Тюльпан для Малфоя (гет)

Он, конечно же, узнал её. Как не узнать? Высокая, крепко сбитая девочка лет четырнадцати, семья которой с поразительной легкостью разрушила все виды министерства на Малфой-мэнор — Луиза. Её угловатое лицо запомнили многие, тогда, на заседании. Дочь, словно верный страж, стояла рядом с отцом и постоянно зевала. Но не от недостатка воспитания, а от безграничного равнодушия ко всему происходящему и скуки. Джинни глаз от нее оторвать не могла. Думала, как такое возможно, и просто чернела от горя и зависти, вспоминая все, через что прошла её родня. Да многие выжившие в ту майскую ночь, глядя на эту беззаботную юную особу, думали о своей беде. Она очень ярко олицетворяла собой то, что не сбылось у них, и уже не сбудется. Их общее детство прошло под флагом борьбы, да в ней и сгинуло.

Сейчас девочка раздражала Гарри еще сильнее, и он просто не мог с собой ничего поделать, удивляясь собственной злости, как чему-то ранее ему неизвестному. Она то и дело смахивала белокурые кудряшки с высокого лба, чтобы они не ей мешали видеть, куда же класть очередную луковицу, и тихо напевала веселую французскую песенку. Цветы сажает, догадался парень и остановился в десяти шагах от неё, скрывшись за широким стволом раскидистого дуба. Он даже дышать старался нечасто, лишь бы не быть замеченным, и молча сносил увесистые удары желудями по голове — это осенняя природа смело скидывала с себя уже ненужный груз, чего нельзя было сказать о Гарри. У него на сердце не поселилась вселенская печаль, а душа не мучилась угрызениями совести, наоборот, она явно радовалась тому, что пока едина с телом своего владельца, но прошлое тянуло парня к себе, будто только там ему судьба и выделила место. Он не понимал, почему прячется. Почему просто не пройдет мимо и не поздоровается? Этот ребенок ему ответил бы и улыбнулся. Ей наплевать, что он тот самый Мальчик-Который-Выжил-Дважды и причина гибели её дальних родственников.

Встретив представителей французкой ветви Малфоев в Визенгамоте, Гарри не поверил своим глазам. По его спине мурашки забегали, настолько это новое белобрысое семейство походило на старое, знакомое ему до боли и в душе и в теле. То же высокомерие, та же отстраненность и уверенность в своей правоте и та же легкость, с которой они эту самую правоту и доказали. Министру только и осталось, что проводить новых владельцев замка тоскливым взглядом, прежде торжественно вручив им ордер на Малфой-мэнор и получив за то в ответ несколько вежливых, но ледяных «спасибо».

Из бывшего дома Драко хотели сделать музей, что-то вроде памятника Великой Войне. Скримджер уже и билетную кассу у входа умудрился поставить, упиваясь своей властью в ранее непреступной крепости, и радовался этому страшному сооружению, как ребенок. Вообще-то будка — красненькая в белый горошек — действительно радовала измученных войной людей, но Гарри от неё мутило. Для него этот мрачный замок из серого кирпича с остроконечными башенками — символ смерти и ничего больше. Лучше бы крест какой поставили, а не эту чертову будку!

Однако Гарри и Джинни не уступали министру в силе злорадства и сами помогали мелким клеркам проводить инвентаризацию имущества, получая удовольствие оттого, что хозяйничают там, где раньше жили враги. Джинни бегала по этажам, командовала процессом и лично снимала со стен портреты, обитатели которых могли встретить экскурсантов отнюдь не вежливыми приветствиями, а отборной бранью. Но ничего не вышло, замок устоял перед натиском, а так опостылевшая Гарри фамилия не прервалась.

В конце концов он осознал, почему эти Малфои его не ненавидят. Большая семья: две дочери, сын, мать, отец и бабушка. Их кровь проистекает из такой древности, что перед ней пасуют даже учебники по истории! Для них все ошибки Люциуса, Драко, Нарциссы, их жизнь и смерть — пустяк. Песчинка в водовороте времени, очередная и весьма бесполезная строка в семейной летописи. Они напишут свою, они уже начали её писать, решительно заполнив собой освобожденное место в той стране, где видеть их не хотели.

