Хроники Реддла (джен)

Гул нарастал всё сильнее, и даже бетонные стены подвала, служившего теперь бомбоубежищем, не могли заглушить его. Из пятидесяти человек, собравшихся здесь, никто не проронил ни слова, лишь самые маленькие из нас испугано всхлипывали в царившей вокруг гробовой тишине. Я сидел на полу, устало привалившись к массивной колонне, подпирающей низкий потолок, прислушиваясь к близким разрывам, и нервно поглядывал на наручные часы: «Ещё 20 минут, всего 20 минут, и у них закончится горючее. Всего 20 минут, и эти чёртовы бомбардировщики уберутся восвояси... 15... 10... Вот уже только 5 минут, и...»

Мощный удар сотряс здание, и нескольких стоявших в тот момент подростков и повалило на пол. Всё моментально пришло в движение: люди вскочили со своих мест, младшие начали плакать, кто-то кричал. В пелене пыли и едкого сизого дыма, заволакивающего помещение, метались силуэты испуганных детей и воспитателей, слышались звуки падающих тел, кто-то матерился.

Я сам не заметил, как оказался на ногах. Проклятье! Похоже, что в царившей вокруг панике никто не обращал внимания на густой дым, медленно заполнявший помещение. С трудом проталкиваясь сквозь толпу, я попытался отыскать кого-то из воспитателей, и почти споткнулся об молодую женщину с короткими светлыми волосами. Она сидела посреди комнаты, закрыв лицо руками и, покачиваясь из стороны в сторону, что-то тихо бормотала себе под нос.

— Мадам Роуз! Мадам Роуз! — нет ответа. — Чёрт побери, Эмили! — я схватил её за грудки и резко встряхнул. Мадам Роуз подняла голову, смотря на меня пустыми, невидящими глазами. — Нам нельзя здесь оставаться! Выводите детей, ещё немного, и мы все тут к чертям задохнёмся! — Девушка снова посмотрела на меня и прошептала: «Умрём... Мы все умрём...» Бесполезно. Оставив воспитательницу на полу, я вновь огляделся и крикнул:

— Мак! — едкий дым попал в горло, и я согнулся в приступе кашля. — Проклятье! Мак, ты где?

— Том! — Сквозь сизую пелену я разглядел, как сквозь толпу ко мне продирается высокий широкоплечий парень лет семнадцати. — Чёрт побери, Том, надо уходить отсюда!

— Я знаю, но, похоже, у Эмили шок. Попытайся организовать этот дурдом пока не раздавили младших, а я открою двери! — Мак молча кивнул, и исчез за завесой дыма и копоти. Прикинув направление я закрыл лицо рукавом и начал пробираться к выходу, то и дело сталкиваясь с слепо мечущимися в чаду людьми. Наконец я добрался до небольшой каменной лестницы, ведущей к выходу во двор. Пулей взлетев по ступеням я нос к носу столкнулся с коренастым темноволосым парнем по имени Теренс, изо всех сил налёгшим плечом на массивную железную дверь.

— Проклятье! — Теренс в ярости сплюнул на каменный пол. — Похоже, что здание над нами обрушилось, и эту чёртову дверь завалило!

— Мать твою! — Мне что, действительно придётся умереть в этом подвале? — Теренс, попробуй найти монтировку или арматурину. Что-нибудь, чем можно поддеть эту дверь! И позови Мака, втроём мы быстрее справимся! Я останусь тут и попробую хоть немного её сдвинуть.

Теренс скептически посмотрел на меня. Действительно, что может сделать тринадцатилетний тощий парень, чего не смог пятнадцати летний силач, но всё же поспешил вниз. Я не питал иллюзий на счёт своих сил, и я точно знал, что в подвале не было никаких арматурин и труб, я лишь хотел спровадить Теренса подальше от входа. Осмотрев дверь, я увидел, что здоровяк сумел-таки сдвинуть её, создав зазор, достаточный, чтобы я мог просунуть туда руку. Вытащив из кармана волшебную палочку, я протиснул её в щель и направил туда, где предположительно был завал.

— Редукто!

Раздался треск разбиваемого дерева и звук падающих камней. Я налёг плечом на дверь и та, протяжно застонав, подалась наружу.

— Мак! Теренс! Дверь открыта, выводите детей!

Жадно вдыхая морозный воздух, я буквально вывалился на улицу и тут же опорожнил свой желудок. Судя по звукам, которые я слышал, многих выбравшихся так же тяжко рвало. Вытерев рукавом рот, я огляделся. Приют горел. Западное крыло, полностью разрушенное, рваной раной зияло на теле здания, в котором догорали обломки сбитого «Спитфайера». Двор был завален горящими обломками, и пламя пожара красными бликами играло на снегу. Я устало привалился к железному забору, достал сигарету и закурил, глядя вечернее небо.

— С Рождеством тебя, Томас Марволо Реддл...

* * *

Я с трудом вырвался из цепких лап сна, и сел на кровати. Струи холодного пота стекали по лицу, тело била мелкая дрожь. Я сделал несколько глубоких вдохов, стараясь успокоится. Давно я не видел этого сна. Пять лет прошло со времени этого дня, и четыре года, как фашисты перестали бомбить Лондон. И почти два месяца, как закончилась война. Но некоторые вещи не забываются никогда.

Я взял с тумбочки часы. Стрелки показывали 3:30 утра. Отдёрнув полог кровати, я встал, достал из кармана висящей на стуле мантии мятую пачку сигарет и тихо вышел в общую гостиную, cел в кресло у всегда горящего камина и закурил.

Я помню, как в тот день, когда в здание приюта врезался сбитый немцами «Спитфайер», я вернулся в бомбоубежище, просто чтобы удостовериться, что все успешно вышли. Дым уже успел рассеяться, и я увидел их. Шесть детских трупиков, лежащих на холодном каменном полу. Кто-то привалился к стене, мёртвые пальцы всё ещё сжимали горло, и рот был приоткрыт в тщетной попытке сделать спасительный вдох, кто-то пластом лежал на каменных ступенях, не успев сделать всего несколько шагов до спасительной двери... Но сильнее всего в мою память врезалась Эльза.

Эльза и её брат Тим попали к нам несколько недель назад, когда во время ночного налёта под завалом погибли их родители. Тиму было девять, Эльзе — одиннадцать. Оба были очень тихими и всегда держались вместе. Наверное, так бывает, когда теряешь своих родных. Но я помню, как красиво Эльза пела на уроках музыки, как светлело тогда её, обычно грустное лицо. Тогда, стоя рядом с пианино, она напоминала мне маленького ангела, спустившегося с небес. Она пела, а Тим улыбался, слушая её...

Они лежали рядом друг с другом, и Эльза обнимала своего маленького брата, укрыв его голову у себя на груди. Они не задохнулись, их просто раздавили во время паники. Помню, как я сидел там, прижимая их головы к своей груди, и просто смотрел в одну точку, пока воспитатели не забрали их у меня и не вынесли на улицу, к остальным погибшим. В тот день я впервые осознал, сколь хрупка человеческая жизнь. И по-настоящему возненавидел тех, по чьей вине они погибли.

Именно тогда я поклялся, что не умру. Не такой смертью, полной отчаяния и безысходности. И никто не умрёт.

