Проклятие основателя: Тени Хогвартса (джен)

Хогвартс всегда жил своей жизнью. Скрип половиц, треск факелов, тихое урчание портретов во сне — всё это создавало уютное ощущение старого дома. Но этой осенью замок будто стал дышать по-другому. Воздух в коридорах стал плотнее, тяжелее, а где-то за стенами слышался странный, низкий шёпот, похожий на дыхание.

Гарри впервые заметил перемену после очередного урока Защиты от Тёмных искусств. Он задержался, чтобы собрать книги, и вдруг ощутил лёгкое дуновение холода — словно кто-то прошёл позади него. Он резко обернулся, но там никого не было. Только каменная стена и тень от факела, медленно шевелящаяся, как будто смотрела на него в ответ.

— Наверное, просто сквозняк, — пробормотал он, хотя в глубине души знал, что в этом месте ничего не бывает “просто”.

Ночью Гарри проснулся от того, что кто-то стоял рядом. Он видел тень — вытянутую, неровную, но когда схватился за очки и моргнул, комната была пуста. Рон спал. Кровать Гарри была холодна, словно он лежал в камере.

На следующий день Гермиона заметила, что Гарри бледен.

— Опять кошмары? — спросила она, глядя поверх книги.

— Я не уверен, что это были сны, — ответил Гарри. — Замок будто… наблюдает.

Гермиона нахмурилась, но промолчала.

Позже вечером, возвращаясь в Гриффиндорскую башню, Гарри услышал чьи-то голоса из старого коридора за портретом барона Мёртвой Розы. Один из них он узнал сразу.

— Малфой, — прошептал он и прижался к стене.

— Я сказал, я не открывал этот проход! — голос Драко звучал испуганно.

— Это не имеет значения, — ответил кто-то холодно. Голос был странный — не человеческий, будто говорил эхом через воду. — Ты был выбран.

Тень скользнула по полу. Гарри выглянул — и никого не увидел. Только дрожащие свечи и тишину, слишком глубокую, чтобы быть обычной.

На следующий день Гермиона принесла тревожную новость:

— В библиотеке пропали книги. Из запретного раздела.

— Какие? — насторожился Гарри.

— “Хроники духов замков” и “Одержимые основы магии”. Они… о тенях. О таких, что живут в местах, где магия стара, как сама смерть.

Имя Драко мелькнуло в голове Гарри само собой. В тот же вечер он увидел Малфоя у лестницы на четвёртый этаж. Тот шёл быстро, словно боялся, что его кто-то увидит. Гарри и Гермиона пошли следом.

Коридор привёл их в заброшенную аудиторию. В воздухе висел запах сырости и пыли, будто здесь не ступала нога студента уже десятилетия.

Драко стоял у стены с поднятой палочкой. Его губы шевелились, произнося слова, которых Гарри никогда не слышал. На камне перед ним проступали руны, складывающиеся в спираль.

— Малфой, стой! — выкрикнул Гарри.

Драко обернулся — глаза его были как стекло.

— Оно зовёт, Поттер. Оно знает тебя тоже.

И тут стена разверзлась, словно изнутри её разорвали когтями. Из щели вытекла тьма — вязкая, блестящая, как чернила, и холодная, как смерть. Из неё донёсся шёпот, от которого волосы на затылке встали дыбом:

— Вы разбудили меня.

Факелы погасли. Всё поглотила темнота.

Драко больше не был прежним.

Он ходил по замку, будто под водой. Иногда замирал у стен, прислушиваясь к чему-то, чего никто другой не слышал.

— Это просто стресс, — уверяла Гермиона. — Но глаза Гарри говорили другое: он чувствовал присутствие тьмы рядом с Малфоем.

В одном из старых манускриптов Гермиона нашла слова:

“Из четырёх основателей лишь один оставил за собой тень. Салазар боялся, что знание умрёт, и запечатал его в духе без имени. Когда он проснётся, магия Хогвартса начнёт гнить.”

Гарри вспомнил тот голос. Он был не просто злым — он был древним.

Ночью он проснулся от странного звука — как будто кто-то стучал пальцами по камню. На кровати напротив, освещённый бледным светом луны, стоял Драко. Лицо его было бледным, губы шептали что-то на языке, похожем на змеиный, но более хриплый.

Из-за его плеча вытекал дым — и складывался в человеческий силуэт.

— Драко! — крикнул Гарри.

Тень повернула голову. У неё не было глаз, но Гарри почувствовал взгляд — холодный, как северный ветер.

— Я был здесь до вас всех, — прошептала она. — Я — Хогвартс.

С каждым днём замок становился опаснее. Зеркала трескались, двери сами закрывались, а по ночам из подземелий доносились стоны. Несколько учеников потеряли сознание прямо на уроках — их магия истощалась, как будто кто-то вытягивал силу из них.

Профессор МакГонагалл приказала закрыть восточное крыло, но Гарри, Гермиона и Драко знали: именно там источник зла.

— Если мы не остановим это, оно разрастётся, — сказала Гермиона. — Замок сам станет ловушкой.

Ночью они спустились туда. В узких коридорах их шаги гулко отзывались эхом. Гермиона держала в руках артефакт — три сияющих руны, начертанные на стекле.

— Это щит света, — пояснила она. — Только древняя магия может противостоять древней тьме.

Коридор вывел их в огромную залу. Потолок терялся во тьме. На стенах извивались каменные змеи, глаза которых светились зелёным. В центре стоял чёрный обелиск, дышащий, как живой.

— Это его сердце, — прошептал Драко. — Оно зовёт… меня.

Он шагнул вперёд. Гарри попытался удержать его, но воздух стал плотным, словно невидимые руки схватили их всех. Из обелиска поднялась фигура — чёрная, бесформенная, с голосом, от которого камни дрожали.

— Я — остаток Слизерина. Магия, что не умерла. А вы — моё топливо.

Свечи вспыхнули зелёным пламенем. Гермиона упала на колени, держа руны.

— In lumine veritas! — закричала она.

Руны вспыхнули белым светом. Драко закричал, и из его груди вырвался столб тьмы, ударивший в обелиск. Раздался рев, как от землетрясения. Камни посыпались с потолка.

Когда всё стихло, обелиск рассыпался в прах. Тьма исчезла. Драко лежал без сознания.

Дни в Хогвартсе снова стали тихими. Свечи горели ровно, стены молчали. Драко пришёл в себя в больничном крыле, но был бледен и молчалив. Он не помнил ничего. — Может, так и лучше, — сказала Гермиона. Гарри стоял у окна, глядя на туман над озером. — Оно ушло? — спросила она. — Думаю, — ответил Гарри, не отрывая взгляда, — оно ждёт. Замок не забывает того, кто однажды его пробудил. Вечером, когда последний луч солнца коснулся башен, по коридору прошёл лёгкий шёпот. Едва слышный, но реальный. В старой аудитории, за пылью и паутиной, на стене снова появились тёмные руны. И среди них — надпись, словно выцарапанная когтем: “Я вернусь, когда свет забудет, что он был светом.”