Бремя истины (гет)

Пятый курс в Хогвартсе стал для Гарри Поттера невыносимой пыткой. Министерство Магии вело против него настоящую войну, «Ежедневный пророк» выставлял его лжецом и истериком, а на стенах коридоров то и дело появлялись зловещие надписи мелом: «Дамблдор — кровавый дурак, Поттер — сумасшедший». Но хуже всего было внутри. Гнев, жгучий и несправедливый, пожирал его изнутри, а щемящее чувство одиночества не отпускало ни на секунду, даже в окружении друзей.

Особенно он чувствовал это одиночество сейчас, сидя в укромном уголке библиотеки за стопкой книг по защите от тёмных искусств. Рон, вечно голодный, ушёл на кухни, а Гермиона, уткнувшись носом в очередной фолиант, делала пометки на пергаменте с таким усердием, что, казалось, вот-вот прожжёт его своим рвением.

Гарри отложил перо и сжал виски пальцами. Голова раскалывалась от напряжения и бессонных ночей, проведённых под крики Волан-де-морта в его кошмарах.

— Опять? — тихий, полный беспокойства голос Гермионы вывел его из оцепенения.

Он вздрогнул и опустил руку.

— Опять что?

— Голова. Ты морщишься, будто пытаешься сломать себе череп изнутри.

Она отложила своё перо и внимательно посмотрела на него. Её карие глаза, обычно такие ясные и умные, сейчас были наполнены такой глубиной переживания, что Гарри стало не по себе. Он не заслуживал такого внимания. Он был просто проблемой, которую все пытались решить.

— Ничего страшного, — буркнул он, отводя взгляд. — Просто устал.

— Гарри, — её голос прозвучал твёрже, — это не «просто устал». Ты не спал нормально уже неделю. Я вижу.

Он хотел огрызнуться, сказать ей, чтобы она не лезла не в своё дело, но слова застряли в горле. Потому что она была права. Она всегда была права.

— Он снова приходил, — тихо признался Гарри, глядя на трещинку в деревянной столешнице. — Сегодня ночью. Не полностью, не как в министерстве… просто ощущение. Холод. Злость. Он был в ярости.

Гермиона не ответила сразу. Она аккуратно закрыла книгу, встала и перешла на его сторону стола, опустившись на соседний стул. От неё пахло пергаментом, чернилами и чем-то ещё, тёплым и уютным — возможно, её шампунем с запахом корицы и яблока.

— Тебе не нужно через это проходить в одиночку, — сказала она так тихо, что он едва расслышал. Её пальцы легонько коснулись его руки, лежавшей на столе. Прикосновение было лёгким, как дуновение ветерка, но Гарри почувствовал его, словно удар тока. Он посмотрел на её тонкие пальцы, лежащие поверх его шрама от «Кровавой клятвы», и ему вдруг захотелось развернуть ладонь и схватить её руку, крепко-крепко, чтобы не отпускать.

— Но я обязан, — прошептал он. — Эта связь… она только во мне. Никто другой не чувствует того, что чувствую я. Никто не понимает.

— Я понимаю, что тебе больно, — возразила Гермиона. Её пальцы слегка сжали его запястье. — Я не могу почувствовать то же самое, но я вижу последствия. И я вижу тебя. Настоящего тебя. А не того, о ком пишут в «Пророке».

Он поднял на неё глаза. Зелёные встретились с карими. В её взгляде не было ни капли жалости, которая так бесила его в других. Там было понимание. И решимость. И что-то ещё, тёплое и бездонное, во что ему хотелось погрузиться с головой, чтобы забыть о кошмарах.

— Спасибо, — хрипло сказал он. Это было единственное, что он смог выжать из себя.

Она улыбнулась, уголки её глаз чуть сморщились.

— Не за что. Ты же мой друг.

Слово «друг» почему-то прозвучало горько. Гарри поймал себя на мысли, что оно его больше не устраивает. Но что же ему было нужно? Он сам не знал.

Неделю спустя Гермиона вновь нашла его в состоянии, близком к срыву. После очередной унизительной статьи в «Пророке», где его сравнивали с юным Грин-де-Вальдом, Гарри в ярости выбежал из Большого зала и ушёл в Запретный лес. Он не мог оставаться в стенах замка, где на него смотрели либо с ненавистью, либо с любопытством, как на диковинного зверя.

