Карнавал (джен)

Всем известно, что болезни приходят и уходят по всему миру в зависимости от времени года, следуя за ветрами и течениями, точно так же, как Карнавал следует за теми же ветрами и течениями в сопровождении крыс, блох, ворон и уродцев.

Некоторые настолько безумны, что пытаются его остановить; другие считают, что их пощадили, что на них не обратили внимания. Но Карнавал всегда находит способ; он всегда приходит, когда его меньше всего ждут.

Прошли десятилетия с тех пор, как город Феррон видел свою тень. Желанная, благословенная, процветающая, плодородная земля, чистая вода, святой народ. До конца лета.

Однажды утром над священными землями Феррона пролетела стая ворон, разнося необычное приглашение для каждого жителя: Чумной цирк звал их на грандиозный карнавал, который должен был начаться в городе с приходом зимы.

Так начался медленный спуск жителей деревни в ад. Люди тщетно пытались задержать приближающуюся процессию. С каждым днём барабаны звучали всё ближе, всё громче и настойчивее. Возводились баррикады, ковалось оружие, разжигались костры. Всё было напрасно; все это знали, но никто не мог заставить себя прекратить борьбу.

Мор всегда приходит без предупреждения.

Теперь они были достаточно близко, чтобы все могли слышать звуки труб и голоса, тревожно синхронизированные и пугающе радостные, которые пели одни и те же слова в тревожном ритме. Молодые люди, не подозревавшие о приближающемся зле, подпевали, пока старейшины не заставили их замолчать, держа в руках вилы и обливаясь потом.

Когда городские ворота наконец распахнулись, из самой земли вырвался взрыв огня и конфетти, и чудовища хлынули внутрь, словно приливная волна, сопровождаемая смехом и пронзительным свистом. Клоуны в масках — неправильно, совсем неправильно — вооружённые мачете и игрушками, вырезанными из костей, двинулись вперёд, как марионетки, тянущие за собой повозки и кареты, а кроваво-красные знамёна колыхались, очерчивая их жестокие силуэты.

«Клемент, внутрь!» — прошипела старушка, оттаскивая внука от окна с решеткой. Сквозь щель они увидели мертвого мужчину, который волочил по земле свои седые волосы, а его изуродованное лицо было мрачным. За ним тащился зверь — получеловек-полуволк, с оскаленной пастью, из которой текла слюна, пока он бросался на невидимую добычу. Фигуры, вытянувшиеся слишком долго, были похожи на сломанных кукол в алых лохмотьях.

А потом они увидели его. Песте, также известного как Пустота.

Когда процессия приблизилась к нему, стало ясно, почему мастер носил такое имя. Титан возвышался над своей труппой, его лицо было скрыто за маской чумного доктора. Его безупречный сюртук и цилиндр подчёркивали невероятно высокий рост — три метра, а может, и больше. У Рено кровь застыла в жилах, когда он проходил мимо, делая каждый шаг нарочито медленным, а его клювовидная маска опускалась к каждому дому с закрытыми ставнями, словно он мог видеть сквозь кирпичную кладку. Теперь он был так близко, что Клемент мог разглядеть синие вены на его бледных руках, сжимающих скипетр с птичьей головой, и мягкую плоть его толстой шеи, видневшуюся под маской и воротником, когда он присел прямо перед их окном.

С бешено колотящимся сердцем они увидели одну пустую линзу, прижатую к стеклу, и ужас сковал их по рукам и ногам. За тонированным стеклом ничего, лишь пустота, настолько глубокая, что поглощает свет.

Их наполнил низкий, звучный смех, достаточно глубокий, чтобы коснуться, и в воздухе расцвёл аромат камфоры, проникая в лёгкие Клемента, как ледяной зимний ветер, словно между ними и им не было никакой преграды.

