Записка (джен)

Солнце уже несколько дней пряталось за облаками, делая закаты и рассветы блекло-розовыми и бесшумными. В воздухе стояла сырость, и каждый час казалось, что вот-вот начнется моросящий дождь. Возможно, это самое романтичное время для людей, когда можно закутаться в одеяло и с чашкой чего-нибудь горячего писать о своих великих задумках. Внешний мир таких людей уже не касается, и, забыв обо всем, они изливают душу на бумагу, чтобы подобные вдохновленные личности оценили вклад в искусство. Но обычно все было не так складно, как того хотелось бы.

Черные ботинки по ощущениям хлюпали внутри, не просыхали ни дня, и к концу дня ноги мёрзли и болели. Вместе с ними раскалывалась голова, вмещающая все неприятные события дня: груду своих и чужих отчётов, рапортов, слюнявое, как шарпеи, начальство и очень много табака. Кирилл не курил, но всегда стоял за компанию, вдыхая дым не меньше, чем активно курящий. И это все за смену в отделе полиции лишь потому, что Кирилл не умеет отказывать. В его представлении это сложно, муторно и занимало слишком много моральных сил, которые это "неумение" отсасывало еще больше.

Не было ни сил, ни желания идти домой. ЖКХ отказывались включать отопление, ведь погода недостаточно холодная, но в помещении стоял дубак намного хлеще, чем на улице. Кирилл решил оттянуть время возвращения домой и зайти в ближайший магазин, взять "что-то вкусненькое", чтобы съесть перед сном. Стеллажи пестрили выстроенными рядами продуктового разнообразия, но кусачие цены разрешали только смотреть. В магазине почти не было людей. Пройдя мимо консервов и овощей, он встал над морозилкой, вглядываясь в пельмени, а точнее в их калорийность. С недавнего времени по совету из интернета он стал считать каждый грамм, который съедал. Из-за незнания всей темы диет и похудения он не мог отсеивать откровенный бред и велся на разного рода развод.

Хотелось жирного и сытного, чтобы есть можно было дольше, чем готовить. Но, тяжело вздохнув, Кирилл взял пачку замороженной овощной нарезки и хлопнул от обиды на самого себя затворкой холодильника. На стекло морозилки, а потом на кафельный пол мелькнуло что-то белое. Небольшой огрызок бумаги, исписанный словами. Видимо, тот был приклеен к низу полки над морозилкой. Казалось, что это ленивые сотрудники плохо приклеили ценник, и, подняв его с пола, он увидел, что и вовсе там нет цифр, а только маленькое четверостишие.

"Вот и новая глава, но пока ещё не прочтена.

Я оставил для тебя на скамейке солнце.

Если поймёшь, то печаль будет сметена,

И мы сложим её в золочённое оконце."

Он на мгновение задумался, читая строчки, где в самом конце автор просил на том же месте до десяти часов вечера оставить ответ. Зачем незнакомцу было так заморачиваться? Будто этим кто-то будет заниматься в век интернета с жалкими постами о поиске друзей и серьезных отношений. Кирилл, прыснув в усмешке, смял и засунул бумажку в карман брюк. Но строчки не отпускали, навязчиво пульсируя в висках, пока в голове не стало складываться его собственное, непрошенное продолжение.

На кассе Кирилл с удивлением разглядел в своей корзине и овощи, и пачку пельменей. Он даже не вспомнил, когда успел их взять. Видимо, пока мозг лихорадочно сочинял рифмы, тело действовало на автопилоте, хватая что-то сытное и привычное, ту самую «радость трудного дня». О калориях он вспомнил лишь потом, на улице, и махнул на это рукой. Хотелось дорваться до бумажки и ручки, записать свои четверостишия. А может, и неплохо найти друга таким способом? Многие интернет-друзья пытались мериться с ним своим творчеством, только вот хотелось делиться, а не бездумно соревноваться. Каждый хвастался стишками "про муху и варенье" так, будто самому Пушкину нравились эти произведения. Но были и порядочные люди, с которыми просто не сошлись интересы и мировоззрения. Просто еще одно лишнее "Привет. Как дела?".