Он сидел на поваленном дереве на опушке, сжимая и разжимая кулаки, когда услышал за спиной осторожные шаги. Он обернулся, ожидая увидеть Хагрида, но это была она. Гермиона. Её мантия была забрызгана грязью, волосы растрёпаны ветром, а в руках она сжимала его забытый шарф.

— Ты… как ты меня нашла? — удивился Гарри.

— Я всегда могу тебя найти, — просто ответила она, подходя ближе. — По крайней мере, я всегда стараюсь.

Она протянула ему шарф. Он молча взял его.

— Они ничего не понимают, Гарри, — сказала она, глядя на него с непоколебимой верой. — Все эти люди… они боятся. А когда люди боятся, они ищут козла отпущения. Ты для них — самый удобный вариант.

— А ты не боишься? — спросил он, вставая. — Со мной сейчас опасно. Амбридж ищет любой повод, чтобы меня выгнать, а если Пожиратели узнают…

— Я боюсь, — честно призналась она, не отводя взгляда. — Гарри, я боюсь каждый раз, когда ты куда-то исчезаешь. Боюсь, когда ты идёшь на занятия к Снейпу. Боюсь, когда думаю о том, что ждёт нас впереди. Но я не боюсь тебя. И никогда не буду.

Они стояли друг напротив друга под сенью древних дерев. Воздух был холодным, пахло хвоей и влажной землёй. Гарри смотрел на неё — на её упрямо поднятый подбородок, на прядь волос, которая выбилась из пучка и развевалась на ветру, на её губы, подрагивавшие от волнения. И вдруг его собственная ярость, всепоглощающий гнев, куда-то испарились. Осталась только щемящая нежность и огромная, всепоглощающая благодарность за то, что она есть.

Он сделал шаг вперёд.

— Гермиона…

Она не отступила, лишь её глаза слегка расширились.

Гарри медленно, будто боясь спугнуть, поднял руку и убрал ту самую прядь с её лица, заправив её за ухо. Его пальцы на мгновение задержались на её щеке. Кожа была удивительно мягкой и тёплой.

— Я не знаю, что бы я без тебя делал, — прошептал он, и его голос дрогнул от переполнявших его чувств.

Она закрыла глаза, прикосновение его пальцев, казалось, обожгло её.

— Ты справлялся бы, — выдохнула она. — Ты — Гарри Поттер. Ты всегда справляешься.

— Нет, — покачал головой он. Его рука опустилась, но он не отодвинулся. Они стояли так близко, что он чувствовал её дыхание. — Без тебя я бы… я бы сломался. Ты — моя опора. Ты — единственное, что остаётся реальным, когда весь мир сходит с ума.

Слёзы выступили на её глазах, но она не заплакала. Она улыбнулась, дрожащей, но счастливой улыбкой.

— Правда?

— Правда, — твёрдо сказал Гарри.

Он больше не думал. Он наклонился и прикоснулся губами к её губам.

Это был не страстный, отчаянный поцелуй. Это было нежное, почти робкое прикосновение, полное невысказанных слов и накопившихся за годы чувств. Это было воплощённое «спасибо», «прости» и «я здесь». Мир вокруг перестал существовать. Не было ни войны, ни Волан-де-морта, ни Амбридж. Была только она. Тёплая, реальная, единственная.

Она ответила ему с той же нежностью, её руки поднялись и опустились на его плечи, притягивая его ближе. Когда они наконец разомкнули губы, они остались стоять лоб в лоб, тяжело дыша.

— Вау, — выдохнула Гермиона.

— Да, — согласился Гарри, и сам удивился тому, как широко он улыбается. Впервые за долгие-долгие месяцы он чувствовал себя по-настоящему счастливым.

— Мы… мы только что… — она запнулась, и её щёки залил румянец.

— Кажется, да, — кивнул Гарри. Он не отпускал её. — Это… это было ошибкой?

Гермиона отшатнулась, и в её глазах мелькнула боль.

— Ты считаешь, что это ошибка?

— Нет! — поспешно сказал он, сжимая её руки. — Нет, ни в коем случае! Я просто… я не хочу ничего испортить. Ты мой лучший друг.

— А теперь, возможно, ты будешь чем-то большим, — тихо сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Если… если ты захочешь.

— Я хочу, — без колебаний ответил Гарри. — Я очень хочу.

* * *

С этого дня между ними всё изменилось. Теперь, когда их руки случайно соприкасались за столом в библиотеке, это не было неловкой случайностью. Это было обещание. Взгляд, полный понимания, который они бросали друг на друга через головы Рона или Невилла, был наполнен новым, тайным смыслом. Они не объявляли о своих отношениях, особенно Рону, боясь его реакции и не желая вносить ещё больший разлад в их и так хрупкое трио.