С тех пор я сутками проводил в Запретной Секции, тщась найти малейшую зацепку, способную приоткрыть передо мной завесу бессмертия. Четыре года поисков, надежд и разочарований. Три крупных ссоры с Дамблдором, этим консервативным ублюдком, манипулятором, видящим угрозу в любом, кто не хочет плясать под его дудку, любом, кто хочет мыслить сам. Он что, в серьёз полагает, что я не понимал, чего он добивался своими вечными увещеваниями? «Вы потрясающе талантливы, Том! Но не всякие знания несут в себе Свет. Мы должны быть осторожными и жертвовать амбициями ради Высшего Блага! Вы можете достигнуть очень многого, прошу, сделайте Правильный Выбор, иначе вы погубите себя!» Что означает: «Делай всё, что я тебе скажу, или пожалеешь». И этому человеку Диппет хочет передать свой пост! Действительно, зачем ему принимать пост Министра Магии, если максимум через два года он станет директором единственной в Британии магической школы? Он уже сейчас сумел протащить своих марионеток на большинство ключевых постов, а прибрав к рукам Хогвартс, сможет безнаказанно промывать детям мозги идеями Общего Блага. ЕГО блага, если быть точным. Как же я рад, что завтра выпускной...

Я в последний раз затянулся, выбросил бычок в огонь, пробормотал заклинание, очищающее воздух, и отправился в спальню. Надо выспаться, завтра важный день...

Как бы поздно я не лёг, старая детдомовская привычка всё равно разбудила меня ровно в семь часов утра. Несколько минут я лежал, прислушиваясь к размеренному дыханию своих спящих соседей, в надежде снова уснуть, но вскоре сдался и, одевшись, тихо выскользнул из общих спален. Замок, обычно наполненный шумом и голосами сотен студентов, теперь молчал. Учебный год подошёл к концу, и дети покинули эти стены, вернувшись на два оставшихся летних месяца к своим семьям. Теперь здесь оставались только мы, семикурсники, которым сегодня предстояла последняя и главная школьная церемония: выпускной бал.

Я шёл просторными коридорами, залитыми мягкими лучами утреннего солнца, молча прощаясь с величественным замком, ставшим за последние семь лет моим домом. Ведь именно в этих стенах я понял, кто я есть, здесь никто не шарахался от меня, не бросал мне вслед злые, испуганные взгляды, никто не пытался меня побить за то, кем я являлся, за силу, которой я обладал. Наоборот, в школе меня приняли таким, каков я есть, дали мне знания о себе и о мире, которому я принадлежал, а мои таланты вызывали не ужас, но восхищение.

Я шёл мимо пустых классов и галерей, завешанных причудливыми гобеленами, направляясь к месту, которое считал по-настоящему своим. Если Хогвартс был мне домом, то оно стало для меня убежищем, куда не могли пробраться заботы и страхи внешнего мира, местом, дающим мне покой. Поднявшись на третий этаж, я огляделся, и, удостоверившись, что меня никто не видит, тихо скользнул в женский туалет. Внутри было темно и сыро. Я подождал, пока глаза привыкнут к царившему вокруг полумраку, и осторожно двинулся к стоявшим у противоположной стены умывальникам.

— Так-так-так, что у нас здесь? Убийца возвращается на место преступления!

Тихий голос за моей спиной заставил меня подскочить на месте. Я резко развернулся и нос к носу столкнулся с прозрачной женской фигурой, ухмыляющейся во весь рот.

— Чёрт побери, Миртл! Ты досмерти меня напугала!

Привидение озорно хихикнуло и подлетело к завешенному тёмной тканью окну.

— Ты бы видел своё лицо! Такие... ЖИВЫЕ эмоции.

Я облокотился на умывальник, рукавом стирая испарину, выступившую на лбу. Убийца... Да, я был убийцей. Тот факт, что смерть Миртл была лишь несчастным случаем, нисколько не успокаивал. Наоборот, из-за этого я казнил себя ещё сильнее. Как я мог допустить такое? Разве я не понимал, что Ёрмунганд в первую очередь сильнейшее из магических созданий? Да, он никогда не вредил ученикам или преподавателям, да, он был одним из мудрейших созданий, кого я когда-либо встречал, да он был моим другом... Он был моим другом. Именно из-за этого я и перестал воспринимать его, как Ужас Слизерина, не был настороже...

Я очень хорошо помнил тот день. Был канун Хэллоуина, вся школа собралась на пир. Я не любил больших сборищ и шумных праздников, поэтому ушёл с вечеринки практически сразу. Все ученики были в большом зале, веселились и отмечали торжество, и я решил, что Ёрмунганду будет приятно выбраться на поверхность и немного погулять по столь удачно пустующим коридорам. Мы выбрались из пыльного прохода за умывальником, и стали оживлённо обсуждать, чем бы заняться в такой замечательный вечер, не услышав скрипа открывающейся двери кабинки... Женский голос позади нас стал для нас полной неожиданностью. Ёрмунганд всего лишь обернулся на звук, но этого было достаточно. Я мог лишь с ужасом смотреть, как тело молодой когтевранки замертво падает на холодный пол... Больше Ёрмунганд никогда не выбирался на поверхность, но сделанного было уже не вернуть. Миртл погибла из-за моей беспечности, из-за меня, так яростно ненавидевшего смерть...

Потом я часто возвращался сюда, просто стоял, смотрел на место, где лежало когда-то её тело, и думал. Я не боялся, что кто-то застанет меня здесь, девушки боялись посещать комнату, в которой было совершено убийство, да мне было и наплевать. Я бы лишь обрадовался людям, пришедшим арестовать меня. Но однажды меня окликнул знакомый голос.

— Ты мальчишка, тебе нельзя находиться здесь!

Я будто врос в землю, когда смотрел, как сквозь дверь кабинки просачивается знакомая фигура в больших очках-велосипедах. Она сверлила меня глазами, будто забыв, что мертва. Просто девушка, застукавшая парня за неположенным занятием.

— Кто ты такой? Что ты делаешь в туалете для девочек?

Я не знаю, почему ответил ей именно так. Наверное, я просто устал прятаться. Я мог просто уйти, мог наврать ей с три короба, но вместо этого я поднял на неё глаза и сказал:

— Меня зовут Том. Я тот, кто виновен в твоей смерти.

Говорили мы долго. Как оказалось, она ничего и не помнила. Просто пару жёлтых глаз и темноту. Я ждал, что она будет разъярённым духом, жаждущим мести, преследующим меня до самой смерти, что она расскажет обо всём учителям, наконец. Вместо этого она просто болтала со мной, будто это не её застывший труп несли по лестницам, накрыв белой простынёй. Миртл объяснила мне, что после смерти человек начинает иначе смотреть на вещи, а произошедшее с ней было лишь несчастным случаем и ничьей вины тут нет. В итоге она заявила, что не собирается никому ничего рассказывать, потому как никому не интересно, по чьей вине на голову строителю упал кирпич, и довольно грубо прервала мою очередную попытку извиниться. Всё же Миртл пообещала держать девушек подальше от этого места. Метод она нашла весьма оригинальный: закатывала истерики каждый раз, когда кто-либо входил в комнату, и периодически затапливала туалет.

