Черный ворон Каэр Морхен (джен)

Мне в вечность сорваться к закатному небу,

Где с былью бесстрашно сражается небыль,

Где столько свободы, что сложно представить,

Где судьбы творим мы своими руками.

Кто с завистью скажет — бессмертным не больно,

Им просто живется, легко и привольно.

Представить не сможет, а как в самом деле

Дышать и смеяться, живя на пределе.

По грани скользя, ослепляя и раня,

Клинок и насмешка — две острые грани.

И смерть нас давно приняла на поруки.

И кто ж нас рассудит? Один Леворукий.

Лети же, мой ветер, держи мои крылья.

Пока мы свободны, пока мы всесильны.

Пусть издавна доброе тянется к злому,

Нас всех уравняет Великим Изломом.

* * *

Это место было ведьмаку незнакомо. Оно не походило ни на один замок, в которых пришлось побывать за последние пару лет — ни на гулкие ледяные залы Каэр Морхен, ни на теплые деревянные терема русичей, где Рагдай провел несколько месяцев по воле Сопряжения. Створчатые окна, высокие потолки, выложенный диковинной мозаикой пол. Синее и черное — только два цвета, но сколько оттенков этих цветов соединяла в себе каминная зала. Черный мягкий бархат тяжелых портьер, холодный антрацит плитки, герб цвета индиго с летящим вороном. Огонь едва мерцал, на полу в беспорядке были разбросаны подушки, плащ, стоял хрустальный резной бокал, на который ведьмак едва не наступил, оглушенный впечатлениями незнакомого места.

— Похоже, попадать леший знает куда становится традицией, — проворчал под нос Рагдай, изучая странный музыкальный инструмент, небрежно прислоненный к стене. Похож на лютню, но звучит несколько иначе. Ведьмак осторожно тронул пару струн — играть он не умел, но чистоту звука слышал идеально.

— Не самая дурная традиция, юноша, — тренированному сознанию хватило доли секунды, чтобы понять, что в комнате он больше не один. Тело отреагировало еще быстрее — Рагдай резко развернулся на голос, хватаясь за меч.

— Ну-ну, не стоит бросаться на меня с мечом в моем же доме. Тем более что я безоружен.

Обостренное чутье ведьмака не угадывало опасности или страха — незнакомец не угрожал и не боялся. Насмешливые интонации чем-то напомнили Ламберта, только это был совсем не он. Невысокий синеглазый брюнет в черной рубашке стоял в дверях и разглядывал незваного гостя — с некоторым любопытством, да и только.

— Кто ты такой? И как я сюда попал? Что это за страна — да чего там, что это за мир? Куда на этот раз меня закинуло клятое Сопряжение?

— Сколько вопросов сразу. На какой ответить прежде? Пожалуй, начну с последнего — это Оллария, столица нашего королевства. Правит тут король Фердинанд — очень бы хотелось сказать, ум, честь и совесть Талига, но я органически не умею врать. Как ты сюда попал — этого я не знаю, но полагаю, двери между мирами так просто не открываются. Значит, как минимум ты здесь зачем-то нужен. Ну а кто я? Хозяин этого дома, первый маршал Талига Рокэ Алва. Достаточно на первый раз? Тогда сядь, не торчи знаком вопроса. Вон, налей себе вина — или позвать оруженосца? Он порядочный недотепа, но с этим справится.

Рагдай потряс головой, переваривая поток информации, и присел к огню в широкое низкое кресло. Понюхал содержимое черной бутылки, фыркнул. Алва понимающе кивнул.

— Да, «Черная кровь» не каждому по вкусу, но это лучшее вино, поверь, уж кэнналийцы знают в нем толк. Впрочем, у меня есть ледяной шабли, яблочный кальвадос и очень странный напиток с востока — горький, как правда. По мне так жуткая дрянь, но некоторым нравится. Будешь?

* * *

Через полчаса огонь в камине разгорелся ярче — молчаливый бледный парень принес дров и обещанную восточную гадость, в которой Рагдай распознал бодрящее зелье, как-то на пробу сваренное Весемиром. Алва развалился на подушках, разглядывая гостя. Такой же невысокий, в ширине плеч даст сто очков вперед самому Рокэ, а назвать маршала тощим мало у кого бы язык повернулся; густые темные волосы с сединой, странный золотистый оттенок глаз с вытянутыми вертикальными зрачками.

— Ну рассказывай, какого Леворукого ты забыл в моем доме? Впрочем, ты явно и сам не знаешь. Что ты из другого мира, я уже понял. Звать-то тебя как, гость дорогой?

