Я - Х (I am X) (джен)

Тантисс горел.

Сверху доносились звуки яростного боя. Стрельба из бластеров, топот сапог, крики умирающих, солдаты, отчаянно перекликающиеся друг с другом. Откуда-то послышался вопль, и в вольерах завыли гончие. Уровень содержания был полностью захвачен сбежавшими заключенными, коммандос отступили в главный ангар, и он даже мельком увидел желтый свет меча сквозь дым и суматоху.

Но все это не имело значения.

Единственное, на чем был сосредоточен, — это выполнение миссии. Доктор Хемлок приказал ему уничтожить отряд клонов 99, и он это сделает. Заметив в хаосе одного из них, теперь преследовал его. Цель была ранена, и его радовало, что у того все еще проблемы с руками — так было проще. Он сразу узнал в нем CT-9904, с которым уже сражался у водопадов Тета.

И тут почувствовал, что его программирование дало трещину, потому что воспринял это как нечто личное.

Что было запрещено.

Личная месть цели была недопустима — это подразумевало, что он был чем-то большим, чем просто инструментом, в который его превратили. Это демонстрировало мотивацию и желание, которых должен был быть лишен. Он должен быть безразличным, взаимозаменяемым, расходуемым. Его истинное предназначение — быть винтиком в отлаженной, хорошо смазанной машине Галактической Империи, продолжением железной воли Императора Палпатина. Не более того. Он не сопротивлялся, — так было нужно. Он хотел быть хорошим солдатом. Хотел выполнять свой долг и радовать своих хозяев.

И все же.

Он не мог избавиться от необъяснимой злости на СТ-9904, как будто этот конкретный клон каким-то образом его предал. Поначалу пытался убедить себя, что злится из-за того, что его враг предал Империю. Конечно, дело было только в этом. Что его чувства — лишь реакция на клона, идущего против естественного порядка галактики. Зачем сопротивляться, если это бесполезно? Он не понимал, почему тот так непокорен. Ему не пришлось бы умирать, просто подчинись он.

Именно в этом пытался себя убедить, но дело было не в этом.

Ему казалось, что клон сделал что-то лично ему. Именно поэтому он и шел сейчас по темному коридору горящей базы, когда большинство уже эвакуировалось, сжимая вибронож сильнее необходимого.

Убеждал себя, что все нормально — что эти чувства заставляли его сражаться яростнее, чтобы выполнить задание, а это только к лучшему. Их можно использовать, направить в нужное русло, превратить в меч и щит Империи. Это не означает неподчинение или что он плохой солдат. Он делал, что ему велели. Доктор Хемлок не будет им разочарован. Наоборот, будет доволен, потому что он выполнит свою задачу и вернется, чтобы добросовестно приступить к следующей миссии. С Тантиссом, возможно, было покончено, но им удалось эвакуировать часть исследований. Работа будет продолжена в другом месте. К тому же это не его дело. Ему не нужно беспокоиться ни о чем, кроме задания. Лишь это имело значение.

Так он говорил себе.

Но это плохо работало. Что-то не так. Один бракованный предатель не должен вызывать столько горечи. Остальные — не вызывали. Он испытывал к ним лишь холодный, отстраненный интерес. Они были потенциальными целями, работавшими против него и их нужно было нейтрализовать. Изучать их было необходимо, чтобы эффективнее выслеживать. Так почему же с этим все было иначе? Он не знал. Знал лишь одно: ему станет легче, когда миссия будет завершена.

Чем больше старался ничего не чувствовать, тем злее становился.

Он остановился и оглядел коридор, дойдя до развилки. Завывала сирена, лампы на потолке разбиты и мигали. С оборванных проводов сыпались редкие оранжевые искры, когда становилось слишком темно. Бой здесь уже прошел — было тихо. Пол усеян телами, одна из стен проломлена, внутрь просыпались камни горной породы.

Его взгляд скользнул по павшим. Коммандос и солдаты ТК с остывшими бластерными отверстиями лежали рядом с клонами в тюремной одежде. Среди них он увидел еще клонов, предателей в броне фазы II, погибших, пытаясь освободить заключенных. Их броня раскрашена в разные цвета: оранжевый, синий, фиолетовый, зеленый, один — в красном, как корусантский гвардеец. При виде каждого продуманного узора внутри него что-то сжалось. Это было очень необычно, словно тоска по полузабытому сну.