Когда нашли её тело, авроры смогли установить, что причиной смерти стало магическое существо, но всё ещё терялись в догадках. Вот тогда я и сдал им Хагрида. Я знал, что полувеликан завёл себе ручного акромантула, и держит его в школе. Я намекнул Диппету, где нужно искать. Зачем? Я пытался убедить себя в том, что гигантский паук не менее опасен, чем василиск, и я лишь предотвращаю новые смерти, что Дамблдор вытащит Хагрида, ведь тот был гриффиндорцем и любимчиком старика, что благодаря этому школа не будет закрыта... Но где-то в глубине души я понимал, что просто боялся. Боялся, ответственности за свою беспечность, боялся возмездия. Проклятье! Не будь в замке Дамблдора, я бы, возможно, покаялся Диппету, но старый интриган... Ёрмунганда бы точно не пощадили, а я не мог предать своего друга. «Трусость — это самый страшный из грехов», — говорил пятый прокуратор Иудеи. Эта цитата дамокловым мечом висела надо мной, но я ничего не мог исправить. БОЯЛСЯ исправить...

— Том, с тобой всё в порядке? Том!

Холодное прикосновение призрака, будто ледяной водой, окатило меня, вырывая из тягостных воспоминаний.

— Прости... Я задумался.

— Это ты прости, что напомнила обо всём. Когда ты мёртв, как-то забывается, что воспоминания бывают тяжёлыми.

— Всё в порядке, Миртл, правда. Я просто задумался. Знаешь, ведь сегодня мой последний день в Хогвартсе. Собственно, я зашёл попрощаться.

— Да? Так скоро... Значит, Диппет отклонил твоё прошение?

Я досадливо кивнул.

— Он считает, что 18 лет — слишком юный возраст для учителя.

— В чём-то он прав... Хотя, конечно, жаль, что ты так быстро нас покидаешь. Чем думаешь заняться после выпуска?

— Путешествовать. Разыскать родных. Займусь исследованиями... Попытаюсь снова получить тут должность, когда наберусь опыта.

— Тогда я буду ждать тебя здесь.

Я оторвался от умывальника. Миртл... Будет ли ещё у меня друг, подобный ей? Глядя ей в глаза, я протянул руку и дотронулся до призрачной щеки. Пальцы словно онемели, по предплечью побежали мурашки, но мне было наплевать.

— Спасибо, Миртл... За всё.

Она молча улыбнулась мне и поплыла к своей кабинке.

— Я буду ждать тебя, Том...

* * *

Проводив Миртл взглядом, я повернулся к умывальникам. Быстро найдя нужную мне раковину, я сосредоточился, нужно было настроиться на язык змей, и прошипел:

— Откройся!

В ответ раздался гул ветра, блуждающего по старым трубам, и медная раковина со скрежетом ушла в стену, освобождая узкий проход, заканчивающийся широкой трубой, уходящей почти вертикально вниз. Я сделал глубокий вдох и шагнул в раскрывшуюся бездну. Ветер ударил в лицо и в ушах засвистели его потоки, заглушая грохот закрывающей проход раковины.

Я скользил по склизкой трубе, уносясь всё глубже под землю, заваливаясь на бок на крутых поворотах, и, наконец, достиг дна, вылетев из круглого каменного отверстия, располагавшегося в метре над полом тёмного коридора старого, всеми забытого подземелья. Встав на ноги, я отряхнул мантию и огляделся. Стоило мне сделать шаг вперёд, как красивые каменные лампы в виде змеиных голов вспыхнули зелёным пламенем, освещая мне проход. Чертоги Слизерина признавали своего хозяина.

Я узнал об этом месте совершенно случайно. Нет, я, как и все, слышал легенды о Тайной Комнате, но относился к ним скептически: подобные легенды были у каждого относительно старого здания, а столь древняя твердыня, как Хогвартс просто обязана была иметь по меньшей мере дюжину подобных приданий. Даже приют, в котором я вырос, имел свои истории, начиная от призраков, живущих то ли на чердаке, то ли в подвалах (тут среди наших любителей загадок не было единого мнения), и заканчивая легендой о том, что именно это здание являлось местом собраний членов Порохового заговора, и даже домом самого Гая Фокса, отошедшем Короне после казни заговорщиков. Я получал огромное удовольствие, разговаривая с особенно рьяными искателями приключений, выдвигавших порой совершенно невероятные теории касательно местоположения и свойств тайных чертогов Основателя, но не верил в них ни минуты. Жизнь полна иронии. Ведь именно я, в конечном итоге, открыл Тайную Комнату и узнал о наследии, оставленном мне великим предком, от которого я, как оказалось, вёл свой род.

Всё началось однажды вечером, когда я, в очередной раз, засиделся в библиотеке. Час был уже поздний, и большинство учеников разошлось по своим гостиным, готовясь отойти ко сну. Я уже заканчивал свою работу в Запретной Секции, когда до меня донёсся тихий голос, идущий, казалось, из ниоткуда.

— Тот, в чьих жилах течёт кровь великого Салазара, прими своё наследие. Приди ко мне, Говорящий! Возьми власть, дарованную тебе по праву крови...

Услышать ночью странный голос, находясь при этом в одном из самых мрачных мест замка... Сказать, что мне стало не по себе, значит напускать на себя ненужную браваду. Не знаю даже, чего я больше испугался: возможного сумасшествия, или того, что я не сошёл с ума, и голос действительно существует. Немного успокоившись, я рассудил, что раз я нахожусь в замке, построенном великими чародеями, то не стоит удивляться необычным явлениям. Кроме того, голос, хоть и звучал жутковато, вовсе мне не угрожал, напротив, предлагая принять какое-то наследие, а значит волноваться мне, вобщем-то, не о чем. Кроме того, неизвестный обращался ко мне «Говорящий», из чего следовало, что всё послание было сказано на парселтанге. Этим я ещё больше укрепился в убеждении, что обращался незнакомец именно ко мне — парселтанг редкий дар, обладают которым весьма немногие волшебники, и других, кроме меня, в Хогвартсе точно нет. По этому я довольно спокойно принял это приглашение, прошипев в пустоту:

— Я слышу твой зов, Неизвестный. Открой мне моё наследие.

— Следуй за мной, Наследник. — Произнёс голос, переходя на шипение, и стал удаляться от меня. Быстро собрав свои вещи, я последовал за чуть приглушённым свистом. Шёл я довольно долго, пока свист не привёл меня к женскому туалету. Какое-то время я боролся с неловкостью, стоя у входа, но шипение становилось всё настойчивее, и я, наконец, решился. Убедившись, что в коридоре никого нет, я проскользнул в дверь и остановился у раковин.

— Открой проход. — сказал неизвестный и затих.

В замешательстве я стоял перед умывальниками, совершенно не понимая, какой именно проход я должен открыть, пока не заметил едва заметную змейку, изображённую на одном из них. Решение созрело довольно быстро, и я тихо прошипел:

— Откройся.

Дальше было стремительное падение и тёмный коридор, тускло освещённый магическим пламенем, величественный чертог и ОН. Я хорошо помню, как впервые увидел обладателя голоса, звавшего меня.