На мгновение мир погрузился в тишину: ни криков, ни барабанной дроби, ни радостных возгласов. Только этот смех: тяжёлый, гулкий, похожий на звук движущейся тьмы, текущей крови и угасающей жизни. Затем, так же внезапно, как он присел, он выпрямился, и мир вернулся в привычное русло. Клемент, пошатываясь, отошёл от окна.

Возможно, он думал, что всё кончено, пока чужой, тёмный голос не зазвучал у него в голове:

«Иди ко мне, малыш. Иди поиграй»

Шепот, слышный только ему, и когда Клемент наконец вышел из дома, улицы были окутаны жутким туманом. Наступила ночь, и факела с трудом пробивали туман, отбрасывая дрожащие отблески света на мощеные дороги, которые когда-то казались безопасными. Люди тоже начали выходить, осторожно и молча, следуя за низким ритмичным стуком барабанов, который теперь доносился из самого сердца города.

Елемент шёл среди них, пока они не добрались до большой площади. Там в воздухе гремел адский ритм, разнося смех, крики и запах смерти. Карнавал был устроен за одно мгновение и теперь расползался по площади, как живая рана. Там, где торговцы когда-то продавали хлеб и лён, выросли странные шатры, а в центре возвышался чудовищный силуэт: огромный чёрно-золотой шатёр, увенчанный железными шпилями, на которых сидели и каркали вороны, — цирк.

По спине Клемента пробежал холодок, когда они увидели, как женщина с криком исчезла в переулке, утаскиваемая смеющимся клоуном. Толпа зароптала, но не вмешалась; они никогда этого не делали. Никто из них не хотел здесь находиться. Никто не хотел участвовать в играх Карнавала, гротескных, развратных и жестоких, но все они знали, что ждёт тех, кто откажется.

Когда карнавал заканчивался, начиналась чума, как и всегда, и только те, кто угодил артистам, те, кто играл, могли получить шанс на спасение. Иммунитет, как они это называли, — благословение, купленное страхом, болью или чем-то похуже.

Клемент намеревался заработать его. Как и другие горожане, он углубился в лабиринт из палаток и повозок. Площадь вокруг него превратилась в карту ужаса:

В центре находился Большой шатёр, где правил Пустота, инспектор манежа, а его птицы наблюдали сверху за тем, как разворачиваются его адские представления. На востоке возвышалась Воздушная башня — каркас из дерева и верёвок, уходящий высоко в туман. Рядом с рыночной дорогой, задрапированной шёлком, стоял жуткий красный шатёр, у которого уже выстроилась очередь; а ближе к центру находился Лабиринт, его зеркальные стены мерцали, а среди криков и мольб звучала навязчивая мелодия. За пределами освещённых мест простирались ещё более тёмные территории: Зверинец, Часовня, Арена, Печь, Палатка у бассейна...

Клемент стоял на краю площади, туман окутывал его лодыжки, барабаны отдавались в рёбрах. Сегодня вечером ему нужно было решить, куда идти...

Пока Клемент пробирался по узким улочкам, его не покидало ощущение, что он находится именно там, где должен быть. Он не боялся, в отличие от других жителей деревни, которые неохотно тащились сквозь туман с выражением ужаса на лицах. Нет, мальчик испытывал странное чувство сопричастности, его тянуло в самое сердце карнавала, и он не мог этого объяснить.

Он остановился у зеркального лабиринта, и его отражение посмотрело на него из мерцающей глубины. Клемент протянул руку, коснулся прохладного стекла, но не стал заходить внутрь. Лабиринты никогда не были его сильной стороной, и он не хотел заблудиться в извилистых зеркальных коридорах. Вместо этого он окинул взглядом море палаток и несчастных, которых они привлекали, и задумался, что заставило его пойти по этому пути.

И тут его осенило. Он понял, почему оказался здесь, почему ощущал эту необъяснимую связь с карнавалом и его мрачными прелестями. Его влекло к голосу, к зову сирены, который эхом отдавался в его голове, к шёпоту, обещавшему тайны и невысказанные желания. Голос того, кого они называли Пустотой.

