Меньшее из зол (джен)

Где-то за стеной всё время капала вода — чуть слышно, но противно, будто камнем по стеклу, тупым ножом по нервам. Под полом шуршали мыши. Вандер без движения лежал на брошенном поверх тюков тряпье, служившем ему здесь постелью, вперив в чёрный потолок угасший взгляд. Найти бы, где эта зараза капает, да подкрутить, но тело цепенело, руки опускались, встать и что-то сделать, начать двигаться казалось непосильным. Шёл четвёртый день, как он торчал в подвале-складе магазина Бензо, прячась от легавых — здесь уже был обыск в первый день облавы, миротворцы всё перешмонали и навряд ли снова сюда сунутся. Сейчас они шерстят другой район, перебирают по кирпичику весь Нижний город. Череда арестов, перестрелок и погромов захлестнули Заун после бойни у моста. Заводы встали. Шахты опустели. Город не видал таких масштабов чистки четверть века, а ведь псы Пилтовера едва вошли во вкус, не собираясь останавливаться прежде, чем пересажают всех причастных!

Кто-то предал их. Так не должно было случиться, кто-то их подставил, и восстание было утоплено в крови. Он до сих пор, казалось, чуял запах дыма. Стоило прислушаться к тяжёлой тишине — и слышал крики, взрывы, выстрелы, в горячем красном мареве мелькали лица, перекошенные рты, распахнутые в ужасе глаза… Глаза Фелиции — незряче уходящий в небо взгляд, и Коннол рядом, вниз лицом — обоих положило одним залпом… Вандер чудом уцелел в этом аду. Его не зацепило ни свинцом, ни сталью, как заговорённого, но светлая рубаха вся была в крови — в чужой. Он пробивался сквозь смыкающиеся ряды, ударом за ударом боевых тяжёлых рукавиц раскидывал пилтоверских силовиков — а те всё пёрли, как лавина, не остановить…

Внезапный звук — здесь, близко, наяву, — заставил подскочить, стряхнув оцепенение. Отрывистые выкрики и топот, снова выстрелы, и эхо разнеслось по переулкам. Что там?.. Вандер осторожно выглянул в окошечко под потолком. Сквозь треснутое мутное стекло виднелся лишь кусочек пустой улицы. Темно, единственный фонарь едва горит… Всё снова стихло.

Долгих полчаса спустя донёсся скрип отодвигаемого от двери в подвал пустого шкафа. Голос Бензо наверху:

— Всё, хватит. Закрываемся!

Казалось, был ли смысл открываться?.. В дни, когда простой рабочий люд забился в норы, прячась от погромов, в магазинчик мало кто зайдёт, народу не до запчастей и всякого подержанного барахла. Но Бензо ждал не покупателей. Связные-бегунки — глаза и уши улиц Зауна — заглядывали доложить известия и передать послания одних участников сопротивления другим. А всё, что оставалось Вандеру — отсиживаться здесь и ждать. Вдруг выплывет ещё какая-то зацепка. Вдруг случится чудо.

Постучав на всякий случай и открыв замок, в подвал спустился Бензо. Театрально сморщил нос и помахал листком бумаги, разгоняя затхлый воздух.

— Тьфу ты! Что за дрянь ты куришь? Провонял весь склад.

— Прости, на перекур меня не выпускают, — Вандер, виновато улыбнувшись, поскрёб бороду, кивнул на слабый свет за зарешёченным окошком. — Всё, табак закончился, больше не буду… Ну? Рассказывай.

Толстячок-торговец тяжело вздохнул. Присел на табуретку, скрипнувшую жалобно под его весом, хмыкнул что-то неразборчиво, сутулясь, глядя в пол. Не зная, как начать. Похоже, были новости, и новости паршивые.

— Бану нашли, — негромко начал он. — Лежал в канаве, с дыркой в голове.

— Что?.. С-сука! — Вандер сгоряча хватил ладонью по колену. Подскочил и заметался, будто хищник в тесной клетке, из последних сил борясь с желанием влепить по стенке кулаком или поддать ногой какую-нибудь хрень, вот эту груду долбаных коробок. — Ох, проклятье!..

— Тише, — Бензо осторожно сделал паузу, дав другу выдохнуть, подуспокоиться. — Это ещё не всё. Он долго там лежал, дня три. Ты ведь… ты понимаешь, что всё это значит? Как тебе такое?

Тихо выругавшись, Вандер перестал выписывать круги и плюхнулся обратно на тюки с товаром. В голове будто тихонечко звенело, тихо-тихо дребезжало на границе слышимости. Всё. Теперь сомнений не осталось, всё сошлось. Ещё позавчера он думал, что отыщет крепкий аргумент, с которым явится к шерифу на поклон, докажет, что взрыв не был частью плана, и Бану, придурок этот конченый, был их последней ниточкой, последним шансом хоть немного всё исправить. Выяснив, кто бросил бомбу, Вандер тут же бросился искать его, пробрался сквозь кишащий патрулями город в нижние трущобы, где этот сучоныш жил — только чтобы услышать от соседей, что Бану уже арестовали! Сразу же, едва пошла облава… слишком быстро… знали, стало быть, кого и где искать. Быть может, миротворцам просто повезло, наткнулись сразу, кто-то подсказал. Может, Бану сумел сбежать из-под конвоя, а потом его прихлопнул кто-нибудь другой, но слишком много совпадений!

— Сволочи легавые, подчистили концы… Что делать будем? — тихо спросил Бензо.

Вандер лишь пожал плечами. Все они теперь смотрели на него — и Бензо, и другие — ждали от него решения, ответов, как быть дальше. Будто сам он знал!..

— Посмотрим. Разберёмся, что-нибудь придумаю. Что ещё слышно? Не было вестей от Силко?

— Нет, но…

Бензо развернул бумажку, что держал в руках. Листовка. Чёрно-белый отпечатанный портрет — разыскивается, награда за поимку, брать живым. Вандер невольно фыркнул со смеху. У Силко длинный нос, но тот, кто рисовал его, перестарался — на картинке вышел чисто птичий клюв, особенно где в профиль! Чуть не угадали в ориентировке с ростом, и глаза не голубые, как написано — зелёные, скорее… Впрочем, Вандер тоже был не слишком-то похож на свой портрет — такие же листовки с его именем уже дня три как украшали стены и заборы.

— Свежая, расклеили сегодня… Если ищут, стало быть, жив, на свободе.

На свободе, жив. Или же мёртв, но просто не нашли ещё, не опознали, но об этом не хотелось даже думать. Проще было полагать пока, что Силко жив, скрываться он умеет, когда нужно. Вандер знал, где он мог быть, где собирался отсидеться, когда станет жарко, но идти сейчас искать его нельзя, не наследить бы.

