УЧЁНАЯ vs ШАМАН (гет)

Самолет приземлился с глухим стуком, вырвав Элис из тревожной дрёмы. За иллюминатором плыла непривычно сочная, почти изумрудная зелень Вирджинии, так непохожая на выжженные солнцем кампусы её родного Аризоны. Внутри всё ещё клокотала обида, кислая и неудобная. Зачем? Просто потому, что старый профессор Эдгар, её научный руководитель, махнул морщинистой рукой и изрёк: «Тебе нужно не в архивы, а к людям. К земле. Они ждут».

«Они» — это загадочное племя паухатан, о котором она писала сухие, выверенные страницы. «Ждут» — потому что Эдгар, оказывается, в молодости жил среди них и отправил весточку с каким-то странным, несовременным посылом. Всё это пахло романтическим бредом, а не академической работой. Но Эдгар был титаном в своей области, и его слово было законом. Даже для строптивой аспирантки, предпочитавшей библиотечную пыль комарам и неизвестности.

Таксист, грузный мужчина с усталыми глазами, весь путь молчал, лишь изредка покосившись на её элегантный, явно городской костюм и небольшую дорожную сумку. Дорога сужалась, асфальт сменялся гравием, потом грунтовкой. Лес по бокам смыкался в плотную, почти непроницаемую стену.

«Далее не поеду», — буркнул он наконец, резко останавливая машину на крошечной поляне. — Карты тут врут. Земля слишком дикая, горная. Не для машин. Да и для дам на шпильках, — добавил он, бросив взгляд на её каблуки.

Элис попыталась возразить, показать геолокацию, присланную профессором. Но на экране телефона красовался предательский значок «Нет сети».

Таксист, не дожидаясь дальнейших препирательств, развернулся и уехал, оставив её одну в звенящей, подавляющей тишине.

Первой реакцией была паника, острая и колючая. Потом пришла волна гнева — на Эдгара, на таксиста, на весь этот нелепый проект. Но отступать было некуда. Сжав зубы, Элис взглянула на распечатку с приблизительной картой. До селения, если оно вообще существовало, должно было быть около пяти миль через холмы.

Путь начался как неудобная прогулка, но быстро превратился в испытание. Каблуки тонули в мягкой земле, скользили по мху, покрывавшим валуны. Через полчаса она сняла их, пожалев о кроссовках, оставленных дома.

Холодная вода ручьёв обжигала ступни. Насекомые, невидимые и настойчивые, вились вокруг. Каждый шаг давался с трудом, а чувство глупой, беспомощной ярости лишь росло. Она, Элис Морган, подающая надежды этнограф, ползёт на четвереньках через какую-то протоку, чтобы написать диссертацию...

Сумрак наступил стремительно. Элис, дрожащая, измученная, прислонилась к огромному кедру, пытаясь перевести дух. Она думала о тёплой квартире, о чашке кофе, о глупости всей этой затеи. Именно в этот миг абсолютной усталости и отчаяния тишину разорвал оглушительный звук — хруст ломающихся веток совсем рядом.

Она замерла. Из чащи на поляну, тяжело переваливаясь, вышел огромный чёрный медведь. Раздалось низкое рычание, от которого кровь стыла в жилах. Это был хозяин леса, решивший, что ужин сам пришёл к нему в лапы.

Инстинкт сработал раньше мысли. Элис рванулась с места, забыв про усталость, про боль. Она бежала, как никогда в жизни, не разбирая дороги, чувствуя за спиной преследование. В ушах звенело, а в глазах темнело от адреналина. Ветки хлестали по лицу, ноги норовили споткнуться. Рычание становилось всё ближе, слышался тяжёлый топот.

И Элис упала. Споткнувшись о корень, она ударилась грудью о землю. Воздух вырвался из лёгких. Перевернувшись на спину, она увидела над собой тёмную массу, заслоняющую свет луны.

В голове пронеслись обрывки мыслей: «Так глупо… из-за диссертации…» Она зажмурилась, вжалась в землю, готовясь к удару, к боли, к концу.

Но удар не пришёл.

Вместо него послышался резкий, свистящий звук, словно рассекающий воздух. Тхум! Затем ещё один, и ещё. Медведь взревел — но уже не от ярости, а от боли и неожиданности. Элис открыла глаза. Из темнеющего пространства между деревьев в зверя впивались тонкие тени. Стрелы. Обычные, не современные стрелы с оперением.

