Кошечка (гет)

— Разлилася, разлилась речка быстрая,

Разлилася, разлилась речка быстрая.

Через тую реченьку перекладинка лежит,

Через тую реченьку перекладинка лежит, — пела Александра.

Ибрагим, положив руку под голову, лежал рядом с ней в постели, слушал ее пение, завороженный. Казалось, была в этой песни, в этом пении некая колдовская сила. Ибрагим знал: о чем пелось в этой песне, но только в переводе. (Александра знала итальянский язык). Ибрагим и сам хотел выучить русский язык. Точнее, захотел с появления в его доме этой удивительной рабыни, которая так подозрительно походила на Хюррем, имела голос Хюррем, но не являлась Хюррем.

Воистину чудеса в этом мире еще случались. И одно такое чудо лежало в его постели. Полностью обнаженная Александра напоминала русалку, попавшую в рыбацкие сети. Золотые, слегка вьющиеся волосы красиво спадали на плечи и спину. Грудь, пусть и не такая пышная, как и Хюррем, притягивала жадные взгляды Ибрагима. Мягкие полушария прекрасно помещались в ладонях. (Ибрагим выяснил это опытным путем). Стройный, подтянутый живот Ибрагим не раз покрывал поцелуями. Маленькое колечко в пупке больше не казалось ему варварской причудой.

Александра была стройнее Хюррем, изящнее и, несомненно, беспокойнее. Не могла усидеть на одном месте, находилась в постоянном движении. Не имела степенности, приличествующей знатным госпожам. В лице сохранилась еще некоторая детскость. Хотя Александре уже исполнилось двадцать семь лет, она оставалась полуженщиной, полудевочкой. Так и не повзрослела до конца, хотя Ибрагим уже в семнадцать лет чувствовал себя взрослым мужчиной. Видимо, люди в тех далеких краях взрослели гораздо позже.

Александра имела много загадок, которые Ибрагим хотел бы разгадать. Ибрагим всегда отличался любознательностью. В детстве засыпал родителей вопросами об устройстве мира, но так и не мог добиться ответов, устраивающих его. Ибрагим наблюдал за Александрой с интересом исследователя. В отличие от Хюррем, он не видел в ней врага. Хюррем Ибрагим точно бы не оставил ночью в своей опочивальне. Александра не представляла для него угрозу. Ибрагим не опасался засыпать в ее компании. Знал: она не посмеет ему навредить или бросить ему вызов.

Александра сразу же начала его слушаться, хотя Ибрагим поначалу предполагал, что с новой рабыней возникнут сложности. Сопротивлялась Александра, когда служанкам потребовалось ее выкупать. Александра не терпела чужих прикосновений, однако Ибрагим мог касаться ее везде, не встречая ожесточенного сопротивления. Александра напоминала Ибрагиму маленькую, ласковую кошечку. Во время любовных игр кошечка распускала коготки, царапала спину Ибрагима. Вот и на этот раз остался Ибрагим с расцарапанной спиной.

Но Ибрагиму нравилась страстность пленницы, нравился огонь, горевший только для него. Александра отдавала Ибрагиму всю себя. В его объятьях она сгорала и возрождалась, как феникс. Стыдливости она не знала, готовая без стеснения принять даже самую смелую ласку Ибрагима. Определенно, Ибрагим оказал услугу жениху Александры: спас его от позора и славы рогоносца. Женщина, такая пылкая, такая чувственная, нуждалась в особом контроле. При недостаточной власти мужа она легко могла завести себе любовника или даже нескольких любовников. Слишком был силен огонь, горевший в ней. Огонь, оставшийся без контроля, часто превращался в пожар, сжигающий все на своем пути.

