Любить нельзя умереть (гет)

Первый снег в этом году. Ноябрьский. Он ложится тонким слоем на землю, неуверенно, но аккуратно. Ровно также, как и Лили прижимает ладонь к своему, пока еще совсем плоскому, животу. Проводит кончиками пальцев по вязаным рядам кофты и не осознает. В ее голове должны роиться множество мыслей о будущем малыше, подготовке и многих других вещах, которые обычно волнуют счастливую будущую мамочку. Но Лили ощущает только пустоту, переполняющую всё ее существо. Она кривит губы в подобии улыбки, смотря на счастливого Джеймса. Он до безумия рад скорому отцовству: носится с женой, как с хрустальной, планирует детскую, а их дом уже начали заполнять детские вещи. Поттер настолько ослеплен своим счастьем, что совсем не замечает потухшего взгляда жены и уж тем более ее слабых попыток создать видимость того, что она также рада скорому пополнению в их семействе. А Лили не рада. Она вообще ничего не чувствует. В сердце разрастается огромная дыра, а в ушах только перманентный шум. Женщина на автомате занимается бытовой рутиной, принимает ласки мужа и пытается улыбаться.

Но иногда в ее голову закрадывается безнравственная, подлая мысль. Оглушающая. Она гонит ее в глубины сознания, но она настойчиво пробивается, вытягивает давние и свежие, но одинаково болезненные воспоминания, нарушая ее подобие душевного равновесия. Вот и сейчас Лили бездумно смотрит в окно, пытаясь вытравить назойливую мысль из своей головы. Получается плохо. И женщина сдается, позволяя тяжелым воспоминаниям и чувству вины захватить ее. Ведь она должна быть не здесь. Носить не эту фамилию. Ее должен целовать другой мужчина. И у ее малыша должен быть совсем другой отец. Ее тошнит от самой себя. Своей лживости. Она безумно хочет вытравить эти неугасающие, неверные чувства ради любви к ее прекрасному мужу. Но они сильнее ее. Лили признает себя слабачкой и плачет, долго и тихо. Ей противно от себя и того, как она нечестна с Джеймсом. Она оплакивает и лживую картинку идеальной семьи, мучимая чувством вины, а вместе с этим свою любовь и несбывшиеся мечты. И впервые за долгое время позволяет жалеть сама себя. Когда слезы на щеках высыхают, а плакать больше нечем, ее накрывает оглушительная тишина. В доме и собственной голове. Тогда Лили идет спать и проваливается в неясный, тревожный сон, вновь позволяя себя обнимать нелюбимому мужу.

Скоро она привыкает. Сама закупает детские вещи и перебирает имена. Внутренний голосок противно нашептывает сокровенные желания, но женщине удается его заглушить. И почти искренне улыбается. Устанавливается шаткое, но относительно стабильное спокойствие. А потом Джеймс собирает семью и друзей, объявляя о радостной новости. Лили принимает поздравление растеряно и без энтузиазма. Все ее внимание направлено на родные, серые глаза, в которых плескается невыразимая словами боль. И Лили рыдает в ванной, упиваясь жалостью и ненавистью к себе одновременно. Она отчаянно желала, чтобы Сириус Блэк не крестил ее сына, а был его отцом. И ей снова тошно от этих мыслей и себя, но в душе разверзается еще большая пустота. Лили Поттер снова утрет слезы и вернется к нелюбимому мужу в постель. Только сниться ей будет маленький мальчик с черными кудрями и хитринкой в зеленых глазах.

Раздрай в душе никуда не исчез, но заглушался нежной, зарождающейся материнской любовью. Лили было стыдно перед собственным малышом за потаенные мысли о совсем другом ребенке, которого у нее никогда не будет. Но время шло и образ мальчишки из снов совсем затерялся в глубинах сознания. Лили избегала прямого контакта с Сириусом и полностью погрузилась в подготовку к рождению первенца. Жизнь не обещала стать ее мечтой, но немного налаживалась.

Гарри Поттер родился тридцать первого июля. И в душе Лили обязательно бы установилось долгожданное, вымученное спокойствие, если бы не черные, кудрявые волосы сына и его улыбка, знакомая женщине до боли.

Дождь противно стучал по окну, в которое, в то же время, настойчиво бился ветер. Метель сменилась их симбиозом, но лучше от этого не становилось. Лили, находясь на границе сна, отвлеченно заметила, что завтра из замка она просто выскользнет. Ведь, по закону подлости, после дождя стукнет мороз и остаётся только молиться за сохранность своего копчика. Эванс уже почти заснула, когда кто-то начал настойчиво стучать в её дверь. Или даже выбивать её. По крайней мере, у девушки сложилось именно такое впечатление, когда она решила проигнорировать ночного гостя.