— Почему ворота погнуты? — строго поинтересовался Амадей Малфой у Рона, опешившего от такого вопроса. — Кому выслать чек?

— Я не бухгалтер, я так тут… — промямлил Уизли и беспомощно оглянулся на Гарри.

А его друг наблюдал за всем со стороны с такой жадностью, что просто не смог вовремя отвести взгляд от младшего сына лорда Малфоя, до жути похожего на Драко, и они с интересом уставились друг на друга, ничуть не смутившись. Те же большие серые глаза, та же история предков, но упаси Мерлин этого малыша от участи его кузена, упаси Мерлин…

Парни не совладали с любопытством и апарировали во двор замка на минуту раньше, чем сюда прибыли новые хозяева. Хотели посмотреть на них и удостовериться, что это совсем другие люди, что прошлое не нагрянет с визитом в будущее, но ощутили только одно — стыд. Опять в этот дом закрыт вход, опять они здесь нежеланные гости. И кто знает, какая жизнь будет протекать за высокой, увитой виноградом изгородью Малфой-менора? Да никто!

— Вы ослышались, молодой человек, — мужчина вздохнул и окинул задумчивым взглядом свои новые владения. — Я не спрашивал, кто вы такой! — он двинулся вдоль изгороди. — Я спрашивал, кто будет платить? Это чеканка XI века, она не подлежит реставрации! А эта лилия отлита великим мастером средневековья, моим предком, кстати, а это не просто завитушка, это… — высокий, чересчур жеманный, он раздосадовано смахивал кружевным платком несуществующие капельки пота со лба, но терпеливо объяснял, как ценно то, что всем Уизли так ненавистно.

Рон не сразу нашелся с ответом.

— Шла война! Здесь боролись! — он несмело шагнул навстречу своему невольному обидчику.

А тот уже придирчиво осматривал клумбы пожухших белых хризантем. Сотни боевых заклятий авроров и Пожирателей просто испепелили ни в чем не повинные цветы, а махнуть палочкой и подарить малфоевским растениям жизнь желающих не нашлось, все просто проходили мимо.

— Война? — рассеяно переспросил Амадей, приводя в порядок клумбу и возвращая хризантемам прежнюю белизну. — Мне нет дела до вашей войны, юноша.

И Гарри спрятался под сенью дуба именно потому, что им «не было дела» до его войны. Его! Как они смеют? Он растратил свои силы, готов был умереть, много лет боялся мечтать о чем-то, кроме победы над Лордом. Даже его настоящее продиктовано проклятой войной, а не им самим!

Чуть впереди, за небольшим холмиком, усыпанным красно-желтыми листьями, ходят его друзья. Они растерянно плутают среди могил, пытаясь унять дрожь в груди и скрыть от других и себя страх перед смертью, уже настигшей многих из тех, кто был им дорог. Узнав имя на очередном надгробном камне, Джинни кладет на него букетик алых тюльпанов. Половину из них она перевязала черной траурной лентой. Гарри сразу не понравились эти чертовы ленты. Они и так на кладбище, где большинство могил совсем свежие. На них еще земля не осела, как положено, а тут и там слышится плач. Куда еще печальнее? Да и Артур тоже хорош, читает речь над каждым погибшим и чуть не рыдает. Он больше не смог слушать эти речи, не выдержал, устал.

Ему явственно казалось, что горестные слова, произносимые живыми, для мертвых ровным счетом ничего не значат и только злят их. Грустить удобно, если ты здесь, а предмет твоей грусти за границей бытия. И совсем неясно, хорошо ему там или он свою бессмертную душу готов отдать, лишь бы поменяться с тобой местами!

Пока Гарри стоял и думал, щурясь от ласкового осеннего солнца, девочка закончила сажать цветы и взялась за метлу. Вскоре с могилы были сметены последние листья и стебли бурьяна, она разогнула спину, сладко потянулась, обошла убранный ею клочок земли по периметру и удовлетворенно кивнула. Могила Драко сияла чистотой, даже самый придирчивый взгляд не обнаружил бы на ней ни единой соринки, а слишком аккуратный, по мнению Гарри, букетик белых хризантем в ее центре красноречиво говорил о том, что тот, кто здесь покоится, не брошен и не забыт. Слишком чисто, слишком скучно, слишком обычно, — подумал парень и отвел взгляд в сторону, поежившись не от холода, а именно от этой естественной обычности смерти.