В постели Александры, скорее всего, побывал не один мужчина. Ибрагиму досталась слишком опытная любовница. Но его все устраивало. Кроткие стыдливые девы Ибрагиму наскучили. Ибрагим, познавая ее, нежась в ее объятьях, нашел истинное наслаждение. Ибрагим любовался телом Александры и находил особенное очарование даже в шрамах и царапинах, оставленных на нежной коже. Шрамов оказалось немного, но Ибрагим знал расположение каждого из них. Слишком хорошо успел изучить тело Александры. Теперь бы Ибрагим точно не перепутал Александру и Хюррем. Слишком часто видел Александру без одежды. У Хюррем видел только лицо. Да и не посмел бы Ибрагим смотреть на обнаженную женщину Повелителя. Не решился бы нанести ему подобное оскорбление. Александра принадлежала ему. И Ибрагим, не задумываясь, отрубил бы руки наглецу, посмевшему коснуться ее.

— Будешь с кем-то блудить, убью, — именно так он сказал своей пленнице в их первую ночь. И Александра, несомненно запомнила его слова.

Александра действовала осторожно. Подходила к нему с настороженностью, старалась ступать тихо. Только Ибрагим все равно ее слышал. У него был обостренный слух воина, и Ибрагим легко распознавал по мягким, крадущимся шагам походку Александры. Имелась у Александры еще одна особенность. Она старалась отгородиться от остального мира, уйти в себя. Не всегда.

Бывало, Александра весело смеялась с остальными служанками. Причем смеялась она неприлично громко. К ней в комнату приходили служанки, чтобы послушать удивительные истории. Александра знала много сказок. Неудивительно, что принцесса Изабелла сделала ее своей компаньонкой. Ибрагим со своей новой рабыней отдыхал телом и душой. Александра сделалась его любимицей. Ибрагим наблюдал за ней, учился у нее. Прежде он и не предполагал, что его могла чему-то научить какая-то рабыня.

Однако Ибрагим научился использовать транскрипцию. Он и прежде использовал словари для записи новых слов, но до транскрипции отчего-то не додумался. Также Александра разминалась по утрам в своей комнате. По ее словам, «делала зарядку». Ибрагим даже научился одному упражнению. Отжиманиям. Даже рассказал об этом Повелителю. Ибрагим вполне мог отжаться сто раз, как и Повелитель. У Александры результаты оказались гораздо скромнее. Она могла сделать всего два отжимания и то не от пола, а от тахты.

Ибрагим мог бы для поднятия настроения наблюдать за упражнениями Александры. Только Александра смущалась в его присутствии и сразу прекращала заниматься. Научился Ибрагим у пленницы еще в одной игре. Игра называлась армрестлинг. В эту игру Ибрагим также полюбил играть с Повелителем. С Александрой всерьез Ибрагим в эту игру не играл. Из Александры бы вышла слишком слабая противница. Ибрагима забавляли попытки Александры победить его, прижать его руку к гладкой, полированной поверхности стола. Играть с Александрой в армрестлинг было примерно также, как играть в армрестлинг с Мустафой. Только шехзаде бы Ибрагим, непременно, поддался, а вот рабыне проигрывать не желал.

Правда, все равно проигрывал в шахматы. Знала слишком много комбинаций, ведущих к победе. Видимо, на родине Александры имелись очень искусные игроки в шахматы. Проиграл Ибрагим в шахматы сегодня, поэтому затащил Александру в качестве реванша в постель. Ибрагим часто затаскивал Александру в постель. Бывало, ласкал ее на мягком ковре у камина. Ибрагиму нравилось овладевать Александрой, нравилось ей владеть. Эта женщина была удивительной: она одновременно обладала и женским очарованием, и мужским умом.

Александра не соврала: ей науки давались легко. Ибрагим получал большое удовольствие, обучая такую способную ученицу. Особенно легко давалась ей латынь, но и на турецком она быстро начала говорить довольно бойко. Еще, к огромному удивлению Ибрагима, Александра знала некоторые греческие слова. Так что Ибрагим принялся учить ее еще и греческому. Ему было приятно слышать в своем доме родную речь, пусть даже с не всегда правильным произношением.