Чему-то, что было до.

Смерть его не беспокоила, но это — беспокоило. И не понимал, почему. Он — ничто, безымянная тень, один из многих. У него даже нет номера, не говоря уже об имени. Ничто не связывало его с ними. Так почему же их вид, разбитых и брошенных на полу, заставил его остановиться? Захотелось оказаться как можно дальше, и внезапно понял, что больше не может на них смотреть. Он быстро перешагнул через тела и принялся искать следы основной цели. Ему нужно найти и прикончить СТ-9904. Убийство клона-предателя исправит эти странные чувства и вновь сделает все правильным, он в этом уверен.

Он огляделся, выбирая направление, но ему не пришлось гадать, куда идти: из левого коридора донесся звук выстрелов. Он бросился туда с бластером наготове. Когда добрался до места, его цели там уже не было. Был только коммандос, прислонившийся к стене, слегка дрожащий, смотрящий на дымящуюся рану в груди. Его шлем слетел с головы. Коммандос заметил его и протянул слабую руку.

— Помоги…

Он выстрелил в коммандос на ходу, прикончив его без колебаний. Неудачам здесь не место. Он упустил цель. В Империи нет места слабости.

Откуда-то сверху донесся грохот взрыва, и потолок задрожал. С белых панелей посыпалась пыль. Одна из них отвалилась и рухнула на пол. Ему все равно. Неважно, солдат это или сам Тантисс — если он может пасть, значит, так тому и быть. Империи не нужно то, что делало бы ее уязвимой. Такой была его подготовка, и кто он такой, чтобы с этим спорить? Было сомнение, что когда-либо Тантисс считался уязвимым, но был уверен, что Империя выйдет из этой ситуации окрепшей, лучше подготовленной к угрозам, благодаря урокам, извлеченным из произошедшего. Пока он выполнял свою часть работы и доказывал, что не является одной из тех слабостей, что нужно устранить, ему не нужно беспокоиться о судьбе этой мрачной горы. Или о тех, кто погиб в ее стенах.

Он подошел к закрытой двери и остановился, обдумывая, как лучше поступить. Предатель определенно был в комнате. Коридор закончился, идти больше некуда. Его добыча совсем рядом, за стальной дверью, но он не решался войти. Эти уровни Тантисса были не так хорошо ему знакомы и не было уверенности, что там внутри. У него никогда не было нужды спускаться сюда, как и не было желания знать, что именно его надзиратели делали в тех помещениях, куда у него не было доступа. Теперь это раздражало — он был неподготовлен.

Первым порывом было бросить в комнату гранату, но они кончились. К тому же, он не знал, что это за комната, и не был уверен насчет запасных выходов. Цель могла ускользнуть. Он знал, на что тот способен — уже несколько раз враг уходил от него. Можно было бы перекрыть систему охлаждения, но это научный комплекс, а значит — потенциально опасные или непредсказуемые вещества, которые могут все усложнить.

Оставался один вариант: войти внутрь и продолжить преследование.

Вот только беглец знал, что за ним идут. А он знал, что его намеренно заманили сюда. И не хотел уступать тому выбор территории. Каким бы эффективным он ни был, частью мастерства было умение не недооценивать противника. Он не хотел, чтобы такой грозный противник навязал ему поле боя, где тот получил бы преимущество. Раздражение вспыхнуло с новой силой, когда осознал, что не хочет попадаться на уловку не потому, что это будет означать провал миссии, а потому, что это будет означать, что его перехитрили.

И это очень, очень беспокоило, хотя и не понимал, почему.

В его памяти всплыл какой-то отголосок будто из другой жизни. Он не знал, что было в той комнате — эта часть не возвращалась, — но понял, что уже был здесь. Что-то важное связывало его с этим помещением — и возвращаться туда не хотел. Его разум был пуст, но тело помнило: потому что почувствовал, как холодеет.