Медведь, фыркая и ломая кусты, развернулся и скрылся в чаще, унося в своём теле оружие. Элис лежала, не в силах пошевелиться, вслушиваясь в стук собственного сердца. Кто-то только что спас ей жизнь! Кто-то, кто стрелял из лука в темноте, с невероятной точностью... На этом сознание покинуло девушку.

Сознание возвращалось к Элис обрывками. Сначала — ощущение мягкости под спиной. Потом — запах сушёных трав и… чего-то печёного, возможно, хлеба. И голоса — негромкие, переливающиеся мягкими, гортанными звуками, перемежающимися обычной английской речью.

Элис открыла глаза. Над ней был обычный потолок. Она лежала на кровати, укрытая лёгким шерстяным одеялом. Комната была небольшой и светлой. В углу тихо работал старый вентилятор, гоняя тёплый воздух. Это не было путешествием в прошлое.

Боль вспыхнула во всём теле, когда она попыталась сесть. Мышцы ног горели огнём, ладони и колени были обработаны какой-то пахучей мазью и перевязаны чистой тканью. Но адреналин и врождённое упрямство заставили её встать.

Опираясь на стены, она вышла из комнаты в общую зону. Это был уютный, немного загромождённый жизнью дом. На полу — яркие самотканые ковры, на стенах — ловцы снов, пучки трав и полки с книгами. У порога сидела пожилая женщина, её серебряные волосы были заплетены в две толстые косы. Она что-то шила, но взгляд её был внимательным и спокойным.

— Ты проснулась, — сказала женщина, не вопросом, а констатацией. — Я — Луана. Это мой дом. Тебе повезло, что тебя нашли до того, как ночные птицы начали интересоваться. Медведя отпугнули. Ты в безопасности.

— Элис Морган, — прохрипела Элис, кивая в благодарность. — Спасибо за кров. Мне… мне нужно поговорить с вашим вождём. Старейшиной. Тем, кто принимает решения. Я прибыла по приглашению.

— Вождь Атеван знает о тебе. Он ждёт. Но, дитя, ты едва стоишь.

— Это важно, — настаивала Элис

Луана вздохнула, отложила шитьё и поднялась.

—Хорошо. Иди за мной. Это не далеко.

Она повела Элис по короткой тропинке к центральному дому собраний. Внутри, за столом, на котором лежала стопка бумаг, сидел мужчина. Тот самый, что позже представится как Атеван. На нём была простая хлопковая рубашка и тёмные рабочие брюки. Никаких головных уборов с перьями, никаких ритуальных раскрасок. Его лицо было мудрым и усталым...

— Садись, Элис Морган, — сказал он, указывая на стул напротив. — Твой путь сюда был… драматичным.

Элис, стараясь скрыть дрожь в ногах, опустилась на стул, принимая «академическую» позу.

—Вождь Атеван, благодарю вас за гостеприимство и за спасение. Я прибыла по рекомендации профессора Эдгара Вайтпайна. Я — аспирантка, и цель моего визита — научная работа. Я пишу диссертацию о ваших практиках отношения к природе, которые, как я уверена, сохранились, несмотря на современные влияния.

Она выпалила это заученное введение, чувствуя, как знакомые слова возвращают ей почву под ногами.

—Профессор Эдгар предупредил нас о тебе, —наконец сказал он. — Он говорил, ты принесешь много вопросов. И много своих ответов, ещё до того, как услышишь наши.

Элис смутилась.

—Я просто хочу понять. Документировать. Моя работа может помочь миру узнать о вас, о вашей мудрости.

— Наш мир — это эти холмы, эта река, — мягко ответил Атеван. — А твой мир… он прислал тебя к нам через лес, на каблуках, без воды, на встречу с медведем. И теперь ты сидишь передо мной и говоришь о «документировании практик». Ты почти умерла, потому что не знала, как слушать лес. А хочешь писать о том, как мы с ним «взаимодействуем».

— Луана согласилась приютить тебя, — продолжил Атеван, видя её замешательство. — Живи в её доме. Помогай. Смотри. Слушай. А потом… может быть, ты увидишь, о чём на самом деле твоя диссертация. Аудиенция окончена.

Теперь миссия Элис стала в сто раз сложнее и непонятнее...

Дорога обратно в дом Луаны пролегала мимо нескольких аккуратных домиков. Воздух после встречи с Атеваном казался Элис густым и тяжёлым от невысказанных мыслей. Она так углубилась в свои размышления, что почти наткнулась на Луану, которая внезапно остановилась и издала короткий, неодобрительный звук, похожий на ворчание.

