Джинни и ее любовь (гет)

Самая красивая пара Магической Британии вот уже лет десять как не фигурирует в слухах и сплетнях, а в прессе упоминается либо по случаю Годовщины Победы, либо в связи с очередным продвижением героя-победителя Волдеморта по карьерной лестнице. А что о них говорить, спрашивается, если у них все хорошо? Ни скандалов, ни измен, ни публичных ссор, и смотрят они друг на друга все с той же любовью даже спустя девятнадцать лет после Победы.

Первые годы, конечно, им жилось не так спокойно. Всех крайне интересовала их личная жизнь, всем крайне хотелось, чтобы в этой личной жизни было нечто неприглядное. Ничего особенно противного ни журналисты, ни сплетники, конечно, найти не могли, но не сдавались они долго. Особ женского пола, которые не пытались занять место Джинни рядом с Гарри, можно пересчитать по пальцам, а периодические издания, не рассказывавшие об очередном выдуманном романе Великого Поттера, и считать не стоит: таких просто не было. И конечно же, только ленивый не приписывал Джинни Поттер — тогда еще Уизли — корыстных мотивов и стремления к славе героя. "Джиневру Уизли нетрудно понять, — писали тогда. — Учитывая нестабильное финансовое положение ее семьи, а также тот факт, что большая часть ее многочисленных братьев так или иначе добилась успеха и уважения в обществе — в отличие от нее самой! (см. Статью Риты Скитер "Ужас Хогвартса, или кто же был наследником Слизерина", воскресное приложение, стр. 17) — совершенно неудивительно, что девочка пытается получить все это засчет самой заметной фигуры в ее окружении. Ну а статус сестры лучшего друга, безусловно, дает некоторые преимущества..."

Тут они, конечно, были правы. Статус сестры друга действительно давал некоторые преимущества. И Джинни, конечно, воспользовалась ими, когда сообразила, как. Но они были неправы в главном. Джинни тогда-еще-Уизли всегда — всегда, слышите? — любила Гарри. Вот как увидела его в первый раз около платформы 9 и 3/4, несуразного, в одежде не по размеру, такого трогательно растерянного, так сразу и поняла, что он необыкновенный, и оказалась права. Весь год, слушая, как мама читает письма Рона из Хогвартса, она воображала, как здорово он проводит время с Гарри, и мечтала, что в следующем году она будет вместе с ними, в их компании. Вот только вышло все по-другому.

Мама всегда говорила Джинни, что семь — счастливое число, и ей, седьмому ребенку, обязательно должно повезти. Но в первый год своего обучения в Хогвартсе, проснувшись утром и в который раз не сумев вспомнить, что же она делала вечером, она вдруг подумала, что Фред и Джордж, вообще-то, родились практически вместе и вообще не два человека, а полтора, что ли, так что вовсе она не седьмой ребенок, а шестой. И ни на какое особенное везение расчитывать ей не стоит. Никакого везения и не было аж до конца года. Только страх, что все это действительно происходит из-за нее, и растерянность, и чувство вины, и ужас перед возможным разоблачением. И Гарри, смотрящий на нее так же, как и на любого другого первокурсника. И старая волшебная тетрадка, обитатель которой, единственный ее друг, в конце концов предал ее и собирался забрать ее жизнь и погубить Гарри.

Можно сказать, что там, в Тайной Комнате, Джинни наконец-то повезло: Гарри пришел за ней и спас ее, как принц в сказках спасает принцессу, чтобы больше никогда с ней не расставаться. Только это была не сказка. И Гарри, она знала это, спустился бы в Тайную Комнату ради любой другой девочки, особенно если эта девочка — сестра его друга. Потому что Гарри добрый и благородный, а она... она целый год держала в страхе Хогвартс. Никогда ей не было так стыдно, как после чудесного спасения. Нет, это было совсем не похоже на сказку.

