Ровно в полночь (гет)

Северус медленно идёт по пустынному коридору, полутёмному даже при зажжённых факелах. Хогвартс непривычно тих и безлюден. До начала учебного года почти две недели — студенты ещё не прибыли, преподаватели тоже не спешат возвращаться в осиротевшую школу. Только бледная, осунувшаяся Минерва со строгими глазами, до краёв наполненными ненавистью, когда смотрит на него, не изменяет своим правилам. Она приехала восемь дней назад, и с тех пор служит молчаливым укором. Словно Снейпу нужны напоминания, помимо тех, которые он видит каждый день, на самом деле каждую минуту: в своём новом кабинете, в общих помещениях, в зеркале.

Северус чувствует себя невероятно усталым и разбитым, как после тяжкой болезни, его движения скованные, оцепенелые, будто он давно не пользовался собственным телом. Кажется, что силы покидают его с каждым сделанным шагом, отдающимся глухим эхом, что каменные стены древней школы давят на плечи неподъёмным грузом. Он знает наизусть маршрут, каждый поворот, каждую трещину в кладке, каждый оконный проём — сколько раз он патрулировал ночные коридоры. Но сейчас всё по-другому. Хогвартс не принимает навязанного директора, силой захватившего должность. Это ощущается в натужном скрипе дверей, в своенравном поведении лестниц, в настойчивом стремлении призраков избегать встречи с ним. В том, сколько усилий приходится вкладывать Снейпу в заклинания, чтобы перебороть упрямое сопротивление волшебного здания. А ещё в постоянных сквозняках — даже в подземельях не было так промозгло холодно, что уж говорить о директорских покоях.

Северус отстранённо размышляет, что, вероятно, это и есть его личный девятый круг ада, самый глубокий и безнадёжный, предназначенный для предателей. Всеобщие презрение и отторжение. И не так неприятна его роль в этот тёмный год — он давно привык, — как то, что нет ни одного человека, который бы в него верил. До убийства Дамблдора Снейп даже не подозревал, насколько оказывается это важно, практически необходимо. Старик часто был раздражающе всезнающ, но именно он принял Северуса семнадцать лет назад и продолжал доверять до самого конца. Теперь не осталось никого, с кем он мог бы разделить свою непосильную ношу. Не то чтобы Снейп часто так делал, но сейчас исчезла даже теоретическая возможность. Это на удивление удручает.

Он досадливо дёргает головой, и шею прошивает резкой болью от подбородка до ключицы, словно его продуло. Северус отмечает, что надо будет при первой возможности сварить согревающую мазь. Он зябко кутается в мантию, кажется, чем выше поднимается, тем морознее становится воздух.

Снейп подходит ко входу в гриффиндорскую башню, Полная Дама неприязненно кривится и демонстративно отворачивается. Северус хмыкает и взмахом руки отодвигает картину — портрет возмущенно вскрикивает, но не смеет ослушаться. В гостиной царит идеальный порядок — домовые эльфы постарались, — и витает дух отчаяния и запустения. Как, впрочем, и в комнатах всех остальных факультетов, в которых он уже побывал. Сквозь стрельчатые окна льётся уже совсем не радостно-летний, а совершенно по-осеннему мутно-серый свет, хотя август едва успел перевалить за половину.

Северус водит волшебной палочкой, вслушивается в магию, проверяет охранные контуры, нанизывает на них дополнительные замки и блоки. Меньше всего он хочет, чтобы Кэрроу могли проникнуть в личное пространство студентов. Хватит того, что детям придётся сталкиваться с ними на уроках. А ведь у брата с сестрой будет допуск во все помещения, как у номинальных преподавателей. Именно поэтому Снейп тратит целый день, методично и планомерно устанавливая специальные защитные заклинания.

Ступени протестующе скрипят под его ногами, когда он тяжело поднимается в спальни старост. В правой отчётливо пахнет мятой и чем-то неуловимо знакомым. Северус замирает на пороге. Он не может точно вспомнить, но безошибочно узнаёт этот запах. Тот навязчиво возвращает в юность, пробуждает в воспоминаниях звонкий девичий смех, жаркий шёпот и неловкость первых поцелуев.

