В тихом омуте черти водятся (гет)

Изумрудные глаза встретились с кроваво-красными. В последних на мгновение мелькнуло сомнение, но его тут же затопила стальная решимость. Всего два слова. Мир разделился на до и после. Тот день стал знаменательным событием для всей Магической Британии, но при этом не для всех счастливым. Спасение перемешалось с едким ощущением горя. Слёзы радости прерывали отчаянные мольбы и рыдания. Он их опора, он их надежда, он граница между добром и злом, размывавшаяся с каждым мгновением...

Он тот, на чьи плечи возложили надежды, и тот, кого тут же забросили в дальний ящик.

Второе ноября 1981 года.

— Он нам не нужен! Я не собираюсь кормить и давать крышу над головой этой сволочи!

Ясное лунное небо заполонили серые облака. Надвигался снегопад. Ветер шуршал опавшие, сгнившие от непогоды листья. Лондон спал. Не было здесь, на окраине города, толчеи и суеты, не пробивались сквозь толпу туристы. Тишина окутала квартал. Среди обычных одинаковых домов, изредка проходивших людей в черных плащах единственной аномалией здесь был тучный мужчина, тяжело опирающийся за столб. Его волосы были прилизаны, усы намокли и прилипли к тройному подбородку, и, судя по возмущениям и ругательствам, льющимся из его кривого рога, он был в довольно дурном расположении духа. Мужчина кричал, брызгая слюной во все сто триста шестьдесят градусов и поливая ими сразу и жену, и младенца у нее на руках. А именно этот маленький, завёрнутый в клетчатое одеяльце лысый карапуз, ворочавшийся во сне и чудом не проснувшийся до сих пор, стал причиной столь бурных эмоций.

Около двух дней назад Мистер и Миссис Дурсль обнаружили на крыльце собственного дома номер четыре по Тисовой улице истошно орущего собственного малолетнего племянника.

Оказалось, что родная младшая сестра его жены, Петунии, погибла. Ребенка подбросили ноябрьской ночью к ним, и теперь эта маленькая бестолочь должна была находиться под их опекой.

Это совершенно не устраивало ни Вернона, чьи деньги он не собирался тратить на ещё один голодный беззубый рот. Ни Петунию, которая не собиралась тратить свое время на кого-то кроме своего собственного сыночка. Ни Дадли, который ничего не понимал, но как только слышал имя кузена, отчаянно мотал головой и хныкал, успевая пинать двоюродного братика пухлыми ножками. Как только Гарри становилось больно, он сразу закатывал невиданный рёв, который в мгновение подхватывал Дадли. И вот так, за два дня и одну бессонную ночь, во время которых этот необыкновенный дуэт не отключался, Вернону настолько всё это осточертело, что он взял на руки истошно вопящего сына, грубо схватил за шиворот племянника, поднял с дивана обессилевшую жену, завёл мотор своей новой машины и приехал прямо к крыльцу Лондонского приюта имени Вула.

— Но, Вернон... Дамблдор... — тихо, но возмущённо начала костлявая блондинка с лошадиным лицом, качая на руках младенца и усердно крутя длинной шеей, следя за тем, чтобы никто из прохожих и обитателей здания, возле которого они находились, их не заметил.

— К чёрту Дамблдора. Где твой Дамблдор? Почему его «золотой» мальчик свалился на наши с тобой головы, раз он так важен для их общества?! — хриплым, срывающимся голосом, грубо и бесцеремонно перебил Петунию Вернон. На это его жёнушка лишь горестно вздохнула и опустила племянника на крыльцо огромного серого здания. Малыш заворочался во сне и шмыгнул маленьким носиком. Петуния сунула ему в маленькую ладошку красный альбомик с рисунками ее сестры, с одной-единственной ее фотографией и погладила костлявой рукой по налысо остриженной голове, оставив на ней маленький след от прикосновения обручального кольца. Прозвучало тихое, словно шелест листвы «прости...», но через мгновение оно уже растворилось в легчайшем дуновении ветра. Вернон в это время напряжённо стучал ногой, мечтая поскорее оказаться дома на собственном диване рядом с новым телевизором.

— Хватит! А то ещё нюни тут распустишь! — не выдержал он, схватил жену за локоть, увешанный платками и увёл в сторону серой машины. Парочка скрылась за поворотом. Подул слабый ветерок, провожающий их темные удаляющиеся фигуры.

Была тёмная ноябрьская ночь. Начался снегопад. Белые хлопья кружились и медленно оседали с неба на землю.

Маленький Гарри, укутанный в клетчатое одеяльце, мирно спал.

Одна из снежинок приземлилась прямо на пухленькое личико малыша. Он сморшил крохотный носик и тихонько шмыгнул им.

Мальчику снился прекрасный добрый сон. Какой же ещё может сниться годовалому малышу? Мама и папа, хвост, бодяга и Луни. Все они были радостные и обнимали его. Малыш улыбнулся во сне и перевернулся на другой бок, крепко сжимая в детской маленькой ладошке красный альбомик.

Тогда он не ведал, что мамы и папы больше нет. Что больше никто не обнимет, не поцелует, не пожалеет. Не ведал, что хвост больше не расскажет сказку, что бодяга больше не станет пушистым пёсиком и не поиграет с ним, что Луни потеряется и не поговорит с ним своим приятным теплым голосом, от которого счастливый маленький Гарри раньше сразу дремал.

Не ведал, что за одну-единственную ночь остался один.

.

«Жизнь — не бремя, а крылья творчества и радость; а если кто превращает её в бремя, то в этом он сам виноват» (Вересаев).

31 октября 1990 г.

Октябрь выдался на редкость холодным. Ноябрь только набирал обороты. Деревья уже стояли оголёнными и созерцали мир вокруг себя сквозь пелену тумана и мороза. Подул ветерок и затмил полный серб луны, блестящий на сером ночном небе. Если пролететь по воздуху дальше, ближе к центральной и вечно открытой для туристов части центра города, то можно было услышать звон ударов, идущий от часов на знаменитой башни Биг-Бен. Было далеко заполночь. Полная луна поливала своим призрачным светом всё кругом. В четырёх или пяти кварталах от Лондона, в самой заветшалой его части, где на дорогах подыхают кошки, а в подворотнях задыхаются собаки, возвышалось огромное каменное здание. На знаковой табличке кривыми буквами была выведенная тёмной краской безразличная и ничем не отличающаяся надпись, в которой не было ни капли сочувствия. Лишь сухие слова, пропитанные мраком.

«Приют Вула»

Место, где ломаются судьбы, погибает последняя надежда на счастье и заботу. Здесь нет никаких правил, это стая. Стая, в которой выживают только сильнейшие. Если когда-нибудь они и сумеют выбраться из этой тьмы, то сиротами останутся навсегда. Они чужие, брошенные. Это клеймо будет преследовать их до самого последнего удара сердца, до самого последнего вздоха.

Табличка потрескалась, изломалась. Столб, на котором она висела, так и стоял: покосившийся и согнувшийся пополам. Здание за ржавым, заросшим травой забором зловеще поблескивало в тьме английской ночи. Со второго этажа были выкручены решётки, и с помощью лоскутковых одеял была связана длинная, чуть ли не до земли, верёвка. По ней ловко, словно обезьяны, спускалось четверо разновозрастных мальчишек. Дети то и дело оглядывались по сторонам, а оказавшись на земле, на цыпочках подкрались к обветшалой закрытой калитке. Вдруг сзади послышался мальчишечий, ещё не поломанный голос. Дети вздрогнули. Спустившись по верёвке, к ним шагала маленькая фигурка в пижаме.

— Генри, ты серьёзно?! — глаза неизвестного до этого времени горели неприпрятанной яростью и обидой.

— Не кричи, Стив, — шёпотом осадил друга белобрысый мальчик.

— Генри, там сейчас небезопасно. Ты тупой или глухой?!

— Ни то и не сё. Чего ты прицепился, Смит? Мы всего лишь с парнями прогуляемся, мне освежиться надо. Хочешь — присоединяйся.

— Я не самоубийца. Генри, мы же друзья. Пожалуйста, не ходи сегодня.

— Я пойду, и на этом всё. Ты мне не мать и не имеешь право мне указывать.

— Я расскажу взрослым! — воскликнул Смит. Глаза предательски защипало. Стивен даже не сразу заметил, как свободного места рядом с ним становилось всё меньше и меньше. Его начали обступать с холодной решимостью, словно кошки, зажавшие в углу до смерти напуганную мышку, взрослые мальчишки. Генри что-то кричал им своим низким, хриплым, но на данный момент таким родным голосом. Он просил не делать этого, но те, одурманенные чувством власти и свободы, не слушались. Мальчишки схватили Стивена и вырубили его ударом кулака.

Перед тем как отключиться, в душе Стивена что-то заледенело и обрушилось. Уже через несколько часов он понял, что это было. С самого детства он рос ненужным, нелюбимым. Мать никогда не интересовалась им, не разговаривала неделями. Отец вечер пропадал в неизвестном направлении. Попав в приют, эти чувства только обострились. Никто не хотел общаться с замухрышкой и нелюдимцем. Стивен был один. Изгоем, отшельником. Пока не появился Генри. Он был словно проблеском солнца в бесконечном сером тумане. Был другом, товарищем. Не пытался переделать, не обижал. И сейчас он его предал. Ради каких-то взрослых парней, для которых он — очередная игрушка, помощник… Неужели Генри такой глупый и не понимает прописную истину?

Стивен почувствовал себя преданным.

Пока Смит спал, Генри, закатив глаза, оттащил его в прихожую приюта и положил на диван. Тридцать первое октября... Он ненавидел эту дату. На этой неделе была годовщина его прибывания в этом чёртовом приюте.

Генри, оглядевшись, вернулся к ребятам.

Мальчики шли, оглядываясь. Среди брюнетов выделялся, благодаря свету полной луны, русый мальчишка лет десяти. Генри Паркер. Самый младший, но при этом одного роста со всеми. Это было довольно необычно. Детям в сиротских приютах было не свойственно быстро расти. Их физическое и умственное развитие часто пошатывалось и ходило ходуном. Но Генри можно было назвать странным парнем во всех смыслах, включая его ангельскую внешность. Светло-русые волосы, чуть светлее кожи, торчали во все стороны, но при этом густая чёлка шторкой надёжно прикрывала странный зигзагообразный шрам на высоком загорелом лбу. Воспитательница часто пыталась подстричь ребенка коротко или под горшок, но они за ночь сразу отрастали. Миндалевидные изумрудные глаза с любопытством разглядывали дома. Только где-то в глубине таился маленький отголосок страха и плохого предчувствия. Зелёная футболка под стать глазам была немного большевата и доходила ему чуть ли не до колен. Маловатые кеды и чёрные джинсы были в приличном состоянии, но явно купленные на вырост, судя по подвергнутым краям. Миссис Коул не обладала большим количеством средств. Обычно родители, оставляя своих отпрысков тут, вкладывались в их одежду или же с их счёта просто снимали деньги. А так как Генри был брошен без записки и даже имени, то содержали его исключительно на благотворительные взносы.

* * *

Десять лет. Целая жизнь. За десять лет можно успеть обрести счастье и разрушить его, повидать боль и разочароваться в людях, вступить во свет и завязнуть во тьме. Прошло десять лет с тех пор, как воспитательница, выйдя из сиротского приюта рано утром, споткнулась об живой свёрток и сломала колено, упав с лестницы. Ребёнок со странным шрамом на лбу с самого своего появления на крыльце и до десяти лет приносил жителям Вула одни лишь мороки и заботы. Эгоистичный и через чур активный, яростно отстаивающий свое мнение и вещи, не пытающийся никому понравиться, а осенью по-настоящему невыносимый. Настоящая приютская аномалия. В чужих глазах его красили лишь внешность да превосходная физическая подготовка.

В школе при приюте в восемьдесят шестом была открыта единственная спортивная секция по баскетболу, и туда был серьезный отбор, ибо желающих оказалось достаточно много. Смит, как ни старался, по росту туда не подходил, да и подвижен достаточно не был, в отличие от друга.

Паркер туда попал сразу. Возгордился и стал ходить павлином с расквашенным носом. Но зато сил у него на ссоры и всякие отвратительные необыкновенные делишки становилось меньше. Так что с гордостью можно сказать, что спорт пришёл на пользу и ему, и приюту.

Сами же ровесники-мальчишки Генри всегда недолюбливали. Паркер никогда не старался им угодить, сделать что-то наперекор своим моральным принципам. Он не старался понравиться другим, казалось, что на всех ему плевать, пока никто не влазит в его созданный собственными руками воображаемый мирок, где он — принц, ждущий своего отца-короля.

«Первые числа ноября 1988. За окном шёл снег. Но наше повествование не выходит из серого каменного здания приюта. Оно уплывает в один из коридоров, за железной дверью которого находились покои Генри Паркера. Мрачная комната с голыми стенами. По обе стороны стояли железные кровати с накрахмаленными простынями. Они пустовали. Возле одной, в такт дождю за окном, касаясь грудью холодного пола, отжимался светловолосый мальчишка с беспристрастным лицом. В зелёных глазах не выражались ни усталость, ни злость. Только холодная решимость и стальное упорство. Дверь отворилась, и на пороге возникла миссис Коул с каким-то угрюмым ребёнком за руку. Незнакомец растерянно осмотрел комнату и не обращающего на него внимание нового соседа.

— Привет? — неуверенно поздоровался мальчик. Ответом было молчание. Генри прекратил упражнение и с пустым лицом уселся на кровать, обратя пронизывающий взгляд в окно. В приюте было всего лишь человек десять, поэтому миссис Коул могла позволить комнаты по двое ребят.

— Генри, это Стивенсон Смит. Теперь вы будете жить в одной комнате, — представила миссис Коул мальчика и протолкнула его внутрь. Стив подошёл к свободной кровати и сел, не отрывая любопытного взгляда от Паркера. Тот, казалось, даже его не заметил.

— Что с тобой? Ты не говоришь? — нахмурив тонкие брови, спросил Смит.

— Не мешай мне, я играю, — ответил Генри, так же смотря в окно.

— Ты врешь! Ты не играешь! Ты просто сидишь! — зло воскликнул Стив, топнув ножкой. А потом, сбавив тон, добавил: — А во что ты играешь?

— Я играю в короля. Я правлю империей, а ты мешаешь мне. Советую больше так не делать.

Стив послушно опустил взгляд, демонстративно отвернулся и уставился в окно. Снегопад набирал силы. Любопытство пересилило.

— А почему ты здесь?

Паркер отвёл от стекла скучающий взор и остановился им на собеседнике. От зелёных глаз собеседника веяло могильным холодом. Мальчик оценивающе взглянул на Смита и ответил.

— Мой отец — король и не знает, что я здесь. Но скоро он заберёт меня в свою страну чудес, где я — принц, а остальные — мои подчинённые.

— Как из сказки про Алису? В волшебную страну?

Паркер гордо вздёрнул нос и уверенней продолжил.

— Верно. И так уж и быть, если ты будешь мне хорошим товарищем, то, возможно, я ухвачу тебя с собой...

И Генри ждал. Ждал долго и трепетно, но отец так и не приходил...

Бывало, он уходил в свою раковину с головой и не вылезал неделями, а может и месяцами. И всегда этот тяжёлый депрессивный период припадал на октябрь. Когда все праздновали Хеллоуин, он прятался в своей кровати и с ностальгией листал красный альбомик, который был у него с рождения. В такие дни в приюте было спокойно, нешумно. По окончанию октября Паркер вновь становился ужасной задавакой и парнем с паршивым характером и пытался всячески возместить потерянный месяц проделками высшего пилотажа, начиная от подкрашивания волос учительницы в синий, заканчивая летающими вилками.

Вообще Паркер был не единственным странным в приюте. Исключением стал такой же странный ребенок-замухрышка Стивен Смит. Правда, он не использовал свои способности во вред окружающей среде, как прожигание штор и лопанье стекол. Он был спокойным брюнетом с узковатыми глазами и прической под горшок, старающийся всячески пресечь свою негормальность. Правда, одна черта внешности всё-таки выделяла его из всех. У Стивена были яркие жёлтые, лунные глаза, меняющие цвет в зависимости от настроения мальчика. Многие не понимали, с чем это связано, воспитательницы водили мальчишку по окулистам, но те лишь пожимали плечами. Конечно, Стив был необычным, но и травмированным ребенком с садистскими наклонностями. Но ведь, как говорят, в семье не без урода, вот и в росшем до четырех лет с отцом-маньяком и матерью-наркоманкой проявлялась наследственность в самом безобидном для работников приюта виде.

— Похоже, у вас, сэр, сегодня не только завтрак, но и план по издевательству над овсянкой, причём более изощрённый, чем у остальных. — ухмыльнулся Генри, но, поймав уничижительный взгляд Смита, поменялся в лице и добавил: — Кстати, я давно хотел тебе сказать. Это хорошо, что ты знаешь волшебство. Мой отец будет рад, — мальчик сочувствующие покосился на еду Смита: Стив, вместо того чтобы просто съесть овсянку, размазывал её, бедную, по тарелке и хлюпал по ней ложкой. Такие жестокости в приюте воспринимались ущербно, поэтому дети вскоре начали травить бедного ребенка, не понимающего, что сделал не так, пока его под свою опеку не взял Генри, который был старше Смита на целый месяц.

— Почему же? Что хорошего в нашей ненормальности! Чему радоваться?! — с вызовом взглянул Стивен на друга. Зеленые глаза встретились с почти черными, и в первых загорелся энтузиазм и маниакальная уверенность в собственных словах.

— Ты ничего не понимаешь. Я буду королем, а ты — моей правой рукой! Это же восхитительно, — прорекламировал Генри, но, поймав уничижительные взгляд Смита, поправил: — Ну так уж и быть. Ты будешь принцем... Это тоже круто. Вот придёт мой отец...

— Ничего не круто. Я и так изгой, а ещё и ненормальный. И хватит говорить, что твой отец придет. Он бросил тебя, а ты до сих пор не понял?! Ты такая же сирота, как и мы, ничем, кроме странностей, не примечательная!

Стив понял, что сказал лишнее. Взгляд Паркера потемнел, и от него повеяло могильным холодом. Мальчик опасно задумчиво взглянул на друга, и в этот момент стёкла в столовой разлетелись. Кто-то закричал, завизжал, но для Смита весь мир закончился на Генри, который в этот момент с презрением глядел на него...

— Убирайся.

Стив с обидой глядел вслед Генри, который, не дождавшись ухода друга, сам поднялся с места и стремительно пересел к старшим ребятам.

Дети росли, странных случаев с каждым днём становилось всё больше и больше. Стив из-за этого серчал, а Генри радовался.

Паркер и Смит часто ссорились из-за взрывоопасного характера последнего. Генри вообще-то не нуждался в общении со Стивеном, мысленно упиваясь в своей воображаемой славе и прожидая дни встречи с его отцом-королем. Смит смирился, старался не быть с соседом по комнате врагами. Иногда даже разговаривал с ним. Хотя это больше походило на монолог. Когда Генри не злился на Стивена, то из него получался очень даже общительный и дружелюбный друг, что нельзя было в нём даже заподозрить. Смит вскоре так к нему привык, что даже стал воспринимать его как брата. На это звание Паркер даже не представлял, как реагировать. На лице он держал маску недовольства и терпения, хотя в глубине души у него что-то таяло и теплело...

Генри часто уходил в компанию взрослых мальчишек, чему те были не против. Он просто стоял рядом с ними, грел уши, когда те обсуждали что-то поистине интересное. Бывало, Паркер сопровождал их на вылазки в Лондон, из-за чего расстраивался Смит. Ведь если с Паркером что-то случится, то он будет единственный неадекватный в приюте, одиночкой и нелюдимцем.

Там мальчишки попадали в передряги с местными ребятишками, устраивали поножовщины, пили, дрались, игрались, а потом с чистой совестью на следующий день или через два возвращались в приют, где получали выволочку от воспитательницы и заведующей. В эти дни Смит страдал одиночеством и хмуро читал, сидя в школьной библиотеке.

Обычно Генри возвращался с таких отлучек серьёзно покалеченным, а бывало и раненым, но всё равно светящимся от гордости и самолюбия. Мальчишка высаживал перед собой в ряд ровесников, малышей и подруг, чтобы поведать о своих приключениях. Одной из девочек лет трёх по имени Люси так сильно нравились эти истории, что она чуть ли не каждый день просила пересказать одну из них, наиболее любимую, заново.

— Генли, ласкажи сказочку! — подходила она к нему, держась за краешек своего растрёпанного голубого платья. Её медовые волосы были заплетены в две очень коротенькие косички, чьи кончики завивались. Большие голубые глаза по-детски радостно смотрели на этот мир и на Генри.

— Хорошо, Люси. Про стройку или как я нашёл дохлую кошку?

Генри никогда не отказывал маленькой подружке, но и не подстраивал свои истории на детский лад и со всеми животрепещущими подробностями ведал ей истину. Он часто устраивал ей представления с актёрами в виде игрушек, показывая, как с друзьями устраивал поножовщину или на выигранные в карты у городских ребят деньги покупал ей маленькие конфетки.

Спустя месяц их общения Паркер назначил Люси на должность своей сестры и всячески оберегал ее от нападок и травм. Она настолько запала ему в сердце, что каждый раз ночью, уходя в закат, он вспоминал о ней и переживал: каково будет бедной сестричке? Не обидит ли ее кто?

Вылазки приютской банды надолго прекратились в начале девяностых. В Лондоне стало по-настоящему опасно. Мафиози караулили детей у каждого угла и захолустья, а потом родителям возвращали лишь их изуродованные тела. В это время также начала распространяться наркоторговля. Садили каждого подозреваемого и причастного. Всюду прыгали с крыш и топились...

* * *

— Паркер, подсади! — воскликнул очень низкий и очень тощий черноволосый мальчуган, стоя у калитки и держась за ее тонкие прутья.

— Пусть Томпсон! Я проверяю хвост.

Оглядевшись по сторонам и проверив, что они одни, дети покарабкались по железным прутьям. Когда вся банда вылезла за пределы забора, дети вздохнули спокойно и не торопясь пошагали в сторону центра, где их должен был дожидаться местный мальчишка, обещающий притащить сигарет.

Было очень темно, но, к счастью, дорога была пуста, и можно было идти прямо по ней. Фонари просвечивали путь, сверяясь с указателями. Парни неторопливо шагали. Издалека уже показалось множество огней не заброшенных домов. Осталось пройти лишь стройку.

Это было самое страшное место, в котором Генри когда-либо бывал. Ему было шесть лет, и ребята потащили его туда. Разодранные стены, разбитые окна, трупы животных, вонь разложений, граффити... Паркер даже будучи десятилетним с содроганием вспоминал тот незабываемый поход. Задумавшись, мальчик не сразу заметил, что дети остановились.

Потом произошло несколько событий.

Вдруг ни с того ни с сего взрослые мальчишки закричали и со всех ног умчались вперёд, оставляя Генри у стройки. Послышался грохот, звук пистолета, и на коже шеи Паркер ощутил тонкий холодный металл. Нож.

— Вот ты и попался, маленькая сволочь... — с слышимым акцентом прохрипел мужской глубокий голос. Внутри Генри всё похолодело.

Мальчик захотел обернуться, но лицо и челюсти сжимали чьи-то сильные пальцы. Необстриженные ногти до красноты впивались в щёки. Генри попытался вырваться, пнуть незнакомца, но тут он маниакально рассмеялся, и послышалось два выстрела...

Последнее, что помнил Генри, было жгучей болью в ноге и вкус железа на губах.

Прозвучал ещё один выстрел. На этот раз в небо. Паркеру казалось, что он под водой. Ничего не было слышно сквозь полог невыносимой боли в ноге. До него донёсся звук едущей шины и шипение машины. До него доносились голоса с явным акцентом.

Последнее, о чём подумал Генри, было то, что его опять предали, и... провалился во тьму.

* * *

На следующий день в приют Вула явилось трое заплаканных мальчишек. Они поведали воспитательнице о своих ночных приключениях, о Генри. Была вызвана полиция, начались поиски. Спустя несколько дней на стройке было обнаружено обезображенное тело — почерк местной наркодиллерской мафии. Дело закрыли спустя несколько недель, не желая копаться в нём и понимая, что поймать виновника, стоящего за всеми этими преступлениями, не удастся.

Единственное, что никто из подтверждающих личность тела не заметил, так это было отсутствие зигзагообразного шрама на лбу мертвеца...

 * * *

Июль 1991

В 1991 году Альбус Дамблдор, сидя в своем просторном директорском кабинете, решил заглянуть в книгу Хогвартских душ, чтобы проверить там одно имя. Лучик солнца, непокорно выглядывающийся прямо из-за занавешенного окна, приземлился на пергамент, освещая и упрощая великому чародею чтение. Одной рукой почёсывая свою длинную мудрую седую бороду, другой водя пером над пергаментом, он тихонько напевал себе под нос гимн Соединённого Королевства. Вот буква «П»: Паркер, Паркинсон, Патил и Патил, Пёркс и уже буква «С». Дамблдор нахмурился и вновь прочитал список. Потом снова и снова, не веря своим глазам, ибо Гарри Поттера там не оказалось...

— Минерва!

Дамблдор бросил летучий порох в камин у стола. Зелёный огонь загорелся, и спустя минуты две в нём возникла женская фигура. Она вышла из камина и изящно отряхнула свою изумрудную мантию. На ее тугом пучке и очках виднелась сажа, что ни капельки не делало ее нелепой. Ибо сейчас она была свирепой: тонкие брови исказились в одну длинную полоску, взгляд коршуна, губы сжались в еле заметную усмешку.

— Альбус, я, конечно, понимаю, что... — начала она, но была бесцеремонно перебита.

— Гарри Поттер пропал, — тяжело выдохнул Дамблдор, схватившись руками за глаза, в виде жеста невероятной усталости и отчаяния.

— Что значит пропал? Вы же оставили их тем людям! Он должен быть у них!

— Гарри Поттер пропал из книги душ. Его там нет. Это значит только, что либо он сквиб, либо погиб.

— Но... Но... — Минерва тяжело прикрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями.

Дамблдор вновь вынул пергамент, проверить ещё раз. Он знал, что это глупо, знал, что его там нет. Вот только в душе теплилась крохотная надежда на чудо. Альбус вновь взял перо, но теперь напевал под нос не торжественный гимн, а похоронный марш.

«П»: Паркер... Паркер...

Это имя не давало ему покоя. И не только то, что обычно зелёные чернила на нём покраснели. И не только то, что фамилия то расплывалась, то становилась чётче. Ему казалось, что Паркер... Нет, это бред. Ведь зачем Вернону и Петунии менять Гарри имя?

— Мы едем к Дурслям.

— Вы разве за десять лет до сих пор не навестили его? — ахнула Макгонагалл, на что Дамблдор предпочёл уязвленно промолчать.

* * *

Осень вместе с опадающим листом осела на округи Суррея и напрочь освоилась там. Обычно густые, зеленые кроны деревьев поредели и покраснели. Травяной ковёр устелила листва, шуршащая от каждого дуновения ветра. Бескрайнее лазурное небо, не оскверненное тучами, накрыло куполом ряд одинаковых домов Тисовой улицы. Красные крыши домов сливались в одно длинное большое пятно. Самый обыкновенный городок на Юго-Востоке Соединённого Королевства. Здесь жили никому не мешая самые обыкновенные люди самыми обыкновенными жизнями.

Вдруг раздался хлопок, и на самой обыкновенной Тисовой улице ниоткуда появилось двое волшебников самого чудаковатого вида. Древний старец в сиреневом со звёздочками платье, с седой бородой, которую он преспокойно мог заправлять за собственный пояс, и с поблескивающимися на осеннем солнышке очками половинками. Рядом с ним возникла дама в не менее странной одежде и с грозным лицом. По его выражению нельзя было точно определить, живыми ли останутся Дурсли после этой милой беседы.