— Он сказал бы, что разочарован: оценили на две тысячи дешевле, чем меня, ещё и этот шнобель…

— Шнобель знатный! — Бензо усмехнулся и свернул листовку в трубочку. — Когда объявится, вручу ему, пусть полюбуется. Идём, пока всё тихо?

Вандер выждал, пока друг погасит в лавке свет, чтоб с улицы через огромное витринное окно не было видно, кто и что внутри, и выпустит его наверх, в торговый зал. Прошёлся, разминая ноги, меж нагромождения коробок, ящиков и непонятных агрегатов. Чуть пригнувшись, чтоб не стукнуться о потолок над лестницей — не под его высокий рост тут всё — поднялся вслед за Бензо на этаж-мансарду. Здесь было тепло и пахло старой мебелью, горел химический светильник. Бензо жил тут, в комнатке над магазином, до недавних пор один, но после провалившегося мятежа прибавилось соседей. Вайолет и Паудер — дочери Фелиции и Коннола, осиротевшие за один день. Может, у них и были где-то родственники — Коннол был приезжим — но не в Зауне, здесь не осталось никого, и Вандер притащил их к Бензо — а куда было ещё? К себе теперь нельзя… И пока Бензо нёс дежурство за прилавком, а он сам был вынужден торчать в подвале, дети были наверху вдвоём.

Вайолет вскочила, бросилась к нему, и Вандер подхватил её, такую лёгонькую, маленькую. Вай теперь всегда ждала его, чтобы взял на руки, поговорил с ней… Паудер уже спала. Свернулась, будто маленький зверёк, клубочком под тяжёлым одеялом, а возле неё… возле неё сопел мальчонка, темнокожий, с белыми кудряшками. Такой же кроха, как она, лет трёх, устроился с ней на одной подушке.

— Это Экко, — тихо сообщила Вай. — Теперь он с нами тут… Пока найдётся его мама.

— Илара привела его, — добавил Бензо так же шёпотом, — Сын Кендры… Помнишь Кендру?

Кендра с рынка, торговала фруктами, жила напротив. Что с ней, Бензо был не в курсе. Нет её, ушла вчера и не вернулась, а малой сидел один, ревел, пока Илара не нашла. Вот, привела к соседу, у неё же пятеро своих, куда ей… Пусть пока побудет тут. Бедняга Бензо, не было ему печали! Всё свалилось на него, он и связной теперь, и нянька, а уж если миротворцы обнаружат, что он помогает Вандеру, пойдёт как соучастник и получит срок…

На плите камина грелся чайник. Бензо деловито шарил по мешочкам и коробкам, подбирая травы для заварки, Вайолет рассказывала, как сегодня Паудер укусила Экко — подрались из-за какой-то заводной игрушки, а она их разнимала. Кажется, Вай стала понемногу отходить, а первые два дня почти не разговаривала, плакала — так горько, сердце разрывалось на неё смотреть! Её сестра справлялась легче, в силу возраста ещё не понимала, что случилось. Хоть она и видела тела родителей, но в маленькой головке не укладывалось, что теперь их нет и никогда больше не будет. Вандеру хотелось защитить малышек, чем-нибудь утешить их, помочь им — и невыносимо было находиться с ними рядом. Видеть дочерей Фелиции и знать, по чьей вине она погибла. Скольких они с Силко привели на смерть в тот день?.. Хотелось волком выть, лезть на стену, скорее уже сдохнуть — он ведь заслужил. С последним, впрочем, ждать недолго. Он уже решил, что будет делать.

Вайолет заснула на его коленях. Осторожно уложив её к сестрёнке, Вандер встал, кивнул притихшему за чашкой чая другу.

— Знаешь, что? Зайди, как сможешь, в «Каплю», ключ сам знаешь где. В моей каморке есть большой сундук — сорви под ним две половицы и достань жестянку, я скопил там кое-что на чёрный день. Возьмёшь себе.

— Да мне… хватает, — Бензо озадаченно нахмурился. — Зачем? Не надо, мне не в тягость.

— Ладно… — Он не станет объяснять сейчас. Пусть позже, когда будет нужно, Бензо вспомнит, где искать заначку. Будет хоть какое-то подспорье. — Я в уборную. Умоюсь, приведу себя в порядок.

— Я тогда схожу наведаюсь к соседям. Может, слышно что о Кендре…

* * *

Бритва, ножницы и мыло отыскались в тайничке за зеркалом, а в чайнике ещё осталась подогретая вода. Вандер сам не знал, с чего ему взбрело побриться, много лет носил усы и бороду — и тут вдруг руки зачесались. Может быть, хотелось поопрятнее предстать перед шерифом. Может быть, противно было видеть нынешнего самого себя. Закончив, он переоделся в почти новую и почти чистую рубаху и пригладил мокрыми руками жёсткие густые волосы. Взглянул на собственное отражение. Вот так его и закопают, в таком виде. Вздёрнут или расстреляют? Лучше бы второе, эта смерть быстрее, хотя, нет, смотря как повезёт, в какое место угодит сперва свинец. Если совсем не посчастливится, закроют на пожизненное в «Тихом Омуте», но лучше сразу смертный приговор, чем так.

Девчонки крепко спали, Экко тоже. Бензо ещё не вернулся от соседей. Погасив светильник, Вандер выглянул в окно — снаружи никого. Пустые переулки, редкие огни. Простые работяги затаились по домам, пережидая комендантский час, а нечисть расползлась по дальним тёмным уголкам. Пора. Тихонько выскользнув через окно, он спрыгнул на ближайшую пристройку, а с неё взобрался на балкон соседей. Шаткие перила скрипнули под весом крупного мужчины. Встав на них и ухватившись за карниз обитой жестью кровли, Вандер шустро влез наверх, прошёлся по крутому скату, пригибаясь и стараясь ступать мягче, тише. Перепрыгнув узкий закоулочек, поднялся на конёк соседней крыши и перемахнул оттуда на другую — без труда, с короткого разбега. Их район не зря зовётся Переулками — здесь почти нет прямых широких улиц, здания растут, будто полипы в море, тянутся со дна разломов к свету, наползая друг на дружку и сплетаясь тесным лабиринтом.