Снейп жмурится, с нажимом трёт глаза до красных пятен под закрытыми веками, стараясь прогнать нежеланные видения из прошлого, и решительно входит. Палочка автоматически выводит знакомые узоры, и внезапно дальняя стена под подоконником подёргивается рябью. Северус не ожидает найти здесь ничего опасного или дурного, но считает себя обязанным проверить, поэтому нехотя произносит:

— Revelio.

Открывается небольшая ниша, выложенная простенькими чарами, с помощью которых дети прячут сладости или любовные записки. Внутри виднеется пузырёк с зельем, засушенный цветок, сплетённый из ярких нитей браслет-оберег и карточка, на которой острыми, угловатыми буквами нацарапано заклинание, рассеивающее тревогу. Снейп хмурится — приметный почерк до невозможности напоминает его собственный.

Он в раздражении мотает головой — шея вновь отзывается острой болью — и намеревается запечатать хранилище гриффиндорской старосты. Право слово, что интересного он может отыскать в тайнике неизвестной ему девчонки? Но в этот момент из ниши выпадает сложенный пополам пергамент. Он неправдоподобно медленно планирует и, наконец, приземляется прямо у ног Северуса.

Тот со вздохом наклоняется — поясница отзывается ломотой — и поднимает пустой клочок бумаги. Северус не стремится копаться в чужих секретах, но стоит только ему прикоснуться, как на чистой, шероховатой поверхности вспыхивает одно единственное слово: «Сев».

Снейп потрясённо застывает. Как давно никто не называл его так. Слишком давно. Почти два десятилетия. Он не пытается проверить магию, не анализирует произошедшее, почти не думает, а лишь автоматически возвращает на место нехитрые маскирую маскировку и прячет послание в нагрудный карман.

Он не замечает обратный путь до кабинета. Не обращает внимания, как отворачиваются от него портреты, а бесконечные коридоры и узкие пролёты сливаются в размытое пятно. Несколько раз лестницы норовят повернуть не туда, но Северус возвращает их на место и обездвиживает одним рассеянным жестом — он слишком торопится, чтобы по-настоящему раздражаться. Горгулья у входа отскакивает в сторону уже только при его приближении, словно понимает его настроение.

Обстановка изменена до неузнаваемости — безликая и функциональная, — ничто здесь больше не указывает на бывшее присутствие Дамблдора. Северус об этом позаботился. Он с удобством устраивается за столом и слегка подрагивающими пальцами разворачивает записку.

«Я жду тебя. Приходи на Астрономическую башню. Ровно в полночь».

Он несколько раз пробегает по строчкам, не разбирая смысла слов. Не веря тому, что видит.

Подписи нет, но она и не нужна. Лёгкий наклон вправо, вытянутый хвостик «у», округлое, мягкое «о» — Снейп узнал бы эту манеру из тысячи других. Всегда узнавал. Ещё с первого курса. Он умел понимать её настроение по неровности линий и по нажиму пера.

Северус уверен, кто это написал. Северус уверен, что это невозможно.

Это только иллюзия. Чей-то жестокий розыгрыш. Возможно, даже самого замка — ведь его магия древняя и прихотливая. За столетия он впитал в себя столько забытых чар, обрывков заклинаний… Он помнит всё. Такое объяснение более рационально, чем то, которое напрашивается. Просто невероятно, если бы письмо сохранилось до сих пор, пережив годы, утраты и даже смерть.

Снейп сжимает кулаки так, что ранит ладони, отгоняя нелепые мысли, глупую надежду. На что? Он сам не может внятно сформулировать. Но та скребётся где-то глубоко в душе, не давая покоя. Он переводит взгляд на большие напольные часы — до полуночи остаётся пятнадцать минут. За это время сложно, но при желании вполне возможно добраться до назначенного места встречи.

Северус встаёт и делает шаг к двери, но резко отворачивается, меняя направление. Он уже давно не тот наивный мальчишка, который постоянно попадает в расставленные ловушки. Достаёт бутылку огневиски и наливает щедрую порцию в стакан. В пламени камина жидкость переливается всеми оттенками янтаря: от насыщенно-вишнёвого до бледно-медового — совсем как её волосы в лучах закатного солнца. Он с негодованием отбрасывает нелепое сравнение и залпом проглатывает обжигающий напиток.

— Абсурд, — твёрдо заявляет Северус в пространство, стараясь убедить самого себя.

