Под крылом свободы (гет)

Наступал закат. Небо, еще минуту назад бледно-голубое, теперь пылало, будто охваченное невидимым пожаром. Оранжевые и золотые мазки растекались по горизонту, смешиваясь в причудливые узоры, словно чья-то невидимая рука небрежно размазала краски по холсту. Воздух стал гуще, насыщеннее, наполняясь теплым ароматом увядающего дня. Ты стояла у узкого окна госпиталя, чувствуя, как последние лучи солнца нежно ласкают твое лицо, оставляя на коже едва уловимые следы, будто целуя и лаская.

Ты всегда любила это время. Нет, не просто любила, а скорее жила ради этих мгновений. Только сейчас, когда багряный свет играл в твоих широко распахнутых глазах, они переставали быть просто серо-голубыми и уставшими — они оживали, становились глубокими, как океан, который ты никогда не видела, но который часто снился тебе в детстве. В эти минуты ты могла притвориться, что все в порядке.

Тебе было всего двадцать, но казалось, что прожита уже целая жизнь. Белая, чуть помятая форма медсестры сидела на тебе идеально, хотя когда-то, в первый день, ты чувствовала себя в ней нелепой девчонкой. Теперь же она стала твоей второй кожей, пропитанной запахами антисептика, крови и чего-то еще — чего-то невыразимо горького, что въелось в ткань и в твою кожу. В двенадцать лет ты впервые увидела, что делает зараженная плоть с человеческим телом. Этот образ преследовал тебя неделями. Ты просыпалась среди ночи, вся в холодном поту, с криком, застрявшим где-то в горле. Ты зажмуривала глаза, но картинка не исчезала, она ждала тебя в темноте, готовая наброситься, как только ты ослабишь бдительность. Однако в душе постоянно возникало странное чувство долга, и всё после того, когда титаны восстали и потревожили ваше мирное время. Родители умоляли тебя остаться.

— Помогай отцу разгружать припасы, — говорила мать, гладя тебя по волосам дрожащей рукой. Ее волосы уже стали седыми, под глазам виднелись морщинки.

— Это не женское дело — возиться с окровавленными бинтами, — ворчал отец, отворачиваясь, чтобы ты не увидела страх в его глазах.

Но ты не могла, чувство долга глушило все твои внутренние душевные переживания и страхи. Каждый раз, когда мимо вашего маленького домика проходили медсестры, в груди что-то сжималось, настолько сильно, что не хватало воздуха в лёгких. Это был не просто интерес или желание помочь. Это был долг. Ты понимала, что ты уже давно потеряла возможность выбора, дороги обратно больше нет.

* * *

Твой первый день в госпитале запомнился тебе навсегда. Ты прибежала туда, едва переводя дыхание, с колотящимся сердцем и мокрой от пота спиной. Настолько ты боялась опоздать и не успеть. Боялась, что передумают. Боялась, что не справишься со всем этим. Однако, госпиталь принял тебя. Вы и другие девушки учились в тесной и темной каморке, где едва помещались пять человек. Стол был старый, потертый, с неровными краями, а вместо ламп несколько уже использованных свечей, от света которых слезились глаза. Но ты слушала, ловила каждое слово, каждую интонацию, впитывала знания, как губка. Потому что боялась забыть. Боялась не суметь и оплошать. Иногда тебе приходилось оставаться в госпитале, поскольку на улице было опасно и предвещали нападение титана. Со временем тебе пришлось привыкнуть к этому всему. Ты спокойно реагировала на кровотечение, на запах гноя и чего-то вязкого, неприятного. Но было то, к чему ты не могла привыкнуть даже спустя долгое время.

Крики. Когда в темной комнате при тусклом свете свечи вы слушали лекции, сверху доносились душераздирающие, животные, наполненные такой болью, что хотелось зажмуриться и заткнуть уши. Ты сжимала кулаки до боли, чтобы они не дрожали, чтобы не выдавать страх, который тек по твоим жилам. Глотала ком в горле, который подступал снова и снова. Закрывала глаза, но звук проникал внутрь, разъедая душу, как самая настоящая кислота.

— Я не могу, но я должна, должна…, — шептала ты про себя. Ты не могла плакать, но ты чувствовала, будто холодные слезы стекали по глотке, по собственному телу.

Слабость была роскошью, которую ты не могла себе позволить. Никогда не сможешь позволить, даже при сильнейшем желании.

