Сладкий Фрод (джен)

В захолустном городишке, потерянном меж болот и еловых чащ, жил мальчик по имени Фрод.

Город был мал и беден, детских голосов в нём почти не слышно — оттого мальчишке приходилось играть с единственным своим другом — рыжим псом по кличке Таг.

Отец и мать работали на лесопилке, возвращались домой к ночи, уставшие, пахнущие смолой и потом. Разговаривать сил не оставалось.

Так Фрод рос сам по себе — как сорняк между камней.

Когда ему минуло десять, характер его стал тяжёл, как свинец. Он был дерзким и злым на язык, любил насмешки и крик.

На улице мог нарочно толкнуть прохожего, а потом выругаться, будто тот сам виноват.

Дома же — бросить в мать тарелку с едой, если ему не по нраву был лук-порей в похлёбке.

Мальчишка не знал ни жалости, ни стыда — только скуку и злость, тянущуюся вечерами под старой городской стеной.

Иногда он сидел там до темноты, болтая со стражниками.

Они рассказывали небылицы — будто бы воевали с троллями и гнали разбойников.

Слушать их было смешно, но Фроду чудились великие подвиги, пламя, звон мечей.

Он грезил, что однажды и сам станет рыцарем — любимцем самого короля.

Но больше всего он любил сладости.

За медовый рулет он готов был отдать честь, а иной раз и попросту украсть.

Сладкий, липкий мёд на губах был ему милее любого совета.

________________________________________

В один жаркий день Фрод сидел у таверны, лизнув солнцем.

Рядом у ног лежал Таг, дремал, а мальчик уплетал свежую булочку, которую мать, по доброте, всё-таки купила.

Воздух дрожал от жары и запаха дрожжей.

И вдруг он заметил тень — лёгкую, женскую, скользнувшую через ворота.

Шаги быстрые, почти неслышимые.

К таверне направлялась юная рыжая леди — платье на ней было истрёпанное, но взгляд — живой, опасный.

На плечах короткий плащ, на голове — остроконечная шляпа, будто шутка над порядочными дамами.

Когда она проходила мимо, Фрод ухмыльнулся и подставил ей ногу.

Девушка споткнулась, но удержалась, лишь гневно взглянув вниз.

— Что ты делаешь, грязный мальчишка?! — вскрикнула она.

Фрод не отвёл глаз.

— А вот как теперь проходимки разговаривают с жителями города? — произнёс он, прожёвывая свой рулет. — Ну ладно, прощаю, не всякая нищенка удостаивается великодушия рыцаря.

Девушка тихо прищурилась.

— Попробуй ещё раз, — сказала она с холодом, — и пожалеешь.

Она исчезла за дверью таверны.

А Фрод, полыхнув от унижения, быстро доел булочку и вскоре шмыгнул следом.

________________________________________

Внутри пахло дымом и пивом. Девушка сидела в углу, записывая что-то на жёлтом пергаменте.

Фрод, озорной шайтан, пробрался на кухню, схватил фартук и миску с горячей похлёбкой.

— Вот я тебе покажу, ведьма, — прошипел он.

Он подошёл к ней, поставил миску на стол.

— Ваша похлёбка, госпожа, — вежливо произнёс.

Та лишь махнула рукой — мол, ставь.

И тогда Фрод “случайно” оступился.

Кипящая похлёбка разлилась по платью, обожгла кожу и смыла чернила с пергамента.

Девушка вскрикнула от боли.

А Фрод — сбросил фартук и сбежал, хохоча, как будто совершил подвиг.

________________________________________

Наступил вечер. Солнце опустилось за холмы, сверчки выводили свои скрипучие песни.

Фрод сидел с городским стражником, болтал и ел подкинутый хлеб.

Когда стража пошла менять караул, мальчик попрощался и тихо пробрался домой.

Дверь приоткрыта. В доме темно.

Ни звука, ни шороха, ни запаха ужина.

Он позвал мать, потом отца — тишина.

«Наверное, задержались в лесу», — подумал он и лёг спать.

Но утром они не вернулись.

И вечером тоже.

Фрод ел остатки мяса, потом заплесневелый сыр, потом лук.

На третий день дверь открылась.

На пороге стояла полная женщина с бледным лицом.

— Твои родители не вернулись из леса, — сказала она. — Я госпожа Трикс, настоятельница приюта. Ты поедешь со мной, мальчик.

