Между здесь и нигде (джен)

— У шизофрении есть свой цвет — цвет пепла, падающего с изнанки неба. Я всё еще чувствую холод пола под ногами, но он какой-то… — уже взрослый Майк запнулся.

Он сидит перед строгим доктором в очках и белом халате — классическом докторе-враче, над которым было невластно время. Светлые кудри, доброе лицо с мягкими чертами, приветливая улыбка, — мистер Смит изо всех сил хотел ему понравиться. Тот держит в руках приятно пахнущий стаканчик черного кофе, дым от которого щекотал ноздри. Майк вздыхает полной грудью. Проклятые часы громко тикали.

— Так какой для вас холод под ногами? — поправив очки, вопрошает мистер Смит.

Холод?

Майк уже забыл о нем. Какой холод, когда его друзья в изнанке погибают?! Он хочет возразить, но быстро прикусил кончик языка и почесался. Он уже много раз пытался донести до них правду, а что толку? Его никто не послушал. Его заперли в этой странной белой комнате в психиатрической лечебнице хрен знает какого штата подальше от пекущихся о своей репутации в обществе родителях и сестре.

Но сестра тоже в изнанке. И почти мертва.

Почему всем плевать на это! Этот псих их убивает! И всем, всем, вообще всем плевать!

Майк сжимает кулаки, и тут же получает снисходительный взгляд от доктора. Если ему и не нравилось поведение столь необычного пациента, то вида он не подавал, из-за чего Майк неясно понимал, что и как нужно говорить этому человеку. Для чего он здесь? Его малочисленные разговоры бесплотны, он не осуждает Майка, а лишь часами рассматривает его лицо, и кажется душу! серыми неприятными глазами скользит по телу змейкой… А Майк боится змей. Очень.

— Мистер Уилер, продолжайте, — сказал мужчина напротив, рассматривая наручные часы у себя на руке.

— Не могу, мне холодно.

Доктор часто задышал. Майку показалось, что именно он здесь здоров, а чертов доктор только притворяется, хотя на самом деле сам чрезвычайно сильно болен. И пусть таблетки, которые дают здесь Майку превращают мозги в жидкий кисель, он все еще в себе. Он чувствует опасность, он чует ложь, он видит, что скрывается с той стороны. Белые стены не спасают от красного марева. Врачи говорят, что это острое психотическое расстройство, вызванное потерей друга.

Майк закрывает глаза. Он не может. Его мутит. Майк зажмуривается до боли, до белых вспышек перед глазами, но это не помогает. Стены палаты облегают словно старая кожа, обнажая гнилое нутро изнанки. Там нет времени, только вечный закат и крики. И часы.

Майкл пытается трясти головой, но тело сковало от страха. Мистер Смит молча наблюдает за его состоянием, что-то иногда выписывая в свой потрепанный красный блокнотик. Его поза расслаблена, руки подносят тертый стаканчик к губам…

Вместо запаха кофе Майк чувствует яркий запах хлорки. Больничный смрад с каждым днем все более невыносим. Часы пробили новое время.

Через несколько минут, наконец поборов неприятную дрожь в конечностях, Майк бормочет что-то о конце разговора, хотя сам до конца не понял и не услышал, что вылетело изо рта. Он качался из стороны в сторону, пока не лег на кровать, свернувшись калачиком. Он снова видит их. Демогоргоны в цветастых пастях носили весточки от своего господина. И всегда это было новое видение.

В первый раз, когда умер Уилл, Майк видел, как тело его друга наживую режут и расчленяют, как чавкают господные твари сытным ужином, как… как… Уилл смотрел на него мутным взглядом потерянного навсегда ребенка.

Однако это был не конец. Это было начало. Кто и зачем издевался над Майком? В чем был смысл таких кровавых распрей? И что было делать десятилетнему ребенку, когда утром надо было идти в школу, а вечером монстры приносили искромсанные куски тел его товарищей.

Майк застонал от отчаяния.

— Пожалуй, мистер Уилер, наша встреча окончена, — безэмоционально произнёс доктор, — я приду к вам в субботу, что скажете?

Но Майк ничего сказать не мог. Его кости дробились в кашу. Во рту стоял уже привычный вкус пепла. Часы громко отсчитывали последние секунды перед встречей с ним.

* * *

Его нечеловеческий смех звучит прямо в основании черепа, перекрывая писк приборов в палате, а раскаты грома в изнанке отдаются прямо в глазах. Те пульсируют, почти выкатываются.

— Посмотри на них, — шепчет голос, холодный, как склизкое щупальце.

Майк видит Дастина. Тот прикован к обломкам трейлера, и кости его ломаются с сухим звуком ветвей. Видит Лукаса, чьи глаза застилает тьма. Видит Одиннадцать — она слабеет, её свет гаснет под тяжестью плоти Истязателя Разума.