Он шел под фонарями, разбивающими мрак, копившийся между панельными многоэтажками, которые жались друг к другу от холода. Глубокие лужи скрывались в темных прожилках между светом, стремясь подставиться под чужие ноги и промочить их до самых костей. Кирилл громко шаркал, чтобы отвлечься от назойливой мысли о возможном друге. Он думал, как тот выглядит, что ему интересно и когда продавцы заметят неладное с этим холодильником. Улицы незаметно сменяли одна другую, дома провожали его розовым светом из окон садоводов, а коты требовательно мяукали у ног, ожидая не то еды, не то ласки. Только второе дать он и мог. В этот раз он забыл взять корм уличным попрошайкам, но надеялся, что обязательно кто-то другой покормит их.

Дома он сбросил мокрые ботинки на коврик и пошел по линолеуму в ванную странной, крадущейся походкой, подворачивая стопы внутрь. Нелепый гусь на мокрых лапах, не желающий оставлять следов. Первым делом нужно было помыться, а потом заниматься остальными делами. Облупившийся позеленевший кран затрещал и плюнул ледяной водой, лишь потом кашлянул и, наконец, струйка стала теплее. Душ давно не работает, а искать причину или на худой конец мастера у него нет ни сил, ни денег. Каждый раз приходится сидеть, согнувшись, возле крана в ванне и, как крыса, намыливать бока неизвестным шампунем пять в одном. Он тер волосы так сильно, что казалось, пытался вытрясти и смыть из головы все накопившееся, но мысли плодились как тараканы. И, не выдержав собственного желания, смыл все и стал быстро обтираться полотенцем, чтобы не замёрзнуть. На ум пришла хорошая строчка, которую нужно записать, иначе тут же забудется. Прошлепав голыми ногами до спальни, Кирилл кинул полотенце на стул, дабы не касаться голой задницей холода, и уселся царапать карандашом четверостишия. Кирилл шкрябал по бумаге и громко сопел из-за когда-то сломанного на дежурстве носа. В небольшом ежедневнике, подаренном на 23 февраля, уже томились множество рифм, эпитетов и метафор, сложенных в мягкие стихи. Люди уже давно так сильно не ценят их, как в прошлые века, когда за каждую строчку поэта награждали деньгами и славой. Правда, и добиться этого было сложно, но возможно.

Он закончил и с большим сомнением вырвал лист. Нужно теперь как-то отдать незнакомцу. Неизвестно, как давно этот листок висел и вернется ли за ним теперь незнакомец. Или последний голос так и пропадет в пустоте? Оставив четверостишие на столе, Кирилл прошел по облезлому линолеуму на кухню и поставил на немытую плиту кастрюльку для пельменей. Это уже будут проблемы и мысли завтрашнего него, а сейчас ужин важнее сна и любопытства.

Прохладное утро и день оказались настолько размеренными, что четверостишие было забыто дома, и, чтобы не возвращаться, написал его, сидя в туалете. Не хотелось, чтобы кто-то видел. Слухи не так страшны, как поток подколов, на которые ты сначала смеешься, а потом плачешь. Пара строчек поменялось, но суть осталась та же.

Солнце делало розовым все, чего касалось светом, вечерело. Кирилл шел в тот маркет, держа в кармане листочек между пальцев. Только как крепить его, не придумал: скотч или жвачка? Люди толпились возле кассы, другие только заходили, стоял шум из голосов. Ему никогда не нравились вечерние магазины, потому что рабочий народ возвращается с работы, и пропихнуться сквозь сборища друзей и семей бывает сложно и неприятно. Кирилл видел это через прозрачную дверь. Решил переждать на лавке недалеко от него. Через час мороки он попал в полупустой супермаркет. В тишине громко гудел холодильник, будто отпугивая от ошибки. Но на приятное удивление, внизу полки был маленький выступ, в который и затолкал край листочка. Работа успешно сделана. Оставалось ждать. Сколько именно, правда, непонятно.

