Икар-6 (джен)

До пробуждения вселенной,

В ночи бездонной, безыдейной

Мир замкнулся в нерождении,

В вечно чахнущем забвении.

Пусть долгим было заточенье,

О Лучезарный, ты спустился,

Оросил дождями ты влеченье

Простого к идеалу и забылся.

За тобой явился Семицветный,

Грезящий о развитии вещей,

Во сне устроил он причин и следствий

Парад всех судеб и затей.

Вспыхнул образ доброй воли

Сердцем жизни в колыбели бытия,

Любящий воздвиг себе покои

В чужом и тесном храме «Я».

Ясноокий видел правду сотворения,

Тайны братьев молчаливо он хранил,

Простор вселенной он раскрыл путём учения,

Мозаику событий мудростью сложил.

Когда родился человек,

Ясноокий одарил того умом,

Любящий вдохновил его короткий век,

А Семицветный спал и думал об одном —

Когда в конце времён с землёй сойдутся небеса,

История закончится росчерком пера,

И, смеясь, Лучезарный отыграет роль писца,

И сыновей начнётся новая глава.

Златовласый ангел, перестав петь, заливался слезами над своей крохотной лирой. Пытаясь собраться с духом, он утирал нос розовыми кулачками, чтобы плакать ещё горестнее и пронзительнее, водя босыми ногами по глади холодного озера.

Второй курносый мальчишка, прятавшийся от обидчиков в высокой траве, выбежал из зарослей, встревоженный грустью незнакомого ангела.

— Тише, тише! — шептал он. — Если не перестанешь реветь, тебя все услышат, и тогда нам обоим — конец!

— Сегодня я должен был петь с моим хором, — всхлипывая, отвечал юный ангел, — н-но у меня сломалось крыло, и я уже никуда не успею, хотя оставалось лететь совсем немножко…

Мокрой ладошкой он указал на высокую башню, стоявшую на не менее высокой скале. Залитая закатом часовня, утопая в раскидистых кустах земляники, звонила в колокола, зазывая всех на воскресные песнопения.

Мальчик, встретивший ангела на берегу озера, коснулся механических перьев молодого сказителя, и те задрожали от стыда и от боли, отчего ребёнок снова заплакал.

— Кто это у нас такой плакса? — донёсся голос хулигана позади. — Сейчас мы утешим тебя!

— Да, кулаками! — подхватил второй грубый голос и расхохотался.

— О нет, они уже близко! — мальчишка схватился за голову, потом посмотрел на сказителя. — И всё из-за… Ах… Если я тебе помогу, ты перестанешь рыдать?

— Правда? Ты поможешь мне?

Ангел взглянул на собеседника, удивлённо моргая ресницами, на длинных кончиках которых всё ещё блестели слезинки.

— Конечно! Ведь у меня тоже есть крылья. Давай, возьми меня за руку. Нам нужно поскорее взлететь.

За спиной у мальчишки, как из конструктора, собралось крыло — его детали вылетели из кустов.

— А где второе? — спросил его ангел.

— У подлецов, которые гонятся за мной… Прыгаем!

Не успели хулиганы схватить малышей, как те, оттолкнувшись от пирса, чуть было не рухнули в озеро, но в последний момент взлетели над водой, пронеслись с ветерком над ветвями деревьев и взмыли над лесом, держа друг друга за руку и управляя каждый своим железным крылом.

— Мы можем успеть! — радовался златовласый ангелочек, плакавший от счастья. Его слёзы, скатываясь по веснушкам, разлетались блестящими искрами в лучах заходящего солнца.

— Ха-ха! Ещё немного! — повторял бледный кареглазый мальчишка, указывая на церковь, построенную на обрыве. С такого расстояния можно было различить фрески из цветного стекла, выложенные от основания до самой верхушки колокольной башни. Белокаменная и с тёмной крышей часовня, точно страж заката, стойко взирала на город, окруживший зелёный лес холодными и острыми пиками.