Джинни понимала, что вряд ли Гарри проникнется к ней какими-нибудь чувствами после того, как из-за ее глупости был вынужден рисковать жизнью. Но она ждала и надеялась. Ведь должны же когда-нибудь потускнеть эти воспоминания, верно? Она же смогла забыть Тома и его предательство... ну, почти смогла. И теперь она должна была постараться жить так, как будто она вовсе не ждет, когда Гарри обратит на нее внимание. Просто жить. И все. И у нее неплохо получалось, настолько неплохо, что на четвертом курсе, оказавшись среди прочих в числе Армии Дамблдора, она почти смогла обойтись без дрожащих коленок, краснеющих и бледнеющих щек, заикания и прочих прелестей подростковой влюбленности.

— Джинни Уизли, ты член Армии Дамблдора, боевой товарищ Гарри Поттера, надежная подруга и вообще молодец, — внушала она себе по вечерам, задернув полог кровати и грозно глядя в глаза своему отражению в маленьком зеркальце. — Ты не какая-нибудь влюбленная идиотка, ты знаешь себе цену и сумеешь, боггарт бы тебя побрал, не смотреть на него, как кролик на удава. И как удав на кролика ты на него тоже смотреть не будешь!..

А толку-то от всех ее усилий? Он все равно смотрел на Чжоу, а не на нее. Ну чем, чем она лучше? Что он в ней нашел? Почему именно она, а не Джинни? НеГарри думал о Чжоу, об Амбридж, о Волдеморте — о ком угодно, только не о Джинни Уизли. И к концу года она отчетливо поняла: если она что-нибудь — хоть что-нибудь! — не сделает, то, во-первых, всю жизнь будет об этом жалеть, а во-вторых, просто быстро тронется умом, наблюдая за тем, как Гарри смотрит на Чжоу... или не на Чжоу. Не важно, на кого. Главное, что не на нее.

Решение проблемы пришло летом, причем с совершенно неожиданной стороны. Фред и Джордж, расширяя ассортимент своего магазина, работали над приворотным зельем. Безобидным, краткосрочным приворотным зельем, которое надо было на ком-то проверять. Наверняка им не пришло бы в голову доверить эту миссию младшей сестре, но оказалось достаточно проявить интерес к этой их работе — и диалог сразу свернул в нужное Джинни русло.

— Что, сестренка, захотела наладить личную жизнь?

— Надеюсь, ты не Гарри Поттера очаровывать собралась? Ты уж сдержись, он дорог нам как память...

— ...И как партнер!

— При чем тут Гарри?! — возмутилась Джинни. Совершенно искренне, между прочим. Она в жизни не стала бы давать Гарри непроверенное зелье. — Мне просто интересно, как это выглядит. Я бы действительно с удовольствием проверила его... да хоть на Майкле Корнере!

И она попробовала его на Майкле Корнере и Дине Томасе. А между ними еще на троих, о которых ее братьям совершенно не обязательно было знать, и они бы и не узнали, если бы Рон трепался поменьше. Они, конечно, были не слишком довольны — Джинни боялась даже вообразить, что они о ней подумали? Что она развлекается, очаровывая парней и потом бросая? Даже странно, что они не заложили ее маме... Как бы то ни было, она успела начать самую последнюю проверку до того, как они заявили, что зелья ей больше не видать: ни для проверки, ни за деньги. Дин Томас не был Гарри Поттером, но его Джинни по крайней мере смогла бы вынести рядом с собой полгода-год. Этого времени, она надеялась, ей должно хватить на все.

Самым трудным было расчитать дозу зелья так, чтобы оно не одурманивало, а просто вызывало... легкий интерес. Вполне достаточный, впрочем, для того, чтобы заинтересоваться по-настоящему. И с Дином Томасом все получилось. Вряд ли он посмотрел бы на нее, если бы не зелье, но посмотрев раз (и другой, и третий — несколько капель несколько дней подряд), заинтересовался по-настоящему — и зелье уже не было нужно, чему Джинни была искренне рада: единственный оставшийся у нее флакон предназначался Гарри. Не полностью, конечно, но всегда лучше иметь небольшой запас...