Величественный василиск, более древний, чем стены замка, служившего ему пристанищем, медленно переползал через залу и огонь играл на его чешуе зеленоватыми всполохами. Я никогда не видел более величественного и страшного зрелища, чем это. Василиск назвал мне своё имя: Ёрмунганд. Я знал это имя. Великая Змея скандинавов, опоясывающая собой земной мир. Трудно было найти иное сравнение, глядя на столь могучее создание. Ёрмунганд рассказал мне о моём предке, встретившем его в топях Исландии, давшем ему имя и создавшем эти чертоги, и о тайнах, которые они хранят. Он показал мне библиотеку Слизерина, хранившую в себе бесценные труды, его покои и лаборатории, скрытые за огромной каменной головой, изображавшей, как мне сказал Ёрмунганд, предка самого Салазара.

С тех пор я спускался сюда почти каждую ночь, читая древние гримуары, изучая алхимию, либо беседуя с Великим Змеем, рассказывавшем мне о жизни Основателя и о временах, более древних, чем сама История.

И вот теперь я в последний раз прошёл знакомым коридором, войдя в древние покои Слизерина. Ёрмунганд ждал меня, свернувшись кольцами в центре залы.

— Ты пришёл, Говорящий.

— Я пришёл попрощаться. Сегодня я покину эти древние стены и отправлюсь в большой мир.

Ёрмунганд склонил голову и посмотрел мне в глаза.

— Тяжело сбрасывать старую кожу. Но она давит, не давая мне вздохнуть, и я скидываю её без сожаления, чтобы вырасти и обрасти новой.

Я положил руку на голову василиска.

— Мне будет не хватать тебя, старый друг. Но однажды я вернусь сюда, и мы снова встретимся.

Змей тяжело вздохнул, свернулся поплотнее, и замолчал.

Я тщательно осмотрел библиотеку и лаборатории, собирая необходимые книги, ингредиенты и магические приборы, которые могли пригодится мне в дальнейшем. Эх, жаль, что нельзя забрать всё это с собой. Ёрмунганд был прав, трудно сбрасывать кожу, к которой ты так привык...

Закончив сборы, я в последний раз оглядел чертоги, мысленно прощаясь с ними, и поспешил на выход. Ёрмунганд уже ждал меня перед выходным люком. В молчании мы поднимались наверх. Достигнув, наконец, прохода, я благодарно положил ему руку на голову.

— Прощай, Великий Змей. Мне будет не хватать тебя.

Ёрмунганд поднял свои глаза.

— Прощай, Наследник. Я буду скучать по тебе.

Я вернул умывальник на место, убедился, что за дверью никого нет, и поспешил в гостиную. Нужно было готовиться к церимонии.

Гостиная представляла собой Содом и Гоморру. Девушки носились туда-сюда, выбирая наряды, делая причёски, или просто засыпая друг друга всевозможными советами. Парни, хоть и вели себя поспокойнее, тоже спешили наложить на себя лоск, громко обсуждая, что лучше подойдёт к их парадной мантии: классический галстук, или всё же бабочка. Не без труда миновав эту полосу хаоса, я пробрался к камину, где в удобных креслах расположилась компания выпускников, игравших в шахматы и старательно делавших вид, что им нет никакого дела до царившей вокруг суматохи. Преодолев последние несколько метров, я кинул свою безразмерную сумку под столик и сел в любимое кресло с красивыми резными подлокотниками.

— Могу я узнать, где тебя носило? — спросил высокий длинноволосый блондин, делая очередной ход.

— Бродил по школе, Абрахас. — Уклончиво ответил я. — Даже не верится, что сегодня наш последний день в замке...

— Это точно. — Протянула стройная брюнетка, уютно устроившаяся перед самым камином. — Мы ещё не уехали, а я уже скучаю.

— А вот я совсем не скучаю... — Абрахас ухмыльнулся, его пешка только что скинула с доски зазевавшегося вражеского коня, — ... По этому сборищу маглорождённых тугодумов. Без обид, Том.

— Просто ты всё ещё не можешь простить Стэнли Крамеру своего поражения в той дуэли. — усмехнулся коренастый черноволосый юноша, сидевший в кресле напротив, выдвигая вперёд своего слона. — Кстати, тебе шах.

— Он заехал мне в нос! — Возмущённо вскрикнул блондин. — Это слабо соотносится с понятием «магическая дуэль».

— Однако он выиграл. «Победа любой ценой», знаешь ли. Какая разница, как он это сделал? Важен результат. Ходи давай, не задерживай.

— И всё равно, проиграть грязнокровке, да ещё и победившей таким маггловским способом…

— Мистер Малфой у нас — голубая кровь! — Хихикнула девушка. — Только иногда она слишком сильно ударяет ему в голову.

Абрахас нахмурился, и зло посмотрел на неё.

— Зато достопочтенное семейство Блэков, похоже, страдает излишним либерализмом. Арктурус, тебе нужно лучше следить за своей сестрой.

Брюнет сладко потянулся и сделал глоток из стоявшего рядом кубка.

— За ней уследишь! Метропа любого соглядатая в порошок сотрёт, да скормит голодным гиппогрифам.

— Кто, я? — Метропа мастерски состроила на лице совершенно невинное выражение. — Как ты мог подумать обо мне такое? Я же сущий ангел!

У камина повисло секундное молчание, после чего все весело рассмеялись.

Ещё около часа мы провели, потягивая подогретое вино и непринуждённо болтая, пока Арктурус, достав свои карманные часы, не заявил:

— Однако мы засиделись! Советую всем начать сборы, если мы не хотим опоздать к церемонии.

Метропа тут же вскочила на ноги и убежала в женскую половину, крикнув на ходу, что будет ждать нас у большого зала в пять часов, а наша троица отправилась в мужские спальни. Как любит говорить Малфой: «Светские рауты — сборище позёров и сплетников, а значит выглядеть на них нужно блестяще. Надо же как-то доказывать своё превосходство!»

Остаток дня мы потратили на сборы и приведение себя в надлежащий вид. Даже Абрахас, презрительно относившийся к торжественным мероприятиям, с явным удовольствием крутился перед зеркалом, примеряя всё новые комбинации своего парадного облачения. Арктурус, хоть и относился к приёмам гораздо проще, тоже не отставал от него, всячески экспериментируя с пробором своих непослушных волос. Я же, не имея за плечами опыта своих титулованных друзей, просто уложил волосы гелем и, убедившись в готовности единственной своей парадной мантии, своим покроем напоминавшей классический маггловский смокинг, веселился, глядя на то, как Малфой решал, какая рубашка подойдёт под цвет выбранной им мантии, с таким видом, будто от его решения зависела судьба всего человечества.

— Вашу бы энергию, да в мирных целях... — не сдержал я смешок.

— Ты просто не понимаешь. — Абрахас недовольно наставительно поднял вверх палец. — На торжественных приёмах очень важно выглядеть идеально. Как же иначе...

— ...Доказать своё превосходство над кучкой болтливых снобов, собравшихся там. Плавали — знаем.

— А коли ты знаешь, зачем спрашивать? — Арктурус, закончивший, наконец, приводить в порядок свои волосы, сел в кресло рядом со мной. — Хотя, по-моему, наш общий друг просто ищет оправдание своему очередному приступу нарциссизма. — Уже тише добавил он.

