Любовь одна и на всю жизнь (гет)

Ким Намджун вошел в лифт своего агентства и нажал на шестой этаж. На четвертом этаже вышли три мужчины. Это было странно, но мало ли. На шестом этаже располагался кабинет начальника из начальников Бана Ши Хека. К нему и направлялся Намджун. Через пару часов, обсудив все дела, накопившиеся за почти двухмесячное отсутствие группы BTS в Корее, Намджун спустился на первый этаж, в столовую. По дороге вниз отметив, что на четвертом этаже в лифт вошли двое мужчин. Когда же после обеда по пути на пятый этаж на четвертом снова вышел мужчина, Намджун озадачился: «Да что там у них происходит-то? Может, перестановка какая была?» На четвертом этаже располагались два отдела: айти и технический, и туда не заглядывал никто, кроме самих сотрудников этих отделов. В агентстве этот этаж все называли Антарктидой.

Разгадка нашлась вечером, когда Намджун на выходе столкнулся с До Хи, программистом Антарктиды.

— До Хи, привет. Что у вас там происходит на этаже? — поинтересовался Намджун.

— Джун, ты что, с луны свалился? — удивилась До Хи и тут же сама ответила. — А, ты же только вернулся. У нас новая программистка!

— И что? — не понял Намджун.

До Хи усмехнулась:

— Таких красоток, Намджун, даже в шоу-бизнесе по пальцам пересчитать.

— Серьезно?!

— Ага. Две недели уже работает. Так что у нас теперь не Антарктида, а проходной двор. В кабинете не протолкнешься. Все приходят ее то на обед позвать, то покурить, то вечером выпить.

— А она что? — поинтересовался Намджун.

— Да королевишна высокомерная она! Всем отказывает с этой своей холодной улыбочкой, якобы работы у нее много. Работы, как же! Не ее поля ягоды просто. Она, небось, шейха какого подцепить хочет. Странно, что из своей Америки переехала в Корею, а не сразу в Арабские Эмираты! — До Хи от негодования даже раскраснелась.

— А ты-то чего так злишься? Завидуешь? — поддел Намджун.

— Да какое там. Ты же знаешь, я не завистливая, да и парней у меня полно. Но я так обрадовалась, что у нас еще одна девчонка будет. Я же одна на весь этаж. А тут будет с кем посплетничать, похихикать. А она нос задрала, слова лишнего не скажет. Вроде и вежливая, но смотрит как на муху назойливую!Я и отстала. Я тоже себя не на помойке нашла! — До Хи сдула челку с лица. — Ладно, побежала я. У меня свидание. Парень — красавчик!

И До Хи умчалась на свое свидание, а Намджун шел к машине и размышлял: «Почему она стала программистом, если ищет шейха? Программист — самая непубличная профессия из всех возможных. Странно».

* * *

Мин Юнги завернул в свой потайной закуток и прикурил сигарету. Надо же, сколько лет он тут работает, а не знал, что в торце здания есть этот выступ, за которым можно спрятаться. Удачно тогда ветер вырвал у него из рук зонт. Он за ним погнался и обнаружил это местечко. Теперь можно спокойно курить, ни с кем не общаясь и никому не улыбаясь.

Не успел Юнги в очередной раз порадоваться такой удачной находке, как в его закуток завернула девушка. «Да твою же мать! И месяца не прошло, как мою курилку обнаружили! — разозлился Юнги. — Девушка незнакомая, значит придется улыбаться, искать темы для разговора, чтобы не было неловко. Твою ж мать!»

Девушка вздрогнула от неожиданности, потом дернула бровями и коротко вдохнула как будто собиралась сказать что-то вроде «А, привет, это ты», но промолчала и только вежливо поклонилась. Юнги поклонился в ответ, ожидая, когда она начнет ненужную и утомительную беседу. Но девушка молча прикурила и задумалась о чем-то своем, похоже, совершенно не испытывая неловкости от молчания.

«Наверно, это та самая программистка, о которой жужжит все агентство. Конечно, лучше бы про мою курилку не знал совсем никто, но если она будет просто молча курить, то все не так плохо», — подумал Юнги, незаметно разглядывая девушку. Она была яркая. Есть такие люди, которых взгляд выхватывает из толпы, а раз увидев — не забывают. Обычно от внешности это совсем никак не зависит. Это что-то на уровне невербального. А у нее к этой яркости добавлялась еще и красота. Невероятная красота. Хотя внешность и европейская, и в каноны корейской красоты вписываться вроде как не должна, она вписывалась. Нежный овал лица, темные миндалевидные глаза, аккуратный носик, который мог бы служить образцом для подражания в любой пластической клинике, пухлые губы, блестящие каштановые волосы, собранные в хвост. Длинные ноги, идеальный изгиб бедер и высокая грудь. Простые голубые джинсы и худи никак этой красоты не приглушали. Впрочем, с таким комбо, как у нее, одежда вообще никакой роли не играла, хоть в половую тряпку завернись.

Юнги красоту, конечно, видел, мог оценить, полюбоваться, но в его мире красота — просто часть профессии. Он видел слишком много красивых людей, для того чтобы терять голову от внешности. Красота, конечно, хорошо, но гораздо важнее, какой это человек. Сейчас он разглядывал ее, как разглядывал бы любого незнакомца — с умеренным интересом.

Он попытался вспомнить, что именно про нее слышал, и сопоставить с увиденным: «Холодная? Ну, пожалуй. Высокомерная? Тоже похоже. Ищет богатенького? Вот это вряд ли. Я — один из самых завидных женихов в Корее, а она познакомиться даже не пытается, да и кокетливых взглядов не бросает. Хотя, может это стратегия такая, чтобы разжечь мой интерес,» — Юнги про себя хмыкнул. Что только девушки ни делали, чтобы привлечь его внимание. Стратеги Пентагона и рядом с ними не валялись.

Девушка докурила, подняла с земли консервную банку, служившую пепельницей, и затушила окурок. Прежде чем уйти, она аккуратно выглянула из-за угла, потом обернулась, вежливо поклонилась на прощание и исчезла.

Юнги, привыкший все анализировать, отметил две вещи: во-первых, она от кого-то явно скрывается, а во-вторых, про это место она никому больше не расскажет, что не может не радовать.

Во второй раз в курилке они пересеклись примерно через неделю. В этот раз, когда Юнги завернул в закуток, она уже была там. Заметив движение, она встревоженно вскинула глаза, но увидев Юнги, выдохнула и молча поклонилась. Юнги так же молча ответил на поклон, закурил и вернулся к своим мыслям. В голове крутились слова. Хорошие слова. Возможно, текст будущей песни, но в единое целое никак не складывались. Отдельные строчки, обрывки. Они изводили его уже несколько дней. Он курил, пытался сосредоточиться на завтрашнем сложном дне, но строчки все лезли, мешали, отвлекали. Он досадливо мотнул головой, и вдруг в голове все сложилось. Все строчки встали в нужном порядке, слова, которых не хватало, нашлись. У Юнги было впечатление, что неделю он ходил по полностью захламленной комнате, спотыкаясь, пригибаясь и лавируя между предметами, а сейчас кто-то навел порядок. Это было потрясающее ощущение. Наверно, его любимое. Оно приходило всякий раз, когда в голове складывалась общая картинка или находилось решение проблемы, мучавшей несколько дней.

Девушке между тем позвонили. Она поднесла телефон к уху, немного послушала и кинула совершенно офигевший взгляд на Юнги. Юнги напрягся. «Да, он здесь», — произнесла она в трубку. Еще немного послушала и протянула трубку Юнги.

— Это Вас, — все еще ошарашено пояснила она свой жест.

— Кто? — автоматически спросил тоже знатно обалдевший Юнги.

— Ким Намджун, — как вышколенная секретарша доложила девушка.

Юнги взял трубку, послушал минуту, громко чертыхнулся, сунул ее телефон в свой карман и галопом стартанул с места.

* * *

То, что он забрал ее телефон, Юнги понял только вечером, когда садился в машину. Он чувствовал, что телефон в кармане все время вибрирует, но у него были важные долгие переговоры, так что телефон он даже не вынимал. А сейчас, когда сел в машину, решил проверить кто ему полдня написывает и названивает, и обнаружил чужой телефон. Долго соображал, откуда он у него, и наконец вспомнил курилку. Мать твою! Получается он просто спер ее телефон? Так, уже девять вечера. Шанс, что она еще на работе, небольшой, но все же надо проверить. Программисты живут по своему графику, вдруг еще не ушла. Он завел двигатель и поехал в агентство.

Поднялся на четвертый этаж и принялся заглядывать во все подряд кабинеты. Ее Юнги обнаружил в третьем. Она сидела одна за компьютером, подперев руками щеки. Услышав звук открывающейся двери, она тут же выпрямилась, вскинула голову и умудрилась посмотреть на вошедшего как будто сверху-вниз, хотя чисто физически сидящий человек по-любому ниже стоящего. Но, увидев Юнги, она даже подпрыгнула от радости, моментально растеряв всю свою надменность.

— Как же я рада, что Вы вернулись!

Юнги моргнул, обескураженный такими резкими переменами. «Как будто маску сорвала! — мелькнуло у него в голове — Или надела». А вслух он принялся извиняться:

— Прошу прощения, мне очень неловко, — он поклонился и протянул ей телефон. — Я забрал Ваш телефон совершенно случайно. Еще раз приношу извинения.

— Хорошо, что Вы вернули его сегодня. Я как раз сидела и пыталась придумать как мне попасть домой. И варианта у меня было всего два: или идти пешком, или ночевать здесь.

— Почему? Время еще не такое позднее, ходит общественный транспорт.

— У меня ни налички, ни карт, все деньги в телефоне. Да и общественным транспортом я еще не ездила. Так что понятия не имею, как добираться.

— А как Вы до этого добирались?

— На такси. Но приложение, опять же, в телефоне.

— Я доставил Вам сегодня столько переживаний. В качестве извинений я подвезу Вас домой, идет?

— Идет, — она улыбнулась. — Но этого мало.

— Мало? — Юнги напрягся.

— Да. Я очень-очень волновалась. И в качестве компенсации Вы мне еще расскажете как Ким Намджун узнал, что я рядом с Вами. Я не знакома ни с ним, ни с Вами. Так что я целый день и волновалась, и сгорала от любопытства.

Юнги расслабился и улыбнулся:

— Договорились. Вы готовы? Можем ехать?

Как только они сели в машину и пристегнули ремни, она тут же повторила вопрос:

— Так как же он узнал?

— По камерам. Мы ждали очень важного человека сегодня вечером, а он приехал раньше. Как назло, я забыл свой телефон в кабинете. Джун час мне пытался дозвониться, потом пошел к охране искать меня по камерам. Ну и увидел, что я завернул за угол, а буквально за минуту до этого туда же завернули Вы. Выяснить Ваш телефон было уже делом пары минут. Вот так и получился этот мистический звонок.

— Ясно. Каждый раз поражаюсь, как самые загадочные ситуации становятся элементарными, когда получают объяснение. Знаете, у меня один раз был случай, который при другом раскладе вполне мог бы стать мистическим.

— Расскажете?

— Пару лет назад лежала я себе дома на диване, читала книжку. Вдруг дверь шкафа распахивается, и с полок начинает буквально вылетать одежда. Вот если бы я в этот момент сбежала, теперь я всем бы рассказывала, что у меня дома полтергейст.

— А Вы, значит, храбро остались?

— Какое там храбро. Меня просто парализовало от страха.

— И что было на самом деле?

— Кот! Брат попросил присмотреть за его котом. А я к нему еще не привыкла, вот в голову и полезла разная чертовщина.

Юнги хмыкнул. Некоторое время они ехали молча.

— Кстати, у Вас весь день вибрировал телефон. Может, что-то случилось? — вспомнил Юнги.

— Нет, он всегда так.

— Почему? — не понял Юнги.

— Слишком много сообщений, — она поморщилась.

— Поклонники? — усмехнулся Юнги.

Она неопределенно мотнула головой, явно не желая продолжать эту тему.

Они подъехали к ее дому.

— Еще раз извините за сегодня, — повернулся к ней Юнги.

— Да хватит уже. Вы компенсировали все неудобства. К тому же, эта ситуация заставила меня сделать выводы.

— Какие?

— Во-первых, обязательно надо держать при себе наличку, а во-вторых, все-таки надо выяснить как добираться до работы общественным транспортом. А то получается, что без телефона я как трехлетний ребенок. Спасибо, что подвезли, — она вылезла из машины и направилась к дому.

— Постойте! — окликнул Юнги.

Она обернулась.

— Мы даже не познакомились. Как Вас зовут-то?

— Эшли Грэм.

— А я — Мин Юнги.

— Приятно познакомиться официально. Спокойной ночи, мистер Мин.

* * *

В столовой Намджун с подносом поискал глазами свободный столик, но все были заняты. В неудачное время он пришел. Его взгляд наткнулся на До Хи. Она сидела одна, погруженная в свои мысли, и вяло ковырялась палочками в тарелке.

— До Хи, привет. Можно к тебе присоединиться?

— Привет, Намджун. Конечно, садись.

Они обедали и болтали на разные темы. Намджуну нравилась До Хи. В ней каким-то образом сочетался характер девочки-девочки и математические мозги программиста.

— Как у вас дела на этаже? Паломничество прекратилось?

— Да какое там, — махнула рукой До Хи. — Они уже даже мне надоели. Как Эшли эти нашествия выдерживает — не знаю. Но зато хоть какая-то польза появилась.

— Какая?

— Да они поняли, что она обедать не ходит, теперь заваливают ее и едой, и сладостями. Мы даже отдельный стол организовали, куда все это складываем. Хватает не только на нашу комнату, но вообще на весь этаж.

— А ты чего в столовой-то, если у вас там еды полно? — поинтересовался Намджун.

— Да ну, — До Хи погрустнела и махнула рукой. — Немного отвлечься захотелось.

— От чего?

— От созерцания этого влюбленного идиота! — в сердцах выпалила она.

Намджун недоуменно посмотрел на нее. До Хи вздохнула:

— Минсок в нее влюбился. Никогда бы не подумала, что он вообще на это способен.

— Минсок? — Намджун попытался припомнить кто это такой.

— Ну тот, который зимой и летом одним цветом, — попыталась объяснить До Хи, но Намджун только нахмурился. — Ну растрепанный парень, который всегда ходит в черных штанах и черных растянутых свитерах.

— Аааа, помню. И что, он ей прямо там в любви признался?

— Да нет. Но он сегодня пришел выбритый, с модельной стрижкой и в фирменном вязаном кардигане! Фотомодель, а не программист!

— Так и почему ты решила, что он в нее влюбился? — не понял Намджун.

— Ну что тут непонятного-то? Год он не парился о своей внешности, а она появилась, и он сразу побежал в парикмахерскую! — До Хи со злостью хлопнула ладонями по столу. — А она даже на него не смотрит!

— А ты злишься потому что?.. — Намджун поднял бровь.

— Он мне нравится. Давно, — До Хи сникла и опустила голову.

— А он об этом знает?

— Да нет конечно. Я для него только коллега. Так и сидим в комнате: мне нравится он, а ему — она, — До Хи горестно вздохнула. — Это, знаешь ли, очень тяжело. Вот я и сбежала в столовую.

Намджун подвинул стул поближе к До Хи и молча обнял ее за плечи.

* * *

До Хи зашла в свой кабинет, села за компьютер и попыталась работать. Но выходило плохо. Она все время посматривала то на Минсока, то на Эшли. «Ну почему он влюбился в эту надменную ледышку? — она перехватила очередной взгляд Минсока на Эшли и чуть не заплакала. — Одно дело влюбиться пусть и безответно, но в свободного мужчину, тут все-таки остается какая-то надежда. И совсем другое — во влюбленного. Причем в другую. Причем эта другая сидит тут же перед глазами. Как теперь с ними работать? А что если эта королевишна ответит ему взаимностью рано или поздно? Как это вынести? Увольняться?»

Надежды на то, что сама До Хи разлюбит Минсока, не было. Она пыталась. На свидания ходила, даже попыталась завести серьезные отношения, но ничего не получилось. Не нужны ей были другие, ей нужен был только он. Раньше она хотя бы утешала себя тем, что Минсока вообще отношения не интересуют. Он никогда не упоминал о девушках. Ну то есть это не До Хи недостаточно хороша для него, а просто он не создан для отношений. А теперь оказывается, что создан. «Интересно, каково это, когда в тебя все влюбляются? — она посмотрела на Эшли. — Даже делать ничего не надо. Просто быть. Она же даже не красится! Сидит как кусок льда, смотрит презрительно, а мужики все равно дуреют, только взглянув на нее. Вот бы мне так же. И сейчас Минсок не для нее старался бы, а для меня!»

— Минсок, ты сегодня прекрасно выглядишь, — Эшли вдруг оторвалась от компьютера, развернулась на кресле в его сторону и положила ногу на ногу. — Пойдем вечером выпьем?

В комнате воцарилась звенящая тишина. Все глаза метнулись от мониторов к Эшли. До Хи вздрогнула и тоже с удивлением уставилась на Эшли. Она флиртует? С Минсоком? Сначала ее просто поразило, что Эшли вообще обратила внимание на кого-то. Но в следующую секунду, когда до До Хи дошло, что она только что потеряла Минсока окончательно, сердце разорвалось. Она физически почувствовала, как сердце становится все больше и больше, перестает помещаться в грудной клетке, давит на ребра, выгибает их до предела, а потом взрывается. Боль ударила резко и сокрушительно. Дыхание остановилось, в ушах начал нарастать звон, как отголосок взрыва, руки и ноги, лишенные кровообращения, моментально онемели. Она просто утонула в боли. Сколько секунд человек может терпеть такую боль? Господи, пожалуйста, пусть это прекратится!

— Чего? Выпить? — Минсок пренебрежительно посмотрел на Эшли. — С чего ты взяла, что я хочу с тобой куда-то идти? Или ты считаешь, что твоя красота все решает? Так вот это не так.

До Хи не верила в то, что она сейчас слышит. Голос Минсока звучал как будто издалека, заглушаемый звоном в ушах. Он отказывает? Эшли? Не может быть, она просто не так расслышала.

— И вообще, мне нравится другая девушка, — продолжил Минсок и перевел взгляд на До Хи. — До Хи, не хочешь выпить вечером?

До Хи не понимала что происходит. Она слышала слова, видела взгляд Минсока, но смысл до нее не доходил. У нее ни на секунду не было сомнения, что Минсок влюбился в Эшли, и, когда она предложила выпить, он должен был немедленно согласиться. Громко и радостно. Может, она сошла с ума? И это все галлюцинации? Она слышит, что он грубо отказывает Эшли и признается ей, До Хи, в чувствах, а в реальности сейчас Минсок и Эшли улыбаются, обнимаются и согласовывают место и время встречи?

— До Хи, — еще раз позвал Минсок, но уже менее уверено, кинув быстрый взгляд на Эшли.

Эшли опустила голову, взяла сигареты и вышла из кабинета.

* * *

Юнги курил, уставившись в стену. Что же не так с контрактом? Что? Типовой, на три песни. Все условия прописаны. Дополнительное соглашение тоже прозрачное. На словах все давно оговорено, контракт всего лишь юридическая бумажка. Что же мешает подписать? Что? Еще раз прочитать? Перечитано уже сто пятьдесят раз со вчерашнего дня. Юристам вернуть, пусть перепроверят? Или Намджуну? Юнги всегда доверял своим сомнениям. Они не на пустом месте возникали. Скорее всего, он что-то увидел в контракте, но не понимает — что, или в разговоре что-то его насторожило, но он не придал значения.

Эшли появилась неожиданно. Как обычно, молча поклонилась и прикурила. Тот факт, что теперь они официально знакомы, никак не повлиял на их поведение. Юнги поклонился в ответ, не переставая думать о контракте. «Основная часть типовая. Там не меняли ни строчки, все пункты я знаю наизусть, — Юнги представил этот контракт у себя на столе. Первая страница, вторая, сроки, ответственность, форс-мажор. — Нет, тут не за что зацепиться. Еще в разговоре с ними обсуждали, что никаких особых условий в контракт вносить не будут, оставят как есть. А все пожелания будут в дополнительном соглашении… Дополнительное соглашение! Точно! Что-то там было… Не целый пункт, а одно какое-то предложение. Что-то такое…» Юнги вынырнул из напряженных размышлений, с удивлением отметил, что Эшли уже нет, затушил сигарету и почти бегом кинулся в свой кабинет. Он понял что не давало ему покоя.

Корпоратив проходил в большом ресторане. Зал был условно разделен на две части: в правой — во всю стену стоял длинный стол с едой и напитками, а все остальное пространство занимали столики; в левой же был устроен большой танцпол. В углу располагался диджейский пульт, а по периметру стояли диванчики.

— Смотрю, у нас все мужчины в агентстве озабоченные, — поморщился Джин.

— Ты про что? — не понял Намджун.

Джин, Намджун и Хосок сидели за столиком, потягивали виски и болтали.

— Да смотрю, как они вьются вокруг этой… Как ее, то ли Элис, то ли Элси. Ну звезда новая местного разлива, — Джин кивнул на танцпол.

Намджун и Хосок посмотрели. Эшли танцевала с их менеджером. Еще несколько мужчин сидели на диванчике, но неотрывно на нее смотрели, ожидая момента, когда начнется следующий танец, чтобы стартануть наперегонки и успеть пригласить.

— Ты про Эшли? — уточнил Хосок. — Ну так с ее внешностью, неудивительно, что мужики на нее кидаются.

— Ну вот я и говорю, озабоченные. Ты посмотри, как она себя ведет. Нос задрала, оскал нацепила и смотрит на всех, как на челядь. Мне ее даже трахнуть не хочется, не смотря на ее внешность. Ненавижу таких. Считают себя выше других потому что красивые. А нашим явно сперма в голову ударила. Вон в очередь выстраиваются, чтобы потанцевать.

— Интересно, она настолько любит танцевать? Третий час уже пошел, она даже не присела, — задумчиво протянул Хосок.

— Что-то сомневаюсь, — ответил Намджун, наблюдая, как красавица медленно пьет воду. Рядом с ней уже стоял следующий кавалер и вежливо ждал, когда она допьет. — Ты посмотри как она пьет, как будто после этого ее расстреляют. Что-то мне кажется, что она танцует не потому что хочет.

— А почему? — не поняли Хосок и Джин.

— А хрен знает. Она же иностранка. Может, думает, что тут отказывать невежливо.

— Ты правда думаешь, что ей не насрать на вежливость? — хмыкнул Джин. — Скорее всего, она просто надеется подцепить кого покрупнее, а боссов в лицо не знает. Вот и пытается выяснить в танце.

— Ну это-то как раз легко проверить, — Намджун посмотрел на Джина. — Я ее приглашу на танец. Если она действительно охотница за красивой жизнью, то вцепится в меня мертвой хваткой. Лучшего варианта ей сегодня не найти, да и в лицо она меня наверняка знает.

Намджун допил виски и пошел к Эшли. Хосок и Джин остались наблюдать.

— Разрешите Вас пригласить, — он протянул ей руку, вынуждая танцующего с ней мужчину отступить. Все же субординация — дело святое, даже в нерабочее время.

Она положила руки ему на плечи и опять улыбнулась своей холодной улыбкой.

— Меня зовут Ким Намджун, а Вас?

— Эшли Грэм.

— Вы очень любите танцевать?

— Да, люблю.

Никакого интереса она к нему не проявила. Ничего большего, чем требует элементарная вежливость, как и говорила До Хи. Что ж, значит Джин не прав. Можно проверить, прав ли сам Намджун:

— Я слышал, что Вы недавно в Корее? — не обращая внимание на ее отстраненность, спросил Намджун.

— Да, недавно.

— Наверно, еще не успели погрузиться во все тонкости этикета и традиций Кореи?

— Еще нет.

— Тогда Вам будет интересно узнать, что в Корее девушка может не танцевать, если не хочет. Это так, для справки.

Эшли, до этого рассеянно оглядывающая ресторан через плечо Намджуна, резко повернула голову и взглянула ему прямо в глаза:

— И это не будет невежливо? — уточнила она.

— Совершенно. Тут, знаете ли, нет традиции умирать на танцполе, — улыбнулся Намджун.

Эшли облегченно выдохнула и первый раз за вечер улыбнулась настоящей улыбкой:

— Спасибо за такую полезную информацию.

— Пойдемте, — Намджун остановился, снял ее руку со своего плеча и легонько потянул в сторону.

— Куда? — напряженно спросила Эшли.

— За столик. Я Вам принесу поесть и выпить, а Вы отдохнете. А то сейчас Вы похожи на обложку романа «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?»

— В Корее популярен Маккой?

— Нет, но я люблю читать.

Они подошли к столику, за которым сидел один Хосок.

— А Джин куда делся? — спросил Намджун.

— Ему его ненаглядная позвонила, умчался, — пояснил Хосок, вставая и глядя на Эшли.

— Знакомьтесь, это Чон Хосок, а это — Эшли Грэм, — представил Намджун.

Хосок поклонился. А Эшли наконец села, даже застонав от облегчения. Намджун остался стоять.

— Что Вам принести? — поинтересовался он у Эшли.

— Все равно, но желательно не острое, если тут такое есть.

— Есть, тут все есть. А пить что будете? Или Вы не пьете?

— Пью, еще как пью! — воскликнула Эшли, но тут же смешалась. — То есть я хочу сказать, что с удовольствием выпью белого вина.

Намджун отошел, а Хосок, еще во время их танца понявший, что прав оказался Намджун, а не Джин, с улыбкой начал отчитывать Эшли:

— Вы бы хоть погуглили как проходят корпоративы в Корее. Неужели не понимали, сколько будет желающих с Вами потанцевать?

— Понимала, — вздохнула Эшли. — Но не знала, что тут так любят медленные танцы. В Америке они все же чередуются с быстрыми, а на них не приглашают.

— Да тут тоже чередуются обычно, — хохотнул Хосок. — Но желающих с Вами потанцевать слишком много, вот и заказывают одни медляки. Думаю, что диджей сегодня чаевых получил больше, чем гонорар за этот вечер.

— Ах, вот в чем дело. Надо сказать, чтобы поделился.

— Он поделится, обязательно поделится, — хохотнул Хосок.

— Откуда Вы знаете?

Хосок с нежностью посмотрел в сторону диджея.

— Он — мой парень, — улыбнулся Хосок, переводя взгляд на Эшли.

Эшли поморщилась, и Хосок тут же перестал улыбаться.

— У Вас с этим какие-то проблемы? — неприязненно спросил он.

— С чем?

— Вы поморщились, когда я сказал про своего парня.

— Знаете, я считаю, что любовь дается человеку одна и на всю жизнь. Найти ее и так очень сложно, а придуманные ограничения по полу, расе, возрасту и еще по куче признаков сделают это практически невозможным. Я поморщилась, потому что задела мозоль.

— Вы натерли ногу? — Хосок тут же заглянул под стол. На правой ноге над задником туфли отчетливо виднелось красное пятно с капельками крови. — Еще и содрали ее? И при этом продолжали танцевать?

Он куда-то позвонил. Через минуту охранник материализовался у их стола и протянул пластырь и антибактериальный спрей. Хосок нырнул под стол.

— Я сама! — пискнула Эшли, отодвигая ногу.

Хосок выглянул из-под стола:

— Можете и сами, но поверьте, я это сделаю лучше. А если Вы подумали, что это просто повод, чтобы потрогать вас за ногу, то Вы глубоко ошибаетесь.

Он увидел, как Эшли смутилась, даже покраснела. Хмыкнул и исчез под столом.

— А Хосок где? Он что, бросил Вас одну? — у стола стоял Намджун с подносом.

— Нет, — как-то смущенно пробормотала Эшли.

— Да тут я, — отозвался Хосок, вылезая из-под стола.

— Что ты там делал? — у Намджуна округлились глаза.

— В прятки играл. Ты проиграл, — захохотал Хосок.

Намджун ошарашено на него посмотрел и оглянулся вокруг. Сидящие за соседними столиками тоже смотрели на них и перешептывались.

— Ты хоть понимаешь, что втянул Эшли в сплетни своими выходками?! — Намджун поставил поднос и раздраженно посмотрел на Хосока.

— Он мне рану заклеивал, — вступилась за Хосока Эшли. — А сплетни и так ходят. Так что какая разница?

Она голодными глазами смотрела на тарелки с разнообразной едой. Намджун заметил и подвинул к ней весь поднос, взяв только два стакана виски себе и Хосоку.

— А что Вы говорили про одну любовь на всю жизнь? — вдруг спросил Хосок.

Эшли, которая уже подцепила палочками кусок мяса и почти положила его в рот, опустила палочки, сглотнула и собралась ответить Хосоку, но тут опять вмешался Намджун:

— Хоби, дай человеку спокойно поесть! — потом обратился к Эшли. — Вы же из Америки, так?

— Да, а что?

— Мы тоже часто там бываем. Давайте так. Мы с Вами будем общаться на американский манер. А то, боясь нарушить неизвестный Вам корейский этикет, Вы себя в гроб вгоните, честное слово. Просто считайте, что Вы на обычной американской вечеринке. Договорились?

— Договорились, — улыбнулась Эшли. — Тогда давайте выпьем и перейдем на ты. В Америке на вечеринках никто не выкает.

Они чокнулись, выпили, и Эшли наконец приступила к еде.

К их столу подошли Тэхен, Чонгук и Чимин. Намджун представил их Эшли, они поклонились и сели. Эшли только кивнула, не отрываясь от еды.

— У нас сегодня американская вечеринка за конкретно этим столом, — пояснил Намджун вновь прибывшим. — Так что без церемоний.

Парни разулыбались и принялись болтать, стараясь говорить только по-английски, лишь иногда вставляя корейские слова, когда запаса английских не хватало.

— Ну так что? — повторил Хосок, когда Эшли отложила палочки.

— Что я и сказала. Любовь дается человеку одна и на всю жизнь, — повторила Эшли.

Парни переглянулись.

— А что делать, если не встретил? На земле семь миллиардов человек! — поинтересовался Чонгук.

— Большинство и не подозревает что такое любовь, — усмехнулась Эшли. — Им хватает симпатии, желания, влечения. Клеят на них ярлык «Любовь» и живут с этим.

— А если знаешь что такое любовь и не встретил? — уточнил Чонгук.

— Надеяться, — коротко ответила Эшли.

— А если встретил и потерял? — подключился Чимин.

— Я не знаю. Люди разные. Кто-то пытается вернуть, кто-то до конца жизни страдает, а кто-то пытается заменить.

— Как же можно заменить, если она одна-единственная? — удивился Тэхен.

— Просто сделать вид, что другой человек тоже подходит и стараться не вспоминать того, единственного. Наверно, так.

— Даже от мысли о такой жизни становится как-то не по себе, — поежился Чимин.

— Встретить, распознать, удержать, зная, что если не получится, то ты окажешься в большой жопе — это же задачка со звездочкой. Да даже с тремя звездочками, — протянул Намджун.

— Я и не говорила, что это просто. Наоборот. Сложно, очень сложно, но и награда оправдывает все усилия.

— А ты сама знаешь тех, кто встретил ту самую? — поинтересовался Хосок.

— Да, знаю. Это мои родители и мой брат.

— То есть это у вас семейное? — хохотнул Чонгук.

— К сожалению, генетически это не передается. И родители, и брат свою любовь встретили еще в университете, а я — нет.

— А почему ты считаешь, что они встретили ту самую? Разве не может быть ошибки? — Намджун крутил в пальцах бокал виски.

— Неа, — Эшли помотала головой и улыбнулась. — Ты бы видел как они общаются, вопросов не возникало бы.

— И как?

— Ну родители уже перешли на телепатию. Садятся на диван телевизор смотреть, например, мама на папу глянет, и тот либо громкость убавляет, либо несет ей чай, либо начинает отвечать на какой-то незаданный вслух вопрос. Мама так же делает. Понятия не имею, как это у них получается, — Эшли тепло улыбалась, вспоминая родителей.

— А брат тоже с женой телепатически общается?

— О, эти еще до такого уровня не дошли. Они ссорятся, — с довольной улыбкой ответила Эшли.

— Ссорятся? И ты говоришь, что это любовь? Или это игра у них такая? — воскликнул Хосок.