Первые пару капель она подлила ему еще летом. Это оказалось не так уж сложно: стол на кухне в Норе в любом случае был поменьше факультетского, а вечные конфликты мамы и Флёр служили прекрасным отвлекающим фактором. Вроде бы ничего не изменилось: Гарри не стал общаться с ней больше, не начал выделять ее или искать возможности поговорить наедине. Порой Джинни даже сомневалась, подействовало ли зелье. Но когда на платформе перед отправлением поезда он предложил ей ехать в одном купе с ними, она готова была визжать и прыгать от восторга. Как бы ей хотелось в самом деле присоединиться к Гарри! Но нет, она отказалась. Она же встречается с Дином, и эксперимент ее еще не закончен: надо выяснить, долго ли он продержится с ней, если больше не давать ему зелье. И вообще, нечего так сразу соглашаться! Все должно выглядеть естественно, а не «да, Гарри, только позови, и никакой Дин мне уже не нужен!»

И Джинни убежала к Дину, надеясь, что ее радость все спишут на встречу с бойфрендом.

За общим столом и на глазах у преподавателей подлить что-то самому оберегаемому ученику школы, конечно, гораздо труднее, чем дома. Но уж раз в месяц ухитриться можно. И она ухитрялась, пока к Рождеству не поняла, что Гарри действительно начал обращать на нее гораздо больше внимания, чем раньше. Он даже звал ее в Хогсмит вместе с Роном и Гермионой! Но «Извини, я уже договорилась с Дином...» Терпи, Джинни, так надо. И ее терпение вознаграждалось все чаще. Несмотря на предшествовавшие празднику волнения, несмотря на тревогу за отца это было чуть ли не лучшее Рождество в ее жизни: Гарри не только был рядом, но и смотрел на нее... почти как Рон на Флёр. Почти как Флёр на Билла. Почти как Лаванда на Рона... нет, фу, это перебор. В общем, он на нее смотрел!.. Без всякого магического воздействия! Зелье она ему не подливала уже две недели.

Вернувшись после Рождества в Хогвартс, Джинни решила, что с Дином пора расставаться. Он хороший парень, но ей-то нужен Гарри. А чтобы у нее был хотя бы шанс начать встречаться с Гарри, она должна быть свободна. Дин предоставил повод для ссоры довольно скоро. Джинни даже притворяться не пришлось, так она завелась. Он не должен был, он не смел так реагировать на травму Гарри. Бладжером по голове — это совершенно не смешно! В тот раз они, правда, помирились. Но это было началом конца их дурацких отношений, потому что теперь Джинни было совершенно его не жалко. Вскоре нашелся еще один повод, совершенно глупый, но очень удачный. Они с Дином как раз заходили в гриффиндорскую гостиную, когда он ее толкнул... ну, или ей показалось, она так и не была уверена до конца. Вроде бы, ерунда, но они оба в тот день были раздражены настолько, что скандал вышел грандиозный, и ни о каком примирении речь уже не шла. В общем, все очень удачно сложилось.

Оказалось, что быть свободной, без каких-либо обязательств перед Дином, просто здорово. Особенно если Гарри на тренировке смотрит на нее так... Джинни была в ударе. Джинни дурачилась, смешила всю команду, ей самой казалось, что она могла бы летать вовсе без метлы — потому что она знала, что Гарри сейчас смотрит на нее, смеется вместе со всеми и любуется ей.

А потом был тот самый матч, который они выиграли без Гарри, и вечеринка в гостиной, и он поцеловал ее, и даже Рон не посмел ничего сказать. Они были вместе, все это знали, и он наконец был с ней, сам, по своей воле, и любил ее. Все сбылось точно так, как ей всегда хотелось. Иногда она задавала себе вопрос, имела ли она право использовать зелье, чтобы привлечь к себе внимание Гарри. И думала, что да, имела. Мало ли кто пытался опоить Гарри амортенцией — та же Ромильда Вейн, например. Но удалось это только ей. Так может, это судьба? Ведь ей единственной был нужен он сам, а не статус подружки Мальчика-Который. И она гнала прочь сомнения. В конце концов, так или иначе, они оба счастливы теперь.