Он не спорил. Устал. Хотел есть.

В приюте дни тянулись, как жидкая смола. Работай, учись, молись — вот и всё.

Фрод перестал считать недели. Глаза тускнели, кожа побледнела, и лишь в мечтах он видел иной мир — с теплом, домом, с пирогами, как в детстве.

Когда настал день усыновления, он уже не верил, что кому-то нужен.

Но в тот день в приют вошла она.

Молодая, рыжая, вся в свете, с улыбкой, от которой умирало отчаяние.

Шёлк её платьев шуршал, как летний ветер в траве.

Она долго говорила с госпожой Трикс, потом тихо произнесла:

— Возьму вот этого.

И указала на Фрода.

________________________________________

Дальше всё было словно во сне.

Дом — огромный, высокий, светлый. В окнах плывут облака, по полу мягко ступают солнечные зайчики.

Слуги кланяются, посуда сверкает, а еда… еда — как из легенд.

Торты, булочки, рулеты — сладкие, пахнущие детством.

Фрод ел, не чувствуя ни сытости, ни вины. Спал на пуховых подушках, рисовал пером, слушал музыку от лучших музыкантов.

Дни текли, как в сказке. Он почти забыл, что когда-то жил иначе.

Но ночами ему снились деревья, скрюченные ветви, блеск болотных глаз и тихое ква-ква за окном.

________________________________________

В субботу хозяйка вошла к нему — в белом платье, будто сотканном из тумана.

На серебряном подносе — два свежих рулета. Глазурь блестела, как иней.

— Ешь, мой милый, — сказала она, улыбаясь.

Он взял, даже не раздумывая.

Сладость расплавилась на языке — густая, тяжёлая, с привкусом чего-то железного.

— Скажи, Фрод, — тихо произнесла она, глядя в упор, — ты веришь в волшебство?

Он усмехнулся, облизывая пальцы.

— Волшебство — для дураков. Я вырос.

— О, вырос, значит, — прошептала она. Голос стал глухим, как в колодце. — А ведь когда-то ты поставил ногу — помнишь? Подножку. Горячая похлёбка, смех…

Она приблизилась, и на мгновение её лицо исказилось — будто кто-то растянул кожу, открыв под ней нечто иное.

— Эти рулеты, мальчик, — твои родители. Они очень долго искали тебя… и нашли.

Фрод отпрянул, но не успел — её рука легла ему на лоб.

Мир дрогнул. Потёк.

________________________________________

Он резко вдохнул — воздух был холоден и пах гнилью.

Никакой постели. Никаких стен.

Вокруг — болото, сизый туман, лопающиеся пузыри грязи.

Вместо одеяла — клочья мха, вместо комнаты — яма, вырытая в иле.

На стене из глины — не рисунки, а царапины ногтей.

Вместо перьев и чернил — слизь, которой он водил по земле, думая, что пишет.

Рядом валялись кости лягушек. Он вспомнил — ел их, как будто это были пирожки.

Вода колыхалась, и в отражении он увидел своё лицо — худое, испачканное, с глазами без блеска.

В руках лежали два рулета.

Он попытался отпустить их, но пальцы не слушались.

На глазури — не сахар, а кровь. Тёплая, липкая, пахнущая дымом и луковым супом.

Из тумана вышла она. Теперь — бледная, сухая, с лицом, треснувшим, как старая маска.

Шляпа её была вся в иле, а глаза — два угля.

— Вкусно, Фрод? — спросила ведьма.

Голос стал низким, будто шелест тростников.

— Твоя матушка… твой отец… как долго я их мариновала, чтобы ты понял вкус вины.

Она шагнула ближе, и грязь под её ногами зашипела.

— Помнишь, что ты сказал тогда, у таверны? “Прощаю проходимку”? Ха… теперь я прощаю тебя.

Она коснулась его подбородка.

— Ешь. До конца. Ведь всё, что ты видишь, — твоя правда. Не мой морок. Ты сам захотел сладости.

Он заплакал — впервые за всю жизнь.

Но слёзы были густыми, как мёд, и пахли смертью.

________________________________________

Солнце не взошло. Болото шумело.

А в грязи лежал мальчик — худой, с пустыми глазами.

В руках у него застыли два кровавых рулета.

И лишь на ветру, где-то далеко, звучал голос ведьмы:

— Никогда не груби леди, маленький рыцарь.

Никогда.