Но втайне они искали моменты уединения. Кратковременные прогулки по озеру, когда Гермиона, прижавшись к его плечу, рассказывала ему о новых заклинаниях, которые нашла для Отряда Дамблдора, а Гарри слушал её, вдыхая запах её волос и чувствуя, как покой разливается по его израненной душе. Или тихие разговоры в пустой Комнате Требований, которая для них превращалась в уютную гостиную с мягким диваном и камином.

Именно там они сидели сейчас, после очередной изнурительной тренировки О.Д. Гарри растянулся на диване, положив голову на колени Гермионе. Она перебирала его волосы пальцами, осторожно касаясь шрама на лбу.

— Он стал болеть меньше, — заметил Гарри, закрыв глаза. Её прикосновения были лучшим лекарством.

— Потому что ты стал спать, — возразила она. — И, возможно, потому что ты стал чуть меньше нести всё на себе.

— Со мной теперь ты, — он открыл глаза и посмотрел на неё снизу вверх. — Мне есть с кем разделить эту ношу.

Она улыбнулась, но в её улыбке была тень грусти.

— Я всегда была с тобой, Гарри. Просто теперь… теперь всё по-другому.

— Лучше, — твёрдо сказал он. — Намного лучше.

Он поднялся, усаживаясь рядом с ней, и обнял её за плечи. Она прижалась к нему, положив голову ему на грудь.

— Я боюсь будущего, — тихо призналась она, рисуя узоры на его мантии. — Боюсь войны. Боюсь потерять тебя.

Гарри прижал её крепче. Он и сам боялся. Каждую секунду. Но сейчас, держа её в объятиях, он чувствовал не только страх. Он чувствовал ответственность. И безумное желание защитить этот хрупкий миг покоя, защитить её.

— Что бы ни случилось, — сказал он, и его голос прозвучал твёрже, чем когда-либо, — мы пройдём through это вместе. Я обещаю.

— Обещания в военное время… — начала она, но он перебил её.

— Это не обещание, которое я могу не сдержать. Это факт, — он отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза. — Ты — моя семья, Гермиона. Единственная настоящая семья, которая у меня есть. Я не позволю никому и ничему разлучить нас.

Слёзы покатились по её щекам, но она снова улыбалась.

— Я тоже. Ты — моя семья.

Он стёр её слёзы большим пальцем и снова поцеловал. Этот поцелуй был уже другим — не робким, а полным решимости, страсти и обещания. Обещания будущего. Обещания борьбы. Обещания жизни после войны.

Когда они вышли из Выручай-Комнаты, держась за руки, в коридоре их ждал Рон. Он стоял, прислонившись к стене, с сложенными на груди руками и недовольным выражением лица.

— Наконец-то, — фыркнул он. — Я уже думал, вы там поселились.

Гермиона попыталась отдёрнуть руку, но Гарри крепко держал её. Он посмотрел на Рона, готовый к ссоре, к упрёкам, к чему угодно.

Рон смотрел на их сплетённые пальцы, потом перевёл взгляд на Гарри, потом на Гермиону. На его лице медленно проступало понимание, смешанное с обидой и досадой.

— Так, — протянул он. — Значит, так. И давно это… э-э-э… у вас?

— Не очень, — ответил Гарри, не отпуская руку Гермионы.

— Ясно, — Рон кивнул, глядя куда-то в сторону. Воцарилась неловкая пауза.

— Рон… — начала Гермиона, но он перебил её.

— Ладно, — вздохнул он. — Поздравляю, что ли. Только, ради всего святого, не целуйтесь при мне. Меня тошнить будет.

И с этими словами он развернулся и зашагал прочь по коридору.

Гермиона растерянно посмотрела на Гарри.

— И… это всё?

— Думаю, да, — улыбнулся Гарри. — Для первого раза — просто прекрасно. Он не наорал, не убежал, не попытался меня заклинанием швырнуть в стену.

— Он — наш друг, — сказала Гермиона, и в её голосе зазвучала надежда. — Он поймёт. Просто ему нужно время.

Они пошли по коридору, следуя за удаляющейся рыжей фигурой. Гарри сжал её руку. Путь впереди был тёмным и полным опасностей. Но теперь у него был свой собственный источник света, свой якорь, своя правда. И её имя было Гермиона. И этого было достаточно, чтобы идти вперёд.