На могилах действовал запрет на колдовство. Желающих поиздеваться над мертвыми сторонниками темных сил — хоть отбавляй, да и живые они не прочь были отомстить павшим противникам. Вандализм в этом месте дело уже давно привычное, и потому Малфои сами убирали свои могилы, не опускаясь до того, чтобы платить кому-то за такую работу. Гордость не позволяла.

Луиза деловито собрала садовые лопатки, тряпки, вынесла это все за оградку и сожгла еле заметным движением палочки. Затем захлопнула тяжелую калитку и все так же весело напевая пошла прочь, не оглянувшись. Интересно, она встречала когда-нибудь Драко? Живым?

Гарри сам не заметил, как очутился у могилы и со вздохом облегчения плюхнулся на небольшую мраморную скамейку. Уже вытянув ноги и прикрыв глаза от наслаждения, и уже после того как подошвы ног в тесных кроссовках прекратили ныть от усталости, он подумал, что, вообще-то, не должен здесь сидеть. Кто угодно, но не он! Однако шум листвы убаюкивал, сладкие запахи осени приятно щекотали ноздри, а отдаленные голоса друзей, о чем-то споривших, унимали странное беспокойство в груди, и вставать ему не хотелось. Хотелось вот так подставлять лицо солнцу весь день и не двигаться, слившись с природой в её умиротворении. Но спустя несколько минут Гарри все же лениво зашевелился, стягивая с себя толстый коричневый свитер и подставляя разгоряченное тело в белой футболке под освежающий ветер.

Он сидел у могилы врага спиной к его надгробному камню и статуе в полный рост — её еще при жизни успела поставить Нарцисса — и даже не думал оборачиваться, то ли стесняясь чего-то, то ли выказывая свое презрение ко всем Малфоям в лице этого, случайно попавшегося ему на пути.

Они все здесь — и свои, и чужие. В пяти шагах от племянника покоится, и явно не с миром, Беллатрикс. Позади сына похоронены родители, а чуть поодаль белеет могила Колина Криви, усыпанная огромными ромашками, ну а возле Колина — Тонкс с мужем. Совсем недалеко от Люпинов, отделенные от них кустом чахлого можжевельника, погребены Крэбб и Рудольфус. Фреду повезло — его могила в другой части погоста, но и он здесь, навсегда с ними. Бюрократическая ошибка, как оправдывались потом в министерстве. Родственникам погибших с обеих сторон пообещали, что они не пересекутся с противниками и каждому уготован свой клочок лондонской земли, а вышло в точности до наоборот. Гарри подозревал, что это чья-то злая выходка, ведь хоронили людей в разные дни, и когда эта «ошибка» обнаружилась, было уже поздно. Не выкапывать же тела обратно?! Он за ту неделю чуть с ума не сошел, всё искал виновных в этом кошмаре, но так и не нашел.

Однако прошло время, и сидя на прохладной черной скамье здесь и сейчас, окруженный вечным покоем, парень чувствовал, что в смерти все равны, и никто его в этом не переубедит. Гарри даже нравились мелкие фиалки у скромного надгробья Беллы, похожие на сиреневые бусины. Это Луиза умудрилась посадить вечноцветущие растения, обойдя магический карантин. И ему вовсе не кажется, что это как-то неправильно — растут себе и растут. Неправильно сидеть спиной к умершему, — с тоской подумал Гарри.

— Ну ладно! — громко произнес он спустя минуту раздумий, резко развернулся, перекинув ноги через скамью, и тут же уставился в мраморные глаза Драко.

Его каменная фигура вальяжно опиралась на собственное надгробие, скрестив ноги и буравя черным пустым взглядом своего посетителя, посмевшего нагло усесться напротив и нарушить его то ли вынужденное, то ли выстраданное уединение. Мысли Гарри разбегались, как тараканы, когда он начинал думать об этом своем однокурснике, и в отношении его персоны у него всегда имелось ровно два суждения, о которых, разумеется, он никому никогда не рассказывал и не расскажет. Не потому, что не хочет показаться неуверенным в виновности врага, а потому что не хочет, чтобы так подумали другие. Драко Малфой виновен по всем статьям и точка!