С вновь обретённой целеустремлённостью Клемент направился к самому большому шатру, который возвышался над площадью, словно чудовищный гриб. Барабаны отбивали ровный ритм, туман окутывал его лодыжки, а воздух наполнял запах камфоры и дыма. Он прошёл мимо красного шатра, где в тревоге выстроилась очередь людей, на лицах которых читалась смесь страха и предвкушения. Клемент не остановился. Его цель была ясна.

Приближаясь к шатру, Клемент чувствовал на себе взгляд бесчисленных глаз — воронов, сидевших на шпилях. Их перья блестели, как обсидиан, в мерцающем свете факелов. Смех и крики, доносившиеся из шатра, становились всё громче и неистовее, словно сам воздух был пропитан извращённой энергией карнавала.

Клемент глубоко вдохнул холодный ночной воздух, от которого у него перехватило дыхание, и шагнул внутрь. Его тут же окутало теплом шатра, а красные фонари отбрасывали жутковатый свет на собравшуюся толпу. Он почувствовал на себе тяжелый взгляд шпрехшталмейстера еще до того, как увидел его самого.

Там, в центре сцены, возвышалась фигура Песте. За его маской зияла пустота

Вокруг Клемента столпились вороны. Мальчик стоял, не смея вздохнуть, и заворожённо смотрел прямо в бездушные линзы.

— Здравствуйте?...

Его голос, ещё не ломающийся от возраста и оттого звучащий по-детски, был невероятно громким во внезапно наступившей тишине шатра. Голос разносилось эхом. В шатре не было слышно ни смеха, ни криков. Только тихий, приглушённый стук барабана и огромная трёхметровая фигура в центре.

Песте стоял неподвижно, и его клювоватая маска медленно опускалась, пока Клемент говорил. В шатре воцарилась тишина, барабаны отбивали зловещий ритм. Голос распорядителя эхом разнёсся в пустоте, отдаваясь глубоко в животе мальчика:

— Добро пожаловать, малыш

Песте произнёс низким, размеренным голосом.

— Я ждал тебя.

Казалось, его слова эхом разнеслись в воздухе, и каждый слог был наполнен невысказанным смыслом и мрачными обещаниями.

Позади Клемента тихо каркали вороны, шелестя крыльями, когда они перемещались по балкам. Толпа зевак затаила дыхание, широко раскрыв глаза от страха и благоговения, наблюдая за происходящим между мальчиком и высокой фигурой.

Песте сделал шаг вперёд, и его чёрное пальто взметнулось за спиной. Он двигался с поразительной для человека его комплекции грацией, каждый его шаг был размеренным и продуманным. Свет фонаря мерцал на его безупречном наряде, отбрасывая длинные тени, которые зловеще плясали на стенах шатра.

— Я знаю, зачем ты здесь, Клеми

— Песте продолжил, понизив голос до заговорщического шёпота, который, казалось, проникал в самую душу Клемента.

— Ты ведь ищешь правду, не так ли? Правду о карнавале, о... играх, в которые мы играем?

Он сделал паузу, давая своим словам время прозвучать. Воздух сгустился от напряжения, а тишина стала такой абсолютной, что Клемент слышал, как в ушах у него стучит сердце.

— И я могу дать тебе это

— Песте пообещал, слегка наклонив голову.

— Но ты уверен, что готов к тому, что повлечёт за собой эта правда? Карнавал — не место для слабонервных, малыш

С этими словами он протянул бледную руку с выступающими венами в сторону Клементу, и его пальцы сложились в манящем жесте. Приглашение было очевидным, выбор — за ним. Сделать шаг в неизвестность или повернуться и встретиться лицом к лицу с чумой, которая наверняка заберёт его, как и многих других до него.

Секунды тянулись одна за другой, и каждая из них казалась вечностью в удушающей тишине шапито. Вороны наблюдали, толпа затаила дыхание, а инспектор манежа ждал, и его лицо под маской было непроницаемой пустотой, в которой, казалось, таились тайны жизни и смерти. Клемент застыл на месте, его сердце бешено колотилось, пока он смотрел на этого человека

Клемент, словно заворожённый, протянул дрожащую руку и осторожно сжал своими хрупкими пальчиками костлявые пальцы Песте.