— Эй, я всё слышал! — Донёсся до нас возмущённый окрик откуда-то из-под вороха невероятного количества рубашек, мантий и брюк, вызвав у нас приступ гомерического хохота.

Когда все приготовления были, наконец, закончены, мы покинули общие спальни и присоединились к торжественно разряженной толпе выпускников, двигавшихся по направлению к Большому Залу. Я шёл, с некоторой завистью поглядывая на наряды своих друзей. Абрахас, одетый в шикарную тёмно-зелёную мантию и чёрную шёлковую рубашку с золотыми запонками выглядел потрясающе. Костюм Арктуруса, хоть и похожий на мой, был сшит на заказ и выглядел куда более изящно. Да и сами они, наученные многолетним опытом выхода в свет, держались как настоящие лорды, излучая собой величие и уверенность. Куда до них бедному сироте с сомнительным происхождением…

Мы миновали затор на лестнице и я, отбросив мрачные мысли в сторону, зашагал к массивным дверям Большого Зала Хогвартса, выискивая в толпе нарядно одетых девушек Метропу.

— Проклятье, да где она? — Арктурус озадаченно рыскал взглядом по шумному сборищу, пытаясь найти свою сестру. — Обещала же, что встретит нас здесь ровно в пять! Копуша.

— Блэк, успокойся. Отыскать кого-либо в этой толпе не легче, чем найти единорога в Запретном Лесу. — Абрахас положил руку на плечо друга. — Да вот же она!

Метропа стояла у стены, призывно маша нам рукой, куда мы и устремились, протискиваясь сквозь бурный поток торжественной молодёжи.

Выглядела она… обворожительно. Облегающее платье цвета изумруда выгодно подчёркивало достоинства её изящной фигуры, на шее блестело колье из тёмного , в тон серьгам, золота, а непослушные локоны, выбившиеся из собранной в тугой пучок причёски, придавали ей какое-то особенное очарование. Арктурус удивлённо посмотрел на сестру.

— Как ты смогла добраться сюда так быстро? Лестницы же просто битком забиты.

— Я, в отличии от вас, умею собираться вовремя. Складывается впечатление, что вы тут девушки, а не я. — Метропа гордо вскинула голову, намереваясь продолжить тираду, но встретив три тяжёлых взгляда, осеклась.

— Воспользовалась проходом за доспехами у выхода из подземелий.

— Ах ты чёрт! — Малфой стукнул себя по лбу. — Как же мы о нём забыли?

— Ладно, чего уж там. Давайте-ка двигаться, церемония сейчас начнётся. — Сказала Метропа и, взяв под руки меня и Арктуруса, устремила нас в распахнувшиеся двери.

* * *

И прежде величественный, сегодня Большой Зал просто поражал воображение. Привычные столы факультетов были убраны, уступив место множеству маленьких круглых столиков, на подобие тех, что встречаются в летних кафе, разноцветные знамёна сменились длинными белыми полотнами, ниспадавшими вдоль стен, у которых стояло множество канделябров, ярко освещавших всё помещение, а над нашими головами кружились весёлые стайки магически созданных белых голубей. Наша компания расположилась за одним из столиков в центре зала, откуда открывался прекрасный обзор на места преподавателей и кафедру, где уже стоял профессор Диппет, с улыбкой оглядывавший нарядных молодых людей, собравшихся здесь сегодня в последний раз.

Когда все, наконец, расселись, директор поднял руку, призывая нас к тишине и начал свою речь.

— Я рад приветствовать всех, кто собрался здесь в этот замечательный вечер! Я помню, как семь лет назад вы впервые переступили порог этого замка, и каждый из вас был полон надежд и предвкушений. Семь лет вы постигали здесь таинства магии, переживали первые поражения и первые победы, находили друзей и врагов, соперничали и любили. Сегодня пришла пора, когда вы покинете эти стены и войдёте в новый мир. Но где бы вы ни оказались в будущем, какие бы взлёты и падения не уготовила вам судьба, знайте: школа не забудет вас. И вы не забывайте о ней и том времени, когда вы делали первые шаги по большому пути, именуемому жизнью. Удачи вам, выпускники! Теперь это ваше время!

Зал утонул в громе аплодисментов. Многие поднялись со своих мест. Девушки плакали и даже преподаватели то и дело смахивали слезу, глядя на своих бывших учеников. Когда овации отгремели, старый профессор снова взял слово.

— Так же я хочу сообщить, что не только вы сегодня покидаете это волшебное место. Я решил оставить совй пост директора и посвятить остаток своих дней семье и книгам, работу над которыми я столь долго откладывал. Прошу вас поприветствовать моего приемника, вашего преподавателя трансфигурации, профессора Дамблдора!

Зал снова заполнили овации, а я погрузился в раздумья. Что же будет дальше? Теперь, когда Дамблдор получил такую власть? И эти разговоры о его грядущем назначении на пост главы Визенгамота… Чем же придётся пожертвовать обществу ради Всеобщего Блага, идеями которого старик так одержим? В конце-концов, именно эти слова начертаны в твердыне Нуменграда. В этот момент я был готов поверить в слухи о дружбе между ним и Гриндевальдом, упорно ходившие в дни, когда Дамблдор ещё не заточил колдуна в его собственных казематах. Что-то назревало. И мне это не нравилось.

Тем временем Дамблдор уже вышел к кафедре и, крепко пожав руку Диппету, обратился к залу.

— Для меня является огромной честью то высокое доверие, которое профессор Диппет оказал мне, назначив своим преемником. Я искренне надеюсь, что не разочарую вас, и с честью буду нести знамя Хогвартса, держа его так же высоко, как и многие до меня. Уверен, нас всех ждёт прекрасное будущее!

Снова раздались рукоплескания, но Дамблдор вскинул руку, призывая к тишине.

— И сейчас я, как новый директор школы чародейства и волшебства, с великим удовольствием хочу вызвать сюда ученика, по праву доказавшего, что упорный труд и вера в светлые… — В этом месте он слегка запнулся, но быстро взял себя в руки и продолжил. — …В светлые идеалы позволят каждому достичь немалых высот, покорённых им всего за семь лет обучения в этой школе. Позвольте же мне вручить почётную медаль, а так же именную табличку за особые заслуги перед школой лучшему ученику выпуска, Томасу Марволо Реддлу!

Я поднялся с места и прошёл через зал к директорской кафедре, сопровождаемый очередной порцией аплодисментов. Дамблдор надел мне на шею красивую золотую медаль на атласной ленте, и вручил табличку, с выгравированным на ней моим именем. Демонстративно подняв табличку над головой, я вернул её новому директору, после чего мы крепко пожали друг другу руки.

— Удачи тебе, Том. — Тихо сказал мне Дамблдор. — Надеюсь, ты всё сделаешь правильно.

Я сошёл с кафедры и вернулся на своё место, где меня уже ждали улыбавшиеся во весь рот друзья.

— Ну привет, герой! — Арктурус шутливо толкнул меня в плечо. — Дай на медаль посмотреть.

— Что тут скажешь? Лорду — лордово! — Хмыкнул Абрахас.

