ТАЙНЫЙ СОЮЗ СТАЛИ (гет)

Поверхность Мандалора дымилась, будто сама планета ещё не решила — умерла она или просто дышит через пепел. Над руинами Сундарии висел тусклый свет сломанных куполов, отражающийся в металлических обломках, разбросанных по опустошённой равнине. Ветер тянул за собой частицы стекла и стали, оставляя долгие протяжные звуки, похожие на дыхание гигантского зверя, доживающего свои дни.

Бо-Катан Крайз стояла среди развалин, не двигаясь. Воспоминания о том, как имперские осадные дроны ожесточённо распарывали город, всё ещё стояли перед глазами, как ожоги прошлого. Она стиснула кулаки — не от холода, а от того, что в груди снова загорелась старая, знакомая боль.

Потеря народа. Потеря дома. Потеря будущего, которое она так отчаянно пыталась удержать.

Сквозь призрачный дым послышался глухой металлический шаг.

Бо-Катан не повернулась. Она уже знала, кто это. Тот, кто приходил сюда каждый день, как по ритуалу — чужак, который носил мандалорскую броню, но соблюдал Путь, которого её клан давно не придерживался.

Дин Джарин остановился в нескольких шагах позади.

Он не сказал ни слова. Он, как и она, смотрел на мертвую столицу, будто искал там что-то живое.

Или кого-то.

Между ними пролегала тишина — глубокая, тяжёлая, почти священная.

— Говорят, Мандалор пал из-за нас, — тихо произнесла Бо-Катан, не оборачиваясь. Голос её был ровным, но в нём звучал металл, согнутый слишком сильным огнём. — Из-за нашей разобщённости. Наших кланов. Нашего упорства.

Дин кивнул, хотя она этого не видела.

— Говорят многое, — ответил он приглушённым голосом под шлемом. — Но правда обычно спрятана глубже.

Бо-Катан выдохнула медленно, тяжело.

— Проблема в том, что никто больше не пытается её искать.

Джарин сделал шаг вперёд. Голографические отблески разрушенных куполов отражались в его визоре, делая его силуэт почти призрачным.

— А ты ищешь? — спросил он.

— Я пытаюсь понять, — она наконец повернулась к нему. — Есть ли у этого мира шанс. Есть ли у нас шанс.

Дин задержал взгляд на ней.

Он знал, что перед ним стояла не просто воительница — стояла та, кто потерпел поражение от самой истории. Та, кто всё ещё несла на плечах груз старого Мандалора — и ответственность за будущий.

— Шанс есть у тех, кто готов его создать, — тихо сказал он. — Даже из руин.

Бо-Катан усмехнулась едва заметно, почти горько.

— Руины — это всё, что нам осталось.

— Иногда раскалённая сталь становится прочнее, — ответил он. — Если успевает остыть.

Она смотрела на него несколько секунд, и впервые за долгое время в её взгляде не было отчуждения.

Где-то далеко, под этим серым небом, среди дыма и осколков, зарождалось то, что потом назовут Союзом Стали.

Но пока — это была просто встреча двух мандалорцев, которые ещё не знали, что их пути переплетутся куда глубже, чем они могли представить.

Кузница пела.

Не металлическим скрежетом и не пламенным гулом — нет. Её голос был древним, основательным, почти сердечным. Тигли горели мягким золотистым светом, отражаясь в стенах огромной пещеры, где поток магматического озера когда-то подпитывал старые механизмы. В глубине пещеры, среди рунических колонн и восстановленных цепей, всё ещё можно было различить остатки каменных плит, на которых когда-то изгрызали металл предводители древних кланов.

Теперь здесь была жизнь.

Здесь был дом.

На одном из верхних уровней, где после восстановления оборудовали жилые секции, Бо-Катан Крайз стояла у длинного стола с голографическим проектором. Над поверхностью стола вращалась ярко-синяя карта сектора Тран-Хэ — сети лун, астероидов и теневых маршрутов, где в последние месяцы замечали странные сигналы.

