I'll stand by you (гет)

Я проснулся после пяти часов утра и был уже не способен улечься обратно в постель. В комнате было темно. Я медленно подошел к окну и отодвинул тяжелые занавески. Солнце только встало. Я понял, что проспал буквально пару часов, если не меньше. Вот я стою у окна и обнимаю себя руками, уткнувшись лбом в пыльное стекло. Выгляжу донельзя банально. Еще не хватало расплакаться. Жалею себя, как пятнадцатилетний мальчишка.

Но плакать я не мог. Я еще раз посмотрел на только что вставшее солнце. Потом развернулся спиной к окну и подошел к столу. Сегодня первое ноября. Начало месяца, который меня никогда особо не радовал. Сейчас тем более.

Когда я ночью пришел домой и начал заливать подушку слезами, я не думал, что не замечу даже, как усну; не думал, что вообще смогу встать на ноги. Мир закончился. Усевшись на стул, я спрятал лицо в ладони. Это был первый рассвет, который не могла увидеть Она. Первый рассвет, который я встречал, точно зная, что теперь она никогда меня не простит. Я остался навсегда виноватым перед ней за то, что случилось несколько лет назад. Осознание того, что я уже ничего не исправлю, даже если сделаю все, что смогу, меня убивало. Жуткое ощущение. И еще хуже было то, что я больше не увижу ее глаз. Не увижу глаз, в которые влюбился, когда был еще в возрасте десяти лет.

Той ночью мне хотелось закрыть глаза и тихо умереть, чтобы никто и не вспоминал обо мне. Лечь и просто перестать дышать. Душу буквально рвало на части. Я представлял из себя очень жалкое зрелище. Кому расскажешь — не поверят! Северус Снейп прошлой ночью рыдал! Рыдал, наверное, так сильно, что весь переулок мог слышать. А сейчас сидит, как самый настоящий Нюниус, по-другому не назовешь, и упивается собственным горем. Северус Снейп…

Хотя утром первого ноября это было оправданно. Вполне оправданно. Лили умерла, Волдеморт пал. Две вещи, которым я посвятил свою жизнь, в одночасье исчезли. Остался только Хогвартс. Но и он казался таким ненужным мне теперь. Преподавание — да кому оно теперь нужно? Как я смогу учить детей, не впадая в истерику каждые пол часа? Хотя, впрочем, смогу. Я же профессор, как-никак.

«Ее сын остался жив. Мальчишка выжил», — крутилась в голове мысль. Мальчик явно необычный. Из-за него сегодняшний день будет праздником многие годы. Он станет знаменитым. Когда я выйду на улицу сегодня днем, повсюду буду люди, поднимающие бокалы огневиски в его честь. В честь Гарри Поттера, мальчишки, который выжил. Лили защищала его, я знаю. Умерла ради него. «Она умерла», — отзвук этой мысли в голове стучал эхом по вискам и вызывал чувство тошноты. Нельзя себя жалеть!

Я не мог ни плакать больше, ни кричать. А так хотелось. Я чувствовал, как разлагаюсь. Меня становиться все меньше и меньше. Я достал бутылку огневиски. Откупорив ее, я сделал подряд семь глотков и немного пришел в себя. Удивительным казалось, что я еще существую. А это ведь всего лишь первый день. Будет еще столько дней, месяцев, лет, которые мне предстоит прожить, зная, что она не вернется.

Я вынул из ящика стола старую тетрадь. В нее я записывал самые важные события моей жизни. На потертой обложке в верхнем правом углу была выведена надпись, которую я сделал в возрасте десяти лет. «Принадлежит Принцу-Полукровке». Мне нравилось, какое прозвище я себе придумал. И ведь так просто и не догадаешься. Пока не откроешь и не прочитаешь, что внутри, конечно… Я нашел чистую страницу, обмакнул перо в чернильницу и вывел несколько слов:

«Сегодня первое ноября 1981 года. Ночью умерла Лили. Они ОБА погибли от руки Волдеморта. Мальчишка, Гарри, выжил. Из-за него пал Темный Лорд».

Да, конечно, в нашем мире есть Омут Памяти, и обычным волшебникам не нужен дневник, чтобы помнить какие-то вещи. Но я знал, что если я запишу то, что происходит, мне станет легче. Совсем немного, но все же легче. Эта запись была самой короткой во всей тетради. Одиннадцать лет назад, когда я завел дневник, я писал много, теперь же не хотелось разглагольствовать. Просто несколько сухих фактов, на большее я не был способен.