Главное — не засветиться возле магазинчика, у Бензо не должно быть неприятностей, нужно уйти подальше. Снизу промелькнула чья-то тень, и Вандер замер, выжидая. Кто-то так же осторожно, как и он, прошёл, оглядываясь, как бы не нарваться на патруль. Исчез за поворотом. Комендантский час, будь он неладен… Вандер выбрал узкий тёмный дворик и спустился вниз — тяжеловат он всё-таки скакать по крышам, листовая жесть пружинит, гнётся под ботинками, неосторожный шаг — и будет громко. Это раньше, пацанами, они с Силко так гоняли, прыгали-порхали, как воробушки… В конце квартала есть подъёмник, но туда нельзя. На всех главных путях наверх дежурят миротворцы, большинство подъёмников отключены, к оставшимся приставлен караул. Придётся пробираться закоулками к многоэтажкам за базаром, там есть путь в верхний ремесленный квартал. Надвинув ниже капюшон поношенной зелёной куртки, Вандер быстро зашагал пустыми улочками. Куртку ему отдал Бензо — «вырос» из неё, раздавшись вширь в последние года, а Вандеру как раз. Выходит, с Бензо он так и не попрощался. Надо было хоть черкнуть записку…

У базара он чуть не столкнулся с патрулём. Услышав вовремя шаги и голоса, успел нырнуть между прилавками, за свалку ящиков и мусорные баки. Затаиться. Троица легавых медленно прошлась среди пустых рядов, бубня друг дружке что-то сквозь намордники-противогазы. Злые и усталые. Один поддал ногой жестянку по пути — та отлетела, звонко долбанулась в стену. Вандер выждал, пока они скроются за поворотом. Может, можно было бы не прятаться, не бегать. Просто выйти, сдаться — да хотя бы этим, пусть сопроводят к шерифу, но — кто знает. Запросто сообразят втроём, пристрелят, а начальству скажут, мол, живым не дался и убит при задержании. Получат премию, герои! Нет, нужно дойти до главного моста, а там — блокпост, большой отряд, там его арестуют по всем правилам.

Многоэтажки высились кривыми сталагмитами, трубопровод и провода опутывали их, как дикий плющ. По трубам, крышам и опорам удалось подняться на два уровня — в ремесленный квартал и выше, отыскать заброшенный тоннель, ведущий вверх. Когда-то это было вентиляцией… На верхних ярусах было темно, темнее, чем внизу. В первый же день облавы кто-то из неравнодушных подорвал два химреактора и вырубил на полразлома свет, устроив миротворцам игры в прятки. Вандер разминулся без труда с ещё одним отрядом, освещавшим себе путь фонариками — три ярких луча блуждали в темноте, обшаривая улицы. Он встретил ещё нескольких неспящих — тени боязливо прыснули с дороги, обошёл благополучно кучку подозрительных парней и наконец-то выбрался в наземную часть Зауна. Луна стояла высоко, свет — редкий гость в утопленных в разломах Переулках — щедро заливал громады фабрик и заводов, муравейники-трущобы, серебрил пересечённую мостами реку и Пилтовер на холме за ней — богатый, чистый, сытый Верхний город.

Из окрестности промзон он вышел в более благополучные кварталы, к Променаду. Здесь дышалось легче и народ ходил свободнее, плевав на комендантский час, пока не нарисуются патрульные или не грянут звуки выстрелов. Стараясь всё же не светиться, Вандер вдоль канала двинулся к реке. К мосту — отсюда он был уже виден. Скоро. Он почти добрался. Главное — добиться встречи с дамочкой-шерифом и поговорить с глазу на глаз без своры подчинённых. Выложить на стол все карты, убедить её остановить этот водоворот безумия… За звуком собственных шагов Вандер не сразу уловил чужие. Несколько пар ног. Кто-то тащился следом — обернувшись, он заметил краем глаза силуэт, поспешно юркнувший между построек. Явно не легавые… Ускорившись, он завернул к полуразбитой пристани — свернул и хвост, дощатые подмостки заскрипели под шагами. За рыбацкими сарайчиками Вандер резко юркнул вправо, втиснулся через дыру в заборе, перешёл на бег. Он сделал крюк, петляя по дворам — в другой раз развернулся бы, пошёл бы поглядеть, кто там и хренли до него решили докопаться, но сейчас не время, кто бы это ни были — повсюду миротворцы, сразу же слетятся вороньём, чуть что… Свалили, кажется. Отстали. Тихо. Для верности он выждал с четверть часа и пошёл вновь к пристани, к реке.

— Э! Вандер, ты, что ли?

— Куда намылился?

Проклятье. Никуда они не делись, вот они, два молодца, скучают, подпирая размалёванную стену. Опознали его всё-таки — по росту, не иначе, его трудно не узнать такого здоровенного.

— Чего вам?

— А тебе чего? — Тот, что постарше и побольше, с механической рукой, оскалился вставными жёлтыми зубами. — Почему гуляешь в комендантский час, притом по нашему району?

— Слышали, тебя все ищут, Пёс, — добавил мужичок с наколками на шее и плече. Худой, черноволосый — чуть похож на Силко и такой же борзый. — Натворил ты дел, из-за тебя легавые кошмарят всех. И что тебе за стойкой не стоялось? — Он похлопал по бедру коротким металлическим прутом. — Торчал бы в своём баре, наливал бы пойло, кружки протирал…

Из узкого проулка между лодочных сараев вынырнул вастайи, длинноухий, с рыжей шерстью. Молча зашёл справа.

— Что вам надо? — повторил негромко Вандер. Сдёрнул уже бесполезный капюшон, мешающий обзору.

Эти рожи он уже видал, всех, кроме шерстяного. Отморозки Смича, старого помойного кота. Неужто Смич послал за ним? Нет, не похоже: парни не по «форме», без любимых этой братией костюмчиков и шляп — шли не на дело, стало быть. На вольном выпасе, гуляют. И вастайи ещё этот…

— Не спеши, — продолжил желтозубый. Повернул рычаг протеза — из железного запястья выдвинулось лезвие. — Нам думается, за тобой должок за всё, что вы устроили. Вы с Силко.

Тощий запустил руку в карман и вытащил с уже надетым металлическим кастетом. У вастайи с виду ничего, но кто его, утырка, знает… Вандер отступил немного влево и назад, прекрасно понимая, куда оно катится… Он тоже при оружии, но не хотелось бы пускать в ход нож. Попробует отбиться так.

— Давайте я пойду своей дорогой, вы — своей.

— Э, нет. Давай поговорим, раз уж зашёл. Где Силко, а? Давно его не видели.

Чего они хотят? Решили отомстить? Нарваться, чтобы он сломал им рожи? Так какого хрена тогда мнутся и забалтывают его, ждут чего-то?.. Вандер зыркнул вправо-влево, бросил быстрый взгляд через плечо, почуяв что-то за спиной. Тень сверху. Он увидел краем глаза, как что-то летит, успел чуть отшатнуться — и удар скользнул у самой головы, прошёлся ветерком по волосам. Тип, сиганувший с крыши, вновь взмахнул увесистым куском стальной трубы, но Вандер увильнул и двинул ему в ухо. Дёрнул было эту самую трубу из его рук, но подлетел вастайи, врезался всей тушкой, приложив их с прыгуном обоих в стену. Крупный! Зубы хищно клацнули, кусая воздух, — Вандер отпихнул его, не дав вонзить клыки. Ещё бы чуть, и отхватил кусок лица! Вастайи снова рыпнулся, но получил в чувствительный звериный нос, попятился, упал на задницу.