Только каллиграфия не давалась Александре. Эта особенность также отличала ее от Хюррем. Вряд ли бы Повелитель любил письма от Хюррем, если бы буквы были уродливыми, на разной высоте, а само бы письмо было перепачкано пятнами от чернил. Александра не умела красиво писать, всегда оставляла кляксы на бумаге. Удивительно, но Александра писала грамотно. Ибрагим не мог придраться ни к неправильно написанному слову, ни к пропущенной запятой.

Александра не делала ошибок при письме. Только писала слишком неумело, небрежно, будто бы прежде ей не часто доводилось пользоваться пером. Александра писала, словно полуграмотная простолюдинка. Вот только отец Александры дал своей дочери хорошее образование, пусть и с недочетами. (Ибрагим так и не смог понять: почему прежде Александру не обучали латыни). Не обучали ее также рукоделию. Александра не умела ни шить, ни вышивать. Интерес к этим типично женским занятиям она не проявляла. Зато любила искусство и понимала красоту.

Статуи в саду нисколько не напугали Александру. К удивлению Ибрагима, Александра назвала все статуи правильно. Удивила Ибрагима потребность пленницы все потрогать, посмотреть ощупать. Причем прикасалась Александра к предметам бережно, видимо, боялась их испортить. Позволял Ибрагим Александре и одежду свою трогать. Каждую пуговицу, узор на дорогой ткани. Потрогала Александра и статуи. Ибрагим внимательно следил за действиями пленницы, но исследовать дом и сад не мешал.

Правда, Александра в саду никогда не оставалась одна. За ней следовали его верные люди. Ибрагим прекрасно помнил, как пленница попыталась от него сбежать. Разумеется, ее догнали. Ибрагим разгневался, поднял уже руку, чтобы ударить пленницу, повалить ее с ног. Ибрагима удержали глаза пленницы. Александра не молила о пощаде, только смотрела на него большими, расширенными от ужаса глазами, в которых Ибрагим увидел невольно себя. Разъяренного, запыхавшегося.

Ибрагим вдруг вспомнил себя в детстве, как будучи еще мальчишкой Тео разозлился на своего брата Нико за какую-то глупую выходку. Он и сам не помнил: какая это была выходка. Слишком много времени прошло. Нико был мягче Тео и лишь немного слабее. Но в тот раз он действительно испугался своего разъяренного брата-близнеца. Тео тогда так и не ударил Нико. Испуганный вид брата усмирил его гнев. Взрослый Ибрагим также помиловал Александру, не стал ее бить. Больше Ибрагим на Александру не замахивался. Александра оказалась понятливой и слишком нежной. Родители ее не трогали. А вот Нико с Тео время от времени попадало от отца. Да и усталая мать могла иногда наградить подзатыльником расшалившихся сыновей.

— Как узор на окне, снова прошлое рядом.

Кто-то пел песню мне в зимний вечер когда-то.

Словно в прошлом ожило чьих-то бережных рук тепло.

Вальс изысканных гостей и бег лихих коней, — запела Александра уже другую песню, отвлекая Ибрагима от его размышлений.

Такой мотив слышать ему не доводилось. Не доводилось и слышать эту песню. Александра пела что-то новое на этот раз. Александра знала много песен. Ибрагим слушал ее, иногда засыпал под пение. Мать когда-то им с Нико тоже пела. Но прошло так много времени. Казалось, прошла целая вечность. Подвижный, ловкий мальчик Тео, сын рыбака Манолиса, умер давно в прошлом. Вместо него родился великий визирь Ибрагим, верный друг и сторонник султана Сулеймана.

Александра этого не знала. Не откровенничал Ибрагим с рабыней, не считал нужным раскрывать ей душу. Только Александра все равно ему отомстила: посмела коснуться его души, проникнуть в нее, а свою душу оставить неприкосновенной. Ибрагим касался ее тела, ласкал Александру, проникал как можно глубже. Он нуждался во власти над этой полуженщиной, полудевочкой.

