Не надо плакать (гет)

В Хогвартсе распитие спиртных напитков было строжайше запрещено. Это знали профессора, это знали все ученики, это знали даже привидения и кошка мистера Филча. К счастью для гриффиндорцев, пароль от их Общей гостиной был известен только им, так что миссис Норрис и завхоза, они здесь могли не бояться. Привидениям все преграды были нипочем, но они были существами на редкость неболтливыми. Да и вряд ли их можно было удивить какой-то банальной вечеринкой-попойкой: призраки на своем веку повидали и не такого. Пожалуй, единственным человеком, которого гриффиндорцам с бутылками огневиски стоило бояться, была их декан, профессор МакГонагалл. Но сегодня, в такой замечательный день, когда квиддичная команда Гриффиндора разгромила команду Слизерина с преимуществом в 250 очков, даже строгую шотландку можно было списать со счетов. В том, что профессор сейчас тоже праздновала победу родного факультета, не сомневался никто!

Народу в Общую гостиную Гриффиндора набилось много, сливочное пиво и огневиски лились рекой. Вокруг стоял невообразимый шум, все говорили громко и одновременно, девчонки визжали и смеялись, парни орали что-то грозное и оглушительно хохотали.

Невилл со страхом посмотрел, как Симус Финниган большими глотками опустошает свой стакан с огневиски, и поежился. Его собственный стакан, который он сжимал в руке, был почти полон. Выпить его целиком он пока не решался, лишь сделал два малюсеньких глотка. Огневиски Невилл попробовал сегодня первый раз в жизни, и так и не понял, что такого в нем находят остальные ребята. Жидкость обжигала язык и горло.

Невилл заметил Гарри Поттера, вяло отбивающегося от дюжины хихикающих девчонок. Когтевранки, пуффендуйки и, собственно, гриффиндорки норовили то и дело дотронуться до него, и рукава поттеровского свитера выглядели уже порядком растянутыми. Невилл помахал другу рукой, сочувственно улыбаясь. Гарри махнул в ответ и попытался выбраться из осады, отгородившись столом с напитками.

Невилл Лонгботтом вздохнул. Интересно, как это, быть Гарри? Конечно, неправильно полагать, что жизнь Мальчика-который-выжил наполнена только развлечениями и девушками, но… Невилл долго думал, мечтает он оказаться на месте однокурсника, или лучше оставаться собой. Он так и не пришел к однозначному выводу, хотя этот вопрос он задавал себе уже не один десяток раз. Страшно, до ужаса страшно было подумать, что он, Невилл, мог бы оказаться на месте Гарри в минуты смертельной опасности. Взять хотя бы события минувшего лета в Министерстве Магии. Невилл не был уверен, что смог бы противостоять или хотя бы связно думать, столкнувшись лицом к лицу с Тем-кого-нельзя-называть.

Гриффиндорец заметил, что Гарри разговаривает с Джинни, и вздохнул. Если бы девушка так же нежно взяла его за руку или погладила по волосам… Чем Мерлин не шутит, он бы попробовал сразиться с Волдемортом!

— И это было бы последнее, что я сделал в своей жизни, — пробормотал Невилл, мужественно сделав большой глоток огневиски. Жидкий огонь разлился по горлу, медленно стек по пищеводу в желудок, и парень закашлялся так, что брызнули слезы. Тыльной стороной ладони вытерев глаза и поставив стакан на столик, Невилл начал протискиваться сквозь толпу к выходу из гостиной. Голова кружилась. В горле саднило. Очень сильно хотелось тишины и свежего воздуха.

«Кажется, у меня получилось напиться. Всего двумя глотками», — думал Невилл, прислонившись к стене коридора. На нем были рубашка и вязаный жилет, но даже сквозь одежду спиной он чувствовал холод камней. Длинноносая дама с портрета на противоположной стене кокетливо поправила шляпку и улыбнулась парню.