— Хватит уже называть меня так! — Чёрт же меня дёрнул надиктовывать то эссе самопишущему перу! — Хотя, «Лорд Волдеморт»… Знаешь, а что-то в этом есть.

— Ага, звучит здорово. Ладно, хватит болтать, сейчас будут выступать деканы.

В целом, речи деканов мало чем отличались от выступления директора, разве что профессор Слизнорт долго рассуждал о важности поддержания связей между нами в дальнейшем. Через час, когда новый декан Гриффиндора, профессор МакГонагал, закончила своё послание выпускникам львиного факультета, начался пир. Вино лилось рекой, и Большой Зал быстро заполнился гулом изрядно повеселевшей молодёжи, активно обсуждающей свои планы на будущее, последние сплетни, квиддич и наряды девушек.

Когда все, наконец, наелись, столы отъехали к стенам, и на появившейся в центре залы эстраде заиграл оркестр. Начались танцы, и я был приятно удивлён, когда наряду с волшебными исполнителями прозвучали произведения Фрэнка Синатры, Глена Миллера и других популярных маггловских музыкантов. Натанцевавшись вдоволь, мы переместились к ближайшему столику, чтобы немного отдохнуть.

— Ты приедешь в Малфой-мэнор этим летом? — Спросил меня Абрахас, потягивая вино.

— Я не знаю. Сначала я должен буду вернуться в приют, нужно оформить документы на выписку. Заодно попытаюсь добиться разрешения на просмотр своего личного дела.

— Ты считаешь, что имена родителей тебе что-то дадут?

— Кто знает? Возможно, мой отец ещё жив. Я пришлю тебе сову, когда всё выяснится.

— Только не делай глупостей. — Арктурус неожиданно серьёзно посмотрел на меня. — Что бы ты ни узнал, не предпринимай ничего, не посоветовавшись с нами. Абрахас, твой отец не будет против, если мы с сестрой погостим у вас этим летом?

— Ничуть. Строго говоря, он намекал, что хочет встретиться со всеми нами после церемонии. Странно.

— Что именно? — Метропа удивлённо вскинула бровь.

— Он темнит. — Абрахас нахмурился. — Сказал только, что собирает нас для обсуждения какого-то важного дела.

Эти слова заставили меня почувствовать себя неловко. Если члены знатнейших родов магической Британии соберутся для обсуждения важных семейных вопросов, то моё присутствие при них будет проявлением как минимум неуважения.

— Так может мне не стоит приезжать? Не хотелось бы путаться под ногами.

— А вот это и есть самое странное. Отец не возражает против твоего приезда. Напротив, он настаивает на твоём непременном присутствии. — С минуту Абрахас молча смотрел, как вино играет в его бокале. — Похоже, он хочет предложить тебе вступить в наш Род.

Меня будто громом поразило. Вступление в Род… и в какой род! Малфои играли важнейшую роль в политической жизни Британии едва ли не со времён Якова I, и являлись одним из богатейших родов в Англии. Если сэр Эдмунд хочет принять меня в семью, значит я произвёл на него прекрасное впечатление! Или он знает обо мне то, чего ему знать не следовало. Так или иначе, нужно быть на стороже. При всём моём уважении к Абрахасу, сэр Эдмунд не из тех, кому можно довериться, не прикрыв, как следует, свои тылы.

— Это лишь мои догадки, но я бы не советовал тебе тянуть с визитом. — Продолжил, тем временем, Абрахас.

— И это не объясняет то, зачем ему понадобились мы. — Арктурус, как и я, был встревожен происходящим. — Ты прав, всё это очень подозрительно.

Какое-то время все молчали, потягивая вино и размышляя над столь неожиданными новостями, а я боролся с желанием ещё раз навестить Ёрмунганда и разузнать, что он думает об этой ситуации, советы мудрого змея могли бы придтись весьма кстати. В конечном итоге, я решил как следует изучить всё, что связано с магическими родами и особенностях, связанных с вступлением в них, благо нужных книг у меня было предостаточно, и держать ушки на макушке. Кто знает, чего можно ожидать от главы коварнейшего из родов…

Празднование продолжалось до глубокой ночи и к утру усталые, но довольные выпускники в последний раз вернулись в свои спальни. Я же, помня о своей привычке к ранним пробуждениям, ложиться не стал, гуляя остаток ночи по территории вокруг замка. Когда же первые лучи восходящего солнца обагрили гладь озера, я закончил своё прощание с Хогвартсом и вернулся в гостиную. Там меня ждал сюрприз в виде пьяного в стельку Абрахаса, развалившегося на полу рядом с диваном, и то и дело бормотавшего во сне что-то невразумительное. Я усмехнулся про себя, представляя, что сказал бы сэр Эдмунд, увидев наследника древнейшего рода Малфоев в таком состоянии, и перетащил бесчувственное тело своего друга обратно на диван. Блондин издал протестующее мычание и пробормотал что-то о том, чтобы проклятые вейлы оставили его, наконец, в покое, но вскоре затих. Я же, явственно представляя в каком состоянии будет Абрахас, когда проснётся, вытащил из своего неприкосновенного запаса бутылку настоящего шотландского, (по крайней мере в этом уверяла надпись на этикетке) виски, купленного мной на деньги с моих многочисленных летних подработок, до которых не добрались ушлые воспитатели, сел в своё любимое кресло у камина, и стал ждать, предвкушая цирк под названием «явление Малфоя». К моему удивлению, ждать пришлось не долго. Вскоре с дивана донёсся сдавленный стон и чертыхания, свидетельствовавшие о том, что Абрахас пришёл в себя. Я налил в стакан немного виски и подошёл к своему другу.

— Осознаёшь всю глубину своего падения? — Криво усмехнулся я. — Вот, держи. Лучшее средство от похмелья.

Абрахас пробурчал что-то в ответ, но стакан принял, залпом осушил его, и перекосился.

— Что, Салазар побери, это такое?!

— Магловское виски. Лучший способ побороть похмелье — это выпить стаканчик чего покрепче.

— Это понятно. Я спрашиваю, где ты достал такую чудовищную дрянь?

— В Лондоне, разумеется. На бутылке написано, что это настоящее шотландское виски двухлетней выдержки.

— Вот сам и пей эту отраву.

— хозяин-барин. — Я плеснул немного золотистой жидкости в свой стакан и сделал глоток. — А что, не так уж плохо. А ты страдай, страдай, привереда.

Абрахас пробормотал что-то на счёт глупых маглов с их дешёвыми подделками благородных напитков и идиотов, покупающих подобное пойло, подошёл к столику, и налил себе ещё.

— Так-то лучше. Лечись, давай.

— Раз уж выбирать не приходится... — Блондин скорчил кислую мину и сделал глоток. — А знаешь, ты прав. Пить можно.

Разумеется, Шотландией в бутылке не пахло и в помине, но всё же это было виски, и полчаса и три стакана спустя Абрахас почувствовал себя гораздо лучше, и удалился в ванную, приводить себя в порядок. Через пару минут дверь в спальню открылась, и из неё вышел изрядно помятый Арктурус.

— Мерлинова борода, да чтоб я ещё раз мешал коньяк с вином и пивом... Думал, так и вырублюсь в обнимку с унитазом...