И эти пять предложений были единственной датированной записью. Все остальные даты я помнил буквально наизусть, поэтому не надписывал. Прошло уже года три с тех пор, как я позволил себе перечитать то, что писал в детстве. Но сейчас, мне казалось, время пришло. Я открыл самую первую страницу и углубился в воспоминания.

«Мне 10 лет.

Родители все время ссорятся. Я много времени брожу по улицам недалеко от дома. Люди смотрят на меня, как на оборванца. Это правильно, ведь я именно так и выгляжу. Мать нацепила на меня, что нашла дома, особо не заботясь о том, что я чувствую! На самом деле, мне плевать. Я хожу по улицам, и мне все равно, кто и как на меня посмотрит.

Теперь мне все равно вдвойне. Я встретил соседских девочек. Их зовут Петунья и Лили. Я пока что не смог поговорить с Лили наедине, но, мне кажется, она волшебница. Нет, я почти уверен, что через год она получит письмо из Хогвартса, и тогда у меня в школе будет настоящий друг!»

«Мне 10 лет и 3 месяца.

Я долго следил за Лили, в конце концов поговорил с ней. Это удивительно! Она поверила мне! И про волшебный мир, и про сов, разносящих почту, и про все остальное! Сказала, что давно заметила в себе что-то такое, что сильно отличало ее от Петуньи. Она сама говорит, что я прав, и мы оба волшебники. Как же замечательно, когда есть друзья. Теперь я это понимаю».

«Мне 10 лет и 5 месяцев.

Петунья узнала тайну Лили, и они сильно поругались, потому что сестра Лили считает, что такие странные вещи вытворять значит быть уродкой. Петунья громко обзывалась, а потом вовсе перестала разговаривать с ней. Я пытался успокоить Лили, но она очень расстроена.

Интересно, насколько это действительно больно, когда вот так себя ведет родная сестра? Я никогда такого не испытывал, поэтому не понимаю».

«Мне 10 лет и 7 месяцев.

Лили перестала расстраиваться и решила просто отомстить.

Вчера поздно вечером она гуляла со мной по дорожке у их дома, и мы видели, как Петунья в своей комнате выключает свет и ложиться спать. Тогда я сказал, что если Лили сейчас ее напугает, то Петунья разозлиться и тогда Лили сама не заметит, как произойдет какая-нибудь магия. Конечно же, магия, обращенная против Петуньи! Лили очень обрадовалась и поспешила подложить сестрице в кровать огромную жабу. Мы вместе выбежали на улицу и наслаждались криками Петуньи, пока она не выбежала на улицу, чтобы накинуться на Лили с кулаками. Я попытался защитить подругу, и Петунья больно ударила меня в живот. Лили испугалась, и тут, как и я предполагал, свершилась магия! Огромное бревно, которое лежало неподалеку, медленно покатилось по земле и сбило с ног Петунью. Она упала и разбила себе нос.

После чего Лили помогла мне придти в себя, и мы ушли, оставив Петунью на земле. Так ей и надо!»

«Мне 10 лет и 8 месяцев.

Сегодня мы нашли письмо от директора Хогвартса! Ха-ха! Оно было адресовано Петунье! Сестра Лили просилась в Хогвартс! Это было так смешно, мы очень долго не могли успокоиться. Потом Лили внезапно погрустнела и сказала, что мы поступаем нечестно, и что мы зря тогда издевались над Петуньей, потому что она тоже хочет быть волшебницей. Я удивился, но ничего не ответил, просто вернул письмо на место и вместе с Лили вышел на улицу.

Мать говорила мне, что очень плохо быть маглорожденным. Но когда Лили спросила, важно ли, что она не из рода волшебников, я соврал и сказал, что совсем не важно. Теперь меня мучает совесть! Я ведь солгал! Как я мог? Ведь теперь ее в школе будут дразнить, а кто-нибудь точно назовет Лили «грязнокровкой». Этого не избежать. Кто угодно назовет ее так, только не я! Никогда я не обижу ее. Она — мой единственный друг».

«Мне 11 лет.

Сегодня мой первый учебный день. Пора бы ложиться спать, но я не могу уснуть. Пишу в своей спальне. Меня приняли в Слизерин! Это очень хорошо. Я счастлив. Вот только теперь мы с Лили на разных факультетах, ее взяли в Гриффиндор. Моему разочарованию нет предела. Мы будем реже видеться, но надеюсь, что все же останемся добрыми друзьями».

«Мне 13 лет.

