтанас разинул рот — и тут же закрыл, к щекам его прилила кровь, и вновь разбежались прочь мысли и слова.

— А как… А я… То есть кем я стану, когда выучусь? И что я буду потом делать… и что ты сам делаешь?

— Чародей, Онтанас, — заговорил с улыбкой Дугор, — черпает силы из земли и прочих сил, благословленных богами, поэтому должен сам служить им — и людям, что живут на земле. Не бывает злого или доброго чародейства, бывают лишь злые или добрые намерения самих чародеев. Я служу людям там, где могу и где должен. Ты сможешь делать то же самое. Со временем ты поймешь, в чем твоя сила — быть может, в целительстве, во власти над природой, в защите от порождений тьмы, в пророчествах или в мудрых советах князьям и королям. Твой сосуд чародейства вылепили боги — а чем ты его наполнишь, решать тебе.

Миг-другой Онтанас сидел молча, раздумывая над словами Дугора, которые отзывались в его сердце, во всем его существе, но не ужасом, как в замке, а мирной, ясной радостью. Точно он обрел наконец не только душевный покой, но и свое место, которое так долго и тщетно искал целых семнадцать лет.

— Я согласен, — произнес он с улыбкой и протянул наставнику руку.