Оставшиеся двое наскочили сразу оба. Третий, хмырь с трубой, уже поднялся — снова отлетел, отброшенный, как шавка. Его желтозубый друг ударил слева — лезвие стального агрегата распороло куртку, зацепилось, потянуло ткань. Застряло. Развернув ушлёпка, Вандер крепко саданул ему под дых. Добавив в челюсть, уложил, зато другой, худой шустрец, успел достать его, и больно. Выступы-шипы кастета врезались в плечо, в какой-то нерв — от жгучей судороги правая рука упала плетью. Вандер отшатнулся. Следующий удар считай что пропустил: железный прут прошёлся вскользь, но ощутимо. Сволочь!.. Рыкнув коротко со злости, он перехватил противника за шкирку и запястье, развернул, сложил его, заставив с визгом бросить арматурину. Швырнул к стене.

Вастайи уже встал. Попятился, зажав измазанной в крови рукой расквашенную морду и шныряя взглядом в поисках оружия. Приметив у ограды дрын, приободрился. Ишь, настырный. Мало ему! Тип, пытавшийся напрыгнуть сзади, тоже не спешил угомониться и, кивнув мохнатому дружку, с трубой наперевес стал заходить по правой стороне, кружа и выжидая шанса. Вандер отступил. Держась к противникам бочком, скользнул в ведущий к берегу реки проулок. Там уже не налетят всей стаей: пристань узкая, особо не разгонишься, не развернёшься. Сунутся за ним — что ж, сами себе будут виноваты!

Сунутся. Уже идут. Едва он скрылся за углом, как следом донеслась возня, обрывки голосов. Шаги. У пристани гнило разбитое судёнышко, валялись ящики, рыбацкий хлам. Он подцепил из кучи мусора бутылку. Ну? Кто первый?!

Первым выскочил железнорукий, а за ним прыгун и тощий. Вандер подпустил их ближе — и рванул вперёд. Чего тянуть?.. Влепил бутылкой в первого — тот ловко отмахнулся железякой, лишь осколки брызнули, но Вандер уже сократил дистанцию, пинком в колено повалил его и припечатал в голову. Второй, с куском трубы наперевес, споткнулся с ходу о дружка, успел махнуть разок своей штуковиной, прежде чем уступить её. Увесистая! Вандер от души вломил ей прежнему владельцу. Сшиб несущегося к нему третьего — тот, кажется, хотел притормозить, но поздно. От удара тощий рухнул навзничь, треснувшись затылком о подмостки. Всё? Последний где?! Вастайи медлил в нескольких шагах, сжимая палку. Нервно прижав уши. Вандер жестом поманил его к себе — тот задом-задом отступил ещё, допятившись до поворота, драпанул бежать. Плевать. Пусть валит.

Он окинул взглядом пристань. Замерев, прислушался — пока всё тихо. Ха, и где же эти миротворцы, когда что-то происходит?.. Парень с механической рукой поскуливал, чуть шевелился, не пытаясь встать. Второй не двигался, но тоже, вроде бы, дышал, а тощий тип в наколках повернулся набок, сплюнул выбитые зубы с кровью, даже встал на четвереньки — мелкий, а живучий! Вандер вздёрнул его на ноги. Хотел было спросить, с чего они решились вдруг напасть, но гад только косился мимо очумелым взглядом. Ясно, диалог не состоится… Вандер отпустил его — тот отшатнулся и побрёл вдоль пристани, держась за недосгнившие куски перил.

Жаль порванную куртку. Впрочем, больше она вряд ли пригодится… Вандер вновь накинул капюшон, шагая прочь отсюда. Стычка разогрела кровь, дышалось легче и некстати даже захотелось жить. Он пробежался, чтобы выплеснуть остатки злости и запала, пересёк речной квартал до светлого широкого проспекта. Сбавил шаг, чтобы пройтись ещё разок в открытую, будто свободный гражданин, за голову которого не обещают щедрую награду… Вот чего они хотели — денег, четверо ушлёпышей. Видать, гуляли по району, коротая время, как вдруг — гляньте, кто идёт!..

Огромный и величественный главный мост, соединявший Верхний город с Нижним — чем ближе Вандер подходил к нему, тем ощутимее накатывали волны ледяного страха. Что, если его даже не выслушают? Или выслушают, но он не добьётся ровным счётом ничего, лишь глупо сунется сам в лапы смерти?

Вот блокпост, не меньше дюжины легавых. Заграждения, щиты. Прожектора. Ребята в синей униформе разом вскинули винтовки, вглядываясь в тёмную широкоплечую фигуру.

— Кто идёт?

— Стоять! Ни с места!

Вандер плавно поднял руки к голове, откинул капюшон. Держа ладони на виду, шагнул вперёд. В лицо ударил резкий свет прожектора, заставив отвернуться.

— Я пришёл поговорить с шерифом.

Ножик он запрятал ещё по пути сюда, приткнул в какую-то дыру в полуразваленной кирпичной кладке, сам не знал, на кой — как будто собирался возвращаться… Миротворцы тщетно лапали его, обыскивая, только вытрясли немного мелочи и мусор из карманов. На запястьях щёлкнули наручники, и вот в сопровождении двоих легавых он шагает по мосту. Ещё один умчался доложить шерифу.

Меж лопаток то и дело упирался ствол винтовки, чтоб не забывал бояться. Парни в форме сами нервничали. Дёргались, оглядывались. Пропустив его на шаг вперёд, шептались за спиной, гадая, где подвох, зачем он сам пришёл и сдался. Тот, что побойчее и постарше званием, с усами, порывался было прямо на ходу начать допрос, но Вандер гнул своё: он будет говорить лишь с госпожой шерифом! Только с ней! Усатый хмыкнул что-то и угомонился, весь дальнейший путь они проделали в молчании.

Широкий мост, где даже по ночам встречались редкие прохожие, сейчас был пуст. Навстречу ни души. Здесь уже отчасти навели порядок — разгребли обломки баррикад, расчистили весь мусор. Вывезли, конечно же, тела. Вандер механически шагал, стараясь не смотреть по сторонам, не думать ни о чём, но бесполезно — взгляд цеплялся за осколки от бутылки с зажигательным составом, трещины, следы от пуль, песок, забившийся на стыках плит, где отчищали пятна крови, за клочок листовки, втоптанный в гранит. Вон там рванула бомба — вынесло три секции перил, разворотило плиты до стальных опор. Здесь началась стрельба, отсюда их стали теснить. Там… где-то позади, Фелиция… там он её нашёл.