На портрете Дамблдор разочарованно качает головой. В ясных глазах притаились глубокая печаль и сожаление. Снейп хватает первую попавшуюся книгу, раскрывает на случайной странице. Лишь бы занять руки. Он никуда не пойдёт! Он не станет вторить призракам, затерянным теням.

Бьют часы. Грудь сжимается, раздражение и злость смешиваются с тревогой и смутным, непонятным предчувствием. Последнее усиливается с каждым ударом. Северус захлопывает бесполезный фолиант и переводит взгляд на циферблат. Короткая стрелка со слышимым щелчком останавливается на цифре двенадцать, и мир вокруг размывается, словно отражение в воде.

Снейп моргает, рассчитывая прояснить зрение, и осознаёт, что сидит за широким столом, держа перед собой пергамент, слова на котором складываются всё в то же приглашение. До полуночи остаётся ещё четверть часа.

Северус отбрасывает записку, словно обжёгшись. Он вскакивает, и стул с грохотом врезается в стену.

— Этого не может быть, — повторяет Снейп, нервно расхаживая из угла в угол. — Немыслимо. Нереально. Это неправда.

Неожиданно он останавливается, с неприкрытым ужасом рассматривая послание из прошлого, а затем медленно встречается взглядом со слишком живыми и понимающими для нарисованных красками голубыми глазами за очками-половинками.

— Объясните, — жёстко требует он.

— Ответы на некоторые вопросы нельзя получить, если не открыть сердце навстречу неизведанному, мальчик мой.

— Не играйте со мной, директор, — цедит Снейп, угрожающе приближаясь к картине.

— Не всё возможно понять разумом, — мягко возражает тот. — Тебе пора идти. Ты и так слишком задержался.

— Я никуда… — начинает Северус, но его прерывает бой часов.

Он замолкает, слушает и ждёт. Раз, два, три… двенадцать, и мир вокруг размывается, словно отражение в воде. Снейп моргает, рассчитывая прояснить зрение, и осознаёт, что сидит за столом. Под пальцами — шероховатая бумага с той же фразой, выведенной тем же почерком.

Северус складывает пергамент с преувеличенной осторожностью, отправляет его в ящик и машинально добавляет запирающие чары. Он бросает пытливый взгляд на портрет, Дамблдор лукаво улыбается и одобрительно кивает. Снейп стремительно выходит, полы мантии хлещут по ногам.

Он практически уже у лестницы, ведущей на смотровую площадку — остаётся один коридор. Он поворачивает налево и едва не налетает на Минерву, спешащую ему навстречу. Она удивляется, но сразу же возвращает самообладание: гордо расправляет плечи, выпрямляет спину, придаёт лицу холодно-надменное выражение.

— Профессор Снейп, — выговаривает Макгонагалл, тонкие губы презрительно кривятся, голос подчёркнуто сдержан, но звенит яростью. — Мне сообщили, что вы посещали сегодня гостиную вверенного мне факультета. Без моего ведома. С какой целью?

— Я проверял готовность помещений к началу учебного года, — нетерпеливо отзывается он. — Это прямая обязанность директора.

Всем видом Северус показывает, что разговор окончен. Он пытается пройти мимо гриффиндорского декана, но она решительно заступает дорогу, непримиримо скрестив руки.

— Готовность к чему? К появлению ваших друзей? Что вы выискивали в комнатах учеников? Как исхитрились за ними следить: подслушивать, подглядывать, господин директор?

Его должность в её устах звучит как проклятие. Мгновенно несправедливость обвинений жгучим ядом растекается по венам. Северус хочет рявкнуть, что не делает ничего во вред студентам, что, наоборот, заботится исключительно об их безопасности. Но это было бы крайне неосмотрительно и несвоевременно. Он отмахивается от нелепого чувства обиды. Это всё не имеет сейчас значения. Главное — вовремя добраться до Астрономической башни.

Не отвечая, Снейп всё же обходит Минерву и быстро удаляется, но та с нескрываемой ненавистью бросает ему вслед:

— Убийца.

Северус не останавливается, даже не спотыкается — он не может себе этого позволить, — но внутренне вздрагивает. Он торопится, а когда скрывается за углом от пристального, недоброго взгляда, почти переходит на бег. Его шаги гулко разносятся под высокими сводами. Бьют часы, и сердце колотится с ними в унисон, а каждый удар неумолимо отдаётся в висках.

Полночь.