Тяжело вздохнув, Лили выбирается из под тёплого одеяла. Холодный воздух неприятно кусается, проникая чуть ли не под кожу, и забираясь даже в кости. Она спускает ноги на пол и нащупывает палочку под подушкой.

— Темпус. — хрипит гриффиндорка, с трудом разлепляя глаза. Цифры её совсем не радуют, а вот желание четвертовать нежданного посететиля , который всё это время продолжает таранить её дверь, стремительно растёт.

И девушке бы определённо стоило задуматься, какого и кого там принесло. Её соседки разъехались на каникулы, ровно также, как и все её многочисленные знакомые и товарищи. Даже последний из мародёров, Сириус, должен был уехать к Поттеру ещё сегодня утром. Какого же было её удивление, когда за дверью оказался никто иной, как Блэк. Причём пьяный, помятый и с взглядом, как у брошенной собаки.

Сон как рукой сняло. А вот холод наконец добрался до самых косточек, иначе Лили не знает, чем объяснить мелкую дрожь, которая начинает её бить. Их отношения с Сириусом были... сложными, мягко говоря. Чувства, хоть и взаимные, травили души им обоим. На протяжении года они то зажимались в кладовых, то ругались до сорванного голоса. Сириуса мучало чувство вины за чувства к девушке — любви всей жизни его лучшего друга. И эта тонкая, но осязаемая горечь сквозила в каждом его взгляде и прикосновении. И Лили тоже начала считать свою симпатию к нему чуть ли не преступлением, хоть умом и понимала, что это далеко не так. Сириус всегда приходил к ней пьяный и тихо клялся в любви. А потом трезвел и не смел на неё взгляда поднять. Путался с другими и помогал Джеймсу ухаживать за ней же. А потом снова напивался и так по кругу. Но она предпочла закончить всё раз и навсегда. Лили только-только отпустила заживать свои разбреденные раны, после успешного игнорирования Блэка на протяжении последних месяцев. И вот сейчас, он снова стоит на пороге её комнаты. Опять пьяный. Он молчит, опираясь о дверной косяк и смотрит. А Лили аж пробирает. И в этом взгляде все — сожаление, извинения,  вина, только непонятно, перед ней или Джеймсом, а ещё, черт бы её побрал, любовь. Сириус смотрит, как преданный, провинившийся пёс на своего самого любимого хозяина.

— Уходи. — в её голове это звучало твёрдо, гордо и категорично. Но почему она дрожащим шёпотом выдыхает приказ просьбу — не знает.  Машет головой, не давая ему прикоснуться к лицу в нежном жесте. Но сил захлопнуть дверь не находит. — Уходи.

Но он не уходит. Смотрит на неё своим невозможным взглядом и, чтоб его, не уходит. Лили судорожно вдыхает и выдыхает воздух, пытаясь совладать с собой. Наскребсти хотя бы остатки своей гордости и вышвырнуть паршивца из комнаты. Закрывает глаза, призывая всё своё обладание. Она ненавидит себя за эту слабость. Горячие, не пролитые слезы жгут глаза и она отдаёт все силы на то, чтобы не заплакать. Убеждает себя, что для начала сдержаться, чтобы не дать начаться моральному насилию её самой и собственных чувств вновь. А потом уже рыдать плакать, завывая в подушку. Теплит надежду, что у него осталась хоть капелька совести и он уйдёт. Но ей давно нужно было смириться и перестать лелеять надежд. Свою совесть Блэк похоронил где-то очень-очень глубоко.

Сириус медленно опускается перед ней на колени. Прямо на пороге. Утыкается в ноги, склоняя голову. И молчит. И в этом молчании даже больше, чем в его взгляде. Оно убивает. И Лили просто выворачивает изнутри. Кажется, что её сердце сейчас просто разорвётся. Она не знает, где найти такие силы и выдержку, чтобы снова его оттолкнуть, ведь потратила весь свой лимит на их прошлый разрыв. Ей так больной и горько, но хуже всего того, что его боль она ощущает чуть ли не физически. Сириус ловит её безвольно повисшие руки, нежно касаясь губами. А девушка сотрясается в беззвучных рыданиях, понимая, что позволит ему всё. Даже если от неё не останется уже ничего.