— Хватит! Пожалуйста, хватит! — кричит Майк, срывая голос. Его трясет.

Дверь палаты распахивается. Яркий свет бьет по глазам.

— Мистер Уилер, успокойтесь, — звучит сухой голос санитара, — вам снова привиделся кошмар. Это просто галлюцинация. Побочный эффект травмы.

Майк хватает санитара за рукав, его пальцы дрожат.

— Вы не понимаете… они там, они умирают! Дастин… он сломал руку, я слышал хруст! Позвоните им, умоляю!

Санитар лишь вздыхает и записывает что-то в планшет. В его блеснувших глазах лишь жалость, которая ранит больнее ножа. Для них Майк — просто сломанный мальчик, который не смог пережить горе. Для них Хоукинс — просто тихий городок, а все рассказы о монстрах — лишь бред воспаленного мозга.

Этот санитар явно что-то знает…

— Никто не придет, Майк, — снова раздается голос у левого уха, когда дверь закрылась, — они верят им, а не тебе. Ты здесь в стерильном покое. А они — нигде. Ты моей власти. И так будет вечно.

Майк сползает с кровати и бежит к стене. Там он сползает по той на холодный линолеум. Он чувствует на губах вкус соли и крови. В реальности его рука привязана к кровати мягким ремнем, в видении Векна кладет костлявую руку ему на плечо. Граница стерлась. Майк больше не знает, где заканчивается больница и начинается ад, он застрял в пространстве между правдой, в которую никто не верит, и ложью, которая стала его единственным миром.

В Хоукинсе сегодня солнечно. В Изнанке идет дождь из пепла.

Много позже Майк Уилер будет просто смотреть в пустоту, пока очередной разряд тока в кабинете электросудорожной терапии будет выжигать из него единственную истину, которая могла бы всех спасти. Каждый разряд тока генерирует в изнанке толстую алую молнию. А в изнанке всегда гроза.

И без конца и края. Только обрыв. Смерть стала бы для него подарком и спасением.

* * *

Накачанный седативными препаратами он лежит без движения на белом полотне ковра. Перед глазами слишком мутно, картинка расплывается как морская пена на берегу. Майк моргает, но это не помогает.

Так хочется спать…

И он засыпает под звук статики в коридорах больницы.

* * *

— Оди? Оди! — во сне кричит Майк, — ты пришла за мной? Вытащи их, вытащи наших друзей! Ты слышишь меня? Оди! Оди!

Маленькая хрупкая девочка в полной черноте смотрит на него темным глазами ужаса. Расширенные зрачки смотрят на него в изумлении и будто неприятии.

— Оди?

Майк оборачивается. Они одни.

— Оди! Ты слышишь меня? Что случилось?! — кричит Майк, не выдерживая напряжения.

Оди молчит. Она вдруг хрипит, трогает шею и открывает рот. Маленькое тело изгибается, заставляя Майка сорваться с места и побежать к девочке, но едва он касается ее руки, как картинка искривляться, словно волны на воде.

Оди ненастоящая? Призрак?

— Оди! — Майк отчаянно кричит, сжимая руки у груди, от злости комкая больничную одежду.

За что?! За что…

— Оди, ты… — Майк резко разворачивается, и плетется, едва переступая с ноги на ногу, будто на щиколотки привязали тяжелые гири. Каждый шаг по воде оказывается почти невыносим.

Он был покинут всем миром.

— Почему? — шепчет Майкл, — почему?..

Он думал, что Оди пришла его спасти…

В пустынной черноте неизвестности время шло слишком медленно. Он не видел куда идет, не знал даже направления, только беззвучно шел, стараясь не упасть без сил. Сколько надо идти? Поразительная громкая тишина терзала уши, было слишком непривычно переставлять ноги. Голова была пустой и будто стеклянной. Он скоро должен проснуться.

* * *

Майк открывает глаза. Может быть он действительно болен? Может быть ему пытаются помочь? А как же изнанка и монстры?

О господи, помоги.

Он больше не прикован к постели и может встать. В палате сегодня так светло, даже странно, что наконец-то за месяц промозглой погоды солнце вдруг вспомнило о своей роли. Майкл на несколько минут забыл обо всем, что с ним случился и почти вскакивает на ноги, стараясь как можно быстрее засунуть ноги в тапки, чтобы подбежать к окну. И решетки не раздражают как обычно, потому что сегодня такой день! Такой хороший день! Майк посмотрел в окно и в первые за несколько месяцев смог улыбнуться новому дню.

Какое чудесное утро. Вот бы хоть на минутку оказать рядом с друзьями! Майк вспомнил веселую компанию. Как же он скучал по этим идиотам…

Промышленный заунывный пейзаж в окне совершенно не портил настроения. А что там творится? Кто все эти люди? Они работают в больнице? Или просто живут среди фабрик, заводов, и психиатрической больницы? Им нравится здесь?

