Уговор (джен)

Гермиона с преувеличенным терпением вздохнула и аккуратно отложила тяжёлый том на небольшой стол у окна. Сегодня у профессора было плохое настроение. Ну, в смысле, ещё хуже, чем обычно. Гермиона неохотно допускала, что, возможно, в этом была некоторая доля и её вины. По здравому размышлении «Рождественская песнь» — не самый лучший вариант для чтения вслух Северусу Снейпу.

Но декабрь перевалил уже за половину, и в Лондоне стояла типичная погода: сырая, прохладная, немного туманная. Голые деревья обвивали гирлянды, их тёплый свет отражался в мелких лужах под ногами и блестел на посеребрённых инеем ветках. Воздух пах мокрым асфальтом, жареными каштанами и глинтвейном, который продавали в киоске на углу. Витрины магазинов весело подмигивали разноцветными огнями, а из открытых дверей доносилась тематическая музыка. Город дышал духом приближающегося Рождества. И Гермионе нестерпимо хотелось принести немного его и в больничную палату Снейпа.

Это было большой ошибкой.

Профессор жестоко высмеивал «примитивные нравственные уроки» и язвил по поводу стереотипности и безграничной наивности морального посыла, что «богатые должны делиться, а бедные должны быть счастливы». Уже спустя пару страниц Гермиона не выдержала непрекращающегося потока острого сарказма и в сердцах захлопнула книгу. Однако не готовая так просто отступать, она решила зайти с другой стороны. Гермиона как раз прихватила из библиотеки Блэков интереснейший труд: «Влияние магической концентрации на эффективность ритуалов».

Гермиона искренне рассчитывала, что научное исследование заинтересует профессора больше, чем классика английской литературы, и развеет дурное расположение духа. Напрасно. Снейпу не понравилось уже само название. «И в чём же автор сего опуса предлагает измерять эту самую концентрацию», — ядовито протянул он, — «в процентах? Или, может быть, в кубических единицах?».

Магический фолиант отправился вслед за маггловским. А Гермиона нахмурилась, глубоко задумавшись, и замолчала. Дело, явно, было не в неподходящем выборе литературы. Ещё только когда она пришла сегодня, профессор поприветствовал её особенно недоброжелательно. Нет, он никогда не выражал радости по поводу её визитов, но и явного раздражения не проявлял. Единственное, что поменялось в последнее время — Снейпа должны были выписать на следующей неделе. Неужели он настолько не хотел возвращаться домой? Конечно, Драко весьма пренебрежительно отзывался о его жилище. Но, побывав пару раз в Мэноре уже в качестве ожидаемой гостьи, а не пойманной пленницы, Гермиона зареклась полагаться на мнение Малфоя в подобных вопросах. Скорее всего, он счёл бы запущенной лачугой всё, что ниже уровня Виндзорского замка.

Нет, это объяснение было глупым.

— Что случилось, сэр? — слегка взволнованно прервала затянувшееся молчание Гермиона. — Вы плохо себя чувствуете? Что-то не так? Может, я могу чем-то помочь?

— Если вас это успокоит, мисс Грейнджер, я чувствую себя прекрасно. Для своего нынешнего состояния. Но, к сожалению, некоторые благодетели, — он выразительно скривился на этом слове, — не в силах прекратить одаривать меня своим покровительством. Обратите внимание, абсолютно непрошеным.

Гермиона буквально задохнулась от обиды.

— Я не… — начала оправдываться она, но сбилась, когда в голову пришла внезапная, но как подсказывала интуиция, верная догадка.

Гермиона вспомнила, как несколько дней назад Драко рассказывал о желании устроить для слизеринского декана рождественский праздник. Честно говоря, она отнеслась к этому скептически, но помочь согласилась.

— О! Это вы про Драко? Он рассказал вам о своей затее. А я думала, это подразумевалось как сюрприз.

— Мистер Малфой — разумный молодой человек. Он прекрасно осознаёт, что без моего разрешения даже на крыльцо не сможет подняться. А если всё же попытается, то велик риск нарваться на весьма неприятное проклятье. И даже не одно.

— Ну если так, — легко рассмеялась Гермиона, — то, наверное, идея не слишком уж и плоха. Но я сомневаюсь, что Драко намеревался вас злить, — добавила она серьёзным тоном. — Он просто волнуется за вас.

— Упаси Мерлин от таких доброжелателей, — закатил глаза Снейп. — Он намеревается вторгнуться в мой дом без приглашения, да ещё и в сопровождении толпы галдящих подростков.

Неожиданно для себя Гермиона кинулась отстаивать сомнительный план Драко. Почему-то казалось крайне важным переубедить профессора Снейпа, доказать, что и он заслужил, если не счастья, то хотя бы немного веселья и беззаботности. И когда, как не на Рождество?

— Это проявление внимания, если хотите, заботы.

— Это посягательство на личное пространство.

— Я уверена, вам понравится. Даже если вы никогда в этом не признаетесь.

Снейп пренебрежительно фыркнул и сердито прищурился, а Гермиона улыбнулась уголками губ, добавив:

— Подумайте, профессор, хотя бы подумайте.

— Похоже, вы настроены решительно.

Размышляя, Снейп рассеянно провёл пальцем по узким губам, и Гермиона густо покраснела, осознав, как пристально, не отрывая взгляда, следит за его движением. Она вздрогнула и резко отвернулась.

