О книжной пыли и подвигах (джен)

Некоторые говорят, что Рэйвенкло — это диагноз. Что каждый, попавший на этот факультет, навсегда останется во власти книг и знаний, что меняется мировоззрение и взгляды на жизнь.

Фигня всё это, вот, что я вам скажу. Мы обычные.

Вот только я считаю, что это правильно — думать, прежде чем делаешь. Не бросаться на врагов с голыми руками только ради борьбы за правое дело, как это делают гриффиндорцы. Не помогать всем и каждому из-за врождённой доброты, как случается с хаффлпаффцами. Но и не молча смотреть, как пытают твоих сокурсников, как слизеринцы.

Этот дурацкий седьмой год обучения я буду вспоминать ещё очень долго, если выживу, конечно. В школе почти не осталось места, где можно чувствовать себя спокойно, не боясь получить Круциатусом в спину, — Выручай-Комната, собственная спальня да библиотека.

Мадам Пинс, обычно такая строгая, безоговорочно меня пускает, безоговорочно выдаёт книги, безоговорочно не выгоняет после отбоя. Я никогда не думал, что в ней ещё остались какие чувства, что ещё не всё её существо заполнено книжной пылью. Вот так и узнаёшь, что война меняет людей. Кого-то убивает, а кого-то наоборот возвращает к жизни и помогает не заржаветь окончательно.

В библиотеке я читаю то, что попадёт под руку, впитываю знания, как губка, в надежде, что они мне когда-нибудь пригодятся. Должны пригодиться, потому что в смерть Поттера, Уизли и Грейнджер я не верю. А пока они живы, у нас есть надежда. Призрачная, как Серая Дама, но всё же есть.

Я прихожу сюда, чтобы насладиться тишиной и спокойствием, спрятаться за стеллажи и помечтать, что там, за стенами Запретной секции, больше нет Кэрроу и Снейпа. Я рассказываю мадам Пинс о том, что опять пытали Лонгботтома, что Снейп снова назначил отработку в лесу Джинни и Полоумной Лавгуд, что Кэрроу авадят эльфов, когда недовольны количеством соли в супе... Я рассказываю ей и ловлю проблески эмоций на её лице, вижу, как она поджимает губы, как прикрывает глаза. И тогда мне кажется, что жизнь ещё не кончилась, раз у таких людей, как Пинс, ещё остались простые человеческие чувства, никак не связанные с просрочкой книги каким-нибудь нерадивым школьником.

* * *

— …И сбежали на драконе, представляешь, — шепчет Майкл мне на ухо за обедом. Мы стараемся не смотреть друг на друга и вообще не делать ничего такого, что может привлечь внимание Кэрроу — шептаться в этом подобии школы давно запретили. А потому Майкл еле разжимает губы и, наклоняясь к тарелке с картошкой, продолжает: — Где они сейчас — никто не знает. Говорят, что они спёрли какой-то артефакт из сейфа самих Ленстранжей.

Я кладу в рот очередную порцию картошки, монотонно жую и как будто чувствую движение шестерёнок в собственной голове.

— Вот что, Майкл, — также тихо отвечаю. — Ты сейчас отсядешь от меня подальше, на другой край стола.

— Что ты задумал?

— Увидишь.

Он пожимает плечами и почти сразу встаёт с лавки и уходит. Я смотрю на преподавательский стол — Кэрроу разговаривают друг с другом, а вот Снейп смотрит прямо на меня. Я ухмыляюсь прямо ему в лицо, а потом вдруг вскакиваю со скамьи, забираюсь на неё и, размахивая вилкой как мечом грёбаного Гриффиндора, начинаю орать во всё горло:

— Поттер жив! Он ограбил Гринготтс! — на меня смотрят все, присутствующие в зале, я выхватываю из толпы испуганный взгляд Майкла, вижу, как вскакивают со стульев Кэрроу, как ухмыляется Снейп, сложив руки в замок и положив на него подбородок. Я замечаю тысячу таких важных сейчас вещей: как загораются радостью глаза первокурсников, как мнутся и переглядываются слизеринцы, как улыбаются мне гриффиндорцы. А потому я кричу ещё громче: — Они ограбили Лестранжей! Они ограбили Гринготтс! Они способны на всё! Они смогут одолеть Того-Кого-Нельзя-Называть! Армия Дамблдора скоро выйдет на защиту Хогвартса!