— А не надо что попало в рот совать. — Сказал я, скромно умолчав о том, что пару лет назад сам накачался подобным образом с парой ребят из приюта. — Виски?

— Пропади. Не могу даже смотреть на спиртное. — Арктурус кое-как пересёк комнату и плюхнулся на кресло рядом со мной. — Ты видел Абрахаса? Его нет в спальне.

— Их сиятельство отключилось прямо здесь. В ванной, умывается.

— Утро доброе, мальчики! — В гостиной появилась Метропа, сверкавшая, как новый кант. — Почему такие хмурые?

— С чего ты взяла, что оно доброе? — Проворчал Арктурус, всё ещё боровшийся с приступами тошноты.

— Оставь свою сестру в покое. Хоть кому-то сегодня хорошо. Кстати ты чего такая радостная?

— Ты ещё спрашиваешь? Я еду домой!

— Мерлиновы кальсоны, да не ори ты так! — Взмолился Арктурус. — Всё, я иду в лазарет, выпрошу чего-нибудь реанимирующего.

— Вот и иди, алкоголик несчастный, и не порть мне хороший день.

Всё ещё бормоча ругательства, Арктурус вышел из гостиной, постепенно заполнявшейся страдающими похмельем выпускниками. Кое-кто с завистью косился на моё виски, и я поспешил убрать бутыль от греха подальше.

Когда самодовольный и резко посвежевший Абрахас вышел, наконец, из ванной, я вылез из кресла, и мы отправились собирать свои вещи.

— Хорошо выглядишь. Час назад на тебе просто лица не было. — Заметил я, запихивая книги в сумку.

— Мастерство не пропьёшь. Ты же не думаешь, что я могу предстать перед отцом в таком жалком виде? Между прочим, где Блек? Камины откроются уже через час.

— В лазарете, ищет антипохмельное зелье.

— А нечего всякую гадость в рот совать. Слышал я вчера его излияния, аж в дрожь бросает. Идиот.

— Ага, сам-то ты весь белый и пушистый. — Сказал Арктурус, заходя в комнату. — Скажи-ка, кто тебя вчера до спален на себе тащил? Ещё ведь и приставал ко мне, поганец.

— Так это был ты?! — Закричал Абрахас, густо краснея.

— Я, я. Ты такие деферамбы мне пел, а сейчас? Вот так всегда. Вечером ты красавица, достойная кисти Санти, а наутро — пьяным идиотом обзывают.

— Расскажешь кому-нибудь — задушу. — Абрахас покраснел настолько, что сейчас больше напоминал помидор. — Я думал, что разговариваю с девушкой!

— Вот и я о том же. Не волнуйся, не расскажу. Но шантажировать буду.

— Ах ты...

— Всё, господа, тема закрыта. — Заявил я, пресекая скандал в зародыше. — До отъезда осталось меньше часа. А у нас ещё конь не валялся.

Дальнейшие сборы прошли в молчании, хотя Абрахас всё ещё дулся, кидая на Арктуруса злобные взгляды, но вскоре поостыл. Когда сборы были закончены мы дождались Метропу, всё ещё копавшуюся в своих вещах, и двинулись в Большой Зал, превратившийся сегодня в вокзальную площадь — если для учеников путешествие на поезде было традицией, то без пяти минут взрослые и аттестованные маги предпочитали более быстрый способ перемещения, да и гонять Хогвартский экспресс лишний раз никто не собирался, так что дирекция решила просто создать несколько временных каминов, дабы быстро разослать своих бывших учеников по домам. Продравшись сквозь толпящихся у каминов студентов, мы отыскали тот, что предназначался для выпускников Слизерина и заняли очередь на отправку, ожидая, когда профессор Слизнорт назовёт наши имена.

— Блэк, Арктурус!

— До свидания, ребята. — Попрощался брюнет, пожимая нам руки.

— Увидимся в Малфой-мэноре, Блэк. — Напомнил Абрахас. — Не забывай, отец хотел поговорить о чём-то.

— Да, я помню. Ну всё, я побежал. — Блэк кинул в камин щепотку летучего пороха. — Площадь Гриммо, 12!

Вспыхнуло зелёное пламя, и Арктурус исчез.

— Блэк, Метропа!

— Пока, мальчики! — Метропа поцеловала нас в щёки и скрылась в камине вслед за братом.

Вскоре отбыл и Абрахас, ещё раз напомнив мне о визите в своё поместье, уже начинавшем казаться мне походом в логово к мантикорам, и я в одиночестве стал дожидаться соей очереди. Наконец зелёное пламя отправило домой Эрика Освальда, и профессор Слизнорт вызвал к камину меня. Я бросил в камин горсть летучего пороха и сделал шаг в изумрудное пламя, выкрикнув:

— «Дырявый котёл»!

Последнее, что я услышал, перед тем как покинуть Хогвартс был шёпот профессора Слизнорта.

— Удачи тебе, Том.

* * *

Я вышел из «Дырявого котла» на улицу и осмотрелся. В городе кипела жизнь. Время было довольно раннее и сотни мужчин и женщин спешили на учёбу, работу, возвращались домой с ночных смен, или просто слонялись по городу, гадая, чем бы заняться в этот погожий день. Приют, в котором я вырос, располагался не так далеко от волшебного бара, так что я не стал ловить такси, решив немного прогуляться. Последние семь лет большую часть времени я проводил в Шотландии, и всякий раз, когда я возвращался, передо мной представал новый Лондон, совершенно не похожий на предыдущий. Шумный и весёлый, разрушенный, но не сломленный, лечащий старые раны и готовящийся к новым боям... Каждый раз он менялся, но всегда оставался всё тем же старым Лондоном, не изменяя своей древней сути. Вот и сейчас, идя вдоль шумных улиц, я с удовольствием вдыхал тот неповторимый аромат старины, о котором с таким упоением писал Чарльз Диккенс. Город отвечал мне лёгким бризом и мягкими лучами солнца, игравшими со мной в солнечные зайчики.

Пройдя ещё две улицы я повернул за угол и остановился перед большими кованными воротами сиротского приюта. Само здание — огромный старый дом, сложенный из прочного камня, хоть и оброс за годы многочисленными кирпичными и деревянными пристройками, всё ещё грозно возвышалось над старыми клёнами небольшого садика, разбитого перед главным входом, навевая тёмный, неосознанный страх, липкими щупальцами опутывающий каждого, кто имел неосторожность смотреть на него достаточно долго. Вот и я, глядя в тёмные окна этого мрачного дома, невольно вздрогнул, вспоминая те тяжёлые, страшные годы, что я провёл в этих стенах. Вздохнув, я выбросил окурок своей сигареты на мостовую и в последний раз прошёл через тяжёлые железные ворота детского приюта миссис Кроул. Поднявшись по каменным ступеням на крыльцо, я трижды постучал в массивные дубовые двери. Вскоре я услышал торопливые шаги, лязгнул замок, дверь открылась, и я увидел старую седую женщину в старомодном платье, изучающее смотрящую на меня.

— Томас? Так ты вернулся. — Произнесла женщина тоном, ясно говорившим, что моё возвращение сюда не было поводом для радости.

— Здравствуйте, миссис Кроул. — Холодно ответил я. — Мне нужно лишь забрать свои документы.