Он стиснул зубы и отстранился от эмоций, пытаясь избавиться от всего, что могло помешать его тренировке. Сделав несколько глубоких вдохов, напомнил себе об устройстве, спрятанном в зубе, и убеждал себя, что, что бы там ни было, ему не придется с этим сталкиваться, если сам этого не захочет. Постепенно чувства утихли, и в груди поселился знакомый, успокаивающий холод пустоты. Он сжал рукояти виброножа и бластера. Раздраженный, посмотрел на дверь, убрал нож и начал возиться с замком. Быстро нажимая кнопки на панели, без особого труда взломал внутренний замок. Дверь разблокировалась, пропуская его внутрь.

И он вошел.

Комната внутри была холодной и темной, заполненной медицинским оборудованием. Она походила на большой, зловещий медицинский отсек, брошенный персоналом Тантисса, но бои до него не дошли. Справа — ряд столов с ремнями, а вокруг кресла с кандалами на подлокотниках, напоминавшего странное кресло пилота без корабля, множество приборов, провода. Позади него была стена из экранов, все мерцали серой статикой, потеряв питание. С другой стороны стояло несколько больших баков, наполненных зеленой жидкостью, но их содержимое теперь исчезло. Он медленно вошел в комнату, напряженный и готовый к бою.

Никаких признаков цели.

Его глаза настороженно скользнули по пространству, взгляд задержался на мгновение дольше, чем нужно, на аппарате в центре комнаты. Он подавил дрожь, не понимая, что именно вызывает такое беспокойство. Осторожность полезна: она помогает ему оставаться настороже и в живых. Страх — нет, и потому отбросил его. Он был элитным оперативником и прошел программу с выдающимися результатами, его навыки были непревзойденными. Он — самое опасное существо в этой комнате. Это его цель должна сейчас испытывать страх. Он двинулся дальше.

Что-то сверкнуло в воздухе.

Он заметил это краем глаза. Резко обернулся, держа бластер наготове, но увидел лишь круглое зеркало, упавшее со звоном на холодный твердый пол.

Мимо плеча пронеслась горячая струя бластерного огня. Он автоматически развернулся в направлении выстрела, подняв бластер. Сделал несколько выстрелов, когда из тени на него бросился предатель. Тот отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от выстрелов, и открыл ответный огонь. Два выстрела прошли мимо, третий заставил его перекатиться. Он укрылся за тяжелым медицинским аппаратом, чувствуя, как он задрожал от выстрелов оппонента.

В его арсенале остались нож, бластер и несколько дымовых шашек. Взрывчатку израсходовал, пробиваясь через первые ряды сражающихся, а лишился винтовки во время схватки с беглым клоном со шрамом, пересекающим кибернетический глаз. Обычно он бы с ним справился, но там было слишком много сражающихся, а коридор — слишком узким.

Обдумав следующий шаг, решил, что лучший способ выбраться из укрытия — это спрятаться. Он опустил окуляр шлема, чтобы лучше видеть. У него будет всего несколько секунд, прежде чем противник использует настройки своего шлема, чтобы увидеть его сквозь завесу, и он должен использовать их с пользой.

Выбрав подходящий момент, он выглянул из-за угла и быстро бросил две дымовые шашки. Тут же два термодетонатора пролетели над его укрытием и прилипли к стене позади него. Он отпрыгнул в сторону, как только помещение заполнил дым. Секундой позже стена, у которой только что сидел, взорвалась. Его обдало жаром. Осколки и пыль усугубили хаос. В ушах звенело. Он дико озирался в поисках цели.

Куда тот делся?

Пиу — и светящийся алый болт выбил бластер из руки, отбросив его в сторону, и обжег кончики пальцев. Он потянулся за оружием, но его накрыл залп беспорядочного огня, вынудив оставить его и отступить за уцелевший аппарат.

Он собрался с мыслями, затем приготовился пустить в ход клинок. Это последнее оружие, нужно использовать его по максимуму. Он выскочил из укрытия, размахивая виброножом перед предателем. Нож порезал перчатку — противник вскрикнул и выронил бластер. Он потянулся за оружием, но оппонент ударил его коленом в шлем. Механизм на шлеме щелкнул. И вот они боролись на полу — в игре остался только вибронож.

Ярость захлестнула его.

— Ты должен был принять свое место!