В меня летит первое Обездвиживающее — я уклоняюсь и, спрыгнув с лавки, даю дёру. Бегу вперёд, вверх по лестницам, слышу нагоняющие меня тяжёлые шаги. Добегаю до четвёртого этажа и стараюсь свернуть в коридор.

— Круцио! — сбоку, и меня сразу пронзает нестерпимая боль. — Что, щ-щенок, доигрался?

Это Амикус, я вижу его сквозь кровавую пелену перед глазами.

— Откуда ты узнал об ограблении? Отвечай! — действие заклинания спадает, я тяжело дышу, распластавшись на каменном полу.

— Слухи, — отвечаю на полный ярости вопрошающий взгляд Кэрроу. И ухмыляюсь. В меня сразу летит ещё один Круциатус.

Кости как будто ломают на части, кожу, кажется, сдирают целыми пластами, и невозможно это остановить.

— Я буду пытать тебя, пока ты не начнёшь умолять меня прекратить, — шипит он и наклоняется совсем близко к моему лицу. Я вижу направленную на меня палочку, фокусирую на ней взгляд и стараюсь не думать о чёртовой боли, пронзающей всё моё тело. И это продолжается почти целую вечность…

А потом во время одной из самых сильных вспышек боли я взмахиваю руками и случайно выбиваю палочку из рук Амикуса. Наблюдаю, как она выписывает в воздухе круг, как бросается за ней Кэрроу и, недолго думая, поднимаюсь на нетвёрдые ноги и заворачиваю за угол. А там сразу же перехожу на бег, превозмогая боль во всём теле. Амикус кричит что-то за спиной, топает башмаками по каменному полу, а я сворачиваю в один коридор, в другой, в третий… Мне нужно добраться до Выручай-Комнаты, но я на четвёртом, а она — на седьмом. Я понимаю, что мне не добежать, что я так и останусь где-то здесь, и Амикус меня догонит и убьёт, точно убьёт.

А потом я поворачиваю в очередной коридор и оказываюсь прямо перед дверью библиотеки. Застыв на пару секунду, распахиваю её и вбегаю внутрь. Здесь пусто и успокаивающе пахнет книгами. Я упираюсь руками в колени и пытаюсь отдышаться. Из-за стеллажа выходит хмурая мадам Пинс.

— Мистер Бут? — удивляется она. — Вы же знаете, что здесь нельзя шуметь.

Я киваю. Она подслеповато щурится и, наконец, замечает моё состояние. Прикладывает ладонь к губам и спрашивает:

— Что случилось?

Я слышу, как кричит в коридоре Амикус, уже совсем близко.

— Спрячьте меня. Пожалуйста, мадам Пинс!

Она смотрит на меня долго, слишком долго — шаги Кэрроу уже совсем близко, — потом всё-таки отрывисто кивает и тянет за руку куда-то вглубь библиотеки. Перед одним из стеллажей шепчет пароль на латыни. Полки беззвучно отъезжают в сторону, открывая взгляду каменную винтовую лестницу.

— Быстрее! — шепчет она. Я захожу и усаживаюсь на ступени, стеллаж за мной также беззвучно становится на место. Дверь библиотеки с грохотом распахивается.

— Где он?! — слышу я разъярённый голос Амикуса. — Где этот паршивец?

— О чём вы, профессор? — тихо спрашивает мадам Пинс.

— Бут! Мне нужен Терри Бут! Я думаю, он где-то здесь. Ты его спрятала?

— Куда, простите? Это библиотека, а не лабиринт Минотавра.

— Чего?

Я прямо вижу, как мадам Пинс возводит глаза к потолку.

— Не важно. Здесь никого нет. Библиотеку вообще уже почти никто не посещает, профессор. Думаю, должна сказать вам за это спасибо, ведь это вы ввели у нас максимум… кхм… практических занятий. Так что прошу покинуть вас помещение.

— Но…

— Но если настаиваете, можете обыскать здесь каждый угол.

И Кэрроу обыскивает, сначала в одиночку, потом с присоединившейся к нему сестрой. Конечно же, они никого не находят.

* * *

— Это место, — мадам Пинс зажигает свечу и тушит Люмос, — когда-то использовалось библиотекарями для переписывания книг. Мы, подобно монахам маггловских монастырей, сидели здесь ночами и под светом свечей переносили важные знания с пергамента на пергамент.