— Да нет, на полном серьезе ссорятся: орут, руками машут, иногда даже тарелки бьют, — расхохоталась Эшли, вспоминая их ссоры. — Но только поводы для ссор у них мм… необычные.

— Это какие же? Например? — хором спросили парни.

— Ну вот, например, пришла я как-то к ним в гости с племянниками поиграть. У них старшие — близняшки. Им тогда года два что ли было. На редкость шилопопые малявки были. Джессика, жена брата, пошла мыть посуду, пока я детей развлекаю. В это время пришел с работы Рон и орать начал сразу с порога: с какого хрена Джесс моет посуду! Если у нее появилось свободное время, она обязана отправиться в салон, в кафе с подружками, в крайнем случае валяться на кровати с книжкой или втыкать в телефон, а Джесс орала в ответ, что не позволит мужу, который и так упахивается на работе, приходить в неубранный дом и тем более еще и самому убираться. В тот раз Рон собрал всю грязную посуду и вынес на помойку, — Эшли опять рассмеялась. — А в другой раз они вдрызг разругались из-за отпуска. Купили билеты на Гавайи, Джесс давно туда хотела слетать. Ну а Рон вскользь упомянул, что хотел бы побывать в Канаде. Ну и все. Джесс орет, что даром ей не сдались Гавайи, если Рон хочет в Канаду, Рон орет, что Канаду он в гробу видел, если Джесс хочет на Гавайи. И самое интересное, — Эшли задумчиво повертела бокал с вином, — они взаправду ссорятся, без дураков, но все, кто эти ссоры видят, не могут сдержать улыбок.

За столом тоже все улыбались. Действительно, забавные ссоры получаются.

— Что такого веселого вам рассказывает Эшли? — раздался голос Юнги.

— О, Юнги! Эшли, оказывается, твоя единомышленница! — Чимин пододвинул стул для друга.

— Да? В чем?

— Она тоже считает, что любовь всего одна в жизни, — пояснил Тэхен.

— Правда? — Юнги взглянул на Эшли, и та кивнула. — А что ты думаешь о безответной любви?

— Что это не твоя любовь. Чужая, — Эшли пожала плечами. — Твоя обязательно взаимная. Одному-то что делать с любовью? Если только ты не поэт или художник, и тебе надо пострадать для творчества.

— Но сколько человек загибаются от этой безответной.

— И очень зря. Пока они загибаются от чужой, своя проходит мимо. Вдвойне обидно.

— У тебя никогда не было безответной любви? — уточнил Юнги.

Эшли не торопилась отвечать, явно ожидая продолжения. Если ей кто-то и задавал этот вопрос, то сразу же перебивал сам себя: ах, ну да, с твоей-то внешностью какая безответная. Как будто она не человек, как будто в ней нет больше ничего интересного. Манекен. Но Юнги вопрос задал и ждал ответа.

— Была. В универе. Но как только до меня дошло, что меня не любят, стало понятно, что это не та любовь. Поэтому особо не страдала.

К столику подошли две девушки:

— Ой, Юнги! Сто лет тебя не видели. Где ты пропадал?

Юнги чуть заметно поморщился:

— Исо, Джису, рад вас видеть. Да никуда не пропадал. Работал, как обычно.

— Пойдем потанцуем! Выбирай любую! — кокетливо предложила одна.

— Может быть, позже?

— Тогда пойдем с нами выпьем! — не отставала вторая. Намеков они, видимо, не понимали.

Эшли просунула руку под локоть Юнги, смерила девушек надменным взглядом и обратилась к Юнги:

— Дорогой, кто это? — выделив «это», как будто не могла подобрать приличного слова, чтобы описать это явление.

Она опять за секунду превратилась в другого человека. Но Юнги растерялся только на мгновение:

— Сладкая, это всего лишь мои коллеги. Познакомься: Исо и Джису.

Эшли кивнула снизу-вверх, даже не удостоив девушек повторным взглядом. Они опешили, помялись секунду и отошли, явно собираясь посплетничать об отношениях Юнги с этой стервой.

Эшли тут же убрала руку и пояснила:

— Мне показалось, что ты не хочешь с ними общаться. Но если я ошиблась, то я тут же их верну.

— Не надо их возвращать. Но ты же понимаешь, какие теперь сплетни пойдут?

— Они и так уже ходят, если ты не в курсе. Судя по сведениям знающих людей, у меня отношения со всеми вами. Только вот не знаю, одновременно или график какой-то составляем.

— Серьезно? — обрадовался Чонгук. — А я не в курсе. Последнее, что слышал, что у меня отношения с секретаршей Шихека.

— Забудь, у тебя отношения с Тэхеном! Миллионы людей ошибаться не могут! — подколол Хосок.

— А как же я? — обиделся Чимин. — У Чонгука вообще-то отношения со мной! Тоже миллионы людей в курсе.

— Да у тебя отношения с твоей гримершей, все агентство знает! — вступился Тэхен.

— Кто бы говорил? Ты вообще одновременно крутишь с переводчицей, юристом и BlackPinkв полном составе! — возразил Чонгук.

Все наперебой стали вспоминать сплетни, которые слышали.

— Что-то у вас круг отношений узкий. Айдолы да коллеги. Есть же еще девушки со стороны. Не знаю, журналистки, например. Сколько вы разных интервью даете, — заметила Эшли.

Все призадумались.

— Ни разу не слышал, что у меня отношения с журналистками, — задумчиво произнес Чонгук.

— И я.

— И я.

— И я не слышал, — произнес Юнги. — Надо подкинуть идею для разнообразия.

— А в реальности было? — поинтересовалась Эшли.

— Да ты что! Романы с журналистами даже хуже, чем с Арми, — воскликнул Чонгук. Остальные закивали.

— Всем привет! — у их стола стояли До Хи с Минсоком. — Не помешаем?

— Да нет конечно, присоединяйтесь!

Намджун с Чонгуком подвинули еще один стол и дополнительные стулья.

— Собственно, мы подошли, чтобы поблагодарить тебя, Эшли, — с сияющей улыбкой обратилась к ней До Хи. — Минсок мне все рассказал.

Все с интересом посмотрели на Эшли.

— Прям все? — уточнила Эшли.

— Ага, — с удовольствием подтвердила До Хи.

Эшли вздохнула.

— До Хи, на будущее имей в виду, что твой парень очень искренний, но туповат, — До Хи рассмеялась и прижалась к Минсоку. — Весь смысл был в том, что ты никогда не узнаешь.

— Перестань, Эшли. Ревновать к тебе я не буду никогда! Даю обещание при всех! — воскликнула До Хи. Эшли помрачнела и опустила глаза.

— До Хи, ты же говорила, что Минсок влюбился в Эшли, — вклинился Намджун.

— Говорила, — радостно подтвердила До Хи. — А оказывается ему нравлюсь я. Только он, дурак такой, молчал.

— А Эшли причем? — поинтересовался Хосок.

— Да она же этому идиоту и вправила мозги! Сразу заметила его интерес ко мне, ну и настояла, чтобы он признался, — До Хи с нежностью посмотрела на Минсока, тот заерзал на стуле. — Но это еще не все! Чтобы я не изводила его ревностью к Эшли, они целое представление разыграли: она его пригласила выпить, а он очень грубо ее отшил. При всех, представляете? Ну это, чтобы я увидела, что Минсок в Эшли совсем не заинтересован.

— Эшли, я же не перегнул палку? Ты говорила, что надо грубо отшивать, но я переживаю теперь, — Минсок смущенно посмотрел на Эшли.

— Можно было и получше постараться, — хмыкнула та.

— Ты же знаешь, как теперь злорадствуют некоторые дамочки? — До Хи виновато посмотрела на Эшли.

— Не волнуйся, я уже утешилась с Хосоком, Намджуном или с Юнги. В понедельник тебе все расскажут, — опять хмыкнула Эшли.

Они еще поболтали немного, и Эшли наклонилась к Намджуну:

— Если я сейчас уйду, это никаких правил не нарушит?

— Правил не нарушит, но разочарует мужскую часть присутствующих.

— Тогда я пойду, — поднялась Эшли, пропуская мимо ушей информацию о разочаровании мужчин. — Нет-нет, не провожайте, отдыхайте. Хорошего вечера!

* * *

Примерно через полчаса собрался и Юнги. Хватит с него веселья, навеселился на полгода вперед. Он вышел из ресторана и направился к ожидающей его машине. Справа, почти в конце здания, фары проезжающей машины выхватили какую-то фигуру. Юнги пригляделся. Эшли стояла, курила и копалась в телефоне. Юнги хотел проигнорировать, ну стоит себе человек, курит, ничего особенного, но вспомнил, что она плохо ориентируется в Сеуле и подошел к ней. Эшли вздрогнула от неожиданности, но тут же расслабилась, узнав Юнги.

— Ты почему тут стоишь? — спросил Юнги.

— Такси жду. Оказывается, в пятницу вечером вызвать тут машину — большая проблема, — она помахала телефоном с открытым приложением вызова такси.

— Поехали, подвезу. Такси ты еще долго ждать будешь.

— Подвезешь? Ты же пил.

— У меня водитель, — Юнги кивнул на машину.

— Тогда не откажусь. Спасибо.

В машине ехали молча, каждый погруженный в свои мысли. У ее дома Юнги вылез из машины и проводил до подъезда.

— Спасибо, очень выручил, — Эшли улыбнулась.

Юнги наклонился и чмокнул ее в щеку. Они же общаются на американский манер, так что ничего особенного. Но потом зачем-то наклонился еще раз и чмокнул в губы. Просто мимолетно коснулся. Эшли не отстранилась. И тогда он притянул ее к себе и поцеловал. Эшли замерла, не сопротивляясь, но и не отвечая. Юнги хотел уже отстраниться, пробормотать извинения и уехать, но Эшли вдруг подалась вперед, обхватила руками его спину и прижалась покрепче. Юнги как будто окатили кипятком, сердце переместилось в горло, кровь заменили на горящий бензин, уши заложило. Остатки разума еще пытались сопротивляться, но одна рука уже притягивала ее ближе, плотней, вторая зарывалась в ее волосы, губы сминали ее губы, не оставляя ни миллиметра, язык проходился по ее зубам, встречался с ее языком, ласкал, изучал. Юнги всегда удивляла фраза «не мог остановиться», он считал ее художественным преувеличением. Ну что значит не мог? Не хотел — это понятно, но чтобы не мог? Что мешает-то? Просто прекрати и все. А сейчас они стояли на улице, где их мог увидеть кто угодно, где их видел его водитель, но остановиться он не мог. Мозг просто отказывался давать команду.

Остановилась Эшли. Она сделала шаг назад, развернулась и стремительно направилась к подъезду. Юнги испытал одновременно облегчение, стыд и разочарование. Он смотрел себе под ноги и пытался хоть как-то восстановить дыхание.

— Юнги, пожалуйста, быстрей!

Быстрей? Что быстрей? Уезжать? Он повернул голову. Эшли стояла, придерживая ему дверь подъезда.

Секс для Юнги всегда был физическим действием. Своеобразной кардио тренировкой. Приятной, конечно, но контролируемой. Сейчас он перестал ощущать свое тело. Оно просто исчезло. Остались только ощущения. Странные, сильные, никогда не испытываемые. И абсолютно неконтролируемые. Как контролировать бестелесную субстанцию? Чем? Сам себе он напоминал шаровую молнию — комок чистой энергии. Достаточно сделать одно неаккуратное движение, чтобы он взорвался. И они сделали это движение. И Юнги взорвался. Разлетелся на молекулы, на атомы, перестал существовать.

Юнги открыл глаза и непонимающе уставился в потолок. Где он? Дома? В очередном отеле? В агентстве? Помещение заполняло яркое, явно не ранее солнце. Он глазами обвел комнату и наконец очухался. Он у Эшли. Последнее, что он помнил из вчерашней ночи, это то, что он собирался домой. Эшли уже спала, свернувшись клубочком и положив ладошку под щеку, а он собирался тихонько вылезти из кровати и отправиться домой. Он никогда не оставался на ночь. Во-первых, его давно мучила бессонница. Он долго и с трудом засыпал, потом просыпался через два-три часа и хорошо, если удавалось заснуть повторно. Но чаще всего он некоторое время ворочался, а потом включал телевизор или вылезал из кровати и шел работать. В гостях ему просто пришлось бы остаток ночи лежать и пялиться в потолок. А во-вторых, он ненавидел утро. Ему требовалась пара часов, чтобы как-то примириться с жизнью и начать нормально функционировать, в это время он предпочитал ни с кем не общаться. И уж тем более не слышать этого утреннего девичьего щебетания: ой, какой ты милый, когда заспанный; а кто это такой растрепанный проснулся? Как ты спал, милый? Хочешь кофе, дорогой? А когда мы еще увидимся? Он и в другое время суток этого сюсюканья не любил, а утром вообще взвыть от него хотелось.

Но сейчас он лежал в кровати Эшли. За окном давно утро. Юнги пошарил глазами по комнате в поисках часов. Оказалось, что уже почти одиннадцать. То есть он вырубился и ни разу не проснулся? Он даже не помнил, когда такое было в последний раз. И еще в квартире было слишком тихо. Он повернул голову — Эшли рядом не было, но на ее подушке лежала записка. Юнги долго пытался сфокусировать взгляд и наконец прочитал: «Я уехала на работу. Кофе и чай — на кухне. Насчет еды — не помню, пошарь в холодильнике». И больше ничего. Ни сердечек, ни поцелуйчиков, просто информация.

«Идеальная девушка, — усмехнулся Юнги. — Хороша в сексе, еще как хороша, а утром не то что не сюсюкает, а вообще слиняла. Из собственного дома».

Юнги оделся и пошел на кухню, по дороге оглядывая квартиру. Типовая квартирка: гостиная, спальня, ванная и кухня. Даже если бы он не знал наверняка, он сказал бы, что квартира съемная. Здесь не чувствовалось уюта. Не было безделушек и личных вещей. Даже чемоданы еще не до конца разобраны, хотя Эшли здесь уже сколько? Точно больше месяца. Пока кофемашина пыхтела, делая ему кофе, он из любопытства заглянул в холодильник. На полке одиноко лежала коробка яиц. Наверно, заказывает еду или ходит в ресторан.

В машине он проверил телефон, нет ли от нее сообщений. Девушки любят писать всякие глупости: сообщают, как они скучают, какая замечательная или мерзкая погода, какого милого котенка видели на улице. Спрашивают, как он выспался, чем занимается и насколько сильно уже соскучился. Этих глупостей он не любил. Что отвечать на такие вопросы — не знал, самому писать всю эту ваниль — терпеть не мог. От Эшли сообщений никаких не было, слава богу.

Дома Юнги принял душ, позавтракал, потупил в телефоне и сел работать. Через пару часов он опять проверил телефон, сообщений от нее по-прежнему не было. Надо бы все же написать. Все же ночь вместе провели. Что-нибудь нейтрально-вежливое, чтобы дать ей понять, что ночь, конечно, была прекрасная, но к отношениям он не готов. Он полистал список контактов и понял, что ее номера у него просто нет. У нее его — тоже. Ну вот и замечательно. Когда пересекутся в курилке, тогда и скажет про эту самую ночь. И Юнги снова углубился в работу.

* * *

Выходные пролетели быстро. Юнги поработал, сходил выпить с друзьями, ночами почти не спал, все как обычно. Никакие воспоминания и глупые мысли его не терзали.

В понедельник в курилке они не пересекались. Во вторник — тоже, только вечером Юнги, уже сидя в машине и собираясь отправиться домой, увидел, как Эшли выходит из агентства. Он хотел выйти, поздороваться, сказать про ту самую ночь, как он и планировал, но заметил, что Эшли идет целенаправленно к припаркованному недалеко мерседесу, и остался сидеть, наблюдая, как из машины вышел высокий, красивый мужчина, открыл перед ней дверцу, сел за руль, и машина уехала.

Видеть это было неприятно. Юнги не мог объяснить — почему. Он сам не хотел никакого продолжения той ночи, и уж, тем более, никто никому не давал никаких обещаний. И еще, глядя на то, как Эшли тепло улыбается этому мужику, у Юнги родилось два вопроса: какие у них отношения и как давно они знакомы. Ответы на эти вопросы его не касались и значения не должны были иметь, но Юнги хотел знать. Это было странно. У него и раньше были партнерши на одну ночь. С некоторыми он потом поддерживал отношения, иногда по работе, иногда просто приятельские, но ни разу у него не возникало вопросов про их личную жизнь. А сейчас возникли. Получается, ему не все равно? Это стоило обдумать.

Неделя подходила к концу. Эшли Юнги не видел. Не то, что бы он переживал или мучился, но в курилке он неосознанно ее ждал, а в голове периодически всплывал тот же вопрос: что это был за мужчина? А самое главное, почему его, Юнги, это волнует? Уязвленная гордость? Возможно и так. Но с чего вдруг она уязвилась? Возраст? Стал более сентиментальным? Перестал устраивать одноразовый секс? Нужны отношения? А это, кстати, можно проверить. Он встретится с кем-нибудь и проверит, что там с одноразовым… нет, не сексом, а хотя бы свиданием. Он сходит на свидание.

Юнги сидел в машине и листал список контактов, выбирая наиболее подходящую кандидатуру. Для чистоты эксперимента нужна была красивая, неглупая и самостоятельная девушка. Чтобы потом, если с ней не получится, перед самим собой не было отмазки: да просто девушка не дотягивала. Наконец, он выбрал одну. Они познакомились в компании друзей. С тех пор периодически переписывались. Непринужденно и слегка флиртуя. Вот, очень подходящий вариант. Или не надо? Вдруг он даст этой девушке ненужную надежду?

Юнги задумчиво смотрел в окно, когда увидел Эшли. Она помахала кому-то рукой и направилась к тому же черному мерседесу. Дверцу ей открыл все тот же мужчина. Юнги стиснул зубы. Второй раз за неделю! А возможно, он ее встречает каждый день, просто Юнги не видел. Интересно, он ее уже трахнул? Или как раз сейчас едут? Юнги с трудом разжал зубы, судорожно вдохнул и принялся печатать сообщение девушке. К черту сомнения, ему необходимо проверить.

* * *

Юнги сидел в своем кабинете в агентстве. Кресло было развернуто от стола и сидящему Юнги открывался потрясающий вид на стену. Это его абсолютно устраивало, так как он был глубоко погружен в свои мысли и совсем не замечал что перед ним находится. Вчера у него было свидание. Девушка замечательная, время он провел с удовольствием, но, если бы он сегодня встретил ее под ручку с другим мужчиной, ему было бы плевать, как и всегда. И какие выводы делаем? Очевидные. Во-первых, дело не в возрасте и не в сентиментальности. Во-вторых, гордость тут тоже ни при чем. В-третьих, ревность проявляется только по отношению к Эшли. А значит что? Правильно, все дело в Эшли. А значит что? Тоже правильно. Надо ее пригласить на ужин. Правда, она может и послать — он неделю не проявлялся, но это будет значить, что он сделал все что мог, просто не сложилось. А это намного лучше, чем тупо игнорировать свой интерес к ней.

Юнги моргнул, возвращаясь в реальность, повернулся к столу и побарабанил пальцами по столешнице. Сегодня суббота, выходной день. Но в прошлую субботу она работала. Может, и сегодня она тут? Надо спуститься, проверить. А если нет, то узнать ее телефон у Намджуна. Как всегда, когда решение было принято, Юнги испытал облегчение и спокойствие.

Он спустился на четвертый этаж и заглянул в ее кабинет. Эшли сидела за рабочим столом, сосредоточенно глядя в монитор. Прокручивала мышкой страницы непонятных символом и значков и иногда что-то печатала. Она была погружена в работу.

Она что-то допечатала, потянулась и только тогда заметила, что уже не одна. Вздрогнула от неожиданности, а потом улыбнулась.

— Юнги, привет. Проходи.

Юнги вошел и сел на кресло за соседним столом, мимолетно разочаровавшись, что она не взвизгнула и не бросилась ему на шею.

— Ты и по субботам работаешь? — он кивнул на ее монитор.

— Иногда. У нас по субботам дежурства. Кто-то один обязательно должен быть на работе. Сегодня — моя очередь.

— А в прошлую субботу?

— А в прошлую я заменяла Сон Хвана.

— И до которого часа работаешь?

— До семи, — она кинула взгляд на монитор. — Надо же, уже почти шесть вечера, а я и не заметила, как время пролетело.

— Ты хоть поела?

— Ага, утром по дороге купила что-то непонятное, завернутое в водоросли. Оказалось, вкусно.

В целом разговор больше напоминал разговор коллег, случайно встретившихся в коридоре.

— Пойдем вечером поужинаем.

— Извини, Юнги, не смогу сегодня, — она вздохнула.

— А завтра?

— Тоже никак, уже есть планы.

Про послезавтра и другие дни он спрашивать не стал. Он понимал все с первого раза. Сегодня — уже есть планы, завтра — ни минуты свободной, послезавтра — просто все забито, следующий месяц — совсем нет свободного времени. Мысленно надо было прибавлять «для тебя». Для тебя нет ни минуты, для тебя все забито. Он знал этот сценарий наизусть. Правда, эта роль была обычно его.

Эшли внимательно на него посмотрела, немного наклонила голову, нахмурилась и пояснила:

— Сегодня у меня курсы корейского сразу после работы, а завтра Намджун с Тэхеном пригласили на выставку и ужин. Мы уже договорились.

«То есть меня не отшили, а действительно у нее планы? И когда Джун с Тэ успели ее пригласить? И вообще, куда они лезут? Надо с ними поговорить,» — Юнги одновременно испытал облегчение и досаду.

— Давай в понедельник, — предложила Эшли, — или в среду.

— А во вторник? — автоматически уточнил Юнги.

— Во вторник у меня тоже курсы. Я хожу по вторникам, четвергам и субботам.

— Тогда давай в понедельник, я буду тебя ждать после работы. Сегодня тебя подвезти на курсы?

— Нет, — она покачала головой, — не нужно.

* * *

Воскресенье прошло спокойно, а в понедельник уже с утра он не находил себе места от нетерпения. Курил каждые полчаса и вызывал недоуменные взгляды мемберов. Они не привыкли видеть его таким дерганым. Да он сам не привык таким быть. Он умел справляться со стрессом, умел сосредотачиваться на делах, когда это было нужно. И тем более он умел сохранять лицо. Вернее, даже не специально сохранять, а просто последние годы никакие события не задевали его так сильно, чтобы он вдруг растерял свою невозмутимость.

В семь вечера он сидел в машине и ждал Эшли. Сидел-то он уже с шести, рассудив, что ноутбук в машине работает ничуть не хуже, чем в кабинете, но ближе к семи начал чаще поглядывать в окно, а в семь вообще закрыл ноут и уставился на входную дверь агентства. В начале восьмого показалась Эшли. В окружении трех мужчин, которые только что сальто не делали, пытаясь выделиться. Она шла, высоко подняв голову, с холодной полуулыбкой и напоминала королеву в окружении свиты. Юнги мгновенно разозлился. Какого хрена они к ней лезут?!

Эшли села в машину, улыбнулась совсем другой улыбкой, искренней, и пристегнула ремень.

— Куда поедем? — поинтересовалась она.

— Ко мне, — коротко ответил Юнги, заводя мотор.

— Ты не говорил, что ужин будет у тебя дома, — упрекнула Эшли.

— Хорошие рестораны надо бронировать заранее, за два дня это нереально, в забегаловках не бывает отдельных кабинетов, а в общем зале мне появляться нельзя — особенности профессии, — он пожал плечами. — Вот и остается единственный вариант. Ты против?

— Да нет. Посмотрю, как живут айдолы, — она подмигнула.

Они проехали охраняемый очень ухоженный парк на территории его ЖК и въехали на подземную стоянку. Подземный гараж, подъезд, лифт — все кричало о том, что здешние обитатели любят комфорт и роскошь даже в мелочах.

Юнги открыл дверь в квартиру, вся прихожая тут же осветилась теплым светом. Они только успели переступить порог, как в глубине квартиры что-то бухнулось, как будто на пол с размаху бросили мешок цемента, потом раздалось стремительное тяжелое цоканье и из дальней комнаты, поскользнувшись на повороте, вылетело огромное золотистое чудовище. «Кандэ, стоять! — крикнул Юнги, проклиная себя за то, что забыл предупредить Эшли о собаке. Этот гигант пугал даже тех, кто в принципе любит собак, а как она к ним относится, он понятия не имел. — Эшли, не бой..». Фразу он не договорил, увидев, как Эшли, вместо того, чтобы визжать, прятаться за него или бежать из квартиры, протянула руку к морде замершего пса и с радостной улыбкой произнесла: «Давай знакомиться, слоненок. Со мной можно дружить.» Кандэ внимательно обнюхал руку, и его хвост, до этого настороженно опущенный, взметнулся вверх и принялся мотаться из стороны в сторону. Эшли рассмеялась, скинула сумку на пол, опустилась на колени и принялась трепать собаку за уши, гладить лоб, нос, мускулистую шею, приговаривая: «А кто это у нас такой хороший мальчик? Какой ты красавец! Какая умница! Ты ж моя бусинка!». Бусинка от восторга взлаивала басом, подпрыгивала передними лапами, кидалась то к Юнги, то обратно к Эшли, сотрясая весь дом, и вертелась, подставляя под руки морду, бока, попу, буквально роняя Эшли на пол.

Юнги с удивлением наблюдал за этой радостной встречей. Мало того, что Эшли совершенно не испугалась большой собаки, так еще и этот засранец скачет вокруг нее, как будто только ее он и ждал. Такую реакцию на незнакомого человека Юнги видел первый раз.

Наконец, Эшли кое-как поднялась с колен, разулась, и посмотрела на Юнги:

— Это же английский мастиф? А сколько ему лет?

— Через пару месяцев три года исполнится, — ответил Юнги.

— Жаль, что я о нем не знала. Я бы вкусняшку купила такому сладкому мальчику, — она потрепала собаку. — А кто за ним следит, когда ты уезжаешь?

— У него есть догситтер. Проходи, чего в прихожей стоять, — Юнги вошел в гостиную, в которую плавно перетекала прихожая.

Эшли осмотрелась. Квартира оказалась большой, светлой, со множеством картин на стенах и теплым светом. В гостиной стояли два светлых мягких дивана, пара кресел и широкий стеллаж, заваленный книгами, фотографиями и пластинками. Массивный низкий стол был уже сервирован. Стояло множество неизвестных, но аппетитно выглядевших блюд, три бутылки белого вина, подсвечники с незажженными свечами. Рядом с красивыми тарелками стояли сверкающие винные бокалы и поблескивали столовые приборы.

— Когда это ты успел? — удивилась Эшли. — Я настроилась на готовку, а уже все готово.

— Готовку? — переспросил Юнги. — Ты умеешь готовить?

— Умею. Правда не корейские блюда, а европейские: французские, итальянские. Ну и разные гамбургеры, само собой.

— У тебя в холодильнике десяток яиц и все! — заметил Юнги.

— Ну я и не говорила, что готовлю. Всего лишь, что умею, — возразила Эшли.

— И где научилась?

— У меня папа — шеф-повар французского ресторана. Он нас с Роном с детства учил. Так что готовка — это, можно сказать, часть воспитания, — Эшли улыбнулась, вспомнив отца. — Очень красивый стол получился. Сам готовил?

— Конечно, сам! — Юнги пожал плечами. — Сам выбрал, сам позвонил, сам заказал, сам распорядился накрыть стол.

Эшли рассмеялась:

— Устал, наверно? Столько дел переделал.

— Еще как устал. Давай сядем уже, на ногах еле стою от усталости.

Они сели на пол, подогнув под себя ноги. Кандэ улегся рядом с Эшли. Юнги пультом приглушил свет и зажег свечи.

— У нас свидание? — уточнила Эшли.

— Решай сама, — пожал плечами Юнги.

— Дружеские посиделки? — предположила Эшли.

— Свидание у нас, — отчеканил Юнги. — А то ты сейчас и до делового ужина договоришься.

Эшли хихикнула:

— Тогда где цветы?

— Цветы? — переспросил Юнги.

— Ну да. На свидании принято дарить цветы.

Юнги оглядел комнату.

— Фикус подойдет? Большой, зеленый.

Эшли рассмеялась.

— На самом деле я не люблю цветы.

— Почему?

— Не знаю. Не приносят удовольствия.

— Тебя ими просто задарили, вот и разонравились.

— Да нет, они мне никогда не нравились почему-то. И вообще, это только мужчины думают, что все женщины любят цветы, а это далеко не так.

— Вот и хорошо. Фикус мне самому нравится, — заключил Юнги. — Ты какое вино будешь?

— Оно же все белое, вроде.

— Ну да, я видел на корпоративе ты пила белое. Только не знаю, какое именно, поэтому на всякий случай взял сухое, полусладкое и полусухое. Так какое тебе?

— Сухое, — Эшли смотрела как он ловко открывает бутылку и разливает вино по бокалам.

Вино было очень вкусным. Нежным, совсем не кислым, с очень богатым букетом послевкусий. Явно куплено не в ближайшем маркете.

— Давай, попробуй традиционную корейскую кухню. Тут все самое известное, но неострое. Только собаку не корми.

— Конечно не буду! — согласилась Эшли. И по тому как горячо она согласилась и какими честными глазами на него посмотрела, Юнги понял, что как минимум половина еды окажется сегодня в желудке у собаки.

Он подкладывал ей в тарелку разные блюда, попутно озвучивая названия и состав, и внимательно смотрел на ее реакцию.

— Слушай, перестань на меня пялиться, как будто ты участник кулинарного шоу, а я судья, пробующий твою стряпню, — не выдержала Эшли. — У меня из-за тебя кусок в горло не лезет.

— Я просто хочу понять, понравилось тебе или нет, — Юнги смутился.

— Все очень вкусно. Ты сам ешь, а не только меня корми.

Они ели и неторопливо беседовали. Иногда за столом повисало молчание, но не тяжелое, нервное, которое хотелось нарушить, а расслабленное, спокойное. Они просто жевали или обдумывали услышанные слова. Периодически из-под стола доносилось чавканье, тогда Эшли начинала говорить громче или заходилась кашлем, при этом толкая собаку, чтобы та не палилась. Юнги делал вид, что ничего не замечает, еле сдерживал улыбку и только удивлялся, как она так незаметно умудряется подкармливать пса. Он ни разу не заметил, как она это делает.

— Ты совсем не боишься собак? — спросил он.

— Неа. Я их с детства обожаю.

— Странно, что тебя еще не кусали. Ты так смело суешь им руки под нос.

— Ну это же твой пес, — Эшли пожала плечами. — К незнакомым я не пристаю и соблюдаю элементарную осторожность. И, кстати, меня кусали, два раза. Правда еще в детстве. Тогда я стремилась погладить вообще всех собак вокруг.

— А сама не хочешь завести собаку?

— Это моя мечта! Но я живу одна, работаю, иногда уезжаю. Собаке будет грустно все время сидеть одной, — под столом опять раздалось чавканье и Эшли повысила голос. — Так что за порцией собачьей любви я езжу к родителям. У них две умнейшие дворняги. А мы пойдем гулять?

— Гулять? — переспросил Юнги, сбитый с толку резкой переменой темы.

— Ну да. С собакой же надо вечером гулять.

Из-под стола показалась огромная башка с заинтересованно поднятыми ушами. Она сначала посмотрела на Эшли, потом на Юнги.

— Вообще-то с ним уже погуляли, но если ты хочешь, то пойдем.

— Очень хочу, обожаю гулять с собаками. Было бы больше времени, я бы сама догситтером устроилась.

Кандэ вскочил, как будто точно понимал человеческую речь, причем английскую, и резво направился в прихожую.

В парке уже было безлюдно, так что Юнги снял с собаки намордник и отпустил с поводка, и та принялась носиться, не в силах удержать восторг от такого прекрасного вечера: и вкусняшек получил, и погулял дополнительно. А когда Эшли нашла палку, Кандэ вообще чуть с ума от счастья не сошел. Юнги смотрел, как Эшли бросает палку, хлопает в ладоши, делая вид, что сейчас отнимет, и как смеется, когда Кандэ с рыком начинает носиться вокруг нее. «И эту женщину называют куском льда и высокомерной стервой?» — мелькнуло у него в голове.