Ибрагим никогда не намеревался поставить Александру на колени. Это было бы для него слишком легко. Достаточно всего лишь ему приказать, и Александра встала бы перед ним на колени. Без труда, без принуждения. Александра, казалось, ничуть не тяготилась своего рабства. Она с легкостью признала Ибрагима своим господином. Вот только почтение было напускное. Александра словно бы игралась с ним, лишь соблюдала условности, оставаясь в душе по-прежнему свободной.

Ибрагим хотел проникнуть в душу Александры также легко, как он проникал в ее тело. Александра всегда старалась отгородиться не только от него, но и от других людей. Ибрагим с хозяйской бесцеремонностью нарушал ее границы. Перекидывал руку через ее тело, укрывал их обоих одним одеялом, придвигался к ней, удерживал в объятиях. Александра не сопротивлялась. Она никогда не противилась ему, всегда оставалась вежливой. Не только с ним, но и со служанками, и с уста-хатун, старой турчанкой Эмине.

Ибрагим приставил Эмине к пленнице, велел присматривать за ней. Александра все еще оставалась слишком непредсказуемой. Ибрагим помнил также, что Александра умудрилась пять раз попасть в сумасшедший дом. Хотя пленница не демонстрировала никаких признаков безумия, Ибрагим оставался бдительным. Мало ли, что Александре взбредет в голову? Александра, конечно, не начнет войну против него, не посмеет бросить ему вызов, но какую-нибудь выходку устроить может. Не от затаенного коварства, от недомыслия.

За выходку рабыни отвечать придется Ибрагиму. Она была собственностью Ибрагима и была немного не в себе. За свои действия отвечать не могла. За выходки Александры ответ перед Повелителем придется держать Ибрагиму. Какой спрос с безумной рабыни? Александра при недосмотре могла бы создать Ибрагиму немало неприятностей. Но Ибрагим все равно принял бы подарок от Гритти.

Александра оказалась действительно талантлива. Превосходно играла на скрипке. Гритти наверняка отдал немало денег за скрипачку. И Ибрагима злила одна только мысль, что Гритти мог оставить Александру себе, чтобы услаждать свой слух и слух своих гостей дивной неземной музыкой, словно бы созданной ангелами. Нет, Ибрагим не позволил бы Александре остаться в руках этого плута и торгаша. Александре полагалось принадлежать Ибрагиму. Только Ибрагим мог по достоинству оценить красоту ее музыки.

— Зачем ты это сделала? — спросил Ибрагим.

Он не понимал: как можно добровольно навредить себе. Ибрагим с детства привык бороться, жить, всеми силами цепляясь за жизнь. Ибрагим ценил жизнь. Нет, разумеется, он бы, не раздумывая, отдал бы жизнь за Повелителя, умер бы в бою, как воин. Умереть в бою было почетно. Ибрагим ценил жизнь, но и смерти не боялся. Чистой, благородной смерти. Не смерти предателя и изменника. Сама смерть не страшила Ибрагима, его страшил позор.

Александру, похоже, смерть не пугала. Но и жизнью не дорожила должным образом. Так легко готова была погубить свою душу. Да и знала ли она что-нибудь о наличии души у человека? К какой вере принадлежала? И верила хоть во что-то? Ибрагим почему-то считал Александру христианкой. Но Александра не носила креста на шее, не молилась. (Ибрагим, по крайней мере, ни разу не слышал). На шее у Александры висела фигурка кошки. Ибрагим сразу же обратил внимание на необычные глаза кошки. Синие, сделанные не из камня, не из металла. А из чего? Ибрагим сам не знал.

Видел Ибрагим и яркие кружочки на футляре скрипки Александры. Ибрагим поначалу предполагал, что кружочки имели какое-то свое, непонятное для него предназначение. Оказалось, Александре стало скучно и она наклеила эти кружочки, называющиеся стикеры, на футляр скрипки. Получилась, по мнению Ибрагима, редкая безвкусица. Но кажется, Александру все устраивало.