Прямо перед ними, у крыльца одного из домов, стояла небольшая, шумная группа. Человек пять-шесть девушек, лет от шестнадцати до двадцати с небольшим. На них были простые, но яркие сарафаны и летние платья, щедро украшенные вышивкой паухатан. В руках каждая держала тарелочку, миску или просто завёрнутый в ткань свёрток. В воздухе витал сладкий, мёдовый запах выпечки, смешанный с ароматом ягод.

— Кэхин! — звонко кричала одна, поднимаясь на цыпочки, чтобы заглянуть в окно.

—Кэхин, выйди! Я принесла пирог из пауау! Лучший! — вторила ей другая, смеясь.

— Не слушай её, её пирог кислый! Мои лепёшки с кленовым сиропом! — раздавался третий голос.

Обстановка напоминала странный кулинарный флешмоб. Девушки толкались локтями, смеялись, их глаза блестели азартом и надеждой. Они выкрикивали одно и то же мужское имя, отчаянно желая, чтобы хозяин дома вышел и оценил их стрепню.

Элис невольно улыбнулась. «Значит, и у суровых паухатан есть свои гормональные бури и кулинарные состязания за внимание парня», — пронеслось в её голове с облегчением.

Но Луана не улыбалась. Её лицо стало строгим. Она резко зашагала вперёд, хлопая в ладоши, как будто отгоняла назойливых кур.

—Цыц! Разойдитесь! Что за шум, какой позор! — её голос, тихий и мягкий в доме, теперь звенел стальной властностью. — Кэхин отдыхает или работает. Его нельзя тревожить таким гвалтом! Немедленно по домам!

Девушки, увидев её, моментально притихли. Некоторые смущённо опустили глаза, другие начали оправдываться:

—Бабушка Луана, мы просто хотели…

—Мы думали, он…

—Молчать! — отрезала Луана, но уже без прежней суровости. — Нести угощение — дело хорошее, но тихо и с уважением, а не орать под окном, как стая сорок. Идите.

Девушки разбрелись в разные стороны, бережно неся свои сладкие дары. На крыльце снова стало пусто.

Элис, всё ещё с лёгкой улыбкой, подошла к Луане.

—Что это было? Соревнование за сердце местного… Кэхина? Он что, принц какой-то?

—Принц? — Луана фыркнула, продолжая путь, но теперь её шаг был медленнее. — Нет. Он матапони.

—Шаман? — уточнила Элис, вспомнив прочитанное где-то слово.

—Да. Молодой. Сильный даром. И красивый, что уж греха таить, — в голосе Луаны прозвучала тень усталой грусти. — Девушки несут ему сладости, наряжаются. Думают, какая удача — стать женой шамана. Уважение, почёт, близость к духам…

Она резко остановилась и повернулась к Элис. Её глаза, обычно такие тёплые, стали тёмными и серьёзными.

—Они не думают головой. Выскочить замуж за шамана — всё равно что добровольно надеть на себя тяжёлые кандалы. Какую бы красоту и доброту он в себе ни носил...

— Почему? — спросила Элис.

—Его дети… они как яркие вспышки в ночи. Духи видят этот свет. И забирают его к себе. Особенно маленьких, когда они только начинают смеяться. Ты просыпаешься утром, а в колыбели уже тишина. Забрали...

Луана закрыла глаза на мгновение, и Элис показалось, что по её морщинистой щеке скатилась единственная, быстрая, словно украдкой, слеза. Но, может быть, это был просто отсвет заходящего солнца.

— И ты остаёшься с пустыми руками. И с знанием, что это не последний раз. Что твоя любовь — словно мишень. А его сила, его красота…

Она вдруг резко встряхнула головой, словно отгоняя наваждение, и обернулась к Элис.

—Так что пусть носят свои пироги. Глупые пташки. Не понимают, что клюют.

Элис вошла в дом. Луана уже хлопотала у печи, её спина была прямая, движения точные. Но для Элис всё изменилось. Теперь в мирном гуле вентилятора ей слышался отзвук той самой тишины. Она прикоснулась к краешку настоящей, непарадной жизни этого народа. И это прикосновение обожгло холодом...

Утро было тихим и ясным, но внутри Элис всё ещё отзывалось эхо вчерашнего дня. Она вышла из дома на рассвете, твёрдо решив сказать Атевану, что готова учиться по-новому: не брать знания, а заслужить право их понять.

Вождь выслушал её сбивчивые, но искренние слова, и в его глазах мелькнуло что-то, похожее на слабое одобрение.

—Это хорошее начало, — начал он, но тут дверь резко распахнулась.