Прошли годы. Ты научилась перевязывать раны, даже не глядя. Наполнять шприцы, не думая. Выслушивать последние слова умирающих, не плача. Однако внутри ты уже была полностью сломлена и разбита. Сильное чувство вины перед теми, крик которых до сих пор раздавался в твоих ушах, заставляя резко вздрагивать. Чувство вины перед теми, кто защищал тебя и остальных от проклятых титанов. Чувство вины перед теми, кого ты не успела спасти. Ты писала родителям, но иногда перо замирало над бумагой, оставляя синие кляксы.

— Когда это закончится? — думала ты, глядя в окно, где вместо неба была лишь пелена дыма. Ответ никто так и не дал, была лишь тишина и запах гари, который ты чувствовала даже в своих лёгких.

Ты была куклой, которая по команде выполняла все, что от неё требовалось. Остальные медсестры, которые работали вместе с тобой также были будто не живыми, будто потеряли смысл в дальнейшем существовании, будто их задача лишь лечить, а собственное благополучие было не столь важно. Так было на протяжении 8 лет, до одного дня. Именно тогда ты и полюбила закаты больше всего на свете.

* * *

— Слышала? Эрвин Смит едет сюда! Командир разведкорпуса! — шепот одной из девушек вырвал тебя из привычного оцепенения. Ты даже не подняла голову, продолжая стерилизовать инструменты в спирте.

— Какая разница? — черноволосая медсестра вздохнула, закрывая глаза, — Нам от этого легче не станет, да и количество работы не убавится.

Ты кивнула про себя. Какая разница, правда?

— А еще я слышала, что наведается сам Леви Аккерман. Ну тот, который… — но девчушка не договорила. Дверь внизу распахнулась с грохотом.

— Девочки, срочно на первый этаж, пришли важные лица! — пожилая медсестра спускалась с третьего этажа второпях. Вам пришлось бросить все дела и разговоры, быстро добегая до первого этажа.

Когда вы прибежали, в холле такого родного госпиталя все уже собрались: врачи, медсестры, санитары. Все нервно переминались с ноги на ногу, будто ожидая чего-то важного. А возможно и чего-то страшного.

Подняв глаза, ты застыла, прямо как статуя. Перед тобой возвышался статный мужчина, чья осанка и манеры выдавали в нем военного, даже если бы на нем не было формы. Его волосы, отливающие золотистым оттенком, были аккуратно прилизаны в сторону, открывая лицо с резкими чертами. Но больше всего поражали его глаза, они были не просто синие, а пронзительно-ледяные. Он стоял рядом с директором госпиталя, ведя тихий, но важный разговор. До тебя доносились лишь обрывки фраз и редкие повышения интонации. Встав в последних рядах, ты не могла разобрать слов, а потому опустила взгляд, снова погружаясь в привычный водоворот мыслей, который, казалось, стал твоим постоянным спутником.

Скоро нужно будет перевязывать старого Грея — того самого седовласого солдата с добрыми глазами, который так любил рассказывать истории из своей молодости. Он часто вспоминал, как в детстве они с друзьями строили шалаши в лесу, как он помогал отцу возводить стены их общего дома. Особенно сильно он любил рассказывать о том, как встретил свою жену Саманту, которая вечно улыбалась ему и чей смех, по его словам, мог растопить даже самое холодное сердце.

— Когда-нибудь и ты встретишь человека, который полюбит тебя сильнее жизни, обещаю, — говорил он тебе буквально на днях, ухмыляясь, но лицо его исказилось, когда ты перевязывала его очередное ранение.

Ты лишь отмахнулась тогда, бросив какую-то нелепую шутку про то, что у тебя нет времени на такие глупости, но в глубине души прекрасно понимала, что это невозможно. Ты слишком глубоко утонула в этой бесконечной череде смен, перевязок и смертей, в этом вечном долге перед теми, кого не смогла спасти, в этой невыносимой вине перед теми, кто умер у тебя на руках, чьи последние слова навсегда отпечатались в твоей памяти. Твоя душа ныла, болела. Каждый день, каждый час и каждую минуту.

— Отныне он капитан Особого отряда Разведкорпуса. Мое решение окончательно и обсуждению не подлежит. Леви Аккерман также будет посещать ваш госпиталь для тщательной проверки, — прозвучал голос того самого мужчина, о котором говорили девочки и глаза которого были похожи на лёд — Эрмин Смит.

Грубый, голос вырвал тебя из тягостных раздумий, заставив непроизвольно вздрогнуть. И в тот же миг ты ощутила чей-то взгляд на своем теле. Это было не просто внимание, а скорее резкий, точный удар. Лезвие, вонзившееся прямо между ребер и на мгновение остановившее твое дыхание.