Вдвоём они прошли к приоткрытой калитке. Прошли по идеально коротко выстриженному газону прямо к обыкновенному серому дому, на окошке которого уже безобразно отцветали Петунии.

Альбус Дамблдор вежливо постучался.

Через несколько мгновений послышался топот тяжёлых ног, и на пороге открытой двери появился розовый свиноподобный и довольно толстый маленький представитель немагического поселения Британии. Он уставился на пришельцев и, не произнося звука, тупо открывал и закрывал измазанный шоколадной пастой рот. Макгонагалл поморщилась, а Дамблдор, несмотря на бушующий в душе ураган эмоций, довольно-таки дружелюбно улыбнулся ребенку и спросил:

— А Гарри дома?

Мальчик выпучил глаза и, наконец справившись со своими чувствами, еле ворочая языком, пробормотал:

— Какой Гарри?

Послышался уже лёгкий топот ног, и на сцене появился новый участник событий. Худощавая блондинка высокого роста и длинной шеей, предназначенной специально для того, чтобы подглядывать за соседями и набираться от них всевозможных сплетен из-за забора. Её лошадиное лицо не выражало ровным счётом ничего, пока она не увидела нежданных гостей. В глазах сначала заиграли искорки раздражения, в мгновение сменившиеся удивлением и стыдом перед соседями.

«Что они подумают, увидев, какой народ к нам ходит как к себе домой?»

— Кто вы такие? — чётко выделяя каждое слово, спросила она, вглядываясь в незнакомцев.

— Добрый вечер. Я Альбус Дамблдор, а это Минерва Макгонагалл. — представился седовласый старец, а потом, поняв, что ответа не последует, продолжил: — Мы пришли к вам по поводу Гарри. Он...

— Какого Гарри? — бесцеремонно перебив Владыку магии, тупо поинтересовалась Петунья. На заднем фоне шмыгнул носом Дадли.

— Как какого? Сына вашей сестры, — ахнула Макгонагалл.

— У меня нет сестры. Я росла единственным ребенком, — с прищуром наблюдая за незнакомцами, проинформировала их Петуния.

— Нет? — удивлённо спросил Дамблдор, вглядываясь в глаза женщины и ища в них... Подвох? Ложь? Шутку? Взгляд Петунии резко расфокусировался, зрачок затуманился. Макгонагалл насторожилась, а потом недовольно посмотрела на Альбуса, маскируя агрессивное шипение под кашель. Когда миссис Дурсль вернула себе адекватный вид, Дамблдор грустно вздохнул, выражая всем своим видом невыносимую тревогу и печаль, становясь в миг похожим на нормального уставшего столетнего старичка с грузом ответственности и ошибок на ссутулившихся плечах. Уже идя по извилистой улочке Магнолий, Альбус просветил спутницу о своих ментальных похождениях.

— Ей подделали память. Она действительно не помнит ни свою сестру, ни племянника.

— Но... Кто? — ахнула Минерва, а потом тихо спросила, боясь услышать ответ. В ее голове пронеслись тысячи мыслей, и одна была хуже другой. — А главное — зачем?

«Прошлое бывает слишком тяжёлым для того, чтобы повсюду носить его с собой. Иногда о нём стоит забыть ради будущего»

Дж. Роулинг

Спустя три года. За месяц до начала обучения третьего курса. Лето 1994.

По переполненному Лондону рысью бежал тринадцатилетний подросток. Его русые волосы растрепались и то и дело били покрасневшее и загорелое лицо. Глаза сузились от ветра, и сквозь реснички в глубокой зелени плескалась целая гамма эмоций, начиная от веселья, заканчивая животным ужасом. Мальчишка бежал со всех ног. Малые кеды сжимали ноги, джинсы, явно предназначенные для взрослого, были перекручены снизу. На белую рубашку капала из носа алая кровь.

— Остановись, тварь! — за ним вдогонку бежал, хватаясь за левый бок и тяжело дыша, смуглый азиатской внешности мужчина. Он был одет в черную кожаную куртку, на подкладе которой из пришитых множества ножен висели разного вида ножи. Мужчина поправил развевающиеся на ветру длинные до плеч черные волнистые волосы и вытер рукавом испарину с высокого лба. Карие глаза выражали крайнюю степень ярости и раздражения. Он опустил руку к ремню джинс, где в специальном отсеке располагался маленький ручной пистолет, и его пальцы сомкнулись на рукоятке.

Вдруг мальчишка свернул за поворот. Мужчина зарычал и огляделся. В той стороне, куда убежал мальчишка, стоял лишь заброшенный бар. Ни проулка, ни лестницы, ничего, где можно было укрыться от злобного босса. А именно боссом для мальчишки и приходился этот мужчина. Он отвечал за его ошибки головой, следил за ним, чтобы тот не попался полицейским, угрожал и манипулировал. Его собственная жена приютила этого неблагодарного! Дала ему кров над лохматой головой и кормила со своего стола. И теперь этот несносный мальчишка испарился. Ахмет Короуглу смачно выплюнул на землю, достал пистолет, нацелил в небо и прокричал:

— Будь ты проклят, Генри Паркер!

Послышалось несколько выстрелов, кто-то завизжал и закричал. Но от мужчины в следующие мгновенья и след простыл.

* * *

Генри огляделся и, не останавливаясь, забежал в заброшенный на вид бар, над которым виднелась табличка с криво выведенной ничем не примечательной надписью.

«Дырявый котёл»

Несмотря на убогое наружное и внутреннее убранство, здесь было довольно-таки оживлённо. Единственное, что пугало Паркера, так это местный народ. Странные на вид люди с палками в руках и в длинных чёрных платьях.

«У всех свои причуды», — подумалось мальчишке, и он, выдохнув, уселся за ближайшую барную стойку отдышаться.

— Будешь что-то брать, малец? — к нему подошёл сгорбленный старичок, видимо, хозяин этого заведения и по совместительству бармен.

— Сколько будет стакан воды? — выдохнул Генри, его сердце продолжало бешено колотиться.

— Вода бесплатно. Откуда ж ты такой растрёпанный? — спросил бармен, протирая стакан полотенцем.

Вдруг снаружи послышались громкие ругательства, и из-за прозрачной двери показалось взбешенное лицо Ахмета. С лица Паркера схлынули все краски. Он в панике поддался вперёд и напряжённо, в отчаянии зашептал:

— У вас есть где спрятаться?

Бармен в изумлении уставился на мальчишку.

— Есть. Кто ты такой?

— Я в опасности, мне нужно срочно спрятаться. — сердце Генри сделало сальто, когда снаружи Ахмет выкрикнул его имя. Бармен Том указал на дверь с другой стороны заведения. Паркер коротко кивнул ему в знак благодарности и сломя голову рванул туда, проскочив мимо странного мужчины сквозь кирпичную стену.

На мгновение Генри показалось, что он спит. Он будто бы попал в один из своих радужных снов, когда он жил беззаботным детством в приюте, не боясь каждый день быть застреленным.

Это была большая аллея, вымощенная камнями. Повсюду стояли разноцветные фонари и висели обрывки движущихся газет. Чуть ли не на каждом объявлении был нарисован какой-то преступник, сбежавший из какого-то Азкабана. Когда Гарри его увидел, в сердце что-то кольнуло. Он остановился, пригляделся, но, не заметив ничего странного, прошёл мимо. Здесь были самые необыкновенные магазины. У прилавка с вениками толпилось куча детей, прислоняясь носами к стеклу. Из магазинов выходили люди с совами, воронами, лягушками, котами. Вывески с котлами, волшебными палочками. Это всё сводилось на один-единственный вопрос.

Он умер?

Генри в шоке разглядывал местную обстановку. Потом со всей силы ударил себя кулаком по голове и закрыл глаза. Открыл — ничего не изменилось. Неужели он умер таким молодым? Только два года работы на Ахмеда не позволяли ему поверить в реальность. Он шёл, мотая головой в разные стороны и щипая себя за левое ухо, мечтая проснуться. Витая в облаках, Паркер не сразу заметил, как врезался во что-то твёрдое и живое.

— Смотрите, куда идёте, молодой человек! — гневно воскликнула невысокая дама, держа под руку какую-то маленькую девочку. Вид у неё был весьма специфичный: изумрудное платье или как-там-её-мантия-вроде, тугой пучок на голове и ястребиный взор. Генри поднял голову, взглянул на неё. Зелёные глаза встретились с карими, и в последних что-то рухнуло, а потом смягчилось.

— Извините, мэм. Я просто... — горечь сегодняшнего дня вдруг обрушилась на Паркера новой силой.

В глазах и горле предательски защипало, кровь из носа полилась сильнее. Генри не плакал с того самого дня, когда его привезли на служение одной из самых опасных банд Лондона. Он не плакал, ибо знал, что такова его судьба и слезами уже ничего не изменишь. Не плакал, пока на его глазах мучили и убивали детей. Не плакал, когда его заставляли делать закладки.

Макгонагалл оглядела мальчишку с ног до головы. Он выглядел слишком устало, слишком печально. Глубокие зелёные глаза, в которых можно было утонуть, раскраснелись и заблестели. Волосы растрёпались, лицо избороздили тонкие шрамы, из носа ручьём текла кровь. Его черты лица при этом казались ей смутно знакомыми...

— Как тебя зовут? — мягко поинтересовалась она.

— Генри Паркер. Я сюда нечаянно забрёл. Где я? — прошептал Генри, глядя себе под ноги. Он не мог, не мог посмотреть этой статной даме в глаза! Он не мог показать свою слабость, свои предательски льющиеся слёзы.

— Мистер Паркер? — ахнула она. Свежи ещё были воспоминания о том, как она и Альбус Дамблдор искали его.

* * *

Альбус Дамблдор сидел в своём кабинете и рассеянно почесывал серебряную бороду. Сзади него сопели и притворялись спящими портреты. Было уже поздно. За окном расстилалась ночь, сменяя вечерний закат. Птица Фокус с осенним оперением тихо и жалобно пела у себя на весточке. Его пение разносилось по окрестностям замка, окутывая душу и бальзамом ложась на сердце.

— Мы не сможем его найти. — послышался хриплый обречённый голос.

— Но почему? Неужто нельзя...

— Мистера Паркера похитили волшебники. И я подозреваю, что это те же, что и причастны к исчезновению Гарри Поттера и ментальному воздействию на Дурслей. Слишком много совпадений.

— Зачем...

— Хотел бы я знать, Минерва.

— Я использовал все свои приборы, но не нашёл их. В аврорате тоже все поиски тщетны. Они скрывают их под Фиделиусом.

Спустя три недели выявили, что был найден труп, который опознали как Генри Паркера. Дамблдор в тот день печально заглянул в книгу душ Хогвартса, но там, как ни странно, бисерным почерком выписанные зелёными чернилами слова никуда не пропали. Они переливались, тускнели и расплывались, но всё же оставляли свой явный след на бумаге. Это означало, что было не всё потеряно. Что Генри Паркер боролся за жизнь.

* * *

И вот, спустя три года Минерва Макгонагалл, следящая за книгой душ Хогвартса каждый месяц и всегда горестно вздыхающая над фамилией Паркера, находит его на Косой Аллее. Судьба. Но тут на нее нахлынула неизбежная волна ярости, вместе с которой выплескивались те вечера мозгового бессмысленного штурма, нервы и время, убитые на поиски мальчишки и поездки в аврорат, грусть и тревожность, одолевавшие ее до этого самого момента.

— Но вы должны были прибыть в Хогвартс три года назад! Где. Вы. Были!?

— Хогвартс? — Генри задумался. Ему действительно три года назад приходили какие-то жёлтые письма. И самое ужасное было то, что они приходили прямо в штаб. Из-за него и из-за этих писем их местоположение могли разоблачить. Паркер на это надеялся. Каждой ночью он молил, чтобы эти люди не забыли о нём. Потом, одним прекрасным утром Генри прочитал одно из них. Там повествовалось о какой-то странной школе, сказано, что кто-то приедет, кто-то заберёт его. Ахмет тогда дико разозлился, узнав, что его прямой приказ был нарушен, пырнул его ножом в живот и увёз на другой континент. Он спрятал его в доме своей покойной матушки, приставил тучного мужчину в виде охранника и ни под каким предлогом не разрешил выходить оттуда. С тех пор этот получатель отстал. — Так это правда? Есть такая школа? — ребенок требовательно уставился на неё своими миндалевидными изумрудными глазами с синими вкраплениями. Его глаза... Они казались ей такими знакомыми...

— Разумеется есть, мистер Паркер. К вашему счастью у меня есть с собой список принадлежностей для третьекурсников. И раз вы не соизволили явиться три года назад, то вы просто обязаны приехать туда в этом году. — на этих словах Макгонагаллему схватила Генри за локоть и потащила в неизвестном направлении. Мальчик вдруг понял, что не может ехать, и остановился. Ведьма обернулась и задрала брови.

— Я не могу ехать. — твердо, уже глядя ей в глаза, сказал Паркер.

— И отчего же колдун не может ехать учиться волшебству?

— У меня нет денег. — и глазом не моргнув соврал мальчик, а для правдоподобности тяжело закрыл глаза, испустил печальный вздох и напустил на себя вид самого обделенного жизнью ребенка. Конечно деньги у него были. Ахмед, когда он идеально справлялся с работой, выделял ему мелкие суммы, которые за три года переросли в очень даже достойное состояние. Но Генри не стал бы тратить эти деньги на какую-то школу даже под предлогом убийства, которых за его три года было достаточно. Но Макгонагалл знать об этом было не обязательно. И вот Минерва умилилась, но также заметила, что в изумрудной зелени заплескалось какое-то странное, необъяснимое, не веданное ей чувство. Злорадство.

В глазах ведьмы что-то смягчилось, она положила ему руку на плечо и спокойно ответила. Не хватало ей ещё, чтобы ребенок разревелся тут.

— В Хогвартсе есть специальный фонд для детей, чьи финансы не дотягивают до уровня, чтобы купить себе принадлежности. Конечно, учебники придётся брать поношенные, но так ты можешь поехать. — Ведьма подумала, а потом вытащила жёлтый конверт без адреса и сунула ему в руки. Там был список предметов, которые можно было изучать в этом году, вещей и разрешение от родителя или опекуна на посещение волшебной деревни «Хогсмит». Генри не стал упоминать, что в данный момент считается мёртвым в мире магглов, и человек, который приютил его, сейчас бегает по маггловскому Лондону, желая всадить ему пулю в живот. Ну вот незадача. Если что, подделать можно будет эту подпись. Ловкость рук, как говорят, и никакого мошенничества.

Листовку с предметами нужно было подписать сейчас, перед покупкой учебников. Поэтому они втроём приземлились на лавочку, и Генри, советуясь с Макгонагалл, ставил галочки у наименований.

— Прорицание — это вроде гадания?

— Верно. — ответила Макгонагалл, а потом, заглянув в список, спросила: — По моему мнению, прорицание является одной из самых туманных наук.

— Я хочу научиться некромантии...

— Паркер! Зачем вам некромантия?

— С родителями поговорить, — невинно поблескивая зелеными глазками, сообщил женщине Паркер. Макгонагалл взглянула на него, и по её спине пробежали мурашки. Что-то странное, недетское таилось в их глубине. Оторвав от них взгляд, Минерва вновь взглянула в список: — Уход за магическими существами? Паркер, вам и так программу нужно будет догонять. С таким количеством занятий вы просто не справитесь...

— Справлюсь, да и к тому же я люблю зверушек, — простодушно признался Генри. Макгонагалл тяжело вздохнула на его упрямость. — Арифмантика — это вроде математики?

— А что такое математика? — с любопытством поинтересовалась Макгонагалл.

— Тогда не важно. Руны? Я люблю непонятные символы.

— Руны — очень сложный предмет, требующий невероятной усидчивости и терпения. — с сомнением оглядывая Генри, сообщила профессор ему.

— Я такой, — ответил Генри, уже ерзая по скамейке, мечтая показать всем, какой он усидчивый.

Спустя десять минут они скатали свиток, засунули его в конверт и потопали в банк, где обитали гоблины, чтобы разменять денег для Элизабет и взять немного из фонда для Генри.

— Так Толкин не врал? Хоббиты существуют? — широко раскрыв глаза, прошептал Макгонагалл Генри. А потом немного скривился: — Правда, они тут какие-то сморщенные...

— Мистер Паркер, это гоблины. Они управляют Гринготтсом. — с улыбкой пояснила ведьма, но мальчик ее не услышал.

— А где тут у них главный Хоббит?

Выйдя из банка, мальчишка радостно шагал вместе с профессором Макгонагалл и одиннадцатилетней маглорожденной девочкой в сторону книжного магазина «Флориш и Блотс», расспрашивая наперебой ее о волшебстве и квиддиче.

— ...В Хогвартсе есть четыре факультета. Слизерин, туда берут хитрых и амбициозных. Райвенкло, туда берут умников. В Гриффиндоре смелые и храбрые, в Хаффлпафе все остальные.

— Клёво. — потрясённо выдохнул Генри. Ему казалось, что у него голова вскоре взорвется от такого количества информации. — Я скорее поступлю на Гриффиндор. Люблю Львов.

Макгонагалл выдала что-то на подобии улыбки, девочка, представившаяся как Элизабет и идущая рядом, прыснула в ладошку. Вот они переступили порог просторного двухэтажного магазинчика, и зазвонил золотой колокольчик, висящий над стеклянной дверью. Это место напоминало библиотеку. Множество книжных шкафов, пуфик и диванчики. Рядом с кассиром стояло штук десять клеток, в которых обитали пушистые и по виду очень живые книги.

— Добрый день. — приветливо поздоровался продавец за прилавком, а потом, приглядевшись к Генри, испуганно добавил: — Вы же не третий курс?

— Добрый вечер, Уилльямс. Нам нужен набор книг для третьего курса. — проинформировала Макгонагалл продавца.

Мужчина тяжело и зло вздохнул, всем своим видом выражая усталость. Надел перчатки и, яростно бурча себе под нос, аккуратно открыл ключом дверцу клетки с дикими учебниками.

— Это просто немыслимо! Тогда были невидимые книги невидимости. И что? Где ваши книги? Потеряли целую партию и до сих пор не нашли! Целую партию! Состояние... А теперь что..? Живые книги... Меня с утра как пять раз уже покусало.

— Уильям, успокойтесь. — мягко, но холодно осадила Макгонагалл уже перешедшего на крик продавца. Тот опомнился и послушно замолчал, хотя уши у него стремительно покраснели.

Волшебники вышли из магазина с кучей учебников и катя по каменному тротуару приобретенные чемоданы, которые почему-то называли сундуками для вещей и книг. Дети весело болтали между собой, делясь впечатлениями. Элизабет оказалась очень смышленой и с прекрасным чувством юмора девочкой. Генри она чем-то напомнила бедную Люси... Нет. Генри плакать не собирался. Он не из тех сентиментальных, кто по поводу и без него утирает скупую слезу. Просто расстроился и загоревал по былой приютской жизни. Тут, назло, и Стивенсон припомнился... Будто бы уловив ностальгическое настроение Паркера, Элиза замолкла. Но тут же вмиг стала серьезнее и, еле скрывая свое любопытство, как бы невзначай спросила Генри:

— А где твои родители? Почему ты один?

Лицо Генри потемнело. Но он попробовал удержать свои эмоции в узде и сделанным безразличным тоном ответил. Правда, в глубине изумрудных, с лёгким оттенком синевы, глаз плескались многолетнее ожидание и горечь от него.

— Мой отец не может обо мне позаботиться. Скорее, он не знает вообще о моем существовании. Но когда я найду его, то мы обязательно будем семьёй.

— Ой, прости. А откуда ты знаешь, что он вообще жив?

— Это не твоего ума дело, — отрезал Генри и наградил собеседницу обжигающим взглядом, под которым крылась глубокая неуверенность в сказанном. Ведь он не пришёл, не забрал его до сих пор... — А мантии обязательны?

— Мистер Паркер! — воскликнула Макгонагалл, но при этом наградила Генри взглядом, до ужаса напоминающим жалость. Вот только этого Паркер и перенести не мог. Мальчик попросту ненавидел себя жалеть, но от комментариев всё-таки удержался.

Макгонагалл о чём-то задумалась, а потом вовсю разглагольствовалась, что мантия является обязательным предметом школьной формы. Генри в ответ воскликнул, что не будет ходить в платье, на что Минерва разозлилась и чуть ли не под угрозой убийства отправила его в ателье мадам Малкин.

Зайдя в него, Генри и Элизабет оказались в вроде обычном маггловском ателье. Повсюду висели костюмы и ткани, а посередине зала на противоположной стороне на табуретке стоял чахоточный блондин с серыми глазами и прилизанными волосами. Он мог быть бы достаточно симпатичен, если не перекошенное самодовольством лицо. Он о чём-то сумбурно спорил с девчонкой, изредка теряя свой величавый вид и обиженно поджимая губы. Его соперницей была невысокая кудрявая брюнетка в розовой майке и джинсах. Её карте глаза горели энтузиазмом, чуть большеватые зубы кусали губы, распущенные волосы кабы-как лежали во все стороны. Казалось, что они никогда не видели расчёску. Но это было не так. Генри присмотрелся и заметил сухую и воздушную структуру её волос. А для такого типа растительности волосы казались даже очень ухоженными. Ну не Энштейн же!

Вокруг детей бегала и суетилась женщина лет пятидесяти и вовсю снимала с них мерки.

Услышав звон колокольчика, говорящий о потоке новых покупателей, мадам Малкин подняла голову и улыбнулась.

— О, добрый вечер, ребята. В Хогвартс, милые?

Генри и Элизабет неуверенно кивнули, но их тут же схватили за руки и отправили по табуреткам. Паркеру досталось место между девчонкой и мальчишкой. Те сразу умолкли и с очевидным чувством превосходства воззрились на пришельца. Генри отметил, что девочка еле сдерживает себя. Она переминалась с ноги на ногу, а на высоко поднятой голове, в глубинке обсидиановых глаз плескалась неуверенность, что нельзя было сказать о блондине. Прямая, словно лезвие, спина и самодовольная ухмылка. Павлин. Таких в банде не терпели и сразу же выбивали кулаками всё чувство превосходства.

Всё молчали. Тишину можно было разрезать ножом.

Генри молчал потому, что не умел говорить с детьми. Ему не приходилось возможности дружить со сверстниками или просто вести беседу лет с десяти. Он не знал, что сказать, как начать разговор. Он привык иметь дело лишь с строгими мужчинами в деловых костюмах и с заряженными пистолетами в кармане. Хотя нет. Однажды к нему привели взъерошенного американского подростка, но тогда Паркеру досталась роль психолога. Для Ахмеда тот ребёнок был важен, он обладал некой ценной информацией. Его притащили к Паркеру и заставили успокоить и разговорить.

Гермиона молчала, потому что совершенно не знала, что сказать. С Малфоем она училась три года. Она знала его позарез, умела капать ему на мозги, давила его собственным скудоумием. Другое дело этот мальчишка. Кто он? Красивый, даже через чур. Невысокий, явно спортсмен. Белая, испачканная чёрт знает чем рубашка, взрослые мужские джинсы, помятый бомбер. Лохматый, как бездомный бордер-колли, волосы светлые, даже темнее цвета кожи и неумело убранные в кривой пробор. Миловидное загорелое лицо избороздили редкие тонкие шрамы, задиристые зелёные глаза. Казалось, будто он сбежал из фильмов про вооруженных бандитов. О чём с ним можно было говорить?

Драко молчал потому, что не собирался разговаривать с каким-то уличным мальчишкой. Нет, он выше этого. Он с самого рождения носит костюмы и мантию. Никогда не выглядит так растрёпанно и... неофициально? Да и о чём с ним можно было говорить? О жизни бомжей или о маггловских компьютерах. Если так, то пусть обращается к Грейнджер. Она спец, она магглокровка. Казалось, что он их ровесник. Но в школе он его не видел. Как он сумеет вообще на него, Драко Малфоя, так нагло испытывающе смотреть, будто ждя начала беседы?! Не дождётся. То ли дело Грейнджер. Ей за словом в карман не полезешь. Он её доводит, а она трещит что-то в свою защиту.

— Хм, добрый день. Я Генри Паркер. — прервал напряжённую тишину Паркер. Девочка и мальчишка

— Знаешь, как только я тебя увидел, то сразу понял, что ты из себя ничего особенного не представляешь. Поэтому и ведёшь себя как аристократическая знать. Я здесь не местный, так что для меня твоя фамилия, которой ты попытался выпендриться, совершенно ничего не значит. Усёк?

— Да как ты смеешь? — воскликнул изрядно покрасневший Драко. Обычно грязнокровки сразу смущались, расстраивались от его слов или испытывали благовение. Но этот был не таким, как все. Несмотря на свой жалкий вид, от него веяло уверенностью в своих словах и в себе. Послышалось усталое и презрительное «Малфой...» от Грейнджер Гермионы, после которого ребята, совсем забыв о Паркере, начали между собой перебранку.

Нужно было как-то разрядить обстановку. Иначе эта парочка скоро молнии друг в друга метать начнёт.

— Э... У тебя милые ямочки на щеках, — внезапно, ни с того ни с сего, словно гром среди ясного неба, сообщил Грейнджер Паркер. Девочка сначала посмотрела на Генри так, будто у него выросла вторая голова, а потом внезапно для себя и для всей вселенной раскраснелась и пробормотала нечто нечленораздельное. Мадам Малкин, в это время измеряющая Паркеру руки, про себя улыбнулась. Малфой поперхнулся воздухом и взглянул на Гермиону так, будто впервые увидел.

«И правда, ямочки милые», — отметил он про себя, а потом, поняв абсурдность сей мысли, быстро выкинул ее из головы.

Наконец мадам Малкин выдала Паркеру мантии, и тот подошёл к кассе, чтобы рассчитаться. По пути мальчишка захватил какой-то свёрток с голубой тканью и тоже бросил его перед мадам Малкин. Когда кошелёк с галлеонами опустошился, он, попрощавшись, наградив Малфоя уничижительным пронизывающим взглядом, неторопливо вышел из заведения на улицу, где его ждали профессор Макгонагалл и Элизабет с Министром на руках. Минерва, скептически изогнув бровь, взглянула на средних размеров пакет, и Генри поспешил объясниться ей, что купил только мантии и одно голубое поло. Ибо джинсы у него имелись в добавок к рубашке.

Как только стеклянная дверца за ним затворилась, ребята переглянулись.

— Придурок, — выдал Малфой.

— Нет. Он просто странный, — заспорила Грейнджер.

— Придурок!

— Странный!

— Заткнись, поганая грязнокровка!

— Никаких оскорблений в моем магазине, молодые люди!

«Он так никогда и не узнал, кто он и откуда. Это был человек без прошлого, его будущее обрывалось близкой могилой, а в настоящем его сжигала горячка жизни».

Дж. Лондон, книга «Мартин Иден».

— Осталась лишь волшебная палочка, — проинформировал Генри Макгонагалл, когда вышли из книжного и вновь шли по извилистой улице Косого переулка спустя четверть часа от похода к Мадам Малкин. — Если палочка стоит семь галлеонов, у меня останется восемь. К тому же у меня есть фунта четыре. В итоге десять галлеонов. Я могу зайти в зверинец?

— Конечно можете, мистер Паркер. Но сначала к Олливандеру.

Втроём они подошли к обветшалому маленькому магазинчику, на вывеске которого значилось:

«Олливандеры. Производство палочек с 1638 года».