— Кэхин! — голос Атевана прозвучал тепло и почти радостно, и это имя ударило по Элис, как вспышка.

Кэхин. Тот самый, чьё имя выкрикивали вчера девушки с пирогами!

Элис обернулась.

Перед ней стоял молодой человек. Высокий, с гибкой, стремительной силой молодого оленя. Его лицо с резкими, благородными чертами казалось высеченным из камня, а длинные волосы, чернее воронова крыла, ниспадали на плечи, отливая синевой. Но больше всего поражали глаза — ясные и невероятно сосредоточенные. В них горел тревожный огонь, который мгновенно погас, сменившись холодной оценкой, когда его взгляд скользнул по Элис. Он видел в ней не человека, а препятствие.

— Вождь, мне нужно говорить с тобой. Сейчас, — его голос, низкий и мелодичный, был жёстким от срочности. — Духи шепчут о тени над долиной.

Атеван не дрогнул.

—Говори. Наша гостья хочет понять наши истинные пути. Пусть слышит, с какими ветрами мы говорим.

Кэхин слегка сжал губы. Уважение к старейшине боролось в нём с явным раздражением.

—Тогда скажу прямо. Я чувствую приближение чего-то… чужого. Мне нужно понять природу тени, а не играть в учителя для того, кто не отличит священный шалфей от сорной травы. — Он не смотрел на Элис, но каждое слово било точно в цель.

Атеван поднялся, и его фигура обрела внушительную твердь.

—Именно поэтому она будет помогать тебе, Кэхин. Пусть носит воду, собирает травы по твоему списку, следит за чистотой в святилище. Она станет твоими руками в мире людей, пока твой дух бродит по иным тропам.

На лице шамана промелькнула тень почти болезненного несогласия. Он глубоко вдохнул, и Элис заметила, как напряглись мышцы его челюсти.

—Ты возлагаешь на меня двойное бремя,— произнёс он с подчёркнутой почтительностью, но в каждой ноте сквозила острая неприязнь к самой ситуации.

— Иногда чужая голова видит то, что наша привыкла не замечать. Решение принято, — отпарировал Атеван.

Повисло тяжёлое молчание. Ясные глаза Кэхина на мгновение встретились с взглядом Элис. В них не было ни любопытства, ни тепла — только холодная, отточенная решимость минимизировать неудобство, которое она представляла. Он резко кивнул, скорее вождю, чем ей.

—Как скажешь. — Он повернулся к Элис, и его взгляд стал подобен отполированному льду. — Я найду тебя позже. Будь готова работать. Слушай с первого раза. Ошибешься в важном — и это закончится.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и вышел так же стремительно, как и появился.

Элис стояла, чувствуя, как учащённо бьётся сердце — не от страха, а от странного, щекочущего нервы вызова.

Его гнев чист, потому что исходит от заботы, — тихо сказал Атеван.— Выдержи это — и ты сделаешь первый настоящий шаг к пониманию.

Элис кивнула, выходя на свет. В её ушах ещё звенело имя — Кэхин. Теперь оно было не просто словом. Оно обрело форму, взгляд и холодную, неприступную красоту. И ей предстояло стать тенью при этой грозовой туче.

Кэхин пришёл за ней ближе к полудню. Он не зашёл в дом, просто стоял на тропинке, его фигура отбрасывала резкую тень. Без лишних слов он повернулся и пошёл, ясно давая понять, что ей положено следовать.

Он привёл её к краю селения, туда, где последние дома упирались в плотную стену леса. Здесь стояло необычное строение — просторная прямоугольная площадка, огороженная по периметру невысокими плетнями из ивовых прутьев. Крыши не было вовсе, только открытое небо над головой. Пол был деревянным, из плотно подогнанных, потемневших от времени и непогоды досок.

— Это место тишины и встречи, — голос Кэхина был ровным, без интонаций, как если бы он читал техническую инструкцию.

Он вошёл внутрь, и Элис послушно последовала. Кэхин остановился в центре.

—Твоё первое задание. До моего возвращения найди на этом полу зону, где свет иначе. Где ощущение иное. Не глазами. Чувством.

Он посмотрел на неё, и в его ясных тёмных глазах читался не вызов, а скорее холодное любопытство — как отреагирует этот странный, беспомощный в его мире человек на такую абстракцию.

—Не трогай алтарь, — он кивнул в сторону низкого каменного возвышения у дальнего плетня, на котором лежали пучки трав, несколько отполированных речных камней и стояла маленькая глиняная чаша. — Всё остальное — твоё поле для поиска. Я вернусь до заката.