Священник, выглянувший из строения, чтобы затворить двери, нахмурил брови, ожидая скорейшего приземления ребят. Малыши слишком разогнались и, чтобы не сбить служителя цервки с ног, вовремя увернулись и приземлились в кусты сочных ягод. Плоды размером с бочонок лопнули и облили ребят сладким соком.

— Ну вот, — курносый мальчик отряхивался, — теперь я весь в землянике.

Златовласый ангелочек виновато глядел на учителя, шаркая ножкой. Священнослужитель сел подле него, снял с его кудрей прилипший большой листок, покрывавший половину головы, и погладил его по макушке.

Из церкви слышалось пение.

— Вы не будете ругаться? Я сломал крыло, опоздал и даже испачкался… — начал оправдываться малыш.

— Он не виноват! Пожалуйста, позвольте ему выступить! — влетел между ними бойкий ребёнок. — У него замечательный голос! Если не впустите, он разрыдается!

Ожидая спора со строгим взрослым, мальчик никак не ожидал, что старший товарищ ему улыбнётся.

— Не запятнать храм Творцов грязью телесной, только душевная чернота приносит им скорбь о мире людском. Мы все равны в их глазах, и каждый волен услышать воскресную песнь, что возносится к небесам, созданных ими. Поэтому приглашаю вас на торжество мелодичности, о дети ангелов.

Не распуская церемониальной степенности, священник отворил церковные двери, указывая перстами внутрь. Из просторной залы повеяло прохладой и благовониями; на резных белых колоннах держался голубой потолок, проецировавший вечное утро; в его голографических облаках парила звезда четырёх граней.

Свет, ниспадавший на стены и стёкла, отражался от фресок переливами красок, озаряя присутствующих океанами цвета. В этом умиротворении прихожане внимали песне, исполняемой синхронно дюжиной голосов.

От перенасыщения звуками и образами курносому мальчишке захотелось спрятаться за полами священника, однако он справился с чувствами и вместо этого юркнул на задний ряд, где за крыльями собравшихся граждан его было тяжело разглядеть.

Маленький ангелочек же, вдохновлённый сказочной атмосферой, надеялся, что священник проведёт его к хору, поэтому последовал за старшим товарищем, оставляя грязные следы на блестящем и чистом полу. Заметив это, мужчина мягко преградил ему дорогу рукой.

— Я пропустил вас, — объяснил он, наклонившись к ребёнку, — но я не позволял тебе петь. Церемония уже началась, так что, пожалуйста, сядь рядом с другом.

Поражённый таким исходом, малыш долго плакал на заднем ряду, и его жалобно-тонкого голоска не различал даже мальчишка, располагавшийся по соседству: настолько величественно-громкой была песнь, обращённая к ангелам, она вытесняла из храма весь шум смертных.

Курносый малец с досадой смотрел на сказителя, боясь к нему прикоснуться, чтобы не причинить боль. На маленькую лиру тихо падали слёзы ребёнка, но та не издавала ни звука; не раскрывалось левое крыло ангелочка, болезненно дрожавшее от всхлипываний.

Друг малыша поднял взгляд на фреску Лучезарного, у стоп которого собрались участники хора. Стеклянный ангел нежно улыбался, сложив ладони в молитвенном жесте и расправив четыре могучих крыла. Чудесно светилось его молодое лицо, едва заметно блестела на щеке прозрачная капля…

«Этого ли хотят наши ангелы? — спросил про себя мальчик. — Смотреть на то, как плачут маленькие и беззащитные?»

Песня, отражаясь от стен, меняла темп и поднималась всё выше…

Сияй, белый свет,

Сияй, белый свет,

Лучезарный Отец,

Лучезарный Отец,

За тобой мы пойдём,

С собою возьмём

Твой чистый хрусталь,

Безбрежный хрусталь

Мы в сердце несём,

В сосуде твоём

Светит мира звезда,

Она сияет всегда

Невидимым светом,

Безмолвным обетом,

Мы к рассвету идём,

Только тебе мы поём,

Лучезарный отец,

Лучезарный отец,

Прими нашу песнь,

Прими нашу песнь…

Двое священников продолжили ноту раскатистым тенором, растягивая молитву долгими гласными:

Очисти сердце от тоски,

Освободи судьбу от боли:

Мученья нет без ласки,

Мир предай ты светлой доле.