В квартиру вернулись уставшие, как после пробежки. Вымыли лапы собаке и расслабленно устроились за столом. Кандэ опять занял стратегическую позицию у ног Эшли.

— И тренажерного зала не нужно с такими прогулками, — вздохнула Эшли, поглаживая пса.

— Да с ним так обычно и не гуляют. В парке всегда кто-то есть, так что с поводка его не отпустишь, народ пугается.

— Глупый народ! — воскликнула Эшли. — Из-за их страхов собака не может порезвиться. Как можно пугаться такую бусинку?

Бусинка активно замахала хвостом, не поднимая головы.

— У вас прям любовь, я смотрю, — хмыкнул Юнги.

— Еще бы. Как не полюбить такого мальчика? — удивилась Эшли.

— Ну многие бы с тобой поспорили.

— Они ненормальные, — отрезала Эшли.

Под столом раздалось чавканье, а Юнги опять удивился как она это сделала, ведь он смотрит прямо на нее.

— А где ты куришь? — повысила голос Эшли, пытаясь это чавканье заглушить.

— На балконе. Пойдем.

За шторами оказалась дверь на балкон, больше напоминающий патио. С семью уличными креслами, столом и даже барбекю. Внизу раскинулся завораживающий вид на вечерний Сеул. Живой, движущийся, весь в огнях.

— И ты это балконом называешь? Это же смотровая площадка! Будь у меня такая же, я бы на удаленку перешла и никогда бы отсюда не вылезала.

Эшли стояла у стеклянного парапета и с восторгом смотрела по сторонам.

— Теперь я знаю чем тебя заманивать, — Юнги подошел сзади, обнял за талию и положил подбородок ей на плечо. Эшли повернула голову и чмокнула его в щеку.

— Ты можешь много чем, не скромничай.

Они стояли на балконе, курили и молчали. Юнги в который раз отметил, как с ней комфортно молчать. Не возникало неловкости, не надо было судорожно придумывать темы, лишь бы заполнить тишину.

— Может, принесем бухлишко и тут посидим? — предложил Юнги, видя как Эшли тут нравится.

Они устроились в креслах, молча потягивая вино и любуясь на город. Кандэ лег перед Эшли, и она положила на него ноги, как на пуфик. Кандэ умиротворенно вздохнул и задремал.

— Кто был тот мужчина? — вдруг спросил Юнги.

Спросить он хотел сразу, как только Эшли села в его машину, но сдерживался. Он и сейчас не должен был задавать этот вопрос, но он просто разрывал его изнутри.

— М? Какой мужчина? — лениво переспросила Эшли.

— Тот, который приезжал за тобой на машине.

— А-а. Это мой знакомый.

— И насколько близкий это знакомый? — раздраженно уточнил Юнги.

Эшли посмотрела на Юнги:

— Просто знакомый.

— И много у тебя таких просто знакомых? — Юнги несло.

— Почему я должна отвечать? Какое право ты вообще имеешь задавать подобные вопросы? — в ее голосе зазвучал холод.

Кандэ, уловив перемену в ее настроении, настороженно дернул ушами. Юнги сам прекрасно знал, что никаких прав у него нет, но ему нужен был ответ.

— Вообще-то мы провели с тобой ночь, — язвительно напомнил он.

— После которой ты пропал на неделю, — не менее язвительно ответила Эшли.

— Но я появился, и сейчас у нас свидание.

— Да. Но я не уверена, что после него ты снова не пропадешь.

— А, и поэтому подготовила запасной аэродром? — Юнги выпрямился и повысил голос.

— Кто тебе сказал, что запасной не ты? — процедила Эшли.

— Ух ты, даже так? Ты со мной спала, потому что с тем поссорилась? А сейчас что? Опять в ссоре? Заранее знала, что сегодня поссоритесь или это у вас каждый день?

— Это не твое дело.

— Как раз мое. Если ты будешь со мной спать после ссор с ним, мне надо понимать как часто вы ссоритесь. График подогнать, время освободить, — желчь из него просто выплескивалась.

— Не трудись, — холодно отрезала Эшли и встала. — Меня из графика можешь вычеркнуть.

Она резко развернулась и ушла с балкона. Кандэ с укором посмотрел на Юнги и потрусил за Эшли. Юнги выдохнул, потер лицо обеими ладонями и пальцами пробороздил волосы. Идиот! Он посидел еще немного, пытаясь успокоиться, а потом вернулся в гостиную, намереваясь извиниться и все объяснить. Но в гостиной Эшли не было. Юнги огляделся и увидел Кандэ, который стоял у входной двери и горестно вздыхал. Твою мать! Куда она ночью?! Юнги всунул ноги в кроссовки и кинулся к лифтам. Кандэ протиснулся в закрывающуюся дверь и в два прыжка догнал хозяина. Юнги судорожно долбил по всем кнопкам лифтов. Наконец двери одного из них открылись.

Выскочив из подъезда, Юнги огляделся, но Эшли видно не было. Блять! Куда она делась? «Кандэ, ищи Эшли!» — от отчаяния скомандовал Юнги, принюхивающемуся псу. Тот рванул вглубь парка, а Юнги за ним, на ходу удивляясь сообразительности собаки: команде его никто не учил.

Эшли успела уйти довольно далеко, когда Кандэ догнал ее и преградил путь, расставив четыре лапы и наклонив голову. Эшли, не останавливаясь, просто обошла собаку. Кандэ снова встал перед ней, и снова она не остановилась.

— Эшли, стой! — Юнги догнал ее и схватил за руку.

Она выдернула руку и только вскинула подбородок.

— Да твою мать! Эшли! Дай мне объяснить!

Она остановилась. Посмотрела на запыхавшегося Юнги и сжала губы.

— Пожалуйста, пойдем домой. Поговорим. Куда ты ночью поедешь?

Она продолжала молча смотреть на него.

— Хорошо, — он перевел дыхание. — Извини меня, я вел себя как идиот, признаю. Я не хотел тебя обидеть, не хотел давить, я просто… Черт! Я перегнул палку.

Эшли не пошевелилась.

— Но у меня есть оправдание: я никого раньше не ревновал. А когда увидел тебя с этим мужиком, мне просто чеку сорвало.

— Ты пригласил на свидание, чтобы про наши с ним отношения узнать? Мог бы просто смс-ку написать, проще бы было, — зло ответила Эшли.

Но хоть ответила, уже кое-что.

— Да черт! Я говорю, что ты мне не безразлична! — Юнги с силой провел по волосам. Он сам только сейчас это понял и это немного пугало.

Эшли опустила голову, секунду постояла и снова посмотрела на него.

— Хорошо, я поняла, — голос был по-прежнему напряжен.

— Давай вернемся, поздно уже. Я постелю тебе в гостевой комнате, если хочешь.

— Я не собиралась оставаться сегодня у тебя.

— Почему? — вскинулся Юнги.

Эшли молча сжала губы, предостерегая его от ненужных вопросов. Юнги опять провел рукой по волосам. Разговор был эмоционально трудный, он не привык к такому. Он не привык что-то испытывать.

— Я вызову водителя, он тебя отвезет, — Юнги старался говорить спокойно.

— Не надо. Я уже вызвала такси, оно будет ждать у шлагбаума, — Эшли развернулась уходить.

— Я тебя провожу.

Эшли промолчала и пошла к выходу из парка.

Кандэ, все это время тревожно переводивший взгляд с Эшли на Юнги, двинулся за ней. На хозяина он был сердит — это он виноват, что аура Эшли изменилась с умиротворенной на напряженную и обиженную. А вдруг Эшли больше не придет?

У шлагбаума уже стояло такси. Эшли обернулась, довольно холодно попрощалась с Юнги, а вот к Кандэ наклонилась и приговаривая «пока, хорошая собака, пока, моя бусинка», потрепала двумя руками за уши.

Ночь Юнги спал плохо, как обычно. Но вместо того, чтобы встать поработать, как он часто делал, он лежал и гонял в голове последний разговор с Эшли. Она сказала «хорошо, я поняла». Что это значит? Я поняла, но иди на хуй со своей ревностью? Поняла, но мне надо подумать? Поняла, простила, жду следующего свидания? А ему что дальше с ревностью делать? Как справляться с тем, что его злит даже, когда она отвечает кому-то на сообщения? Он даже не знает — кому. Может, маме или подруге. И спросить он ее не может, потому что Эшли права, он не имеет права. Он ей никто, чтобы требовать ответов. Он даже не имеет права злиться или обижаться, если она действительно с тем мужиком спит. Или с другим, или сразу с двумя. Она — свободная женщина, может делать что хочет и отчитываться не обязана. Ночь провели, да. Но он сам обдумывал как бы ей поделикатнее намекнуть, что продолжения не будет. Так что же он теперь хочет? Она и так согласилась на свидание после недели его молчания, а он, идиот, все испортил.

А если бы не испортил? Было бы второе свидание, потом третье, четвертое. Тогда уже у них были бы отношения, и логично, что он не потерпит никаких других мужчин в ее жизни, он будет иметь право ревновать, а она обязана будет отвечать. Потому что это отношения, это обязательства и обещания друг другу. Это не то же самое, что одна случайная ночь. Только согласится ли она теперь на следующее свидание?

Телефон. Завтра он выяснит ее телефон и пригласит. Куда она захочет: в ресторан, покататься на машине, к нему, к ней, к черту лысому. Ему все равно. Главное, чтобы она согласилась. Главное, связать ее отношениями.

* * *

На следующий день с утра он первым делом отправился к Намджуну в кабинет. Без стука распахнул дверь и буркнув «доброе утро», сел в кресло рядом с письменным столом. Намджун оторвался от монитора и посмотрел на Юнги. Выглядел он паршиво.

— Бурная ночь или просто бессонница? — поинтересовался Намджун.

— И то, и другое. Дай мне телефон Эшли, — без предисловий попросил Юнги.

— Зачем тебе? — Намджун поднял бровь.

— Обещал подарить ей свою пластинку с автографом, — Юнги был готов к такому вопросу.

— Смотрю, Эшли — меломан. Бомгю на днях тоже хотел ей пластинку подарить. Тоже телефон спрашивал, — хмыкнул Намджун.

— Ты дал? — вскинул голову Юнги.

— Нет. И тебе не дам, — Намджун откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди.

— С хрена ли?!

— А с хрена я ее телефон буду посторонним людям раздавать?

— Я не посторонний, — опустил голову Юнги. — Мне надо с ней поговорить.

— Ну вернется она, и поговоришь.

— Она уехала? — насторожился Юнги.

— Ага. В японский филиал их отправили.

— Надолго?

— Дня на три.

— И с кем она поехала? — в голосе Юнги зазвучало напряжение.

— С До Хи и Минсоком, — Намджун внимательно смотрел на Юнги.

— Три дня — слишком долго. Мне надо с ней поговорить.

— Юнги, что происходит? — Намджун оторвался от спинки и сложил руки на столе.

— Я сказал то, что не должен был. Я ее обидел.

— Когда ты успел-то?

— Сегодня ночью.

— Вы провели ночь?! — Намджун дернулся, как от удара.

Юнги хотел ответить, но тут раздался стук в дверь, и вошел менеджер пиар-отдела, а за ним звуковик. Все поздоровались друг с другом, и Намджун посмотрел на Юнги:

— Телефон сейчас скину, а вечером жду в гости, поговорим.

Юнги вышел и тут же набрал сообщение Эшли: Это Мин Юнги. Как долетели?

Ответа не было целый день. Юнги что только не передумал за это время: сначала решил, что она все же не хочет с ним общаться, потом появилась надежда, что просто занята, а под вечер до него дошло, что скорее всего, его сообщение просто потерялось среди десятка других с незнакомых номеров от поклонников, жаждущих ее внимания. Если сегодня не ответит, то завтра он ей позвонит.

Вечером Юнги сидел на диване у Намджуна, пил виски и рассказывал всю их историю с Эшли.

— Мда, первый раз тебя таким вижу, — протянул Намджун.

— А я первый раз такой и есть.

— Но ты же решил с ней встретиться только, когда увидел ее с другим? А если бы не увидел? Все бы той ночью и ограничилось?

— Я об этом думал. Я не знаю как бы все было, но одно точно: она первая, кто во мне эту ревность вызвал. Если бы она была мне безразлична, то было бы пофиг с какими она там мужиками.

— Тоже верно. Ну что я могу сказать, не упускай. Вдруг она та самая, твоя единственная любовь на всю жизнь, — Намджун залпом допил виски и налил себе еще.

— Я никогда не думал, что сам эту любовь встречу, понимаешь? Я в нее искренне верю, но теоретически. Кто-то где-то ее находит, но при чем тут я? Я и о семье никогда не думал, ты же знаешь. У меня есть Кандэ, и мне этого было достаточно, — Юнги вертел свой бокал в руках.

— Наверно, сейчас рано говорить, та самая — не та самая, но одно несомненно, надо попробовать.

— Надо. Только что я-то ей могу предложить? Свою депрессию? Бессонницу? Вечную работу и тайный образ жизни? Да еще и ревность эта крышу сносит. Зачем ей это все?

— Ты давай за нее не решай. Твое дело — предложить, — Намджун нацелил на него свой бокал. — Насколько я ее смог узнать, она ведет вполне домашний образ жизни. Если так подумать, наши жизни похожи: нас преследуют арми, ее — мужчины. Мы носим маску секси-звезд, она — холодной стервы. Ты же в курсе, какие сплетни о ней ходят?

— Да не особо, но могу представить.

— Правда ее маска пока только на Джина повлияла, остальных как-то не отпугивает, — вздохнул Намджун.

— А Джин что?

— Джин ее терпеть не может. Ну типа она заносчивая на пустом месте, ее красота — не ее заслуга, чтобы так нос задирать.

— Серьезно?

— Угу. Мы с ним случайно разговор слышали, когда на Эшли какая-то девчонка наехала, типа она у нее парня отбила, а Эшли обдала ее презрением, типа я какими-то там незначительными менеджерами не интересуюсь. Ну вроде того, что не для них мама такую ягодку растила. Джина вообще от этого бомбануло, ну ты его знаешь.

— Она правда так сказала? — удивленно уточнил Юнги.

— Правда, правда, — вздохнул Намджун. — Очень умно поступила.

— Чем же?

— Юнги, ну ты сам подумай. У нас в агентстве разных менеджеров процентов восемьдесят. Она одной этой фразой дала понять, что они к ней могут даже не подкатывать, а их девушки и жены — не ревновать, ну? Разговор этот был у лифтов, куча народу слышала. Да, это ответ меркантильной сучки, ну так ее и так ей считают, но может хоть поменьше доставать будут.

— Слушай, а с чего это ты так хорошо ее знаешь, а? — подозрительно спросил Юнги, а Намджун закатил глаза.

— Юнги, ты и ко мне ревновать будешь? Совсем рехнулся?

— Ну ты и про Японию в курсе, и про то что и зачем она говорит… Вы общаетесь?

— Про Японию мне До Хи в столовой рассказала. А про ее поведение, ну я просто людей хорошо понимаю, ты ж знаешь.

— Ты не ответил на вопрос.

Позы Юнги не менял, но было заметно, что он весь напряжен. Намджун за годы знакомства очень хорошо его изучил.

— Мы ходили на выставку и в ресторан, ну и на том корпоративе общались, доволен?

Юнги расслабился и допил виски:

— Извини, Джун. Я правда не в себе. Вчера Эшли обидел, сегодня — тебя. Надо что-то с этой ревностью делать.

— К психологу сходи. С тобой скоро станет невозможно общаться!

Телефон Юнги звякнул. Он посмотрел на экран и расплылся в совершенно идиотской улыбке. Намджун даже моргнул два раза, подозревая, что ему это просто почудилось. Но нет, Юнги правда приторно улыбался, а потом вдруг разочарованно нахмурился и принялся печатать.

— Что она написала? — поинтересовался Намджун.

Кто именно написал, было и так понятно, а вот что вызвало у Юнги такую противоречивую реакцию — интересно.

— Да понимаешь… — Юнги даже смутился, что тоже ему было совсем несвойственно. — Она спросила «как поживает моя бусинка?», и я подумал, что это она про меня…

— А про кого же, если не про тебя? — удивился Намджун.

— Про Кандэ, — вздохнул Юнги.

— Она Кандэ бусинкой называет? — не поверил Намджун. — Хотел бы я посмотреть на ожерелье из таких бусинок. Постой, ты терпеть не можешь все эти нежности. Так чего расстроился?

— Не мог. А теперь могу, и хочу. Но только от нее.

— Мда… Видимо ее красота и тебе сперму в мозг пустила.

— Да причем тут красота? — Юнги раздраженно поморщился. — С ней как будто спокойно. Я это еще в курилке заметил, когда мы даже знакомы не были. И сперма тут ни при чем. Если бы это был просто вопрос секса, все было бы намного проще.

— Ну что я тебе могу сказать, друг мой. Я не знаю та она или не та, но то, что явно не похожая на всех предыдущих — это точно.

* * *

Юнги ждал Эшли в машине после работы. Она согласилась поговорить. И сейчас Юнги волновался. Он не знал, чего именно ждать от этого разговора. В каком настроении будет Эшли. Злится ли она, простила ли или, может, просто вычеркнула его из своей жизни, и сейчас он увидит ту Эшли, которую видят все остальные: надменную, холодную и с пластиковой полуулыбкой. Юнги даже передернуло от этого.

Он сидел в машине, опираясь локтем на дверцу, большим пальцем тер губы и всматривался в людей, выходящих из агентства, пытаясь разглядеть Эшли. Когда двери в очередной раз открылись, Юнги сначала почувствовал, что это она, а только потом смог ее разглядеть. Она шла в сопровождении какого-то мужчины с высоко поднятой головой и той самой полуулыбкой. Мужчина что-то оживленно говорил, но она только чуть поворачивала голову в его сторону, ни разу на него не посмотрев. Не доходя до машины, она остановилась, повернулась к этому мужчине всем корпусом, что-то сказала, вежливо поклонилась и продолжила путь. Мужчина растерянно смотрел ей вслед. Он явно не ожидал такого стремительного прощания.

Юнги наблюдал, как Эшли подходит к машине, открывает дверь, садится в салон все с тем же выражением лица, а потом поворачивает к нему голову, и на ее лице появляется улыбка — настоящая, теплая, приветливая. В один момент она превратилась в «его» Эшли.

— Привет.

— Привет.

Они помолчали, глядя друг на друга. Без напряжения, без ожидания, без неловкости.

— Я хотел еще раз извиниться за тот вечер, — прервал молчание Юнги. — Это было глупо. Больше не повторится.

— Ты перестанешь ревновать? — с усмешкой спросила Эшли.

— Я постараюсь, — совершенно серьезно ответил Юнги, продолжая вглядываться в нее.

— Если бы мы могли управлять своими чувствами по своему желанию, жить было бы гораздо проще. Правда, не так интересно, наверно, — вздохнула Эшли.

— По крайней мере, я постараюсь сдерживаться.

— Будешь злиться молча? Думаешь, это лучше?

Юнги молча смотрел на нее. Что отвечать — он просто не знал.

— Давай я тебе кое-что расскажу о себе, — вздохнула Эшли. — Может, это и не прекратит твою ревность, но, возможно, хоть немножко ослабит. Я не хочу отчитываться за каждое слово, каждый взгляд и каждый звонок какого-то мужчины. Это сложно.

Юнги так же молча кивнул. Эшли еще раз вздохнула, отвела взгляд и начала:

— На меня всегда обращали внимание мальчики. В два года, когда я пошла в садик, все мальчишки в группе были в меня влюблены. Они делились со мной игрушками, играли со мной, съедали за меня творог, который я терпеть не могла, каждый день мы обсуждали за кого я выйду замуж, когда вырастем. Было весело и приятно. А потом я пошла в начальную школу. И там тоже мальчишки влюбились, но выражали они свою любовь уже по-другому. Им хотелось привлечь мое внимание, но как это сделать правильно, они еще не знали. Поэтому дергали за косички, ставили подножки, прятали мои тетради и карандаши. Я все время ходила растрепанная, а родители оптом закупали канцелярию. Мне это все не нравилось, но прекратить это я не могла.

К средней школе все немного подросли, поумнели, стали понимать, что внимание дерганьем за косички не привлечешь. За мной начали ухаживать: провожали до дома, дарили милые пустяки, звали гулять. В целом, ситуация была бы приятной, если бы не два обстоятельства. Во-первых, мальчишки периодически из-за меня дрались, а их родители и вместе с ними не очень умные учителя винили в этих драках меня, а во-вторых, начали завидовать одноклассницы. Они все время пытались меня высмеять или сделать какую-то пакость.

В старшей школе, насколько я помню, я не вылезала из безразмерных спортивных костюмов с капюшоном, чтобы хоть как-то скрыться, но это не особо помогало. Девчонки все так же старались задеть, а парни все так же ухаживали, но теперь уже с целью поцеловать, обнять, а еще лучше сразу трахнуть. Пубертат, гормоны, все дела. А потом хвастались другим парням, что вот они, такие крутые, поцеловали такую девчонку. И неважно, что это неправда. Начали делать ставки, кто затащит меня в постель. Очень скоро по школе распространились слухи, что я чуть ли не с каждым переспала. А я к тому времени еще даже ни с кем не целовалась. А знаешь, чего мне больше всего хотелось в то время? — Эшли горько усмехнулась. — Мне хотелось дружить с девчонками. Ходить с ними в кафе, по магазинам, делиться секретиками и, особенно, мне хотелось потусить на этих девичьих пижамных вечеринках. Но вместо этого, про меня придумывали какие-то нелепые истории про то, что я сплю с учителем математики, иначе откуда у меня пятерка; что увела у кого-то какого-то парня, которого я в глаза не видела; что в меня влюбился чей-то там отец и даже развелся с женой и тому подобное.

Правда, старшая школа подарила мне подругу, — Эшли заулыбалась. — Я плакала в туалете, уже не помню из-за чего, а ко мне подошла девочка их параллельного класса, дала платок, сказала, что все они идиоты. Вот так я подружилась с Барбарой. И дружу с ней до сих пор.

Ну а потом был университет. Я попала как будто в другую реальность. Учеба, тусовки… Я подружилась с одногруппницами. Мы ходили по магазинам, сидели в кафе, все, как я и мечтала в школе. Потом появился парень. Он был старше, учился на третьем курсе. В общем, первый и второй курс пролетели просто замечательно. А вот на третьем, я вдруг стала замечать кое-какие детали… Подругам от меня все время что-то было надо: то провести их на крутую вечеринку, то познакомить с каким-нибудь популярным парнем, то списать домашку. Просто так они мне не звонили. Постепенно «дружбу» с ними я свела на нет. Осталась со мной только вторая моя лучшая подруга Глория. Ей от меня ничего не было нужно, мы действительно дружим уже почти десять лет. И с моим парнем общение было странное. Мы почти не разговаривали, не обсуждали ничего, не делились мыслями, планами. Если я пыталась что-то рассказать или чем-то поделиться, то от него слышала: «Да-да, это очень здорово. А почему ты сегодня не на каблуках? Или не в коротком платье, или не накрашена?» И вот тут я поняла, что ему на меня абсолютно плевать. От меня нужно было только классно выглядеть, чтобы он мог мной хвастаться. Я просто была как аксессуар для его самоутверждения перед другими.

А потом я поняла одну вещь: люди интересуются только собой. Они не готовы тратить время на кого-то другого. Куда быстрее и проще с первого взгляда наклеить ярлык и не вникать что и кто перед тобой. Если есть лишний вес, то значит ленивая и обделенная мужским вниманием, если носит яркую одежду, значит озабоченная, пытается привлечь мужское внимание, если не отвечает на грубости, значит забитая терпила, ну а если красивая, значит тупая содержанка. Понимаешь? Поэтому женщины терпеть не могут, а мужчины пытаются попользоваться, ну и похвастаться, само собой.

А теперь задумайся, стану ли я связываться с этими мужчинами, если заранее знаю их цель, м?

— Я тоже мужчина вообще-то, — дернул бровью Юнги.

— Безусловно, но тебе внешность не так важна, я же вижу. И я видела, как ты в курилке на меня смотрел. Со сдержанным любопытством, не более. Я тогда подумала, что звезды к чужой внешности относятся по-другому. Видимо, слишком много красивых тел вокруг вас. Глаз замылился, — Эшли улыбнулась.

— Наверно, — безразлично пожал плечами Юнги. Потом помолчал несколько секунд и спросил. — Поедем поужинаем?

— Да, — просто сказала Эшли.

Они оба понимали, что отвечает она не на вопрос про ужин, а на тот самый, невысказанный вопрос: попробуют ли они начать отношения.

— Куда ты хочешь поехать? — Юнги завел мотор. У него как будто вся тяжесть мира упала с плеч.

— Если честно, то я хочу погулять с Бусинкой. По дороге можем заехать в магазин, купить что-то поесть, ну или просто заказать потом.

Юнги бросил на нее быстрый взгляд. Да она просто мысли его прочитала. Ни в какой ресторан ему совсем не хотелось. Он сегодня очень устал. Не столько от работы, сколько от напряжения и ожидания этого разговора. Это очень вымотало.

— Идеально, — согласился он.

* * *

Кандэ, увидев, что хозяин вернулся с Эшли, на минуту замер, не зная к кому первому бежать, а потом кинулся сначала на Юнги, а через секунду — на Эшли. Он прыгал, взлаивал, кидался между ними, не помня себя от счастья. Юнги и Эшли смеялись, гладили его, но спинами опирались на стену, чтобы Кандэ в своем безумии их не уронил. Он только-только начал успокаиваться, когда Юнги взял поводок…

Из подъезда вывалились все вместе, потому что Кандэ своего счастья сдержать не смог и рванул в дверь, как только она приоткрылась, вытолкнув и Эшли, и Юнги. Кандэ уже было дернул к парку, но Эшли сказала: «Бусинка, веди себя прилично», и он тут же угомонился и пошел рядом, как самая воспитанная собака в мире. Юнги в очередной раз удивился их взаимодействию.

Нагулявшись, вымыв и лапы, и руки, все разместились на балконе: Эшли и Юнги в креслах рядом друг с другом, а Кандэ — у ног Эшли. На столике были расставлены разные закуски, бутылка вина и два бокала. Эшли с Юнги ужинали, любовались видом вечернего Сеула и беседовали. Никто из них не смог бы ответить на вопрос, о чем же была беседа. Темы менялись незаметно, плавно перетекая одна в другую, хотя, вроде бы, и связаны между собой не были. Ну просто так получалось. Они могли спорить, является ли пуантилизм в живописи искусством или всего лишь маркетинговым ходом, в следующую минуту обсуждать особенности пород собак, потом молча курить, задумавшись и наслаждаясь вечером, и вдруг кто-то из них вспоминал случай из жизни или цитату из книги, или загадочную поломку автомобиля, а второй тут же подхватывал тему, и беседа текла дальше.

Ее телефон, до этого непрерывно беззвучно вибрирующий, звякнул. Эшли посмотрела на экран и что-то напечатала. Юнги взревновал моментально. Он и до этого раздражался из-за вибрации, понимая, что это ее поклонники пытаются привлечь ее внимание, а уж когда она ответила, ему пришлось опустить глаза, чтобы она не разглядела горевшую в них ревность. Но Эшли разглядела.

— Это моя подруга Глория, — усмехнулась она.

— Я не спрашивал, — Юнги испугался, что опять все испортил.

— Лучше бы спросил, — вздохнула Эшли. — А то у тебя такие искры из глаз сыплются, что могут сжечь к черту балкон, квартиру и вообще, весь дом.

— Я не специально, оно само. Мне надо время, чтобы как-то с этим справиться.

— Ну подождем, что уж теперь делать, — Эшли откинулась на спинку кресла.

Они замолчали, как будто и правда принялись ждать то счастливое время, когда ревность Юнги пройдет. Они молчали, пили вино и смотрели на город. Вдалеке по трассе проезжали автомобили. Те, которые ехали в их сторону, светили белым, а те, которые уезжали — красным. Издалека это было похоже на гирлянду на рождественской елке.

— Когда смотрю на машины, мне почему-то всегда интересно, куда они едут или откуда, — задумчиво произнес Юнги.

— Знаешь, я только что именно об этом и думала. Особенно, когда в городе уже ночь или поздний вечер, всегда любопытно, почему водитель ночью на дороге? У него было сложное дежурство и сейчас он возвращается к семье?

— Или, наоборот, он — врач, и его вытащили из теплой постели экстренным звонком, — подхватил Юнги.

— А, может, он едет в аэропорт встречать свою ту самую, которую не видел уже неделю? И сейчас он ее обнимет, и они сядут в машину и поедут домой, по дороге болтая без умолку и не разнимая рук?

— Или они поссорились, и он выскочил из квартиры, чтобы успокоиться.

Они опять замолчали, глядя на машины и продолжая мысленно придумывать все новые и новые ситуации для этих незнакомых им водителей. Юнги не глядя взял ее руку в свою и стал задумчиво поглаживать большим пальцем ладонь. Без подтекста, без намека, просто ему было уютнее сидеть, держа ее за руку. Но когда палец Юнги скользнул по ее запястью, он услышал короткий резкий вдох Эшли. Он повернул к ней голову и еще раз, уже целенаправленно, погладил запястье. В ответ на это движение она глубоко, но прерывисто вдохнула, не отрываясь от панорамы Сеула. И тогда он стал аккуратно исследовать ее руку: поглаживал тыльную сторону ладони, пальцы — каждый отдельно, предплечье. Он следил за ее реакцией, но она оставалась расслабленной. Пока он снова не провел по запястью. Еще один короткий вдох. В этот раз Юнги не остановился. Он гладил запястье, слушал, как учащается ее дыхание, как мерный, почти незаметный пульс под его пальцем, начинает ускоряться, толкаться все сильнее. Он притянул ее руку к губам, легко прижался к ладони, почти невесомо поцеловал каждый пальчик и снова ладонь. А потом провел губами по запястью, не отрывая взгляд от Эшли. Она тяжело сглотнула, закрыла глаза и откинула голову на спинку кресла. На фотографии она, наверно, выглядела бы сейчас расслабленной, но в действительности крылья ее носа расширились, помогая втягивать воздух короткими небольшими порциями, грудь часто вздымалась, а зубы прикусывали губу, как будто пытались удержать стон.

Кандэ обеспокоенно повертел головой, уловив смену ауры. Вроде ничего странного не происходило. Хозяин обнюхивает руку Эшли, это Кандэ очень понятно. Через запахи можно многое понять. Эшли не против, даже вон, задремала. Тогда почему же аура такого приятного спокойствия вдруг сменилась на напряжение? Не страшное, не тревожное, но все же сильное и как будто ждущее. Так напрягался сам Кандэ, когда чувствовал, что у хозяина в кармане лежит вкусняшка. Ему ее не показывали и не обещали дать, но она же там есть! Значит, дадут. И Кандэ напряженно ловил движения хозяина, ожидая, когда же он опустит руку в карман и наконец угостит его. Может, у них тоже где-то припрятаны вкусняшки? Кандэ принюхался, но ничего особенного, из-за чего стоило так напрягаться, не почувствовал. Только хозяин теперь переместился, наклонился к Эшли и стал то ли обнюхивать ее лицо, то ли тереться носом. Кандэ было не видно. Но от этого напряжение только усилилось. И это беспокоило. А когда хозяин поднял Эшли на руки и понес вглубь квартиры, Кандэ наконец догадался. Ну точно, все вкусняшки у них в другой комнате! Он вскочил и кинулся за ними, но прямо перед его носом дверь в спальню закрылась. Кандэ потоптался у двери, потом обиженно засопел и побрел на свою лежанку. Тоже мне, жадины, наслаждаются там одни. И Эшли тоже хороша, всегда же делилась, а сейчас что?