А потом вдруг случилось... случилось сразу всё. Билл. Дамблдор. Снейп. И Гарри. Благородный добрый Гарри, который расстался с ней сразу после похорон. Джинни все понимала. Она знала, что не должна и не имеет права удерживать его и быть ему обузой. Что пока он не победит Волдеморта, у них все равно не будет той жизни, о которой она мечтает. И все же это было очень тяжело. Ее хватило на то, чтобы улыбнуться, неудачно пошутить и немного поспорить. И рассказать ему о своих чувствах.

-...Я знала, что, в конце концов, так и произойдет. Знала, что ты не найдешь покоя, пока не настигнешь Волдеморта. Наверное, поэтому ты мне так и нравишься... — так закончила она свою дурацкую речь — без сомнения именно дурацкую, потому что после этого Гарри махнул рукой, поднялся и пошел вдоль озера. Без нее. От нее. А она думала о том, что если бы Снейп не убил директора, Гарри по-прежнему был бы с ней. Пожалуй, она впервые настолько сильно ненавидела Снейпа.

Джинни была не из тех, кто теряет сон и аппетит о любовных переживаний. Как бы она ни страдала по Гарри, она всегда держала себя в руках. Первый курс не считается, к тому же, тогда причиной ее переживаний был не только Гарри. Но эту ночь Джинни проплакала. А потом просто стала ждать. Он же победит, верно? Победит и вернется. А она тем временем сделает все, чтобы жизнь того, кто разлучил ее с любимым, не была слишком легкой. Все, чтобы Гарри смог гордиться ей. Что может шестикурсница противопоставить Пожирателям Смерти? Немного. Но гораздо больше, чем им кажется.

Позже, оглядываясь назад, Джинни будет удивляться, как же она выдержала этот год. Но она выдержала. Мама всегда говорила ей, что в ней гораздо больше сил и гораздо больше воли, чем кажется на первый взгляд. «И гораздо больше, чем надо», — ворчливо добавляла она. Ха! Это мама-то! Вот уж в ком действительно слишком много... всего, думает Джинни, вспоминая мамин Ступефай, убивший Беллатрикс Лестранж. Кто бы мог ожидать от нее такой мощи? Ее дочь вот совершенно не ожидала ничего подобного...

Когда после возрождения Волдеморта четырнадцатилетняя Джинни мечтала о победе, ей никогда не приходило в голову, что жизнь не станет прекрасна сразу в момент окончания последней битвы. А все оказалось не слишком просто. Выяснилось, что вся семья Уизли не слишком хорошо представляет, как жить дальше без Фреда. Джорджу пришлось особенно тяжело, но и остальным было не намного легче. Потери Последней Битвы были не так велики, как могли бы быть, но и они дались победителям нелегко. А после оплакивания мертвых предстояло снова сделать мир пригодным для жизни без ужаса и скорби.

Восстановление Хогвартса. Ночные кошмары Гарри. Разом сдавшая после похорон Фреда мама. Вечные разговоры о министерстве и новой политике. Вечное молчание о тех, кого больше нет... в первые полгода после победы Джинни вообще не слишком хорошо понимала, что происходит: слишком много было дел и переживаний, слишком мало часов в сутках. А когда стало возможно остановиться, выдохнуть и оглядеться кругом, она обнаружила, что они с Гарри снова вместе и даже уже «вроде как помолвлены», по его выражению. Примерно в это же время очнулись газеты, и на смену пафосным постпобедным статьям пришли обычные сплетни, занимающие половину объема любой газеты в мирное время. Джинни, честное слово, была бы только рада этому, если бы объектами сплетен не были они с Гарри.

Но Мерлин бы с ними, с газетами. Джинни имела достаточно честности, чтобы признаться себе, что все это нисколько не трогало бы ее, счастливую от возможности наконец быть рядом с любимым без страха, что он снова оставит ее ради спасения магического мира... или еще чего-нибудь. Вот только Гарри все чаще думал о чем-то своем. Все чаще грустил при ней. Она не понимала, что его тревожит, пока однажды не услышала от него:

— Джин, родная, ты не думаешь, что мы с тобой слишком торопимся? Я имею в виду помолвку и все это... вдруг мы не созданы друг для друга?