Невилл начинал понемногу приходить в себя, голова уже перестала кружиться, а звон в ушах поутих. Наверное, стоило бы вернуться к себе в спальню, но там наверняка будет очень хорошо слышен весь шум вечеринки. А здесь тихо, ни звука не пробивается из-за портрета Толстой Дамы. Вот если бы он умел правильно использовать Заглушающее заклинание, тогда был бы шанс уснуть. Жаль, что и попросить некого. Гарри вышел из гостиной прямо перед ним, наверное, «герой дня» желал спрятаться подальше от назойливых поклонниц, а если он сам не захочет, чтобы его отыскали, никто и не отыщет. Симус и Дин уже настолько пьяны, что последствия будут непредсказуемыми, а Рон вряд ли знает это заклинание. Остальных просить было попросту стыдно.

Невилл неторопливо пошел по коридору. До отбоя еще целый час, а Снейп так близко от гриффиндорского гнезда не бывает в это время. Вот после отбоя он только и делает, что караулит, вдруг кто-то из гриффиндорцев гуляет по замку в ночное время.

Из ближайшей классной комнаты послышались довольно громкие голоса, но разобрать, кто и о чем разговаривал, было невозможно. Дверь распахнулась, и оттуда, чуть не сбив Невилла с ног, выскочила раскрасневшаяся Лаванда Браун. На ее лице сияла улыбка, и девушка, не обращая внимания на остановившегося рядом гриффиндорца, торопливо побежала по направлению к Общей гостиной. Голоса за дверью не утихали, наоборот, они стали еще громче. Меньше, чем через минуту, дверь снова распахнулась, и в коридор выбежала Гермиона Грейнджер. Она кинулась в противоположную от Лаванды Браун сторону, и не заметила отпрянувшего к стене Невилла. Парень мельком увидел ее залитое слезами лицо и пришел к выводу, что случилось нечто ужасное. За шесть лет учебы Лонгботтом никогда не видел лучшую ученицу Хогвартса, бегающую по замку в слезах. Наверняка, причина была более чем серьезная. А вдруг ей нужна помощь?

— Найти бы Гарри, — пробормотал Невилл, торопливо направившись в ту сторону, где за поворотом скрылась Гермиона. Девушки нигде не было видно, и парень уже решил, что никогда ее не найдет, но тут заметил, что дверь класса Заклинаний слегка приоткрыта.

Гермиона сидела за дальней партой, спиной к двери, спрятав лицо в ладонях. Даже отсюда было видно, как содрогаются от рыданий ее плечи.

Невиллу редко доводилось находиться в компании плачущих девушек, вернее, совсем ни разу. А уж как их утешать и о чем разговаривать с ними, он и понятия не имел. Но все когда-то надо делать в первый раз. Он, осторожно ступая, подошел к ней, внутренне обмирая: а вдруг она сейчас накричит на него и прогонит? Вдруг эти слезы — что-нибудь слишком личное для нее. А если наоборот, не прогонит? Неизвестно даже, что будет тяжелее сделать — уйти или остаться с плачущей девушкой наедине. Что же делать?

«Надо подобрать какие-нибудь слова…» — гриффиндорец наморщил лоб, пытаясь вспомнить, как его утешали в детстве, когда он плакал. Говорил ли кто-нибудь что-то особенное? Но память не спешила придти к нему на помощь, слишком давно это все было.

А она здесь и сейчас, сидит, съежившись, на стуле и плачет, всхлипывая, не замечая ничего вокруг. Так близко, на расстоянии вытянутой руки. Если бы она знала, как он сейчас отчаянно трусит, стоя у нее за спиной. Невилл приблизился еще, теперь он был в шаге от нее и, решившись, положил руку ей на плечо. Небо не упало на землю, дыхание не остановилось, и Гермиона не сбросила его руку и не закричала на него. Невилл нашел в себе силы открыть рот и произнести единственное, что крутилось у него в голове:

— Гермиона, пожалуйста, не плачь.

Вышло достаточно тихо и неуверенно, но слова отчетливо прозвучали в тишине пустого класса.