Кирилл ушел, ничего не купив, но с маленькой надеждой на интересную историю. Даже если ничего великого не выйдет, то всегда будет в запасе забавная история, как он общался с человеком через записки в магазине.

Почти три дня Кирилл после работы шатался между полок с продуктами в ожидании того самого небольшого чуда. Но уже на четвертый ему надоело. Даже думать не хотел о том, что делал и как напрасно тратил время. Лишь решил забрать бумажку.

Снова у этой полки холодильник разрывал ночную тишину, давя на голову. Каждый раз он наклонялся посмотреть, не пришел ли ответ, но ожидаемого в душе чуда не происходило. Сегодня, не став проверять, быстрым движением сорвал бумажку, и маленький клочок остался в той щелке. Кирилл вышел из магазина и направился к урне. Бумажка смялась между его пальцев, а после, как осенний лист, она упала в мусорное ведро. Столько времени улетело в никуда. Он бросил последний взгляд на нее и замер. На бумажке проглядывались красные буквы, но его же стишки были написаны синими чернилами. Это оказался ответ незнакомца.

"Ты солнце приберёг, а я свечу зажёг,

Чтоб тени от печали не тронули порог.

И глава..."

Листок был оборван собственной неаккуратностью. Кирилл прикусил губу. Как же так? Он не смог отличить свой от чужого? Или он положил совсем недавно? Выхватив из мусорки и засунув записку в нагрудный карман, быстрым шагом он вернулся в магазин. Казалось, что совсем скоро начнут подходить сотрудники и спрашивать за странное поведение. Пару раз в голове появлялись оправдания, но со стороны те были мало убедительны. Кусочек плотно застрял, и пальцами ощущалось, как тот рвется от неправильных движений. Сначала на ощупь, не глядя, делая вид, что очень близко читает этикетки товаров, пытался вытащить его. Лишь потом, согнувшись и вывернувшись, как змей, чтобы узнать, почему тот не хочет выпадать, Кирилл вынул оборванную фразу.

Кусочек измялся сильнее пущего. Зажав его в ладони, Кирилл вышел из магазина до ближайшей лавки, где потом и стал складывать этот паззл. Темно, светить экраном телефона совсем не удобно, а бумажки разлетаются от малейшего ветра. Потому решено было закончить уже дома. Правда, и там он не до конца смог собраться, потому что сам того не заметя, потерял небольшой клочок. Это не казалось страшным, ведь хуже только полное отсутствие ответа. Там был не просто стишок, а намек с указанием следующего места поисков.

Так началась их незатейливая, но очень кропотливая игра. За сутки найти нужное место, забрать записку, ответить и снова искать. В парках, в магазинах, в щелях старой кладки и даже в тех местах города, где никогда не приходилось бывать. Небольшой город приобретал новый вид в глазах, становясь живее и больше. И именно это придавало Кириллу новый глоток жизни. Каждый новый день он ждал, как маленький ребенок, ожидающий своего завтрашнего дня рождения. У него появился смысл быть, хоть такой нелепый и мимолетный.

Череда загадок могла длиться бесконечно долго. Почти месяц каждый день они обменивались записками по городу до момента, пока Кирилл не нашел внушительный листик с маленькой надписью по центру — email. Криво написанная собачка была смазана, но, видимо, Друга это не смущало.

Кирилл громко вздохнул, решение казалось правильным. Все-таки лазать где-то под лавкой в парке поздно вечером было сомнительно для полицейского. И общение станет чаще и проще. Он решил ждать до дома, когда в тишине без лишних глаз и мороки сядет на кровать и придумает первое складно сообщение.