Политическая ситуация была хрупкой как закалённое стекло.

Одни кланы поддерживали её как Манд’алара.

Другие — принимали, но только из уважения к её прошлым победам.

Третьи — выжидали. Они считали, что право на власть всё ещё связано с Чёрным Мечом. Даже теперь, когда символ был утерян в огне битвы.

Бо-Катан провела рукой над голограммой, увеличивая область вокруг пояса астероидов, когда дверь позади вдруг распахнулась.

— Мама!

Маленькая Алита влетела в помещение, как реактивная стрела. Рыжие волосы — плоть и кровь матери — разлетелись в воздухе, когда она подбежала и буквально подпрыгнула от нетерпения. Следом, более сдержанно и осторожно, появился её брат Торн — десятилетний, уже слишком серьёзный для своего возраста, будто родился с чувством ответственности старшего новобранца Племени.

— Расскажи, как вы с отцом полюбили друг друга! — Алита уже карабкалась на край стола, не обращая внимания на то, что голограмма помигала от её движений.

Торн скрестил руки и добавил:

— Нам сказали, что это против Правил его Племени.

Бо-Катан моргнула, будто вынырнула из стратегических расчётов обратно в мир живых. Она перевела взгляд на детей — на их живые лица, чистые от тяжести войны. Её губы дрогнули в слабой улыбке.

— Это долгая история, — сказала она. — И начинается она в руинах Сундарии. Десять лет назад.

Алита мгновенно замолчала.

Торн сел на ближайший контейнер, подтянув ноги.

Даже голограмма на столе будто приглушила свет.

Бо-Катан глубоко вдохнула.

Её голос стал ровным, глубоким — тем самым голосом, которым рассказывают легенды перед огнём.

«Славный Мальчик» дрейфовал в гиперкоридоре, как рыба в блестящем синем течении. Внутри корабля свет приборов мягко отблескивал на шлеме Дина Джарина и броне Бо-Катан. Это был редкий момент тишины — без выстрелов, без криков, без взрывов.

Но тишина в Галактике никогда не бывает полной.

На нижних палубах работали двое куиллинов — короткорослых работяг с проворными четырёхпалыми руками. Они меняли питание в генераторах, переговариваясь на своём хрипловатом языке. По коридорам время от времени проходили устаревшие дроиды серии R1 — старые, но надёжные, с внешностью шарообразных контейнеров, покачивающихся на трёх стабилизаторах.

В грузовом отсеке сидела группа существ — спасённых ими с недавней станции.

Родианец тихо чинил свою маску дыхания, мурлыча что-то по-своему.

Трандошанец с жёлтыми глазами хрипло спрашивал, когда их доставят домой.

Мон-каламари — молодая, с влажной кожей и зелёными глазами — смотрела в иллюминатор и говорила, что пространство гиперкоридора напоминает ей океан под родным Каламари.

Даже один убез — с тонкими пальцами, которые двигались слишком быстро — пытался помочь дроиду отсортировать запчасти.

Мир галактики был пёстрым, живым, многоголосым — и каждый звук этого корабля напоминал, что никто здесь не одинок.

Бо-Катан стояла у центрального экрана, наблюдая за движением гиперконтуров.

Джарин — неподалёку, опираясь на стену.

Между ними висело напряжение — не враждебное, но плотное, как заряд перед штормом.

— Ты что-то хотел сказать, — Бо-Катан первой нарушила молчание.

Джарин слегка повернул голову.

— Это про твоих людей, — сказал он. — Про то, как они смотрят на меня.

Она вздохнула.

— Некоторые из них считают тебя фанатиком Пути. Другие — возможным союзником. А несколько… — она бросила короткий взгляд в сторону грузового отсека, где родианец спорил с никтоном о термовентилях. — Несколько считают, что ты слишком много задаёшь вопросов.

— Вопросы не противоречат Пути, — спокойно ответил он.