Небесных зорь властитель,

Ваятель вечной красоты,

Открой нам светлую обитель

Бессмертно-яркой чистоты.

Услышь ты нас, Отец,

Приоткрой души ларец…

Когда церемония кончилась, ангелочек больше не плакал. Он попрощался с бойким мальчиком у развилки во дворе и поспешил к учителю, но тот остановил малыша.

— Ты хотя бы спросил, как зовут твоего нового друга? — с улыбкой поинтересовался взрослый.

Покраснев, кроха-сказитель вернулся к безымянному товарищу.

— Как тебя зовут? — неловко проговорил ребёнок.

— Я Спрайт, прямо как большая красная молния! — улыбаясь во все зубы, отвечал бойкий малец.

— А я Эльф. Воспитатели говорят, что так называют нимб в небе! — обрадовался ангелочек.

— Будем знакомы!

— Приходи в гости! Можно же?

Священник одобрительно закивал головой.

— Уже темнеет, почему бы твоему другу не остаться на ночь? Но для начала мы починим вам двоим крылья.

Все разошлись; долгий закат спустил на планету спокойную ночь — время, когда Семицветный дарил детям хорошие сны.

Но-о-очь, но-о-очь, но-о-очь!

Наступила тихая но-о-очь!

Тёмным бархатом укрыла

Землю нежности наплывом!

Но-о-очь, но-о-очь, но-о-очь!

Воспари ты в небо, но-о-очь!

Ты плыви в морской глубине

И взлетай к судьбы вершине…

В твоей истории цветов

Спит в бездне всех миров

Воображенье без оков,

Один из ангельских даров.

Закрой глаза, о славный слушатель,

Предайся картинам новизны…

Спи до зари, о дивный слушатель,

Внемли рассказу дружбы и любви…

Тёмная и сверкающая вуаль накрыла небосвод, и ветер, разгоняя облака, разбил хрустальный сосуд матери-вселенной, в котором она хранила любимые звёзды. Светлая туманность, растекаясь в пустотах, мерцала тихо и безмятежно, сплетая капельки-миры в живописную паутину торжества ночи.

По глади чистого озера бесследно ступала дремота. Приятным поглаживанием она усыпляла создания дня и благословляла сыновей тьмы на любование развернувшейся мглой. Маленький светлячок, опустившись ей на ладони, мигнул толстым брюшком и сладко уснул. Подняв завитые ресницы из перламутра, она дружелюбно взглянула на кроху, сошла с водяного зерцала в заросли кувшинок и бережно поместила его в цветочную чашечку, укрыв лепестком.

Отпеваемый друзьями, крылатый соня отправился в путешествие по безмятежности звёзд, отразившейся в озере…

Наблюдая за миграцией насекомых, Спрайт невольно подумал, что светлячки тоже были очарованы голосом молодого сказителя. Он не смел пошевелиться, пока его новый друг исполнял арию ночи. Что же, и священник, сопровождавший их перед сном, замер в дверях мастерской, держа в одной руке фонарь, а в другой — инструменты.

Яркий свет огонька не растопил бы природной прохлады; чистый голосок Эльфа успокоил даже ветер и пламя.

Когда, наконец, песня завершилась, учитель привлёк к себе внимание кашлем.

— Заходи, Эльф, посмотрим на твои крылья.

Слушаясь старшего товарища, мальчик прошёл в мастерскую. Усилием воли он выпрямил правое крыло; левое же не реагировало на его повеления. Монах провёл магнитным устройством вдоль сломанного агрегата, и ответное движение механических перьев вызвало у малыша дискомфорт. Он громко воскликнул, точно задели его настоящую рану.

Тяжело вздохнув, священник отложил магнит в сторону и продолжил осмотр руками. От прикосновений его пальцев у сказителя выступили на глазах слёзы.