— Я... Согласен

— прошептал он, кажется, наконец-то вдохнув полной грудью

Песте обхватил маленькую руку Клемента своими пальцами, крепко, но нежно, почти благоговейно. По спине ребёнка пробежала дрожь, когда прикосновение шпрехшталмейстера словно электрическим разрядом пронзило его тело. Это ощущение было одновременно волнующим и пугающим из-за своей непривычности.

Песте медленно кивнул, как будто шёпот Клемент, подтверждающий его согласие, был именно тем ответом, которого он ждал.

— Хорошо.

— пророкотал он, и его голос эхом разнёсся по тихой палатке.

— Добро пожаловать в мир правды, малыш.

Плавным, грациозным движением Песте подтолкнул Клемента вперёд, приглашая его подняться на сцену. Толпа в благоговейном молчании наблюдала за этой необычной парой, стоявшей в центре шатра. Маленькая рука мальчика была крепко сжата в большой бледной руке шпрехшталмейстера.

Рука Песте, всё ещё облачённая в чёрную кожаную перчатку, поднялась и указала на ребёнка.

— Взгляни, дорогой Клеми, на мир по ту сторону завесы!

— прогремел его голос, и казалось, что от этих слов задрожала сама ткань шатра.

— Мир из плоти и крови, мир удовольствий и боли, мир тайн и грехов!

Пока он говорил, фонари замигали, отбрасывая зловещее красное сияние на собравшихся. Барабаны застучали быстрее, и с каждой секундой темп становился всё более бешеным и настойчивым.

— В этом мире, мой мальчик, ты столкнёшься с самыми тёмными сторонами себя и других. Ты увидишь глубины человеческой порочности и вершины извращённого экстаза.

Голос Песте понизился до хриплого шёпота, а его лицо в маске приблизилось к лицу Клемента.

— И если ты выживешь, если ты выдержишь... ты изменишься. Навсегда.

Песте сделал паузу, давая своим словам прозвучать. Воздух сгустился от тяжести его обещания и невысказанных проблем, которые ждали впереди. Сердце Клемента бешено колотилось, он тяжело дышал, глядя на возвышающуюся фигуру шпрехшталмейстера.

—Твоё путешествие начинается сейчас.

— заявил Песте, крепче сжимая руку Клемента.

— И я буду твоим проводником, твоим наставником, твоим... другом.

В слове «друг» чувствовалась какая-то странная, мрачная тяжесть, подтекст, который Клемент не мог до конца понять.

С этими словами Песте развернулся и повел Клемента вглубь Большого Шатра. Толпа в оцепенении молчала.

Клем в последний раз оглянулся на толпу внизу. Они все... Они смотрели на него со страхом и благоговением. На маленького ребёнка, который осмелился пойти за чумой. Осмелился на то, на что не осмелился ни один из них.

— Взрослые говорят, что вы приносите с собой чуму

Тихо, робко начал мальчик, не сводя глаз с множества лиц.

— Что, когда вы уходите, все начинают болеть... Они тоже заболеют?..

Песте остановился и оглянулся на море лиц внизу. Когда он повернулся, толпа расступилась, как Красное море, и в глазах людей читалась смесь страха и благоговения. Он видел ужас на их лицах, видел, как они дрожали при одной мысли о чуме, которая наверняка последует за уходом карнавала.

Инструктор крепче сжал маленькую руку Клемента и нежно погладил его костяшки большим пальцем.

— Ах, мой дорогой мальчик.

— пробормотал Песте низким, доверительным голосом.

— Взрослые, в некотором смысле, говорят правду.

Он сделал шаг ближе к краю сцены, и его внушительная фигура нависла над собравшейся толпой.