— Ты должен был оставить нас в покое, — последовал ответ предателя.

Удар — противник перехватил руку, заломив ее. Боль пронзила его, нож выпал из руки. Тот со звяком упал на пол. Он рванулся за ним, но оппонент удержал его и отшвырнул оружие подальше, к ряду столов. Остались только кулаки и ноги. Он ударил в ребра под нагрудником, прямо в слабое место в броне. Противник резко вдохнул и нанес ответный удар, но тот был парирован блоком предплечья. Он попытался нанести апперкот, но предатель предугадал: уклонился и поймал его левым хуком, от которого зазвенел шлем.

Он отшатнулся. Предатель бросился на него. Удар ногой — но противник перехватил ее и потянул. Он пошатнулся, восстановил равновесие и ударил второй, свободной ногой. Вырвавшись из захвата, перекатился под рукой противника. Тот бросился за ним. Они наносили друг другу удар за ударом, парируя четкие, отточенные комбинации, пока техника не уступила место отчаянному стремлению уничтожить противника.

Он яростно ударил и попал. Шлем предателя слетел, обнажив вытянутое смуглое лицо с узлом рубцовой ткани на одной стороне лысой головы и тонкой татуировкой вокруг глаза. Он помнил это лицо. Из досье и с Тета. Помнил ужас в его глазах, когда держал его под водой и как это было приятно — сомкнуть пальцы на его горле

Помнил его еще откуда-то, но не мог понять откуда.

Некогда думать. Противник атаковал. Он уклонился, почувствовав, как кулак клона скользнул по его шлему. Его точный ответный удар был заблокирован. Ложный выпад — и подсечкой сбил оппонента с ног. Тот упал, но потянул его за собой, используя инерцию, чтобы перебросить через бедро. Он с глухим стуком приземлился на кафельный пол. Также быстро, как упали, они вновь поднялись на ноги и начали кружить.

— Просто сдайся, — прорычал он.

— Нет, — прошипел оппонент.

Каким-то образом они оказались рядом со столами. Он зажал предателя между собой и одной из металлических поверхностей. Они боролись. Одной рукой удалось схватить оппонента за горло. И сжал изо всех сил. Второй рукой он пытался вырваться из железной хватки на запястье. Предателю удалось высвободить ноги и ударить его в низ живота. Он отлетел назад, согнувшись пополам, и застонал от боли. В поле зрения появилось колено, которое он попытался блокировать, но не успел. Оно с силой врезалось ему в лицо, заставив отшатнуться. Основной удар принял на себя шлем, но этого все равно хватило, чтобы оглушить его. Еще атака. В лицо ему ударил свежий воздух, когда защелка шлема хрустнула и забрало поднялось.

Он приготовился к следующему удару, но его не последовало. Противник замер, резко вдохнув, и они впервые встретились взглядами.

— Тех?

Он не понимал, что изменилось в клоне. Почему тот остановился? Оперативников обучали сопротивляться любым попыткам депрограммирования. Была ли это такая попытка? Ни один из них не двигался, тяжело дыша от напряжения. Он не мог уловить смысл этой уловки. Что бы ни задумал этот клон, ничего не выйдет.

— Это должно что-то для меня значить? — усмехнулся он.

Клон все еще смотрел на него широко раскрытыми глазами, в голосе звучало недоверие.

— Ты жив?

Он понятия не имел, о чем говорит этот беглец. Или почему смотрит на него с такой надеждой, смешанной с ужасом. Конечно, жив, а почему нет?

Почему-то воздух между ними стал неподвижным.

И ему все равно.

Он собирался покончить с этим.

Не раздумывая, схватил вибронож и бросился вперед, используя всю свою скорость и силу. Лезвие рассекло броню, оставив красные следы на животе клона. Тот потрясенно вскрикнул, его рот исказился от боли, а он вновь нанес удар — в грудную пластину. Почувствовал, как броня поддалась, проникая в кожу, кости и легкое. Он выдернул нож, намереваясь завершить миссию, снова замахнулся…

И остановился.