Ты медленно подняла глаза и встретилась с ним. Человек в безупречно сидящей военной форме. Его волосы были черными, как смоль. И глаза. Серо-голубые, но глубокие и бездонные. Он смотрел прямо на тебя, будто не мигая, и в этот момент возникло странное ощущение, будто эти глаза видят все: каждую твою тайну, каждый страх, каждую слабость, которую ты так тщательно скрывала ото всех, даже от самой себя. Ваши силуэты были покрыты наступающим закатом. Яркий, огненный, превративший всё помещение в подобие расплавленного золота.

Твои глаза, давно потухшие, казалось, вспыхнули в его отблесках с новой силой, неужели ты снова ожила? А его взгляд... Он копается в тебе, ищет, сжигает изнутри. Сердце забилось так сильно, что в ушах зазвенело, а в груди появилось странное, почти болезненное тепло. Пальцы непроизвольно впились в ладони, оставляя на коже четкие полумесяцы. Эта боль, резкая и отрезвляющая, вернула тебя в реальность, но ты не хотела выходить из этого состояния. Осталась бы в нем подольше. И тогда он отвел взгляд. Легко, непринужденно, будто ничего не произошло. Переключился на командира, на врачей и санитаров, на формальности этого визита.

А ты...Ты стояла, не понимая. Не понимая, что это было. Не понимая, почему ладони до сих пор дрожат. Не понимая, отчего в груди так горячо и трепетно.

* * *

Капитан Аккерман периодически появлялся в стенах вашего госпиталя, сопровождаемый сослуживцами из своего отряда. Его визиты всегда отличались особой атмосферой. Обычно он скрупулезно проверял соблюдение санитарных норм, внимательно выслушивал раненых, вникая не только в их физическое состояние, но и в душевные переживания. Порой тебе и другим медсестрам доводилось украдкой наблюдать, как он общается с пациентами, и вас поражала его непоколебимая серьезность, та невозмутимость, что казалась абсолютно непробиваемой.

По ночам, лежа на узкой койке в общежитии для медперсонала, ты вновь и вновь возвращались мыслями к его образу. Его глаза, такие холодные и проницательные, стали частыми гостями в твоих снах. Чтобы отвлечься, ты нервно перебирала пальцами пряди волос, накручивая некоторые на указательный палец, но эти привычные успокаивающие жесты не помогали. Мысли продолжали свой неугомонный хоровод, а сердце упрямо сжималось от досады и... чего-то еще. Ворочаясь с боку на бок, ты ловила себя на глупой надежде: хотя бы раз еще встретиться с ним взглядом, чтобы наконец поставить точку в этом странном внутреннем смятении, закрыть гештальт.

Судьба, казалось, услышала твои невысказанные просьбы. В тот день, мелькая между палатами как метеор, ты едва успевала перевязывать одного пациента за другим.

Капли пота скатывались по вискам, непослушные пряди выбивались из-под медицинской шапочки. Завершив осмотр молодого солдата, ты ненадолго прикорнула в укромном уголке за поворотом коридора, пытаясь перевести дух после изнурительной смены. Глубокие вдохи постепенно возвращали тебе самообладание, в то время как взгляд автоматически следил за снующими по коридору медсестрами с охапками бинтов и инструментов.

— Переутомились? — неожиданно раздался у самого уха голос, где ледяная сдержанность странным образом сочеталась с едва уловимыми нотками теплоты.

Резко развернувшись и отпрянув от стены, ты увидела того, чей образ так долго не давал покоя. Леви стоял перед тобой с привычной невозмутимостью, его черные волосы слегка растрепались, что неожиданно придавало его обычно идеальному облику какую-то особую притягательность. Скрещенные на груди руки и все тот же пронизывающий взгляд, казалось, пытались проникнуть в самые потайные уголки твоей души.

— Н-никак нет, капитан, — тело мгновенно напряглось, а руки стали похожи на деревянные, — я завершила текущие процедуры и ожидаю дальнейших распоряжений старшего персонала.

Его брови едва заметно поползли вверх. Видимо, столь формальный тон и мгновенная собранность стали для него неожиданностью. После короткой паузы, сопровождаемой тихим вздохом, он сделал шаг вперед, и сердце тут же принялось вытворять немыслимые забеги. Что он задумал?

— Похвально, однако... — его пальцы, прохладные на ощупь, неожиданно поправили выбившуюся прядь, — рекомендую уделять больше внимания не только пациентам, но и собственному внешнему виду. Это не менее важно, чем стерильность инструментов. Ясно?