Весь день Кирилл пробыл в раздумьях, что такого написать Другу. Стоит ли представляться или анонимность придает больше шарма? Хотя звать его "Друг" тоже не очень эстетично. Он решил вообще о себе ничего не писать, только то, что уже было прожито и знают они оба. Желание кипело внутри, как в тот самый первый ответ. Но к вечеру, когда наконец вернулся домой, вместе с городом стихла голова.

"А что писать?"

Еще час он смотрел на мигающий курсор. Стоило бы попробовать на бумаге, там мысли всегда идут более гладко, нежели на телефоне. С кровати Кирилл так и не поднялся, просидев еще с десяток минут, он все же написал пару строк. И удалил. Они были противными, как равнодушные соседи, жалеющие всех и ничего не делающие с этим. Но пара еле уловимых мыслей все же родилось где-то внутри.

Больше часа Кирилл потратил на написание огромного сообщения. А потом урезал до меньше, чем половины его начального размера. И наконец был доволен работой. Наполовину. Только кнопка "отправить" пугала. Стиснув губы, пересилил себя и отправил сообщение. С души будто скатился валун, долго балансирующий между землей и пропастью. Кирилл положил телефон рядом и сложил руки на животе в ожидании. Лежать так долго не имело смысла, потому он занялся делами, прерываясь на проверку почты.

Проходят три мучительных часа, прежде чем он замечает в самый неудобный момент, сидя в туалете, как мигает красный значок почты. Друг определенно знает, когда присылать ответ. Стыдно было вот так с голой задницей читать чувственное письмо, потому что ощущалось уже не так сокровенно. Казалось, тот каким-то чудом узнает этот позор и осудит. Но стыд был настолько глупым, что, тихо фыркнув себе под нос, Кирилл открыл пришедшее сообщение. Текст такой же небольшой, но отличающийся. Ощущалась разница с тем, что когда-то ему писали на бумаге. Возможно, экран делает даже самые трогательные истории на каплю бездушнее и искусственнее.

Однако неделя переписки расставила всё по местам. Магия не исчезла — она видоизменилась. Острые ощущения от охоты за тайниками сменились тёплым, постоянным ожиданием письма в любое время дня. Диалог не заходил далеко в глубину души и личной жизни, они скорее обменивались опытом писательства и некоторыми мечтами о будущем. Там и тут по мелочи. Так или иначе, оба взрослых человека грезили о творческой карьере где-то в издательстве или в киноиндустрии. О том, чтобы выпустить хотя бы одну небольшую книгу, чтобы их просто начали читать. Только один мечтал и не знал всех проблем, кроме страха, а второй уже не раз сталкивался с упреками от редакторов. Кроме застенчивости к проблемам добавился страх непринятия работы издательством и буквально борьба за выпуск. В мессенджеры они не переходили лишь из-за Кирилла, вежливо обходящего эту тему. Тогда друг, который недавно назвался Константином, предложил новую идею — встретиться в жизни.

Кирилл не сомневался, что это намного лучше переписки, когда вы в одном городе, а возможно и на одной улице. Договорились встретиться через три дня, в вечер пятницы. Мучительные сутки, когда он не находил себе места, думая, о чем лучше начать диалог и как с ним для начала поздороваться. Руку пожать? Обнять? Тему не оставил в покое, полез в интернет, а потом к знакомым на работу, мол, "друг встречает другого друга, но они никогда не виделись. Что делать другу?" Насоветовали от души, даже в ноги упасть, над чем они хорошо посмеялись. Может, еще ноги целовать? Но казалось, из-за волнения и правда может так сделать. Случайно.

В его днях снова появился смысл, ради которого он встречает ночи и утра. Смены перестали казаться тянущейся волокитой, а с коллегами появились новые темы для общения. Даже не скупился сходить в ближайшую парфюмерию, чтобы прикупить недорогой одеколон. Что-то свежее, с апельсином. С такой зарплатой, к сожалению, много не купишь.