Девушка вздрогнула, всхлипнула, а потом неожиданно развернулась и уткнулась лицом ему в живот, вцепившись руками в его вязаную жилетку. Невилл машинально положил другую руку на ее второе плечо. Она дрожала всем телом, и парень погладил ее, неловко проведя ладонями по обтянутым вязаной кофточкой плечикам. Девушка была мягкая и удивительно теплая. Вот бы еще она не плакала. Животу тоже было тепло, то ли от выпитого огневиски, то ли от прерывистого дыхания девушки — гриффиндорец не мог понять. Наверное, все-таки от огневиски.

Что же ее так расстроило? Наверное, к этому причастна Лаванда Браун, недаром она была в той же комнате. А чего могли не поделить девушки? К тому же гриффиндорки. Ладно бы, одна из них была со Слизерина, тогда все было бы предельно ясно. Наверное, Гарри и Рон сразу бы угадали, в чем дело. Но у нее сейчас есть только Невилл. Кстати, почему друзья ее не ищут?

— Изв-вини, Н-невил, — из размышлений гриффиндорца вывел ее запинающийся голос. — Я испачкала тебе жилетку.

Девушка отстранилась от него и медленно вытерла слезы. Она вроде бы успокоилась, стала дышать ровнее, и больше не всхлипывала.

Невилл провел рукой по животу, где темнело пятно:

— Высохнет, — тихо сказал он.

Гермиона посмотрела прямо ему в лицо. Глаза у нее были красивые, даже, несмотря на то, что покраснели от слез. Они были цвета… Невилл не знал названия такого цвета. Очень похоже на темный сладкий мед, который бабушка подавала на стол к блинчикам. Вот если бы здесь было светлее, тогда бы он смог разглядеть ее глаза лучше.

Невилл почувствовал, как отчего-то начинают гореть щеки. Похоже, они стали такими же красными, как и у Гермионы.

— Спасибо, — она отвернулась и тяжело вздохнула, вставая. — Наверное, надо идти в гостиную, уже поздно.

— Там вечеринка и очень шумно, — рассеянно заметил парень. А потом решительно вытянул вперед руку и снова дотронулся до ее плеча, поражаясь собственной смелости. Он уже делал это раньше, так чего терять? Теперь бы не запнуться, пытаясь донести до нее уже приготовленные слова:

— Что произошло, Гермиона? Я могу чем-то помочь? Тебя кто-то обидел, да?

— Это… Рон, — тихо ответила Гермиона, по-прежнему не глядя на него.

Рон? Рон Уизли? Ошарашенный этим признанием Невилл смотрел на девушку, как будто ожидая, что она улыбнется и скажет «шутка». Ведь Рон… он же… ее друг! Зачем он ее обидел?

И тут он вспомнил, Рон с Лавандой целовались на вечеринке как одержимые. То есть, это все из-за них и из-за их поцелуев? Гермиона расстраивается, что Рон предпочел ей… Ох! Как Рон мог предпочесть кого-то Гермионе? Такой замечательной, смелой, доброй, умной Гермионе Грейнджер!

А если так, то почему Гермиона настолько сильно расстроилась. Несомненно, Рон хороший парень, добрый и храбрый… Но Невилл представлял себе, что Гермиона будет с кем-то… ну, более храбрым и добрым. Совсем чуть-чуть «более», ведь Рон Уизли тоже хороший парень. «Чуть-чуть более» — это, например, Гарри Поттер. Ведь Гарри и Гермиона всегда казались такими… созданными друг для друга, что ли. И вот…

И зачем Рон при всех целовался с другой девушкой, если знал, что это увидит Гермиона? Ну конечно, он знал, как она отреагирует. Они же лучшие друзья — «Золотое Трио», и все друг о друге знают! Как Рон мог так поступить? Наверное, это все ошибка… Большая ошибка. Ошибка Рона Уизли.

— Гермиона, пожалуйста, не плачь из-за него. Он этого не стоит, — пробормотал Невилл, искренне надеясь, что его голос не дрожит.

— Что ты говоришь, Невилл?