* * *

Юнги еще сквозь закрытые веки почувствовал яркий свет, приоткрыл глаза и тут же сощурился. Шторы в спальне вчера не закрыли, не до этого было, и сейчас солнце заполняло всю комнату и слепило глаза. Он бросил взгляд на часы, висящие прямо напротив кровати, сладко потянулся и повернулся на бок, намереваясь обнять Эшли и еще понежиться. Хоть уже и одиннадцать утра, но в выходной можно и весь день проваляться. Эшли в кровати не оказалось. Юнги открыл глаза и окинул взглядом комнату. Может, в душ пошла или на кухню? Он собирался уже вставать и идти ее искать, но взгляд наткнулся на записку на подушке. «Уехала на работу. С Бусинкой погуляла и покормила». Сухая, почти что деловая записка. В первый момент Юнги очень удивился: насколько же он крепко спал, что даже не слышал, как они уходили на прогулку, а это очень громко обычно. Кандэ же скачет, радуется. А потом пришло разочарование: ну почему они не проснулись вместе, почему не позавтракали? Он выделил бы ей свой халат, а лучше какую-нибудь рубашку. Сидели бы они на кухне, неторопливо пили кофе, целовались. Потом можно было бы куда-нибудь поехать, а вечером опять сидеть на балконе.

Юнги вздохнул, взял телефон и написал ей сообщение:

— Почему ты меня не разбудила?

Ответ пришел почти сразу, от чего внутри Юнги все расцвело: значит, его телефон ей важен, значит, для него она установила звуковой сигнал и теперь он не тот беззвучный неважный ей поклонник.

— Зачем?

Юнги хмыкнул и написал:

— А утренний секс?

Через секунду пришло сообщение, от которого он на секунду завис:

— Он у тебя был, — а следом второе. — Шутка.

— Встретить тебя после работы?

— Нет. У меня сегодня курсы.

— После курсов?

— Ресторан?

— Балкон.

— У меня нет сменной одежды и зубной щетки.

— Заедем к тебе. Скидывай адрес курсов и время.

* * *

Следующим утром он опять проснулся один. Это начинало злить. Что происходит? Почему ему никак не удается с ней позавтракать-то? Ужинать на балконе ей же нравится, и завтракать там тоже очень приятно. И вообще, насколько он знал, совместное утро для девушки важнее ночи. Как ему объяснила его подруга, ночью правит тело, это не так важно, а вот утро — это уже душа. Девушки хотят почувствовать, что мужчине интересно не только ее тело, но и она сама. Ну и какого фига это тело вместе с душой сбегает каждое утро? Какого фига ему самому вдруг так важно это утро с ней, он не задумывался. Он просто принял тот факт, что с Эшли будет не так, как со всеми остальными.

Юнги нащупал телефон и, еще не до конца открыв глаза, напечатал сообщение:

— Ну и где ты опять?

Ответ пришел очень быстро, и опять Юнги отметил насколько это ему приятно.

— Гуляем с Кандэ. Скоро будем.

Юнги улыбнулся, двумя руками растрепал волосы и помотал головой на подушке. Как же ему от этого сообщения стало уютно. Вот они сейчас придут, он помоет лапы собаке, пока она раздевается и моет руки, потом они на кухне будут готовить завтрак и варить кофе. Обязательно вдвоем. А потом сядут на балконе, будут неторопливо завтракать и строить планы на день. Наверно, первый раз в жизни он любил утро. Первый раз он не хотел оставаться один, чтобы собраться с силами и начать жить еще один день.

Жаль, конечно, что свою рубашку на нее нацепить не удастся, она уже успела одеться. А в его рубашке она смотрелась бы очень сексуально… Перед глазами тут же возникла картинка Эшли. Она стоит босиком на кухне и варит кофе. Рубашка слишком велика ей и застегнута всего на пару пуговиц, отчего съезжает с одного плеча. Бедра прикрыты лишь на половину, а рукава свободно подвернуты, но все равно длинноваты, особенно с той стороны, где открыто плечо. И он знает, что под этой рубашкой на ней ничего нет. Можно подойти сзади, обнять одной рукой за талию, а второй провести по внутренней стороне бедра снизу-вверх, забираясь под рубашку и ведя выше, дразняще по пути касаясь ее интимного места, услышать ее резкий вдох, провести по плоскому животу, ребрам и накрыть ее такую идеальную грудь, чуть сжав сосок между большим и указательным пальцем. Прижаться губами к шее, почувствовать ту самую жилку, которая к этому моменту начнет явственно пульсировать под его губами. Прижаться плотнее и… Юнги резко распахнул глаза и сглотнул, почувствовав, что начинает возбуждаться. Они сейчас придут, а он тут со стояком. Он резко вскочил с кровати и натянул домашние штаны, приговаривая как мантру: «Утром — душа, утром — душа».

Он как раз успел принять душ, когда входная дверь хлопнула, послышался голос Эшли: «Бусинка, иди лапы мыть», и цокот когтей Кандэ, послушно отправившегося в ванную. Юнги вышел в прихожую, чмокнул Эшли и отправился вслед за Кандэ.

— Чем ты обычно завтракаешь? — спросил Юнги, насыпая корм собаке.

— Пока только кофе. Черный с сахаром.

— Пока? Ты завтракаешь два раза? — уточнил Юнги.

— Можно и так сказать, — хмыкнула Эшли. — У меня желудок просыпается позже, чем все остальное тело. Поэтому сначала я пью только кофе, а через час-два уже что-то ем.

— И что ты будешь есть через час-два? — поинтересовался Юнги. Может, она привыкла завтракать черной икрой и лобстерами. А у него их как раз нет, надо заказывать.

— Не знаю, — довольно равнодушно пожала плечами Эшли. — Не помню что у меня в холодильнике осталось.

— А чем тебя мой холодильник не устраивает, интересно?

— Всем устраивает, но разве у тебя нет на сегодня планов?

— У меня — нет. А у тебя?

— И у меня нет.

— Ну тогда инспектируй холодильник, и если что еще надо, то я закажу.

Юнги отвернулся к кофемашине и услышал за спиной шаги. Он подумал, что Эшли идет к холодильнику, но нет. Ее руки обхватили его сзади за талию, нос потерся о его голую спину, а голос негромко произнес: «Ты знаешь, что домашние штаны на тебе смотрятся крайне сексуально?» Юнги замер. Не поддаваться на провокации! Утром — душа, все серьезно. Но, видимо, Эшли была не в курсе, потому что провела обеими руками вверх, слегка царапнула плечи, а потом не торопясь повела вниз, обвела грудь, спустилась к животу, огладила каждый кубик пресса. Юнги было сложно, но он держался, зацепившись взглядом за кофемашину. Он держался, когда почувствовал на спине россыпь быстрых, легких поцелуев, держался, когда к поцелуям добавился язык, но, когда одна рука Эшли поднялась к его груди, а вторая провела вдоль резинки его штанов и нырнула внутрь, Юнги не выдержал. Душа душой, но тело-то не железное! Он резко развернулся, впился в ее губы и подхватил на руки. Сама виновата, он старался.

На балконе действительно было очень хорошо. Они плотно позавтракали и теперь расслабленно сидели, попивая кофе. Вернее, расслабленно сидела только Эшли. Юнги же чувствовал, что тело опять берет верх над душой, потому что Эшли была в его рубашке. И да, она выглядела именно так, как он фантазировал, и это не давало покоя. Юнги, конечно, принял то, что с ней будет все по-другому, но то, что она сделает его озабоченным фетишистом, было все-таки неожиданно. И теперь он скрытно поглядывал на нее, прикидывая как бы ненавязчиво посадить ее себе на колени. Пока ничего не придумывалось. В какой-то момент он потерял бдительность, и Эшли перехватила его взгляд. Дернула бровями и вдруг одним движением села на него сверху, обхватив руками за шею и прижавшись к губам совершенно не духовным поцелуем. Что-то теория про душу пока совсем не работала.

Кандэ, почувствовав то самое напряжение, поднял голову, посмотрел на них, вздохнул и опять улегся на лапы. Этими вкусняшками они все равно не поделятся.

* * *

«Балкон. Дубль два, — мелькнуло у Юнги, когда они, пытаясь восстановить дыхание и унять все еще бешено бьющиеся сердца, расцепились и развалились каждый на своем кресле. — Надо быстрее переходить к обсуждению планов на день, а то мало ли…» Он еще не успел отдышаться от прошлого раза, а ноги Эшли, удобно лежащие на собаке, уже опять привлекали внимание. План, который он придумал себе утром, воплощался с явными задержками и отклонениями. Не то, чтобы он был против, но все же целью было дать понять Эшли, что его интересует не только ее тело. Но пока она сама ему в этом сильно мешала. Маньячка какая-то, честное слово!

— Чем сегодня заниматься будем? — наконец приступил Юнги к планированию.

— М?

— Делать что сегодня будем, спрашиваю, — лениво повторил Юнги.

— Ммм…

— М?

Планирование шло тяжело, тела расслаблены, даже шевелить губами не хотелось.

— Я бы тут целый день просидела.

— Тут мы вечером еще насидимся. Поехали куда-нибудь съездим.

— Поехали, только чтобы там людей не было. Бусинку с собой возьмем, погуляем.

— В лес?

— В лес. Ты знаешь что-нибудь подходящее?

— Знаю загородный клуб. Там огромная территория. Парк, озера и лес.

— А люди?

— Да нет там людей. Это суперэлитный клуб, в который вступают только для престижа, но никто и никогда туда не приезжает.

— Идеально.

И они поехали. Прогуляли весь день с перерывом на обед. Клуб оказался настолько элитным, что выполнял любой каприз своих гостей. Кандэ без возражений пустили в ресторан. Правда хостес, официанты и менеджер жались к стенке, пока гости проходили в свой отдельный кабинет, но при этом в один голос заверяли, что такой милый песик просто украшение их ресторана, и ему сейчас приготовят специальную еду.

* * *

В понедельник BTS почти весь день записывали новую песню в студии агентства. Юнги был злой и раздражительный. В воскресенье Эшли не вернулась в его квартиру, ссылаясь на то, что надо подготовиться к работе. А Юнги не настаивал. Все же они не жили вместе, а только встречались. Но, когда они с Кандэ вошли в квартиру, он чуть было не развернулся и не поехал за ней. Его уютное логово, в которое он так любил возвращаться, и которое ценил именно за возможность уединиться и отдохнуть от людей, сейчас казалось нежилым и холодным. Ночью он опять не мог заснуть и задремал только под утро, когда до будильника оставалось каких-то пару часов. Соответственно утром он встал невыспавшийся, злой и растерянный. Как же быстро Эшли стала ему необходима. Это пугало.

Кое-как закончив запись, Юнги отказался от ресторана, куда собрались остальные бантаны, и поехал домой. Ему надо поработать, ему надо подумать, ему надо заново обжиться в своей квартире.

Остальные же заняли отдельный кабинет в своем любимом ресторане и накинулись на еду. Почему-то запись песен отнимала больше сил, чем даже хореография.

— А что такое с Юнги сегодня? Никто не в курсе? — поинтересовался Хосок с набитым ртом.

— Может, опять бессонница? — предположил Чимин.

— Да она у него перманентно. Мне кажется, он к ней уже настолько привык, что для него это уже норма, — возразил Хосок.

— Вдохновение ушло? Новые песни не пишутся? — выдвинул версию Тэхен.

Все молча пожали плечами.

— Может, влюбился? В эту стерву высокомерную, звезду всея агентства. С ее-то поведением будешь не то что злобным, а вообще убивать захочется, — Джин хохотнул, довольный своей удачной шуткой.

Остальные шутку не поддержали. Намджун продолжил есть, Хосок с Тэхеном бросили на него быстрые тревожные взгляды, а Чонгук с Чимином осуждающе посмотрели на Джина. Они хоть и не общались с Эшли, кроме того корпоратива, но никакой неприязни к ней не испытывали и не одобряли этих оскорбительных наскоков Джина.

— Кстати, на следующей неделе открывается выставка современных художников, — вспомнил Тэхен. — Джун, не пригласить ли нам опять Эшли?

— С вами она точно пойдет, вы же звезды, с вами не стыдно в обществе показаться, — не преминул вставить колкость Джин.

— Нет, — спокойно ответил Намджун. — Приглашать мы ее не будем.

— Почему? — не понял Тэхен. — Хорошо же тогда сходили. Мне кажется, ей нравится искусство, и вы еще пообщаетесь. Если что, я могу слинять пораньше или вообще не ходить.

— Мы с тобой пойдем, а Эшли звать не будем, — настойчиво повторил Намджун.

— Да почему? Ты можешь объяснить? Что у вас случилось? — стал раздражаться Тэхен.

— У нас ничего не могло случиться, потому что ничего и не было, — все также спокойно ответил Намджун.

— Но… — Хосок что-то хотел сказать, но Намджун перебил.

— Она с Юнги.

Вокруг раздались возгласы удивления.

— То есть я не пошутил? — опешил Джин.

— А как же ты? — тихо спросил Хосок.

— Я в порядке. Ни в какую единственную любовь я не верю, так что ничего страшного не произошло, — Намджун отложил палочки и обвел взглядом всех присутствующих. — Не мешайте Юнги, ему сейчас нелегко, он растерян, не понимает что чувствует, он ревнует ее к каждому столбу. Поэтому я прошу, не пишите Эшли, не звоните, никуда не приглашайте, дайте Юнги немного успокоиться, почувствовать уверенность. С ним такое в первый раз, сами знаете.

— Да как вас с ним угораздило-то? — вскричал Джин, от негодования стукнув кулаком по столу. — Такие сучки не умеют чувствовать, вы этого не видите что ли? Она же им только пользуется! Богатый, знаменитый!

— Прекрати, ты ее совсем не знаешь. Это все — маска.

— Это ее нутро! Милая, скромная — вот это маска, чтоб вас, дураков, привлекать!

— Джин! — тоже повысил голос Намджун. — Твое отношение к ней — твое дело, но не смей так о ней отзываться при мне и, тем более, при Юнги!

Джин, тяжело дыша, уткнулся в тарелку. Остальные переглядывались, переваривая информацию.

* * *

Во вторник Юнги сидел у себя в кабинете и сверлил взглядом телефон. Он хотел пару дней прожить без Эшли. Без сообщений, звонков и ее присутствия, чтобы вернуть себе уверенность в том, что он и без нее может. Что они просто встречаются. Да, нравятся друг другу, да, хорошо проводят вместе время, но и без нее он живет полноценной жизнью.

Но квартира без нее была пустой. Вернее, она и в самом деле была пустой, не считая Кандэ, но раньше его это радовало, а теперь — нет. Ночью опять не спал, утро опять ненавидел. Гуляя с Кандэ, увидел палку на земле и почти реально услышал возглас Эшли: «А вот и палочка для Бусинки!» Когда варил кофе, все время ждал, что она сейчас подойдет сзади и обнимет. Как так получилось, что Эшли хватило всего пары ночей в его квартире, чтобы теперь он без нее чувствовал себя здесь брошенным?

Вчера он ей не писал и сегодня не планировал. Но он замучился. Признать, что он без нее не может — страшно, но он и правда не может, да и не хочет. Зачем тогда эти эксперименты? Что ему даст еще один день без нее, если очевидно, что ничего не изменится?

Он взял телефон и отправил ей сообщение:

— Во сколько тебя встретить?

Ответ пришел через минуту.

— Сегодня курсы, давай завтра.

— И завтра.

На этот раз ответа не было минут пять.

— Тогда в десять, но сначала заедем ко мне.

— Хорошо.

Он не видел ее один день, всего один день! Но когда она вышла из здания, он обрадовался так, будто она уезжала на полгода. Он соскучился. Соскучился всего за один день и две ночи! Ну что, Мин Юнги, какие-то вопросы к себе еще остались?

Она села в машину, легко поцеловала в губы и улыбнулась. А ему хотелось обнять ее, прижаться и не отпускать, но вместо этого он завел мотор.

— Ты сразу все вещи бери, — сказал Юнги, не отрываясь от дороги.

— В каком смысле? — не поняла Эшли.

— В прямом. Не хочу каждый день делать этот крюк: к тебе, а потом ко мне.

— Каждый день?

— Да, каждый день. Ты переезжаешь ко мне.

— Погоди-погоди. С чего вдруг я переезжаю? Мы только начали встречаться.

— Ну мы и дальше будем встречаться, но только каждый день и в моей квартире. Вечером будем встречаться и утром.

— Что ты придумываешь? Я так не могу, это слишком быстро!

— Тебе у меня плохо? Что-то не устраивает? Неудобно?

— Да нет, но…

— Что но?

— Одно дело встречаться, а другое — жить вместе! Мне нужно свое пространство.

— У меня квартира двести семьдесят квадратных метров. Бери любую комнату, делай там ремонт под себя, и я даже не буду входить туда без твоего разрешения. Если хочешь, замок врежь.

Она молча смотрела на дорогу, и Юнги вынул козырь:

— Бусинка без тебя скучает. Не могу на него такого грустного смотреть. Приручила — вот теперь отвечай.

— Грустная Бусинка — это серьезно, — усмехнулась Эшли. — А если мы с тобой не уживемся?

— Да не задавай ты таких вопросов. Если, не если.

— Мы друг друга почти не знаем.

— Вот и узнаем. Так даже нагляднее.

Они остановились у ее подъезда, но она сидела, опустив голову:

— Юнги, я в четверг улетаю в Японию. Давай все решим, когда я вернусь.

— Что тебе дадут эти несколько дней?

Она молчала.

— Эшли, твоя квартира останется твоей. У тебя будет место, куда вернуться, если тебе так спокойнее. Но давай попробуем.

Она еще помолчала, потом глубоко вдохнула и вскинула голову:

— Давай так. Я перееду к тебе, но иногда буду ночевать в своей квартире. И ты не будешь отговаривать или обижаться.

— Согласен.

В четверг она улетела, и Юнги остался один. Но ощущения брошенности больше не было: по всей квартире лежали ее вещи, витал ее запах, в холодильнике лежала еда, приготовленная ею. Да, она приготовила ему еду. Вчера он пришел, а она встретила его, поцеловала и как-то буднично сказала: «Мой руки и иди ужинать». Вот так просто. Он чуть не умер на месте.

В субботу она вернулась, и он встречал ее в аэропорту,

хотя она и протестовала. Там слишком много народа, а он слишком узнаваем.

Сошлись на том, что он будет ждать ее в машине.

А потом они стали вместе жить. Первое время Юнги еще был настороже: родители всегда говорили, что совместная жизнь — это сложно, это надо подстраиваться, договариваться, уступать друг другу. Но с Эшли почему-то ничего этого не требовалось. Почему-то у нее не было привычек, к которым ему надо было бы подстраиваться, почему-то договариваться тоже как будто было не о чем, и почему-то у нее не было к его образу жизни никаких претензий или хотя бы просьб.

Он часто приходил поздно: работа над альбомом занимала много времени, а она встречала его и кормила ужином. Он вечерами пропадал в своей студии, а она приносила ему чай, разминала плечи и говорила, что он чертов гений. Он начинал капризничать, когда день был особенно сложным и напряженным. Он не капризничал никогда, даже в детстве, а с ней капризничал. Эшли приносила ему чай, а он говорил, что чай слишком горячий, и тогда она дула, остужая. Потом он говорил, что чай недостаточно сладкий, и она добавляла сахар. Потом ему не нравилось, что чай без молока, и она добавляла и молоко. Юнги капризничал и ждал, когда она уже пошлет его куда подальше, но она не посылала. Она остужала, добавляла, меняла, разогревала, пока его внутри не отпускало, пока не уходило напряжение, пока не появлялась мысль: да ничего такого страшного-то не произошло, завтра позвоню/напишу/сделаю, и все разрулится. Тогда она целовала его, бормотала что-то вроде «Слава Богу» и уходила заниматься своими делами. Откуда она узнавала, что его уже отпустило?

А иногда, когда от перегрузок голова совсем переставала соображать, он сам шел в гостиную, где чаще всего Эшли работала, сидя на диване, садился на пол у ее ног, закрывал глаза и пытался упорядочить мысли. И, что интересно, рядом с ней мысли быстро упорядочивались. А если в голове была особо сложная мешанина, он терся об ее коленку, и тогда точно голова прояснялась.

В очередной раз, когда он терся о ее ногу, чтобы поймать идею, которая не давала ему покоя, она, не отрываясь от работы, сказала:

— Ты — кот.

— И ты туда же, — скривился Юнги.

— А кто еще? — удивленно посмотрела на него Эшли.

— Меня так арми называют.

— Ну ты мне напоминаешь кота, потому что прямо сейчас трешься о мои ноги. Ты об арми тоже терся?

— Да не терся я о них. Не знаю, с чего они меня котом прозвали.

— В отличие от арми, ты — кот мой.

С тех пор она его так и звала: кот мой. С какого-то момента это стало восприниматься, как одно слово, ну вот такое странное прозвище: Котмой.

А еще они стали гулять по ночам. У Юнги — запись альбома, у Эшли с открытием японского филиала работы тоже стало выше головы. Она часто задерживалась в офисе, чаще выходила по субботам и почти всегда работала вечерами дома. В Японию теперь летала чуть ли не каждую неделю. Свободное время совпадало чаще всего уже ночью. Тогда они брали Кандэ и шли в парк. Дома в это время пообщаться не получалось — оба начинали засыпать, а на прогулке и голову перед сном проветривали, и успевали обсудить все интересующие темы.

Полноценный выходной совпадал только один — воскресенье, да и то не каждую неделю. Как же Юнги ждал этот выходной. Кажется, он заменял ему целый отпуск. Он просыпался, чертыхался, смотря на часы, натягивал домашние штаны и шел ругаться с Эшли. Сколько раз он просил его будить, чтобы вместе погулять с Кандэ и вместе попить кофе. А если сама не будит, то пусть хотя бы перестанет выключать его будильник. Он злился, потому что от выходного оставалось все меньше времени. А она злилась в ответ на его претензии, кричала, что у него организм не железный, что в выходной он обязан выспаться, что погуляет она уж как-нибудь без него и кофе тоже выпьет, не подавится. Зато вот сейчас у нее желудок уже проснулся, и они могут позавтракать, если только он перестанет орать и грызть себя за то, что просто выспался. А если не перестанет, то она вообще с ним завтракать отказывается. Они бы и дальше ругались, но, блин, она была в его рубашке, и Юнги надолго не хватало. Он притягивал ее к себе, запускал руки под рубашку, и она замолкала на полуслове, коротко вдыхала, прижималась плотнее, целуя его лицо и шею.

А потом они наконец завтракали. Расслабленно, не торопясь, придумывая как провести выходной. Зачем они что-то придумывали — они сами не знали. Из всех придуманных вариантов, они все равно выбирали загородный клуб. Даже когда на улице заметно похолодало и стало понятно, что зима вот-вот придет. В дождь же они просто располагались в одной из многочисленных беседок на территории клуба, а, когда окончательно промерзали, шли в ресторан. Там их давно уже знали, и даже уже не шарахались от Кандэ, только немного ежились, когда он поднимал свою башку и окидывал присутствующих, как им казалось, плотоядным взглядом.

Воскресный вечер проводили дома. Выпивали, смотрели фильмы, разговаривали, занимались любовью, готовили. Но никогда не работали. Даже если появлялось что-то срочное, никогда. Совместный выходной — святое.

Иногда заезжали остальные мемберы. Чаще всех приезжали Тэхен, Хосок со своим диджеем и Чимин. Чонгук со своей Джун Хи заезжали обычно на часик перед каким-нибудь клубом. Оба очень любили тусоваться. Намджун, несмотря на то что жил двумя этажами ниже, появлялся редко, он предпочитал проводить вечера за книгами. Список непрочитанных был огромным, а времени на чтение оставалось совсем мало. Джин и его девушка О Соль были только один раз, когда собрались все мемберы, чтобы официально отпраздновать переезд Эшли. Конечно, никаких оскорблений он не допускал, но и мнения своего явно не переменил. Наоборот, на следующий день он громко саркастично восхищался актерскими способностями Эшли: мол, надо же, она даже на него и Чонгука старалась не смотреть, чтобы ревность их девушек не вызвать. Вот это продуманность, вот это игра!

А еще Юнги понял одну вещь, которая его страшно обрадовала: он перестал ревновать к своим друзьям. Всех других он по-прежнему был готов пристрелить просто за взгляды, которые они бросали на Эшли, а вот эти шестеро никаких кровожадных мыслей не вызывали. Юнги специально обращал внимание на их взаимодействия с Эшли и анализировал свои чувства. Он видел, как Тэхен что-то рассказывает ей и касается ее плеча, видел, как Хосок подкладывает ей закуски, видел, как Чимин аккуратно стирает с ее подбородка каплю соуса, и Юнги это совершенно не раздражало. У него как гора с плеч упала.

* * *

— Котмой, что за поздравление мне пришло от Намджуна? С какими ста днями он поздравляет? — Эшли зашла в студию к Юнги, озадаченно глядя в телефон.

Юнги снял наушники и тоже заглянул в ее телефон:

— Сто дней отношений. В Корее принято отмечать.

— Интересно, а сто дней с какого момента он считал? — Эшли подозрительно посмотрела на Юнги.

— Ну… — протянул Юнги. Черт бы побрал Намджуна. Он же ему про ту ночь после корпоратива по секрету рассказал. Эшли незачем было знать, что кто-то еще в курсе.

— Ясно. Ладно. А где мой подарок, если эти сто дней так у вас важны?

— Подарок-то? — Юнги оглядел стол, заметил порванную гитарную струну, взял Эшли за руку и обмотал вокруг запястья. — Вот. Браслет.

— То есть тратиться на подарок ты не планируешь, — хмыкнула Эшли.

Юнги вздохнул, что-то написал на стикере и протянул Эшли:

— На, продашь на Ebay, получишь много денег, раз уж ты такая меркантильная.

Эшли взглянула на записку. «Подтверждаю, что это струна, порванная на концерте в Осаке. AgustD»

— Это правда струна с концерта? — уточнила она.

— Нет, но за концертную ты получишь намного больше денег. Видишь, как я о тебе забочусь.

Эшли захохотала, а Юнги смотрел на нее и улыбался. Конечно, он знал, что деньги тут ни при чем. Сто раз он пытался заманить ее по магазинам, чтобы обновить гардероб или накупить всякие приятные вещи, сто раз пытался всучить ей карту, привязанную к его счету, и сто раз они ругались, когда она тратила свои деньги. И, конечно, у него был для нее подарок на их первую официальную дату. Вчера он забрал от ювелира платиновый браслет с гравировкой «На первые из множества ста дней», но он хотел сделать сюрприз, вручить его вечером в ресторане, более торжественно. Намджун спутал все планы своим неуместным поздравлением.

С тех пор струну Эшли не снимала. Для бантан это было неиссякаемым поводом для шуток. Их фантазия не знала границ. Они восхищались экономностью Юнги, предлагали на следующий праздник подарить ей серьги из медиаторов и колье из клавиш, и вообще, ничего не выбрасывать. Например, старый барабан мог послужить прекрасным прикроватным столиком, а сломанная гитара, если оторвать гриф, была бы замечательным подносом. Зачем тратить деньги.

А вот платиновый браслет Эшли почти не носила. Говорила, что боится потерять. Хотя Юнги чувствовал, что причина совсем не в этом. Когда он вручил ей браслет, и она прочитала гравировку, она коротко вдохнула и дернула головой. Юнги и не заметил бы, если бы пристально не смотрел на нее. Потом она, конечно, улыбалась, говорила, как ей понравилось, но это первое мгновение Юнги помнил и не мог найти объяснения. А на следующий день Эшли уехала ночевать в свою квартиру. Всего на одну ночь, но уехала.

* * *

В столовой агентства было уже не так многолюдно, обеденный перерыв закончился. До Хи сидела за столиком и раздраженно ковырялась в салате. Ее просто распирало от злости на ее коллег. Вот козлы неблагодарные! Они все прокручивала только что случившееся и никак не могла успокоиться. Салат уже превратился в пюре, а она все тыкала в него палочками, представляя вместо салата — коллег.

В кои-то веки Эшли попросила поменяться с ней субботним дежурством. Несколько мужчин охотно согласились, Эшли уже начала благодарить, когда Тон Кхи вкрадчиво сказал:

— Но не просто так, Эшли.

Остальные сально заулыбались, а она вскинула голову и ледяным тоном уточнила:

— И что же ты хочешь взамен?

— Сходи со мной на ужин, — хмыкнул Тон Кхи.

До Хи просто задохнулась от возмущения в этот момент. Вот урод! Шантажом выманивать свидание! И это, когда сама Эшли сто раз его подменяла без всяких условий! До Хи сама бы с удовольствием поменялась с Эшли, ее она тоже несколько раз выручала, но именно на эти выходные было запланировано знакомство с родителями Минсока. Все давно было спланировано, билеты до его родного города куплены, родители там готовили какой-то шикарный стол в ожидании такого радостного и долгожданного события.

До Хи сжала зубы и кинула взгляд на Минсока, а тот вдруг кивнул и глазами показал на Эшли. До Хи вопросительно подняла брови, и Минсок снова кивнул.

— Эшли, я с удовольствием с тобой поменяюсь, — выпалила До Хи, чем заработала недовольный взгляд Тон Кхи.

— А разве вы не едете завтра к родителям? — удивилась Эшли.

— Да нет, это в следующие выходные, ты перепутала, а в эти я совершенно свободна, — легко соврала До Хи.

— Спасибо, До Хи, я буду тебе должна, — Эшли улыбнулась редкой, той самой своей теплой улыбкой.

— Ничего ты не должна, это я тебе долги возвращаю, — небрежно махнула рукой До Хи. И влюбленно посмотрела на Минсока, в который раз убеждаясь, что он — лучший человек на свете.

И сейчас До Хи сидела и вымещала зло на ни в чем не повинном салате.

— Привет, к тебе можно?

До Хи, перед глазами которой проносились очень кровожадны картинки с участием ее коллег, вздрогнула и вскинула голову. Перед ней стоял Намджун с подносом.

— Привет. Конечно, садись.

— Ты так выглядишь, что я даже не сразу решился к тебе подсесть, — сказал Намджун, тревожно глядя на ее растерзанный салат.

— Ты в безопасности, а вот мои коллеги!.. Ну скажи мне, почему мужчины такие похотливые и неблагодарные козлы, а?

— Ээээ… Ну не все, наверно, — Намджун первый раз видел, чтобы До Хи так злилась. — А что произошло?

До Хи пересказала ему недавнюю сцену, добавляя все более нелестные эпитеты.

— Единственный раз она попросила, единственный, Намджун! Наверно, планирует что-то очень важное. А эти шантажировать вздумали. Удивляюсь, чего это они так скромно ужином ограничились, могли бы и сразу ночь предложить. Уроды!

— Ну ты же ее выручила, все хорошо, — попытался успокоить Намджун.

— В этот раз — да. Но сколько раз ей подобные предложения прилетали, а? Ничего удивительного, что она теперь всех на расстоянии держит. Смотрю на нее и каждый раз думаю, что такая внешность никакой не подарок природы, а наказание.

— Ну да. Или просто не тому человеку досталась.

— Ага. Стерве какой-нибудь очень подошло бы. Горы можно было бы свернуть, — хмыкнула До Хи.

— Так ты говоришь, что подменишь ее? — сменил тему Намджун.

— Подменю, а ты почему спрашиваешь?

— Она выходные взяла, чтобы на наш концерт в Шанхае прилететь. Только никому не говори. Не надо новую волну сплетен запускать.

— Само собой. Я рада, что она развлечется. А вы с ней общаетесь?

— Совсем немного. А вы подружились? — поинтересовался Намджун.

Про отношения Юнги и Эшли никто не знал, и ему надо было понять, насколько До Хи в курсе.

— Нет, — грустно вздохнула До Хи. — Я была бы счастлива иметь такую подругу, но она не дает приблизиться. Знаешь, вот как-то странно все же. Ну я понимаю, что можно не хотеть со мной дружить, ну вот не нравлюсь я. Но иногда она как будто забывает, что мы не дружим. Смеется с нами, болтает, а потом вдруг спохватывается и опять леденеет. Как будто сделала что-то непозволительное. Только кем непозволительное — непонятно.

Намджун задумался. А ведь и он замечал такое поведение Эшли. Когда они приходили к ним в гости, Эшли часто выглядела отстраненной: общалась мало, веселья не разделяла, только сдержанно улыбалась. Но иногда, именно, как и описывает До Хи, она как будто теряла контроль: смеялась шуткам, подкалывала ребят, становилась частью их компании. Но потом вдруг снова закрывалась и вскоре уходила. Говорила, что у нее срочная работа или шла гулять с Кандэ. Намджун замечал это, но считал, что надумывает. Надо же, интересно.