Оппонент упал на колени, кровь потекла по горячим линиям, оставленных лезвием. Он схватился за раны, не сводя с него глаз, и рухнул на пол, хватая ртом воздух, как будто из его тела выкачали весь кислород. Клон пытался что-то сказать, но не мог, и единственная слеза скатилась по его лицу, когда прервал зрительный контакт и медленно посмотрел вниз, на разрезы на своем торсе, с выражением полного неверия.

Он никогда раньше не видел, чтобы тот плакал — и это остановило его.

Замер, тяжело дыша. И вспомнил. Сначала все было бессмысленно, но затем обрело смысл, и поразившая его ясность была отвратительна.

Тех — это он.

А предатель…

— Кроссхейр?

Он ошеломленно произнес имя брата. Будто только что проснулся после долгой спячки — и вдруг оказался где-то, где никогда не был, в ситуации, которой не должно было случиться. Кроссхейр оторвал взгляд от своих ран. Его глаза расширились от шока, дыхание стало прерывистым и тяжелым. Понимание пришло к ним одновременно — выражение лица Кроссхейра сменилось с боли и шока на странную смесь облегчения и печали. Тех пришел в себя, и ужас накрыл его холодной волной. Он выронил нож. Тот звякнул о пол, и звук эхом разнесся по комнате.

— Кроссхейр! — повторил он, на этот раз отчаянно, бросаясь к нему.

— Теперь ты вспомнил?

Казалось, каждое слово стоило ему воздуха, которого не хватало, и которого его тело больше не могло восполнить.

— Я… — Тех с трудом подбирал слова. — Да, я вспомнил.

Кроссхейр криво улыбнулся, несмотря на боль.

— Это правда ты.

— Да, да, это я, я здесь, — ответил он.

— Я выигрывал, — сказал Кроссхейр и закрыл глаза, поверхностно дыша.

Сначала Тех не понял, что имел в виду Кроссхейр. Затем вспомнил о соревновательном характере брата и те жаркие споры, что они вели еще кадетами: кто кого сможет победить, если дело дойдет до драки в их отряде. Врекер и Кроссхейр продолжали это дружеское соперничество во время службы в ВАР, спустя много лет после того, как они с Хантером выросли из этого. Это напоминание ранило еще сильнее.

— Он сказал мне… — Кроссхейр закашлялся, но пытался продолжить. — Он сказал мне, что я умру в этой комнате так или иначе.

— Ты не умрешь, — сказал Тех.

Кроссхейр усмехнулся, но не стал спорить. Тяжесть лжи повисла в воздухе, давя на плечи Теха, угрожая раздавить его грудь. Он стянул с себя темный шлем и бросил его на пол. Убедившись, что Кроссхейр не против, Тех дрожащими руками перетащил его к себе на колени. Тот был теплым в его объятиях, а комната стала холоднее, чем когда-либо прежде. Может, ему так казалось, потому что вспомнил, что с ним здесь произошло.

С ними.

Теперь стало ясно, почему Кроссхейр заманил его сюда и откуда знал дорогу. В отчаянии он поступил разумно и вернулся в знакомое место. Только теперь Тех понял, насколько глубоким было отчаяние Кроссхейра. Никто не стал бы возвращаться сюда добровольно, если бы не верил, что другого выхода нет. Тех понял, что Кроссхейр пришел в эту кошмарную комнату, чтобы увести его от остальных. Должно быть, он был таким грозным противником, что брат добровольно вернулся сюда, чтобы убедиться, что он до них не доберется.

Потому что именно здесь ломали клонов.

Здесь они подвергались обработке, что искажала и превращала их в тени, стирая все, что составляло их личности, пока люди, которыми они когда-то были, не переставали существовать. Счастливчики не доживали до конца обработки. Те, кто доживал, становились опустошенными, превращались в оболочки, которые служили по прихоти Империи. Воспоминания Теха об этом месте были еще туманными, но он помнил больше, чем ему хотелось.

Кроссхейр тоже знал эту комнату.

Все, что с ним сделали, делали и с Кроссхейром до его побега.

— Я пытался спасти тебя, — сказал Тех.

Кроссхейр слабо усмехнулся, оценив иронию.

— Я знаю.

