Просто милый (гет)

Рон Уизли не был экспертом по эмоциям. Если честно, он предпочёл бы сразиться с троллем, чем иметь дело с плачущим человеком. Особенно с девушкой. Особенно с девушкой, которую он.. ну... неожиданно начал замечать.

Эмма Грин была с ним на Гриффиндоре уже четвёртый год, но как-то всё это время оставалась «на периферии». Не в плохом смысле, просто не громкая, не скандальная, не из тех, кто тянет руку на каждом уроке, что Рон искренне ценил, потому что от Гермионы у него уже начинала дёргаться бровь.

И вот однажды, после особенно жуткого зельеварения, Рон направлялся в гостиную, мечтая о печенье, когда увидел её. В углу, на диване, вжавшуюся в подушку. Она сидела одна, хотя обычно болтала с Лавандой или обсуждала какие-то свои глупости с Парвати. Но Эмма плакала. Не всхлипывала трагично, как делает Гермиона, когда злится. А по-настоящему. Тихо, уткнувшись в шарф. Почти незаметно. Почти.

Рон застыл. Как вкопанный. Сначала его мозг просто отказался соображать. Потом сработал защитный механизм:

"Так. Тревога. Девушка плачет. Это опасная зона. Назад. Поворачивайся и уходи. Её может утешить Гермиона. Или Лаванда. Или профессор Макгонагалл. Или, если совсем всё туго, даже Полтергейст Пивз. Только не ты."

Но он не двинулся с места. Потому что знал. Знал, что пару недель назад Эмма пропустила почти три дня. Ходили слухи. к? Кто-то шептал, что у неё в семье случилось что-то плохое. Сначала сказали, что заболел кто-то из родителей. Потом, что они развелись. Кто-то из пуффендуйцев проболтался, что её мама "теперь не живёт с ними". Всё это Рону влетело мимоходом. Из случайных разговоров у камина. Он, если честно, не слишком вдавался в детали. Тогда. Потому что... ну, это было не его дело.

Но вот сейчас, смотря на неё. Такую одинокую, сжавшуюся, совсем не такую, какой он привык её видеть, всё это внезапно стало важным. Очень важным. Ему стало не по себе. По-настоящему. Это было не то сочувствие, когда кто-то падает с метлы, а ты такой: "Ой, неудобно вышло." Это было что-то другое. Боль за кого-то. За неё. И растерянность. И желание, внезапное и сильное, сделать что-то хорошее. Хотя бы маленькое. Хотя бы глупое. Он попытался что-то сказать. И ничего не вышло. Потому что, как вообще говорят в такие моменты?

"Привет. Ты плачешь? Хочешь шоколадную лягушку? Вышла новая коллекция!" — Нет, ужасно.

Рон стоял и боролся с собой. Каждая клетка его тела кричала: «Ничего не делай, Уизли. Просто сделай вид, что не заметил. Это то безопасно и разумно. Это не твоя территория!

Но что-то другое внутри него, какое-то упрямое, тёплое и тревожное, тянуло вперёд. Он ещё раз посмотрел на неё. На то, как её тёмные, шоколадные волосы вились крупными локонами, немного растрёпанные, как будто она нервно теребила их пальцами. Обычно она собирала их в низкий хвост или прятала за спину. Сейчас они были распущенны. Были живыми, словно являлись отражением её чувств. И когда она подняла глаза, Рон заметил, какие они у неё зелёные. Не как у Гарри. Те были яркие, острые, как листья в солнечный день. А у неё были такие мягкие, глубокие, с оттенком тоски? Зелень, в которой тонет лес под дождём.

Но ноги почему-то не слушались.

— Эм?.. — неуверенно сказал он, подходя ближе.

Она резко вытерла лицо и села ровнее.

— Всё в порядке, — сказала она быстро. Слишком быстро.

