|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Джисон уже не помнит, как оказался здесь, на крыше какого-то здания. Мир утонул в густом ватном тумане.
Казалось, в нём и растворилось всё:
агентство,
дедлайны,
фанаты,
студии,
мемберы,
рамен на скорую руку и октябрь в календаре,
замазанные синяки,
автобусные остановки,
панические атаки
и сотни идей, которые раньше не давали спать и всё трещали и трещали под сводом черепа, как взрывная карамель.
А теперь даже ветра нет.
Лишь неловко шуршащий бетон крыши, кое-где проглядывающий мох
и Джисон.
Он улыбается. Впервые за столько дней это лицо, столько раз опаляемое вспышками камер, лицо, которое, казалось бы, раздало столько улыбок, лицо, ставшее достоянием агентства, наконец, разламывает эту маску.
Тихим, но таким стремительно растекающимся по каждой мышце мягким счастьем, похожим на свет ночника из детства.
Взгляд с наслаждением вязнет в молочной матовой туманности.
Мир, так долго и беспощадно разрывавший его на куски, нагло лезший в уши, царапавший жадными касаниями и смыкавшийся вокруг стенами студии
теперь исчез в белом как начало и конец молчании.
Джисон подходит к краю крыши.
"Никогда бы не подумал, что рай может выглядеть и так".
Он садится, свешивает ноги в матовую плотную облачность и, откидываясь назад, ложится головой прямо на влажную, каменистую царапающую поверхность.
Он закрывает глаза
И обнажает улыбку.
"Наконец-то я в раю".
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|