Генри улыбнулся и открыл дверь. Внутри обстановка была мрачная и крайне убогая. На потолке виднелась паутина, сбоку от письменного стола стояли шкафы сверху до низу наполненные футлярами, внутри которых, по всей видимости, дожидались своих владельцев волшебные палочки. Паркер засмотрелся и не сразу услышал тихий загадочный голос владельца лавки.

— Добрый вечер.

Всё вздрогнули. Мистер Олливандер был человеком среднего возраста с седыми и нерасчесанными волосами. Вылитый Энштейн. От сравнения этих обоих у мальчишки по лицу расползлась кривая улыбка. Олливандер, глагольствующий в это время о волшебной палочке Макгонагалл, замолчал и устремил свои выпуклые выцветшие глаза на мальчика, подойдя к нему почти вплотную.

— Вас что-то рассмешило, молодой человек? — потусторонним голосом спросил он. В этом голосе не было ни раздражения, ни упрёка, лишь любопытство.

— Я просто рад, сэр, что еду в Хогвартс, — Генри ничуть не соврал. Он и правда радовался этому.

— О, конечно-конечно. Хогвартс — чудесное место! Знаете, мне вы напомнили одну девчушку, которая приходила сюда за волшебной палочкой около двадцати лет назад... М-да... У вас очень похожи черты лица и глаза... — произнёс Олливандер. Генри навострил уши и начал жадно впитывать информацию. Вдруг его родители были волшебниками? А если нет, то можно будет притвориться фамилией этой девушки. Будет её каким-нибудь племянником или троюродным сыном. Весело же. Олливандер тем временем далеко ушёл из реальности, бормотал себе под нос. — Да... Десять дюймов с четвертью, элегантная, гибкая, сделанная из ивы. Прекрасная палочка для волшебницы... — вдруг Олливандер резко замолчал и вскинул голову вверх. Его взгляд начал рыскать по каждому дюйму загорелого мальчишечьего лба, за русой чёлкой которого таился зигзагообразный шрам в виде молнии. Он взглянул в зелёные глаза мальчишки с тихим удивлением и толикой благовения. Тот же непонятливо моргнул.

— Как вы сказали, вас зовут? — прошептал Олливандер, хотя уже знал ответ.

— Я не говорил. — ухмыльнулся Паркер, а потом добавил: — Генри. Генри Паркером.

Олливандер уставился на Генри своим самым странным взором, тот, не моргая, уставился на него в ответ. Несколько минут они провели, играя в гляделки, пока старик не сдался, отведя взгляд.

— Гм, ну что ж, Генри, значит. Дайте мне подумать. — пробормотал он, и его голос странно дрогнул. Потом, вытащив из кармана длинную линейку с серебряными делениями, спросил: — Какой рукой вы держите палочку?

Генри на мгновение опешил, а потом опомнился.

— Я левша.

Олливандер на это только кивнул и принялся измерять мальчишку. Сначала расстояние от плеча до пальцев, затем расстояние от запястья до локтя, затем от плеча до пола, от колена до подмышки, и ещё зачем-то окружность головы.

— Внутри каждой палочки находится мощная магическая субстанция, мистер… Паркер, — пояснял тем временем он, не прерываясь. — Это может быть шерсть единорога, перо из хвоста феникса или высушенное сердце дракона. Каждая палочка фирмы «Олливандер» индивидуальна, двух похожих не бывает, как не бывает двух абсолютно похожих единорогов, драконов или фениксов. И конечно, вы никогда не достигнете хороших результатов, если будете пользоваться чужой палочкой.

Мистер Олливандер внезапно двинулся куда-то вглубь магазина, продолжая бормотать что-то о конечностях Паркера. Линейка тем временем безустанно продолжала измерять Генри.

— Достаточно, — сказал мистер Олливандер, выйдя из-за стеллажа, держа в руках коробочку. Линейка упала на пол. — Что ж, мистер... Паркер, для начала попробуем эту. Бук и сердце дракона. Девять дюймов. Очень красивая и удобная. Возьмите ее и взмахните.

Генри рассек ей воздух, и огромный напор невидимой силы разбил стеклянную вазочку с цветами на столе у Олливандера. Макгонагалл ахнула, но владелец магазина, казалось, ни капельки не расстроился и тут же ушёл куда-то вглубь магазина.

Прошло четверть часа, но ни одна палочка не подошла Паркеру.

Прошёл час. Гора отвергнутых с каждой минутой увеличивалась. Олливандер на это только сильнее радовался и приговаривал:

— Покупатель с запросами, верно? Но не переживайте, где-то здесь лежит ваша единственная.

И так и вышло. Олливандер аккуратно вытащил красный чехольчик и задумчиво подошёл к Генри.

— Почему бы и нет, конечно, сочетание очень необычное — остролист и перо феникса, одиннадцать дюймов, очень гибкая, прекрасная палочка, — поговаривал Олливандер и бережно положил ее на ладони Паркеру. Как только он ей коснулся, по кончикам пальцев разлилось тепло, будто бы сама деревяшка узнала своего хозяина. Казалось, будто палочка была вылита специально для Генри, она чувствовалась продолжением его руки. Мальчик взмахнул ей, и из кончика вылетели маленькие алые искорки. Эйфорию и радость Паркера прервал задумчивый хриплый голос.

— Любопытно... Очень любопытно...

— Но что любопытно, сэр? — настороженно поинтересовался Паркер. Он привык, что всё необычное заканчивается плохо.

— Видите ли, мистер... Паркер, я помню каждую палочку, которую продал. Все до единой. Внутри вашей палочки — перо феникса, я вам уже сказал. Так вот, обычно феникс отдает только одно перо из своего хвоста, но в вашем случае он отдал два. Поэтому мне представляется весьма любопытная, ибо владелец ее сестры... — Олливандер взглянул на Генри своими выцветшими глазами и шёпотом продолжил: — Что ж, зачем скрывать. Является Тем-чье-имя-нельзя-называть.

Для Генри, в отличие от Макгонагалл, эти слова не произвели ни малейшего впечатления. Профессор же вдохнула воздух и так и застыла, забыв выдохнуть. В ее глазах выражался шок и ужас.

— Да, тринадцать дюймов с четвертью, тис. Я ведь вам говорил, что палочка выбирает волшебника, а не наоборот? Так что думаю, что мы должны ждать от вас больших свершений, мистер... Паркер. Тот-Чье-Имя-Нельзя-Называть сотворил много великих дел — да, ужасных, но всё же великих.

Элизабет палочку выбрали достаточно быстро, и все трое они покинули магазин в достаточно задумчивом расположении духа. Когда входная стеклянная дверь закрылась, Олливандер выдохнул.

— Удачи тебе, Гарри Поттер.

* * *

Макгонагалл думала о походе к Олливандеру, но из размышлений ее вырвал ломающийся мальчишечий голос.

— Профессор, а кто такой Тот-чье-имя-нельзя-называть?

Макгонагалл вздрогнула и, не смотря на Паркера, заговорила.

— Тридцать лет назад появился ужасный тёмный волшебник. Он набирал сторонников, совершал страшные деяния, убивал всех, кто вставал на его пути, будь те детьми или взрослыми. Почти каждая волшебная семья в Магической Британии пострадала от его рук.

— А что с ним случилось? — с широко распахнутыми глазами шёпотом спросил Генри.

— В 1981 году, тринадцать лет назад в Хеллоуин он пробрался в дом к людям, ведущим с ним борьбу. К Джеймсу и Лили Поттер. Те храбро сражались с ним, но погибли в бою. Когда Тот-Чье-Имя-Нельзя-Называть совершил нападение на их сына, то смертельное заклятие отскочило. В ту ночь Гарри Поттер чудом выжил и победил Его, отделавшись лишь шрамом на лбу.

Генри рассеянно потёр свой зигзагообразный шрам на лбу, надёжно спрятанный за густой русой чёлкой, и спросил:

— А где этот мальчик сейчас?

— Никто не знает. Вскоре он пропал.

В голове Минервы невольно всплыли воспоминания о встречи с Дурслями, и она еле удержалась от того, чтобы не скривиться.

* * *

Макгонагалл отпустила Генри и Элизу в зверинец, а сама осталась ждать их на лавочке снаружи. Спустя десять минут из зоомагазина вышла девочка с белоснежной старухой в клетке и Генри Паркер с своей самой довольной физиономией и держа в руках огромного британского серого кота с лунными глазами. Тот мурлыкал от удовольствия и радости, воссоединившись со своим новым хозяином.

— Профессор, как зовут нашего министра Магии? — спросил Паркер. Макгонагалл недоверчиво сощурилась, а потом медленно ответила.

— Корнелиус Фадж.

Генри тихонько пробормотал: «Фадж? Фадж? Фадж?». А потом, обратившись к коту, уже довольно громко спросил.

— Фадж?

Кот недовольно заурчал. Макгонагалл задрала брови.

— Паркер, вы что, собираетесь назвать кота именем министра?

— Уже нет. Министр? — обратился Генри к британцу, и тот на этот раз замяукал.

— Министр! — гордо объявил мальчишка, поднимая вверх на руках своего Министра и заглядывая ему в милую мордочку.

* * *

Элизабет передали из рук в руки ее родителям-магглам, ждавшим свою дочь у кафе Фортексью с тремя рожками пломбира.

Генри стало не по себе, он заволновался, зная, что Макгонагалл не из тех людей, что безответственно оставляет детей посреди города. По обратному походу к дырявому котлу они оба пребывали в своих мыслях, а Министр дремал на руках хозяина, скребя подушечками лапок по его белой рубашке. И вот они подошли ко входу в заведение, и Минерва предложила ему присесть.

— Мистер Паркер, как вам Косая Аллея?

Ожидавший расспросов Генри сначала нахмурился, а потом его глаза загорелись маниакальным восторгом. Кот, учуяв радостное настроение хозяина, довольно заурчал.

— О! Прекрасно, мэм! Я никогда такого раньше не видел! Хотя я даже раньше не знал, что магия существует... Но это просто было потрясно, мэм.

— Потрясно... Я рада, мистер Паркер, что вам понравилось. Поверьте, в нашем мире ещё огромное множество вещей, в существование которых сложно поверить. Всё это вы сможете узнать в Хогвартсе через книги, лекции поили от профессоров. — Минерва невольно улыбнулась, а потом вмиг посерьезнела и обратила пристальный взгляд на мальчика: — Но я хочу вас предупредить. Во-первых, в мире волшебников есть также очень плохие и нехорошие маги.

— Злые колдуны? Прямо как в сказках? — с сомнением переспросил Генри.

— Здесь всё гораздо сложнее, чем в сказках, мистер Паркер. Я лишь хочу сказать вам, чтобы вы не позволяли им манипулировать собой и не водили с ними связи. Это никогда ничем хорошим не заканчивалось.

— Но... Как понять, кто плохой, а кто нет?

— Слушайте свое сердце. Оно никогда не ошибётся, — туманно ответила ведьма, и Генри впервые, с того момента как они встретились, она показалась чудаковатой. Невзирая на скептически поднятую Паркеровскую бровь, Макгонагалл продолжила: — И ещё одно. Вы приедете в Хогвартс на третий курс, с вами будут учиться ребята уже знающие магию и давно изучающие ее. Я советую вам почитать учебник и дополнительные книги, которые вы взяли, чтобы не очень сильно отстать от ровесников.

— Разумеется, мэм. — встрепенулся Паркер, и его личико зажглось нете.

«Просто быть живым, смотреть, как солнце поднимается над блистающими снежными холмами, — это и есть величайшее сокровище на земле»

Дж. Роулинг

Генри Паркер уже десять минут сидел на застеленной простыней раскладушку и тупо таращился в одну точку, не видя ее.

Сегодня будет самый переломный момент всей его жизни.

Сегодня он едет в Хогвартс.

Весь месяц до первого сентября Генри Паркер жил у своего приютского друга Эдвард, который принял его под свою крышу, дал ему кров над лохматой русой черепушкой. Мальчик устроился на балкончике, где стоял диванчик для чаепитий и самодельная кофейная табуретка. Конечно Паркеру Ахмет предоставлял более комфортные условия для его скромного проживания, но тогда он это делал по приказу, а здесь же, Калленс по доброте душевной. И опьяненный этим осознанием Паркер, воодушевленно провёл свое время до первого сентября глотая учебники и выполняя домашние задания, которые дала ему Макгонагалл. Он ложился на свой диванчик, облокачивался на застекленную от пола до потолка стену и кладя ноги на кофейную табуретку круглосуточно читал. Книги были очень чудоковатые, но при этом довольно интересные.

Генри почесал лежащего рядом Министра за ухо. Тот довольно заурчал и перекатился на спинку, обнажая серое брюшко. Вещи были уже упакованы и ждали своего хозяина в коридоре. Выходить нужно было примерно в девять, ибо до Кингс-Кросса было всего три с половиной мили дороги.

— Мальчишка, завтрак готов! — послышался женский голос, а за ним громкий детский противный лач.

У Калленсов был годовалый сынок Соррей. Несмотря на свой маленький размер, в два с половиной фута длиной, малыш был очень требователен и упрям. Также Генри про себя называл его профессиональным манипулятором. За всё время Паркер ни разу не видел его в спокойном состоянии. Чтобы что-то получить, он постоянно дёргал свою мамашу и доводил не своим до отвращения писклявым плачем. Казалось, что у малыша не было даже функции «Стоп» с немедленной остановкой для перевода дыхания. Он был, плакал без конца, что приводило к тому, что лишённая всех жизненных сил мать покупала ему на остаток денег сладость или разрешала не есть.

Девушку, жену Эдварда, звали Кларой. Миссис Калленс была безработной особой, бросившей учебу и сбежавшей из собственного дома в восемнадцать лет из-за беременности. Родители, помешанные на придуманных обществом идеалах, загнобили ее и лишили денег и наследства. В итоге она вместе с морально-незрелым мужем и годовалым сыном-манипулятором таскалась по съёмным квартирам, пока приют не выделил им собственную. Клара почти всё время безвылазно прибывала в своей раковине и словно безчуственная статуя тенью бродила по дому и своим обречённым и уставшим лицом вводила в уныние всех его обитателей. Когда эмоции всё же брали над ней вверх, она запиралась у себя в комнате и рыдала о прошлой жизни в дуэт своему ребенку.

Эдвард раньше нравился Генри как брат по несчастью, друг. Но живя у него мальчик понял, что он ему не нравится как человек. Мистер Калленс был человеком темпераментным, благодаря индийским корням, но при этом нетерпеливым. Он изводил жену, немедленно требуя успокоить из сына, часто вёл себя неподобающим образом и никогда не задумывался об элементарных приличиях и этикету, вроде складыванием косточек в урну или даже в салфеточку. Эдвард часто приходил домой заполночь пьяным в стельку и будил весь дом, требуя накормить его желудок. Он часто распускал руки, при этом не прекращая поток всевозможных ругательств и угроз. Из обрывок его бушуящих смертельным пламенем фраз, Генри выяснил, что тот злиться на жизнь и ушедшую свободу действий. На то, что теперь обязан растить вечно-плачущего ребенка и содержать разочарованным в жизни жену. За то, что не вовремя сделал не правильный выбор.

Мальчик встал, ударившись головой об подоконник и вздрогнув: из носа маленькой алой струйкой на желтоватую простынь закапала кровь. Генри вытер ее тыльной стороной ладони, открыл дверцу ведущую с балкона на кухню и прошел туда.

Обстановка была более менее приятной. Голые жёлтые стены закрывали оранжевые шкафы из ДСП, самодельный, серый деревянный стол у дивана был накрыт скатертью, на которой виднелась тарелки с яичницей. На кресле сидел маленький мальчик с черными кудрявыми волосами, широкими бровями и не по-детски суровым взглядом исподлобья. Генри иногда казалось, что перед ним сидел не ребенок, а настоящий представитель турецкой мафии. Такого серьезного лица, какое сейчас был ок Соррея, Паркер бы в жизни повторить не смог.

Мальчик сел на краешек табуретки и начал поглощать еду.

— Клара?

— Чё? — гнусаво спросила миссис Калленс

— Спасибо за всё.

— Запомни свои слова благодарности. Пригодятся в будущем, — с змеиной улыбкой процедила Клара и приглажила кудрявые волосы своему сыну.

Буквально за пять минут Генри уже поел, собрался и стоял в коридоре, прощаясь со своими добродетелями. Засунув истошно протестующего кота в сумку для учебников, Паркер взял за ручки свой чемодан, которые все почему-то называли сундуком и вышел за пределы дома номер двенадцать по улице Олд-Стрит.

Район Шолдич только и делал, что напоминал Генри о своей прошлой жизни. Это он так называл период времени, который старался не вспоминать и в котором потонули его годы с десяти до тринадцати лет.

Длинная улица была со двух сторон окружена серыми обшарпанными домами. В воздухе витал аромат нечистот и гнили. Даже небо казалось здесь не лазурно чистым, а грязным и задымленным. На первых этажах некоторых квартир, где жильцы поскупились на решетки, были выбиты окна. Изредка мимо Генри проходили бездомные или эмигранты, которых тут было предостаточно. На маленькой площадке во дворе устроилось поселение бездомных, просящих милостыню у каждого прохожего

Вдруг за мусорным баком что-то заскулило и пошевелилось. Русые волосы Генри мигом встали дыбом, обнажая загорелый лоб и вырезанный на скальпе идеально ровный и точный зигзагообразный шрам. Взяв в себя в руки мальчишка со скоростью мыслей вытащил из заднего кармана джинс волшебную палочку. Он нацелил дрожащей рукой от сомнений ее на пришельца, но в голове тут же всплыло предупреждение от Макгонагалл:

«Несовершеннолетним категорически запрещено использовать магию на летних каникулах»

Но есть плюс. Этот кто-то ведь об этом не знает.

Мальчик уже твердо решил защищаться, взмахнул палочкой и воскликнул:

— Абракадабра!

В этот момент произошло сразу несколько вещей.

Из-за темного угла с помойным ведром выбежал маленький темный лохматый псевдо-медведь с длинным темным хвостом и человечески умными глазами.⁽¹⁾ В этот же момент, посреди Олд-стрит района Шолдич появилось совершенно неадекватное для местных жителей явление. Автобус. Да ещё и блестящий красный автобус среди серых пошерканных улиц. Увидев это чудо-техники бездомный неподалеку раскрыл в шоке глаза. Вдруг послышалось.

— Эрни, вклучи ты ж невидимость-та!

Спустя мгновение бездомный схватился за сердце и перекрестившись упал без чувств. Автобус пропал.

Но не для Генри. Уже забыв про медведя мальчик во все глаза рассматривал машину. Вдруг дверь отворилась и на пороге появился потрёпанный жизнью кондуктор. Это был с виду молодой парень с прозрачными торчащими волосами и худым телосложением. Выпуклые голубые глаза придавали ему удивленный вид, а из сигареты во рту шёл пар.

— Я Стэн Шанпайк, кондуктор автобуса ночной рыцарь. Здравствуйте все! — в воздух, даже не смотря на мальчишку представился мужчина, поперхнувшись сигаретой и схватившись за горло. Спустя три минуты приступ удушения у него прошёл в лучшую для всех сторону, а то Генри уже запаниковал, боясь остаться навеки-вечные здесь, среди Шолдича с окоченелым трупом. Стэн огляделся нашел взглядом Паркера и задал самый глупый вопрос во вселенной:

— Ты кто?

— Не тот, кого ты ожидал увидеть, — не скрывая сарказм пропел мальчишка. Не дождавшись какой либо реакции, даже скупого «О» или раздражения, Генри принялся приводить себя в порядок. Он поправил джинсы, заправил рубашку, скинул с вспотевшего лба густую русую чёлку и пригладил ее к затылку ладоней, вмиг становясь чем-то похожим на Драко Малфоя из ателье Мадам Малкин. Тут кондуктор поперхнулся и впился взглядом в мальчишкин лоб, а точнее на зигзагообразный шрам на нём.

— Ты Гарри Поттер? — шокированно пробормотал Стэн Шанпайк. То что Гарри Поттер пропал, было всемирной потерей и горем, а имеющийся у него на лбу зигзагообразный шрам — достоянием.

— Да хоть Порри Гаттер, — безразлично протянул Генри одалив кондуктора скептичным взглядом. Но тут же в глазах вспыхнуло любопытсво. А кто такой Гарри Поттер? Это имя казалось таким смутно знакомым...

— Порри, че у те на лбу?

— Эксперимент по тестированию прочности кожи, — отозвался Генри, а для правдоподобности схватился за шрам и заохал, а потом как бы невзначай показал ножи приклеенные к подкладу его бомпера. Кондуктор оказался не шибко понятливым и смерил столь тяжёлый жест, как магический эпелепсический припадок, а послеследущий вообще не заметил. Стэн про себя что-то понял и больше не теряя времени пригласил мальчишку в автобус. Генри пробрался по трем ступенькам вверх и оценил обстановку. Помещение внутри казалось гораздо больше, чем было снаружи. По периметру были расставлены койки с белыми простынями, на которых лежали самого разнообразного вида представители магической Британии. Паркер для себя отметил, что у всех здесь находящихся был нездоровый цвет лица. Слегка зеленоватый. Геподозрительно покосился на одну из ведь с каменным лицом с травянистыми оттенком и расположился на койке рядом. Стэн уже забросил чемодан Паркера на полку и выжидаюше глядел на мальчика.

— Что? — немного грубовато спросил Генри.

— Куда ж тебе, паренёк?

— До Кингс-Кросс.

— С тебя четыре сикля.

Паркер хотел уже было согласиться и вынуть монеты, как передумал. В его голове родилась идея, которую грехом было не испробовать.

— Деньги ж ты даш?

— Я думаю мне платить не надо. И едьте пожалуйста поаккуратней.

— Чаво ж ты, малец, тута раскомандовался?

— Я думаю, мой отец Воландеморт будет не шибко рад, если его наследник пострадает.

— Он как двенадцать лет помер. Гарри ж Поттер пришиб-то и его.

— А ты уверен?

оложил на самой ближайшей койке, а сам принялся читать газету под чудным названием «Ежедневныц пророк», на первой странице которой виднелась орущая физиономия сбежавшего из магической тюрьмы преступника.

— Как его зовут, Стэн?

— Этого? Ты ж откуда ж свалился, Порри? Эт ж Сириус Блэк.

— А зачем он сбежал?

— Даже тугодуму понятно: Гарри Поттера отыскать. Эт из-за него-то и исчез Тот-Чье-Имя-Нельзя-Называть.

— Макгонагалл мне про него рассказывала... — про себя пробормотал Генри, мысленно давая самому себе пинка. С такой памятью ведь и до Хогвартса не доедешь!

— А как вы нашли меня? — спросил Паркер, когда автобус затрясло, и он сжался, чтобы проехать между двумя мотоциклами.

— Ты же нас вызвал, — удивлённо ответил Стэн, а затем уловив непонимающим гримасу мальчишки, обьяснил, — Вытянул палочку, взмахнул ей над дорогой. Вот.

Всю остальную дорогу Генри и Стэн провели в общества друг друга болтая о всякой чепухе и Хогвартсе, расставшись в итоге очень даже хорошими товарищами.

Паркер прибыл к Кингс-Кросс ровно в без полчаса одиннадцать и вышел из автобуса прямо во входу на вокзал. Здесь было необыкновенное скопление людей и попав в большую толпу народа, мальчик растерялся и чуть не выронил сумку с Министром. Пройдя достаточно долгое расстояние от входа, Паркер попытался выкарабкаться и найти свободное местечко успокоиться, как тут его вынесло словно волной прямо к девятой платформе.

Генри замотал русой головой по сторонам. Девятки с дробями нигде не было... В голове пронеслось множество мыслей, начиная от:

«Я не волшебник» заканчивая «Это был всё сон. И я как дурак поперся с Министром на вокзал искать несуществующую платформу»

Мальчик приказал своей голове заткнуться и попытался успокоиться, не хватало тут ещё и крови из носа. Людей похожих на магов не примечалось. Видимо все тут были образованными и додумались одеть нормальную одежду, отличную от тех платьев на Косой Аллеи. Вдруг сквозь толчею и суету, гам голосов и топот ног послышалось всего три слова, которые мигом опровергли буйные фантазии неугомонной Паркеровской головы.

— Опять эти магглы....

По платформе шагала большая рыжеволосая семейка с множеством отпрысков. Эту группу возглавляла приземистая полноватая женщина с чуть ли не красными волосами и добродушным лицом. За ней хвостиком бежала невысокая деочка в коричневой юбочке, держащая за руку уже довольно-таки взрослого юношу с серьезным видом, очками и значком на груди с ясно выпячивающей круглый бок буквой «С». Следом за ним шли близнецы, похожие как две капли воды. Мальчишки тащили за собой упирающегося долговязого и нескладного брата с длинным носом и множество веснушек. Он держал в руках потрепанную жизнью крысу, завидев которую Министр почему-то взбесился. Кот резко начал выцарапываться из сумки и жалостно мяукать не отводя пылающего лунного взгляда от сжавшегося в длинных пальцах зверька

Но самым главным их отличием от обычных людей была не странная одежда, а сундуки и гоночные мётлы в руках. Не теряя времени Паркер схватился за свой сундук и понёсся на них, сбивая всех на своем пути. Оказавшись рядом с мальчишками, Генри переключил маску с взволнованной на самоуверенную и нарочито небрежно спросил

— Привет. Не подскажешь как попасть на платформу 9¾?

Долговязый и нескладный мальчик в шоке с неприязнью воззрился на него.

— Малф... — он презрительно скривился, но вдруг увидел явные различия. У Драко были чуть ли не прозрачные волосы, серые глаза и немного другие черты лица. Теперь он совсем по-другому взглянул на пришельца и более дружелюбным тоном пояснил, доставая из кармана штанов очки и показывая их Генри, — Извини, зрение плоховатое. Я тебя спутал с одной неприятной особой. Откуда ты кстати?Я раньше тебя здесь не видел, да и на первокурсника ты не смахиваешь.

— Ничего, бывает. Я еду на третий курс и был бы не против, если бы ты уже ответил на раннее заданный вопрос.

Уши мальчика покраснели, и он уже было приготовился сказать что-то колкое в ответ, как на подмогу пришла его мать. Приземистая рыжая женщина средних лет держала в руках крысу и была очень недовольно чем-то или кем-то. Завидев Генри она добродушно улыбнулась и ее цепкий взгляд обвел мальчика с ног до головы.

— Худощав, мало ест, слабенький, но ничего, откормят в Хогвартсе тебя! — прошептала она постепенно переходя в полный голос. Карие глаза полезли на лицо мальчишки, пробрались за длинную челку и зацепили молниевидный шрам. Барышня с неверием и заметным сомнением воззрилась на Паркера. Потом она слащаво улыбнулась и тоненьким, девчачьим и совершенно не подходящим под внешность голосом спросила, — Как ты сказал тебя зовут, дорогой?

Генри задумался, называть ей ли свое имя. С виду женщина была самой обыкновенной, но вот ее взгляд... Изучающий, недоверчивый. Но ведь для таких случаев и существует второе, верно?