Комнатушка совсем маленькая, в углу заваленный книгами стол и стул, напротив — потёртое кресло и маленький столик. Мадам Пинс садится на стул, указывает мне на кресло.

— С изобретением копировального заклинания эта комната оказалась не нужна. Но мы, библиотекари, из поколения в поколение передаём древний пароль. Собственно, ты первый человек, который увидел её, не работая в библиотеке.

Она сидит напротив, строгая, сжавшая губы в почти незаметную нить. Её мантия потёртая, залатанная в некоторых местах, а кожа — серая, похожая на книжную пыль. Когда я только поступил в Хогвартс, боялся мадам Пинс до дрожи в коленях. И то, что я всё равно продолжал ходить в библиотеку, несмотря на свой страх, было первым моим проявлением храбрости.

И я даже не знаю, радоваться мне этому или нет — ведь вот, к чему это привело. Теперь я бросаюсь в огонь, не задумываясь о последствиях. Будь когда-то по-другому, я бы не сидел здесь сейчас с синяками и ссадинами.

Вот только кому бы я был тогда нужен?

— Знаешь, — говорит вдруг мадам Пинс, как будто прочитав мои мысли, — тебе не стоит жалеть о содеянном. Ты всё делал правильно. То, что делают Тот-Кого-Нельзя-Называть и все его приспешники, включая Кэрроу, — ужасающе мерзко и страшно. Нельзя жить, прогибаясь под них. А вы, Армия Дамблдора, пытаетесь бороться с ними хоть как-то. Не всем на это хватит смелости…

— Какая разница, если люди всё равно гибнут?

— Люди будут гибнуть всегда. Но если ты спас хотя бы одного, это уже подвиг. Поверь, не каждому удаётся совершить в жизни подвиг, — она отводит взгляд и теребит пальцами подол мантии. Мне кажется, что сейчас она вся, такая неуверенная, разлетится пылью. А я пойму, что она, этот разговор и эта комната — просто морок, очнусь в коридоре, а Амикус продолжит меня пытать. — Кто-то всю жизнь прячется за книги, ищет в них спокойствие. И не спасает ничьи жизни, потому что боится.

Я улыбаюсь.

— Но вы же не такая, — говорю. — Вы уже совершили подвиг. Спасли человека. Спасли меня.

Она поднимает взгляд и смотрит на меня с какой-то материнской нежностью и благодарностью. И я понимаю её. Молча киваю и встаю.

— Пожалуй, мне пора. Наверное, Кэрроу уже ушли.

Мы спускаемся по ступеням обратно в библиотеку. Я подхожу к двери, открываю её и выглядываю в коридор — пусто. Оборачиваюсь. Та мадам Пинс, которую я видел в полумраке монашеской кельи, испарилась, как будто её и не было. Передо мной опять стоит обычная женщина, уставшая и строгая. Я хочу улыбнуться, но не могу — этой мадам Пинс я никогда не улыбался. Я только киваю и отворачиваюсь к двери. И когда я уже почти выхожу, мне вслед несётся тихое:

— Будь осторожен.

И я всё-таки улыбаюсь и отвечаю:

— Спасибо вам. За всё спасибо.

* * *

Когда на школу напал Тот-Кого-Нельзя-Называть, сражаться с ним вышли все. В том числе и строгая библиотекарша, которую никто особенно не любил. Она отважно сражалась и была смертельно ранена Сектумсемпрой.

Никто не понял почему, но умирала она с улыбкой на лице. Мне, простому рэйвенкловцу, кажется, что это из-за того, что она совершила подвиг. Намного легче умирать, если знаешь, что прожил жизнь не зря. Что есть кто-то, кто обязан тебе жизнью.

Что касается меня… Я никогда не задумывался, куда пойду после Хогвартса. А так как место библиотекаря теперь свободно, я всерьёз подумываю устроиться туда на работу. Тем более, я единственный, кто слышал пароль от комнаты за стеллажом. Свой подвиг, и не один, я уже совершил. Теперь мне можно спокойно заниматься тем, чем хочется, не задумываясь о том, какую практическую пользу я приношу этому миру. И никогда больше не жалеть о том, что моя жизнь слишком скучна или бесполезна. Я могу себе это позволить.