* * *

Рано утром бантаны ехали в тонированном микроавтобусе в аэропорт. Ближайшие три дня они проведут в Шанхае. Дадут концерт в пользу благотворительной организации, посетят благотворительный вечер этой организации и проведут два фан-митинга. Расписание плотное. В машине ехали молча: Чонгук, Чимин и Джин досыпали, Тэхен и Хосок вяло копались в телефоне, Намджун изучал какие-то документы, Юнги рассматривал в окно только-только просыпающийся Сеул. Тишину нарушал лишь негромкий звук радио у водителя. Закончилась очередная песня, диджеи неоправданно жизнерадостно обсудили какие-то новости, а потом, захлебнувшись восторгом, провозгласили премьеру песни Бан Сок Джуна. Наступила тишина, а потом очень тихо, набирая мощь с каждым тактом, раздался бит. Юнги оторвался от окна, прислушался и улыбнулся. Эту песню написал он. Но улыбку вызвало не это, а воспоминание об Эшли. Помогла ему с песней именно она.

----------

— Котмой, рождаешь очередной хит? — Эшли вошла в домашнюю студию и поставила на стол чашку чая.

— В основном пока какое-то дерьмо, — мрачно ответил Юнги.

— Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда… — процитировала Эшли.

— Что? Это откуда?

— Это русская поэтесса Анна Ахматова.

— Не слышал про такую, но строчки очень верные.

— У нее много очень верных строчек, почитай, если она переведена на корейский, — Эшли аккуратно провела рукой по пульту на столе. — Включи мне свое дерьмо, чертов скромный гений.

— Слушать особо нечего. Хотя есть одна сведенная уже, но какая-то сырая, чего-то не хватает ей.

Юнги пощелкал мышкой, и колонки завибрировали. Чуть слышно, очень издалека начал проступать бит, он нарастал, расползался, дополнялся гитарой и бас-гитарой, потом все разом замерло и послышался голос певца. Несколько слов в полной тишине, а потом голос подхватил квартет: барабаны, гитара, бас-гитара и что-то электронное, но похожее на контрабас. Они не соперничали с голосом, они его бережно поддерживали, давали ритм, обрамляли. Потом подключились клавиши, ненавязчиво, их почти не было слышно, но они придали музыке оттенок, глубину. А потом инструменты стали пропадать. Сначала замолкли клавиши, потом гитара, потом бас-гитара, несколько тактов голос звучал в сопровождении барабанов и контрабаса, а потом пропал и контрабас. Только голос и повторяющийся бит, как стук сердца. А потом замолк голос. Осталось только сердце.

Эшли долго молчала. Юнги не торопил, не лез с вопросами.

— Это же о любви? — наконец спросила она.

— Твои курсы дают плоды, я смотрю. Ты уже понимаешь слова.

— Нет, я не поняла ни слова, но этот стук сердца…

— Ты правда его услышала?

— Как его можно не услышать? Он же давал жизнь всей песне.

— Да. Пока будет стучать сердце, ничего не потеряно.

Они помолчали, переживая каждый свои эмоции.

— Это не совсем о любви. Вернее, о любви в более широком смысле, не только между мужчиной и женщиной, ведь так? — уточнила Эшли.

— Да, — протянул Юнги, — именно так.

— И ты говоришь, что тебе тут чего-то не хватает? Серьезно? — с недоверием переспросила Эшли.

— А тебе так не показалось?

— Нет, это очень сильное произведение, как по мне. А можешь мне слова перевести?

— Да ты сама все правильно поняла.

— А если дословно?

Юнги попытался, как мог перевести стихи. С корейского на английский переводить поэзию было практически невозможно. Для этого надо было быть профессиональным переводчиком, но Юнги старался.

— Откуда ты берешь такие мысли и такие слова? — негромко спросила Эшли.

— Не знаю, они у меня просто появляются в голове, — Юнги пожал плечами.

Они опять замолчали.

— Клавишное кружево, — вдруг сказала Эшли. — И не во второй октаве, а в третьей или даже четвертой.

— Чего-чего? — удивился Юнги.

Эшли смутилась.

— Ну ты сказал, что тебе чего-то не хватает. Я, конечно, не разбираюсь в музыке на твоем уровне, но у тебя клавиши в середине звучат, ну как сказать, лирично, романтично, серьезно что ли… А слова-то про флирт, с которого та самая любовь начинается. Но это же еще не любовь, это же еще флирт, понимаешь? Флирт не романтичный, флирт скорее игривый, — пыталась объяснить Эшли.

— И что значит клавишное кружево? — заинтересовался Юнги.

— Ну это, знаешь, как в блюзе или джазе, когда пианист начинает бегать пальцами по клавишам в импровизации. У меня всегда это ассоциировалось с плетением кружев. Так невесомо и легко они это делают.

— Ну, например, в какой композиции?

Эшли задумалась.

— Ничего в голову не приходит. Сейчас.

Она подошла к синтезатору. На пробу несколько раз подряд нажала клавишу, как будто прислушиваясь к звучанию. Ей не понравилось видимо, потому что она так же несколько раз нажала другую клавишу, еще выше, послушала и вдруг правой рукой начала наигрывать быструю невесомую мелодию. Пальцы бегали по клавиатуре, и Юнги вдруг понял, почему она это называет плетением. Она опустила руку и повернулась к нему:

— Конечно, пианист сыграет это профессионально, по-своему, но я просто чтобы показать что я имела в виду.

Юнги что-то сосредоточенно обдумывал.

— Сыграй еще раз, — даже не попросил, а приказал он.

— Да ты что? Я играла по наитию, повторить не смогу.

— Надо повторить. Попробуй. Я запись включу.

Эшли спорить не стала, начала играть, но тут же ее прервал Юнги:

— Нет, не так!

Она сыграла по-другому, и опять он прервал.

— Да не помню я! — воскликнула Эшли после пятой попытки.

— А ты не пытайся думать, пальцы должны были сами вспомнить.

Когда еще несколько вариантов Юнги забраковал, Эшли проворчала:

— Котмой, я иногда жалею, что стала композитором. Стала бы программистом и горя бы не знала.

Юнги хмыкнул, но не отстал. Наконец, мелодия была сыграна почти в точности, и Юнги выключил запись.

Он молча повернулся к монитору, надел наушники и принялся что-то нажимать и подкручивать.

Наконец он потянулся, довольно улыбаясь, и крутанулся в кресле.

— Композитор, кажется, получилось!

Эшли спала на диванчике, положив голову на подлокотник и подогнув ноги. Как она успела так быстро заснуть? Юнги удивленно кинул взгляд на часы. Мать твою! Он работал больше двух часов!

Он присел перед ней на корточки и поправил упавшую на лицо прядь. Она еще и на пианино играет, надо же. Аккуратно поцеловал, подхватил на руки и перенес в спальню.

С тех пор он звал ее композитором.

----------

Хосок отвлекся от телефона, окинул взглядом остальных и уже было опять уткнулся в экран, когда до него дошло, что он увидел что-то необычное. Он медленно поднял голову и посмотрел на Юнги. Тот смотрел в окно и улыбался. Хосок толкнул рядом сидящего Намджуна, и, когда тот на него вопросительно посмотрел, кивнул на Юнги. Намджун проследил взглядом и усмехнулся:

— Даже боюсь теперь представить его реакцию, когда он увидит Эшли на концерте.

Хосок опять толкнул Намджуна и приставил палец к губам.

* * *

Юнги стоял на той части сцены, которая врезается в фан-зону. Качал головой в такт музыке, Чонгук пел свою партию, Тэхен дурачился с Джином, не забывая подпевать, Чимин и Хосок заводили и без того возбужденный зал пластичными сексуальными движениями.

Намджун ненавязчиво встал рядом с Юнги и, прикрывая рот рукой, сказал почти в самое ухо:

— Справа от тебя стоит офигенно красивая девушка.

— Пусть стоит, — флегматично ответил Юнги.

— Но она с тебя глаз не сводит.

— Имеет право, — Юнги пожал плечами. — Она за это деньги заплатила.

Намджун поймал взгляд Эшли и закатил глаза. Потом опять обратился к Юнги:

— У нее в руках плакат с котом.

— Тут сотня таких плакатов.

— У нее под котом написано Котмой.

Намджун даже не успел договорить, когда Юнги резко развернулся вправо всем телом, судорожно пробежал глазами по толпе восторженных арми и впился взглядом в Эшли. Он даже шаг к ней сделал, но Намджун его придержал, прошипев на ухо: «Ты с ума сошел?!» Остальные мемберы, не прекращая выступления, то поглядывали на Юнги с Намджуном, то косились на Эшли и перемигивались между собой. Сюрприз явно удался. Остаток выступления главной задачей Юнги было не пялиться на Эшли, а задачей всех остальных — проследить за этим, потому что Юнги иногда забывался. Дошло до того, что арми что-то заподозрили и принялись оглядываться в поисках той, кому все эти взгляды предназначались. Хорошо, что Эшли сразу убрала плакат, чтобы не привлекать лишнего внимания.

За сценой Юнги попытался вырвать телефон у ближайшего стафф, чтобы написать Эшли, но Намджун пресек эту попытку, сказав, что все уже подготовлено. Скоро Эшли приведут.

В гримерке Юнги сдирал с себя абсолютно мокрый от пота сценический костюм, не отводя взгляд от двери. Гример замучилась смывать с него грим, потому что он отказывался закрывать глаза, боясь упустить момент, когда войдет Эшли. И наконец она появилась. Как только она показалась на пороге, Юнги в два шага пересек гримерку и сжал ее в объятиях. Они не делали ничего неприличного, даже не поцеловались, просто стояли, молча обнявшись, но все присутствующие как по команде отвели глаза. Почему-то этот момент всем показался чересчур личным, как будто не предназначенным для чужих глаз.

* * *

Юнги ехал домой. День был нервным, сложным. Переговоры буксовали, песня, которую считали самой легкой в будущем альбоме, почему-то никак не записывалась. Это раздражало и давило. А полдня хореографии отняли еще и физические силы.Он открыл входную дверь, глубоко вдохнул и закрыл глаза. В квартире пахло домашней едой, духами Эшли, мокрой шерстью и совсем немного — табаком. Если бы его спросили, как пахнет дом, он описал бы именно эту смесь. Так пахнет место, где тебя ждут, где спокойно и безопасно, где можно капризничать и быть собой, где тебя поймут и утешат. Так пахнет его личное счастье. Он открыл глаза и бросил взгляд в гостиную. Эшли сидела на полу, схватив Кандэ за уши, и мотала его башкой из стороны в сторону. Кандэ припадал на передние лапы, рычал, изображая очень злую собаку, и пытался напасть на Эшли. Напасть ему не давали, поэтому он максимально высовывал язык, пытаясь лизнуть на расстоянии. Эшли старалась не упасть, смеялась и называла бегемотиком и самой грозной собакой в мире. Они так были погружены в игру, что не заметили прихода Юнги. А он стоял, смотрел на них и чувствовал, что все проблемы — ерунда, пока есть эти запахи и пока есть эти двое.

Он очень тихо разделся, прошел в гостиную и сел рядом. Эшли с Кандэ наконец его заметили, расцепились и уже вдвоем напали на него и повалили на пол. Он смеялся, отбивался от облизывающего его Кандэ и щекочущей Эшли. Ему даже почти удалось их победить и сесть, но Кандэ напрыгнул на Эшли, та упала на Юнги, а тот повалился обратно на пол. Юнги смотрел на лежащую на нем смеющуюся Эшли.

— Я люблю тебя, Композитор. Ты это знаешь?

* * *

Намджун удобно сидел в кресле, попивал винцо и читал книгу. Из колонок негромко звучал завораживающий голос Сезарии Эворы. У него было несколько сценариев идеального вечера, и сейчас был один из них. Неожиданно его идиллию прервал дверной звонок. Намджун недовольно посмотрел на часы. Кого это принесло в одиннадцать вечера? Он нехотя выбрался из кресла и, не спрашивая, открыл дверь. Опасаться тут было абсолютно некого. В этом ЖК жили очень непростые люди, и, соответственно, охрана была на высшем уровне. Никакие посторонние проникнуть никоим образом не могли.

На пороге стоял Юнги с бутылкой виски.

— Привет, — бросил он, без приглашения проходя в квартиру.

— Привет, — вздохнул Намджун. — Ты чего в верхней одежде? Домой даже не заходил?

— Нет, — коротко ответил Юнги, разуваясь.

— Эшли опять в Японии?

— Она сегодня ночует у себя.

Юнги стянул куртку, кинул ее на банкетку и прошел в гостиную. Намджун принес с кухни бокалы и опять устроился в кресле.

— Все в порядке? — осторожно спросил он.

— Я не знаю, если честно. Думал, может ты мне что-то скажешь, — Юнги разлил виски, взял бокал и устало откинулся на спинку дивана.

— А я-то что могу сказать, если даже ты не в курсе.

— Я тебе сейчас расскажу, а ты мне скажешь, загоняюсь я или правда что-то происходит.

— Ну давай попробуем, — Намджун сделал глоток и приготовился слушать.

Юнги помолчал, собираясь с мыслями, и потом начал негромко, глядя в бокал:

— Когда Эшли ко мне переехала, у нас был уговор, что иногда она будет ночевать в своей квартире. Ну если ей захочется побыть одной. Первый раз она уехала к себе после ста дней. Даже не так… После того, как я подарил ей браслет с гравировкой «На первые из множества ста дней». Она странно на него прореагировала. Знаешь, как будто палец уколола. От подарков так не дергаются. Может, действительно уколола и это просто так совпало, я не знаю, но на следующий день она поехала ночевать к себе. А примерно неделю назад я признался ей в любви. И за эту неделю она уже второй раз ночует у себя, понимаешь?

Намджун только кивнул, а Юнги продолжил:

— И еще ее реакция на само это признание… Блять, ну не реагируют так в любом случае. Даже если мое признание было для нее неожиданностью, хотя это странно, конечно, но допустим. Даже если ей хотелось более помпезного признания: с салютом, шариками, свечами и прочей фигней, хотя это все не про Композитора, но даже если так. И даже если она сама меня не любит. Ну не могу я представить ситуацию, когда ТАК можно среагировать.

— Как прореагировала-то?

— Как? — Юнги вперил взгляд куда-то в стену за головой Намджуна, представляя лицо Эшли в тот момент и пытаясь подобрать слова, чтобы описать его Намджуну. — Ее как будто парализовало. Она перестала улыбаться, и в глазах… Даже не знаю… Отчаяние как будто, понимаешь? Как будто она услышала, что ей жить три дня осталось.

— А тебе могло… ну допустим… показаться, — осторожно спросил Намджун. Реакция, которую описывал Юнги, действительно была очень странной и какой-то слишком драматичной.

— Я уже ничего не знаю. Я последние дня три только и думаю об этом. Может, у меня паранойя развилась уже.

— А ты с ней-то говорил?

— Говорил. Она уверяет, что ничего не происходит. Что мое признание ей очень приятно, но сама она пока не готова ответить. А то, что уезжает — это ей просто так хочется, а я обещал, что не буду против. Я правда обещал. Но меня заботит не то, что она у себя ночует, а то, что она стала там ночевать после первой совместной даты. Что это? Совпадение или я где-то накосячил? Тогда где? Чем? — Юнги залпом допил виски и налил еще.

— Может, слишком рано признался? Она испугалась?

— Рано? Мы почти полгода живем вместе. Неужели она считала, что мы так, балуемся? Поживем немного и разбежимся? Ну бред же.

— Бред, согласен. Но одно дело догадываться, а другое — услышать. Черт его знает, — Намджун потер лицо. — Ну а кроме твоего признания ничего в последнее время не происходило? Может, ты чем-то ее обидел?

— Да я сто раз уже думал, чуть не по минутам последние две недели вспоминал. Ничего необычного. Да и, понимаешь, мы всегда словами говорим, если что-то не нравится. Не дуемся, не скрываемся, а просто говорим.

— Хорошая привычка, — пробормотал Намджун. — Ну а твоя ревность? Может, ты опять где-то палку перегнул? Или она просто устала от этого?

— Я и об этом думал. Ревность никуда не делась, ничего с ней поделать не могу, но мне кажется, что Композитор уже не обращает на нее внимания. Ну то есть она ее приняла, как данность. Опять же, когда я перегибаю палку, она так и говорит: «Котмой, угомонись, сегодня и так был трудный день» или что-то типа такого. Очень отрезвляет. И, кстати, она сама ревнует!

— Композитор? Ревнует? — Намджун действительно удивился.

— Ага, — подтвердил Юнги и на его лице появилась довольная улыбка. — Еще как.

— А к кому?

— Да к кому попало. То я посмотрел на кого-то с особым интересом, то улыбнулся слишком игриво, — Юнги явно очень радовала ревность Эшли.

Намджун еще больше удивился. Насколько он видел, Юнги не только ни с кем не флиртовал, но даже и не смотрел ни на кого. Даже здоровался как-то через губу. Только на фан-встречах он позволял себе что-то отдаленно напоминающее флирт, и то излишне сдержанно. Ну не к арми же Эшли его ревнует. Она женщина умная.

— Ну а поведение Эшли как-то изменилось за последнюю неделю, кроме того, что она два раза уезжала к себе? — спросил Намджун и подлил им виски.

— Да в общем нет… Только вот я пару раз заставал ее с застывшим взглядом…

— Ну и что тут удивительного? Многие, когда задумываются, смотрят в одну точку. Я тоже так делаю, да и ты тоже.

— Она думает о чем-то очень неприятном явно. Челюсть сжимает так, что желваки ходят, — Юнги с силой потер лоб и провел по волосам. — А пару дней назад она ночью от кошмара проснулась. До этого у нее не было кошмаров.

— Ну, может, были, просто редко. Это ничего не значит.

Юнги опять залпом выпил, уставился в пустой бокал и совсем тихо сказал:

— Она два раза назвала меня Юнги.

— И что? — Намджун даже не понял, почему Юнги сказал это таким тоном, будто она его чужим именем назвала. Юнги поднял на Намджуна глаза:

— Она никогда не называла меня Юнги, только Котмой. Из ее уст «Юнги» звучит как «господин, я Вас не знаю».

Оба замолчали. Намджун подлил обоим виски.

— Юнги, поговори с ней. Вот как сейчас со мной. Сядьте и обсудите все по пунктам. Потому что я тебе тут ничем не помогу. Это может ничего не значить, а может — очень многое. Я не знаю.

— Наверно, ты прав. Только поговорить с ней я смогу нескоро. Завтра она улетает в Японию и не успеет вернуться до нашего отъезда. Мы на пару недель уезжаем же?

— Чуть побольше. Но у вас вся жизнь впереди, успеете поговорить.

Юнги сидел на заднем сидении машины, мчавшей его из аэропорта к Эшли. Он вырвался на целый день раньше срока. Во-первых, он невероятно соскучился, а во-вторых, хотел сделать сюрприз. Он продумал все, он даже придумал как, не вызывая подозрений, выведать у нее, где она находится: у него, у себя или в Японии. Спрашивать напрямую он не решился, боясь испортить сюрприз. Уже из аэропорта он позвонил Эшли и попросил найти важные бумаги у него на столе, на что она ответила, что ночует сегодня у себя. Теперь он точно знал куда ехать.

Он даже хотел заехать домой и взять запасные ключи от ее квартиры, но все же посчитал, что такое проникновение может ее больше напугать, чем обрадовать. Поэтому сейчас он смотрел на яркие вечерние огни Сеула и представлял, как она откроет ему дверь. Сначала замрет на секунду от удивления, а потом взвизгнет и запрыгнет ему на руки. Он обожал, когда она так делала.

Машина подкатила к ее подъезду. Юнги распахнул дверь и, забыв попрощаться с водителем, рванул к ее подъезду. Не с первой попытки набрав код и не в силах дождаться лифта, он побежал по лестнице. Перед ее дверью постоял, выравнивая дыхание, а потом позвонил. Дверь долго не открывали. Наверно, сидит в наушниках. Юнги уже протянул руку, чтобы еще раз позвонить, но дверь распахнулась.

Эшли действительно замерла на секунду, но вместо того, чтобы кинуться ему на руки, отступила на шаг, кутаясь в халат и приглаживая растрепанные волосы. Юнги сделал шаг вперед, сжал ее в объятиях и вдохнул такой родной запах. Он даже не сразу понял, что она не обнимает его в ответ. Он отстранился, взглянул вопросительно и только тут до него дошло, что она в восемь вечера явно уже спала.

— Ты что, заболела? — заволновался Юнги.

Она ничего не ответила, опустив глаза и плотнее запахивая халат. Юнги огляделся и наткнулся взглядом на открытую дверь спальни. Там, на разобранной кровати, развалился голый мужчина, закинув руку за голову и прикрыв нижнюю часть тела одеялом. Мужчина довольно лениво изучал Юнги, не испытывая никакой неловкости. Юнги непонимающе перевел взгляд на Эшли. Она стиснула зубы, судорожно вдохнула, вскинула голову и посмотрела прямо ему в глаза.

— Ну что ж. Не хотела, чтобы ты так узнал, но так даже проще.

Юнги отшатнулся, не отводя от нее взгляд. Перед ним сейчас стояла не его Эшли. Перед ним стояла высокомерная стерва.

— Ну что? Что? Ну поймал с поличным, — она холодно хмыкнула и сложила руки на груди.

— Композитор, что ты такое говоришь? — горло у Юнги свело и слова приходилось буквально выталкивать.

— Я говорю, что скучно с тобой до зубовного скрежета. Я стала встречаться с тобой, потому что ты айдол, мировая знаменитость. Я думала, что мы будем ходить на крутые тусовки, закрытые премьеры, в рестораны, ездить по миру, ты меня познакомишь с разными знаменитостями. И что в результате? Из крутого только этот вшивый клуб, который, может, и элитный, но там ни одного человека.

— Ты же сама его выбрала потому что там нет людей.

— Ой, Господи, — Эшли закатила глаза. — Это было в самом начале знакомства. Я просто хотела тебе посильнее понравиться. Кто ж знал, что ты так на нем зациклишься. Надо было Чонгука соблазнить, а не тебя. Он с этой своей по два раза в неделю на тусовки ездит.

Юнги смотрел на нее и ждал, что сейчас она рассмеется, ткнет его в плечо и скажет: Котмой, ты что, правда поверил? Да это розыгрыш, а это — мой брат. Да Юнги поверил бы сейчас в любое объяснение, каким бы абсурдным оно не было, если бы только Эшли сказала, что все это неправда. Но она смотрела на него с пренебрежительной ухмылкой, сложив на груди руки, и бросала эти грубые неприкрытые признания.

— А любовь? Та самая? Одна на всю жизнь? — он все еще пытался найти подвох, все пытался зацепиться за что-то, чтобы понять, что все это неправда.

Эшли закинула голову и рассмеялась:

— Юнги, ты меня просто поражаешь. Мы с тобой днем только нормально познакомились, а вечером уже трахались! Какая любовь? Я про нее в каком-то из твоих интервью услышала, ну и воспользовалась. Да ты посмотри на меня! С моей внешностью, с моей популярностью какая одна любовь-то? Может, мне еще и в монастырь уйти? — и она снова рассмеялась.

— Ты все это время притворялась?

— Ой, только не надо этой драмы! — она поморщилась. — Можно подумать, ты сам первый раз в любовь эту играешь.

— Да, первый раз, и я не играл.

На лице Эшли на долю секунды промелькнула растерянность, но она тут же снова вскинула голову:

— Ну а я только время зря с тобой потратила.

Юнги слышал ее слова, понимал смысл, но принять последствия этих слов не мог. Полгода он любил вымышленную женщину? Бред какой-то.

— А Кандэ? Как же он? — он схватился за последний весомый аргумент ее лжи. Она посмотрела куда-то в сторону, судорожно втянула носом воздух, а потом брезгливо фыркнула:

— Пфф, да я счастлива, что больше его не увижу! Я терпеть не могу собак. С тех пор, как одна из них меня укусила. У меня до сих пор остались следы зубов. А твой еще и слюнявый. Да меня чуть не выворачивало каждый раз, когда он ко мне лез! А мне приходилось с ним сюсюкать. Фу! Противно вспоминать.

У Юнги в голове образовалась абсолютная пустота. Как будто череп есть, а мозга — нет.

— Ты теперь с ним? — он кивнул на мужчину, который уже не лежал, а полусидел, напряженно слушая их разговор.

— Ага, — с удовольствием подтвердила Эшли и игриво махнула мужчине рукой. — Это Ганс. Он вообще-то немец, но недавно открыл в Сеуле крутой ночной клуб. Наконец-то я смогу блистать, а не сидеть серой мышью в четырех стенах.

Она перевела взгляд с мужчины на Юнги:

— Тебе пора. У нас с Гансом есть еще незавершенные дела, если ты понимаешь о чем я.

Юнги молча смотрел на нее.

— Кстати, свои вещи я уже перевезла, так что прощай.

Юнги постоял еще секунду, шаря глазами по ее лицу, потом молча развернулся и вышел.

Как он доехал до дома, он не помнил. В квартире Кандэ бросился к нему, взлаивая от эмоций и виляя хвостом, как сумасшедший. Покрутился у его ног, а потом почувствовал неладное. Аура хозяина была неправильной: слишком темной и тяжелой. Такой у него никогда не было. Кандэ заволновался и заглянул за спину хозяина. Где Эшли-то? Она быстренько бы эту ауру убрала.

— Она больше не придет, Кандэ. Она нас никогда не любила, — Юнги опустился на пол и привалился спиной к двери. — Она и тебя обманула.

Кандэ недоуменно посмотрел на хозяина. Умный же человек, а простых вещей не понимает. Его нельзя обмануть, он же не слова слушает, он ауру чувствует. А ауру люди подделывать не умеют. Эшли любит и хозяина, и его, Кандэ. Его, конечно, больше.

Кандэ вздохнул и лег рядом с хозяином, положив морду ему на ноги.

* * *

Намджун сидел в столовой агентства, жевал и листал ленту соцсети в телефоне.

— Привет, Намджун, к тебе можно или не мешать?

Перед его столиком стояла До Хи.

— Конечно, можно. Садись, — Намджун отодвинул телефон. — Где Минсока потеряла?

— Он в Японии. Завтра вернется, — До Хи махнула палочками и принялась за еду.

— Как у вас дела? — поинтересовался Намджун. Ему действительно было интересно. До Хи и Минсок составляли прекрасную пару.

— Ну я познакомилась с его родителями, он — с моими. Родители между собой перезнакомились. Так что все серьезно, — До Хи подмигнула.

— Это здорово. А вы съехались уже?

— Да как тебе сказать. По-отдельности мы ночуем только когда второй уезжает, но живем то у меня, то у него. Наши вещи и там и там есть. Так что, наверно, да, съехались.

— Я рад за Вас. Вы — прекрасная пара, — Намджун тепло улыбнулся До Хи.

— С ним легко быть прекрасной парой. Он — самый лучший мужчина на свете, — До Хи просияла. Казалось, что одно упоминание ее любимого делало ее счастливой. — Невольно вспоминается теория Эшли про одну любовь на всю жизнь.

Намджун резко перестал улыбаться, желваки заходили под кожей, а палочки он сжал до побелевших костяшек:

— Не произноси при мне ее имя, — процедил он.

До Хи с испугом посмотрела на Намджуна. Таким злым она его никогда не видела.

— Что случилось, Намджун? Что она тебе сделала? Вы, вроде, мало общались, — осторожно спросила До Хи.

— Просто держись от нее подальше. То, что ты считала маской — не маска. Она и есть холодная эгоистичная сука.

— Намджун, ты можешь объяснить что произошло? Почему ты так говоришь? — До Хи отложила палочки.

— Объяснить? — недобро усмехнулся Намджун. — Что ж, объясню. Эта тварь изменила Юнги. Мерзко изменила, и даже не попыталась оправдаться. Нет, зачем. Она же такая звезда, ей можно все! Унижать, топтать чужие чувства, плевать на то, что причиняешь другому боль.

Он цедил слова сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как внутри нарастает неконтролируемая ярость. Его разрывало не от того, что Эшли изменила, и даже не от того, что Юнги сейчас стремительно погружался в депрессию, из которой еле-еле выбрался несколько лет назад. Он ненавидел ее за собственное бессилие. За то, что он наблюдал, как Юнги буквально корчится от боли всякий раз, когда что-то напоминает ему об Эшли, как все чаще сидит, уставившись пустыми глазами в одну точку, как он работает сутками без сна и еды только чтобы забыться. А, когда тяжело проваливается в сон на пару часов, мечется и стонет, и не может сделать НИ-ЧЕ-ГО.

И еще он никогда не простит ей тот страшный разговор, когда Юнги пришел к нему на следующий день с бутылкой виски, флегматичный и спокойный, как всегда. Намджун минут пятнадцать не понимал, что что-то не так. Пятнадцать минут он говорил о каких-то запланированных поездках, встречах, записи. А потом никак не мог понять фразу «Эшли ушла». Сначала подумал, что она ушла гулять с Кандэ, потом шутил, что Юнги наконец достал ее своей ревностью, и она его бросила. ОН ШУТИЛ, ЧТО ОНА ЕГО БРОСИЛА. А потом слушал совершенно спокойный, и от того жуткий, голос Юнги, который рассказывал про сюрприз, который он хотел сделать. Этот голос до сих пор, месяц спустя, звучал у Намджуна в голове и вызывал ужас, от которого сводило мышцы, волоски вставали дыбом и начинало тошнить.

До Хи невольно отшатнулась от такого Намджуна.

— Изменила Юнги? — переспросила она. — Они встречались?

— Они жили вместе. Полгода. Он в нее влюбился, а она, оказывается, просто хотела попользоваться его известностью, — Намджун с силой кинул палочки на стол.

До Хи ошарашено молчала, переваривая информацию.

— Так что обходи ее как можно дальше. Она и на тебя наплюет, если ей это будет выгодно, — Намджун судорожно вдохнул, пытаясь взять себя в руки.

— Она уволилась и вернулась в Америку, — До Хи сузила глаза и внимательно посмотрела на Намджуна. — Когда они расстались?

— Месяц-полтора назад. Да какая разница?

— Нет. Точнее вспомни, — До Хи подалась вперед, ожидая его ответа.

— Пятнадцатого. Мы все вернулись шестнадцатого, а Юнги приехал на день раньше. Зачем тебе это?

У Намджуна зазвонил телефон. Он поднял трубку, пару секунд послушал и коротко бросив: «Иду», встал из-за стола.

— Извини, надо бежать.

Он потянулся за подносом, но До Хи крепко схватила его за руку, наплевав на приличия:

— Намджун, давай выпьем завтра вечером. Надо поговорить, — твердо сказала она.

Намджун удивленно посмотрел на руку и перевел взгляд на ее решительное лицо.

— Если о ней, то нет.

— Подумай о Юнги, и давай поговорим. Хочешь — у меня, хочешь — мы с Минсоком приедем к тебе, можем просто в машине посидеть. Неважно. Важно поговорить.

Намджун несколько секунд смотрел на До Хи, решаясь.

— Хорошо, приезжайте ко мне. На, добавься в K-Talk, — он протянул ей свой телефон. — Адрес скину позже.

* * *

Намджун, До Хи и Минсок сидели в гостиной Намджуна. Намджун разливал соджу. До Хи и Минсок напряженно молчали.

— Намджун, пожалуйста, выслушай спокойно. Я понимаю твои чувства, я понимаю состояние Юнги. Но ради него и выслушай, — начала До Хи, выпив стопку.

— Хорошо, говори, — Намджун тоже выпил.

— Эшли последний день отработала шестнадцатого. Я это точно помню, потому что шестнадцатого у меня день рождения. И выглядела она в тот день так, что мы все испугались. И это не образное выражение, — До Хи взмахом руки остановила готовые вырваться возражения Намджуна. — Но дело не в этом, а в том, что, как ты знаешь, нельзя уволиться одним днем. Заявление подается заранее. Вчера я уточнила у босса на всякий случай, и он подтвердил, что Эшли подала заявление, как и положено. Ты понимаешь?

— Что? Что я должен понимать? — раздраженно уточнил Намджун.