Снейп сидит за деревянным столом в своём новом кабинете, сжимая развёрнутый пергамент. О его неудавшейся попытке напоминают лишь заполошный стук сердца и поверхностное, сбившееся дыхание.

— Чёрт бы побрал старую кошку! — ругается он, сминая бумагу и неаккуратно запихивая её в карман.

Северус вылетает из комнаты, едва не сорвав дверь с петель. Перепрыгивает сразу через несколько ступеней — каменная горгулья чудом успевает отпрыгнуть в сторону. Он больше не размышляет о том, как такое возможно и что это значит. Он не планирует, какие проклятья приготовит для наглого шутника. И уж тем более не представляет, что будет делать, говорить, если вдруг — по прихоти неизвестно кого — это окажется правдой. Реальностью. Осталось только одно непреодолимое стремление: успеть.

Вот уже совсем близко лестница, ведущая на площадку. Снейп непроизвольно тянется к палочке — если понадобится, он без колебаний обездвижет Минерву, но больше не потеряет столько драгоценного времени из-за пустой болтовни. Он мчится мимо Макгонагалл, чуть не сбивая её.

— Северус! — вскрикивает она, наверное, от неожиданности обращаясь по имени.

Но он не оборачивается, буквально ощущая, как утекают отпущенные минуты. Он не замечает ни поворотов, ни распахивающихся перед ним дверей. Каменные плиты словно сами стелются под ноги — на этот раз Хогвартс со всем усердием помогает своему новому директору. С двенадцатым ударом Северус выскакивает на полукруглую смотровую площадку Астрономической башни. В душе гремучая смесь из напряжения и трепета.

Ровно в полночь он оказывается у цели. Он мгновенно останавливается, будто натолкнувшись на невидимое препятствие.

На краю у балюстрады в тусклом свете полной луны стоит она, и Снейпу кажется, что мир перестаёт существовать. Он давно уже отказался от попыток рационализировать происходящее. Теперь для него есть только она одна. Не призрак, не живая девушка — скорее воспоминание, плод его фантазии. Но такой настоящий, почти осязаемый. Кажется, стоит протянуть руку, и коснёшься мягкой, тёплой кожи, шелковистой гладкости волос. Порыв ветра доносит свежий запах мяты и чего-то неуловимого, щемящего, и Северус жадно втягивает холодный, ночной воздух.

— Лили, — произносит он беззвучно онемевшими губами.

Но она слышит и широко, радостно улыбается. Лили выглядит, как студентка старших курсов: ей лет шестнадцать-семнадцать, на шее красно-золотой галстук, к мантии бережно пришит значок старосты школы. Тогда они уже не общались. Лили была с ненавистным Поттером, а Северусу оставалось лишь следить за ней издалека.

Воспоминания давят. Мысли скачут и путаются. Горькое сожаление, что он сделал слишком мало, тесно переплетается со жгучей, мучительной виной, что он сделал непозволительно много. Снейп хочет подойти ближе, крепко обнять и никогда больше не отпускать Лили. Он хочет рухнуть к её ногам и на коленях молить её о прощении.

Но последнее в их короткой истории уже было. Он не желает превращать дарованную ему судьбой последнюю встречу в фарс. Тем более, что язык словно окостенел, и любая попытка заговорить неизбежно превратится в жалкий лепет. Северус гордо вскидывает голову, на этот раз почти не замечая нестерпимую боль в шее, и делает несколько шагов вперёд. Движения его выглядят твёрдыми, уверенными, хотя внутри всё леденеет. Он примет то, что Лили решит ему сказать, и не посмеет возразить. Тем более, что она будет во всём права.

Это меньшее, что он может ей предложить.

— Северус, — с нежным упрёком тянет Лили, угадывая его сомнения. — Я ждала. Мог бы и поторопиться. Хотя тебе потребовалось… Сколько? Только четыре попытки. Это настоящее достижение! Если я хоть что-то помню о твоём легендарном упрямстве. Пожалуй, мне стоит быть благодарной, что ты так быстро поверил и решился.

Лили задорно смеётся, а сердце Северуса сжимается от неизбывной тоски. Как же давно он не слышал этот смех, этот голос! Он закрывает глаза, внимательно вслушиваясь, наслаждаясь каждым звуком.

— Только посмотри на эти морщины. Ты слишком часто хмуришься, Сев.