— Я не хотел…

— Я знаю. Это не твоя вина, ты ничего не мог поделать…

Он остановился и захрипел, не в силах говорить дальше, но ему и не нужно было. Выражение его лица было таким же, как у Теха, когда он окинул взглядом легкую имперскую броню, в которую тот был облачен. В его взгляде не было гнева, лишь понимание человека, что пережил те же страдания.

— Нам не нужно было оставлять тебя. На Камино я должен был заставить тебя пойти с нами…

Тех внезапно разозлился на себя. Он перебирал в памяти все моменты прошлого, когда могли бы избежать всего этого, прими они другое решение. Кроссхейр посмотрел на потолок, когда сверху прогремел очередной взрыв от сражения, а затем вновь перевел взгляд на Теха.

— Ты сейчас здесь, не так ли?

— Да, но…

— Это все, что для меня важно.

— Но посмотри, что я сделал, — выдохнул Тех.

— Не хуже, чем я. И… Я смирился с этим, — сказал Кроссхейр.

Тех открыл рот, чтобы возразить, но тут Кроссхейр протянул руку. Он машинально взял его за руку. Она была теплой и липкой от крови. Кроссхейр попытался снова заговорить, но его тело дернулось, и он сжался, когда его пронзила новая волна боли. Тех подождал, пока она пройдет, поддерживая брата. Тот не сводил глаз с лица Теха, и в них читалась новая настойчивость. Тех наклонился к нему, ожидая, что тот скажет. Ему потребовалось несколько попыток, чтобы произнести эти слова.

— Обещай, что найдешь свой…

Найдет свой что?

Покой?

Эта концепция казалась такой чуждой. Как должен выглядеть покой?

Пабу.

Покой выглядел как Пабу. Он знал это инстинктивно. Это чувствовалось в теплом соленом воздухе, в плеске ласковых волн и в криках морских птиц в небе над головой. Чувствовалось в прохладном камне, из которого были построены дома местных жителей, и в том, как солнце пробивалось сквозь тень ярко-зеленых листьев. В запахе фруктов и специй, легкой музыке и Мародере, пришвартованном с видом на сверкающее бирюзовое море. В сидении на рампе и доработках своего шлема или аппаратуры Эхо, пока смех Фи или Омеги разносился на легком бризе.

В его голове разом пронеслись образы.

То, как он использовал Фи, чтобы найти Пабу, и то, как методично уничтожал его, стремясь выполнить свою миссию. Миссию похитить Омегу из-под защиты его же братьев, чтобы передать ее монстру. Мародер, корабль, который собственноручно модифицировал, взлетел на воздух по его же вине, и взрыв отбросил обмякшее тело Врекера в темную воду, пока он равнодушно наблюдал за происходящим в прицел.

А до этого — на Тете, где он убил множество клонов. Братьев, помогавших Рексу и всего лишь пытавшихся спасти таких же дезертиров, как они сами. Выражение отвращения на лице Омеги, когда он приказал надеть на нее наручники, а затем увез ее от всего, что она любила, обратно в холодную тюрьму на Тантиссе. Та сильная, необъяснимая ненависть, что испытывал к Кроссхейру.

Как он мог обещать, что обретет покой после того, как методично разрушил все, что с ним связано?

Он был в растерянности. Это казалось невозможным.

— Я… я не уверен как, — сказал Тех.

Кроссхейр, казалось, читал его мысли, потому что смотрел на него с яростной решимостью, несмотря на свое состояние.

— Они помогут… — он сделал паузу, снова борясь с болью. — Но тебе придется… потрудиться, чтобы все исправить.

Как он мог ожидать, что они примут его обратно после всего этого? Даже не знал, кто он теперь. Это уже не исправить.

Кроссхейр, казалось, вновь прочитал его мысли.

— Они простят тебя, — сказал он с душераздирающей уверенностью.

Тех горько усмехнулся.

— Я прощаю тебя, — надавил Кроссхейр. — Пообещай мне.

Тех понял, что не может ему в этом отказать. Он не знал, когда начал плакать, лишь внезапно осознал, что слеза скатывается по его носу. Он кивнул.

— Я обещаю.