Ах, не созданы?! В мыслях Джинни за секунды пронеслись все те годы, которые она мечтала о нем, понимала его, боялась за него до истерики, обманывала Дина, прятала флакон с приворотным зельем, воевала со Снейпом и ждала, ждала, ждала... она сама не знала, откуда у нее появилась дикая идея, спасшая ее помолвку и ее счастье. Она ни секунды не верила в свой успех, но почему-то решилась попробовать. Вздохнув поглубже, Джинни честно ответила:

— Я не знаю, Гарри, — он стоял спиной к ней и смотрел в окно, ожидая, что она скажет. Она подошла чуть ближе. — Я знаю только, что я точно создана для тебя. И чтобы любить тебя. Я ждала тебя всю жизнь. Я не знаю, как жить без тебя. — В несколько шагов преодолев оставшееся между ними расстояние, она обняла его сзади и прижалась щекой к его спине. — Может быть, это только ты не создан для меня. Но это ничего. Ничего. — Отработанным еще с шестого курса движением она достала палочку и тихо шепнула:

— Империо.

Конечно, это было глупо. Гарри мог сопротивляться даже Империо Волдеморта. Уж ее-то жалкую попытку непростительного он должен был сбросить в два счета. Но почему-то у него не вышло. Может быть, ему не хватило сил и злости бороться с Джинни? Именно с Джинни, своей девушкой, сестрой лучшего друга? Джинни не знала наверняка и не хотела выяснять. Она смотрела в его растерянное лицо и вспоминала того испуганного мальчишку, которого увидела когда-то на вокзале Кингс-Кросс. А потом она сказала ему:

— Поцелуй меня, Гарри.

И он улыбнулся ей так, будто не было на свете ничего лучше, чем выполнить эту ее просьбу. Будто только теперь он стал счастлив по-настоящему. Возможно, так оно и было. Джинни была рада этому: ей хотелось, чтобы они оба были счастливы. И они действительно были счастливы.

Они поженились, Джинни родила троих детей... раньше она всегда удивлялась, почему во время противостояния с Волдемортом в Министерстве не могли так просто взять и вычислить взятых под Империо сотрудников по неадекватному поведению, неправильному взгляду, мало ли по чему еще... оказалось, что Империо может быть очень гибким. Что человек под Империо может принимать ответственные решения, делать карьеру в аврорате и не скупиться на сюрпризы для супруги без ее прямого приказа «сделай мне что-нибудь приятное». Лишь небольшая часть воли Гарри была подвластна ей. Но Джинни больше и не надо. Ведь ей никогда не нужна была власть, ей был нужен только Гарри и его любовь.

А однажды действие Империо кончилось. Просто развеялось в один миг, прямо посреди платформы 9 и ¾, под грохот экспресса, увозившего Джеймса и Альбуса в Хогвартс. Гарри знакомым жестом потер шрам, посмотрел на нее озадаченно и тихо сказал:

— Кажется, Джин, нам надо серьезно поговорить.

— Надо, — кивнула она, стараясь не поддаваться панике. Все потеряно, вся ее такая замечательная, такая счастливая жизнь! Но об этом она подумает чуть позже. И поговорит с ним позже. — Только давай дома, ладно? Не на публике.

Гарри кивнул, не сводя с нее настороженного взгляда. Прощание с Роном и Гермионой вышло скомканным, не в последнюю очередь по вине Джинни. Если бы Гарри был менее дезориентирован, он попросил бы их взять Лили с собой, и тяжелый разговор начался бы еще в машине. А теперь у нее было время до самого дома, чтобы решить, что делать дальше. Да и дома... надо ведь войти, переодеться, отправить Лили в ее комнату, наложить заглушающие чары и тогда уж... А то ведь можно и ребенка напугать. Джинни не сомневалась, что Гарри тоже так думает. Какого бы он ни был мнения о поступке Джинни, девочка в этом не виновата, и на ней это отразиться не должно.

Оно и не отразится, думала Джинни, с порога посылая в мужа Ступефай. Ведь есть такое хорошее заклинание — Обливиэйт. И если ей повезет, то все снова станет так же хорошо, как раньше. И они с мужем и детьми будут счастливы. Она ведь это заслужила, разве нет?