Она уставилась ему прямо в глаза. Как сердито смотрит.

«Мерлин! — подумал Невилл. — Я же ее друга только что…»

— То есть… ты неправильно все поняла, — неуверенно начал оправдываться гриффиндорец. — Он хороший парень. Просто ты… В общем, не надо плакать. Слез он не стоит. Да. Слез — не стоит!

Его голос к концу маленькой тирады стал звучать все увереннее, и Невилл почувствовал, что готов отстаивать свое мнение до конца. В конце концов, он же действительно прав!

Реакция Гермионы потрясла его: девушка всхлипнула и, крепко обняв Невилла руками за шею, заплакала, уткнувшись лицом ему куда-то над ключицей.

Невилла раньше никогда не обнимали девушки, особенно плачущие. Бабушка, конечно же, не в счет.

Гермиона была теплой и так очаровательно пахла, чем-то вкусным и домашним. А ее мягкие волосы приятно щекотали ему подбородок и шею. Невилл начал растерянно гладить ее по спине, бормоча про себя, сам не понимая что. Не то извинения, не то слова утешения — все сразу, так что получалось какая-то ерунда.

— Что ты сказал?

Ее вопрос застал его врасплох. Она медленно отпустила его шею, и теперь смотрела на него. Глаза ее блестели от слез. Девушка стояла так близко к нему, что, наверное, если бы в комнате было светло, он бы смог разглядеть каждую ее ресничку и веснушку. Невилл и сам не понимал, что он говорил, а как еще и объяснить это девушке… Язык, словно присох к горлу. «Наверное, сейчас выгляжу полным придурком», — подумал Невилл. Что же он говорил-то? Что он думал? Наверное, надо просто говорить то, что думаешь.

— Ты очень красивая, — сказал он быстро и застыл, удивившись, как ему вообще хватило смелости это сообщить. Это прозвучало совершенно не к месту, он это понял по ее чуть расширившимся от удивления глазам. Посчитав, что сказал что-то неприличное, Невилл покраснел и поспешил загладить неловкость.

— Поэтому не должна плакать. Вот, — будто бы закончил он свою мысль и, как загипнотизированный, уставился на ее губы. Вот еще мгновение — и эти губы вынесут ему приговор. Но она неожиданно улыбнулась. Очень добро и ласково, и Невилл почувствовал, что в этот момент мог бы создать лучшего своего Патронуса.

— Спасибо, Невилл, это очень приятно.

Как красиво говорят эти губы, и такие хорошие слова! А он, кстати, все еще обнимает ее, и его руки лежат на ее спине. Но никакая сила не заставила бы теперь его убрать их. Как было бы здорово никогда вообще не отпускать ее, ведь она такая красивая, добрая и умная, и ее покрасневший носик — тоже самый прекрасный носик в мире. Может, это все сон, навеянный огневиски? Ведь еще каких-то пятнадцать минут назад он сидел в шумной гриффиндорской гостиной и мечтал о том, чтобы рядом с ним была девушка. И обещал себе взамен этого сразиться с Волдемортом. Кажется, этот миг настал? А если за дверью его уже ждет Волдеморт или кто-то из Пожирателей Смерти… Что ему терять? Может, это его последний шанс — умереть счастливым.

«Только бы голова не закружилась еще сильнее», — искренне пожелал Невилл, чувствуя, что иначе точно упадет.

Он наклонился к девушке, чувствуя, как холодеют ноги, и руки становятся ужасно влажными. Неожиданное препятствие в виде столкнувшихся носов не остановило его, и Невилл все-таки дотянулся до ее губ. Они были соленые от слез, влажные и очень мягкие.