— Но твой Путь противоречит многому, что я знаю, — отрезала она, но мягко, без нападения. — Ты живёшь под правилами, от которых большинство кланов отказались. Ты скрываешь лицо. Ты не позволяешь себе привязанностей.

Джарин молчал несколько секунд. Только ровное дыхание под шлемом.

— Привязанности делают нас уязвимыми, — произнёс он наконец.

Бо-Катан шагнула ближе.

Её броня тихо звякнула, отражаясь эхом от металлических стен.

— Они делают нас живыми.

Он повернулся к ней совсем, как будто хотел возразить… но не нашёл слов.

В этот момент по внутренней связи раздался сигнал.

Раздражённый голос трандошанца:

— Эй, Мандалорцы, там у вас в трюме… э-э… этот длиннопалый убез опять разобрал очиститель воздуха! Убедите его перестать!

— Я же говорил: не трогать стабилизаторы давления! — взвыл родианец.

Джарин тяжело выдохнул.

Бо-Катан едва заметно улыбнулась.

— Видишь? Даже Галактика говорит нам, что разговор стоит продолжить позже.

Он хотел что-то сказать, но она подняла руку:

— И всё же. Дин… — впервые она сказала его имя так тихо. — Если ты веришь в Путь… то почему всё чаще смотришь не на звёзды, а на людей рядом?

Он опустил голову.

Пауза.

Слишком долгая, чтобы быть случайной.

— Потому что не всё можно увидеть через визор, — ответил он. — Иногда… нужно смотреть иначе.

Бо-Катан замерла на мгновение.

И впервые ей показалось, что за шлемом есть взгляд. Тёплый. Настоящий.

Снаружи гиперкоридор вспыхнул ярко-синим, как приливная волна, и корабль мягко вышел в реальное пространство.

— Пожалуй, это будет долгий путь, — сказала она тихо.

— Я готов, — ответил он. — Это тоже часть Пути.

Она снова посмотрела вглубь корабля, где мон-каламари рассказывала никтону о морях Каламари, а убез пытался собрать обратно то, что разобрал.

И впервые Бо-Катан подумала:

может быть, это и есть начало чего-то большего.

Конкордия всегда была тихим местом. Лес тут пах по-особенному — смесью железа, хвои и старого мандалорского оружия, заржавевшего в земле после сотни войн. А ночью холодный ветер так и норовил сорвать с неба луны.

В тот вечер Бо-Катан стояла у костра. Свет огня отражался в её доспехе, словно в глазах хищной птицы. Но руки… руки дрожали.

Дин Джарин подошёл почти бесшумно — привычка Племени. Только скрип ветки под сапогом выдал его.

— Что-то случилось, — сказал он мягко, по-человечески, не так, как обычно разговаривают воины.

Бо-Катан вдохнула глубоко, почти болезненно.

— Дин… есть то, что я должна сказать. И я не уверена, что у меня хватит смелости.

Он сделал шаг ближе — ровно настолько, чтобы она почувствовала его тепло. Но не прикоснулся. У Племени так не делали без разрешения.

— Говори. Что бы это ни было — я приму.

Она подняла на него глаза.

— Я беременна.

Ветер будто замер. Даже огонь перестал потрескивать.

Дин застыл. Он не отступил, не отвернулся — просто попытался дышать. Потому что каждое слово, что прозвучало внутри него, напоминало приговор.

Кредо. Путь. Обеты. Нерушимость.

Бо-Катан смотрела на него с отчаянной надеждой и страхом — страхом потерять, страхом разрушить его жизнь.

— Я понимаю, если ты… — она перевела дыхание. — Если ты уйдёшь. Твоё Кредо… твоё Племя… они…

Он поднял руку — и остановил её, положив ладонь на её перчатку. Легко, осторожно. Пальцы дрожали.

— Бывают пути… — сказал он тихо, но уверенно, — что ведут к истине, даже если они не отмечены в Кодексе.