Мысленно парень часто себя спрашивал, готов ли был Драко к своему концу, понимал ли, куда заведет его такая верность отцу?

— Нет, не понимал… — звук собственного голоса заставил его вздрогнуть, а затем еще раз задуматься.

Они настолько разные, что даже если приложить усилия, все равно у него не получится пожалеть Малфоя. Хотя все почему-то уверены, что он жалеет. Ну и пусть, спорить Гарри не собирался. Ему и кроме него есть за кем горевать. Да тот же Северус! Вот он точно заслуживает вечной скорби, но никак не Драко. Драко жил и умер, на том его короткая история закончена. Но странное дело, как бы там ни было, Гарри уже сейчас знал, что помнить о белобрысом, противном, но безрадостном мальчишке спустя годы будет именно он. В ту же секунду Гарри усмехнулся, поймав себя на том, что думает о Драко, как о грустном человеке. Но поерзав на скамейке еще немного, удивляться он перестал. Да, за бравадой скрывалась обычная грусть. Он поймет это еще лучше, когда станет по-настоящему взрослым, ну и что с того? Мало ли что таилось в душах других его врагов? Может, Кэрроу в детстве родители запрещали есть конфеты, а Рудольфус выхаживал больных сов? Чем черт не шутит?

Отсутствие выбора, преданность семье, Слизерин… Чушь! Видит бог, он не хотел, чтобы парень попал под Аваду Джорджа, но сам он видел, что Драко, в отличие от своего отца, готов был идти до конца, как в последний и самый важный путь. Так отчаянно размахивать палочкой и Грозный Глаз Грюм не мог! И пусть Гермиона не рассказывает ему сказок. Это не в ее глаза Малфой смотрел за секунду до смерти. Упрямый хорек!

Над ухом противно жужжала большая жирная муха и еще дольше игнорировать её присутствие Гарри не желал. Пытаясь отогнать мерзкое насекомое, он нечаянно смахнул с колен последний, уже изрядно завядший тюльпан. Парень развязал букет с час назад, выкинул ленту и разложил цветы на все встречные могилы, не вглядываясь в имена и желая поскорее уйти отсюда туда, где о смерти, конечно, помнят, но не поклоняются ей так рьяно — домой, в Нору. Цветок упал у самой калитки и, недовольно крякнув, Гарри, тем не менее, поднялся, отворил её и вошел. На цыпочках пробравшись по влажной земле к монументу, он раздосадованно чертыхнулся — следы его ног отпечатались отлично, и труд Луизы пошел насмарку. Продолжая бурчать себе под нос все то, что он думал о Малфоях и их чистоплюйстве, парень небрежно воткнул свой цветок в уже немного поржавевшую железную вазу, разбавив белоснежный белый кровавым красным.

— Некрасиво… — задумчиво изрек он вскоре и почесал затылок.

Гарри так и не решился оставить тюльпан среди хризантем, тот словно вторгся на чужую территорию, и положил его рядом. Разгибаясь в полный рост, парень ненадолго замер, читая надпись на камне. Одногодки, — мелькнула невеселая мысль, — молодые. Но он боялся признаться себе, что чувствует в жилах не молодость, а настоящую старость. Драко этого уже не испытать, однако ему мучиться еще долго. И Волдеморт со своей душой в его собственной, и Дамблдор со своими проклятыми планами во имя спасения, и Северус, который снится ему почти каждую ночь и обвиняет в неблагодарности, отчего он постоянно просыпается в холодном поту и со слезами на глазах — всё это старит, как ни крути.

Семейные ужины в Норе, счастье Гермионы и Рона, аплодисменты везде, где бы он ни появился, нежные, но требовательные поцелуи Джинни — это его жизнь, которая ему надоела, едва начавшись. Гарри знал, что привыкнет, знал, что не будет ничего менять, что так и должно быть, но сердце жгла неясная обида. На всех!