Ибрагим также считал, что носить кольцо в животе было нелепо. Александра считало: кольцо ее украшало. Александра жалела также, что не могла подстричь волосы. Она бы добровольно уничтожила свое богатство. (Волосы и правда были красивые: золотые, слегка вьющиеся, мягкие. Ибрагим любил касаться волос Александры. Эти волосы делали Александру похожей на ангела с картин итальянских художников).

Ибрагим не позволял Александре стричь волосы. Тем более он не позволил бы ей остричься налысо. Даже в детстве ни он сам, ни его брат Нико не стриглись налысо. А вот Александра стриглась. Потому что, по ее словам, замучилась ухаживать за волосами. И платья начала носить только на службе у принцессы, предпочитала носить штаны. Как только родители позволяли ей вытворять такие выходки? Родители Александры не пытались хоть как-то усмирить маленькую дикарку. Александра так и осталась дикаркой в душе. Только теперь за ней следил уже Ибрагим. Ибрагим сумасбродства Александре не позволял. Внешность менять запретил. Ибрагим хотел бы знать, что творилось в голове у Александры. Только Александра, видимо, и сама не знала, что творилось у нее в голове.

— Сделала что? — осторожно уточнила Александра. — Я сделала что-то не так, господин?

— Твоя рука, — подсказал Ибрагим. — Ты себя резала. Ты хотела себя убить. Почему? — потребовал он ответа.

— А-а, это. — Ибрагим уловил в голосе Александры облегчение.

Обычно Александра посматривала на него с опаской. Возможно, видела силу, которой не обладала сама. Ибрагим без труда уже отличал Александру от Хюррем. Александра была мягче, сдержаннее, податливее. Однако не страх делал ее податливой. Александра оказалась более осторожной, знала: чего говорить не следовало. Оставалась вежливой, но в вежливости этой чувствовалась некоторая отстраненность.

Также Александра нуждалась в уединении. Ибрагим также нуждался в уединении, поэтому понял потребность Александры, выделил ей отдельную комнату. Только и здесь не обошлось без странностей. Оказалось, Александра не умела зажигать свечи. Эту особенность Ибрагим обнаружил, когда зашел в комнату Александры. Александра молча сидела на тахте и думала о чем-то своем. Ибрагиму пришлось учить Александру зажигать свечи. Конечно, он удивился очередной странности пленницы. Александра, вероятно, была прежде госпожой, причем довольно изнеженной. Руки ее не знали тяжелой работы. Были слишком слабые, деликатные. Такие руки принадлежали госпоже.

У его матери были совсем другие руки. С более крупными ладонями, натруженные, с шершавой кожей. Мать Ибрагима умела долго и тяжело работать. Родители Ибрагима не имели слуг. Они жили бедно и дружно. Александра, несомненно, жила в более богатой семье. Родители постарались дать дочери хорошее образование. Наверняка нанимали для нее учителей. Выбрали бы со временем для нее достойного и богатого мужа.

Ибрагим же всю жизнь мог прожить в бедности, мог никогда не покидать своего дома и быть вполне счастливым. Однако именно Ибрагим стал хозяином Александры. Бывший раб стал господином, а бывшая госпожа стала рабыней. Так сложилась судьба. Ибрагим не мог (да и не желал) ей противиться. Александра являлась очень ценным приобретением. Ибрагим за столь искусную скрипачку отдал бы, не раздумывая и не торгуясь, немало денег, если бы успел. На такой товар нашлось бы немало покупателей. Гритти сделал Ибрагиму хороший подарок.

Ибрагим хотел бы, чтобы Александра родила ему ребенка. Дочь. У них, определенно, получится смышленая и музыкальная дочь. Ибрагим признал дочку, баловал ее. Да и Александра бы ни в чем нужды не знала. У них могла бы получиться семья. Возможно, когда-нибудь Ибрагим и дал бы свободу своей рабыне. Только опасался Ибрагим заводить ребенка. Выяснилось: хрупка была Александра.