Они с Фелицией всего-то пару раз поцеловались, малолетками. Неловко, трепетно. Она тогда велела тормозить, сказала, что всё это странно, что это как целоваться с братом, лучше им, как прежде, быть друзьями — и они дружили. У него были другие девушки, а у неё другие пацаны… Потом был Коннол. Свадьба по залёту. Вайолет. Нет, всё было путём, они общались, Вандер даже нянчился с её дочурками, но иногда нет-нет да и проскакивала мысль: что, если бы?.. Если попробовали бы ещё раз, уже взрослыми? Вдруг получилось бы? Они бы поженились, её дети были бы его детьми. И будь Фелиция его женой, он ни за что бы не пустил её на грёбаный протестный марш! Она осталась бы жива! Закрыл бы её, храбрую дурёху, дома, пусть сидела бы с детьми — они не на парад там собирались, знали, что будет опасно! Хоть и не могли представить, что настолько.

Улицы Пилтовера сияли множеством огней, в одном квартале больше фонарей, чем во всём Зауне. Свет в окнах кое-где ещё горел, но большая часть жителей уже спала. Здесь не вводили комендантский час и даже ходил транспорт среди ночи — на фуникулёре они поднялись до центра за каких-то минут двадцать. В Управлении Правопорядка полным ходом шла работа, несмотря на поздний час. Усталые и злые миротворцы уже не считали отработанные смены. Приняв за день много свежего улова, заполняли документы. Пахло кофе, табаком, бумагой и немытыми людьми.

Ребята с блокпоста сопроводили его вниз, в подвал, по коридору, запихнули в предпоследнюю пустую камеру — в других уже сидело минимум по трое. Вандеру не доводилось прежде здесь бывать. Однажды бывал Силко, ещё мелким, загребли за хулиганку или кражу, продержали пару дней и отпустили — не в тюрьму же пацанёнка… В изоляторе было прохладно. Шумно — заключённые переговаривались, возмущаясь. Кто-то плакал — девушка или подросток, пьяный голос крыл легавых матом. Вандер вновь спросил было насчёт шерифа, но усатый миротворец только огрызнулся и велел ему и остальным заткнуться. Пошептавшись, офицеры вышли и вернулись, притащив по табуретке. Сели здесь же, в коридоре, привалившись к стенке хоть немного подремать.

Они не зря остались. Вскоре заявились ещё пятеро их сослуживцев — кто с дубинкой, а кто так, — настроенных поближе пообщаться с Вандером, пока тот за решёткой и в наручниках: «Где эта сволочь?!», «У меня там друг погиб!», «Пускай ответит, тварь ублюдочная!». Пообщаться не сложилось. Двое, что его арестовали, были против. Встали, преградив вход в камеру: нельзя, мол, пусть сперва вернётся Грейсон и допросит его, как положено, иначе все получат за самоуправство. Крику было на весь изолятор! Миротворцы спорили, ругались — даже обитатели соседних камер ожидали с интересом, сцепятся они между собой или не сцепятся, но не сцепились, нет. Усатый офицер смог урезонить тех, кто жаждал справедливости, и выпроводить, успокоив многообещающим «потом».

* * *

Миранда⁽¹⁾ Грейсон в первый раз за три последних дня пришла домой. Не раздеваясь, не включая свет упала на диван, зажмурилась, со стоном обхватив руками голову. Сегодня в ходе рейда они потеряли четверых ребят, плюс двое ранены. Вера погибли семеро… Эти три дня будто слились в один, в сплошное бесконечное безумие. Сперва письмо. Мятеж рабочих Зауна, огромная толпа, стекающаяся к мосту. Теракт и смерть шерифа Блейза Руффо, назначение её на пост. Указ Совета: бросить на поимку террористов все ресурсы, отловить, пересажать. И навести уже порядок в Нижнем городе, напомнить потерявшим страх от безнаказанности бандам о существовании закона.

Навести порядок! В Зауне!!! Как будто это вообще возможно, всё равно, что лупить палкой по осиному гнезду! Нет, Грейсон не сошла ещё с ума бросаться в омут с головой: нельзя, не так, сперва бы разобраться с террористами-повстанцами, но в ходе чистки миротворцы то и дело сталкивались с бандами и даже зацепили группировку одного из химбаронов. Ковырнули ненароком, где не надо, — и прорвало, вслед за нитью потянулся спутанный клубок, движок машины-мясорубки завертелся, с рёвом набирая обороты. Криминальный Заун, будто хищный зверь, только и ждал, чтобы вонзить клыки в ступивших на его отравленную землю представителей закона.

Встать. В душ и переодеться. Жахнуть рюмочку чего-нибудь покрепче, чтобы не болела голова, и спать. Поспать хотя бы часика четыре… просто отключиться, провалившись в черноту без сновидений. Если ей теперь и снятся сны, то дёрганые, смутные: о бедствиях и катастрофах, она с кем-то борется, кого-то убивает или видит собственную смерть… Дверной звонок бессовестно разрезал тишину. Шериф вскочила, мысленно кляня весь белый свет, стряхнув едва пришедший сон. Да что ещё стряслось?! Кого там принесло?! Под дверью мялся запыхавшийся патрульный — прибежал со сложенной затейливо запиской, кажется, от Ройса. Взяли Вандера. Точнее, Вандер сдался сам.

Сон как рукой сняло. До Управления шериф неслась почти бегом. Попался! Наконец-то! Если сам явился, значит, осознал, насколько влип, и хочет торговаться, что-то выдать ей в обмен на меньший срок отсидки… Она выжмет из него все сведения о сообщниках и планах. По наводкам сможет взять других виновных, бросит на съедение Совету этого ублюдка Вандера, а с ним ещё хотя бы пару значимых фигур. Тогда, возможно, господа в высокой башне удовлетворятся. Позабудут о бредовых планах «наведения порядка», перестанут, наконец, пинать и подгонять её, как девочку, дадут свернуть облаву. Хватит жертв! Пускай утихнет буря. Позже Грейсон вновь возьмётся за оставшихся мятежников, но аккуратно, без давления Совета.

Она ястребом влетела в Управление. Отдав распоряжения и приняв парочку отчётов на ходу, направилась в допросный кабинет. Там уже ждали Эммет Ройс, Лекс Оукли и доставшийся в наследство от шерифа Руффо референт. И — вот он, Вандер — просто Вандер, мало кто из Зауна может похвастаться наличием фамилии. В цепях, как полагается особо агрессивным и опасным. Молодой ещё, красивый, статный, даже не похож на отморозка из низов… Он поприветствовал её кивком, даже привстал, неловко звякнув кандалами.