— Я не говорил. Доминик Паркер, — небрежно ответил Генри. И нет. Он не соврал. Это имя дали ему в честь приемного, но к величайшему сожалению у умершего приемного отца. Паркеру было пять, когда его из приюта забрала женщина сорока лет страдающая бездетностью. Она уже растила маленькую девочку, но муж хотел настоящего наследника, выращенного собственными руками, чтоб без опаски возложить на его детские плечи все надежды и со спокойной душой уйти на покой. Следующие два года казались Паркеру настоящей сказкой. Его поселили в Найтсбридже⁽²⁾ , ему предоставили собственную комнату, подарили множество игрушек и даже трёхколёсный велосипед. У мальчика в те года имелось все, о чем можно было мечтать. Его любил опекун, сопровождал в каждые поездки, игрался с ним, самостоятельно учил и один раз даже свозил на рыбалку, где у Генри выявился настоящий талант. Вирджиния же предпочитала больше Кэтрин, удочеренную раньше Паркера девочку. К мальчику она относилась с пренебрежением и безразличием, считая, что выращенный в идеалах помешанного мужа ребенок, не сможет закончить бизнес отца, и став наследником проиграет да пропьет все их немаленькое состояние. Супрун не разделял ее точку зрения и всей душой полюбил мальчишку. Прошел год. Даже спустя восемь лет мальчик с любовью и настольгией вспоминает те времена. Но какой бы сказка не была, конец всегда наступит, и не обязательно хороший. Верджинии внезапно обнаружила, что ждёт ребенка. Какого же было ее счастье, когда спустя девять месяцев на свет появился здоровый черноволосый младенец! Разумеется, все остальные дети отошли на второй план и заботы перешли на долю новорожденного малыша. Если Паркеру все же доставало внимания от Доминика, и особенно ревнивым он никогда не был, то Кэтрин, выращенная Вирджинией почувствовала себя по-настоящему преданной. Спустя каких-то три недели однажды Генри пришел домой и узнал крайне тяжёлую для него информацию. Кэтрин, по каким-то нелепым причинам вновь вернули в приют. С того дня Паркер места себе не находил. Он боялся заснуть, а потом проснуться в Святом Вуле, старался выполнять все поручения опекуном и без отдыха убираться. Вирджиния не оценила его старания, а после одного случая совсем обезумела. Это было вечером. Генри читал книгу в гостиной на диване, а рядом в манеж положили малыша. Мальчик до этого не разу не рассматривал его и теперь представился шанс. Сморщенный, розовый с тонкими волосенками и большим кривым ртом. Не ребенок, а а мелкий пришелец. Заметив изучающий взгляд Паркера, в голову Верджинии затаились недобрые подозрения. С того дня она каждую ночь капала на мозги своего мужа, что Генри больше не нужен и наследник им уже обеспечен. Она говорила, что Паркер из ревности что-то сделает малышу или поссориться с ним из-за наследства. Муж считал это всё настоящей нелепицей и не верил не единому слову жены. И вот однажды утром он был найден зарезанным в собственной комнате...

Через некоторое время Паркер вернулся в приют святого Вула.

— Доминик, говоришь? Но да ладно. Тебе всего лишь нужно пройти прямо сквозь эту платформу, дорогой, — ведьма озорно подмигнула ему, получив в ответ нескрываемый ужаса взгляд, — Давай, сейчас мой Ронни пройдет, а ты посмотришь.

Огненно-рыжий, нескладный и носатый мальчишка закатил глаза на свое искаженное имя и схватив тележку двинулся прямо на барьер. Генри следил за ним не мигая. Расстояние между кирпичной стеной все уменьшалось, а Ронни с холодной решительностью и даже с безразличием шел вперед. И вдруг ни с того ни с сего он скрылся из полезрения Паркера. Тот, не привыкший к подобным чудесам, замотал головой во все четыре стороны, на что рыжая и по виду двенадцатилетняя девочка захихикала. Подавив в себе острое желание поставить ее на место и ограничившись лишь надменным и холодным взором, заставившим ее испуганно замолчать, он поблагодарил женщину едва заметным вежливым кивком и двинулся прямиком на барьер.

Ожидаемого столкновения так и не произошло.

Вместо этого он оказался на затуманенной и набитой кучей людей платформе. Все разговаривали, пытаясь перекричать друг друга и шум вокруг. Кто-то бегал искал друзей, из окон поезда уже вовсю махали на прощание отпрыски своим родителям. Матери обнимая детей, наставляли им последние поручения и наставления, а те смущаясь крутили головами по сторонам, надеясь чтобы никто не увидел их. Единственным островком спокойствия и холода среди этого невыносимо бурного моря жизни была величественная семейка, стоявшая посередине перрона. Вокруг нее образовалась пустошь, что было чрезвычайно удивительно учитывая здешнее скопление народа. Это был величественного вида мужчина с белыми волосами и стальным серым взором. Рядом с ним держала за плечи сына, стоявшего к Генри спиной, настоящая форфоровая куколка. Жена. У нее были белокурые волосы, голубые глаза, смотревшие с нежностью на мальчика. Но при всей ее внешной хрупкости и изящности, от нее исходила неведомая сила духа и стойкости. Наконец сын обернулся, и Паркер узнал в нем своего знакомого из ателье мадам Малкин. Мысль поздороваться и напомнить о себе пришла ему внезапно и поддавшись порыву он пошел к этой семье на встречу.

— Добрый день, — кивнул он проходя мимо и как бы невзначай сбавив шаг. Малфои обернулись и уставились своим самым высокомерным взором на незнакомца, посмевшего потревожить их семейное единение. Стальной взгляд серых глаз Люциуса скользнул по лицу и глазам мальчика и не найдя ничего примечательного с призрение принялся за одежду. Нарцисса же так быстро не переключилась и ограничившись сухим ответным кивком присмотрелась в острый подбородок ребенка, тонкие и не потерявшие изящности черты лица и зацепила странным взглядом неровно отстриженную белобрысую челку, под которой всеми забытый покоился зигзагообразный шрам. Потом она повернулась к мужу и что-то яростно ему зашептала. Тот перевел взгляд с одежды мальчика и любопытно с мелкой долей нервозности уставился ему в лицо. Смутившись от такого внимания к собственной персоне, Паркер кивнул им и отправился прочь, не замечая задумчивые взгляды направленные ему вслед. Как только он отошёл на безопасное от этой семьи расстояние, первой заговорила блондинка.

— Это он?

— Да. Он работает на того человека, — тихо растягивая слова произнес он всё ещё следя за устремляющейся вдаль фигурой. Потом он переключил внимание на недоумение лицо сына, следящего за родителями с самым неподобаемым для аристократа видом. С открытым ртом, — Драко, посмотри на себя. На кого ты похож в таком виде? На удивленную хаффлпаффскую первокурсницу! И запомни одну вещь. Не смей ссориться с этим мальчишкой. Не смей ему даже дорогу переходить! Он работает на людей, которые могут растоптать нашу семью и даже никто и не вспомнит. Ты меня понял?

Драко расширил в ужасе глаза и усиленно закивал головой, что его прилизанный волосы растрепались, а шея заболела.

Тем временем Генри шел по перрону и анализировал взгляды белобрысой семейки. Зашёл он в поезд же как только прозвучал последний свисток машиниста. Вагоны были набиты народом и протиснуться сквозь людей было чуть ли не самым величайшим достижением. Купе, как и подразумевал Паркер, были все заняты и ему с самого первого вагона пришлось протаптывает себе дорогу чуть ли не в самый последний. В самом дальнем купе было почти что свободно, и он облегчённо протиснулся внутрь, катя за собой чемодан, который все почему то называли сундуком. Почему почти? Потому что у окна сидел лишь один пассажир и совершенно не обращая внимания на соседа тихо спал. Паркер присмотрелся к нему. Это был молодой мужчина. Его одежда и сундук, на котором значились инициалы «профессор Р. Дж. Люпин», были изрядно потрёпанный и. Светло-русые волосы покрыла ранняя седина, а на лице виднелось несколько тонких шрамов.

Поезд поехал, и Паркер покачнувшись кубарем свалился на соседнюю койку. Послышался громкий грохот от которого некий Р. Дж. Люпин взрогнул и лишь на мгновение приоткрыл необыкновенно янтарные глаза, чтобы проверить обстановку, а потом вновь забыться беспокойным сном. Генри на это лишь хмыкнул, вытащил дремлющего Министра из сумки, достал огромный фолиант по заклинаниям и принялся их испытывать. Наслаждаться спокойствием ему пришлось недолго, ибо спустя десять минут дверь купе отворилась и на пороге появился один из представителей того рыжего семейства. Сзади него копошилась какая-то девочка, чье лицо практически закрыввл огромный персидский кот со сплющенной мордой. Не спросив разрешения, Ронни ввалился в купе и начал запихивать свой чемодан под Генри ну полку, а сам что-то ворчать про некого Живоглота. Вскоре девочка наконец вошла, и Паркер внезапно узнал в ней Гермиону Грейнджер из ателье мадам Малкин. Только это была совсем другая Гермиона. Тогда в майке и джинсах она выглядел совсем...по девчачьи? Сейчас же на ней была идеально отлаженная с иголочки школьная форма, а волосы были завязаны в неаккуратный пучок на затылке. Увидев Генри она чуть смутилась. Воспоминания об их встрече были ещё свежи. Ронни заметил состояние подруги и спросил.

— Ты знакома с этим?

Проигнорировав недоуменный тон рыжего, Паркер покрепче ухватил своего кота подмышкой и тихо, чтобы не проснулся профессор, поздоровался.

— Привет, Гермиона. Прекрасно выглядишь.

— Спасибо, — девочка покраснела от смущения, а Ронни от досады.

Прошли полчаса поездки. Если первые десять минут сокупешники провели в гробовой тишине, то со следующей, одиннадцатой, они уже вовсю обсуждали учебу, а Генри, забыв и о профессоре, украдкой наблюдавшем за ним, и о приличиях, чуть ли на стенку не лез пытаясь что-то доказать Ронни.

— Только не поступай на Слизерин! Там учились самые ужасные колдуны: Тот-чье-имя-нельзя-называть и Малфой!

— На Слизерине также учился Мерлин... — возразила с самым умным видом Гермиона. Было сразу видно, что она считает эту междуфакультетскую войну неправильной. Паркера вообще будто молнией ударило от последних слов. Он встал, выпрямился и прочистил горло.

— Вообще, мой факультет — мое дело. У меня в жизни все постоянно решали за меня, и с этим я точно в состоянии разобраться сам, — надменно произнес Генри, гордо задрав покрасневший от летнего американского солнца нос. Профессор Люпин втихомолку хмыкнул в рукав своей мантии, всё ещё притворяясь спящим, но о его существовании видимо совсем забыли.

Остальное время Ронни рассказывал Генри Паркеру о Гарри Поттере, у которого тоже погибли родители и который тоже по неизвестным для всего магического мира причинам не приехал в Хогвартс первого сентября 1991 года. О том-чье-имя-нельзя-называть и о его злых деяниях, о Сириусе Блэке, яром стороннике Воландеморта и предателе Поттеров. Когда дверь купе вновь отворилась на пороге появилась полноватая дама с тележкой, внутри которой лежали самые разнообразные сласти. Паркер к конфетам никогда не бы равнодушен и от столь огромного выбора у мальчонки в голове помутнелось, а глаза на лоб полезли, смещая с места зигзагообразный шрам. Необратив ни малейшего внимания на одиноко стоящую похлёбку, он скупил себе всего радужного и сладкого, тем самым потратив на это одну треть своих карманных денег. Когда дверь закрылась, Ронни со скорбным видом уставился на заваленную едой полку и вытащил из-за пазухи куртки помятый бутерброд. Гермиона на это только скривилась, а сама принялась заставлять ее кота, со странной кличкой Живоглот, съесть шоколадную лягушку. Тот же необращая даже толику своего внимания на упорную хозяйку разглядывал гордо задравшего морду и сидевшего прямо напротив него Министра. Купающийся в лучах внимания своенравный кот Паркера сидел нешевелясь словно каменная статуя, но при этом из его рта изредка издавался утробный удовлетворённый рык

Вдруг на пороге их купе появился тот самый белобрысый мальчишка из ателье. За месяц он ни чем практически не изменился. Только кожа казалось ещё чуть чуть побелела. За его спиной маячило двое громадного типа парней с каменными лицами и телосложения троллей. Правый приоткрыв кривой рот тупо взирал на ребят, а левый исподлобья кидал на них молнии, уже готовясь закатать рукава.

— Малфой... — прорычал Ронни, в мгновением от злобы сделавшись пунцовый.

— Малфой проваливай отсюда. Ты разве не видишь, что здесь занято? — задрав носик воскликнула Гермиона. Профессор Люпин навострил уши.

— Ещё бы я спрашивал мнения у парш...- тут он заметил Генри с видом короля взирающего на них, словно на грязь. Малфоевское лицо сделалось цвета гороха и он поперхнулся на полуслове. В его мозгу начали усиленно крутиться шестерёнки.

— Паркер, — кивнул он.

— Малфой, — спокойно и даже дружелюбно оветил Паркер. Рон от шока чуть не подавился и с неприязнью воззрился на Генри. Гермиона же задрала брови.

— Я хотел лишь сказать, — медленно и тчательно подбирая каждое слово начал Драко. От перегрузки мозговой деятельности он начал покрываться розовыми пятнамиЕго уверенность в какие-то мгновения куда то улетучилась, — Что если тебе вдруг понадобятся...связи или, ну, товарищ или друг, то можешь смело обращаться ко... мне.

Ронни поперхнулся. Гермиона уставилась на Драко так, будто впервые увидела. Впервые под его аристократической маской промелькнули человеческие чувства. Такой Малфой был даже мил, в отличии от обычного него самого. Паркер улыбнулся, встал и пожал протянутую блондином руку, а потом как ни в чем не бывало, дождавшись пока он уйдет, ввалился себе на полку и закинул в рот сразу несколько драже «Берти Боттс»

Время то и дело катилось к вечеру. За окном городские постройки сменились лесным шотландским пейзажем, средь которого изредка мелькали сельские селения. Исходящий от поезда поток воздуха хлестал словно плёткой рано пожелтевшие листья. Они слетали с голых веток и медленно оседали в сырую, ещё не высохшую от недавнего дождика, землю. Ландшафты проносились за окном с невероятной скоростью. Генри Паркер раньше никогда ещё не путешествовал столь замечательным способом. Ритмичный удар колес об рельсы, шум движения поезда и умиротворяющая, изредка покачивающаяся обстановка, заставляли успокоиться мальчишки ну душу и полностью отдаться во власть сну. Гермиона сидела рядом с ним и читала какую-то умную книжку, Ронни кормил остатками сладостей свою крысу, за которой следило две пары напряжённых кошачьих глаз, профессор Ремус Люпин спал крепким сном на полке, изредка схрапывая или шевелясь. А Генри... Генри прислонился щекой к холодному стеклу окна и закрыв глаза дремал.

И никто из них не заметил, как поезд начал замедлять ход. Произошел мелкий толчок, говорящий о торможении.

Лампочка на потолке замирала, отчаянно сражаясь с чем-то или... кем-то.

Вода в бутылке заледенела, от каждого выдоха исходил маленького объема паровой шарик.

Паркер вздрогнул. Сказать что-то он не мог. Горло будто бы сжалось, дышать стало тяжело. Он разлепил глаза и попытался разглядеть товарищей. Но усилия были напрасны. Свет отключился, стало неимоверно холодно и лишь неясные шорохи и едва заметные очертания Ронни, стоявшего у окна.

— Что происходит? Мы приехали? — его собственный голос показался ему на редкость чужим и незнакомым.

Гермиона обернулась и явно нервничая заговорила.

— Но так не должно быть! До Хогвартса ещё далеко!

— Я вижу движение. Кто-то заходит в поезд, — пояснил Ронни, всем телом прислоняясь к окну, которое покрылось испариной.

— Почему так холодно? — хрипло спросил Генри. Его руки побелели, кожа на спине покрылась мурашками. На душе же было неимоверно гадко, будто он только что выкурил целую пачку дешёвых сигарет.

Послышался хриплый, низкий мужской голос. Профессор Люпин проснулся.

— Оставайтесь на местах, я схожу к машинисту, — он встал и прошептал какое-то заклинание. На конце его палочки засветился белый огонек и осветил худое и покрытое шрамами лицо профессора. Перед тем как выйти из купе, он кивнул детям на мгновение дольше всех задержав взгляд на Паркере. Вдруг послышалось множество голосов и Генри кто-то ткнул в бок локтём.

— Джинни? Что ты тут делаешь?

— Мне страшно! Я боюсь темноты. Очень холодно...- по голосу Паркер узнал сестру Ронни. В его голове всплыл смутный образ ярко рыжих волос, хихикающее лицо и сощуренные от смеха карие глаза. Тем временем в купе ввалился кто-то ещё.

— Тут так много мозгошмыгов... — произнес потусторонний девчачьий голос, от которого у всех здесь присутствующих по спине пробежали мурашки, — Здесь стало так холодно... Они могут замёрзнуть... Вам нужно срочно впустить из в свои головы...

— Рон, я потерял Тревора!

— Парвати, а ты слышала как Тонкс сказала Сьюзи, Сьюзи сказала Падме, Падма сказала мелкой Уизли...

— Я не мелкая! — воскликнул злой голос Джинни.

— ... А мелкая или сказала Терри, а Терри сказал...

Тут девочка замолкла, и силуэт ее лица уставился на потихоньку открывающуюся дверь. Все дети в купе тут же обернулись. На пороге стояла не ведьма с тележкой со сладостями, ни Драко Малфой со своими телохранителями, ни вернувшийся профессор Люпин.

Там стояла огромная фигура с плаще от которой веяло самым настоящим арктическим холодом и все приятные мысли улетучивались из головы. Все произошло слишком внезапно.

Она резко подлетела к Генри. Тот в ступоре уставился на нее, не смея даже шелохнуться. Она будто бы силой подкинула его прямо к койке и сильным потоком ветра начала высасывать из него все лучшие воспоминания. Тот не знал что делать, как бороться. Это чувство беспомощности предало Паркера изнутри. Не было сил достать из подклада бомпера нож, не было силы использовать беспалочковую магию и даже дотронуться до волшебной палочки. Он тихонько закрыл глаза, смирившись с этим новым, удручающим чувством. В глубине его души начала теплеть Надежда на спасение или даже смерть, лишь бы эта боль успоилась. Но эта мысль тут же выветрились из головы мальчика, а перед глазами начали плыть самые тяжёлые и горькие воспоминания...

— Генри!

Гермиона потеряв самообладание выбежала из купе крича о помощи, Джинни затряслась, девочки испуганно заскулил, а Невилл найдя свою жабу, прижал ее к себе и не шевелился. Так прошло около минуты. Паркер вмиг упал с сиденья и затрясся словно в эпилепсическом приступе.

Но Генри не отзывался.

Гарри! Только не Гарри! Прошу...

Фигура в плаще склонилась над ним и начала снимать свой капюшон.

Рональд Уизли замахал руками, пытаясь ее напугать и убрать от мальчишки, пока не случилось непоправимого.

Убейте лучше меня! Только не Гарри...

Маленький голубой клубочек ниток начал потихоньку исходить из рта Паркера, как вдруг нечто серебристое выскочило из тьмы открытой двери купе. Дементор оторвался от мальчика и полетел прочь по коридору. В дверях оказался до смерти перепуганный профессор Люпин, безумными глазами следя как голубой магический шарик воспоминаний возыращается к владельцу.

Он склонился над Паркером и начал трясти его изо всех сил. Ребята в полнейшем шоке и ступоре наблюдали за его действиями. Наконец Генри что-то промфчал, распахнул ярко-зеленые глаза и щурясь от света уставился на перепуганное лицо профессора. Вдруг в голову ударили воспоминани о молящей о помощи женщины. Он резко вскочил на ноги и словно ещё не отойдя от безумии начал озираться по сторонам, что-то испуганно бормоча себе под нос.

— Она в опасности... Он ее убьет... Нам нужно спасти ее...

— Генри, успокойся, — мягко сказал профессор, положив свои руки на его плечи. Казалось, что мальчишка даже не заметил этого, находясь в припадке.

— Где она? — тут он обратил взгляд пустых зелёных глаз прямо на профессора, и в душе Люпина что-то сильно затрепетало. Миндалевидные изумрудные с синими и фиолетовыми вкраплениями по краям. Но почему? Почему эти глаза ему кажутся до боли знакомыми?

— Это был дементор...

— Он ее убьет... Это женщина, — дрожащим голосом пояснял профессору Паркер с таким видом, что казалось что первый умственно-отсталый. Люпин грустно улыбнулся и взглянул мальчику прямо в глаза.

— Никто не кричал. Дементоры они, хм, стражники азкабана. Они высасывают из тебя самые хорошие воспоминания, оставляя лишь тяжёлые и плохие... Правда на тебя реакция Дементора мне была непонятна... Обычно они делают поцелуй лишь... — пояснял Люпин раздавая каждому ребенку в купе по шоколадке, но тут он запнулся и с подозрением воззрился на Паркера, вручая и ему в ее. Генри казалось даже не заметил резкого прерывания речи. Завидев сладость он недоуменно поднял бровки, но все таки откусил маленький кусочек. По телу тут же разлилось тепло, а на душе стало так приятно, что мальчишку резко заклинило в сон.

Оставшуюся поездку дети проспали, а проснулись лишь только от резкого остановления поезда. В коридоре началась толкотня. Каждый хотел выйти на улицу, но никто не хотел ждать. Быстро нацепив на себя мантию и схватив Министра Паркер ввалился в толпу и течение потихоньку вынесло его на улицу. У мальчика было всего два вырианта: либо плыть на лодке с малышами, либо с ровесниками на телеге. И конечно же он выбрал второй. Он вместе с ребятами прошел к ним, и тут же его вниманием завладела странная, скелетообразная лошадка.

— Кто это? — с любопытством спросил Паркер, взглянув на министра. Тот оказалось тоже видел животное и поэтому не отводил от него умного кошачьего взгляда. Ребята же бросили на него недоуменные и волнующие взгляды. Мальчик поспешил объяснить, — Ну это...чудо везущее телегу. Типо лошадь...

— Ты чего? Нет тут никого. Они всегда сами едут, — возразил Ронни и взглянул на Генри с опаской, опасаясь за его рассудок после встречи с дементором. Гермиона тоже задрала брови, но обошлась комментарием.

— Не переживай. Я тоже их вижу. Ты такой же нормальный как и я, — послышался тот же потусторонний голос, который был в купе. Но обладатель его в этот раз сидел в в телеге. Это была девочка. И по виду ровесница Джинни, только яркая противоположность. У нее были белые волосы и бледная кожа. Выпуклые глаза придавали ей удивленный вид, а руки держали странный журнал под названием «Придира», на обложке которого был нарисовано нечто между червяком и козлом.

Паркер успокоился, поняв что этот демонентор ничего с ним не учудил и в мгновении Ока оказался на лавке рядом с девочкой. За ним вошли покрасневший Рон и старающийся не расхохотался от чего-то, Гермона, держащая Живоглота и упорно отводящая взгляд, скривишаяся от презрения Джинни и недоуменно глядящий на ребят Невилл, поглаживающий свою жабу по имени Тревор за место, где у нормального человека ухо.

Ребята сели. Конь поскреб костлявыми копытами по земле, оттолкнулся и покатил телкжку прочь от прекрасного очертания Хогвартс экспресса.

---

1) Без понятия как Сириус оказался в Шордиче, но давайте свалим всё на судьбу?

Вернуться к тексту

2) Найтсбридж — элитный район расположенный в самом сердце Лондона, рядом со знаменитым Гайд-Парком, и не менее фешенебельными районами Белгравия и Челси. Недалеко отсюда находится и официальная резиденция британских монархов — Букингемский дворец.

Вернуться к тексту

«Я не скажу, чтобы я был безумно счастлив каждую минуту жизни и что мне всегда хочется скакать и веселиться, как моему герою из „Бриллиантовой руки“, но тем не менее я — оптимист»

А. Миронов.

Паркер хотел зайти в зал со всеми, пока не прибыли малыши, но его у входа перехватила Макгонагалл и отвела в самый ближайший класс.

— Профессор Люпин прислал мне записку, что на вас напал директор... — запричитала она, и тут же из неоткуда вышла дама средних лет, одетая в фельдшерицу. Макгонагалл представила ее как мадам Помфри. Та раскудахталась о безответственности министерства, о плохом директоре и отвратительных дементоидах.

— Ночь в лазарете! — вынесла она вердикт, от которого Паркер поперхнулся врученным ему минуту назад шоколадом.

— Но, мэм, профессор Люпин уже дал мне шоколад, и я чувствую себя сейчас так хорошо, что могу станцевать балет.

— Ну наконец-то преподаватель, знающий свое дело, — ведьмы переглянулись, явно вспоминая о прошлых, неизвестных ему и, по-видимому, примитивных личностях. Вдруг на лице мадам Помфри проступили чуть ли не детское любопытство, и она спросила: — А что такое балет?

Спустя пять минут объяснений, и пока все не оказались довольны полученным ответом, Генри вышел из класса и оказался в огромной толпе, полностью состоящей из одиннадцатилетних детей. Вот и зашёл он в большой зал вместе с группой малышей, в то время как его друзья уже вовсю развлекали друг друга байками о дементорах за столами. Это было огромное помещение с четырьмя столами факультетов и одним большим — профессорским. Над зачарованным потолком, показывающим настоящее небо, парило тысячи свечей, поливая своим теплым светом всё вокруг.

Посреди зала стояла Макгонагалл, державшая в руках грязную, заплесневелую шляпу. Паркер ухмыльнулся и пошел во главе малышей, чувствуя себя кем-то вроде вожака. Они полукругом выставились напротив ведьмы и стали ждать что-то. Шляпа вдруг ни с того ни с сего зашевелилась и залила зал трелью.

Наверно, тысячу лет назад, в иные времена,

Была я молода, недавно сшита,

Здесь правили волшебники — четыре колдуна,

Их имена и ныне знамениты.

И первый — Годрик Гриффиндор, отчаянный храбрец,

Хозяин дикой северной равнины,

Кандида Когтевран, ума и чести образец,

Волшебница из солнечной долины,

Малютка Пенни Пуффендуй была их всех добрей,

Её взрастила сонная лощина.

И не было коварней, хитроумней и сильней

Владыки топей — Салли Слизерина.

У них была идея, план, мечта, в конце концов

Без всякого подвоха и злодейства

Собрать со всей Британии талантливых юнцов,

Способных к колдовству и чародейству.

И воспитать учеников на свой особый лад —

Своей закваски, своего помола,

Вот так был создан Хогвартс тысячу лет тому назад,

Так начиналась хогвартская школа.

И каждый тщательно себе студентов отбирал

Не по заслугам, росту и фигуре,

А по душевным свойствам и разумности начал,

Которые ценил в людской натуре.

Набрал отважных Гриффиндор, не трусивших в беде,

Для Когтевран — умнейшие пристрастие,

Для Пенелопы Пуффендуй — упорные в труде,

Для Слизерина — жадные до власти.

Всё шло прекрасно, только стал их всех вопрос терзать,

Покоя не давать авторитетам —

Вот мы умрём, и что ж — кому тогда распределять

Учеников по нашим факультетам?

Но с буйной головы меня сорвал тут Гриффиндор,

Настал мой час, и я в игру вступила.

"Доверим ей, — сказал он, — наши взгляды на отбор,

Ей не страшны ни время, ни могила!"

Четыре Основателя процесс произвели,

Я толком ничего не ощутила,

Всего два взмаха палочкой, и вот в меня вошли

Их разум и магическая сила.

Теперь, дружок, хочу, чтоб глубже ты меня надел,

Я всё увижу, мне не ошибиться,

Насколько ты трудолюбив, хитёр, умён и смел,

И я отвечу, где тебе учиться.

Генри вдруг понял, что пойдет куда угодно, только не в Пуффендуй и Когтевран. Тем временем Макгонагалл уже озвучивала фамилии.

— Еван Герман!

— Пуффендуй!

Мальчик-блондин с неряшливым видом и забавным выражением лица, трясущимися ногами отправился к столу барсучат.

— Финесса Луиза!

— Когтевран!

Девочка в очках и с двумя косичками отправилась к не заметившим ее прибавления орлятам.

— Джордан Майкл!

— Гриффиндор!

Стол львят взорвался аплодисментами, и негроидный мальчик побежал к месту на скамейке, которое ему освободил брат.