— Что же такое? — удивился мужчина, отстраняясь от пациента. — Прекрати так делать! Мы уже отключили крылья от твоей нервной системы, ты не должен ничего чувствовать!

— Попробуете поаккуратнее? — настоял Спрайт, сжав кулаки.

— Подойди ко мне, Спрайт, — попросил священнослужитель. — Вижу, левое крыло у тебя целое. Так как у вас двоих одинаковые габариты… Думаю, так будет быстрее. Эльф, горе ты наше, потерпи немного, пока я заменю тебе крыло.

— А как же ты… — сказитель виновато посмотрел на товарища.

— Мы отыщем ему новую пару крыльев, — пообещал с улыбкой учитель. — В конце-концов, твой друг крепче тебя.

Когда принялись отвинчивать больное крыло, Эльф побледнел и покрылся испариной. Каждый поворот гайки отзывался дрожью по всему его телу. Боясь расстроить наставника, мальчик согнулся и стиснул зубы; с его носа падали не то слёзы, не то капельки пота.

— Не бойся, ты справишься! — утешал его друг, поддерживая за плечо. — Подумаешь, походишь общипанный, прямо как я! Насколько я знаю, от этого не умирают!

Вероятно, слова Спрайта не оказали эффекта: маленький Эльф корчился и кряхтел, пока ему производили замену.

— Сиди ровно! — сказал строго учитель. — Иначе процесс только затянется.

Воспитанник неохотно выпрямился.

Когда, наконец, операция завершилась, взмокли все: и священник, и малыши. Пока наставник перебирал инструменты, дрожь сказителя утихала. Ощутив облегчение, он оглядел установленное левое крыло: несколько проржавевшее, оно отдавало рыжиной и контрастировало с родным правым, ухоженным и серебристым.

— Не блестит, но зато держится! — обрадовался маленький Спрайт.

— Почистим его завтра утром. Ах, нам ещё предстоит длительный перелёт… — вспомнил священник. — Что же, ступай во двор, горе моё. А ты, Спрайт, присаживайся: будем подбирать тебе крылья. Оставшиеся модели подходят для более взрослых ребят. Ты справишься с их пилотированием?

Провожая взглядом сказителя, молчаливо покинувшего помещение, малец бойко кивнул.

— Как так получилось, что вы оба потеряли сегодня по крылу? — поинтересовался священник.

— Эльф рассказывал мне, что он неудачно приземлился. Но он так плакал, и я мало что разобрал.

— С ним всё понятно. А ты?

— А на меня набросились кадеты из корпуса Преданных. Когда ребят наказали отсоединением крыльев, их отправили на помощь строителям. Они несколько часов носили тяжести под ярким солнцем!

— Нравы военных иногда поражают. Как же тебя к ним занесло?

— Ну, я проходил мимо, посмеялся над ними, они меня подозвали… один удар кирпичом, и правое крыло отвалилось.

— Стоило, наверное, сперва подумать и не подходить к ним? — изумился учитель, и малыш неловко пожал плечами.

— Главное, что я успел вырваться. Отсоединённое крыло разлетелось на перья, и пока они его собирали, я удрал в лес. Потом, как я понял, из моих перьев они соорудили компас, который указывал на меня, поэтому, слыша их за собой, я спускался всё ближе к озеру, пока не встретился с Эльфом.

Время пролетело за разговором, и Спрайт довольствовался своими новыми, более широкими и тяжёлыми бурыми крыльями, подходящими по цвету к его волосам.

— А он… почему он так хорошо поёт? — спросил мальчик о новом товарище.

— Такие у Эльфа предрасположенности. Благо, он попал к нам, иначе его талант не получил бы развития, — объяснил священнослужитель, после чего понизил тон. — Он ещё слаб и не способен летать самостоятельно. Сегодняшний случай — очередное тому подтверждение. Будь добр, Спрайт, оставайся на ночь у нас. Утром мы отправимся в путь, и, надеюсь, ты поможешь ему преодолеть расстояние.