И он ушёл. Бесшумно, быстро, растворившись между деревьями, оставив Элис одну под огромным небом в этом странном, безкрышем святилище.

Элис обвела взглядом пол. Доски, доски, доски. Все одинаково серо-коричневые, все одинаково тусклые под рассеянным светом облачного дня. Никаких «светящихся зон». «Чувством?»— мысленно усмехнулась она. Её научный ум взбунтовался. Наверное, это просто проверка на послушание или какая-то странная шутка.

Прошёл час. Она ходила по периметру, внимательно вглядывалась в каждую щель, садилась на корточки, щурилась. Ничего. Раздражение начало подниматься комом в горле. Она не для того проделала этот путь, чтобы играть в мистические прятки.

И тогда её взгляд упал на доски. На них лежала тончайшая плёнка пыли и лесного сора — хвоинки, крупинки песка. Идея, простая и логичная, оформилась в её голове. Если нельзя увидеть «свет» глазами, нужно очистить «полотно». Может, под слоем грязи скрывается разница в цвете, текстуре?

Найдя у одной из стен деревянное ведро и старый, но прочный ковш, она отправилась к ручью, что журчал неподалёку. Работа закипела. Она мыла пол, тщательно протирая каждую доску тряпкой из мешковины, найденной тут же. Физический труд успокаивал ум.

К вечеру пол, промытый водой и просохший на ветру, сиял чистотой. И он был… абсолютно однородным. Никаких «светящихся зон». Разочарование сменилось досадой, а затем — упрямым азартом.

«Хорошо, Кэхин, — подумала она, садясь на чистые доски и обнимая колени. — Допустим, это не про видимый свет. Допустим, это метафора. Энергия, тепло, что-то в этом роде». Она закрыла глаза, пытаясь «чувствовать». Но в голову лезли только обрывки университетских курсов. «Надо будет вспомнить основы физики,— отметила она про себя, чувствуя, как усталость накрывает её после часов мытья. — Может, здесь есть зона с иной теплопроводностью? Или с особыми акустическими свойствами? Ах, точно!» Идея вспыхнула, как гром среди ясного неба.

Луана положила последнюю тарелку на полку и посмотрела в окно. Была уже глубокая ночь, а Элис не вернулась. Беспокойство, тихое и холодное, скреблось у неё под сердцем. Вождь Атеван уехал на совет в соседнее селение с рассветом и ещё не вернулся. Она спрашивала у соседей — никто не видел городскую девушку после полудня.

Мысль о том, где та могла быть, привела её одной-единственной тропой. К дому шамана.

Окно было тёмным, но Луана, не колеблясь, постучала в дверь твёрдыми, нетерпеливыми костяшками пальцев. Через некоторое время дверь отворилась. Кэхин стоял на пороге, заспанный, накинув на плечи простую рубаху. Его длинные волосы были растрёпаны, но глаза в лунном свете всё так же были ясны и бдительны.

— Луана? Что случилось?

—Девушка, — отрезала старуха, не тратя времени на приветствия. — Элис. Она не вернулась. Ты был последним, кто её видел. Где она?

Кэхин нахмурился, мгновенно полностью проснувшись.

—Я оставил её в святилище на краю леса. Днём. С заданием. Она должна была быть там, пока я не вернусь.

—А ты вернулся? — в голосе Луаны прозвучал укор.

На скулах шамана выступили лёгкие пятна напряжения.

—Нет. Были… дела. Думал, она не выдержит и уйдёт к тебе.

Он бросил взгляд в сторону тёмного леса, а затем на лицо Луаны, и в его глазах впервые за всё время мелькнуло нечто, кроме холодной уверенности — быстрая, острая искра тревоги.

—Ты говоришь, её нет в селении?

— Никто не видел её с тех пор, как вы ушли вместе, — подтвердила Луана, и её голос дрогнул. — А в лесу ночью… Кэхин, она даже не знает, как не наступить на змею.

Кэхин молча отшатнулся в дом, и через мгновение появился уже в обуви, на ходу поправляя в волосах простой кожаный шнур. Его лицо стало каменным.

—Я найду её, — сказал он тихо, но в этих словах была тяжесть внезапно свалившейся ответственности. — Иди домой, Луана. Жди.

Он шагнул мимо неё и исчез в ночи, двигаясь беззвучно и быстро, как тень. Луана смотрела ему вслед, обняв себя за плечи. Страх за девушку смешивался с горькой мыслью: «Вот оно начинается. Тень». И на этот раз тень накрыла не колыбель, а ту, кто пришла со своими глупыми вопросами.