— Кларк Кассиопея!

— Слизерин!

Слизеринцы сомкнули ладони два или три раза, даже не улыбнувшись. Девочка с самым самовлюбленным видом прошла к ним и, взмахнув полами своей атласной мантии, уселась чуть ли не на самый край скамейки.

Генри же, потеряв интерес к распределению, не теряя времени, стал старательно крутить головой в разные стороны в поисках знакомых, и его русые волосы окончательно растрепались. Рон, поймав его взгляд, подбадривающе улыбнулся и показал ему два больших пальца. Паркер в ответ обворожительно улыбнулся, подмигнул и, потеряв к нему интерес, стал разглядывать других ребят. Вот ему вежливо кивнул Малфой, мальчишка из Райвенкло улыбнулся, девочка-ровесница из Пуффендуя обратила на него взор своих карих глаз и тут же, покраснев, отвела его. Потом, найдя Гермиону, он начал упорно пожирать ее взглядом исподлобья, пока она, его почувствовав, не обратила на него внимание. Так они играли в гляделки минуты четыре, смотря в глаза и не отводя их. Потом Грейнджер еле заметно качнула головой, как бы спрашивая:

«Чего тебе?»

Паркер качнул плечами:

«Не знаю».

Грейнджер скривилась и одними губами прошептала:

«Хватит пялиться».

Паркер приподнял бровки в знак вопроса:

«Почему?»

Гермиона обвела многозначительным взглядом аудиторию, как бы говоря:

«Ты меня смущаешь. Тут много людей».

Генри ухмыльнулся и прикрыв глаза качнул головой.

«Не дождешься»

Грейнджер отвернулась и покачала своей щевелюрой, как бы всем видом говоря что ОНА думает о таких идиотах вроде Паркера. Поняв, что собеседник отключился от связи Генри тцт же отвернулся. В это же мгновение прозвучало его имя.

— Паркер Генри!

Генри от возбуждения до крови укусил нижнюю губу и сломя голову понёсся к шляпе. Он приземлился на табуретку так, что та издала до ужаса противный скрип. Виновато улыбнувшись не оценившей такого рвения Макгонагалл, он наконец позволил нацепить на свою белокурую голову заплатанную распределяющую шляпу.

— Гм... Любопытно...— послышалось нечто прямо в голове.

— Опять... — мысленно закатил глаза Паркер.

— Успокойся, мальчишка. Так. Посмотрим. Мозги у нас имеются.

— Разумеется имеются. Даже у куриц мозги есть.

— Я говорила о знаниях, мальчик, о знаниях — втолковывали ему, Генри Паркеру, как умственно-отсталому, шляпа, — Острый язычок... Слишком высокое самомнения и самооценка размером с пизанскую башню.

— С Эйфелеву...</

— С Эйфелеву... М-да дружелюбный, но уровень трудолюбия еле достигает нуля.

— Чего нет того нет

— Ну и храбрость. Много храбрости и куча мужества. Правда и амбиций предостаточно... Всего у тебя мальчик вмеру. Правда боюсь Гриффиндор тебя испортит. Превратит в тчеславного дурака везде ищущего приключения на свой...промолчу. Ну так что?

— Не знаю. У меня нет предрассудков насчёт какого либо факультета.

— Но пожелания то есть. Я же вижу.

Генри мысленно пожал плечами и даже опомниться не успел, как шляпа произнесла вердикт.

Гриффиндор!

Мальчик одник рывком снял шляпу и довольно улыбнувшись передал ее Макгонагалл. Потом размеренным шагом с гордо поднятой головой он пошагал к Гриффиндорскому столу, где ему уже освободила место Гермиона. Оставалось всего человек десять. Желудок неприлично кричал о своем голоде. Приземлившись на скамейку Паркер не теряя времени начал осматривать профессорский стол. Во главе него сидел древнейшего вида старец с ддинной седой бородой сверкающей от света свечей. У него были лукавые голубые глаза-прожекторы, смотрящие казалось прямо в самую душу собеседника. На крючковатым носе висели поблескивающие очки половинки. Старик излучал такое счастье, что казалось будто он съел целый торт или же сбежал из детских сказок отСанта Клаусе. Рядом с ним сидел его полная противоположность. Контраст между густой черной мантией и лазурной со звёздочками и луной был так явно, что старичок тускнел на фоне этого профессора. Сальные волосы до плеч, крючковатый нос и серое землистое лицо. Черные бездонные глаза то и дело презрительно косились на профессора Люпина.

— Кто это? Черный который, — спросил Паркер не отводя от него взгляда

— Ах, это. Слизеринская Гадина, — безжалостно и зло усмехнулся Ронни, Гермиона ткнула его локтём в бок.

— Не слушая его, Генри, — надменным тоном посоветовала ему Грейнджер, бросив на Рональда уничижительные взгляд, — Это профессор Снейп. Ну да, он недолюбливает гриффиндорцев, и я уверена, у него на это есть веские причины.

— Да. Шампунь был изготовлен львятами. Вот и есть причины.

— Рональд!

Генри на этом перестал слушать их перебранку и не отводил от профессора взгляда, гадая что так сильно могло изменить человека и сделать его таким. И связаны ли с этим гриффиндорцы?

Вдруг будто бы почувствовав чужой взгляд черный профессор обернулся и посмотрел прямо на Паркера. Изумрудные глаза встретились с темными и в последних зажглась какая-то отдаленная эмоция.

В висках вдруг почувствовалось еле заметное давление, все помутнелось и на поверхность мыслей начали всплывать самые отдаленные и уже забытые воспоминания. Вот его поймали и прострелили ногу у стройки в ту злополучную ночь тридцать первого октября. Вот у него на глазах пытают женщину самыми мерзкими способами. Вот в голове всплывает странный образ страшного лица мужчины, его холодный высокий и безжалостный смех и кроваво-красные глаза.

Тут Паркер почувствовав неладное резко отвернулся и уткнулся взглядом в пустую тарелку. Он совершенно не понимал, что произошло. Увидел ли этот учитель все, что видел он. И что теперь делать? Разве наши мысли и голова не самые надежные хранилища тайн и секретов в этом мире? Просчитав про себя минуту и пообещав разобраться с этой проблемой, он вновь поднял лицо и теперь начал осматривать других профессоров, старательно избегая изумлённо но взгляда черного.

Остальные профессора вроде были более-менее адекватными и не шарились в его русой голове. Профессор Люпин устроился рядом со Снейпом и по сравнению с остальными выглядел попросту убого. Многие пожимали ему руки и говорили что-то такое, отчего у него теплело лицо, а на губах играла вполне искренняя улыбка. При взгляде на его счастливый вид, все недостатки, вроде обшарпанный мантии замыливались, и он становился обыкновенным счастливым молодым мужчиной, часто косящимся на девушку, сидящую по праву руку.

«Интересно, может он их бывший ученик?»

Распределение прошло. Магконагалл с довольным видом сказала свиток и с помощью магии отлеветировала табурет в самый конец зала. Когда она села, директор тут же поднялся с места. Зал в одно мгновение замолк. Старичок раздвинул руки так, будто бы захотел обнять все и вся, что категорически не вязалось с образом самого могущественного волшебника, победившего како-го то крутого мага и которого боялся какой-то плохой дядька, как говорила Гермиона. Паркер мысленно посочувствовав Дамблдору. Видимо у того от стольких подвигов совсем крыша поехала или начался старческий критинизм.

— Добро пожаловать! — воскликнул Дамблдор. Свет свечей мерцал в его серебристой бороде, — Добро пожаловать в Хогвартс на очередной учебный год! Я хочу сделать пару объявлений, и поскольку одно из них очень серьёзно, но пожалуй, от него лучше отделаться сразу, пока вас не розморило нашем великолепным пиршеством... — Дамблдор прочистил горло и продолжил: — Как вы все уже знаете, после обыска в Хогвартс экспрессе наша школа принимает у себя азкабанских дементоров. Они находятся здесь по делам Министерства магии.

Он ненадолго умолк и Генри понял, мол Дамблдор недоволен что они охраняют школу.

— Дементоры размещены Возле каждого входа на территорию школы, — продолжил он, — и пока они здесь, я хочу, чтобы всем было предельно ясно: школу нельзя покидать без разоешения. Дементоров не проведешь никакими трюками и переодеваниями. Не в природе их внимать мольбы или извинения. Они не ведают пощады, не умеют прощать. Но знайте: счастье можно найти даже в тёмные времена, если не забывать обращаться к свету...

— Так же я хочу поделиться с вами счастливой новостью. Так как Златоуст Локонс так и не оправился с временной потерей ориентации и памяти, его место займет Римус Люпин!

Люпин встал с кресло и поклонился. Ему достались аплодисменты только из-за гриффиндорского стола, где усердно старались бывшие сожители в купе, которых он смело спас от плохих дементоидов.

— Также я хочу представить вам Рубеуса Хагрида, который согласился занять пост преподавателя по уходу за волшебными существами вместо ушедшего на пенсию профессора Дикка, желающего провести ее с оставшимися конечностями.

Зал, словно сумасшедший, раздался необыкновенными аплодисментами. Хлопали одновременно яростно и пуффендуйцы, и гриффиндорцы, и даже пара тройка когтевранцев. Огромный как три монаха Хагрид поднялся с места чуть ли не опрокинув стол и неуклюже поклонился. Спустя пять минут его можно было уже увидеть вытирающим сопли и слёзы скатертью.

— Да-да-да. Я тоже рад. И теперь последнее. К нам в школу прибыли представители авроров по настоятельству министерства. Я рад вам представить мистера Кингсли и Мисс Тонкс!

Забавная девчонка сидевшая рядом с Люпином подпрыгнула на месте, чуть не упав на Римуса. Её волосы с ярко-розового виновато сменились на синий, но тут же вернулись в прежний вид. Ее взгляд любопытно и счастливо метался от стола Пуффендуй к Гриффиндорскому, желая найти знакомых лиц оставшихся с момента ее ухода из школы.

Кингсли же хмуро оглядел зал по сторонам, словно ища какой-то подвох и не найдя его, удовлетворённо кивнул и сел в свое место.

Пронеслось в голове Генри и тот обрадовавшись своей мысли тут же приступил к внезапно появившемуся ужину.

Именно в моменты приема пищи можно было увидеть явные различия и сходства между факультетами.

Гриффиндорцы не ели. Простите меня за выражения, а по настоящему жрали. Да жрали так, будто голодали неделями. Среди всех их особенно выделялся Рональд Уизли, пихавший в набитый рот что ни попадая и все больше и больше еды. Они не просто кушали, а и успевали болтать, кричать и перекрикивались друг друга.

Хаффлпаффцы ели спокойнее. За их столом не было криков и шума. Лишь редкий смех, хрюканье да обильное чавканье.

За слизеринским столом все смотрели на других сквозь призму собственного превосходства. Онм держали спины чрезвычайно ровно, злорадно и презрительно косясь на другие факультеты. Ни у кого не было локтей на столе, все выбирались салфеточками и изредка перекидывались фразами на аристократический манер.

Райвенкловцы даже кушая не отнимали жаждущих знания взглядов от умных книг. За их столом не были слышны разговоры, только редкие интересования как кто провел лето и звон вилок. Конечно иногда, если кто-то тыкал соседа локтём, чтобы тот разъяснил непонятный вопрос, то начиналась настоящая буря. Весь факультет лез со своими ответами, пытаясь сформулировать из самым непонятным, но по из мнению умным языком.

И вдруг взгляд Генри отыскал среди орлят одну единственную черную макушку, сидящую рядом и разъясняющую соседу что-то по некому альбому. Его профиль лица, лунные глаза и стрижка под горшок... Паркер маниакально улыбнулся, схватил ближайшую салфетку, смял ее и со все силы запустил прямо по затылку мальчишки. Тот возмущённо обернулся и начал искать виновника отвлекшего его от важных дел. Его золотой взор сменился на кроваво-красный. Он скользнул им по Генри и не заметив ничего необычного отвернулся. Но спустя мгновение мальчишка обернулся, посмотрел на Паркера так, будто увидел мертвеца, дёрнул рукой и в ней тут же оказалась волшебная палочка населенная прямо ему в лоб.

— Ты же мертв, — дрожащим голосом тупо спросил он, явно сомневаясь теперь в своих словах. Райвенкловцы вокруг замолчали, удивляясь столь бурной реакции обычно адекватного мальчика. Паркер кусая губу и по видимому еле сдерживаясь от приступа хохота ответил, многозначительно указывая взглядом на палочку.

— Но как я вижу, ты в шаге от того, чтобы исправить это досадное недоразумение.

— А ну да, — протянул Стивенсон Смит так, будто ничего не изменилось. Будто они до одиннадцати лет жили в одном детдоме, будто не приходило тех заплаканные мальчишек с вестью о том, что Генри украли, будто не находили изувеченного трупа на стройке. Будто они до сих пор были друзьями. Но это было не так. Кто этот человек с лицом его бывшего друга? Остался ли он тем же самым вечно неунывающим Генри Паркером отчаянно верящим в своего отца и с чувством острого превосходства над всеми. Хотя верить в это было слишком самонадеянно. Они все изменились. Но от того человека с которым он когда-то делил спальню, все таки кое-что осталось. — Генри Паркер со своим неизменным острым языком и сарказмом собственной персоной.

— Как видишь. Его я впитал с молоком матери, так что ты его ничем не выкуришь, — самодовольно чуть ли не пропел Паркер, без спроса присаживаясь на пустующее место рядом со Смитом, — Как ребята?

— Хреново, — ответил Смит и вдруг на место радости ему на душу бальзамом полилась уростная злоба и обида, — Мерлин и Моргана, они винят себя в твоей смерти!

— Пусть винят, — безразлично пожал плечами Генри. И вдруг Стивен проглядел за этим знакомым лицом совсем неизвестного человека. Обычно так яростно отстаивающий своих друзей и защищающий их, сейчас плюет на их чувства, обрекая на вечную и совершенно неправильную вину.

— И ты не собираешься им сказать правду? — надеясь на благоразумия друга спросил Смит. Ведь не мог же Генри Паркер быть таким безразличным и бесчувственным. Или мог..?

Паркер в ответ покачал русой головой и принялся за сотку лежащую в блюдцах напротив. Он достал ножичек, потянулся им к сьестному, проткнул и собирался положить уже в рот не разрезая, как Смит грустно прошептал.

— Что с тобой случилось, Генри?

Сосиска Паркера остановилась у приоткрытого рта. Он обратил изумрудный взгляд на Смита, и тому на миг показалось что в них мелькнуло что-то очень близкое и знакомое, напоминающее ему того самого Генри Паркера из детского приюта Вула. Но эта искра быстро сменилась напускним равнодушием и даже раздражением, что Стивенсон даже не успел за нее ухватиться.

— Я пожалуй пойду. Там меня ребята скорее заждались, — вилка со звоном приземлилась на тарелку, а ее обладатель напрощание кивнув и отвесив шуточный поклон уселся за стол Гриффиндорцев.

«Как был идиотом так и остался» — пронеслось в голове Смита и он весело хмыкнул в тарелку.

Генри сел рядом с Гермоной, и не успев он взять новую сардельку, как на него тут же набросились с вопросами требуя немедленного ответа.

— Что значит, он думал, что ты мертв?

— Хм... Маразм? — предположил Генри старательно отводя взгляд от напора девчонки. Он перевел его на преподавательский стол, где за ним бесстыдно наблюдало трое профессоров. Снейп, изучающим взглядом отводя лицо, Люпин, с грустью глядя в глаза и Дамблдор своим самым проницательным и просвечивающим насквозь душу взором. Паркер непонимающе кивнул им в ответ и неловко улыбнулся. Все тут же отвели взгляды в другие стороны.

Генри пожал плечами и вернулся к своему незаконченному ужину, как вдруг он испарился. Гримаса отчаяния и самого обеденного жизнью ребенка нарисовалась на его загарелом лице, как вдруг сменилась маниакальным торжеством, а в глазах засияла радуга. На столе появились десерты. Как же их было много! Пудинги, торты, пирожные... Ешь — не хочу. Спустя тридцать минут Паркер вывалился из-за стола настоящим пончиком, и тут же пообещал себе так больше не наедаться. Ведь не часом и растолстеть.

Потом Дамблдор поздравил всех ребят с началом учебного года, и дети под руководством старост или просто самостоятельно пошли к себе в гостиные. До Гриффинлорской ребята добирались четыре пролета лестниц и достаточно выдохлись.

— Психонаволикинс, — гордо и важно воскликнул Перси Уизли — старший староста и по совмещению брат Ронни.

За портретом поющей полной дамы, которой нужно было сказать определенный и достаточно странный пароль скрывалась уютная гостиная облаченная в красно-желтые цвета. В самом углу теплился и поливал своим светом все кругом камин возле которого были расставлены мягкие кресла и пуфики. Рядом были диваны. На кофейных столиках расположились графины с водой и тыквенным соком, а также блюдце с фруктами. В дальнем конце зала уместилось множество парт и стеллажи с книгами, где видимо дети делали уроки.

Перси остановился около огромной арки вырезанной прямо в стене за которой виднелась крутая и ввинченая лестница. Он быстро пояснил где у кого спальни и Генри поднялся в свою.

Это была огромная комната с огромными, чуть ли не до пола окнами призакрытыми алыми шторами. Возле пяти кроватей с красными балдахинами покоились тумбочки и маленькие шкафы для одежды. Министр уже покоился в самой ближайшей, у которой примостился Паркеровский чемодан. Рядом с ним с двух сторон расположились Рональд и Невилл. Первый до последнего отбивал свое место у Дина, из-за чего получил по носу и успокоился. Генри плюхнулся в свою кровать и начал переодеваться в пижаму.

— Круто здесь у вас. В Хогвартсе...

— Ты ещё в квиддич не пробовался. То-то ведь будет в этом году! Вуд поди всех загоняет. Он выпускается ведь.

— Квиддич? — недоуменно спросил Паркер. Волшебные игры ему ещё не были известны, что немного расстраивало.

— Волшебная игра на метлах, — спокойно пояснил Дин, распаковывая постеры с известными маггловскими футболистами и развешивая их над кроватью, — Типо баскетбола.

— Я попробую, — уверенно заявил Паркер. Он был лучшим в своей команде и надеялся, что не расстерял своей меткости. — Любишь футбол?

— Обожаю, — глаза Дина загорелись фанатизмом, — Лидс Юнайтед. Из моего города. Они забрали суперкубок в этом году.

— Я больше за Хемел Роялс⁽¹⁾. Это баскетбол. Я раньше играл в школьной секции... — с ностальгией вспомнил Генри.

— Бросил? — спросил Дин, не сводя с Паркера немигающего взгляда.

— Ушел, — нарочито небрежно бросил он, хотя никого здесь не обманул.

— Почему? — ситуация все больше и больше напоминала допрос.

— Вынудили. Уехал... — пристально глядя негритянку в глаза ответил Генри. Что-то в нем его настораживало... Тот отвернулся, сел на кровать и лег.

Ребята так и стояли не сводя с него настороженного взора. Но долго им созерцать тишину не пришлось. Спустя пять минут свет погас и комнату окутала тьма. Паркер лег, сонно глядя в алые балдахины и собственно говоря не видя их.

Сегодня был очень тяжёлый день. Хорошо, что он кончился...

---

1) ныне «Лондон Лайонс»

Вернуться к тексту

«Не ужинать — святой закон, кому всего дороже сон».

А. Пушкин

Пробуждение было резким и неожиданным.

Паркер проснулся в холодном поту. Он резко распахнул глаза и тут же вскочил со своей кровати, чудом не ударившись о палку с балдахинами. От столь внезапного подьема у мальчика закружилась голова, а перед глазами поплыли темные круги постепенно принимающие разнообразные формы.

Ночь эта была неспокойной. Правильно же говорят мудрецы, что на ночь наедаться вредно. Паркер всю ночь проворочался во сне, пребывая в состоянии между будничности и дрёмы. Когда же к часу бессонница все же соизволила покинуть кровать одного единственного новоиспечённого гриффиндорца, то он заснул довольно беспокойным сном. Сначала ему мерещились воспоминания сегодняшних событий в самых извращённых формах, вроде Снейпа с серебристой бородой и Дамблдора-брюнета в чёрных одеяниях. Потом это всё медленно переменилось на незнакомый дом и детскую спальню. Безумная женщина с горящими изумрудными глазами успокаивала его, то и дело оборачиваясь на дверь. Кроваво-красные глаза, зелёная вспышка, смех... И почему ощущается это так горько, почему к спящему горлу вместе с дыханием прижимается и опустошенность? Потом показалось вновь это страшное лицо. Змеиные ноздри, голубая кожа и кроваво-красные глаза...

— Наконец-то проснулся... — произнес знакомый голос, и его обладатель спокойно выдохнул. Паркер их слышал только за пеленой страха.

— Панические атаки, — чопорно сказала женщина в белом халате и влила мальчику в рот успокоительное. Тут же мир перед глазами приобрел краски, зрение стало четким, а из носа перестала идти кровь, заливая все кругом.

— Мистер Паркер, вы слышите меня?

Генри обратил на Макгонагалл разумный взгляд и подумав тут же выпалил:

— Заклятия. Какие заклятия имеют зелёный цвет?

Макгонагалл оторопела и переглянулась с мадам Помфри. Та тоже была не в меньшем удивлении от столь заданного вопроса. Она не ожидала услышать его глубокой ночью, после того как Паркер в сонном бреду молил, чтобы спасли «ее». Ведьма вгляделась в бледную, покрытую испариной кожу мальчишки, в такие родные, но одновременно неузнаваемые черты лиц,а в его необычные изумрудные, но сейчас цвета убийственного проклятия глаза. Она не знала отчего, но после той поездки в косой переулок привязалась к одинокой сироте. Он напоминал ей...

— Смертельное проклятие, — мягко ответила ведьма, не сводя с мальчишки взгляда и внимательно наблюдая за реакцией. И она последовала. Он выдохнул, совершенно забыв дышать. Макгонагалл эта чрезмерная нервозность не понравилась.

— Могу я узнать чем вызван этот вопрос? — через чур звонко и сухо спросила она, не справившись со своим голосом. Потом ведьма получив отказ мысленно дала себе пинка за неумение общаться с детьми. Вот Альбус его разговорил бы. Он мастер масок и первоклассный легилимент. Добрый старичок, которому можно доверять и в случае грусти угостит тебя лимонными дольками. Дети обожали этого Хогвартского деда Мороза, и такое прозвище на ряду с «чокнутым» его вполне устраивало.

— Это слишком личное, — пробурчал Генри вновь ложась на кровать. Паркер натянул одеяло и незаметно вытер с лица проступившие на глаза слёзы.

Он понял, что это была за женщина.

Его мать.

* * *

Утром мальчишка засыпался и явился в Большой зал в самый разгар завтрака. Проскочив мимо слизеринского стола и кивнув в виде приветствия сонному Малфою, он уселся прямо напротив агрессивно жующего Ронни и рядом с читающей Гермионой.

— У нас первой парой зельеварение, — неуверенно сказала она. Паркер заглянул на обложку книги девочки и разглядел в нем сборник волшебных трав для третьего курса. Сам он учебник даже не открывал, более сосредотачиваясь на заклинаниях и трансфигурации. Растения, конечно, знать полезно, но без серьезных наук и умения держать палочку выкарабкаться будет невозможно.

Еле съев половинку от амулета, ибо кушать совершенно не хотелось после сегодняшней ночи, Паркер поднялся с кресла и, ухватив сумку, пошёл в сторону подземелий. Еле волоча ноги и в мыслях спя в своей кровати, он доковылял до кабинета зелий, где все слизеринцы уже были в сборе. Не стоит упоминать, что по дороге он собрал двое туалетов из-за тошноты.

Малфой стоял в самом центре ребят, гордо выпятив грудь. Его, как всегда, окружало множество детей, рассчитывающих заполучить хоть толику его славы. Завидев Паркера, он криво улыбнулся ему и позвал к себе одним движением подбородка. Генри был не против, тем более одному стоять было скучно.

Как только Паркер оказался в их группе, все змеята замолкли и с презрением на него уставились. Ясно дело: считали его магглорожденным. Ну что ж, играть роль может и он. Генри выпятил грудь, как говорил Ахмед, чтобы показаться кому-то важным, и оглядел присутствующих взглядом свысока. Те сразу смягчились, но некоторые ещё больше обозлились.

— Кто ты? Я тебя раньше здесь не видел! — выступил вперёд мальчик с песочными волосами.

— Новенький, — пробурчал Грегори Гойл, ударяя кулаками по ладошкам.

— Грязнокровка? Малфой, я от тебя такого не ожидал...

— Да как ты смеешь!? — сразу в двоём воскликнули и Малфой, и Паркер. Первый стремительно начал покрываться багровыми пятнами. Генри понял, что подставляет знакомого, и решил попытаться выкрутиться.

— Возможно, но не точно. Видишь ли, я вырос среди... — про маггловский приют он решил умолчать, мало ли что они себе там напридумают. Вместо этого на ум пришло другое, более подходящее для запугивания и набивания себе авторитета. — Вам знаком девиз: «Последний же враг истребится — смерть»?

Эта надпись была изображена чуть ли не на каждой стене штаба их банды. Его главарь в какой-то степени маниакально обожал ее, даже вырезал ножами на руках своих людей. К сожалению, Генри стал одним из них. Говоря честно, на особую реакцию он не рассчитывал, но окружающие его дети стремительно побледнели, некоторые даже отшатнулись. Малфой взирая на Паркера со странным чувством тревоги, прошептал:

— С чего ты взял, что нам должна быть она знакома?

В его голосе выдавался страх. Позже, спустя полгода, Генри понял, что это был за страх. За свою семью. Паркер улыбнулся и показал свое правое предплечье, на котором виднелись кривые буквы, вырезанные прямо ножом по тонкой коже и оставившие глубокие и явно видимые шрамы. Он прекрасно помнил ту боль, когда его привязали к столу и пометили, заклеймили как скот своей меткой. Паркер не ожидал от них узнавания, но такая реакция стремительно повысила его как в глазах окружающих, так и в своих собственных.

— Предупреждаю. Я рос среди его людей лет с десяти. Они научили меня всему, что я знаю. Они за меня горой. Если со мной что-то случится, то ваши семьи будут растоптаны в прах, — конечно, Паркер не собирался выдавать их своему главарю, тем более тот ради них и пальцем ноги не пошевелит. Но запугивать и шантажировать было гораздо интереснее.

Мальчишки быстро закивали головами, и тут же прозвенел звонок. Генри вернулся к группе своих сокурсников, косо смотревших на него из-за общения с вражеским факультетом. Подойдя, Паркер заметил, что разговоры резко прекратились, и гриффиндорцы мигом уставились на него пытливыми взглядами.

— О чем ты так любезно разговаривал со скользкими слизнями? — гадко спросил Ронни, метнув в следящего за ним и закипающего Малфоя презрительный взгляд.

— Поосторожней, Уизли. А то, смотрю, твоей семье ещё есть куда падать. И вскоре она окажется на самом дне ямы рядом с гиппогрифьим помётом, — на лице блондина расползлась змеиная улыбка, и, обернувшись в поисках поддержки, он тут же нашёл ее. Кребб и Гойл наготове стояли за его плечами.

— Это была угроза, пожирательское отродье? — прорычал Рон, вытаскивая из-под пазухи обветшалой мантии волшебную палочку. Вид у мальчишки был крайне нелепый. Чернильное пятно на носу и перекошенные очки не придавали ему красоты.

— Мой отец оправдан! — уверенно выплюнул Малфой, до того как в него было запущено «шальное заклятие Рональда». Началась мелкая перестрелка, какую в магическом обществе называют дуэлью. Паркеру было совершенно неинтересно на нее смотреть. Ножей у никого не было, так что скучно... Он отошёл к двери кабинета и принялся за учебник по зельям, посчитав высшей степенью неуважения к профессору ни разу не открыть его до урока.