— Да, справляется с крыльями он неумело. Хорошо, я что-нибудь придумаю.

— Благодарю тебя. Впереди ответственный день…

Удобно усевшись на скамье, Эльф слышал их разговор краем уха, из-за чего обидчиво всхлипывал носом.

— Чего грустишь, мой малыш? — прошептала тёмная фигура, присаживаясь рядом с ребёнком. — Сегодня такая чудесная ночь…

— Они говорят, что я слабый! — поделился досадой сказитель. — Не дают мне выступать и называют меня горем… так нечестно!

- О, сладенький! Они разве неправы? — незнакомка повернулась к нему, расправив семёрку коротких светящихся крыльев. Седьмое крыло росло из виска. — Тебе только предстоит вырасти в настоящего ангела, и голос твой будет звучать на весь мир! Вот увидишь!

— Правда? Но до этого так далеко…

— Не спеши, милый, всему своё время. А сейчас тебе пора отдыхать… Ты знал, что чем больше мы спим, тем быстрее растём?

— Но я не усну! Учитель напевает мне колыбельную, и только тогда я засыпаю, а он сейчас занят!

— Сладкий, не расстраивайся. Ложись ко мне на колени, и сон сам наступит; тебе даже сыграет целый оркестр!

Девушка щёлкнула пальцами, и с тихими всплесками из воды повыпрыгивали лягушата в красных мундирах. Зелёные и головастые, они отважно проходили через травы и листья, играя на скрипках и контрабасах, на флейтах и колоколах, а стайки светлячков выстраивались в воздухе в ноты, чтобы маленькие музыканты исполняли синхронно свою сказочную композицию.

Закрой глазки и спи, мой герой,

Пусть сегодня ты неумелый,

Однажды, я вижу, в день золотой

Ты станешь сильный и смелый.

Когда священник освободился, его воспитанник мирно дремал на свежем воздухе на скамье.

Мир, загадочный и скорбный,

Воле созидателя покорный,

Скрывает суть всего и ото всех,

Он сильнее страсти и утех.

Он страшнее боли и страданья,

Его крики — горя испытанье,

Но глупостью вызвано стенанье:

Можно утолить его молчаньем.

Знаний глас раздастся в тишине;

Слепой пророк заметит явно,

Как засияет тихо в вышине

Правды образ сладострастный.

Не пленённая никем, она цветёт

Хрустальными лепестками знанья.

Разум бойкий начинает к ней полёт,

Мудрость не кончает к ней скитанья.

Над бескрайним морем клубились белоснежные облака. Неспешно уносимые ветром, они вытягивались в причудливые формы, сплетая лабиринты из розового и золотого тумана, создавая неосязаемый воздушный ландшафт из зефирных гор, растекавшихся водопадами сладкой ваты.

Местами густой пар расступался, открывая виды на голубые волны, блестевшие бесчисленными солнечными зайчиками и пасущимися с ними стадами белокурых барашков. Порой на них опускались тени ангелов, что пересекали море в то ясное утро. Крохотные крылатые силуэты скользили по водному лику, не касаясь его, не оставляя бороздок.

Рассекая толщу холодной дымки, путники пронзали исполинские облака. Малыши, не привыкшие к уколам мельчайших подвешенных в воздухе частиц льда, прикрывали ладонями лица. В небесном тумане было непросто ориентироваться: наставник пропадал где-то впереди, и ребята, чтобы не потеряться, старались лететь ближе друг к другу.

Маленький Эльф, ещё не освоившийся с полётами, тревожно зажмурился и, выбившись из строя, невольно снижал высоту. Ему уже слышались морские всплески, когда за руку его схватил Спрайт.

— Не зажмуривайся, когда летишь! — кричал ему мальчик, унося его вверх.

— Не могу! Глаза слезятся в облаках!

— Тогда держись крепче! Догоняем остальных!

Вместе ребята устремились вверх — туда, где только что заметны были товарищи. Однако, петляя в воздушных потоках без наставника, малыши не справлялись с навигацией.