Она моргнула, а по щеке скатилась слеза — одна, горячая.

— Ты не должен приносить жертву ради меня…

— Это не жертва, — он придвинулся ближе. — Это выбор. Мой выбор.

И тогда он сделал невозможное. Медленно, будто поднимая целую планету, он снял шлем. Фиксаторы щёлкнули, воздух коснулся его кожи впервые за столько лет.

Бо-Катан ахнула, приложив ладонь к губам.

Для Племени это почти святотатство. Но для неё — жест больше, чем клятва.

— Дин… — прошептала она. — Ты сойдёшь с Пути.

Он улыбнулся ей — так, как улыбаются только одному человеку в жизни.

— Может, этот Путь — именно тот, что приведёт туда, куда нужно.

И она шагнула к нему, обняла так, будто боялась, что он исчезнет. А вокруг завывал ветер Конкордии — древний, знающий сотни историй. Теперь он услышал и ещё одну.

Рождение Алиты стало событием, потрясшим обе стороны Мандалора.

Бо-Катан держала дочь осторожно, как редкий клинок. А Дин стоял рядом — не в шлеме, впервые на глазах у старейшин.

Собрался совет:

— Она наследница клана Крайз! — сказала одна из старейшин Новой Мандалории. — По праву крови она может претендовать на трон.

— Она дитя Племени, — холодно бросил старший из Кузнецов. — Она будет воспитана в Пути.

— В каком? — Бо-Катан почти рыкнула. — В том, что запрещает любовь?

В зале поднялся гул.

Дин взял ребёнка на руки. Его голос был спокоен, железен, но не жесток:

— Алита — не символ войны между нашими путями. Она мост.

— Мосты горят быстрее всего, — проворчала одна из старейшин.

— Но без них не бывает мира, — добавил он.

Так возник первый раскол: кому принадлежит девочка? Её рождение стало политической бурей, но для них обоих она была лишь дочерью, которую нужно защитить.

Гидеон следил за ними давно.

И когда слухи о «Союзе Крайз и Джарина» дошли до него, он почувствовал слабость, которой можно воспользоваться.

Покушение произошло быстро — как всегда у имперских фанатиков.

Бо-Катан заметила вспышку снайперской винтовки, но не успела укрыться. Удар энергии сорвал часть её доспеха, отбросив к стене.

И Дин… Дин даже не подумал. Он бросился вперёд, закрывая её собой. Выстрел пробил пластину его нагрудника и прошил бок.

— Дин! — она подхватила его, когда он рухнул на колени. — Не смей умирать, слышишь?

— Это… часть сделки… — выдохнул он через боль. — Я защищаю тебя… а ты командуешь мной.

Она смеялась сквозь слёзы.

И тогда впервые сказала вслух:

— Ты — мой клан, Дин Джарин. И так будет всегда.

В ответ он лишь закашлялся и попытался встать — упрямый, как всегда.

Дети переглядывались, слушая историю, будто это легенда о Манд'алоре древних времён.

Алита спросила:

— Значит… папа снял шлем ради мамы? Это… разрешено?

Дин сел на колено перед детьми, медленно, уважая момент. И — только для семьи, за закрытыми дверями — снова снял шлем.

— Иногда… — сказал он мягко, — Мандалор создают не правила. А люди, которых мы выбираем рядом.

Малыш Ари ткнул пальцем в его лицо:

— А я тоже смогу снять шлем, когда захочу?

Дин улыбнулся:

— Когда поймёшь, почему хочешь это сделать.

Бо-Катан положила руку на плечо сына и сказала ту самую фразу, что позже войдёт в хроники:

— Мандалор возрождается не из стали… а из тех, кто готов защищать друг друга.

И за стенами их дома ветер нёс песню пустынь, песню воинам, которые наконец нашли то, чего не могли найти веками — семью.

Таков был их Путь — не написанный в древних книгах, но выкованный сердцами.