Невилл не умел целоваться, он никогда никого раньше не целовал в губы, только в щечку — маму, когда навещал ее в больнице, или бабушку. Людей не целовал, а вот жабу…

Был у него такой опыт, в котором он ни за какие галеоны мира никому бы не признался. Перед первым годом в Хогвартсе, дядя Элджи подарил ему жабу Тревора. И в первую же ночь Невилл украдкой вынул питомца из аквариума и, зажмурившись, чмокнул в большой жабий рот. Он уже не помнил, на что рассчитывал — на превращение Тревора в принцессу или на то, что польщенная жаба начнет исполнять его самые заветные желания. Кажется, с того самого момента Тревор пытается все время от него сбежать…

«Но как можно сравнивать Тревора с Гермионой Грейнджер», — ужаснулся Невилл. Пусть он просто стоял, прижавшись к ее губам своими губами, боясь пошевелиться. И пусть его нос упирался сейчас в кончик ее носа, и это было очень неудобно — ничего, он потерпит, лишь бы не упустить ни мгновения этого чудесного поцелуя.

«А вдруг ей неудобно? Конечно же, ей неудобно», — вдруг испугался Невилл. Он хотел отпрянуть назад, но почувствовал на щеке что-то теплое и послушно замер. Что это, неужели ее рука? Невилл открыл глаза. Он не помнил, в какой момент закрыл их — до того, как дотронулся до ее губ, или после. Наверное, после, иначе, он бы точно промахнулся.

Да, она положила руку ему на щеку. Он чувствовал теплые мягкие пальчики на своей коже. Она хочет его оттолкнуть или… Нет, этого просто не может быть.

А ей, наверное, очень неудобно так стоять, запрокинув голову, ведь он на полголовы ее выше.

Она на секунду отстранилась, чуть-чуть наклонила голову и снова прижалась к нему губами. Невилл даже не успел снова испугаться. Удивительно, как он раньше до этого не додумался. Так было значительно удобнее, носы совсем не мешали.

— Так лучше, — тихо произнесла Гермиона.

— А? — спохватился Невилл. Разум медленно прояснялся. Он словно выныривал из сна. Они уже не целуются — это было его первое осмысленное заключение. И Гермиона стоит и смотрит на него так серьезно, будто чего-то ждет. Каких-то действий… или, наверное, слов. Надо что-то сказать… В голове Невилла с бешеной скоростью заметались мысли, даже на Зельеварении никогда не было ничего подобного.

— Прости, если тебе неприятно, — отрывисто произнес Невилл, неуверенно смотря девушке в глаза. — Хотел тебя… ммм… отвлечь. От слез.

— Кажется, у тебя получилось.

Она улыбалась легко и непринужденно. И у него, помимо воли, губы растянулись в широкую глупую улыбку.

— Но нам уже пора возвращаться в гостиную, пока не пришел кто-нибудь из учителей, — сказала Гермиона.

Она мягко высвободилась из его неуклюжих объятий и направилась к выходу из класса. Невилл, спотыкаясь, поспешил за ней. До гриффиндорской гостиной они шли очень медленно. И не произнесли ни слова. Парень бросал на идущую рядом гриффиндорку косые взгляды. Гермиона хмурилась, видимо, над чем-то серьезно размышляя. Невилл искренне надеялся, что не о нем. Хотя, можно и о нем, если бы только мысли эти были хорошими. Интересно, что она думает… о нем? То есть о поцелуе, да и о нем самом, Невилле, вообще? Она так спокойно отнеслась к тому, что произошло пару минут назад. Знала бы она, как гулко сейчас бьется сердце Невилла. Выдержали бы ребра это сердце, готовое выскочить из груди.

Вот и гриффиндорская гостиная. Народу уже значительно меньше, и стало тише. Почти все успели разбрестись за это время.

— Спокойной ночи, Невилл, — Гермиона легонько дотронулась до локтя парня, прощаясь, и скрылась на лестнице, ведущей в спальню девочек. Невилл посмотрел ей вслед, хотел пожелать ей в ответ спокойной ночи, но не успел — она ушла слишком быстро.

В спальне мальчиков было темно. Почти синхронно похрапывали Рон и Симус. Дин спал, не издавая звуков. Полог на кровати Гарри был задернут, наверное, он тоже уже видел сны.

Невилл повалился на свою кровать и уткнулся лицом в подушку, изо всех сил желая, чтобы утро наступило как можно скорее.