Ты замерла, совершенно не готовая к такой реакции. Рассказы коллег рисовали его как человека немногословного, предпочитающего дела пустым разговорам. Ладони невольно сжались, став влажными от внезапно выступившего пота. Почему это мимолетное прикосновение вызвало такой странный трепет? Почему эти несколько секунд показались столь значительными?

— Так точно, благодарю за указание, — ты едва слышно сглотнула, намеренно отводя взгляд в сторону, чтобы скрыть предательский румянец, выступивший на щеках. К счастью, он этого не заметил. Либо сделал вид, что не заметил.

* * *

Три месяца пролетели незаметно. Твои случайные встречи с капитаном Аккерманом в коридорах госпиталя стали тем редким светом, что пробивался сквозь серые будни.

Его взгляд словно обладал удивительным свойством: он возвращал тебе ту прежнюю себя, что когда-то умела мечтать и надеяться, ту, что не знала страха и сомнений. В особенно тяжелые дни, когда усталость ложилась свинцовой тяжестью на плечи, одно лишь его присутствие придавало сил, словно глоток свежего воздуха. Ты ловила себя на том, что ищешь в его обычно непроницаемом выражении лица хоть искру эмоций, но к сожалению, кроме привычной собранности и холодной серьёзности там ничего не читалось. Лишь в снах он иногда мило тебе улыбался.

Бывало, он находил тебя за госпиталем, где ты в редкие минуты спокойствия пила чай с черствым хлебом. Ты тут же вскакивала, чтобы поприветствовать его по уставу, но он лишь молча садился рядом, разламывая свой паёк. В эти моменты создавалось ощущение, будто в твоём обществе он ищет передышки от бесконечной ответственности, от жестокости мира. Тебе нравилось, что иногда ты решалась завести разговор, делясь тяготами работы, страхами и сомнениями. И он, к настоящему удивлению, иногда нарушал своё привычное молчание, рассказывая о том, что тревожило его. Вы были похожи на двух раненых львят — внешне сильных, но внутри таких же растерянных и не знающих, как справиться с нахлынувшими чувствами.

Но всему хорошему приходит конец. Атаки титанов участились, обретя новую силу. Визиты Леви в госпиталь становились всё реже, и ты прекрасно понимала, что иначе быть не может. Тревога за него поселилась в твоём сердце, отвлекая от работы, заставляя руки дрожать в самые неподходящие моменты. Страх, который ты думала навсегда оставила в прошлом, вернулся с новой силой, только теперь его причиной был не ужас перед титанами, а леденящее душу беспокойство за того самого человека.

— Доченька, что с тобой? Ты совсем раскисла, может, отдохнёшь немного? — голос старика Грея вернул тебя в суровую реальность. Ты вздрогнула, осознав, что застыла с бинтом в руках, уставившись в одну точку.

— Неужто о ком-то задумалась? — покраснев, ты лишь кивнула, а он, словно родной отец, ласково потрепал тебя по руке, вливая в уставшую душу каплю тепла.

Через неделю по госпиталю разнеслась весть: Леви Аккерман в одиночку уничтожил целый отряд титанов, не получив при этом ранения. Медсёстры ликовали, директор облегченно вздыхал, а ты... Ты замерла, осознавая невероятное. Тот самый человек, что сидел с тобой на скрипучей лавочке за госпиталем, делился сокровенным и слушал твои глупые истории, оказался тем самым легендарным воином, чье имя наводило ужас на врагов.

Ты лгала бы, если б сказала, что не ждала его возвращения. Но вместе с надеждой в сердце поселился страх "А вдруг он забудет дорогу в наш скромный госпиталь? Забудет... меня?". По ночам, сжимая в ладонях нательный крестик, ты шептала молитвы, прося лишь об одном: ещё одной встрече с человеком, что сумел разжечь в тебе давно угасший огонь, помог вынести непосильную ношу медсестринского долга.

Чердак госпиталя стал твоим убежищем. Только здесь, среди пыльных сундуков и старого матраса, ты могла по-настоящему отдохнуть, привести в порядок мысли, понаблюдать за закатом. В тот вечер, закончив смену, ты снова поднялась под самую крышу, надеясь в тишине обрести душевный покой. Открыв скрипучую дверь, ты замерла на пороге. Перед тобой сидел, склонив голову, тот самый черноволосый герой, чье имя гремело по всему гарнизону. Поначалу ты решила, что это лишь игра усталого воображения. Но нет, он был здесь, настоящий, живой.