— Когда мы покинем прекрасный Феррон, за нами действительно последует болезнь. Болезнь души, болезнь тела, болезнь разума...

Голос Песте зазвучал громче, эхом разносясь по шатру, и барабаны застучали с новой силой. Фонари замигали, отбрасывая адское красное сияние на черно-золотой наряд шпрехшталмейстера.

— Но не бойся, малыш.

— продолжил он, и его тон снова смягчился, когда он посмотрел на Клемента сверху вниз.

— Те, кто докажет, что достоин, кто не побоится игр и испытаний, которые я перед ними ставлю... те будут избавлены от худших последствий чумы.

Песте протянул свободную руку и нежно коснулся подбородка Клемента пальцами в перчатках. Он приподнял лицо мальчика, заставив его встретиться взглядом с тёмными, бездонными глазами, которые, казалось, смотрели прямо из-под маски.

— Считайте это сделкой, Клеми.

— прошептал инспектор манежа, и его губы изогнулись в подобии улыбки под клювовидным лицом.

— Контракт, скреплённый кровью и запечатанный тайнами. Встретьтесь лицом к лицу со своими страхами, примите свои желания... и чума обойдёт вас стороной.

С этими словами Песте развернулся и, взмахнув плащом, повел Клемента вглубь карнавала. Толпа в оцепенении молчала, широко раскрытыми глазами глядя на эту странную пару, исчезающую в тени шапито.

Пока они шли, инспектор манежа наклонился и приблизил своё лицо в маске к уху ребёнка

— И кто знает, малыш...

— прошептал он мрачным, соблазнительным голосом.

— ...Что ждёт меня потом?

— дополнил его фразу мальчик, а затем задумался.

— Мне... Нужно что-то сделать? Куда мы идём?

Губы Песте изогнулись под маской в улыбке, которую Клемент не видел, но точно почувствовал по тому, как его дыхание коснулось его уха.

— Ах, мой любопытный друг,

— пробормотал инспектор манежа,

— столько вопросов, так мало времени, чтоб ответить на них...

Он выпрямился, возвышаясь над Клементом, и повёл мальчика за кулисы в глубине сцены. Шум толпы стих, сменившись приглушённым гулом тёмного сердца карнавала.

— Твоё путешествие, милый Клеми, — это путь самопознания и... храбрости

— Песте объяснил низким заговорщическим голосом.

— Каждый из нас, кто ходит среди шатров, должен встретиться лицом к лицу со своими самыми глубокими страхами, своими самыми сокровенными желаниями. Мы должны противостоять теням, которые таятся в наших душах, и выйти... возродиться.

Пока они шли, Песте вёл Клемента по помещению, наполненному странными и удивительными вещами. Вдоль стен стояли странные артефакты, и казалось, что каждый из них хранит в себе историю о тёмной силе и древних тайнах. В центре комнаты стоял большой, богато украшенный стол, на поверхности которого лежало множество причудливых и пугающих предметов.

— В этой комнате я открою вам истинную природу карнавала и сделку, которая связывает нас всех.

— сказал Песте, и его голос зазвучал глубоко и весомо.

— Здесь вы узнаете правду о чуме и цене иммунитета.

Клемент с трудом сглотнул, чувствуя, как сердце колотится в груди, пока он вглядывался в жуткую картину перед собой. На поверхности стола были вырезаны странные символы, их края отливали тёмным металлическим блеском.

— И, чтобы ты избежал худших последствий чумы, ты должен выполнить задание

— Песте продолжал, понизив голос до зловещего шёпота.

— Испытание, основанное на твоих самых глубоких страхах и самых мрачных фантазиях. Прими его, победи его... и чума не будет иметь над тобой власти.

Шпрехшталмейстер сделал паузу, и его лицо в маске оказалось на одном уровне с лицом Клемента.

— Но выбирай осторожно, малыш,

— пробормотал он, положив руку в перчатке на плечо мальчика.

— Путь к невосприимчивости не из лёгких. Он требует смелости и готовности принять тени, что таятся в твоём сердце.