Но вот настало утро пятницы. Предвкушение, всё ещё сладкое и вязкое, как мёд, начало понемногу разбавляться тревогой. Она подкрадывалась мелкими шажками: пока он чистил туфли, заставляя кожу лосниться до ослепительного блеска, пока гладил рубашку, старательно разравнивая складки у ворота. Мысли, ещё вчера летавшие где-то в облаках, начали тяжелеть и спускаться на землю, обретая всё более чёткие и пугающие очертания.

Кирилл стоял у зеркала в коридоре, смотря, как белая рубашка туго сидит на талии. Он считал, главное, что та еще застегивается, в отличие от брюк. Темные отутюженные брюки с трудом сходились на поясе, и если не есть, то есть вполне хороший шанс спокойно провести эту встречу. Он решил идти до конца и вместо куртки надеть длинное бежевое пальто и шарф, чтобы как можно сильнее произвести приятное впечатление. А под пальто натертые до блеска туфли. И вот этот надушенный одеколоном жених спешно спускается по лестничным пролетам, понимая, что опаздывает. Первые несколько минут ходьбы казалось, парил над землей. Яркий осенний день заливал улицы пронзительным золотым светом, и Кирилл чувствовал его почти физически, как тёплое пятно на душе. Воздух чистый, звонкий и прохладный. Он ускорил шаг, на лице играла неуверенная, но счастливая улыбка, предвкушающая встречу.

Парк встретил его густой, прохладной тенью от огненных кленов, которые прятали облысевших соседей. Сердце заколотилось чаще. Он замедлил ход, стараясь идти бесшумно по усыпанной листвой аллее, взгляд метнулся к той самой скамейке у старого дуба, которую они условились считать их местом.

Кирилл его увидел. Вернее, увидел того, кто, скорее всего, и был Константином. Мужчина сидел спиной, в точности, как и описывал перед встречей в письме: в темно-синей куртке и серой вязаной шапке. Но эта же униформа ничего не позволяла разглядеть: ни возраста, ни черт лица. Мужчина был просто силуэтом, загадкой, повернутой спиной. Кирилл замер за широким стволом дуба, стараясь заглушить собственное дыхание. Порыв шагнуть вперед и крикнуть застрял комом в горле. И тут, будто маленькая, назойливая мошка, мыслью укусила висок: «А вдруг я ему не понравлюсь?» Кирилл отмахнулся от нее. Ерунда. Они же месяц переписывались, внешность не должна иметь значения.

И тут в голову, будто мошка вернулась, ударила новая, совершенно неожиданная мысль: «А сколько ему лет?» Кирилл с ужасом представил, как обходит скамейку, а навстречу ему медленно поворачивается морщинистое лицо пенсионера с впалыми глазами и беззубым ртом. Щемящий, стыдный страх перед старостью ёкнул где-то под ложечкой. Нет, он не смог бы даже и рта открыть.

Противоположный образ возник тут же, без паузы: стоит обернуться, и он увидит юное прыщавое лицо подростка. И разве они смогут говорить на равных? Да и со стороны это будет выглядеть нездорово. Сотрудник полиции и несовершеннолетний в парке. Одна мысль об этом вызывала ледяной ужас. Рой мыслей гудел теперь настойчиво, оглушительно, заглушая щебет птиц и шелест листьев. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь листву, внезапно стал слишком ярким, режущим глаза. Он сжал ладони, чувствуя, как они холодеют и потеют.

Так и не сделал ни шага из-за своего укрытия. Просто постоял еще минуту, глядя на неподвижную спину в синей куртке, на загадку, которую он так отчаянно хотел, но так и не смог разгадать. Потом развернулся и почти побежал обратно по аллее, к выходу из парка, подальше от скамейки и своей испорченной встречи. Он передумал.