Их лекари оказались слишком искусными. Выхаживали даже самых болезненных детей. Эти болезненные дети вырастали и давали затем потомство. Изнеженным и слабым был народ Александры. Из мужчин этого народа наверняка получались никудышные воины. Ибрагим сомневался, что Александра была русской: русские не были изнеженными людьми. Александра принадлежала к неизвестному Ибрагиму народу. Конечно, на слабый и беззащитный народ должны были часто нападать. Такой народ легко было покорить. Только вряд ли рабов удалось бы далеко увезти.

Рабы эти не вынесли бы неволи, умирали в первые дни плена. Да и не стал бы никто в плен брать слабых мужчин. Из них бы не вышли ни работники, ни воины. Девушек и женщин захватывали бы много. Раз рабыни долго не старели и оставались такими же прекрасными, как и в юности. Но с рабынями этими следовало обращаться осторожно, чтобы довезти их до места назначения. Наверняка родина Александры находилась далеко. Ибрагим еще не слышал о существовании настолько слабого народа. Да и земля, в которой обитал этот народ, должна быть особенно благоприятной для жизни, чтобы и самые слабые могли выжить. Не в райских же садах их поселили?

— Я никогда не пыталась себя убить, господин. Я просто себя резала, — заявила Александра. Беспечно, будто бы это все объясняло. — Порезы обрабатывала спиртом, чтобы не было заражения крови, иначе бы стало совсем весело.

— Значит, тебе было скучно? — предположил Ибрагим, обратив особое внимание на слово «весело». Ибрагим начал подозревать, что не зря Александра пять раз попадала в сумасшедший дом.

— Нет, — Александра покачала головой. — Мне было больно, грустно и одиноко.

— И ты хотела так себя развеселить? — уточнил Ибрагим, не удержавшись от привычной язвительности.

Определенно, следовало сказать Сюмбюлю-аге, чтобы присмотрелся к наложницам Повелителя. Вдруг кому-то из них тоже захочется себя порезать. Да и будущих наложниц следовало отбирать тщательнее. Обычно обращали внимание на красоту девушки, ее здоровье, девственность, разумеется. Будущие наложницы должны были оставаться нетронутыми. Александра уже принадлежала мужчине. Быть может, даже не одному.

Впрочем, Ибрагим брал себя Александру не в наложницы. Вернее, он поначалу так думал. Слишком понравилась ему ее игра на скрипке, но не устоял, захотел большего. Александра неосознанно манила его к себе, вызывала в нем влечение. Ибрагим хотел владеть этой женщиной, чувствовать свою власть над ней. Над Хюррем Ибрагим тоже бы хотел чувствовать власть. Только, в отличие от Хюррем, Ибрагим Александру щадил и не желал сломать, а тем более уничтожить. Александра была интересна ему, как женщина и как собеседник. Ибрагим и не наказывал Александру по-настоящему, не требовал от нее много работать. Заставлял только писать много. Отрывки из трудов античных философов, строки из стихов персидских поэтов. Но разве это наказание? Пусть учится владеть пером и писать аккуратно, не оставляя клякс.

Вот если Александра посмеет впустить себе в постель другого мужчину, тогда будет действительно жестокое наказание. Блуда Ибрагим не потерпит, тем более от той, что принадлежала ему, стала его женщиной. Бесчестья не простит, убьет обоих: и блудницу, и ее любовника. Впрочем, Александре хватало ума оставаться верной своему господину.

— Нет, — Александра мотнула головой. Ибрагим невольно засмотрелся на маленькие, аккуратные полушария груди. Александра никогда не стеснялась наготы. Ей и в голову не приходило прикрыться или одеться. Стыдливости Александра не знала. — Я хотела, чтобы душевная боль ушла. Хотела заменить душевную боль физической, чтобы стало легче.