Песте крепче сжал плечо Клемента.

Ребёнок тяжело задышал. Сначала ему показалось, что это из-заэмоций, переполняюших его маленькое тельце, но потом...

«Встретиться лицом к лицу со своими страхами»

Дым. Ему было тяжело дышать из-за дыма.

Он беспорядочно замотал головой, пытаясь найти источник звука.

Огонь.

Огня не было видно, но он знал, что дым появляется не просто так.

— Что... Что мне нужно сделать?..

— прошептал он дрожащим и внезапно осипшим голосом, изо всех сил стараясь не показать свой страх

Взгляд Песте последовал за взглядом Клемента, пока мальчик пытался определить источник дыма. Из глубины груди распорядителя донёсся мрачный смешок, эхом разнёсшийся по залу.

— Ах, Клеми, нас настигло пламя перемен!

— пробормотал он низким, зловещим голосом.

— А с переменами приходит необходимость в жертвах...

Рука шпрехшталмейстера соскользнула с плеча Клемента и прошлась по его руке в жесте, который одновременно успокаивал и вызывал тревожное чувство собственничества. Он наклонился ближе, и ноздри Клемента наполнил запах камфоры и чего-то более тёмного, первобытного.

— Твоя задача, милый Клеми, — это испытание на смелость и... способность приспосабливаться.

— Песте прошептал, положив пальцы в перчатках на подбородок мальчика. Он приподнял лицо Клемента, заставив ребёнка встретиться взглядом с тёмными, бездонными глазами, которые, казалось, смотрели на него из-под маски.

— Ты должен встретиться лицом к лицу со своим самым большим страхом, с тенью, которая преследует тебя во сне и наяву. Ты должен встретиться с ней лицом к лицу и... сделать её своей.

Песте протянул руку к странной, богато украшенной шкатулке на столе. Широким жестом он открыл её, и внутри оказалось целое гнездо извивающихся чёрных змей. Они шипели и сворачивались в кольца, высовывая раздвоенные языки, словно пробуя воздух на вкус.

— И тем самым ты свяжешь себя с карнавалом. И со мной,

— продолжил инспектор манежа низким, соблазнительным голосом.

— Эта связь даст тебе силы противостоять чуме и выйти из неё невредимым. Но путь будет непростым, Клемент. Он требует платы.

Он вытащил из коробки одну из змей, и её чешуя заблестела в тусклом свете, как масло. Змея обвилась вокруг его руки, высунула раздвоенный язык и попробовала на вкус нежную кожу ребёнка.

— Так скажи мне, малыш

— Песте выдохнул, приблизив свой клюв к чужому лицу.

— Какая тень таится в твоём сердце? Какой страх преследует тебя во сне? Произнеси это вслух, и мы начнём твой путь к бессмертию.

Змея переползла на руку Клемента, но, кажется, только успокоила его. Мальчик стоял, держа в руках извивающийся клубок, и улыбнуться ему мешал лишь навязчивый запах дыма. Он продолжал оглядываться в поисках огня. Снова безуспешно, но от этого не становилось легче.

Вот каким был его страх. Ни змеи. Ни карнавала.

Огонь

Глаза Песте, скрытые тенью маски, казалось, внезапно заблестели зловещим блеском. По его телу пробежала дрожь, он почувствовал предвкушение и мрачное удовлетворение.

— Огонь.

— пробормотал он низким благоговейным шёпотом.

— Как восхитительно... иронично.

Он взял маленькую ручку Клемента в свою и направил пальцы мальчика так, чтобы они гладили чешую змеи. Существо, словно почувствовав перемену в обстановке, перестало извиваться и обвилось вокруг запястья Клемента, высунув раздвоенный язык, чтобы попробовать кожу ребёнка на вкус.

— Огонь...

— снова, более задумчиво повторил он, накрыв руку Клемента своей ладонью и зажав змею между ними.

— Страх, который разделяют многие, но преодолевают лишь еденицы.