Как только он досмотрел ничем особо не примечательную страницу первой главы, то дверь распахнулась, и от внезапности Паркер подпрыгнул и чуть ли не выронил учебник. Голоса в коридоре в мгновение ока стихли, будто бы их отключили пультом от телевизора. Генри обернулся. На пороге стоял Северус Снейп собственной персоной. Неизменно черная мантия, сальные волосы до плеч, крючковатый нос и стальной взгляд карих глаз. По выражению лица он сейчас был чем-то или кем-то крайне недоволен.

— Уизли, минус пятнадцать очков Гриффиндору за драку. Быстро все в класс.

Класс был достаточно большим помещением с партами, выстроенными в три ряда. Атмосфера здесь была достаточно удручающая, давящая на нервы и расплавливающая мозги. В темноте комнаты поблескивало на свету от ламп и свечей стеклянные банки на полках с самыми разнообразными тварями. Дети расселись. Генри сел с Невиллом, не подозревая о плачевных знаниях второго. Заметив выбор новичка, Снейп лишь тихонько хмыкнул и уселся за свой стол, находящийся у меловой доски. Он склонил свой крючковатый нос над списком учащихся, сальные пряжки волос спали на бледное лицо, закрывая от посторонних глаз. Профессор начал перекличку. Называя фамилии, он поочередно придирчиво всматривался в каждого ученика, словно ища в нем какую-то ошибку.

— Паркер... У нас тут новичок... — ехидно начал он, бросив взгляд черных глаз на Генри, который даже не шелохнулся. Снейп, продолжая держать на себе нечитаемую маску, с каким-то недоумением заметил, что от слизеринцев смешков никаких не последовало. Хотя мальчишка был выходцем из приюта без прошлого и рода. Пообещав себе разобраться с этой заминкой, он продолжил. — Знайте, в этом классе мне безразлично, с какого года вы начали обучение. Здесь вам не будет поблажек или жалости. Вы будете заниматься наравне со всеми, понятно?

По мере того как он продолжал и заканчивал фразу, Слизеринцы стремительно бледнели, становясь белыми пятнами в темном кабинете зелий, а гриффиндорцы все больше и больше рычали и готовы были кинуться на декана змей.

— Разумеется, процессор Снейп — ни дёрнув не единым мускулом на лице ответил Паркер. Зелёные глаза на миг встретились с черными и в последних, среди бездонных тунеллей, померещилось что-то живое, настоящее.

Ребята занялись приготовлениями сонного зелья. Состав был не сложным, но требовал усидчивости и постоянного наблюдения за варевом. Отправив Невилла за ингредиентами Паркер начал стремительно изучать инструкцию и что-то в ней ему очень даже не понравилось.

— Сэр? — позвал он профессора. Тот поднял на мальчишку уничижительный взор своих черных очей, не возымевшего на мальчика никакого внимания.

— Я вас слушаю, Паркер. Надеюсь вы умеете хотя бы читать и незададите мне поистине глупые вопросы, которые я привык слышать от выходцев вашего факультета.

Казалось гриффиндорцы в этот момент все вместе мечтали наброситься на профессора и перегрызть ему горло. Как же умопомрачительно было смотреть на их ненавидящие взгляды...

— Там написано, что нужно разрезать бобы. Но у них супергладкая и очень твердая шкурка, что будет довольно-таки сложной задачей. Не проще ли их размять лезвием ножа? Ведь для варки зелья нужен исключительно сок. А так он и лучше пойдет.

Ребята задрав брови переводили взгляд то с ученика то на профессора. Кому-то это послышалось невинным вопросом, уточнением. Но большинству упрёком и претензией. Оставалось понять в какой форме дошла эта информация до ушей профессора. И ждать ли от него гневной тиррады и очередных снятиев баллов. На лице Снейпа не выразилось впрочем совершенно ничего. Он лишь усмехнулся и равнодушно ответил.

— Делайте как считаете нужным, Паркер. Только не взорвите себя с Долгопупсом и пол замка в придачу.

Паркер позволил себе полуулыбку и тут же приступил к варке.

Невилл оказался хорошим товарищем, но отвратительным зельеваром. Когда мимо них проскакакивал Снейп, то до смерти запуганного мальчишку начинало трясти как при приступах эпилепсии, а способность к человеческой речи тут же сходила на нет. В остальное время, когда грозного преподавателя не было рядом, варка тоже с ним не удавалась. Ему нельзя было доверить забрасывание продуктов в котел предварительно не проверив все от а до я. В итоге скрепящий зубами Генри поручил ему нарезку ингредиентов, что неожиданно вышло у Долгопупса выше ожидаемого во всех смыслах.

Сваренное зелье было почти что превосходным, если не считая образовавшиеся комочки по краям котла и несущийся от него запах тухлых яиц. Измождённый Паркер налил его в колбочку и подписав поставил на стол Снейпа для проверки под критичным взглядом его обладателя.

Результаты должны были они узнать на следующее занятие, а пока можно было спокойно выдохнуть и отправиться прямиком в душ.

 

После душа Паркер пол часа критично осматривал свое отражение в зеркале. Освещение было отвратительным, если сравнивать с маггловскими лампочками.

Расчесав мокрые светлые волосы он недовольно покосился на свой зигзагообразный шрам на лбу. Что-то в нем его категорично его раздражало. Генри попытался хорошенько пригладить чёлку ладоней он вдруг понял, что тот все равно заметен. Мальчик вытащил пластырь заклеял его. Нет, выглядело просто ужасно. В итоге вдохнув, досчитав до десяти и выдохнув он отправился на своё первое прорицание, предсказывать судьбу и читать по картам Таро. Быстро найдя однокурсников они вместе начали искать северную башню. Пройдя восемь лестниц и заметно отстав от компании из-за тяжелейшего рюкзака со всем «необходимым» вроде лопатки для компания земли и куча пособий купленных для самостоятельного чтения, Паркер понял, что потерялся.

это не остудило его пыл.

— Тогда пешком, сэры и прекрасная леди! За мной!

И он помчался, бряцая доспехами, к левому краю полотна. Выскочил из рамы — только его и видели.

Троица сорвалась с места, следуя за удаляющимся лязгом. Иногда рыцарь появлялся, вбежав в очередную картину, и опять исчезал, слышался только шум его доспехов.. Он огляделся по сторонам, в поисках спасителя из затруднейшего положения, как увидел его. Рыцаря. Он бегал по картинкам туда сюда и что-то пел с местными поселенцами.

— Сэр? — позвал его Паркер

—Эй! — закричал он, увидев Генри. — Как смеете вы, подлые людишки, вторгаться в мои владения? Пришли поглазеть, как я упал? Прочь отсюда, негодяи! Бешеные псы!

Вдруг из неоткуда рядом с Паркером возникли Рон и Гермиона.

— Он всегда такой? — шепнул им Генри

— Впервые вижу, — в один голос прошептал в ответ Рональд и Гермиона.

Дети с изумлением глядели, как крошечный рыцарь, обнажив меч, стал яростно им потрясать. Но меч был слишком велик, рыцарь замахнулся, не рассчитав силы, потерял равновесие и пал ничком на траву.

— Вы не сильно ушиблись? — спросил Генри, подойдя ближе к картине.

— Пошёл отсюда, подлый трус! Жалкий проходимец!

Крошка рыцарь поднялся на ноги, схватил рукоять меча, дёрнул, но меч глубоко ушёл в землю и, как он ни тянул, не поддавался. Рыцарь опять плюхнулся на траву, поднял забрало и отёр с лица пот.

— Послушайте, — воспользовалась Гермиона передышкой в борьбе с мечом. — Мы ищем Северную башню. Может, вы знаете, как туда пройти?

— Вы сбились с пути! — Гнев рыцаря как рукой сняло. Он вскочил на ноги, клацнув доспехами. — Следуйте за мной, друзья! Мы достигнем цели или геройски погибнем в схватке с врагом!

Ещё раз безуспешно дёрнул меч, попытался влезть на толстяка-пони — не смог, но это не остудило его пыл.

— Тогда пешком, сэры и прекрасная леди! За мной!

И он помчался, бряцая доспехами, к левому краю полотна. Выскочил из рамы — только его и видели.

Троица сорвалась с места, следуя за удаляющимся лязгом. Иногда рыцарь появлялся, вбежав в очередную картину, и опять исчезал, слышался только шум его доспехов.

— Крепите дух пред тяжким испытанием! — крикнул на последок на высокой ноте рыцарь, объявившись среди растревоженных дам в кринолинах. Полотно с дамами висело на стене в самом начале узкой винтовой лестницы.

Шумно отдуваясь, Генри потопал вверх по крутой спирали ступенек и наконец услыхал над головой многочисленные голоса — значит, кабинет прорицаний где-то совсем рядом.

— Прощайте, друзья! — крикнул рыцарь, ныряя головой в картину со зловещего вида монахами. — Прощайте, мои соратники! Если когда-нибудь вам понадобится благородное сердце и стальные мускулы, кликните сэра Кэдогана!

— Кликнем, — сказал Рон, едва рыцарь пропал из виду. — Когда понадобится сумасшедший.

Ещё несколько ступеней и у детей уже заплетались ноги, а спины прогибались под тяжестью книг в сумках. Даже Паркер с прекрасной физической подготовкой чуть было не свалился на холодный мраморный пол в полуобморочном состоянии. На площадку, где столпилсч весь класс да и троица заодно не выходила ни одна дверь. Рон толкнул Генрти и указал на потолок — там была круглая дверца люка с бронзовой табличкой.

«Сивилла Трелони, профессор прорицания». В итоге Паркер ожидал отдохнуть в кабинете, продуваемом холодным сентябрьским ветерком, но получил душный класс со странной учительницей до жути напоминающей стрекозу

По винтовой лестнице Паркер один из первых поднялся в класс. Это было просторное помещение в котором сплел дырявую паутину полумрак. По периметру были расставлены небольшие круглые столики, у которых помещалось по три-четыре пуфика. Усевшись с Рональдом, Невиллом и Гермионой в самых первых рядах они принялись ждать появления учителя. Вдруг из тени послышался высокий потусторонний голос

— О, дети! Вы пришли сюда изучать сложнейшую науку виденья будущего! Приветствую вас на уроке прорицания, — Сама Трелони села в широкое кресло возле камин,. — Меня зовут профессор Трелони. Скорее всего, вы до сих пор ещё меня не видели. Я редко покидаю свою башню. Суета и суматоха школьной жизни затуманивают моё внутреннее око.

Никто ничего не ответил на это неожиданное заявление. Сивилла Трелони лёгким движением плеч поправила шаль и продолжала:

— Так, значит, вы избрали прорицание, самое трудное из всех магических искусств. Должна вас с самого начала предупредить: я не смогу научить многому тех, кто не обладает врождённой способностью ясновидения. Книги помогают только до определённых пределов…

Гермиона взжернув маленький носик возмущённо заалела, всем своим видом выражая протест. А Трелони тем временем продолжала:

— Многие ведьмы и колдуны, как бы талантливы ни были в своей области, скажем, внезапных исчезновений, не способны рассеять туман, застилающий будущее. — Профессор переводила взгляд с одного возбуждённого лица на другое. — Этот дар даётся немногим. Вот вы, — неожиданно обратилась она к Невиллу, который чуть не свалился с пуфа, — не могли бы вы сказать, как себя чувствует ваша бабушка? Здорова?

— Надеюсь, — дрожащим голосом ответил Невилл.

— Я бы на вашем месте не была столь уверена, — сказала профессор Трелони, и пламя камина заиграло на её длинных изумрудных серьгах.

Невилл прерывисто вздохнул. А профессор невозмутимо продолжала:

— В этом году мы будем изучать основополагающие методы прорицания. Первый семестр посвятим гаданию по чаинкам. Во втором семестре займёмся хиромантией. Между прочим, моя крошка, — Трелони метнула взгляд на Парвати Патил, — вам следует опасаться рыжеволосых.

Парвати бросила испуганный взгляд на Рона, который сидел прямо за ней, и подвинула своё кресло в сторону.

— В летнем семестре перейдём к магическим кристаллам, если к тому времени закончим с предсказаниями по языкам пламени. К сожалению, в феврале занятий из-за вспышки сильнейшего гриппа не будет. У меня самой совсем пропадёт голос. А на Пасху один из нас навеки нас покинет…— воскликнула женщина в больших очках, размахивая тонкими руками, усыпанным кольцами, браслетами и платками. Гермиона тихо хмыкнула, Лаванда Браун бросила на нее уничтожающий взгляд. — Ну а теперь у чашкам. Вы сейчас выпьете чай, который вам заварит ваша чудесная Лаванда Браун, — Лаванда тут же поднялась с кресла, — Здесь, в этих чаинках таиться познание вашего... — профессор умолкла, обратив удивленный немигающий взгляд на поднявшего руку Паркера. Потом опустилась на кресло и медленно кивнула, давая понять, что слушает.

— Стоп, мы что не будем изучать некромантию?

В классе наступила звонкая тишина. На Паркера уставились все без исключения плюнув на всякие приличия. Чей-то взгляд был хмурый и презрительный, ужасающий, но также были и заинтересованные и любопытные. Ребята в классе понимали и знали, что некромантия как область гадания министерством категорически не одобрялась, а на самих этих магов всяческий волшебный народ смотрел косо и неприязненно. Правительство даже согласилось с маггловским миром, приняв их запрет на нее в 1603 году.⁽¹⁾

И вот сейчас перед ребятами сидел мальчишка самым будничным тоном спрашивая профессора о таких вещах. Конечно ему это было простительно. Паркер всего несколько дней был в магическом мире и не усвоил его правила и этикет общения. Недаром от такого безобидного вопроса Трелони побледнела и схватилась рукой за сердца, словно услышав самое страшнейшее оскорбление в своей жизни.

— Я не занимаюсь некромантией! — воскликнула она на локтях приподнимаясь с кресла. Ее голос потерял все загробную ауру и таинственность, вмиг становясь каким-то девчачьим. — И перед тем как сыпаться такими обвинениями, мистер Паркер, вы должны сначало думать кому говорите. Я вам не могилы раскапываю, а полотно судьбы по ниточкам собираю!

Она оглядела волчьим взглядом сидящий в ступоре класс и опустилась вновь на свое покрытое шальями кресло.

Следующую часть урока ребята гадали предсказания друг другу по чаинкам чая. Лучшие предзнаменования получались у Паркера, и профессор Трелони решила, что у него проснулся дар провидца. При этом никто даже не догадывался, что мальчишка, не заморачиваясь, просто наугад высказывал предположения о будущем.

— У тебя крот. Или корова. Но значения схожие. Так, м-да, ты окончательно ослепнешь, — безжалостно объявил очкастому Ронни он. Тот часто-часто заморгал и уставился в свою чашку в руках у Паркера. Он выхватил ее и всяко разно покрутил в руках, сверяясь с учебником, где был перечень предсказаний.

— Но тут ворон... Это значит, что меня ждут страдания... Позже принесшие радость, — Рональд скривился и, со звоном оставив чашку на столе, принялся за паркеровскую. Он нахмурился и подозрительно сверился с учебником. Потом отодвинул чашку как можно дальше от себя, будто в ней было множество пауков.

— Что там? — заинтересованно спросил Паркер, совершенно не улавливая настороженность и испуг Ронни.

— У тебя... Ну там ещё и метка. Это означает, что вокруг тебя множество тайн. А рядом какой-то зверь... Но нет, это не он, — Уизли неуверенно хмыкнул и обратился к сидевшей неподалеку Лаванде Браун: — Браун, это ведь единорог?!!!

Его испуг заметила Трелони и вскоре приземлилась вокруг них, окружая, по её же словам, их пророческой аурой. Она взяла чашку в длинные костлявые пальцы, блестящие от колец, и покрутила ее. Вдруг глаза Сивиллы расширились, и ведьма в шоке воззрилась в лицо Паркеру, будто ища отгадку смутно увиденного настоящего. Ее мутный туманный взгляд начал рыскать по каждому дюйму лица мальчишки, заставляя бегать по бедной генриевской спине мурашкам. Паркер опустил взгляд и почесал затылок. Только сейчас он учуял существенный запах хереса, несущийся тропинкой за преподавателем.

— Мерлиновы панталоны... Ты! У тебя Гримм! С меткой! — профессор схватилась рукой за сердца и упала прямо в кресло, не сводя полные печали и начавшие слезиться глаза с Паркера.

Все ребята, испуганные реакцией Трелони, начали перешептываться, часто бросая встревоженные взгляды на ничего не понимающего Генри.

— Гигантская призрачная собака, которая бродит по кладбищам! Мой дорогой мальчик, это предзнаменование — худшее предзнаменование — смерти!

— Но! Это не... — возмущенно воскликнула Гермиона. Она никогда не верила в такую чушь как судьбу и выбрала прорицания лишь для развития кругозора. Про Трелони, сидящей взаперти в своей астрономической башне, словно Рапунцель, ходило множество сплетен и баек по замку. Многие рассказывали, что внучка провидицы по-настоящему предсказывает ближайшее будущее, некоторые рассказывали, как она, будто впадая в транс, гласила странные речи, но большинство, что она старая обманщица. Грейнджер не могла допустить, чтобы какая-то нелепая провидица запугала ее друга, только узнавшего о волшебном мире. Она хотела бунтовать, топать ножкой и кричать, лишь бы не выдать то истинное, что скрывалось под самой коркой ее души. Отдаленное запрятанные сомнение, переживание и страх. — Неправда! Тут вообще не Гримм. Это скорее дятел или ворона! Да хотя бы это единорог!

С горечью она увидела, что её никто не слушает. Все внимание теперь было сфокусировано на преподавателе и на его бледном ученике.

— Гримм с меткой, мой дорогой мальчик... Рождённый на исходе седьмого месяца... Мой дорогой мальчик! Рядом с тобой находятся они, враги, — Трелони начала бешено и агрессивно бормотать себе под нос обрывки странных словосочетаний, не сводя с Паркера печального и шокированного взгляда. — Они знают о пророчестве. Хотят лично доставить тебя ему... Разгадай раньше их то, что касается единолично тебя. Ни один не может жить, пока жив другой!

— Э-э-хм, хорошо?

— Генри! Ты понял, о чем она говорила?? Ты в опасности! — яростно прошептал Ронни, когда Трелони переключилась на уронившего чашку Невилла.

— Ты что, шутишь? Ты веришь в этот бред, Рональд? — поразилась Гермиона. — Ладно Паркер, но ты рос в волшебной семье и должен прекрасно понимать, что пророчеств не существует!

— Но говорят, что Тот-Чье-Имя-Нельзя-Называть пришел к Поттерам из-за некого пророчества, — явно сомневаясь в сказанном, задумчиво протянул Рональд, теребя себя за левое ухо.

— Кто говорит? Бабки у забора? Или редактор Придиры? — Грейнджер насмешливо взглянула на начавшего покрываться розовыми пятнами Рона.

— Но...

Рональд хотел что-то возразить, но прозвенел звонок, говорящий об окончании урока. Дети за секунду собрали все свои пожитки, попрощались с профессором и быстро спустились по лестнице. Всю дорогу до кабинета трансфигурации троица провела в задумчивом молчании.

Весь урок все провели в полнейшей тишине. Пуффендуйцы, успевшие разузнать сплетни во всех подробностях, вместе с Гриффиндорцами посчитали своим долгом бросать на Генри встревоженные взгляды каждые пять минут. Видимо его однокурсники с упоением или страхом ждали, когда он свалиться замертво в обморок. Устав от такого чрезмерного панического внимания раздраженный Паркер сидел на самой последней парте самого крайнего ряда и пытался взмахом совершенно неслушающей палочки создать волшебство.

Завидев как на него покосилась Лаванда, Генри пришла в голову смешная вещь. Он подумал о своей банде, о родителях, о детстве при этом очень сильно напрягая голову и мозг. Из носа маленькой струйкой, как и ожидалось потекла алая кровь. Браун шикнула Парвати на Генри, та обратив на него полный отчаяния взгляд толкнула Невилла. Когда около десяти человек на него посмотрело одновременно, Паркер ухватился за горло и плотно спрятавшись за спину коренастого и крупного Корни Макглагенна от учителя начал расстёгивать верхним пуговки воротника, в знаке удушения.

— У-гха-о-хка! — прокашлялся он, свалился на парту и начал трястись как в приступе удушения. Лаванда закричала, вскоре за ее вой взялись и остальные девчонки в классе.

— Он умер! Трелони была права!!!

До смерти напуганная Минерва подбежала к тряссущемуся не от приступа эпилепсии, а от припадочного смеха Паркеру и разворотила его как могла. Потом с Генри сняли кучу баллов за поведение, назначили взыскание и отправили к мадам Помфри за принятием таблетки, чтобы успокоить кровь.

— И что это было?

Макгонагалл подняла суровый взор на ребят. Ответом ей было густое, режущее молчание.

— Я весь урок наблюдала за вами. Вы своими неприличными взглядами довели мистера Паркера до решению проблемы с использованием крайних мер. Что. Это. Было?

Опять молчание. В магических приметах считалось, что чем больше человек услышит предсказание, тем вероятней оно сбудется. Поэтому молчали все, считая даже Гермиону Грейнджер.

— Хорошо, тогда какой урок у вас был последним?

— Прорицание... — пробурчал Макглагенн

— Ну что ж! — МакГонагалл буравила класс напряженным взглядом. — Так вот знайте, Сивилла Трелони с первого дня появления в школе ежегодно предсказывает скорую смерть одному из студентов. Никто, однако, до сих пор не умер. Знакомство с классом она начинает с предзнаменований смерти. Очень это любит. Я никогда не говорю плохо о моих коллегах, — Профессор умолкла, и ноздри у неё побелели. Справившись с собой, она продолжила: — Прорицание — самая неточная ветвь магических знаний. Не стану от вас скрывать, я к ней отношусь недостаточно терпимо. Настоящие ясновидцы чрезвычайно редки, и профессор Трелони…

Она замолчала и тут же начала рассказывать лекцию о анимагов. Никто не просил у нее продолжения. Всем и так была ясна незаконченная мысль профессора по её белым ноздрям, сжатым губам и железным взглядом.

— Крутую комедию ты устроил сегодня, однако! — Рональд поймал Генри неспеша идущего по коридору в сторону большого зала.

— Сам в шоке, — закатил глаза Паркер, но позволил себе лёгкую тчеславную улыбку.

— Ты бы видел себя, Я реально подумал что ты умираешь... — задумчиво протянул Ронни, а потом его глаза зажглись весёлым огоньком, — Нет, у Лаванды были лицо похлеще!

— Визжала как резанная свинья, — хохотнул Генри, чем поставил Уизли в недоумение.

— Резанная свинья?

— Ну да, когда свиней режут они так же визжат, — ухмыльнулся Паркер наблюдая за реакцией Ронни. Тот остановился и встал столбом. Почесал затылок, обратил на Паркера встревоженный взгляд.

— Зачем резать свиней!? Они же хорошие и милые!

— А как ты думаешь, из чего твой ростбиф, который ты вчера за обе щеки уплетал, делается?

Ронни обратил на Генри полный, нескрываемого ужаса взгляд. Тут до Паркера дошло: Рональд, выросший в магической семье и не умеющий даже губкой пользоваться, никогда не интересовался из чего делается его любимая еда. Видимо он всегда видел ее только в готовом виде на столе, не задумываясь как она там появилась.

-— Ну ты даёшь, Рон, — притворно ужаснулся Генри, — Свиньи — милые, говоришь? А ты представляешь, сколько милоты можно приготовить из одного поросёнка? Не только твои ростбифы...

— Я больше никогда не буду есть ростбифы, — клятвенно пообещал рыжий, становясь похожим на наивного пятилетку. Генри сумел сдержать смешок.

На обеде Генри то и дело ловил на себе странные взгляды преподавателей. Видимо случай на Трансфигурации со скоростью мыслей распространился по школе и даже учителя были в курсе. Дамблдор недовольно покачал головой, что выглядело довольно неубедительно, если учесть его расплывающую улыбку укутанную в серебряных прядях бороды. Люпин весело хмыкнул, от чего получил не сильный толчок от Макгонагалл. Тонкс сидящая рядом расплылась в озорной улыбке. Паркер приподняв брови оглядел учителей и вернулся взглядом к себе в тарелку где грелся салат. Гермиона рядом агрессивно листала книгу по зельям, пытаясь там что-то найти, а Рональд пожирал возмущенный взглядом ростбиф, накладывая себе листья салата.

— А вот я считаю, твою шутку неуместной!

Взьелась сидящая рядом Лаванда. Это была девочка с приторной красотой. Светлые пряди волос растрепались по плечам, а синий взор больших глаз сейчас горел настоящей злостью и обидой.

— Ну чего ты дуешься, Лаванда? Вы на меня так пялились, что я даже реально подумал, что умираю.

— Мы беспокоились...

— А ты во главе, — хмыкнул Паркер обратя проницательный взгляд на девчонку. Та заметив его тот час же отвернулась. Сквозь золотистые кудряшки все равно были видны покрасневшие уши, а грудь волнительно вздымалась в такт дыханию.

Оставив рассекреченную девушку в покое, Паркер переключил взгляд на недовольно покачавшую головой Гермиону и на жующего листья салата Рона, и с некоторой неохотой принялся за свой обед.

---

1) В Англии при Елизавете I (династия Тюдоров) некромантия была объявлена вне закона «Актом о ведьмовстве» 1603 года.

Вернуться к тексту

«Прошлое никогда не исчезает, оно следит за нами из глубины времени»

Н. Гоголь

— Только не Гарри, умоляю, только не Гарри! — голос рыжеволосой женщины дрожал и, срываясь, безумно шептал и молил о помощи. Красные волосы безжизненно свисали с плеч, будто уже чувствуя приближенный конец, а зелёные глаза были наполнены таким горем и отчаянием... В них плескался, перемешиваясь и затмевая другие чувства и разум, настоящий животный ужас.

— Отойди, глупая девчонка! — фигура в чёрном, словно поглощающем тьму плаще и с зияющей пустотой под капюшоном вытягивает руку, обнажая серые пальцы, сжимающие и стискивающие вылепленную из слоновой кости волшебную палочку.

— Только не Гарри! — мольбы срываются на шепот, отчаяние перерастает в неизбежность.

Она снимает капюшон. Голубая, чуть ли не серая кожа, голый череп с змеиными прорезями ноздрей и алые, кроваво-красные безумные глаза...

Генри с выдохом распахнул глаза и резко сел в кровати, чуть не ударившись об ее полог. Спина была мокрой, из носа ручьем текла кровь. Быстро оглядевшись по сторонам и убедившись, что никого не разбудил, Паркер сбежал вниз по лестнице в общую гостиную факультета. Никого не было, лишь в темноте мерцали свечи на камине и факелы. Выскользнув за портрет полной дамы, Паркер не торопясь пошёл в сторону душевой, находящейся за одним поворотом. Приоткрыв дверь и глубоко вздохнув, он медленно подошёл к зеркалу и вгляделся в свое отражение, в свои изумрудные глаза. Почему ему снятся последние мгновения жизни матери? Кто этот человек, так беспощадно и холодно убивший ее? И человек ли это?