— Рагдай. Я ведьмак. Ну…по-вашему охотник за чудовищами. Наверное, у вас их уже и не осталось?

— Ошибаешься, самые страшные чудовища как раз водятся именно в Олларии. Одно из них ты видишь перед собой, как утверждает молва, а она редко ошибается. Лучшие умы Талига еще не додумались до охоты на людей — хотя это куда как облегчило бы жизнь оставшимся. Тупость, равнодушие, трусость и фальшь затопили континент, как помои из сточных канав. Впрочем, это неважно. Говоришь, ты уже не первый раз вот так попадаешь куда не надо? Или наоборот — очень надо? Вопрос только — кому?

— Не знаю. Может, мне и тут надо кого-то спасти или убить?

Алва пару минут изучал золотоглазого ведьмака — а потом внезапно рассмеялся, как мальчишка.

— Леворукий меня побери! Только не говори, что ты должен возвести на престол Альдо Ракана! Я ценю хорошие шутки, но это уже слишком!

— Да я даже не знаю, кто такой этот твой Альдо! Я вообще сюда не просился!

— Как и в прошлый раз, верно? — проницательные синие глаза видели глубже, намного глубже, чем мог представить Рагдай.

— Подумай, не случилось ли в последнее время с тобой чего-то такого…странного? Я не знаю, кто такие ведьмаки, но чувствую, что ты не вполне человек, хоть и смертен. То же самое говорят и про Кэнналийского Ворона. Мы с тобой похожи — живем только сражениями, никого не любим, ничем не дорожим. Верно я говорю?

— Пожалуй. Правда, в последнее время я…научился дорожить своими друзьями.

— Да, ты упомянул Весемира и некоего Ламберта. Видать, этим достойным господам здорово повезло. Но я немного о другом. Посмотри сам!

Алва поднялся и потянул гостя за руку в соседнюю комнату. Они остановились у огромного — от потолка до пола — зеркала в серебряной оправе.

— Ну смотри же! Включи голову, юноша. Мы похожи, как родные братья, только у тебя седые волосы и золотые глаза. Но я все-таки человек, спишем как погрешность.

Рагдай и правда засмотрелся — в Каэр Морхен не было таких зеркал, хотя Ламберт, невзирая на шутки Эскеля и нудную проповедь Весемира о мальчике, утонувшем в ручье по причине неумеренного самолюбования, приволок откуда-то небольшое овальное зеркало для друга.

— Правда похожи… — на глаза упала непослушная прядь, и Алва смахнул ее с лица, потер глаза своим фирменным жестом. — Ты делаешь так же, я заметил. А еще ты наверняка любишь убирать волосы в хвост, предпочитаешь восьмерки и глубокие выпады в ближнем бою и плохо держишь равновесие.

— Откуда ты…да никак тоже колдун? Или просто морочишь мне голову?

— Я просто вижу чуть больше. И повторяю вопрос — не случилось ли с тобой чего-то такого…что могло быть плохо лично для тебя?

Рагдай осторожно присел на изящное кресло, не отводя взгляда от зеркала. Маршал оперся на спинку над его головой. Судя по изменившемуся лицу Рагдая, он и правда вспомнил что-то дурное. Алва кивнул на бокал, стоявший на столике с бритвенными принадлежностями.

— Надо. Давай, одним глотком, как лекарство или эти ваши эликсиры. Пей и рассказывай.

И Рагдай рассказал. О том, как последние пару недель ощущение пустоты в груди доросло до размеров метеорита, как даже тренировки с Весемиром и теплая рука Ламберта не помогали выдавить этот ледяной ком из горла. Как все валилось из рук, даже голова стала болеть так же, как когда-то много лет — или веков — назад, когда он был человеком, только помочь от этой боли не смогли даже эликсиры. И сны, которые пробудившаяся после возвращения память подсовывала редко, но очень некстати.

Алва слушал молча, не усмехаясь и не перебивая, кивал, будто что-то записывая в уме. Когда ведьмак закончил, маршал осторожно расцепил руки и пересел на пол у ног гостя.

— Значит, так. Я все понял, ничего хитрого тут нет. У тебя будто разлом внутри — одна часть тебя застыла в вечно юном бессмертии среди снегов и скал твоего мира, где ты нашел дом, другая — все еще медленно умирает там. Я тоже был молодым и влюбленным, тоже пытался верить и понимать. А потом случилось то, что случилось. Я шел к своей возлюбленной и на меня напали — шестеро на одного. Слишком много для хорошего фехтовальщика — но я их одолел. Но когда я, израненный и истекающий кровью, добрался до Эмильены, там меня ожидали еще шестеро — слишком много даже для самого лучшего.