— По своему педагогическому опыту могу сказать, что гриффиндорцы, если пожелают, могут быть крайне настойчивы и упрямы, — ничего не заметив, продолжил тот. — Иногда проще и мудрее согласиться.

— Правда? — недоверчиво переспросила она, от неожиданности вскидывая голову.

— Обещаю рассмотреть ваше великодушное предложение, — сухо кивнул Снейп. — Только рассмотреть. Но с одним условием.

— Всё, что скажете, — с энтузиазмом откликнулась Гермиона, а он хмыкнул, качая головой.

— Вы сейчас отвечаете на мои вопросы, мисс Грейнджер, со всей честностью и откровенностью.

— Хорошо. Спрашивайте, — она равнодушно пожала плечами.

Конечно, про поиски хоркруксов лучше бы рассказал Гарри, но Гермиона знала, что им нечего скрывать. А что ещё могло интересовать профессора, кроме событий войны, про которые он не был в курсе? Поэтому она в недоумении распахнула глаза, когда услышала вопрос.

— Почему вы продолжаете приходить ко мне?

— Я лишь хочу убедиться, что вы нормально выздоравливаете, без осложнений, — Гермиона старалась, чтобы её голос прозвучал ровно.

— Как трогательно. Поразительная самоотверженность. И всё ради вредного учителя, которого вы ненавидели семь лет.

— Вы несправедливы! Я никогда вас не ненавидела, — возмутилась она, но тут же с неохотой признала: — Разве что испытывала некоторую неприязнь. И вообще к вам хожу не я одна.

— Ежедневно — только вы, — указал Снейп, и Гермиона почувствовала, как запылали щёки от справедливости его замечания.

Она совершенно растерялась под внимательным, испытующим взглядом пронзительных глаз. Гермиона могла бы сказать, что ей до сих пор немного стыдно, что бросила его умирать. Что не может оставить на произвол судьбы человека, о котором больше некому позаботиться. Но даже она не была настолько отчаянно храброй.

— Мне доставляет мало удовольствия быть объектом вашего навязчивого милосердия, — не дождавшись реакции, продолжил Снейп, но без ожидаемой враждебности, скорее, с усталостью. — Так скажите же, почему.

Гермиона обхватила себя руками, словно защищаясь. Грудь царапала настойчивая потребность объяснить, что дело вовсе не в жалости, не в долге и не в благодарности. Просто… ей было не всё равно. Почему, у неё не получалось внятно сформулировать даже для себя. Но его жизнь имела значение. И профессор должен был об этом узнать. Но это звучало так наивно, нелепо, совершенно по-гриффиндорски, что Гермиона, понурившись, выдавила:

— Я не знаю.

Она ожидала, что профессор Снейп не упустит шанса попрактиковаться в язвительности за её счёт, но вместо этого он медленно произнёс, словно рассуждая вслух:

— Удивительно. Обычно вы знаете всё.

Снейп подался навстречу и с искренним интересом, без малейшего намёка на насмешку, поинтересовался:

— Неужели у вас нет более интересных занятий? Я вижу, — он указал на фолиант, лежащий на столе, — что вы посещаете библиотеку на Гриммо. Вы любезно сообщили, что помогаете в Хогвартсе. А как же друзья, ваш рыжий избранник, в конце концов, родители?

— Мы поругались с Роном, — ровно ответила Гермиона. — А родители…

Она запнулась. Судорожно вцепилась пальцами в рукава, сминая мягкую ткань свитера, так, что побелели костяшки. Глубоко вздохнула и продолжила дрогнувшим голосом:

— Я стёрла им память. Отправила в Австралию, чтобы их никто не нашёл.

— Ни за что не поверю, что вы не попытались найти способ отменить действие заклятья.

— Я ищу, — отчаянно выдавила, почти всхлипнула она, и на глаза навернулись предательские слёзы. — Всё оказалось сложнее, чем я думала. И иногда я сомневаюсь, а нужно ли. Они теперь живут новой жизнью. У них другая фамилия, дом. Они не помнят, что у них когда-то была дочь. И, наверное, так лучше.

— Перед вами стоял сложный выбор, — серьёзно и весомо проговорил Снейп, — и теперь приходится жить с его последствиями. Но не забывайте: какими бы необратимыми они ни казались, это не значит, что их нельзя исправить.

— Вы меня успокаиваете? — изумилась Гермиона.

— Мне не нравится, когда женщины плачут в моём присутствии.

— Не знаете, что с ними делать? — неожиданно для себя выпалила она. — И вообще, я даже не собиралась плакать. Не дождётесь.

— Что-то вы слишком развеселились, мисс Грейнджер, — с показной суровостью отметил Снейп, но чёрные глаза непривычно искрились. — Так значит, принимая во внимание вашу историю, вы видите во мне замену отцовской фигуры?

— Не приведи Мерлин! — в неподдельном ужасе воскликнула Гермиона, и он коротко усмехнулся.

Она тоже улыбнулась, чувствуя на душе странное умиротворение. Поднялась из кресла и сложила книги в сумку.

— Я, пожалуй, пойду, профессор. А вы обещали.

Снейп медленно кивнул. Он выглядел очень задумчивым, но почему-то Гермиона была уверена, что размышляет он вовсе не о празднике.