Кроссхейр, казалось, почувствовал облегчение и едва заметно улыбнулся, но момент длился недолго. Он снова напрягся, зашипев от боли, пронзавшей все его тело. Теперь между ними не осталось притворства. Они оба знали, что раны смертельны. Даже будь у них команда медицинских дроидов, это бы не помогло. Знание Техом анатомии сделало эту комбинацию ударов особенно смертоносной. Возможно, он не задел сердце и аорту, но разрез поперек живота и повреждение легкого фатальны.

Тех хотел сказать тысячу вещей, но не мог подобрать слов ни на одном из известных ему языков, чтобы выразить свои чувства. Вместо этого он крепче прижал к себе брата, надеясь каким-то образом передать свои чувства через физический контакт. Обнимая его, думал о том, что сказал Кроссхейр о смерти в этой комнате. В комнате, где они оба пережили столько ужасов, и твердо решил, что это не последнее, что увидит его брат.

Он мог изменить хотя бы это.

Очень осторожно прислонив Кроссхейра к стене, обошел комнату, быстро просчитывая что-то в уме. Эта комната находилась на полпути к вершине горы, и в ней было вентиляционное отверстие, ведущее наружу. Он чувствовал на себе взгляд брата и слышал, как его дыхание сбивалось и клокотало, пока тело пыталось получить кислород. Нужно действовать быстро.

— У тебя осталась взрывчатка? — спросил он.

Кроссхейр слабо указал на свой брошенный рюкзак, валявшийся среди обломков в другом конце комнаты. Тех, прихрамывая из-за собственных травм, подошел к нему и вытащил все оставшиеся припасы. Осталось немного. Как и он, Кроссхейр, должно быть, использовал большую часть в битве, что все еще бушевала над ними. К счастью, для его замысла этого хватит. Доставая взрывчатку, заметил на дне упаковку зубочисток и взял ее тоже. Он определил слабые места и установил заряды вдоль стены.

— Что… — начал было Кроссхейр, но Тех перебил его, не желая, чтобы тот тратил силы.

— Я собираюсь снести эту стену.

Даже сквозь очевидный дискомфорт, Кроссхейр умудрился сделать скептическое лицо.

— Зачем?

Тех не мог смотреть на него, когда отвечал, и отвернулся, делая вид, что сосредоточен на текущей задаче.

— Чтобы ты смог увидеть небо.

Кроссхейр притих, и та почти телепатическая связь, что всегда была между ними, вернулась, взаимопонимание, которого они не чувствовали со времен Приказа 66.

Неужели прошло так много времени?

Тех решил не зацикливаться на этом. У них было сейчас, и даже это время было на исходе. Нельзя больше тратить его. Он закончил прикреплять взрывчатку и отступил, прикрыв Кроссхейра своим телом. Раздался оглушительный грохот, стена рухнула, открыв взору грозовое вечернее небо и бескрайние джунгли внизу.

Он помог Кроссхейру подняться на ноги, поддерживая его, пока они поворачивались спиной к комнате, ко всем ее ужасам, и вместе шли навстречу открытому небу и проливному дождю. Это было непросто, и каждый шаг давался Кроссхейру с трудом. Потребовалась вечность, чтобы добраться до края, и когда они это сделали, оба рухнули среди обломков без сил. Отсюда были видны верхушки темных, пышных деревьев, тянувшихся до самого горизонта. Битва, все еще продолжавшаяся в остальной части комплекса, теперь казалась такой далекой.

Во всем мире не осталось ничего, кроме Кроссхейра, его самого и бури, бушевавшей вокруг.

— Тех…

— Что такое? — обеспокоенно спросил он.

— Ты выглядишь… нелепо без своих очков.

Тех тихо рассмеялся и протянул Кроссхейру зубочистку. Он с благодарностью принял ее.

— Как долго? — спросил Кроссхейр.

— Недолго, — тихо признался Тех.

Кроссхейр тихо вздохнул. Воздух клокотал в его груди. Тех устроил его поудобнее: обнял его одной рукой за спину и положил его голову себе на плечо. Они смотрели на клубящиеся серые тучи и молчали. Слишком многое нужно было сказать, и слишком мало времени оставалось, чтобы подобрать нужные слова, поэтому они просто наблюдали за ливнем, позволяя дождю очистить их от прошлого и будущего.

Как раньше делали на Камино.