— Получается, тебе тоже предали?

— Именно. После этого я больше не верю в сказки о любви и преданности. Знаешь, как называют у нас последователей старой династии? Люди Чести. К тварям такую честь, вот что я скажу. И не спас бы меня тогда незнакомец с мечом — не сидел бы я сейчас здесь и не втолковывал прописные истины мальчишке из иного мира, который заблудился в собственных отражениях.

— У меня из рук все валится и ничего не получается, понимаешь?

— Понимаю. Ты прирожденный боец, ты красив, как Повелитель Кошек, у тебя есть те, кто тебя ждет назад — но ты сам себя не ждешь и в себя не веришь. Еще как понимаю. Ну-ка встань!

Рокэ вытащил из стойки в углу две рапиры и бросил одну гостю.

— Какой тонкий неудобный клинок…я не привык к таким.

— Это тренировочный. Иди, покажу. И не спрашивай, зачем — сам увидишь.

Некоторое время тишину залы нарушал только лязг стали. Рагдай был быстрее и сильнее маршала, но непривычное оружие выгибалось в ненужные стороны и норовило выскользнуть. Наконец от сильного удара рапира просто сломалась, оцарапав осколком щеку хозяину дома.

— Извини, я не хотел, — ведьмаку было ужасно неловко за свою неаккуратность.

— Пустое, — Алва тяжело дышал, прижимая к лицу платок — разумеется, черный. — Шрамы украшают. Боец ты что надо, лучше меня — и поверь, это не комплимент. А вот теперь смотри. Что вышло, когда ты взял неудобный для себя клинок?

— Я не знал, как с ним обращаться, и бился, как привык с мечом.

— Именно. Рапира — оружие колющее. Гибкое, тонкое жало змеи. А ты рубил и резал противника, как тигр когтями рвет добычу. Чувствуешь разницу? В итоге рапира сломалась. Так и ты сам — ты меч, тебе не стать чем-то другим. Так зачем ты пытаешься это сделать? Зачем держишь при себе яд, который отравляет твое сознание?

— Это ты о памяти прошлого? Она более не трогает меня, я просто помню. Но не чувствую.

— Не только. Как ты даже посмел представить, что можешь быть хуже кого-то? Как ты можешь сомневаться в себе, как можешь позволить себе не быть первым? Или, как минимум, таковым себя не считать?

Рагдай в задумчивости поскреб обломком рапиры подбородок и с недоумением уставился на лезвие, обагрившееся кровью. Алва едва сдержал новый приступ хохота.

— Ну вот о чем я и говорил!!! Ты тоже порезался. Четверо свидетели, парень, ты — это и правда я!

Рагдай тоже засмеялся — похоже, синеглазый был прав. Он слышал о таком интересном эффекте наложения пространств и времен, но вживую видеть пока не приходилось.

— Значит, моя беда всего лишь в сомнениях? В том, что я перестал считать себя первым среди равных?

— Просто — Первым. И неважно, друзья или враги рядом. Друг поймет — он точно так же может считать себя лучшим. Враг — если умный — оценит, а глупых врагов нам не надо, верно?

Рагдай долго смотрел в зеркало. Синие и золотые глаза, волосы цвета стали и воронова крыла, острый профиль, алые отпечатки клинка — все сливалось в одно отражение.

— Ты — это я. Отражайся — и будь Первым. Первым маршалом, первым бойцом, первым ведьмаком. Будь тем, кем ты хочешь — только Первым. Всегда. Ты запомнишь, Рагдай?

— Я запомню, Рокэ.

* * *

— Рагдай! Ну и разоспался ты нынче! Обычно ни свет, ни заря вскакиваешь и нам покоя не даешь, а тут дрыхнешь дольше всех! Э…ты чего такой, как не в себе? Дурное опять снилось?

— Ламберт?

— Нет, король Фольтест собственной персоной! Что там с тобой случилось? Почему рожа расцарапана? И кто такой Рокэ?

— Это я. Только где-то очень далеко в будущем. Или в прошлом.

— Опять Сопряжение видел?

— Видел. Только это будет очень нескоро. А вот время тренировки уже поджимает! И что-то мне подсказывает, что ты не умывался! А ну догоняй!

Ведьмаки с хохотом выскочили за дверь. Мерцало в утренней морозной дымке зеркало, и если бы Рагдай на минуту задержался, то увидел бы мелькнувшего в серебряной глубине черного ворона.