— Нашла способ, — поддел пленницу Ибрагим. Поддел беззлобно, не стараясь задеть словами. — Да что ты знаешь о лишениях, Александра? — спросил он, слегка сжав подбородок Александры и заставляя приподнять голову. Ибрагим хотел, чтобы Александра смотрела ему прямо в глаза и не отводила глаза. — Думаешь, ты первая, кто лишился дома и потерял семью? — Ибрагим повысил голос. Его злила легкомысленность Александры, ее обесценивание жизни. — Оглянись вокруг. Всегда найдутся люди, которым тяжелее, чем тебе, и которые тем не менее хотят жить. Ты никогда не знала тяжелой работы. Ты всегда имела крышу над головой, тебе не приходилось бороться за жизнь.

Ибрагим вспомнил себя в детстве. Он был напуганным, оторванным от семьи и дома мальчишкой, оказавшимся в трюме невольничьего корабля среди маленьких оборванцев. Да и он сам был оборванцем: маленьким, грязным и злым, готовым бороться за жизнь. Мальчишка Тео не обладал большой силой. В трюме находились пленники постарше и посильнее его. Но маленький грек из Парги всегда был ловок, поэтому получал пищу одним из первых. Он жил, боролся за жизнь, пока умирали другие, более слабые.

Ибрагиму повезло. Его купила добрая, богатая вдова, которая позволила ему учиться. Ибрагим всегда любил учиться. Он впитывал новые знания, словно губка. Губки когда-то его отец добывал с морского дна. Губки эти относили Тео и Нико торговцам, которые охотно покупали товар у двух веселых, улыбчивых близнецов. Ибрагим, бывало, засыпал на нагретом солнцем песке, ожидая отца, отправившегося на своей маленькой лодчонке далеко в море.

Александра наверняка всегда спала на постели. Ей не приходилось спать на земле. Драться за жидкую похлебку и черствый кусок хлеба тоже не приходилось. Кожа Александры оказалась не тронута болезнями. Ибрагим с удовольствием касался стройного, изящного тела. И учил Александру с удовольствием. Слушал и песни. Александра пела много. Ему, служанкам или в одиночестве. Со смехом говорила фразы на иностранных языках. Довольно часто на французском. И называла себя этим труднопроизносимым словом «барышня». Барышни не имели той стойкой воли к жизни, заставляющей преодолевать любые препятствия. Александра бы не выжила в трюме невольничьего корабля без солнца, тепла, чистой воды и хорошей пищи. Она бы умерла одной из первых. Завяла бы, как цветок из дворцового сада, лишенный заботы садовника.

— У каждого есть свой предел, — Александра пожала плечами.

Ибрагим невольно призадумался: а какой предел был у него? Он точно себя резать не начнет. Лучше врагов своих уничтожит и заживет спокойно. Насколько только мог спокойно жить воин. Рано или поздно он умрет. Погибнет в битве, сражаясь за славу Османской империи и славу Повелителя.

— Даже самый сильный человек имеет свои слабости. И железо можно расплавить. Я бы хотела вернуться в детство, — призналась Александра.

Ибрагим слушал ее, желая лучше понимать, проникнуть в душу. Иногда Александра казалась ему такой чужой и непонятной, словно бы она с неба свалилась. Ибрагим всегда любил загадки. Необычность Александры интересовала его. Чем-то Александра отличалась от других женщин. Имелась в ней какая-то загадка.

— Там хорошо, спокойно, не нужно ни за что отвечать. Всегда есть взрослые, которые все знают и любят тебя просто за то, что ты есть. В детстве мы с сестрой мечтали сбежать в страну Неверленд, — рассказывала Александра с мечтательной улыбкой на губах.

Одеялом она прикрылась. Явно не от застенчивости. Наверное, начала мерзнуть.

— Дети там навсегда остаются детьми. В Неверленде обитают русалки, феи и мальчишки-потеряшки, оставшиеся без родителей. А еще можно летать с помощью пыльцы с крыльев фей. Питер Пэн — вождь мальчишек-потеряшек. Мы с сестрой хотели вступить в его отряд и сражаться с пиратами. К сожалению, настоящие пираты гораздо опаснее сказочных. А я никудышный боец, — подытожила Александра. — А во что вы играли в детстве, господин? — спросила Александра.