— Спустимся к морю! Здесь ничего не видно! — просил Эльф, вырываясь вниз.

— Нет! Они тоже нас ищут! Не останавливаемся! — твердил Спрайт, слепо следуя вперёд.

— Какой ты упрямый!

— Если бы ты опять не заплакал, мы бы уже давно прилетели!

— Я не просил, чтобы мне помогали! Отстань!

Эти слова задели юного Спрайта, и, отпустив ангела, он зарядил тому стопой между лопаток. Всхрипнув, сказитель упал и растворился в густой толще пара.

Ещё несколько минут мальчик оставался на месте, осмысливая ситуацию. Краснота его щёк постепенно бледнела, медленно приходило к нему осознание проступка.

— О нет, Эльф! Что я наделал!

Взмахнув железными крыльями, Спрайт полетел в сторону, в которую оттолкнул Эльфа, и, оказавшись под облаками, не мог разглядеть товарища из-за бликов вздымавшихся волн. Вдалеке на каменном острове восходили в небеса симметричные башни. Их стройные силуэты омывались лёгким дождём.

— Ты был прав, Эльф, лучше бы мы спустились к воде… Отсюда всё хорошо видно.

Оглядевшись по сторонам, Спрайт совершил последний рывок в облака в надежде хоть с кем-нибудь в них пересечься. В морозной испарине, где замерзали эмоции, мальчик обнаружил в себе таинственную силу притяжения, что влекла его в неизвестность. Предавшись этому чувству, Спрайт выпорхнул в кокон из розовых облаков, в центре которых парила тёмная точка.

Большой небесный конь встряхнул своей нежной гривой, и с его пышных кудрей заморосил кокетливый летний дождик. Пролетая под каплями, к одинокому Эльфу приблизился Спрайт.

— Осталось немного! Мы почти прибыли! Внизу я увидел…

Когда товарищ потянулся к сказителю, чтобы взять его за руку, маленький ангел испуганно отстранился. Не поворачивался он к другу, когда тот пытался заговорить.

— Прости меня…

— Я понимаю, — грустно прервал его ангел, — из-за меня одни неприятности.

— Ты ни причём…

— Ты правда так думаешь? Или тебе меня жалко? — сказитель спросил, обернувшись.

От слезинки, тоскливо прокатившейся по щеке Эльфа, Спрайту сделалось тяжело на душе. Он не смел подлететь ближе.

— Давай всё забудем! Мы же…

— Ты прав. Забудем, ведь мы уже прилетели.

Из-за румяных облаков выплыл громадный бюст Ясноокого. Его каменный лик беспристрастно глядел на ребят. Крылатая статуя держала в ладонях гигантскую призму — Академию Прозорливых, где мудрецы передавали знания молодёжи.

* * *

— Вы опоздали, — произнёс сурово старик, ожидавший ребят у главных ворот академии. — Но если вы добрались сюда сами, вы заслужили право присутствовать на первом уроке.

Врата, состоявшие из нескольких концентрических окружностей, точно гироскоп, несколько раз провернулись и открыли проход в масштабную залу, в самой центре которой располагалась учительская кафедра, с четырёх сторон окружённая каскадами зрительских рядов. Последнее поколение ангелов собралось в одном здании, чтобы выслушать наставления мудреца; и, к счастью для Спрайта, знакомых хулиганов здесь не было: очевидно, без крыльев они не достигли бы академии.

Сложив четыре крыла, мудрец в изумрудных одеждах нисходил по ступеням. Шагал он уверенно, словно глаза его не закрывала повязка, словно он вовсе и не был слепым. По оживлению аудитории ребята поняли: лекции предстояло начаться.

Обнаружив прибытие мальчишек, наставник поспешил к ним, быстро перебирая ногами под широкими чёрными полами рясы. Спустившись на колени, он потянул Эльфа за плечо и заглянул ему в усталые глаза.

— Так сложно было не отставать? — спрашивал их священник. — Вам было сказано не терять меня из виду. Даже так, летели бы за товарищами! Вам повезло, что всё мы разминулись в конце пути, иначе вы бы так не нашлись! Великий мудрец ждал вас всё это время и не начинал свой рассказ!