— Что ж, — в голосе миссис Кроул звучало облегчение, — входи, Том.

Мы поднялись вверх по старой деревянной лестнице, отчаянно скрипевшей при каждом моём шаге, и вошли в кабинет управляющего. Я редко бывал здесь, и теперь с интересом стал оглядываться по сторонам, пока миссис Кроул искала нужные бумаги в большом секретере в углу. Кабинет представлял собой просторную комнату с письменным столом посередине. Вдоль стен располагались массивные канцелярские шкафы, сами стены украшали портреты бывших хозяек этого заведения, живо напоминая мне о директорском кабинете в Хогвартсе. В дальнем конце кабинета располагалась дверь, ведущая, как я понял в спальню. Ещё раз осмотрев кабинет, я остановил свой взгляд на самом, пожалуй, большом шкафу в помещении, помеченном табличкой: «личные дела подопечных». Как зачарованный, я сделал несколько шагов в его сторону, когда услышал голос миссис Кроул, заставивший меня вздрогнуть от неожиданности.

— А вот и твои документы, Том.

Я рассеяно посмотрел на бумаги, протягиваемые мне пожилой леди, стараясь взять себя в руки. Взяв документы, я подошёл к большому письменному столу и поставил нужные подписи.

— Здесь, вот тут, и ещё вот здесь... Всё, Том, теперь ты больше не являешься подопечным нашего приюта. Вот, возьми своё свидетельство о рождении и эту справку. Ты можешь идти.

Я забрал предлагаемые мне бумаги и спрятал их во внутренний карман своей куртки, вновь сверля глазами заветный шкаф.

— Даже не думай об этом, Томас. — Холодно произнесла миссис Кроул, проследив за моим взглядом. — Есть чёткие инструкции, ты не можешь получить своё личное дело.

— Но почему нет? — Я был в отчаянии. — Разве я не имею права знать, кто мои родители?

— Сожалею, но нет, Том. — Ответила мне она всё тем же ледяным голосом.

— Дай мне эти бумаги. — Процедил я. Отчаянье во мне угасло, уступая место холодной ярости. Эта старуха, стоящая передо мной, всегда ненавидела меня. Это с её молчаливого согласия меня постоянно избивали задиры постарше, доводя меня до отчаянья, а когда я смог дать им отпор, превратила меня в изгоя. Она ненавидела меня за мою силу, считая её ненормальной. Это она пыталась представить меня сумасшедшим, таская меня по врачам, настраивая против меня воспитателей и других детей. Кто дал ей право распоряжаться моей судьбой? Скрывать от меня имена моих родителей? Это МОЯ семья, не её! Кто она вообще такая, чтобы стоять у меня на пути? Жалкая магла, считающая ненормальным всё, что она не могла понять, или чего была лишена сама!

— Дай. Мне. Эти. Бумаги. — Я слышал себя будто со стороны. Этот чужой, холодный, лишённый всяческих эмоций голос, который, однако, без сомнения принадлежал мне, нёс в себе ужас, силу, которой нельзя было противостоять. Я понял, что уже держу в руке палочку.

Похоже, что это почувствовала и миссис Кроул. Побледнев, она сделала несколько шагов назад, но собрав остатки мужества, крикнула:

— Не смей угрожать мне! Ты получил то, что хотел, убирайся отсюда! Убирайся, я не хочу больше видеть тебя!

Ярость и ненависть полностью захлестнули меня, но я больше не сопротивлялся этому. Я купался в них, чувствуя, как невероятная мощь высвобождается из этих эмоций, проникая в меня и насыщая мою магию, пробуждая во мне новые силы.

— Нет, старуха, я получил ещё не всё. — Вновь заговорил я своим новым, страшным голосом, полностью осознавая теперь свои действия. — Ещё не всё, но ты сейчас дашь мне это. Империо!

Яркая вспышка озарила кабинет. Миссис Кроул стояла передо мной, и её пустые глаза смотрели на меня, ничего уже не выражая.

— Отдай мне моё досье.

Короткий кивок, и вот старуха уже протягивает мне нужную папку, извлечённую ею из запертого на замок ящика стола. Минуточку! Почему моё личное дело лежало в ящике её стола, а не в шкафу или в архиве? Что-то тут было не так, и мне это не нравилось. Молча оттолкнув с дороги безвольное тело своей бывшей хозяйки, я подошёл к столу, и начал перебирать лежащие в нём бумаги. Искомый документ я обнаружил в том же ящике, где хранилось моё личное дело — кусок пергамента, исписанный размашистым, до боли знакомым мне почерком: «Уважаемая миссис Кроул! Спешу уведомить вас о том, что Ваш подопечный, Томас Марволо Реддл, успешно закончил Школу Чародейства и Волшебства «Хогвартс», и сейчас направляется в Ваш приют. Я рад, что Вы выполнили все свои обязательства в отношении этого юноши, однако я хотел бы попросить Вас о том, чтобы мистер Реддл не имел возможности увидеть своего личного дела, ибо его содержимое имеет чрезвычайно важные сведения, от знания которых мне хотелось бы его уберечь. Разумеется, я позабочусь о достойной оплате Ваших усилий. Искренне Ваш, директор Школы Чародейства и Волшебства «Хогвартс», Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор.» Здесь же лежала тугая пачка десятифунтовых банкнот.

Злость достигла своего предела, и я выплеснул её, испепелив письмо на месте. Так вот кто стоял за этим! Старый прохиндей снова решил, что может просто так манипулировать людьми, скрывая от них правду! «Чрезвычайно важные сведения», как же! Он просто хотел, чтобы я, не получив здесь ответов на свои вопросы, пришёл к нему, дав старику отличную возможность взять меня в оборот. Злорадно ухмыльнувшись, я открыл своё досье, выискивая глазами сведения о своих родителях. Имя отца, Том Реддл, ничего не сказало мне, однако имя моей матери заставило меня задуматься. Метропа Маркс... Имя не говорило мне ничего, а вот фамилия была знакома. Кажется, в книге «Магические рода Британии» упоминались некие Марксы, ведущие свой род от самого Слизерина, наследником которого я являлся... Как бы то ни было, я решил ещё раз проверить эти сведения, благо в Малфой-мэноре наверняка имелся экземпляр «великих родов». Переписав оба имени в блокнот, лежавший на столе, я вырвал страницу и спрятал её в карман. Немного поразмыслив, я уничтожил своё личное дело и повернулся к миссис Кроул, всё ещё стоявшей рядом со мной, отрешённо глядя в пространство.

— А теперь, старуха, пришло время нам попрощаться. Обливиейт!

Заклинание вышло очень мощным, наверняка стерев не только воспоминания о сегодняшних событиях, но, возможно, и память обо всей её жизни, но меня это не беспокоило. Я лишь усмехнулся иронии, постигшей миссис Кроул — провести остаток своих дней в сумасшедшем доме, куда она так старалась отправить меня...

Я ещё раз осмотрелся, проверяя, не забыл ли я чего-либо, сунул деньги, посланные Дамблдором себе в карман, и вышел из здания приюта. Отправляться к Малфоям нужно было уже завтра, а ещё хотел найти себе жильё в Лондоне.