Ибрагим усмехнулся. Александра имела беззаботное детство. Даже, пожалуй, слишком. Родители баловали ее. Александра творила, что ей вздумается, не опасаясь наказания. Наверное, очень мало детей во всем свете имело такую свободу. Хотя Александра до восемнадцати лет считалась в своем доме ребенком. Не одна Александра. Неудивительно, что в ней и теперь сохранилась некоторая детскость.

Ибрагим бы в семнадцать лет оскорбился, если бы его назвали ребенком. Он уже служил Повелителю, стал его доверенным лицом и был готов убить за него. Убивал за него. Ради шехзаде, Ибрагим, не задумываясь, пожертвовал бы жизнью. Ибрагим с легкой насмешкой подумал, что без труда мог бы обеспечить Александре бессонную ночь. Он и обеспечивал, когда ласкал, набрасывался с поцелуями на тело Александры, а позднее милостиво позволял выспаться днем в ее комнате.

Ибрагиму было достаточно рассказать о военных походах, сожженных селениях, криках и мольбах раненых, жестокостях, сопровождавшихся любой войной, и Александра бы надолго потеряла возможность спать. Ну, или Александре было достаточно увидеть казнь. Быть может, Ибрагим однажды заставит Александру смотреть на казнь преступника. Пусть увидит смерть своими глазами. Может, тогда начнет ценить жизнь больше?

— Я родился в семье грека-рыбака Манолиса. Думаешь, у меня было много времени на игры? — Ибрагим сжал в ладони фигурку кошки, висевшую на шее Александры, повертел в пальцах, рассматривая предмет. Все-таки Гритти подарил ему кошку. Александра, поглощенная страстью, царапала спину Ибрагима во время любовных утех. Коготки распускала. И ласковой его кошечка оказалась. — До десяти лет я жил в Парге, с отцом, матерью и братом-близнецом Нико, — Ибрагим решил рассказать Александре немного о себе. — Мы с Нико помогали отцу ловить рыбу, крабов, собирали моллюсков. Часть нашей добычи мы продавали торговцам. Я любил проводить время на берегу моря и играть на скрипке. А теперь спи, Александра, — приказал Ибрагим, неожиданно для себя рассердившись. — Да оденься уже наконец, бесстыдница. Мне завтра во дворец к Повелителю нужно, и я хочу выспаться.

Александра вылезла из-под одеяла. С наслаждением потянулась. Ибрагим отвернулся. Нагота Александры всегда вызывала в нем желание. Только Ибрагиму требовалась ясная голова на завтра.

— Я любила спать голая летом, когда жара, — разоткровенничалась Александра. — И чтобы котик лежал рядом на подушке. Сыночек мой. Надеюсь, он по-прежнему питается дорогим кормом. Ему обязательно нужен дорогой корм для мягкой и блестящей шерстки.

— Будешь жаловаться и у тебя скоро появится свой сыночек, Александра, — пригрозил Ибрагим. — Уж я постараюсь.

Александра замолчала, разумно не стала ждать воплощения угрозы в жизнь. Привыкла пить отвар, который ей давал Ибрагим, чтобы не было у них детей. Детей Александра рожать боялась, хотя Ибрагим сделал бы все возможное для соблюдения безопасности матери и ребенка. Нашел бы лучших повитух. Ибрагим снова повернулся к Александре через некоторое время, давая ей возможность спокойно одеться. Александра этой возможностью воспользовалась. Прикрыла наготу льняной ночной рубашкой, украшенной кружевом.

— Спи, Александра, — повторил Ибрагим.

Александра послушно легла в постель. Привычно отодвинулась к краешку кровати, отвоевывая себе пространство. Ибрагим пленницу к себе не придвигал. Лишь привычно перекинул через нее руку, давая понять: у кошечки был хозяин и кошечка не могла больше творить, что ей вздумается.