— Здравствуй, — Грейсон поудобнее устроилась напротив, пододвинув себе стул. Пока что она будет доброй. — Хорошо, что ты явился сам с повинной. То, что ты устроил… тебе светит вышка или тридцать лет как минимум, но мне сказали, ты хотел бы что-то сообщить?

— Хотел. — Он встретился с ней взглядом — ни сомнений, ни испуга, только мрачное смирение. — Пускай все остальные выйдут.

И заткнулся. Смотрит исподлобья, выжидая. Даже когда капитан Лекс Оукли врезал ему по хребту дубинкой и напомнил, что в его-то положении не стоит выдвигать условий, только вновь озвучил просьбу.

— Всю дорогу так ломался, — старший лейтенант Ройс усмехнулся в чёрные усы, — хочу, мол, посекретничать с шерифом, а вы отвалите, господа.

Что ж, вот как… Грейсон сдвинула густые брови, хмурясь. Не хотелось начинать допрос с уступки, но пусть так — чем больше сукин сын сейчас расскажет сам, тем меньше из него придётся выбивать насильно… Оукли поднял брови в знак вопроса, провернув слегка дубинку в сжатых пальцах — чуть заметно, но шериф лишь так же чуть заметно покачала головой.

— Оставьте нас. Идите.

Капитан досадливо сжал губы. Фыркнул-выдохнул. Конечно, он хотел присутствовать, а лучше — сам вести допрос, бесился до сих пор, что повышение досталось не ему, а женщине!.. Ройс деликатно подцепил товарища под локоток и развернул на выход, подмигнув тайком подруге-шефу. Грейсон нервно усмехнулась, проводив обоих взглядом. Да пошёл он, Оукли! Она двадцать восемь лет на службе и достойна звания шерифа.

— Секретарша тоже, — подал голос Вандер. Референт, сидевший мышкой за столом в углу допросной, неуверенно заёрзал. Вопросительно взглянул на новое начальство.

— Выйди, Эдден.

— Сэр, н-но… то есть, мэм, но как же?.. — тот, будто щитом, прикрылся бланком протокола.

— Выйди. Позже всё заполнишь.

Со щелчком закрылась дверь. Шериф прошлась между столами, отыскав потрёпанный полуисписанный блокнот, присела вновь напротив Вандера.

— Что ж, мы одни. Если ты можешь помочь следствию — я слушаю.

— Смогу, если договоримся. Если мы… придём к согласию, — негромко начал он. Подался ближе к ней, насколько позволяли цепи. — Я пришёл не торговаться ради своей шкуры, госпожа шериф. Эта облава… операция… творится хаос, гибнут люди — ваши люди тоже. Мы должны это остановить.

Миранде Грейсон стоило больших трудов не закатить глаза. Да что ты говоришь, приятель! Хаос?! Жертвы?! Может быть, напомнить, кто всё это спровоцировал?.. Что ж, ладно, поиграем в благородство. Не за свою шкуру торговаться он пришёл, конечно!

— Всё закончится, когда виновники теракта будут за решёткой. Мы с тобой придём к согласию, — она доброжелательно кивнула, повторив его слова, — если поможешь мне найти твоих сообщников. Я позабочусь, чтобы приговор был мягче, отсидишь и…

— Я не собираюсь никого сдавать. Если кому и отвечать, то мне… Ты ведь едва вступила в должность, верно, после смерти Руффо? Временно, или уже официально?

Брови Грейсон поползли наверх, она невольно хмыкнула, но не ответила. К чему он клонит, чем тогда решил её порадовать, если не заложить своих?

— Совет, — продолжил Вандер, — давит на тебя. Ждёт результатов: головы виновных на тарелочке. Мою так точно ждёт. Что ж, вот он я. Не нужно сообщать наверх, что я пришёл с повинной — ты меня поймала. Провела успешный рейд, и твои люди меня взяли. Положили в ходе дела нескольких моих товарищей, возможно?.. — Его голос был почти уверенным и ровным. — Я готов всё подтвердить, повесь что-нибудь сверху, если хочешь, мне уже плевать. Ты оправдаешь повышение по службе, а ваши шишки из Совета успокоятся, и… и дадут добро свернуть облаву. Это слишком далеко зашло, останови это. Пожалуйста. Пока не стало ещё больше жертв.

— Допустим, — Шериф выпрямилась и умолкла, нервно отбивая по бумаге ритм тупым концом карандаша. Пытаясь скрыть недоумение. Какого?.. Сукин сын озвучил ровно то, чего она хотела, сам готов встать к стенке, и с Советом — это вправду может выгореть, на это есть все шансы! Всё это дерьмо может закончиться, сейчас, но… слишком просто, слишком уж всё складно, где подвох?.. Отвлечь её, чтоб недобитки террористов вытворили что-нибудь ещё? — Что ж, я ценю твою самоотверженность, но — нет. Твоей поимки мало, мне нужны другие отличившиеся. Все, причастные ко взрыву. Подбивавшие на бунт людей от крупных предприятий — вы ведь не вдвоём собрали половину Зауна… Мне нужен Силко. Чем скорее …

— Силко тут не при делах. Так, помогал мне кое в чём по мелочам, но план был мой.

Он всё ещё старался говорить уверенно, держать лицо — о, как старался! Грейсон тяжело вздохнула. Значит, будет цирк. Он будет врать и делать честные глаза, она будет пытаться надавить и вытянуть что-то полезное. Ночь будет долгой, а в итоге… как бы ни хотелось обойтись без этого, заканчивать допрос придётся всё же по-плохому…

…Женщина с орлиным носом и короткой строгой стрижкой недовольно щурилась и всё вертела в пальцах карандаш. Глядела на него, как на придурка. Он и есть придурок! «Силко тут не при делах» — сморозил первое, что в голову пришло, сам понимая, что за чушь несёт! Да им и так уже известно всё! Про Силко, про него, про остальных, осталось лишь переловить-пересажать! Что, если эта Грейсон не блефует, если не закроет дело и продолжит операцию во что бы то ни стало? Холод пробежал по коже, мысли колотились так, что в голове шумело. Идиот! Он сам пришёл к легавым в руки, всё, теперь его будут раскручивать по полной, дожимать. Что дальше? Выдержит он всё, что с ним тут будут делать? Не сломается, не сдаст своих? А делать могут всякое, отчаянные времена — отчаянные меры… Полминуты, что шериф молчала, растянулись в вечность.