Сегодня мы с Лили были в Хогсмиде. Сейчас декабрь, и скоро Рождество. Я останусь здесь на каникулы, а она как всегда уедет домой, к родителям и сестре. Я так просил ее остаться хотя бы в этом году, но она скучает по Петунье. Это странно, по-моему.

В любом случае, сегодняшний день был очень хорошим. Мы пили сливочное пиво в Трех Метлах и разговаривали обо всем на свете. Она впервые за долгое время отвлеклась от своих дружков Поттера и Сириуса…

Как же меня раздражает ее гриффиндорская компания!

Но сегодня мы целый день были только вдвоем. Болтали о школе, о профессорах и так далее. Как приятно общаться с ней так близко. Мой единственный друг — Лили Эванс. Навеки единственная, кого я по-настоящему…Люблю».

«Мне 14 лет и 1 месяц.

Лили как будто забыла, что происходило между нами в Трех Метлах. Она очень холодно со мной разговаривает.

Сегодня же вовсе налетела на меня с упреками…Мол, ей не нравится мое общение с Эйвери и Мальсибером. Подумаешь, ее дружки не лучше. Этот Поттер — заносчивый и глупый. И Люпин, кажется, вовсе оборотень. Впрочем, не в этом дело.

Темные искусства — это то, что мне нравится. Она не в праве ругать меня за мои увлечения. Даже потому, что желает мне добра».

«Мне 14 лет 11 месяцев

В этом году она осталась со мной на каникулы. Рождество наступило. Я сижу в гостиной Слизерина, сейчас 5 утра.

Я подарил Лили на рождество цепочку с изумрудом. Так великолепно подходит ее глазам! Очень красивая вещь, когда у Лили будет плохое настроение — камень будет краснеть, чтобы все вокруг знали, что к ней лучше не лезть. Я копил деньги на это долгие месяцы, но мои старания оправдались…Она рассмеялась. Так прекрасно рассмеялась. Звонко и задорно. Сказала, что эта цепочка очень красива и главное — полезна.

Потом она сказала мне огромное спасибо.

Я целовался с Лили Эванс. Сам не знаю, как так вышло. Это были самые долгие и волнующие минуты моей жизни. Ее руки крепко обнимали меня за плечи, а я запустил пальцы в ее восхитительные рыжие волосы. Ее губы оказались такими, какими я их себе много раз представлял — мягкими, нежными, но настойчивыми. Это было так прекрасно, будто во сне. Ощущать ее руки у меня на плечах, вдыхать ее запах, чувствовать, как она нежно целует меня, как ее губы прижимаются к моим, ее неровное дыхание…А потом оторваться от нее и долго-долго смотреть в ее широко распахнутые изумрудные глаза. До сих пор не могу поверить в собственное счастье. Сижу и чуть ли не рыдаю от безумной любви к ней. Лили…»

«Мне 15 лет.

Я стараюсь быть рядом с ней. Мы гуляем и держимся за руки. Всегда только так. Эйвери мне вряд ли прощает все эти выходки, ведь я забросил собственное увлечение темными искусствами ради нее. Чего, правда, не стала делать она. В смысле, она до сих пор много времени уделяет своим приятелям из Гриффиндора. Но я молчу и ничего не говорю. Боюсь, что сказка закончится, и тогда я уже никогда не смогу держать ее за руку и класть голову ей на плечо. Наступила весна, а мы все еще рядом. Она стала для меня такой родной и близкой, что я бы пожертвовал очень многим, чтобы навсегда остаться с ней. Я люблю Лили Эванс».

«Мне 15 лет и 4 месяца.

Мы поругались. Сильно.

Конечно, я знал, что Она далеко не ангел. Но я так люблю ее, а она…

В общем, я застукал ее с этим Поттером. Они целовались. Моя Лили целовала этого придурка! МОЯ ЛИЛИ.

У меня хватило мужества потом пойти и поговорить с ней. Но ничем хорошим это не закончилось. Она оправдывалась и что-то мямлила, но я все понял и так. Я глубоко обижен. Не ожидал от нее этого. У меня очень болит душа от этого, и вряд ли я когда-нибудь смогу понять ее поступок».

«Мне 16 лет.

Учитывая то, что Лили и Джеймса больше никто вместе не видел, я все равно очень холодно с ней разговаривал последнее время.

А когда в последний день экзаменов она налетела на Поттера, чтобы защитить меня, я бросил это непоправимое слово.