— Что эта измена и увольнение удивительно точно совпали.

— Ну бывает. Она же не планировала афишировать своего трахаля. Если бы Юнги не вернулся на день раньше, он ничего бы и не узнал.

— Но Эшли и улетела шестнадцатого.

— И?

— Вы во сколько вернулись?

Намджун на минуту задумался, вспоминая:

— Поздно мы вернулись, что-то в районе десяти вечера.

— Так когда Эшли планировала поговорить с Юнги о своем отъезде, если вы к этому времени еще даже не вернулись?

— Хер знает. Может, она и не планировала говорить. Сообщение бы ему из аэропорта написала, типа прости-прощай, и все. Она не могла знать, что он приедет на день раньше, это был сюрприз.

— А ты уверен? Вы ведь все знали. Могла она об этом узнать у кого-то другого? Так, ненароком, случайно.

Намджун задумался.

— Теоретически могла.

— Напиши всем и спроси. Я тебе гарантирую, что она знала.

— Почему тебе это так важно? Какая разница теперь знала-не знала. Почему ты вообще во всем этом копаешься? До сих пор не веришь, что эта сучка не белая и пушистая? — Намджун начинал злиться.

— Сначала выясни, — непреклонно потребовала До Хи.

Намджун взглянул на такую новую для него До Хи, сжал губы, но отправил всем сообщения.

Пока ждали ответов, никто не разговаривал, сидели молча. Наконец, телефон звякнул. Намджун прочитал сообщение и удовлетворенно посмотрел на До Хи:

— Хоби не говорил.

Телефон опять звякнул.

— Чимин тоже.

Опять звяканье.

— Не Чонгук.

Торжество в глазах Намджуна росло.

— А ты всех спросил? — уточнила До Хи.

— Ну кроме Джина. Он с ней вообще не общается.

— Значит, это Тэхен, — уверенно заявила До Хи, Намджун только хмыкнул.

Телефон звякнул. Намджун прочитал сообщение и поднял глаза на До Хи:

— Это Тэхен.

— Само собой, — пожала плечами До Хи. — И ты до сих пор думаешь, что Юнги застал их случайно?

— А ты полагаешь, что она трахалась с другим, зная, что сейчас придет Юнги?

— Я полагаю, что она вообще не трахалась.

— Она открытым текстом сказала, что это ее любовник.

— Я не знаю, зачем она все это инсценировала. Но то, что это именно инсценировка — я не сомневаюсь. И ты сам это понимаешь, просто не хочешь признавать, потому что слишком зол на нее.

— Хорошо, ладно, признаю. Она все подстроила так, чтобы Юнги было больно! Это, по-твоему, делает ее хорошей девочкой?

— Это меняет ситуацию. Да, она намеренно сделала Юнги больно, это была ее цель. Это очевидно. Но значит все, что она ему наговорила, тоже часть плана. И вполне может быть ложью.

— Почему ты в этом копаешься? — снова спросил Намджун.

— Потому что я с ней работала по десять-двенадцать часов каждый день. Да, мы не дружили, но, когда находишься все время рядом, невольно узнаешь человека. Видишь его реакции на что-то, слышишь разговоры. И я могу сказать тебе абсолютно точно, что Эшли никогда бы так не поступила. Она никогда бы не стала встречаться с другим, не расставшись с Юнги как положено. Это слишком подло. А она очень ценит отношения. Любые.

— Вокруг нее слишком много мишуры. Тех, которые западают на ее внешность. И мало тех, кто ее по-настоящему любит, — вступил Минсок.

— Да, и их она очень ценит. Даже если сама она Юнги не любила, она все равно так жестоко не поступила бы, зная, что он ее действительно любит. Никогда, — горячо продолжила До Хи.

— Что вы мне двое сейчас хотите сказать? — Намджун допил соджу и разлил всем еще.

— То, что надо искать причины ее спектакля. Я тебе руку дам на отсечение, что это все она сделала не для личной выгоды, — До Хи опрокинула стопку и даже не поморщилась.

— Правда? Ты считаешь, что ее семью держат в заложниках, чтобы Эшли тут побольнее ударила Юнги? Интересно, кто? — зло хмыкнул Намджун.

— Я считаю, что нужно разобраться, — бесстрастно повторила До Хи.

* * *

Эшли сидела на диване в собственной гостиной, теребила струну на руке и застывшим взглядом смотрела в ноутбук. Ей казалось, что струна еще хранит тепло его пальцев, и, когда она ее касалась, она как будто касалась самого Юнги. Это ее личный кусочек тепла, который уже никто не сможет отнять. Если бы она могла, она бы воткнула эту струну себе в грудь, вживила бы в сердце. И тогда, может быть, пустота внутри нее не была бы такой всепоглощающей.

На экране Чонгук поет свою партию, Тэхен дурачится с Джином, не забывая подпевать, Чимин и Хосок заводят и без того возбужденный зал пластичными сексуальными движениями. Юнги качает головой в такт музыки. Картинка, снятая на телефон кем-то из зрителей, подрагивает, музыка и слова песни заглушаются голосами рядом стоящих, но это неважно. Вот к Юнги подходит Намджун, что-то ему говорит, Юнги не реагирует. Намджун поворачивает голову в сторону камеры. Изображение тут же увеличивается, но Намджун уже отвернулся и опять что-то говорит Юнги. Юнги дергается и разворачивается всем корпусом. Хорошо видно, как он шарит глазами по залу, а потом впивается взглядом куда-то, левее камеры. Камера тут же перемещается на зрителей, мечется по лицам, пытается поймать ту, которой предназначается этот взгляд. Мелькает сама Эшли, но камера на ней не задерживается, а продолжает метаться.

Видео обрывается и возникает белый слепящий прямоугольник. Через пару секунд становится понятно, что это зимний лес. Солнце отражается от заснеженных деревьев и дороги, отчего пейзаж кажется окутанным волшебной, золотистой, искрящейся дымкой. В конце дороги появляется темная точка, стремительно увеличивается и превращается в Кандэ, который несется прямо на камеру. За кадром слышится возглас Юнги: «Осторожно!» Изображение дергается, перескакивает на ярко-синее небо и верхушки деревьев, переворачивается, мельком зацепив бегущего Юнги и огромный нос Кандэ, и гаснет. За кадром слышится басистый лай, смех Эшли и голос Юнги: «Господи, ты жива?»

И опять на экране сцена, что-то говорящий Намджун, резко разворачивающийся Юнги, зрительный зал. Потом заснеженный лес, и бегущий Кандэ, потом опять сцена.. Лес, сцена, лес сцена, лес сцена.

Когда Эшли вернулась в Америку, она первым делом поехала к Глории, а потом… Потом села на диван и стала смотреть эти два видео. Сначала она могла погружаться в то настроение, могла по памяти испытать те самые чувства радости, восторга, счастья, но с каждым следующим просмотром эмоции становились все бледнее, а боль от осознания того, что тех событий больше не будет никогда, все сильнее. Как у наркомана, у которого кайф от дозы становится все короче, а ломки все сильнее. Она три дня не ела, не спала, не ходила в душ. Вставала только, чтобы сходить в туалет, очень медленно, шаркая ногами по полу и держась за стены. На четвертый день потеряла сознание, а потом включился инстинкт самосохранения, и она поняла, что надо что-то делать.

Она заказала еду, ткнув в первый попавшийся сайт по доставке. Потом открыла сайт по поиску работы и отправила резюме всем работодателям с открытыми вакансиями программистов. Последние силы она потратила на собеседование и согласилась на первый же оффер, не выясняя условий, размера зарплаты и обязанностей. Ей просто нужно было куда-то уходить утром, чтобы не смотреть эти видео, чтобы попытаться отвлечься. И у нее получилось. Написание кодов заставляло концентрироваться и не думать ни о чем другом. Самым сложным для нее стало общение. Рабочие обсуждения вытягивали все соки. Концентрации и внимания на пустую внерабочую болтовню коллег уже не оставалось, она и не старалась. Смотрела, как кто-то что-то пытается ей сказать, а потом просто отворачивалась. Очень скоро от нее отстали, приняв за невменяемую. Да она и была такой.

На работе она сидела допоздна. Не для того, чтобы выслужиться, а чтобы оставалось как можно меньше свободного времени. Потом возвращалась домой, садилась на диван и включала видео. Боль, целый день заглушаемая работой, накатывала с новой силой. Как будто кто-то убирал заслонку. Но не смотреть она не могла. Это был ее личный наркотик.

Один раз, открывая особо усердно упакованный контейнер с едой, она порезалась. Вздрогнула и вдруг поняла, что на одно мгновение боль от пореза заглушила ее внутреннюю боль. На это одно мгновение она стала прежней! И тогда она полоснула ножом по ладони. Кровь тут же потекла на столешницу и пол, но Эшли было все равно. Она получила еще одно мгновение той, прошлой, жизни. Ее взгляд переместился с залитой кровью ладони на запястье. Одно движение и все закончится… Она взяла покрепче нож, но в голове вдруг возник тот бит, похожий на стук сердца, который когда-то, казалось, сто лет назад, включил ей Юнги. «Пока будет стучать сердце, ничего не потеряно» — так он сказал. И она отложила нож.

Время — великий лекарь. Сколько раз Эшли слышала эту фразу. Оказывается, она всегда понимала ее неправильно. Время не лечит, время просто дает организму привыкнуть к новому состоянию, к боли. А мозг, спасая тело, стирает воспоминания о том, что раньше было по-другому. Со временем Эшли забыла, что когда-то не было обручей, сейчас сдавливающих грудь и шею, что когда-то можно было дышать полной грудью, легко произносить слова, а не выталкивать из себя звуки через задеревеневшие голосовые связки, что можно было жевать и глотать еду, не прилагая никаких усилий. Она забыла, что когда-то жила без боли. Боль внутри теперь была всегда. Иногда слабее, иногда сильнее. Теперь Эшли просто так жила, теперь это состояние было ее новой реальностью, и она перестала его замечать.

* * *

В дверь позвонили. Эшли медленно оторвала взгляд от видео и посмотрела на дверь. Странно. Она никому не сказала, что вернулась в Америку. Курьер? Она забыла про какую-то доставку? И вдруг мелькнула мысль: а что, если это грабитель. В новостях периодически рассказывают, что грабитель проник в квартиру, а хозяева оказались дома, оказали сопротивление, и он их убил. Она обязательно окажет сопротивление. Эшли медленно встала и побрела к двери. Через минуту ее существование может закончиться. Какое счастье!

Не смотря в глазок и не спрашивая, распахнула дверь. Это был не грабитель. На пороге стоял Юнги. Эшли замерла, а потом сделала шаг назад, чтобы лучше рассмотреть. Юнги шагнул в квартиру. И тогда она бросилась к нему, обхватила руками, вцепилась в футболку и прижалась со всей силы, на которую была способна. Он пришел! Неважно, почему и зачем. Он пришел, и она его не отпустит. Даже если он начнет ее отталкивать, даже если он ее ударит, она не отпустит. Она зацементирует дверь, она будет объяснять ему снова и снова, чтобы он ее понял, она будет просить прощения сто, тысячу, миллион раз, она встанет на колени и будет умолять. Но она не отпустит.

Юнги пошевелился, и она вцепилась еще крепче, хотя минуту назад казалось, что крепче некуда. Он не оттолкнул, он обнял ее. И Эшли почувствовала, как обручи пропадают, как она начинает свободно дышать, как счастье, большое, невозможное, надувается внутри, как воздушный шарик, вытесняя боль. Она стояла, утопая, плавясь, растворяясь в этом счастье.

Зазвонил телефон, но на это было плевать. Она не возьмет трубку. Телефон не замолкал, его звук становился все громче и громче, пока не переместился прямо ей в голову. Эшли зажмурилась. А, когда открыла глаза, обнаружила себя лежащей на диване и сжимающей подушку. На журнальном столике надрывался будильник. Эшли, все еще охваченная своим счастьем, нахмурилась, соображая, почему она вдруг одна и на диване. А где Юнги? Ей потребовалась секунда, чтобы понять. Когда-то в детстве Рон протянул ей конфету. Эшли, страшная сладкоежка, обрадовалась, схватила конфету, но ее пальцы только смяли фантик. Он оказался пустым. Как же тогда Эшли плакала. От обиды плакала, от того, что Рон обманул ее ожидания, ведь она уже заранее чувствовала сладость конфеты во рту. Тогда Рон очень испугался и принес ей целую горсть настоящих, вкусных конфет. А сейчас это были не конфеты.

Секунда, и она рухнула на дно пропасти. Нет, не пропасти — каменистого ущелья. От удара кости раздробило на мелкие осколки, череп раскололся, острые камни вонзились в тело, разорвав кожу и превратив внутренние органы в кровавые ошметки. Эшли, слепая и оглохшая от нечеловеческой боли, пыталась схватить разорванным ртом хоть каплю воздуха, но куда этот воздух мог деться, если у нее больше не было легких. И тогда она закричала. Из последних сил, отчаянно и безнадежно. Секунда, и ничего вокруг не стало. Ни боли, ни ощущений, ни изуродованного тела, ни ее самой. Наверно, это и есть смерть.

Эшли очнулась от громкого металлического звука. Соседи стучали по батарее. Будильник продолжал трезвонить. Значит прошло не больше минуты? Эшли трясущейся рукой выключила будильник и попыталась сесть. Тело не слушалось. Минуту назад оно было месивом из внутренностей и костей. Эшли приложила руку к груди. Сердце билось. Значит надо жить дальше. Надо просто делать то, что она делает каждый день. Просто делать. Она встала и поплелась в ванную.

К вечеру Эшли почти удалось прийти в нормальное состояние. Не то, которое было сто лет назад, а ее новое нормальное состояние. Дома она просто легла и вырубилась. Но на следующую ночь опять приснился Юнги. И опять все повторилось: счастье, понимание, боль, смерть. Восстановление. Только в этот раз на восстановление ей выделили всего один день, потому что ночью опять был Юнги. С тех пор он снился каждую ночь.

Дней через пять, утром, соседка, которой надоело каждое утро просыпаться от крика какой-то сумасшедшей, кипя негодованием, стояла у двери Эшли и со всей злости жала на звонок. Замок клацнул, и она, уже набравшая воздух, чтобы выплеснуть его гневными словами, подавилась. Эшли стояла на пороге белее мела. На прокушенной губе блестела капелька крови, пряди волос липли к мокрым от пота лбу и шее.

— Вам снятся кошмары? — тихо спросила соседка. Гнев улетучился, и ее просто затопила жалость к этой измученной женщине.

Эшли молча смотрела на нее. Кошмары? Нет. Ей снятся самые прекрасные сны в мире. Кошмар начинается, когда она открывает глаза.

Прошла пара недель, и Эшли поняла, что во сне уже осознает, что это сон. Мозг изо всех сил защищал психику и тело. Теперь она не разбивалась о камни каждое утро, когда приходило понимание, что Юнги на самом деле не приходил. Теперь она ждала ночи, чтобы снова его обнять. Хоть так, хоть не взаправду. И всеми силами старалась как можно дольше не просыпаться.

* * *

В субботу днем кто-то позвонил в дверь. Эшли распахнула дверь, привычно понадеявшись на грабителя. Но это опять был не грабитель. Это была ее подруга Барбара.

— Барбара? Что ты здесь делаешь? — голос был хриплым и скрипучим. Обруч на шее никуда не делся.

— Я-то? Цветы пришла полить.

Барбара внимательно рассматривала Эшли. От ее взгляда не ускользнули ни синяки под глазами, ни ввалившиеся щеки, ни совершенно больные глаза, ни сгорбленная фигура, ни гитарная струна, обмотанная вокруг запястья, ни то, что Эшли не возразила, что цветов у нее нет. Барбара крепко обняла подругу. Что же, черт возьми, произошло?

Постояв несколько секунд, Барбара отстранилась. Ей очень хотелось помочь Эшли. А для этого нужно выяснить всю ситуацию, узнать все подробности. И для жалости сейчас не было времени. Жалость Эшли никак не поможет. Барбара работала заместителем финансового директора крупной компании. Она была очень прагматичным и целеустремленным человеком и умела решать проблемы, игнорируя эмоции.

Барбара прошла в гостиную. Остановилась перед ноутбуком, посмотрела оба ролика, поняла, что они крутятся нон-стоп и принялась вытаскивать из сумки на журнальный столик две бутылки вина, запеченную курицу, нарезки мяса и сыра. Прошла в кухню, помыла овощи, достала из шкафчика тарелки, приборы и бокалы и вернулась в гостиную. Эшли безучастно смотрела за ее действиями.

— Садись, — скорее не позвала, а приказала Барбара.

Эшли села. Барбара разложила еду по тарелкам, разлила вино по бокалам, и один протянула Эшли.

— Пей.

Эшли сделала глоток.

— Все пей.

Эшли выпила. Барбара протянула ей тарелку.

— Ешь.

Эшли нацепила на вилку кусок мяса и отправила в рот.

— Еще ешь.

Эшли съела все, что положила Барбара.

— А теперь рассказывай, — Барбара откинулась на спину кресла.

Эшли непонимающе смотрела на нее.

— Рассказывай все с самого начала, с самой идеи поездки в Сеул. Зачем ты туда поехала? Что именно и для кого ты сделала? — Эшли не успела открыть рот, как Барбара продолжила. — Хотя, для кого — я догадываюсь. Не считая твоей семьи, на это безумство ты пошла бы только для двоих человек: меня и Глории. Это все для Глории?

Эшли кивнула.

— Рассказывай. Не торопись, но не упускай ни одной подробности. Я никуда не спешу.

И Эшли начала рассказывать. Сначала слова выталкивались с трудом, голос скрипел и иногда пропадал, но Барбара подливала вино, кормила, и голос постепенно окреп, говорить стало легче.

Эшли вошла в кафе и тут же увидела Глорию, сидевшую за столиком в углу.

— Глория, привет, — Эшли села напротив. — Ты прям светишься. Что такого хорошего у тебя произошло?

— Эшли, я влюбилась! — Глория расплылась в улыбке.

— Правда? В кого? Гони все подробности! Только подожди, я закажу себе что-нибудь. Есть хочу, умираю. С этой новой работой вообще ни на что времени нет.

— Как тебе, кстати? Это действительно то, что ты хотела?

— О, да! Работать в этом гиганте — потрясающе. Я даже не говорю, что это престижно. Но там все так четко выстроено, такие ресурсы, такие спецы работают! А обстановка? Ты прикинь, там есть массажный кабинет, тренажерка, бассейн, зимний сад, столовая на уровне ресторана, парк не хуже Тюильри, везде стоят автоматы с мороженым, соком, кофе, конфетами, бутербродами, да вообще, всем, чем хочешь, и все это бесплатно! И еще туда можно с собаками! Представляешь? Я могу работать и гладить собак до посинения! Я просто в рай попала, а не на работу!

— Зато ты голодная!

— Боже, да плевать мне на это! Разумеется, там надо пахать, как иначе-то? — перед Эшли поставили ее заказ, она взяла вилку и вернулась к главной теме. — Ладно, не обо мне речь. Давай, выкладывай! Кто этот счастливчик? Где познакомились?

— Это — Мин Юнги! — торжественно провозгласила Глория.

Эшли перестала жевать и непонимающе вскинула брови.

— Ну Мин Юнги, Шуга, Агуст Д.

— Ааа, Шуга. BTS, да? — вспомнила Эшли.

— Да, да, он, — радостно подтвердила Глория.

— А ты что, на их концерте была? А почему меня не позвала? — подозрительно спросила Эшли.

— Да нет. Я у него вчера интервью брала. Ну вспомни, я тебе еще месяц назад говорила, что это интервью согласовано.

— Да ты каждый день интервью у знаменитостей берешь, невозможно всех запомнить, — пожала плечами Эшли, а потом оживилась. — Ну? И как у вас все произошло? Ты прямо на интервью влюбилась?

— Он — потрясающий, — Глория мечтательно закатила глаза. — Мне кажется, я влюбилась как только он вошел. Он вообще не такой, как на сцене. Такой спокойный, сдержанный, но, блин, какое у него чувство юмора! Я только что по полу не каталась. И то, только потому что боялась костюм испачкать. И еще он умный, добрый, надежный. Он такой… такой… офигенный! — Глорию переполняли эмоции.

— Это все ты поняла за одно интервью? — недоверчиво переспросила Эшли.

— Нет! Это все я поняла еще до. Ну ты в курсе, мы со звездами минут двадцать-тридцать общаемся до записи.

— Ну с тобой все понятно, все симптомы налицо. А он? — Эшли заметила, что к их столику направляется привлекательный молодой мужчина и шепнула Глории. — О, твой фанат идет автограф брать.

Глория приосанилась, внимание она любила. Мужчина подошел к их столику.

— Добрый день, девушки, — он мазнул взглядом по Глории и посмотрел на Эшли. — Вы потрясающе красивы. Разрешите с Вами познакомиться?

Лицо Глории исказила злобная гримаса, но она быстро взяла себя в руки. Эшли этого не заметила. Она вскинула голову и ледяным тоном ответила:

— Я не знакомлюсь в кафе. Отойдите, пожалуйста. У нас с подругой важный разговор.

Мужчина развернулся и буркнув себе под нос: «Сучка», отошел. А Эшли оживленно обратилась к Глории:

— Ну? Что он-то?

— Он подошел после интервью, сказал, как ему все понравилось, комплиментов наговорил, а потом пригласил на свидание!

— Ух ты! Как в сказке! Ну и как свидание?

— Мы на завтра договорились. А пока он меня сообщениями засыпает. Говорит, дождаться не может.

— Вообще не удивлена. Такой бриллиант отхватил! Завтра мне обязательно позвони, слышишь? Сразу после свидания.

— Позвоню. Кстати, он, как и ты, верит, что любовь дается одна и на всю жизнь!

— Вы уже о любви говорили? Вот это у вас скорость!

— Нет. К сожалению, о любви говорили только в рамках интервью. Когда его смонтируют, я тебе пришлю, посмотришь. Очень интересное и глубокое получилось.

* * *

Свидание прошло замечательно. И Глория с Юнги стали встречаться почти каждый день. Отношения развивались. Глория с удовольствием делилась с Эшли подробностями. Когда он вернулся в Корею, Глория несколько раз летала к нему и ждала очередную запись альбома или сингла, чтобы Юнги смог снова надолго прилететь в Америку. Все разговоры Глории теперь были только о Юнги, и Эшли искренне радовалась за подругу.

Через месяц, приехав в очередной раз из Кореи, Глория чуть не оглушила Эшли, закричав в трубку, что Юнги признался ей в любви. Подруги в тот же вечер отпраздновали это событие в ресторане. Эшли тогда смутила скорость развития событий, но она промолчала. Подруга была счастлива — это главное. И стала настойчиво предлагать Глории идти изучать корейский, потому что явно все шло к переезду в Корею.

А еще через пару месяцев Глория позвонила в слезах. Эшли примчалась к ней и застала подругу в ужасном состоянии. Та рыдала, билась в истерике, бессвязно что-то выкрикивала. Эшли с огромным трудом удалось выведать, что Юнги порвал с Глорией. Порвал некрасиво. Сначала стал все реже звонить и писать, потом начал игнорировать сообщения Глории. А потом, ответив на ее звонок, раздраженно сказал, что она его достала своими звонками и сообщениями. Что ее навязчивость ему надоела. На ее робкие напоминания о любви, он только рассмеялся и сказал, что нельзя быть такой наивной и так всерьез воспринимать всю эту чушь. Любая умная девушка поняла бы, что это просто часть игры. Они прекрасно провели время, повстречались, но теперь Глория ему больше не нужна, у него появилась другая. Напоследок, не обращая внимания на рыдания Глории, он сухо попросил ему больше не звонить и не писать, а лучше вообще удалить его номер.

Эшли тогда осталась ночевать у Глории. Не для того, чтобы утешать или успокоить (как тут можно утешить?), а просто побоялась оставлять подругу одну. Еще неделю Эшли приезжала к ней каждый вечер после работы. Глория сильно переживала, почти все время плакала или сидела, уставившись в одну точку. Эшли с трудом удавалось заставить ее хоть что-то съесть.

А потом стало звучать слово «месть». Глория придумывала, как она во время какого-нибудь интервью развернет плакат с надписью: «Мин Юнги — лжец», или заставит редактора пустить бегущую строку, или сама даст интервью, в котором расскажет, что мембер BTS не такой, каким прикидывается, и как он поступает с женщинами, или попросит знакомых журналистов написать статьи с разоблачением Шуги в своих журналах и газетах. Все это было нереализуемо, конечно. Но Глория придумывала все новые и новые варианты. Как она поедет в Корею, подкараулит его у агентства и плеснет кислотой в его красивое лицо, как испортит тормоза в его машине, как подожжет дом. Варианты становились все более и более дикими.

А потом впервые прозвучал вариант с участием Эшли.

Эшли пришла в очередной раз к Глории. Та, с опухшими от слез глазами и с растрепанными волосами вцепилась в ее руку и горячо произнесла:

— Эшли, ты должна мне помочь!

Эшли немного растерялась:

— Чем я могу тебе помочь?

— Око за око! Ты влюбишь его в себя и бросишь!

— Глория, успокойся, пожалуйста. Как я его влюблю? Кто он и кто — я?

— Статус не имеет значения. За тобой все мужики бегают.

— Одно дело бегать, другое — влюбиться. Влюбляются-то не во внешность, а в человека.

— Я уверена, если ты постараешься, он влюбится! — Глория не отпускала руку Эшли, говорила страстно, почти безумно. — Я уверена, ты сможешь его влюбить.

В тот раз разговор ничем не закончился. Эшли надеялась, что эта идея пропадет так же, как остальные до этого. Но Глория продолжала к ней возвращалась. Рыдала, когда Эшли отказывалась. Кричала, что, если Эшли ей не поможет, она не сможет жить. Рассказывала о других девушках, которых Юнги обманул так же, как и ее. Любые разумные возражения Эшли, Глория развеивала, продумывая детали. И скоро идея превратилась в четкий план. Эшли должна была уволиться со своей работы, переехать в Сеул, устроиться в Hybe, влюбить Юнги, а потом бросить.

Эшли все еще сомневалась, но, когда ей позвонили из больницы и сообщили, что Глория наглоталась таблеток, она очень испугалась за подругу и решилась. Если ее месть поможет вернуться Глории к нормальной жизни, то Эшли это сделает.

Вакансия в агентстве, на удивление, нашлась. И Эшли после долгих собеседований взяли. Потом какое-то время потребовалось на увольнение, отработку и бумажную волокиту, связанную с переездом.

Всем интересующимся Эшли говорила, что захотела сменить обстановку. Что, якобы, давно мечтала пожить в другой стране, что Корею выбрала только потому, что там ей предложили интересную работу. Семья и Барбара удивились, конечно, но никакого подвоха не почувствовали. Действительно, почему бы не поездить по миру. Правда, раньше Эшли об этом никогда не говорила, но мало ли.

* * *

И Эшли переехала. Из окна такси, везущего ее из аэропорта в новую квартиру, Сеул показался ей странным и очень неуютным. А разглядывая на постерах и рекламных плакатах лица тех, кого тут считали иконами красоты, Эшли поняла, что ее внешность в эти каноны не вписывается. Первый раз в жизни ей нужна была ее красота, а оказалось, что тут это и не красота вовсе. И как теперь обратить на себя внимание такой избалованной женским вниманием звезды, как Мин Юнги?

В понедельник стало понятно, что ее внешность по каким-то причинам очень привлекательна для корейцев. Только войдя в агентство, Эшли вызвала настоящий ажиотаж. К ней стали подходить, выражать восхищение, приглашать выпить, покурить, на обед, на ужин, на прогулку. К такому Эшли не была готова и сначала растерялась, не понимая как себя вести. Корейская культура и менталитет сильно отличались от американских. Она не хотела ненароком кого-то обидеть, но и такое внимание ей тоже было не нужно. Прошло уже полдня, а она даже не смогла начать работать. В конце концов, устав постоянно улыбаться, кланяться и как можно вежливее отказываться от приглашений, Эшли нацепила маску холодной и высокомерной особы, так помогающую ей дома, решив, что не уволят же ее за недостаточное дружелюбие.

По плану она должна была два-три раза в день ходить в столовую, чтобы там перехватить Юнги, но теперь стало понятно, что об этом не может быть и речи. Холодность не особо подействовала на местных мужчин. Просто так шататься по агентству она тоже не могла. Помог случай.

Как-то в обед Эшли решила прогуляться по району, немного отдохнуть и подышать свежим воздухом. На обратном пути свернула не туда и оказалась в торце агентства, где и заприметила укромное местечко. Здесь можно было спокойно курить. В общественные курилки Эшли, понятное дело, тоже не ходила. С тех пор она курила только здесь. И в очередной раз, завернув в свой закуток, обнаружила там Юнги. От радости она чуть было не бросилась ему на шею, но вовремя спохватилась. Странно, что Глория никогда не упоминала о его вредной привычке. Она закурила, обдумывая с чего бы начать разговор, а потом поняла, что недаром он курит в таком укромном месте. Наверно, тоже устает от общения. И Эшли решила, что у нее больше шансов произвести впечатление, если она совсем не будет с ним разговаривать, пока он первый не проявит инициативу. Но он не проявлял. И, более того, даже смотрел незаинтересованно. Эшли краем глаза ловила его взгляды: оценивающие, но равнодушные. Так смотрят на абсолютно любого незнакомого человека.

План проваливался. Как себя вести дальше Эшли не знала. Глория тоже впала в ступор. Она на сто процентов была уверена, что Юнги клюнет на внешность Эшли. И опять вмешался случай: Юнги унес ее телефон, а потом подвез до дома. К сожалению, этим все и ограничилось. В курилке он опять вел себя, как незнакомец.

А потом Эшли переспала с ним после корпоратива. Когда он ее неожиданно поцеловал, она расчетливо обдумывала, стоит ли ложиться с ним в постель. С одной стороны, неприступность разжигает интерес, но с другой, такие бабники как Юнги, не любят напрягаться. Если она сейчас откажет, то он может просто переключиться на другую. И она согласилась, и ей даже понравилось. Он оказался умелым и неэгоистичным любовником. Но потом пропал. Эшли нервничала. План, рассчитанный на два-три месяца явно затягивался, а сейчас вообще мог сорваться. Неужели он потерял интерес после одной ночи? Она просчиталась?

Но через неделю он появился на пороге ее кабинета. Если бы не ее цель, то она послала бы его куда подальше. О каких отношениях можно говорить, если мужчина сливается на неделю после проведенной ночи? Но сейчас Эшли обрадовалась. Лучше поздно, чем никогда.

Дальше опять все пошло кувырком. Свидание началось замечательно. Кандэ, выбежавший им навстречу, просто влюбил в себя Эшли. Странно, что Глория не предупредила о собаке. Ужин тоже проходил как надо, но вот потом Юнги с чего-то решил, что имеет право требовать объяснений по поводу Карла, и Эшли вспылила. Какого фига он ведет себя, как собака на сене? Сам на неделю пропадает, но при этом требует отчетов. Она еще злилась, когда он ее догнал, и поэтому разговаривала раздраженно. Пожалела только, когда села в такси. Черт, надо было сдержаться! Ей надо влюбить его в себя, и ее реальные чувства не имеют никакого значения. Надо было умерить свое раздражение и просто объяснить, что Карл — ее знакомый немец с курсов корейского, что он просто проезжает мимо нее и подвозит на курсы, что он — гей, и у него есть любимый мужчина, с которым они уже больше десяти лет вместе.

И еще один момент показался ей странным. Тот, когда Юнги признался, что она ему небезразлична. Ему как будто трудно было признаться, даже не ей, а в первую очередь, самому себе. Для человека, который походя каждой девушке объясняется в любви, это было слишком эмоционально.

Слава Богу, на следующий день Юнги написал. Эшли выдохнула. Все нормально. К их встрече она успела обдумать ситуацию с его ревностью. Совместно с Глорией они решили, что Эшли надо попытаться эту ревность как-то уменьшить. Не потому, что она раздражала саму Эшли, а потому что у нее уже был опыт отношений с ревнивцем. Он сначала начал ревновать к каждому столбу, а потом бросил ее, обозвав шлюхой. Допустить такого с Юнги было нельзя. Поэтому Эшли решила немного рассказать ему о своей жизни и своем отношении к мужчинам. Помогло это не сильно, но все же порадовало, что сам Юнги понимал беспочвенность своей ревности.