Рон молча сел рядом. В голове была полная каша. Он уже представлял, как скажет что-то невероятно поддерживающее, проникновенное и... чёрт, что вообще говорят в таких случаях? Но он не знал, что делать с чужой болью. Особенно если она тихая. Особенно если она. У девушки с волосами цвета какао и глазами, в которых вдруг что-то кольнуло внутри него самого.

Он порылся в кармане. То самое автоматическое, почти бессознательное движение. Вытащил первую попавшуюся вещь. Шоколадную лягушку.

— Будешь? — спросил он, сдавленно.

Эмма моргнула. Её губы дрогнули. То ли от удивления, то ли от сдержанного смеха.

— Это… предложение от всего сердца?

— Ну, у меня их две, но эту я почти не надкусил. Так что... можно сказать, да, от сердца.

Она взяла лягушку. На секунду между ними повисло молчание. Потом она улыбнулась так, будто ей действительно стало немного легче.

— Спасибо, Рон. Ты очень добрый.

Рон пожал плечами, пытаясь скрыть то, что уши стали горячими и красными.

— Да ладно. И.. всё будет хорошо, Эмма. Всё у тебя наладится.

Он сказал это и тут же захотел спрятаться под стол. Что это вообще было? Но Эмма вдруг посмотрела на него по-другому. Чуть мягче. Чуть внимательнее. И вдруг ей стало легче. Ему тоже. Они сидели рядом, ели шоколадных лягушек, и мир на какое-то время стал чуть-чуть спокойнее.

Она вдруг повернулась и обняла его.

Рон замер. Абсолютно. Полностью.

Как если бы сейчас на него напрыгнул мохнатый минотавр. Только этот минотавр пах приятно. Её шампунем с запахом ванили и чуть-чуть корицы. Эмма просто уткнулась носом в его плечо и сжала руками его мантию.

— Спасибо, — прошептала она. — Я просто... сегодня не хотела быть одна.

Он всё ещё не двигался. Потом осторожно, как будто боялся что-то сломать, поднял руку и аккуратно, почти невесомо, положил ей на спину.

— Эм… ты не одна, — выдавил он, зажмуриваясь от стыда.

Где-то внутри него всё крутилось, жужжало, вибрировало. Но в то же время, он почувствовал странное, тихое спокойствие. Как будто всё в мире в этот момент, пусть и на секунду, всё было на своём месте.

И Рон подумал:

"Может, я всё-таки не такой уж и плохой в делах сердечных По крайней мере, в шоколаде я точно хорош."

Эмма отстранилась первой, слегка смущённо отступив, словно боясь, что слишком много позволила. Она смотрела на него, а в её глазах была смесь благодарности и лёгкой растерянности.

— Прости, — тихо сказала она, слегка покусывая губу. — Я… просто...

Рон покачал головой, пытаясь прийти в себя и убрать с лица всю ту неловкость, которая там поселилась сразу после объятия. В его голове всё ещё гудело:

«" Я обнимаюсь с девушкой! И она до сих пор не убежала! "

— Ничего страшного, — пробормотал он, стараясь звучать как можно увереннее. — Я не люблю, когда кто-то грустит. Особенно если этот кто-то, нормальный человек. А ты нормальная. Ну, по-своему.

Она улыбнулась, чуть-чуть, но улыбка эта казалась искренней и тёплой.

— По-своему — это самая лучшая оценка, — ответила она, и в её голосе прозвучала лёгкая шутка.

Рон почувствовал, как уши снова загораются, но на этот раз это было уже не от смущения, а от чего-то более приятного. Он встал, поправил мантию и решил, что пора заканчивать этот неловкий разговор, пока не сказал что-то совсем глупое.

— Значит, если что, я рядом. Даже если придётся сразиться с троллем. Или зелье из котла вынимать.

Она рассмеялась, и этот смех был как маленькое чудо. Лёгкий, искренний и такой, что Рон вдруг почувствовал, что всё в этом мире не так уж плохо.

— Спасибо, Рон.

— Не за что, — ответил он, хотя в душе уже планировал, как завтра притащить ей ещё шоколадных лягушек. Только на этот раз, целую упаковку.