— В юности ты был простым и честным работягой, — начала она, — трудился в шахте. Там же встретил Силко, вы сдружились. Вместе стали баловаться всяким: подворовывали, контрабанда, поначалу ничего особо тяжкого. Ты стал участвовать в боях без правил, твой дружок — толкать траву… Когда ты вылетел с работы, тебя взял в помощники хозяин бара, ты обосновался в Переулках, влился, так сказать, в общественную жизнь… — Шериф многозначительно скривила губы, встретилась с ним долгим взглядом. — Заимел авторитет и связи. И теперь ты держишь этот самый бар и держишь весь район. Следишь, чтоб не творился беспредел. Когда потребуется, поднимаешь свою стаю и гоняешь с ваших улиц банды из других районов, а тебе заносят «благодарности». Всех всё устраивает. Пёс… расскажешь, почему тебя так называют? Говорят, однажды в драке ты порвал противнику зубами горло?

— Говорят, — ответил Вандер глухо.

Обойдётся без подробностей, ей всё равно плевать, как там на самом деле было столько лет назад. Всё-то она, мол, знает, как же, всё-то ей о нём известно… Не дождавшись внятных объяснений, женщина продолжила, решив не тратить время зря:

— Вы с Силко… вы уже пытались добиваться справедливости, ведь так? За это вас обоих и уволили после той стачки. Вы держали связь с союзами рабочих, сеяли идеи независимости Зауна. Готовились. Ваши сообщники Леон и Коннол отвечали за печать, а Ригар…

— Коннол мёртв, — зачем-то вставил Вандер. И Фелиция, Фелиция мертва…

— Как жаль. Зато Леон жив и словоохотлив. Умный парень, осознал вину, готов содействовать.

«Содействовать»! Проклятье, и Леон, и до Леона тоже добрались!.. В груди ещё плотнее сжался тугой ком. Леона трудно осуждать — у него четверо детей и сгнить в тюрьме ему совсем не улыбается, но… кто ещё? За сколькими ещё теперь придут или уже пришли? Всё продолжало рушиться, шататься, прахом сыпаться сквозь пальцы…

Женщина всё говорила — Вандер лишь с бессильной злостью ждал, когда она заткнётся. Да, легавым уже всё известно, то и это, да, бессмысленно юлить и отпираться, да, их переловят всех, вопрос лишь, по-плохому или по-хорошему.

— Продолжишь? — Шериф Грейсон постучала по пустой странице кончиком карандаша. — Давай же, расскажи мне что-то, чего я не знаю, объясни, как от борьбы за справедливость вы дошли до терроризма.

* * *

Это всякий раз происходило одинаково. Копилось, доходило до кипения, взрывалось яростным негодованием, и люди выходили на протест. Остановив работу фабрик и заводов, бастовали против мизерных зарплат и скотских трудовых условий. Против произвола власть имущих. Требовали сделать что-нибудь — хоть что-нибудь! — с царящей в Зауне разрухой. Обозлённая толпа стекалась к Променаду, заполоняла улицы. Устраивала шумные собрания, перетекающие в беспорядки. Двигалась к Пилтоверу.

Их не пускали в Верхний город. Перекрыв мосты и заблокировав подъёмники, теснили их обратно, разгоняли по домам. Лупасили дубинками, закидывали газовыми шашками, отстреливали нескольких самых отбитых психов — тех, кто зарывался… А затем всё утихало. Возвращалось на круги своя, едва ли что-то толком изменив.

Но в этот раз был шанс, что всё пойдёт иначе. Город всколыхнула новая беда, такая, что могла поднять весь Заун: люди начали болеть какой-то непонятной жуткой дрянью — лихорадка, судороги, боли во всём теле. Смерть. Смертей было всё больше. Что это, токсичный выброс от очередной аварии на производстве, о которой умолчали, вирус, эпидемия? Утечка из захоронения отходов? Комитет по экологии всё отрицал, отмахивался: ерунда, мол, байки, происшествий не было и всё в пределах нормы. Было велено гнать заунские делегации взашей и вообще пускай поменьше шастают с того на этот берег, чтоб не разносили сплетни. Люди были злы, готовы были выйти требовать ответов — а подпольное сопротивление давно было готово. В обозначенные день и час они подняли разом половину города — свои ребята на заводах, шахтах, фабриках уже давно вели работу средь народных масс. Рабочий люд шёл к Променаду, и в поток вливались ручейки из прочих горожан. Толпа росла.

Довольно беспорядочных волнений, толкотни на месте — в этот раз они действительно прошли бы в Верхний город. Подготовленный отряд из крепких мужиков прорвался бы сквозь оцепление ударным клином — а за ними двинул бы людской поток. Толпа рекой бы хлынула в Пилтовер, прокатилась гневным маршем по широким, чисто вылизанным улицам до самой площади перед Советом… Мост? Мосты разводят пять раз в день, но они верно подгадали время сбора, концентрации толпы и выдвижения. Успели бы. Когда начнётся и запахнет жареным — да, механизм мостов бы попытались запустить вручную, экстренно, чтобы сдержать народ на левом берегу, но к этому мятежники были готовы тоже: группка диверсантов пробралась в Пилтовер ещё с ночи и ждала сигнала. Как произойдёт прорыв — метнуться к башне управления и выкурить дежурных, заблокировать подъёмный механизм, а башенку поджечь, горючая субстанция припасена. Припасены и горы отпечатанных листовок — манифесты разлетелись бы по городу, отметив путь толпы, из рук отважных добровольцев разошлись бы дальше, вглубь Пилтовера.

Дойти. Заполонить главную площадь и ведущие туда центральные проспекты, взять в осаду здание Совета и стоять там намертво, так долго, как только возможно… Их разгонят, как и прежде разгоняли. Будут столкновения, аресты — как всегда. Наивно и смешно надеяться добиться таким образом переворота или силой вынудить пилтоверскую власть пойти навстречу. Всё, на что они рассчитывали, затевая это, — резонанс. Поставить Верхний город на уши.

Пускай простые горожане — все эти живущие своей спокойной жизнью мирные и, в общем-то, ни в чём не виноватые пилтошки — их услышат. Все, кому плевать или кто просто не задумывается, что происходит по ту сторону реки, кто с опасением или с брезгливостью отводит взгляд от голодранцев Зауна. Промышленники выжимают каждую монету из своих активов, не желая тратиться на безопасность, экономя на утилизации отходов. Их не больно-то волнует, что потом, лишь бы сейчас нахапать быстрых денег! Верхний город ещё чист, здесь процветают отрасли высоких технологий, а вся грязь сосредоточена в промышленной и сырьевой помойке Нижнего. Пилтоверцы привыкли принимать такое положение вещей как должное, но если осознают, что опасность вскоре может угрожать и им — и ох, какая! — они тоже зашевелятся. Интеллигенция, учёные, элита — все, чьё мнение чего-то стоит… может быть, даже магнаты из Совета — те из них, кто сами не владеют предприятиями в Зауне. Пусть они пнут как следует подкупленных чинуш из Комитета экологии, заставят провести расследование и выяснить, что происходит и как справиться с этой напастью!