А вот дальше произошел неожиданный поворот. Юнги предложил жить вместе. Это не вязалось с его вольным образом жизни. Если ты женщин меняешь каждые два-три месяца, то зачем предлагать жить вместе? Но потом она решила, что он это делает из практичных соображений: при его публичной профессии, встречаться где-то сложно. Намного безопасней, когда женщина сидит у тебя дома и доступна в любое время.

И Эшли переехала к нему. Юнги действительно был заботливым, добрым, понимающим — все, как описывала Глория. Но Эшли знала, что он такой только до тех пор, пока девушка ему нужна. А потом он ее выкидывает из своей жизни, как ненужную вещь, даже не сочтя нужным нормально поговорить, объясниться. Она помнила в каком состоянии была Глория. И это вызывало у Эшли только злость и ненависть.

* * *

Уже прошло больше месяца их совместной жизни, а он еще не начал клясться в вечной любви. Он вообще, кроме того надрывного признания, не говорил о чувствах. С одной стороны — это напрягало. Чего он тянет-то? Но с другой — вызывало надежду, что к ней, Эшли, он относится не как к другим, а значит, велик шанс влюбить его в себя по-настоящему. Чтобы, когда она его бросит, у него не просто было задето мужское самолюбие, а чтобы сердце порвалось в клочья. Как у Глории.

И Эшли прилагала все усилия: кормила его ужинами, терпела его капризы, носила его рубашки, когда поняла, что ему это нравится (хотя сама считала это верхом пошлости), проявляла чудеса понимания и деликатности, когда он работал, терпела компанию остальных мемберов, которых считала точно такими же лицемерами, скрывающими свою гниль под маской искренних, добрых и простых ребят.

Прошел еще месяц. Эшли готовила ужин и прислушивалась, стараясь не упустить звук открываемой входной двери. Юнги надо перехватить в прихожей и сразу вести на кухню, потому что, если он только сядет где-нибудь по дороге, он уснет. Уснет голодным. Он сутками работал над записью нового альбома. Как и остальные шестеро. Кстати, надо им всем завтра заказать доставку еды. В столовую они могут забыть пойти, а вот, если им под нос поставят еду, то они обязательно поедят. Так, стоп! Это еще что за мысли? Какое ее дело поедят они или нет? Да пусть хоть сдохнут от истощения. И Юнги… Она ужин приготовила, заботу продемонстрировала, а будет он есть или спать — его дело. И Эшли нарочито громко стала греметь посудой. Но, когда Кандэ рванул в прихожую, она тоже пошла за ним, проследила, чтобы Юнги нигде не уснул, накормила и буквально под ручку довела до кровати. Раздевала она уже спящее тело. И еду на следующий день она тоже заказала. И получила семь сообщений с благодарностью. Эти благодарности немного не вписывались в характер «эгоистичных звезд, которым плевать на всех». Но тогда Эшли отмахнулась от этой мысли.

Потом она, опять же, демонстрируя заботу, принесла чай и пару сэндвичей Юнги в студию. Он сидел в наушниках, сдвинутых на одно ухо, поставив локти на стол, и уткнув лицо в ладони. Услышав, что она вошла, он с силой провел по лицу, посмотрел на сэндвичи и проворчал, что вообще-то, он хотел с майонезом. Эшли пошла и добавила майонез. Потом он сказал, что чай уже остыл, а он любит горячий. Она пошла заваривать новый. И вдруг ей пришла в голову мысль, что он капризничает не от самодурства, а потому что у него что-то не получается, он злится, он теряет уверенность в себе и так говорит ей: «Обрати на меня внимание, пожалуйста, мне плохо». Эшли улыбнулась, но тут же нахмурилась. Зачем ей вообще понимать что и зачем он делает?

Ну а дальше она все чаще стала отмечать мелкие несоответствия поведения Юнги сложившемуся образу двуличного негодяя. Они были совсем незначительными, и не поддавались какому-то внятному описанию, всего лишь незначительные слова, брошенные вскользь, интонации, мимика, мелкие знаки внимания, да просто ощущение. Они не то чтобы цепляли внимание, но царапали. Раз, другой, третий. Эшли ни секунды не сомневалась в словах Глории, и эти несостыковки оставляла без внимания. Как будто кто-то показывает ей листок с начерченными пересеченными прямыми и при этом говорит, что параллельные прямые не пересекаются. Этому несоответствию слов и картинки можно найти объяснение. Например, изображение может быть трехмерным, а ей показывают только одну из проекций, тогда как на другой — эти линии как раз и не пересекаются. Вот так и несостыковкам поведения наверняка есть объяснение, просто Эшли его не знает. Да и узнавать не особо хочет. Зачем? Слова Глории — это аксиома, не требующая доказательств.

И еще у нее все чаще возникал вопрос. Так, из праздного любопытства. Когда Глория и Юнги успевали встречаться? Откуда Юнги брал время? В Америке они тусовались почти каждый вечер. А когда Глория приезжала в Сеул, они не расставались по три дня. Эшли живет с Юнги, но максимум, что им удается выкраивать — это один выходной в неделю, а иногда — в две.

А потом… Потом она поняла, что влюбилась. Эшли даже не сразу уловила, когда же ее отношение к Юнги изменилось. Просто в какой-то момент она поняла, что заботится о нем не для показухи, а потому что действительно волнуется. Что встречает его с работы, потому что соскучилась. Ждет их совместного выходного, потому что именно с ним она его хочет провести. И еще ей с ним стало тепло и уютно.

Эшли испугалась, что она превратилась в одного их тех ненормальных, которые влюбляются в героев фильмов. Осознают, что персонаж — вымышленный, а актер, который его сыграл, — совершенно другой человек, но все равно влюбляются. Мечтают о нем, страдают от того, что невозможно быть вместе, и полностью игнорируют реальных людей. И еще ей пришла совершенно безумная мысль, что вымышленный Мин Юнги и есть ее любовь, одна и на всю жизнь. Ну вот Всевышний так над ней пошутил.

Эшли металась и не понимала как избавиться от этого наваждения. Она даже с Глорией не могла посоветоваться, потому что как можно было признаться, что влюбилась в человека, из-за которого Глория чуть руки на себя не наложила. Да и стыдно было, что как девочка-фанатка попалась на игру известного айдола.

* * *

«На первые и множества ста дней». Браслет обжег руку. Это не было признанием в любви, но это было обещание. Обещание долгой счастливой жизни вдвоем. И Эшли на мгновение поверила. Но она тут же стряхнула с себя это наваждение. Он — не тот, кем старается казаться. Хватит уже путать реальность и вымысел.

Но не путать было сложно. Настолько, что Эшли сбежала к себе в квартиру. Во-первых, для того, чтобы успокоиться и вернуть мозги на место, что рядом с Юнги сделать было все трудней, а, во-вторых, чтобы обсудить с Глорией, можно ли считать эту гравировку признанием в любви и перейти к последнему пункту плана.

Эшли хотелось уже поскорее все закончить. С каждым днем ей становилось все сложнее не верить в искренность Юнги. Она все чаще забывалась и верила, что он — реальный, что он ее единственный, что отношения между ними — правда, что его друзья — классные ребята, с которыми так весело и легко. «Возвращаться на Землю» становилось все сложнее. И Эшли мечтала вернуться к своей обычной нормальной жизни. Правда, от мысли, что она будет жить без Юнги и Кандэ, охватывало отчаяние, но это ничего, это пройдет. Как только она вернется, встретится со спокойной и счастливой Глорией, этот морок спадет. В этом Эшли была уверена.

К сожалению, ее возвращение откладывалось. Глория согласилась, что поведение Юнги очень похоже на поведение влюбленного человека, но все же опасалась, что браслет может быть всего лишь эффектным театральным жестом, в стиле Юнги. И надо все же дождаться признания, чтобы наверняка.

И вскоре признание прозвучало. Эшли его ждала, добивалась, но, когда оно прозвучало, ей захотелось завыть. Она отчетливо поняла, что это конец. То, что еще вчера было теорией, каким-то неясным будущим, теперь стало ее реальностью. Она перешла к последнему пункту плана. Ее начинало тошнить от мысли, что они с Глорией будут хладнокровно придумывать вариант, от которого Юнги будет побольнее. А потом Эшли должна будет это реализовать.

Она два дня не решалась сказать Глории о признании. Даже мелькнула трусливая мысль: а может вообще не говорить? Но Эшли ее отогнала. Пока она не отомстит Юнги, ее подруга, лучшая подруга, не сможет жить спокойно. Какое значение сейчас имеют чувства самой Эшли? Тем более, чувства неправильные, к подлецу, который так умело прикидывается идеальным мужчиной. И она же знает, что прикидывается. Точно знает. Глория же ей все рассказала.

И Эшли взяла себя в руки. Она уехала к себе и позвонила Глории. Та очень оживилась, выспрашивала подробности, спрашивала что почувствовала Эшли. А Эшли врала беззаботным голосом, впиваясь ногтями в ладонь.

В общих чертах план вырисовался очень быстро. Глория сказала, что просто бросить его — будет мало. Надо инсценировать измену. Так Юнги будет больнее. Но как это сделать на практике? Надо было, чтобы Юнги пришел как будто неожиданно для Эшли. Странно будет смотреться, если он придет домой после работы, а она там изменяет. А если изменять в своей квартире, то как заманить туда Юнги, причем так, чтобы сама Эшли как будто бы не знала о его приходе? И еще вопрос, где взять мужчину, который согласится помочь? Мужчин вокруг Эшли было множество, но все они работали с ней в агентстве, а значит история уже на следующий день станет всеобщим достоянием. Глория настаивала, что так даже лучше, но Эшли, до этого соглашающаяся на все, что предлагала Глория, в этот раз наотрез отказалась. Есть границы даже в таком грязном деле.

В результате решили, что Эшли завтра же напишет заявление об увольнении, и что измену надо подгадать под приезд мемберов из командировки. В день их возвращения Эшли вернется к себе и скажется больной. Юнги стопроцентно к ней примчится. План был так себе, но ничего более реалистичного они не придумали. Осталось только найти подходящего мужчину. Эшли несколько дней ломала голову, а потом вспомнила о Карле. Они довольно неплохо общались на курсах.

Она пригласила его выпить и наплела, что хочет отомстить своему парню, который изменяет ей направо и налево. Карл проникся сочувствием и согласился помочь. Правда, самого Карла Юнги несколько раз видел, а Эшли успела рассказать, что он гей. Поэтому помогать ей вызвался Ганс, партнер Карла.

Все было готово. Оставалось только дождаться возвращения Юнги. И тут очень удачно Тэхен проговорился, что Юнги приедет на день раньше, хочет сделать сюрприз. Что ж, сюрприз будет бомбический. Эшли гнала от себя любые мысли и чувства. Что она за подруга такая, если себя ставит выше спокойствия и здоровья подруги? Надо просто все сделать и вернуться домой. Просто сделать. Не думать, не чувствовать.

И она сделала. На твердую четверку сделала. Всего два раза вышла из роли: когда Юнги сказал, что он никому не признавался в любви (но тут Эшли быстро пришла в себя. Еще бы он признался, что клянется в любви всем подряд), и, когда надо было сказать, что она терпеть не может Кандэ. Эшли как будто предавала свою Бусинку, своего самого хорошего мальчика. Он-то точно ни в чем не был виноват, в отличие от его хозяина. Но Эшли справилась.

На следующий день она кое-как отработала, попрощалась с коллегами и села в самолет. Чувства были странные. Смесь облегчения, горечи, радости и отчаяния. Юнги получил по заслугам. Она отомстила за Глорию. Вот только в голове, не переставая, крутилась фраза Ганса.

Когда за Юнги захлопнулась дверь, Ганс встал с кровати, натянул футболку (джинсы он и не снимал), молча вышел в прихожую, где стояла Эшли, также молча обулся, взял свою куртку, открыл дверь и только перед тем, как сделать шаг за дверь, обернулся к Эшли: «Знаешь, я согласился всего лишь проучить неверного кобеля. На убийство я не подписывался». И вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

«На убийство я не подписывался» — какая глупость. Какое убийство? Юнги сейчас, конечно, больно и плохо, этого Эшли и добивалась последние полгода, но он пострадает пару недель, ну может, пару месяцев, а потом найдет другую. Он же сказал Глории, что ни в какую единственную любовь он не верит. Но фраза крутилась и крутилась.

* * *

Из аэропорта Эшли поехала сразу к Глории, только по пути заскочив домой, чтобы оставить чемоданы. Эшли встретил накрытый стол и радостно-возбужденная подруга. Такая Глория стоила всех усилий Эшли.

Глория усадила Эшли за стол, налила вина и потребовала рассказать ей все-все. Рассказ занял много времени, потому что Глория хотела знать абсолютно все, в мельчайших подробностях. Особенно ее интересовали мысли и чувства самой Эшли в тех или иных ситуациях. Если события описывать было легко, потому что Эшли ничего не утаивала, то свои истинные чувства приходилось скрывать и заменять другими.

— Что-то ты бледная какая-то и синяки под глазами, — заметила Глория.

— Я же с самолета сразу к тебе, — махнула рукой Эшли. — Устала.

— Просто устала? А по поводу Юнги не переживаешь?

— Ну последний разговор все-таки был неприятным, но нет, особо не переживаю, — соврала Эшли.

— Правда? И не жалко тебе было его бросать? Не хотелось остаться? — допытывалась Глория.

— Зачем? Чтобы и дальше смотреть, как он изображает из себя хорошего парня? — Эшли как можно равнодушнее пожала плечами.

— А если бы он не изображал? Тогда бы ты могла в него влюбиться?

— Трудно сказать, я же все время знала, что он прикидывается.

— Ну подумай, могла бы? — настаивала Глория.

— Ну… наверно, да, — нехотя признала Эшли. Они все же говорят теоретически, а не о ее реальных чувствах.

— А ты часом реально в него не влюбилась? — Глория уже не улыбалась, пристально глядя на Эшли.

— Да ты что! — горячо возразила Эшли. — Как я могла после того, что он тебе сделал? Ты же даже в больницу попала!

— Ну а если представить, что он мне ничего не делал, влюбилась бы? — Глория не сводила взгляд с лица Эшли.

Эшли чувствовала, что напряжение растет, но не понимала причину.

— Глория, зачем ты задаешь эти вопросы? Если бы он тебе ничего не сделал, ты бы до сих пор с ним встречалась и все бы у вас было хорошо, — Эшли скованно улыбнулась.

— Ну мне просто интересно. Если бы он со мной совсем не встречался, ничего бы мне не сделал, а ты с ним просто познакомилась, стал бы он тем самым для тебя? — Глория даже подалась вперед на стуле.

— Как много «если», — пробормотала Эшли. — Ну если так бы было, то да. Стал бы.

— Как, наверно, было бы больно тогда его потерять, да еще и знать, что сама в этом виновата, — Глория откинулась на спинку стула, не сводя глаз с Эшли.

— Хорошо, что это не так, — чувствуя неясную тревогу, произнесла Эшли.

— Это именно так, — удовлетворенно хмыкнула Глория и сложила руки на груди.

— В каком смысле? — не поняла Эшли.

— В прямом, — Глория пожала плечами, продолжая пристально наблюдать за Эшли. — Я никогда не встречалась с Юнги, и он меня не бросал. Я только взяла у него интервью, как и у многих других.

— Но как же… Ты мне столько рассказывала о ваших встречах, а потом рыдала целыми днями… — растерянно пробормотала Эшли.

— Ты оценила, да? — оживилась Глория. — Я всегда чувствовала в себе талант актрисы!

— Но таблетки, больница? — Эшли все еще не понимала.

— Гениально, правда? — хлопнула в ладоши Глория. — Я знала, что это сработает! Рэйчел же медсестра, она мне и помогла все это инсценировать.

— Инсценировать? Но зачем?

— Зачем? Да чтобы ты согласилась лететь в Сеул. Я же сразу поняла, что Юнги станет для тебя твоей единственной любовью. Мне хватило получаса, чтобы это понять. Он же просто для тебя родился! — и вдруг Глория откинула голову и расхохоталась. — Господи, я десять лет этого ждала, десять лет!

— Ждала? Чего ты ждала? — Эшли все еще ничего не понимала.

Глория резко прекратила хохотать, подалась вперед и в ее глазах зажглась такая ненависть, что Эшли отпрянула.

— Чего ждала? — сквозь зубы прошипела Глория. — Шанса тебе, суке, отомстить!

— Мне?

— Как же я тебя ненавижу! Всегда ненавидела! Тебе все преподносят на блюдечке просто потому что ты родилась красивой! Пятерки в универе — пожалуйста, работа в самой престижной компании — конечно, милости просим! Самые крутые парни — да только пальцем пошевели!

— Глория, я училась день и ночь за эти пятерки! И собеседования я проходила наравне со всеми! Ты же все это знаешь!

— Знаю?! — взвизгнула Глория, даже привстав со стула. — Да у нас все преподы были мужчинами, что ты там учила-то! Пару раз глазками похлопала и пятерка в кармане! Собеседования ты проходила? Со всеми? Туда мечтают попасть самые крутые программисты! Да ты грязь на их подошвах! Но ты же красивая, сука! Всем насрать, что дура полная!

— Глория!

Эшли выкрикнула имя подруги, не в силах вынести этот поток ненависти, и Глория неожиданно успокоилась, села обратно на стул и процедила:

— Что? Что Глория? Помнишь Коннора? Капитана сборной универа по плаванию? Я же его любила, он должен был быть моим. Моим! Но нет, ты и его увела, тварь.

— Глория, я его даже не знала!

— Зато он тебя знал. Видел рядом со мной. И ему этого хватило, чтобы потерять голову. Всего одного взгляда на тебя хватило! А меня, которая за ним по пятам бегала, он даже не замечал. Ты знаешь, как я обрадовалась, когда он меня позвал выпить? Думала, вот, наконец, он меня разглядел, оценил. Я два дня готовилась! А он, оказывается, просто хотел узнать о тебе, ты же моя подруга! — Глория сложила руки на груди и злобно усмехнулась. — Теперь, наконец, ты за все поплатишься.

Эшли смотрела на нее расширенными от ужаса глазами. Грудь и горло сдавило, дышать становилось все труднее, голова тяжелела, и звуки стали доноситься, как сквозь толщу воды. Перед глазами плыло.

Глория внезапно залилась истеричным смехом, потом так же резко успокоилась и продолжила:

— Оооо, я все продумала! Теперь ты будешь жить, зная, что свою единственную любовь ты уничтожила собственными руками! И так, что вернуть не сможешь! Ты еще оценишь мой гениальный план! Не сейчас, конечно, а когда будешь корчиться от боли и отчаяния! Если повезет, может, даже сдохнешь!

* * *

Эшли рассказывала без особых эмоций. Как будто не с ней все это было. Барбара слушала, не замечая, как по лицу текут слезы.

— Эшли, но почему ты мне ничего не рассказала?! — воскликнул Барбара, когда Эшли замолчала.

— Ты не любила Глорию, — пожала плечами Эшли. — Стала бы волноваться, отговаривать. Да и Глория просила никому не говорить, не хотела, чтобы кто-то знал, что ее бросили. Ну то есть это она так говорила.

— Я всегда знала, что она завистливая, видела, какие взгляды она на тебя кидает, когда ты не видишь. Но даже представить не могла насколько она мстительная тварь! Но почему ты не рассказала все потом? Когда вернулась?!

— Я хотела сначала с Глорией поговорить, а потом уже всем рассказать, что вернулась. Но потом поняла, что я не смогу. Общаться не смогу, рассказывать что-то не смогу, — Эшли опять пожала плечами.

— Эшли, но ты же одна во всем этом варилась! Как ты с ума-то не сошла? Господи!

— Мне иногда кажется, что лучше бы сошла. Жила бы себе в своем придуманном мире и в реальность не возвращалась.

— Блять! — горячо вырвалось у Барбары. — А эта сука сейчас радуется жизни! Работает, с мужиками крутит! Убила бы тварь!

— Не совсем, — усмехнулась Эшли. — Все же ее торжество я немного подпортила.

— В каком смысле?

__________________

До Эшли дошло что говорит Глория, и до нее дошло, что ее план сработал, вернуть Юнги после всего, что она сделала и наговорила, она не сможет. Она почувствовала, что теряет сознание, но вдруг в ней всколыхнулась такая отчаянная злость, что Эшли, не обращая внимания на темноту в глазах, встала, вскинула голову и с холодной усмешкой обратилась к Глории:

— Сука, говоришь? Что ж… В память о десяти годах нашей «дружбы», — Эшли пальцами показала кавычки, — я не могу тебя разочаровать. С этого момента я буду уводить всех твоих мужчин. Своего я потеряла из-за твоей злобной зависти, так что мне теперь все равно.

— Следить за мной будешь? — хмыкнула Глория.

— Я — нет. Но у меня есть пара знакомых хакеров, есть частный детектив, есть два-три полицейских, не говоря уж о программистах с разными специфическими навыками. Так что не пытайся своего мужчину прятать. Бесполезно. Кстати, твой оператор до сих пор меня закидывает сообщениями.

Ухмылка сползла с лица Глории. Не то, чтобы она испугалась, но такую Эшли она увидеть не ожидала.

— Помимо моего любимого, ты меня и подруги лишила, — также холодно и спокойно продолжила Эшли. — Той, которой я тебя считала все эти десять лет, поэтому твоих подруг я тоже у тебя заберу. У тебя их три, и я их знаю.

— Это как же? — опять хмыкнула Глория, но уже не очень уверено.

— Да все так же. Намекну им, что пока они дружат с тобой, меня и их мужчины будут интересовать. Не сомневаюсь, что они выберут своих мужчин, а не тебя. Я была единственной твоей подругой, которая всегда была на твоей стороне.

Эшли, уже почти ничего не видя и не слыша, но с идеально ровной спиной и гордо вскинутой головой подошла к двери, обернулась и задумчиво произнесла:

— Вообще-то ты и работы меня лишила… Как думаешь, пары ужинов хватит, чтобы ваш генеральный уволил тебя с волчьим билетом? — Глория хотела что-то сказать, но Эшли остановила ее взмахом руки. — Но это я еще подумаю. Уж больно он мерзкий. Знаешь, всегда удивляло, почему ты им так восхищаешься, он же гнида последняя, а теперь стало понятно. Вы с ним одного поля ягоды.

_________________

— Ты правда все это сказала?! — Барбара выглядела ошарашенной.

Эшли только в очередной раз пожала плечами.

— Это же гениально! — Барбара хлопнула в ладоши. — Теперь подозрительность ее просто сожрет! Даже если ты сама ничего делать больше не будешь. Или будешь? — Барбара дернула бровями.

Эшли опять пожала плечами. Она очень устала от этого разговора. Она просто хотела сесть на свой диван и смотреть свои видео, а потом лечь спать и обнять наконец Юнги.

Барбара заметила состояние Эшли и засобиралась:

— Эшли, тебе что-нибудь нужно?

Эшли помотала головой.

— Тогда отдыхай. Я завтра заеду к тебе после работы.

— Не надо, Барб. Со мной все будет в порядке.

— Я не сомневаюсь, — улыбнулась Барбара. — Но завтра я привезу тебе еду. Чтобы ты просто дождалась этого «в порядке».

— Я сама закажу. Пожалуйста, не волнуйся.

— Мне так будет спокойнее. Не отказывайся.

Эшли промолчала. Барбара обняла ее, чмокнула в щеку и, не дожидаясь, когда за ее спиной хлопнет дверь, достала телефон.

На следующий день Барбара, как и обещала, заехала к Эшли, привезла еду, почти насильно накормила, убедилась, что больше Эшли ничего не нужно и отбыла домой.

И на следующий день заехала, и на следующий. Через пару недель, хоть Эшли и оставалась все такой же подавленной, она хотя бы внешне перестала напоминать труп. Щеки немного разгладились, нос уже не выделялся так хищно на лице, а глаза перестали напоминать две черные дыры.

Эшли вернулась с работы и в изнеможении опустилась на диван. Любое физическое действие давалось с большим трудом. Даже преодоление нескольких метров от такси до квартиры теперь было похоже на покорение Эвереста. Эшли дотянулась до ноутбука и включила видео. Она со вчерашнего вечера их не смотрела и соскучилась. Несколько кадров она даже распечатала и носила с собой. Но статичное изображение не заменяло видео. Эшли впилась взглядом в сцену, на которой Юнги никак не хотел понять что ему говорит Намджун. А потом также жадно вглядывалась в бегущего Кандэ, самого хорошего мальчика на свете.

Раздался звонок в дверь. Эшли оторвалась от экрана и медленно направилась к двери. Барбара опять привезла ужин. Эшли много раз просила ее не беспокоиться и не тратить по два часа после работы, чтобы заехать к Эшли, но Барбара не слушала. Эшли распахнула дверь.

На пороге стоял Юнги. Эшли шагнула к нему, обхватила руками и прижалась щекой. Ну почему она заснула именно сейчас? С минуты на минуту придет Барбара и разбудит ее, а вдруг ночью Юнги больше не придет? Эшли прижималась, чувствовала тепло, вдыхала такой родной запах, и на эти минуты обручи пропадали. Эшли вообще казалось, что она жива еще только потому что у нее есть видео, есть струна и есть этот сон.

Заиграл будильник. Эшли мимолетно удивилась, почему будильник? Но это было неважно, важно не проснуться!

— Композитор, дай я на телефон отвечу, — раздался голос Юнги.

Надо же, ее подсознание придумало новую уловку. Не так давно у нее уже стало получаться игнорировать и не просыпаться от первого будильника. И теперь подсознание обманом хочет заставить ее выпустить Юнги, и тогда она точно проснется. Она ухватила покрепче футболку, вжалась изо всех сил и забормотала:

— Это не телефон, это будильник. Пожалуйста, просто не обращай внимания, пожалуйста. Нельзя его слушать, иначе я проснусь. Просто не обращай внимания. Я больше не могу без тебя просыпаться. Это не телефон.

— Хорошо-хорошо, я не буду.

Они стояли в дверях, пока снова не раздался голос Юнги:

— Композитор, ты не могла бы совсем немного разжать пальцы. Ты из меня сейчас кусок мяса вырвешь.

— Нет! — крикнула Эшли и постаралась глубже вжаться щекой. Сжать руки еще сильнее, к сожалению, она уже не могла. — Ты — мой сон. Я не могу из тебя ничего вырвать. Просто молчи, пожалуйста, молчи. Сейчас будет второй будильник. Молчи. Второй будильник.

— Это не сон, Композитор. Ты же чувствуешь, что я тебя держу, и я обещаю, что не отпущу и никуда не денусь. Просто немного разожми пальцы.

И тут раздался второй будильник. У Эшли от отчаяния хлынули слезы. От второго будильника она всегда просыпалась. И сейчас проснется. И надо будет как-то прожить целый день, а, может, и два. Последнюю неделю Юнги стал сниться не каждую ночь.

— Композитор, посмотри на меня. Ну же. Я не сон. Посмотри, — Юнги потерся щекой об ее волосы и погладил по спине.

И Эшли посмотрела. Ей осталось несколько секунд до того, как она проснется. А проснется она все равно. Но она хотя бы успеет на него посмотреть. В прошлых снах она почти его не видела, стараясь прижаться как можно сильнее.

Она рассматривала его лицо, осунувшееся и похудевшее. Под глазами залегли тени, кожа уже не сияла, на подбородке и над верхней губой пробивалась щетина. Но это было самое любимое лицо.

Второй будильник замолчал и Эшли обрадовалась. У нее получилось. У нее теперь есть еще пять минут, чтобы смотреть на него. Целых пять минут. Сейчас это казалось почти вечностью.

Юнги наклонился, губами коснулся ее губ, а потом стал аккуратно, почти невесомо собирать слезы с ее глаз, щек, подбородка. Эшли на мгновение закрыла глаза, но тут же с ужасом распахнула. Ей нельзя закрывать глаза. Как только она закроет, она проснется.

— Композитор, это не сон, поверь мне. Я здесь.

Юнги вглядывался в ее измученное лицо, а потом поднял руку, прижал к ее щеке и большим пальцем стал стирать остатки слез. Эшли прижалась к этой руке, слишком теплой и слишком реальной. Но отпустить Юнги все еще не решалась.

— Просто разожми пальцы, я тут. Я никуда не денусь, — уговаривал Юнги.

И Эшли медленно стала разжимать пальцы. Настороженно и напряженно вглядываясь в его лицо, в любую секунду готовая снова сжать, несмотря на то, что руки уже окаменели, а пальцы начало сводить.

— Вот так, вот молодец, — шептал Юнги, почувствовав, что хватка ослабевает. -Ты не спишь.

Когда Эшли окончательно разжала пальцы, руки плетьми упали вдоль ее тела. Она стояла и смотрела на Юнги, не в силах поверить, что он правда тут. Юнги взял ее руки, легко потряс из стороны в стороны, помогая разогнать кровь, а потом, не отпуская, провел в гостиную, усадил на диван и сел рядом.

— Ты… правда приехал?

— Правда. Я приехал.

Эшли вроде бы верила, но все же была готова к очередным ловушкам своего мозга, поэтому взгляд оставался напряженным. Юнги боковым зрением уловил движение и повернул голову к ноутбуку. Он молча посмотрел оба ролика и опять повернулся к Эшли.

Эшли встрепенулась. Вдруг он сейчас уйдет. Надо ему все объяснить, все рассказать. Она сама ухватила его за руки и принялась сбивчиво бормотать:

— Все, что я говорила… Тогда, когда… Когда… Это был Ганс, он в джинсах… Я все врала, все. Кандэ, ты… все врала…

— Композитор, я все знаю, — Юнги перехватил ее руки, почувствовав, как ее пальцы впиваются в его кисти.

— Знаешь? — Эшли моргнула. — Что знаешь? Откуда?

— Все знаю. Мне рассказали Намджун и До Хи.

— Как они могли тебе рассказать? Они ничего не знали! — Эшли подалась вперед. — Я тебе все расскажу, я объясню, пожалуйста, только послушай меня, только не уходи, пожалуйста!

— Композитор, я не собираюсь никуда уходить. То есть собираюсь, но…

— Нет! — отчаянно выкрикнула Эшли, не дослушав, и снова схватила его руки. — Не уходи! Я больше не выдержу без тебя! Прости меня!

Она в исступлении принялась целовать его руки, слезы потоками текли по лицу, но она даже не замечала этого. Юнги попытался освободить руки, но Эшли держала крепко. Тогда он просто потянул ее на себя и поцеловал. Эшли замерла и ослабила хватку. Юнги тут же этим воспользовался, обхватил ее за плечи и прижал к себе:

— Композитор, все! Успокойся! Я все знаю, я все понимаю, прощать мне тебя не за что.

Эшли дернулась, пытаясь возразить, но Юнги рукой прижал ее голову к себе, не давая вставить ни слова.

— Намджуну с До Хи все рассказала твоя подруга Барбара, а они уже — мне. Так что я знаю про Глорию, знаю про ее месть.

Эшли опять дернулась и недоверчиво посмотрела на Юнги:

— Как Барбара могла что-то рассказать До Хи или Намджуну, если она их даже не знает?

— Теперь знает. До Хи ее нашла в соцсетях.

— Почему она ее искала?

— Потому что не поверила во всю эту историю. Не поверила, что ты так можешь поступить.

У Эшли снова хлынули слезы.

— Но как До Хи узнала про Барбару?

— Ты неоднократно говорила с ней по телефону с работы. До Хи невольно слышала. Поэтому знала и Барбару, и Глорию. А когда ей Намджун рассказал про нас с тобой, До Хи их разыскала в соцсети. Глория ее проигнорировала, а вот Барбара откликнулась.

Эшли во все глаза смотрела на Юнги, пытаясь переварить информацию.

— Давай еду закажем, — неожиданно сказал Юнги.

— Что? — Эшли даже не поняла, о чем он.

— Еду. Есть хочется. Я в самолете даже не поел, нервничал.

Эшли опять зависла. Юнги вздохнул и принялся оформлять доставку в телефоне.

— То есть, если бы не До Хи, то… — Эшли не смогла договорить, слезы опять потоком хлынули из ее глаз.