— Позволите послушать урок? Раз уж мы прилетели, — попросил Спрайт.

Нахмурив брови, монах отвёл Эльфа на бельэтаж, выделенный под служителей Лучезарному. Спрайт намеревался последовать за ними, однако его остановил бригадир — крепкий мужчина с седыми бакенбардами и с ещё более серыми мощными крыльями.

— Куда ты, малыш? Пора вернуться в родной стройотряд. Не забывай о своих, ладно?

Бригадир указал рукой на партер, предназначенный для зодчих Семицветного. Опустив крылья, маленький Спрайт вернулся в свою группу.

Наконец, когда лучи преломлённого света сошлись в трёхмерную проекцию посреди зала, великий мудрец начал вещать:

— О чистые умы, отныне вы достаточно взрослы, чтобы знать правду о нашем мире!

Аудиторию заполнили десятки звёзд и их планет, среди которых по безбрежью кочевало одинокое судно.

— Давным-давно, ещё до начала нашей истории, четыре ангела сотворили вселенную, но она оказалась пустой и безжизненной. Тогда, как вы знаете из молитв, творцы привнесли себя в жертву, чтобы породить разные космические аспекты, из которых развилось человечество…

— Так бессмертие породнилось со смертностью, — проговорил монах с бельэтажа.

— Верно, так сказано в священном писании! — поддержал его старый мудрец. — Однако, несмотря на усилия небес, галактика осталась холодной и неприветливой для человека. Тогда, исходя из бесконечной любви к своим детям, верховные ангелы использовали свой заоблачный гений, чтобы построить ковчег с миллиардами младенцев на борту и отправить их в путешествие по пространству и времени...

На голограмме появился образ большого космического корабля, вытянутого вдоль оси вращения, с яркой надписью «Икар-6» вдоль всего корпуса.

— По замыслу наших почтенных отцов, колыбель человечества вошла в тихую заводь, где и родились первые люди. Однако звезда, к которой прилетел наш «Икар», находилась на грани взрыва, и двигатель «Икара» пришлось завести. Так первое поколение человечества покинуло зону опасности, так и случилось скитание нашего вида по закоулкам холодной галактики.

Упомянутые мудрецом события отобразились на голограмме.

— Эпохи тьмы сменялись периодом света, поколения людские сменяли друг друга. Наше население росло, наши предки проводили над «Икаром» метаморфозы, чтобы превратить его в постоянный дом, в вечную обитель человека.

Световые проекции показали, как менялось судно со временем: его структура модифицировалась, к его массе прибавлялась масса небесных объектов, попадавшихся на пути, пока в конечном итоге «Икар» не обрёл образ и свойства планеты.

— Наше путешествие продолжается, и не последнее светило озаряет сейчас наше небо. Следуя за голосом Лучезарного, мы стремимся к раю, в котором нет зла и уродства. Крылья, дарованные вам древними инженерами, служат вечным напоминанием о божественном происхождении человека и обещают вам грядущее возвращение в царство благородного света.

Слушатели начали разглядывать свои устройства для перелётов.

— Крылья созданы из особого материала, позволяющего перемещаться по магнитному полю «Икара». Чтобы овладеть искусством полёта, необходимо научиться слышать и чувствовать атмосферу, различать её малейшие изменения, видеть магнитные линии мира, которые, словно небесные струны, всегда приводят нас точно к цели. В Академии Прозорливых мы обучим вас знаниям, необходимым для становления ангелами.

Зал захлестнула волна перешёптываний: молодёжь обсуждала услышанное. Священник, нахмурившись, глядел на мудреца.

«Скажет он им сейчас или нет?» — оценивал обстановку монах. Тогда, на его удивление, великий старейшина завершил свою речь:

— К сожалению, наш вид не способен размножаться самостоятельно. Вы последние младенцы, которым дозволено было вырасти, вам же и суждено направить человечество в рай.