Это — первый шаг. Если всё выгорит, как надо, будет череда ревизий, от которых господа промышленники вряд ли смогут откупиться так легко, как откупались прежде — им придётся что-то делать с уменьшением вреда для экологии, а может, даже озаботиться немного безопасностью труда. А дальше… На поднявшейся волне можно попробовать добиться большего, толику прав и капельку свобод. Собрать свой комитет из активистов города, объединить рабочие союзы в слаженную цельную систему, даже подключить пилтоверских газетчиков — был целый план, как шаг за шагом, постепенно двигаться к тому, о чём мечтали — к независимости Зауна…

Всё сразу же пошло не так. Легавых оказалось слишком много, куда больше, чем обычно выводили подавлять общественные беспорядки — их будто заранее согнали всем составом к берегу реки, как будто кто-то известил их… Ровные ряды стрелков с оружием наизготовку. Линия щитов и заградительные баррикады. Вандер подал было знак своим притормозить толпу: стоять, не дёргаться, похоже, всё накрылось, и — и тут рвануло. Кто-то зашвырнул в строй миротворцев бомбу… Смерть и хаос, оглушающей волной ударившие по обеим сторонам. Дым. Крики. Дальше начался кромешный ад. Толпа смешалась. Часть повстанцев ринулись назад — бежать, спасаться, а другие за каким-то хреном посчитали взрыв сигналом к штурму и попёрли на легавых, а те начали стрелять… Визг. Давка. Взрывы газовых гранат и ошалелое месилово в удушливом тумане.

Не свезло и диверсантам. Их ждала засада. Их пытались отловить живьём, погнали, будто зайцев. Оттеснив к реке, к мосту, зажали, при сопротивлении кого-то пристрелили, а в ответ в легавых полетела зажигательная смесь, и…

Вандер умолчал лишь об одном, о том, что с этими ребятами был Силко, но и это дамочке-шерифу, чтоб её, уже было известно. Она слушала его, скептически качая головой и что-то чёркая в своём блокноте, изредка перебивала каверзным вопросом и пыталась выудить что-нибудь ценное: контакты, имена — настойчиво, но безуспешно.

— И ты, якобы, не знал о бомбе? Ничего подобного вы не планировали?

— Нет…

Не верит — а с чего ей ему верить? Доказательств больше нет и вся эта картина выглядит паршиво.

— Тогда кто мог сделать это? Среди ваших активистов не было раскола? Несогласных, действующих сами по себе?

— А разве…

Он запнулся. Паника невидимой петлёй сжимала горло. Если эта Грейсон тоже тут замешана, не будет дачи показаний и суда — она заткнёт его прямо сейчас и здесь, пристрелит, как собаку, «при попытке нападения на представителя закона» — и плевать, что он в цепях.

— …разве его ещё не взяли? — начал Вандер неуверенно. — Три дня назад?

— Кого? — шериф непонимающе сощурилась.

— Того, кто бросил бомбу.

Кажется, она не притворялась. Судя по тому, как загорелся интерес в её глазах, шериф не знала ничего — ни о Бану, ни об его аресте, ни о том, как его тело угодило в сточную канаву. Вандер рассказал ей то немногое, что удалось узнать. Сам он в глаза не видел этого Бану, но кое-что смог выведать через знакомых и его соседей. Всё, теперь уже не выяснить, откуда бомба, кто, зачем и как заставил парня это сделать — вряд ли нищий наркоман сам раздобыл её и сам, своим сторчавшимся умом решился на теракт. Болтают, он был по уши в долгах. Быть может, посулили денег… Вроде бы, никто не замечал, чтобы он заводил новых знакомых или вёл себя странней обычного, зато соседи видели, как за Бану пришли три парня в униформе миротворцев. Увели в наручниках. А этим утром стайка мусорщиков обнаружила его несвежий труп с простреленной башкой.

Шериф молчала. Снова хмурилась, вертела что-то напряжённо в голове. Гадала, врёт ей Вандер или нет.

— Выходит, есть свидетели? — задумчиво переспросила Грейсон.

— Да. Соседи, я уже…

— Ты отведёшь меня туда. Покажешь, где он жил и кто из местных видел, как его забрали.

— Отведу. Конечно, — Вандер торопливо закивал. Да он готов хоть на руках её тащить до самых Сточных Ям, лишь бы шериф хоть что-то откопала там, поверила, разобралась, что происходит! Вдруг ещё не всё потеряно, есть шанс?

* * *

Если имеется хоть малый шанс, что сукин сын не врёт, это переворачивает всё. Вся схема дела о теракте расползается по швам, а новые детали складываются во что-то вовсе дикое. От недосыпа мысли путались и голова трещала. Грейсон с тихим вздохом поднялась. Захлопнула блокнот с каракулями и пометками. Плевать на протокол, заполнит всё потом, по памяти. Два гулких стука в дверь, и та открылась, на пороге появились два констебля, караулившие в ожидании конца допроса.

— В изолятор, — сухо приказала Грейсон, указав кивком на Вандера. Тот проводил её тревожным взглядом, будто ожидал, что она прямо из допросной побежит с ним под руку на поиски свидетелей. Пусть ждёт пока, боится, мается — быть может, в изоляторе дозреет поделиться чем-нибудь ещё.

Скользнув мимо констеблей в коридор, шериф нос к носу повстречалась с референтом — Эдден ждал её всё это время. Очень кстати, что он ещё здесь.

— Мне нужен Ройс, найди его, пусть сразу же зайдёт ко мне. Если ушёл, пошли кого-нибудь за ним.

— Да, мэм, — помощник сдержанно кивнул, шагая в ногу с Грейсон к кабинету Ру… к её, шерифа Грейсон, кабинету. До сих пор не верилось, что Руффо нет. — А что по поводу задержанного, подготовить Ваш доклад Совету? И позвольте, я составлю протокол, у Вас остались записи?

Без Эда её просто засосала бы бумажная работа!.. Нет. Не стоит сообщать наверх и вообще светить это в отчётностях, пока она не выяснит, что происходит, а для Эда есть задание.

— Не нужно. Принеси мне табели дежурств за три… нет, пять последних дней. По всем постам, со сводками всех проведённых операций, и… и кофе, Эдди, умоляю, сделай мне хороший крепкий кофе. С сахаром и каплей виски.

1) Имя шерифа в сериале не упоминалось. "Грейсон" — фамилия, иногда также встречается в качестве мужского имени, но не женского. ? Пущай будет Мирандой.

Вернуться к тексту