Глаза Снейпа широко распахиваются, когда тонкие пальцы невесомо пробегают по его лбу. И её зелёные глаза оказываются так близко, что Северус замирает под их пронзительным, всепонимающим взглядом. Который неожиданно становится печальным.

— Ты ещё так молод.

— Но намного старше тебя.

Он совершенно не представляет, как возможно извиниться за то, что он когда-то совершил. Какими словами? Поэтому просто констатирует очевидное, но Лили понимает без длинных фраз и отзывается с простодушной лёгкостью:

— Я не виню тебя. И тебе пора перестать.

Снейп отшатывается, словно она его ударила, и протестует хрипло:

— Ты не знаешь, я…

— Я всё знаю, — непререкаемо перебивает Лили.

Её голос внезапно меняется, всё же оставаясь узнаваемым, становится более глубоким. Он ещё не окрашен той зрелой женственностью, которая приходит с годами, но и звонкой подростковой пронзительности больше нет. Северус с изумлением наблюдает, как плавно, но неумолимо меняются черты её лица, словно Лили взрослеет за эти считанные мгновения.

— Ты помог моему сыну, — говорит уже не юная девушка, а молодая женщина.

— Не ради него.

— И это я тоже знаю. Но ты сам когда-то настаивал, что результат важнее мотивов.

Лили лукаво улыбается. Она ласково гладит его по щеке, скользит вниз по горлу до высокого ворота, и улыбка исчезает, а губы почему-то кривятся в страдальческой, печальной гримасе.

— Тебе пора, Северус. Отринь страх, раскаяние и ненависть. Прости себя, Сев, отпусти прошлое.

Она предлагает ему руку, но Снейп медлит, в замешательстве смотрит на раскрытую ладонь.

— Я не понимаю.

— И не надо. Просто пойдём.

— Ты правда написала это? — внезапно даже для себя интересуется он, доставая из кармана смятую записку.

— Конечно, — серьёзно кивает Лили. — Кажется, в начале седьмого курса. Но так и не решилась отправить. Ты выглядел вполне довольным со своими новыми друзьями, — она в задумчивости склоняет голову к плечу. — Возможно, тогда многое получилось бы по-другому.

— Возможно, всё, — бесстрастно соглашается Северус.

Он кладёт пергамент в протянутую узкую кисть и накрывает своей. Долгие десятилетия одиночества и невысказанных сожалений, короткая, по-детски беззаветно преданная дружба, разрушенная несколькими жестокими словами, уязвлённой гордостью и недопониманием, обрушиваются на них обоих и рассеиваются, будто застарелое проклятье.

В месте соприкосновения их рук рождается робкое золотистое свечение. Сначала оно похоже на луч солнца, с трудом пробивающийся сквозь толщу мутной воды. Но с каждой секундой становится всё плотнее. Крепнет, питаясь всем тем, что накопилось между ними: страданием, любовью, виной, счастьем, самой памятью. Свет распускается волшебным цветком, поднимается выше, становится ярче.

Снейп собирается отступить, но Лили цепко сжимает его пальцы.

— Не надо бояться. Это просто конец. И он же — начало.

Сияние теперь ослепительно-белое, почти нестерпимое. Оно заполняет пространство вокруг. Стены Хогвартса растворяются в нём, плиты под ногами теряют очертания. Всё исчезает: звёздное небо, вой ветра, древние камни замка, тоска и горечь из-за тех слов, которые Северус так и не успел — не смог — произнести.

Лили улыбается, и мир вспыхивает, распадаясь на части.

Северус Снейп приходит в себя.

В нос ударяет резкий, травяной запах лекарственных зелий, а в глаза — безликая, стерильная белизна. Он оглядывается и едва не вскрикивает от боли, только теперь понимая, что шея туго обмотана повязкой. Тело ощущается чужим, невероятно слабым и неповоротливым.

Лорд, Хижина, Нагайна — воспоминания возвращаются одним рывком. А в ушах продолжает звучать мягкий, но уверенный дорогой голос:

— Ты заслужил выбраться из самых тёмных дней своей жизни. Верь мне. Надеюсь, ты ещё найдёшь своё счастье, Сев.

Что ж, он выжил. И даже покинул свой девятый круг ада. Северус, в отличие от Лили, уже давно не надеется на счастье для себя — покоя будет более чем достаточно. И в душе он уже поселился. Впервые за двадцать лет.