Осторожно прикрыв дверь, ты подошла ближе. Он казался таким изможденным, таким... беззащитным. Как же могли говорить, что он не пострадал? Каждая черта его лица выдавала крайнюю степень истощения. Руки сами потянулись к его чёрным, как смоль, волосам, но взгляд скользнул ниже — на левый бок, где располагалось кровавое пятно. Сердце ёкнуло, но профессиональные навыки взяли верх. Ты резко встряхнула его за плечи.

— Капитан, прошу вас, очнитесь! — твои пальцы дрожали, когда ты похлопывала его по щекам, — Капитан, пожалуй… — холодные пальцы внезапно сомкнулись на твоих губах.

— Потише, — его голос звучал хрипло, выдавая крайнюю усталость, которую он так тщательно пытался скрыть, — Что ты здесь делаешь?

Не тратя времени на ответы, ты достала из кармана антисептик и бинты — истинная медсестра никогда не расставалась с ними.

— И это вы называете "не пострадал"? Пожалуйста, повернитесь, я должна обработать рану.

Но он лишь смотрел на тебя устало, глубоко, будто пытаясь разгадать загадку: как такая хрупкая девушка смогла сохранить доброту в этом аду? Как могла вынести всё это и сохранить рассудок? Под этим взглядом ты чувствовала, как где-то внизу растекается теплое, щемящее чувство.

Когда ты уже собралась приступить к обработке, его пальцы неожиданно обхватили твои запястья — нежно, почти бережно, словно боясь повредить хрупкую драгоценность.

— Дядя Грей меня слушается, и вы тоже должны, — прошептала ты, чувствуя, как под его прикосновением кожа начинает пылать.

Его взгляд смягчился, когда он медленно отпустил руки и кивком разрешил продолжить. Расстегивая окровавленную рубашку, ты ощутила, как пальцы предательски дрожат. Его тело, несмотря на невысокий рост, было выковано будто из стали. Каждый мускул, каждый шрам рассказывал историю бесконечных сражений. Когда ты случайно касалась его живота, чувствуя под пальцами твердый пресс, по спине пробегали мурашки. Ты не видела его лица в этот момент, но была уверена, что на тех обычно строгих губах играла едва уловимая улыбка.

Обрабатывая рану, ты старалась быть как можно аккуратнее, но когда дело дошло до перевязки и пальцы скользнули по его бокам, ты почувствовала, как он едва заметно вздрогнул. Щёки вспыхнули, и ты крепко зажмурилась, пытаясь совладать с охватившим смущением.

— Закончила? — его тихий вопрос застал врасплох. Кивнув, ты поспешила застегнуть его рубашку, словно боясь увидеть что-то лишнее.

— В-вам больше ничего не нужно? Я могу принести еды или... или помочь перебраться на кровать, — голос предательски дрогнул.

— Нет, спасибо, моя милая спасительница, — он произнес это так естественно, будто всегда называл тебя так. Будто между вами не было дистанции, будто знали друг друга целую вечность.

— Ч-что? Капитан, вы...

— Зови меня просто Леви, моя медсестричка, — в его глазах читалось явное удовольствие от твоего смущения. Он словно пробовал эти слова на вкус, наслаждаясь их звучанием.

— Я... может, я всё же могу чем-то помочь? — глаза метались по сторонам, не находя точки опоры. А хотелось бы…

Тёплое прикосновение к губам прервало твое бормотание. Его поцелуй был нежным, вопрошающим, будто давал тебе шанс отступить. Ошеломленная, ты медленно начала отвечать, и в тот же миг его руки обхватили твою талию, притягивая ближе. Ты не заметила, как сама же обвила руки вокруг его шеи. Будто вы хотели ещё лучше почувствовать тепло друг друга. Слова старика Грея эхом отозвались в голове: "Ты встретишь того, кто полюбит тебя сильнее жизни..."

Когда воздух закончился и вам пришлось прерваться, между вами на мгновение повисла тонкая серебристая нить, сразу же разорвавшаяся. Вы тяжело дышали, всё ещё не выпуская друг друга из крепких объятий.

— Я же говорил тебе следить за своим внешним видом, — он игриво поправил твои темные выбившиеся пряди, явно получая удовольствие от твоего замешательства.

— Простите, мой командир, в следующий раз выполню приказ как следует, — прикрыв глаза, ты провела пальцами по его растрепанным волосам. В ответ он лишь ухмыльнулся и прижался губами к твоей тонкой шее, вдыхая сладкий аромат, будто пытаясь запомнить навсегда.

Ты не помнишь точно, сколько же времени вы провели так, наслаждаясь жаром друг друга. Помнишь только багряное небо за маленьким чердачным окошком и осознание — этот момент стал самым счастливым в твоей жизни.