Три месяца назад, в Малфой-мэноре, в каком-то темном закутке под лестницей первого этажа, он наткнулся на портрет Драко. Его и еще с десяток портретов его родственников свалили там перед тем, как унести в подвал и закрыть навсегда. Малфой сидел в зеленом парчовом кресле, без малейшего намека на улыбку, застегнутый на все пуговицы, в старомодном, но откровенно дорогом черном костюме с кружевными манжетами и взирал с полотна не то чтобы высокомерно, а как-то… недобро. А он и не был добрым!

Но Гарри не мог отвернуться и уйти точно также, как и сейчас не может, наконец, отойти от этой могилы, а продолжает пялиться круглыми глазами на мраморного Драко, которому уже никогда не быть другим. Портрет молчал, и жгучее разочарование захлестнуло Поттера с головой. Как оказалось, он очень сильно хотел поговорить с хорьком, хотя и не подозревал даже, о чем именно. Обо всем понемножку, наверное. Ну, может еще спросил бы, почему тот вовремя не отступился, не помог им?

Вспоминая красавца Драко с картины, Гарри не мог не думать о том, какой он сейчас, здесь, под тяжестью этих камней. Коснулся ли его кожи тлен? Потемнели ли волосы? Невольно представив гниющую плоть, он почувствовал тошноту. И это тот хорек, на которого все девчонки засматривались? А лицо? Он где-то слышал, что первым разлагается нос. Перед глазами в ту же секунду всплыло капризное лицо блондина, но уже без этой части тела. Парень чуть ли не бегом выскочил за калитку и в который раз поежился. Он понял, что просто не принимает смерти того, кто так старательно портил ему существование целых шесть лет — в их вражде было слишком много жизни.

— Да чтоб тебя черти… — ругнулся Поттер в адрес бывшего однокурсника и принялся натягивать свитер. Но голова норовила залезть в рукав, а рука в ворот.

Нет, он не жалел врага, он…

— Гарр-и-и!.. — раздался истошный вопль Гермионы.

— Уже иду-у-у!.. — еще громче прокричал парень и моментально сконфузился, покосившись на безмолвную статую. Кто бы здесь ни был похоронен, а кричать на могиле — верный признак неотесанности.

Немного ссутулившись, Гарри медленно удалялся от места, породившего в его голове лавину совершенно лишних мыслей. Под его ногами шуршал мелкий гравий, пригревало обеденное солнце и отовсюду доносились соловьиные трели. Уже не мальчик, но еще не мужчина, уверенно шел в свою новую жизнь. И пусть она не совсем такая, как ему хотелось — уж слишком обычная, но слава Мерлину, она у него есть. Он её заслужил, и катитесь все, кто так не думает!

Сделав не больше десятка шагов, парень застыл и передернул плечами от внезапно пробравшего его холода. Тем временем сильный порыв ветра поднял в воздух кучу листьев, лежавшую неподалеку, и они закружились вокруг Гарри, словно пытались задержать его, сказать что-то, но не могли. Обернувшись, он оцепенел — ощутил, что не один, а глухие удары враз заболевшего сердца лишь подтверждали это. Над статуей Драко парил тот самый, завядший цветок! Словно плыл на воздушных волнах и не спешил падать. Как только парень заметил его, тюльпан будто бы схватила чья-то невидимая, но твердая рука и со всей силы швырнула к ногам изумленного Гарри.

На короткий миг за стеклами, в усталых, но по-прежнему ясных и добрых глазах выжившего героя блеснула скупая слеза, но тотчас исчезла, гонимая прочь своим же хозяином.

— Дурак ты, Малфой! — в сердцах выкрикнул Гарри и махнул на могилу так и не надетым свитером, отпуская свое прошлое, а вместе с ним и бледного красивого мальчика.

Как-то раз, когда они только начинали свои сложные жизни, тот мальчик первым подал руку робкому очкарику в купе Хогвартс-экспресса. Гарри её тогда не пожал, не догадывался, как много бед могло пройти стороной их судьбы и судьбы близких им людей, перешагни он через предрассудки лесника и показную наглость Драко. В чем-то парень обвинял Дамблдора, в чем-то Хагрида, а в чем-то — себя самого. Невиновных просто нет!

Но Гарри не жалел врага, он крепко злился на него за то, что шесть лет назад Драко Малфой им стал.