— То я приехал бы сам, — закончил Юнги, вытирая ее слезы.

— Приехал бы? После того… после всего того, что я сделала?

— А что ты сделала-то? Наврала, что не любишь нас с Кандэ? Врать, конечно, нехорошо, но это не смертный грех, — хмыкнул Юнги.

Эшли смотрела на него во все глаза, не веря, что он так воспринимает ее поступок.

— Как я вообще мог поверить, что ты терпеть не можешь Кандэ? Во что угодно можно поверить, но в это! — Юнги досадливо провел пальцами по волосам, убирая челку с лица. — Ну а когда понял, что ты про это врала, стало понятно, что и про все остальное — тоже. Так что я бы приехал как минимум выяснить зачем ты все это делала.

Эшли разрыдалась и уткнулась ему в грудь. Юнги обнял и стал бережно поглаживать, успокаивая.

Пока заказ везли, Эшли успела кое-как умыться, стараясь не закрывать глаза и не выпускать из виду Юнги. Все, что сейчас происходило, до сих пор казалось ей нереальным.

Судя по количеству еды, Юнги скупил все запасы ресторана. Курьер все выгружал и выгружал пакеты. Перед дверью образовалась гора, наполовину закрывающая саму дверь. Эшли разглядывала эту гору, прикидывая, где она будет все это хранить, когда снова раздался звонок. Эшли открыла дверь и молча уставилась на пришедших. Пришедшие затихли и тоже уставились на Эшли: слишком большая была разница между тем, что они помнили, и тем, как выглядела Эшли сейчас.

Первым в себя пришел Хосок. Улыбка засияла на его лице, он сделал шаг вперед и обнял Эшли:

— Композитор, рад тебя видеть!

За ним потянулись все остальные. Чимин молча крепко обнял, Намджун с ухмылкой потрепал по плечу, Тэхен обнял и вздохнул: «Откармливать тебя еще и откармливать», До Хи притворно-завистливо вздохнула: «Счастливая, пару месяцев можешь есть все, что захочешь, только на пользу пойдет», Минсок поддакнул, как обычно, Барбара подтолкнула вперед замешкавшегося мужа Оуэна, зашла и захлопнула дверь.

Все прошли в гостиную и уселись по привычке на пол вокруг журнального стола. Откуда-то появились бутылки, бокалы, тарелки. Еда вся на стол не поместилась, поэтому что-то было разложено на полу и диване. Периодически раздавались возгласы: «Осторожно, еда!»

— А как вы все тут? — наконец спросила Эшли.

— Друга приехали поддержать, — с набитым ртом ответил Чимин.

— Проконтролировать, — поправил Тэхен.

— А мы просто на их самолете хотели полетать, — хихикнула До Хи.

— Вы все специально прилетели? — не поверила Эшли.

— Ну а как же? От ваших отношений зависит судьба BTS! — пафосно вскричал Хосок.

— Ага, если один из членов невменяемый, то шестеро остальных почти бесполезны, — поддакнул Намджун.

Эшли опустила глаза. Все это время она не надеялась, что они с Юнги когда-нибудь будут вместе, она только молилась, чтобы ему не было так больно, как ей. А оказывается, было.

— Композитор, все в прошлом, все хорошо, — Юнги обнял ее и поцеловал в висок.

За столом повисло неловкое молчание, но потом разговоры возобновились, посуда зазвенела, и установился тот гул, который всегда сопровождает массовые посиделки. Эшли сидела, не выпуская руку Юнги, смотрела на всех и не могла поверить, что теперь такие посиделки будут частью ее жизни. Что эти люди именно такие, какие есть, и не нужно их ни в чем подозревать. Что можно дружить с До Хи, а не отгораживаться, потому что приехала ненадолго и придется все время врать. Что можно болтать и смеяться со всеми, ни о чем не думая и ничего не боясь.

— Так, пора убирать весь этот беспорядок, скоро выезжать, — Намджун хлопнул по коленкам.

Эшли дернулась, крепче сжала руку Юнги и с ужасом уставилась на Намджуна. Тот заметил ее взгляд и стал оправдываться:

— Мы кроили расписание, как могли. Очень старались, но удалось вырвать только чуть больше суток. Из них двадцать шесть часов занимает перелет туда-обратно.

— Композитор, так надо. Это ненадолго, — Юнги прижал ее к себе, но тут же отстранился и напряженно посмотрел ей в глаза. — Ты же переедешь обратно ко мне?

Они не обсуждали дальнейшие планы. Но Юнги по умолчанию считал, что Эшли переедет к нему. А вот сейчас ему пришла в голову мысль, что она не сможет. Все же, одно дело приезжать на время, а другое — переехать насовсем. Но Эшли только кивнула. Господи, да конечно она переедет. Куда угодно!

Юнги заметно расслабился:

— Ну вот. Сколько тебе надо времени? Я закажу билет.

— Я не знаю… Мне надо уволиться и закончить рабочие задачи. Недели две?

Все вокруг выдохнули, оживились и принялись наводить порядок. Остались сидеть только Эшли и Юнги. У Эшли не было сил, а Юнги — потому что она не отпускала его руку.

— Кстати, твое место тебя ждет, — До Хи отвлеклась от протирания стола.

— Правда? Вы что, так и не наняли нового программиста?

— Наняли, она даже поработала пару месяцев, а потом BTS вернулись из поездки, и стало понятно, что она — арми. Причем, совершенно сумасшедшая. Стала преследовать Чонгука, представляешь?

— Ага, даже засосала его в коридоре, — заржал Хосок. Остальные присоединились. — Глаза Чонгука в тот момент надо было видеть.

Наведя порядок, все потянулись к двери, переговариваясь, обуваясь. До Хи и Барбара продолжали разговор, стоя в гостиной и не обращая ни на кого внимания. Они с первого же звонка никак не могли наговориться, обсуждая все новые темы и находя много общего.

— Ну ты поняла, да? — горячо продолжала Барбара. — От тебя нужно только выкроить время.

— Да, было бы идеально, — с энтузиазмом соглашалась До Хи.

— Сейчас вернешься и сразу прикинь, когда сможешь вырваться. Хотя бы на выходные, но лучше, конечно, на недельку.

— Вообще, у меня там есть несколько выходных за сверхурочные, — начала уже планировать До Хи.

Минсок и Оуэн переглянулись и начали подталкивать своих благоверных к двери. Те охотно шли, не прерывая разговор:

— Здорово. Я вам такие места тут покажу! — Барбару переполняла энергия.

— Слушай, Эшли-то две недели еще будет тут. Надо как-то успеть, чтобы потусить всем вместе!

Минсок и Оуэн отвлеклись на обувание, и До Хи с Барбарой снова встали.

— Так само собой! Я только в Оуэне не уверена, он все время работает. Я его при свете дня раз в месяц вижу, а то и реже.

Минсок с Оуэном обулись, опять переглянулись и принялись выталкивать болтушек за дверь. Те не сопротивлялись.

— Только, чур, в следующий раз ты приезжаешь в Сеул! Там не меньше шикарных мест!

— Да я же с удовольствием!

Наконец, их вытолкали, остальные сами вышли, и Эшли с Юнги остались одни. Юнги обнял ее и сказал куда-то в макушку:

— Композитор, немножко осталось. Пара недель пролетит быстро. Я буду писать тебе каждую минуту, ты еще устанешь от меня.

— Не будешь, — пробормотала Эшли, прижимаясь плотнее.

Когда Юнги садился работать, он забывал обо всем. И ей написать забудет. Не потому, что она не нужна или неважна, а просто, ну такой он вот, чертов гений. А так как работает он почти круглосуточно, пару сообщений в день она от него, конечно, получит, но не больше.

— Все-то ты знаешь, — вздохнул Юнги.

* * *

Эшли вздрогнула и вынырнула из сна. Она открыла глаза, но тут же сощурилась и заморгала от неяркого, но такого раздражающего после сна света торшера. Сквозь полуприкрытые веки Эшли видела темный прямоугольник окна с мягкими светлыми шторами по бокам. Темноту за окном подчеркивали яркие пятна уличных фонарей с полукружьями подсвеченной ими листвы. Она у себя дома, опять заснула ни диване.

Эшли перевела взгляд на свои ноги. Почему у нее ощущение, что она стоит на берегу, а щиколотки омывают теплые волны? Эшли уже начала глубоко вдыхать и потягиваться, когда ей в солнечное сплетение упал камешек осознания: она одна, без Юнги! Как и вчера, и позавчера, и завтра, и всю оставшуюся жизнь. Камешек не причинил вреда, он проник внутрь и улегся. Просто осознание, просто факт. Но через мгновение от камешка кругами, как будто ее тело превратилось в жидкость, стало расплываться отчаяние. Оно увеличивалось, цепляя нервные окончания, заставляя ежиться и сжиматься. Эшли замерла, привыкая к этому тяжелому давящему чувству и стараясь равномерно дышать. Она почти справилась, когда от центра начал расходиться второй круг. Намного страшнее, тяжелее и сильнее отчаяния. Безысходность. Она уничтожала на своем пути все: все чувства, все ощущения и — главное — надежду. Миллиметр за миллиметром внутри образовывалась черная пустота. Она почти поглотила все. Почти. Не могла только справиться с ласковыми теплыми волнами у ног. Эшли изо всех сил пыталась сосредоточиться на этом ощущении: теплом, безопасном. Единственном, которое она еще могла чувствовать. Если и оно пропадет, то не будет и Эшли. Будет пустота.

— Композитор, проснись. Композитор, — шепот ворвался в мозг, мгновенно прогоняя оцепенение.

Эшли распахнула глаза и уставилась в потолок, приходя в себя. Потом скосила глаза. Рядом лежал Юнги, обнимал ее и шептал успокаивающие слова. Она посмотрела вниз. Кандэ вылизывал ей ноги, не сводя с ее лица тревожного взгляда. Она глубоко вдохнула, разжала пальцы, судорожно сжимающие простыню и села. Спина была мокрая от пота, а лицо — от слез. Но она была дома, рядом с любимыми. Эшли посмотрела на часы. Всего половина восьмого. Блин, почему этот кошмар так рано приснился? Сегодня же выходной, а после такого сна ложиться досыпать как-то совсем не хочется.

Она чмокнула Юнги, потрепала Кандэ и встала. Юнги тоже начал подниматься, но Эшли наставила на него палец:

— Даже не думай. Ты досыпаешь.

— Композитор, но сегодня же наш выходной!

— Вот именно. Спи.

Юнги упал обратно на подушку. Во-первых, действительно очень хотелось спать. А, во-вторых, и, пожалуй, в-главных, если он сейчас встанет, то Эшли будет целый день ругаться. Начнет, как обычно, с того, что надо себя беречь, что она не собирается его терять только потому, что он из-за своей упертости не может поспать лишние пару часов. Потом вспомнит все случаи, когда он засыпал в студии, в прихожей, за столом, в гостях. Потом плавно перейдет на его питание. Тоже недостаточное по ее мнению. Ну а дальше по вдохновению. Но одно точно: вместо приятного спокойного выходного, ему будут выедать мозг чайной ложечкой.

Эшли приняла душ, оделась и пошла гулять с Кандэ.

Юнги проснулся непозволительно поздно, по его мнению. Почти в полдень. Натянул домашние штаны и пошел искать Эшли. Она сидела на кухне, подобрав под себя ноги, грызла яблоко и что-то смотрела в ноутбуке. Около нее, разумеется, дремал Кандэ. Увидев заспанного Юнги, она встала, чтобы приготовить завтрак, но он придержал ее за руку:

— Ты не думала обратиться к психологу?

— По поводу снов, ты имеешь в виду? — она села обратно.

— Да.

— Неа. Нужно просто время.

— Прошел уже год, а они все еще снятся. С тобой явно не все в порядке.

— Котмой, — Эшли положила свою руку на его, все также державшую ее за запястье, — даже одна смерть для организма очень большое потрясение, а я умирала раз пятнадцать, каждое утро. Года явно недостаточно для такого.

— Но, может, психолог убыстрит как-то твое восстановление.

— А я не хочу ничего убыстрять, — легко пожала плечами Эшли. — Я даже не против, если эти сны останутся со мной навсегда. Только не каждую ночь, конечно.

— Композитор! — разозлился Юнги. — Да сколько можно уже себя винить?

— Да я не об этом, — она поцеловала его руку и серьезно посмотрела в глаза. — Понимаешь, мы склонны обесценивать то, что имеем. Нам кажется, что так и должно быть. Никто не радуется ежедневно, что у него есть руки. Наоборот, еще и недовольны тем, что запястья недостаточно изящные, пальцы недостаточно длинные, а ногти слишком быстро растут, надоело маникюры делать. А ценить начинают только сломав руку. Оказывается, здоровая рука — это офигенное счастье. Вот так и сейчас. Я очень счастлива с тобой, но это становится как будто обычным и как будто мало. И начинается что-то вроде, я тебя, конечно, люблю, но какого хрена ты не позвонил, хотя обещал, или пришел пьяный в два ночи, хотя должен был в восемь. Или с какого фига ты, блин, не можешь оторваться от своей музыки, если мы собирались в кино, а сейчас так опаздываем, что и идти уже смысла нет! А тот сон заставляет вспомнить, что будет со мной, если тебя просто не будет рядом. И по сравнению с этим, все остальное — просто мелочь. Пришел пьяным? Прекрасно, я рада, что ты немножко расслабился. Не позвонил? Да хер с ним, ничего срочного не было. В кино не попали? Плевать, сходим в другой раз, ну или не сходим — пофигу. Главное, что ты — вот он, что я могу тебя за руку взять в любой момент, когда захочу. Ты понимаешь о чем я говорю?

— Понимаю, — задумчиво протянул Юнги, все это время внимательно слушавший Эшли. — Получается, жалко, что такие сны и мне не снятся.

Эшли встала, легко чмокнула Юнги в губы и хмыкнула:

— Тебе не надо, потому что я — идеальная, в отличие от тебя!

* * *

Целый день они прогуляли в том самом закрытом супер-элитном клубе, а вечером открыли бутылку вина и сели на балконе. Как обычно, обсуждая все на свете и перескакивая с темы на тему.

У Юнги звякнул телефон. Он глянул сообщение и бросил виноватый взгляд на Эшли:

— Композитор, к нам едет Джин.

Эшли выпрямилась в кресле и поджала губы:

— Ну конечно, а то слишком хорошо день проводим. Почему ты ему не запретил?

— Да он и не спрашивал. Он просто сказал, что сейчас приедет.

— Зашибись.

— Ну потерпи немного, ну Композитор.

— Котмой, я очень терпеливая, но даже моему терпению приходит конец. Я больше не могу! Он один?

— Один.

— Да блин! Когда рядом О Соль, он хоть немного адекватней. И что ее все время по командировкам мотает!

— Композитор, ну не злись.

Эшли махнула рукой и встала:

— Я пойду гулять с Бусинкой.

— Композитор!

— Что? Что Композитор? С ним правда надо уже идти. А ты сиди, жди гостя.

Она сделала пару шагов и тут ее осенила замечательная мысль:

— Слушай, а давай остальных позовем. Этот одержимый хоть отвлечется.

— Давай, — с готовностью согласился Юнги. Лишь бы Эшли спокойнее было.

Эшли, пока гуляла, все время была настороже, чтобы не столкнуться с Джином. Она планировала гулять, пока не начнут подъезжать остальные. Бдительность она потеряла буквально на пару минут и услышала за спиной:

— Композитор, привет! Меня вышли встречать?

Кандэ кинулся к Джину, а Эшли скрипнула зубами, растянула губы в улыбке и повернулась.

— Привет, Джин. Мы всегда гуляем в это время.

Джин стиснул ее в объятиях, покачал немного и отстранился:

— Прекрасно выглядишь.

— Как и ты.

— Юнги дома?

— Дома, ждет тебя.

— А ты? Не рада мне? Хотя, чему удивляться… То, что я тогда про тебя думал и говорил…. Композитор, я не знаю как вымаливать прощения, я…

— Хватит! — взвизгнула Эшли. — Джин, всеми святыми, хватит! Я тебя умоляю! Все, забыли, проехали! Хватит извиняться! Ты понимаешь, что ты любую тему сводишь к извинениям? Любую! Я больше так не могу!

— Но ты же не слышала что я тогда говорил! Я же…

— Джин, — Эшли начала шипеть сквозь стиснутые зубы, — еще раз извинишься, и я натравлю на тебя Бусинку.

— Но я… — начал было Джин, но Кандэ вдруг опустил голову и зарычал.

Джин тут же заткнулся. Кандэ он, конечно, любил и совершенно не боялся, но, когда на тебя рычит такой монстр, инстинкт самосохранения все же заставляет не провоцировать.

— Все, пошли домой. Сейчас остальные приедут, — Эшли потрепала Кандэ и направилась к дому.

— Правда? — оживился Джин. — А кто?

— До Хи с Минсоком — точно, а про остальных не в курсе. Но кто-нибудь еще да приедет.

— Я как знал, сразу три бутылки вискарика взял.

* * *

Неожиданно приехать смогли все. Такой большой компанией не собирались уже очень давно. Последний раз — примерно полгода назад, в Америке. BTS там были в рамках мирового тура, а Эшли с До Хи, Минсоком, О Соль, Джун Хи и диджеем прилетели в отпуск. Сколько они тогда эти графики отпусков подгоняли… Там еще Барбара с Оуэном присоединились. Было очень весело.

Сейчас тоже было весело. Все расположились на балконе: кто в креслах, кто прямо на полу, подложив под себя подушки. Разговоры текли, периодически прерываясь взрывами хохота.

— Эшли, а почему они тебя вообще композитором зовут? — спросила До Хи. Почему-то за год этот вопрос у нее не возникал.

За Эшли ответил Чимин:

— Так она за Юнги песню написала.

До Хи перевела удивленный взгляд на Эшли.

— Ага, — серьезно подтвердила Эшли. — Альбом на подходе.

До Хи растерялась, не понимая всерьез она это говорит или шутит.

— Композитор, кстати, у меня со стихами проблема, никак не могу подобрать нужные слова, подскажешь? — Намджун серьезно посмотрел на Эшли.

— Подскажу, — согласилась она, не переставая жевать.

— А у меня хоряга что-то не идет. Поможешь? — вступил Хосок.

— Помогу, — также серьезно ответила Эшли.

— А у меня кран в ванной течет, починишь? — с той же интонацией спросил Тэ.

— Починю.

До Хи переводила ошеломленный взгляд с одного на другого. Она умом понимала, что это шутка, но они говорили так серьезно, будто действительно договаривались.

Первым не выдержал Хосок. Он повалился на бок и стал хохотать. К нему присоединились все остальные. Джин от смеха сполз с кресла и теперь сидел на полу, вытирая слезы:

— Нет, ну как я мог тогда о тебе так думать? Композитор, ты меня…

Эшли моментально перестала смеяться, посмотрела на Кандэ и скомандовала:

— Вперед!

Кандэ вскочил и одним прыжком оказался рядом с Джином. На балконе раздался общий вскрик. На одну секунду у всех мелькнула мысль, что он его сейчас порвет. Но Кандэ повалил Джина на спину, навис сверху и принялся вылизывать лицо. Джин сначала пытался оттолкнуть собаку, но Кандэ даже не пошевелился. Тогда Джин просто закрыл лицо, стараясь увернуться от этой слюнявой морды. Остальные наблюдали расширенными глазами, еще не придя в себя.

Эшли отпила глоток из стакана, подождала еще минутку и позвала:

— Бусинка, хороший мальчик, иди сюда.

Кандэ лизнул последний раз, контрольный, спрыгнул с Джина, улегся у ног Эшли и посмотрел ей в глаза, как будто спрашивая: ты же этого от меня хотела? Я все правильно сделал?

— Все правильно. Ты очень умный мальчик, — Эшли погладила Кандэ, и он удовлетворенно опустил голову на лапы.

Все молча смотрели, как Джин кряхтя и отплевываясь, принимает вертикальное положение, а потом перевели взгляд на Эшли.

— Кто-то еще желает извиниться? — Эшли обвела взглядом присутствующих.

За всех ответил Тэхен:

— Никто не желает. Правильно мы тогда о тебе думали.

Тишина висела еще ровно одну секунду, а потом взорвалась хохотом.

* * *

Юнги сидел в студии уже третий час, засел сразу, как пришел домой. Сегодня был один из тех мерзких дней, когда ничего не получается и даже непонятно что именно надо сделать, чтобы получилось. Он злился, раздражался, швырял карандаши в стену, но пока не отпускало. Покапризничать бы, но Эшли, как назло, не несла чай. А как капризничать, если нет ни чая, ни самой Эшли? Он с силой постучал по столу, два раза вдохнул-выдохнул, потер лицо и пошел разыскивать Эшли.

Она нашлась на балконе. Сидела, положив ноги на Кандэ, сосредоточенно смотрела в ноутбук и теребила струну на запястье. Работала. Юнги передумал капризничать, потому что увидел повод позлиться. Он раздраженно плюхнулся на соседнее кресло и начал:

— Когда ты уже выкинешь эту чертову струну?

Эшли посмотрела на Юнги, оценила ситуацию, закрыла ноутбук и закурила.

— Никогда, Котмой, я тебе сто раз уже говорила.

— Почему моя девушка носит струну вместо нормального браслета из золота или платины, вот скажи мне!

— Потому что мой парень — музыкант. Это же логично.

— Твой парень миллионер, блин, он может купить тебе любое украшение! Но нет, ты же как баран уперлась! Люди теперь думают, что я жмот!

— Какие люди? Никто не знает о твоей личной жизни.

— В агентстве все знают. И что они видят? На тебе ни одного украшения, кроме куска металла!

— Да ничего подобного. На мне еще серьги и вот, подвеска. Бриллиантовые, между прочим.

— Да их только под микроскопом разглядеть можно. Говорил же, надо что-то покрупнее брать.

— Я волосы всегда назад откидываю, чтобы все смогли разглядеть. У До Хи с Минсоком спроси, они подтвердят.

Спор этот возникал регулярно. Юнги прекрасно знал, что струна стала для Эшли талисманом, и она ее никогда не снимает. И Эшли знала, что Юнги знает. И ругались они только для того, чтобы Юнги выпустил пар и отвлекся.

— Как хочешь, но в следующие выходные мы едем в ювелирный!

— Если тебе хочется побольше блестяшек — наряди елку, а я не собираюсь в единственный совместный выходной шляться по магазинам.

— Какую елку? Весна на дворе!

— А пофиг.

— Мне не пофиг. В выходные едем, и хватит со мной спорить!

Эшли вздохнула. Как же не спорить, если Юнги именно за этим и пришел? Но сейчас его немного отпустило, спор можно и сворачивать.

— Хорошо-хорошо, в выходные решим.

— Не решим, а едем!

У Эшли звякнул телефон. Она прочитала сообщение, хмыкнула и стала печатать ответ. Тут уже Юнги реально напрягся, ревность-то никто не отменял:

— Это что тебе там такого написали, что ты так улыбаешься?

Эшли искоса глянула на него:

— У Глории появился мужчина. Она выложила фото с ним в соцсеть, но через пять минут удалила. Помнит мои слова, значит.

— И кто же это за ней так пристально следит для тебя?

— Это мой бывший… — «коллега» она договорить не успела.

— Бывший? Ты с бывшим общаешься? И он даже тебе помогает?! Композитор, ты совсем рехнулась?

— Коллега, — закончила Эшли.

Вместо того, чтобы успокоиться, Юнги вспылил еще больше. Эшли выдохнула: видимо, устал он больше, чем она думала.

— И с чего это коллеге тебе помогать, а? Что ты взамен пообещала?

— Фотку с автографом Тэхена, его…

— Это он так за фотку старается? Придумай что-нибудь получше! — Юнги опять не дал ей договорить.

Эшли закатила глаза. Да за их автографы еще и не такое сделают. Как он может этого не знать? Особенно, если твоя жена — ярая арми, а Тэхен — ее биас.

— Котмой, ваши автографы уже давно как отдельная валюта!

— Да что ты мне заливаешь! Скажи сразу, что он от тебя еще хочет?

Эшли все понимала про его усталость и к ревности давно привыкла. И в большинстве случаев она ее даже забавляла, но иногда, вот как сейчас, Юнги перегибал палку, и это начинало злить саму Эшли.

На этот случай давно был разработан план под кодовым названием «контрревность». Нужно только придумать повод, хоть за что-то зацепиться. Эшли попыталась вспомнить, не было ли чего-нибудь подходящего за последние дни, но вспомнила только, что Юнги поздоровался в коридоре агентства с Джи Су, пиар-менеджером агентства, и на той была короткая юбка. Так себе повод, конечно, но других не было. Поэтому Эшли сощурилась, развернулась всем корпусом к Юнги и процедила:

— Что он от меня хочет, я тебе ответила. А теперь ты мне ответь, что ты хочешь от Джи Су?

— От кого? — опешил Юнги, тут же забыв о своей собственной ревности.

— От Джи Су, пиар-менеджера. Я видела как ты вчера на нее пялился!

— Да какая Джи Су? Я даже не помню, когда видел ее в последний раз… — забормотал Юнги.

Эшли охотно верила, но сдаваться было рано, Юнги еще недостаточно отвлекся от ее бывшего коллеги.

— Придумай что-нибудь получше, не видел он!

— Да я правда не видел! Ну, может, прошла она мимо, я даже внимания не обратил. Честное слово!

— Ну конечно! Ты же ей не в лицо смотрел, а сразу под юбку!

— Композитор, какую еще юбку? Ты совсем что ли?...

И пока Юнги оправдывался, Эшли дописала ответ коллеге, написала Тэхену по поводу фотографии и договорилась с ним завтра пересечься в агентстве. Она отложила телефон и строго посмотрела на Юнги:

— На этот раз я тебя прощаю! Но чтобы больше такого не было!

* * *

В следующий совместный выходной Юнги еще за завтраком начал разговор про поездку в ювелирный.

— Композитор, ты помнишь, что сегодня едем в ювелирный?

Эшли мысленно чертыхнулась. Она надеялась, что он забыл. К украшениям она в самом деле была равнодушна, а шопинг не любила изо всех сил. И вот сейчас, в такой долгожданный выходной, выпавший впервые за последние три недели, Юнги предлагает устроить этот самый шопинг, чтобы купить совершенно ненужные ей побрякушки.

— Котмой, я струну все равно не сниму.

— Я знаю. Струна не помешает.

— Ты хочешь, чтобы я еще один браслет носила?

— Нет, я хочу, чтобы ты носила кольцо.

— Это у тебя какой-то новый фетиш? Я не ношу колец, мне в них неудобно.

— Это будешь носить.

— Какое это?

— Помолвочное.

Эшли подавилась кофе.

— Котмой, я всегда знала, что ты страшный романтик, но сейчас ты просто сам себя переплюнул.

Юнги хмыкнул.

— И когда надо ехать? — уточнила Эшли.

— К часу надо там быть, ювелирный для нас закроют на два часа.

— Два часа? Господи, что там два часа-то делать?

* * *

И вот сейчас они стояли в ювелирном, почти ослепшие от невыносимого блеска камней и начищенного драгоценного металла, и уже почти орали друг на друга.

Консультанты растерянно переглядывались, а группа поддержки, состоящая из 6 мемберов BTS со своими спутниками и До Хи с Минсоком, равнодушно стояла в сторонке. Кто-то уткнулся в телефон, кто-то тихо переговаривался, кто-то изучал витрины.

— Я не буду носить этот булыжник! Я тебе не культурист!

— Нормальный булыжник! То есть, нормальное кольцо! А ты хочешь нитку на палец нацепить?

— Я хочу кольцо! Кольцо, понимаешь? А не средство самообороны, которым и убить можно!

— Кольцо видно должно быть, в этом смысл кольца! А ты что выбрала? Его только орлы и разглядят!

— Да кто его вообще должен разглядывать?

— Да мужики, которые на тебя пялятся все время!

— Эти мужики хотят меня трахнуть, а не жениться! Им пофигу есть у меня кольцо или нет!

Юнги вдруг как будто спохватился и сказал совершенно спокойным голосом:

— Кстати, насчет трахнуть. Звонили из кинологического клуба, зовут Кандэ на вязку. Все время забываю тебе сказать.

— На вязку?

— Ну да. Говорят есть хороший вариант.

— А зачем им щенки Кандэ? Он же не чемпион. Мы вообще его на выставки не водим.

— Да хрен знает. Но он все же с хорошей родословной.

Джин оторвался от своего телефона, прислушался и удивленно обратился к Тэхену:

— Они сейчас правда вязку обсуждают?

— Ну да, — Тэхен равнодушно пожал плечами.

— Странно это как-то, — пробормотал Джин.

— Когда они на дне рождения обсуждали технические подробности кремации, а на свадьбе До Хи и Мисока спорили об особенностях брачного периода ленивцев, тебе это странным не казалось.

— Ну я знаю, что они не самые романтичные в мире люди, но обсуждать вязку собаки выбирая помолвочное кольцо, все же уже перебор.

Тэхен опять пожал плечами и уткнулся в телефон.

— Представляю, какие умные щенки будут у Бусинки! — Эшли вдруг обернулась к консультанту. — А бывают коричневые бриллианты?

Консультант подзависла, не сразу переключившись с щенков на коричневые бриллианты, но взяла себя в руки:

— Да, бывают. У нас как раз есть эксклюзивная коллекция именно с коричневыми бриллиантами. Дизайнер этой коллекции признан лучшим ювелиром в прошлом году. Она хранится в сейфе. Я сейчас принесу, — и метнулась куда-то из зала.

— Почему коричневые? — поинтересовался Юнги.

— Под цвет твоих глаз, Котмой, — Эшли чмокнула Юнги.

Консультант принесла подносик, обитый бархатом, на котором лежали несколько ювелирных изделий с коричневыми камнями. В том числе и кольцо. Эшли сразу поняла, что это как раз то, что нужно. Кольцо из белого металла, то ли платины, то ли белого золота, усыпанное мелкими коричневыми камешками, которые сверкали и переливались во все стороны.

— Котмой, это! Тут нет булыжника, но оно сверкает как ненормальное, как ты и хотел.

Группа поддержки оторвалась от своих занятий и сосредоточилась на этих двух. Вроде, дело подходило к концу.

Юнги взял кольцо и попытался одеть на палец Эшли, но та сжала руку. Юнги недоуменно посмотрел на нее.

— Ну вообще-то, — протянула Эшли, — ты мне предложения не делал.

— Как это не делал? — возмутился Юнги. — Я же тебе утром сказал, что мы едем за помолвочным кольцом. Это, по-твоему, не предложение?

— По-моему, нет.

— Ты что, хочешь, чтобы я на колено встал? — недоверчиво уточнил Юнги.

— Ага, именно этого я и хочу, — подтвердила Эшли. — Дети родятся, спросят, как папа маме предложение сделал, а мне и рассказать нечего будет. Давай, давай, опускайся, и лицо посчастливей сделай, а то дети не поверят, что ты добровольно на мне женился, — потом обернулась к друзьям. — Зафиксируйте, чтоб доказательства были.

Но друзья и без просьб уже стояли с телефонами наголо. То есть снимали и фотографировали. Хосок толкнул Чимина:

— Не знаю, говорить им, что я заснял вообще все? Или оставить, как средство шантажа? Детям точно такое показывать нельзя, чтобы они раньше времени не поняли, что родители у них стукнутые немного.

Юнги громко кряхтя опустился на колено и протянул кольцо:

— Композитор, выходи за меня замуж, — отчеканил он, лишь бы быстрее закончить этот, по его мнению, фарс.

— Ну не знаю, — Эшли не торопилась соглашаться и протягивать руку. — Как-то ты недостаточно воодушевленно это говоришь.

Юнги чертыхнулся, вскочил на ноги, схватил ее за руку и нанизал кольцо:

— Бери кольцо и не выпендривайся, — проворчал он.

Эшли еле сдерживала смех. Но Юнги сделал шаг вперед, обнял ее и уже совсем другим голосом сказал ей в ухо:

— Композитор, я люблю тебя.

Потом посмотрел через ее плечо на растрогавшуюся продавщицу и ткнул пальцем в поднос: «Мы берем всю коллекцию». Эшли только закатила глаза.