Паркер стёр с лица проступившие слёзы и ненавистно потёр правое предплечье, где зияла страшная надпись, сильно чем-то напугавшая Малфоя. Глубоко вздохнув и выдохнув, Паркер, раздевшись, залез в душевую кабину и включил воду. Горячая вода потекла по телу, успокаивая душу и смывая с неё остатки волнений, переживаний и горечи. Генри мотнул головой, и с мокрых волос полетели в разные стороны мелкие капли, оседая на мраморный пол. Взяв с полки мочалку, мальчик намылил её, созерцая свой сегодняшний день и сон. Потом он аккуратно положил мыло в коробочку и уже поднёс мочалку к телу, как оно содрогнулось в конвульсиях от невиданной режущей боли. Кричать не получалось, казалось, что боль разъедала всю его сущность, словно червяк. Паркер упал навзничь и начал дрожать, как промёрзшая насквозь собака. Глаза непослушно закатывались, а когда он пытался их открыть, то в них ручьём попадала вода. Дышать из-за густого пара с каждой минутой становилось всё тяжелее. Теплая вода без неведомой ему причины сменилась на горячую, а позже на кипяток, поливая ею Генри и оставляя на его загорелой коже красные ожоги. Перед тем как последний раз закрыть глаза и смириться с ужасной болью, покрывающей всё его неподвижное тело, он увидел тонкий крысиный хвост и два животных, не сводящих с него взгляда, красных глаза...

* * *

Сон — самое прекрасное место на земле. В нем осуществляются твои самые загадочные мысли и самые таинственные желания. В мире снов нет границ. Там можно побывать в абсолютно неизведанных науке местах и даже в своих самых затаенных воспоминаниях детства.

Паркер приоткрыл глаза. Что-то сверкнуло прямо у него под носом. Мальчик хотел было схватить это нечто, что так нахально летает у его кровати, как понял, что совсем не может встать. Паркер закрыл оба глаза и прислушался.

— Видимо, он решил принять душ перед сном... — послышался знакомый голос, пробивающийся из-под пелены сна и спокойствия. — Когда Римус нашел его, то он уже перестал подавать признаки жизни...

— А что сам Люпин делал там? — другой голос. Неизвестный, суховатый, таящий в себе начальственные нотки. Но при имени Римуса, смягчившийся и даже немного ласковый.

— Была его очередь патрулировать коридоры, и он услышал хрипение и шум. И я не думаю, что это Люпин.

— Когда мальчик очнётся, может, и узнаем виновника, — голос вернул себе вновь деловой тон. По интонациям, ударениям и даже по отдаленным ноткам Паркер понял. Это мадам Помфри. — А пока судить рано.

На этом моменте Паркер почувствовал как конечности его будто размораживается после сильного затека, и тело начинает покрываться тонкими колючими иголочками. Он сию же минуту распахнул свои помутневшие зелёные очи и вскочил с кровати словно ужаленный. Фельдшер и профессор трансфигурации вздрогнули.

— Доброе утро, — пробормотал мальчик и хотел было встать, как понял, что весь в бинтах. Тело неимоверно кололо, будто он лежал на гвоздях. — Что произошло?

— Мистер Паркер, это мы у вас и хотели спросить, — нахмурилась мадам Помфри, разглядывая, словно прожектор, своего больного.

— Было очень больно, — приподняв кончики бровей и состроив самую грустную и печальную гримасу, тоненьким голосом поведал взрослым мальчик.

— Да, я знаю, милый, — голос мадам Помфри мгновенно смягчился, и она с большей внимательностью и трепетом стала оглядывать мальчишку. — Ты проведешь в больнице ещё несколько дней. Зачем ты пошел в душевую в четыре утра?

— Мне... — Паркер призадумался, и его рука инстинктивно потянулась к зигзагообразному шраму на лбу. Мальчику почему-то казалось, что все проблемы заключаются в нем. Будто шрам реагирует на что-то, находясь в этом замке. Нужно было поскорее решать эту проблему. Ну а про то, как он оказался там... То сюжет его сна им знать необязательно. Да и то, что его несколько дней преследует один и тот же кошмар, тоже. Молчание подзатянулось. Мальчик не сразу заметил, что уже две минуты смотрит в одну и ту же точку под правым ухом Макгонагалл, а та взаимно недоуменно и встревоженно глядит на него. — Стало жарко. Стало очень жарко мне.

— А ты случайно никого не видел? — Паркеру вдруг припомнились два крысиных глаза, но, сопоставив все это, будет звучать как сущий бред. Не могла же крыса судить столь бурную деятельность?

— Не-а. Я мылся и никого не заметил. Потом просто плохо стало и все.

Спустя пять минут ничем не примечательных допросов Паркера наконец оставили в покое. Он сел в кровати, забинтованный с ног до головы, и начал думать. Книжек не было, много шевелиться было вредно.

«Просто замечательное начало учебного года», — язвительно подумал Генри, а вслух лишь горестно заохал и заахал, что в мгновение ока услышала мадам Помфри.

В итоге ее вновь пришлось убеждать в своем «наилучшем» состоянии при данном положении, и она, скрепя зубами, соизволила покинуть мальчишку.

После урока к нему сбежалось половина гриффиндорского факультета, пока мадам Помфри ходила докладывать о Паркеровском состоянии директору. Они принесли кучу конфет и сладостей, присланных родителями, и ссылали самочувствие и «везение» Генри на предсказание профессора Трелони и на неизбежную трагическую судьбу.

Гермиона принесла кучу книг и конспектов, чему Паркер был неимоверно рад после часов бездействия прерывающегося осмотрами мадам Помфри. Он успел за два дня изучить все материалы и уже готовился прийти на занятие настоящим вундеркиндом и умником.

В середине последнего дня пребывания в больничном крыле, когда от скуки могла помереть муха, а от количества знаний у Паркера разбух мозг, к нему заглянуло одно заинтересованное лицо.

— Вижу с нашего больного уже сняли половину бинтов, — послышался ироничный и насмешливый и немного хриплый голос у самой двери. Паркер вздрогнул и обратил взор зелёных очей на его обладателя. Профессор Люпин вальяжно облокотился об стенку спиной и повернув голову внимательно осматривал мальчишку.

— Добрый день, сэр, — улыбнулся Паркер и, отложив свою книжку, тоже внимательно уставился в ответ. Наступила короткая тишина. Зелёные глаза встретились с янтарными, и в последних появилась странная эмоция, чем-то похожая на узнавание.

— Как ты себя чу... — начал было Ремус, как Генри бесцеремонно его перебил.

— Спасибо.

— За что? — тихо удивился Люпин.

— Вы спасли мне жизнь.

— Не стоит. Я просто выполнял свой преподавательский долг. Кстати, насчёт этого, ты не помнишь, что случилось? — эта фраза не была сказана слащавым директорском голосом, ни сухим медицинским или деканским. Просто заинтересованно. И только поэтому Паркер открыл свою душу Люпину.

Заметив задумчивый взгляд ученика, профессор принялся его осматривать. Что-то было за этим беззаботным детским лицом, веселой улыбкой и чистыми изумрудными, горящими во тьме глазами. Почему же эти глаза кажутся такими знакомыми?

— Понимаете, это наверно прозвучит как бред... Но, Я видел крысу. Как у Рона Уизли. Но она вела себя не по крысиному. Даже в глазах было что-то... Разумное? Человеческое?

С каждым словом лицо Люпина темнело. Паркер испугался, что сказал что-то не то, что то лишнее. Его преподаватель будто бы состарился лет на десять прямо у него на глазах.

— Крыса? Точно? — с явным сомнением спросил Люпин пристально глядя на ученика. И получив утвердительный кивок быстро отвернулся, начиная безумно бормотать себе под нос что-то. — Но этого не может быть...

Когда Люпин совсем сошел с ума и, кажется, перестал понимать, где находится, на помощь прибежала мадам Помфри и напичкала его множеством успокоительных. В итоге Паркеру профессор составил компанию на весь оставшийся день, и они вместе выписались из больничного крыла.

* * *

Прошла неделя с того дня, как Генри Паркер вывалился из больничного крыла, и на него свалилась гора домашних заданий. Времени было в обрез, и мальчик уже задумывался о том, как бы уехать из Хогвартса в маггловский Лондон, выучиться на сантехника и больше никогда сюда не возвращаться. Но реальности было довольно далеко от фантазий, поэтому Паркер каждое утро исправно вставал в шесть утра, делал зарядку и шёл на завтрак в большой зал, не ожидая получить ни единого письма. И в эти моменты, когда все дети распаковывали подарки и письма от волнующихся родителей, Генри чувствовал себя каким-то лишним среди этих привыкших к столь сильному вниманию ребят. Но некоторые тоже не получали ни единого письма. Горе Паркера разделял и Стивенсон Смит за Когтевранским столом, обычно в эти моменты лениво ковырявший вилкой свой излюбленный омлет, старательно отводя глаза.

Со Смитом отношения у Генри так и не заладились. Во время встречи в коридорах или на обеде они могли перекинуться приветсвиями и даже переброситься базовыми вопросами или словами, но дальше это общение никуда не заходило. Мальчишкам вмиг становилось скучно в обществе друг друга. И та тяжёлая, вязкая тишина только усиливала пропасть между бывшими друзьями. Да и надеятся на то, что они когда-нибудь вновь станут близки, было бы сокрушением воздуха. С момента их последней встречи до Хогвартса прошло три-четыре года. А это очень много. Это целая жизнь.

Философские размышления Паркера прервал чей-то мальчишечьий ломающийся бас.

— Паркер, тут твоя кошка! — воскликнул кто-то, и все гриффиндорцы разом обернулись. И правда. Рядом со скамейкой Генри примостился кот и не сводил пристального, опасно задумчивого взгляда с крысы Рональда в кармане рубашки. Уизли, заметив это, тут же приложил руку к своей питомице и заворчал на отвратительных кошатников. Казалось, Министр тут же успокоился и довольно заурчал. Паркер улыбнулся и бросил ему красной рыбки, лежащей на блюдце с бутербродами напротив. Кот поймал ее и в мгновение ока скушал. Потом, мяукнув, свалился на спинку, приподнял лапки и начал тереться шерсткой об холодный кафель. Реакция девчонок была мгновенной. Министр добился своего. Спустя секунду его уже обступили представители слабого пола, а спустя десять минут кот уже с жалобным мяуканьем и раздраженным хрюканьем со всех ног бежал из зала с разодранной от многочисленных ласк шерстью.

— Сириуса Блэка на прошлой неделе видели в Хогсмите, — шокированно поделился с ребятами новостью Рональд Уизли. Весть о сбежавшем из Азкабана преступнике, разгуливающем в окрестностях Хогвартса, тут же распространилась по столу, перемещаясь и перелетая к другим. Зал загалдел и зашумел, высказывая свои предположения на этот счет, а лица преподавателей, разворачивающих газету, с каждой секундой темнели.

— Интересно, Кингсли и Тонкс долго тут отсиживаться будут, пока он гуляет на свободе? — поинтересовался Генри, украдкой взглянув на весело болтаюшую с Люпином девчонку, чьи волосы сегодня были цвета жевательной резинки.

— За ним охотятся дементоры. Охраны сильней и не придумаешь, — возразила Гермиона Грейнджер с самым заумным видом, одновременно листая страницы маггловской книги «Портрет Дориана Грея»

— Отчего же, я придумаю. Спецназ, SIS⁽¹⁾ там, MI5⁽²⁾ У вас разве нет МI5? — дети шокированно показали головами. Кроме Гермионы, разумеется. Она хмыкнула и с улыбкой закатила глаза. Паркер тем временем продолжал будоражить ребят. — Ну или ментовка маггловская. Ну... Засада, маскировка — не знаю. Неужто маги такие ограниченные?

— Эй! — воскликнул Рон, но его Паркер бесцеремонно проигнорировал.

— Даже ЦРУ. Хотя она ведь в Америке. Там, кстати, классно. Особенно Калифорния. Там одни пальмы.

— Ты был в Америке? — заинтересовалась Грейнджер, захлопнув книжку так звонко, что казалось будто хлыстом ударили по барабанным перепонкам. Рональд же, как рыбка, открывал и закрывал свой рот. Видимо, до Хогвартса он только и делал, что спускался на кухню и к себе обратно в спальню. Даже Невилл не был таким ограниченным. Паркер даже не упускал варианта, что Рон вообще не знает, что такое Америка.

— Да, — коротко ответил Паркер. После того случая его-то и упрятали в Америке. Сначала отвезли в Нью-Йорк, потом для расширения кругозора по другим городам. Ахмет вообще хорошо к нему относился, особенно когда боссу это нужно было.

— А где ты жил?

— Много где и нигде конкретно, — уклончиво ответил Паркер, хотя это и было правдой. Его, бывало, оставляли одного на долгие месяца, а сам Ахмет и его друзья уезжали себе на родину, в славное бусурманское государство или в Англию.

— Ты путешественник?! — воскликнул Рональд.

— Вроде того.

Дальше пошли расспросы о городах и достопримечательностях, на которые Паркер с удовольствием отвечал, упуская неловкие или неприятные для себя моменты. Бывало, он приукрашивал события или добавлял в них достаточно небылиц, но суть оставалась прежней. Так за разговорами и пролетел завтрак.

Поднявшись со своего места, Генри последовал к себе в Грифиндорскую гостиную за сумкой с книгами. Уже поднимаясь на последний лестничный пролет, мальчик врезался во что-то твёрдое, сильное и мускулистое. Задрав голову вверх, в этом крепыше Паркер узнал капитана Гриффиндорский команды по квиддичу Оливера Вуда. Это был мальчик лет семнадцати с очень нестабильной психикой, которая, по словам очевидцев, пошатывалась ещё сильней от любого неудачного матча. Он обладал маниакальным патриотизмом всего, что считал родным, и настоящей квиддичной одержимостью.

— Вуд, — кивнул Генри крепышу, тот кивнул в ответ. Они разошлись, и каждый пошёл по своим дорогам. Буквально через три фута расстоянием Паркера озарила мысль.

— Вуд!

— Чего тебе, Паркер? — устало протерев переносицу, отозвался Оливер. Он уже несколько дней ходил тенью и, казалось, совершенно не спал, что было адекватным явлением для здешних семикурсников.

— У вас есть свободные места в команде?

Вуд тут же оживился, и в его глазах загорелись знакомые всем искры патриота своей Гриффиндорский команды.

— Пробы в пять завтра! Не опаздывать! Есть три места: ловчий, охотник и загонщик, — старшекурсник придирчиво оглядел Паркера и с прищуром продолжил: — Но тебе не подойдёт ловец. Слишком крепкое телосложение и высокий рост. Ловцы маленькие и незаметные.

— Замётано! — обрадовался Генри и, попрощавшись с ожившим Вудом, вприпрыжку поскакал в гостиную за книгами по Уходу за магическими существами и для зельеварения.

 

Накидав себе учебников наперебой, мальчик открыл портрет полной дамы и чуть не наступил на что-то живое, настоящее. У его ног крутила головой серая, рваная крыса Рональда Уизли с лишним пальцем на лапке и по-человечески умными, слезливыми глазками. Завидев Паркера, она подала лысый хвостик и рванула прочь, как бы боясь его. Генри с подозрением оглядел зверушку. Что-то ему в ней совершенно не нравилось. Надо бы министра почаще выпускать на волю, вот он и прихлопнет ее. А что с Роном делать? А ничего, погорюет маленько, да забудет.

Паркер тихонько начал наступать на нее. Крыса вжалась в стенку. Паркер прыгнул на нее, на свои колени, и попытался схватить животное руками, но проворная крыса ринулась прямиком к лестнице и бессмертно спрыгнула со ступенек прямо вниз.

Узнавать, живая она или нет, было слишком проблемно и достаточно скучно. Поэтому Паркер махнув рукой поплелся к выходу из замка.

Уроки по Уходу за магическими существами проходил на улице, на лужайке около домика лесника. Паркер вышел из замка и на него тут же подумал свежий осенний ветер, пропитанный запахом хвои и гнилых листьев. Тропинка, усеянная творением недавнего листопада, разливалась желтыми и красными цветами.

Из ребят почти никого не было, поэтому можно было спокойно выдохнуть и посозерцать запретный, но при этом величественный черный лес.

На полянке за большими камнями, которые всегда Паркер связывал с идолами богов, виднелась верхушка деревянной хижины лесничего, хранителя ключей и по совместительству преподавателя по уходу за мигеческими существами. Вот дверь распахнулась, и прямо перед Паркером из нее вывалился огромного размера человек. Его косматые волосы растрепались, а добрые морщинки покрыли лицо.

— А, эта ты, — великан махнул рукой Паркеру и скрылся где то за хижиной

— Добрый день, сэр, — поприветствовал учителя мальчик и пошёл за ним.

— Чево это ты не на уроках?

— У нас сейчас у вас урок, профессор, — ответил Паркер.

— А, ты Гриффиндорец этот новый. Который пропал куда-то на первом курсе?

— Верно. Я Паркер.

— Чаво это ты по фамилии представляешься? Как Малфой становишься, гордишься своей фамилией небось?

— Я не знал своих родителей, — холодно бросил мальчик. Великан ему с каждой минутой нравился все меньше и меньше.

Хагрид на это только горестно вздохнул и начал рассказывать что-то о своем помершем отце и матери великанше. Паркер слушал впол уха, ковыряя носком ботинка землю и с нетерпением ждя ребят.

Наконец по тропинке поплыла веретиница из школьников. Вместе с приближающейся толпой на полянку хвалился шум и гам, заглушая спокойные природные мелодии.

— Ты чего ушёл так быстро? — воскликнул покрасневший Рональд, до этого разгоряченно споривший с Малфоем.

— Скучно стало, — просто ответил Паркер.

— Очень скучно! Ты шутишь? Там Невиллу кричалку прислали, ты такое пропустил!

— Не имею привычки созерцать чужое унижение, — холодно ответил Паркер глядя прямо Рону в глаза. Тот ещё больше покраснел и отошёл к Симусу Финиганну, который точно не будет оспаривать его веселье и интересы.

Из-за хижины вышел Хагрид. На его лице расцветала вполне счастливая улыбка, которую не омрачали ни едкие замечание, ни сарказм смешанный с презрением от слизеринцев.

— Прошу всех встать вдоль изгороди! — распорядился он. — Чтобы всем… э-э… было хорошо видно. А теперь первым делом откройте книжки…

— Что-о? — изумился Малфой. — Как это откройте?

— А? — не понял Хагрид.

— Как мы будем их открывать? — членораздельно повторил Малфой.

Он вынул свой учебник, который был крепко-накрепко перевязан длинной верёвкой. Все остальные тоже достали опасные книжки. Одни, как Генри, стянули свою ремнём, многие засунули в тесную папку с молнией, кто-то усмирил огромными скрепками.

— Кто-нибудь… э-э… может открыть? — спросил Хагрид упавшим голосом.

Весь класс отрицательно замотал головами.

— Это совсем просто… Надо только её погладить. — Хагрид говорил так, точно речь шла о самой естественной вещи.

Он взял у Гермионы учебник и содрал с него широкую клейкую ленту. Учебник тотчас клацнул страницами, нацелясь откусить Хагриду палец, но лесничий огромным указательным пальцем успел погладить его корешок. Книга вздрогнула, раскрылась и послушно легла на его широкую ладонь.

— Ах, какие мы все глупые! — насмешливо воскликнул Малфой. — Оказывается, всего только надо погладить! А мы и не знали!

— Я… я… думал, они такие милые, — неуверенно сказал Хагрид, взглянув на Гермиону.

— Просто милашки! — издевался Малфой. — Хороша шутка, рекомендовать учебник, готовый оттяпать руку.

— Драко, замолчи, — тихо осадил однокурсника Паркер. У Хагрида был такой несчастный вид, а Генри несмотря на легкую неприязнь было неприятно поведение блондина. Тот послушно закрыл все же продолжая впиваться в других своим излюбленным высокомерным взором.

— Ну… ну вот… — Хагрид, очевидно, потерял нить дальнейших действий. — Теперь у вас… это, значит… есть учебники. Но главное — волшебные существа. Пойду сейчас приведу. Подождите…

Лесничий пошёл в лес и скоро скрылся за деревьями.

— Ну и ну! — воскликнул Малфой. — Школа летит ко всем чертям! Этот олух будет нас учить! Я расскажу отцу, его удар хватит!

Паркер решил на этот раз проигнорировать выпад Малфоя и отошёл подальше от начавшегося закипать Рональда. Ситуация становилась все больше и больше взрывоопасной.

— Заткнись, Малфой! — воскликнул Уизли, на что Драко лишь змеино ухмыльнулся.

— Только в твоих снах... — пропел Малфой и провел ладонью по волосам, поправляя прическу.

— Паркер, успокой этого, — Гермиона подбежала к Генри и силой руки, невозможной для такой хрупкой девчонки развернула его. Паркер в изумлении посмотрел на неё, всем своим видом говоря, что она спятила. ГРрейнжер же проигнорировала это и мотнула головой в сторону безобразно скривишегося Драко.

— Почему это я?

— Потому что среди Гриффиндорца, только ты умеешь его терпеть.

— Ну Гермиона-а-а. Кстати, ты меня опять Паркером назвала. Я же тебя Грейнджер не называю. Так что будь добра, — после этих слов, Паркер облаченный в короткий бомпер, мантии он категорически не любил и никогда не носил, за что получал выволочки от пркподавателей, показал свой темно синий подклад, на котором виднелись тканевые ножны с ручными представителями холодного оружия.

Уизли в мгновение ока сделался из красного в белый, а Малфой наоборот начал покрываться розовыми пятнами. Мальчики потихоньку попятились спиной к запретному лесу, в то время как Паркер с маниакальной улыбкой и наигранным блеском в глазах наступал на них. Подклад был виден только двум участникам трагедии, поэтому остальные со странной смесью жалости и удивления смотрели на действия Паркера победоносного. Ситуацию спасла Лаванда Браун, увидевшая нечто за их спинами и взвизгнув.

Оттуда к ним галопом приближалось около дюжины самых странных существ. Ничего подобного Гарри в жизни не видел. Туловище, задние ноги и хвост коня, передние лапы, крылья и голова — орлиные; сильный стального цвета клюв и огромные блестящие, как апельсины, глаза. Когти на передних лапах величиной в треть метра — настоящее орудие убийства. На каждом животном кожаный ошейник, вместо поводка — длинная цепь. Концы поводков крепко зажаты в огромных ручищах Хагрида, который рысью следует за «волшебными существами».

— Но! Но! Вперёд! — оглушительно кричал Хагрид, гремя цепями и направляя упряжку к изгороди, за которой стояли ученики.

Подъехав ближе, Хагрид привязал зверей к частоколу, ученики опасливо попятились.

— Знакомьтесь! Гиппогрифы! — восторженно махал рукой лесничий. — Красавцы, а!

Генри мог, в общем, его понять. Изумление при виде коней-орлов быстро сменилось восхищением, вызванным их изяществом и игрой красок. Одетые перьями голова и холка плавно переходили в лоснящийся торс. И все они были разные — сизые, рыжие, красные, каштановые и аспидно-вороные.

— Ну как? — Хагрид потёр ручищи одну о другую. Лицо его сияло восторгом. — Если хотите, можете подойти ближе.

Желающих, кроме Генри и Рона с Гермионой, не нашлось. Однокурсники осторожно приблизились к изгороди.

— Перво-наперво запомните, — сказал Хагрид. — Это зверь гордый. Никогда ему не грубите. Не то и с белым светом проститься недолга.

— Гиппогриф всё делает по своему хотению и очень любит блюсти церемонию, — продолжал Хагрид. — Подойдёшь к нему, поклонись. И жди. Он в ответ поклонится, можешь его погладить. Если на поклон не ответит, не тронь и скорее отойди подальше: когти у него как сталь. Кто первый хочет познакомиться?

— Я! — воскликнул Паркер и восхитительно улыбнувшись вышел вперёд.

Под строгий инструктаж приподавателя, мальчик выполнил все задания и теперь наградой для него должно стать взаимное уважение со зверем. Прошла минута, но животное не кланялись, прошло две, и толстые кольца начали царапать землю, прошло три, клюв навострился. И тут, к великому удивлению Генри, гиппогриф согнул чешуйчатые колени передних лап и безо всякого сомнения отвесил поклон.

— Здорово, Генри! — ликовал Хагрид. — Теперь можешь подойти к нему, погладить клюв!

Для Гарри, конечно, лучшей наградой было бы разрешение покинуть загон, но делать нечего, он медленно подошёл к гиппогрифу, протянул руку и несколько раз погладил его по клюву. Гиппогриф лениво зажмурился и даже как будто улыбнулся от удовольствия.

— Молодчина, Генри. Думаю, он тебя покатает!

После этого, Паркера без всякого предупреждения поднял в воздух великан и посадил на гиппогрифа прямо между крыльев. Но при этом дергать и хвататься за перья не советовал, говорил что тот это не любит. Правда задача выдалась не из лёгких: у гиппогрифа спина полностью устлана ими.

— Вперёд! — приказал Хагрид, хлопнув Клювокрыла повыше хвоста.

Клювокрыл, не подав знака, раскрыл четырёхметровые крылья, Генри едва успел ухватиться за шею и взмыл в небо. Да, с метлой ничего общего. И Паркер знал, чему отдаёт предпочтение. По обе стороны бились два огромных крыла, задевая колени, казалось, гиппогриф вот-вот его сбросит. Точно покрытые лаком, перья скользили из-под пальцев, а сильней вцепиться опасно. Как всё-таки славно летать на «Нимбусе-2000», точно паришь в воздухе. А здесь бросает то вверх, то вниз вместе с крупом, в такт взмахам крыльев.

Клювокрыл облетел загон и пошёл на посадку — этого Паркер боялся больше всего. Гиппогриф резко нагнул гладкую, как шёлк, шею, и мальчик чуть не перелетел через клюв, хорошо, что успел откинуться назад. В тот же миг раздался крепкий удар о землю разномастных передних и задних ног. Паркер сумел удержаться на крупе и выпрямился, как в седле.

— Ты великий наездник, Генри! — восхищался Хагрид. — Кто ещё хочет?

Дети, как маньяки начали перелазить через забор, пока Хагрид отвязывал гиппогрифов, и скоро весь загон представлял собой удивительное зрелище — мальчишки и девчонки, немного побаиваясь, кланялись, пёстрые чудища приседали, Невиллу несколько раз пришлось бежать от своего крылатого партнёра, не желавшего отвесить поклон. Рон с Гермионой облюбовали гиппогрифа каштановой масти, а Генри стоял поодаль и смотрел

Малфой с приятелями тоже решили прокатиться. Выбор их пал на Клювокрыла. Клювокрыл любезно поклонился Малфою в ответ на приветствие, и Малфой стал гладить его клюв, не проявляя особого почтения.

— Это совсем просто, — говорил он, растягивая слова, — Я в этом не сомневаюсь. Раз даже Паркер справился… Держу пари, — обратился он к гиппогрифу, — ты ничуть не опасен! Ты глупый, огромный, уродливый зверь.

Паркер понял что сейчас будет за мгновение до того как это случилось. Гиппогриф скосил на задние лапы. Блеснули на золотистом солнце серые когти чудовища. Малфой зажмуриться и сжался в комок, прикрывая руками головой. Генри выхватил палочку, но вдруг понял, что совсем не знает не единого заклинания. Да не то что не знает, вообще не умеет махать деревяшкой.

Всё случилось мгновенно. Паркер почувствовал в себе неутолимый поток бушующей энергии , взявшийся откуда-то из солнечного сплетения. Сдерживать ее в себе стало невыносимо больно, и мальчик выпустил наружу настоящий поток воздуха, пролетевший прямо в Малфоя. Тут перекувырнулся в воздухе и свалился на землю, обидно хныча. Гиппогриф же недоуменно смотрел себе под ноги, где недавно обитала добыча.

Все мигом рванули к хныкающему Малфою, развалившейся на земле и строившегося из себя великого страдальца. Паркер прибыл один из первыхи рухнул на колени рядом с мальчишкой.

— Ты цел?