Майк почесал нос и громко чихнул на всю палату.

— А-а-а, солнце, — шмыгает он, щурясь. Светило безмолвно осталось на своем месте.

Интересно, чем занимается сейчас Дастин? Наверняка решает какую-нибудь задачу по физике или кошмарит преподавателей вопросами. Он ведь всегда так делал. Его друг.

Он бы все отдал за возможность еще хоть раз их увидеть. Он даже не знал, что смог кого-то так сильно полюбить.

Майк тянет руку к солнечному лучику. Так тепло и щекотно. Он шевелит пальцами, радуясь сам не зная чему. Просто весело. Просто один из теплых дней. И, наверное, хороших.

Луч формируется во что-то слишком неясное, но Майк не обращает на это внимание. Он заливисто смеется над собой. Какой идиот! Жизнь ведь так прекрасна!

Позади него едко прошелестело:

— Ты всё еще пытаешься зацепиться за этот мир, Майк?

Он застыл на месте. Сердце быстро застучало в груди. Пол под ногами резко стал холодным.

— Опять ты? — дрожащим голосом спросил Майк, — ты же должен был уйти… ты — мое видение, ты искусственный, ты! Ты! — он запнулся, — пошел вон!

— Ма-айк, — протянул монстр, — обернись, посмотри на меня. Разве я могу быть ненастоящим?

Ему пришлось повернуться. Монстр снова был реален. Цвета ржавчины, весь сотканный из тьмы и древесины, он был так натужно приветлив, что мальчику захотелось зарыдать.

— Зачем ты пришел? — спросил Майкл только спустя несколько минут.

Тот улыбнулся, затем наклонил голову, и его бездонные глаза блеснули. В светлой палате он был темен.

— Твои друзья… они были как звезды, — хвастливо начала говорить хвостатая нелюдь, — но звезды светят лишь потому, что сгорают. И ты был тем, кто подбрасывал хворост в этот костер. Ты называл это любовью. Ты называл это дружбой.

У него помутилось перед глазами. Его друзья… что с ними…

— Что ты с ними сделал, ты, чудовище! — Майк не выдержал и сделал шаг вперед, — учти, если ты причинил им боль, я тебя сам уничтожу! — бесстрашно кричал он монстру в лицо.

Монстр снисходительно посмотрел на мальчика перед собой и произнёс почти по слогам:

— Посмотри правде в глаза. Если бы не ты, они бы просто сдались. Знаешь, в чем истинная ирония? Врачи здесь правы. Ты действительно болен.

Майку показалось, что он по-настоящему сошел с ума. В голове что-то щелкнуло, и он бросился на монстра с дущераздирающими криками. Их разница в росте и массе была значительной, но для подростка это не имело никакого значения. Майк наотмашь размахивая руками, сильно ударил монстра в грудь. Кулак заныл, но его это не остановило. Он бил и бил изо всех сил, пока не почувствовал, что ноги отрываются от пола и он летит вверх.

Теперь он был одного роста со страшилищем. Черные глаза жгли насквозь. Майк помотал головой, рассеивая бред. Такого не может быть. Монстр слишком явный. Это бред.

Это все не может быть по-настоящему.

Монстр хохотал. Его скрипучий едкий для ушей смех показался Майку смертельным.

— Остановись! — закричал он, — хватит!

— Ты просишь меня остановиться, Майк? Ты заперт здесь, потому что мир не может вынести твоей правды. А они заперты там, потому что тебе здесь никто не верит, — монстр захлебнулся новым рокотом смеха.

Майкл в немом ужасе смотрел на существо. Его прошиб пот, ночная рубашка стала мокрой и неприятно липкой, в груди застучало сердце еще сильнее. И даже замутило.

— Нет! — крикнул он изо всех сил.

Монстр вдруг перестал смеяться, поменялся в лице. Майк почувствовал как липкий пот стекает по его спине и попытался отодвинуться в сторону. Бесполезно.

Его замутило еще сильнее.

Чудовище медленно обошло его со всех сторон, трогая костлявым пальцем шею. Он что-то шептал, но Майк уже не мог ничего разобрать, перед глазами встал какой-то странный, и вроде бы знакомый туман. Откуда он его знает? Такое странное чувство…

Майк сглотнул горькую слюну.

— Оставь их мне. Позволь их страданиям наконец обрести смысл в моей вечности. Ты ведь так устал быть сильным… просто закрой глаза, — прошептало чудовище над ним.

И Майк… закрыл глаза.

* * *

Он открывает глаза. Перед ним сидит светловолосый миловидный мужчина в белом халате. Красный блокнот открыт, а ручка замерла над белой страницей.

— Приветствую тебя, Майк. Меня зовут мистер Смит. Как ты себя чувствуешь?