Я назвал ее грязнокровкой. Как я вообще смог такое произнести?! Я же клялся, что она никогда не услышит от меня этого. Какой же я дурак. Ее поступок в прошлом году теперь вообще не важен. Главное — это то, что я сделал…Я обозвал ее. Я обозвал Лили. Да как у меня только язык повернулся?! Какой же я идиот. Она не станет со мной разговаривать.

На моей подушке лежит покрасневший от ее злости изумрудный камень с золотой цепочкой.

Мне теперь все равно. Плевать на результаты СОВ, на все остальное. Плевать. Главное теперь — вымолить прощение у нее. Иначе я никогда себе этого не прощу».

«Мне 17 лет.

Прошел уже год… Но она не прощает меня. Теперь она опять вместе с Джеймсом.

Сколько сил я потратил на то, чтобы извиниться перед ней.

Я понимаю сейчас, что это все бессмысленно, она не простит меня и через двадцать лет. Я потерял самого дорогого человека и никогда не смогу ее вернуть. Не знаю, что делать.

Иногда удается отвлечься, когда Эйвери придумывает что-то новенькое, чтобы попрактиковаться в Темным Искусствах. Тогда я на время забываю о ней. Но это бывает очень редко.

Она не простит меня».

«Мне 18 лет.

Вот и закончилась школа. Сегодня был Выпускной бал…

Конечно, этого стоило ожидать. Она кружилась в вальсе с Джеймсом. Ее волосы развивались по ветру. Волшебное платье, светло-зеленого цвета, так шло ей. А Джеймс обнимал ее, целовал, улыбался ей.

Она смотрела на него так, будто он самый лучший на свете. Я не могу в это поверить. Ее глаза теперь изучали его лицо с таким восторгом, что меня даже затошнило…

И я ушел. Завтра утром поеду домой».

«Мне 19 лет.

Чтож, теперь я официально Пожиратель Смерти.

Я нашел свое призвание благодаря Эйвери и Мальсиберу. Это действительно то, чем я хочу заниматься.

А вчера я получил приглашение на свадьбу от Лили.

Северус, приходи пожалуйста, это очень важно для меня.

Какая глупость. Конечно, я не пойду. Ужас какой-то. Что я там забыл? Пускай прилашают Сириуса там или Люпина, но меня… Увольте. Я ни за что там не появлюсь».

«Сегодня первое ноября 1981 года. Ночью умерла Лили. Они ОБА погибли от руки Волдеморта. Мальчишка, Гарри, выжил. Из-за него пал Темный Лорд».

Надо сказать, что я все таки появился на той свадьбе. Правда так, чтобы меня никто не видел. Я затерялся в толпе гостей под оборотным зельем. Изображал какого-то дальнего родственника, не приглашенного на свадьбу. Просто наблюдал за Лили. За тем, как она прижимает к себе своего мужа, целует его, обнимает. Она плакала от счастья, а Джеймс говорил ей, как сильно любит ее.

Конечно, она так и не посмотрела в мою сторону, да и если бы посмотрела — вряд ли узнала бы Северуса Снейпа в теле толстого парня с белыми волосами. Я пришел, чтобы взглянуть на нее, возможно, в последний раз в жизни. Такое было чувство.

Правильно я тогда поступил или нет — я не знал, да и не очень-то хотел знать. Для меня было важно увидеть ее. То, что она меня так и не заметила, казалось тогда наиболее правильным. Не знаю, почему.

А теперь я с силой захлопнул дневник и позволил себе уронить голову на руки, сложенные на столе. Было страшно и одиноко. Хотелось забыть все это, забыть самого себя.

* * *

Наступил страшный 1998 год. В Годриковой Впадине, как обычно, вечером было очень мало людей. Высокий, худой человек в черной мантии шел по улице, словно тень. Его никто не замечал. Он направлялся к кладбищу. Никто не видел, как дрожат от февральского ветра его руки. Человек подошел к обычному серому надгробию и сел прямо на снег. Он опустил голову, и его длинные темные волосы скрыли слезы, текущие по щекам.

В темноте послышался шепот:

— Прости меня. Я защищал его, как мог. Но теперь он должен умереть. Я обещаю, его смерть будет не напрасной.

Высокий человек в черной мантии еще долго сидел так, но уже молча. Небо темнело над его головой, завывал ветер. В полночь пошел снег, и на плечи ссутулившегося мужчины падали белые хлопья. Человек не двигался, и вскоре снег засыпал всю его спину. Он поднялся с колен только в конце третьего часа ночи. Выходя за ворота небольшого кладбища, он обернулся и произнес почти одними губами:

— Я люблю тебя, Лили.