Hogwarts F43.1 (джен)

«Ты же давно знаешь, что это не ненависть?»

© rain_dog

• • •

...и завтра не наступит никогда.

и снег не тает на ветвях и крышах.

из горького далёка поезда

кричат,

но слов привычно не расслышать.

теперь без церемоний боль и страх

заходят вслед за сумерками в двери.

белёсая фонарная дыра

изнанку тьмы пытается промерить —

но блёклый конус тает,

и в края

вгрызаются клыки теней дворовых.

лекала крон мерцание кроят

размашисто,

неряшливо,

неровно.

по безнадёжно выстывшей земле

ступают, льдисто клацая о камни,

собака,

ворон,

крыса,

волк,

олень —

ошибка, злость, раска́яние, кара.

тяжёлый кубок,

сильная рука,

густая влага цвета аконита,

испятнанная красным ткань платка...

провалена последняя попытка

достойно постареть среди руин

домов,

пристрастий,

правил,

отношений.

хоть кол на голове, хоть клином клин —

не возвратить ни время, ни ушедших.

и нечего крушить,

и поздно жечь.

замученный не-сон к рассвету тянет.

облезлая весна дерёт когтями

ночное небо, выпуская желчь.

Осень, профессор.

Ну сколько там до зимы —

так ненавидимых снега и холодов?

Сад ваш дождями до скрипа теперь отмыт,

пулями-каплями шумно расстрелян дом.

В кофе коньяк,

на пергаменте бисер строк.

Запах надежды... и, может быть, неспроста.

К вечеру низл полосатый придёт под бок,

и от мурчания съёжится пустота:

в песне кошачьей — валторна и треск огня

на оголённой свече.

Рядом с ней добры

сны, что спешат

уговаривать,

охранять,

прочь прогонять неприкаянных мысле-крыс.

Тучи-солдаты вздохнут и опустят стяг:

тоже, бедняги, страдают от рваных ран

в этот умаявший, как никогда, октябрь.

Мы же, профессор, великие мастера

звать воронёные ветры и верить в них,

данью Самайну нести за плечами боль —

только забыли: ржавеет с годами нимб

и осыпается пеплом обет любой.

Низл наблюдает за пляской ветвей во тьме.

Он поделился бы жизнью — из девяти

без сожаления о́тдал хоть все.

Взамен

лишь бы любимый хозяин себя простил.

Осень чтоб вспыхнула в чёрных туннелях глаз

рыжими клёнами,

ки́новарью рябин.

Знает мохнатый: его человек не слаб —

просто отчаялся...

просто совсем один,

просто под коркой шершавой ещё свежи

язвы проклятий, царапины злой молвы.

Может, профессор, осмелимся и сбежим

вслед за рассветом,

дорогой, ведущей ввысь?