— Песте наклонился ближе, и его лицо в маске оказалось всего в нескольких сантиметрах от лица ребёнка.

— Скажи мне, малыш, что такого страшного в огне? Жар? Свет? Или, может быть... потеря контроля?

Голос Песте понизился до тихого, гипнотического бормотания. Барабаны снаружи, казалось, затихли, а дым и запах камфоры окутали эту странную пару, пока инспектор манежа говорил.

— Жар...

— пробормотал Клемент, чувствуя, как начинает задыхаться от дыма. Змея, обвившаяся вокруг его руки, под ладонью Песте вдруг превратилась в раскалённые угли и осыпалась на пол, обжигая нежную кожу. Клемент вскрикнул и попытался вырваться из хватки шпрехшталмейстера

Песте крепче сжал руку Клемента, когда мальчик попытался вырваться из-за внезапного обжигающего жара.

— Ш-ш-ш, малыш

— успокаивал его инспектор манежа низким, гипнотическим голосом.

— Огонь — это всего лишь испытание, проверка на прочность.

Он подвёл руку Клемента, которая теперь пульсировала от фантомной боли из-за исчезнувшей змеи, к странной, богато украшенной жаровне, появившейся за столом в одно мгновение. Мальчик был уверен — её небыло раньше. Пламя в ней танцевало и мерцало, отбрасывая на стены завораживающую игру света и тени. Жар от огня был сильным, почти невыносимым, но Песте держал руку крепко и не отпускал.

— Это твой страх, воплощённый в жизнь, Клеми.

— пробормотал он, по-прежнему находясь в нескольких сантиметрах от лица мальчика.

— Жар, который поглощает. Пламя, которое грозит поглотить и уничтожить. И всё же... это также источник силы, преображения.

Рука Песте потянулась к столу и груде предметов на нём. Он выбрал маленький изящный стеклянный флакон, наполненный мерцающей золотистой жидкостью. Флакон был тонким и элегантным, его поверхность была покрыта странными закрученными узорами, которые, казалось, танцевали в мерцающем свете пламени.

— Чтобы победить свой страх, ты должен принять его

— прошептал инспектор манежа, поднося пузырёк к широко раскрытым от ужаса глазам Клемента.

— Ты должен заглянуть в самое сердце огня и принять свою судьбу. Выпей это, мой мальчик и пламя больше не будет иметь над тобой власти.

Он вложил пузырёк в маленькую ладошку Клемента, обхватив её своими пальцами, чтобы подчеркнуть важность предстоящей задачи. Стекло было прохладным на ощупь, что резко контрастировало с обжигающим жаром, исходившим от жаровни.

— Выпей и возродись в пламени!

— Песте настаивал, и его голос звучал тихо и соблазнительно.

— Посмотри в лицо своему страху, и чума останется лишь в воспоминаниях.

Клемент дрожал, не сводя глаз с жаровни и задыхаясь от исходящего от неё дыма. По его щеке скатилась слеза. Мальчику казалось, что с каждой секундой он всё ближе и ближе к огню, что его тело плавится, как свеча. Он зажмурился и под натиском шпрехшталмейстера сжал в своей тонкой руке прохладный пузырёк, поднёс его к губам и залпом выпил

Глаза Песте сверкнули под маской, когда он увидел, как Клемент одним дрожащим глотком выпил содержимое флакона. Золотая жидкость жгла, как жидкий огонь, стекая по горлу мальчика и прожигая себе путь к желудку. Клемент ахнул, его маленькое тело слегка содрогнулось, когда зелье начало действовать.

— Хороший ребёнок.

— промурлыкал Песте, не отпуская руку Клемента.

— Ты сделал первый шаг, малыш. А теперь, давай посмотрим, чего ты добился своей храбростью...

Он подвёл дрожащие пальцы Клемента к краю жаровни, и языки пламени коснулись их кожи. Мальчик всхлипнул и зажмурился, борясь с желанием отдёрнуть руку. Но Песте держал крепко, его воля была непоколебима.