— Цел? Ты издеваешься, Паркер? Сначало меня чуть гиппогриф не угробил, потом я вообще в воздухе сальто танцевал. И куда смотрит эта громила?!

— Ты сам виноват, не надо было дразнить. Ты же знал, что Клювокрыл очень привередливый, — звонко и чётко отчитала перед всеми Малфоя Грейнджер, получив удовлетворительные атаки от Гриффиндорца и презрительные взгляды от слизеринцев. Тут послышался громкий бас, и ребят в мгновение Ока разогнали по полянке. Великан понес Драко в замок. Урок закончился, и дети потопали за ним.

* * *

Паркер спустился десять пролетов лестниц, прошёл мимо большого зала и утопал в самую глубь подземелий. Там, у кабинета зельеварения, его ждали сокурсники и слизеринцы. Вторые, завидев своего палача, сумевшего неким образом по слухам спасти Малфоя от страшной смерти не пользуясь волшебной палочкой, тут же закаменели в лицах и приветственно пожали ему руку, на что скривились гриффиндорцы.

— Не понимаю, как он с ними нашел общий язык, — высказал свое мнение на этот счёт Рональд Уизли, пока Паркер дружелюбно разговаривал со змеятами.

— Паркер вообще очень странный. Вы заметили, он ни разу во время разговоров не упомянул о своем детстве. Где рос, с кем. Мы даже его статус крови не знаем. Хотя, если судить по словам Стивена Смита, то тот жил с ним в приюте только до десяти лет.

— Не странный, а скорее загадочный, — со странным блеском в глазах поправила Гермиону Лаванда Браун, накручивая пальцем золотистую порядку волос. Грейнджер задиристо хмыкнула.

— Я смотрю, у нас тут кто-то... — начала она, но ее бессовестно перебили. Звучный и мягкий голос за их спинами заставил ребят вздрогнуть.

— О чём спор? — Паркер, как всегда, был в том месте, где упоминалось его имя. Мальчик с некой подозрительностью глядел на их реакцию, но его дружелюбная улыбка неизменно цвела на тонких губах. Аура вокруг спокойного и умиротворенного Паркера быстро распространилась на ребят, и те окончательно расслабились.

— О тебе, — не стала скрывать Гермиона, за что получила раздраженные взгляды окружающих. Паркер же искренне удивился и, призадумавшись, спросил:

— Зачем обо мне?

— Ты скрытный! — сердито выдал Рональд Уизли так громко, что от перенапряжения начал покрываться красными пятнами.

— Таинственный! — воскликнула Лаванда Браун, скорее обращаясь не к Генри, а к Рональду.

— Может, просто необщительный? — Паркер вложил в эти слова столько яда, столько сарказма, что по спине пробежали мурашки, и ребята наконец поняли положение слизеринцев. Паркер, когда его что-то не устраивало, становился по-настоящему холоден и неприятен. Даже его эмоциональный диапазон в эти моменты достаточно напрягал. — Или вы не думаете, что я, возможно... не хочу вспоминать о прошлом? Что я его... Стыжусь? И уж точно не намерен обсуждать с вами.

Ребята покраснели. Рональд, видимо, не уловивший суть монолога Паркера, открыл было рот, чтобы что-то возразить. Гермиона, увидев это, захотелось дать ему подзатыльник. Она уже замахнулась рукой, как голову Уизли спас возникший в дверном проёме кабинета зелий Снейп.

Неизменная черная мантия, крючковатый нос и суровый, томный взгляд черных глаз необыкновенно напрягали. Разговоры вмиг утихли. Гриффиндорцы поступили взгляды в пол, а слизеринцы с обожанием воззрились на декана.

— Добрый день, сэр, — ухмыльнувшись, глядя на Невилла, поприветствовал педагога Малфой, чудом не пострадавший во время прошедшего урока. Да, сначала он пробовался остаться у мадам Помфри на целый день, жалуясь на боли, но та, проведя диагностирующие чары с позором прогнала его. Удовлетворившись сухим кивком в знак взаимности, Драко ткнул Паркера в бок.

— Глянь, как Долгопупс трясется.

И правда. Когда строгий взгляд преподавателя с явным пренебрежением остановился на полненьком светловолосом мальчике, тот моментально опустил свои большие голубые глаза, полные страха и растерянности, к полу. Его тельце затряслось от напряжения, а щеки окрасились в ярко-красный цвет.

— Ничего смешного, Драко, — одернул Паркер, со странным чувством жалости взглянув на Долгопупса. Малфой, словно послушная собачка, вмиг замолчала с ним и отвернулась к Креббу и Гойлу, которые точно возражать бы не стали.

— Проходите, — глубокий, низкий и чрезвычайно мягкий голос вырвал ребят из некого состояния отрешённости. Они друг за дружкой вошли в класс и расселись по рядам. Это было одно из немногих занятий, где факультеты отделялись друг от друга настолько сильно, насколько это было возможно. Слизеринцы все до одного сидели поближе к преподавателю, бросая на него маниакально обожающие взгляды, в то время как Гриффиндорцы кидали ненавидящие из самых дальних углов. Паркеру до факультетской вражды было далеко. Он в Хогвартсе учился всего неделю, и закрепится даже не успел, не то что врагов найти. Драко Малфой бранился лишь с Грейнджер и Уизли, обходя его стороной. Такую же позицию и придерживали остальные Слизеринцы. Мальчик сел на пустующий третий ряд перед львятами и за змеями. Потом, когда он раскладывал книги к нему присоединились Гермиона и Невилл, когда Рон продолжал держать на своем седьмом оборонную позицию.

Если и Снейп удивился выбору довольно необычного гриффиндорцы, то виду не подал, и приступил к занятию как всегда в своей самой излюбленной язвительной манере.

Урок этот был теоретическим. Практику отменили по неизвестным причинам и ребятам пришлось весь час слушать лекцию преподавател. Паркер пролежал в больнице три дня, двое из которых были выходными. Можно было сказать, что ему повезло, и он не особо отстал по зельям.

Пока профессор шептал, практически не шевеля губами, лекцию, Паркер рисовал на листе пергамента закорючки и слушал вполуха. Когда профессор заметил это, Паркер рисовал цветными чернилами рыжеволосую женщину. Когда сэр незаметно и чрезвычайно тихо подкрался к мальчику из-за спины, то он нечаянно толкнул локтем книгу, вырисовывая особо крупную линию в районе ресниц, прикрывающих зелёные глаза, и учебник по зельям упал, приземлившись прямо на ногу преподавателю.

В итоге Гриффиндор лишился двадцати пяти очков, Паркер рисунка, да к тому же ему назначили взыскание в виде намывания котлов по вечерам протяженностью около недели. Ко всему этому он заработал выше удовлетворительно, что по сравнению с превосходно с прошлого урока выглядело весьма сомнительно.

— Вы совершенно не чувствуете зелье, — объяснял Снейп Паркеру с таким видом, будто разговаривал с умалишенным. — Во время варки нужно вкладывать в него не только ингредиенты, да к тому же и не абы какие, — тут он бросил испепеляющий взгляд на раздавленного Невилла и, приосанившись, явно наслаждаясь ситуацией, продолжил: — а частичку своей души, магии. Иначе результаты будут такие же, как и эссе мистера Уизли.

Снейп с презрением брезгливо покосился на помятый листик у себя на рабочем столе. На нем был явно неразборчивый почерк, а строки были усыпаны огромным количеством клякс, что явно говорило о том, что работа была сделана на перемене.

Тут мастер зелий усмехнулся, глядя на покрывающуюся от злобы красными пятнами физиономию Рональда. Паркер, казалось, даже бы не удивился, если он сейчас набросится на Снейпа и перегрызет ему горло. Сам будет виноват. Нечего гладить против шерсти чужой факультет, тем более вспыльчивый Гриффиндор, а своих собственных змеят публично ревностно и оберегать, и хвалить. Эта некая предвзятость преподавателей и была одной из главных причин враждебности разных домов. Макгонагалл всегда принижала баллы змеям и завышала своим львятам, Снейп, казалось, давал очки только носителям зелёных отворотов мантии, Спраут обожала барсучат, но всё же была более снисходительной и благодушной к другим. К ней мог обратиться за помощью или советом и слизеринец, если ему понравился ее предмет, и когтевранец. А Флитвику было совершенно безразличен твой дом. Он чрезвычайно ценил только упорство и талант на его уроках.

— Оценки зелий за прошлый урок, — мягко, но с опасными нотками, не предвещающими ничего хорошего, начал Снейп. — Грейнджер, выше ожидаемого. Драко, выше ожидаемого. Уизли, слабо граничащее с отвратительно. Гойл, удовлетворительно. Финиганн, отвратительно. Гойл, отвратительно граничащее с троллем. Долгопупс, выше ожидаемого и Паркер... — тут Снейп с явным недоверием вгляделся в работу, будто проверяя, его ли почерк выставил эту оценку, — превосходно.

Гермиона смотрела на Паркера так, будто у того выросла вторая голова. Сам Генри же вмиг похорошел и радостно улыбнулся нечитаемой маске Снейпа, под которой на самом деле бурлила такая гамма эмоций, что можно было бы написать «Девятый вал» ⁽³⁾

Что-то в этом беззаботном мальчишке его напрягало, настораживало. Никаких Паркеров-волшебников он от роду не слышал. Говорят, что Генри вырос в приюте, но отчего с ним так дружелюбно решаются Слизеринцы? Почему он приехал в Хогвартс только спустя два года, пропустив первый и второй курсы? Почему в маггловском мире он считается мёртвым? Почему у него такие глубокие изумрудные глаза, от которых Снейпа бросает в жар, а в голове начинают всплывать воспоминания о былой молодости? Почему?

Слишком много вопросов, на ответы которых может ответить лишь Паркер, сейчас шутливо дразнящийся с Грейнджер. Да и к тому же, выдает ли ему, Снейпу, этот мальчишка правду? Он, самый страшный преподаватель Хогвартса. Зельевар, набивавший себе ужасную репутацию на протяжении десяти лет. Его уважают только старшекурсники и слизеринцы，малышня же обходит стороной за километр или ведёт себя как моська Уизли ⁽⁴⁾.

«Но везде есть золотая истина. Тайное всегда становится явным».

С этими мыслями Снейп раздал ребятам инструкцию к домашнему заданию и, прогнав их, уселся за свой рабочий стол и ища на нем книгу с магическими родословными.

---

1) MI6 (англ. Secret Intelligence Service, SIS) — служба внешнеполитической разведки Великобритании.

Вернуться к тексту

2) (официальное название — Служба безопасности, англ. Security Service) — государственное ведомство британской контрразведки.

Вернуться к тексту

3) картина российского художника-мариниста Ивана Айвазовского, написанная в 1850 году.

Вернуться к тексту

4) Басня Крылова «Моська и Слон» https://mishka-knizhka.ru/basni/basni-krylova/slon-i-moska-basnja-krylova/?ysclid=mifuv8s17121906586

Вернуться к тексту

«Я постоянно пытаюсь сделать выбор, который выкинет меня из зоны комфорта. Пока вам некомфортно, вы растете».

Эштон Катчер

Паркер сидел в библиотеке и отрабатывал заклинание левитации по совету Флитвика. Прошел месяц с той злосчастной ночи в начале учебного года, а это заклинание ему никак не удавалось. Конечно, карлик-недоросток, как незаслуженно слизеринцы, плохо влиявшие на Генри, называли полугоблина, щадил Паркера и давал ему работы для первокурсников. Но ведь дальше так продолжаться не может. Мальчик уже месяц сидел на одном заклинании, которое вызывало лишь искры из волшебной палочки. Сначала он думал, что проблема заключается в этой бестолковой деревяшке, но, позаимствовав у Малфоя ее, понял, что дело в себе. И вот Паркер сейчас сидел и безустанно махал палкой, усиленно бормоча себе под нос формулы и так и норовясь выколоть кому-то глаз.

По трансфигурации дела шли более менее. Спичку в иголку он обратил чуть ли не с первой попытки, и спустя пару занятий Макгонагалл допустила ему идти по учебнику наравне с однокурсниками.

— Вингардиум левиоса! — ноль реакции.

По зельям все было намного лучше. Чуть ли не каждое занятие Снейп скрепя зубами выставлял ему Выше Ожидаемого и Превосходно⁽¹⁾, из-за чего тихо раскисал Малфой.

— Вингардиум ЛЕвиоса!

Гербология никуда совершенно не шла. Работать с растениями и копаться в сырой, прогнившей земле, кишащей червяками, было точно не призванием Дона Паркера. Тот об этом глагольствовал все уроки, втолковывая данную исключительно полезную информацию всем ученикам и даже учителю, надоедая так сильно, что даже Малфой начал его избегать. В итоге за свою болтливость и совершенную нелюбовь к труду и растениям он всё-таки получал свои натянутые о очень долгожданные «Слабо» и «Отвратительно».

— Вингардиум ЛевиосА!

Защита от темных искусств была наилегчайшим предметом. Римус Люпин каждый урок проводил в стиле игры или путешествия, так что там нужно было лишь знать проклятия, теорию и уметь реагировать. По ЗОТИ у Паркера было стабильно выше ожидаемого и превосходно.

— ВИнгардиум Левиоса!

Паркер прошел отбор в гриффиндорскую команду по квиддичу. Оливер Вуд от него был просто в величайшем восторге, ибо Генри забил сразу десять мячей из десяти прямо в кольца. В этот момент мальчик просто боготворил своего тренера по баскетболу. Он занял место охотника свободное от ушедшей и закончившей школу Алисии Спиннет. Тренировки были чуть ли не каждый день по несколько часов. Метлу же ему предоставила Макгонагалл, притом не абы какую, а настоящую Нимбус 2000. Поэтому на спорт мальчик налегал как бешеный фанатик, уступая место только Оливеру. С учётом того, что в спальню он приходил только лишь с силами на то, чтобы завалиться в кровать и уснуть крепким сном, уроки по возможности делались по выходным.

— Твою ж мать, Левиоса!

Нет. Ну самым-наисложнейшим уроком было НИРДУ. Тренировки по квиддичу по сравнению с ним казались настоящими цветочками. Этот «полисадник» в Хогвартсе был прототипом урока рисования в магловской школе. Настоящее Искусство Рисование Для Школьников вела престарелая ведьма, которая, судя по внешности и трости, была ровесницей директора Дамблдора. Она обладала скверным характером и ждала от каждого ученика необыкновенного терпения и любви к ее уроку. Паркер рисовать особо не умел. Да и усидчивостью тоже не обладал. В итоге он перемещался от «Слабо» до «Удовлетворительно», иногда заплывая за бортик «Выше Ожидаемого». Профессор Драв почему-то сразу невзлюбила мальчика и постоянно его попрекала, указывая на то, что он никогда не носит мантии, и на растрёпанные волосы. Паркер, разумеется, в обиду себя не давал и попрекал ее в ответ, за что получал отработки у Филча и даже штрафные баллы для факультета. Гриффиндорцы только тихо и устало стонали во время очередных споров мальчишки с остроумным профессором и вскоре вообще накладывали на беззащитного и не умеющего использовать контрзаклятия Паркера, Силенцио. ⁽²⁾

— Вингардиум ЛевиОса!

Паркер зарычал и отшвырнул от себя бесполезную деревяшку. Так со стуком покатилась по столешнице и со звоном слетела на нее прямо на пол, призывая внимание трудящихся над своими эссе учеников и протирающей, недовольной мадам Пирс. Генри рывком поднял ее и убрал за пазуху бомпера кинув ненавистный взгляд на злосчастное бедное пёрышко. Сейчас ему захотелось скормить его голодным Хагридовским флоббер-червям, порвать на кусочки и даже сжечь. Он представил, как оно будет гореть, дым извивающийся коброй и уплывающий в потолок, мадам Пирс, яростно ругающуюся на него.

И тут случилось чудо.

Пёрышко взлетело вверх на три дюйма и загорелось.

Паркер сосредоточенный на своих мыслях даже этого не заметил, пока к нему не прибежала испуганная за свои книги библиотекарша.

— Что тут происходит? — послышался стальной звонкий голос тут же переминившийся до неузнаваемости.: — Что ты...творишь??

Увидев горящее перо, рядом лежащий учебник и перепуганно лицо мадам Пирс Паркер тут же растерялся. Но спустя минуту им завладело воодушевление, переменившееся в настоящий азарт. Он соскреб все письменные принадлежности и учебники взмахом руки в сумкукогда огонь перебросился на соседний ближайший к перфшку учебник Паркер сначала испугался, а потом им завладел азарт. Быстро собрав учебники и потеряв концентрацию на пере, мальчик выбежал из библиотеки под всевозможную ругань ее заведующей, и побежал прямо к озеру.

Шотландские пейзажи всегда отличались небрежной изящностью и необъяснимой красотой. И вот, именно в такие моменты можно было поистине оценить ее превосходство.

Синее небо, окутавшее куполом просторы темного леса и замка, блестело от количества опадающих листьев, кружащихся в воздухе и создающих некое подобие танца. Черный дремучий лес, такой же одинокий и мрачный, как его жители, подзывал и манил к себе всякого неосторожного проходимца, а заполучая его навеки, вовлекал к себе во тьму. Над ним, высеченный из горы, возвышался великолепный замок с множеством башенок, у подножия которого плескалась вода из лесного озера. Синие водоросли оплели водоем, и в пролеске, у самой кроны сосны, в самых ее могучих корнях, укутанная пеленой холодного воздуха, мелькала сквозь листья маленькая мальчишечья фигурка. Она размахивалась руками и бормотала заклинания, испытывая безнадежно испорченную перьевую ручку. Письменная принадлежность то вспыхивала синим пламенем, то поднималась в воздух на несколько дюймов. С каждой новой удачей Паркер радовался, как самый настоящий ребенок. Только вот дети обычно бегут похвастаться своими успехами перед родителями, ждут похвалы от них. А Генри один. Он всегда будет один, о чём повествует печальное прошлое и сейчас всеми забытая надпись на правом предплечье.

— Что делаешь? — послышался мягкий и немного хриплый мужской голос, вырвавший Паркера из своих мыслей. Он вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял профессор Люпин, не ходивший на этой неделе на уроки ссылаясь на плохое самочувствие.

— Учусь, сэр, — чуть улыбнувшись ответил Паркер подняв на него свой изумрудный взор. Профессор и правда был нездоров. Под глазами залегли глубокие тени, а бледная кожа исхудала и чуть натянута облепляла череп. — Чем вы болеете?

Люпин задумался и ответил не сразу, что заставило Паркера усомниться в последующем ответе.

— Просто кашель. Голос пропадает.

— Вы лжёте, — беспристрастно разоблачил профессора Паркер, получив в ответ недоуменно-удивленный взгляд.

— Почему ты так решил?

— Уже второй раз вы говорите что больны. Как можно не догадаться, что между этими временами существует некая связь? Вы всегда заболеваете в полнолуние, — безжалостно выдавал факт за фактом побелевшему Ремуса Паркер, — Ваш необычный цвет глаз. Даже перевод имени указывает на вашу некую связь с волками.о есть, приходит на ум одно. У вас есть... Пушистая проблема.

Люпин стоял как громом пораженный, глядя на Паркера с каким-то неведанным чувством. Потом никого не предупредив, он согнулся пополам и тихо рассмеялся. Генри наклонил в бок голову, глядя на последствия своей речи и возможно на психическую нестабильность преподавателя. Вдоволь выпустив эмоций, Люпин криво ухмыльнулся и пошёл по берегу озера. Паркер безмолвно следовал за ним, пока его любопытсво не пересилило все инстинкты самосохранения.

— Что вас так рассмешило?

— Как только я тебя увидел, ты напомнил мне одну давнюю знакомую, — мечтательно начал Люпин, прикрывая глаза и явно вспоминая о былых спокойных временах. Прозрачное озеро у берега успокаивалось. — Она как бы узнав о моей... Пушистой проблеме, — профессор весело хмыкнул, — тоже высказала мне все в самом начале разговора. Прямо слово в слово.

— Это же очевидно. Нужно всего лишь сопоставить ваши отсутствия с лунным календарем, и все становится на круги своя.

— Мои друзья были такие же догадливые как и ты. Я долго от них скрывал правду, но... Тайное всегда становится явным, — профессор умолк, расфокусированно глядя на переливающийся осенними цветами чистейшую гладь озера. — Кстати, как долго ты знаешь?

— Несколько дней, — не стал скрывать Генри

— И... Кхм, тебе не противно, ну то есть, не страшно так спокойно разговаривать со мной? — этот вопрос был сказан тихо. Казалось ничем не примечательной, но за этой пеленой ложного безразличия скрывались многолетнее одиночество и пустота. — Оставаться как сейчас наедине?

— А должен? — Паркер скучающе взглянул на профессора, не сбавляя шага прогуливаясь по песчаному, усыпанному галькой берегу озера. Откуда взялись эти предрассудки насчёт оборотней? Ну воет человек каждое полнолуние на Луну, да пусть себе воет. Взять к примеру Люпина. Добрый, хороший, но с явным комплексом неполноценности, вылившиеся из-за неэтичных личностей некоторых волшебников. Понимая, что для обоих эта тема оставит неприятный осадок в душе, если её продолжить, Паркер начал о другом, внезапно пришедшем ему в голову. — Сэр, вы ведь учились в Хогвартсе, да?

Немного удивленный внезапной сменой темы Люпин замедлил шаг, но все таки задумчиво кивнул, ожидая услышать продолжение. Паркер же, желая отвлечь профессора от мысленного самобичевания, задал вопрос, гложущий его каждый день.

— Вы знали какого-нибудь Паркера? Не только здесь, но и вообще где-нибудь? Похож ли я на кого-то?

— Ты сирота, — догадался Люпин и чуть призадумался. — Вот почему ты никогда не получаешь писем.

— Вы следите за мной? — Паркер поднял брови и с явным упрёком взглянул в глаза профессора. Тот на это лишь тихо хмыкнул, выражая тем самым свою невиновность.

— Это заметно. По твоему лицу. Ну и ты всегда стараешься быстрее поесть, чтобы поскорее уйти до начала этого... ритуала.

На это Паркер лишь пожал плечами и расширил глаза, в знак того, что ждёт ответа на заданный и на время потерявшийся в мыслях вопрос.

— Нет. Я не знал ни одного Паркера. Но при этом, как только я тебя увидел, ты напомнил мне одну давнюю знакомую, — задумчиво начал Люпин, прикрывая глаза и явно вспоминая о былых, спокойных временах, — Я не знаю чем... — вдруг он взглянул прямо в лицо Генри. Прямо в его необыкновенно чистые с синими вкраплениями изумрудные глаза. Потом он посмотрел на него так, будто бы заново увидя и шёпотом продолжил, словно боясь вспугнуть. — Хотя нет. Я могу сказать точно. У тебя такие же изумрудные глаза...

— Глаза? — Паркер иронично хмыкнул и подал плечами.

— Здесь нет ничего смешного, — осадил мальчика Ремус.

— Я не смеюсь, — обиделся Паркер, но тут его гнев мигом испарился. — А как ее зовут?

— Звали. Лили. Лили Эванс, — внимательно следя за реакцией мальчишки ответил Люпин. Ее не последовало. Ибо Паркер совершенно не знал своих родителей, и эта маленькая крупица возможно от не самой достоверной информации ему ничего дать не могла. Просто женщина с такими же глазами. Много ли в магической или обычной Британии изумрудных глаз?

— Но она не может быть твоей матерью. Думая так, ты обнадёживает себя и к тому же у нее был... — Люпин горько сглотнул, но все же продолжил. — сын. Я могу с уверенностью сказать, что ты — не он. Я знал Лили, знал Джеймса. А ты совершенно на них не похож.

— А я и не обнадеживаю, — категорически возразил Паркер, пиная особенно большой камешек прямо в озеро. — Я просто поинтересовался. Мои родители мертвы, а я совершенно их не знал. Вы меня наверно не поймёте, просто хочется хотя бы узнать их имена.

Люпин со странным выражением лица оглядел с ног до головы Паркера, но промолчал.

Учитель и ученик ещё немного побродили по замку, но приближающийся комендантский час быстро разогнал их по клеткам.

Уже сидя в гостинной на диване и листая книгу о родословных, Паркер подсознательно бормотал это имя. Почему оно кажется таким знакомым? Где же он мог его слышать?

— Лили Эванс.... Эванс Лили...

— Ты чего бормочешь? — к нему подошла сонная Гермиона, сделавшая все домашние задания наперед и теперь просто ходящая мимо ребят и болтающая с ними о всяких пустяках, успевая подсказывать с уроками.

— Да так. Гермиона, а как у вас устроен замок? Типо директор может знать что делает в данный момент определенный ученик и где он находится?

— Я... — Гермиона запеклась. Наступила долгая тишина. Потом изрядно попотев и покраснев девочка выдавила: — Я не знаю.

Паркер поперхнулся. Гермиона Грейнджер что-то не знает?! Иногда Генри задумывался, человек ли это или ходящая энциклопедия с неимоверным источником знаний, а оказывается они не безграничны.

— Понятно.

— Я хотела у тебя спросить кое-что, — чрезвычайно смущённо и достаточно неловко начала Гермиона. Паркер кивнул в знак того, что слушает. — Как ты относишься к Джинни?

— Кто такая Джинни? — заинтересованно поинтересовался Генри. Грейнджер посмотрела на него как на последнего олуха, но продолжила.

— Джинни Уизли?

— Ещё один Уизли? Мне кажется что через два-три года в школе каждый второй будет носить эту фамилию, а через столетие Уизли заполонят свет.

— Не смешно, Генри. Это очень серьезный разговор, — осадила Гермиона Паркера. Тут до него дошло, что уже второй раз за день его осаждают, словно хрупкую крепость.

— А ты сама серьезность... Я не знал, что у Рональда есть сестра.

— Не знал? — Гермиона задрала брови и глазами указала куда-то за спину Паркера. Тот в мгновение Ока повернулся и увидел сидящую за столом рыжеволосую девочку лет двенадцати. Судя по виду и выражению лица она ждала окончания разговора. Он посмотрел на Грейнджер теперь с явным энтузиазмом.

«А вот и сообщники. Сватать меня пришли на этой малявке. Ну ничего, посмотрим ещё кто-кого. »

— Короче. Я ее не знаю, она меня тоже. Джинни слишком мала для меня, если ты об этом. И если я с кем и собирусь встречаться в этом году, то уж точно не с ней.

Это было сказано достаточно громко, и Паркер краем глаза увидел, как Джинни раскранелась под стать волосам и убежала к себе в комнату.

— Ты вкурсе что бываешь гадок и чрезмерно жесток?

— Это школа жизни. Она должна понимать, что мир не вертится вокруг нее. Хотя, скорее всего, у Уизли, чтобы осмыслить эту фразу, уйдет столетие.

— Как я с тобой только общаюсь? — задала глупый риторический вопрос Гермиона, покачав кудрявой головой взглянув на мальчишку исподлобья.

— Ну, ты используешь слова и выражаешь их на английском языке, при этом обдумывая каждую свою речь и жестикуляцию, — улыбнулся Паркер и задумчиво продолжил. — Я же тебе отвечаю. Медленно открываю рот и используя голосовые связки выдавливаю из горла звук, затем превращаю его в понятную речь.

— Я все-таки не ошиблась, предполагая, что ты идиот, правда? — спросила Гермиона, слегка улыбнувшись. Но Паркер не слушал, продолжая трындеть о процессах своей жизнедеятельности.

---

1) Система оценивания в Хогвартсе:

— Положительные оценки:

«П» — «Превосходно», «В» — «Выше ожидаемого», «У» — «Удовлетворительно».

Отрицательные:

«С» — «Слабо», «О» — «Отвратительно», «Т» — «Тролль».

Вернуться к тексту

2) Заклятие немоты

Вернуться к тексту