— Смотри, Клеми.

— скомандовал инспектор манежа низким, гипнотическим голосом.

— Смотри в самое сердце своего страха и увидишь его таким, какой он есть на самом деле.

Клемент с трудом разлепил глаза и уставился на танцующее пламя. Сначала он видел только мерцающие оранжевые и красные языки, а жар обжигал его лицо и лёгкие. Но когда он присмотрелся, ему показалось, что пламя меняется, принимая новые очертания.

Перед широко раскрытыми глазами Клемента развернулась картина, словно сам огонь был окном в другой мир. Он увидел своих родителей, которые улыбались и махали ему с другого конца огромного пустого пространства. Они были окружены тёплым, манящим светом, а их лица светились любовью и гордостью.

— Дотронься до них, Клеми

— настаивал Песте тихим, соблазнительным шёпотом.

— Шагни в пламя, и оно приведёт тебя к твоей судьбе.

Сердце Клемента бешено заколотилось, когда он сделал неуверенный шаг вперёд, а затем и второй. Жар был сильным, но уже не причинял боли. Это было... очищающее, бодрящее чувство, как будто огонь выжигает из его тела весь страх и сомнения.

Сделав третий шаг, Клемент почувствовал, как пламя лижет его кожу, но он больше не горел. Вместо этого он ощутил странное покалывание, которое распространилось по всему его телу, начиная с центра и распространяясь наружу. Золотая жидкость в его венах, казалось, пульсировала в такт его бешеному сердцу, наполняя его ощущением силы и целеустремлённости.

Пламя словно расступилось перед Клементом, как занавес, открывая путь к его родителям. С каждым шагом он чувствовал себя сильнее и увереннее, а страх, который когда-то сковывал его, таял, как лёд во время первой оттепели.

Песте крепче сжал руку Клемента, безмолвно выражая поддержку и одобрение, пока мальчик делал последние шаги к самому сердцу огня. Пламя ревело вокруг них, окутывая эту странную пару тёплым золотистым сиянием. Клем чувствовал жар, сильный и всепоглощающий, но он больше не боялся. Вместо этого он ощущал прикосновение самого солнца, питающее и дарующее жизнь.

Когда ребёнок потянулся к родителям, золотой свет вокруг него засиял ярче, ещё ярче, пока не стал почти невыносимым. Он услышал голос Песте, доносившийся откуда-то издалека, сквозь пламя.

— Ты сделал это, Клеми. Ты встретился лицом к лицу со своим страхом и остался невредим. Теперь чума обойдёт тебя стороной, и карнавал будет связан с тобой навеки.

Пальцы Клемента коснулись пальцев его родителей, и это прикосновение было таким живым и настоящим. Таким, каким он не чувствовал его уже очень давно.

Пламя вокруг них, казалось, ликовало и ревело первобытным, радостным звуком, от которого сотрясался сам воздух.

А потом, так же быстро, как и началось, всё закончилось. Сцена перед Клементом растворилась, золотой свет померк, как сон после пробуждения. Он снова оказался в комнате с Песте, рука шпрехшталмейстера всё ещё сжимала его ладонь, а жар пламени остался лишь в воспоминаниях.

Песте улыбнулся широкой, искренней улыбкой, которая, казалось, осветила всю комнату.

— Добро пожаловать на карнавал, Клеми

— тихо сказал он, и в его голосе прозвучала глубокая, неизбывная теплота.

— Ты доказал, что достоин, и теперь ты один из нас. Чума станет не более чем шёпотом, призраком, который пройдёт мимо тебя в ночи.

Он поднял руку Рено, ту самую, которой тот тянулся к родителям и, подняв клювоватый край своей маски, нежно поцеловал костяшки пальцев мальчика. Это был жест уважения, принятия, знак связи, выкованной в огне.

— Давай отпразднуем твой триумф

—сказал Песте, и его глаза победно блеснули из-под маски...